1944 год
Поделись знанием:
– Продай лошадь! – крикнул Денисов казаку.
– Изволь, ваше благородие…
Офицеры встали и окружили казаков и пленного француза. Французский драгун был молодой малый, альзасец, говоривший по французски с немецким акцентом. Он задыхался от волнения, лицо его было красно, и, услыхав французский язык, он быстро заговорил с офицерами, обращаясь то к тому, то к другому. Он говорил, что его бы не взяли; что он не виноват в том, что его взяли, а виноват le caporal, который послал его захватить попоны, что он ему говорил, что уже русские там. И ко всякому слову он прибавлял: mais qu'on ne fasse pas de mal a mon petit cheval [Но не обижайте мою лошадку,] и ласкал свою лошадь. Видно было, что он не понимал хорошенько, где он находится. Он то извинялся, что его взяли, то, предполагая перед собою свое начальство, выказывал свою солдатскую исправность и заботливость о службе. Он донес с собой в наш арьергард во всей свежести атмосферу французского войска, которое так чуждо было для нас.
Казаки отдали лошадь за два червонца, и Ростов, теперь, получив деньги, самый богатый из офицеров, купил ее.
– Mais qu'on ne fasse pas de mal a mon petit cheval, – добродушно сказал альзасец Ростову, когда лошадь передана была гусару.
Ростов, улыбаясь, успокоил драгуна и дал ему денег.
– Алё! Алё! – сказал казак, трогая за руку пленного, чтобы он шел дальше.
– Государь! Государь! – вдруг послышалось между гусарами.
Всё побежало, заторопилось, и Ростов увидал сзади по дороге несколько подъезжающих всадников с белыми султанами на шляпах. В одну минуту все были на местах и ждали. Ростов не помнил и не чувствовал, как он добежал до своего места и сел на лошадь. Мгновенно прошло его сожаление о неучастии в деле, его будничное расположение духа в кругу приглядевшихся лиц, мгновенно исчезла всякая мысль о себе: он весь поглощен был чувством счастия, происходящего от близости государя. Он чувствовал себя одною этою близостью вознагражденным за потерю нынешнего дня. Он был счастлив, как любовник, дождавшийся ожидаемого свидания. Не смея оглядываться во фронте и не оглядываясь, он чувствовал восторженным чутьем его приближение. И он чувствовал это не по одному звуку копыт лошадей приближавшейся кавалькады, но он чувствовал это потому, что, по мере приближения, всё светлее, радостнее и значительнее и праздничнее делалось вокруг него. Всё ближе и ближе подвигалось это солнце для Ростова, распространяя вокруг себя лучи кроткого и величественного света, и вот он уже чувствует себя захваченным этими лучами, он слышит его голос – этот ласковый, спокойный, величественный и вместе с тем столь простой голос. Как и должно было быть по чувству Ростова, наступила мертвая тишина, и в этой тишине раздались звуки голоса государя.
– Les huzards de Pavlograd? [Павлоградские гусары?] – вопросительно сказал он.
– La reserve, sire! [Резерв, ваше величество!] – отвечал чей то другой голос, столь человеческий после того нечеловеческого голоса, который сказал: Les huzards de Pavlograd?
Государь поровнялся с Ростовым и остановился. Лицо Александра было еще прекраснее, чем на смотру три дня тому назад. Оно сияло такою веселостью и молодостью, такою невинною молодостью, что напоминало ребяческую четырнадцатилетнюю резвость, и вместе с тем это было всё таки лицо величественного императора. Случайно оглядывая эскадрон, глаза государя встретились с глазами Ростова и не более как на две секунды остановились на них. Понял ли государь, что делалось в душе Ростова (Ростову казалось, что он всё понял), но он посмотрел секунды две своими голубыми глазами в лицо Ростова. (Мягко и кротко лился из них свет.) Потом вдруг он приподнял брови, резким движением ударил левой ногой лошадь и галопом поехал вперед.
Молодой император не мог воздержаться от желания присутствовать при сражении и, несмотря на все представления придворных, в 12 часов, отделившись от 3 й колонны, при которой он следовал, поскакал к авангарду. Еще не доезжая до гусар, несколько адъютантов встретили его с известием о счастливом исходе дела.
Сражение, состоявшее только в том, что захвачен эскадрон французов, было представлено как блестящая победа над французами, и потому государь и вся армия, особенно после того, как не разошелся еще пороховой дым на поле сражения, верили, что французы побеждены и отступают против своей воли. Несколько минут после того, как проехал государь, дивизион павлоградцев потребовали вперед. В самом Вишау, маленьком немецком городке, Ростов еще раз увидал государя. На площади города, на которой была до приезда государя довольно сильная перестрелка, лежало несколько человек убитых и раненых, которых не успели подобрать. Государь, окруженный свитою военных и невоенных, был на рыжей, уже другой, чем на смотру, энглизированной кобыле и, склонившись на бок, грациозным жестом держа золотой лорнет у глаза, смотрел в него на лежащего ничком, без кивера, с окровавленною головою солдата. Солдат раненый был так нечист, груб и гадок, что Ростова оскорбила близость его к государю. Ростов видел, как содрогнулись, как бы от пробежавшего мороза, сутуловатые плечи государя, как левая нога его судорожно стала бить шпорой бок лошади, и как приученная лошадь равнодушно оглядывалась и не трогалась с места. Слезший с лошади адъютант взял под руки солдата и стал класть на появившиеся носилки. Солдат застонал.
– Тише, тише, разве нельзя тише? – видимо, более страдая, чем умирающий солдат, проговорил государь и отъехал прочь.
Ростов видел слезы, наполнившие глаза государя, и слышал, как он, отъезжая, по французски сказал Чарторижскому:
– Какая ужасная вещь война, какая ужасная вещь! Quelle terrible chose que la guerre!
Войска авангарда расположились впереди Вишау, в виду цепи неприятельской, уступавшей нам место при малейшей перестрелке в продолжение всего дня. Авангарду объявлена была благодарность государя, обещаны награды, и людям роздана двойная порция водки. Еще веселее, чем в прошлую ночь, трещали бивачные костры и раздавались солдатские песни.
Денисов в эту ночь праздновал производство свое в майоры, и Ростов, уже довольно выпивший в конце пирушки, предложил тост за здоровье государя, но «не государя императора, как говорят на официальных обедах, – сказал он, – а за здоровье государя, доброго, обворожительного и великого человека; пьем за его здоровье и за верную победу над французами!»
– Коли мы прежде дрались, – сказал он, – и не давали спуску французам, как под Шенграбеном, что же теперь будет, когда он впереди? Мы все умрем, с наслаждением умрем за него. Так, господа? Может быть, я не так говорю, я много выпил; да я так чувствую, и вы тоже. За здоровье Александра первого! Урра!
– Урра! – зазвучали воодушевленные голоса офицеров.
И старый ротмистр Кирстен кричал воодушевленно и не менее искренно, чем двадцатилетний Ростов.
Когда офицеры выпили и разбили свои стаканы, Кирстен налил другие и, в одной рубашке и рейтузах, с стаканом в руке подошел к солдатским кострам и в величественной позе взмахнув кверху рукой, с своими длинными седыми усами и белой грудью, видневшейся из за распахнувшейся рубашки, остановился в свете костра.
– Ребята, за здоровье государя императора, за победу над врагами, урра! – крикнул он своим молодецким, старческим, гусарским баритоном.
Гусары столпились и дружно отвечали громким криком.
Поздно ночью, когда все разошлись, Денисов потрепал своей коротенькой рукой по плечу своего любимца Ростова.
– Вот на походе не в кого влюбиться, так он в ца'я влюбился, – сказал он.
– Денисов, ты этим не шути, – крикнул Ростов, – это такое высокое, такое прекрасное чувство, такое…
– Ве'ю, ве'ю, д'ужок, и 'азделяю и одоб'яю…
– Нет, не понимаешь!
И Ростов встал и пошел бродить между костров, мечтая о том, какое было бы счастие умереть, не спасая жизнь (об этом он и не смел мечтать), а просто умереть в глазах государя. Он действительно был влюблен и в царя, и в славу русского оружия, и в надежду будущего торжества. И не он один испытывал это чувство в те памятные дни, предшествующие Аустерлицкому сражению: девять десятых людей русской армии в то время были влюблены, хотя и менее восторженно, в своего царя и в славу русского оружия.
На следующий день государь остановился в Вишау. Лейб медик Вилье несколько раз был призываем к нему. В главной квартире и в ближайших войсках распространилось известие, что государь был нездоров. Он ничего не ел и дурно спал эту ночь, как говорили приближенные. Причина этого нездоровья заключалась в сильном впечатлении, произведенном на чувствительную душу государя видом раненых и убитых.
На заре 17 го числа в Вишау был препровожден с аванпостов французский офицер, приехавший под парламентерским флагом, требуя свидания с русским императором. Офицер этот был Савари. Государь только что заснул, и потому Савари должен был дожидаться. В полдень он был допущен к государю и через час поехал вместе с князем Долгоруковым на аванпосты французской армии.
Как слышно было, цель присылки Савари состояла в предложении свидания императора Александра с Наполеоном. В личном свидании, к радости и гордости всей армии, было отказано, и вместо государя князь Долгоруков, победитель при Вишау, был отправлен вместе с Савари для переговоров с Наполеоном, ежели переговоры эти, против чаяния, имели целью действительное желание мира.
Ввечеру вернулся Долгоруков, прошел прямо к государю и долго пробыл у него наедине.
18 и 19 ноября войска прошли еще два перехода вперед, и неприятельские аванпосты после коротких перестрелок отступали. В высших сферах армии с полдня 19 го числа началось сильное хлопотливо возбужденное движение, продолжавшееся до утра следующего дня, 20 го ноября, в который дано было столь памятное Аустерлицкое сражение.
До полудня 19 числа движение, оживленные разговоры, беготня, посылки адъютантов ограничивались одной главной квартирой императоров; после полудня того же дня движение передалось в главную квартиру Кутузова и в штабы колонных начальников. Вечером через адъютантов разнеслось это движение по всем концам и частям армии, и в ночь с 19 на 20 поднялась с ночлегов, загудела говором и заколыхалась и тронулась громадным девятиверстным холстом 80 титысячная масса союзного войска.
Сосредоточенное движение, начавшееся поутру в главной квартире императоров и давшее толчок всему дальнейшему движению, было похоже на первое движение серединного колеса больших башенных часов. Медленно двинулось одно колесо, повернулось другое, третье, и всё быстрее и быстрее пошли вертеться колеса, блоки, шестерни, начали играть куранты, выскакивать фигуры, и мерно стали подвигаться стрелки, показывая результат движения.
Как в механизме часов, так и в механизме военного дела, так же неудержимо до последнего результата раз данное движение, и так же безучастно неподвижны, за момент до передачи движения, части механизма, до которых еще не дошло дело. Свистят на осях колеса, цепляясь зубьями, шипят от быстроты вертящиеся блоки, а соседнее колесо так же спокойно и неподвижно, как будто оно сотни лет готово простоять этою неподвижностью; но пришел момент – зацепил рычаг, и, покоряясь движению, трещит, поворачиваясь, колесо и сливается в одно действие, результат и цель которого ему непонятны.
Как в часах результат сложного движения бесчисленных различных колес и блоков есть только медленное и уравномеренное движение стрелки, указывающей время, так и результатом всех сложных человеческих движений этих 1000 русских и французов – всех страстей, желаний, раскаяний, унижений, страданий, порывов гордости, страха, восторга этих людей – был только проигрыш Аустерлицкого сражения, так называемого сражения трех императоров, т. е. медленное передвижение всемирно исторической стрелки на циферблате истории человечества.
Князь Андрей был в этот день дежурным и неотлучно при главнокомандующем.
В 6 м часу вечера Кутузов приехал в главную квартиру императоров и, недолго пробыв у государя, пошел к обер гофмаршалу графу Толстому.
Болконский воспользовался этим временем, чтобы зайти к Долгорукову узнать о подробностях дела. Князь Андрей чувствовал, что Кутузов чем то расстроен и недоволен, и что им недовольны в главной квартире, и что все лица императорской главной квартиры имеют с ним тон людей, знающих что то такое, чего другие не знают; и поэтому ему хотелось поговорить с Долгоруковым.
– Ну, здравствуйте, mon cher, – сказал Долгоруков, сидевший с Билибиным за чаем. – Праздник на завтра. Что ваш старик? не в духе?
– Не скажу, чтобы был не в духе, но ему, кажется, хотелось бы, чтоб его выслушали.
– Да его слушали на военном совете и будут слушать, когда он будет говорить дело; но медлить и ждать чего то теперь, когда Бонапарт боится более всего генерального сражения, – невозможно.
– Да вы его видели? – сказал князь Андрей. – Ну, что Бонапарт? Какое впечатление он произвел на вас?
– Да, видел и убедился, что он боится генерального сражения более всего на свете, – повторил Долгоруков, видимо, дорожа этим общим выводом, сделанным им из его свидания с Наполеоном. – Ежели бы он не боялся сражения, для чего бы ему было требовать этого свидания, вести переговоры и, главное, отступать, тогда как отступление так противно всей его методе ведения войны? Поверьте мне: он боится, боится генерального сражения, его час настал. Это я вам говорю.
– Но расскажите, как он, что? – еще спросил князь Андрей.
– Он человек в сером сюртуке, очень желавший, чтобы я ему говорил «ваше величество», но, к огорчению своему, не получивший от меня никакого титула. Вот это какой человек, и больше ничего, – отвечал Долгоруков, оглядываясь с улыбкой на Билибина.
– Несмотря на мое полное уважение к старому Кутузову, – продолжал он, – хороши мы были бы все, ожидая чего то и тем давая ему случай уйти или обмануть нас, тогда как теперь он верно в наших руках. Нет, не надобно забывать Суворова и его правила: не ставить себя в положение атакованного, а атаковать самому. Поверьте, на войне энергия молодых людей часто вернее указывает путь, чем вся опытность старых кунктаторов.
– Но в какой же позиции мы атакуем его? Я был на аванпостах нынче, и нельзя решить, где он именно стоит с главными силами, – сказал князь Андрей.
Ему хотелось высказать Долгорукову свой, составленный им, план атаки.
– Ах, это совершенно всё равно, – быстро заговорил Долгоруков, вставая и раскрывая карту на столе. – Все случаи предвидены: ежели он стоит у Брюнна…
И князь Долгоруков быстро и неясно рассказал план флангового движения Вейротера.
Князь Андрей стал возражать и доказывать свой план, который мог быть одинаково хорош с планом Вейротера, но имел тот недостаток, что план Вейротера уже был одобрен. Как только князь Андрей стал доказывать невыгоды того и выгоды своего, князь Долгоруков перестал его слушать и рассеянно смотрел не на карту, а на лицо князя Андрея.
– Впрочем, у Кутузова будет нынче военный совет: вы там можете всё это высказать, – сказал Долгоруков.
– Я это и сделаю, – сказал князь Андрей, отходя от карты.
– И о чем вы заботитесь, господа? – сказал Билибин, до сих пор с веселой улыбкой слушавший их разговор и теперь, видимо, собираясь пошутить. – Будет ли завтра победа или поражение, слава русского оружия застрахована. Кроме вашего Кутузова, нет ни одного русского начальника колонн. Начальники: Неrr general Wimpfen, le comte de Langeron, le prince de Lichtenstein, le prince de Hohenloe et enfin Prsch… prsch… et ainsi de suite, comme tous les noms polonais. [Вимпфен, граф Ланжерон, князь Лихтенштейн, Гогенлое и еще Пришпршипрш, как все польские имена.]
– Taisez vous, mauvaise langue, [Удержите ваше злоязычие.] – сказал Долгоруков. – Неправда, теперь уже два русских: Милорадович и Дохтуров, и был бы 3 й, граф Аракчеев, но у него нервы слабы.
– Однако Михаил Иларионович, я думаю, вышел, – сказал князь Андрей. – Желаю счастия и успеха, господа, – прибавил он и вышел, пожав руки Долгорукову и Бибилину.
Возвращаясь домой, князь Андрей не мог удержаться, чтобы не спросить молчаливо сидевшего подле него Кутузова, о том, что он думает о завтрашнем сражении?
Кутузов строго посмотрел на своего адъютанта и, помолчав, ответил:
– Я думаю, что сражение будет проиграно, и я так сказал графу Толстому и просил его передать это государю. Что же, ты думаешь, он мне ответил? Eh, mon cher general, je me mele de riz et des et cotelettes, melez vous des affaires de la guerre. [И, любезный генерал! Я занят рисом и котлетами, а вы занимайтесь военными делами.] Да… Вот что мне отвечали!
В 10 м часу вечера Вейротер с своими планами переехал на квартиру Кутузова, где и был назначен военный совет. Все начальники колонн были потребованы к главнокомандующему, и, за исключением князя Багратиона, который отказался приехать, все явились к назначенному часу.
Вейротер, бывший полным распорядителем предполагаемого сражения, представлял своею оживленностью и торопливостью резкую противоположность с недовольным и сонным Кутузовым, неохотно игравшим роль председателя и руководителя военного совета. Вейротер, очевидно, чувствовал себя во главе.движения, которое стало уже неудержимо. Он был, как запряженная лошадь, разбежавшаяся с возом под гору. Он ли вез, или его гнало, он не знал; но он несся во всю возможную быстроту, не имея времени уже обсуждать того, к чему поведет это движение. Вейротер в этот вечер был два раза для личного осмотра в цепи неприятеля и два раза у государей, русского и австрийского, для доклада и объяснений, и в своей канцелярии, где он диктовал немецкую диспозицию. Он, измученный, приехал теперь к Кутузову.
Он, видимо, так был занят, что забывал даже быть почтительным с главнокомандующим: он перебивал его, говорил быстро, неясно, не глядя в лицо собеседника, не отвечая на деланные ему вопросы, был испачкан грязью и имел вид жалкий, измученный, растерянный и вместе с тем самонадеянный и гордый.
Кутузов занимал небольшой дворянский замок около Остралиц. В большой гостиной, сделавшейся кабинетом главнокомандующего, собрались: сам Кутузов, Вейротер и члены военного совета. Они пили чай. Ожидали только князя Багратиона, чтобы приступить к военному совету. В 8 м часу приехал ординарец Багратиона с известием, что князь быть не может. Князь Андрей пришел доложить о том главнокомандующему и, пользуясь прежде данным ему Кутузовым позволением присутствовать при совете, остался в комнате.
– Так как князь Багратион не будет, то мы можем начинать, – сказал Вейротер, поспешно вставая с своего места и приближаясь к столу, на котором была разложена огромная карта окрестностей Брюнна.
Кутузов в расстегнутом мундире, из которого, как бы освободившись, выплыла на воротник его жирная шея, сидел в вольтеровском кресле, положив симметрично пухлые старческие руки на подлокотники, и почти спал. На звук голоса Вейротера он с усилием открыл единственный глаз.
– Да, да, пожалуйста, а то поздно, – проговорил он и, кивнув головой, опустил ее и опять закрыл глаза.
Ежели первое время члены совета думали, что Кутузов притворялся спящим, то звуки, которые он издавал носом во время последующего чтения, доказывали, что в эту минуту для главнокомандующего дело шло о гораздо важнейшем, чем о желании выказать свое презрение к диспозиции или к чему бы то ни было: дело шло для него о неудержимом удовлетворении человеческой потребности – .сна. Он действительно спал. Вейротер с движением человека, слишком занятого для того, чтобы терять хоть одну минуту времени, взглянул на Кутузова и, убедившись, что он спит, взял бумагу и громким однообразным тоном начал читать диспозицию будущего сражения под заглавием, которое он тоже прочел:
«Диспозиция к атаке неприятельской позиции позади Кобельница и Сокольница, 20 ноября 1805 года».
Диспозиция была очень сложная и трудная. В оригинальной диспозиции значилось:
Da der Feind mit seinerien linken Fluegel an die mit Wald bedeckten Berge lehnt und sich mit seinerien rechten Fluegel laengs Kobeinitz und Sokolienitz hinter die dort befindIichen Teiche zieht, wir im Gegentheil mit unserem linken Fluegel seinen rechten sehr debordiren, so ist es vortheilhaft letzteren Fluegel des Feindes zu attakiren, besondere wenn wir die Doerfer Sokolienitz und Kobelienitz im Besitze haben, wodurch wir dem Feind zugleich in die Flanke fallen und ihn auf der Flaeche zwischen Schlapanitz und dem Thuerassa Walde verfolgen koennen, indem wir dem Defileen von Schlapanitz und Bellowitz ausweichen, welche die feindliche Front decken. Zu dieserien Endzwecke ist es noethig… Die erste Kolonne Marieschirt… die zweite Kolonne Marieschirt… die dritte Kolonne Marieschirt… [Так как неприятель опирается левым крылом своим на покрытые лесом горы, а правым крылом тянется вдоль Кобельница и Сокольница позади находящихся там прудов, а мы, напротив, превосходим нашим левым крылом его правое, то выгодно нам атаковать сие последнее неприятельское крыло, особливо если мы займем деревни Сокольниц и Кобельниц, будучи поставлены в возможность нападать на фланг неприятеля и преследовать его в равнине между Шлапаницем и лесом Тюрасским, избегая вместе с тем дефилеи между Шлапаницем и Беловицем, которою прикрыт неприятельский фронт. Для этой цели необходимо… Первая колонна марширует… вторая колонна марширует… третья колонна марширует…] и т. д., читал Вейротер. Генералы, казалось, неохотно слушали трудную диспозицию. Белокурый высокий генерал Буксгевден стоял, прислонившись спиною к стене, и, остановив свои глаза на горевшей свече, казалось, не слушал и даже не хотел, чтобы думали, что он слушает. Прямо против Вейротера, устремив на него свои блестящие открытые глаза, в воинственной позе, оперев руки с вытянутыми наружу локтями на колени, сидел румяный Милорадович с приподнятыми усами и плечами. Он упорно молчал, глядя в лицо Вейротера, и спускал с него глаза только в то время, когда австрийский начальник штаба замолкал. В это время Милорадович значительно оглядывался на других генералов. Но по значению этого значительного взгляда нельзя было понять, был ли он согласен или несогласен, доволен или недоволен диспозицией. Ближе всех к Вейротеру сидел граф Ланжерон и с тонкой улыбкой южного французского лица, не покидавшей его во всё время чтения, глядел на свои тонкие пальцы, быстро перевертывавшие за углы золотую табакерку с портретом. В середине одного из длиннейших периодов он остановил вращательное движение табакерки, поднял голову и с неприятною учтивостью на самых концах тонких губ перебил Вейротера и хотел сказать что то; но австрийский генерал, не прерывая чтения, сердито нахмурился и замахал локтями, как бы говоря: потом, потом вы мне скажете свои мысли, теперь извольте смотреть на карту и слушать. Ланжерон поднял глаза кверху с выражением недоумения, оглянулся на Милорадовича, как бы ища объяснения, но, встретив значительный, ничего не значущий взгляд Милорадовича, грустно опустил глаза и опять принялся вертеть табакерку.
– Une lecon de geographie, [Урок из географии,] – проговорил он как бы про себя, но довольно громко, чтобы его слышали.
Пржебышевский с почтительной, но достойной учтивостью пригнул рукой ухо к Вейротеру, имея вид человека, поглощенного вниманием. Маленький ростом Дохтуров сидел прямо против Вейротера с старательным и скромным видом и, нагнувшись над разложенною картой, добросовестно изучал диспозиции и неизвестную ему местность. Он несколько раз просил Вейротера повторять нехорошо расслышанные им слова и трудные наименования деревень. Вейротер исполнял его желание, и Дохтуров записывал.
Когда чтение, продолжавшееся более часу, было кончено, Ланжерон, опять остановив табакерку и не глядя на Вейротера и ни на кого особенно, начал говорить о том, как трудно было исполнить такую диспозицию, где положение неприятеля предполагается известным, тогда как положение это может быть нам неизвестно, так как неприятель находится в движении. Возражения Ланжерона были основательны, но было очевидно, что цель этих возражений состояла преимущественно в желании дать почувствовать генералу Вейротеру, столь самоуверенно, как школьникам ученикам, читавшему свою диспозицию, что он имел дело не с одними дураками, а с людьми, которые могли и его поучить в военном деле. Когда замолк однообразный звук голоса Вейротера, Кутузов открыл глава, как мельник, который просыпается при перерыве усыпительного звука мельничных колес, прислушался к тому, что говорил Ланжерон, и, как будто говоря: «а вы всё еще про эти глупости!» поспешно закрыл глаза и еще ниже опустил голову.
Стараясь как можно язвительнее оскорбить Вейротера в его авторском военном самолюбии, Ланжерон доказывал, что Бонапарте легко может атаковать, вместо того, чтобы быть атакованным, и вследствие того сделать всю эту диспозицию совершенно бесполезною. Вейротер на все возражения отвечал твердой презрительной улыбкой, очевидно вперед приготовленной для всякого возражения, независимо от того, что бы ему ни говорили.
– Ежели бы он мог атаковать нас, то он нынче бы это сделал, – сказал он.
– Вы, стало быть, думаете, что он бессилен, – сказал Ланжерон.
– Много, если у него 40 тысяч войска, – отвечал Вейротер с улыбкой доктора, которому лекарка хочет указать средство лечения.
– В таком случае он идет на свою погибель, ожидая нашей атаки, – с тонкой иронической улыбкой сказал Ланжерон, за подтверждением оглядываясь опять на ближайшего Милорадовича.
Но Милорадович, очевидно, в эту минуту думал менее всего о том, о чем спорили генералы.
– Ma foi, [Ей Богу,] – сказал он, – завтра всё увидим на поле сражения.
Вейротер усмехнулся опять тою улыбкой, которая говорила, что ему смешно и странно встречать возражения от русских генералов и доказывать то, в чем не только он сам слишком хорошо был уверен, но в чем уверены были им государи императоры.
– Неприятель потушил огни, и слышен непрерывный шум в его лагере, – сказал он. – Что это значит? – Или он удаляется, чего одного мы должны бояться, или он переменяет позицию (он усмехнулся). Но даже ежели бы он и занял позицию в Тюрасе, он только избавляет нас от больших хлопот, и распоряжения все, до малейших подробностей, остаются те же.
– Каким же образом?.. – сказал князь Андрей, уже давно выжидавший случая выразить свои сомнения.
Кутузов проснулся, тяжело откашлялся и оглянул генералов.
– Господа, диспозиция на завтра, даже на нынче (потому что уже первый час), не может быть изменена, – сказал он. – Вы ее слышали, и все мы исполним наш долг. А перед сражением нет ничего важнее… (он помолчал) как выспаться хорошенько.
Он сделал вид, что привстает. Генералы откланялись и удалились. Было уже за полночь. Князь Андрей вышел.
Военный совет, на котором князю Андрею не удалось высказать свое мнение, как он надеялся, оставил в нем неясное и тревожное впечатление. Кто был прав: Долгоруков с Вейротером или Кутузов с Ланжероном и др., не одобрявшими план атаки, он не знал. «Но неужели нельзя было Кутузову прямо высказать государю свои мысли? Неужели это не может иначе делаться? Неужели из за придворных и личных соображений должно рисковать десятками тысяч и моей, моей жизнью?» думал он.
«Да, очень может быть, завтра убьют», подумал он. И вдруг, при этой мысли о смерти, целый ряд воспоминаний, самых далеких и самых задушевных, восстал в его воображении; он вспоминал последнее прощание с отцом и женою; он вспоминал первые времена своей любви к ней! Вспомнил о ее беременности, и ему стало жалко и ее и себя, и он в нервично размягченном и взволнованном состоянии вышел из избы, в которой он стоял с Несвицким, и стал ходить перед домом.
Ночь была туманная, и сквозь туман таинственно пробивался лунный свет. «Да, завтра, завтра! – думал он. – Завтра, может быть, всё будет кончено для меня, всех этих воспоминаний не будет более, все эти воспоминания не будут иметь для меня более никакого смысла. Завтра же, может быть, даже наверное, завтра, я это предчувствую, в первый раз мне придется, наконец, показать всё то, что я могу сделать». И ему представилось сражение, потеря его, сосредоточение боя на одном пункте и замешательство всех начальствующих лиц. И вот та счастливая минута, тот Тулон, которого так долго ждал он, наконец, представляется ему. Он твердо и ясно говорит свое мнение и Кутузову, и Вейротеру, и императорам. Все поражены верностью его соображения, но никто не берется исполнить его, и вот он берет полк, дивизию, выговаривает условие, чтобы уже никто не вмешивался в его распоряжения, и ведет свою дивизию к решительному пункту и один одерживает победу. А смерть и страдания? говорит другой голос. Но князь Андрей не отвечает этому голосу и продолжает свои успехи. Диспозиция следующего сражения делается им одним. Он носит звание дежурного по армии при Кутузове, но делает всё он один. Следующее сражение выиграно им одним. Кутузов сменяется, назначается он… Ну, а потом? говорит опять другой голос, а потом, ежели ты десять раз прежде этого не будешь ранен, убит или обманут; ну, а потом что ж? – «Ну, а потом, – отвечает сам себе князь Андрей, – я не знаю, что будет потом, не хочу и не могу знать: но ежели хочу этого, хочу славы, хочу быть известным людям, хочу быть любимым ими, то ведь я не виноват, что я хочу этого, что одного этого я хочу, для одного этого я живу. Да, для одного этого! Я никогда никому не скажу этого, но, Боже мой! что же мне делать, ежели я ничего не люблю, как только славу, любовь людскую. Смерть, раны, потеря семьи, ничто мне не страшно. И как ни дороги, ни милы мне многие люди – отец, сестра, жена, – самые дорогие мне люди, – но, как ни страшно и неестественно это кажется, я всех их отдам сейчас за минуту славы, торжества над людьми, за любовь к себе людей, которых я не знаю и не буду знать, за любовь вот этих людей», подумал он, прислушиваясь к говору на дворе Кутузова. На дворе Кутузова слышались голоса укладывавшихся денщиков; один голос, вероятно, кучера, дразнившего старого Кутузовского повара, которого знал князь Андрей, и которого звали Титом, говорил: «Тит, а Тит?»
– Ну, – отвечал старик.
– Тит, ступай молотить, – говорил шутник.
– Тьфу, ну те к чорту, – раздавался голос, покрываемый хохотом денщиков и слуг.
«И все таки я люблю и дорожу только торжеством над всеми ими, дорожу этой таинственной силой и славой, которая вот тут надо мной носится в этом тумане!»
Ростов в эту ночь был со взводом во фланкёрской цепи, впереди отряда Багратиона. Гусары его попарно были рассыпаны в цепи; сам он ездил верхом по этой линии цепи, стараясь преодолеть сон, непреодолимо клонивший его. Назади его видно было огромное пространство неясно горевших в тумане костров нашей армии; впереди его была туманная темнота. Сколько ни вглядывался Ростов в эту туманную даль, он ничего не видел: то серелось, то как будто чернелось что то; то мелькали как будто огоньки, там, где должен быть неприятель; то ему думалось, что это только в глазах блестит у него. Глаза его закрывались, и в воображении представлялся то государь, то Денисов, то московские воспоминания, и он опять поспешно открывал глаза и близко перед собой он видел голову и уши лошади, на которой он сидел, иногда черные фигуры гусар, когда он в шести шагах наезжал на них, а вдали всё ту же туманную темноту. «Отчего же? очень может быть, – думал Ростов, – что государь, встретив меня, даст поручение, как и всякому офицеру: скажет: „Поезжай, узнай, что там“. Много рассказывали же, как совершенно случайно он узнал так какого то офицера и приблизил к себе. Что, ежели бы он приблизил меня к себе! О, как бы я охранял его, как бы я говорил ему всю правду, как бы я изобличал его обманщиков», и Ростов, для того чтобы живо представить себе свою любовь и преданность государю, представлял себе врага или обманщика немца, которого он с наслаждением не только убивал, но по щекам бил в глазах государя. Вдруг дальний крик разбудил Ростова. Он вздрогнул и открыл глаза.
«Где я? Да, в цепи: лозунг и пароль – дышло, Ольмюц. Экая досада, что эскадрон наш завтра будет в резервах… – подумал он. – Попрошусь в дело. Это, может быть, единственный случай увидеть государя. Да, теперь недолго до смены. Объеду еще раз и, как вернусь, пойду к генералу и попрошу его». Он поправился на седле и тронул лошадь, чтобы еще раз объехать своих гусар. Ему показалось, что было светлей. В левой стороне виднелся пологий освещенный скат и противоположный, черный бугор, казавшийся крутым, как стена. На бугре этом было белое пятно, которого никак не мог понять Ростов: поляна ли это в лесу, освещенная месяцем, или оставшийся снег, или белые дома? Ему показалось даже, что по этому белому пятну зашевелилось что то. «Должно быть, снег – это пятно; пятно – une tache», думал Ростов. «Вот тебе и не таш…»
«Наташа, сестра, черные глаза. На… ташка (Вот удивится, когда я ей скажу, как я увидал государя!) Наташку… ташку возьми…» – «Поправей то, ваше благородие, а то тут кусты», сказал голос гусара, мимо которого, засыпая, проезжал Ростов. Ростов поднял голову, которая опустилась уже до гривы лошади, и остановился подле гусара. Молодой детский сон непреодолимо клонил его. «Да, бишь, что я думал? – не забыть. Как с государем говорить буду? Нет, не то – это завтра. Да, да! На ташку, наступить… тупить нас – кого? Гусаров. А гусары в усы… По Тверской ехал этот гусар с усами, еще я подумал о нем, против самого Гурьева дома… Старик Гурьев… Эх, славный малый Денисов! Да, всё это пустяки. Главное теперь – государь тут. Как он на меня смотрел, и хотелось ему что то сказать, да он не смел… Нет, это я не смел. Да это пустяки, а главное – не забывать, что я нужное то думал, да. На – ташку, нас – тупить, да, да, да. Это хорошо». – И он опять упал головой на шею лошади. Вдруг ему показалось, что в него стреляют. «Что? Что? Что!… Руби! Что?…» заговорил, очнувшись, Ростов. В то мгновение, как он открыл глаза, Ростов услыхал перед собою там, где был неприятель, протяжные крики тысячи голосов. Лошади его и гусара, стоявшего подле него, насторожили уши на эти крики. На том месте, с которого слышались крики, зажегся и потух один огонек, потом другой, и по всей линии французских войск на горе зажглись огни, и крики всё более и более усиливались. Ростов слышал звуки французских слов, но не мог их разобрать. Слишком много гудело голосов. Только слышно было: аааа! и рррр!
| Годы |
|---|
| 1940 · 1941 · 1942 · 1943 — 1944 — 1945 · 1946 · 1947 · 1948 |
| Десятилетия |
| 1920-е · 1930-е — 1940-е — 1950-е · 1960-е |
| Века |
| XIX век — XX век — XXI век |
| Григорианский календарь | 1944 MCMXLIV |
| Юлианский календарь | 1943—1944 (с 14 января) |
| Юлианский календарь с византийской эрой |
7452—7453 (с 14 сентября) |
| От основания Рима | 2696—2697 (с 4 мая) |
| Еврейский календарь |
5704—5705 ה'תש"ד — ה'תש"ה |
| Исламский календарь | 1363—1364 |
| Древнеармянский календарь | 4436—4437 (с 11 августа) |
| Армянский церковный календарь | 1393 ԹՎ ՌՅՂԳ
|
| Китайский календарь | 4640—4641 (с 25 января) 癸未 — 甲申 чёрная овца — зелёная обезьяна |
| Эфиопский календарь | 1936 — 1937 |
| Древнеиндийский календарь | |
| - Викрам-самват | 2000—2001 |
| - Шака самват | 1866—1867 |
| - Кали-юга | 5045—5046 |
| Иранский календарь | 1322—1323 |
| Буддийский календарь | 2487 |
| Японское летосчисление | 19-й год Сёва |
1944 (тысяча девятьсот сорок четвёртый) год по григорианскому календарю — високосный год, начинающийся в субботу. Это 1944 год нашей эры, 944 год 2 тысячелетия, 44 год XX века, 4 год 5-го десятилетия XX века, 5 год 1940-х годов.
Содержание
События
Подробнее см. также: Категория:1944 год
- Вышла книга Рафаэля Лемкина «Правление государств „Оси“ в Оккупированной Европе», в который он впервые использовал термин «геноцид»[1].
Январь
- 1 января
- Созванная по инициативе польских коммунистов 31 декабря 1943 года на территории, освобождённой РККА, Крайова рада народова приняла временные конституционные документы и декларацию с призывом бороться против Германии в союзе с СССР[2].
- В Сирии все вопросы управления были переданы Францией в компетенцию сирийского правительства. Страна фактически стала независимой[3].
- 3 января — на пост президента Либерии вступил Уильям Табмен, провозгласивший «политику объединения» нации и политику «открытых дверей»[4].
- 4 января — началась сражение при Монтекассино.
- 11 января — правительство СССР заявило о готовности положить в основу послевоенной границы с Польшей линию Керзона[5].
- 13 января — ряду центральных улиц Ленинграда (Невский проспект, Дворцовая и Исаакиевская площади, Садовая улица, Дворцовая набережная) возвращены исторические названия.
- 17 января — Британские войска в Италии форсировали реку Гарильяно.
- 20 января
- 36-я пехотная дивизия США в Италии пыталась форсировать реку Рапидо.
- Аргентина разорвала дипломатические отношения с Германией и Японией[6].
- 22 января — союзники начали операцию «Shingle», штурм города Анцио (Италия)[7].
- 24 января — начало Корсунь-Шевченковской операции, завершившейся окружением около 20 000 немецких солдат.
- 27 января — Советские войска полностью сняли блокадное кольцо вокруг Ленинграда[8]. В тот же день в городе дан артиллерийский салют в честь снятия блокады[9].
- 30 января — американские войска высадились на острове Маджуро (Маршалловы острова).
- 31 января — американские войска высадились на атолле Кваджалейн и других островах архипелага Маршалловы острова.
Февраль
- 3 февраля — американские войска освободили Маршалловы острова.
- 7 февраля — в Анцио итальянские войска начинают контрнаступление.
- 10 февраля — образован Моргаушский район Чувашии.
- 14 февраля — антияпонское восстание на острове Ява.
- 17 февраля — началось сражение за атолл Эниветок. Сражение завершается американской победой 22 февраля.
- 20 февраля — начинаются американские бомбардировки германских самолётостроительных заводов, продолжающиеся целую неделю.
- 22 февраля — Советская армия освободила от немцев Кривой Рог.
- 23 февраля — началась депортация чеченцев и ингушей.
- 24 февраля — после конфликта в руководстве армии президент Аргентины генерал Педро Рамирес временно передал властные полномочия вице-президенту генералу Эдельмиро Фаррелю[6].
- 29 февраля — Высадка американских войск на островах Адмиралтейства в рамках операции «Brewer» под руководством генерала Дугласа Макартура.
Март
- 3 марта — в СССР учреждены Орден Ушакова двух степеней и Орден Нахимова двух степеней.
- 7 марта — Французский комитет национального освобождения издал ордонанс, предоставляющий мужскому населению Алжира право голоса на муниципальных выборах[10].
- 9 марта — подал в отставку президент Аргентины генерал Педро Рамирес. Власть перешла к вице-президенту генералу Эдельмиро Хулиану Фаррелю (до 4 июня 1946 года)[6].
- 13 марта — РККА освободила от немцев Херсон.
- 14 марта
- Национальные лидеры арабского населения Алжира основали ассоциацию Друзья манифеста и свободы, выступившую за создание автономной Алжирской республики в рамках федерации с Францией[10].
- В Аргентине официально распущена организация «Grupo de Oficiales Unidos», фактически правящая страной с 1943 года. Фактически власть переходит к т. н. «полковничьей группе»[6].
- 18 марта — германские войска вошли в Венгрию.
- 20 марта — Красная армия освободила Винницу.
- 20 марта — части Второго Украинского фронта достигли советско-румынской границы.
- 29 марта — Государственный комитет обороны СССР принял решение о первоочередных мерах помощи Ленинграду, освобождённому от блокады[8].
Апрель
- 10 апреля — в ходе Одесской операции полностью освобождён город-герой Одесса.
- 15 апреля — освобождён город Тернополь.
- 21 апреля — Женщины во Франции получили избирательное право.
Май
- 9 мая — освобождён Севастополь.
- 11 мая — союзные войска перешли в наступление в Италии южнее Кассино[11].
- 18 мая — депортация крымских татар из Крыма по приказу Сталина. За «массовое предательство» и «пособничество врагу», все крымские татары были в течение суток высланы из Крыма, в основном в Узбекистан.
- 18 мая — битва при Монтекассино — вермахт эвакуируется, а союзнические войска захватывают Монтекассино после боёв, в которых погибло 20 тысяч человек.
- 20 мая — представителями правительства Греции в эмиграции, греческих политический партий, Политического комитета национального освобождения Греции, Национально-освободительного фронта (ЭАМ), Греческой народно-освободительной армии (ЭЛАС) и др. греческих организаций подписано Ливанское соглашение о послевоенном будущем Греции. Предусматривало роспуск партизанских формирований и создание единой национальной армии, проведение плебисцита о будущем страны[12].
- 24 мая — в Пермети прошёл 1-й Антифашистский национально-освободительный конгресс Албании[13].
- 26 мая — конгресс в Пермети сформировал Антифашистский национально-освободительный совет Албании, председателем Президиума которого (главой государства) был избран Омер Нишани[14].
Июнь
- 4 июня — Союзнические войска захватили столицу Италии Рим. Это первая столица государств Оси, павшая под натиском союзников.
- 5 июня
- Король Италии Виктор Эммануил III передал королевские функции своему сыну Умберто как королевскому наместнику[15].
- Более тысячи британских бомбардировщиков сбросили 5000 тонн бомб на германские артиллерийские батареи на побережье Нормандии в качестве подготовки к высадке десанта.
- 6 июня — Нормандская десантная операция началась на побережье Нормандии (Франция) высадкой союзнического десанта численностью 155 000 человек (День Д). Это крупнейшая десантная операция в истории человечества. Войска прорвали укрепления Атлантического вала и двинулись вглубь территории.
- 9 июня — в Милане создано главное командование Корпуса добровольцев свободы, объединившего партизанские отряды различных итальянских партий[16].
- 10 июня — подразделения полка «Фюрер» дивизии СС «Райх» уничтожили городок Орадур-сюр-Глан во Франции.
- 13 июня — Германия начала массовый обстрел Англии самолётами-снарядами «Фау-1»[17].
- 17 июня
- В результате референдума расторгнута датско-исландская уния, Исландия провозглашена республикой.
- С восстановленного большого конвейера Сталинградского тракторного завода сошёл первый трактор СТЗ-НАТИ[18].
- 21 июня — постановлением СНК СССР утверждена Золотая медаль «За отличные успехи в учении, труде и за примерное поведение», которая присуждалась отличившимся выпускникам средней общеобразовательной школы.
- 22 июня — начало Белорусской операции (Багратион) советских войск против немецких, приведшее к разгрому немецкой группы армий «Центр» и краху всего немецкого восточного фронта, устойчивость которого нацистским войскам удалось восстановить ценой больших усилий и значительно западнее исходной позиции.
- 25 июня — в Гватемале полиция открыла огонь по женщинам, участвовавшим в панихиде по жертвам диктатуры генерала Хорхе Убико. В стране началось восстание[19].
- 26 июня — в ходе переговоров президента Финляндии Ристо Рюти с министром иностранных дел Германии Иоахимом фон Риббентропом подписано германо-финское соглашение, по которому Финляндия обязалась не заключать мира с СССР[20].
- 28 июня
- Советские войска Карельского фронта при поддержке десанта Онежской военной флотилии в ходе Выборгско-Петрозаводской операции освободили столицу Карелии Петрозаводск[21].
- В концлагере Освенцим убито рекордное число людей за один день за всю историю существования лагеря — 24 тысячи человек, в основном венгерских евреев[22].
- 29 июня
- Подал в отставку президент Гватемалы Хорхе Убико. Он передал власть хунте из трёх отставных генералов[19].
- Урхо Кекконен от коалиции партий «мирной оппозиции» вручил президенту Финляндии Ристо Рюти меморандум с требованием заключить перемирие с СССР и передать власть Карлу Маннергейму и Юхо Паасикиве[20].
Июль
- 3 июля
- Войска 3-го и 1-го Белорусских фронтов в результате Минской операции освободили Минск.
- В Никарагуа группа рабочих лидеров объявила о создании Социалистической партии Никарагуа. Однако вскоре партия перешла к поддержке режима генерала Анастасио Сомосы.
- В Гватемале подразделение вооружённых автоматами солдат захватило здание конгресса, депутаты были отправлены в президентский дворец, где были вынуждены избрать временным президентом главу правящей хунты генерала Федерико Понсе Вайдеса[19].
- 5 июля — образованы Новгородская область и Калужская область[23].
- 6 июля — в Гондурасе армия расстреляла митинг в городе Сан-Педро-Сула, убиты и ранены более 100 человек[19].
- 8 июля
- В СССР учреждены Орден «Мать-героиня» и Орден «Материнская слава» трёх степеней.
- С конвейера Уральского Автомобильного Завода сошёл первый автомобиль — «ЗИС-5В».
- Правительственные учреждения БССР возвратились в Минск из эвакуации.
- 13 июля — войска 3-го Белорусского фронта освободили Вильнюс[24].
- 13 июля — Начало Львовско-Сандомирской операции.
- 14 июля — Начало Бреттон-Вудской конференции.
- 18 июля — Начато проведение Люблинско-Брестской операции.
- 20 июля — Совершено неудачное покушение на жизнь Адольфа Гитлера (Заговор 20 июля). Полковник вермахта граф Клаус Шенк фон Штауффенберг подложил бомбу в ставке фюрера «Волчье логово».
- 22 июля
- Польский комитет национального освобождения опубликовал в городе Хелм Июльский манифест, отменивший польскую конституцию 1935 года и все законы, изданные германской администрацией. Провозглашён союз с СССР и строительство новой Польши[25].
- Получившая независимость Сирия установила дипломатические отношения с СССР[3].
- 23 июля — советские войска освободили Псков.
- 27 июля — от немецких войск был освобожден Львов (СССР).
- 28 июля — от немецких войск был освобожден Брест (СССР).
- 31 июля — от немецких войск полностью очищена территория РСФСР.
Август
- 1 августа
- Начало Варшавского восстания — самого большого восстания против немецких войск в Европе.
- Ушёл в отставку президент Финляндии Ристо Рюти. На пост вступил маршал Карл Густав Маннергейм[20].
- В Саранак-Лейк (США) скончался президент Филиппин в изгнании Мануэль Кесон. Новым президентом в изгнании стал Серхио Осменья[26].
- Войска 3-го Белорусского фронта освободили город Каунас[27].
- 2 августа — директива Ставки Верховного Главнокомандования командующим войсками 2-го и 3-го Украинских фронтов о подготовке и проведении операции с целью разгрома вражеской группировки в районе Яссы — Кишинев — Бендеры[27].
- 5 августа
- Войска 4-го Украинского фронта освободили город Стрый.
- Установление дипломатических отношений между Советским Союзом и Ливаном[27].
- За выдающиеся заслуги в организации производства и освоении новых типов танков, самоходно-артиллерийских установок и танковых дизелей Кировский завод, ранее награждённый орденами Ленина, Красного знамени, Трудового Красного знамени, получил четвёртый орден — орден Красной Звезды[27].
- 6 августа — войска 4-го Украинского фронта освободили город Дрогобыч[27].
- 7 августа
- 9 августа
- Решением Государственного комитета обороны СССР основан Минский автомобильный завод (МАЗ)[28].
- Постановление ЦК ВКП(б) «О ближайших задачах партийных организаций КП(б) Белоруссии в области массово-политической и культурно-просветительной работы среди населения»[27].
- Постановление ЦК ВКП(б) «О состоянии и мерах улучшения массово-политической и идеологической работы в Татарской партийной организации»[27].
- 11 августа — жители польской деревни Герасимовиче навечно занесли в список почетных граждан имя Героя Советского Союза Г. П. Кунавина, погибшего в боях за освобождение деревни[27].
- 12 августа
- Заявление правительства СССР правительству Болгарии о необходимости разрыва отношений Болгарии с фашистской Германией[27].
- В Карском море потерпел крушение грузо-пассажирский пароход «Марина Раскова» в сражении с фашистскими подводными лодками[29].
- 13 августа — образованы Костромская область[30] и Томская область.
- 14 августа — образована Владимирская область[31].
- 15 августа — 15-я союзная группа армий в Италии вышла на рубеж юго-восточнее Римини — Флоренция — река Арно[11].
- 17 августа — английские войска заняли город Фалез[27].
- 18 августа
- Начало восстания в Париже против немецких войск.
- В концлагере Бухенвальд убит лидер германских коммунистов Эрнст Тельман[32].
- Войска 1-го Украинского фронта освободили город Сандомир[27].
- 19 августа
- За образцовое выполнение боевых заданий командования и героические подвиги на фронте командир 9-й истребительной авиационной дивизии 1-го Украинского фронта полковник А. И. Покрышкин награждён третьей медалью «Золотая Звезда»[27].
- Начало восстания в Париже.
- Английские войска закончили изгнание японцев с территории Индии.
- 20 августа — начало Ясско-Кишинёвской операции, закончившейся 29 августа разгромом и окружением частей группы армий «Южная Украина».
- 21 августа
- Войска 2-го Украинского фронта освободили города Яссы и Тыргул-Фрумос.
- В Думбартон-Оксе открылась конференция представителей США, СССР и Англии по вопросу о создании международной организации безопасности.
- 22 августа
- Войска 3-го Украинского фронта освободили город Белгород-Днестровский (Аккерман).
- По призыву Коммунистической партии трудящиеся Марселя подняли восстание против фашистских оккупантов.
- 23 августа
- Войска 1-го Украинского фронта освободили город Дембицу.
- Антифашистское вооружённое восстание в Румынии и свержение правительства Антонеску.
- 24 августа — в ходе Ясско-Кишинёвской операции освобождён Кишинёв[33].
- 25 августа
- В Париж вошли основные силы французской танковой дивизии генерала Леклерка. Немецкий гарнизон, почти не сопротивляясь, капитулировал[34].
- Министр иностранных дел Финляндии Карл Энкель через посла СССР в Стокгольме А. М. Коллонтай обратился к СССР с просьбой принять финскую делегацию для переговоров о заключении перемирия[35].
- 26 августа — премьер-министр Египта Мустафа Наххас выступил с критикой Англо-египетского договора 1936 года[36].
- 28 августа — союзные войска в Италии возобновили наступление, имея задачей выход в долину реки По[11].
- 30 августа — Верховный Совет Литвы принял закон «О ликвидации последствий немецкой оккупации в сельском хозяйстве Литовской ССР», восстановивший советскую систему землепользования[37].
- 31 августа — правительство Финляндии согласилось с предварительными условиями СССР для заключения перемирия. Премьер-министр Финляндии Антти Хакцелль объявил об этом в своей речи по радио[35].
Сентябрь
- 6 сентября — Польский комитет национального освобождения издал декрет об аграрной реформе, отменяющий в Польше помещичье землевладение[38].
- 7 сентября — Германия начала обстрелы Англии баллистическими ракетами «Фау-2»[39].
- 8 сентября — на острове Корсика началось антифашистское восстание[40].
- 9 сентября — Советские войска объявляют войну и входят в Болгарское царство, где в результате революции власть переходит к коммунистам.
- 12 сентября — союзниками подписан «Протокол Соглашения между правительствами СССР, США и Соединённого Королевства о зонах оккупации Германии и об управлении „Большим Берлином“»[41].
- 13 сентября — части «Сражающейся Франции» начинают высадку на острове Корсика[40].
- 14 сентября — переход в наступление Прибалтийских фронтов, начало Прибалтийской операции.
- 15 сентября — союзные войска в Италии начали операцию по прорыву Готской линии.
- 17 сентября — начало Голландской операции.
- 22 сентября — Освобождение Таллина в результате Таллинской операции.
- 29 сентября — Катастрофа B-25 под Хилком.
Октябрь
- 1 октября — в Гватемале в процессе восстановления профсоюзов создана Конфедерация трудящихся Гватемалы[42].
- 4 октября — завершено освобождение частями «Сражающейся Франции» острова Корсика[40].
- 7 октября — начало Петсамо-Киркенесской операции.
- 10 октября — в Египте отправлено в отставку правительство Мустафы Наххаса. Новым премьер-министром назначен представитель партии Саад Ахмед Махир[36].
- 13 октября — освобождение Риги в результате Рижской операции[43].
- 20 октября
- Красная Армия и НОАЮ освободили столицу Югославии Белград.
- Возглавленное капитаном Хакобо Арбенсом восстание в Гватемале положило начало десятилетнему революционному процессу[44]. Президент Федерико Понсе Вайдес скрылся в иностранном посольстве, власть перешла к Революционной правительственной хунте во главе с майором Франсиско Араной[45].
- В Берате собрался Антифашистский национально-освободительный совет Албании. Сформирован Антифашистский комитет национального-освобождения Албании (правительство) во главе с лидером Коммунистической партии Албании Энвером Ходжей[13].
- 25 октября — первый налёт отряда камикадзе во главе с лейтенантом Юкио Сэки на американские позиции у берегов Филиппин.
- 29 октября — Национально-освободительная армия Албании начинает битву за Тирану[13].
Ноябрь
- 7 ноября
- Президентские выборы в США. Победу в четвёртый раз одержал президент Франклин Рузвельт.
- В Минске открыт Белорусский государственный музей истории Великой Отечественной войны.
- 17 ноября — Национально-освободительная армия Албании вошла в столицу страны Тирану[13].
- 26 ноября — Съезд народных комитетов Закарпатской Украины в Мукачево принял манифест о воссоединении Закарпатской Украины с Украинской Советской Социалистической Республикой[46].
- 29 ноября — Национально-освободительная армия Албании заняла город Шкодер, завершив освобождение страны[47].
- 30 ноября — германская подводная лодка высаживает на побережье США агентов РСХА, которым приказано установить в Нью-Йорке радиомаяки для германских баллистических ракет (Операция «Эльстер»). Агенты арестованы в течение месяца, так и не выполнив задачи[48].
Декабрь
- 7 декабря — в Чикаго принята и подписана Конвенция о международной гражданской авиации.
- 15 декабря — Временное демократическое правительство Албании приняло закон об установлении государственного контроля над всеми албанскими предприятиями и акционерными обществами[13].
- 16 декабря — начало наступления немецкой армии в Арденнах (см. Арденнская операция).
- 22 декабря — в провинции Каобанг создан первый отряд освободительной армии Вьетнама[49].
- 31 декабря — Крайова рада народова преобразовала Польский комитет национального освобождения во Временное правительство Польской республики[2].
Без точных дат
- Началась гражданская война в Греции.
Наука
Спорт
Музыка
Кино
Театр
Напишите отзыв о статье "1944 год"
Литература
Изобразительное искусство СССР
Авиация
Общественный транспорт
Метрополитен
Железнодорожный транспорт
Персоны года
Человек года по версии журнала Time — Дуайт Эйзенхауэр, генерал, командующий войсками союзников в Западной Европе.
Родились
См. также: Категория:Родившиеся в 1944 году
Январь
- 1 января — Абдул Хамид, бангладешский политический и государственный деятель, президент с 2013 года.
- 9 января — Джимми Пейдж, английский музыкант, участник Led Zeppelin.
- 12 января — Джо Фрейзер, американский боксёр (ум. 2011).
- 23 января — Сергей Белов, советский баскетболист и тренер, олимпийский чемпион (ум. в 2013).
- 24 января — Дэвид Герролд, американский писатель-фантаст, сценарист.
Февраль
- 1 февраля — Эра Зиганшина, советская и российская актриса театра и кино, народная артистка России
- 10 февраля — Вернор Виндж, американский писатель-фантаст и математик.
- 12 февраля — Людмила Гнилова, Российская актриса и дубляжа актёр озувчивали мультфильмов.
- 14 февраля — Карл Бернстин, американский журналист.
- 23 февраля — Олег Янковский, актёр театра и кино, режиссёр, народный артист СССР (ум. в 2009).
- 23 февраля — Бернард Корнуэлл, английский писатель.
Март
- 8 марта — Сергей Яковлевич Никитин, российский бард.
- 13 марта — Игорь Кио, артист цирка, иллюзионист, почётный академик Национальной академии циркового искусства РФ, народный артист РФ (ум. в 2006).
- 21 марта — Тимоти Далтон, английский актёр.
- 26 марта — Дайана Росс, американская певица.
Апрель
- 7 апреля — Герхард Шрёдер, немецкий политик, 7-й федеральный канцлер Германии.
- 8 апреля — Николай Лавров, советский и российский актёр театра и кино.
- 11 апреля — Джон Милиус, знаменитый американский режиссёр, создатель таких известных кинолент как Конан-варвар и Красный рассвет.
- 16 апреля — Деннис Рассел Дэвис, известный американский дирижёр и пианист.
- 20 апреля — Владимир Долинский, советский и российский актёр, телеведущий.
- 23 апреля — Наталья Нестерова, художник, профессор живописи Российской академии художеств.
Май
- 9 мая — Шукур Тебуев, известный карачаевский актёр, поэт, прозаик, журналист, режиссёр, сценарист.
- 13 мая — Аман Тулеев, российский политик, губернатор Кемеровской области.
- 14 мая — Джордж Лукас, американский кинорежиссёр, продюсер, сценарист.
- 20 мая — Джо Кокер, певец.
Июнь
- 6 июня — Лаймонас Тапинас, литовский эссеист, прозаик, журналист.
- 10 июня — Валентин Смирнитский, советский и российский актёр.
- 13 июня — Пан Ги Мун, генеральный секретарь ООН с 2007 года.
- 26 июня — Геннадий Зюганов, российский политический деятель, председатель Совета Союза компартий — КПСС (c 2001).
Июль
- 3 июля — Юрий Васильевич Истомин, советский футболист, защитник (ум. 1999).
- 13 июля — Борис Владимирович Клюев, советский и российский актёр театра и кино.
- 31 июля — Джеральдина Чаплин, американская и британская актриса.
Август
- 20 августа — Ганди, Раджив, индийский политический деятель, премьер-министр Индии в 1984—1989 (ум. в 1991).
- 25 августа — Соловьёв, Сергей Александрович (кинорежиссёр), советский и российский кинорежиссёр, сценарист, народный артист России.
- 28 августа — Юдит Вихар, венгерский историк литературы, учёный-японист, переводчица, хайку-поэтесса.
Сентябрь
- 2 сентября — Александр Филиппенко, советский и российский актёр.
- 12 сентября — Леонард Пелтиер, активист движения американских индейцев.
- 12 сентября — Владимир Спиваков, советский и российский дирижёр и скрипач.
- 25 сентября — Майкл Дуглас, американский актёр и продюсер.
Октябрь
- 2 октября — Олег Марусев, советский и российский актёр театра и кино.
- 6 октября — Борис Михайлов, советский хоккеист, советский и российский тренер.
- 14 октября — Вадим Спиридонов, советский киноактёр, Заслуженный артист РСФСР (ум. в 1989).
- 24 октября — Виктор Прокопенко, советский и украинский футбольный тренер (ум. в 2007).
- 27 октября — Николай Караченцов, советский и российский актёр театра и кино, Народный артист РСФСР (1989).
Ноябрь
- 17 ноября — Александр Метревели, советский теннисист, спортивный комментатор.
- 10 ноября — Аскар Акаев, киргизский государственный и политический деятель, с 1990 по 2005 — президент Киргизской Республики.
- 17 ноября — Дэнни Де Вито, американский актёр, режиссёр, продюсер.
- 25 ноября — Владимир Яковлев, российский политик, губернатор Санкт-Петербурга (1996—2003).
Декабрь
- 9 декабря — Михаил Пиотровский, российский учёный, директор Эрмитажа.
- 10 декабря — Андрис Берзиньш, президент Латвии с 2011 года.
- 19 декабря — Вертинская, Анастасия Александровна, советская и российская актриса театра и кино, народная артистка РСФСР.
- 25 декабря — Жаирзиньо, бразильский футболист, полузащитник, игрок национальной сборной.
Скончались
См. также: Категория:Умершие в 1944 году Список умерших в 1944 году
- 3 января — Юргис Балтрушайтис, русский и литовский поэт, дипломат.
- 9 января — Антанас Сметона, президент Литвы в 1919—1920, 1926—1940.
- 10 января — Константин Александрович Миньяр-Белоручев, выдающийся российский и советский виолончелист, педагог, композитор, заслуженный деятель искусств Грузинской ССР (1933).
- 17 февраля — Валя Котик, пионер, партизан-разведчик, Герой Советского Союза (род. 1930).
- 14 марта — Павел Григорьевич Чесноков, русский композитор, дирижёр, церковный регент, профессор московской консерватории, автор первого российского монументального труда по хороведению «Хор и управление им».
- 14 мая — Фаддей Зелинский, русский и польский филолог.
- 25 мая — Милка Боснич, Народный герой Югославии.
- 6 июля — Таня Савичева, ленинградская школьница, автор «Блокадного дневника».
- 17 июля — Дьюла Альпари — венгерский коммунистический политический деятель и журналист.
- 31 июля — Антуан де Сент-Экзюпери, французский писатель.
- 1 августа — Мануэль Луис Кесон-и-Молина, президент Филиппин в 1935—1944 годах (род. 1878).
- 25 августа — Муса Джалиль, татарский советский поэт, Герой Советского Союза (1956). Член ВКП(б) с 1929 года.
- 1 ноября — Шарль Диль, французский историк.
- 9 ноября — Фрэнк Джеймс Маршалл, американский шахматист.
- 21 ноября — Жозеф Мари Огюст Кайо, французский политик, премьер-министр Франции в 1911—1912 годах (род. 1863).
- 27 ноября — Теодор Буйницкий, польский поэт и журналист.
- 15 декабря — Гленн Миллер, американский джазовый исполнитель. Пропал без вести во время перелёта из Лондона в Париж.
- 19 декабря — Аббас II Хильми, хедив Египта в 1892—1914 годах (род. 1874).
- 31 декабря — Анна Афанасьевна Морозова разведчица, подпольщица, Герой Советского Союза.
Нобелевские премии
- Физика — Исидор Айзек Раби — «За резонансный метод измерений магнитных свойств атомных ядер».
- Химия —
- Медицина и физиология —
- Литература — Йоханнес Вильгельм Йенсен — «За редкую силу и богатство поэтического воображения в сочетании с интеллектуальной любознательностью и самобытностью творческого стиля».
- Премия мира — Международный комитет Красного Креста
См. также
|
Категория: Документы 1944 года в Викитеке? |
|---|
Примечания
- ↑ [www.ushmm.org/wlc/ru/article.php?ModuleId=10007095 Геноцид. Хронология].
- ↑ 1 2 БСЭ 3-е изд. т. 13 — С. 315.
- ↑ 1 2 БСЭ 3-е изд. т. 23 — С. 454.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 14 — С. 401.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 12 — С. 59.
- ↑ 1 2 3 4 Очерки истории Аргентины / М., Соцэкгиз, 1961 — С. 413.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 11 — С. 45.
- ↑ 1 2 БСЭ 3-е изд. т. 14 — С. 306.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 14 — С. 314.
- ↑ 1 2 СИЭ т. 1 — С. 395.
- ↑ 1 2 3 БСЭ 3-е изд. т. 11 — С. 46.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 14 — С. 417.
- ↑ 1 2 3 4 5 СИЭ т. 1 — С. 351.
- ↑ [www.worldstatesmen.org/Albania.html. Worldstatesmen.org. Albania. (англ.)]
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 5 — С. 54.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 13 — С. 206.
- ↑ Всеволод Овчинников, Горячий пепел. Хроника тайной гонки за обладание атомным оружием. / М. 1984 — С. 58.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 5 — С. 301.
- ↑ 1 2 3 4 Леонов Н. С. Очерки новой и новейшей истории стран Центральной Америки / М. 1975 — С. 258.
- ↑ 1 2 3 Похлёбкин В. В. Урхо Калева Кекконен. Политическая биография / М. 1985 ISBN 5-450-00049-9. — С. 142.
- ↑ [petrozavodsk.ru/party/celebration/#occasion1 День освобождения Петрозаводска]. Праздники 28 июня 2009 г.. Петрозаводск.ру. Проверено 28 июня 2009. [www.webcitation.org/6171iOY1W Архивировано из первоисточника 22 августа 2011]..
- ↑ [www.eleven.co.il/article/13100 Освенцим] — статья из Электронной еврейской энциклопедии
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 11 — С. 231.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 5 — С. 65.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 11 — С. 64.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 12 — С. 66.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 История Великой Отечественной войны Советского Союза / М. 1962; т. 4 — С. 678.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 16 — С. 299.
- ↑ События в Карском море 12 августа 1944 года описаны в повести Юрия Капралова «Конвой на Диксон».
- ↑ БСЭ 3-е издание т. 13 с. 276.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т.5 — С.146.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 6 — С. 376.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 16 — С. 429.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 14 — С. 282.
- ↑ 1 2 Похлёбкин В. В. Урхо Калева Кекконен. Политическая биография/М.1985 ISBN 5-450-00049-9. — С. 144.
- ↑ 1 2 Объединённая Арабская Республика / М. 1968 — С. 104.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 14 — С. 537.
- ↑ СИЭ т. 1 — С. 189.
- ↑ Всеволод Овчинников, Горячий пепел. Хроника тайной гонки за обладание атомным оружием. / М. 1984 — С. 59.
- ↑ 1 2 3 БСЭ 3-е изд. т. 13 — С. 218.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 13 — С. 514.
- ↑ Леонов Н. С. Очерки новой и новейшей истории стран Центральной Америки / М. 1975 — С. 262.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 14 — С. 183.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 6 — С. 159.
- ↑ Леонов Н. С. Очерки новой и новейшей истории стран Центральной Америки / М. 1975 — С. 259.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 9 — С. 303.
- ↑ СИЭ т. 1 — С. 344.
- ↑ Всеволод Овчинников, Горячий пепел. Хроника тайной гонки за обладание атомным оружием. / М. 1984 — С. 61.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 5 — С. 581.
| Календарь на 1944 год | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
Январь
|
Февраль
|
Март
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Апрель
|
Май
|
Июнь
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Июль
|
Август
|
Сентябрь
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Октябрь
|
Ноябрь
|
Декабрь
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий 1944 год
Один из них вел в поводу взятую у пленного рослую и красивую французскую лошадь.– Продай лошадь! – крикнул Денисов казаку.
– Изволь, ваше благородие…
Офицеры встали и окружили казаков и пленного француза. Французский драгун был молодой малый, альзасец, говоривший по французски с немецким акцентом. Он задыхался от волнения, лицо его было красно, и, услыхав французский язык, он быстро заговорил с офицерами, обращаясь то к тому, то к другому. Он говорил, что его бы не взяли; что он не виноват в том, что его взяли, а виноват le caporal, который послал его захватить попоны, что он ему говорил, что уже русские там. И ко всякому слову он прибавлял: mais qu'on ne fasse pas de mal a mon petit cheval [Но не обижайте мою лошадку,] и ласкал свою лошадь. Видно было, что он не понимал хорошенько, где он находится. Он то извинялся, что его взяли, то, предполагая перед собою свое начальство, выказывал свою солдатскую исправность и заботливость о службе. Он донес с собой в наш арьергард во всей свежести атмосферу французского войска, которое так чуждо было для нас.
Казаки отдали лошадь за два червонца, и Ростов, теперь, получив деньги, самый богатый из офицеров, купил ее.
– Mais qu'on ne fasse pas de mal a mon petit cheval, – добродушно сказал альзасец Ростову, когда лошадь передана была гусару.
Ростов, улыбаясь, успокоил драгуна и дал ему денег.
– Алё! Алё! – сказал казак, трогая за руку пленного, чтобы он шел дальше.
– Государь! Государь! – вдруг послышалось между гусарами.
Всё побежало, заторопилось, и Ростов увидал сзади по дороге несколько подъезжающих всадников с белыми султанами на шляпах. В одну минуту все были на местах и ждали. Ростов не помнил и не чувствовал, как он добежал до своего места и сел на лошадь. Мгновенно прошло его сожаление о неучастии в деле, его будничное расположение духа в кругу приглядевшихся лиц, мгновенно исчезла всякая мысль о себе: он весь поглощен был чувством счастия, происходящего от близости государя. Он чувствовал себя одною этою близостью вознагражденным за потерю нынешнего дня. Он был счастлив, как любовник, дождавшийся ожидаемого свидания. Не смея оглядываться во фронте и не оглядываясь, он чувствовал восторженным чутьем его приближение. И он чувствовал это не по одному звуку копыт лошадей приближавшейся кавалькады, но он чувствовал это потому, что, по мере приближения, всё светлее, радостнее и значительнее и праздничнее делалось вокруг него. Всё ближе и ближе подвигалось это солнце для Ростова, распространяя вокруг себя лучи кроткого и величественного света, и вот он уже чувствует себя захваченным этими лучами, он слышит его голос – этот ласковый, спокойный, величественный и вместе с тем столь простой голос. Как и должно было быть по чувству Ростова, наступила мертвая тишина, и в этой тишине раздались звуки голоса государя.
– Les huzards de Pavlograd? [Павлоградские гусары?] – вопросительно сказал он.
– La reserve, sire! [Резерв, ваше величество!] – отвечал чей то другой голос, столь человеческий после того нечеловеческого голоса, который сказал: Les huzards de Pavlograd?
Государь поровнялся с Ростовым и остановился. Лицо Александра было еще прекраснее, чем на смотру три дня тому назад. Оно сияло такою веселостью и молодостью, такою невинною молодостью, что напоминало ребяческую четырнадцатилетнюю резвость, и вместе с тем это было всё таки лицо величественного императора. Случайно оглядывая эскадрон, глаза государя встретились с глазами Ростова и не более как на две секунды остановились на них. Понял ли государь, что делалось в душе Ростова (Ростову казалось, что он всё понял), но он посмотрел секунды две своими голубыми глазами в лицо Ростова. (Мягко и кротко лился из них свет.) Потом вдруг он приподнял брови, резким движением ударил левой ногой лошадь и галопом поехал вперед.
Молодой император не мог воздержаться от желания присутствовать при сражении и, несмотря на все представления придворных, в 12 часов, отделившись от 3 й колонны, при которой он следовал, поскакал к авангарду. Еще не доезжая до гусар, несколько адъютантов встретили его с известием о счастливом исходе дела.
Сражение, состоявшее только в том, что захвачен эскадрон французов, было представлено как блестящая победа над французами, и потому государь и вся армия, особенно после того, как не разошелся еще пороховой дым на поле сражения, верили, что французы побеждены и отступают против своей воли. Несколько минут после того, как проехал государь, дивизион павлоградцев потребовали вперед. В самом Вишау, маленьком немецком городке, Ростов еще раз увидал государя. На площади города, на которой была до приезда государя довольно сильная перестрелка, лежало несколько человек убитых и раненых, которых не успели подобрать. Государь, окруженный свитою военных и невоенных, был на рыжей, уже другой, чем на смотру, энглизированной кобыле и, склонившись на бок, грациозным жестом держа золотой лорнет у глаза, смотрел в него на лежащего ничком, без кивера, с окровавленною головою солдата. Солдат раненый был так нечист, груб и гадок, что Ростова оскорбила близость его к государю. Ростов видел, как содрогнулись, как бы от пробежавшего мороза, сутуловатые плечи государя, как левая нога его судорожно стала бить шпорой бок лошади, и как приученная лошадь равнодушно оглядывалась и не трогалась с места. Слезший с лошади адъютант взял под руки солдата и стал класть на появившиеся носилки. Солдат застонал.
– Тише, тише, разве нельзя тише? – видимо, более страдая, чем умирающий солдат, проговорил государь и отъехал прочь.
Ростов видел слезы, наполнившие глаза государя, и слышал, как он, отъезжая, по французски сказал Чарторижскому:
– Какая ужасная вещь война, какая ужасная вещь! Quelle terrible chose que la guerre!
Войска авангарда расположились впереди Вишау, в виду цепи неприятельской, уступавшей нам место при малейшей перестрелке в продолжение всего дня. Авангарду объявлена была благодарность государя, обещаны награды, и людям роздана двойная порция водки. Еще веселее, чем в прошлую ночь, трещали бивачные костры и раздавались солдатские песни.
Денисов в эту ночь праздновал производство свое в майоры, и Ростов, уже довольно выпивший в конце пирушки, предложил тост за здоровье государя, но «не государя императора, как говорят на официальных обедах, – сказал он, – а за здоровье государя, доброго, обворожительного и великого человека; пьем за его здоровье и за верную победу над французами!»
– Коли мы прежде дрались, – сказал он, – и не давали спуску французам, как под Шенграбеном, что же теперь будет, когда он впереди? Мы все умрем, с наслаждением умрем за него. Так, господа? Может быть, я не так говорю, я много выпил; да я так чувствую, и вы тоже. За здоровье Александра первого! Урра!
– Урра! – зазвучали воодушевленные голоса офицеров.
И старый ротмистр Кирстен кричал воодушевленно и не менее искренно, чем двадцатилетний Ростов.
Когда офицеры выпили и разбили свои стаканы, Кирстен налил другие и, в одной рубашке и рейтузах, с стаканом в руке подошел к солдатским кострам и в величественной позе взмахнув кверху рукой, с своими длинными седыми усами и белой грудью, видневшейся из за распахнувшейся рубашки, остановился в свете костра.
– Ребята, за здоровье государя императора, за победу над врагами, урра! – крикнул он своим молодецким, старческим, гусарским баритоном.
Гусары столпились и дружно отвечали громким криком.
Поздно ночью, когда все разошлись, Денисов потрепал своей коротенькой рукой по плечу своего любимца Ростова.
– Вот на походе не в кого влюбиться, так он в ца'я влюбился, – сказал он.
– Денисов, ты этим не шути, – крикнул Ростов, – это такое высокое, такое прекрасное чувство, такое…
– Ве'ю, ве'ю, д'ужок, и 'азделяю и одоб'яю…
– Нет, не понимаешь!
И Ростов встал и пошел бродить между костров, мечтая о том, какое было бы счастие умереть, не спасая жизнь (об этом он и не смел мечтать), а просто умереть в глазах государя. Он действительно был влюблен и в царя, и в славу русского оружия, и в надежду будущего торжества. И не он один испытывал это чувство в те памятные дни, предшествующие Аустерлицкому сражению: девять десятых людей русской армии в то время были влюблены, хотя и менее восторженно, в своего царя и в славу русского оружия.
На следующий день государь остановился в Вишау. Лейб медик Вилье несколько раз был призываем к нему. В главной квартире и в ближайших войсках распространилось известие, что государь был нездоров. Он ничего не ел и дурно спал эту ночь, как говорили приближенные. Причина этого нездоровья заключалась в сильном впечатлении, произведенном на чувствительную душу государя видом раненых и убитых.
На заре 17 го числа в Вишау был препровожден с аванпостов французский офицер, приехавший под парламентерским флагом, требуя свидания с русским императором. Офицер этот был Савари. Государь только что заснул, и потому Савари должен был дожидаться. В полдень он был допущен к государю и через час поехал вместе с князем Долгоруковым на аванпосты французской армии.
Как слышно было, цель присылки Савари состояла в предложении свидания императора Александра с Наполеоном. В личном свидании, к радости и гордости всей армии, было отказано, и вместо государя князь Долгоруков, победитель при Вишау, был отправлен вместе с Савари для переговоров с Наполеоном, ежели переговоры эти, против чаяния, имели целью действительное желание мира.
Ввечеру вернулся Долгоруков, прошел прямо к государю и долго пробыл у него наедине.
18 и 19 ноября войска прошли еще два перехода вперед, и неприятельские аванпосты после коротких перестрелок отступали. В высших сферах армии с полдня 19 го числа началось сильное хлопотливо возбужденное движение, продолжавшееся до утра следующего дня, 20 го ноября, в который дано было столь памятное Аустерлицкое сражение.
До полудня 19 числа движение, оживленные разговоры, беготня, посылки адъютантов ограничивались одной главной квартирой императоров; после полудня того же дня движение передалось в главную квартиру Кутузова и в штабы колонных начальников. Вечером через адъютантов разнеслось это движение по всем концам и частям армии, и в ночь с 19 на 20 поднялась с ночлегов, загудела говором и заколыхалась и тронулась громадным девятиверстным холстом 80 титысячная масса союзного войска.
Сосредоточенное движение, начавшееся поутру в главной квартире императоров и давшее толчок всему дальнейшему движению, было похоже на первое движение серединного колеса больших башенных часов. Медленно двинулось одно колесо, повернулось другое, третье, и всё быстрее и быстрее пошли вертеться колеса, блоки, шестерни, начали играть куранты, выскакивать фигуры, и мерно стали подвигаться стрелки, показывая результат движения.
Как в механизме часов, так и в механизме военного дела, так же неудержимо до последнего результата раз данное движение, и так же безучастно неподвижны, за момент до передачи движения, части механизма, до которых еще не дошло дело. Свистят на осях колеса, цепляясь зубьями, шипят от быстроты вертящиеся блоки, а соседнее колесо так же спокойно и неподвижно, как будто оно сотни лет готово простоять этою неподвижностью; но пришел момент – зацепил рычаг, и, покоряясь движению, трещит, поворачиваясь, колесо и сливается в одно действие, результат и цель которого ему непонятны.
Как в часах результат сложного движения бесчисленных различных колес и блоков есть только медленное и уравномеренное движение стрелки, указывающей время, так и результатом всех сложных человеческих движений этих 1000 русских и французов – всех страстей, желаний, раскаяний, унижений, страданий, порывов гордости, страха, восторга этих людей – был только проигрыш Аустерлицкого сражения, так называемого сражения трех императоров, т. е. медленное передвижение всемирно исторической стрелки на циферблате истории человечества.
Князь Андрей был в этот день дежурным и неотлучно при главнокомандующем.
В 6 м часу вечера Кутузов приехал в главную квартиру императоров и, недолго пробыв у государя, пошел к обер гофмаршалу графу Толстому.
Болконский воспользовался этим временем, чтобы зайти к Долгорукову узнать о подробностях дела. Князь Андрей чувствовал, что Кутузов чем то расстроен и недоволен, и что им недовольны в главной квартире, и что все лица императорской главной квартиры имеют с ним тон людей, знающих что то такое, чего другие не знают; и поэтому ему хотелось поговорить с Долгоруковым.
– Ну, здравствуйте, mon cher, – сказал Долгоруков, сидевший с Билибиным за чаем. – Праздник на завтра. Что ваш старик? не в духе?
– Не скажу, чтобы был не в духе, но ему, кажется, хотелось бы, чтоб его выслушали.
– Да его слушали на военном совете и будут слушать, когда он будет говорить дело; но медлить и ждать чего то теперь, когда Бонапарт боится более всего генерального сражения, – невозможно.
– Да вы его видели? – сказал князь Андрей. – Ну, что Бонапарт? Какое впечатление он произвел на вас?
– Да, видел и убедился, что он боится генерального сражения более всего на свете, – повторил Долгоруков, видимо, дорожа этим общим выводом, сделанным им из его свидания с Наполеоном. – Ежели бы он не боялся сражения, для чего бы ему было требовать этого свидания, вести переговоры и, главное, отступать, тогда как отступление так противно всей его методе ведения войны? Поверьте мне: он боится, боится генерального сражения, его час настал. Это я вам говорю.
– Но расскажите, как он, что? – еще спросил князь Андрей.
– Он человек в сером сюртуке, очень желавший, чтобы я ему говорил «ваше величество», но, к огорчению своему, не получивший от меня никакого титула. Вот это какой человек, и больше ничего, – отвечал Долгоруков, оглядываясь с улыбкой на Билибина.
– Несмотря на мое полное уважение к старому Кутузову, – продолжал он, – хороши мы были бы все, ожидая чего то и тем давая ему случай уйти или обмануть нас, тогда как теперь он верно в наших руках. Нет, не надобно забывать Суворова и его правила: не ставить себя в положение атакованного, а атаковать самому. Поверьте, на войне энергия молодых людей часто вернее указывает путь, чем вся опытность старых кунктаторов.
– Но в какой же позиции мы атакуем его? Я был на аванпостах нынче, и нельзя решить, где он именно стоит с главными силами, – сказал князь Андрей.
Ему хотелось высказать Долгорукову свой, составленный им, план атаки.
– Ах, это совершенно всё равно, – быстро заговорил Долгоруков, вставая и раскрывая карту на столе. – Все случаи предвидены: ежели он стоит у Брюнна…
И князь Долгоруков быстро и неясно рассказал план флангового движения Вейротера.
Князь Андрей стал возражать и доказывать свой план, который мог быть одинаково хорош с планом Вейротера, но имел тот недостаток, что план Вейротера уже был одобрен. Как только князь Андрей стал доказывать невыгоды того и выгоды своего, князь Долгоруков перестал его слушать и рассеянно смотрел не на карту, а на лицо князя Андрея.
– Впрочем, у Кутузова будет нынче военный совет: вы там можете всё это высказать, – сказал Долгоруков.
– Я это и сделаю, – сказал князь Андрей, отходя от карты.
– И о чем вы заботитесь, господа? – сказал Билибин, до сих пор с веселой улыбкой слушавший их разговор и теперь, видимо, собираясь пошутить. – Будет ли завтра победа или поражение, слава русского оружия застрахована. Кроме вашего Кутузова, нет ни одного русского начальника колонн. Начальники: Неrr general Wimpfen, le comte de Langeron, le prince de Lichtenstein, le prince de Hohenloe et enfin Prsch… prsch… et ainsi de suite, comme tous les noms polonais. [Вимпфен, граф Ланжерон, князь Лихтенштейн, Гогенлое и еще Пришпршипрш, как все польские имена.]
– Taisez vous, mauvaise langue, [Удержите ваше злоязычие.] – сказал Долгоруков. – Неправда, теперь уже два русских: Милорадович и Дохтуров, и был бы 3 й, граф Аракчеев, но у него нервы слабы.
– Однако Михаил Иларионович, я думаю, вышел, – сказал князь Андрей. – Желаю счастия и успеха, господа, – прибавил он и вышел, пожав руки Долгорукову и Бибилину.
Возвращаясь домой, князь Андрей не мог удержаться, чтобы не спросить молчаливо сидевшего подле него Кутузова, о том, что он думает о завтрашнем сражении?
Кутузов строго посмотрел на своего адъютанта и, помолчав, ответил:
– Я думаю, что сражение будет проиграно, и я так сказал графу Толстому и просил его передать это государю. Что же, ты думаешь, он мне ответил? Eh, mon cher general, je me mele de riz et des et cotelettes, melez vous des affaires de la guerre. [И, любезный генерал! Я занят рисом и котлетами, а вы занимайтесь военными делами.] Да… Вот что мне отвечали!
В 10 м часу вечера Вейротер с своими планами переехал на квартиру Кутузова, где и был назначен военный совет. Все начальники колонн были потребованы к главнокомандующему, и, за исключением князя Багратиона, который отказался приехать, все явились к назначенному часу.
Вейротер, бывший полным распорядителем предполагаемого сражения, представлял своею оживленностью и торопливостью резкую противоположность с недовольным и сонным Кутузовым, неохотно игравшим роль председателя и руководителя военного совета. Вейротер, очевидно, чувствовал себя во главе.движения, которое стало уже неудержимо. Он был, как запряженная лошадь, разбежавшаяся с возом под гору. Он ли вез, или его гнало, он не знал; но он несся во всю возможную быстроту, не имея времени уже обсуждать того, к чему поведет это движение. Вейротер в этот вечер был два раза для личного осмотра в цепи неприятеля и два раза у государей, русского и австрийского, для доклада и объяснений, и в своей канцелярии, где он диктовал немецкую диспозицию. Он, измученный, приехал теперь к Кутузову.
Он, видимо, так был занят, что забывал даже быть почтительным с главнокомандующим: он перебивал его, говорил быстро, неясно, не глядя в лицо собеседника, не отвечая на деланные ему вопросы, был испачкан грязью и имел вид жалкий, измученный, растерянный и вместе с тем самонадеянный и гордый.
Кутузов занимал небольшой дворянский замок около Остралиц. В большой гостиной, сделавшейся кабинетом главнокомандующего, собрались: сам Кутузов, Вейротер и члены военного совета. Они пили чай. Ожидали только князя Багратиона, чтобы приступить к военному совету. В 8 м часу приехал ординарец Багратиона с известием, что князь быть не может. Князь Андрей пришел доложить о том главнокомандующему и, пользуясь прежде данным ему Кутузовым позволением присутствовать при совете, остался в комнате.
– Так как князь Багратион не будет, то мы можем начинать, – сказал Вейротер, поспешно вставая с своего места и приближаясь к столу, на котором была разложена огромная карта окрестностей Брюнна.
Кутузов в расстегнутом мундире, из которого, как бы освободившись, выплыла на воротник его жирная шея, сидел в вольтеровском кресле, положив симметрично пухлые старческие руки на подлокотники, и почти спал. На звук голоса Вейротера он с усилием открыл единственный глаз.
– Да, да, пожалуйста, а то поздно, – проговорил он и, кивнув головой, опустил ее и опять закрыл глаза.
Ежели первое время члены совета думали, что Кутузов притворялся спящим, то звуки, которые он издавал носом во время последующего чтения, доказывали, что в эту минуту для главнокомандующего дело шло о гораздо важнейшем, чем о желании выказать свое презрение к диспозиции или к чему бы то ни было: дело шло для него о неудержимом удовлетворении человеческой потребности – .сна. Он действительно спал. Вейротер с движением человека, слишком занятого для того, чтобы терять хоть одну минуту времени, взглянул на Кутузова и, убедившись, что он спит, взял бумагу и громким однообразным тоном начал читать диспозицию будущего сражения под заглавием, которое он тоже прочел:
«Диспозиция к атаке неприятельской позиции позади Кобельница и Сокольница, 20 ноября 1805 года».
Диспозиция была очень сложная и трудная. В оригинальной диспозиции значилось:
Da der Feind mit seinerien linken Fluegel an die mit Wald bedeckten Berge lehnt und sich mit seinerien rechten Fluegel laengs Kobeinitz und Sokolienitz hinter die dort befindIichen Teiche zieht, wir im Gegentheil mit unserem linken Fluegel seinen rechten sehr debordiren, so ist es vortheilhaft letzteren Fluegel des Feindes zu attakiren, besondere wenn wir die Doerfer Sokolienitz und Kobelienitz im Besitze haben, wodurch wir dem Feind zugleich in die Flanke fallen und ihn auf der Flaeche zwischen Schlapanitz und dem Thuerassa Walde verfolgen koennen, indem wir dem Defileen von Schlapanitz und Bellowitz ausweichen, welche die feindliche Front decken. Zu dieserien Endzwecke ist es noethig… Die erste Kolonne Marieschirt… die zweite Kolonne Marieschirt… die dritte Kolonne Marieschirt… [Так как неприятель опирается левым крылом своим на покрытые лесом горы, а правым крылом тянется вдоль Кобельница и Сокольница позади находящихся там прудов, а мы, напротив, превосходим нашим левым крылом его правое, то выгодно нам атаковать сие последнее неприятельское крыло, особливо если мы займем деревни Сокольниц и Кобельниц, будучи поставлены в возможность нападать на фланг неприятеля и преследовать его в равнине между Шлапаницем и лесом Тюрасским, избегая вместе с тем дефилеи между Шлапаницем и Беловицем, которою прикрыт неприятельский фронт. Для этой цели необходимо… Первая колонна марширует… вторая колонна марширует… третья колонна марширует…] и т. д., читал Вейротер. Генералы, казалось, неохотно слушали трудную диспозицию. Белокурый высокий генерал Буксгевден стоял, прислонившись спиною к стене, и, остановив свои глаза на горевшей свече, казалось, не слушал и даже не хотел, чтобы думали, что он слушает. Прямо против Вейротера, устремив на него свои блестящие открытые глаза, в воинственной позе, оперев руки с вытянутыми наружу локтями на колени, сидел румяный Милорадович с приподнятыми усами и плечами. Он упорно молчал, глядя в лицо Вейротера, и спускал с него глаза только в то время, когда австрийский начальник штаба замолкал. В это время Милорадович значительно оглядывался на других генералов. Но по значению этого значительного взгляда нельзя было понять, был ли он согласен или несогласен, доволен или недоволен диспозицией. Ближе всех к Вейротеру сидел граф Ланжерон и с тонкой улыбкой южного французского лица, не покидавшей его во всё время чтения, глядел на свои тонкие пальцы, быстро перевертывавшие за углы золотую табакерку с портретом. В середине одного из длиннейших периодов он остановил вращательное движение табакерки, поднял голову и с неприятною учтивостью на самых концах тонких губ перебил Вейротера и хотел сказать что то; но австрийский генерал, не прерывая чтения, сердито нахмурился и замахал локтями, как бы говоря: потом, потом вы мне скажете свои мысли, теперь извольте смотреть на карту и слушать. Ланжерон поднял глаза кверху с выражением недоумения, оглянулся на Милорадовича, как бы ища объяснения, но, встретив значительный, ничего не значущий взгляд Милорадовича, грустно опустил глаза и опять принялся вертеть табакерку.
– Une lecon de geographie, [Урок из географии,] – проговорил он как бы про себя, но довольно громко, чтобы его слышали.
Пржебышевский с почтительной, но достойной учтивостью пригнул рукой ухо к Вейротеру, имея вид человека, поглощенного вниманием. Маленький ростом Дохтуров сидел прямо против Вейротера с старательным и скромным видом и, нагнувшись над разложенною картой, добросовестно изучал диспозиции и неизвестную ему местность. Он несколько раз просил Вейротера повторять нехорошо расслышанные им слова и трудные наименования деревень. Вейротер исполнял его желание, и Дохтуров записывал.
Когда чтение, продолжавшееся более часу, было кончено, Ланжерон, опять остановив табакерку и не глядя на Вейротера и ни на кого особенно, начал говорить о том, как трудно было исполнить такую диспозицию, где положение неприятеля предполагается известным, тогда как положение это может быть нам неизвестно, так как неприятель находится в движении. Возражения Ланжерона были основательны, но было очевидно, что цель этих возражений состояла преимущественно в желании дать почувствовать генералу Вейротеру, столь самоуверенно, как школьникам ученикам, читавшему свою диспозицию, что он имел дело не с одними дураками, а с людьми, которые могли и его поучить в военном деле. Когда замолк однообразный звук голоса Вейротера, Кутузов открыл глава, как мельник, который просыпается при перерыве усыпительного звука мельничных колес, прислушался к тому, что говорил Ланжерон, и, как будто говоря: «а вы всё еще про эти глупости!» поспешно закрыл глаза и еще ниже опустил голову.
Стараясь как можно язвительнее оскорбить Вейротера в его авторском военном самолюбии, Ланжерон доказывал, что Бонапарте легко может атаковать, вместо того, чтобы быть атакованным, и вследствие того сделать всю эту диспозицию совершенно бесполезною. Вейротер на все возражения отвечал твердой презрительной улыбкой, очевидно вперед приготовленной для всякого возражения, независимо от того, что бы ему ни говорили.
– Ежели бы он мог атаковать нас, то он нынче бы это сделал, – сказал он.
– Вы, стало быть, думаете, что он бессилен, – сказал Ланжерон.
– Много, если у него 40 тысяч войска, – отвечал Вейротер с улыбкой доктора, которому лекарка хочет указать средство лечения.
– В таком случае он идет на свою погибель, ожидая нашей атаки, – с тонкой иронической улыбкой сказал Ланжерон, за подтверждением оглядываясь опять на ближайшего Милорадовича.
Но Милорадович, очевидно, в эту минуту думал менее всего о том, о чем спорили генералы.
– Ma foi, [Ей Богу,] – сказал он, – завтра всё увидим на поле сражения.
Вейротер усмехнулся опять тою улыбкой, которая говорила, что ему смешно и странно встречать возражения от русских генералов и доказывать то, в чем не только он сам слишком хорошо был уверен, но в чем уверены были им государи императоры.
– Неприятель потушил огни, и слышен непрерывный шум в его лагере, – сказал он. – Что это значит? – Или он удаляется, чего одного мы должны бояться, или он переменяет позицию (он усмехнулся). Но даже ежели бы он и занял позицию в Тюрасе, он только избавляет нас от больших хлопот, и распоряжения все, до малейших подробностей, остаются те же.
– Каким же образом?.. – сказал князь Андрей, уже давно выжидавший случая выразить свои сомнения.
Кутузов проснулся, тяжело откашлялся и оглянул генералов.
– Господа, диспозиция на завтра, даже на нынче (потому что уже первый час), не может быть изменена, – сказал он. – Вы ее слышали, и все мы исполним наш долг. А перед сражением нет ничего важнее… (он помолчал) как выспаться хорошенько.
Он сделал вид, что привстает. Генералы откланялись и удалились. Было уже за полночь. Князь Андрей вышел.
Военный совет, на котором князю Андрею не удалось высказать свое мнение, как он надеялся, оставил в нем неясное и тревожное впечатление. Кто был прав: Долгоруков с Вейротером или Кутузов с Ланжероном и др., не одобрявшими план атаки, он не знал. «Но неужели нельзя было Кутузову прямо высказать государю свои мысли? Неужели это не может иначе делаться? Неужели из за придворных и личных соображений должно рисковать десятками тысяч и моей, моей жизнью?» думал он.
«Да, очень может быть, завтра убьют», подумал он. И вдруг, при этой мысли о смерти, целый ряд воспоминаний, самых далеких и самых задушевных, восстал в его воображении; он вспоминал последнее прощание с отцом и женою; он вспоминал первые времена своей любви к ней! Вспомнил о ее беременности, и ему стало жалко и ее и себя, и он в нервично размягченном и взволнованном состоянии вышел из избы, в которой он стоял с Несвицким, и стал ходить перед домом.
Ночь была туманная, и сквозь туман таинственно пробивался лунный свет. «Да, завтра, завтра! – думал он. – Завтра, может быть, всё будет кончено для меня, всех этих воспоминаний не будет более, все эти воспоминания не будут иметь для меня более никакого смысла. Завтра же, может быть, даже наверное, завтра, я это предчувствую, в первый раз мне придется, наконец, показать всё то, что я могу сделать». И ему представилось сражение, потеря его, сосредоточение боя на одном пункте и замешательство всех начальствующих лиц. И вот та счастливая минута, тот Тулон, которого так долго ждал он, наконец, представляется ему. Он твердо и ясно говорит свое мнение и Кутузову, и Вейротеру, и императорам. Все поражены верностью его соображения, но никто не берется исполнить его, и вот он берет полк, дивизию, выговаривает условие, чтобы уже никто не вмешивался в его распоряжения, и ведет свою дивизию к решительному пункту и один одерживает победу. А смерть и страдания? говорит другой голос. Но князь Андрей не отвечает этому голосу и продолжает свои успехи. Диспозиция следующего сражения делается им одним. Он носит звание дежурного по армии при Кутузове, но делает всё он один. Следующее сражение выиграно им одним. Кутузов сменяется, назначается он… Ну, а потом? говорит опять другой голос, а потом, ежели ты десять раз прежде этого не будешь ранен, убит или обманут; ну, а потом что ж? – «Ну, а потом, – отвечает сам себе князь Андрей, – я не знаю, что будет потом, не хочу и не могу знать: но ежели хочу этого, хочу славы, хочу быть известным людям, хочу быть любимым ими, то ведь я не виноват, что я хочу этого, что одного этого я хочу, для одного этого я живу. Да, для одного этого! Я никогда никому не скажу этого, но, Боже мой! что же мне делать, ежели я ничего не люблю, как только славу, любовь людскую. Смерть, раны, потеря семьи, ничто мне не страшно. И как ни дороги, ни милы мне многие люди – отец, сестра, жена, – самые дорогие мне люди, – но, как ни страшно и неестественно это кажется, я всех их отдам сейчас за минуту славы, торжества над людьми, за любовь к себе людей, которых я не знаю и не буду знать, за любовь вот этих людей», подумал он, прислушиваясь к говору на дворе Кутузова. На дворе Кутузова слышались голоса укладывавшихся денщиков; один голос, вероятно, кучера, дразнившего старого Кутузовского повара, которого знал князь Андрей, и которого звали Титом, говорил: «Тит, а Тит?»
– Ну, – отвечал старик.
– Тит, ступай молотить, – говорил шутник.
– Тьфу, ну те к чорту, – раздавался голос, покрываемый хохотом денщиков и слуг.
«И все таки я люблю и дорожу только торжеством над всеми ими, дорожу этой таинственной силой и славой, которая вот тут надо мной носится в этом тумане!»
Ростов в эту ночь был со взводом во фланкёрской цепи, впереди отряда Багратиона. Гусары его попарно были рассыпаны в цепи; сам он ездил верхом по этой линии цепи, стараясь преодолеть сон, непреодолимо клонивший его. Назади его видно было огромное пространство неясно горевших в тумане костров нашей армии; впереди его была туманная темнота. Сколько ни вглядывался Ростов в эту туманную даль, он ничего не видел: то серелось, то как будто чернелось что то; то мелькали как будто огоньки, там, где должен быть неприятель; то ему думалось, что это только в глазах блестит у него. Глаза его закрывались, и в воображении представлялся то государь, то Денисов, то московские воспоминания, и он опять поспешно открывал глаза и близко перед собой он видел голову и уши лошади, на которой он сидел, иногда черные фигуры гусар, когда он в шести шагах наезжал на них, а вдали всё ту же туманную темноту. «Отчего же? очень может быть, – думал Ростов, – что государь, встретив меня, даст поручение, как и всякому офицеру: скажет: „Поезжай, узнай, что там“. Много рассказывали же, как совершенно случайно он узнал так какого то офицера и приблизил к себе. Что, ежели бы он приблизил меня к себе! О, как бы я охранял его, как бы я говорил ему всю правду, как бы я изобличал его обманщиков», и Ростов, для того чтобы живо представить себе свою любовь и преданность государю, представлял себе врага или обманщика немца, которого он с наслаждением не только убивал, но по щекам бил в глазах государя. Вдруг дальний крик разбудил Ростова. Он вздрогнул и открыл глаза.
«Где я? Да, в цепи: лозунг и пароль – дышло, Ольмюц. Экая досада, что эскадрон наш завтра будет в резервах… – подумал он. – Попрошусь в дело. Это, может быть, единственный случай увидеть государя. Да, теперь недолго до смены. Объеду еще раз и, как вернусь, пойду к генералу и попрошу его». Он поправился на седле и тронул лошадь, чтобы еще раз объехать своих гусар. Ему показалось, что было светлей. В левой стороне виднелся пологий освещенный скат и противоположный, черный бугор, казавшийся крутым, как стена. На бугре этом было белое пятно, которого никак не мог понять Ростов: поляна ли это в лесу, освещенная месяцем, или оставшийся снег, или белые дома? Ему показалось даже, что по этому белому пятну зашевелилось что то. «Должно быть, снег – это пятно; пятно – une tache», думал Ростов. «Вот тебе и не таш…»
«Наташа, сестра, черные глаза. На… ташка (Вот удивится, когда я ей скажу, как я увидал государя!) Наташку… ташку возьми…» – «Поправей то, ваше благородие, а то тут кусты», сказал голос гусара, мимо которого, засыпая, проезжал Ростов. Ростов поднял голову, которая опустилась уже до гривы лошади, и остановился подле гусара. Молодой детский сон непреодолимо клонил его. «Да, бишь, что я думал? – не забыть. Как с государем говорить буду? Нет, не то – это завтра. Да, да! На ташку, наступить… тупить нас – кого? Гусаров. А гусары в усы… По Тверской ехал этот гусар с усами, еще я подумал о нем, против самого Гурьева дома… Старик Гурьев… Эх, славный малый Денисов! Да, всё это пустяки. Главное теперь – государь тут. Как он на меня смотрел, и хотелось ему что то сказать, да он не смел… Нет, это я не смел. Да это пустяки, а главное – не забывать, что я нужное то думал, да. На – ташку, нас – тупить, да, да, да. Это хорошо». – И он опять упал головой на шею лошади. Вдруг ему показалось, что в него стреляют. «Что? Что? Что!… Руби! Что?…» заговорил, очнувшись, Ростов. В то мгновение, как он открыл глаза, Ростов услыхал перед собою там, где был неприятель, протяжные крики тысячи голосов. Лошади его и гусара, стоявшего подле него, насторожили уши на эти крики. На том месте, с которого слышались крики, зажегся и потух один огонек, потом другой, и по всей линии французских войск на горе зажглись огни, и крики всё более и более усиливались. Ростов слышал звуки французских слов, но не мог их разобрать. Слишком много гудело голосов. Только слышно было: аааа! и рррр!
