1913 год в кино
Поделись знанием:
На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.
В то время, как взошел Борис, князь Андрей, презрительно прищурившись (с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать), выслушивал старого русского генерала в орденах, который почти на цыпочках, на вытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что то докладывал князю Андрею.
– Очень хорошо, извольте подождать, – сказал он генералу тем французским выговором по русски, которым он говорил, когда хотел говорить презрительно, и, заметив Бориса, не обращаясь более к генералу (который с мольбою бегал за ним, прося еще что то выслушать), князь Андрей с веселой улыбкой, кивая ему, обратился к Борису.
Борис в эту минуту уже ясно понял то, что он предвидел прежде, именно то, что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе, и которую знали в полку, и он знал, была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписанной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала, который в других случаях, во фронте, мог уничтожить его, гвардейского прапорщика. Князь Андрей подошел к нему и взял за руку.
– Очень жаль, что вчера вы не застали меня. Я целый день провозился с немцами. Ездили с Вейротером поверять диспозицию. Как немцы возьмутся за аккуратность – конца нет!
Борис улыбнулся, как будто он понимал то, о чем, как об общеизвестном, намекал князь Андрей. Но он в первый раз слышал и фамилию Вейротера и даже слово диспозиция.
– Ну что, мой милый, всё в адъютанты хотите? Я об вас подумал за это время.
– Да, я думал, – невольно отчего то краснея, сказал Борис, – просить главнокомандующего; к нему было письмо обо мне от князя Курагина; я хотел просить только потому, – прибавил он, как бы извиняясь, что, боюсь, гвардия не будет в деле.
– Хорошо! хорошо! мы обо всем переговорим, – сказал князь Андрей, – только дайте доложить про этого господина, и я принадлежу вам.
В то время как князь Андрей ходил докладывать про багрового генерала, генерал этот, видимо, не разделявший понятий Бориса о выгодах неписанной субординации, так уперся глазами в дерзкого прапорщика, помешавшего ему договорить с адъютантом, что Борису стало неловко. Он отвернулся и с нетерпением ожидал, когда возвратится князь Андрей из кабинета главнокомандующего.
– Вот что, мой милый, я думал о вас, – сказал князь Андрей, когда они прошли в большую залу с клавикордами. – К главнокомандующему вам ходить нечего, – говорил князь Андрей, – он наговорит вам кучу любезностей, скажет, чтобы приходили к нему обедать («это было бы еще не так плохо для службы по той субординации», подумал Борис), но из этого дальше ничего не выйдет; нас, адъютантов и ординарцев, скоро будет батальон. Но вот что мы сделаем: у меня есть хороший приятель, генерал адъютант и прекрасный человек, князь Долгоруков; и хотя вы этого можете не знать, но дело в том, что теперь Кутузов с его штабом и мы все ровно ничего не значим: всё теперь сосредоточивается у государя; так вот мы пойдемте ка к Долгорукову, мне и надо сходить к нему, я уж ему говорил про вас; так мы и посмотрим; не найдет ли он возможным пристроить вас при себе, или где нибудь там, поближе .к солнцу.
Князь Андрей всегда особенно оживлялся, когда ему приходилось руководить молодого человека и помогать ему в светском успехе. Под предлогом этой помощи другому, которую он по гордости никогда не принял бы для себя, он находился вблизи той среды, которая давала успех и которая притягивала его к себе. Он весьма охотно взялся за Бориса и пошел с ним к князю Долгорукову.
Было уже поздно вечером, когда они взошли в Ольмюцкий дворец, занимаемый императорами и их приближенными.
В этот самый день был военный совет, на котором участвовали все члены гофкригсрата и оба императора. На совете, в противность мнения стариков – Кутузова и князя Шварцернберга, было решено немедленно наступать и дать генеральное сражение Бонапарту. Военный совет только что кончился, когда князь Андрей, сопутствуемый Борисом, пришел во дворец отыскивать князя Долгорукова. Еще все лица главной квартиры находились под обаянием сегодняшнего, победоносного для партии молодых, военного совета. Голоса медлителей, советовавших ожидать еще чего то не наступая, так единодушно были заглушены и доводы их опровергнуты несомненными доказательствами выгод наступления, что то, о чем толковалось в совете, будущее сражение и, без сомнения, победа, казались уже не будущим, а прошедшим. Все выгоды были на нашей стороне. Огромные силы, без сомнения, превосходившие силы Наполеона, были стянуты в одно место; войска были одушевлены присутствием императоров и рвались в дело; стратегический пункт, на котором приходилось действовать, был до малейших подробностей известен австрийскому генералу Вейротеру, руководившему войска (как бы счастливая случайность сделала то, что австрийские войска в прошлом году были на маневрах именно на тех полях, на которых теперь предстояло сразиться с французом); до малейших подробностей была известна и передана на картах предлежащая местность, и Бонапарте, видимо, ослабленный, ничего не предпринимал.
Долгоруков, один из самых горячих сторонников наступления, только что вернулся из совета, усталый, измученный, но оживленный и гордый одержанной победой. Князь Андрей представил покровительствуемого им офицера, но князь Долгоруков, учтиво и крепко пожав ему руку, ничего не сказал Борису и, очевидно не в силах удержаться от высказывания тех мыслей, которые сильнее всего занимали его в эту минуту, по французски обратился к князю Андрею.
– Ну, мой милый, какое мы выдержали сражение! Дай Бог только, чтобы то, которое будет следствием его, было бы столь же победоносно. Однако, мой милый, – говорил он отрывочно и оживленно, – я должен признать свою вину перед австрийцами и в особенности перед Вейротером. Что за точность, что за подробность, что за знание местности, что за предвидение всех возможностей, всех условий, всех малейших подробностей! Нет, мой милый, выгодней тех условий, в которых мы находимся, нельзя ничего нарочно выдумать. Соединение австрийской отчетливости с русской храбростию – чего ж вы хотите еще?
– Так наступление окончательно решено? – сказал Болконский.
– И знаете ли, мой милый, мне кажется, что решительно Буонапарте потерял свою латынь. Вы знаете, что нынче получено от него письмо к императору. – Долгоруков улыбнулся значительно.
– Вот как! Что ж он пишет? – спросил Болконский.
– Что он может писать? Традиридира и т. п., всё только с целью выиграть время. Я вам говорю, что он у нас в руках; это верно! Но что забавнее всего, – сказал он, вдруг добродушно засмеявшись, – это то, что никак не могли придумать, как ему адресовать ответ? Ежели не консулу, само собою разумеется не императору, то генералу Буонапарту, как мне казалось.
– Но между тем, чтобы не признавать императором, и тем, чтобы называть генералом Буонапарте, есть разница, – сказал Болконский.
– В том то и дело, – смеясь и перебивая, быстро говорил Долгоруков. – Вы знаете Билибина, он очень умный человек, он предлагал адресовать: «узурпатору и врагу человеческого рода».
1913 год в кино | |||
---|---|---|---|
< · 1911 · 1912 — 1913 — 1914 · 1915 · > | |||
| |||
в театре
Фильмы 1913 года | |||
Кинопремии и награды | |||
База данных фильмов по странам за 1913 год | |||
|
|
Избранное кино
Мировое кино
- «30 миллионов гладиатора» / Les 30 millions de gladiator, Франция (реж. Жорж Монка)
- «Агония Византии» / L’agonie de Byzance, Франция (реж. Луи Фейад)
- «Андреас Гофер» / Andreas Hofer, Германия (реж. Карл Фрелих)
- «Атлантик» / Atlantis, Дания (реж. Аугуст Блом)
- «Балао» / Balaoo, Франция (реж. Викторен Жассе)
- «Барышня и мышка» /The Lady and the Mouse, США (реж. Дэвид Гриффит)
- «Без семьи» / Sans famille, Франция (реж. Жорж Монка)
- «Белая роза» / La rose blanche, Франция (реж. Луи Фейад)
- «Большая игра» / Hojt spil, Дания (реж. Аугуст Блом)
- «Будь проклята, война!» / Maudite soit la guerre, Бельгия (реж. Альфред Машен)
- «Вечная любовь» / Eternal amour, Франция (реж. Андре Кайар)
- «Власть денег» / La force de l’argent, Франция (реж. Леонс Перре)
- «Волны молчат» / Die welle schweigen, Германия (реж. Курт Штарк)
- «Герцогиня из Фоли-Бержер» / La duchesse les Folies-Bergere, Франция (реж. Эмиль Шотар)
- «Дети капитана Гранта» / Les enfants du capitaine Grant, Франция (реж. Викторен Жассе)
- «Дитя Парижа» / L’enfant de Paris, Франция (реж. Леонс Перре)
- «Дон Кихот» / Don Quichotte, Франция (реж. Альфред Машен)
- «Дочь балерины» / Balletens datter, Дания (реж. Хольгер-Мадсен)
- «Дочь Иефая» / La fille de Jephte, Франция (реж. Генри Андреани)
- «Другой» / Der andere, Германия (реж. Макс Мак)
- «Душа полусвета» / L’anima del demi monde, Италия (реж. Бальдассаре Негрони)
- «Дуэль Макса» / Le duel du Max, Франция (реж. Макс Линдер)
- «Его величество деньги» / S. M. L’argent, Франция (реж. Андре Кайар)
- «Жанна Д’Арк» / Jeanne D’Arc, Италия (реж. Нино Оксилья)
- «Жерминаль» / Germinal, Франция (реж. Альбер Капеллани)
- «Живое ожерелье» / Le collier vivant, Франция (реж. Жан Люран)
- «Жозефина, проданная сёстрами» / Josephine vendue par ses soeurs, Франция (реж. Жорж Монка)
- «За свободу» / S’affanchir, Франция (реж. Луи Фейад)
- «Зигомар ускользает» / Zigomar peau d’anguille, Франция (реж. Викторен Жассе)
- «Золотая труба» / Guldhornene, Дания (реж. В. дер Аа Куле)
- «Золушка» / Cenerentola, Италия (реж. Эмутеро Родольфи)
- «Ингеборг Хольм» / Ingeborg Holm, Швеция (реж. Виктор Шёстрём)
- «Иосиф» / Joseph, Франция (реж. Генри Андреани)
- «История Пьеро» / Histoire d’un Pierrot, Италия (реж. Бальдассаре Негрони)
- «Контролёр спальных вагонов» / Le controleurs de wagonlit, Франция (реж. Жорж Монка)
- «Король воздуха» / Le roi de l’air, Франция (реж. Фердинанд Зекка)
- «Лампа бабушки» / La lampada della nonna, Италия (реж. Луиджи Маджи)
- «Магнит» / La glu, Франция (реж. Альбер Капеллани)
- «Макс — виртуоз» / Max virtuose, Франция (реж. Макс Линдер)
- «Макс — тореадор» / Max toréador, Франция (реж. Макс Линдер)
- «Марк Антоний и Клеопатра» / Marcantonio e Cleopatra, Италия (реж. Энрико Гуаццони)
- «Мученица любви» / Martyren der liebe, Германия (реж. Курт Штарк)
- «Нерон и Агриппина» / Nerone et Agrippine, Италия (реж. Марио Казерини)
- «Но моя любовь не умрёт!» / Ma l’amor mio non muore, Италия (реж. Марио Казерини)
- «Ноктюрн Шопена» / Notturno di Chopin, Италия (реж. Луиджи Маджи)
- «Обручённые» / I promessi sposi, Италия (реж. Эмутеро Родольфи)
- «Обручённые» / I promessi sposi, Италия (реж. Перрего Фабиола)
- «Остров мёртвых» / De dodes, Дания (реж. Вильгельм Глюкштадт)
- «Отверженные» / Le miserables, Франция (реж. Альбер Капеллани)
- «Открытие памятника» / L’inauguration de la statue, Франция (реж. Макс Линдер)
- «По милости любви» / Af elskov naade, Дания (реж. Аугуст Блом)
- «Поверженный идол» / L’idolo infranto, Италия (реж. Эмилио Гионе)
- «Под зубьями пилы» / Unter savklingens taender, Дания (реж. Хольгер-Мадсен)
- «Поезд привидений» / Le train des spectres, Италия (реж. Марио Казерини)
- «Последние дни Помпеи» / Gli ultimi giorni di Pompeii, Италия (реж. Марио Казерини)
- «Последняя карта» / L’ultima carta, Италия (реж. Бальдассаре Негрони)
- «Пражский студент» / Der Student von Prag, Германия (реж. Пауль Вегенер и Стеллан Рийе)
- «Прибой» / Resaca, Аргентина (реж. Липицци)
- «Протеа» / Protea I, Франция (реж. Викторен Жассе)
- «Прощай, молодость» / Addio gionevezza, Италия (реж. Нино Оксилья)
- «Путешествие семьи Бурришон» / Le voyage de la famille Bourrichon, Франция (реж. Жорж Мельес)
- «Ревекка» / Rebecca, Франция (реж. Генри Андреани)
- «Рокамболь» / Rocambole, Франция (реж. Жорж Монка)
- «Рыцарь снегов» / Le chevalier des neiges, Франция (реж. Жорж Мельес)
- «С открытими глазами» / Les yeux ouverts, Франция (реж. Луи Фейад)
- «Севильский цирюльник» / Il barbiere di Seviglia, Италия (реж. Луиджи Маджи)
- «Сердце принесено в жертву» / Le sacrifice du coeur, Франция (реж. Альфред Машен)
- «Сильнее ненависти» / Plus fort que la haine, Франция (реж. Фердинанд Зекка)
- «Сим победивши!» / In hoc signo vinces, Италия (реж. Нино Оксилья)
- «Сомнамбулизм» / Somnambulismo, Италия (реж. Марио Казерини)
- «Спартак» / Spartaco, Италия (реж. Ренцо Кьоссо)
- «Таинственный «Икс»» / Det hemmelighedsfulle X, Дания (реж. Беньямин Кристенсен)
- «Тайна вазы» / Vasens hemmelighed, Дания (реж. Аугуст Блом)
- «Тайна жёлтой комнаты» / La mystere de la chambre jaune, Франция (реж. Морис Турнер)
- «Трагическая ошибка» / Erreur tragique, Франция (реж. Леонс Перре)
- «Тридцать лет, или жизнь игрока» / Trente ans ou la vie d’un joeur, Франция (реж. Андре Кайар)
- «Ужас» / L’angoisse, Франция (реж. Луи Фейад)
- «Уходящие из жизни» /Lo scomparso, Италия (реж. Данте Теста)
- «Фантомас» / Fantômas, Франция (реж. Луи Фейад).
- «Флоретт и Патапон» / Florette et Patapon, Италия (реж. Марио Казерини)
- «Харишчандра» / Harishchandra, Индия (реж. Пхальке)
- «Царица Савская» / La reine de Saba, Франция (реж. Генри Андреани)
- «Чёрная герцогиня» / La comtesse noire, Франция (реж. Фердинанд Зекка)
- «Чужой» / Den fremmede, Дания (реж. Вильгельм Глюкштадт)
- «Эвинруде» / Evinrude, Германия (реж. Стеллан Рийе)
- «Юдифь из Бетулии» /Judith of Bethulia, США (реж. Дэвид Гриффит)
- «Юпитер, или последние дни Помпеи» / Jove, ovvero gli ultimi giorni di Pompeii, Италия (реж. Энрико Видали)
Российское кино
- «Борец под чёрной маской», (реж. Владимир Гельгардт)
- «Вольная птица», (реж. Евгений Бауэр)
- «Воцарение дома Романовых», (реж. Василий Гончаров)
- «Гайда, тройка», (реж. Чеслав Сабинский)
- «Глаза баядерки», (реж. Георг Якоби)
- «Девять пальцев», (реж. Максимилиан Гарри)
- «Дикарь», (реж. Александр Иванов-Гай)
- «Домик в Коломне», (реж. Пётр Чардынин)
- «Дочь купца Башкирова», (реж. Николай Ларин)
- «Дубровский», (реж. Алексей Гурьев)
- «За дверями гостиной», (реж. Пётр Чардынин)
- «Как рыдала душа ребёнка», (реж. Яов Протазанов)
- «Как хороши, как свежи были розы...», (реж. Яков Протазанов)
- «Клеймо прошедших наслаждений», (реж. Яков Протазанов)
- «Ключи счастья», (реж. Владимир Гардин)
- «Лесная сказка», (реж. Евгений Бауэр)
- «Ночь перед Рождеством», (реж. Владислав Старевич)
- «Покорение Кавказа», (реж. Ченчи)
- «Роковые бриллианты», (реж. Максимилиан Гарри)
- «Стрекоза и муравей», (реж. Владислав Старевич)
- «Сумерки женской души», (реж. Евгений Бауэр)
Персоналии
Родились
- 29 марта — Йиржи Вайс, чешский кинорежиссёр.
- 1 мая — Балрадж Сахни, индийский актёр.
- 5 ноября — Вивьен Ли, британская актриса, обладательница двух премий «Оскар» за роли южноамериканских красавиц.
- 11 декабря — Жан Маре, популярный французский киноактёр.
Скончались
- 30 марта — Викторен Жассе, французский режиссёр.
Напишите отзыв о статье "1913 год в кино"
Ссылки
- IMDb — здесь можно найти даты выхода в прокат фильмов по странам:
- [www.imdb.com/ReleasedInYear?year=1913&country=USA США]
- [www.imdb.com/ReleasedInYear?year=1913&country=France Франция]
- [www.imdb.com/ReleasedInYear?year=1913&country=UK Великобритания]
- [www.imdb.com/ReleasedInYear?year=1913&country=Russia Российская империя]
|
Отрывок, характеризующий 1913 год в кино
На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.
В то время, как взошел Борис, князь Андрей, презрительно прищурившись (с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать), выслушивал старого русского генерала в орденах, который почти на цыпочках, на вытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что то докладывал князю Андрею.
– Очень хорошо, извольте подождать, – сказал он генералу тем французским выговором по русски, которым он говорил, когда хотел говорить презрительно, и, заметив Бориса, не обращаясь более к генералу (который с мольбою бегал за ним, прося еще что то выслушать), князь Андрей с веселой улыбкой, кивая ему, обратился к Борису.
Борис в эту минуту уже ясно понял то, что он предвидел прежде, именно то, что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе, и которую знали в полку, и он знал, была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписанной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала, который в других случаях, во фронте, мог уничтожить его, гвардейского прапорщика. Князь Андрей подошел к нему и взял за руку.
– Очень жаль, что вчера вы не застали меня. Я целый день провозился с немцами. Ездили с Вейротером поверять диспозицию. Как немцы возьмутся за аккуратность – конца нет!
Борис улыбнулся, как будто он понимал то, о чем, как об общеизвестном, намекал князь Андрей. Но он в первый раз слышал и фамилию Вейротера и даже слово диспозиция.
– Ну что, мой милый, всё в адъютанты хотите? Я об вас подумал за это время.
– Да, я думал, – невольно отчего то краснея, сказал Борис, – просить главнокомандующего; к нему было письмо обо мне от князя Курагина; я хотел просить только потому, – прибавил он, как бы извиняясь, что, боюсь, гвардия не будет в деле.
– Хорошо! хорошо! мы обо всем переговорим, – сказал князь Андрей, – только дайте доложить про этого господина, и я принадлежу вам.
В то время как князь Андрей ходил докладывать про багрового генерала, генерал этот, видимо, не разделявший понятий Бориса о выгодах неписанной субординации, так уперся глазами в дерзкого прапорщика, помешавшего ему договорить с адъютантом, что Борису стало неловко. Он отвернулся и с нетерпением ожидал, когда возвратится князь Андрей из кабинета главнокомандующего.
– Вот что, мой милый, я думал о вас, – сказал князь Андрей, когда они прошли в большую залу с клавикордами. – К главнокомандующему вам ходить нечего, – говорил князь Андрей, – он наговорит вам кучу любезностей, скажет, чтобы приходили к нему обедать («это было бы еще не так плохо для службы по той субординации», подумал Борис), но из этого дальше ничего не выйдет; нас, адъютантов и ординарцев, скоро будет батальон. Но вот что мы сделаем: у меня есть хороший приятель, генерал адъютант и прекрасный человек, князь Долгоруков; и хотя вы этого можете не знать, но дело в том, что теперь Кутузов с его штабом и мы все ровно ничего не значим: всё теперь сосредоточивается у государя; так вот мы пойдемте ка к Долгорукову, мне и надо сходить к нему, я уж ему говорил про вас; так мы и посмотрим; не найдет ли он возможным пристроить вас при себе, или где нибудь там, поближе .к солнцу.
Князь Андрей всегда особенно оживлялся, когда ему приходилось руководить молодого человека и помогать ему в светском успехе. Под предлогом этой помощи другому, которую он по гордости никогда не принял бы для себя, он находился вблизи той среды, которая давала успех и которая притягивала его к себе. Он весьма охотно взялся за Бориса и пошел с ним к князю Долгорукову.
Было уже поздно вечером, когда они взошли в Ольмюцкий дворец, занимаемый императорами и их приближенными.
В этот самый день был военный совет, на котором участвовали все члены гофкригсрата и оба императора. На совете, в противность мнения стариков – Кутузова и князя Шварцернберга, было решено немедленно наступать и дать генеральное сражение Бонапарту. Военный совет только что кончился, когда князь Андрей, сопутствуемый Борисом, пришел во дворец отыскивать князя Долгорукова. Еще все лица главной квартиры находились под обаянием сегодняшнего, победоносного для партии молодых, военного совета. Голоса медлителей, советовавших ожидать еще чего то не наступая, так единодушно были заглушены и доводы их опровергнуты несомненными доказательствами выгод наступления, что то, о чем толковалось в совете, будущее сражение и, без сомнения, победа, казались уже не будущим, а прошедшим. Все выгоды были на нашей стороне. Огромные силы, без сомнения, превосходившие силы Наполеона, были стянуты в одно место; войска были одушевлены присутствием императоров и рвались в дело; стратегический пункт, на котором приходилось действовать, был до малейших подробностей известен австрийскому генералу Вейротеру, руководившему войска (как бы счастливая случайность сделала то, что австрийские войска в прошлом году были на маневрах именно на тех полях, на которых теперь предстояло сразиться с французом); до малейших подробностей была известна и передана на картах предлежащая местность, и Бонапарте, видимо, ослабленный, ничего не предпринимал.
Долгоруков, один из самых горячих сторонников наступления, только что вернулся из совета, усталый, измученный, но оживленный и гордый одержанной победой. Князь Андрей представил покровительствуемого им офицера, но князь Долгоруков, учтиво и крепко пожав ему руку, ничего не сказал Борису и, очевидно не в силах удержаться от высказывания тех мыслей, которые сильнее всего занимали его в эту минуту, по французски обратился к князю Андрею.
– Ну, мой милый, какое мы выдержали сражение! Дай Бог только, чтобы то, которое будет следствием его, было бы столь же победоносно. Однако, мой милый, – говорил он отрывочно и оживленно, – я должен признать свою вину перед австрийцами и в особенности перед Вейротером. Что за точность, что за подробность, что за знание местности, что за предвидение всех возможностей, всех условий, всех малейших подробностей! Нет, мой милый, выгодней тех условий, в которых мы находимся, нельзя ничего нарочно выдумать. Соединение австрийской отчетливости с русской храбростию – чего ж вы хотите еще?
– Так наступление окончательно решено? – сказал Болконский.
– И знаете ли, мой милый, мне кажется, что решительно Буонапарте потерял свою латынь. Вы знаете, что нынче получено от него письмо к императору. – Долгоруков улыбнулся значительно.
– Вот как! Что ж он пишет? – спросил Болконский.
– Что он может писать? Традиридира и т. п., всё только с целью выиграть время. Я вам говорю, что он у нас в руках; это верно! Но что забавнее всего, – сказал он, вдруг добродушно засмеявшись, – это то, что никак не могли придумать, как ему адресовать ответ? Ежели не консулу, само собою разумеется не императору, то генералу Буонапарту, как мне казалось.
– Но между тем, чтобы не признавать императором, и тем, чтобы называть генералом Буонапарте, есть разница, – сказал Болконский.
– В том то и дело, – смеясь и перебивая, быстро говорил Долгоруков. – Вы знаете Билибина, он очень умный человек, он предлагал адресовать: «узурпатору и врагу человеческого рода».