1906 год
Поделись знанием:
– Ростов, ты где?
– Здесь. Какова молния! – переговаривались они.
В покинутой корчме, перед которою стояла кибиточка доктора, уже было человек пять офицеров. Марья Генриховна, полная белокурая немочка в кофточке и ночном чепчике, сидела в переднем углу на широкой лавке. Муж ее, доктор, спал позади ее. Ростов с Ильиным, встреченные веселыми восклицаниями и хохотом, вошли в комнату.
– И! да у вас какое веселье, – смеясь, сказал Ростов.
– А вы что зеваете?
– Хороши! Так и течет с них! Гостиную нашу не замочите.
– Марьи Генриховны платье не запачкать, – отвечали голоса.
Ростов с Ильиным поспешили найти уголок, где бы они, не нарушая скромности Марьи Генриховны, могли бы переменить мокрое платье. Они пошли было за перегородку, чтобы переодеться; но в маленьком чуланчике, наполняя его весь, с одной свечкой на пустом ящике, сидели три офицера, играя в карты, и ни за что не хотели уступить свое место. Марья Генриховна уступила на время свою юбку, чтобы употребить ее вместо занавески, и за этой занавеской Ростов и Ильин с помощью Лаврушки, принесшего вьюки, сняли мокрое и надели сухое платье.
В разломанной печке разложили огонь. Достали доску и, утвердив ее на двух седлах, покрыли попоной, достали самоварчик, погребец и полбутылки рому, и, попросив Марью Генриховну быть хозяйкой, все столпились около нее. Кто предлагал ей чистый носовой платок, чтобы обтирать прелестные ручки, кто под ножки подкладывал ей венгерку, чтобы не было сыро, кто плащом занавешивал окно, чтобы не дуло, кто обмахивал мух с лица ее мужа, чтобы он не проснулся.
– Оставьте его, – говорила Марья Генриховна, робко и счастливо улыбаясь, – он и так спит хорошо после бессонной ночи.
– Нельзя, Марья Генриховна, – отвечал офицер, – надо доктору прислужиться. Все, может быть, и он меня пожалеет, когда ногу или руку резать станет.
Стаканов было только три; вода была такая грязная, что нельзя было решить, когда крепок или некрепок чай, и в самоваре воды было только на шесть стаканов, но тем приятнее было по очереди и старшинству получить свой стакан из пухлых с короткими, не совсем чистыми, ногтями ручек Марьи Генриховны. Все офицеры, казалось, действительно были в этот вечер влюблены в Марью Генриховну. Даже те офицеры, которые играли за перегородкой в карты, скоро бросили игру и перешли к самовару, подчиняясь общему настроению ухаживанья за Марьей Генриховной. Марья Генриховна, видя себя окруженной такой блестящей и учтивой молодежью, сияла счастьем, как ни старалась она скрывать этого и как ни очевидно робела при каждом сонном движении спавшего за ней мужа.
Ложка была только одна, сахару было больше всего, но размешивать его не успевали, и потому было решено, что она будет поочередно мешать сахар каждому. Ростов, получив свой стакан и подлив в него рому, попросил Марью Генриховну размешать.
– Да ведь вы без сахара? – сказала она, все улыбаясь, как будто все, что ни говорила она, и все, что ни говорили другие, было очень смешно и имело еще другое значение.
– Да мне не сахар, мне только, чтоб вы помешали своей ручкой.
Марья Генриховна согласилась и стала искать ложку, которую уже захватил кто то.
– Вы пальчиком, Марья Генриховна, – сказал Ростов, – еще приятнее будет.
– Горячо! – сказала Марья Генриховна, краснея от удовольствия.
Ильин взял ведро с водой и, капнув туда рому, пришел к Марье Генриховне, прося помешать пальчиком.
– Это моя чашка, – говорил он. – Только вложите пальчик, все выпью.
Когда самовар весь выпили, Ростов взял карты и предложил играть в короли с Марьей Генриховной. Кинули жребий, кому составлять партию Марьи Генриховны. Правилами игры, по предложению Ростова, было то, чтобы тот, кто будет королем, имел право поцеловать ручку Марьи Генриховны, а чтобы тот, кто останется прохвостом, шел бы ставить новый самовар для доктора, когда он проснется.
– Ну, а ежели Марья Генриховна будет королем? – спросил Ильин.
– Она и так королева! И приказания ее – закон.
Только что началась игра, как из за Марьи Генриховны вдруг поднялась вспутанная голова доктора. Он давно уже не спал и прислушивался к тому, что говорилось, и, видимо, не находил ничего веселого, смешного или забавного во всем, что говорилось и делалось. Лицо его было грустно и уныло. Он не поздоровался с офицерами, почесался и попросил позволения выйти, так как ему загораживали дорогу. Как только он вышел, все офицеры разразились громким хохотом, а Марья Генриховна до слез покраснела и тем сделалась еще привлекательнее на глаза всех офицеров. Вернувшись со двора, доктор сказал жене (которая перестала уже так счастливо улыбаться и, испуганно ожидая приговора, смотрела на него), что дождь прошел и что надо идти ночевать в кибитку, а то все растащат.
– Да я вестового пошлю… двух! – сказал Ростов. – Полноте, доктор.
– Я сам стану на часы! – сказал Ильин.
– Нет, господа, вы выспались, а я две ночи не спал, – сказал доктор и мрачно сел подле жены, ожидая окончания игры.
Глядя на мрачное лицо доктора, косившегося на свою жену, офицерам стало еще веселей, и многие не могла удерживаться от смеха, которому они поспешно старались приискивать благовидные предлоги. Когда доктор ушел, уведя свою жену, и поместился с нею в кибиточку, офицеры улеглись в корчме, укрывшись мокрыми шинелями; но долго не спали, то переговариваясь, вспоминая испуг доктора и веселье докторши, то выбегая на крыльцо и сообщая о том, что делалось в кибиточке. Несколько раз Ростов, завертываясь с головой, хотел заснуть; но опять чье нибудь замечание развлекало его, опять начинался разговор, и опять раздавался беспричинный, веселый, детский хохот.
В третьем часу еще никто не заснул, как явился вахмистр с приказом выступать к местечку Островне.
Все с тем же говором и хохотом офицеры поспешно стали собираться; опять поставили самовар на грязной воде. Но Ростов, не дождавшись чаю, пошел к эскадрону. Уже светало; дождик перестал, тучи расходились. Было сыро и холодно, особенно в непросохшем платье. Выходя из корчмы, Ростов и Ильин оба в сумерках рассвета заглянули в глянцевитую от дождя кожаную докторскую кибиточку, из под фартука которой торчали ноги доктора и в середине которой виднелся на подушке чепчик докторши и слышалось сонное дыхание.
– Право, она очень мила! – сказал Ростов Ильину, выходившему с ним.
– Прелесть какая женщина! – с шестнадцатилетней серьезностью отвечал Ильин.
Через полчаса выстроенный эскадрон стоял на дороге. Послышалась команда: «Садись! – солдаты перекрестились и стали садиться. Ростов, выехав вперед, скомандовал: «Марш! – и, вытянувшись в четыре человека, гусары, звуча шлепаньем копыт по мокрой дороге, бренчаньем сабель и тихим говором, тронулись по большой, обсаженной березами дороге, вслед за шедшей впереди пехотой и батареей.
Разорванные сине лиловые тучи, краснея на восходе, быстро гнались ветром. Становилось все светлее и светлее. Ясно виднелась та курчавая травка, которая заседает всегда по проселочным дорогам, еще мокрая от вчерашнего дождя; висячие ветви берез, тоже мокрые, качались от ветра и роняли вбок от себя светлые капли. Яснее и яснее обозначались лица солдат. Ростов ехал с Ильиным, не отстававшим от него, стороной дороги, между двойным рядом берез.
Ростов в кампании позволял себе вольность ездить не на фронтовой лошади, а на казацкой. И знаток и охотник, он недавно достал себе лихую донскую, крупную и добрую игреневую лошадь, на которой никто не обскакивал его. Ехать на этой лошади было для Ростова наслаждение. Он думал о лошади, об утре, о докторше и ни разу не подумал о предстоящей опасности.
Прежде Ростов, идя в дело, боялся; теперь он не испытывал ни малейшего чувства страха. Не оттого он не боялся, что он привык к огню (к опасности нельзя привыкнуть), но оттого, что он выучился управлять своей душой перед опасностью. Он привык, идя в дело, думать обо всем, исключая того, что, казалось, было бы интереснее всего другого, – о предстоящей опасности. Сколько он ни старался, ни упрекал себя в трусости первое время своей службы, он не мог этого достигнуть; но с годами теперь это сделалось само собою. Он ехал теперь рядом с Ильиным между березами, изредка отрывая листья с веток, которые попадались под руку, иногда дотрогиваясь ногой до паха лошади, иногда отдавая, не поворачиваясь, докуренную трубку ехавшему сзади гусару, с таким спокойным и беззаботным видом, как будто он ехал кататься. Ему жалко было смотреть на взволнованное лицо Ильина, много и беспокойно говорившего; он по опыту знал то мучительное состояние ожидания страха и смерти, в котором находился корнет, и знал, что ничто, кроме времени, не поможет ему.
Только что солнце показалось на чистой полосе из под тучи, как ветер стих, как будто он не смел портить этого прелестного после грозы летнего утра; капли еще падали, но уже отвесно, – и все затихло. Солнце вышло совсем, показалось на горизонте и исчезло в узкой и длинной туче, стоявшей над ним. Через несколько минут солнце еще светлее показалось на верхнем крае тучи, разрывая ее края. Все засветилось и заблестело. И вместе с этим светом, как будто отвечая ему, раздались впереди выстрелы орудий.
Не успел еще Ростов обдумать и определить, как далеки эти выстрелы, как от Витебска прискакал адъютант графа Остермана Толстого с приказанием идти на рысях по дороге.
Эскадрон объехал пехоту и батарею, также торопившуюся идти скорее, спустился под гору и, пройдя через какую то пустую, без жителей, деревню, опять поднялся на гору. Лошади стали взмыливаться, люди раскраснелись.
– Стой, равняйся! – послышалась впереди команда дивизионера.
– Левое плечо вперед, шагом марш! – скомандовали впереди.
И гусары по линии войск прошли на левый фланг позиции и стали позади наших улан, стоявших в первой линии. Справа стояла наша пехота густой колонной – это были резервы; повыше ее на горе видны были на чистом чистом воздухе, в утреннем, косом и ярком, освещении, на самом горизонте, наши пушки. Впереди за лощиной видны были неприятельские колонны и пушки. В лощине слышна была наша цепь, уже вступившая в дело и весело перещелкивающаяся с неприятелем.
Ростову, как от звуков самой веселой музыки, стало весело на душе от этих звуков, давно уже не слышанных. Трап та та тап! – хлопали то вдруг, то быстро один за другим несколько выстрелов. Опять замолкло все, и опять как будто трескались хлопушки, по которым ходил кто то.
Гусары простояли около часу на одном месте. Началась и канонада. Граф Остерман с свитой проехал сзади эскадрона, остановившись, поговорил с командиром полка и отъехал к пушкам на гору.
Вслед за отъездом Остермана у улан послышалась команда:
– В колонну, к атаке стройся! – Пехота впереди их вздвоила взводы, чтобы пропустить кавалерию. Уланы тронулись, колеблясь флюгерами пик, и на рысях пошли под гору на французскую кавалерию, показавшуюся под горой влево.
Как только уланы сошли под гору, гусарам ведено было подвинуться в гору, в прикрытие к батарее. В то время как гусары становились на место улан, из цепи пролетели, визжа и свистя, далекие, непопадавшие пули.
Давно не слышанный этот звук еще радостнее и возбудительное подействовал на Ростова, чем прежние звуки стрельбы. Он, выпрямившись, разглядывал поле сражения, открывавшееся с горы, и всей душой участвовал в движении улан. Уланы близко налетели на французских драгун, что то спуталось там в дыму, и через пять минут уланы понеслись назад не к тому месту, где они стояли, но левее. Между оранжевыми уланами на рыжих лошадях и позади их, большой кучей, видны были синие французские драгуны на серых лошадях.
| Годы |
|---|
| 1902 · 1903 · 1904 · 1905 — 1906 — 1907 · 1908 · 1909 · 1910 |
| Десятилетия |
| 1880-е · 1890-е — 1900-е — 1910-е · 1920-е |
| Века |
| XIX век — XX век — XXI век |
| Григорианский календарь | 1906 MCMVI |
| Юлианский календарь | 1905—1906 (с 14 января) |
| Юлианский календарь с византийской эрой |
7414—7415 (с 14 сентября) |
| От основания Рима | 2658—2659 (с 4 мая) |
| Еврейский календарь |
5666—5667 ה'תרס"ו — ה'תרס"ז |
| Исламский календарь | 1324—1325 |
| Древнеармянский календарь | 4398—4399 (с 11 августа) |
| Армянский церковный календарь | 1355 ԹՎ ՌՅԾԵ
|
| Китайский календарь | 4602—4603 乙巳 — 丙午 зелёная змея — красная лошадь |
| Эфиопский календарь | 1898 — 1899 |
| Древнеиндийский календарь | |
| - Викрам-самват | 1962—1963 |
| - Шака самват | 1828—1829 |
| - Кали-юга | 5007—5008 |
| Иранский календарь | 1284—1285 |
| Буддийский календарь | 2449 |
| Японское летосчисление | 39-й год Мэйдзи |
1906 (тысяча девятьсот шестой) год по григорианскому календарю — невисокосный год, начинающийся в понедельник. Это 1906 год нашей эры, 906 год 2 тысячелетия, 6 год XX века, 6 год 1-го десятилетия XX века, 7 год 1900-х годов.
Содержание
События
- 3 января — пала Красноярская республика[1].
- 9 января — во Владивостоке матросы Сибирского экипажа захватили склад с оружием[2].
- 10 января
- Прекратила своё существование Гурийская республика.
- Расстреляна демонстрация во Владивостоке[2].
- 11 января — с выступления артиллеристов Иннокентьевской батареи началось восстание владивостокского гарнизона. Возникла «Владивостокская республика»[2].
- 15 января — в Альхесирасе (Испания) открылась созванная по инициативе Германии конференция по вопросу о Марокко[3].
- 17 января — в Гамбурге прошла первая в германской истории массовая политическая стачка[4].
- 22 января — царскими войсками подавлена Читинская республика.
- 26 января — подавлено восстание во Владивостоке[2].
- 31 января — В подмосковной Коломне прошло первое собрание членов Клуба любителей шахматной игры — одного из старейших шахматных клубов России.
- 10 февраля — в Англии спущен на воду первый дредноут.
- 8 марта — разогнан Совет рабочих депутатов Баку[5].
- 9 марта — флигель-адъютантом Джунковским утверждён Устав Коломенского клуба любителей шахматной игры.
- 7 апреля — завершилась Альхесирасская конференция тринадцати европейских стран, отклонившая притязания Германской империи на Марокко и провозгласившая суверенитет султана Марокко[3].
- 11 апреля — самораспустилась правящая Либеральная партия Венгрии (или Партия 1867 года), потерпевшая поражение на выборах 1905 года[6].
- 18 апреля — землетрясение в Сан-Франциско, разрушившее 80 % зданий в городе и унесшее жизни более 3000 человек.
- 1 мая — Всеобщая конфедерация труда Франции проводит всеобщую забастовку промышленных рабочих с требованием установления восьмичасового рабочего дня[7].
- 10 мая — первое заседание Государственной думы Российской империи.
- 18 июня — прекратила своё существование Марковская республика.
- 22 июня — коронация короля Норвегии Хокона VII в Осло.
- 11 июля — началась забастовка на промыслах братьев Нобель в Баку[5].
- 20 июля — принятие финским сеймом Конституции.
- 22 июля — депутаты распущенной I Государственной думы Российской империи подписали Выборгское воззвание.
- 23 июля — вышел первый номер первой газеты на осетинском языке «Ирон газет», учреждение издательского общества «Ир» во Владикавказе.
- 17 сентября — началась двухдневная забастовка в Баку[5].
- 1 октября — в Милане создан единый профцентр Италии — Всеобщая конфедерация труда Италии[8].
- 11 октября — в Баку учреждено градоначальство[5].
- 9 ноября — начало аграрной реформы П. А. Столыпина. Указ о выходе крестьян из общины.
- 23 ноября — в Вильнюсе вышел первый номер регулярной белорусской газеты «Наша нива».
- 22 декабря — состоялось первое публичное театральное представление на татарском языке, положившее начало профессиональному татарскому театру.
- 30 декабря — подписание иранским шахом разработанной меджлисом конституции.
Без точных дат
- В королевстве Италии прошло извержение вулкана Везувий.
- В июле арестован и заключён в томскую крепость (тюрьму) на полтора года Сергей Миронович Киров
- В сентябре Фредерик Кук покорил самую высокую вершину Северной Америки Мак-Кинли.
Наука
Спорт
Музыка
Кино
Театр
Напишите отзыв о статье "1906 год"
Литература
Авиация
Общественный транспорт
Метрополитен
Железнодорожный транспорт
Родились
См. также: Категория:Родившиеся в 1906 году
- 3 января — Барбасов, Феоктист Александрович — советский военный деятель, Герой Советского Союза (ум. 1978).
- 4 января — Баранов, Виктор Ильич — советский военный деятель, Герой Советского Союза (ум. 1996).
- 7 января — Антанас Венцлова, литовский поэт, прозаик, критик (ум. в 1971).
- 13 января — Абалаков, Виталий Михайлович — советский альпинист, заслуженный мастер альпинизма, заслуженный мастер спорта, заслуженный тренер СССР, инженер-конструктор (ум. 1986).
- 13 января — Чжоу Югуан, китайский долгожитель, экономист и лингвист.
- 21 января — Андреев, Борис Васильевич — советский спортсмен-стрелок, Заслуженный мастер спорта СССР (ум. 1987).
- 22 января — Роберт Ирвин Говард, американский писатель-фантаст, создатель сериалов о Конане и Рыжей Соне (ум. в 1936).
- 27 января — Тетерин, Виктор Сергеевич, советский футболист, футбольный тренер. Заслуженный мастер спорта (ум. в 1975).
- 3 февраля — Валентина Токарская — советская, российская актриса, звезда Московского мюзик-холла и Театра сатиры, народная артистка РФ (ум. в 1996).
- 5 февраля — Бабаджанян, Амазасп Хачатурович — советский военачальник, главный маршал бронетанковых войск, Герой Советского Союза (ум. 1977).
- 8 февраля — Честер Карлсон, американский изобретатель ксерографии (ум. в 1968).
- 1 марта — Алфёров, Павел Никитович — советский государственный и партийный деятель (ум. 1971).
- 3 марта — Лев Израилевич Горлицкий, советский конструктор бронетехники (ум. в 2003).
- 12 марта — Алекперзаде, Абульгасан Алибаба оглы — азербайджанский и советский писатель и журналист. Автор первого романа советского Азербайджана (ум. 1986).
- 16 марта — Айала, Франсиско — испанский писатель, переводчик, социолог (ум. 2009).
- 28 апреля
- Николай Александрович Астров, советский конструктор бронетанковой техники (ум. в 1992).
- Курт Гёдель, австрийский логик, математик и философ математики (ум. в 1978).
- 24 мая — Пётр Иванович Ивановский, советский живописец, график и педагог (ум. 1958).
- 24 июня — Ганс Ярай (ум. 1990) австрийский писатель, певец, актёр театра и кино.
- 26 июня — Эдвард Акуфо-Аддо, ганский политический деятель, Президент Ганы в 1970—1972 годах (ум. 1979).
- 27 июля — Герберт Генри Джаспер, канадский нейрофизиолог (ум. 1999).
- 17 августа — Марселу Каэтану, премьер-министр Португалии в 1968—1974 годах (ум. 1980).
- 5 сентября — Агранат, Шимон — израильский юрист. 3-й председатель Верховного суда Израиля (ум. 1992).
- 25 сентября — Дмитрий Шостакович, советский композитор.
- 16 октября — Дино Буццати, итальянский писатель, журналист и художник (ум. в 1972).
- 29 октября — Фредерик Браун, американский писатель-фантаст (ум. в 1972).
- 1 ноября — Авниэль, Биньямин — израильский политик, депутат Кнессета от движения «Херут», а затем от блока «ГАХАЛ» (ум. 1993).
- 2 ноября
- Даниил Андреев, русский писатель и мистик (ум. в 1959).
- Лукино Висконти, итальянский режиссёр оперного и драматического театра и кино(ум. в 1976).
- Дмитрий Сергеевич Лихачёв, советский и российский учёный (ум. в 1999).
- 18 ноября — Абасыянык, Саит Фаик — турецкий писатель (ум. 1954).
- 26 ноября — Алиханян, Сос Исаакович — советский генетик, профессор. Заслуженный деятель науки и техники РСФСР (ум. 1985).
- 28 ноября — Альшиц, Яков Исаакович — советский учёный, доктор технических наук, профессор (ум. 1982).
- 10 декабря — Аалтонен, Аймо Ансельм — финский политический деятель (ум. 1987).
- 19 декабря — Леонид Ильич Брежнев, генеральный секретарь ЦК КПСС, руководитель СССР с октября 1964 года по ноябрь 1982 года (ум. 1982).
- 20 декабря — Алдабергенов, Нурмолда — один из организаторов колхозного движения в Казахстане. Дважды Герой Социалистического Труда (ум. 1967).
- 30 декабря — Авербах, Моисей Наумович — писатель, правозащитник (ум. 1982).
Скончались
См. также: Категория:Умершие в 1906 году
- 19 марта — Коста Хетагуров, основоположник осетинской литературы, поэт, просветитель, скульптор, художник.
- 22 марта — Мартин Вегелиус, финский композитор, дирижёр, педагог и музыкально-общественный деятель
- 19 апреля — Пьер Кюри, французский учёный-физик, один из первых исследователей радиоактивности, открывший полоний и радий (род. 1859).
- 20 мая — Клара фон Глюмер, немецкая писательница, переводчица и педагог (род. 1825).
- 17 июня — Гарри Нельсон Пильсбери, шахматист.
- 21 июля — Иван Львович Блок, самарский губернатор.
- 26 октября — Владимир Спасович, русский юрист и правовед, польский публицист и критик, общественный деятель (род. 1829).
- 9 декабря — Фердинанд Брюнетьер, французский писатель, критик («Эволюция жанров в истории литературы»).(род. 1849).
- 20 декабря — Максимильян Леопольд Отто Фердинанд Фрайхерр фон дер Гольц, немецкий адмирал; участник Франко-прусской войны (род. 1836).
Нобелевские премии
- Физика — Джозеф Джон Томсон — «В знак признания заслуг в области теоретических и экспериментальных исследований проводимости электричества в газах».
- Химия — Анри Муассан — за исследование и получение элемента фтора, а также за внедрение в лабораторную и промышленную практику электрической печи, названной его именем.
- Медицина и физиология — Камилло Гольджи, Сантьяго Рамон-и-Кахаль — «В знак признания трудов о строении нервной системы».
- Литература — Кардуччи, Джозуэ — «За творческую энергию, свежесть стиля и лирическую силу его поэтических шедевров».
- Премия мира — Теодор Рузвельт, президент США, — за его роль в заключении Портсмутского мирного договора 1905 г. между Россией и Японией.
См. также
|
1906 год в Викитеке? |
|---|
Примечания
| Календарь на 1906 год | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
Январь
|
Февраль
|
Март
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Апрель
|
Май
|
Июнь
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Июль
|
Август
|
Сентябрь
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Октябрь
|
Ноябрь
|
Декабрь
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий 1906 год
Ростов накинул плащ, кликнул за собой Лаврушку с вещами и пошел с Ильиным, где раскатываясь по грязи, где прямо шлепая под утихавшим дождем, в темноте вечера, изредка нарушаемой далекими молниями.– Ростов, ты где?
– Здесь. Какова молния! – переговаривались они.
В покинутой корчме, перед которою стояла кибиточка доктора, уже было человек пять офицеров. Марья Генриховна, полная белокурая немочка в кофточке и ночном чепчике, сидела в переднем углу на широкой лавке. Муж ее, доктор, спал позади ее. Ростов с Ильиным, встреченные веселыми восклицаниями и хохотом, вошли в комнату.
– И! да у вас какое веселье, – смеясь, сказал Ростов.
– А вы что зеваете?
– Хороши! Так и течет с них! Гостиную нашу не замочите.
– Марьи Генриховны платье не запачкать, – отвечали голоса.
Ростов с Ильиным поспешили найти уголок, где бы они, не нарушая скромности Марьи Генриховны, могли бы переменить мокрое платье. Они пошли было за перегородку, чтобы переодеться; но в маленьком чуланчике, наполняя его весь, с одной свечкой на пустом ящике, сидели три офицера, играя в карты, и ни за что не хотели уступить свое место. Марья Генриховна уступила на время свою юбку, чтобы употребить ее вместо занавески, и за этой занавеской Ростов и Ильин с помощью Лаврушки, принесшего вьюки, сняли мокрое и надели сухое платье.
В разломанной печке разложили огонь. Достали доску и, утвердив ее на двух седлах, покрыли попоной, достали самоварчик, погребец и полбутылки рому, и, попросив Марью Генриховну быть хозяйкой, все столпились около нее. Кто предлагал ей чистый носовой платок, чтобы обтирать прелестные ручки, кто под ножки подкладывал ей венгерку, чтобы не было сыро, кто плащом занавешивал окно, чтобы не дуло, кто обмахивал мух с лица ее мужа, чтобы он не проснулся.
– Оставьте его, – говорила Марья Генриховна, робко и счастливо улыбаясь, – он и так спит хорошо после бессонной ночи.
– Нельзя, Марья Генриховна, – отвечал офицер, – надо доктору прислужиться. Все, может быть, и он меня пожалеет, когда ногу или руку резать станет.
Стаканов было только три; вода была такая грязная, что нельзя было решить, когда крепок или некрепок чай, и в самоваре воды было только на шесть стаканов, но тем приятнее было по очереди и старшинству получить свой стакан из пухлых с короткими, не совсем чистыми, ногтями ручек Марьи Генриховны. Все офицеры, казалось, действительно были в этот вечер влюблены в Марью Генриховну. Даже те офицеры, которые играли за перегородкой в карты, скоро бросили игру и перешли к самовару, подчиняясь общему настроению ухаживанья за Марьей Генриховной. Марья Генриховна, видя себя окруженной такой блестящей и учтивой молодежью, сияла счастьем, как ни старалась она скрывать этого и как ни очевидно робела при каждом сонном движении спавшего за ней мужа.
Ложка была только одна, сахару было больше всего, но размешивать его не успевали, и потому было решено, что она будет поочередно мешать сахар каждому. Ростов, получив свой стакан и подлив в него рому, попросил Марью Генриховну размешать.
– Да ведь вы без сахара? – сказала она, все улыбаясь, как будто все, что ни говорила она, и все, что ни говорили другие, было очень смешно и имело еще другое значение.
– Да мне не сахар, мне только, чтоб вы помешали своей ручкой.
Марья Генриховна согласилась и стала искать ложку, которую уже захватил кто то.
– Вы пальчиком, Марья Генриховна, – сказал Ростов, – еще приятнее будет.
– Горячо! – сказала Марья Генриховна, краснея от удовольствия.
Ильин взял ведро с водой и, капнув туда рому, пришел к Марье Генриховне, прося помешать пальчиком.
– Это моя чашка, – говорил он. – Только вложите пальчик, все выпью.
Когда самовар весь выпили, Ростов взял карты и предложил играть в короли с Марьей Генриховной. Кинули жребий, кому составлять партию Марьи Генриховны. Правилами игры, по предложению Ростова, было то, чтобы тот, кто будет королем, имел право поцеловать ручку Марьи Генриховны, а чтобы тот, кто останется прохвостом, шел бы ставить новый самовар для доктора, когда он проснется.
– Ну, а ежели Марья Генриховна будет королем? – спросил Ильин.
– Она и так королева! И приказания ее – закон.
Только что началась игра, как из за Марьи Генриховны вдруг поднялась вспутанная голова доктора. Он давно уже не спал и прислушивался к тому, что говорилось, и, видимо, не находил ничего веселого, смешного или забавного во всем, что говорилось и делалось. Лицо его было грустно и уныло. Он не поздоровался с офицерами, почесался и попросил позволения выйти, так как ему загораживали дорогу. Как только он вышел, все офицеры разразились громким хохотом, а Марья Генриховна до слез покраснела и тем сделалась еще привлекательнее на глаза всех офицеров. Вернувшись со двора, доктор сказал жене (которая перестала уже так счастливо улыбаться и, испуганно ожидая приговора, смотрела на него), что дождь прошел и что надо идти ночевать в кибитку, а то все растащат.
– Да я вестового пошлю… двух! – сказал Ростов. – Полноте, доктор.
– Я сам стану на часы! – сказал Ильин.
– Нет, господа, вы выспались, а я две ночи не спал, – сказал доктор и мрачно сел подле жены, ожидая окончания игры.
Глядя на мрачное лицо доктора, косившегося на свою жену, офицерам стало еще веселей, и многие не могла удерживаться от смеха, которому они поспешно старались приискивать благовидные предлоги. Когда доктор ушел, уведя свою жену, и поместился с нею в кибиточку, офицеры улеглись в корчме, укрывшись мокрыми шинелями; но долго не спали, то переговариваясь, вспоминая испуг доктора и веселье докторши, то выбегая на крыльцо и сообщая о том, что делалось в кибиточке. Несколько раз Ростов, завертываясь с головой, хотел заснуть; но опять чье нибудь замечание развлекало его, опять начинался разговор, и опять раздавался беспричинный, веселый, детский хохот.
В третьем часу еще никто не заснул, как явился вахмистр с приказом выступать к местечку Островне.
Все с тем же говором и хохотом офицеры поспешно стали собираться; опять поставили самовар на грязной воде. Но Ростов, не дождавшись чаю, пошел к эскадрону. Уже светало; дождик перестал, тучи расходились. Было сыро и холодно, особенно в непросохшем платье. Выходя из корчмы, Ростов и Ильин оба в сумерках рассвета заглянули в глянцевитую от дождя кожаную докторскую кибиточку, из под фартука которой торчали ноги доктора и в середине которой виднелся на подушке чепчик докторши и слышалось сонное дыхание.
– Право, она очень мила! – сказал Ростов Ильину, выходившему с ним.
– Прелесть какая женщина! – с шестнадцатилетней серьезностью отвечал Ильин.
Через полчаса выстроенный эскадрон стоял на дороге. Послышалась команда: «Садись! – солдаты перекрестились и стали садиться. Ростов, выехав вперед, скомандовал: «Марш! – и, вытянувшись в четыре человека, гусары, звуча шлепаньем копыт по мокрой дороге, бренчаньем сабель и тихим говором, тронулись по большой, обсаженной березами дороге, вслед за шедшей впереди пехотой и батареей.
Разорванные сине лиловые тучи, краснея на восходе, быстро гнались ветром. Становилось все светлее и светлее. Ясно виднелась та курчавая травка, которая заседает всегда по проселочным дорогам, еще мокрая от вчерашнего дождя; висячие ветви берез, тоже мокрые, качались от ветра и роняли вбок от себя светлые капли. Яснее и яснее обозначались лица солдат. Ростов ехал с Ильиным, не отстававшим от него, стороной дороги, между двойным рядом берез.
Ростов в кампании позволял себе вольность ездить не на фронтовой лошади, а на казацкой. И знаток и охотник, он недавно достал себе лихую донскую, крупную и добрую игреневую лошадь, на которой никто не обскакивал его. Ехать на этой лошади было для Ростова наслаждение. Он думал о лошади, об утре, о докторше и ни разу не подумал о предстоящей опасности.
Прежде Ростов, идя в дело, боялся; теперь он не испытывал ни малейшего чувства страха. Не оттого он не боялся, что он привык к огню (к опасности нельзя привыкнуть), но оттого, что он выучился управлять своей душой перед опасностью. Он привык, идя в дело, думать обо всем, исключая того, что, казалось, было бы интереснее всего другого, – о предстоящей опасности. Сколько он ни старался, ни упрекал себя в трусости первое время своей службы, он не мог этого достигнуть; но с годами теперь это сделалось само собою. Он ехал теперь рядом с Ильиным между березами, изредка отрывая листья с веток, которые попадались под руку, иногда дотрогиваясь ногой до паха лошади, иногда отдавая, не поворачиваясь, докуренную трубку ехавшему сзади гусару, с таким спокойным и беззаботным видом, как будто он ехал кататься. Ему жалко было смотреть на взволнованное лицо Ильина, много и беспокойно говорившего; он по опыту знал то мучительное состояние ожидания страха и смерти, в котором находился корнет, и знал, что ничто, кроме времени, не поможет ему.
Только что солнце показалось на чистой полосе из под тучи, как ветер стих, как будто он не смел портить этого прелестного после грозы летнего утра; капли еще падали, но уже отвесно, – и все затихло. Солнце вышло совсем, показалось на горизонте и исчезло в узкой и длинной туче, стоявшей над ним. Через несколько минут солнце еще светлее показалось на верхнем крае тучи, разрывая ее края. Все засветилось и заблестело. И вместе с этим светом, как будто отвечая ему, раздались впереди выстрелы орудий.
Не успел еще Ростов обдумать и определить, как далеки эти выстрелы, как от Витебска прискакал адъютант графа Остермана Толстого с приказанием идти на рысях по дороге.
Эскадрон объехал пехоту и батарею, также торопившуюся идти скорее, спустился под гору и, пройдя через какую то пустую, без жителей, деревню, опять поднялся на гору. Лошади стали взмыливаться, люди раскраснелись.
– Стой, равняйся! – послышалась впереди команда дивизионера.
– Левое плечо вперед, шагом марш! – скомандовали впереди.
И гусары по линии войск прошли на левый фланг позиции и стали позади наших улан, стоявших в первой линии. Справа стояла наша пехота густой колонной – это были резервы; повыше ее на горе видны были на чистом чистом воздухе, в утреннем, косом и ярком, освещении, на самом горизонте, наши пушки. Впереди за лощиной видны были неприятельские колонны и пушки. В лощине слышна была наша цепь, уже вступившая в дело и весело перещелкивающаяся с неприятелем.
Ростову, как от звуков самой веселой музыки, стало весело на душе от этих звуков, давно уже не слышанных. Трап та та тап! – хлопали то вдруг, то быстро один за другим несколько выстрелов. Опять замолкло все, и опять как будто трескались хлопушки, по которым ходил кто то.
Гусары простояли около часу на одном месте. Началась и канонада. Граф Остерман с свитой проехал сзади эскадрона, остановившись, поговорил с командиром полка и отъехал к пушкам на гору.
Вслед за отъездом Остермана у улан послышалась команда:
– В колонну, к атаке стройся! – Пехота впереди их вздвоила взводы, чтобы пропустить кавалерию. Уланы тронулись, колеблясь флюгерами пик, и на рысях пошли под гору на французскую кавалерию, показавшуюся под горой влево.
Как только уланы сошли под гору, гусарам ведено было подвинуться в гору, в прикрытие к батарее. В то время как гусары становились на место улан, из цепи пролетели, визжа и свистя, далекие, непопадавшие пули.
Давно не слышанный этот звук еще радостнее и возбудительное подействовал на Ростова, чем прежние звуки стрельбы. Он, выпрямившись, разглядывал поле сражения, открывавшееся с горы, и всей душой участвовал в движении улан. Уланы близко налетели на французских драгун, что то спуталось там в дыму, и через пять минут уланы понеслись назад не к тому месту, где они стояли, но левее. Между оранжевыми уланами на рыжих лошадях и позади их, большой кучей, видны были синие французские драгуны на серых лошадях.
