1920 год в музыке
Поделись знанием:
– Известие верное, – сказал Болховитинов. – И пленные, и казаки, и лазутчики – все единогласно показывают одно и то же.
– Нечего делать, надо будить, – сказал Щербинин, вставая и подходя к человеку в ночном колпаке, укрытому шинелью. – Петр Петрович! – проговорил он. Коновницын не шевелился. – В главный штаб! – проговорил он, улыбнувшись, зная, что эти слова наверное разбудят его. И действительно, голова в ночном колпаке поднялась тотчас же. На красивом, твердом лице Коновницына, с лихорадочно воспаленными щеками, на мгновение оставалось еще выражение далеких от настоящего положения мечтаний сна, но потом вдруг он вздрогнул: лицо его приняло обычно спокойное и твердое выражение.
– Ну, что такое? От кого? – неторопливо, но тотчас же спросил он, мигая от света. Слушая донесение офицера, Коновницын распечатал и прочел. Едва прочтя, он опустил ноги в шерстяных чулках на земляной пол и стал обуваться. Потом снял колпак и, причесав виски, надел фуражку.
– Ты скоро доехал? Пойдем к светлейшему.
Коновницын тотчас понял, что привезенное известие имело большую важность и что нельзя медлить. Хорошо ли, дурно ли это было, он не думал и не спрашивал себя. Его это не интересовало. На все дело войны он смотрел не умом, не рассуждением, а чем то другим. В душе его было глубокое, невысказанное убеждение, что все будет хорошо; но что этому верить не надо, и тем более не надо говорить этого, а надо делать только свое дело. И это свое дело он делал, отдавая ему все свои силы.
Петр Петрович Коновницын, так же как и Дохтуров, только как бы из приличия внесенный в список так называемых героев 12 го года – Барклаев, Раевских, Ермоловых, Платовых, Милорадовичей, так же как и Дохтуров, пользовался репутацией человека весьма ограниченных способностей и сведений, и, так же как и Дохтуров, Коновницын никогда не делал проектов сражений, но всегда находился там, где было труднее всего; спал всегда с раскрытой дверью с тех пор, как был назначен дежурным генералом, приказывая каждому посланному будить себя, всегда во время сраженья был под огнем, так что Кутузов упрекал его за то и боялся посылать, и был так же, как и Дохтуров, одной из тех незаметных шестерен, которые, не треща и не шумя, составляют самую существенную часть машины.
Выходя из избы в сырую, темную ночь, Коновницын нахмурился частью от головной усилившейся боли, частью от неприятной мысли, пришедшей ему в голову о том, как теперь взволнуется все это гнездо штабных, влиятельных людей при этом известии, в особенности Бенигсен, после Тарутина бывший на ножах с Кутузовым; как будут предлагать, спорить, приказывать, отменять. И это предчувствие неприятно ему было, хотя он и знал, что без этого нельзя.
Действительно, Толь, к которому он зашел сообщить новое известие, тотчас же стал излагать свои соображения генералу, жившему с ним, и Коновницын, молча и устало слушавший, напомнил ему, что надо идти к светлейшему.
Кутузов, как и все старые люди, мало спал по ночам. Он днем часто неожиданно задремывал; но ночью он, не раздеваясь, лежа на своей постели, большею частию не спал и думал.
Так он лежал и теперь на своей кровати, облокотив тяжелую, большую изуродованную голову на пухлую руку, и думал, открытым одним глазом присматриваясь к темноте.
С тех пор как Бенигсен, переписывавшийся с государем и имевший более всех силы в штабе, избегал его, Кутузов был спокойнее в том отношении, что его с войсками не заставят опять участвовать в бесполезных наступательных действиях. Урок Тарутинского сражения и кануна его, болезненно памятный Кутузову, тоже должен был подействовать, думал он.
«Они должны понять, что мы только можем проиграть, действуя наступательно. Терпение и время, вот мои воины богатыри!» – думал Кутузов. Он знал, что не надо срывать яблоко, пока оно зелено. Оно само упадет, когда будет зрело, а сорвешь зелено, испортишь яблоко и дерево, и сам оскомину набьешь. Он, как опытный охотник, знал, что зверь ранен, ранен так, как только могла ранить вся русская сила, но смертельно или нет, это был еще не разъясненный вопрос. Теперь, по присылкам Лористона и Бертелеми и по донесениям партизанов, Кутузов почти знал, что он ранен смертельно. Но нужны были еще доказательства, надо было ждать.
«Им хочется бежать посмотреть, как они его убили. Подождите, увидите. Все маневры, все наступления! – думал он. – К чему? Все отличиться. Точно что то веселое есть в том, чтобы драться. Они точно дети, от которых не добьешься толку, как было дело, оттого что все хотят доказать, как они умеют драться. Да не в том теперь дело.
И какие искусные маневры предлагают мне все эти! Им кажется, что, когда они выдумали две три случайности (он вспомнил об общем плане из Петербурга), они выдумали их все. А им всем нет числа!»
Неразрешенный вопрос о том, смертельна или не смертельна ли была рана, нанесенная в Бородине, уже целый месяц висел над головой Кутузова. С одной стороны, французы заняли Москву. С другой стороны, несомненно всем существом своим Кутузов чувствовал, что тот страшный удар, в котором он вместе со всеми русскими людьми напряг все свои силы, должен был быть смертелен. Но во всяком случае нужны были доказательства, и он ждал их уже месяц, и чем дальше проходило время, тем нетерпеливее он становился. Лежа на своей постели в свои бессонные ночи, он делал то самое, что делала эта молодежь генералов, то самое, за что он упрекал их. Он придумывал все возможные случайности, в которых выразится эта верная, уже свершившаяся погибель Наполеона. Он придумывал эти случайности так же, как и молодежь, но только с той разницей, что он ничего не основывал на этих предположениях и что он видел их не две и три, а тысячи. Чем дальше он думал, тем больше их представлялось. Он придумывал всякого рода движения наполеоновской армии, всей или частей ее – к Петербургу, на него, в обход его, придумывал (чего он больше всего боялся) и ту случайность, что Наполеон станет бороться против него его же оружием, что он останется в Москве, выжидая его. Кутузов придумывал даже движение наполеоновской армии назад на Медынь и Юхнов, но одного, чего он не мог предвидеть, это того, что совершилось, того безумного, судорожного метания войска Наполеона в продолжение первых одиннадцати дней его выступления из Москвы, – метания, которое сделало возможным то, о чем все таки не смел еще тогда думать Кутузов: совершенное истребление французов. Донесения Дорохова о дивизии Брусье, известия от партизанов о бедствиях армии Наполеона, слухи о сборах к выступлению из Москвы – все подтверждало предположение, что французская армия разбита и сбирается бежать; но это были только предположения, казавшиеся важными для молодежи, но не для Кутузова. Он с своей шестидесятилетней опытностью знал, какой вес надо приписывать слухам, знал, как способны люди, желающие чего нибудь, группировать все известия так, что они как будто подтверждают желаемое, и знал, как в этом случае охотно упускают все противоречащее. И чем больше желал этого Кутузов, тем меньше он позволял себе этому верить. Вопрос этот занимал все его душевные силы. Все остальное было для него только привычным исполнением жизни. Таким привычным исполнением и подчинением жизни были его разговоры с штабными, письма к m me Stael, которые он писал из Тарутина, чтение романов, раздачи наград, переписка с Петербургом и т. п. Но погибель французов, предвиденная им одним, было его душевное, единственное желание.
В ночь 11 го октября он лежал, облокотившись на руку, и думал об этом.
В соседней комнате зашевелилось, и послышались шаги Толя, Коновницына и Болховитинова.
– Эй, кто там? Войдите, войди! Что новенького? – окликнул их фельдмаршал.
Пока лакей зажигал свечу, Толь рассказывал содержание известий.
– Кто привез? – спросил Кутузов с лицом, поразившим Толя, когда загорелась свеча, своей холодной строгостью.
– Не может быть сомнения, ваша светлость.
– Позови, позови его сюда!
Кутузов сидел, спустив одну ногу с кровати и навалившись большим животом на другую, согнутую ногу. Он щурил свой зрячий глаз, чтобы лучше рассмотреть посланного, как будто в его чертах он хотел прочесть то, что занимало его.
– Скажи, скажи, дружок, – сказал он Болховитинову своим тихим, старческим голосом, закрывая распахнувшуюся на груди рубашку. – Подойди, подойди поближе. Какие ты привез мне весточки? А? Наполеон из Москвы ушел? Воистину так? А?
Болховитинов подробно доносил сначала все то, что ему было приказано.
– Говори, говори скорее, не томи душу, – перебил его Кутузов.
Болховитинов рассказал все и замолчал, ожидая приказания. Толь начал было говорить что то, но Кутузов перебил его. Он хотел сказать что то, но вдруг лицо его сщурилось, сморщилось; он, махнув рукой на Толя, повернулся в противную сторону, к красному углу избы, черневшему от образов.
– Господи, создатель мой! Внял ты молитве нашей… – дрожащим голосом сказал он, сложив руки. – Спасена Россия. Благодарю тебя, господи! – И он заплакал.
Со времени этого известия и до конца кампании вся деятельность Кутузова заключается только в том, чтобы властью, хитростью, просьбами удерживать свои войска от бесполезных наступлений, маневров и столкновений с гибнущим врагом. Дохтуров идет к Малоярославцу, но Кутузов медлит со всей армией и отдает приказания об очищении Калуги, отступление за которую представляется ему весьма возможным.
Кутузов везде отступает, но неприятель, не дожидаясь его отступления, бежит назад, в противную сторону.
1920 год в музыке | ||
1918 — 1919 — 1920 — 1921 — 1922 | ||
См. также: Другие события в 1920 году События в театре и События в кино |
Содержание
События
- 19 января — возрождение Зальцбургского фестиваля.
- 4 декабря — премьера оперы Die tote Stadt, автором которой является 23-летний Эрих Вольфганг Корнгольд. Позднее стало известно, что либреттист Пауль Шотт — это отец Корнгольда, Юлиус Корнгольд.
- Первые блюзовые записи Мэми Смит стали хитами, приведя в готовность звукозаписывающие компании на афроамериканском рынке.
- Харти Хамильтон назначается главным дирижёром Оркестра Халле.
- Анри Соге сформировал Groupe des Trois («Тройку») вместе с Louis Emié и Jean-Marcel Lizotte.
- Оркестр Консертгебау открывает фестиваль Малера.
- Габриэль Форе уходит на пенсию из Парижской консерватории.
Выпущенные альбомы
- Стюарт Макферсон — «Мелодия и гармония».
Премьеры песен
- «After You Get What You Want, You Don’t Want It» — сл. и. муз. Берлина Ирвинга.
- "All She’d Say Was «Umh Hum» — сл. и. муз. Кинга Зэни, Мака Эмери, Гуса Вана & Джои Шенка.
- «All The Boys Love Mary» — сл. и. муз. Гуса Вана & Джои Шенка.
- «Aunt Hagar’s Blues» — сл. и. муз. У. С. Хэнди.
- «Avalon» — сл. и. муз. Б. Дж. ДеСильва, Эла Джолсона & Винсента Роуз.
- «Blue Jeans» — сл. Гарри Д. Керра, муз. Луи Травеллера.
- «Bright Eyes» — сл. Гарри Б. Смит, муз. Отто Мотсана и M. K. Джэрома.
- «Broadway Rose» — сл. Огина Уэста, муз. Мартина Фрайда и Отиса Спэнсера.
- «Chanson» — муз. Рудольфа Фримля.
- «Chili Bean» — сл. Льва Брауна, муз. Альберта фон Тильзера.
- «Crazy Blues» — сл. и муз. Перси Брэдфорда.
- «The Cuckoo Waltz» — сл. Артура Кингсли, муз. Дж. И. Йонассона.
- «Daddy, You’ve Been A Mother To Me» — сл. и. муз. Фрэда Фишера.
- «Do You Ever Think Of Me?» — сл. Джона Купера и Харри Д. Керра, муз. Ирла Бётнетта.
- «Down By The O-HI-O (I’ve Got The Sweetest Little O, My ! O !)» — сл. Джека Йеллена, муз. Эйба Олмэна.
- «Feather Your Nest» — сл. и. муз. Джеймса Кэндиса, Джэймса Брокмэна и Ховарда Джонсона.
- «The Gipsy Warned Me» — сл. и. муз. Р. П. Уэстона и Бэрта Ли.
- «Great Camp Meeting Day» — сл. Нобл Сайзла.
- «He Went In Like A Lion (And Came Out Like A Lamb)» — сл. Эндрю Б. Стерлинга, муз. Гарри вон Тильзера.
- «Home Again Blues» — сл. и. муз. Гарри Экста и Берлина Ирвинга.
- «I Belong To Glasgow» — сл. и. муз. Уилла Файфа.
- «I Never Knew I Could Love Anybody Like I’m Loving You» — сл. и. муз. Тома Питтса, Раймонда Б. Эгана и Роя Марша.
- «I Used To Love You, But It’s All Over Now» — сл. Льва Брауна, муз. Альберта фон Тильзера.
- «I’d Love To Fall Asleep And Wake Up In My Mammy’s Arms» — сл. Сэма M. Льюиса и Джоя Йанга, муз. Фрэда И. Олерта.
- «I’ll Be With You In Apple Blossom Time» — сл. Нэвилля Флизона, муз. Альберта фон Тильзера.
- «I’ll See You In C-U-B-A» — сл. и муз. Берлина Ирвинга.
- «In A Persian Market» — муз. Альберта Уилльяма Кетелбей.
- «The Japanese Sandman» — сл. Раймонда Б. Эгана, муз. Ричарда A. Уайтинга.
- «Jellybean» — сл. и. муз. Джимми Дюрпа, Сэма Роузена и Джои Вергеса.
- «Kalua» — сл. Анне Колдуэлл, муз. Джэрома Керна.
- «Left All Alone Again Blues» — сл. Анне Колдуэлл., муз. Джэрома Керна.
- «Little Town In The Ould County Down» — сл. Ричарда Паско, муз. Монте Карло и Альма Саундрес.
- «Look for the Silver Lining» — сл. Б. Дж. ДеСильва, муз. Джэрома Керна.
- «The Love Boat» — сл. и. муз. Джена Бака.
- «Love Nest» — сл. Отто Харбака, муз. Луиса A. Хёрш.
- «Margie» — сл. Бэнни Дэвис, муз. Кона Конрада & Дж. Рассела Робинсона.
- «Mary» — сл. Отто Харбака, муз. Луиса A. Хёрш.
- «My Little Bimbo Down On A Bamboo Isle» — сл. Гранта Кларка и Уолтера Дональдсона.
- «My Mammy» — сл. Сэма M. Люиса & Джоя Янга, муз. Уолтера Дональдсона.
- «My Man» — сл. (Англ.) Ченнинга Поллока, (Франц.) Альберта Уилльметца и Жако Шарле, муз. Мариса Ивейн.
- «O’er The Hills To Ardentinny» — сл. и муз. Харри Лаудера.
- «Old Pal Why Don’t You Answer Me» — сл. Сэма M. Люиса и Джоя Янга, муз. M. K. Жерома.
- «Pale Moon» — сл. Джесси Глик, муз. Фредерика Найта Логан.
- «Palesteena» — сл. и. муз. Кона Конрада и Дж. Рассела Робинсона.
- «Polly» — сл.Лео Вуда, муз. Джека Ричмонда.
- «Pretty Kitty Kelly» — сл. Гарри Писа, муз. Эда Дж. Нельсона.
- «Rose Of Washington Square» — сл. Балларда МакДональда, муз. Джеймса Ф. Ханли.
- «San» — сл. и муз. Линдси МакФейл и Уольтера Мичелза.
- «So Long, Oo Long» — сл. Берта Кальмара, муз. Гарри Раби.
- «Tell Me Little Gypsy» — сл. и муз. Берлина Ирвинга.
- «That Old Irish Mother Of Mine» — сл. Уилльяма Жерома, муз. Гарри фон Тильзера.
- «La Veeda» — сл. Нэта Винсента, муз. Джона Альдена.
- «Wang Wang Blues» — сл. Лео Вуда, муз. Гуса Мюллера, Бастера Джонсона & Генри Бузза.
- «When My Baby Smiles At Me» — сл. Эндрю Б. Стерлинга, муз. Билли Мунро.
- «Where Do They Go When They Row, Row, Row?» — сл. Берта Кальмара и Георга Джессела, муз. Гарри Раби.
- «Whispering» — сл. Мальвина Шенбергера, муз. Джона Шенбергера.
- «White Army, Black Baron» — сл. Павла Григорьева, муз. Самуила Покрасса.
- «Whose Baby Are You?» — сл. Анне Колдвелл, муз. Джерома Керна.
- «Wild Rose» — сл. Клиффорда Грея, муз. Джерома Керна.
- «A Young Man’s Fancy» — сл. Джона Мюррея Андерсона и Джека Йеллена, муз. Милтона Эйджера.
Хиты
- «Crazy Blues»Мэми Смит.
- «Dardanella» Оркестра Бена Сельвина.
- «I've Got My Captain Working for Me Now» Эла Джолсона.
- «Love Nest» Джона Стила.
- «Whispering» Оркестра Пауля Уайтмена.
- «Красная армия всех сильней» (муз. С.Покрасс, сл. П.Григорьев)
- «Марш Буденного» (Мы — красные кавалеристы) (муз. бр. Покрасс, сл. А.Д’Актиль)
Академическая музыка
- Гренвилл Банток — Аравийские Ночи.
- Бела Барток — Восемь Импровизаций на Крестьянских Песнях.
- Арнольд Бакс — Фантазия для альта и оркестра.
- Артур Блисс — Буря, увертюра и перерывы; Концерт для Фортепьяно, голоса тенора, последовательностей и удара; Бегство (для сопрано и камерного оркестра).
- Эрнст Блох — Соната для скрипки No. 1.
- Феруччо Бузони — Сонатина Фортепьяно № 6 (Фантазия da камера супер Кармен), Дивертисмент для флейты и оркестра.
- Карлос Чавес — Симфония, Соната Фортепьяно № 1.
- Фредерик Делиус— Хассан.
- Габриэль Форе — Театры масок и Bergamasques.
- Юхан Хальворсен — Норвежская Рапсодия № 2.
- Густав Холст — симфонический цикл «Планеты».
- Артюр Онеггер — Ансамбль Гимн для десяти струнных, Соната для виолончели и фортепиано d-moll, Соната для альта и фортепиано, Сонатина для двух скрипок G-dur, Сарабанда для фортепиано, Семь коротких пьес для фортепиано.
- Михаил Ипполитов-Иванов — Эпизод из жизни Шуберта, op. 61.
- Леош Яначек — симфоническое стихотворение Ballad of Blanik.
- Дариус Мийо — Баллада (для фортепьяно и оркестра).
- Франсис Пуленк — Пять Impromptus для фортепьяно.
- Сергей Прокофьев — Пять Песен без Слов (для вокала и фортепьяно)
- Морис Равель — Вальс; соната для скрипки и фортепиано.
- Эрик Сати — Ла Белль Экцентрик.
- Дмитрий Шостакович — 5 прелюдий для фортепиано.
- Игорь Стравинский — Пульчинелла (балет), Концертино для струнного квартета, симфонии для духовых инструментов.
- Ральф Воан-Уилльямс — Взлетающий жаворонок, Масса в Соль миноре, Лондонская симфония.
Опера
- Венсан д’Энди — Легенда о Св. Кристопере
- Клеменс Фрайхерр фон Франкенштайн — Li-Tai-Pe
- Генри Хэдли — Ночь Клеопатры
- Леош Яначек — Экскурсии г-на Брусека на Луне и в 15-м столетии
- Эрих Kорнгольд — Мёртвый Город
- Руджеро Леонкавалло — Царь Эдип
- Майкл Типпетт — Сад Узла
Родились
- 5 января — Артуро Бенедетти Микеланджели, итальянский пианист (умер в 1995)
- 9 мая — Олег Бошнякович, русский пианист и педагог (умер в 2006)
- 21 июля — Айзек Стерн, американский скрипач (Умер в 2001)
- 29 августа — Чарли Паркер (англ. Charles Parker, Jr.), американский джазовый саксофонист и композитор (умер в 1955)
- 5 сентября — Питер Расин Фрикер, английский композитор и педагог (умер в 1990)
- 23 сентября — Александр Арутюнян, армянский композитор и пианист, профессор Ереванской консерватории, Народный артист СССР (Умер в 2012)
- 21 ноября — Ян Абрамович Френкель, композитор-песенник, народный артист СССР (умер в 1989)
- 6 декабря — Дэвид Уоррен Брубек, американский джазовый композитор, аранжировщик и пианист.
- 14 декабря — Кларк Терри, джазовый трубач
Скончались
- 8 января — Мод Пауэл, американская скрипачка (род. 1867)
- 16 января — Реджинальд Де Ковен, американский музыкальный критик и композитор (род. 1859)
- 18 января — Джованни Капурро, итальянский поэт, соавтор «O Sole Mio» (род. 1859)
- 21 января — Джон Генри Маундер, английский композитор и органист (род. 1858)
- 24 января — Уильям Пэнси Фрэнч, ирландский автор песен (род. 1854)
- 2 февраля — Тео Марциальз, английский певец, поэт и композитор (род. 1850)
- 11 февраля — Габи Деслис, танцовщица и актриса (род. 1881)
- 12 февраля — Эмиль Соре, французский скрипач, композитор и муз. педагог (род. 1852)
- 23 февраля — Александр Ильинский, русский композитор и муз. педагог (род. 1859)
- 20 марта — Ева Милотт, австралийская оперная певица (род. 1875)
- 4 апреля — Карл Бом, немецкий пианист и композитор (род. 1844)
- 8 апреля — Чарльз Гриффс, американский композитор (род. 1884)
- 28 мая — Хардвик Роунсли, английский писатель гимнов (род. 1851)
- 25 мая — Георг Ярно, венгерский композитор (род. 1868)
- 27 июня — Адольф-Бэзил Роутир, канадский лирик (род. 1839)
- 26 июля — Карлос Тройер, американский композитор (род. 1837)
- 29 августа — Густав Йеннер, немецкий композитор и дирижёр (род. 1865)
- 2 октября — Макс Брух, немецкий композитор и режиссёр (род. 1838)
- 16 октября — Алберту Непомусену, бразильский композитор и дирижёр (род. 1864)
Точная дата неизвестна:
- Джордж Гашкин, американский певец (род. 1850)
- Карлос Хартлинг, немецкий композитор, живший в Гондурасе (род. 1869)
- Палокэ Курти, албанский композитор и певец (род. 1858)
См. также
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи по музыке желательно?:
|
Напишите отзыв о статье "1920 год в музыке"
Отрывок, характеризующий 1920 год в музыке
– Да кто доносит? – сказал Щербинин, взяв конверт.– Известие верное, – сказал Болховитинов. – И пленные, и казаки, и лазутчики – все единогласно показывают одно и то же.
– Нечего делать, надо будить, – сказал Щербинин, вставая и подходя к человеку в ночном колпаке, укрытому шинелью. – Петр Петрович! – проговорил он. Коновницын не шевелился. – В главный штаб! – проговорил он, улыбнувшись, зная, что эти слова наверное разбудят его. И действительно, голова в ночном колпаке поднялась тотчас же. На красивом, твердом лице Коновницына, с лихорадочно воспаленными щеками, на мгновение оставалось еще выражение далеких от настоящего положения мечтаний сна, но потом вдруг он вздрогнул: лицо его приняло обычно спокойное и твердое выражение.
– Ну, что такое? От кого? – неторопливо, но тотчас же спросил он, мигая от света. Слушая донесение офицера, Коновницын распечатал и прочел. Едва прочтя, он опустил ноги в шерстяных чулках на земляной пол и стал обуваться. Потом снял колпак и, причесав виски, надел фуражку.
– Ты скоро доехал? Пойдем к светлейшему.
Коновницын тотчас понял, что привезенное известие имело большую важность и что нельзя медлить. Хорошо ли, дурно ли это было, он не думал и не спрашивал себя. Его это не интересовало. На все дело войны он смотрел не умом, не рассуждением, а чем то другим. В душе его было глубокое, невысказанное убеждение, что все будет хорошо; но что этому верить не надо, и тем более не надо говорить этого, а надо делать только свое дело. И это свое дело он делал, отдавая ему все свои силы.
Петр Петрович Коновницын, так же как и Дохтуров, только как бы из приличия внесенный в список так называемых героев 12 го года – Барклаев, Раевских, Ермоловых, Платовых, Милорадовичей, так же как и Дохтуров, пользовался репутацией человека весьма ограниченных способностей и сведений, и, так же как и Дохтуров, Коновницын никогда не делал проектов сражений, но всегда находился там, где было труднее всего; спал всегда с раскрытой дверью с тех пор, как был назначен дежурным генералом, приказывая каждому посланному будить себя, всегда во время сраженья был под огнем, так что Кутузов упрекал его за то и боялся посылать, и был так же, как и Дохтуров, одной из тех незаметных шестерен, которые, не треща и не шумя, составляют самую существенную часть машины.
Выходя из избы в сырую, темную ночь, Коновницын нахмурился частью от головной усилившейся боли, частью от неприятной мысли, пришедшей ему в голову о том, как теперь взволнуется все это гнездо штабных, влиятельных людей при этом известии, в особенности Бенигсен, после Тарутина бывший на ножах с Кутузовым; как будут предлагать, спорить, приказывать, отменять. И это предчувствие неприятно ему было, хотя он и знал, что без этого нельзя.
Действительно, Толь, к которому он зашел сообщить новое известие, тотчас же стал излагать свои соображения генералу, жившему с ним, и Коновницын, молча и устало слушавший, напомнил ему, что надо идти к светлейшему.
Кутузов, как и все старые люди, мало спал по ночам. Он днем часто неожиданно задремывал; но ночью он, не раздеваясь, лежа на своей постели, большею частию не спал и думал.
Так он лежал и теперь на своей кровати, облокотив тяжелую, большую изуродованную голову на пухлую руку, и думал, открытым одним глазом присматриваясь к темноте.
С тех пор как Бенигсен, переписывавшийся с государем и имевший более всех силы в штабе, избегал его, Кутузов был спокойнее в том отношении, что его с войсками не заставят опять участвовать в бесполезных наступательных действиях. Урок Тарутинского сражения и кануна его, болезненно памятный Кутузову, тоже должен был подействовать, думал он.
«Они должны понять, что мы только можем проиграть, действуя наступательно. Терпение и время, вот мои воины богатыри!» – думал Кутузов. Он знал, что не надо срывать яблоко, пока оно зелено. Оно само упадет, когда будет зрело, а сорвешь зелено, испортишь яблоко и дерево, и сам оскомину набьешь. Он, как опытный охотник, знал, что зверь ранен, ранен так, как только могла ранить вся русская сила, но смертельно или нет, это был еще не разъясненный вопрос. Теперь, по присылкам Лористона и Бертелеми и по донесениям партизанов, Кутузов почти знал, что он ранен смертельно. Но нужны были еще доказательства, надо было ждать.
«Им хочется бежать посмотреть, как они его убили. Подождите, увидите. Все маневры, все наступления! – думал он. – К чему? Все отличиться. Точно что то веселое есть в том, чтобы драться. Они точно дети, от которых не добьешься толку, как было дело, оттого что все хотят доказать, как они умеют драться. Да не в том теперь дело.
И какие искусные маневры предлагают мне все эти! Им кажется, что, когда они выдумали две три случайности (он вспомнил об общем плане из Петербурга), они выдумали их все. А им всем нет числа!»
Неразрешенный вопрос о том, смертельна или не смертельна ли была рана, нанесенная в Бородине, уже целый месяц висел над головой Кутузова. С одной стороны, французы заняли Москву. С другой стороны, несомненно всем существом своим Кутузов чувствовал, что тот страшный удар, в котором он вместе со всеми русскими людьми напряг все свои силы, должен был быть смертелен. Но во всяком случае нужны были доказательства, и он ждал их уже месяц, и чем дальше проходило время, тем нетерпеливее он становился. Лежа на своей постели в свои бессонные ночи, он делал то самое, что делала эта молодежь генералов, то самое, за что он упрекал их. Он придумывал все возможные случайности, в которых выразится эта верная, уже свершившаяся погибель Наполеона. Он придумывал эти случайности так же, как и молодежь, но только с той разницей, что он ничего не основывал на этих предположениях и что он видел их не две и три, а тысячи. Чем дальше он думал, тем больше их представлялось. Он придумывал всякого рода движения наполеоновской армии, всей или частей ее – к Петербургу, на него, в обход его, придумывал (чего он больше всего боялся) и ту случайность, что Наполеон станет бороться против него его же оружием, что он останется в Москве, выжидая его. Кутузов придумывал даже движение наполеоновской армии назад на Медынь и Юхнов, но одного, чего он не мог предвидеть, это того, что совершилось, того безумного, судорожного метания войска Наполеона в продолжение первых одиннадцати дней его выступления из Москвы, – метания, которое сделало возможным то, о чем все таки не смел еще тогда думать Кутузов: совершенное истребление французов. Донесения Дорохова о дивизии Брусье, известия от партизанов о бедствиях армии Наполеона, слухи о сборах к выступлению из Москвы – все подтверждало предположение, что французская армия разбита и сбирается бежать; но это были только предположения, казавшиеся важными для молодежи, но не для Кутузова. Он с своей шестидесятилетней опытностью знал, какой вес надо приписывать слухам, знал, как способны люди, желающие чего нибудь, группировать все известия так, что они как будто подтверждают желаемое, и знал, как в этом случае охотно упускают все противоречащее. И чем больше желал этого Кутузов, тем меньше он позволял себе этому верить. Вопрос этот занимал все его душевные силы. Все остальное было для него только привычным исполнением жизни. Таким привычным исполнением и подчинением жизни были его разговоры с штабными, письма к m me Stael, которые он писал из Тарутина, чтение романов, раздачи наград, переписка с Петербургом и т. п. Но погибель французов, предвиденная им одним, было его душевное, единственное желание.
В ночь 11 го октября он лежал, облокотившись на руку, и думал об этом.
В соседней комнате зашевелилось, и послышались шаги Толя, Коновницына и Болховитинова.
– Эй, кто там? Войдите, войди! Что новенького? – окликнул их фельдмаршал.
Пока лакей зажигал свечу, Толь рассказывал содержание известий.
– Кто привез? – спросил Кутузов с лицом, поразившим Толя, когда загорелась свеча, своей холодной строгостью.
– Не может быть сомнения, ваша светлость.
– Позови, позови его сюда!
Кутузов сидел, спустив одну ногу с кровати и навалившись большим животом на другую, согнутую ногу. Он щурил свой зрячий глаз, чтобы лучше рассмотреть посланного, как будто в его чертах он хотел прочесть то, что занимало его.
– Скажи, скажи, дружок, – сказал он Болховитинову своим тихим, старческим голосом, закрывая распахнувшуюся на груди рубашку. – Подойди, подойди поближе. Какие ты привез мне весточки? А? Наполеон из Москвы ушел? Воистину так? А?
Болховитинов подробно доносил сначала все то, что ему было приказано.
– Говори, говори скорее, не томи душу, – перебил его Кутузов.
Болховитинов рассказал все и замолчал, ожидая приказания. Толь начал было говорить что то, но Кутузов перебил его. Он хотел сказать что то, но вдруг лицо его сщурилось, сморщилось; он, махнув рукой на Толя, повернулся в противную сторону, к красному углу избы, черневшему от образов.
– Господи, создатель мой! Внял ты молитве нашей… – дрожащим голосом сказал он, сложив руки. – Спасена Россия. Благодарю тебя, господи! – И он заплакал.
Со времени этого известия и до конца кампании вся деятельность Кутузова заключается только в том, чтобы властью, хитростью, просьбами удерживать свои войска от бесполезных наступлений, маневров и столкновений с гибнущим врагом. Дохтуров идет к Малоярославцу, но Кутузов медлит со всей армией и отдает приказания об очищении Калуги, отступление за которую представляется ему весьма возможным.
Кутузов везде отступает, но неприятель, не дожидаясь его отступления, бежит назад, в противную сторону.