1877 год
Поделись знанием:
Но от усталости или бессонницы (день был нехороший для занятий, и князь Андрей ничего не мог делать) он всё критиковал сам свою работу, как это часто с ним бывало, и рад был, когда услыхал, что кто то приехал.
Приехавший был Бицкий, служивший в различных комиссиях, бывавший во всех обществах Петербурга, страстный поклонник новых идей и Сперанского и озабоченный вестовщик Петербурга, один из тех людей, которые выбирают направление как платье – по моде, но которые по этому то кажутся самыми горячими партизанами направлений. Он озабоченно, едва успев снять шляпу, вбежал к князю Андрею и тотчас же начал говорить. Он только что узнал подробности заседания государственного совета нынешнего утра, открытого государем, и с восторгом рассказывал о том. Речь государя была необычайна. Это была одна из тех речей, которые произносятся только конституционными монархами. «Государь прямо сказал, что совет и сенат суть государственные сословия ; он сказал, что правление должно иметь основанием не произвол, а твердые начала . Государь сказал, что финансы должны быть преобразованы и отчеты быть публичны», рассказывал Бицкий, ударяя на известные слова и значительно раскрывая глаза.
– Да, нынешнее событие есть эра, величайшая эра в нашей истории, – заключил он.
Князь Андрей слушал рассказ об открытии государственного совета, которого он ожидал с таким нетерпением и которому приписывал такую важность, и удивлялся, что событие это теперь, когда оно совершилось, не только не трогало его, но представлялось ему более чем ничтожным. Он с тихой насмешкой слушал восторженный рассказ Бицкого. Самая простая мысль приходила ему в голову: «Какое дело мне и Бицкому, какое дело нам до того, что государю угодно было сказать в совете! Разве всё это может сделать меня счастливее и лучше?»
И это простое рассуждение вдруг уничтожило для князя Андрея весь прежний интерес совершаемых преобразований. В этот же день князь Андрей должен был обедать у Сперанского «en petit comite«, [в маленьком собрании,] как ему сказал хозяин, приглашая его. Обед этот в семейном и дружеском кругу человека, которым он так восхищался, прежде очень интересовал князя Андрея, тем более что до сих пор он не видал Сперанского в его домашнем быту; но теперь ему не хотелось ехать.
В назначенный час обеда, однако, князь Андрей уже входил в собственный, небольшой дом Сперанского у Таврического сада. В паркетной столовой небольшого домика, отличавшегося необыкновенной чистотой (напоминающей монашескую чистоту) князь Андрей, несколько опоздавший, уже нашел в пять часов собравшееся всё общество этого petit comite, интимных знакомых Сперанского. Дам не было никого кроме маленькой дочери Сперанского (с длинным лицом, похожим на отца) и ее гувернантки. Гости были Жерве, Магницкий и Столыпин. Еще из передней князь Андрей услыхал громкие голоса и звонкий, отчетливый хохот – хохот, похожий на тот, каким смеются на сцене. Кто то голосом, похожим на голос Сперанского, отчетливо отбивал: ха… ха… ха… Князь Андрей никогда не слыхал смеха Сперанского, и этот звонкий, тонкий смех государственного человека странно поразил его.
Князь Андрей вошел в столовую. Всё общество стояло между двух окон у небольшого стола с закуской. Сперанский в сером фраке с звездой, очевидно в том еще белом жилете и высоком белом галстухе, в которых он был в знаменитом заседании государственного совета, с веселым лицом стоял у стола. Гости окружали его. Магницкий, обращаясь к Михайлу Михайловичу, рассказывал анекдот. Сперанский слушал, вперед смеясь тому, что скажет Магницкий. В то время как князь Андрей вошел в комнату, слова Магницкого опять заглушились смехом. Громко басил Столыпин, пережевывая кусок хлеба с сыром; тихим смехом шипел Жерве, и тонко, отчетливо смеялся Сперанский.
Сперанский, всё еще смеясь, подал князю Андрею свою белую, нежную руку.
– Очень рад вас видеть, князь, – сказал он. – Минутку… обратился он к Магницкому, прерывая его рассказ. – У нас нынче уговор: обед удовольствия, и ни слова про дела. – И он опять обратился к рассказчику, и опять засмеялся.
Князь Андрей с удивлением и грустью разочарования слушал его смех и смотрел на смеющегося Сперанского. Это был не Сперанский, а другой человек, казалось князю Андрею. Всё, что прежде таинственно и привлекательно представлялось князю Андрею в Сперанском, вдруг стало ему ясно и непривлекательно.
За столом разговор ни на мгновение не умолкал и состоял как будто бы из собрания смешных анекдотов. Еще Магницкий не успел докончить своего рассказа, как уж кто то другой заявил свою готовность рассказать что то, что было еще смешнее. Анекдоты большею частью касались ежели не самого служебного мира, то лиц служебных. Казалось, что в этом обществе так окончательно было решено ничтожество этих лиц, что единственное отношение к ним могло быть только добродушно комическое. Сперанский рассказал, как на совете сегодняшнего утра на вопрос у глухого сановника о его мнении, сановник этот отвечал, что он того же мнения. Жерве рассказал целое дело о ревизии, замечательное по бессмыслице всех действующих лиц. Столыпин заикаясь вмешался в разговор и с горячностью начал говорить о злоупотреблениях прежнего порядка вещей, угрожая придать разговору серьезный характер. Магницкий стал трунить над горячностью Столыпина, Жерве вставил шутку и разговор принял опять прежнее, веселое направление.
Очевидно, Сперанский после трудов любил отдохнуть и повеселиться в приятельском кружке, и все его гости, понимая его желание, старались веселить его и сами веселиться. Но веселье это казалось князю Андрею тяжелым и невеселым. Тонкий звук голоса Сперанского неприятно поражал его, и неумолкавший смех своей фальшивой нотой почему то оскорблял чувство князя Андрея. Князь Андрей не смеялся и боялся, что он будет тяжел для этого общества. Но никто не замечал его несоответственности общему настроению. Всем было, казалось, очень весело.
Он несколько раз желал вступить в разговор, но всякий раз его слово выбрасывалось вон, как пробка из воды; и он не мог шутить с ними вместе.
Ничего не было дурного или неуместного в том, что они говорили, всё было остроумно и могло бы быть смешно; но чего то, того самого, что составляет соль веселья, не только не было, но они и не знали, что оно бывает.
После обеда дочь Сперанского с своей гувернанткой встали. Сперанский приласкал дочь своей белой рукой, и поцеловал ее. И этот жест показался неестественным князю Андрею.
Мужчины, по английски, остались за столом и за портвейном. В середине начавшегося разговора об испанских делах Наполеона, одобряя которые, все были одного и того же мнения, князь Андрей стал противоречить им. Сперанский улыбнулся и, очевидно желая отклонить разговор от принятого направления, рассказал анекдот, не имеющий отношения к разговору. На несколько мгновений все замолкли.
| Годы |
|---|
| 1873 · 1874 · 1875 · 1876 — 1877 — 1878 · 1879 · 1880 · 1881 |
| Десятилетия |
| 1850-е · 1860-е — 1870-е — 1880-е · 1890-е |
| Века |
| XVIII век — XIX век — XX век |
| Григорианский календарь | 1877 MDCCCLXXVII |
| Юлианский календарь | 1876—1877 (с 13 января) |
| Юлианский календарь с византийской эрой |
7385—7386 (с 13 сентября) |
| От основания Рима | 2629—2630 (с 3 мая) |
| Еврейский календарь |
5637—5638 ה'תרל"ז — ה'תרל"ח |
| Исламский календарь | 1294—1295 |
| Древнеармянский календарь | 4369—4370 (с 11 августа) |
| Армянский церковный календарь | 1326 ԹՎ ՌՅԻԶ
|
| Китайский календарь | 4573—4574 丙子 — 丁丑 красная крыса — красный бык |
| Эфиопский календарь | 1869 — 1870 |
| Древнеиндийский календарь | |
| - Викрам-самват | 1933—1934 |
| - Шака самват | 1799—1800 |
| - Кали-юга | 4978—4979 |
| Иранский календарь | 1255—1256 |
| Буддийский календарь | 2420 |
| Японское летосчисление | 10-й год Мэйдзи |
1877 (тысяча восемьсот семьдесят седьмой) год по григорианскому календарю — невисокосный год, начинающийся в понедельник. Это 1877 год нашей эры, 877 год 2 тысячелетия, 77 год XIX века, 7 год 8-го десятилетия XIX века, 8 год 1870-х годов.
Содержание
События
- 15 января — Австро-Венгрия и Российская империя заключили секретное Будапештское соглашение, по которому Австро-Венгрия соблюдала благожелательный нейтралитет в намечавшейся русско-турецкой войне в обмен на право оккупировать Боснию и Герцеговину[1].
- 4 марта — состоялся дебют балета «Лебединое озеро» Петра Ильича Чайковского.
- 21 марта — русский рабочий-революционер Пётр Алексеевич Алексеев произнёс на суде свою известную речь с осуждением политики в отношении рабочих и критикой аграрной реформы 1861 года[2].
- 24 апреля — Россия объявляет войну Османской империи. Начало Русско-Турецкой войны.
- 1 мая — Основано Общество Красного Креста Японии ([www.jrc.or.jp/english/about/history.html Japanese Red Cross Society]).
- 21 мая — Румыния провозглашает независимость от Османской империи.
- 29 мая — первое применение торпеды в боевой обстановке: британский фрегат Её Величества «Шах» против перуанского броненосца «Уаскар».
- 9 июля — в Уимблдоне стартовал первый чемпионат по теннису, который провёл Всеанглийский клуб лаун-тенниса и крокета.
- 19 июля — турецкая армия на Карской равнине заняла Аладжинские высоты после того, как русский корпус генерала М. Т. Лорис-Меликова снял осаду Карса и отошёл к Александрополю. Попытки русских войск взять высоты в августе и сентябре не имели успеха[3].
- 12 августа — американским астрономом Асафом Холлом открыты Фобос и Деймос, два спутника планеты Марс.
- 10-18 сентября — международный рабочий конгресс в Генте.
- 14 сентября — скончался премьер-министр Греции адмирал Константинос Канарис. Пост премьер-министра занял Александрос Кумундурос[4].
- 3 октября — русское гражданское управление в Болгарии разрешило болгарским крестьянам занимать пустующие земли, принадлежавшие бежавшим туркам[5].
- 9 октября — Авлияр-Аладжинское сражение: русская армия на Кавказе начала наступление в направлении Карса[3].
- 15 октября — на Кавказе войска генерал-лейтенанта И. Д. Лазарева штурмом взяли турецкие позиции на горе Авлияр[3].
- 25 октября — кавказский корпус русской армии вновь осадил крепость Карс[3].
- 18 ноября — русская армия взяла штурмом крепость Карс[3].
- Самурайское восстание в провинции Сацума под руководством Сайго Такамори.
- Героическая защита крепости Баязет в Русско-турецкой войне.
- Томас Эдисон изобрёл фонограф — аппарат, воспроизводивший речь человека.
- В Токио был основан первый в истории Японии Токийский университет.
Наука
Музыка
Театр
Напишите отзыв о статье "1877 год"
Литература
Метрополитен
Железнодорожный транспорт
Родились
См. также: Категория:Родившиеся в 1877 году
- 20 января — Антоний Вивульский, виленский архитектор и скульптор.
- 22 января — Болеслав Лесьмян, польский поэт (ум. 1937).
- 30 января — Мария Распятия, блаженная римско-католической церкви, монахиня.
- 8 марта — Александр Семёнович Ященко, русский общественный деятель, правовед, библиограф.
- 9 марта — Эмиль Абдергальден, немецкий биохимик и физиолог.
- 2 июля — Герман Гессе, немецкий писатель.
- 6 июля — Нисето Алькала Самора и Торрес — премьер-министр Испании в 1931 году, президент Испании в 1931 — 1936 годах.
- 28 июля — Васил Коларов, болгарский коммунист, временный председатель Народной Республики Болгарии в 1946—1947 годах, премьер-министр Болгарии и руководитель Генерального секретариата Болгарской коммунистической партии в 1949—1950 годах (ум. 1950).
- 8 августа — Александр Алексеевич Ханжонков, российский организатор кинопромышленности, продюсер, режиссёр, сценарист, один из создателей российского кинематографа.
- 10 августа — Фрэнк Джеймс Маршалл, американский шахматист.
- 2 сентября — Милан Недич, сербский военный и политический деятель, генерал, глава прогерманского правительства Сербии в 1941—1944 годах (ум. 1946).
- 4 сентября — Карлис Улманис, латвийский государственный деятель, президент Латвии (1936—1940; ум. 1942).
- 11 сентября — Феликс Эдмундович Дзержинский, русский революционер, председатель ВЧК (ОГПУ).
- 4 октября — Франсиско (Панчо) Вилья (Доротео Аранго), один из лидеров повстанцев во время Мексиканской революции (ум. 1923).
- 2 ноября — Султан Мухаммад-шах Ага-хан III, имам исмаилитов с 1885 года (ум. 1957).
- 30 декабря — Мария Пилар и Святого Франциска Борджа, блаженная римско-католической церкви, монахиня Ордена Босых Кармелиток.
Скончались
См. также: Категория:Умершие в 1877 году
- 8 февраля — Уилкс, Чарльз, американский исследователь и учёный, адмирал ВМС США (род. 1798).
- 18 февраля — Василий Данилович Гинденбург, российский медик (р. 1799).
- 14 сентября — Константинос Канарис, греческий политик и военачальник, адмирал, герой войны за независимость Греции, премьер-министр Греции в 1864—1865 и в 1877 годах (род. 1790).
- 23 сентября — Урбен Жан Жозеф Леверье, французский астроном.
- 31 мая (12 июня) — Огарёв, Николай Платонович, поэт, публицист, русский революционер.
- 12 ноября — Поликарп Андреевич Гирштовт, российский хирург, издатель, редактор, доктор медицины (род. 1827).
См. также
|
1877 год в Викитеке? |
|---|
Примечания
| Календарь на 1877 год | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
Январь
|
Февраль
|
Март
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Апрель
|
Май
|
Июнь
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Июль
|
Август
|
Сентябрь
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Октябрь
|
Ноябрь
|
Декабрь
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий 1877 год
На другой день князь Андрей вспомнил вчерашний бал, но не на долго остановился на нем мыслями. «Да, очень блестящий был бал. И еще… да, Ростова очень мила. Что то в ней есть свежее, особенное, не петербургское, отличающее ее». Вот всё, что он думал о вчерашнем бале, и напившись чаю, сел за работу.Но от усталости или бессонницы (день был нехороший для занятий, и князь Андрей ничего не мог делать) он всё критиковал сам свою работу, как это часто с ним бывало, и рад был, когда услыхал, что кто то приехал.
Приехавший был Бицкий, служивший в различных комиссиях, бывавший во всех обществах Петербурга, страстный поклонник новых идей и Сперанского и озабоченный вестовщик Петербурга, один из тех людей, которые выбирают направление как платье – по моде, но которые по этому то кажутся самыми горячими партизанами направлений. Он озабоченно, едва успев снять шляпу, вбежал к князю Андрею и тотчас же начал говорить. Он только что узнал подробности заседания государственного совета нынешнего утра, открытого государем, и с восторгом рассказывал о том. Речь государя была необычайна. Это была одна из тех речей, которые произносятся только конституционными монархами. «Государь прямо сказал, что совет и сенат суть государственные сословия ; он сказал, что правление должно иметь основанием не произвол, а твердые начала . Государь сказал, что финансы должны быть преобразованы и отчеты быть публичны», рассказывал Бицкий, ударяя на известные слова и значительно раскрывая глаза.
– Да, нынешнее событие есть эра, величайшая эра в нашей истории, – заключил он.
Князь Андрей слушал рассказ об открытии государственного совета, которого он ожидал с таким нетерпением и которому приписывал такую важность, и удивлялся, что событие это теперь, когда оно совершилось, не только не трогало его, но представлялось ему более чем ничтожным. Он с тихой насмешкой слушал восторженный рассказ Бицкого. Самая простая мысль приходила ему в голову: «Какое дело мне и Бицкому, какое дело нам до того, что государю угодно было сказать в совете! Разве всё это может сделать меня счастливее и лучше?»
И это простое рассуждение вдруг уничтожило для князя Андрея весь прежний интерес совершаемых преобразований. В этот же день князь Андрей должен был обедать у Сперанского «en petit comite«, [в маленьком собрании,] как ему сказал хозяин, приглашая его. Обед этот в семейном и дружеском кругу человека, которым он так восхищался, прежде очень интересовал князя Андрея, тем более что до сих пор он не видал Сперанского в его домашнем быту; но теперь ему не хотелось ехать.
В назначенный час обеда, однако, князь Андрей уже входил в собственный, небольшой дом Сперанского у Таврического сада. В паркетной столовой небольшого домика, отличавшегося необыкновенной чистотой (напоминающей монашескую чистоту) князь Андрей, несколько опоздавший, уже нашел в пять часов собравшееся всё общество этого petit comite, интимных знакомых Сперанского. Дам не было никого кроме маленькой дочери Сперанского (с длинным лицом, похожим на отца) и ее гувернантки. Гости были Жерве, Магницкий и Столыпин. Еще из передней князь Андрей услыхал громкие голоса и звонкий, отчетливый хохот – хохот, похожий на тот, каким смеются на сцене. Кто то голосом, похожим на голос Сперанского, отчетливо отбивал: ха… ха… ха… Князь Андрей никогда не слыхал смеха Сперанского, и этот звонкий, тонкий смех государственного человека странно поразил его.
Князь Андрей вошел в столовую. Всё общество стояло между двух окон у небольшого стола с закуской. Сперанский в сером фраке с звездой, очевидно в том еще белом жилете и высоком белом галстухе, в которых он был в знаменитом заседании государственного совета, с веселым лицом стоял у стола. Гости окружали его. Магницкий, обращаясь к Михайлу Михайловичу, рассказывал анекдот. Сперанский слушал, вперед смеясь тому, что скажет Магницкий. В то время как князь Андрей вошел в комнату, слова Магницкого опять заглушились смехом. Громко басил Столыпин, пережевывая кусок хлеба с сыром; тихим смехом шипел Жерве, и тонко, отчетливо смеялся Сперанский.
Сперанский, всё еще смеясь, подал князю Андрею свою белую, нежную руку.
– Очень рад вас видеть, князь, – сказал он. – Минутку… обратился он к Магницкому, прерывая его рассказ. – У нас нынче уговор: обед удовольствия, и ни слова про дела. – И он опять обратился к рассказчику, и опять засмеялся.
Князь Андрей с удивлением и грустью разочарования слушал его смех и смотрел на смеющегося Сперанского. Это был не Сперанский, а другой человек, казалось князю Андрею. Всё, что прежде таинственно и привлекательно представлялось князю Андрею в Сперанском, вдруг стало ему ясно и непривлекательно.
За столом разговор ни на мгновение не умолкал и состоял как будто бы из собрания смешных анекдотов. Еще Магницкий не успел докончить своего рассказа, как уж кто то другой заявил свою готовность рассказать что то, что было еще смешнее. Анекдоты большею частью касались ежели не самого служебного мира, то лиц служебных. Казалось, что в этом обществе так окончательно было решено ничтожество этих лиц, что единственное отношение к ним могло быть только добродушно комическое. Сперанский рассказал, как на совете сегодняшнего утра на вопрос у глухого сановника о его мнении, сановник этот отвечал, что он того же мнения. Жерве рассказал целое дело о ревизии, замечательное по бессмыслице всех действующих лиц. Столыпин заикаясь вмешался в разговор и с горячностью начал говорить о злоупотреблениях прежнего порядка вещей, угрожая придать разговору серьезный характер. Магницкий стал трунить над горячностью Столыпина, Жерве вставил шутку и разговор принял опять прежнее, веселое направление.
Очевидно, Сперанский после трудов любил отдохнуть и повеселиться в приятельском кружке, и все его гости, понимая его желание, старались веселить его и сами веселиться. Но веселье это казалось князю Андрею тяжелым и невеселым. Тонкий звук голоса Сперанского неприятно поражал его, и неумолкавший смех своей фальшивой нотой почему то оскорблял чувство князя Андрея. Князь Андрей не смеялся и боялся, что он будет тяжел для этого общества. Но никто не замечал его несоответственности общему настроению. Всем было, казалось, очень весело.
Он несколько раз желал вступить в разговор, но всякий раз его слово выбрасывалось вон, как пробка из воды; и он не мог шутить с ними вместе.
Ничего не было дурного или неуместного в том, что они говорили, всё было остроумно и могло бы быть смешно; но чего то, того самого, что составляет соль веселья, не только не было, но они и не знали, что оно бывает.
После обеда дочь Сперанского с своей гувернанткой встали. Сперанский приласкал дочь своей белой рукой, и поцеловал ее. И этот жест показался неестественным князю Андрею.
Мужчины, по английски, остались за столом и за портвейном. В середине начавшегося разговора об испанских делах Наполеона, одобряя которые, все были одного и того же мнения, князь Андрей стал противоречить им. Сперанский улыбнулся и, очевидно желая отклонить разговор от принятого направления, рассказал анекдот, не имеющий отношения к разговору. На несколько мгновений все замолкли.
