1894 год в литературе

Книги

• «Заячий ремиз» — рассказ Н. С. Лескова.
• «Легенда о Великом инквизиторе» — философское и литературоведческое исследование Василия Васильевича Розанова.
• «Простофиля Вильсон» — произведение Марка Твена.
• «Семья Поланецких» — роман польского писателя Генрика Сенкевича.
• «Смерть Тентажиля» — пьеса Мориса Метерлинка.
• «Скрипка Ротшильда», «Студент», «Учитель словесности», «Чёрный монах» — рассказы А. П. Чехова.
• «Удивительные приключения дядюшки Антифера» — произведения Жюля Верна.
• «Хитрости дипломатии» — рассказ Артура Конан Дойля о приключениях бригадира Жерара, не вошедший в сборник.
• «Черты из жизни Пепко» — роман русского писателя Д. Н. Мамина-Сибиряка.

Поэзия

• «Стихи» (норв. Digte) — дебютный поэтический сборник норвежского писателя и поэта Габриэля Скотта.
• «Под северным небом» — первый поэтический сборник К. Д. Бальмонта.

Родились

• 20 февраля — Ярослав Ивашкевич, польский писатель, поэт, драматург, переводчик (умер в 1980).
• 13 июля — Исаак Бабель, русский советский писатель (умер в 1940).
• 26 июля — Олдос Хаксли, английский писатель (умер в 1963).
• 18 октября — Тибор Дери (Déry Tibor), венгерский писатель (умер в 1977).
• 10 ноября — Георгий Иванов, русский поэт, прозаик (умер в 1958).
• 28 ноября — Фидлер, Аркадий, польский писатель (умер в 1985).

Умерли

• 28 января — Франц фон Зеебург, немецкий писатель (родился в 1836).
• 17 июля — Леконт де Лиль, французский поэт (родился в 1818).
• 3 декабря — Роберт Льюис Стивенсон, шотландский писатель и поэт (родился в 1850).
• Лев Моисеевич Биншток, российский публицист, редактор (родился в 1836).

Отрывок, характеризующий 1894 год в литературе

– De l'histoire ancienne, [Древняя история,] – сказал другой, догадавшись, что дело шло о прежних войнах. – L'Empereur va lui faire voir a votre Souvara, comme aux autres… [Император покажет вашему Сувара, как и другим…]
– Бонапарте… – начал было Долохов, но француз перебил его.
– Нет Бонапарте. Есть император! Sacre nom… [Чорт возьми…] – сердито крикнул он.
– Чорт его дери вашего императора!
И Долохов по русски, грубо, по солдатски обругался и, вскинув ружье, отошел прочь.
– Пойдемте, Иван Лукич, – сказал он ротному.
– Вот так по хранцузски, – заговорили солдаты в цепи. – Ну ка ты, Сидоров!
Сидоров подмигнул и, обращаясь к французам, начал часто, часто лепетать непонятные слова:
– Кари, мала, тафа, сафи, мутер, каска, – лопотал он, стараясь придавать выразительные интонации своему голосу.
– Го, го, го! ха ха, ха, ха! Ух! Ух! – раздался между солдатами грохот такого здорового и веселого хохота, невольно через цепь сообщившегося и французам, что после этого нужно было, казалось, разрядить ружья, взорвать заряды и разойтись поскорее всем по домам.
Но ружья остались заряжены, бойницы в домах и укреплениях так же грозно смотрели вперед и так же, как прежде, остались друг против друга обращенные, снятые с передков пушки.


Объехав всю линию войск от правого до левого фланга, князь Андрей поднялся на ту батарею, с которой, по словам штаб офицера, всё поле было видно. Здесь он слез с лошади и остановился у крайнего из четырех снятых с передков орудий. Впереди орудий ходил часовой артиллерист, вытянувшийся было перед офицером, но по сделанному ему знаку возобновивший свое равномерное, скучливое хождение. Сзади орудий стояли передки, еще сзади коновязь и костры артиллеристов. Налево, недалеко от крайнего орудия, был новый плетеный шалашик, из которого слышались оживленные офицерские голоса.
Действительно, с батареи открывался вид почти всего расположения русских войск и большей части неприятеля. Прямо против батареи, на горизонте противоположного бугра, виднелась деревня Шенграбен; левее и правее можно было различить в трех местах, среди дыма их костров, массы французских войск, которых, очевидно, большая часть находилась в самой деревне и за горою. Левее деревни, в дыму, казалось что то похожее на батарею, но простым глазом нельзя было рассмотреть хорошенько. Правый фланг наш располагался на довольно крутом возвышении, которое господствовало над позицией французов. По нем расположена была наша пехота, и на самом краю видны были драгуны. В центре, где и находилась та батарея Тушина, с которой рассматривал позицию князь Андрей, был самый отлогий и прямой спуск и подъем к ручью, отделявшему нас от Шенграбена. Налево войска наши примыкали к лесу, где дымились костры нашей, рубившей дрова, пехоты. Линия французов была шире нашей, и ясно было, что французы легко могли обойти нас с обеих сторон. Сзади нашей позиции был крутой и глубокий овраг, по которому трудно было отступать артиллерии и коннице. Князь Андрей, облокотясь на пушку и достав бумажник, начертил для себя план расположения войск. В двух местах он карандашом поставил заметки, намереваясь сообщить их Багратиону. Он предполагал, во первых, сосредоточить всю артиллерию в центре и, во вторых, кавалерию перевести назад, на ту сторону оврага. Князь Андрей, постоянно находясь при главнокомандующем, следя за движениями масс и общими распоряжениями и постоянно занимаясь историческими описаниями сражений, и в этом предстоящем деле невольно соображал будущий ход военных действий только в общих чертах. Ему представлялись лишь следующего рода крупные случайности: «Ежели неприятель поведет атаку на правый фланг, – говорил он сам себе, – Киевский гренадерский и Подольский егерский должны будут удерживать свою позицию до тех пор, пока резервы центра не подойдут к ним. В этом случае драгуны могут ударить во фланг и опрокинуть их. В случае же атаки на центр, мы выставляем на этом возвышении центральную батарею и под ее прикрытием стягиваем левый фланг и отступаем до оврага эшелонами», рассуждал он сам с собою…