1920 год
Поделись знанием:
– Отбили! – оживленно сказал Борис, сделавшийся болтливым. – Ты можешь себе представить?
И Борис стал рассказывать, каким образом гвардия, ставши на место и увидав перед собой войска, приняла их за австрийцев и вдруг по ядрам, пущенным из этих войск, узнала, что она в первой линии, и неожиданно должна была вступить в дело. Ростов, не дослушав Бориса, тронул свою лошадь.
– Ты куда? – спросил Борис.
– К его величеству с поручением.
– Вот он! – сказал Борис, которому послышалось, что Ростову нужно было его высочество, вместо его величества.
И он указал ему на великого князя, который в ста шагах от них, в каске и в кавалергардском колете, с своими поднятыми плечами и нахмуренными бровями, что то кричал австрийскому белому и бледному офицеру.
– Да ведь это великий князь, а мне к главнокомандующему или к государю, – сказал Ростов и тронул было лошадь.
– Граф, граф! – кричал Берг, такой же оживленный, как и Борис, подбегая с другой стороны, – граф, я в правую руку ранен (говорил он, показывая кисть руки, окровавленную, обвязанную носовым платком) и остался во фронте. Граф, держу шпагу в левой руке: в нашей породе фон Бергов, граф, все были рыцари.
Берг еще что то говорил, но Ростов, не дослушав его, уже поехал дальше.
Проехав гвардию и пустой промежуток, Ростов, для того чтобы не попасть опять в первую линию, как он попал под атаку кавалергардов, поехал по линии резервов, далеко объезжая то место, где слышалась самая жаркая стрельба и канонада. Вдруг впереди себя и позади наших войск, в таком месте, где он никак не мог предполагать неприятеля, он услыхал близкую ружейную стрельбу.
«Что это может быть? – подумал Ростов. – Неприятель в тылу наших войск? Не может быть, – подумал Ростов, и ужас страха за себя и за исход всего сражения вдруг нашел на него. – Что бы это ни было, однако, – подумал он, – теперь уже нечего объезжать. Я должен искать главнокомандующего здесь, и ежели всё погибло, то и мое дело погибнуть со всеми вместе».
Дурное предчувствие, нашедшее вдруг на Ростова, подтверждалось всё более и более, чем дальше он въезжал в занятое толпами разнородных войск пространство, находящееся за деревнею Працом.
– Что такое? Что такое? По ком стреляют? Кто стреляет? – спрашивал Ростов, ровняясь с русскими и австрийскими солдатами, бежавшими перемешанными толпами наперерез его дороги.
– А чорт их знает? Всех побил! Пропадай всё! – отвечали ему по русски, по немецки и по чешски толпы бегущих и непонимавших точно так же, как и он, того, что тут делалось.
– Бей немцев! – кричал один.
– А чорт их дери, – изменников.
– Zum Henker diese Ruesen… [К чорту этих русских…] – что то ворчал немец.
Несколько раненых шли по дороге. Ругательства, крики, стоны сливались в один общий гул. Стрельба затихла и, как потом узнал Ростов, стреляли друг в друга русские и австрийские солдаты.
«Боже мой! что ж это такое? – думал Ростов. – И здесь, где всякую минуту государь может увидать их… Но нет, это, верно, только несколько мерзавцев. Это пройдет, это не то, это не может быть, – думал он. – Только поскорее, поскорее проехать их!»
Мысль о поражении и бегстве не могла притти в голову Ростову. Хотя он и видел французские орудия и войска именно на Праценской горе, на той самой, где ему велено было отыскивать главнокомандующего, он не мог и не хотел верить этому.
Около деревни Праца Ростову велено было искать Кутузова и государя. Но здесь не только не было их, но не было ни одного начальника, а были разнородные толпы расстроенных войск.
Он погонял уставшую уже лошадь, чтобы скорее проехать эти толпы, но чем дальше он подвигался, тем толпы становились расстроеннее. По большой дороге, на которую он выехал, толпились коляски, экипажи всех сортов, русские и австрийские солдаты, всех родов войск, раненые и нераненые. Всё это гудело и смешанно копошилось под мрачный звук летавших ядер с французских батарей, поставленных на Праценских высотах.
– Где государь? где Кутузов? – спрашивал Ростов у всех, кого мог остановить, и ни от кого не мог получить ответа.
Наконец, ухватив за воротник солдата, он заставил его ответить себе.
– Э! брат! Уж давно все там, вперед удрали! – сказал Ростову солдат, смеясь чему то и вырываясь.
Оставив этого солдата, который, очевидно, был пьян, Ростов остановил лошадь денщика или берейтора важного лица и стал расспрашивать его. Денщик объявил Ростову, что государя с час тому назад провезли во весь дух в карете по этой самой дороге, и что государь опасно ранен.
– Не может быть, – сказал Ростов, – верно, другой кто.
– Сам я видел, – сказал денщик с самоуверенной усмешкой. – Уж мне то пора знать государя: кажется, сколько раз в Петербурге вот так то видал. Бледный, пребледный в карете сидит. Четверню вороных как припустит, батюшки мои, мимо нас прогремел: пора, кажется, и царских лошадей и Илью Иваныча знать; кажется, с другим как с царем Илья кучер не ездит.
Ростов пустил его лошадь и хотел ехать дальше. Шедший мимо раненый офицер обратился к нему.
– Да вам кого нужно? – спросил офицер. – Главнокомандующего? Так убит ядром, в грудь убит при нашем полку.
– Не убит, ранен, – поправил другой офицер.
– Да кто? Кутузов? – спросил Ростов.
– Не Кутузов, а как бишь его, – ну, да всё одно, живых не много осталось. Вон туда ступайте, вон к той деревне, там всё начальство собралось, – сказал этот офицер, указывая на деревню Гостиерадек, и прошел мимо.
Ростов ехал шагом, не зная, зачем и к кому он теперь поедет. Государь ранен, сражение проиграно. Нельзя было не верить этому теперь. Ростов ехал по тому направлению, которое ему указали и по которому виднелись вдалеке башня и церковь. Куда ему было торопиться? Что ему было теперь говорить государю или Кутузову, ежели бы даже они и были живы и не ранены?
– Этой дорогой, ваше благородие, поезжайте, а тут прямо убьют, – закричал ему солдат. – Тут убьют!
– О! что говоришь! сказал другой. – Куда он поедет? Тут ближе.
Ростов задумался и поехал именно по тому направлению, где ему говорили, что убьют.
«Теперь всё равно: уж ежели государь ранен, неужели мне беречь себя?» думал он. Он въехал в то пространство, на котором более всего погибло людей, бегущих с Працена. Французы еще не занимали этого места, а русские, те, которые были живы или ранены, давно оставили его. На поле, как копны на хорошей пашне, лежало человек десять, пятнадцать убитых, раненых на каждой десятине места. Раненые сползались по два, по три вместе, и слышались неприятные, иногда притворные, как казалось Ростову, их крики и стоны. Ростов пустил лошадь рысью, чтобы не видать всех этих страдающих людей, и ему стало страшно. Он боялся не за свою жизнь, а за то мужество, которое ему нужно было и которое, он знал, не выдержит вида этих несчастных.
Французы, переставшие стрелять по этому, усеянному мертвыми и ранеными, полю, потому что уже никого на нем живого не было, увидав едущего по нем адъютанта, навели на него орудие и бросили несколько ядер. Чувство этих свистящих, страшных звуков и окружающие мертвецы слились для Ростова в одно впечатление ужаса и сожаления к себе. Ему вспомнилось последнее письмо матери. «Что бы она почувствовала, – подумал он, – коль бы она видела меня теперь здесь, на этом поле и с направленными на меня орудиями».
В деревне Гостиерадеке были хотя и спутанные, но в большем порядке русские войска, шедшие прочь с поля сражения. Сюда уже не доставали французские ядра, и звуки стрельбы казались далекими. Здесь все уже ясно видели и говорили, что сражение проиграно. К кому ни обращался Ростов, никто не мог сказать ему, ни где был государь, ни где был Кутузов. Одни говорили, что слух о ране государя справедлив, другие говорили, что нет, и объясняли этот ложный распространившийся слух тем, что, действительно, в карете государя проскакал назад с поля сражения бледный и испуганный обер гофмаршал граф Толстой, выехавший с другими в свите императора на поле сражения. Один офицер сказал Ростову, что за деревней, налево, он видел кого то из высшего начальства, и Ростов поехал туда, уже не надеясь найти кого нибудь, но для того только, чтобы перед самим собою очистить свою совесть. Проехав версты три и миновав последние русские войска, около огорода, окопанного канавой, Ростов увидал двух стоявших против канавы всадников. Один, с белым султаном на шляпе, показался почему то знакомым Ростову; другой, незнакомый всадник, на прекрасной рыжей лошади (лошадь эта показалась знакомою Ростову) подъехал к канаве, толкнул лошадь шпорами и, выпустив поводья, легко перепрыгнул через канаву огорода. Только земля осыпалась с насыпи от задних копыт лошади. Круто повернув лошадь, он опять назад перепрыгнул канаву и почтительно обратился к всаднику с белым султаном, очевидно, предлагая ему сделать то же. Всадник, которого фигура показалась знакома Ростову и почему то невольно приковала к себе его внимание, сделал отрицательный жест головой и рукой, и по этому жесту Ростов мгновенно узнал своего оплакиваемого, обожаемого государя.
«Но это не мог быть он, один посреди этого пустого поля», подумал Ростов. В это время Александр повернул голову, и Ростов увидал так живо врезавшиеся в его памяти любимые черты. Государь был бледен, щеки его впали и глаза ввалились; но тем больше прелести, кротости было в его чертах. Ростов был счастлив, убедившись в том, что слух о ране государя был несправедлив. Он был счастлив, что видел его. Он знал, что мог, даже должен был прямо обратиться к нему и передать то, что приказано было ему передать от Долгорукова.
Но как влюбленный юноша дрожит и млеет, не смея сказать того, о чем он мечтает ночи, и испуганно оглядывается, ища помощи или возможности отсрочки и бегства, когда наступила желанная минута, и он стоит наедине с ней, так и Ростов теперь, достигнув того, чего он желал больше всего на свете, не знал, как подступить к государю, и ему представлялись тысячи соображений, почему это было неудобно, неприлично и невозможно.
«Как! Я как будто рад случаю воспользоваться тем, что он один и в унынии. Ему неприятно и тяжело может показаться неизвестное лицо в эту минуту печали; потом, что я могу сказать ему теперь, когда при одном взгляде на него у меня замирает сердце и пересыхает во рту?» Ни одна из тех бесчисленных речей, которые он, обращая к государю, слагал в своем воображении, не приходила ему теперь в голову. Те речи большею частию держались совсем при других условиях, те говорились большею частию в минуту побед и торжеств и преимущественно на смертном одре от полученных ран, в то время как государь благодарил его за геройские поступки, и он, умирая, высказывал ему подтвержденную на деле любовь свою.
«Потом, что же я буду спрашивать государя об его приказаниях на правый фланг, когда уже теперь 4 й час вечера, и сражение проиграно? Нет, решительно я не должен подъезжать к нему. Не должен нарушать его задумчивость. Лучше умереть тысячу раз, чем получить от него дурной взгляд, дурное мнение», решил Ростов и с грустью и с отчаянием в сердце поехал прочь, беспрестанно оглядываясь на всё еще стоявшего в том же положении нерешительности государя.
В то время как Ростов делал эти соображения и печально отъезжал от государя, капитан фон Толь случайно наехал на то же место и, увидав государя, прямо подъехал к нему, предложил ему свои услуги и помог перейти пешком через канаву. Государь, желая отдохнуть и чувствуя себя нездоровым, сел под яблочное дерево, и Толь остановился подле него. Ростов издалека с завистью и раскаянием видел, как фон Толь что то долго и с жаром говорил государю, как государь, видимо, заплакав, закрыл глаза рукой и пожал руку Толю.
«И это я мог бы быть на его месте?» подумал про себя Ростов и, едва удерживая слезы сожаления об участи государя, в совершенном отчаянии поехал дальше, не зная, куда и зачем он теперь едет.
Его отчаяние было тем сильнее, что он чувствовал, что его собственная слабость была причиной его горя.
Он мог бы… не только мог бы, но он должен был подъехать к государю. И это был единственный случай показать государю свою преданность. И он не воспользовался им… «Что я наделал?» подумал он. И он повернул лошадь и поскакал назад к тому месту, где видел императора; но никого уже не было за канавой. Только ехали повозки и экипажи. От одного фурмана Ростов узнал, что Кутузовский штаб находится неподалеку в деревне, куда шли обозы. Ростов поехал за ними.
Впереди его шел берейтор Кутузова, ведя лошадей в попонах. За берейтором ехала повозка, и за повозкой шел старик дворовый, в картузе, полушубке и с кривыми ногами.
– Тит, а Тит! – сказал берейтор.
– Чего? – рассеянно отвечал старик.
– Тит! Ступай молотить.
– Э, дурак, тьфу! – сердито плюнув, сказал старик. Прошло несколько времени молчаливого движения, и повторилась опять та же шутка.
В пятом часу вечера сражение было проиграно на всех пунктах. Более ста орудий находилось уже во власти французов.
Пржебышевский с своим корпусом положил оружие. Другие колонны, растеряв около половины людей, отступали расстроенными, перемешанными толпами.
Остатки войск Ланжерона и Дохтурова, смешавшись, теснились около прудов на плотинах и берегах у деревни Аугеста.
В 6 м часу только у плотины Аугеста еще слышалась жаркая канонада одних французов, выстроивших многочисленные батареи на спуске Праценских высот и бивших по нашим отступающим войскам.
В арьергарде Дохтуров и другие, собирая батальоны, отстреливались от французской кавалерии, преследовавшей наших. Начинало смеркаться. На узкой плотине Аугеста, на которой столько лет мирно сиживал в колпаке старичок мельник с удочками, в то время как внук его, засучив рукава рубашки, перебирал в лейке серебряную трепещущую рыбу; на этой плотине, по которой столько лет мирно проезжали на своих парных возах, нагруженных пшеницей, в мохнатых шапках и синих куртках моравы и, запыленные мукой, с белыми возами уезжали по той же плотине, – на этой узкой плотине теперь между фурами и пушками, под лошадьми и между колес толпились обезображенные страхом смерти люди, давя друг друга, умирая, шагая через умирающих и убивая друг друга для того только, чтобы, пройдя несколько шагов, быть точно. так же убитыми.
Каждые десять секунд, нагнетая воздух, шлепало ядро или разрывалась граната в средине этой густой толпы, убивая и обрызгивая кровью тех, которые стояли близко. Долохов, раненый в руку, пешком с десятком солдат своей роты (он был уже офицер) и его полковой командир, верхом, представляли из себя остатки всего полка. Влекомые толпой, они втеснились во вход к плотине и, сжатые со всех сторон, остановились, потому что впереди упала лошадь под пушкой, и толпа вытаскивала ее. Одно ядро убило кого то сзади их, другое ударилось впереди и забрызгало кровью Долохова. Толпа отчаянно надвинулась, сжалась, тронулась несколько шагов и опять остановилась.
Пройти эти сто шагов, и, наверное, спасен; простоять еще две минуты, и погиб, наверное, думал каждый. Долохов, стоявший в середине толпы, рванулся к краю плотины, сбив с ног двух солдат, и сбежал на скользкий лед, покрывший пруд.
– Сворачивай, – закричал он, подпрыгивая по льду, который трещал под ним, – сворачивай! – кричал он на орудие. – Держит!…
Лед держал его, но гнулся и трещал, и очевидно было, что не только под орудием или толпой народа, но под ним одним он сейчас рухнется. На него смотрели и жались к берегу, не решаясь еще ступить на лед. Командир полка, стоявший верхом у въезда, поднял руку и раскрыл рот, обращаясь к Долохову. Вдруг одно из ядер так низко засвистело над толпой, что все нагнулись. Что то шлепнулось в мокрое, и генерал упал с лошадью в лужу крови. Никто не взглянул на генерала, не подумал поднять его.
– Пошел на лед! пошел по льду! Пошел! вороти! аль не слышишь! Пошел! – вдруг после ядра, попавшего в генерала, послышались бесчисленные голоса, сами не зная, что и зачем кричавшие.
Одно из задних орудий, вступавшее на плотину, своротило на лед. Толпы солдат с плотины стали сбегать на замерзший пруд. Под одним из передних солдат треснул лед, и одна нога ушла в воду; он хотел оправиться и провалился по пояс.
Ближайшие солдаты замялись, орудийный ездовой остановил свою лошадь, но сзади всё еще слышались крики: «Пошел на лед, что стал, пошел! пошел!» И крики ужаса послышались в толпе. Солдаты, окружавшие орудие, махали на лошадей и били их, чтобы они сворачивали и подвигались. Лошади тронулись с берега. Лед, державший пеших, рухнулся огромным куском, и человек сорок, бывших на льду, бросились кто вперед, кто назад, потопляя один другого.
Ядра всё так же равномерно свистели и шлепались на лед, в воду и чаще всего в толпу, покрывавшую плотину, пруды и берег.
На Праценской горе, на том самом месте, где он упал с древком знамени в руках, лежал князь Андрей Болконский, истекая кровью, и, сам не зная того, стонал тихим, жалостным и детским стоном.
К вечеру он перестал стонать и совершенно затих. Он не знал, как долго продолжалось его забытье. Вдруг он опять чувствовал себя живым и страдающим от жгучей и разрывающей что то боли в голове.
«Где оно, это высокое небо, которое я не знал до сих пор и увидал нынче?» было первою его мыслью. «И страдания этого я не знал также, – подумал он. – Да, я ничего, ничего не знал до сих пор. Но где я?»
Он стал прислушиваться и услыхал звуки приближающегося топота лошадей и звуки голосов, говоривших по французски. Он раскрыл глаза. Над ним было опять всё то же высокое небо с еще выше поднявшимися плывущими облаками, сквозь которые виднелась синеющая бесконечность. Он не поворачивал головы и не видал тех, которые, судя по звуку копыт и голосов, подъехали к нему и остановились.
Подъехавшие верховые были Наполеон, сопутствуемый двумя адъютантами. Бонапарте, объезжая поле сражения, отдавал последние приказания об усилении батарей стреляющих по плотине Аугеста и рассматривал убитых и раненых, оставшихся на поле сражения.
– De beaux hommes! [Красавцы!] – сказал Наполеон, глядя на убитого русского гренадера, который с уткнутым в землю лицом и почернелым затылком лежал на животе, откинув далеко одну уже закоченевшую руку.
– Les munitions des pieces de position sont epuisees, sire! [Батарейных зарядов больше нет, ваше величество!] – сказал в это время адъютант, приехавший с батарей, стрелявших по Аугесту.
– Faites avancer celles de la reserve, [Велите привезти из резервов,] – сказал Наполеон, и, отъехав несколько шагов, он остановился над князем Андреем, лежавшим навзничь с брошенным подле него древком знамени (знамя уже, как трофей, было взято французами).
– Voila une belle mort, [Вот прекрасная смерть,] – сказал Наполеон, глядя на Болконского.
Князь Андрей понял, что это было сказано о нем, и что говорит это Наполеон. Он слышал, как называли sire того, кто сказал эти слова. Но он слышал эти слова, как бы он слышал жужжание мухи. Он не только не интересовался ими, но он и не заметил, а тотчас же забыл их. Ему жгло голову; он чувствовал, что он исходит кровью, и он видел над собою далекое, высокое и вечное небо. Он знал, что это был Наполеон – его герой, но в эту минуту Наполеон казался ему столь маленьким, ничтожным человеком в сравнении с тем, что происходило теперь между его душой и этим высоким, бесконечным небом с бегущими по нем облаками. Ему было совершенно всё равно в эту минуту, кто бы ни стоял над ним, что бы ни говорил об нем; он рад был только тому, что остановились над ним люди, и желал только, чтоб эти люди помогли ему и возвратили бы его к жизни, которая казалась ему столь прекрасною, потому что он так иначе понимал ее теперь. Он собрал все свои силы, чтобы пошевелиться и произвести какой нибудь звук. Он слабо пошевелил ногою и произвел самого его разжалобивший, слабый, болезненный стон.
– А! он жив, – сказал Наполеон. – Поднять этого молодого человека, ce jeune homme, и свезти на перевязочный пункт!
Сказав это, Наполеон поехал дальше навстречу к маршалу Лану, который, сняв шляпу, улыбаясь и поздравляя с победой, подъезжал к императору.
Князь Андрей не помнил ничего дальше: он потерял сознание от страшной боли, которую причинили ему укладывание на носилки, толчки во время движения и сондирование раны на перевязочном пункте. Он очнулся уже только в конце дня, когда его, соединив с другими русскими ранеными и пленными офицерами, понесли в госпиталь. На этом передвижении он чувствовал себя несколько свежее и мог оглядываться и даже говорить.
Первые слова, которые он услыхал, когда очнулся, – были слова французского конвойного офицера, который поспешно говорил:
– Надо здесь остановиться: император сейчас проедет; ему доставит удовольствие видеть этих пленных господ.
– Нынче так много пленных, чуть не вся русская армия, что ему, вероятно, это наскучило, – сказал другой офицер.
– Ну, однако! Этот, говорят, командир всей гвардии императора Александра, – сказал первый, указывая на раненого русского офицера в белом кавалергардском мундире.
Болконский узнал князя Репнина, которого он встречал в петербургском свете. Рядом с ним стоял другой, 19 летний мальчик, тоже раненый кавалергардский офицер.
Бонапарте, подъехав галопом, остановил лошадь.
– Кто старший? – сказал он, увидав пленных.
Назвали полковника, князя Репнина.
– Вы командир кавалергардского полка императора Александра? – спросил Наполеон.
– Я командовал эскадроном, – отвечал Репнин.
– Ваш полк честно исполнил долг свой, – сказал Наполеон.
– Похвала великого полководца есть лучшая награда cолдату, – сказал Репнин.
– С удовольствием отдаю ее вам, – сказал Наполеон. – Кто этот молодой человек подле вас?
Князь Репнин назвал поручика Сухтелена.
Посмотрев на него, Наполеон сказал, улыбаясь:
– II est venu bien jeune se frotter a nous. [Молод же явился он состязаться с нами.]
– Молодость не мешает быть храбрым, – проговорил обрывающимся голосом Сухтелен.
– Прекрасный ответ, – сказал Наполеон. – Молодой человек, вы далеко пойдете!
Князь Андрей, для полноты трофея пленников выставленный также вперед, на глаза императору, не мог не привлечь его внимания. Наполеон, видимо, вспомнил, что он видел его на поле и, обращаясь к нему, употребил то самое наименование молодого человека – jeune homme, под которым Болконский в первый раз отразился в его памяти.
– Et vous, jeune homme? Ну, а вы, молодой человек? – обратился он к нему, – как вы себя чувствуете, mon brave?
Несмотря на то, что за пять минут перед этим князь Андрей мог сказать несколько слов солдатам, переносившим его, он теперь, прямо устремив свои глаза на Наполеона, молчал… Ему так ничтожны казались в эту минуту все интересы, занимавшие Наполеона, так мелочен казался ему сам герой его, с этим мелким тщеславием и радостью победы, в сравнении с тем высоким, справедливым и добрым небом, которое он видел и понял, – что он не мог отвечать ему.
Да и всё казалось так бесполезно и ничтожно в сравнении с тем строгим и величественным строем мысли, который вызывали в нем ослабление сил от истекшей крови, страдание и близкое ожидание смерти. Глядя в глаза Наполеону, князь Андрей думал о ничтожности величия, о ничтожности жизни, которой никто не мог понять значения, и о еще большем ничтожестве смерти, смысл которой никто не мог понять и объяснить из живущих.
Император, не дождавшись ответа, отвернулся и, отъезжая, обратился к одному из начальников:
– Пусть позаботятся об этих господах и свезут их в мой бивуак; пускай мой доктор Ларрей осмотрит их раны. До свидания, князь Репнин, – и он, тронув лошадь, галопом поехал дальше.
На лице его было сиянье самодовольства и счастия.
Солдаты, принесшие князя Андрея и снявшие с него попавшийся им золотой образок, навешенный на брата княжною Марьею, увидав ласковость, с которою обращался император с пленными, поспешили возвратить образок.
Князь Андрей не видал, кто и как надел его опять, но на груди его сверх мундира вдруг очутился образок на мелкой золотой цепочке.
«Хорошо бы это было, – подумал князь Андрей, взглянув на этот образок, который с таким чувством и благоговением навесила на него сестра, – хорошо бы это было, ежели бы всё было так ясно и просто, как оно кажется княжне Марье. Как хорошо бы было знать, где искать помощи в этой жизни и чего ждать после нее, там, за гробом! Как бы счастлив и спокоен я был, ежели бы мог сказать теперь: Господи, помилуй меня!… Но кому я скажу это! Или сила – неопределенная, непостижимая, к которой я не только не могу обращаться, но которой не могу выразить словами, – великое всё или ничего, – говорил он сам себе, – или это тот Бог, который вот здесь зашит, в этой ладонке, княжной Марьей? Ничего, ничего нет верного, кроме ничтожества всего того, что мне понятно, и величия чего то непонятного, но важнейшего!»
| Годы |
|---|
| 1916 · 1917 · 1918 · 1919 — 1920 — 1921 · 1922 · 1923 · 1924 |
| Десятилетия |
| 1900-е · 1910-е — 1920-е — 1930-е · 1940-е |
| Века |
| XIX век — XX век — XXI век |
| Григорианский календарь | 1920 MCMXX |
| Юлианский календарь | 1919—1920 (с 14 января) |
| Юлианский календарь с византийской эрой |
7428—7429 (с 14 сентября) |
| От основания Рима | 2672—2673 (с 4 мая) |
| Еврейский календарь |
5680—5681 ה'תר"ף — ה'תרפ"א |
| Исламский календарь | 1338—1339 |
| Древнеармянский календарь | 4412—4413 (с 11 августа) |
| Армянский церковный календарь | 1369 ԹՎ ՌՅԿԹ
|
| Китайский календарь | 4616—4617 己未 — 庚申 жёлтая овца — белая обезьяна |
| Эфиопский календарь | 1912 — 1913 |
| Древнеиндийский календарь | |
| - Викрам-самват | 1976—1977 |
| - Шака самват | 1842—1843 |
| - Кали-юга | 5021—5022 |
| Иранский календарь | 1298—1299 |
| Буддийский календарь | 2463 |
| Японское летосчисление | 9-й год Тайсё |
1920 (тысяча девятьсот двадцатый) год по григорианскому календарю — високосный год, начинающийся в четверг. Это 1920 год нашей эры, 920 год 2 тысячелетия, 20 год XX века, 10 год 2-го десятилетия XX века, 1 год 1920-х годов.
Содержание
События
Январь
- 3 января — 5-я Отдельная армия РККА под командованием Г. Х. Эйхе начала Красноярскую операцию[1].
- 4 января — в Красноярске началось восстание, подготовленное местными большевиками[2].
- 7 января — 30-я дивизия 5-й Отдельной армии РККА вступила в Красноярск[1].
- 9 января — части РККА вступили в Ростов-на-Дону[3].
- 10 января
- на первом в истории заседании Лиги Наций ратифицирован Версальский договор, окончивший Первую мировую войну.
- Треугольник Кионга передан в состав португальской колонии Мозамбик.
- 21 января — в Люшне открылся десятидневный Албанский национальный конгресс, подтвердивший независимость Албании и распространивший декларацию о непризнании любого мандата или протектората над Албанией[4].
- 28 января — в Стамбуле парламент Турции принял Национальный обет — декларацию независимости страны[5].
- 29 января — декрет СНК РСФСР «О порядке всеобщей трудовой повинности» — всё трудоспособное население, независимо от постоянной работы, привлекается к выполнению различных трудовых заданий[6].
- 31 января — большевистское восстание во Владивостоке. Образование Приморской областной земской управы.
Февраль
- 1 февраля — президентом Гондураса стал представитель Либеральной партии Рафаэль Лопес Гутьеррес.
- 2 февраля
- Подписан Тартуский мирный договор между Россией и Эстонией.
- Красная армия вступила в Хиву, свергнув власть хивинского хана[7].
- 6 февраля — РККА вступила в Красноводск[8][9].
- 7 февраля
- Образован Народный комиссариат Рабоче-крестьянской инспекции (Рабкрин) РСФСР.
- Расстрелян Верховный правитель России адмирал Колчак.
- Войска Новороссийской области ВСЮР оставили Одессу.
- 12 февраля — на второй день съезда азербайджанских коммунистов в Баку образована Азербайджанская коммунистическая партия[10].
- 15 февраля — бой под Канделем — один из последних боёв Гражданской войны в Новороссии.
- 19 февраля — из Архангельска отбыл в эмиграцию главный начальник края генерал-лейтенант Евгений Миллер[11].
- 21 февраля — Красная армия вступила в Архангельск, Мурманск охвачен восстанием[12]. Северная область полностью перешла под контроль центрального правительства РСФСР[11].
- 24 февраля — Адольфом Гитлером впервые были озвучены знаменитые 25 пунктов программы НСДАП.
Март
- 10 марта — в Германии генерал Вальтер фон Лютвиц, смещённый с поста главнокомандующего рейхсвером в зоне Берлина, предъявил правительству ультиматум с требованиями роспуска Национального собрания, проведения перевыборов президента и отказа от сокращения рейхсвера[13].
- 13 марта
- Красная армия вступила в Мурманск[12].
- Части добровольческого корпуса генерала Вальтера фон Лютвица заняли Берлин. Президент Фридрих Эберт и правительство бежали в Штутгарт. Сформировано правительство во главе с Вольфгангом Каппом (Капповский путч)[13].
- 17 марта
- Провал Капповского путча в Германии. Вольфганг Капп бежал в Швецию, к власти вернулось прежнее правительство[13].
- Красная армия заняла Екатеринодар[14]. Краевое правительство эвакуировано в Новороссийск[15].
- Конец марта — Новороссийская эвакуация десятков тысяч белогвардейцев из Новороссийска, прошедшая в обстановке паники.
- 29 марта — 5 апреля — в Москве состоялся IX съезд РКП(б).
Апрель
- 1 апреля — была утверждена официальная программа НСДАП, так называемая Программа «25 пунктов».
- 6 апреля — Учредительным съездом трудящихся Прибайкалья была провозглашена Дальневосточная республика.
- 15 апреля
- В Гватемале свергнута диктатура Мануэля Эстрады Кабреры. Временным президентом стал Карлос Эррера[16].
- Основана Коммунистическая партия Испании[17].
- 22 апреля — конгресс независимых профсоюзов Гватемалы принял решение о создании профцентра — Рабочего объединения. На празднике 1 мая, который отмечался в стране впервые, оно было преобразовано в Рабочее социалистическое объединение[16].
- 23 апреля — в Анкаре собрано Великое национальное собрание Турции, провозгласившее себя единственной законной властью в стране[5].
- 24 апреля — партийная организация коммунистов Азербайджана объявлена на военном положении[10].
- 26 апреля — в Хиве провозглашена Хорезмская Народная Советская Республика[7].
- 28 апреля — ночью с 27 апреля началось восстание в Баку, образован Временный революционный комитет Азербайджана во главе с Нариманом Наримановым, в Азербайджан вступила 11-я армия РККА[18]. Провозглашена Азербайджанская Советская Социалистическая Республика[19].
Май
- 5 мая — Азербайджанский ревком издал декрет о конфискации земель беков и ханов[20].
- 7 мая — в Киев вступили украинские и польские войска.
- 15 мая — Азербайджанский ревком издал декрет о национализации лесов, вод и недр земли[20].
- 16 мая — Жанна д’Арк причислена католической церковью к лику святых.
- 23 мая — основана Коммунистическая партия Индонезии[21].
- 24 мая — Азербайджанский ревком издал декрет о национализации нефтяной промышленности[20].
- 27 мая — декретом ВЦИК и СНК образована Татарская Автономная Советская Социалистическая Республика.
- 28 мая — в Азербайджане сформирован Совет рабоче-крестьянской обороны[20].
Июнь
- 4 июня — подписание Трианонского договора.
- 8 июня — образована Карельская трудовая коммуна (автономное областное объединение), предшественница нынешней Республики Карелия.
- 11 июня — национализация банков в Азербайджане[20].
- 15 июня — в Гааге при поддержке Ватикана открылся конгресс национальных христианских профсоюзных центров ряда европейских стран. На конгрессе создана Всемирная конфедерация труда (ВКТ)[22].
- 19 июня — СНК РСФСР создал Всероссийскую чрезвычайную комиссию по ликвидации безграмотности[23].
- 24 июня — в Энзели завершился двухдневный съезд иранской организации Адалят, провозгласивший создание Иранской коммунистической партии[24].
Июль
- 6 июля — национализирован Каспийский торговый флот[20].
- 8 июля — США объявляют об установлении эмбарго на торговлю с РСФСР.
- 10 июля — на конференции в Спа Польша согласилась признать своей восточной границей линию Керзона[25].
- 11 июля — части Красной армии освобождают Минск от польских оккупантов.
- 12 июля — заключён советско-литовский договор, признающий Вильно и прилегающую область частью Литвы[26].
- 14 июля — в ходе наступления на Польшу части Красной армии заняли Вильно[27].
- 15 июля — в Польше издан закон об аграрной реформе. Земельная собственность ограничена пределом в 180 (в некоторых местностях — 400) гектар[28].
- 16 июля — создана Вторая Конная армия[29].
- 30 июля — в Белостоке сформирован Временный революционный комитет Польши (Польревком) во главе с Юлианом Мархлевским[30].
- 31 июля — 1 августа — Первый Учредительный съезд Коммунистической партии Великобритании.
Август
- 1 августа — освобождение Брест-Литовска от польской оккупации.
- 2 августа — правительства Италии и Албании подписали соглашение об эвакуации итальянских войск из Влёры и передаче Италии Сазани[31].
- 10 августа — подписание Севрского договора между странами Антанты и Турцией.
- 11 августа — подписание Рижского договора между РСФСР и Латвией[32].
- 13 августа — началась Варшавская битва, продлившаяся до 25 августа.
- 14 августа — подписан чехословацко-югославский договор о взаимопомощи. Этот договор стал первым из серии договоров о создании Малой Антанты.
- 31 августа — на Сормовском заводе выпущен первый советский и русский танк типа М («Русский Рено»), получивший собственное имя «Борец за свободу товарищ Ленин».
Сентябрь
- 1 сентября
- Франция провозгласила создание под французским мандатом государства «Великий Ливан»[33].
- I Съезд народов Востока в Баку[20].
- 23 сентября — Азербайджанский ревком издал декрет об организации в Азербайджане комитетов бедноты[20].
- 24 сентября — в Латвии принят закон об аграрной реформе[28].
- 25 сентября — в Эс-Сибе подписан Сибский договор между Великобританией и султаном Маската, по которому обе стороны признали независимость Имамата Оман.
- 30 сентября — в Москве подписан договор о военно-экономическом Союзе между РСФСР и Азербайджанской ССР[20].
Октябрь
- 1 октября — вступила в силу конституция Австрии, утвердившая федеративное устройство страны[34].
- 7 октября — заключён польско-литовский договор, признающий Вильнюс и Виленскую область частью Литвы[35].
- 8 октября — в Бухаре провозглашена Бухарская Народная Советская Республика[7].
- 9 октября — части генерала Л. Желиговского с негласной санкции Ю. Пилсудского заняли Вильнюс и часть Юго-восточной Литвы.
- 17 октября — первые парламентские выборы в Австрийской республике, победа Христианско-социальной партии[36].
- 20 октября — всеобщая политическая забастовка в Румынии.
- 25 октября — в Афинах скончался от заражения крови после укуса обезьяны 27-летний король Греции Александр I. На престол вернулся его отец Константин I[37].
Ноябрь
- 2 ноября — президентские выборы в США. Победу одержал кандидат от Республиканской партии Уоррен Гардинг.
- 4 ноября — образована Вотская автономная область[38].
- 7 ноября — части Красной армии и союзные им отряды махновцев начали наступление на Крым — последний оплот белых сил на Юге России.
- 12 ноября — декретом СНК учреждён Главный политико-просветительный комитет Республики (Главполитпросвет)[39].
- 13 ноября — эвакуация Русской армии и гражданских беженцев на кораблях Черноморского флота из Севастополя в Константинополь. Общая численность покинувших Крым составила около 150 тысяч человек.
- 16 ноября — для управления Крымом учреждён Крымский революционный комитет (Крымревком) во главе с Белой Куном[40].
- 18 ноября — в РСФСР разрешены аборты[41].
- 28 ноября — выборы в Учредительное собрание Сербо-хорвато-словенского королевства.
- 29 ноября — части 11-й армии РККА в Армении вошли в Александрополь[42].
Декабрь
- 2 декабря — в Александрополе Турция и Республика Армении (правительство партии «Дашнакцутюн») подписали Александропольский договор, завершивший турецко-армянскую войну 1920 года[43].
- 4 — 7 декабря — объединённый съезд Коммунистической партии Германии и Независимой социал-демократической партии. Создание Объединённой Коммунистической партии Германии.
- 7 декабря
- Екатеринодар переименован в Краснодар[44].
- Аграрная реформа в Венгрии[28].
- 11 декабря — первая советская нота протеста Польше против ввода польских войск в Вильнюс и прилегающую область Литвы[26].
- 16 декабря — вторая советская нота протеста Польше против ввода польских войск в Вильнюс и прилегающую область Литвы[26].
- 17 декабря — Албания принята в Лигу Наций[31].
- 20 декабря — организован Иностранный отдел (ИНО) ВЧК при НКВД РСФСР. Его возглавил Давыдов (Давтян) Яков Христофорович.
- 22 — 29 декабря — в Москве состоялся VIII Всероссийский съезд Советов.
- 25 — 30 декабря — конгресс Французской социалистической партии в Туре. Образование Французской коммунистической партии.
Наука
Спорт
Музыка
Кино
Театр
Напишите отзыв о статье "1920 год"
Литература
Авиация
Общественный транспорт
Железнодорожный транспорт
Родились
См. также: Категория:Родившиеся в 1920 году
Январь
- 2 января — Айзек Азимов, американский писатель-фантаст, популяризатор науки (умер в 1992-м году).
- 19 января — Хавьер Перес де Куэльяр, 5-й Генеральный секретарь ООН (1982—1991).
- 20 января — Федерико Феллини, итальянский кинорежиссёр (умер в 1993-м году).
- 21 января — Николай Николаевич Трофимов, актёр Большого драматического театра (Санкт-Петербург) и кино, Народный артист СССР (умер в 2005-м году).
Февраль
- 16 февраля — Николай Дмитриевич Андреев, советский лингвист, профессор, доктор наук (умер в 1997-м году).
- 28 февраля — Алексей Смирнов, советский актёр (умер в 1979-м году).
Март
- 16 марта — Тонино Гуэрра, итальянский поэт, писатель и сценарист (умер в 2012-м году).
Апрель
- 5 апреля — Лидия Петровна Жуковская, историк древнерусского языка, палеограф, доктор филологических наук (умерла в 1994-м году).
- 11 апреля — О’Доннелл, Питер, британский писатель и сценарист (умер в 2010-м году).
- 22 апреля — Николай Алексеевич Буранов, советский художник (умер в 1991-м году).
- 23 апреля — Григорий Михайлович Тютюнник, советский писатель и прозаик (умер в 1961-м году).
Май
- 6 мая — Борис Михайлович Лавренко, советский живописец (умер в 2001-м году).
- 18 мая — Иоанн Павел II, папа римский с 1978 по 2005 год (умер в 2005-м году).
- 22 мая — Евгения Александровна Кацева, переводчица художественной литературы с немецкого языка, критик (умерла в 2005-м году).
Июнь
- 1 июня — Давид Самойлов, советский поэт (умер в 1990-м году).
- 8 июня — Иван Никитович Кожедуб лётчик-ас времён Великой Отечественной войны, наиболее результативный лётчик-истребитель в авиации союзников (64 сбитых самолёта). Трижды Герой Советского Союза, Маршал авиации (умер в 1991-м году).
Июль
- 13 июля — Ханс Блюменберг, немецкий философ (умер в 1996-м году).
- 28 июля — Иван Филиппович Образцов, советский учёный, академик АН СССР, директор, ректор МАИ (1958—1972), министр высшего и среднего специального образования СССР в 1972—1990 годах (умер в 2005-м году).
Август
- 16 августа — Чарльз Буковски, известный американский поэт и писатель (умер в 1994-м году).
- 22 августа — Рэй Брэдбери, выдающийся американский писатель-фантаст (умер в 2012 году).
- 30 августа — Леонид Шварцман, советский и российский режиссёр-мультипликатор и художник анимационного кино, принимал участие в создании визуального образа Чебурашки для мультфильма Романа Качанова "Крокодил Гена" в 1968 году.
- 31 августа
- Эдуард Арменакович Бабаян, выдающийся советский нарколог (умер в 2009-м году).
- маршал авиации Али Сабри, египетский политический и военный деятель, глава правительства Египта в 1962—1965 годах, вице-президент Объединённой Арабской Республики в 1965—1967 годах, генеральный секретарь Арабского социалистического союза в 1965—1969 годах (ум.1991).
Сентябрь
- 1 сентября — Павел Петрович Уткин, советский живописец (умер в 1990-м году).
- 23 сентября — Микки Руни, американский актёр (ум. в 2014).
- 25 сентября — Сергей Бондарчук, советский кинорежиссёр и актёр (умер в 1994-м году).
- 29 сентября — Питер Митчелл, британский биохимик, лауреат Нобелевской премии по химии (1978) (умер в 1992-м году).
Октябрь
- 8 октября — Фрэнк Герберт, американский писатель-фантаст, известный прежде всего, как автор цикла «Хроники Дюны» (и, в первую очередь, первого романа из этого цикла — «Дюна») (умер в 1986-м году).
- 14 октября — Фрэнк Айд, американский психиатр, пионер использования нейролептиков (умер в 2008-м году).
- 22 октября — Тимоти Лири, американский писатель, психолог, участник кампании по исследованиям психоделических препаратов (умер в 1996-м году).
Ноябрь
- 5 ноября — Дуглас Норт, американский экономист, лауреат Нобелевской премии по экономике 1993 года (умер в 2015-м году).
- 11 ноября — Рой Гаррис Дженкинс, британский политический деятель, один из основателей Социал-демократической партии Великобритании (умер в 2003-м году).
- 18 ноября — Константин Иванович Бесков, советский футболист и тренер (умер в 2006-м году).
- 29 ноября — Егор Кузьмич Лигачёв, советский государственный деятель.
Декабрь
- 6 мая — Борис Лавренко, живописец, педагог, Народный художник России, член Санкт-Петербургского Союза художников, портретист, жанровый живописец.
- Lavrenko-Boris-Mikhailovich-aa11bw.jpg
Скончались
См. также: Категория:Умершие в 1920 году
- 7 января — Эдмунд Бартон, первый премьер-министр Австралии в 1901 — 1903 годах (род. 1849)
- 16 января — Михаил Бахирев, российский военачальник и флотоводец (род. 1868).
- 7 февраля — адмирал Колчак, учёный-океанограф, российский морской офицер, Верховный правитель Российского государства (1918—1919; род. 1874).
- 15 февраля — Дмитрий Илова́йский, русский историк (род. 1832).
- 15 марта — Алмазов, Александр Иванович, канонист, литургист, церковный историк (род. 1859).
- 16 мая — Мария Леонтьевна Бочкарёва, женщина-офицер, поручик, создала первый в истории русской армии женский батальон. Кавалер Георгиевского креста (род. 1889).
- 21 мая — Венустиано Карранса, президент Мексики в 1914—1920 годах (род. 1859).
- 14 июня — Макс Вебер, немецкий социолог, историк, экономист (род. 1864).
- 17 июля — Генрих Дрессель, немецкий археолог и нумизмат (род. 1845).
- 16 августа — Алексей Александрович Шахматов, русский учёный, лингвист и филолог-текстолог (род. 1864).
- 14 сентября — Семён Афанасьевич Венгеров, русский критик, историк литературы, библиограф и редактор (род. 1855).
- 25 октября — Александр I, король Греции в 1917—1920 годах (род. 1893).
Нобелевские премии
- Физика — Шарль Эдуар Гийом — «В знак признания его заслуг перед точными измерениями в физике — открытия аномалий в никелевых стальных сплавах».
- Химия — Вальтер Нернст — «В знак признания его работ по термодинамике».
- Медицина и физиология — Август Крог.
- Литература — Кнут Гамсун — «За монументальное произведение „Соки земли“ о жизни норвежских крестьян, сохранивших свою вековую привязанность к земле и верность патриархальным традициям».
- Премия мира — Леон Буржуа.
Ссылки
- [elibrary.gopb.ru/reader/index.php?r=view&idbook=609024&basename=GOPB_AZ 1920 год в судьбах России и мира: апофеоз Гражданской войны в России и её воздействие на международные отношения. Сб. материалов междунар. науч. конф.]. — Архангельск: Солти, 2010.
См. также
|
1920 год в Викитеке? |
|---|
Примечания
- ↑ 1 2 БСЭ 3-е изд. т. 13 — С. 342.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 13 — С. 341.
- ↑ СИЭ т. 12 — С.214.
- ↑ СИЭ т. 1 — С. 342.
- ↑ 1 2 БСЭ 3-е изд. т. 12 — С. 30.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 5 — С. 453.
- ↑ 1 2 3 СИЭ т. 1 — С. 509.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 13 — С. 332.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 9 — С. 303.
- ↑ 1 2 СИЭ т. 1 — С. 258.
- ↑ 1 2 БСЭ 3-е изд. т. 5 — С. 433.
- ↑ 1 2 СИЭ т. 1 — С. 515.
- ↑ 1 2 3 БСЭ 3-е изд. т. 11 — С. 363.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 13 — С. 334.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 13 — С. 544.
- ↑ 1 2 Леонов Н. С. Очерки новой и новейшей истории стран Центральной Америки / М. 1975 — С. 196.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 12 — С. 537.
- ↑ СИЭ т. 1 — С. 244.
- ↑ СИЭ т. 1 — С. 225.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 СИЭ т. 1 — С. 259.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 12 — С. 536.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 5 — С. 446.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 5 — С. 457.
- ↑ СИЭ т. 1 — С. 200.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 12 — С. 59.
- ↑ 1 2 3 БСЭ 3-е изд. т. 5 — С. 57.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 5 — С. 65.
- ↑ 1 2 3 СИЭ т. 1 — С. 189.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 13 — С. 31.
- ↑ СИЭ т. 11 — С. 307.
- ↑ 1 2 СИЭ т. 1 — С. 350.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 14 — С. 181.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 14 — С. 410.
- ↑ СИЭ т. 1 — С. 118.
- ↑ БСЗ 3-е изд. т. 5 — С. 57.
- ↑ СИЭ т. 1 — С. 132.
- ↑ СИЭ т. 1 — С. 361.
- ↑ БСЗ 3-е изд. т. 5 — С. 417.
- ↑ БСЗ 3-е изд. т. 6 — С. 576.
- ↑ БСЗ 3-е изд. т. 13 — С. 510.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 1 — С. 25.
- ↑ БСЗ 3-е изд. т. 14 — С. 301.
- ↑ СИЭ т. 1 — С. 378.
- ↑ [www.edukuban.ru/obsheeobr/kubanoved/imya_Ekaterina/Pereimenovanie.doc Переименование г. Екатеринодара. Официальный сайт департамента образования и науки Краснодарского края.]
| Календарь на 1920 год | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
Январь
|
Февраль
|
Март
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Апрель
|
Май
|
Июнь
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Июль
|
Август
|
Сентябрь
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Октябрь
|
Ноябрь
|
Декабрь
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий 1920 год
– Вот как! – сказал он. – Ну что?– Отбили! – оживленно сказал Борис, сделавшийся болтливым. – Ты можешь себе представить?
И Борис стал рассказывать, каким образом гвардия, ставши на место и увидав перед собой войска, приняла их за австрийцев и вдруг по ядрам, пущенным из этих войск, узнала, что она в первой линии, и неожиданно должна была вступить в дело. Ростов, не дослушав Бориса, тронул свою лошадь.
– Ты куда? – спросил Борис.
– К его величеству с поручением.
– Вот он! – сказал Борис, которому послышалось, что Ростову нужно было его высочество, вместо его величества.
И он указал ему на великого князя, который в ста шагах от них, в каске и в кавалергардском колете, с своими поднятыми плечами и нахмуренными бровями, что то кричал австрийскому белому и бледному офицеру.
– Да ведь это великий князь, а мне к главнокомандующему или к государю, – сказал Ростов и тронул было лошадь.
– Граф, граф! – кричал Берг, такой же оживленный, как и Борис, подбегая с другой стороны, – граф, я в правую руку ранен (говорил он, показывая кисть руки, окровавленную, обвязанную носовым платком) и остался во фронте. Граф, держу шпагу в левой руке: в нашей породе фон Бергов, граф, все были рыцари.
Берг еще что то говорил, но Ростов, не дослушав его, уже поехал дальше.
Проехав гвардию и пустой промежуток, Ростов, для того чтобы не попасть опять в первую линию, как он попал под атаку кавалергардов, поехал по линии резервов, далеко объезжая то место, где слышалась самая жаркая стрельба и канонада. Вдруг впереди себя и позади наших войск, в таком месте, где он никак не мог предполагать неприятеля, он услыхал близкую ружейную стрельбу.
«Что это может быть? – подумал Ростов. – Неприятель в тылу наших войск? Не может быть, – подумал Ростов, и ужас страха за себя и за исход всего сражения вдруг нашел на него. – Что бы это ни было, однако, – подумал он, – теперь уже нечего объезжать. Я должен искать главнокомандующего здесь, и ежели всё погибло, то и мое дело погибнуть со всеми вместе».
Дурное предчувствие, нашедшее вдруг на Ростова, подтверждалось всё более и более, чем дальше он въезжал в занятое толпами разнородных войск пространство, находящееся за деревнею Працом.
– Что такое? Что такое? По ком стреляют? Кто стреляет? – спрашивал Ростов, ровняясь с русскими и австрийскими солдатами, бежавшими перемешанными толпами наперерез его дороги.
– А чорт их знает? Всех побил! Пропадай всё! – отвечали ему по русски, по немецки и по чешски толпы бегущих и непонимавших точно так же, как и он, того, что тут делалось.
– Бей немцев! – кричал один.
– А чорт их дери, – изменников.
– Zum Henker diese Ruesen… [К чорту этих русских…] – что то ворчал немец.
Несколько раненых шли по дороге. Ругательства, крики, стоны сливались в один общий гул. Стрельба затихла и, как потом узнал Ростов, стреляли друг в друга русские и австрийские солдаты.
«Боже мой! что ж это такое? – думал Ростов. – И здесь, где всякую минуту государь может увидать их… Но нет, это, верно, только несколько мерзавцев. Это пройдет, это не то, это не может быть, – думал он. – Только поскорее, поскорее проехать их!»
Мысль о поражении и бегстве не могла притти в голову Ростову. Хотя он и видел французские орудия и войска именно на Праценской горе, на той самой, где ему велено было отыскивать главнокомандующего, он не мог и не хотел верить этому.
Около деревни Праца Ростову велено было искать Кутузова и государя. Но здесь не только не было их, но не было ни одного начальника, а были разнородные толпы расстроенных войск.
Он погонял уставшую уже лошадь, чтобы скорее проехать эти толпы, но чем дальше он подвигался, тем толпы становились расстроеннее. По большой дороге, на которую он выехал, толпились коляски, экипажи всех сортов, русские и австрийские солдаты, всех родов войск, раненые и нераненые. Всё это гудело и смешанно копошилось под мрачный звук летавших ядер с французских батарей, поставленных на Праценских высотах.
– Где государь? где Кутузов? – спрашивал Ростов у всех, кого мог остановить, и ни от кого не мог получить ответа.
Наконец, ухватив за воротник солдата, он заставил его ответить себе.
– Э! брат! Уж давно все там, вперед удрали! – сказал Ростову солдат, смеясь чему то и вырываясь.
Оставив этого солдата, который, очевидно, был пьян, Ростов остановил лошадь денщика или берейтора важного лица и стал расспрашивать его. Денщик объявил Ростову, что государя с час тому назад провезли во весь дух в карете по этой самой дороге, и что государь опасно ранен.
– Не может быть, – сказал Ростов, – верно, другой кто.
– Сам я видел, – сказал денщик с самоуверенной усмешкой. – Уж мне то пора знать государя: кажется, сколько раз в Петербурге вот так то видал. Бледный, пребледный в карете сидит. Четверню вороных как припустит, батюшки мои, мимо нас прогремел: пора, кажется, и царских лошадей и Илью Иваныча знать; кажется, с другим как с царем Илья кучер не ездит.
Ростов пустил его лошадь и хотел ехать дальше. Шедший мимо раненый офицер обратился к нему.
– Да вам кого нужно? – спросил офицер. – Главнокомандующего? Так убит ядром, в грудь убит при нашем полку.
– Не убит, ранен, – поправил другой офицер.
– Да кто? Кутузов? – спросил Ростов.
– Не Кутузов, а как бишь его, – ну, да всё одно, живых не много осталось. Вон туда ступайте, вон к той деревне, там всё начальство собралось, – сказал этот офицер, указывая на деревню Гостиерадек, и прошел мимо.
Ростов ехал шагом, не зная, зачем и к кому он теперь поедет. Государь ранен, сражение проиграно. Нельзя было не верить этому теперь. Ростов ехал по тому направлению, которое ему указали и по которому виднелись вдалеке башня и церковь. Куда ему было торопиться? Что ему было теперь говорить государю или Кутузову, ежели бы даже они и были живы и не ранены?
– Этой дорогой, ваше благородие, поезжайте, а тут прямо убьют, – закричал ему солдат. – Тут убьют!
– О! что говоришь! сказал другой. – Куда он поедет? Тут ближе.
Ростов задумался и поехал именно по тому направлению, где ему говорили, что убьют.
«Теперь всё равно: уж ежели государь ранен, неужели мне беречь себя?» думал он. Он въехал в то пространство, на котором более всего погибло людей, бегущих с Працена. Французы еще не занимали этого места, а русские, те, которые были живы или ранены, давно оставили его. На поле, как копны на хорошей пашне, лежало человек десять, пятнадцать убитых, раненых на каждой десятине места. Раненые сползались по два, по три вместе, и слышались неприятные, иногда притворные, как казалось Ростову, их крики и стоны. Ростов пустил лошадь рысью, чтобы не видать всех этих страдающих людей, и ему стало страшно. Он боялся не за свою жизнь, а за то мужество, которое ему нужно было и которое, он знал, не выдержит вида этих несчастных.
Французы, переставшие стрелять по этому, усеянному мертвыми и ранеными, полю, потому что уже никого на нем живого не было, увидав едущего по нем адъютанта, навели на него орудие и бросили несколько ядер. Чувство этих свистящих, страшных звуков и окружающие мертвецы слились для Ростова в одно впечатление ужаса и сожаления к себе. Ему вспомнилось последнее письмо матери. «Что бы она почувствовала, – подумал он, – коль бы она видела меня теперь здесь, на этом поле и с направленными на меня орудиями».
В деревне Гостиерадеке были хотя и спутанные, но в большем порядке русские войска, шедшие прочь с поля сражения. Сюда уже не доставали французские ядра, и звуки стрельбы казались далекими. Здесь все уже ясно видели и говорили, что сражение проиграно. К кому ни обращался Ростов, никто не мог сказать ему, ни где был государь, ни где был Кутузов. Одни говорили, что слух о ране государя справедлив, другие говорили, что нет, и объясняли этот ложный распространившийся слух тем, что, действительно, в карете государя проскакал назад с поля сражения бледный и испуганный обер гофмаршал граф Толстой, выехавший с другими в свите императора на поле сражения. Один офицер сказал Ростову, что за деревней, налево, он видел кого то из высшего начальства, и Ростов поехал туда, уже не надеясь найти кого нибудь, но для того только, чтобы перед самим собою очистить свою совесть. Проехав версты три и миновав последние русские войска, около огорода, окопанного канавой, Ростов увидал двух стоявших против канавы всадников. Один, с белым султаном на шляпе, показался почему то знакомым Ростову; другой, незнакомый всадник, на прекрасной рыжей лошади (лошадь эта показалась знакомою Ростову) подъехал к канаве, толкнул лошадь шпорами и, выпустив поводья, легко перепрыгнул через канаву огорода. Только земля осыпалась с насыпи от задних копыт лошади. Круто повернув лошадь, он опять назад перепрыгнул канаву и почтительно обратился к всаднику с белым султаном, очевидно, предлагая ему сделать то же. Всадник, которого фигура показалась знакома Ростову и почему то невольно приковала к себе его внимание, сделал отрицательный жест головой и рукой, и по этому жесту Ростов мгновенно узнал своего оплакиваемого, обожаемого государя.
«Но это не мог быть он, один посреди этого пустого поля», подумал Ростов. В это время Александр повернул голову, и Ростов увидал так живо врезавшиеся в его памяти любимые черты. Государь был бледен, щеки его впали и глаза ввалились; но тем больше прелести, кротости было в его чертах. Ростов был счастлив, убедившись в том, что слух о ране государя был несправедлив. Он был счастлив, что видел его. Он знал, что мог, даже должен был прямо обратиться к нему и передать то, что приказано было ему передать от Долгорукова.
Но как влюбленный юноша дрожит и млеет, не смея сказать того, о чем он мечтает ночи, и испуганно оглядывается, ища помощи или возможности отсрочки и бегства, когда наступила желанная минута, и он стоит наедине с ней, так и Ростов теперь, достигнув того, чего он желал больше всего на свете, не знал, как подступить к государю, и ему представлялись тысячи соображений, почему это было неудобно, неприлично и невозможно.
«Как! Я как будто рад случаю воспользоваться тем, что он один и в унынии. Ему неприятно и тяжело может показаться неизвестное лицо в эту минуту печали; потом, что я могу сказать ему теперь, когда при одном взгляде на него у меня замирает сердце и пересыхает во рту?» Ни одна из тех бесчисленных речей, которые он, обращая к государю, слагал в своем воображении, не приходила ему теперь в голову. Те речи большею частию держались совсем при других условиях, те говорились большею частию в минуту побед и торжеств и преимущественно на смертном одре от полученных ран, в то время как государь благодарил его за геройские поступки, и он, умирая, высказывал ему подтвержденную на деле любовь свою.
«Потом, что же я буду спрашивать государя об его приказаниях на правый фланг, когда уже теперь 4 й час вечера, и сражение проиграно? Нет, решительно я не должен подъезжать к нему. Не должен нарушать его задумчивость. Лучше умереть тысячу раз, чем получить от него дурной взгляд, дурное мнение», решил Ростов и с грустью и с отчаянием в сердце поехал прочь, беспрестанно оглядываясь на всё еще стоявшего в том же положении нерешительности государя.
В то время как Ростов делал эти соображения и печально отъезжал от государя, капитан фон Толь случайно наехал на то же место и, увидав государя, прямо подъехал к нему, предложил ему свои услуги и помог перейти пешком через канаву. Государь, желая отдохнуть и чувствуя себя нездоровым, сел под яблочное дерево, и Толь остановился подле него. Ростов издалека с завистью и раскаянием видел, как фон Толь что то долго и с жаром говорил государю, как государь, видимо, заплакав, закрыл глаза рукой и пожал руку Толю.
«И это я мог бы быть на его месте?» подумал про себя Ростов и, едва удерживая слезы сожаления об участи государя, в совершенном отчаянии поехал дальше, не зная, куда и зачем он теперь едет.
Его отчаяние было тем сильнее, что он чувствовал, что его собственная слабость была причиной его горя.
Он мог бы… не только мог бы, но он должен был подъехать к государю. И это был единственный случай показать государю свою преданность. И он не воспользовался им… «Что я наделал?» подумал он. И он повернул лошадь и поскакал назад к тому месту, где видел императора; но никого уже не было за канавой. Только ехали повозки и экипажи. От одного фурмана Ростов узнал, что Кутузовский штаб находится неподалеку в деревне, куда шли обозы. Ростов поехал за ними.
Впереди его шел берейтор Кутузова, ведя лошадей в попонах. За берейтором ехала повозка, и за повозкой шел старик дворовый, в картузе, полушубке и с кривыми ногами.
– Тит, а Тит! – сказал берейтор.
– Чего? – рассеянно отвечал старик.
– Тит! Ступай молотить.
– Э, дурак, тьфу! – сердито плюнув, сказал старик. Прошло несколько времени молчаливого движения, и повторилась опять та же шутка.
В пятом часу вечера сражение было проиграно на всех пунктах. Более ста орудий находилось уже во власти французов.
Пржебышевский с своим корпусом положил оружие. Другие колонны, растеряв около половины людей, отступали расстроенными, перемешанными толпами.
Остатки войск Ланжерона и Дохтурова, смешавшись, теснились около прудов на плотинах и берегах у деревни Аугеста.
В 6 м часу только у плотины Аугеста еще слышалась жаркая канонада одних французов, выстроивших многочисленные батареи на спуске Праценских высот и бивших по нашим отступающим войскам.
В арьергарде Дохтуров и другие, собирая батальоны, отстреливались от французской кавалерии, преследовавшей наших. Начинало смеркаться. На узкой плотине Аугеста, на которой столько лет мирно сиживал в колпаке старичок мельник с удочками, в то время как внук его, засучив рукава рубашки, перебирал в лейке серебряную трепещущую рыбу; на этой плотине, по которой столько лет мирно проезжали на своих парных возах, нагруженных пшеницей, в мохнатых шапках и синих куртках моравы и, запыленные мукой, с белыми возами уезжали по той же плотине, – на этой узкой плотине теперь между фурами и пушками, под лошадьми и между колес толпились обезображенные страхом смерти люди, давя друг друга, умирая, шагая через умирающих и убивая друг друга для того только, чтобы, пройдя несколько шагов, быть точно. так же убитыми.
Каждые десять секунд, нагнетая воздух, шлепало ядро или разрывалась граната в средине этой густой толпы, убивая и обрызгивая кровью тех, которые стояли близко. Долохов, раненый в руку, пешком с десятком солдат своей роты (он был уже офицер) и его полковой командир, верхом, представляли из себя остатки всего полка. Влекомые толпой, они втеснились во вход к плотине и, сжатые со всех сторон, остановились, потому что впереди упала лошадь под пушкой, и толпа вытаскивала ее. Одно ядро убило кого то сзади их, другое ударилось впереди и забрызгало кровью Долохова. Толпа отчаянно надвинулась, сжалась, тронулась несколько шагов и опять остановилась.
Пройти эти сто шагов, и, наверное, спасен; простоять еще две минуты, и погиб, наверное, думал каждый. Долохов, стоявший в середине толпы, рванулся к краю плотины, сбив с ног двух солдат, и сбежал на скользкий лед, покрывший пруд.
– Сворачивай, – закричал он, подпрыгивая по льду, который трещал под ним, – сворачивай! – кричал он на орудие. – Держит!…
Лед держал его, но гнулся и трещал, и очевидно было, что не только под орудием или толпой народа, но под ним одним он сейчас рухнется. На него смотрели и жались к берегу, не решаясь еще ступить на лед. Командир полка, стоявший верхом у въезда, поднял руку и раскрыл рот, обращаясь к Долохову. Вдруг одно из ядер так низко засвистело над толпой, что все нагнулись. Что то шлепнулось в мокрое, и генерал упал с лошадью в лужу крови. Никто не взглянул на генерала, не подумал поднять его.
– Пошел на лед! пошел по льду! Пошел! вороти! аль не слышишь! Пошел! – вдруг после ядра, попавшего в генерала, послышались бесчисленные голоса, сами не зная, что и зачем кричавшие.
Одно из задних орудий, вступавшее на плотину, своротило на лед. Толпы солдат с плотины стали сбегать на замерзший пруд. Под одним из передних солдат треснул лед, и одна нога ушла в воду; он хотел оправиться и провалился по пояс.
Ближайшие солдаты замялись, орудийный ездовой остановил свою лошадь, но сзади всё еще слышались крики: «Пошел на лед, что стал, пошел! пошел!» И крики ужаса послышались в толпе. Солдаты, окружавшие орудие, махали на лошадей и били их, чтобы они сворачивали и подвигались. Лошади тронулись с берега. Лед, державший пеших, рухнулся огромным куском, и человек сорок, бывших на льду, бросились кто вперед, кто назад, потопляя один другого.
Ядра всё так же равномерно свистели и шлепались на лед, в воду и чаще всего в толпу, покрывавшую плотину, пруды и берег.
На Праценской горе, на том самом месте, где он упал с древком знамени в руках, лежал князь Андрей Болконский, истекая кровью, и, сам не зная того, стонал тихим, жалостным и детским стоном.
К вечеру он перестал стонать и совершенно затих. Он не знал, как долго продолжалось его забытье. Вдруг он опять чувствовал себя живым и страдающим от жгучей и разрывающей что то боли в голове.
«Где оно, это высокое небо, которое я не знал до сих пор и увидал нынче?» было первою его мыслью. «И страдания этого я не знал также, – подумал он. – Да, я ничего, ничего не знал до сих пор. Но где я?»
Он стал прислушиваться и услыхал звуки приближающегося топота лошадей и звуки голосов, говоривших по французски. Он раскрыл глаза. Над ним было опять всё то же высокое небо с еще выше поднявшимися плывущими облаками, сквозь которые виднелась синеющая бесконечность. Он не поворачивал головы и не видал тех, которые, судя по звуку копыт и голосов, подъехали к нему и остановились.
Подъехавшие верховые были Наполеон, сопутствуемый двумя адъютантами. Бонапарте, объезжая поле сражения, отдавал последние приказания об усилении батарей стреляющих по плотине Аугеста и рассматривал убитых и раненых, оставшихся на поле сражения.
– De beaux hommes! [Красавцы!] – сказал Наполеон, глядя на убитого русского гренадера, который с уткнутым в землю лицом и почернелым затылком лежал на животе, откинув далеко одну уже закоченевшую руку.
– Les munitions des pieces de position sont epuisees, sire! [Батарейных зарядов больше нет, ваше величество!] – сказал в это время адъютант, приехавший с батарей, стрелявших по Аугесту.
– Faites avancer celles de la reserve, [Велите привезти из резервов,] – сказал Наполеон, и, отъехав несколько шагов, он остановился над князем Андреем, лежавшим навзничь с брошенным подле него древком знамени (знамя уже, как трофей, было взято французами).
– Voila une belle mort, [Вот прекрасная смерть,] – сказал Наполеон, глядя на Болконского.
Князь Андрей понял, что это было сказано о нем, и что говорит это Наполеон. Он слышал, как называли sire того, кто сказал эти слова. Но он слышал эти слова, как бы он слышал жужжание мухи. Он не только не интересовался ими, но он и не заметил, а тотчас же забыл их. Ему жгло голову; он чувствовал, что он исходит кровью, и он видел над собою далекое, высокое и вечное небо. Он знал, что это был Наполеон – его герой, но в эту минуту Наполеон казался ему столь маленьким, ничтожным человеком в сравнении с тем, что происходило теперь между его душой и этим высоким, бесконечным небом с бегущими по нем облаками. Ему было совершенно всё равно в эту минуту, кто бы ни стоял над ним, что бы ни говорил об нем; он рад был только тому, что остановились над ним люди, и желал только, чтоб эти люди помогли ему и возвратили бы его к жизни, которая казалась ему столь прекрасною, потому что он так иначе понимал ее теперь. Он собрал все свои силы, чтобы пошевелиться и произвести какой нибудь звук. Он слабо пошевелил ногою и произвел самого его разжалобивший, слабый, болезненный стон.
– А! он жив, – сказал Наполеон. – Поднять этого молодого человека, ce jeune homme, и свезти на перевязочный пункт!
Сказав это, Наполеон поехал дальше навстречу к маршалу Лану, который, сняв шляпу, улыбаясь и поздравляя с победой, подъезжал к императору.
Князь Андрей не помнил ничего дальше: он потерял сознание от страшной боли, которую причинили ему укладывание на носилки, толчки во время движения и сондирование раны на перевязочном пункте. Он очнулся уже только в конце дня, когда его, соединив с другими русскими ранеными и пленными офицерами, понесли в госпиталь. На этом передвижении он чувствовал себя несколько свежее и мог оглядываться и даже говорить.
Первые слова, которые он услыхал, когда очнулся, – были слова французского конвойного офицера, который поспешно говорил:
– Надо здесь остановиться: император сейчас проедет; ему доставит удовольствие видеть этих пленных господ.
– Нынче так много пленных, чуть не вся русская армия, что ему, вероятно, это наскучило, – сказал другой офицер.
– Ну, однако! Этот, говорят, командир всей гвардии императора Александра, – сказал первый, указывая на раненого русского офицера в белом кавалергардском мундире.
Болконский узнал князя Репнина, которого он встречал в петербургском свете. Рядом с ним стоял другой, 19 летний мальчик, тоже раненый кавалергардский офицер.
Бонапарте, подъехав галопом, остановил лошадь.
– Кто старший? – сказал он, увидав пленных.
Назвали полковника, князя Репнина.
– Вы командир кавалергардского полка императора Александра? – спросил Наполеон.
– Я командовал эскадроном, – отвечал Репнин.
– Ваш полк честно исполнил долг свой, – сказал Наполеон.
– Похвала великого полководца есть лучшая награда cолдату, – сказал Репнин.
– С удовольствием отдаю ее вам, – сказал Наполеон. – Кто этот молодой человек подле вас?
Князь Репнин назвал поручика Сухтелена.
Посмотрев на него, Наполеон сказал, улыбаясь:
– II est venu bien jeune se frotter a nous. [Молод же явился он состязаться с нами.]
– Молодость не мешает быть храбрым, – проговорил обрывающимся голосом Сухтелен.
– Прекрасный ответ, – сказал Наполеон. – Молодой человек, вы далеко пойдете!
Князь Андрей, для полноты трофея пленников выставленный также вперед, на глаза императору, не мог не привлечь его внимания. Наполеон, видимо, вспомнил, что он видел его на поле и, обращаясь к нему, употребил то самое наименование молодого человека – jeune homme, под которым Болконский в первый раз отразился в его памяти.
– Et vous, jeune homme? Ну, а вы, молодой человек? – обратился он к нему, – как вы себя чувствуете, mon brave?
Несмотря на то, что за пять минут перед этим князь Андрей мог сказать несколько слов солдатам, переносившим его, он теперь, прямо устремив свои глаза на Наполеона, молчал… Ему так ничтожны казались в эту минуту все интересы, занимавшие Наполеона, так мелочен казался ему сам герой его, с этим мелким тщеславием и радостью победы, в сравнении с тем высоким, справедливым и добрым небом, которое он видел и понял, – что он не мог отвечать ему.
Да и всё казалось так бесполезно и ничтожно в сравнении с тем строгим и величественным строем мысли, который вызывали в нем ослабление сил от истекшей крови, страдание и близкое ожидание смерти. Глядя в глаза Наполеону, князь Андрей думал о ничтожности величия, о ничтожности жизни, которой никто не мог понять значения, и о еще большем ничтожестве смерти, смысл которой никто не мог понять и объяснить из живущих.
Император, не дождавшись ответа, отвернулся и, отъезжая, обратился к одному из начальников:
– Пусть позаботятся об этих господах и свезут их в мой бивуак; пускай мой доктор Ларрей осмотрит их раны. До свидания, князь Репнин, – и он, тронув лошадь, галопом поехал дальше.
На лице его было сиянье самодовольства и счастия.
Солдаты, принесшие князя Андрея и снявшие с него попавшийся им золотой образок, навешенный на брата княжною Марьею, увидав ласковость, с которою обращался император с пленными, поспешили возвратить образок.
Князь Андрей не видал, кто и как надел его опять, но на груди его сверх мундира вдруг очутился образок на мелкой золотой цепочке.
«Хорошо бы это было, – подумал князь Андрей, взглянув на этот образок, который с таким чувством и благоговением навесила на него сестра, – хорошо бы это было, ежели бы всё было так ясно и просто, как оно кажется княжне Марье. Как хорошо бы было знать, где искать помощи в этой жизни и чего ждать после нее, там, за гробом! Как бы счастлив и спокоен я был, ежели бы мог сказать теперь: Господи, помилуй меня!… Но кому я скажу это! Или сила – неопределенная, непостижимая, к которой я не только не могу обращаться, но которой не могу выразить словами, – великое всё или ничего, – говорил он сам себе, – или это тот Бог, который вот здесь зашит, в этой ладонке, княжной Марьей? Ничего, ничего нет верного, кроме ничтожества всего того, что мне понятно, и величия чего то непонятного, но важнейшего!»
