1888 год в музыке
Поделись знанием:
Княжна, сморщившись от желания удержать слезы, сидела подле Наташи и слушала в первый раз историю этих последних дней любви своего брата с Наташей.
Этот мучительный и радостный рассказ, видимо, был необходим для Наташи.
Она говорила, перемешивая ничтожнейшие подробности с задушевнейшими тайнами, и, казалось, никогда не могла кончить. Несколько раз она повторяла то же самое.
За дверью послышался голос Десаля, спрашивавшего, можно ли Николушке войти проститься.
– Да вот и все, все… – сказала Наташа. Она быстро встала, в то время как входил Николушка, и почти побежала к двери, стукнулась головой о дверь, прикрытую портьерой, и с стоном не то боли, не то печали вырвалась из комнаты.
Пьер смотрел на дверь, в которую она вышла, и не понимал, отчего он вдруг один остался во всем мире.
Княжна Марья вызвала его из рассеянности, обратив его внимание на племянника, который вошел в комнату.
Лицо Николушки, похожее на отца, в минуту душевного размягчения, в котором Пьер теперь находился, так на него подействовало, что он, поцеловав Николушку, поспешно встал и, достав платок, отошел к окну. Он хотел проститься с княжной Марьей, но она удержала его.
– Нет, мы с Наташей не спим иногда до третьего часа; пожалуйста, посидите. Я велю дать ужинать. Подите вниз; мы сейчас придем.
Прежде чем Пьер вышел, княжна сказала ему:
– Это в первый раз она так говорила о нем.
Пьера провели в освещенную большую столовую; через несколько минут послышались шаги, и княжна с Наташей вошли в комнату. Наташа была спокойна, хотя строгое, без улыбки, выражение теперь опять установилось на ее лице. Княжна Марья, Наташа и Пьер одинаково испытывали то чувство неловкости, которое следует обыкновенно за оконченным серьезным и задушевным разговором. Продолжать прежний разговор невозможно; говорить о пустяках – совестно, а молчать неприятно, потому что хочется говорить, а этим молчанием как будто притворяешься. Они молча подошли к столу. Официанты отодвинули и пододвинули стулья. Пьер развернул холодную салфетку и, решившись прервать молчание, взглянул на Наташу и княжну Марью. Обе, очевидно, в то же время решились на то же: у обеих в глазах светилось довольство жизнью и признание того, что, кроме горя, есть и радости.
– Вы пьете водку, граф? – сказала княжна Марья, и эти слова вдруг разогнали тени прошедшего.
– Расскажите же про себя, – сказала княжна Марья. – Про вас рассказывают такие невероятные чудеса.
– Да, – с своей, теперь привычной, улыбкой кроткой насмешки отвечал Пьер. – Мне самому даже рассказывают про такие чудеса, каких я и во сне не видел. Марья Абрамовна приглашала меня к себе и все рассказывала мне, что со мной случилось, или должно было случиться. Степан Степаныч тоже научил меня, как мне надо рассказывать. Вообще я заметил, что быть интересным человеком очень покойно (я теперь интересный человек); меня зовут и мне рассказывают.
Наташа улыбнулась и хотела что то сказать.
– Нам рассказывали, – перебила ее княжна Марья, – что вы в Москве потеряли два миллиона. Правда это?
– А я стал втрое богаче, – сказал Пьер. Пьер, несмотря на то, что долги жены и необходимость построек изменили его дела, продолжал рассказывать, что он стал втрое богаче.
– Что я выиграл несомненно, – сказал он, – так это свободу… – начал он было серьезно; но раздумал продолжать, заметив, что это был слишком эгоистический предмет разговора.
– А вы строитесь?
– Да, Савельич велит.
– Скажите, вы не знали еще о кончине графини, когда остались в Москве? – сказала княжна Марья и тотчас же покраснела, заметив, что, делая этот вопрос вслед за его словами о том, что он свободен, она приписывает его словам такое значение, которого они, может быть, не имели.
– Нет, – отвечал Пьер, не найдя, очевидно, неловким то толкование, которое дала княжна Марья его упоминанию о своей свободе. – Я узнал это в Орле, и вы не можете себе представить, как меня это поразило. Мы не были примерные супруги, – сказал он быстро, взглянув на Наташу и заметив в лице ее любопытство о том, как он отзовется о своей жене. – Но смерть эта меня страшно поразила. Когда два человека ссорятся – всегда оба виноваты. И своя вина делается вдруг страшно тяжела перед человеком, которого уже нет больше. И потом такая смерть… без друзей, без утешения. Мне очень, очень жаль еe, – кончил он и с удовольствием заметил радостное одобрение на лице Наташи.
– Да, вот вы опять холостяк и жених, – сказала княжна Марья.
Пьер вдруг багрово покраснел и долго старался не смотреть на Наташу. Когда он решился взглянуть на нее, лицо ее было холодно, строго и даже презрительно, как ему показалось.
| 1888 год в музыке | ||
| 1886 — 1887 — 1888 — 1889 — 1890 | ||
| ||
| См. также: Другие события в 1888 году События в театре и События в кино | ||
Содержание
События
- 20 марта — в Малом театре театральной труппой Н. И. Шишкина была поставлена первая в мире оперетта «Чавэ адро вэша» («Дети лесов») на цыганском языке[1]
- 29 июня — сделана одна из старейших сохранившихся звукозаписей. Оратория Генделя «Израиль в Египте», исполнявшаяся хором из 4000 голосов на Генделевском фестивале в лондонском Хрустальном Дворце, была записана на усовершенствованный фонограф Томаса Эдисона. Эта звукозапись, сделанная представителем Эдисона в Англии полковником Джорджем Гуро, считается старейшей из сохранившихся записей музыки, сделанных с целью дальнейшего воспроизведения. Также она считалась старейшей из сохранившихся записей музыки вообще, до момента цифрового восстановления фонавтограмм французского изобретателя Леона Скотта[2]
Классическая музыка
- Иоганнес Брамс — соната для скрипки ре-минор, опус 108
- Хуго Вольф — песни на стихи Иоганна Вольфганга Гёте и Эдуарда Мёрике
- Эдвард Григ — Сцены из «Олафа Трюгвасона», для солистов, хора и оркестра, сочинение 50
- Клод Дебюсси — «Две арабески»
- Фредерик Делиус — симфоническая поэма «Гайавата»
- Густав Малер — цикл песен «Волшебный рог мальчика»
- Карл Нильсен — сюита для струнного оркестра
- Игнаций Ян Падеревский — Концерт для фортепиано ля-минор
- Йозеф Габриэль фон Райнбергер — соната для органа № 12 ре-бемоль мажор, опус 154
- Макс Регер — струнный квартет ре-минор
- Николай Римский-Корсаков — сюита «Шехеразада»
- Артур Салливан — музыка к пьесе «Макбет» Шекспира
- Эрик Сати — «Три гимнопедии»
- Сезар Франк — симфоническая поэма «Психея»
- Пётр Чайковский — Симфония № 5; балет «Спящая красавица»
- Сесиль Шаминад — Концертштюк для фортепиано и оркестра; драматическая симфония с хорами «Амазонки»
- Рихард Штраус — симфоническая поэма «Макбет»
Опера
- Карл Мария фон Вебер — «Три Пинто» (была завершена Густавом Малером)
- Жюль Массне — «Эсклармонда»
- Карел Мири — «La Napolitaine»
- Артур Салливан — «Йомены гвардии»
Персоналии
Родились
- 26 января — Лиза Стайер, балерина (ум. 1928)
- 9 февраля — Эрнст Мехлих, дирижёр и композитор (ум. 1977)
- 27 февраля — Лотта Леман, оперная певица-сопрано (ум. 1976)
- 10 мая — Макс Стайнер, композитор (ум. 1971)
- 11 мая — Ирвинг Берлин, композитор (ум. 1989)
- 27 мая — Луи Дюрей, композитор (ум. 1979)
- 3 июня — Том Браун, джазовый музыкант (ум. 1958)
- 6 июня — Пит Уэндлинг, композитор и пианист (ум. 1974)
- 16 июня — Бобби Кларк, певец и комедиант (ум. 1960)
- 16 августа — Арманд Дж. Пайрон, джазовый музыкант (ум. 1943)
- 1 сентября — Стоян Брашованов, болгарский музыковед, фольклорист, общественный деятель и педагог (ум. 1956).
- 12 сентября — Морис Шевалье, певец и актёр (ум. 1972)
- 7 октября — Сесил Фредерик Колс, композитор (ум. 1918)
- 28 декабря — Габриэль фон Вайдич, оперный композитор (ум. 1969)
Скончались
- 5 января — Анри Герц, пианист и композитор (род. 1803)
- 14 января — Стефан Геллер, пианист и композитор (род. 1813)
- 7 февраля — Аврора фон Хакстаузен, пианистка и композитор (род. 1830)
- 22 февраля — Жан Дельфен Аляр, скрипач и музыкальный педагог (род. 1815)
- 10 марта — Чиро Пинсути, пианист и композитор (род. 1829)
- 21 марта — Томас Герман Рид, композитор и театральный менеджер (род. 1817)
- 29 марта — Шарль Валантен Алькан, пианист и композитор (род. 1813)
- 21 апреля — Юлиус Вайссенборн, фаготист (род. 1837)
- 13 июня — Тимотео Пасини, композитор, дирижёр и пианист (род. 1829)
- 8 августа — Фридрих Вильгельм Йенс, композитор и музыкальный педагог (род. 1809)
- 31 августа — Бланш Коул, оперная певица-сопрано (род. 1851)
- 17 ноября — Якоб Донт, скрипач и композитор (род. 1815)
- 2 декабря — Франц Ксавьер Витт, церковный музыкант и композитор (род. 1834)
- 26 декабря — Альфред Ванс, певец и комедиант (род. 1839)
См. также
Напишите отзыв о статье "1888 год в музыке"
Примечания
- ↑ Бессонов, Николай. [gypsy-life.net/mif-27.htm Миф о том, что театр «Ромэн» — первый и единственный в мире]. Gypsy-life.net. [www.webcitation.org/6FhxxgxrK Архивировано из первоисточника 7 апреля 2013].
- ↑ Stone, 2010, с. 30.
Литература
- Stone, Kurt F. [books.google.ru/books?id=ACTF56SnaykC&pg=PA30&dq=H%C3%A4ndel+1888+Israel+Egypt&hl=ru&sa=X&ei=qipZUcuTCdGN4gSi2YCgAQ&ved=0CD0Q6AEwAg#v=onepage&q=H%C3%A4ndel%201888%20Israel%20Egypt&f=false The Jews of Capitol Hill: A Compendium of Jewish Congressional Members]. — Scarecrow Press, 2010. — ISBN 9780810877382.
Отрывок, характеризующий 1888 год в музыке
Пьер слушал ее с раскрытым ртом и не спуская с нее своих глаз, полных слезами. Слушая ее, он не думал ни о князе Андрее, ни о смерти, ни о том, что она рассказывала. Он слушал ее и только жалел ее за то страдание, которое она испытывала теперь, рассказывая.Княжна, сморщившись от желания удержать слезы, сидела подле Наташи и слушала в первый раз историю этих последних дней любви своего брата с Наташей.
Этот мучительный и радостный рассказ, видимо, был необходим для Наташи.
Она говорила, перемешивая ничтожнейшие подробности с задушевнейшими тайнами, и, казалось, никогда не могла кончить. Несколько раз она повторяла то же самое.
За дверью послышался голос Десаля, спрашивавшего, можно ли Николушке войти проститься.
– Да вот и все, все… – сказала Наташа. Она быстро встала, в то время как входил Николушка, и почти побежала к двери, стукнулась головой о дверь, прикрытую портьерой, и с стоном не то боли, не то печали вырвалась из комнаты.
Пьер смотрел на дверь, в которую она вышла, и не понимал, отчего он вдруг один остался во всем мире.
Княжна Марья вызвала его из рассеянности, обратив его внимание на племянника, который вошел в комнату.
Лицо Николушки, похожее на отца, в минуту душевного размягчения, в котором Пьер теперь находился, так на него подействовало, что он, поцеловав Николушку, поспешно встал и, достав платок, отошел к окну. Он хотел проститься с княжной Марьей, но она удержала его.
– Нет, мы с Наташей не спим иногда до третьего часа; пожалуйста, посидите. Я велю дать ужинать. Подите вниз; мы сейчас придем.
Прежде чем Пьер вышел, княжна сказала ему:
– Это в первый раз она так говорила о нем.
Пьера провели в освещенную большую столовую; через несколько минут послышались шаги, и княжна с Наташей вошли в комнату. Наташа была спокойна, хотя строгое, без улыбки, выражение теперь опять установилось на ее лице. Княжна Марья, Наташа и Пьер одинаково испытывали то чувство неловкости, которое следует обыкновенно за оконченным серьезным и задушевным разговором. Продолжать прежний разговор невозможно; говорить о пустяках – совестно, а молчать неприятно, потому что хочется говорить, а этим молчанием как будто притворяешься. Они молча подошли к столу. Официанты отодвинули и пододвинули стулья. Пьер развернул холодную салфетку и, решившись прервать молчание, взглянул на Наташу и княжну Марью. Обе, очевидно, в то же время решились на то же: у обеих в глазах светилось довольство жизнью и признание того, что, кроме горя, есть и радости.
– Вы пьете водку, граф? – сказала княжна Марья, и эти слова вдруг разогнали тени прошедшего.
– Расскажите же про себя, – сказала княжна Марья. – Про вас рассказывают такие невероятные чудеса.
– Да, – с своей, теперь привычной, улыбкой кроткой насмешки отвечал Пьер. – Мне самому даже рассказывают про такие чудеса, каких я и во сне не видел. Марья Абрамовна приглашала меня к себе и все рассказывала мне, что со мной случилось, или должно было случиться. Степан Степаныч тоже научил меня, как мне надо рассказывать. Вообще я заметил, что быть интересным человеком очень покойно (я теперь интересный человек); меня зовут и мне рассказывают.
Наташа улыбнулась и хотела что то сказать.
– Нам рассказывали, – перебила ее княжна Марья, – что вы в Москве потеряли два миллиона. Правда это?
– А я стал втрое богаче, – сказал Пьер. Пьер, несмотря на то, что долги жены и необходимость построек изменили его дела, продолжал рассказывать, что он стал втрое богаче.
– Что я выиграл несомненно, – сказал он, – так это свободу… – начал он было серьезно; но раздумал продолжать, заметив, что это был слишком эгоистический предмет разговора.
– А вы строитесь?
– Да, Савельич велит.
– Скажите, вы не знали еще о кончине графини, когда остались в Москве? – сказала княжна Марья и тотчас же покраснела, заметив, что, делая этот вопрос вслед за его словами о том, что он свободен, она приписывает его словам такое значение, которого они, может быть, не имели.
– Нет, – отвечал Пьер, не найдя, очевидно, неловким то толкование, которое дала княжна Марья его упоминанию о своей свободе. – Я узнал это в Орле, и вы не можете себе представить, как меня это поразило. Мы не были примерные супруги, – сказал он быстро, взглянув на Наташу и заметив в лице ее любопытство о том, как он отзовется о своей жене. – Но смерть эта меня страшно поразила. Когда два человека ссорятся – всегда оба виноваты. И своя вина делается вдруг страшно тяжела перед человеком, которого уже нет больше. И потом такая смерть… без друзей, без утешения. Мне очень, очень жаль еe, – кончил он и с удовольствием заметил радостное одобрение на лице Наташи.
– Да, вот вы опять холостяк и жених, – сказала княжна Марья.
Пьер вдруг багрово покраснел и долго старался не смотреть на Наташу. Когда он решился взглянуть на нее, лицо ее было холодно, строго и даже презрительно, как ему показалось.
