1942 год
Поделись знанием:
Письмо это подействовало на Николая. У него был тот здравый смысл посредственности, который показывал ему, что было должно.
Теперь должно было ехать, если не в отставку, то в отпуск. Почему надо было ехать, он не знал; но выспавшись после обеда, он велел оседлать серого Марса, давно не езженного и страшно злого жеребца, и вернувшись на взмыленном жеребце домой, объявил Лаврушке (лакей Денисова остался у Ростова) и пришедшим вечером товарищам, что подает в отпуск и едет домой. Как ни трудно и странно было ему думать, что он уедет и не узнает из штаба (что ему особенно интересно было), произведен ли он будет в ротмистры, или получит Анну за последние маневры; как ни странно было думать, что он так и уедет, не продав графу Голуховскому тройку саврасых, которых польский граф торговал у него, и которых Ростов на пари бил, что продаст за 2 тысячи, как ни непонятно казалось, что без него будет тот бал, который гусары должны были дать панне Пшаздецкой в пику уланам, дававшим бал своей панне Боржозовской, – он знал, что надо ехать из этого ясного, хорошего мира куда то туда, где всё было вздор и путаница.
Через неделю вышел отпуск. Гусары товарищи не только по полку, но и по бригаде, дали обед Ростову, стоивший с головы по 15 руб. подписки, – играли две музыки, пели два хора песенников; Ростов плясал трепака с майором Басовым; пьяные офицеры качали, обнимали и уронили Ростова; солдаты третьего эскадрона еще раз качали его, и кричали ура! Потом Ростова положили в сани и проводили до первой станции.
До половины дороги, как это всегда бывает, от Кременчуга до Киева, все мысли Ростова были еще назади – в эскадроне; но перевалившись за половину, он уже начал забывать тройку саврасых, своего вахмистра Дожойвейку, и беспокойно начал спрашивать себя о том, что и как он найдет в Отрадном. Чем ближе он подъезжал, тем сильнее, гораздо сильнее (как будто нравственное чувство было подчинено тому же закону скорости падения тел в квадратах расстояний), он думал о своем доме; на последней перед Отрадным станции, дал ямщику три рубля на водку, и как мальчик задыхаясь вбежал на крыльцо дома.
После восторгов встречи, и после того странного чувства неудовлетворения в сравнении с тем, чего ожидаешь – всё то же, к чему же я так торопился! – Николай стал вживаться в свой старый мир дома. Отец и мать были те же, они только немного постарели. Новое в них било какое то беспокойство и иногда несогласие, которого не бывало прежде и которое, как скоро узнал Николай, происходило от дурного положения дел. Соне был уже двадцатый год. Она уже остановилась хорошеть, ничего не обещала больше того, что в ней было; но и этого было достаточно. Она вся дышала счастьем и любовью с тех пор как приехал Николай, и верная, непоколебимая любовь этой девушки радостно действовала на него. Петя и Наташа больше всех удивили Николая. Петя был уже большой, тринадцатилетний, красивый, весело и умно шаловливый мальчик, у которого уже ломался голос. На Наташу Николай долго удивлялся, и смеялся, глядя на нее.
– Совсем не та, – говорил он.
– Что ж, подурнела?
– Напротив, но важность какая то. Княгиня! – сказал он ей шопотом.
– Да, да, да, – радостно говорила Наташа.
Наташа рассказала ему свой роман с князем Андреем, его приезд в Отрадное и показала его последнее письмо.
– Что ж ты рад? – спрашивала Наташа. – Я так теперь спокойна, счастлива.
– Очень рад, – отвечал Николай. – Он отличный человек. Что ж ты очень влюблена?
– Как тебе сказать, – отвечала Наташа, – я была влюблена в Бориса, в учителя, в Денисова, но это совсем не то. Мне покойно, твердо. Я знаю, что лучше его не бывает людей, и мне так спокойно, хорошо теперь. Совсем не так, как прежде…
Николай выразил Наташе свое неудовольствие о том, что свадьба была отложена на год; но Наташа с ожесточением напустилась на брата, доказывая ему, что это не могло быть иначе, что дурно бы было вступить в семью против воли отца, что она сама этого хотела.
– Ты совсем, совсем не понимаешь, – говорила она. Николай замолчал и согласился с нею.
Брат часто удивлялся глядя на нее. Совсем не было похоже, чтобы она была влюбленная невеста в разлуке с своим женихом. Она была ровна, спокойна, весела совершенно по прежнему. Николая это удивляло и даже заставляло недоверчиво смотреть на сватовство Болконского. Он не верил в то, что ее судьба уже решена, тем более, что он не видал с нею князя Андрея. Ему всё казалось, что что нибудь не то, в этом предполагаемом браке.
«Зачем отсрочка? Зачем не обручились?» думал он. Разговорившись раз с матерью о сестре, он, к удивлению своему и отчасти к удовольствию, нашел, что мать точно так же в глубине души иногда недоверчиво смотрела на этот брак.
– Вот пишет, – говорила она, показывая сыну письмо князя Андрея с тем затаенным чувством недоброжелательства, которое всегда есть у матери против будущего супружеского счастия дочери, – пишет, что не приедет раньше декабря. Какое же это дело может задержать его? Верно болезнь! Здоровье слабое очень. Ты не говори Наташе. Ты не смотри, что она весела: это уж последнее девичье время доживает, а я знаю, что с ней делается всякий раз, как письма его получаем. А впрочем Бог даст, всё и хорошо будет, – заключала она всякий раз: – он отличный человек.
Первое время своего приезда Николай был серьезен и даже скучен. Его мучила предстоящая необходимость вмешаться в эти глупые дела хозяйства, для которых мать вызвала его. Чтобы скорее свалить с плеч эту обузу, на третий день своего приезда он сердито, не отвечая на вопрос, куда он идет, пошел с нахмуренными бровями во флигель к Митеньке и потребовал у него счеты всего. Что такое были эти счеты всего, Николай знал еще менее, чем пришедший в страх и недоумение Митенька. Разговор и учет Митеньки продолжался недолго. Староста, выборный и земский, дожидавшиеся в передней флигеля, со страхом и удовольствием слышали сначала, как загудел и затрещал как будто всё возвышавшийся голос молодого графа, слышали ругательные и страшные слова, сыпавшиеся одно за другим.
– Разбойник! Неблагодарная тварь!… изрублю собаку… не с папенькой… обворовал… – и т. д.
Потом эти люди с неменьшим удовольствием и страхом видели, как молодой граф, весь красный, с налитой кровью в глазах, за шиворот вытащил Митеньку, ногой и коленкой с большой ловкостью в удобное время между своих слов толкнул его под зад и закричал: «Вон! чтобы духу твоего, мерзавец, здесь не было!»
Митенька стремглав слетел с шести ступеней и убежал в клумбу. (Клумба эта была известная местность спасения преступников в Отрадном. Сам Митенька, приезжая пьяный из города, прятался в эту клумбу, и многие жители Отрадного, прятавшиеся от Митеньки, знали спасительную силу этой клумбы.)
Жена Митеньки и свояченицы с испуганными лицами высунулись в сени из дверей комнаты, где кипел чистый самовар и возвышалась приказчицкая высокая постель под стеганным одеялом, сшитым из коротких кусочков.
Молодой граф, задыхаясь, не обращая на них внимания, решительными шагами прошел мимо них и пошел в дом.
Графиня узнавшая тотчас через девушек о том, что произошло во флигеле, с одной стороны успокоилась в том отношении, что теперь состояние их должно поправиться, с другой стороны она беспокоилась о том, как перенесет это ее сын. Она подходила несколько раз на цыпочках к его двери, слушая, как он курил трубку за трубкой.
На другой день старый граф отозвал в сторону сына и с робкой улыбкой сказал ему:
– А знаешь ли, ты, моя душа, напрасно погорячился! Мне Митенька рассказал все.
«Я знал, подумал Николай, что никогда ничего не пойму здесь, в этом дурацком мире».
– Ты рассердился, что он не вписал эти 700 рублей. Ведь они у него написаны транспортом, а другую страницу ты не посмотрел.
– Папенька, он мерзавец и вор, я знаю. И что сделал, то сделал. А ежели вы не хотите, я ничего не буду говорить ему.
– Нет, моя душа (граф был смущен тоже. Он чувствовал, что он был дурным распорядителем имения своей жены и виноват был перед своими детьми но не знал, как поправить это) – Нет, я прошу тебя заняться делами, я стар, я…
– Нет, папенька, вы простите меня, ежели я сделал вам неприятное; я меньше вашего умею.
«Чорт с ними, с этими мужиками и деньгами, и транспортами по странице, думал он. Еще от угла на шесть кушей я понимал когда то, но по странице транспорт – ничего не понимаю», сказал он сам себе и с тех пор более не вступался в дела. Только однажды графиня позвала к себе сына, сообщила ему о том, что у нее есть вексель Анны Михайловны на две тысячи и спросила у Николая, как он думает поступить с ним.
– А вот как, – отвечал Николай. – Вы мне сказали, что это от меня зависит; я не люблю Анну Михайловну и не люблю Бориса, но они были дружны с нами и бедны. Так вот как! – и он разорвал вексель, и этим поступком слезами радости заставил рыдать старую графиню. После этого молодой Ростов, уже не вступаясь более ни в какие дела, с страстным увлечением занялся еще новыми для него делами псовой охоты, которая в больших размерах была заведена у старого графа.
Уже были зазимки, утренние морозы заковывали смоченную осенними дождями землю, уже зелень уклочилась и ярко зелено отделялась от полос буреющего, выбитого скотом, озимого и светло желтого ярового жнивья с красными полосами гречихи. Вершины и леса, в конце августа еще бывшие зелеными островами между черными полями озимей и жнивами, стали золотистыми и ярко красными островами посреди ярко зеленых озимей. Русак уже до половины затерся (перелинял), лисьи выводки начинали разбредаться, и молодые волки были больше собаки. Было лучшее охотничье время. Собаки горячего, молодого охотника Ростова уже не только вошли в охотничье тело, но и подбились так, что в общем совете охотников решено было три дня дать отдохнуть собакам и 16 сентября итти в отъезд, начиная с дубравы, где был нетронутый волчий выводок.
В таком положении были дела 14 го сентября.
Весь этот день охота была дома; было морозно и колко, но с вечера стало замолаживать и оттеплело. 15 сентября, когда молодой Ростов утром в халате выглянул в окно, он увидал такое утро, лучше которого ничего не могло быть для охоты: как будто небо таяло и без ветра спускалось на землю. Единственное движенье, которое было в воздухе, было тихое движенье сверху вниз спускающихся микроскопических капель мги или тумана. На оголившихся ветвях сада висели прозрачные капли и падали на только что свалившиеся листья. Земля на огороде, как мак, глянцевито мокро чернела, и в недалеком расстоянии сливалась с тусклым и влажным покровом тумана. Николай вышел на мокрое с натасканной грязью крыльцо: пахло вянущим лесом и собаками. Чернопегая, широкозадая сука Милка с большими черными на выкате глазами, увидав хозяина, встала, потянулась назад и легла по русачьи, потом неожиданно вскочила и лизнула его прямо в нос и усы. Другая борзая собака, увидав хозяина с цветной дорожки, выгибая спину, стремительно бросилась к крыльцу и подняв правило (хвост), стала тереться о ноги Николая.
– О гой! – послышался в это время тот неподражаемый охотничий подклик, который соединяет в себе и самый глубокий бас, и самый тонкий тенор; и из за угла вышел доезжачий и ловчий Данило, по украински в скобку обстриженный, седой, морщинистый охотник с гнутым арапником в руке и с тем выражением самостоятельности и презрения ко всему в мире, которое бывает только у охотников. Он снял свою черкесскую шапку перед барином, и презрительно посмотрел на него. Презрение это не было оскорбительно для барина: Николай знал, что этот всё презирающий и превыше всего стоящий Данило всё таки был его человек и охотник.
– Данила! – сказал Николай, робко чувствуя, что при виде этой охотничьей погоды, этих собак и охотника, его уже обхватило то непреодолимое охотничье чувство, в котором человек забывает все прежние намерения, как человек влюбленный в присутствии своей любовницы.
– Что прикажете, ваше сиятельство? – спросил протодиаконский, охриплый от порсканья бас, и два черные блестящие глаза взглянули исподлобья на замолчавшего барина. «Что, или не выдержишь?» как будто сказали эти два глаза.
– Хорош денек, а? И гоньба, и скачка, а? – сказал Николай, чеша за ушами Милку.
Данило не отвечал и помигал глазами.
– Уварку посылал послушать на заре, – сказал его бас после минутного молчанья, – сказывал, в отрадненский заказ перевела, там выли. (Перевела значило то, что волчица, про которую они оба знали, перешла с детьми в отрадненский лес, который был за две версты от дома и который был небольшое отъемное место.)
– А ведь ехать надо? – сказал Николай. – Приди ка ко мне с Уваркой.
– Как прикажете!
– Так погоди же кормить.
– Слушаю.
Через пять минут Данило с Уваркой стояли в большом кабинете Николая. Несмотря на то, что Данило был не велик ростом, видеть его в комнате производило впечатление подобное тому, как когда видишь лошадь или медведя на полу между мебелью и условиями людской жизни. Данило сам это чувствовал и, как обыкновенно, стоял у самой двери, стараясь говорить тише, не двигаться, чтобы не поломать как нибудь господских покоев, и стараясь поскорее всё высказать и выйти на простор, из под потолка под небо.
Окончив расспросы и выпытав сознание Данилы, что собаки ничего (Даниле и самому хотелось ехать), Николай велел седлать. Но только что Данила хотел выйти, как в комнату вошла быстрыми шагами Наташа, еще не причесанная и не одетая, в большом, нянином платке. Петя вбежал вместе с ней.
– Ты едешь? – сказала Наташа, – я так и знала! Соня говорила, что не поедете. Я знала, что нынче такой день, что нельзя не ехать.
– Едем, – неохотно отвечал Николай, которому нынче, так как он намеревался предпринять серьезную охоту, не хотелось брать Наташу и Петю. – Едем, да только за волками: тебе скучно будет.
– Ты знаешь, что это самое большое мое удовольствие, – сказала Наташа.
– Это дурно, – сам едет, велел седлать, а нам ничего не сказал.
– Тщетны россам все препоны, едем! – прокричал Петя.
– Да ведь тебе и нельзя: маменька сказала, что тебе нельзя, – сказал Николай, обращаясь к Наташе.
– Нет, я поеду, непременно поеду, – сказала решительно Наташа. – Данила, вели нам седлать, и Михайла чтоб выезжал с моей сворой, – обратилась она к ловчему.
И так то быть в комнате Даниле казалось неприлично и тяжело, но иметь какое нибудь дело с барышней – для него казалось невозможным. Он опустил глаза и поспешил выйти, как будто до него это не касалось, стараясь как нибудь нечаянно не повредить барышне.
Старый граф, всегда державший огромную охоту, теперь же передавший всю охоту в ведение сына, в этот день, 15 го сентября, развеселившись, собрался сам тоже выехать.
Через час вся охота была у крыльца. Николай с строгим и серьезным видом, показывавшим, что некогда теперь заниматься пустяками, прошел мимо Наташи и Пети, которые что то рассказывали ему. Он осмотрел все части охоты, послал вперед стаю и охотников в заезд, сел на своего рыжего донца и, подсвистывая собак своей своры, тронулся через гумно в поле, ведущее к отрадненскому заказу. Лошадь старого графа, игреневого меренка, называемого Вифлянкой, вел графский стремянной; сам же он должен был прямо выехать в дрожечках на оставленный ему лаз.
Всех гончих выведено было 54 собаки, под которыми, доезжачими и выжлятниками, выехало 6 человек. Борзятников кроме господ было 8 человек, за которыми рыскало более 40 борзых, так что с господскими сворами выехало в поле около 130 ти собак и 20 ти конных охотников.
Каждая собака знала хозяина и кличку. Каждый охотник знал свое дело, место и назначение. Как только вышли за ограду, все без шуму и разговоров равномерно и спокойно растянулись по дороге и полю, ведшими к отрадненскому лесу.
Как по пушному ковру шли по полю лошади, изредка шлепая по лужам, когда переходили через дороги. Туманное небо продолжало незаметно и равномерно спускаться на землю; в воздухе было тихо, тепло, беззвучно. Изредка слышались то подсвистыванье охотника, то храп лошади, то удар арапником или взвизг собаки, не шедшей на своем месте.
Отъехав с версту, навстречу Ростовской охоте из тумана показалось еще пять всадников с собаками. Впереди ехал свежий, красивый старик с большими седыми усами.
– Здравствуйте, дядюшка, – сказал Николай, когда старик подъехал к нему.
– Чистое дело марш!… Так и знал, – заговорил дядюшка (это был дальний родственник, небогатый сосед Ростовых), – так и знал, что не вытерпишь, и хорошо, что едешь. Чистое дело марш! (Это была любимая поговорка дядюшки.) – Бери заказ сейчас, а то мой Гирчик донес, что Илагины с охотой в Корниках стоят; они у тебя – чистое дело марш! – под носом выводок возьмут.
– Туда и иду. Что же, свалить стаи? – спросил Николай, – свалить…
Гончих соединили в одну стаю, и дядюшка с Николаем поехали рядом. Наташа, закутанная платками, из под которых виднелось оживленное с блестящими глазами лицо, подскакала к ним, сопутствуемая не отстававшими от нее Петей и Михайлой охотником и берейтором, который был приставлен нянькой при ней. Петя чему то смеялся и бил, и дергал свою лошадь. Наташа ловко и уверенно сидела на своем вороном Арабчике и верной рукой, без усилия, осадила его.
Дядюшка неодобрительно оглянулся на Петю и Наташу. Он не любил соединять баловство с серьезным делом охоты.
– Здравствуйте, дядюшка, и мы едем! – прокричал Петя.
– Здравствуйте то здравствуйте, да собак не передавите, – строго сказал дядюшка.
– Николенька, какая прелестная собака, Трунила! он узнал меня, – сказала Наташа про свою любимую гончую собаку.
«Трунила, во первых, не собака, а выжлец», подумал Николай и строго взглянул на сестру, стараясь ей дать почувствовать то расстояние, которое должно было их разделять в эту минуту. Наташа поняла это.
– Вы, дядюшка, не думайте, чтобы мы помешали кому нибудь, – сказала Наташа. Мы станем на своем месте и не пошевелимся.
– И хорошее дело, графинечка, – сказал дядюшка. – Только с лошади то не упадите, – прибавил он: – а то – чистое дело марш! – не на чем держаться то.
Остров отрадненского заказа виднелся саженях во ста, и доезжачие подходили к нему. Ростов, решив окончательно с дядюшкой, откуда бросать гончих и указав Наташе место, где ей стоять и где никак ничего не могло побежать, направился в заезд над оврагом.
– Ну, племянничек, на матерого становишься, – сказал дядюшка: чур не гладить (протравить).
– Как придется, отвечал Ростов. – Карай, фюит! – крикнул он, отвечая этим призывом на слова дядюшки. Карай был старый и уродливый, бурдастый кобель, известный тем, что он в одиночку бирал матерого волка. Все стали по местам.
Старый граф, зная охотничью горячность сына, поторопился не опоздать, и еще не успели доезжачие подъехать к месту, как Илья Андреич, веселый, румяный, с трясущимися щеками, на своих вороненьких подкатил по зеленям к оставленному ему лазу и, расправив шубку и надев охотничьи снаряды, влез на свою гладкую, сытую, смирную и добрую, поседевшую как и он, Вифлянку. Лошадей с дрожками отослали. Граф Илья Андреич, хотя и не охотник по душе, но знавший твердо охотничьи законы, въехал в опушку кустов, от которых он стоял, разобрал поводья, оправился на седле и, чувствуя себя готовым, оглянулся улыбаясь.
Подле него стоял его камердинер, старинный, но отяжелевший ездок, Семен Чекмарь. Чекмарь держал на своре трех лихих, но также зажиревших, как хозяин и лошадь, – волкодавов. Две собаки, умные, старые, улеглись без свор. Шагов на сто подальше в опушке стоял другой стремянной графа, Митька, отчаянный ездок и страстный охотник. Граф по старинной привычке выпил перед охотой серебряную чарку охотничьей запеканочки, закусил и запил полубутылкой своего любимого бордо.
Илья Андреич был немножко красен от вина и езды; глаза его, подернутые влагой, особенно блестели, и он, укутанный в шубку, сидя на седле, имел вид ребенка, которого собрали гулять. Худой, со втянутыми щеками Чекмарь, устроившись с своими делами, поглядывал на барина, с которым он жил 30 лет душа в душу, и, понимая его приятное расположение духа, ждал приятного разговора. Еще третье лицо подъехало осторожно (видно, уже оно было учено) из за леса и остановилось позади графа. Лицо это был старик в седой бороде, в женском капоте и высоком колпаке. Это был шут Настасья Ивановна.
– Ну, Настасья Ивановна, – подмигивая ему, шопотом сказал граф, – ты только оттопай зверя, тебе Данило задаст.
– Я сам… с усам, – сказал Настасья Ивановна.
– Шшшш! – зашикал граф и обратился к Семену.
– Наталью Ильиничну видел? – спросил он у Семена. – Где она?
– Они с Петром Ильичем от Жаровых бурьяно встали, – отвечал Семен улыбаясь. – Тоже дамы, а охоту большую имеют.
– А ты удивляешься, Семен, как она ездит… а? – сказал граф, хоть бы мужчине в пору!
– Как не дивиться? Смело, ловко.
– А Николаша где? Над Лядовским верхом что ль? – всё шопотом спрашивал граф.
– Так точно с. Уж они знают, где стать. Так тонко езду знают, что мы с Данилой другой раз диву даемся, – говорил Семен, зная, чем угодить барину.
– Хорошо ездит, а? А на коне то каков, а?
– Картину писать! Как намеднись из Заварзинских бурьянов помкнули лису. Они перескакивать стали, от уймища, страсть – лошадь тысяча рублей, а седоку цены нет. Да уж такого молодца поискать!
– Поискать… – повторил граф, видимо сожалея, что кончилась так скоро речь Семена. – Поискать? – сказал он, отворачивая полы шубки и доставая табакерку.
– Намедни как от обедни во всей регалии вышли, так Михаил то Сидорыч… – Семен не договорил, услыхав ясно раздававшийся в тихом воздухе гон с подвыванием не более двух или трех гончих. Он, наклонив голову, прислушался и молча погрозился барину. – На выводок натекли… – прошептал он, прямо на Лядовской повели.
Граф, забыв стереть улыбку с лица, смотрел перед собой вдаль по перемычке и, не нюхая, держал в руке табакерку. Вслед за лаем собак послышался голос по волку, поданный в басистый рог Данилы; стая присоединилась к первым трем собакам и слышно было, как заревели с заливом голоса гончих, с тем особенным подвыванием, которое служило признаком гона по волку. Доезжачие уже не порскали, а улюлюкали, и из за всех голосов выступал голос Данилы, то басистый, то пронзительно тонкий. Голос Данилы, казалось, наполнял весь лес, выходил из за леса и звучал далеко в поле.
Прислушавшись несколько секунд молча, граф и его стремянной убедились, что гончие разбились на две стаи: одна большая, ревевшая особенно горячо, стала удаляться, другая часть стаи понеслась вдоль по лесу мимо графа, и при этой стае было слышно улюлюканье Данилы. Оба эти гона сливались, переливались, но оба удалялись. Семен вздохнул и нагнулся, чтоб оправить сворку, в которой запутался молодой кобель; граф тоже вздохнул и, заметив в своей руке табакерку, открыл ее и достал щепоть. «Назад!» крикнул Семен на кобеля, который выступил за опушку. Граф вздрогнул и уронил табакерку. Настасья Ивановна слез и стал поднимать ее.
Граф и Семен смотрели на него. Вдруг, как это часто бывает, звук гона мгновенно приблизился, как будто вот, вот перед ними самими были лающие рты собак и улюлюканье Данилы.
Граф оглянулся и направо увидал Митьку, который выкатывавшимися глазами смотрел на графа и, подняв шапку, указывал ему вперед, на другую сторону.
– Береги! – закричал он таким голосом, что видно было, что это слово давно уже мучительно просилось у него наружу. И поскакал, выпустив собак, по направлению к графу.
Граф и Семен выскакали из опушки и налево от себя увидали волка, который, мягко переваливаясь, тихим скоком подскакивал левее их к той самой опушке, у которой они стояли. Злобные собаки визгнули и, сорвавшись со свор, понеслись к волку мимо ног лошадей.
Волк приостановил бег, неловко, как больной жабой, повернул свою лобастую голову к собакам, и также мягко переваливаясь прыгнул раз, другой и, мотнув поленом (хвостом), скрылся в опушку. В ту же минуту из противоположной опушки с ревом, похожим на плач, растерянно выскочила одна, другая, третья гончая, и вся стая понеслась по полю, по тому самому месту, где пролез (пробежал) волк. Вслед за гончими расступились кусты орешника и показалась бурая, почерневшая от поту лошадь Данилы. На длинной спине ее комочком, валясь вперед, сидел Данила без шапки с седыми, встрепанными волосами над красным, потным лицом.
– Улюлюлю, улюлю!… – кричал он. Когда он увидал графа, в глазах его сверкнула молния.
– Ж… – крикнул он, грозясь поднятым арапником на графа.
– Про…ли волка то!… охотники! – И как бы не удостоивая сконфуженного, испуганного графа дальнейшим разговором, он со всей злобой, приготовленной на графа, ударил по ввалившимся мокрым бокам бурого мерина и понесся за гончими. Граф, как наказанный, стоял оглядываясь и стараясь улыбкой вызвать в Семене сожаление к своему положению. Но Семена уже не было: он, в объезд по кустам, заскакивал волка от засеки. С двух сторон также перескакивали зверя борзятники. Но волк пошел кустами и ни один охотник не перехватил его.
Николай Ростов между тем стоял на своем месте, ожидая зверя. По приближению и отдалению гона, по звукам голосов известных ему собак, по приближению, отдалению и возвышению голосов доезжачих, он чувствовал то, что совершалось в острове. Он знал, что в острове были прибылые (молодые) и матерые (старые) волки; он знал, что гончие разбились на две стаи, что где нибудь травили, и что что нибудь случилось неблагополучное. Он всякую секунду на свою сторону ждал зверя. Он делал тысячи различных предположений о том, как и с какой стороны побежит зверь и как он будет травить его. Надежда сменялась отчаянием. Несколько раз он обращался к Богу с мольбою о том, чтобы волк вышел на него; он молился с тем страстным и совестливым чувством, с которым молятся люди в минуты сильного волнения, зависящего от ничтожной причины. «Ну, что Тебе стоит, говорил он Богу, – сделать это для меня! Знаю, что Ты велик, и что грех Тебя просить об этом; но ради Бога сделай, чтобы на меня вылез матерый, и чтобы Карай, на глазах „дядюшки“, который вон оттуда смотрит, влепился ему мертвой хваткой в горло». Тысячу раз в эти полчаса упорным, напряженным и беспокойным взглядом окидывал Ростов опушку лесов с двумя редкими дубами над осиновым подседом, и овраг с измытым краем, и шапку дядюшки, чуть видневшегося из за куста направо.
(перенаправлено с «1942»)
| Годы |
|---|
| 1938 · 1939 · 1940 · 1941 — 1942 — 1943 · 1944 · 1945 · 1946 |
| Десятилетия |
| 1920-е · 1930-е — 1940-е — 1950-е · 1960-е |
| Века |
| XIX век — XX век — XXI век |
| Григорианский календарь | 1942 MCMXLII |
| Юлианский календарь | 1941—1942 (с 14 января) |
| Юлианский календарь с византийской эрой |
7450—7451 (с 14 сентября) |
| От основания Рима | 2694—2695 (с 4 мая) |
| Еврейский календарь |
5702—5703 ה'תש"ב — ה'תש"ג |
| Исламский календарь | 1361—1362 |
| Древнеармянский календарь | 4434—4435 (с 11 августа) |
| Армянский церковный календарь | 1391 ԹՎ ՌՅՂԱ
|
| Китайский календарь | 4638—4639 (с 15 февраля) 辛巳 — 壬午 белая змея — чёрная лошадь |
| Эфиопский календарь | 1934 — 1935 |
| Древнеиндийский календарь | |
| - Викрам-самват | 1998—1999 |
| - Шака самват | 1864—1865 |
| - Кали-юга | 5043—5044 |
| Иранский календарь | 1320—1321 |
| Буддийский календарь | 2485 |
| Японское летосчисление | 17-й год Сёва |
1942 (тысяча девятьсот сорок второй) год по григорианскому календарю — невисокосный год, начинающийся в четверг. Это 1942 год нашей эры, 942 год 2 тысячелетия, 42 год XX века, 2 год 5-го десятилетия XX века, 3 год 1940-х годов.
Содержание
События
Подробнее см. также: Категория:1942 год
- В СССР проведены стендовые испытания двигателя РД-1 для форсирования манёвров самолётов.
- В Университете штата Айова Джон Атанасов и его аспирант Клиффорд Берри разработали и начали монтировать первый в США электронный цифровой компьютер (Atanasoff-Berry Computer — ABC).
Январь
- 1 января — термин «Объединённые Нации» («United Nations») впервые был официально использован как синоним «союзников». Подписание 26 государствами декларации Объединённых Наций.
- 2 января — Японские войска заняли Манилу.
- 2 января — в ходе Великой Отечественной войны завершена Керченско-Феодосийская десантная операция.
- 2 января — в ходе битвы за Москву советскими войсками освобождён город Малоярославец.
- 7 января — Блокада Ленинграда: началась Любанская наступательная операция.
- 20 января — советские войска освободили город Можайск.
- 20 января — Конференция в Ванзее, пригороде Берлина. Лидеры нацистской партии обсуждают «окончательное решение еврейского вопроса», то есть уничтожение всех евреев в Европе.
- 25 января — Таиланд объявляет войну США и Великобритании.
- 26 января — первые американские войска прибывают в Европу и высаживаются в Северной Ирландии.
- 29 января
- войска Роммеля вошли в Бенгази и захватили 1300 грузовиков.
- СССР, Великобритания и Иран подписали договор о союзе[1].
Февраль
- 2 февраля — после того, как премьер-министр Египта Хусейн Сирри без согласования с королём разорвал дипломатические отношения с режимом Виши во Франции, его кабинет отправлен в отставку королём Фаруком I[2].
- 4 февраля — британские войска окружили королевский дворец в Каире. Под угрозой отречения король Египта Фарук I назначил по требованию Великобритании Мустафу Наххаса новым премьер-министром страны[2].
- 6 февраля — британцы отступили к Gazala. Великобритания и её союзники потеряли 40 танков, 40 полевых орудий и 1400 солдат. Это стало бедствием для Союзников ещё и по другой причине. Отныне союзные конвои, направлявшиеся на Мальту, должны были проходить между оккупированным войсками стран Оси Критом и германским аэродромом в Бенгази.
- 7 февраля — в течение 24 часов на Мальте 17 раз объявлялась воздушная тревога. К 25 февраля Мальта уже 80 дней находилось под постоянной угрозой германских воздушных налётов. За это время она подверглась 236-ти налётам. Подразделения Force K британского флота, дислоцированные на Мальте, были ослаблены потерей Penelope и трёх эскадренных миноносцев. Такие малые силы не могли помешать итальянцам снабжать войска Роммеля в Африке. Иногда эти конвои сопровождались боевым итальянским флотом, но чаще — итальянскими тяжёлыми крейсерами.
- 15 февраля — японские войска занимают Сингапур.
- 20 февраля — на аэродроме Билимбай (Свердловская область, СССР) прошли стендовые испытания ракетного двигателя Д-1. Во время испытаний произошёл взрыв двигателя. Ранения получили лётчик-испытатель Григорий Яковлевич Бахчиванджи и конструктор Арвид Владимирович Палло.
- 21 февраля — в Горьком сформирован 31-й отдельный особый Горьковский дивизион бронепоездов.
- 24 февраля — советской подводной лодкой Щ-213 потоплен переполненный еврейскими беженцами болгарский корабль «Струма».
- 25 февраля — британская подводная лодка P38 потоплена итальянскими миноносцами у побережья Туниса.
Март
- «Аида» (нем. «Aida») — кодовое наименование операции, проведённой по распоряжению Адольфа Гитлера в Северной Африке.
- 23 марта — с полигона Penemunde осуществлён пуск ракеты А-4 (Фау-2). Ракета упала в 1 километре от места старта.
- 28 марта — совместная операция британского спецназа и ВМФ в Сен-Назере (Франция) под кодовым названием «Chariot». Путём тарана эсминцем с зарядом ВВ был разрушен крупнейший сухой док на атлантическом побережье Нормандии, что сделало невозможным рейды в Атлантику крупных судов германских ВМФ, прежде всего линкора «Тирпиц».
Апрель
- 11 апреля — Постановлением Государственного комитета обороны СССР создано Специальное конструкторское бюро гладкоствольной артиллерии Наркомата Вооружения с размещением в городе Коломне.
- 28 апреля — британская подводная лодка HMS Urge потоплена итальянским торпедным катером Pegaso у побережья Ливии.
- 30 апреля — на аэродроме Билимбай (Свердловская область, СССР) проведены огневые испытания двигателя Д-1.
Май
- 2 мая — на аэродроме Билимбай (Свердловская область, СССР) проведены испытания ракетного самолёта БИ-1. Самолёт пилотировал лётчик Григорий Яковлевич Бахчиванджи. Самолёт оторвался от Земли и пролетел на высоте 1 метр около 50 метров.
- 5 мая — итальянское верховное командование (Comando Supremo — официально все объединённые войска стран Оси в Африке подчинялись ему) приказало Роммелю остановить его наступление в Африке по причине необходимости сконцентрировать все германо-итальянские силы для проведения операции Hercules. После сложных переговоров между итальянскими и германскими высокими чинами Comando Supremo неохотно, но согласилось временно отложить проведение операции Hercules.
- 8 мая — Сражение в Коралловом море (первое в истории морское сражение, в котором сражающиеся суда даже не видели друг друга, боевые действия вела авиация).
- 8 мая — Начало операции «Охота на дроф» (8-17.05.1942). Результат: разгром советского Крымского фронта 11 немецкой армией (ком. Манштейн), захват Керченского полуострова немцами.
- 12 мая — Начало Харьковской операции Юго-Западного фронта.
- 15 мая — на аэродроме Билимбай (Свердловская область, СССР) состоялся первый испытательный полёт советского ракетного самолёта БИ-1. Самолёт пилотировал лётчик Григорий Яковлевич Бахчиванджи. Полёт продолжался 3 минуты 9 секунд. Достигнута высота 840 метров. В полёте достигнута скорость 400 километров в час. При посадке подломилась стойка шасси, но полёт завершился благополучно.
- 20 мая — в СССР учреждены Ордена Отечественной войны 1-й и 2-й степеней.
- 25 мая — катастрофой для Красной армии завершилась Харьковская операция.
- 27 мая
- итальянские войска атаковали Bir Hacheim. Объединённые войска Роммеля подошли к линии Gazala на расстояние 15 км. Итальянские инженерные части открыли линию снабжения войск Роммеля на западе.
- в Праге заброшенными из Великобритании чешскими патриотами смертельно ранен руководитель Главного управления имперской безопасности (РСХА), заместитель протектора Чехии и Моравии обергруппенфюрер СС Рейнхард Гейдрих[3].
- 29 мая — итальянский миноносец Emanuelle Pessagno затонул у побережья Ливии, потопленный английской подводной лодкой HMS Turbulent.
Июнь
- 1 июня — войска Роммеля прорвали линию Gazala, уничтожив 100 британских танков и захватив 3000 пленных.
- 4 июня — сражение у атолла Мидуэй. Японцы потеряли в сражении все 4 участвовавших в нём тяжёлых авианосца, 250 самолётов и, что самое важное, самых высококлассных пилотов. С этого момента японцы утратили инициативу на Тихом океане, так как потеряли возможности действовать вне радиуса прикрытия береговой авиации.
- 7 июня — Катастрофа бомбардировщика Halifax V9977.
- 10 июня — карательные дивизии СС уничтожили деревню Лидице в протекторате Богемия и Моравия в наказание за укрытие представителей чешского Сопротивления и убийство Рейнхарда Гейдриха. Все мужчины старше 15 лет расстреляны, остальное население отправлено в концлагеря, название деревни вычеркнуто из списков населённых пунктов Чехии[3].
- 12 июня — нацистами уничтожено гетто в Друе.
- 15 июня — королевский эскадренный миноносец «Hasty» был потоплен торпедным катером S-55 в Средиземном море.
- 20 июня
- На встрече в окрестностях Вашингтона Франклин Рузвельт и Уинстон Черчилль договорились об объединении усилий Великобритании и США в создании ядерного оружия[4].
- Германский Африканский Корпус и итальянский корпус «ХХ» начали штурм Тобрука, часто вступая в рукопашные схватки с британцами, которыми командовал Klopper. Тобрук подвергался постоянным налётам итальянских «Caproni» и германских Ju.88 и Ju.87 «Stuka».
- 21 июня — Klopper сдал Тобрук Роммелю. Потери британцев составили 2000 машин, 30 танков и 400 орудий. Итальянский крейсер «Strale» сел на мель у побережья Туниса и был затоплен экипажем.
- 28 июня — войска вермахта начали операцию «Блау».
- 29 июня — Муссолини вылетел в Триполи для наблюдения за развивающимся наступлением в Египте. Наступление Роммеля зашло в тупик у Эль-Аламейна (El Alamein).
Июль
- 1 июля — Немецкие войска заняли Севастополь. Остатки Приморской армии отошли на мыс Херсонес, где сопротивлялись ещё 3 дня. Немцы заявили о захвате 100 тыс. пленных, 622 орудий, 26 танков и 141 самолётов[5].
- 3 июля — На аэродроме Голдстоун Лэйк (штат Калифорния, США) при старте самолёта PBY-5A использованы ракетные ускорители. Самолёт пилотировал лётчик John HEAN.
- 4 июля
- Германские 88 мм орудия заняли позиции на побережье Средиземного моря и начали обстрел британских судов, проводивших эвакуацию в гавани Тобрука. Фельдмаршал Кессельринг пролетел над захваченным городом. Германские войска вошли в Тобрук, а тысячи британских солдат отправились в лагеря военнопленных.
- Закончилась Битва за Крым.
- 7 июля — Из части войск Брянского фронта, оборонявших район Воронежа, создан Воронежский фронт.
- 8 июля — штаб Императорского флота Японии провёл с японскими физиками совещание по вопросам военного применения атомной энергии[6].
- 18 июля — уничтожение нацистами гетто в Молчади.
- 21 июля — Муссолини вылетел обратно в Италию, так и не увидев собственными глазами наступления в Египте. Его здоровье пошатнулось, многие начали сомневаться в устойчивости фашистского режима в Италии.
- 24 июля — части Красной Армии оставили город Ростов-на-Дону.
- 28 июля — издан Приказ НКО СССР № 227. Вводил в штат дивизий фронтовой полосы штрафные роты и батальоны.
- 29 июля — в СССР учреждены Орден Суворова трёх степеней, Орден Кутузова 1-й и 2-й степеней и Орден Александра Невского.
Август
- 2 августа — В Германии принято решение о начале серийного производства самолётов-снарядов Фау-1.
- 6 августа
- нацистами уничтожено гетто в Микашевичах.
- итальянский торпедный катер Pegaso потопил британскую подводную лодку HMS Thorn у Тобрука (Ливия). За 4 последних месяца это была уже третья потопленная им британская подводная лодка.
- 8 августа — Индийский национальный конгресс принимает антибританскую резолюцию «Прочь из Индии!» с требованием немедленного предоставления независимости и объявляет о начале новой кампании ненасильственного гражданского неповиновения[7].
- 9 августа
- В Киеве состоялся Матч смерти.
- В Ленинграде исполняется Ленинградская Симфония Шостаковича.
- Британские власти в Индии запретили партию Индийский национальный конгресс и арестовали её лидеров Мохандаса Ганди, Джавахарлала Неру и другие. В стране начались масштабные волнения (так называемые Августовские волнения), подавленные только к февралю 1943 года[7].
- 11 августа — нацистами уничтожено гетто в Ивацевичах
- 13 августа
- Администрация США приняла решение объединить все работы по созданию атомной бомбы в Манхэттенский проект[8].
- Генерал Bernard Law Montgomery принял командование объединёнными войсками союзников 8-й армии.
- 14 августа — нацистами уничтожено Ганцевичское гетто.
- 15 августа — нацистами уничтожено гетто в Погосте-Загородском.
- 22 августа — Бразилия объявляет войну Германии и Италии.
- 23 августа — Немецкие войска вышли к Волге севернее Сталинграда. Началась оборона Сталинграда.
- 25 августа
- нацистами уничтожено гетто в Меречевщине.
- нацистами уничтожено гетто в Коссово.
Сентябрь
- 3 сентября
- восстание узников в гетто в Лахве и уничтожение гетто нацистами.
- нацистами уничтожено гетто в Кожан-Городке.
- 4 сентября
- нацистами уничтожено гетто в Лунинце.
- у Тобрука британскими бомбардировщиками был потоплен итальянский торпедный катер «Polluce».
- 10 сентября — нацистами уничтожено гетто в Давид-Городке.
- 11 сентября — нацистами уничтожено гетто в Столине.
- 14 сентября — канадский эскадренный миноносец «Ottawa» был торпедирован подводной лодкой U-91 в Северной Атлантике.
- 16 сентября — на конференции антифашистских сил Албании в Пезе создан Национально-освободительный фронт Албании и избран Генеральный национально-освободительный совет[9].
- 20 сентября — нацистами уничтожено гетто в Домачево.
- 27 сентября — нацистами уничтожено гетто в Иваново.
- 30 сентября — погиб лётчик-ас люфтваффе Ганс Марсель.
Октябрь
- 1 октября — первый полёт первого американского реактивного самолёта P-59 Airacomet. США стали пятой страной, после Германии, СССР, Италии и Великобритании, запустившей свой реактивный самолёт.
- 3 октября — На полигоне Penemunde осуществлён первый успешный пуск ракеты А-4 (Фау-2). Ракета достигла высоты 90 километров и пролетела 192 километра. Этот полёт можно считать первым прикосновением к космосу.
- 14 октября — нацистами уничтожено Кобринское гетто.
- 15 октября — нацистами уничтожено Берёзовское гетто.
- 18 октября — нацистами уничтожено Брестское гетто.
- 19 октября — У Триполи британской подводной лодкой HMS Unbending потоплен итальянский миноносец Giovanni Da Verazzano.
- 22 октября — организация «Свободная Австрия» распространяет воззвание о создании Фронта свободы с призывом к борьбе против Германии[10].
- 23 октября — генерал-лейтенант Монтгомери начал наступление 8-й британской армии против германских позиций вне Эль-Аламейн.
- 28 октября — нацистами уничтожено гетто в Пинске.
Ноябрь
- 1 ноября — в Бразилии введена в обращение новая денежная единица — крузейро, заменившее мильрейс[11].
- 2 ноября
- нацистами уничтожено гетто в Ружанах.
- нацистами уничтожено гетто в Лысково.
- нацистами уничтожено Дрогичинское гетто.
- образована ЧГК — «Чрезвычайная государственная комиссия по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков».
- 4 ноября — Роммель получил приказ Гитлера: «…нет другого пути, кроме одного: победить или умереть!». Роммель, DAK и итальянские войска повиновались.
- Роммель приказал своим войскам отступать. Войска Роммеля всё быстрей откатываются от Эль-Аламейна. Итальянские солдаты отходят пешком по пустыне. В конце концов через 14 дней в плен попало 16 000 итальянцев. Роммель потерял 32 000 человек, 1000 орудий и 350 танков. Оставалось у него на тот момент только 35 германских танков и около 100 устаревших итальянских. Британские объединённые войска потеряли 13 500 человек, но одержали решающую победу над объединёнными силами стран Оси в Северной Африке.
- Итальянский торпедный катер Centauro потоплен у Бенгази британскими бомбардировщиками.
- 8 ноября — Операция «Факел» (Torch) в полном разгаре. 107 000 союзников, по большей части американцев, высадились у Касабланки, Орана и Алжира. Из-за опасения, что Роммель может быть обойдён с фланга, германо-итальянские воздушные и наземные части были оттянуты в Тунис, общим количеством до 250 000 человек.
- 11 ноября — в Индийском океане японские вспомогательные крейсеры «Хококу мару» и «Айкоку мару» (10400 тонн, 6 — 6" орудий) напали на конвой в составе: индийский тральщик «Бенгал», вооружение — 12-фн орудие, голландский танкер «Ондина», имевший одно орудие калибром 4". Однако «Бенгал» и «Ондина» не только смогли отбиться, но и потопить «Хококу мару».
- 15 ноября — нацистами уничтожено Антопольское гетто.
- 17 ноября — в Красноярске после взлёта разбился Ли-2, погибли 30 человек.
- 19 ноября — контрнаступление Красной Армии под Сталинградом. Начало коренного перелома в Великой Отечественной войне, а также во всей Второй мировой войне.
- 26 ноября — в Москве создан Штаб партизанского движения Литвы во главе с Антанасом Снечкусом[12].
Декабрь
- 2 декабря — в Чикаго Энрико Ферми впервые осуществил самоподдерживающуюся цепную ядерную реакцию, что открыло путь к созданию атомной бомбы[13].
- 14 декабря — Катастрофа АНТ-20бис.
- 17 декабря — уничтожение нацистами Барановичского гетто.
- 18 декабря — СССР распространил Декларацию о независимости Албании[14].
- 22 декабря — Указом Президиума Верховного Совета СССР учреждена медаль «За оборону Ленинграда»[15].
- 24 декабря — приказом народного комиссара просвещения В. П. Потёмкина было введено обязательное употребление буквы «ё».
- 25 декабря
- у побережья Туниса итальянский торпедный катер Ardente потопил английскую подводную лодку P48.
- нацистами уничтожено гетто в Бытене.
- 31 декабря — «Бой в Баренцевом море» или «Новогодний бой» между британскими кораблями, входившими в состав арктического конвоя JW-51B и немецкими рейдерами. Более слабые английские силы (2 крейсера, 5 эсминцев и несколько легковооружённых судов) смогли отогнать немецкую эскадру (1 карманный линкор, 1 тяжёлый крейсер, 6 эсминцев). В результате этого Адольф Гитлер отправил в отставку адмирала Редера.
Наука
Спорт
Музыка
Кино
Театр
Напишите отзыв о статье "1942 год"
Литература
Изобразительное искусство СССР
Авиация
Общественный транспорт
Метрополитен
Железнодорожный транспорт
Персоны года
Человек года по версии журнала Time — Иосиф Виссарионович Сталин, Председатель Совета Народных Комиссаров СССР.
Родились
См. также: Категория:Родившиеся в 1942 году
- 1 января
- Александр Яковлевич Петрушенко, советский космонавт и лётчик-испытатель (ум. 1992).
- Сергей Шакуров, советский и российский актёр.
- 8 января — Стивен Хокинг, физик-теоретик и космолог нашего времени.
- 17 января — Мохаммед Али, американский боксер, один из лучших в истории бокса.
- 26 января — Владимир Радченко, советский и российский актёр(ум. в 2004). .
- 1 февраля
- Терри Джонс, британский актёр, режиссёр. Участник известной комик-группы «Монти Пайтон».
- Лев Лещенко, советский и российский певец.
- 12 февраля — Терри Бисон, американский писатель-фантаст.
- 16 февраля — Ким Чен Ир, корейский политик, многолетний руководитель КНДР (ум. в 2011).
- 21 февраля — Вера Алентова, советская и российская актриса.
- 24 февраля — Джозеф Либерман, американский политик.
- 5 марта — Фелипе Гонсалес, премьер-министр Испании с 1982 по 1996 годы.
- 3 апреля — Раиса Кузденбаева, казахстанский учёный-фармаколог, профессор, академик Национальной академии наук Республики Казахстан.
- 12 апреля — Джейкоб Зума, президент ЮАР.
- 14 апреля — Валентин Витальевич Лебедев, советский космонавт.
- 12 мая — Барри Лонгиер, американский писатель-фантаст.
- 14 мая — Валерий Брумель, советский легкоатлет (ум. в 2003).
- 19 мая — Дорис Нефедова, немецкая певица.
- 25 мая — Александр Калягин, советский и российский актёр, режиссёр.
- 7 июня — Муаммар Каддафи, ливийский политик, многолетний лидер страны (ум. в 2011).
- 18 июня — Пол Маккартни, музыкант, композитор, участник группы «The Beatles».
- 24 июня — Артур Браун, английский рок-музыкант.
- 10 июля — Ронни Джеймс Дио, американский рок-музыкант, вокалист групп Rainbow, Black Sabbath и Dio (ум. в 2010).
- 13 июля — Харрисон Форд, американский киноактёр, исполнитель ролей Хана Соло и Индианы Джонса.
- 17 августа — Муслим Магомаев, советский, азербайджанский и российский оперный и эстрадный певец (баритон), композитор (ум. в 2008).
- 25 августа — Маргарита Терехова, советская и российская актриса.
- 18 сентября — Павел Садырин, советский футболист и российский футбольный тренер (ум. в 2001).
- 21 октября — Кристофер Симс, американский экономист, лауреат Нобелевской премии по экономике 2011 года.
- 26 октября — Боб Хоскинс, английский киноактёр («Кто подставил кролика Роджера?», «Бразилия», «Мона Лиза»).
- 17 ноября — Мартин Скорсезе, американский кинорежиссёр и сценарист.
- 20 ноября — Джо Байден, американский политик, вице-президент США с 2009 года.
- 22 ноября — Руслан Хасбулатов, российский политик, последний председатель Верховного Совета Российской Федерации.
- 27 ноября — Джими Хендрикс, гитарист, рок-музыкант (ум. в 1970).
- 9 декабря — Стефан Данаилов, болгарский актёр театра и кино, политик, министр культуры Болгарии с 2005 по 2009 год.
- 21 декабря — Ху Цзиньтао, китайский политик, председатель КНР.
- 29 декабря — Всеволод Абдулов, российский актёр.(ум. в 2002).
- 30 декабря — Владимир Константинович Буковский — известный диссидент и борец против коммунизма в СССР.
Скончались
См. также: Категория:Умершие в 1942 году, Список умерших в 1942 году
- 26 января — Хаусдорф, Феликс, немецкий математик, один из основоположников современной топологии.
- 29 января — Владимир Ариевич Гринберг, советский живописец (род. 1894).
- 19 февраля — Василий Фёдорович Фёдоров, советский живописец (род. 1904).
- 22 февраля — Стефан Цвейг, австрийский писатель, критик, автор множества новелл и беллетризованных биографий; вместе с женой принял смертельную дозу снотворного.
- 23 февраля — Александр Иванович Филин, советский лётчик-испытатель, генерал-майор авиации.
- 25 февраля — Юрий Васильевич Кондратюк, один из основоположников космонавтики, погиб в боях под Москвой.
- 17 марта — Нада Димич (р. 1923), югославская партизанка, Народный герой Югославии.
- 20 марта — Хосе Диас Рамос, испанский политический деятель, генеральный секретарь Коммунистической партии Испании в 1932—1942 годах (род. 1895).
- 25 апреля — Фемистокл Глюк (род. 1853), немецкий врач-хирург, профессор, автор ряда научных трудов по медицине.
- 27 апреля — Казис Бинкис, литовский поэт.
- 29 апреля — Бобич, Флориян (род. 1913), югославский политический деятель, Народный герой Югославии.
- 16 мая — Бронислав Малиновский, английский антрополог, этнограф, социолог.
- 29 мая — Джон Берримор, американский актёр театра и кино.
- 23 июня — Алоис Вашатко (р. 1908), чехословацкий лётчик-ас, участник битв за Францию и Британию во Второй мировой войне.
- 20 сентября — Карлис Улманис, латвийский государственный деятель, президент Латвии (1936—1940; род. 1887).
- 23 сентября — Па́вел Дави́дович Ко́ган, советский поэт (пал в бою; род. в 1918).
- 13 ноября — Дэниел Дж. Каллаган (р. 1890), американский контр-адмирал и военно-морской деятель.
- 23 декабря — Константин Бальмонт, русский поэт-символист (род. 1867).
- Ильин, Лев Александрович — Погиб во время артобстрела. Похоронен на Литераторских мостках.
Нобелевские премии
- Из-за Второй мировой войны присуждения премий не было.
См. также
|
1942 год в Викитеке? |
|---|
Примечания
- ↑ БСЭ 3-е изд. т.10 — С. 410.
- ↑ 1 2 Объединённая Арабская Республика / М. 1968 — С. 102.
- ↑ 1 2 БСЭ 3-е изд. т.14 — С.434.
- ↑ Всеволод Овчинников, Горячий пепел. Хроника тайной гонки за обладание атомным оружием./М.1984 — С.35.
- ↑ militera.lib.ru/h/tippelskirch/06.html. С. 313.
- ↑ Всеволод Овчинников, Горячий пепел. Хроника тайной гонки за обладание атомным оружием. / М. 1984 — С. 44.
- ↑ 1 2 СИЭ т.1 — С.70.
- ↑ Всеволод Овчинников, Горячий пепел. Хроника тайной гонки за обладание атомным оружием./М.1984 — С.37.
- ↑ СИЭ т. 1 — С. 343.
- ↑ СИЭ т.1 — С.133.
- ↑ БСЗ 3-е изд. т.13 — С.494.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т.14 — С.537.
- ↑ Всеволод Овчинников, Горячий пепел. Хроника тайной гонки за обладание атомным оружием. / М. 1984 — С. 36.
- ↑ СИЭ т. 1 — С. 350.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т.14 — С.306.
| Календарь на 1942 год | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
Январь
|
Февраль
|
Март
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Апрель
|
Май
|
Июнь
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Июль
|
Август
|
Сентябрь
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Октябрь
|
Ноябрь
|
Декабрь
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий 1942 год
Читая эти письма, Николай испытывал страх, что хотят вывести его из той среды, в которой он, оградив себя от всей житейской путаницы, жил так тихо и спокойно. Он чувствовал, что рано или поздно придется опять вступить в тот омут жизни с расстройствами и поправлениями дел, с учетами управляющих, ссорами, интригами, с связями, с обществом, с любовью Сони и обещанием ей. Всё это было страшно трудно, запутано, и он отвечал на письма матери, холодными классическими письмами, начинавшимися: Ma chere maman [Моя милая матушка] и кончавшимися: votre obeissant fils, [Ваш послушный сын,] умалчивая о том, когда он намерен приехать. В 1810 году он получил письма родных, в которых извещали его о помолвке Наташи с Болконским и о том, что свадьба будет через год, потому что старый князь не согласен. Это письмо огорчило, оскорбило Николая. Во первых, ему жалко было потерять из дома Наташу, которую он любил больше всех из семьи; во вторых, он с своей гусарской точки зрения жалел о том, что его не было при этом, потому что он бы показал этому Болконскому, что совсем не такая большая честь родство с ним и что, ежели он любит Наташу, то может обойтись и без разрешения сумасбродного отца. Минуту он колебался не попроситься ли в отпуск, чтоб увидать Наташу невестой, но тут подошли маневры, пришли соображения о Соне, о путанице, и Николай опять отложил. Но весной того же года он получил письмо матери, писавшей тайно от графа, и письмо это убедило его ехать. Она писала, что ежели Николай не приедет и не возьмется за дела, то всё именье пойдет с молотка и все пойдут по миру. Граф так слаб, так вверился Митеньке, и так добр, и так все его обманывают, что всё идет хуже и хуже. «Ради Бога, умоляю тебя, приезжай сейчас же, ежели ты не хочешь сделать меня и всё твое семейство несчастными», писала графиня.Письмо это подействовало на Николая. У него был тот здравый смысл посредственности, который показывал ему, что было должно.
Теперь должно было ехать, если не в отставку, то в отпуск. Почему надо было ехать, он не знал; но выспавшись после обеда, он велел оседлать серого Марса, давно не езженного и страшно злого жеребца, и вернувшись на взмыленном жеребце домой, объявил Лаврушке (лакей Денисова остался у Ростова) и пришедшим вечером товарищам, что подает в отпуск и едет домой. Как ни трудно и странно было ему думать, что он уедет и не узнает из штаба (что ему особенно интересно было), произведен ли он будет в ротмистры, или получит Анну за последние маневры; как ни странно было думать, что он так и уедет, не продав графу Голуховскому тройку саврасых, которых польский граф торговал у него, и которых Ростов на пари бил, что продаст за 2 тысячи, как ни непонятно казалось, что без него будет тот бал, который гусары должны были дать панне Пшаздецкой в пику уланам, дававшим бал своей панне Боржозовской, – он знал, что надо ехать из этого ясного, хорошего мира куда то туда, где всё было вздор и путаница.
Через неделю вышел отпуск. Гусары товарищи не только по полку, но и по бригаде, дали обед Ростову, стоивший с головы по 15 руб. подписки, – играли две музыки, пели два хора песенников; Ростов плясал трепака с майором Басовым; пьяные офицеры качали, обнимали и уронили Ростова; солдаты третьего эскадрона еще раз качали его, и кричали ура! Потом Ростова положили в сани и проводили до первой станции.
До половины дороги, как это всегда бывает, от Кременчуга до Киева, все мысли Ростова были еще назади – в эскадроне; но перевалившись за половину, он уже начал забывать тройку саврасых, своего вахмистра Дожойвейку, и беспокойно начал спрашивать себя о том, что и как он найдет в Отрадном. Чем ближе он подъезжал, тем сильнее, гораздо сильнее (как будто нравственное чувство было подчинено тому же закону скорости падения тел в квадратах расстояний), он думал о своем доме; на последней перед Отрадным станции, дал ямщику три рубля на водку, и как мальчик задыхаясь вбежал на крыльцо дома.
После восторгов встречи, и после того странного чувства неудовлетворения в сравнении с тем, чего ожидаешь – всё то же, к чему же я так торопился! – Николай стал вживаться в свой старый мир дома. Отец и мать были те же, они только немного постарели. Новое в них било какое то беспокойство и иногда несогласие, которого не бывало прежде и которое, как скоро узнал Николай, происходило от дурного положения дел. Соне был уже двадцатый год. Она уже остановилась хорошеть, ничего не обещала больше того, что в ней было; но и этого было достаточно. Она вся дышала счастьем и любовью с тех пор как приехал Николай, и верная, непоколебимая любовь этой девушки радостно действовала на него. Петя и Наташа больше всех удивили Николая. Петя был уже большой, тринадцатилетний, красивый, весело и умно шаловливый мальчик, у которого уже ломался голос. На Наташу Николай долго удивлялся, и смеялся, глядя на нее.
– Совсем не та, – говорил он.
– Что ж, подурнела?
– Напротив, но важность какая то. Княгиня! – сказал он ей шопотом.
– Да, да, да, – радостно говорила Наташа.
Наташа рассказала ему свой роман с князем Андреем, его приезд в Отрадное и показала его последнее письмо.
– Что ж ты рад? – спрашивала Наташа. – Я так теперь спокойна, счастлива.
– Очень рад, – отвечал Николай. – Он отличный человек. Что ж ты очень влюблена?
– Как тебе сказать, – отвечала Наташа, – я была влюблена в Бориса, в учителя, в Денисова, но это совсем не то. Мне покойно, твердо. Я знаю, что лучше его не бывает людей, и мне так спокойно, хорошо теперь. Совсем не так, как прежде…
Николай выразил Наташе свое неудовольствие о том, что свадьба была отложена на год; но Наташа с ожесточением напустилась на брата, доказывая ему, что это не могло быть иначе, что дурно бы было вступить в семью против воли отца, что она сама этого хотела.
– Ты совсем, совсем не понимаешь, – говорила она. Николай замолчал и согласился с нею.
Брат часто удивлялся глядя на нее. Совсем не было похоже, чтобы она была влюбленная невеста в разлуке с своим женихом. Она была ровна, спокойна, весела совершенно по прежнему. Николая это удивляло и даже заставляло недоверчиво смотреть на сватовство Болконского. Он не верил в то, что ее судьба уже решена, тем более, что он не видал с нею князя Андрея. Ему всё казалось, что что нибудь не то, в этом предполагаемом браке.
«Зачем отсрочка? Зачем не обручились?» думал он. Разговорившись раз с матерью о сестре, он, к удивлению своему и отчасти к удовольствию, нашел, что мать точно так же в глубине души иногда недоверчиво смотрела на этот брак.
– Вот пишет, – говорила она, показывая сыну письмо князя Андрея с тем затаенным чувством недоброжелательства, которое всегда есть у матери против будущего супружеского счастия дочери, – пишет, что не приедет раньше декабря. Какое же это дело может задержать его? Верно болезнь! Здоровье слабое очень. Ты не говори Наташе. Ты не смотри, что она весела: это уж последнее девичье время доживает, а я знаю, что с ней делается всякий раз, как письма его получаем. А впрочем Бог даст, всё и хорошо будет, – заключала она всякий раз: – он отличный человек.
Первое время своего приезда Николай был серьезен и даже скучен. Его мучила предстоящая необходимость вмешаться в эти глупые дела хозяйства, для которых мать вызвала его. Чтобы скорее свалить с плеч эту обузу, на третий день своего приезда он сердито, не отвечая на вопрос, куда он идет, пошел с нахмуренными бровями во флигель к Митеньке и потребовал у него счеты всего. Что такое были эти счеты всего, Николай знал еще менее, чем пришедший в страх и недоумение Митенька. Разговор и учет Митеньки продолжался недолго. Староста, выборный и земский, дожидавшиеся в передней флигеля, со страхом и удовольствием слышали сначала, как загудел и затрещал как будто всё возвышавшийся голос молодого графа, слышали ругательные и страшные слова, сыпавшиеся одно за другим.
– Разбойник! Неблагодарная тварь!… изрублю собаку… не с папенькой… обворовал… – и т. д.
Потом эти люди с неменьшим удовольствием и страхом видели, как молодой граф, весь красный, с налитой кровью в глазах, за шиворот вытащил Митеньку, ногой и коленкой с большой ловкостью в удобное время между своих слов толкнул его под зад и закричал: «Вон! чтобы духу твоего, мерзавец, здесь не было!»
Митенька стремглав слетел с шести ступеней и убежал в клумбу. (Клумба эта была известная местность спасения преступников в Отрадном. Сам Митенька, приезжая пьяный из города, прятался в эту клумбу, и многие жители Отрадного, прятавшиеся от Митеньки, знали спасительную силу этой клумбы.)
Жена Митеньки и свояченицы с испуганными лицами высунулись в сени из дверей комнаты, где кипел чистый самовар и возвышалась приказчицкая высокая постель под стеганным одеялом, сшитым из коротких кусочков.
Молодой граф, задыхаясь, не обращая на них внимания, решительными шагами прошел мимо них и пошел в дом.
Графиня узнавшая тотчас через девушек о том, что произошло во флигеле, с одной стороны успокоилась в том отношении, что теперь состояние их должно поправиться, с другой стороны она беспокоилась о том, как перенесет это ее сын. Она подходила несколько раз на цыпочках к его двери, слушая, как он курил трубку за трубкой.
На другой день старый граф отозвал в сторону сына и с робкой улыбкой сказал ему:
– А знаешь ли, ты, моя душа, напрасно погорячился! Мне Митенька рассказал все.
«Я знал, подумал Николай, что никогда ничего не пойму здесь, в этом дурацком мире».
– Ты рассердился, что он не вписал эти 700 рублей. Ведь они у него написаны транспортом, а другую страницу ты не посмотрел.
– Папенька, он мерзавец и вор, я знаю. И что сделал, то сделал. А ежели вы не хотите, я ничего не буду говорить ему.
– Нет, моя душа (граф был смущен тоже. Он чувствовал, что он был дурным распорядителем имения своей жены и виноват был перед своими детьми но не знал, как поправить это) – Нет, я прошу тебя заняться делами, я стар, я…
– Нет, папенька, вы простите меня, ежели я сделал вам неприятное; я меньше вашего умею.
«Чорт с ними, с этими мужиками и деньгами, и транспортами по странице, думал он. Еще от угла на шесть кушей я понимал когда то, но по странице транспорт – ничего не понимаю», сказал он сам себе и с тех пор более не вступался в дела. Только однажды графиня позвала к себе сына, сообщила ему о том, что у нее есть вексель Анны Михайловны на две тысячи и спросила у Николая, как он думает поступить с ним.
– А вот как, – отвечал Николай. – Вы мне сказали, что это от меня зависит; я не люблю Анну Михайловну и не люблю Бориса, но они были дружны с нами и бедны. Так вот как! – и он разорвал вексель, и этим поступком слезами радости заставил рыдать старую графиню. После этого молодой Ростов, уже не вступаясь более ни в какие дела, с страстным увлечением занялся еще новыми для него делами псовой охоты, которая в больших размерах была заведена у старого графа.
Уже были зазимки, утренние морозы заковывали смоченную осенними дождями землю, уже зелень уклочилась и ярко зелено отделялась от полос буреющего, выбитого скотом, озимого и светло желтого ярового жнивья с красными полосами гречихи. Вершины и леса, в конце августа еще бывшие зелеными островами между черными полями озимей и жнивами, стали золотистыми и ярко красными островами посреди ярко зеленых озимей. Русак уже до половины затерся (перелинял), лисьи выводки начинали разбредаться, и молодые волки были больше собаки. Было лучшее охотничье время. Собаки горячего, молодого охотника Ростова уже не только вошли в охотничье тело, но и подбились так, что в общем совете охотников решено было три дня дать отдохнуть собакам и 16 сентября итти в отъезд, начиная с дубравы, где был нетронутый волчий выводок.
В таком положении были дела 14 го сентября.
Весь этот день охота была дома; было морозно и колко, но с вечера стало замолаживать и оттеплело. 15 сентября, когда молодой Ростов утром в халате выглянул в окно, он увидал такое утро, лучше которого ничего не могло быть для охоты: как будто небо таяло и без ветра спускалось на землю. Единственное движенье, которое было в воздухе, было тихое движенье сверху вниз спускающихся микроскопических капель мги или тумана. На оголившихся ветвях сада висели прозрачные капли и падали на только что свалившиеся листья. Земля на огороде, как мак, глянцевито мокро чернела, и в недалеком расстоянии сливалась с тусклым и влажным покровом тумана. Николай вышел на мокрое с натасканной грязью крыльцо: пахло вянущим лесом и собаками. Чернопегая, широкозадая сука Милка с большими черными на выкате глазами, увидав хозяина, встала, потянулась назад и легла по русачьи, потом неожиданно вскочила и лизнула его прямо в нос и усы. Другая борзая собака, увидав хозяина с цветной дорожки, выгибая спину, стремительно бросилась к крыльцу и подняв правило (хвост), стала тереться о ноги Николая.
– О гой! – послышался в это время тот неподражаемый охотничий подклик, который соединяет в себе и самый глубокий бас, и самый тонкий тенор; и из за угла вышел доезжачий и ловчий Данило, по украински в скобку обстриженный, седой, морщинистый охотник с гнутым арапником в руке и с тем выражением самостоятельности и презрения ко всему в мире, которое бывает только у охотников. Он снял свою черкесскую шапку перед барином, и презрительно посмотрел на него. Презрение это не было оскорбительно для барина: Николай знал, что этот всё презирающий и превыше всего стоящий Данило всё таки был его человек и охотник.
– Данила! – сказал Николай, робко чувствуя, что при виде этой охотничьей погоды, этих собак и охотника, его уже обхватило то непреодолимое охотничье чувство, в котором человек забывает все прежние намерения, как человек влюбленный в присутствии своей любовницы.
– Что прикажете, ваше сиятельство? – спросил протодиаконский, охриплый от порсканья бас, и два черные блестящие глаза взглянули исподлобья на замолчавшего барина. «Что, или не выдержишь?» как будто сказали эти два глаза.
– Хорош денек, а? И гоньба, и скачка, а? – сказал Николай, чеша за ушами Милку.
Данило не отвечал и помигал глазами.
– Уварку посылал послушать на заре, – сказал его бас после минутного молчанья, – сказывал, в отрадненский заказ перевела, там выли. (Перевела значило то, что волчица, про которую они оба знали, перешла с детьми в отрадненский лес, который был за две версты от дома и который был небольшое отъемное место.)
– А ведь ехать надо? – сказал Николай. – Приди ка ко мне с Уваркой.
– Как прикажете!
– Так погоди же кормить.
– Слушаю.
Через пять минут Данило с Уваркой стояли в большом кабинете Николая. Несмотря на то, что Данило был не велик ростом, видеть его в комнате производило впечатление подобное тому, как когда видишь лошадь или медведя на полу между мебелью и условиями людской жизни. Данило сам это чувствовал и, как обыкновенно, стоял у самой двери, стараясь говорить тише, не двигаться, чтобы не поломать как нибудь господских покоев, и стараясь поскорее всё высказать и выйти на простор, из под потолка под небо.
Окончив расспросы и выпытав сознание Данилы, что собаки ничего (Даниле и самому хотелось ехать), Николай велел седлать. Но только что Данила хотел выйти, как в комнату вошла быстрыми шагами Наташа, еще не причесанная и не одетая, в большом, нянином платке. Петя вбежал вместе с ней.
– Ты едешь? – сказала Наташа, – я так и знала! Соня говорила, что не поедете. Я знала, что нынче такой день, что нельзя не ехать.
– Едем, – неохотно отвечал Николай, которому нынче, так как он намеревался предпринять серьезную охоту, не хотелось брать Наташу и Петю. – Едем, да только за волками: тебе скучно будет.
– Ты знаешь, что это самое большое мое удовольствие, – сказала Наташа.
– Это дурно, – сам едет, велел седлать, а нам ничего не сказал.
– Тщетны россам все препоны, едем! – прокричал Петя.
– Да ведь тебе и нельзя: маменька сказала, что тебе нельзя, – сказал Николай, обращаясь к Наташе.
– Нет, я поеду, непременно поеду, – сказала решительно Наташа. – Данила, вели нам седлать, и Михайла чтоб выезжал с моей сворой, – обратилась она к ловчему.
И так то быть в комнате Даниле казалось неприлично и тяжело, но иметь какое нибудь дело с барышней – для него казалось невозможным. Он опустил глаза и поспешил выйти, как будто до него это не касалось, стараясь как нибудь нечаянно не повредить барышне.
Старый граф, всегда державший огромную охоту, теперь же передавший всю охоту в ведение сына, в этот день, 15 го сентября, развеселившись, собрался сам тоже выехать.
Через час вся охота была у крыльца. Николай с строгим и серьезным видом, показывавшим, что некогда теперь заниматься пустяками, прошел мимо Наташи и Пети, которые что то рассказывали ему. Он осмотрел все части охоты, послал вперед стаю и охотников в заезд, сел на своего рыжего донца и, подсвистывая собак своей своры, тронулся через гумно в поле, ведущее к отрадненскому заказу. Лошадь старого графа, игреневого меренка, называемого Вифлянкой, вел графский стремянной; сам же он должен был прямо выехать в дрожечках на оставленный ему лаз.
Всех гончих выведено было 54 собаки, под которыми, доезжачими и выжлятниками, выехало 6 человек. Борзятников кроме господ было 8 человек, за которыми рыскало более 40 борзых, так что с господскими сворами выехало в поле около 130 ти собак и 20 ти конных охотников.
Каждая собака знала хозяина и кличку. Каждый охотник знал свое дело, место и назначение. Как только вышли за ограду, все без шуму и разговоров равномерно и спокойно растянулись по дороге и полю, ведшими к отрадненскому лесу.
Как по пушному ковру шли по полю лошади, изредка шлепая по лужам, когда переходили через дороги. Туманное небо продолжало незаметно и равномерно спускаться на землю; в воздухе было тихо, тепло, беззвучно. Изредка слышались то подсвистыванье охотника, то храп лошади, то удар арапником или взвизг собаки, не шедшей на своем месте.
Отъехав с версту, навстречу Ростовской охоте из тумана показалось еще пять всадников с собаками. Впереди ехал свежий, красивый старик с большими седыми усами.
– Здравствуйте, дядюшка, – сказал Николай, когда старик подъехал к нему.
– Чистое дело марш!… Так и знал, – заговорил дядюшка (это был дальний родственник, небогатый сосед Ростовых), – так и знал, что не вытерпишь, и хорошо, что едешь. Чистое дело марш! (Это была любимая поговорка дядюшки.) – Бери заказ сейчас, а то мой Гирчик донес, что Илагины с охотой в Корниках стоят; они у тебя – чистое дело марш! – под носом выводок возьмут.
– Туда и иду. Что же, свалить стаи? – спросил Николай, – свалить…
Гончих соединили в одну стаю, и дядюшка с Николаем поехали рядом. Наташа, закутанная платками, из под которых виднелось оживленное с блестящими глазами лицо, подскакала к ним, сопутствуемая не отстававшими от нее Петей и Михайлой охотником и берейтором, который был приставлен нянькой при ней. Петя чему то смеялся и бил, и дергал свою лошадь. Наташа ловко и уверенно сидела на своем вороном Арабчике и верной рукой, без усилия, осадила его.
Дядюшка неодобрительно оглянулся на Петю и Наташу. Он не любил соединять баловство с серьезным делом охоты.
– Здравствуйте, дядюшка, и мы едем! – прокричал Петя.
– Здравствуйте то здравствуйте, да собак не передавите, – строго сказал дядюшка.
– Николенька, какая прелестная собака, Трунила! он узнал меня, – сказала Наташа про свою любимую гончую собаку.
«Трунила, во первых, не собака, а выжлец», подумал Николай и строго взглянул на сестру, стараясь ей дать почувствовать то расстояние, которое должно было их разделять в эту минуту. Наташа поняла это.
– Вы, дядюшка, не думайте, чтобы мы помешали кому нибудь, – сказала Наташа. Мы станем на своем месте и не пошевелимся.
– И хорошее дело, графинечка, – сказал дядюшка. – Только с лошади то не упадите, – прибавил он: – а то – чистое дело марш! – не на чем держаться то.
Остров отрадненского заказа виднелся саженях во ста, и доезжачие подходили к нему. Ростов, решив окончательно с дядюшкой, откуда бросать гончих и указав Наташе место, где ей стоять и где никак ничего не могло побежать, направился в заезд над оврагом.
– Ну, племянничек, на матерого становишься, – сказал дядюшка: чур не гладить (протравить).
– Как придется, отвечал Ростов. – Карай, фюит! – крикнул он, отвечая этим призывом на слова дядюшки. Карай был старый и уродливый, бурдастый кобель, известный тем, что он в одиночку бирал матерого волка. Все стали по местам.
Старый граф, зная охотничью горячность сына, поторопился не опоздать, и еще не успели доезжачие подъехать к месту, как Илья Андреич, веселый, румяный, с трясущимися щеками, на своих вороненьких подкатил по зеленям к оставленному ему лазу и, расправив шубку и надев охотничьи снаряды, влез на свою гладкую, сытую, смирную и добрую, поседевшую как и он, Вифлянку. Лошадей с дрожками отослали. Граф Илья Андреич, хотя и не охотник по душе, но знавший твердо охотничьи законы, въехал в опушку кустов, от которых он стоял, разобрал поводья, оправился на седле и, чувствуя себя готовым, оглянулся улыбаясь.
Подле него стоял его камердинер, старинный, но отяжелевший ездок, Семен Чекмарь. Чекмарь держал на своре трех лихих, но также зажиревших, как хозяин и лошадь, – волкодавов. Две собаки, умные, старые, улеглись без свор. Шагов на сто подальше в опушке стоял другой стремянной графа, Митька, отчаянный ездок и страстный охотник. Граф по старинной привычке выпил перед охотой серебряную чарку охотничьей запеканочки, закусил и запил полубутылкой своего любимого бордо.
Илья Андреич был немножко красен от вина и езды; глаза его, подернутые влагой, особенно блестели, и он, укутанный в шубку, сидя на седле, имел вид ребенка, которого собрали гулять. Худой, со втянутыми щеками Чекмарь, устроившись с своими делами, поглядывал на барина, с которым он жил 30 лет душа в душу, и, понимая его приятное расположение духа, ждал приятного разговора. Еще третье лицо подъехало осторожно (видно, уже оно было учено) из за леса и остановилось позади графа. Лицо это был старик в седой бороде, в женском капоте и высоком колпаке. Это был шут Настасья Ивановна.
– Ну, Настасья Ивановна, – подмигивая ему, шопотом сказал граф, – ты только оттопай зверя, тебе Данило задаст.
– Я сам… с усам, – сказал Настасья Ивановна.
– Шшшш! – зашикал граф и обратился к Семену.
– Наталью Ильиничну видел? – спросил он у Семена. – Где она?
– Они с Петром Ильичем от Жаровых бурьяно встали, – отвечал Семен улыбаясь. – Тоже дамы, а охоту большую имеют.
– А ты удивляешься, Семен, как она ездит… а? – сказал граф, хоть бы мужчине в пору!
– Как не дивиться? Смело, ловко.
– А Николаша где? Над Лядовским верхом что ль? – всё шопотом спрашивал граф.
– Так точно с. Уж они знают, где стать. Так тонко езду знают, что мы с Данилой другой раз диву даемся, – говорил Семен, зная, чем угодить барину.
– Хорошо ездит, а? А на коне то каков, а?
– Картину писать! Как намеднись из Заварзинских бурьянов помкнули лису. Они перескакивать стали, от уймища, страсть – лошадь тысяча рублей, а седоку цены нет. Да уж такого молодца поискать!
– Поискать… – повторил граф, видимо сожалея, что кончилась так скоро речь Семена. – Поискать? – сказал он, отворачивая полы шубки и доставая табакерку.
– Намедни как от обедни во всей регалии вышли, так Михаил то Сидорыч… – Семен не договорил, услыхав ясно раздававшийся в тихом воздухе гон с подвыванием не более двух или трех гончих. Он, наклонив голову, прислушался и молча погрозился барину. – На выводок натекли… – прошептал он, прямо на Лядовской повели.
Граф, забыв стереть улыбку с лица, смотрел перед собой вдаль по перемычке и, не нюхая, держал в руке табакерку. Вслед за лаем собак послышался голос по волку, поданный в басистый рог Данилы; стая присоединилась к первым трем собакам и слышно было, как заревели с заливом голоса гончих, с тем особенным подвыванием, которое служило признаком гона по волку. Доезжачие уже не порскали, а улюлюкали, и из за всех голосов выступал голос Данилы, то басистый, то пронзительно тонкий. Голос Данилы, казалось, наполнял весь лес, выходил из за леса и звучал далеко в поле.
Прислушавшись несколько секунд молча, граф и его стремянной убедились, что гончие разбились на две стаи: одна большая, ревевшая особенно горячо, стала удаляться, другая часть стаи понеслась вдоль по лесу мимо графа, и при этой стае было слышно улюлюканье Данилы. Оба эти гона сливались, переливались, но оба удалялись. Семен вздохнул и нагнулся, чтоб оправить сворку, в которой запутался молодой кобель; граф тоже вздохнул и, заметив в своей руке табакерку, открыл ее и достал щепоть. «Назад!» крикнул Семен на кобеля, который выступил за опушку. Граф вздрогнул и уронил табакерку. Настасья Ивановна слез и стал поднимать ее.
Граф и Семен смотрели на него. Вдруг, как это часто бывает, звук гона мгновенно приблизился, как будто вот, вот перед ними самими были лающие рты собак и улюлюканье Данилы.
Граф оглянулся и направо увидал Митьку, который выкатывавшимися глазами смотрел на графа и, подняв шапку, указывал ему вперед, на другую сторону.
– Береги! – закричал он таким голосом, что видно было, что это слово давно уже мучительно просилось у него наружу. И поскакал, выпустив собак, по направлению к графу.
Граф и Семен выскакали из опушки и налево от себя увидали волка, который, мягко переваливаясь, тихим скоком подскакивал левее их к той самой опушке, у которой они стояли. Злобные собаки визгнули и, сорвавшись со свор, понеслись к волку мимо ног лошадей.
Волк приостановил бег, неловко, как больной жабой, повернул свою лобастую голову к собакам, и также мягко переваливаясь прыгнул раз, другой и, мотнув поленом (хвостом), скрылся в опушку. В ту же минуту из противоположной опушки с ревом, похожим на плач, растерянно выскочила одна, другая, третья гончая, и вся стая понеслась по полю, по тому самому месту, где пролез (пробежал) волк. Вслед за гончими расступились кусты орешника и показалась бурая, почерневшая от поту лошадь Данилы. На длинной спине ее комочком, валясь вперед, сидел Данила без шапки с седыми, встрепанными волосами над красным, потным лицом.
– Улюлюлю, улюлю!… – кричал он. Когда он увидал графа, в глазах его сверкнула молния.
– Ж… – крикнул он, грозясь поднятым арапником на графа.
– Про…ли волка то!… охотники! – И как бы не удостоивая сконфуженного, испуганного графа дальнейшим разговором, он со всей злобой, приготовленной на графа, ударил по ввалившимся мокрым бокам бурого мерина и понесся за гончими. Граф, как наказанный, стоял оглядываясь и стараясь улыбкой вызвать в Семене сожаление к своему положению. Но Семена уже не было: он, в объезд по кустам, заскакивал волка от засеки. С двух сторон также перескакивали зверя борзятники. Но волк пошел кустами и ни один охотник не перехватил его.
Николай Ростов между тем стоял на своем месте, ожидая зверя. По приближению и отдалению гона, по звукам голосов известных ему собак, по приближению, отдалению и возвышению голосов доезжачих, он чувствовал то, что совершалось в острове. Он знал, что в острове были прибылые (молодые) и матерые (старые) волки; он знал, что гончие разбились на две стаи, что где нибудь травили, и что что нибудь случилось неблагополучное. Он всякую секунду на свою сторону ждал зверя. Он делал тысячи различных предположений о том, как и с какой стороны побежит зверь и как он будет травить его. Надежда сменялась отчаянием. Несколько раз он обращался к Богу с мольбою о том, чтобы волк вышел на него; он молился с тем страстным и совестливым чувством, с которым молятся люди в минуты сильного волнения, зависящего от ничтожной причины. «Ну, что Тебе стоит, говорил он Богу, – сделать это для меня! Знаю, что Ты велик, и что грех Тебя просить об этом; но ради Бога сделай, чтобы на меня вылез матерый, и чтобы Карай, на глазах „дядюшки“, который вон оттуда смотрит, влепился ему мертвой хваткой в горло». Тысячу раз в эти полчаса упорным, напряженным и беспокойным взглядом окидывал Ростов опушку лесов с двумя редкими дубами над осиновым подседом, и овраг с измытым краем, и шапку дядюшки, чуть видневшегося из за куста направо.
