1922 год
Поделись знанием:
Дрон смутился, бегло взглянул на Алпатыча и опять опустил глаза.
– Ты вздор то оставь и народу скажи, чтобы собирались из домов идти в Москву и готовили подводы завтра к утру под княжнин обоз, да сам на сходку не ходи. Слышишь?
Дрон вдруг упал в ноги.
– Яков Алпатыч, уволь! Возьми от меня ключи, уволь ради Христа.
– Оставь! – сказал Алпатыч строго. – Под тобой насквозь на три аршина вижу, – повторил он, зная, что его мастерство ходить за пчелами, знание того, когда сеять овес, и то, что он двадцать лет умел угодить старому князю, давно приобрели ему славу колдуна и что способность видеть на три аршина под человеком приписывается колдунам.
Дрон встал и хотел что то сказать, но Алпатыч перебил его:
– Что вы это вздумали? А?.. Что ж вы думаете? А?
– Что мне с народом делать? – сказал Дрон. – Взбуровило совсем. Я и то им говорю…
– То то говорю, – сказал Алпатыч. – Пьют? – коротко спросил он.
– Весь взбуровился, Яков Алпатыч: другую бочку привезли.
– Так ты слушай. Я к исправнику поеду, а ты народу повести, и чтоб они это бросили, и чтоб подводы были.
– Слушаю, – отвечал Дрон.
Больше Яков Алпатыч не настаивал. Он долго управлял народом и знал, что главное средство для того, чтобы люди повиновались, состоит в том, чтобы не показывать им сомнения в том, что они могут не повиноваться. Добившись от Дрона покорного «слушаю с», Яков Алпатыч удовлетворился этим, хотя он не только сомневался, но почти был уверен в том, что подводы без помощи воинской команды не будут доставлены.
И действительно, к вечеру подводы не были собраны. На деревне у кабака была опять сходка, и на сходке положено было угнать лошадей в лес и не выдавать подвод. Ничего не говоря об этом княжне, Алпатыч велел сложить с пришедших из Лысых Гор свою собственную кладь и приготовить этих лошадей под кареты княжны, а сам поехал к начальству.
Х
После похорон отца княжна Марья заперлась в своей комнате и никого не впускала к себе. К двери подошла девушка сказать, что Алпатыч пришел спросить приказания об отъезде. (Это было еще до разговора Алпатыча с Дроном.) Княжна Марья приподнялась с дивана, на котором она лежала, и сквозь затворенную дверь проговорила, что она никуда и никогда не поедет и просит, чтобы ее оставили в покое.
Окна комнаты, в которой лежала княжна Марья, были на запад. Она лежала на диване лицом к стене и, перебирая пальцами пуговицы на кожаной подушке, видела только эту подушку, и неясные мысли ее были сосредоточены на одном: она думала о невозвратимости смерти и о той своей душевной мерзости, которой она не знала до сих пор и которая выказалась во время болезни ее отца. Она хотела, но не смела молиться, не смела в том душевном состоянии, в котором она находилась, обращаться к богу. Она долго лежала в этом положении.
Солнце зашло на другую сторону дома и косыми вечерними лучами в открытые окна осветило комнату и часть сафьянной подушки, на которую смотрела княжна Марья. Ход мыслей ее вдруг приостановился. Она бессознательно приподнялась, оправила волоса, встала и подошла к окну, невольно вдыхая в себя прохладу ясного, но ветреного вечера.
«Да, теперь тебе удобно любоваться вечером! Его уж нет, и никто тебе не помешает», – сказала она себе, и, опустившись на стул, она упала головой на подоконник.
Кто то нежным и тихим голосом назвал ее со стороны сада и поцеловал в голову. Она оглянулась. Это была m lle Bourienne, в черном платье и плерезах. Она тихо подошла к княжне Марье, со вздохом поцеловала ее и тотчас же заплакала. Княжна Марья оглянулась на нее. Все прежние столкновения с нею, ревность к ней, вспомнились княжне Марье; вспомнилось и то, как он последнее время изменился к m lle Bourienne, не мог ее видеть, и, стало быть, как несправедливы были те упреки, которые княжна Марья в душе своей делала ей. «Да и мне ли, мне ли, желавшей его смерти, осуждать кого нибудь! – подумала она.
Княжне Марье живо представилось положение m lle Bourienne, в последнее время отдаленной от ее общества, но вместе с тем зависящей от нее и живущей в чужом доме. И ей стало жалко ее. Она кротко вопросительно посмотрела на нее и протянула ей руку. M lle Bourienne тотчас заплакала, стала целовать ее руку и говорить о горе, постигшем княжну, делая себя участницей этого горя. Она говорила о том, что единственное утешение в ее горе есть то, что княжна позволила ей разделить его с нею. Она говорила, что все бывшие недоразумения должны уничтожиться перед великим горем, что она чувствует себя чистой перед всеми и что он оттуда видит ее любовь и благодарность. Княжна слушала ее, не понимая ее слов, но изредка взглядывая на нее и вслушиваясь в звуки ее голоса.
– Ваше положение вдвойне ужасно, милая княжна, – помолчав немного, сказала m lle Bourienne. – Я понимаю, что вы не могли и не можете думать о себе; но я моей любовью к вам обязана это сделать… Алпатыч был у вас? Говорил он с вами об отъезде? – спросила она.
Княжна Марья не отвечала. Она не понимала, куда и кто должен был ехать. «Разве можно было что нибудь предпринимать теперь, думать о чем нибудь? Разве не все равно? Она не отвечала.
– Вы знаете ли, chere Marie, – сказала m lle Bourienne, – знаете ли, что мы в опасности, что мы окружены французами; ехать теперь опасно. Ежели мы поедем, мы почти наверное попадем в плен, и бог знает…
Княжна Марья смотрела на свою подругу, не понимая того, что она говорила.
– Ах, ежели бы кто нибудь знал, как мне все все равно теперь, – сказала она. – Разумеется, я ни за что не желала бы уехать от него… Алпатыч мне говорил что то об отъезде… Поговорите с ним, я ничего, ничего не могу и не хочу…
– Я говорила с ним. Он надеется, что мы успеем уехать завтра; но я думаю, что теперь лучше бы было остаться здесь, – сказала m lle Bourienne. – Потому что, согласитесь, chere Marie, попасть в руки солдат или бунтующих мужиков на дороге – было бы ужасно. – M lle Bourienne достала из ридикюля объявление на нерусской необыкновенной бумаге французского генерала Рамо о том, чтобы жители не покидали своих домов, что им оказано будет должное покровительство французскими властями, и подала ее княжне.
– Я думаю, что лучше обратиться к этому генералу, – сказала m lle Bourienne, – и я уверена, что вам будет оказано должное уважение.
Княжна Марья читала бумагу, и сухие рыдания задергали ее лицо.
– Через кого вы получили это? – сказала она.
– Вероятно, узнали, что я француженка по имени, – краснея, сказала m lle Bourienne.
Княжна Марья с бумагой в руке встала от окна и с бледным лицом вышла из комнаты и пошла в бывший кабинет князя Андрея.
– Дуняша, позовите ко мне Алпатыча, Дронушку, кого нибудь, – сказала княжна Марья, – и скажите Амалье Карловне, чтобы она не входила ко мне, – прибавила она, услыхав голос m lle Bourienne. – Поскорее ехать! Ехать скорее! – говорила княжна Марья, ужасаясь мысли о том, что она могла остаться во власти французов.
«Чтобы князь Андрей знал, что она во власти французов! Чтоб она, дочь князя Николая Андреича Болконского, просила господина генерала Рамо оказать ей покровительство и пользовалась его благодеяниями! – Эта мысль приводила ее в ужас, заставляла ее содрогаться, краснеть и чувствовать еще не испытанные ею припадки злобы и гордости. Все, что только было тяжелого и, главное, оскорбительного в ее положении, живо представлялось ей. «Они, французы, поселятся в этом доме; господин генерал Рамо займет кабинет князя Андрея; будет для забавы перебирать и читать его письма и бумаги. M lle Bourienne lui fera les honneurs de Богучарово. [Мадемуазель Бурьен будет принимать его с почестями в Богучарове.] Мне дадут комнатку из милости; солдаты разорят свежую могилу отца, чтобы снять с него кресты и звезды; они мне будут рассказывать о победах над русскими, будут притворно выражать сочувствие моему горю… – думала княжна Марья не своими мыслями, но чувствуя себя обязанной думать за себя мыслями своего отца и брата. Для нее лично было все равно, где бы ни оставаться и что бы с ней ни было; но она чувствовала себя вместе с тем представительницей своего покойного отца и князя Андрея. Она невольно думала их мыслями и чувствовала их чувствами. Что бы они сказали, что бы они сделали теперь, то самое она чувствовала необходимым сделать. Она пошла в кабинет князя Андрея и, стараясь проникнуться его мыслями, обдумывала свое положение.
Требования жизни, которые она считала уничтоженными со смертью отца, вдруг с новой, еще неизвестной силой возникли перед княжной Марьей и охватили ее. Взволнованная, красная, она ходила по комнате, требуя к себе то Алпатыча, то Михаила Ивановича, то Тихона, то Дрона. Дуняша, няня и все девушки ничего не могли сказать о том, в какой мере справедливо было то, что объявила m lle Bourienne. Алпатыча не было дома: он уехал к начальству. Призванный Михаил Иваныч, архитектор, явившийся к княжне Марье с заспанными глазами, ничего не мог сказать ей. Он точно с той же улыбкой согласия, с которой он привык в продолжение пятнадцати лет отвечать, не выражая своего мнения, на обращения старого князя, отвечал на вопросы княжны Марьи, так что ничего определенного нельзя было вывести из его ответов. Призванный старый камердинер Тихон, с опавшим и осунувшимся лицом, носившим на себе отпечаток неизлечимого горя, отвечал «слушаю с» на все вопросы княжны Марьи и едва удерживался от рыданий, глядя на нее.
Наконец вошел в комнату староста Дрон и, низко поклонившись княжне, остановился у притолоки.
Княжна Марья прошлась по комнате и остановилась против него.
– Дронушка, – сказала княжна Марья, видевшая в нем несомненного друга, того самого Дронушку, который из своей ежегодной поездки на ярмарку в Вязьму привозил ей всякий раз и с улыбкой подавал свой особенный пряник. – Дронушка, теперь, после нашего несчастия, – начала она и замолчала, не в силах говорить дальше.
– Все под богом ходим, – со вздохом сказал он. Они помолчали.
– Дронушка, Алпатыч куда то уехал, мне не к кому обратиться. Правду ли мне говорят, что мне и уехать нельзя?
– Отчего же тебе не ехать, ваше сиятельство, ехать можно, – сказал Дрон.
– Мне сказали, что опасно от неприятеля. Голубчик, я ничего не могу, ничего не понимаю, со мной никого нет. Я непременно хочу ехать ночью или завтра рано утром. – Дрон молчал. Он исподлобья взглянул на княжну Марью.
– Лошадей нет, – сказал он, – я и Яков Алпатычу говорил.
– Отчего же нет? – сказала княжна.
– Все от божьего наказания, – сказал Дрон. – Какие лошади были, под войска разобрали, а какие подохли, нынче год какой. Не то лошадей кормить, а как бы самим с голоду не помереть! И так по три дня не емши сидят. Нет ничего, разорили вконец.
Княжна Марья внимательно слушала то, что он говорил ей.
– Мужики разорены? У них хлеба нет? – спросила она.
– Голодной смертью помирают, – сказал Дрон, – не то что подводы…
– Да отчего же ты не сказал, Дронушка? Разве нельзя помочь? Я все сделаю, что могу… – Княжне Марье странно было думать, что теперь, в такую минуту, когда такое горе наполняло ее душу, могли быть люди богатые и бедные и что могли богатые не помочь бедным. Она смутно знала и слышала, что бывает господский хлеб и что его дают мужикам. Она знала тоже, что ни брат, ни отец ее не отказали бы в нужде мужикам; она только боялась ошибиться как нибудь в словах насчет этой раздачи мужикам хлеба, которым она хотела распорядиться. Она была рада тому, что ей представился предлог заботы, такой, для которой ей не совестно забыть свое горе. Она стала расспрашивать Дронушку подробности о нуждах мужиков и о том, что есть господского в Богучарове.
– Ведь у нас есть хлеб господский, братнин? – спросила она.
– Господский хлеб весь цел, – с гордостью сказал Дрон, – наш князь не приказывал продавать.
– Выдай его мужикам, выдай все, что им нужно: я тебе именем брата разрешаю, – сказала княжна Марья.
Дрон ничего не ответил и глубоко вздохнул.
– Ты раздай им этот хлеб, ежели его довольно будет для них. Все раздай. Я тебе приказываю именем брата, и скажи им: что, что наше, то и ихнее. Мы ничего не пожалеем для них. Так ты скажи.
Дрон пристально смотрел на княжну, в то время как она говорила.
– Уволь ты меня, матушка, ради бога, вели от меня ключи принять, – сказал он. – Служил двадцать три года, худого не делал; уволь, ради бога.
Княжна Марья не понимала, чего он хотел от нее и от чего он просил уволить себя. Она отвечала ему, что она никогда не сомневалась в его преданности и что она все готова сделать для него и для мужиков.
Через час после этого Дуняша пришла к княжне с известием, что пришел Дрон и все мужики, по приказанию княжны, собрались у амбара, желая переговорить с госпожою.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна Марья, – я только сказала Дронушке, чтобы раздать им хлеба.
– Только ради бога, княжна матушка, прикажите их прогнать и не ходите к ним. Все обман один, – говорила Дуняша, – а Яков Алпатыч приедут, и поедем… и вы не извольте…
– Какой же обман? – удивленно спросила княжна
– Да уж я знаю, только послушайте меня, ради бога. Вот и няню хоть спросите. Говорят, не согласны уезжать по вашему приказанию.
– Ты что нибудь не то говоришь. Да я никогда не приказывала уезжать… – сказала княжна Марья. – Позови Дронушку.
Пришедший Дрон подтвердил слова Дуняши: мужики пришли по приказанию княжны.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна. – Ты, верно, не так передал им. Я только сказала, чтобы ты им отдал хлеб.
Дрон, не отвечая, вздохнул.
– Если прикажете, они уйдут, – сказал он.
– Нет, нет, я пойду к ним, – сказала княжна Марья
Несмотря на отговариванье Дуняши и няни, княжна Марья вышла на крыльцо. Дрон, Дуняша, няня и Михаил Иваныч шли за нею. «Они, вероятно, думают, что я предлагаю им хлеб с тем, чтобы они остались на своих местах, и сама уеду, бросив их на произвол французов, – думала княжна Марья. – Я им буду обещать месячину в подмосковной, квартиры; я уверена, что Andre еще больше бы сделав на моем месте», – думала она, подходя в сумерках к толпе, стоявшей на выгоне у амбара.
Толпа, скучиваясь, зашевелилась, и быстро снялись шляпы. Княжна Марья, опустив глаза и путаясь ногами в платье, близко подошла к ним. Столько разнообразных старых и молодых глаз было устремлено на нее и столько было разных лиц, что княжна Марья не видала ни одного лица и, чувствуя необходимость говорить вдруг со всеми, не знала, как быть. Но опять сознание того, что она – представительница отца и брата, придало ей силы, и она смело начала свою речь.
– Я очень рада, что вы пришли, – начала княжна Марья, не поднимая глаз и чувствуя, как быстро и сильно билось ее сердце. – Мне Дронушка сказал, что вас разорила война. Это наше общее горе, и я ничего не пожалею, чтобы помочь вам. Я сама еду, потому что уже опасно здесь и неприятель близко… потому что… Я вам отдаю все, мои друзья, и прошу вас взять все, весь хлеб наш, чтобы у вас не было нужды. А ежели вам сказали, что я отдаю вам хлеб с тем, чтобы вы остались здесь, то это неправда. Я, напротив, прошу вас уезжать со всем вашим имуществом в нашу подмосковную, и там я беру на себя и обещаю вам, что вы не будете нуждаться. Вам дадут и домы и хлеба. – Княжна остановилась. В толпе только слышались вздохи.
– Я не от себя делаю это, – продолжала княжна, – я это делаю именем покойного отца, который был вам хорошим барином, и за брата, и его сына.
Она опять остановилась. Никто не прерывал ее молчания.
– Горе наше общее, и будем делить всё пополам. Все, что мое, то ваше, – сказала она, оглядывая лица, стоявшие перед нею.
Все глаза смотрели на нее с одинаковым выражением, значения которого она не могла понять. Было ли это любопытство, преданность, благодарность, или испуг и недоверие, но выражение на всех лицах было одинаковое.
– Много довольны вашей милостью, только нам брать господский хлеб не приходится, – сказал голос сзади.
– Да отчего же? – сказала княжна.
Никто не ответил, и княжна Марья, оглядываясь по толпе, замечала, что теперь все глаза, с которыми она встречалась, тотчас же опускались.
– Отчего же вы не хотите? – спросила она опять.
Никто не отвечал.
Княжне Марье становилось тяжело от этого молчанья; она старалась уловить чей нибудь взгляд.
– Отчего вы не говорите? – обратилась княжна к старому старику, который, облокотившись на палку, стоял перед ней. – Скажи, ежели ты думаешь, что еще что нибудь нужно. Я все сделаю, – сказала она, уловив его взгляд. Но он, как бы рассердившись за это, опустил совсем голову и проговорил:
– Чего соглашаться то, не нужно нам хлеба.
– Что ж, нам все бросить то? Не согласны. Не согласны… Нет нашего согласия. Мы тебя жалеем, а нашего согласия нет. Поезжай сама, одна… – раздалось в толпе с разных сторон. И опять на всех лицах этой толпы показалось одно и то же выражение, и теперь это было уже наверное не выражение любопытства и благодарности, а выражение озлобленной решительности.
– Да вы не поняли, верно, – с грустной улыбкой сказала княжна Марья. – Отчего вы не хотите ехать? Я обещаю поселить вас, кормить. А здесь неприятель разорит вас…
(перенаправлено с «1922»)
| Годы |
|---|
| 1918 · 1919 · 1920 · 1921 — 1922 — 1923 · 1924 · 1925 · 1926 |
| Десятилетия |
| 1900-е · 1910-е — 1920-е — 1930-е · 1940-е |
| Века |
| XIX век — XX век — XXI век |
| Григорианский календарь | 1922 MCMXXII |
| Юлианский календарь | 1921—1922 (с 14 января) |
| Юлианский календарь с византийской эрой |
7430—7431 (с 14 сентября) |
| От основания Рима | 2674—2675 (с 4 мая) |
| Еврейский календарь |
5682—5683 ה'תרפ"ב — ה'תרפ"ג |
| Исламский календарь | 1340—1341 |
| Древнеармянский календарь | 4414—4415 (с 11 августа) |
| Армянский церковный календарь | 1371 ԹՎ ՌՅՀԱ
|
| Китайский календарь | 4618—4619 辛酉 — 壬戌 белый петух — чёрная собака |
| Эфиопский календарь | 1914 — 1915 |
| Древнеиндийский календарь | |
| - Викрам-самват | 1978—1979 |
| - Шака самват | 1844—1845 |
| - Кали-юга | 5023—5024 |
| Иранский календарь | 1300—1301 |
| Буддийский календарь | 2465 |
| Японское летосчисление | 11-й год Тайсё |
1922 (тысяча девятьсот двадцать второй) год по григорианскому календарю — невисокосный год, начинающийся в воскресенье. Это 1922 год нашей эры, 922 год 2 тысячелетия, 22 год XX века, 2 год 3-го десятилетия XX века, 3 год 1920-х годов.
Содержание
События
Январь
- 6 января — на открывшейся в этот день Каннской конференции Верховного совета Антанты принято решение о созыве Генуэзской конференции[1]
- 7 января — правительство Италии передало РСФСР официальное приглашение принять участие в подготавливаемой Генуэзской конференции[2].
- 7 января — премьер-министр Монголии Догсомын Бодоо обвинён в заговоре и смещён со своего поста[3].
- 8 января — РСФСР согласилась принять участие в Генуэзской конференции[1].
- 13 января — завершилась Каннская конференция Верховного совета Антанты[2].
- 20 января — Совет Лиги Наций принял решение о возвращении Катовице Польше[4].
Февраль
- Вывод американских войск с Кубы.
- 5—14 февраля — Волочаевский бой, одно из крупнейших сражений заключительной части Гражданской войны в России[2].
- 6 февраля
- Постановлением ВЦИК создано Государственное политическое управление при НКВД РСФСР. Упразднена ВЧК[5].
- Подписание на Вашингтонской конференции договоров девяти держав (о принципе «открытых дверей» в Китае) и пяти держав (о морских вооружениях).
- 14 февраля — вступление Народно-революционной армии ДВР в Хабаровск[2].
- 16 февраля — в РСФСР введён гербовый сбор[6].
- 20 февраля — Виленский сейм Срединной Литвы (выборы в который бойкотировались большинством литовского, белорусского и еврейского населения) принял постановление о присоединении Вильнюса и части Юго-восточной Литвы к Польше.
- 28 февраля — Великобритания отменила протекторат над Египтом, опубликовав одностороннюю правительственную декларацию о признании его независимым суверенным государством[7].
Март
- 8 марта — государственный секретарь США Ч. Юз нотой объявил об отказе США участвовать в Генуэзской конференции[1].
- 12 марта — в Тифлисе съезд полномочных представителей ЦИК Азербайджана, Армении и Грузии утвердил договор о создании Федеративного Союза Социалистических Советских республик Закавказья (ФСССРЗ)[8].
- 16 марта — султан Египта Ахмед Фуад I провозглашён королём Египта[9].
- 27 марта — 2 апреля — В Москве состоялся XI съезд РКП(б).
- 29 марта — в Литве принят закон об аграрной реформе[10].
Апрель
- 2 апреля — в Берлине открылась Конференция трёх интернационалов — представителей Коминтерна, Бернского интернационала и Венского интернационала для достижения единства действий. Шла до 5 апреля. В мае переговоры закончились провалом[11].
- 3 апреля — И. В. Сталин избран Генеральным секретарём ЦК РКП(б).
- 6 апреля — вступила в силу Конвенция о демилитаризации и нейтрализации Аландских островов от 20 октября 1921 года[12].
- 10 апреля — открылась Генуэзская конференция[1].
- 16 апреля — Рапалльский договор РСФСР с Германией[13].
- 18 апреля — создание футбольного клуба «Московский кружок спорта Краснопресненского района», позднее переименованного в «Спартак».
- 19 апреля — опубликована Конституция Египта[7].
- 20 апреля — делегация РСФСР на Генуэзской конференции заявила о готовности признать военные долги и право на возобновление концессий в обмен на признание де-юре Советской России, финансовую помощь и аннулирование военных долгов и процентов по ним[14].
Май
- 4 мая — в Таллине по приговору эстонского военно-полевого суда расстрелян арестованный за несколько часов до этого руководитель Коммунистической партии Эстонии Виктор Кингисепп[15].
- 19 мая — основан Союз юных пионеров имени Спартака[16].
Июнь
- 1 июня — вступил в силу первый Уголовный кодекс РСФСР.
- 11 июня — президентом Китая вновь стал генерал Ли Юаньхун[17].
- 15 июня
- Открылась созванная по решению Генуэзской конференции международная финансово-экономическая Гаагская конференция 1922 года[18].
- Основана Коммунистическая партия Японии[19].
Июль
- 5 июля — тенентисты во главе с лейтенантом Антониу Сикейра Кампушем подняли восстание в форте Капакабана в Рио-де-Жанейро. Восстание подавлено[20].
- 19 июля — завершилась международная финансово-экономическая Гаагская конференция 1922 года[18].
- 20 июля — Лига Наций передала Великобритании мандат на управление бывшей германской колонией Танганьика.
- 23 июля — на Земском Соборе во Владивостоке М. К. Дитерихс избран Правителем Дальнего Востока и Земским Воеводой — командующим Земской ратью.
- 24 июля — Лига Наций 52 голосами передала Великобритании мандат на управление Палестиной с целью воссоздания «национального очага для еврейского народа»[21].
- 27 июля — образована Черкесская (Адыгейская) автономная область[22].
Август
- 1 августа — Учредительный сейм Литвы принял конституцию, объявившую Литву парламентской республикой[23].
Сентябрь
- В Триполи зарегистрирована самая высокая температура на планете — +58 градусов Цельсия.
Октябрь
- 2 октября — введена в оборот литовская национальная валюта лит.
- 4 октября — Великобритания, Франция, Италия и Чехословакия подписали с Австрией Женевские протоколы о предоставлении займа и запрещении аншлюса[24].
- 11 октября — декрет СНК СССР о выпуске в обращение банкнот Госбанка в червонцах и отмене счётного золотого рубля.
- 24 октября — Бенито Муссолини потребовал включения фашистов в правительство Италии[25].
- 25 октября — Владивосток был взят частями НРА, Дальневосточная Республика восстановила контроль над всей территорией Приморья и «Чёрный буфер» прекратил своё существование.
- 29 октября — образовано ОКБ А. Н. Туполева.
- 30 октября
- IV сессия ВЦИК РСФСР IX созыва приняла Земельный Кодекс, закрепивший за крестьянами выделенную им в пользование землю. Утверждён план ГОЭЛРО.
- В Италии отряды Бенито Муссолини вступили в столицу, завершив «поход на Рим»[25].
- 31 октября
- Принят первый Гражданский кодекс РСФСР.
- Бенито Муссолини назначен премьер-министром Италии[25].
Ноябрь
- 1 ноября — в Османской империи по инициативе Мустафы Кемаля была упразднена монархия.
- 9 ноября — принят второй Кодекс законов о труде РСФСР[26].
- 12 ноября — Лига Наций утвердила новые границы Албании, установленные конференцией послов 3 ноября 1921 года[27].
- 14 ноября — старт вещания радиостанции BBC
- 15 ноября — Дальневосточная Республика упразднена и вступила в РСФСР.
- 19 ноября — в Москве открылся II Конгресс Профинтерна. Закончился 22 декабря[28].
- 20 ноября
- Открылась Лозаннская конференция по вопросам Ближнего Востока[29].
- Последнее публичное выступление В. И. Ленина (на пленуме Моссовета)[30].
Декабрь
- 10 декабря — открылся 1-й Закавказский съезд Советов[31].
- 13 декабря — 1-й Закавказский съезд Советов преобразовал Федеративный Союз Социалистических Советских республик Закавказья (ФСССРЗ) в Закавказскую Социалистическую Федеративную Советскую Республику[8].
- 22 декабря — основано Ленинградское предприятие «ЭРА» (ЭлектроРадиоАвтоматика).
- 30 декабря — в Москве состоялся I Всесоюзный съезд Советов, утвердивший Договор об образовании СССР[8].
Без точных дат
- Раскол Соединённого Королевства Великобритании и Ирландии на два независимых государства:
- Соединённое Королевство Великобритании и Северной Ирландии,
- Свободное государство Ирландия (позже Республика Ирландия).
- Обнаружена гробница Тутанхамона.
- Получен гормон инсулин, позволяющий контролировать сахарный диабет.
- Александром Флеммингом был случайно открыт фермент лизоцим.
- В Петрограде основано издательство Academia.
- В США основан журнал о боксе «Ринг».
Наука
Спорт
Музыка
Кино
Театр
Напишите отзыв о статье "1922 год"
Литература
Изобразительное искусство СССР
Авиация
Общественный транспорт
Железнодорожный транспорт
Родились
См. также: Категория:Родившиеся в 1922 году
- 6 января — Нина Леонидовна Веселова, советский живописец (ум. в 1960).
- 7 января — Жан Пьер Рампаль, французский флейтист, один из крупнейших исполнителей на этом инструменте (ум. в 2000).
- 9 января — Василий Яковлевич Горин, организатор колхозного производства, дважды Герой Социалистического Труда.
- 6 февраля — Патрик Макни, британский актёр и продюсер (ум. в 2015).
- 8 февраля — Юрий Львович Авербах, советский шахматист.
- 10 февраля — Элияху Бейт-Цури — член еврейской подпольной организации «Лехи» (ум. 1945).
- 14 февраля — Николай Александрович Рыбалко, советский поэт (ум. в 1995).
- 15 февраля — Борис Васильевич Корнеев, советский живописец и педагог, заслуженный художник РСФСР (ум. в 1973).
- 18 февраля — Александр Михайлович Семёнов, советский живописец (ум. в 1984).
- 28 февраля — Юрий Михайлович Лотман, советский литературовед, культуролог и семиотик (ум. в 1993).
- 5 марта — Пьер Паоло Пазолини, итальянский кинорежиссёр, поэт и писатель (ум. в 1975).
- 8 марта — Евгений Матвеев, советский и российский актёр (ум. в 2003).
- 20 марта — Карл Райнер, американский актёр, режиссёр, продюсер и сценарист.
- 21 апреля — Станислав Иосифович Ростоцкий, советский кинорежиссёр (ум. в 2001).
- 21 апреля — Алистер Маклин, писатель (ум. в 1987).
- 29 апреля — Тутс Тилеманс, бельгийский актёр, певец и сценарист (ум. в 2016 году).
- 3 мая — генерал Вашку душ Сантуш Гонсалвиш, премьер-министр Португалии в 1974—1975 годах, один из лидеров «Революции гвоздик» (ум. в 2005).
- 6 мая — Владимир Этуш, советский и российский актёр.
- 22 мая — Хол Клемент, американский писатель-фантаст (ум. в 2003).
- 27 мая- Кристофер Ли, британский актёр и певец (ум. в 2015).
- 2 июня — Станислав Чекан, советский и российский актёр (ум. в 1994).
- 2 июля — Карден Пьер, французский модельер.
- 14 июля — Робин Олдс, американский лётчик-ас Второй мировой и лидер истребительной авиации Вьетнамской войны (ум. в 2007).
- 18 июля — Самюэль Томас Кун, американский историк и философ науки (ум. в 1996).
- 17 августа — Олег Николаевич Коротцев, астроном и автор книг на военно-исторические и естественно-научные темы.
- 19 сентября — Деймон Найт, американский писатель-фантаст, критик (ум. в 2002).
- 20 сентября — Григорий Михайлович Поженян, российский поэт, автор песен («Два берега», «Песня о друге»), писатель (ум. в 2005).
- 25 октября — Виктор Кузьмич Тетерин, советский живописец и график (ум. в 1991).
- 27 октября — Мишель Галабрю, французский актёр театра и кино (ум. в 2016).
- 31 октября — Анатолий Папанов, советский актёр (ум. в 1987).
- 31 октября — Нородом Сианук, король Камбоджи (ум. в 2012).
- 11 ноября — Курт Воннегут, американский писатель-фантаст, сатирик (ум. в 2007).
- 14 ноября — Бутрос Бутрос-Гали, 6-й Генеральный секретарь ООН (с 1992 по 1996 год, ум. в 2016).
- 16 ноября — Жозе Сарамаго, португальский писатель, лауреат Нобелевской премии по литературе (ум. в 2010).
- 1 декабря — Всеволод Бобров, советский футболист, хоккеист, футбольный и хоккейный тренер (ум. в 1979).
- 11 декабря — Николай Озеров, советский теннисист, актёр, спортивный комментатор (ум. в 1997).
- 11 декабря — Дилип Кумар, индийский актёр театра и кино.
- 20 декабря — Пеппер, Беверли, американский скульптор.
- 28 декабря — Стэн Ли, американский писатель.
Скончались
См. также: Категория:Умершие в 1922 году
- 10 января — маркиз Окума Сигэнобу — японский политик, премьер-министр Японии в 1914—1916 годах (род. 1838).
- 22 января — папа римский Бенедикт XV (род. 1854).
- 1 апреля — Карл I, последний император Австрии и король Венгрии в 1916—1918 годах (род. 1887).
- 29 апреля — Стеценко, Кирилл Григорьевич, украинский композитор.
- 4 мая — Виктор Эдуардович Кингисепп, руководитель Коммунистической партии Эстонии (род. 1888).
- 24 июня — Вальтер Ратенау, германский промышленник, министр иностранных дел.
- 3 июля — Станислав Козьмян, польский писатель и театральный деятель.
Нобелевские премии
- Физика — Нильс Бор — «За заслуги в исследовании строения атомов и испускаемого ими излучения».
- Химия — Фрэнсис Уильям Астон — «За сделанное им с помощью им же изобретённого масс-спектрографа открытие изотопов большого числа нерадиоактивных элементов и за формулирование правила целых чисел».
- Медицина и физиология — Арчибалд Хилл — «За открытия в области теплообразования в мышце» и Отто Мейергоф — «За открытие тесной взаимосвязи между процессом поглощения кислорода и метаболизмом молочной кислоты в мышце».
- Литература — Хасинто Бенавенте-и-Мартинес — «За блестящее мастерство, с которым он продолжил славные традиции испанской драмы».
- Премия мира — Фритьоф Нансен — «За многолетние усилия по оказанию помощи беззащитным».
См. также
|
1922 год в Викитеке? |
|---|
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 БСЭ 3-е изд. т. 6 — С. 247.
- ↑ 1 2 3 4 БСЭ 3-е изд. т. 11 — С. 331.
- ↑ БСЭ 3 изд. т. 16 — С. 507.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 11 — С. 531.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 5 — С. 453.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 6 — С. 254.
- ↑ 1 2 Объединённая Арабская Республика / М. 1968 — С. 94.
- ↑ 1 2 3 БСЭ 3-е изд. т. 9 — С. 297.
- ↑ [www.worldstatesmen.org/Egypt.htm Worldstatesmen.org. Egypt. (англ.)]
- ↑ СИЭ т. 1 — С. 189.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 13 — С. 81.
- ↑ СИЭ т. 1 — С. 328.
- ↑ БСЭБСЭ 3-е изд. т. 6 — С. 371.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 6 — С. 248.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 12 — С. 115.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 5 — С. 460.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 14 — С. 583.
- ↑ 1 2 БСЭ 3-е изд. т. 5 — С. 608.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 12 — С. 567.
- ↑ Латинская Америка. Энциклопедический справочник т. 2 / М. 1982 — С. 449.
- ↑ Митчелл Бард. Мифы и факты. Путеводитель по арабо-израильскому конфликту = Myths and facts. A Guide to the Arab-Israeli conflict / пер. А. Курицкого. — М.: Еврейское слово, 2007. — С. 13. — 478 с. — 5000 экз. — ISBN 9785900309436.
- ↑ СИЭ т. 1 — С. 221.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 14 — С. 535.
- ↑ СИЭ т. 1 — С. 132.
- ↑ 1 2 3 БСЭ 3-е изд. т. 11 — С. 13.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 12 — С. 371.
- ↑ СИЭ т. 1 — С. 350.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 13 — С. 348.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 14 — С. 615.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 14 — С. 297.
- ↑ СИЭ т. 1 — С. 259.
| Календарь на 1922 год | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
Январь
|
Февраль
|
Март
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Апрель
|
Май
|
Июнь
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Июль
|
Август
|
Сентябрь
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Октябрь
|
Ноябрь
|
Декабрь
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий 1922 год
– Эй, Дрон, оставь! – повторил Алпатыч, вынимая руку из за пазухи и торжественным жестом указывая ею на пол под ноги Дрона. – Я не то, что тебя насквозь, я под тобой на три аршина все насквозь вижу, – сказал он, вглядываясь в пол под ноги Дрона.Дрон смутился, бегло взглянул на Алпатыча и опять опустил глаза.
– Ты вздор то оставь и народу скажи, чтобы собирались из домов идти в Москву и готовили подводы завтра к утру под княжнин обоз, да сам на сходку не ходи. Слышишь?
Дрон вдруг упал в ноги.
– Яков Алпатыч, уволь! Возьми от меня ключи, уволь ради Христа.
– Оставь! – сказал Алпатыч строго. – Под тобой насквозь на три аршина вижу, – повторил он, зная, что его мастерство ходить за пчелами, знание того, когда сеять овес, и то, что он двадцать лет умел угодить старому князю, давно приобрели ему славу колдуна и что способность видеть на три аршина под человеком приписывается колдунам.
Дрон встал и хотел что то сказать, но Алпатыч перебил его:
– Что вы это вздумали? А?.. Что ж вы думаете? А?
– Что мне с народом делать? – сказал Дрон. – Взбуровило совсем. Я и то им говорю…
– То то говорю, – сказал Алпатыч. – Пьют? – коротко спросил он.
– Весь взбуровился, Яков Алпатыч: другую бочку привезли.
– Так ты слушай. Я к исправнику поеду, а ты народу повести, и чтоб они это бросили, и чтоб подводы были.
– Слушаю, – отвечал Дрон.
Больше Яков Алпатыч не настаивал. Он долго управлял народом и знал, что главное средство для того, чтобы люди повиновались, состоит в том, чтобы не показывать им сомнения в том, что они могут не повиноваться. Добившись от Дрона покорного «слушаю с», Яков Алпатыч удовлетворился этим, хотя он не только сомневался, но почти был уверен в том, что подводы без помощи воинской команды не будут доставлены.
И действительно, к вечеру подводы не были собраны. На деревне у кабака была опять сходка, и на сходке положено было угнать лошадей в лес и не выдавать подвод. Ничего не говоря об этом княжне, Алпатыч велел сложить с пришедших из Лысых Гор свою собственную кладь и приготовить этих лошадей под кареты княжны, а сам поехал к начальству.
Х
После похорон отца княжна Марья заперлась в своей комнате и никого не впускала к себе. К двери подошла девушка сказать, что Алпатыч пришел спросить приказания об отъезде. (Это было еще до разговора Алпатыча с Дроном.) Княжна Марья приподнялась с дивана, на котором она лежала, и сквозь затворенную дверь проговорила, что она никуда и никогда не поедет и просит, чтобы ее оставили в покое.
Окна комнаты, в которой лежала княжна Марья, были на запад. Она лежала на диване лицом к стене и, перебирая пальцами пуговицы на кожаной подушке, видела только эту подушку, и неясные мысли ее были сосредоточены на одном: она думала о невозвратимости смерти и о той своей душевной мерзости, которой она не знала до сих пор и которая выказалась во время болезни ее отца. Она хотела, но не смела молиться, не смела в том душевном состоянии, в котором она находилась, обращаться к богу. Она долго лежала в этом положении.
Солнце зашло на другую сторону дома и косыми вечерними лучами в открытые окна осветило комнату и часть сафьянной подушки, на которую смотрела княжна Марья. Ход мыслей ее вдруг приостановился. Она бессознательно приподнялась, оправила волоса, встала и подошла к окну, невольно вдыхая в себя прохладу ясного, но ветреного вечера.
«Да, теперь тебе удобно любоваться вечером! Его уж нет, и никто тебе не помешает», – сказала она себе, и, опустившись на стул, она упала головой на подоконник.
Кто то нежным и тихим голосом назвал ее со стороны сада и поцеловал в голову. Она оглянулась. Это была m lle Bourienne, в черном платье и плерезах. Она тихо подошла к княжне Марье, со вздохом поцеловала ее и тотчас же заплакала. Княжна Марья оглянулась на нее. Все прежние столкновения с нею, ревность к ней, вспомнились княжне Марье; вспомнилось и то, как он последнее время изменился к m lle Bourienne, не мог ее видеть, и, стало быть, как несправедливы были те упреки, которые княжна Марья в душе своей делала ей. «Да и мне ли, мне ли, желавшей его смерти, осуждать кого нибудь! – подумала она.
Княжне Марье живо представилось положение m lle Bourienne, в последнее время отдаленной от ее общества, но вместе с тем зависящей от нее и живущей в чужом доме. И ей стало жалко ее. Она кротко вопросительно посмотрела на нее и протянула ей руку. M lle Bourienne тотчас заплакала, стала целовать ее руку и говорить о горе, постигшем княжну, делая себя участницей этого горя. Она говорила о том, что единственное утешение в ее горе есть то, что княжна позволила ей разделить его с нею. Она говорила, что все бывшие недоразумения должны уничтожиться перед великим горем, что она чувствует себя чистой перед всеми и что он оттуда видит ее любовь и благодарность. Княжна слушала ее, не понимая ее слов, но изредка взглядывая на нее и вслушиваясь в звуки ее голоса.
– Ваше положение вдвойне ужасно, милая княжна, – помолчав немного, сказала m lle Bourienne. – Я понимаю, что вы не могли и не можете думать о себе; но я моей любовью к вам обязана это сделать… Алпатыч был у вас? Говорил он с вами об отъезде? – спросила она.
Княжна Марья не отвечала. Она не понимала, куда и кто должен был ехать. «Разве можно было что нибудь предпринимать теперь, думать о чем нибудь? Разве не все равно? Она не отвечала.
– Вы знаете ли, chere Marie, – сказала m lle Bourienne, – знаете ли, что мы в опасности, что мы окружены французами; ехать теперь опасно. Ежели мы поедем, мы почти наверное попадем в плен, и бог знает…
Княжна Марья смотрела на свою подругу, не понимая того, что она говорила.
– Ах, ежели бы кто нибудь знал, как мне все все равно теперь, – сказала она. – Разумеется, я ни за что не желала бы уехать от него… Алпатыч мне говорил что то об отъезде… Поговорите с ним, я ничего, ничего не могу и не хочу…
– Я говорила с ним. Он надеется, что мы успеем уехать завтра; но я думаю, что теперь лучше бы было остаться здесь, – сказала m lle Bourienne. – Потому что, согласитесь, chere Marie, попасть в руки солдат или бунтующих мужиков на дороге – было бы ужасно. – M lle Bourienne достала из ридикюля объявление на нерусской необыкновенной бумаге французского генерала Рамо о том, чтобы жители не покидали своих домов, что им оказано будет должное покровительство французскими властями, и подала ее княжне.
– Я думаю, что лучше обратиться к этому генералу, – сказала m lle Bourienne, – и я уверена, что вам будет оказано должное уважение.
Княжна Марья читала бумагу, и сухие рыдания задергали ее лицо.
– Через кого вы получили это? – сказала она.
– Вероятно, узнали, что я француженка по имени, – краснея, сказала m lle Bourienne.
Княжна Марья с бумагой в руке встала от окна и с бледным лицом вышла из комнаты и пошла в бывший кабинет князя Андрея.
– Дуняша, позовите ко мне Алпатыча, Дронушку, кого нибудь, – сказала княжна Марья, – и скажите Амалье Карловне, чтобы она не входила ко мне, – прибавила она, услыхав голос m lle Bourienne. – Поскорее ехать! Ехать скорее! – говорила княжна Марья, ужасаясь мысли о том, что она могла остаться во власти французов.
«Чтобы князь Андрей знал, что она во власти французов! Чтоб она, дочь князя Николая Андреича Болконского, просила господина генерала Рамо оказать ей покровительство и пользовалась его благодеяниями! – Эта мысль приводила ее в ужас, заставляла ее содрогаться, краснеть и чувствовать еще не испытанные ею припадки злобы и гордости. Все, что только было тяжелого и, главное, оскорбительного в ее положении, живо представлялось ей. «Они, французы, поселятся в этом доме; господин генерал Рамо займет кабинет князя Андрея; будет для забавы перебирать и читать его письма и бумаги. M lle Bourienne lui fera les honneurs de Богучарово. [Мадемуазель Бурьен будет принимать его с почестями в Богучарове.] Мне дадут комнатку из милости; солдаты разорят свежую могилу отца, чтобы снять с него кресты и звезды; они мне будут рассказывать о победах над русскими, будут притворно выражать сочувствие моему горю… – думала княжна Марья не своими мыслями, но чувствуя себя обязанной думать за себя мыслями своего отца и брата. Для нее лично было все равно, где бы ни оставаться и что бы с ней ни было; но она чувствовала себя вместе с тем представительницей своего покойного отца и князя Андрея. Она невольно думала их мыслями и чувствовала их чувствами. Что бы они сказали, что бы они сделали теперь, то самое она чувствовала необходимым сделать. Она пошла в кабинет князя Андрея и, стараясь проникнуться его мыслями, обдумывала свое положение.
Требования жизни, которые она считала уничтоженными со смертью отца, вдруг с новой, еще неизвестной силой возникли перед княжной Марьей и охватили ее. Взволнованная, красная, она ходила по комнате, требуя к себе то Алпатыча, то Михаила Ивановича, то Тихона, то Дрона. Дуняша, няня и все девушки ничего не могли сказать о том, в какой мере справедливо было то, что объявила m lle Bourienne. Алпатыча не было дома: он уехал к начальству. Призванный Михаил Иваныч, архитектор, явившийся к княжне Марье с заспанными глазами, ничего не мог сказать ей. Он точно с той же улыбкой согласия, с которой он привык в продолжение пятнадцати лет отвечать, не выражая своего мнения, на обращения старого князя, отвечал на вопросы княжны Марьи, так что ничего определенного нельзя было вывести из его ответов. Призванный старый камердинер Тихон, с опавшим и осунувшимся лицом, носившим на себе отпечаток неизлечимого горя, отвечал «слушаю с» на все вопросы княжны Марьи и едва удерживался от рыданий, глядя на нее.
Наконец вошел в комнату староста Дрон и, низко поклонившись княжне, остановился у притолоки.
Княжна Марья прошлась по комнате и остановилась против него.
– Дронушка, – сказала княжна Марья, видевшая в нем несомненного друга, того самого Дронушку, который из своей ежегодной поездки на ярмарку в Вязьму привозил ей всякий раз и с улыбкой подавал свой особенный пряник. – Дронушка, теперь, после нашего несчастия, – начала она и замолчала, не в силах говорить дальше.
– Все под богом ходим, – со вздохом сказал он. Они помолчали.
– Дронушка, Алпатыч куда то уехал, мне не к кому обратиться. Правду ли мне говорят, что мне и уехать нельзя?
– Отчего же тебе не ехать, ваше сиятельство, ехать можно, – сказал Дрон.
– Мне сказали, что опасно от неприятеля. Голубчик, я ничего не могу, ничего не понимаю, со мной никого нет. Я непременно хочу ехать ночью или завтра рано утром. – Дрон молчал. Он исподлобья взглянул на княжну Марью.
– Лошадей нет, – сказал он, – я и Яков Алпатычу говорил.
– Отчего же нет? – сказала княжна.
– Все от божьего наказания, – сказал Дрон. – Какие лошади были, под войска разобрали, а какие подохли, нынче год какой. Не то лошадей кормить, а как бы самим с голоду не помереть! И так по три дня не емши сидят. Нет ничего, разорили вконец.
Княжна Марья внимательно слушала то, что он говорил ей.
– Мужики разорены? У них хлеба нет? – спросила она.
– Голодной смертью помирают, – сказал Дрон, – не то что подводы…
– Да отчего же ты не сказал, Дронушка? Разве нельзя помочь? Я все сделаю, что могу… – Княжне Марье странно было думать, что теперь, в такую минуту, когда такое горе наполняло ее душу, могли быть люди богатые и бедные и что могли богатые не помочь бедным. Она смутно знала и слышала, что бывает господский хлеб и что его дают мужикам. Она знала тоже, что ни брат, ни отец ее не отказали бы в нужде мужикам; она только боялась ошибиться как нибудь в словах насчет этой раздачи мужикам хлеба, которым она хотела распорядиться. Она была рада тому, что ей представился предлог заботы, такой, для которой ей не совестно забыть свое горе. Она стала расспрашивать Дронушку подробности о нуждах мужиков и о том, что есть господского в Богучарове.
– Ведь у нас есть хлеб господский, братнин? – спросила она.
– Господский хлеб весь цел, – с гордостью сказал Дрон, – наш князь не приказывал продавать.
– Выдай его мужикам, выдай все, что им нужно: я тебе именем брата разрешаю, – сказала княжна Марья.
Дрон ничего не ответил и глубоко вздохнул.
– Ты раздай им этот хлеб, ежели его довольно будет для них. Все раздай. Я тебе приказываю именем брата, и скажи им: что, что наше, то и ихнее. Мы ничего не пожалеем для них. Так ты скажи.
Дрон пристально смотрел на княжну, в то время как она говорила.
– Уволь ты меня, матушка, ради бога, вели от меня ключи принять, – сказал он. – Служил двадцать три года, худого не делал; уволь, ради бога.
Княжна Марья не понимала, чего он хотел от нее и от чего он просил уволить себя. Она отвечала ему, что она никогда не сомневалась в его преданности и что она все готова сделать для него и для мужиков.
Через час после этого Дуняша пришла к княжне с известием, что пришел Дрон и все мужики, по приказанию княжны, собрались у амбара, желая переговорить с госпожою.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна Марья, – я только сказала Дронушке, чтобы раздать им хлеба.
– Только ради бога, княжна матушка, прикажите их прогнать и не ходите к ним. Все обман один, – говорила Дуняша, – а Яков Алпатыч приедут, и поедем… и вы не извольте…
– Какой же обман? – удивленно спросила княжна
– Да уж я знаю, только послушайте меня, ради бога. Вот и няню хоть спросите. Говорят, не согласны уезжать по вашему приказанию.
– Ты что нибудь не то говоришь. Да я никогда не приказывала уезжать… – сказала княжна Марья. – Позови Дронушку.
Пришедший Дрон подтвердил слова Дуняши: мужики пришли по приказанию княжны.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна. – Ты, верно, не так передал им. Я только сказала, чтобы ты им отдал хлеб.
Дрон, не отвечая, вздохнул.
– Если прикажете, они уйдут, – сказал он.
– Нет, нет, я пойду к ним, – сказала княжна Марья
Несмотря на отговариванье Дуняши и няни, княжна Марья вышла на крыльцо. Дрон, Дуняша, няня и Михаил Иваныч шли за нею. «Они, вероятно, думают, что я предлагаю им хлеб с тем, чтобы они остались на своих местах, и сама уеду, бросив их на произвол французов, – думала княжна Марья. – Я им буду обещать месячину в подмосковной, квартиры; я уверена, что Andre еще больше бы сделав на моем месте», – думала она, подходя в сумерках к толпе, стоявшей на выгоне у амбара.
Толпа, скучиваясь, зашевелилась, и быстро снялись шляпы. Княжна Марья, опустив глаза и путаясь ногами в платье, близко подошла к ним. Столько разнообразных старых и молодых глаз было устремлено на нее и столько было разных лиц, что княжна Марья не видала ни одного лица и, чувствуя необходимость говорить вдруг со всеми, не знала, как быть. Но опять сознание того, что она – представительница отца и брата, придало ей силы, и она смело начала свою речь.
– Я очень рада, что вы пришли, – начала княжна Марья, не поднимая глаз и чувствуя, как быстро и сильно билось ее сердце. – Мне Дронушка сказал, что вас разорила война. Это наше общее горе, и я ничего не пожалею, чтобы помочь вам. Я сама еду, потому что уже опасно здесь и неприятель близко… потому что… Я вам отдаю все, мои друзья, и прошу вас взять все, весь хлеб наш, чтобы у вас не было нужды. А ежели вам сказали, что я отдаю вам хлеб с тем, чтобы вы остались здесь, то это неправда. Я, напротив, прошу вас уезжать со всем вашим имуществом в нашу подмосковную, и там я беру на себя и обещаю вам, что вы не будете нуждаться. Вам дадут и домы и хлеба. – Княжна остановилась. В толпе только слышались вздохи.
– Я не от себя делаю это, – продолжала княжна, – я это делаю именем покойного отца, который был вам хорошим барином, и за брата, и его сына.
Она опять остановилась. Никто не прерывал ее молчания.
– Горе наше общее, и будем делить всё пополам. Все, что мое, то ваше, – сказала она, оглядывая лица, стоявшие перед нею.
Все глаза смотрели на нее с одинаковым выражением, значения которого она не могла понять. Было ли это любопытство, преданность, благодарность, или испуг и недоверие, но выражение на всех лицах было одинаковое.
– Много довольны вашей милостью, только нам брать господский хлеб не приходится, – сказал голос сзади.
– Да отчего же? – сказала княжна.
Никто не ответил, и княжна Марья, оглядываясь по толпе, замечала, что теперь все глаза, с которыми она встречалась, тотчас же опускались.
– Отчего же вы не хотите? – спросила она опять.
Никто не отвечал.
Княжне Марье становилось тяжело от этого молчанья; она старалась уловить чей нибудь взгляд.
– Отчего вы не говорите? – обратилась княжна к старому старику, который, облокотившись на палку, стоял перед ней. – Скажи, ежели ты думаешь, что еще что нибудь нужно. Я все сделаю, – сказала она, уловив его взгляд. Но он, как бы рассердившись за это, опустил совсем голову и проговорил:
– Чего соглашаться то, не нужно нам хлеба.
– Что ж, нам все бросить то? Не согласны. Не согласны… Нет нашего согласия. Мы тебя жалеем, а нашего согласия нет. Поезжай сама, одна… – раздалось в толпе с разных сторон. И опять на всех лицах этой толпы показалось одно и то же выражение, и теперь это было уже наверное не выражение любопытства и благодарности, а выражение озлобленной решительности.
– Да вы не поняли, верно, – с грустной улыбкой сказала княжна Марья. – Отчего вы не хотите ехать? Я обещаю поселить вас, кормить. А здесь неприятель разорит вас…
