1948 год
Поделись знанием:
– Подбадривает, чтобы скорей проходили, – сказал другой неспокойно.
Толпа опять тронулась. Несвицкий понял, что это было ядро.
– Эй, казак, подавай лошадь! – сказал он. – Ну, вы! сторонись! посторонись! дорогу!
Он с большим усилием добрался до лошади. Не переставая кричать, он тронулся вперед. Солдаты пожались, чтобы дать ему дорогу, но снова опять нажали на него так, что отдавили ему ногу, и ближайшие не были виноваты, потому что их давили еще сильнее.
– Несвицкий! Несвицкий! Ты, г'ожа! – послышался в это время сзади хриплый голос.
Несвицкий оглянулся и увидал в пятнадцати шагах отделенного от него живою массой двигающейся пехоты красного, черного, лохматого, в фуражке на затылке и в молодецки накинутом на плече ментике Ваську Денисова.
– Вели ты им, чег'тям, дьяволам, дать дог'огу, – кричал. Денисов, видимо находясь в припадке горячности, блестя и поводя своими черными, как уголь, глазами в воспаленных белках и махая невынутою из ножен саблей, которую он держал такою же красною, как и лицо, голою маленькою рукой.
– Э! Вася! – отвечал радостно Несвицкий. – Да ты что?
– Эскадг'ону пг'ойти нельзя, – кричал Васька Денисов, злобно открывая белые зубы, шпоря своего красивого вороного, кровного Бедуина, который, мигая ушами от штыков, на которые он натыкался, фыркая, брызгая вокруг себя пеной с мундштука, звеня, бил копытами по доскам моста и, казалось, готов был перепрыгнуть через перила моста, ежели бы ему позволил седок. – Что это? как баг'аны! точь в точь баг'аны! Пг'очь… дай дог'огу!… Стой там! ты повозка, чог'т! Саблей изг'ублю! – кричал он, действительно вынимая наголо саблю и начиная махать ею.
Солдаты с испуганными лицами нажались друг на друга, и Денисов присоединился к Несвицкому.
– Что же ты не пьян нынче? – сказал Несвицкий Денисову, когда он подъехал к нему.
– И напиться то вг'емени не дадут! – отвечал Васька Денисов. – Целый день то туда, то сюда таскают полк. Дг'аться – так дг'аться. А то чог'т знает что такое!
– Каким ты щеголем нынче! – оглядывая его новый ментик и вальтрап, сказал Несвицкий.
Денисов улыбнулся, достал из ташки платок, распространявший запах духов, и сунул в нос Несвицкому.
– Нельзя, в дело иду! выбг'ился, зубы вычистил и надушился.
Осанистая фигура Несвицкого, сопровождаемая казаком, и решительность Денисова, махавшего саблей и отчаянно кричавшего, подействовали так, что они протискались на ту сторону моста и остановили пехоту. Несвицкий нашел у выезда полковника, которому ему надо было передать приказание, и, исполнив свое поручение, поехал назад.
Расчистив дорогу, Денисов остановился у входа на мост. Небрежно сдерживая рвавшегося к своим и бившего ногой жеребца, он смотрел на двигавшийся ему навстречу эскадрон.
По доскам моста раздались прозрачные звуки копыт, как будто скакало несколько лошадей, и эскадрон, с офицерами впереди по четыре человека в ряд, растянулся по мосту и стал выходить на ту сторону.
Остановленные пехотные солдаты, толпясь в растоптанной у моста грязи, с тем особенным недоброжелательным чувством отчужденности и насмешки, с каким встречаются обыкновенно различные роды войск, смотрели на чистых, щеголеватых гусар, стройно проходивших мимо их.
– Нарядные ребята! Только бы на Подновинское!
– Что от них проку! Только напоказ и водят! – говорил другой.
– Пехота, не пыли! – шутил гусар, под которым лошадь, заиграв, брызнула грязью в пехотинца.
– Прогонял бы тебя с ранцем перехода два, шнурки то бы повытерлись, – обтирая рукавом грязь с лица, говорил пехотинец; – а то не человек, а птица сидит!
– То то бы тебя, Зикин, на коня посадить, ловок бы ты был, – шутил ефрейтор над худым, скрюченным от тяжести ранца солдатиком.
– Дубинку промеж ног возьми, вот тебе и конь буде, – отозвался гусар.
Остальная пехота поспешно проходила по мосту, спираясь воронкой у входа. Наконец повозки все прошли, давка стала меньше, и последний батальон вступил на мост. Одни гусары эскадрона Денисова оставались по ту сторону моста против неприятеля. Неприятель, вдалеке видный с противоположной горы, снизу, от моста, не был еще виден, так как из лощины, по которой текла река, горизонт оканчивался противоположным возвышением не дальше полуверсты. Впереди была пустыня, по которой кое где шевелились кучки наших разъездных казаков. Вдруг на противоположном возвышении дороги показались войска в синих капотах и артиллерия. Это были французы. Разъезд казаков рысью отошел под гору. Все офицеры и люди эскадрона Денисова, хотя и старались говорить о постороннем и смотреть по сторонам, не переставали думать только о том, что было там, на горе, и беспрестанно всё вглядывались в выходившие на горизонт пятна, которые они признавали за неприятельские войска. Погода после полудня опять прояснилась, солнце ярко спускалось над Дунаем и окружающими его темными горами. Было тихо, и с той горы изредка долетали звуки рожков и криков неприятеля. Между эскадроном и неприятелями уже никого не было, кроме мелких разъездов. Пустое пространство, саженей в триста, отделяло их от него. Неприятель перестал стрелять, и тем яснее чувствовалась та строгая, грозная, неприступная и неуловимая черта, которая разделяет два неприятельские войска.
«Один шаг за эту черту, напоминающую черту, отделяющую живых от мертвых, и – неизвестность страдания и смерть. И что там? кто там? там, за этим полем, и деревом, и крышей, освещенной солнцем? Никто не знает, и хочется знать; и страшно перейти эту черту, и хочется перейти ее; и знаешь, что рано или поздно придется перейти ее и узнать, что там, по той стороне черты, как и неизбежно узнать, что там, по ту сторону смерти. А сам силен, здоров, весел и раздражен и окружен такими здоровыми и раздраженно оживленными людьми». Так ежели и не думает, то чувствует всякий человек, находящийся в виду неприятеля, и чувство это придает особенный блеск и радостную резкость впечатлений всему происходящему в эти минуты.
На бугре у неприятеля показался дымок выстрела, и ядро, свистя, пролетело над головами гусарского эскадрона. Офицеры, стоявшие вместе, разъехались по местам. Гусары старательно стали выравнивать лошадей. В эскадроне всё замолкло. Все поглядывали вперед на неприятеля и на эскадронного командира, ожидая команды. Пролетело другое, третье ядро. Очевидно, что стреляли по гусарам; но ядро, равномерно быстро свистя, пролетало над головами гусар и ударялось где то сзади. Гусары не оглядывались, но при каждом звуке пролетающего ядра, будто по команде, весь эскадрон с своими однообразно разнообразными лицами, сдерживая дыханье, пока летело ядро, приподнимался на стременах и снова опускался. Солдаты, не поворачивая головы, косились друг на друга, с любопытством высматривая впечатление товарища. На каждом лице, от Денисова до горниста, показалась около губ и подбородка одна общая черта борьбы, раздраженности и волнения. Вахмистр хмурился, оглядывая солдат, как будто угрожая наказанием. Юнкер Миронов нагибался при каждом пролете ядра. Ростов, стоя на левом фланге на своем тронутом ногами, но видном Грачике, имел счастливый вид ученика, вызванного перед большою публикой к экзамену, в котором он уверен, что отличится. Он ясно и светло оглядывался на всех, как бы прося обратить внимание на то, как он спокойно стоит под ядрами. Но и в его лице та же черта чего то нового и строгого, против его воли, показывалась около рта.
– Кто там кланяется? Юнкег' Миг'онов! Hexoг'oшo, на меня смотг'ите! – закричал Денисов, которому не стоялось на месте и который вертелся на лошади перед эскадроном.
Курносое и черноволосатое лицо Васьки Денисова и вся его маленькая сбитая фигурка с его жилистою (с короткими пальцами, покрытыми волосами) кистью руки, в которой он держал ефес вынутой наголо сабли, было точно такое же, как и всегда, особенно к вечеру, после выпитых двух бутылок. Он был только более обыкновенного красен и, задрав свою мохнатую голову кверху, как птицы, когда они пьют, безжалостно вдавив своими маленькими ногами шпоры в бока доброго Бедуина, он, будто падая назад, поскакал к другому флангу эскадрона и хриплым голосом закричал, чтоб осмотрели пистолеты. Он подъехал к Кирстену. Штаб ротмистр, на широкой и степенной кобыле, шагом ехал навстречу Денисову. Штаб ротмистр, с своими длинными усами, был серьезен, как и всегда, только глаза его блестели больше обыкновенного.
– Да что? – сказал он Денисову, – не дойдет дело до драки. Вот увидишь, назад уйдем.
– Чог'т их знает, что делают – проворчал Денисов. – А! Г'остов! – крикнул он юнкеру, заметив его веселое лицо. – Ну, дождался.
И он улыбнулся одобрительно, видимо радуясь на юнкера.
Ростов почувствовал себя совершенно счастливым. В это время начальник показался на мосту. Денисов поскакал к нему.
– Ваше пг'евосходительство! позвольте атаковать! я их опг'окину.
– Какие тут атаки, – сказал начальник скучливым голосом, морщась, как от докучливой мухи. – И зачем вы тут стоите? Видите, фланкеры отступают. Ведите назад эскадрон.
Эскадрон перешел мост и вышел из под выстрелов, не потеряв ни одного человека. Вслед за ним перешел и второй эскадрон, бывший в цепи, и последние казаки очистили ту сторону.
Два эскадрона павлоградцев, перейдя мост, один за другим, пошли назад на гору. Полковой командир Карл Богданович Шуберт подъехал к эскадрону Денисова и ехал шагом недалеко от Ростова, не обращая на него никакого внимания, несмотря на то, что после бывшего столкновения за Телянина, они виделись теперь в первый раз. Ростов, чувствуя себя во фронте во власти человека, перед которым он теперь считал себя виноватым, не спускал глаз с атлетической спины, белокурого затылка и красной шеи полкового командира. Ростову то казалось, что Богданыч только притворяется невнимательным, и что вся цель его теперь состоит в том, чтоб испытать храбрость юнкера, и он выпрямлялся и весело оглядывался; то ему казалось, что Богданыч нарочно едет близко, чтобы показать Ростову свою храбрость. То ему думалось, что враг его теперь нарочно пошлет эскадрон в отчаянную атаку, чтобы наказать его, Ростова. То думалось, что после атаки он подойдет к нему и великодушно протянет ему, раненому, руку примирения.
Знакомая павлоградцам, с высокоподнятыми плечами, фигура Жеркова (он недавно выбыл из их полка) подъехала к полковому командиру. Жерков, после своего изгнания из главного штаба, не остался в полку, говоря, что он не дурак во фронте лямку тянуть, когда он при штабе, ничего не делая, получит наград больше, и умел пристроиться ординарцем к князю Багратиону. Он приехал к своему бывшему начальнику с приказанием от начальника ариергарда.
– Полковник, – сказал он с своею мрачною серьезностью, обращаясь ко врагу Ростова и оглядывая товарищей, – велено остановиться, мост зажечь.
– Кто велено? – угрюмо спросил полковник.
– Уж я и не знаю, полковник, кто велено , – серьезно отвечал корнет, – но только мне князь приказал: «Поезжай и скажи полковнику, чтобы гусары вернулись скорей и зажгли бы мост».
Вслед за Жерковым к гусарскому полковнику подъехал свитский офицер с тем же приказанием. Вслед за свитским офицером на казачьей лошади, которая насилу несла его галопом, подъехал толстый Несвицкий.
– Как же, полковник, – кричал он еще на езде, – я вам говорил мост зажечь, а теперь кто то переврал; там все с ума сходят, ничего не разберешь.
Полковник неторопливо остановил полк и обратился к Несвицкому:
– Вы мне говорили про горючие вещества, – сказал он, – а про то, чтобы зажигать, вы мне ничего не говорили.
– Да как же, батюшка, – заговорил, остановившись, Несвицкий, снимая фуражку и расправляя пухлой рукой мокрые от пота волосы, – как же не говорил, что мост зажечь, когда горючие вещества положили?
– Я вам не «батюшка», господин штаб офицер, а вы мне не говорили, чтоб мост зажигайт! Я служба знаю, и мне в привычка приказание строго исполняйт. Вы сказали, мост зажгут, а кто зажгут, я святым духом не могу знайт…
– Ну, вот всегда так, – махнув рукой, сказал Несвицкий. – Ты как здесь? – обратился он к Жеркову.
– Да за тем же. Однако ты отсырел, дай я тебя выжму.
– Вы сказали, господин штаб офицер, – продолжал полковник обиженным тоном…
– Полковник, – перебил свитский офицер, – надо торопиться, а то неприятель пододвинет орудия на картечный выстрел.
Полковник молча посмотрел на свитского офицера, на толстого штаб офицера, на Жеркова и нахмурился.
– Я буду мост зажигайт, – сказал он торжественным тоном, как будто бы выражал этим, что, несмотря на все делаемые ему неприятности, он всё таки сделает то, что должно.
Ударив своими длинными мускулистыми ногами лошадь, как будто она была во всем виновата, полковник выдвинулся вперед к 2 му эскадрону, тому самому, в котором служил Ростов под командою Денисова, скомандовал вернуться назад к мосту.
«Ну, так и есть, – подумал Ростов, – он хочет испытать меня! – Сердце его сжалось, и кровь бросилась к лицу. – Пускай посмотрит, трус ли я» – подумал он.
Опять на всех веселых лицах людей эскадрона появилась та серьезная черта, которая была на них в то время, как они стояли под ядрами. Ростов, не спуская глаз, смотрел на своего врага, полкового командира, желая найти на его лице подтверждение своих догадок; но полковник ни разу не взглянул на Ростова, а смотрел, как всегда во фронте, строго и торжественно. Послышалась команда.
– Живо! Живо! – проговорило около него несколько голосов.
Цепляясь саблями за поводья, гремя шпорами и торопясь, слезали гусары, сами не зная, что они будут делать. Гусары крестились. Ростов уже не смотрел на полкового командира, – ему некогда было. Он боялся, с замиранием сердца боялся, как бы ему не отстать от гусар. Рука его дрожала, когда он передавал лошадь коноводу, и он чувствовал, как со стуком приливает кровь к его сердцу. Денисов, заваливаясь назад и крича что то, проехал мимо него. Ростов ничего не видел, кроме бежавших вокруг него гусар, цеплявшихся шпорами и бренчавших саблями.
– Носилки! – крикнул чей то голос сзади.
Ростов не подумал о том, что значит требование носилок: он бежал, стараясь только быть впереди всех; но у самого моста он, не смотря под ноги, попал в вязкую, растоптанную грязь и, споткнувшись, упал на руки. Его обежали другие.
– По обоий сторона, ротмистр, – послышался ему голос полкового командира, который, заехав вперед, стал верхом недалеко от моста с торжествующим и веселым лицом.
Ростов, обтирая испачканные руки о рейтузы, оглянулся на своего врага и хотел бежать дальше, полагая, что чем он дальше уйдет вперед, тем будет лучше. Но Богданыч, хотя и не глядел и не узнал Ростова, крикнул на него:
– Кто по средине моста бежит? На права сторона! Юнкер, назад! – сердито закричал он и обратился к Денисову, который, щеголяя храбростью, въехал верхом на доски моста.
– Зачем рисковайт, ротмистр! Вы бы слезали, – сказал полковник.
– Э! виноватого найдет, – отвечал Васька Денисов, поворачиваясь на седле.
Между тем Несвицкий, Жерков и свитский офицер стояли вместе вне выстрелов и смотрели то на эту небольшую кучку людей в желтых киверах, темнозеленых куртках, расшитых снурками, и синих рейтузах, копошившихся у моста, то на ту сторону, на приближавшиеся вдалеке синие капоты и группы с лошадьми, которые легко можно было признать за орудия.
«Зажгут или не зажгут мост? Кто прежде? Они добегут и зажгут мост, или французы подъедут на картечный выстрел и перебьют их?» Эти вопросы с замиранием сердца невольно задавал себе каждый из того большого количества войск, которые стояли над мостом и при ярком вечернем свете смотрели на мост и гусаров и на ту сторону, на подвигавшиеся синие капоты со штыками и орудиями.
– Ох! достанется гусарам! – говорил Несвицкий, – не дальше картечного выстрела теперь.
– Напрасно он так много людей повел, – сказал свитский офицер.
– И в самом деле, – сказал Несвицкий. – Тут бы двух молодцов послать, всё равно бы.
– Ах, ваше сиятельство, – вмешался Жерков, не спуская глаз с гусар, но всё с своею наивною манерой, из за которой нельзя было догадаться, серьезно ли, что он говорит, или нет. – Ах, ваше сиятельство! Как вы судите! Двух человек послать, а нам то кто же Владимира с бантом даст? А так то, хоть и поколотят, да можно эскадрон представить и самому бантик получить. Наш Богданыч порядки знает.
– Ну, – сказал свитский офицер, – это картечь!
Он показывал на французские орудия, которые снимались с передков и поспешно отъезжали.
На французской стороне, в тех группах, где были орудия, показался дымок, другой, третий, почти в одно время, и в ту минуту, как долетел звук первого выстрела, показался четвертый. Два звука, один за другим, и третий.
– О, ох! – охнул Несвицкий, как будто от жгучей боли, хватая за руку свитского офицера. – Посмотрите, упал один, упал, упал!
– Два, кажется?
– Был бы я царь, никогда бы не воевал, – сказал Несвицкий, отворачиваясь.
Французские орудия опять поспешно заряжали. Пехота в синих капотах бегом двинулась к мосту. Опять, но в разных промежутках, показались дымки, и защелкала и затрещала картечь по мосту. Но в этот раз Несвицкий не мог видеть того, что делалось на мосту. С моста поднялся густой дым. Гусары успели зажечь мост, и французские батареи стреляли по ним уже не для того, чтобы помешать, а для того, что орудия были наведены и было по ком стрелять.
– Французы успели сделать три картечные выстрела, прежде чем гусары вернулись к коноводам. Два залпа были сделаны неверно, и картечь всю перенесло, но зато последний выстрел попал в середину кучки гусар и повалил троих.
Ростов, озабоченный своими отношениями к Богданычу, остановился на мосту, не зная, что ему делать. Рубить (как он всегда воображал себе сражение) было некого, помогать в зажжении моста он тоже не мог, потому что не взял с собою, как другие солдаты, жгута соломы. Он стоял и оглядывался, как вдруг затрещало по мосту будто рассыпанные орехи, и один из гусар, ближе всех бывший от него, со стоном упал на перилы. Ростов побежал к нему вместе с другими. Опять закричал кто то: «Носилки!». Гусара подхватили четыре человека и стали поднимать.
– Оооо!… Бросьте, ради Христа, – закричал раненый; но его всё таки подняли и положили.
Николай Ростов отвернулся и, как будто отыскивая чего то, стал смотреть на даль, на воду Дуная, на небо, на солнце. Как хорошо показалось небо, как голубо, спокойно и глубоко! Как ярко и торжественно опускающееся солнце! Как ласково глянцовито блестела вода в далеком Дунае! И еще лучше были далекие, голубеющие за Дунаем горы, монастырь, таинственные ущелья, залитые до макуш туманом сосновые леса… там тихо, счастливо… «Ничего, ничего бы я не желал, ничего бы не желал, ежели бы я только был там, – думал Ростов. – Во мне одном и в этом солнце так много счастия, а тут… стоны, страдания, страх и эта неясность, эта поспешность… Вот опять кричат что то, и опять все побежали куда то назад, и я бегу с ними, и вот она, вот она, смерть, надо мной, вокруг меня… Мгновенье – и я никогда уже не увижу этого солнца, этой воды, этого ущелья»…
В эту минуту солнце стало скрываться за тучами; впереди Ростова показались другие носилки. И страх смерти и носилок, и любовь к солнцу и жизни – всё слилось в одно болезненно тревожное впечатление.
«Господи Боже! Тот, Кто там в этом небе, спаси, прости и защити меня!» прошептал про себя Ростов.
Гусары подбежали к коноводам, голоса стали громче и спокойнее, носилки скрылись из глаз.
– Что, бг'ат, понюхал пог'оху?… – прокричал ему над ухом голос Васьки Денисова.
«Всё кончилось; но я трус, да, я трус», подумал Ростов и, тяжело вздыхая, взял из рук коновода своего отставившего ногу Грачика и стал садиться.
– Что это было, картечь? – спросил он у Денисова.
– Да еще какая! – прокричал Денисов. – Молодцами г'аботали! А г'абота сквег'ная! Атака – любезное дело, г'убай в песи, а тут, чог'т знает что, бьют как в мишень.
И Денисов отъехал к остановившейся недалеко от Ростова группе: полкового командира, Несвицкого, Жеркова и свитского офицера.
«Однако, кажется, никто не заметил», думал про себя Ростов. И действительно, никто ничего не заметил, потому что каждому было знакомо то чувство, которое испытал в первый раз необстреленный юнкер.
– Вот вам реляция и будет, – сказал Жерков, – глядишь, и меня в подпоручики произведут.
– Доложите князу, что я мост зажигал, – сказал полковник торжественно и весело.
– А коли про потерю спросят?
– Пустячок! – пробасил полковник, – два гусара ранено, и один наповал , – сказал он с видимою радостью, не в силах удержаться от счастливой улыбки, звучно отрубая красивое слово наповал .
Преследуемая стотысячною французскою армией под начальством Бонапарта, встречаемая враждебно расположенными жителями, не доверяя более своим союзникам, испытывая недостаток продовольствия и принужденная действовать вне всех предвидимых условий войны, русская тридцатипятитысячная армия, под начальством Кутузова, поспешно отступала вниз по Дунаю, останавливаясь там, где она бывала настигнута неприятелем, и отбиваясь ариергардными делами, лишь насколько это было нужно для того, чтоб отступать, не теряя тяжестей. Были дела при Ламбахе, Амштетене и Мельке; но, несмотря на храбрость и стойкость, признаваемую самим неприятелем, с которою дрались русские, последствием этих дел было только еще быстрейшее отступление. Австрийские войска, избежавшие плена под Ульмом и присоединившиеся к Кутузову у Браунау, отделились теперь от русской армии, и Кутузов был предоставлен только своим слабым, истощенным силам. Защищать более Вену нельзя было и думать. Вместо наступательной, глубоко обдуманной, по законам новой науки – стратегии, войны, план которой был передан Кутузову в его бытность в Вене австрийским гофкригсратом, единственная, почти недостижимая цель, представлявшаяся теперь Кутузову, состояла в том, чтобы, не погубив армии подобно Маку под Ульмом, соединиться с войсками, шедшими из России.
28 го октября Кутузов с армией перешел на левый берег Дуная и в первый раз остановился, положив Дунай между собой и главными силами французов. 30 го он атаковал находившуюся на левом берегу Дуная дивизию Мортье и разбил ее. В этом деле в первый раз взяты трофеи: знамя, орудия и два неприятельские генерала. В первый раз после двухнедельного отступления русские войска остановились и после борьбы не только удержали поле сражения, но прогнали французов. Несмотря на то, что войска были раздеты, изнурены, на одну треть ослаблены отсталыми, ранеными, убитыми и больными; несмотря на то, что на той стороне Дуная были оставлены больные и раненые с письмом Кутузова, поручавшим их человеколюбию неприятеля; несмотря на то, что большие госпитали и дома в Кремсе, обращенные в лазареты, не могли уже вмещать в себе всех больных и раненых, – несмотря на всё это, остановка при Кремсе и победа над Мортье значительно подняли дух войска. Во всей армии и в главной квартире ходили самые радостные, хотя и несправедливые слухи о мнимом приближении колонн из России, о какой то победе, одержанной австрийцами, и об отступлении испуганного Бонапарта.
Князь Андрей находился во время сражения при убитом в этом деле австрийском генерале Шмите. Под ним была ранена лошадь, и сам он был слегка оцарапан в руку пулей. В знак особой милости главнокомандующего он был послан с известием об этой победе к австрийскому двору, находившемуся уже не в Вене, которой угрожали французские войска, а в Брюнне. В ночь сражения, взволнованный, но не усталый(несмотря на свое несильное на вид сложение, князь Андрей мог переносить физическую усталость гораздо лучше самых сильных людей), верхом приехав с донесением от Дохтурова в Кремс к Кутузову, князь Андрей был в ту же ночь отправлен курьером в Брюнн. Отправление курьером, кроме наград, означало важный шаг к повышению.
Ночь была темная, звездная; дорога чернелась между белевшим снегом, выпавшим накануне, в день сражения. То перебирая впечатления прошедшего сражения, то радостно воображая впечатление, которое он произведет известием о победе, вспоминая проводы главнокомандующего и товарищей, князь Андрей скакал в почтовой бричке, испытывая чувство человека, долго ждавшего и, наконец, достигшего начала желаемого счастия. Как скоро он закрывал глаза, в ушах его раздавалась пальба ружей и орудий, которая сливалась со стуком колес и впечатлением победы. То ему начинало представляться, что русские бегут, что он сам убит; но он поспешно просыпался, со счастием как будто вновь узнавал, что ничего этого не было, и что, напротив, французы бежали. Он снова вспоминал все подробности победы, свое спокойное мужество во время сражения и, успокоившись, задремывал… После темной звездной ночи наступило яркое, веселое утро. Снег таял на солнце, лошади быстро скакали, и безразлично вправе и влеве проходили новые разнообразные леса, поля, деревни.
На одной из станций он обогнал обоз русских раненых. Русский офицер, ведший транспорт, развалясь на передней телеге, что то кричал, ругая грубыми словами солдата. В длинных немецких форшпанах тряслось по каменистой дороге по шести и более бледных, перевязанных и грязных раненых. Некоторые из них говорили (он слышал русский говор), другие ели хлеб, самые тяжелые молча, с кротким и болезненным детским участием, смотрели на скачущего мимо их курьера.
Князь Андрей велел остановиться и спросил у солдата, в каком деле ранены. «Позавчера на Дунаю», отвечал солдат. Князь Андрей достал кошелек и дал солдату три золотых.
– На всех, – прибавил он, обращаясь к подошедшему офицеру. – Поправляйтесь, ребята, – обратился он к солдатам, – еще дела много.
– Что, г. адъютант, какие новости? – спросил офицер, видимо желая разговориться.
– Хорошие! Вперед, – крикнул он ямщику и поскакал далее.
Уже было совсем темно, когда князь Андрей въехал в Брюнн и увидал себя окруженным высокими домами, огнями лавок, окон домов и фонарей, шумящими по мостовой красивыми экипажами и всею тою атмосферой большого оживленного города, которая всегда так привлекательна для военного человека после лагеря. Князь Андрей, несмотря на быструю езду и бессонную ночь, подъезжая ко дворцу, чувствовал себя еще более оживленным, чем накануне. Только глаза блестели лихорадочным блеском, и мысли изменялись с чрезвычайною быстротой и ясностью. Живо представились ему опять все подробности сражения уже не смутно, но определенно, в сжатом изложении, которое он в воображении делал императору Францу. Живо представились ему случайные вопросы, которые могли быть ему сделаны,и те ответы,которые он сделает на них.Он полагал,что его сейчас же представят императору. Но у большого подъезда дворца к нему выбежал чиновник и, узнав в нем курьера, проводил его на другой подъезд.
– Из коридора направо; там, Euer Hochgeboren, [Ваше высокородие,] найдете дежурного флигель адъютанта, – сказал ему чиновник. – Он проводит к военному министру.
Дежурный флигель адъютант, встретивший князя Андрея, попросил его подождать и пошел к военному министру. Через пять минут флигель адъютант вернулся и, особенно учтиво наклонясь и пропуская князя Андрея вперед себя, провел его через коридор в кабинет, где занимался военный министр. Флигель адъютант своею изысканною учтивостью, казалось, хотел оградить себя от попыток фамильярности русского адъютанта. Радостное чувство князя Андрея значительно ослабело, когда он подходил к двери кабинета военного министра. Он почувствовал себя оскорбленным, и чувство оскорбления перешло в то же мгновенье незаметно для него самого в чувство презрения, ни на чем не основанного. Находчивый же ум в то же мгновение подсказал ему ту точку зрения, с которой он имел право презирать и адъютанта и военного министра. «Им, должно быть, очень легко покажется одерживать победы, не нюхая пороха!» подумал он. Глаза его презрительно прищурились; он особенно медленно вошел в кабинет военного министра. Чувство это еще более усилилось, когда он увидал военного министра, сидевшего над большим столом и первые две минуты не обращавшего внимания на вошедшего. Военный министр опустил свою лысую, с седыми висками, голову между двух восковых свечей и читал, отмечая карандашом, бумаги. Он дочитывал, не поднимая головы, в то время как отворилась дверь и послышались шаги.
– Возьмите это и передайте, – сказал военный министр своему адъютанту, подавая бумаги и не обращая еще внимания на курьера.
Князь Андрей почувствовал, что либо из всех дел, занимавших военного министра, действия кутузовской армии менее всего могли его интересовать, либо нужно было это дать почувствовать русскому курьеру. «Но мне это совершенно всё равно», подумал он. Военный министр сдвинул остальные бумаги, сровнял их края с краями и поднял голову. У него была умная и характерная голова. Но в то же мгновение, как он обратился к князю Андрею, умное и твердое выражение лица военного министра, видимо, привычно и сознательно изменилось: на лице его остановилась глупая, притворная, не скрывающая своего притворства, улыбка человека, принимающего одного за другим много просителей.
– От генерала фельдмаршала Кутузова? – спросил он. – Надеюсь, хорошие вести? Было столкновение с Мортье? Победа? Пора!
Он взял депешу, которая была на его имя, и стал читать ее с грустным выражением.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Шмит! – сказал он по немецки. – Какое несчастие, какое несчастие!
Пробежав депешу, он положил ее на стол и взглянул на князя Андрея, видимо, что то соображая.
– Ах, какое несчастие! Дело, вы говорите, решительное? Мортье не взят, однако. (Он подумал.) Очень рад, что вы привезли хорошие вести, хотя смерть Шмита есть дорогая плата за победу. Его величество, верно, пожелает вас видеть, но не нынче. Благодарю вас, отдохните. Завтра будьте на выходе после парада. Впрочем, я вам дам знать.
Исчезнувшая во время разговора глупая улыбка опять явилась на лице военного министра.
– До свидания, очень благодарю вас. Государь император, вероятно, пожелает вас видеть, – повторил он и наклонил голову.
Когда князь Андрей вышел из дворца, он почувствовал, что весь интерес и счастие, доставленные ему победой, оставлены им теперь и переданы в равнодушные руки военного министра и учтивого адъютанта. Весь склад мыслей его мгновенно изменился: сражение представилось ему давнишним, далеким воспоминанием.
Князь Андрей остановился в Брюнне у своего знакомого, русского дипломата .Билибина.
– А, милый князь, нет приятнее гостя, – сказал Билибин, выходя навстречу князю Андрею. – Франц, в мою спальню вещи князя! – обратился он к слуге, провожавшему Болконского. – Что, вестником победы? Прекрасно. А я сижу больной, как видите.
Князь Андрей, умывшись и одевшись, вышел в роскошный кабинет дипломата и сел за приготовленный обед. Билибин покойно уселся у камина.
Князь Андрей не только после своего путешествия, но и после всего похода, во время которого он был лишен всех удобств чистоты и изящества жизни, испытывал приятное чувство отдыха среди тех роскошных условий жизни, к которым он привык с детства. Кроме того ему было приятно после австрийского приема поговорить хоть не по русски (они говорили по французски), но с русским человеком, который, он предполагал, разделял общее русское отвращение (теперь особенно живо испытываемое) к австрийцам.
Билибин был человек лет тридцати пяти, холостой, одного общества с князем Андреем. Они были знакомы еще в Петербурге, но еще ближе познакомились в последний приезд князя Андрея в Вену вместе с Кутузовым. Как князь Андрей был молодой человек, обещающий пойти далеко на военном поприще, так, и еще более, обещал Билибин на дипломатическом. Он был еще молодой человек, но уже немолодой дипломат, так как он начал служить с шестнадцати лет, был в Париже, в Копенгагене и теперь в Вене занимал довольно значительное место. И канцлер и наш посланник в Вене знали его и дорожили им. Он был не из того большого количества дипломатов, которые обязаны иметь только отрицательные достоинства, не делать известных вещей и говорить по французски для того, чтобы быть очень хорошими дипломатами; он был один из тех дипломатов, которые любят и умеют работать, и, несмотря на свою лень, он иногда проводил ночи за письменным столом. Он работал одинаково хорошо, в чем бы ни состояла сущность работы. Его интересовал не вопрос «зачем?», а вопрос «как?». В чем состояло дипломатическое дело, ему было всё равно; но составить искусно, метко и изящно циркуляр, меморандум или донесение – в этом он находил большое удовольствие. Заслуги Билибина ценились, кроме письменных работ, еще и по его искусству обращаться и говорить в высших сферах.
Билибин любил разговор так же, как он любил работу, только тогда, когда разговор мог быть изящно остроумен. В обществе он постоянно выжидал случая сказать что нибудь замечательное и вступал в разговор не иначе, как при этих условиях. Разговор Билибина постоянно пересыпался оригинально остроумными, законченными фразами, имеющими общий интерес.
Эти фразы изготовлялись во внутренней лаборатории Билибина, как будто нарочно, портативного свойства, для того, чтобы ничтожные светские люди удобно могли запоминать их и переносить из гостиных в гостиные. И действительно, les mots de Bilibine se colportaient dans les salons de Vienne, [Отзывы Билибина расходились по венским гостиным] и часто имели влияние на так называемые важные дела.
Худое, истощенное, желтоватое лицо его было всё покрыто крупными морщинами, которые всегда казались так чистоплотно и старательно промыты, как кончики пальцев после бани. Движения этих морщин составляли главную игру его физиономии. То у него морщился лоб широкими складками, брови поднимались кверху, то брови спускались книзу, и у щек образовывались крупные морщины. Глубоко поставленные, небольшие глаза всегда смотрели прямо и весело.
– Ну, теперь расскажите нам ваши подвиги, – сказал он.
Болконский самым скромным образом, ни разу не упоминая о себе, рассказал дело и прием военного министра.
– Ils m'ont recu avec ma nouvelle, comme un chien dans un jeu de quilles, [Они приняли меня с этою вестью, как принимают собаку, когда она мешает игре в кегли,] – заключил он.
Билибин усмехнулся и распустил складки кожи.
– Cependant, mon cher, – сказал он, рассматривая издалека свой ноготь и подбирая кожу над левым глазом, – malgre la haute estime que je professe pour le православное российское воинство, j'avoue que votre victoire n'est pas des plus victorieuses. [Однако, мой милый, при всем моем уважении к православному российскому воинству, я полагаю, что победа ваша не из самых блестящих.]
Он продолжал всё так же на французском языке, произнося по русски только те слова, которые он презрительно хотел подчеркнуть.
– Как же? Вы со всею массой своею обрушились на несчастного Мортье при одной дивизии, и этот Мортье уходит у вас между рук? Где же победа?
– Однако, серьезно говоря, – отвечал князь Андрей, – всё таки мы можем сказать без хвастовства, что это немного получше Ульма…
– Отчего вы не взяли нам одного, хоть одного маршала?
– Оттого, что не всё делается, как предполагается, и не так регулярно, как на параде. Мы полагали, как я вам говорил, зайти в тыл к семи часам утра, а не пришли и к пяти вечера.
– Отчего же вы не пришли к семи часам утра? Вам надо было притти в семь часов утра, – улыбаясь сказал Билибин, – надо было притти в семь часов утра.
– Отчего вы не внушили Бонапарту дипломатическим путем, что ему лучше оставить Геную? – тем же тоном сказал князь Андрей.
– Я знаю, – перебил Билибин, – вы думаете, что очень легко брать маршалов, сидя на диване перед камином. Это правда, а всё таки, зачем вы его не взяли? И не удивляйтесь, что не только военный министр, но и августейший император и король Франц не будут очень осчастливлены вашей победой; да и я, несчастный секретарь русского посольства, не чувствую никакой потребности в знак радости дать моему Францу талер и отпустить его с своей Liebchen [милой] на Пратер… Правда, здесь нет Пратера.
Он посмотрел прямо на князя Андрея и вдруг спустил собранную кожу со лба.
– Теперь мой черед спросить вас «отчего», мой милый, – сказал Болконский. – Я вам признаюсь, что не понимаю, может быть, тут есть дипломатические тонкости выше моего слабого ума, но я не понимаю: Мак теряет целую армию, эрцгерцог Фердинанд и эрцгерцог Карл не дают никаких признаков жизни и делают ошибки за ошибками, наконец, один Кутузов одерживает действительную победу, уничтожает charme [очарование] французов, и военный министр не интересуется даже знать подробности.
– Именно от этого, мой милый. Voyez vous, mon cher: [Видите ли, мой милый:] ура! за царя, за Русь, за веру! Tout ca est bel et bon, [все это прекрасно и хорошо,] но что нам, я говорю – австрийскому двору, за дело до ваших побед? Привезите вы нам свое хорошенькое известие о победе эрцгерцога Карла или Фердинанда – un archiduc vaut l'autre, [один эрцгерцог стоит другого,] как вам известно – хоть над ротой пожарной команды Бонапарте, это другое дело, мы прогремим в пушки. А то это, как нарочно, может только дразнить нас. Эрцгерцог Карл ничего не делает, эрцгерцог Фердинанд покрывается позором. Вену вы бросаете, не защищаете больше, comme si vous nous disiez: [как если бы вы нам сказали:] с нами Бог, а Бог с вами, с вашей столицей. Один генерал, которого мы все любили, Шмит: вы его подводите под пулю и поздравляете нас с победой!… Согласитесь, что раздразнительнее того известия, которое вы привозите, нельзя придумать. C'est comme un fait expres, comme un fait expres. [Это как нарочно, как нарочно.] Кроме того, ну, одержи вы точно блестящую победу, одержи победу даже эрцгерцог Карл, что ж бы это переменило в общем ходе дел? Теперь уж поздно, когда Вена занята французскими войсками.
– Как занята? Вена занята?
– Не только занята, но Бонапарте в Шенбрунне, а граф, наш милый граф Врбна отправляется к нему за приказаниями.
Болконский после усталости и впечатлений путешествия, приема и в особенности после обеда чувствовал, что он не понимает всего значения слов, которые он слышал.
– Нынче утром был здесь граф Лихтенфельс, – продолжал Билибин, – и показывал мне письмо, в котором подробно описан парад французов в Вене. Le prince Murat et tout le tremblement… [Принц Мюрат и все такое…] Вы видите, что ваша победа не очень то радостна, и что вы не можете быть приняты как спаситель…
– Право, для меня всё равно, совершенно всё равно! – сказал князь Андрей, начиная понимать,что известие его о сражении под Кремсом действительно имело мало важности ввиду таких событий, как занятие столицы Австрии. – Как же Вена взята? А мост и знаменитый tete de pont, [мостовое укрепление,] и князь Ауэрсперг? У нас были слухи, что князь Ауэрсперг защищает Вену, – сказал он.
– Князь Ауэрсперг стоит на этой, на нашей, стороне и защищает нас; я думаю, очень плохо защищает, но всё таки защищает. А Вена на той стороне. Нет, мост еще не взят и, надеюсь, не будет взят, потому что он минирован, и его велено взорвать. В противном случае мы были бы давно в горах Богемии, и вы с вашею армией провели бы дурную четверть часа между двух огней.
– Но это всё таки не значит, чтобы кампания была кончена, – сказал князь Андрей.
– А я думаю, что кончена. И так думают большие колпаки здесь, но не смеют сказать этого. Будет то, что я говорил в начале кампании, что не ваша echauffouree de Durenstein, [дюренштейнская стычка,] вообще не порох решит дело, а те, кто его выдумали, – сказал Билибин, повторяя одно из своих mots [словечек], распуская кожу на лбу и приостанавливаясь. – Вопрос только в том, что скажет берлинское свидание императора Александра с прусским королем. Ежели Пруссия вступит в союз, on forcera la main a l'Autriche, [принудят Австрию,] и будет война. Ежели же нет, то дело только в том, чтоб условиться, где составлять первоначальные статьи нового Саmро Formio. [Кампо Формио.]
– Но что за необычайная гениальность! – вдруг вскрикнул князь Андрей, сжимая свою маленькую руку и ударяя ею по столу. – И что за счастие этому человеку!
– Buonaparte? [Буонапарте?] – вопросительно сказал Билибин, морща лоб и этим давая чувствовать, что сейчас будет un mot [словечко]. – Bu onaparte? – сказал он, ударяя особенно на u . – Я думаю, однако, что теперь, когда он предписывает законы Австрии из Шенбрунна, il faut lui faire grace de l'u . [надо его избавить от и.] Я решительно делаю нововведение и называю его Bonaparte tout court [просто Бонапарт].
– Нет, без шуток, – сказал князь Андрей, – неужели вы думаете,что кампания кончена?
– Я вот что думаю. Австрия осталась в дурах, а она к этому не привыкла. И она отплатит. А в дурах она осталась оттого, что, во первых, провинции разорены (on dit, le православное est terrible pour le pillage), [говорят, что православное ужасно по части грабежей,] армия разбита, столица взята, и всё это pour les beaux yeux du [ради прекрасных глаз,] Сардинское величество. И потому – entre nous, mon cher [между нами, мой милый] – я чутьем слышу, что нас обманывают, я чутьем слышу сношения с Францией и проекты мира, тайного мира, отдельно заключенного.
– Это не может быть! – сказал князь Андрей, – это было бы слишком гадко.
– Qui vivra verra, [Поживем, увидим,] – сказал Билибин, распуская опять кожу в знак окончания разговора.
Когда князь Андрей пришел в приготовленную для него комнату и в чистом белье лег на пуховики и душистые гретые подушки, – он почувствовал, что то сражение, о котором он привез известие, было далеко, далеко от него. Прусский союз, измена Австрии, новое торжество Бонапарта, выход и парад, и прием императора Франца на завтра занимали его.
Он закрыл глаза, но в то же мгновение в ушах его затрещала канонада, пальба, стук колес экипажа, и вот опять спускаются с горы растянутые ниткой мушкатеры, и французы стреляют, и он чувствует, как содрогается его сердце, и он выезжает вперед рядом с Шмитом, и пули весело свистят вокруг него, и он испытывает то чувство удесятеренной радости жизни, какого он не испытывал с самого детства.
Он пробудился…
«Да, всё это было!…» сказал он, счастливо, детски улыбаясь сам себе, и заснул крепким, молодым сном.
На другой день он проснулся поздно. Возобновляя впечатления прошедшего, он вспомнил прежде всего то, что нынче надо представляться императору Францу, вспомнил военного министра, учтивого австрийского флигель адъютанта, Билибина и разговор вчерашнего вечера. Одевшись в полную парадную форму, которой он уже давно не надевал, для поездки во дворец, он, свежий, оживленный и красивый, с подвязанною рукой, вошел в кабинет Билибина. В кабинете находились четыре господина дипломатического корпуса. С князем Ипполитом Курагиным, который был секретарем посольства, Болконский был знаком; с другими его познакомил Билибин.
Господа, бывавшие у Билибина, светские, молодые, богатые и веселые люди, составляли и в Вене и здесь отдельный кружок, который Билибин, бывший главой этого кружка, называл наши, les nфtres. В кружке этом, состоявшем почти исключительно из дипломатов, видимо, были свои, не имеющие ничего общего с войной и политикой, интересы высшего света, отношений к некоторым женщинам и канцелярской стороны службы. Эти господа, повидимому, охотно, как своего (честь, которую они делали немногим), приняли в свой кружок князя Андрея. Из учтивости, и как предмет для вступления в разговор, ему сделали несколько вопросов об армии и сражении, и разговор опять рассыпался на непоследовательные, веселые шутки и пересуды.
– Но особенно хорошо, – говорил один, рассказывая неудачу товарища дипломата, – особенно хорошо то, что канцлер прямо сказал ему, что назначение его в Лондон есть повышение, и чтоб он так и смотрел на это. Видите вы его фигуру при этом?…
– Но что всего хуже, господа, я вам выдаю Курагина: человек в несчастии, и этим то пользуется этот Дон Жуан, этот ужасный человек!
Князь Ипполит лежал в вольтеровском кресле, положив ноги через ручку. Он засмеялся.
– Parlez moi de ca, [Ну ка, ну ка,] – сказал он.
– О, Дон Жуан! О, змея! – послышались голоса.
– Вы не знаете, Болконский, – обратился Билибин к князю Андрею, – что все ужасы французской армии (я чуть было не сказал – русской армии) – ничто в сравнении с тем, что наделал между женщинами этот человек.
– La femme est la compagne de l'homme, [Женщина – подруга мужчины,] – произнес князь Ипполит и стал смотреть в лорнет на свои поднятые ноги.
Билибин и наши расхохотались, глядя в глаза Ипполиту. Князь Андрей видел, что этот Ипполит, которого он (должно было признаться) почти ревновал к своей жене, был шутом в этом обществе.
– Нет, я должен вас угостить Курагиным, – сказал Билибин тихо Болконскому. – Он прелестен, когда рассуждает о политике, надо видеть эту важность.
Он подсел к Ипполиту и, собрав на лбу свои складки, завел с ним разговор о политике. Князь Андрей и другие обступили обоих.
– Le cabinet de Berlin ne peut pas exprimer un sentiment d'alliance, – начал Ипполит, значительно оглядывая всех, – sans exprimer… comme dans sa derieniere note… vous comprenez… vous comprenez… et puis si sa Majeste l'Empereur ne deroge pas au principe de notre alliance… [Берлинский кабинет не может выразить свое мнение о союзе, не выражая… как в своей последней ноте… вы понимаете… вы понимаете… впрочем, если его величество император не изменит сущности нашего союза…]
Годы |
---|
1944 · 1945 · 1946 · 1947 — 1948 — 1949 · 1950 · 1951 · 1952 |
Десятилетия |
1920-е · 1930-е — 1940-е — 1950-е · 1960-е |
Века |
XIX век — XX век — XXI век |
Григорианский календарь | 1948 MCMXLVIII |
Юлианский календарь | 1947—1948 (с 14 января) |
Юлианский календарь с византийской эрой |
7456—7457 (с 14 сентября) |
От основания Рима | 2700—2701 (с 4 мая) |
Еврейский календарь |
5708—5709 ה'תש"ח — ה'תש"ט |
Исламский календарь | 1367—1368 |
Древнеармянский календарь | 4440—4441 (с 11 августа) |
Армянский церковный календарь | 1397 ԹՎ ՌՅՂԷ
|
Китайский календарь | 4644—4645 (с 10 февраля) 丁亥 — 戊子 красная свинья — жёлтая крыса |
Эфиопский календарь | 1940 — 1941 |
Древнеиндийский календарь | |
- Викрам-самват | 2004—2005 |
- Шака самват | 1870—1871 |
- Кали-юга | 5049—5050 |
Иранский календарь | 1326—1327 |
Буддийский календарь | 2491 |
Японское летосчисление | 23-й год Сёва |
1948 (тысяча девятьсот сорок восьмой) год по григорианскому календарю — високосный год, начинающийся в четверг. Это 1948 год нашей эры, 948 год 2 тысячелетия, 48 год XX века, 8 год 5-го десятилетия XX века, 9 год 1940-х годов.
Содержание
События
Январь
- 1 января
- Вступила в силу республиканская конституция Италии[1].
- Индия обратилась в Совет Безопасности ООН с жалобой на Пакистан, обвинив его в агрессии против Джамму и Кашмира[2].
- 4 января — Бирма получила независимость от Великобритании, вступила в силу первая Конституция страны. Главой правительства стал У Ну[3].
- 5 января — Линь Бяо отдал приказ о формировании 7 новых пехотных бригад для наступления в Маньчжурии[4].
- 7 января — Чан Кайши прибыл в Шэньян и сменил командование фронта в Маньчжурии в преддверии наступления сил коммунистов[5].
- Аннулирование парламентских мандатов коммунистов в Бразилии[6].
- Случай с Мантеллом: при преследовании НЛО над штатом Кентукки погиб лётчик Томас Ф. Мантелл.
- 10 января — открылась двухдневная III конференция Венгерской коммунистической партии, выдвинувшая лозунг, обращённый к трудящимся: «Страна твоя, ты строишь для себя!». Взят курс на полный захват власти в стране[7].
- 12 января — Махатма Ганди начал голодовку протеста против столкновений мусульман и индусов[8].
- 15 января — Пакистан обратился в Совет Безопасности ООН с жалобой на Индию[2].
- 17 января — Индонезия и Нидерланды подписали Ренвильское соглашение, предусматривавшее прекращение огня. Временной границей стали «линия ван Моока», разделившая индонезийские и голландские войска[9].
- 18 января — представители индусов и мусульман Дели поклялись перед Махатмой Ганди сохранить мир между общинами и распространить его на всю Индию и Пакистан[8].
- 20 января — в Дели совершено покушение на Махатму Ганди. От взрыва бомбы никто не пострадал[8].
- 22 января — принята новая конституция Никарагуа[10].
- 23 января — подало в отставку левое правительство Индонезии во главе с социалистом Амиром Шарифутдином[9].
- 24 января — заключён Договор о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи между Венгрией и Румынией[11].
- 28 января — в Индонезии сформирован «президентский кабинет» во главе вице-президентом Мохаммадом Хаттой[9].
- 30 января
- В Дели членом организации «Хинду махасабха» Натурамом Годсе застрелен Махатма Ганди[8].
- Над Атлантическим океаном пропал самолёт Avro Tudor IV «Star Tiger» компании BSAA с 27 людьми на борту, направлявшийся на Бермудские острова. Обломки не были обнаружены.
Февраль
- 1 февраля — вступило в силу соглашение о преобразовании британского Малайского союза в Малайскую Федерацию[12].
- 2 февраля
- 4 февраля
- В Китае НОАК штурмом взяла Ляоян[5].
- Подписан Договор о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи между СССР и Румынской Народной Республикой[15].
- 6 февраля — в Венгрии национализированы бокситовые рудники и производство алюминия[11].
- 8 февраля — президентские выборы в Коста-Рике. 28 февраля объявлено, что кандидат правой партии Национальный союз Отилио Улате победил правительственного кандидата Рафаэля Кальдерона Гуардию[16].
- 14 февраля — генерал Ихинио Мориниго переизбран президентом Парагвая.
- 16 февраля — американским астрономом Джерардом Койпером открыта Миранда, спутник Урана.
- 17 февраля — убит заговорщиками король Йемена Яхья. Новым королём провозглашён бывший наместник Таиза Абдалла аль-Вазир[17].
- 18 февраля
- Подписан советско-венгерский договор о дружбе, сотрудничестве и взаимопомощи[11].
- Получившая независимость Бирма установила дипломатические отношения с СССР[3].
- 20 февраля — в Чехословакии 12 министров от правых партий отказались участвовать в работе правительства коммуниста Клемента Готвальда. В стране начался кризис, завершившийся переходом всей власти к Коммунистической партии Чехословакии[18].
- 23 февраля
- Органы национальной безопасности Чехословакии провели аресты оппозиции[19].
- Завершился трёхдневный объединительный съезд Румынской коммунистической партии и Социал-демократической партии Румынии. Создана Румынская рабочая партия[15].
- 24 февраля — в Чехословакии прошла одночасовая всеобщая забастовка в Праге и крупных промышленных центрах. Армия во главе с Людвигом Свободой заявила о своём нейтралитете[19].
- 25 февраля — президент Чехословакии Эдуард Бенеш принял отставку министров от правых партий. Вся власть в стране перешла к коммунистическому правительству Клемента Готвальда[20].
- 27 февраля
- В Китае НОАК захватила порт Инкоу, отрезав гоминьдановский Китай от Ляодунского залива[5].
- В Румынии под эгидой коммунистов создан предвыборный Фронт народной демократии под эгидой Румынской рабочей партии[21].
- 27 февраля — в Чехословакии сформирован новый Корпус уполномоченных (региональное правительство) Словакии во главе с Густавом Гусаком[20].
- 28 февраля — в африканской колонии Британский Золотой Берег расстреляна демонстрация африканцев — участников Второй мировой войны[22].
- 29 февраля — в Китае 12 колонн НОАК группы войск Пэн Дэхуая начали наступление в районы Ичуаня и Фусиня[23].
Март
- 1 марта
- Конгресс Коста-Рики объявил недействительными результаты президентских выборов. В стране началась гражданская война[16].
- Забастовки на промышленных предприятиях Вены[24].
- 2 марта — в Китае Северная группа НОАК нанесла удар по городам Гирин, Сыпингай и Чанчунь[5].
- 5 марта — НОАК взяла Гирин[5].
- 7 марта — НОАК взяла Чанчунь[5].
- 8 марта — завершился начавшийся 6 марта 36-й съезд Социал-демократической партии Венгрии, принявший решение о чистке рядов партии и объединении с Коммунистической партией Венгрии[11].
- 10 марта
- Законодательное национальное собрание Чехословакии одобрило программу коммунистического правительства Клемента Готвальда[25].
- При неясных обстоятельствах погиб, выпав из окна, министр иностранных дел Чехословакии Ян Масарик.
- 11 марта
- В Йемене свергнут с престола Абдалла аль-Вазир, пришедший к власти в феврале после убийства короля Яхьи. Новым королём Йемена провозглашён эмир Ахмед, принадлежавший к свергнутой аль-Вазиром династии Хамидаддинов[26].
- НОАК разгромила 29-ю гоминьдановскую армию в районе Ичуаня[23].
- 12 марта — в Германии основана компания Puma[27].[нет в источнике 2958 дней]К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)
- 15 марта — в Венгрии введено социалистическое соревнование[11].
- 16 марта — НОАК заняла Фусинь[23].
- 17 марта — подписан Брюссельский пакт о создании военно-политического Западного союза в составе Бельгии, Великобритании, Люксембурга, Нидерландов и Франции.
- 20 марта
- Совет Министров Литовской ССР и ЦК Коммунистической партии Литвы приняли совместное постановление «Об организации колхозов в Литовской ССР»[28]
- Первые выборы в Сингапуре.
- 21 марта — Законодательное национальное собрание Чехословакии приняло шесть законов о социалистической реорганизации сельского хозяйства[20].
- 22 марта — войска китайских коммунистов вновь заняли Яньань[23].
- 25 марта — в Венгрии национализированы все предприятия с числом работников более 100[11].
- 26 марта — введение США эмбарго на торговлю «стратегическими товарами» с социалистическими странами.
- 28 марта — в Румынии прошли первые выборы в Великое национальное собрание, на которых победил возглавляемый коммунистами Фронт народной демократии[15].
- Март — после конфликта между правительством У Ну и Коммунистической партией Бирмы началась гражданская война в Бирме[3].
Апрель
- 1 апреля
- 2 апреля — Конгресс США принял «план Маршалла».
- 3 апреля — Конгресс США утвердил Закон об оказании помощи Китаю на сумму в 463 миллиона долларов.
- 4 апреля
- Распущен Всевенгерский союз промышленников[30].
- Во Французском Алжире начались первые выборы в Алжирское собрание. Проходили до 11 апреля[31].
- 6 апреля — в Румынии открылось Великое национальное собрание. Председателем собрания (главой государства) избран академик Константин Пархон[21].
- 7 апреля — основана Всемирная организация здравоохранения (ВОЗ)[32].
- 9 апреля — подписано новое экономическое соглашение между Испанией и Аргентиной (Протокол Франко-Перон). Аргентина получала на 50 лет свободную зону «Порт Перон» в Кадисе.
- 13 апреля — Великое национальное собрание Румынии приняло Конституцию Румынской Народной Республики. Академик Константин Пархон избран главой государства — Председателем Государственного совета РНР (до 12 июня 1952 года)[15].
- 21 апреля — в Чехословакии принят закон о единой школьной системе[20].
- 23 апреля — Первая арабо-израильская война: израильтяне отбили у арабов морской порт.
- 24 апреля — Катастрофа Ли-2 под Бодайбо.
- 25 апреля — Законодательное национальное собрание Чехословакии приняло законы о национализации предприятий оптовой и внешней торговли с числом работающих более 50[20].
- 27 апреля — в Китае войска НОАК заняли Баоцзи, крупный город в провинции Сычуань[23].
Май
- 8 мая — президентом Коста-Рики стал лидер повстанцев Хосе Фигерес Феррер, провозгласивший Вторую республику.
- 9 мая — принята новая Конституция Чехословакии[20].
- 10 мая — на юге Корейского полуострова под наблюдением Временной комиссии ООН по Корее прошли всеобщие выборы.
- 12 мая — король Египта Фарук I отдал армии приказ о подготовке вторжения в Палестину. Премьер-министр Египта Махмуд Фахми Нукраши срочно созвал заседание парламента для решения вопроса о вторжении в Палестину[33].
- 14 мая
- Провозглашена независимость государства Израиль.
- В Египте введено военное положение, начались аресты оппозиции и коммунистов[34].
- 15 мая — Армии Египта, Трансиордании, Сирии и Ирака вторглись в Палестину[35].
- 22—23 мая — операция «Весна». Заключалась в депортации антисоветских партизанских отрядов в Литве и их семей. Всего было выселено 39 766 человек.
- 23 мая — при обороне Кайфына 5 самолётов гоминьданосвской авиации перелетили на сторону НОАК. Начинается переход отдельных частей и дивизий гоминьдановских войск на сторону китайских коммунистов[36].
- 24 мая — ушёл в отставку председатель Исполнительного Юаня (правительства) гоминьдановского Китая Чжан Цюнь. Его сменил Вэнь Вэньхао.
- 25 мая — в Китае четыре корпуса НОАК группы войск Чэнь И развернули наступление и, окружив Сюйчжоу, вышли к Кайфыну[37].
- 30 мая — в Чехословакии прошли выборы в Национальное собрание на основе единого списка кандидатов от возглавляемого коммунистами Национального фронта. Фронт получил 86,6 % голосов[20][38].
Июнь
- 3 июня — свергнута диктатура генерала Ихинио Мориниго в Парагвае. Президентом стал представитель партии «Колорадо» Хуан Мануэль Фрутос.
- 5 июня — глава временного вьетнамского центрального правительства в Сайгоне Нгуен Ван Сюан подписал соглашение с верховным комиссаром Франции в Индокитае Э. Боллаэртом, по которому Франция признавала независимость Вьетнама во главе с Бао Даем в качестве присоединившегося государства в составе Французского союза[39].
- 7 июня — на сторону НОАК перешла 5-я гоминьдановская армия в районе Босяня[37].
- 9 июня — генералиссимус Чан Кайши вылетел на фронт в Чжэньчжоу для выяснения обстановки[37].
- 11 июня
- В Румынии сессия Великого национального собрания, собравшаяся по случаю 100-летия революции 1848 года приняла закон о национализации основных промышленных предприятий, шахт, железных дорог и страховых обществ[15][40].
- Премьер-министр Египта Махмуд Фахми Нукраши заявил, что он отверг предложение премьер-министра Ирака Нури Саида создать совместное командование в войне против Израиля[41].
- 14 июня
- Клемент Готвальд избран президентом Чехословакии[20].
- В Венгрии на объединительном съезде коммунистов и социал-демократов образована правящая Венгерская партия трудящихся[11].
- 15 июня
- Социал-демократическая партия Чехословакии объединилась с Коммунистической партией Чехословакии[20].
- Премьер-министром Чехословакии стал Антонин Запотоцкий[42].
- Китайские коммунисты начали в Шицзячжуане выпуск центральной газеты «Жэньминь жибао».
- 16 июня — в Венгрии гимназии, церковные школы и частные учебные заведения переданы в ведение государства[11].
- 17 июня — из-за ложного срабатывания противопожарной системы под Маунт-Кармелом (Пенсильвания) разбился самолёт Douglas DC-6 компании United Air Lines, погибли 43 человека.
- 18 июня
- Верховный комиссар Великобритании в Малайской Федерации Эдвард Гент ввёл чрезвычайное положение на всей территории федерации[43].
- Заключён Договор о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи между Венгрией и Польшей[11].
- 19 июня — НОАК в ходе двухдневных боёв заняла город Кайфын, центр провинции Хэнань[37].
- 20 июня — сепаратная денежная реформа в Западной Германии.
- 21 июня — начало первого Берлинского кризиса (1948—1949) — одного из драматических эпизодов «холодной войны».
- 23 июня — введённое в Малайской Федерации чрезвычайное положение распространено на Сингапур[43].
- Введение в обращение в Западном Берлине сепаратной Западногерманской марки.
- Ответная денежная реформа в Восточной Германии.
- 24 июня — в Лаосе объявлена амнистия[44].
- Экономический совет Бизонии снимает ограничения для предпринимательской деятельности и отменяет контроль над ценами.
- 27 июня — объединение коммунистической и социал-демократической партий Чехословакии на основе идеологии марксизма-ленинизма.
Июль
- Согласие правительства Великобритании на размещение военных баз США в восточной части Великобритании.
- 3 июля — заключено второе Соглашение об экономической помощи между США и гоминьдановским Китаем[45].
- 4 июля — в Анкаре заключено Соглашение об экономическим сотрудничестве между США и Турцией, по которому американские компании получили дополнительные права и льготы в Турции до 30 июня 1953 года[46].
- 8 июля — на Лунхайском участке фронта капитулировали перед НОАК 15-я и 16-я гоминьдановские армии[47].
- 9 июля — возобновились боевые действия на фронтах Первой арабо-израильской войны[41].
- 10 июля — Чан Кайши вернулся в Нанкин и назначил главнокомандующим в Северном и Центральном Китае генерала Хэ Иньцина[47].
- 14 июля — покушение на генерального секретаря Итальянской коммунистической партии Пальмиро Толятти. Тольятти получил три тяжёлых пулевых ранения, но выжил. В ответ коммунистами организована всеобщая забастовка, в которой участвовали 7 миллионов человек[48].
- 16 июля — заключён Договор о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи между Венгрией и Болгарией.
- 18 июля — приостановлены боевые действия на фронтах Первой арабо-израильской войны[41].
- 19 июля — во Франции ушло в отставку коалиционное правительство христианского демократа Робера Шумана[49].
- 20 июля — Ли Сын Ман стал президентом Южной Кореи.
- 21 июля — заключён договор о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи между Румынией и Чехословакией[50].
- 23 июля — в британской Малайской Федерации объявлено о запрете деятельности Коммунистической партии Малайи во главе с Чин Пеном[43].
- 26 июля — во Франции сформировано правительство радикала Андре Мари[49].
- Подписание Англией и США условий осуществления «плана Маршалла».
- 30 июля — ушёл в отставку президент Венгрии Золтан Тилди[11].
Август
- 1 августа — Катастрофа Latécoère 631 в Атлантике.
- 3 августа
- Президентом Венгрии избран Арпад Сакашич[11].
- В Румынии издан декрет, по которому национальным меньшинствам страны предоставлено право обучения и судопроизводства на родном языке[51].
- 5 августа — заключено Соглашение о создании совместной комиссии по сельскому переустройству между США и гоминьдановским Китаем[45].
- 6 августа — профсоюзы Гватемалы предложили правительству Хуана Хосе Аревало вооружить рабочих, чтобы предотвратить его вероятное свержение[52].
- 8 августа — в СССР завершилась специальная сессия ВАСХНИИЛ, в результате которой школой Т. Д. Лысенко генетика была официально объявлена лженаукой.
- 15 августа — на юге Корейского полуострова провозглашена Республика Корея. Её президентом стал Ли Сын Ман.
- 16 августа — президентом Парагвая стал Хуан Наталисио Гонсалес[53].
- 17 августа — правительство Индонезии амнистировало участников попытки переворота в 1946 году[54].
- 18 августа — голландская полиция расстреляла массовую демонстрацию в Джакарте, посвящённую годовщине независимости Индонезии.
- 18 августа — на Белградской конференции придунайскими странами подписана «Конвенция о режиме судоходства на Дунае».
- 20 августа
- «Вашингтон пост» назвала Г. Ф. Александрова «самым выдающимся советским философом».
- В Венгрии провозглашён курс на социалистическое преобразование сельского хозяйства[11].
- 25 августа — вступил в силу сроком на 50 лет Брюссельский пакт о создании военно-политического Западного союза.
- 26 августа — Президиум Верховного Совета СССР издал указ «О праве граждан на покупку и строительство жилых домов», разрешивший массовое строительство индивидуальных жилых домов.
- 27 августа
- Чрезвычайная конференция Коммунистической партии Индонезии в Джокьякарте приняла резолюцию Новый путь для Республики Индонезии. Предполагается присоединение к КПИ Социалистической и Рабочей партий, отказ от Ренвильского соглашения, активизация антиколониальной и классовой борьбы. Новым лидером партии стал прибывший из СССР Мановар Муссо[54].
- Открыта Малая Октябрьская железная дорога.
- 28 августа — отставка правительства Андре Мари во Франции[49].
- 29 августа — Катастрофа Martin 2-0-2 под Уиноной — крупнейшая в штате Висконсин (37 погибших)
Сентябрь
- 1 сентября
- Произошёл пожар на теплоходе «Победа», который унёс жизнь 42 человек, в том числе, китайского маршала Фэн Юйсяна.
- Штабам воинских соединений США разослан план «Флитвуд», который предполагает атомную бомбардировку 70 городов СССР.
- 2 сентября — Катастрофа Ил-12 в Новосибирске.
- 5 сентября
- Во Франции сформирован второй кабинет христианского демократа Робера Шумана, ушедший в отставку через два дня, 7 сентября[49].
- Руководитель Коммунистической партии Индонезии Мановар Муссо выступает с речью, в которой выдвигает идею вхождения Индонезии в состав СССР.
- 8 сентября — Народное собрание Северной Кореи приняло первую конституцию Северной Кореи и сложило полномочия.
- 9 сентября — на севере Корейского полуострова провозглашена Корейская Народная Демократическая Республика[55]. Премьером Административного совета КНДР стал генеральный секретарь Коммунистической партии Кореи Ким Ир Сен, председателем Президиума Верховного народного собрания КНДР Ким Ду Бон
- 11 сентября — во Франции сформировано правительство радикала Анри Кея[49].
- 12 сентября — в Китае коммунистическая армия Линь Бяо и Гао Гана начала Ляошэньскую операцию по разгрому гоминьдановских войск в Маньчжурии[56].
- 13 сентября — в Индонезии в районе Соло (Восточная Ява) начинаются столкновения правительственной дивизии «Силиванги» и частями коммунистической 4-й дивизии. Президент Сукарно вводит в этом районе военное положение. Начало Мадиунских событий и репрессий против Коммунистической партии Индонезии[57].
- армия Индийского Союза вторглась к провозгласившее независимость княжество Хайдарабад в центральной Индии (Операция «Поло»)[58].
- 17 сентября
- армия княжества Хайдарабад капитулировала перед армией Индийского Союза. В княжестве учреждена военная администрация во главе с генералом Д. Н. Чаудхури[59].
- в Иерусалиме застрелен посредник ООН в Палестине Фольке Бернадот[60].
- 18 сентября — силы левых партий Индонезии выступают в поддержку 4-й дивизии, захватывают город Мадиун и заявляют по радио о «начале революции»[57]. Индонезийская армия заявляет, что в Мадиуне провозглашена Советская Республика Индонезия с Мановаром Муссо в качестве президента и Амиром Шарифутдином в качестве премьер-министра[61].
- 20 сентября
- НОАК заняла город Цзинань завершив захват шаньдунского оперативного плацдарма[56].
- Рабочий комитет Центрального национального индонезийского комитета дал чрезвычайные полномочия президенту Индонезии Сукарно, который ввёл в стране военное положение[57].
- 30 сентября — в Индонезии правительственная дивизия «Силиванги» заняла город Мадиун[57].
Октябрь
- 6 октября — произошло сильное землетрясение в Ашхабаде и окружающих районах Туркменистана. Ашхабад был почти полностью разрушен, погибло около 110 тыс. человек.
- 7 октября — в Венгрии подписано соглашение между коммунистическим правительством и реформатской и униатской церквами[11].
- 11 октября — парламент Бирмы принял «Закон о национализации земли»[3].
- 12 октября
- Установлены дипломатические отношения между СССР и КНДР[62].
- В районе Главного Кавказского хребта исчез самолёт Ил-12 с 10 людьми на борту, направлявшийся из Баку в Тбилиси.
- 16 октября — израильская армия окружила Египетские части в Эль-Фаллудже и начала 130-дневную осаду города[63].
- 17 октября — на сторону НОАК перешла 60-я гоминьдановская армия в Чанчуне.
- 20 октября — НОАК вступила в Цзиньчжоу, приняв капитуляцию 100-тысячного гоминьдановского гарнизона[64].
- 21 октября — израильская армия заняла Беэр-Шеву[60].
- 22 октября — заключено перемирие, завершившее боевые действия Первой арабо-израильской войны[60].
- 23 октября — в Китае Новая 7-я и 16-я армия Гоминьдана начала контрнаступление на Шэньян и Инкоу, но были окружены и разбиты НОАК[64].
- 25 октября — в Польше национализированы все частные кредитные учреждения и введена государственная монополия на банковское дело.
- 26 октября — попытка государственного переворота в Парагвае.
- 27 октября — в Чехословакии принят закон о первом пятилетнем плане развития народного хозяйства (1949—1953)[20].
- 28 октября — в Китае начато переформирование частей НОАК в четыре полевые армии: 1-я полевая армия — командующий Пэн Дэхуай, 2-я полевая армия — командующий Чэнь И (политкомиссар Дэн Сяопин), 3-я полевая армия — командующий Лю Бочэн, 4-я полевая армия — командующий Линь Бяо (политкомиссар Гао Ган)[65].
- 31 октября — убит взятый в плен лидер Коммунистической партии Индонезии Муссо (официально — при попытке к бегству)[66].
Ноябрь
- 1 ноября — в Китае перед армией Линь Бяо капитулировала 53-я гоминьдановская армия в Шэньяне[67].
- 2 ноября — президентские выборы в США. Победу одержал действующий президент Гарри Трумэн.
- 3 ноября — первое глубоководное погружение батискафа — FNRS-2, 1380 м.
- 5 ноября — состоялся первый пуск Коломенского трамвая по линии Коломна — Голутвин протяжённостью 5 километров.
- 8 ноября
- 11 ноября — бюро Совета министров СССР приняло постановление О мероприятиях по улучшению торговли. Решено провести межобластные оптовые ярмарки для распродажи скопившихся на складах излишков товаров[69].
- 12 ноября
- армия Линь Бяо очистила Маньчжурию от гоминьдановских войск[56].
- завершен Токийский процесс над главными военными преступниками милитаристской Японии. Приговор приведен в исполнение 23 декабря.
- 16 ноября — в Китае близ Сюйчжоу капитулировала окружённая войсками НОАК 7-я группа армий[65].
- 20 ноября — в СССР принято секретное решению бюро Совета министров о роспуске Еврейского антифашистского комитета.
- 23 ноября — президент США Гарри Трумэн подписал секретную директиву Совета Национальной Безопасности № 20/4 «Политика США в отношении России», предполагающую постепенное ослабление СССР и его влияния.
- 24 ноября — военный переворот в Венесуэле. Президент Ромуло Гальегос свергнут, к власти пришла военная хунта во главе с Карлосом Дельгадо Чальбо[70].
- 25 ноября — после занятия китайскими коммунистами Маньчжурии восстановлено прямое железнодорожное сообщение между СССР (Забайкальск и Гродеково) с советскими военными базами в Порт-Артуре[71].
- 26 ноября — в Венгрии принят закон о правах женщин[72].
- 27 ноября — НОАК заняла Шаньхайгуань.
Декабрь
- 1 декабря
- Жена Чан Кайши Сун Мэйлин вылетела в США, надеясь добиться военной и экономической помощи. Миссия завершилась провалом[73].
- На пляже Сомертон австралийского города Аделаида обнаружено тело неизвестного мужчины без каких-либо документов. Заведенное уголовное дело остается не раскрытым. Личность погибшего, а также точные причины его смерти не установлены. Инцидент считается одной из самых таинственных загадок Австралии.
- 2 декабря — НОАК вошла в Сюйчжоу после капитуляции войск южного участка обороны гоминьдановской армии[74].
- 4 декабря
- Государственный комитет Совета министров СССР по внедрению передовой техники в народное хозяйство зарегистрировал за номером 10475 изобретение И. С. Бруком и Б. И. Рамеевым цифровой электронной вычислительной машины.
- В Каире от взрыва бомбы погиб начальник городской полиции Селим Заки. 8 декабря правительство Египта заявило о роспуске ассоциации «Братья-мусульмане»[75][76].
- 5 декабря — правительство Индонезии прервало мирные переговоры с Нидерландами.
- 7 декабря
- 9 декабря — Генеральной Ассамблеей ООН (резолюцией 260 A (III)) ратифицирована «Конвенция о предупреждении преступления геноцида и наказании за него»[77].
- 10 декабря — в Венгрии сформировано правительство во главе с Иштваном Доби[72].
- 11 декабря — принята резолюция ООН о праве беженцев на возвращение на родину или по их выбору на материальную компенсацию[78].
- 13 декабря — в Китае 4-я полевая армия Линь Бяо заняла угольный бассейн Таншань[79].
- 14 декабря — в Венгрии подписано соглашение между коммунистическом правительством и евангелической церковью[72].
- 15 декабря
- В Варшаве открылся объединительный съезд Польской социалистической партии и Польской рабочей партии[80].
- 4-я полевая армия Линь Бяо заняла город Тунчжоу, завершив окружение Пекина[79].
- 17 декабря — министерство сельского хозяйства Венгрии опубликовало положение о типах кооперативов внедряемых в сельском хозяйстве[81].
- 18 декабря — в Венгрии создан Всевенгерский союз трудящихся крестьян и сельскохозяйственных рабочих[72].
- 19 декабря
- Прервано перемирие между Индонезией и Нидерландами, голландская армия нанесла сокрушительный удар по индонезийским силам. В Джакарте воздушным десантом захвачены президент Сукарно, вице-президент Хатта и другие руководители Индонезии[66].
- Индонезийскими офицерами в деревне Нгалиян расстрелян бывший премьер-министр Амир Шарифутдин, поддержавший коммунистов во время Мадиунских событий.
- В Китае НОАК заняла порт Тангу[79].
- 21 декабря
- В Варшаве завершился объединительный съезд Польской социалистической партии и Польской рабочей партии. Создана правящая Польская объединённая рабочая партия[80].
- Главное командование ВВС США доложило комитету начальников штабов оперативный план САК ЕВП 1-49, по которому нападение США на СССР должно произойти до 1 апреля 1949 года.
- 22 декабря
- Захваченные в плен президент Индонезии Сукарно и руководители республики переправлены самолётом ВВС Нидерландов под арест на остров Банка[82].
- Председателем Исполнительного Юаня (правительства) гоминьдановского Китая назначен сын Сунь Ятсена Сунь Фо, сменивший Вэнь Вэньхао.
- 23 декабря — в районе аэропорта Внуково столкнулись самолёты Ил-12 и ТС-62, погибли 23 человека.
- 26 декабря — НОАК заняла Чжанцзякоу (Калган), сжимая кольцо окружения вокруг Пекина[79].
- 28 декабря — в Каире в вестибюле министерства внутренних дел исламистом убит премьер-министр Египта Махмуд ан-Нукраши. Новым премьер-министром Египта стал Ибрагим Абдель Хади[75].
- 30 декабря — Катастрофа ТС-62 под Минском.
Наука
Спорт
Музыка
Кино
Театр
Напишите отзыв о статье "1948 год"
Литература
Изобразительное искусство СССР
Компьютерные игры
Авиация
Общественный транспорт
Метрополитен
Железнодорожный транспорт
Персоны года
Человек года по версии журнала Time — Гарри Трумэн, президент США.
Родились
См. также: Категория:Родившиеся в 1948 году
Январь
- 3 января — Владимир Стеклов, советский и российский актёр.
- 12 января — Наталья Петровна Сайко, русская советская актриса, Заслуженная артистка РСФСР.
- 14 января — Валерий Харламов, советский хоккеист (ум. в 1981).
- 16 января — Джон Карпентер, американский кинорежиссёр, сценарист, продюсер, актёр и кинокомпозитор.
- 20 января — Джерри Линн Росс, американский астронавт.
- 21 января — Натан Щаранский, отказник, узник Сиона, общественный и политический деятель в Израиле, писатель.
Февраль
- 4 февраля — Элис Купер, американский рок-музыкант.
Март
- 1 марта — Ирина Купченко, советская и российская актриса.
- 17 марта — Уильям Гибсон, писатель-фантаст.
- 26 марта — Стив Тайлер, американский рок-музыкант, вокалист и лидер легендарной группы «Aerosmith».
- 27 марта — Алексей Жарков, советский и российский актёр (ум. в 2016).
- 31 марта — Владимир Винокур, народный артист России.
Апрель
- 2 апреля — Джоан Виндж, американская писательница-фантаст;
- 4 апреля — Дэн Симмонс, американский писатель-фантаст, лауреат всех значимых премий в своём жанре;
- 11 апреля — Марчелло Липпи, итальянский футболист и тренер;
- 11 апреля — Георгий Ярцев, советский футболист, футбольный тренер.
- 14 апреля — Михаил Лермонтов, советский и российский певец, автор песен, киноактер, режиссер, продюсер и телеведущий. Народный артист СССР (1991).
Май
- 2 мая — Владимир Анатольевич Маторин, российский оперный певец (бас), солист Большого театра России, народный артист России.
- 7 мая — Пётр Валентинович Трусов, российский учёный.
- 19 мая — Даниил Дондурей, российский кинокритик и деятель кино.
- 20 мая — Михаил Веллер, русский писатель.
- 22 мая — Евгений Мартынов, советский композитор и певец (ум. 1990).
- 25 мая — Клаус Майне — вокалист и композитор немецкой группы Scorpions.
Июнь
- 21 июня — Анджей Сапковский, польский писатель-фантаст.
- 30 июня — Константин Натанович Боровой, российский предприниматель и политик.
Июль
- 21 июля — Михаил Николаевич Задорнов, советский и российский писатель-сатирик, драматург, член Союза писателей России.
- 30 июля — Жан Рено, французский актёр.
Август
- 1 августа — Дэвид А. Геммел, английский писатель-фантаст.
- 1 августа — Людмила Ширина, украинская оперная певица, народная артистка Украины.
- 1 августа — Ивар Калныньш, советский и латвийский актёр.
- 4 августа — Виктор Отт, российский государственный деятель.
- 10 августа — Волков, Андрей Викторович, русский художник-живописец
- 20 августа — Роберт Плант, британский рок-вокалист, известный прежде всего участием в Led Zeppelin.
- 24 августа — Жан Мишель Жарр, французский музыкант
- 28 августа —
- Наталья Георгиевна Гундарева, актриса театра и кино, Народная артистка России (ум. в 2005).
- Вонда Макинтайр, американская писательница-фантаст.
- 30 августа — Виктор Андреевич Скумин, советский и российский учёный, профессор, описал болезнь, позже названную синдромом Скумина, автор учения о культуре здоровья.
- 31 августа — Рудольф Шенкер — немецкий музыкант, основатель группы Scorpions (1965), её гитарист и композитор.
Сентябрь
- 5 сентября — Михаил Ефимович Швыдко́й, российский деятель культуры и телеведущий.
- 10 сентября — Игорь Костолевский, советский и российский актёр.
- 14 сентября — Максимова, Лариса Ивановна, заслуженный врач Российской Федерации, почётный гражданин города Рязани, председатель Рязанской городской Думы четвёртого созыва.
- 19 сентября — Джереми Айронс, английский актёр.
- 20 сентября — Джордж Мартин, американский писатель-фантаст, сценарист и продюсер.
Октябрь
- 29 октября — Елена Драпеко, советская актриса («А зори здесь тихие», «Одиноким предоставляется общежитие»), депутат Госдумы России от КПРФ.
Ноябрь
- 5 ноября — Питер Хэммилл, английский музыкант, лидер группы Van der Graaf Generator.
- 14 ноября — Чарльз, принц Уэльский, наследник британского престола.
- 20 ноября — Джон Роберт Болтон, американский дипломат.
- 24 ноября — Спайдер Робинсон, американский писатель-фантаст.
Декабрь
- 3 декабря — Оззи Осборн, британский рок-вокалист, один из основателей и участник «золотого состава» группы Black Sabbath.
- 27 декабря — Жерар Депардье, французский и бельгийский актёр.
Скончались
См. также: Категория:Умершие в 1948 году Список умерших в 1948 году
- 12 января — убийство в Минскe Соломона Михайловича Михоэлса, видного советского еврейского артиста и общественного деятеля.
- 30 января — Махатма Ганди, борец за справедливость в Индии.
- 11 февраля — Эйзенштейн, Сергей Михайлович, советский режиссёр, сценарист.
- 25 апреля — Херардо Матос Родригес — аргентинский и уругвайский композитор и журналист, автор Кумпарситы.
- 20 мая — Джордж Бёрлинг (р. 1921), самый результативный канадский лётчик-ас Второй мировой войны.
- 31 августа — Жданов Андрей Александрович, советский партийный и государственный деятель (род.1896)
- 11 сентября — Мухаммад Али Джинна, отец пакистанской государственности (р. 1876).
- 22 сентября — В Швейцарии, в возрасте 64 лет умер принц Адальберт, третий сын кайзера.
- 30 сентября — Василий Иванович Качалов, русский советский актёр.
- 15 октября — Герман Каймель (нем. Hermann Keimel) (1899-1948), немецкий живописец, график, художник и графический дизайнер.
- 24 октября — Легар, Франц, австро-венгерский композитор и дирижёр.
- 19 декабря — Амир Шарифуддин, индонезийский политический деятель, социалист. В разное время занимал посты министра информации, министра иностранных дел, премьер-министра. Принимал активное участие в Мадиунском восстании, после его подавления убит.
Нобелевские премии
- Физика — Патрик Мейнард Стюарт Блэкетт — «За усовершенствование метода камеры Вильсона и сделанные в связи с этим открытия в области ядерной физики и космической радиации».
- Химия — Арне Тиселиус — «За исследование электрофореза и адсорбционного анализа, особенно за открытие, связанное с комплексной природой белков сыворотки».
- Медицина и физиология — Пауль Герман Мюллер — «За открытие высокой эффективности ДДТ как контактного яда».
- Литература — Томас Стернз Элиот — «За выдающийся новаторский вклад в современную поэзию».
- Премия мира — не присуждалась
См. также
Категория: Документы 1948 года в Викитеке? |
Примечания
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 11 — С. 5.
- ↑ 1 2 БСЭ 3-е изд. т. 11 — С. 558.
- ↑ 1 2 3 4 СИЭ т. 2 — С. 461.
- ↑ Сапожников Б. Г. Народно-освободительная война в Китае. 1946—1950 / М. 1984 — С. 95.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 Сапожников Б. Г. Народно-освободительная война в Китае. 1946—1950 / М. 1984 — С. 96.
- ↑ [web.archive.org/web/20130405061535/mesoamerica.narod.ru/Latin/brazil_history_thomas12.html А. Б. Томас. История Латинской Америки.]
- ↑ История Венгрии т. 2 / М. 1972 — С. 572.
- ↑ 1 2 3 4 Горев А. В. Махатма Ганди / М. 1984 — С. 300.
- ↑ 1 2 3 Капица М. С. Малетин Н. П. Сукарно. Политическая биография / М. 1980 — С. 109.
- ↑ [www.asamblea.gob.ni/index.php?option=com_content&task=view&id=228&Itemid=156 Конституции Никарагуа. (исп.)] (исп.)
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 История Венгрии т. 2 / М. 1972 — С. 903.
- ↑ Колосков Б. Т. Малайзия вчера и сегодня / М. 1984 — С. 95.
- ↑ СИЭ т. 1 — С. 451.
- ↑ Сапожников Б. Г. Народно-освободительная война в Китае. 1946—1950 / М. 1984 — С. 88.
- ↑ 1 2 3 4 5 Краткая история Румынии / М. 1987 — С. 518.
- ↑ 1 2 Леонов Н. С. Очерки новой и новейшей истории стран Центральной Америки / М. 1975 — С. 254.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 11 — С. 68.
- ↑ Краткая история Чехословакии / М. 1988 — С. 420.
- ↑ 1 2 Краткая история Чехословакии / М. 1988 — С. 425.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 Краткая история Чехословакии / М. 1988 — С. 549.
- ↑ 1 2 Краткая история Румынии / М. 1987 — С. 439.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 6 — С. 98.
- ↑ 1 2 3 4 5 Сапожников Б. Г. Народно-освободительная война в Китае. 1946—1950 / М. 1984 — С. 94.
- ↑ СИЭ т. 1 — С. 133.
- ↑ Краткая история Чехословакии / М. 1988 — С. 428.
- ↑ Герасимов О. Г. Йеменская революция. 1962—1975 / М. 1979 — С. 14.
- ↑ [about.puma.com/de/this-is-puma/ PUMA® — Über PUMA.]
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 14 — С. 537.
- ↑ Сапожников Б. Г. Народно-освободительная война в Китае. 1946—1950 / М. 1984 — С. 89.
- ↑ История Венгрии т. 2 / М. 1972 — С. 571.
- ↑ СИЭ т. 1 — С. 399.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 5 — С. 446.
- ↑ Хамруш, Ахмед Революция 23 июля 1952 года в Египте / М. 1984 — С. 98.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 10 — С. 44.
- ↑ Хамруш, Ахмед Революция 23 июля 1952 года в Египте / М. 1984 — С. 99.
- ↑ Сапожников Б. Г. Народно-освободительная война в Китае. 1946—1950 / М. 1984 — С. 100.
- ↑ 1 2 3 4 Сапожников Б. Г. Народно-освободительная война в Китае. 1946—1950 / М. 1984 — С. 91.
- ↑ Краткая история Чехословакии / М. 1988 — С. 434.
- ↑ Михеев Ю. Я. Индокитай. Путь к миру / М. 1977 — С. 24.
- ↑ Краткая история Румынии / М. 1987 — С. 442.
- ↑ 1 2 3 Хамруш, Ахмед Революция 23 июля 1952 года в Египте / М. 1984 — С. 100.
- ↑ [www.worldstatesmen.org/Czech Republic.htm Worldstatesmen.org. Czech Republic. (англ.)]
- ↑ 1 2 3 Колосков Б. Т. Малайзия вчера и сегодня / М. 1984 — С. 101.
- ↑ Кожевников В. А. Очерки новейшей истории Лаоса / М. 1979 — С. 69.
- ↑ 1 2 СИЭ т. 1 — С. 452.
- ↑ СИЭ т. 1 — С. 457.
- ↑ 1 2 Сапожников Б. Г. Народно-освободительная война в Китае. 1946—1950 / М. 1984 — С. 92.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 11 — С. 15.
- ↑ 1 2 3 4 5 Смирнов В. П. Новейшая история Франции / М. 1979 — С. 375.
- ↑ Краткая история Румынии / М. 1987 — С. 437.
- ↑ Краткая история Румынии / М. 1987 — С. 441.
- ↑ Леонов Н. С. Очерки новой и новейшей истории стран Центральной Америки / М. 1975 — С. 266.
- ↑ [www.worldstatesmen.org/Paraguay.htm Worldstatesmen.org. Paraguay. (англ.)]
- ↑ 1 2 Капица М. С. Малетин Н. П. Сукарно. Политическая биография / М. 1980 — С. 110.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 13 — С. 160.
- ↑ 1 2 3 Сапожников Б. Г. Народно-освободительная война в Китае. 1946—1950 / М. 1984 — С. 101.
- ↑ 1 2 3 4 Капица М. С. Малетин Н. П. Сукарно/М.1980 — с.111.
- ↑ СИЭ т.5 — С.902.
- ↑ Ben Cahoon. [www.worldstatesmen.org/India_princes_A-J.html Haydarabad (Hyderabad)] (англ.). World Statesmen.org. Проверено 9 апреля 2012. [www.webcitation.org/67yTdf6Iz Архивировано из первоисточника 27 мая 2012].
- ↑ 1 2 3 Хамруш, Ахмед Революция 23 июля 1952 года в Египте / М. 1984 — С. 103.
- ↑ Ошибка в сносках?: Неверный тег
<ref>
; для сносокMus
не указан текст - ↑ БСЭ 3-е изд. т. 13 — С. 165.
- ↑ Хамруш, Ахмед Революция 23 июля 1952 года в Египте / М.1984 — С.101.
- ↑ 1 2 Сапожников Б. Г. Народно-освободительная война в Китае. 1946—1950 / М. 1984 — С. 102.
- ↑ 1 2 3 Сапожников Б. Г. Народно-освободительная война в Китае. 1946—1950 / М. 1984 — С. 106.
- ↑ 1 2 3 Капица М. С. Малетин Н. П. Сукарно. Политическая биография / М. 1980 — С. 112.
- ↑ Сапожников Б. Г. Народно-освободительная война в Китае. 1946—1950 / М. 1984 — С. 104.
- ↑ СИЭ т. 1 — С. 351.
- ↑ О так называемом «Ленинградском деле». В Комиссии Политбюро ЦК КПСС// Известия ЦК КПСС — 1989 — № 2 — С. 127.
- ↑ СИЭ т.3 — С.329.
- ↑ Борисов О. Советский Союз и Маньчжурская революционная база /М.1977 — С.199.
- ↑ 1 2 3 4 История Венгрии т. 2 / М. 1972 — С. 904.
- ↑ Сапожников Б. Г. Народно-освободительная война в Китае. 1946—1950 / М. 1984 — С. 108.
- ↑ 1 2 Сапожников Б. Г. Народно-освободительная война в Китае. 1946—1950 / М. 1984 — С. 107.
- ↑ 1 2 Объединённая Арабская Республика/М. 1968 — С. 110.
- ↑ Хамруш, Ахмед Революция 23 июля 1952 года в Египте / М. 1984 — С. 104.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 6 — С. 244.
- ↑ БСЭ т. 10 — С. 113.
- ↑ 1 2 3 4 Сапожников Б. Г. Народно-освободительная война в Китае. 1946—1950 / М. 1984 — С. 114.
- ↑ 1 2 СИЭ т. 11 — С. 299.
- ↑ История Венгрии т. 2 / М. 1972 — С. 593.
- ↑ Капица М. С. Малетин Н. П. Сукарно. Политическая биография / М. 1980 — С. 113.
Календарь на 1948 год | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
Январь
|
Февраль
|
Март
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Апрель
|
Май
|
Июнь
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Июль
|
Август
|
Сентябрь
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Октябрь
|
Ноябрь
|
Декабрь
|
Отрывок, характеризующий 1948 год
– Ишь ты, куда фатает! – строго сказал близко стоявший солдат, оглядываясь на звук.– Подбадривает, чтобы скорей проходили, – сказал другой неспокойно.
Толпа опять тронулась. Несвицкий понял, что это было ядро.
– Эй, казак, подавай лошадь! – сказал он. – Ну, вы! сторонись! посторонись! дорогу!
Он с большим усилием добрался до лошади. Не переставая кричать, он тронулся вперед. Солдаты пожались, чтобы дать ему дорогу, но снова опять нажали на него так, что отдавили ему ногу, и ближайшие не были виноваты, потому что их давили еще сильнее.
– Несвицкий! Несвицкий! Ты, г'ожа! – послышался в это время сзади хриплый голос.
Несвицкий оглянулся и увидал в пятнадцати шагах отделенного от него живою массой двигающейся пехоты красного, черного, лохматого, в фуражке на затылке и в молодецки накинутом на плече ментике Ваську Денисова.
– Вели ты им, чег'тям, дьяволам, дать дог'огу, – кричал. Денисов, видимо находясь в припадке горячности, блестя и поводя своими черными, как уголь, глазами в воспаленных белках и махая невынутою из ножен саблей, которую он держал такою же красною, как и лицо, голою маленькою рукой.
– Э! Вася! – отвечал радостно Несвицкий. – Да ты что?
– Эскадг'ону пг'ойти нельзя, – кричал Васька Денисов, злобно открывая белые зубы, шпоря своего красивого вороного, кровного Бедуина, который, мигая ушами от штыков, на которые он натыкался, фыркая, брызгая вокруг себя пеной с мундштука, звеня, бил копытами по доскам моста и, казалось, готов был перепрыгнуть через перила моста, ежели бы ему позволил седок. – Что это? как баг'аны! точь в точь баг'аны! Пг'очь… дай дог'огу!… Стой там! ты повозка, чог'т! Саблей изг'ублю! – кричал он, действительно вынимая наголо саблю и начиная махать ею.
Солдаты с испуганными лицами нажались друг на друга, и Денисов присоединился к Несвицкому.
– Что же ты не пьян нынче? – сказал Несвицкий Денисову, когда он подъехал к нему.
– И напиться то вг'емени не дадут! – отвечал Васька Денисов. – Целый день то туда, то сюда таскают полк. Дг'аться – так дг'аться. А то чог'т знает что такое!
– Каким ты щеголем нынче! – оглядывая его новый ментик и вальтрап, сказал Несвицкий.
Денисов улыбнулся, достал из ташки платок, распространявший запах духов, и сунул в нос Несвицкому.
– Нельзя, в дело иду! выбг'ился, зубы вычистил и надушился.
Осанистая фигура Несвицкого, сопровождаемая казаком, и решительность Денисова, махавшего саблей и отчаянно кричавшего, подействовали так, что они протискались на ту сторону моста и остановили пехоту. Несвицкий нашел у выезда полковника, которому ему надо было передать приказание, и, исполнив свое поручение, поехал назад.
Расчистив дорогу, Денисов остановился у входа на мост. Небрежно сдерживая рвавшегося к своим и бившего ногой жеребца, он смотрел на двигавшийся ему навстречу эскадрон.
По доскам моста раздались прозрачные звуки копыт, как будто скакало несколько лошадей, и эскадрон, с офицерами впереди по четыре человека в ряд, растянулся по мосту и стал выходить на ту сторону.
Остановленные пехотные солдаты, толпясь в растоптанной у моста грязи, с тем особенным недоброжелательным чувством отчужденности и насмешки, с каким встречаются обыкновенно различные роды войск, смотрели на чистых, щеголеватых гусар, стройно проходивших мимо их.
– Нарядные ребята! Только бы на Подновинское!
– Что от них проку! Только напоказ и водят! – говорил другой.
– Пехота, не пыли! – шутил гусар, под которым лошадь, заиграв, брызнула грязью в пехотинца.
– Прогонял бы тебя с ранцем перехода два, шнурки то бы повытерлись, – обтирая рукавом грязь с лица, говорил пехотинец; – а то не человек, а птица сидит!
– То то бы тебя, Зикин, на коня посадить, ловок бы ты был, – шутил ефрейтор над худым, скрюченным от тяжести ранца солдатиком.
– Дубинку промеж ног возьми, вот тебе и конь буде, – отозвался гусар.
Остальная пехота поспешно проходила по мосту, спираясь воронкой у входа. Наконец повозки все прошли, давка стала меньше, и последний батальон вступил на мост. Одни гусары эскадрона Денисова оставались по ту сторону моста против неприятеля. Неприятель, вдалеке видный с противоположной горы, снизу, от моста, не был еще виден, так как из лощины, по которой текла река, горизонт оканчивался противоположным возвышением не дальше полуверсты. Впереди была пустыня, по которой кое где шевелились кучки наших разъездных казаков. Вдруг на противоположном возвышении дороги показались войска в синих капотах и артиллерия. Это были французы. Разъезд казаков рысью отошел под гору. Все офицеры и люди эскадрона Денисова, хотя и старались говорить о постороннем и смотреть по сторонам, не переставали думать только о том, что было там, на горе, и беспрестанно всё вглядывались в выходившие на горизонт пятна, которые они признавали за неприятельские войска. Погода после полудня опять прояснилась, солнце ярко спускалось над Дунаем и окружающими его темными горами. Было тихо, и с той горы изредка долетали звуки рожков и криков неприятеля. Между эскадроном и неприятелями уже никого не было, кроме мелких разъездов. Пустое пространство, саженей в триста, отделяло их от него. Неприятель перестал стрелять, и тем яснее чувствовалась та строгая, грозная, неприступная и неуловимая черта, которая разделяет два неприятельские войска.
«Один шаг за эту черту, напоминающую черту, отделяющую живых от мертвых, и – неизвестность страдания и смерть. И что там? кто там? там, за этим полем, и деревом, и крышей, освещенной солнцем? Никто не знает, и хочется знать; и страшно перейти эту черту, и хочется перейти ее; и знаешь, что рано или поздно придется перейти ее и узнать, что там, по той стороне черты, как и неизбежно узнать, что там, по ту сторону смерти. А сам силен, здоров, весел и раздражен и окружен такими здоровыми и раздраженно оживленными людьми». Так ежели и не думает, то чувствует всякий человек, находящийся в виду неприятеля, и чувство это придает особенный блеск и радостную резкость впечатлений всему происходящему в эти минуты.
На бугре у неприятеля показался дымок выстрела, и ядро, свистя, пролетело над головами гусарского эскадрона. Офицеры, стоявшие вместе, разъехались по местам. Гусары старательно стали выравнивать лошадей. В эскадроне всё замолкло. Все поглядывали вперед на неприятеля и на эскадронного командира, ожидая команды. Пролетело другое, третье ядро. Очевидно, что стреляли по гусарам; но ядро, равномерно быстро свистя, пролетало над головами гусар и ударялось где то сзади. Гусары не оглядывались, но при каждом звуке пролетающего ядра, будто по команде, весь эскадрон с своими однообразно разнообразными лицами, сдерживая дыханье, пока летело ядро, приподнимался на стременах и снова опускался. Солдаты, не поворачивая головы, косились друг на друга, с любопытством высматривая впечатление товарища. На каждом лице, от Денисова до горниста, показалась около губ и подбородка одна общая черта борьбы, раздраженности и волнения. Вахмистр хмурился, оглядывая солдат, как будто угрожая наказанием. Юнкер Миронов нагибался при каждом пролете ядра. Ростов, стоя на левом фланге на своем тронутом ногами, но видном Грачике, имел счастливый вид ученика, вызванного перед большою публикой к экзамену, в котором он уверен, что отличится. Он ясно и светло оглядывался на всех, как бы прося обратить внимание на то, как он спокойно стоит под ядрами. Но и в его лице та же черта чего то нового и строгого, против его воли, показывалась около рта.
– Кто там кланяется? Юнкег' Миг'онов! Hexoг'oшo, на меня смотг'ите! – закричал Денисов, которому не стоялось на месте и который вертелся на лошади перед эскадроном.
Курносое и черноволосатое лицо Васьки Денисова и вся его маленькая сбитая фигурка с его жилистою (с короткими пальцами, покрытыми волосами) кистью руки, в которой он держал ефес вынутой наголо сабли, было точно такое же, как и всегда, особенно к вечеру, после выпитых двух бутылок. Он был только более обыкновенного красен и, задрав свою мохнатую голову кверху, как птицы, когда они пьют, безжалостно вдавив своими маленькими ногами шпоры в бока доброго Бедуина, он, будто падая назад, поскакал к другому флангу эскадрона и хриплым голосом закричал, чтоб осмотрели пистолеты. Он подъехал к Кирстену. Штаб ротмистр, на широкой и степенной кобыле, шагом ехал навстречу Денисову. Штаб ротмистр, с своими длинными усами, был серьезен, как и всегда, только глаза его блестели больше обыкновенного.
– Да что? – сказал он Денисову, – не дойдет дело до драки. Вот увидишь, назад уйдем.
– Чог'т их знает, что делают – проворчал Денисов. – А! Г'остов! – крикнул он юнкеру, заметив его веселое лицо. – Ну, дождался.
И он улыбнулся одобрительно, видимо радуясь на юнкера.
Ростов почувствовал себя совершенно счастливым. В это время начальник показался на мосту. Денисов поскакал к нему.
– Ваше пг'евосходительство! позвольте атаковать! я их опг'окину.
– Какие тут атаки, – сказал начальник скучливым голосом, морщась, как от докучливой мухи. – И зачем вы тут стоите? Видите, фланкеры отступают. Ведите назад эскадрон.
Эскадрон перешел мост и вышел из под выстрелов, не потеряв ни одного человека. Вслед за ним перешел и второй эскадрон, бывший в цепи, и последние казаки очистили ту сторону.
Два эскадрона павлоградцев, перейдя мост, один за другим, пошли назад на гору. Полковой командир Карл Богданович Шуберт подъехал к эскадрону Денисова и ехал шагом недалеко от Ростова, не обращая на него никакого внимания, несмотря на то, что после бывшего столкновения за Телянина, они виделись теперь в первый раз. Ростов, чувствуя себя во фронте во власти человека, перед которым он теперь считал себя виноватым, не спускал глаз с атлетической спины, белокурого затылка и красной шеи полкового командира. Ростову то казалось, что Богданыч только притворяется невнимательным, и что вся цель его теперь состоит в том, чтоб испытать храбрость юнкера, и он выпрямлялся и весело оглядывался; то ему казалось, что Богданыч нарочно едет близко, чтобы показать Ростову свою храбрость. То ему думалось, что враг его теперь нарочно пошлет эскадрон в отчаянную атаку, чтобы наказать его, Ростова. То думалось, что после атаки он подойдет к нему и великодушно протянет ему, раненому, руку примирения.
Знакомая павлоградцам, с высокоподнятыми плечами, фигура Жеркова (он недавно выбыл из их полка) подъехала к полковому командиру. Жерков, после своего изгнания из главного штаба, не остался в полку, говоря, что он не дурак во фронте лямку тянуть, когда он при штабе, ничего не делая, получит наград больше, и умел пристроиться ординарцем к князю Багратиону. Он приехал к своему бывшему начальнику с приказанием от начальника ариергарда.
– Полковник, – сказал он с своею мрачною серьезностью, обращаясь ко врагу Ростова и оглядывая товарищей, – велено остановиться, мост зажечь.
– Кто велено? – угрюмо спросил полковник.
– Уж я и не знаю, полковник, кто велено , – серьезно отвечал корнет, – но только мне князь приказал: «Поезжай и скажи полковнику, чтобы гусары вернулись скорей и зажгли бы мост».
Вслед за Жерковым к гусарскому полковнику подъехал свитский офицер с тем же приказанием. Вслед за свитским офицером на казачьей лошади, которая насилу несла его галопом, подъехал толстый Несвицкий.
– Как же, полковник, – кричал он еще на езде, – я вам говорил мост зажечь, а теперь кто то переврал; там все с ума сходят, ничего не разберешь.
Полковник неторопливо остановил полк и обратился к Несвицкому:
– Вы мне говорили про горючие вещества, – сказал он, – а про то, чтобы зажигать, вы мне ничего не говорили.
– Да как же, батюшка, – заговорил, остановившись, Несвицкий, снимая фуражку и расправляя пухлой рукой мокрые от пота волосы, – как же не говорил, что мост зажечь, когда горючие вещества положили?
– Я вам не «батюшка», господин штаб офицер, а вы мне не говорили, чтоб мост зажигайт! Я служба знаю, и мне в привычка приказание строго исполняйт. Вы сказали, мост зажгут, а кто зажгут, я святым духом не могу знайт…
– Ну, вот всегда так, – махнув рукой, сказал Несвицкий. – Ты как здесь? – обратился он к Жеркову.
– Да за тем же. Однако ты отсырел, дай я тебя выжму.
– Вы сказали, господин штаб офицер, – продолжал полковник обиженным тоном…
– Полковник, – перебил свитский офицер, – надо торопиться, а то неприятель пододвинет орудия на картечный выстрел.
Полковник молча посмотрел на свитского офицера, на толстого штаб офицера, на Жеркова и нахмурился.
– Я буду мост зажигайт, – сказал он торжественным тоном, как будто бы выражал этим, что, несмотря на все делаемые ему неприятности, он всё таки сделает то, что должно.
Ударив своими длинными мускулистыми ногами лошадь, как будто она была во всем виновата, полковник выдвинулся вперед к 2 му эскадрону, тому самому, в котором служил Ростов под командою Денисова, скомандовал вернуться назад к мосту.
«Ну, так и есть, – подумал Ростов, – он хочет испытать меня! – Сердце его сжалось, и кровь бросилась к лицу. – Пускай посмотрит, трус ли я» – подумал он.
Опять на всех веселых лицах людей эскадрона появилась та серьезная черта, которая была на них в то время, как они стояли под ядрами. Ростов, не спуская глаз, смотрел на своего врага, полкового командира, желая найти на его лице подтверждение своих догадок; но полковник ни разу не взглянул на Ростова, а смотрел, как всегда во фронте, строго и торжественно. Послышалась команда.
– Живо! Живо! – проговорило около него несколько голосов.
Цепляясь саблями за поводья, гремя шпорами и торопясь, слезали гусары, сами не зная, что они будут делать. Гусары крестились. Ростов уже не смотрел на полкового командира, – ему некогда было. Он боялся, с замиранием сердца боялся, как бы ему не отстать от гусар. Рука его дрожала, когда он передавал лошадь коноводу, и он чувствовал, как со стуком приливает кровь к его сердцу. Денисов, заваливаясь назад и крича что то, проехал мимо него. Ростов ничего не видел, кроме бежавших вокруг него гусар, цеплявшихся шпорами и бренчавших саблями.
– Носилки! – крикнул чей то голос сзади.
Ростов не подумал о том, что значит требование носилок: он бежал, стараясь только быть впереди всех; но у самого моста он, не смотря под ноги, попал в вязкую, растоптанную грязь и, споткнувшись, упал на руки. Его обежали другие.
– По обоий сторона, ротмистр, – послышался ему голос полкового командира, который, заехав вперед, стал верхом недалеко от моста с торжествующим и веселым лицом.
Ростов, обтирая испачканные руки о рейтузы, оглянулся на своего врага и хотел бежать дальше, полагая, что чем он дальше уйдет вперед, тем будет лучше. Но Богданыч, хотя и не глядел и не узнал Ростова, крикнул на него:
– Кто по средине моста бежит? На права сторона! Юнкер, назад! – сердито закричал он и обратился к Денисову, который, щеголяя храбростью, въехал верхом на доски моста.
– Зачем рисковайт, ротмистр! Вы бы слезали, – сказал полковник.
– Э! виноватого найдет, – отвечал Васька Денисов, поворачиваясь на седле.
Между тем Несвицкий, Жерков и свитский офицер стояли вместе вне выстрелов и смотрели то на эту небольшую кучку людей в желтых киверах, темнозеленых куртках, расшитых снурками, и синих рейтузах, копошившихся у моста, то на ту сторону, на приближавшиеся вдалеке синие капоты и группы с лошадьми, которые легко можно было признать за орудия.
«Зажгут или не зажгут мост? Кто прежде? Они добегут и зажгут мост, или французы подъедут на картечный выстрел и перебьют их?» Эти вопросы с замиранием сердца невольно задавал себе каждый из того большого количества войск, которые стояли над мостом и при ярком вечернем свете смотрели на мост и гусаров и на ту сторону, на подвигавшиеся синие капоты со штыками и орудиями.
– Ох! достанется гусарам! – говорил Несвицкий, – не дальше картечного выстрела теперь.
– Напрасно он так много людей повел, – сказал свитский офицер.
– И в самом деле, – сказал Несвицкий. – Тут бы двух молодцов послать, всё равно бы.
– Ах, ваше сиятельство, – вмешался Жерков, не спуская глаз с гусар, но всё с своею наивною манерой, из за которой нельзя было догадаться, серьезно ли, что он говорит, или нет. – Ах, ваше сиятельство! Как вы судите! Двух человек послать, а нам то кто же Владимира с бантом даст? А так то, хоть и поколотят, да можно эскадрон представить и самому бантик получить. Наш Богданыч порядки знает.
– Ну, – сказал свитский офицер, – это картечь!
Он показывал на французские орудия, которые снимались с передков и поспешно отъезжали.
На французской стороне, в тех группах, где были орудия, показался дымок, другой, третий, почти в одно время, и в ту минуту, как долетел звук первого выстрела, показался четвертый. Два звука, один за другим, и третий.
– О, ох! – охнул Несвицкий, как будто от жгучей боли, хватая за руку свитского офицера. – Посмотрите, упал один, упал, упал!
– Два, кажется?
– Был бы я царь, никогда бы не воевал, – сказал Несвицкий, отворачиваясь.
Французские орудия опять поспешно заряжали. Пехота в синих капотах бегом двинулась к мосту. Опять, но в разных промежутках, показались дымки, и защелкала и затрещала картечь по мосту. Но в этот раз Несвицкий не мог видеть того, что делалось на мосту. С моста поднялся густой дым. Гусары успели зажечь мост, и французские батареи стреляли по ним уже не для того, чтобы помешать, а для того, что орудия были наведены и было по ком стрелять.
– Французы успели сделать три картечные выстрела, прежде чем гусары вернулись к коноводам. Два залпа были сделаны неверно, и картечь всю перенесло, но зато последний выстрел попал в середину кучки гусар и повалил троих.
Ростов, озабоченный своими отношениями к Богданычу, остановился на мосту, не зная, что ему делать. Рубить (как он всегда воображал себе сражение) было некого, помогать в зажжении моста он тоже не мог, потому что не взял с собою, как другие солдаты, жгута соломы. Он стоял и оглядывался, как вдруг затрещало по мосту будто рассыпанные орехи, и один из гусар, ближе всех бывший от него, со стоном упал на перилы. Ростов побежал к нему вместе с другими. Опять закричал кто то: «Носилки!». Гусара подхватили четыре человека и стали поднимать.
– Оооо!… Бросьте, ради Христа, – закричал раненый; но его всё таки подняли и положили.
Николай Ростов отвернулся и, как будто отыскивая чего то, стал смотреть на даль, на воду Дуная, на небо, на солнце. Как хорошо показалось небо, как голубо, спокойно и глубоко! Как ярко и торжественно опускающееся солнце! Как ласково глянцовито блестела вода в далеком Дунае! И еще лучше были далекие, голубеющие за Дунаем горы, монастырь, таинственные ущелья, залитые до макуш туманом сосновые леса… там тихо, счастливо… «Ничего, ничего бы я не желал, ничего бы не желал, ежели бы я только был там, – думал Ростов. – Во мне одном и в этом солнце так много счастия, а тут… стоны, страдания, страх и эта неясность, эта поспешность… Вот опять кричат что то, и опять все побежали куда то назад, и я бегу с ними, и вот она, вот она, смерть, надо мной, вокруг меня… Мгновенье – и я никогда уже не увижу этого солнца, этой воды, этого ущелья»…
В эту минуту солнце стало скрываться за тучами; впереди Ростова показались другие носилки. И страх смерти и носилок, и любовь к солнцу и жизни – всё слилось в одно болезненно тревожное впечатление.
«Господи Боже! Тот, Кто там в этом небе, спаси, прости и защити меня!» прошептал про себя Ростов.
Гусары подбежали к коноводам, голоса стали громче и спокойнее, носилки скрылись из глаз.
– Что, бг'ат, понюхал пог'оху?… – прокричал ему над ухом голос Васьки Денисова.
«Всё кончилось; но я трус, да, я трус», подумал Ростов и, тяжело вздыхая, взял из рук коновода своего отставившего ногу Грачика и стал садиться.
– Что это было, картечь? – спросил он у Денисова.
– Да еще какая! – прокричал Денисов. – Молодцами г'аботали! А г'абота сквег'ная! Атака – любезное дело, г'убай в песи, а тут, чог'т знает что, бьют как в мишень.
И Денисов отъехал к остановившейся недалеко от Ростова группе: полкового командира, Несвицкого, Жеркова и свитского офицера.
«Однако, кажется, никто не заметил», думал про себя Ростов. И действительно, никто ничего не заметил, потому что каждому было знакомо то чувство, которое испытал в первый раз необстреленный юнкер.
– Вот вам реляция и будет, – сказал Жерков, – глядишь, и меня в подпоручики произведут.
– Доложите князу, что я мост зажигал, – сказал полковник торжественно и весело.
– А коли про потерю спросят?
– Пустячок! – пробасил полковник, – два гусара ранено, и один наповал , – сказал он с видимою радостью, не в силах удержаться от счастливой улыбки, звучно отрубая красивое слово наповал .
Преследуемая стотысячною французскою армией под начальством Бонапарта, встречаемая враждебно расположенными жителями, не доверяя более своим союзникам, испытывая недостаток продовольствия и принужденная действовать вне всех предвидимых условий войны, русская тридцатипятитысячная армия, под начальством Кутузова, поспешно отступала вниз по Дунаю, останавливаясь там, где она бывала настигнута неприятелем, и отбиваясь ариергардными делами, лишь насколько это было нужно для того, чтоб отступать, не теряя тяжестей. Были дела при Ламбахе, Амштетене и Мельке; но, несмотря на храбрость и стойкость, признаваемую самим неприятелем, с которою дрались русские, последствием этих дел было только еще быстрейшее отступление. Австрийские войска, избежавшие плена под Ульмом и присоединившиеся к Кутузову у Браунау, отделились теперь от русской армии, и Кутузов был предоставлен только своим слабым, истощенным силам. Защищать более Вену нельзя было и думать. Вместо наступательной, глубоко обдуманной, по законам новой науки – стратегии, войны, план которой был передан Кутузову в его бытность в Вене австрийским гофкригсратом, единственная, почти недостижимая цель, представлявшаяся теперь Кутузову, состояла в том, чтобы, не погубив армии подобно Маку под Ульмом, соединиться с войсками, шедшими из России.
28 го октября Кутузов с армией перешел на левый берег Дуная и в первый раз остановился, положив Дунай между собой и главными силами французов. 30 го он атаковал находившуюся на левом берегу Дуная дивизию Мортье и разбил ее. В этом деле в первый раз взяты трофеи: знамя, орудия и два неприятельские генерала. В первый раз после двухнедельного отступления русские войска остановились и после борьбы не только удержали поле сражения, но прогнали французов. Несмотря на то, что войска были раздеты, изнурены, на одну треть ослаблены отсталыми, ранеными, убитыми и больными; несмотря на то, что на той стороне Дуная были оставлены больные и раненые с письмом Кутузова, поручавшим их человеколюбию неприятеля; несмотря на то, что большие госпитали и дома в Кремсе, обращенные в лазареты, не могли уже вмещать в себе всех больных и раненых, – несмотря на всё это, остановка при Кремсе и победа над Мортье значительно подняли дух войска. Во всей армии и в главной квартире ходили самые радостные, хотя и несправедливые слухи о мнимом приближении колонн из России, о какой то победе, одержанной австрийцами, и об отступлении испуганного Бонапарта.
Князь Андрей находился во время сражения при убитом в этом деле австрийском генерале Шмите. Под ним была ранена лошадь, и сам он был слегка оцарапан в руку пулей. В знак особой милости главнокомандующего он был послан с известием об этой победе к австрийскому двору, находившемуся уже не в Вене, которой угрожали французские войска, а в Брюнне. В ночь сражения, взволнованный, но не усталый(несмотря на свое несильное на вид сложение, князь Андрей мог переносить физическую усталость гораздо лучше самых сильных людей), верхом приехав с донесением от Дохтурова в Кремс к Кутузову, князь Андрей был в ту же ночь отправлен курьером в Брюнн. Отправление курьером, кроме наград, означало важный шаг к повышению.
Ночь была темная, звездная; дорога чернелась между белевшим снегом, выпавшим накануне, в день сражения. То перебирая впечатления прошедшего сражения, то радостно воображая впечатление, которое он произведет известием о победе, вспоминая проводы главнокомандующего и товарищей, князь Андрей скакал в почтовой бричке, испытывая чувство человека, долго ждавшего и, наконец, достигшего начала желаемого счастия. Как скоро он закрывал глаза, в ушах его раздавалась пальба ружей и орудий, которая сливалась со стуком колес и впечатлением победы. То ему начинало представляться, что русские бегут, что он сам убит; но он поспешно просыпался, со счастием как будто вновь узнавал, что ничего этого не было, и что, напротив, французы бежали. Он снова вспоминал все подробности победы, свое спокойное мужество во время сражения и, успокоившись, задремывал… После темной звездной ночи наступило яркое, веселое утро. Снег таял на солнце, лошади быстро скакали, и безразлично вправе и влеве проходили новые разнообразные леса, поля, деревни.
На одной из станций он обогнал обоз русских раненых. Русский офицер, ведший транспорт, развалясь на передней телеге, что то кричал, ругая грубыми словами солдата. В длинных немецких форшпанах тряслось по каменистой дороге по шести и более бледных, перевязанных и грязных раненых. Некоторые из них говорили (он слышал русский говор), другие ели хлеб, самые тяжелые молча, с кротким и болезненным детским участием, смотрели на скачущего мимо их курьера.
Князь Андрей велел остановиться и спросил у солдата, в каком деле ранены. «Позавчера на Дунаю», отвечал солдат. Князь Андрей достал кошелек и дал солдату три золотых.
– На всех, – прибавил он, обращаясь к подошедшему офицеру. – Поправляйтесь, ребята, – обратился он к солдатам, – еще дела много.
– Что, г. адъютант, какие новости? – спросил офицер, видимо желая разговориться.
– Хорошие! Вперед, – крикнул он ямщику и поскакал далее.
Уже было совсем темно, когда князь Андрей въехал в Брюнн и увидал себя окруженным высокими домами, огнями лавок, окон домов и фонарей, шумящими по мостовой красивыми экипажами и всею тою атмосферой большого оживленного города, которая всегда так привлекательна для военного человека после лагеря. Князь Андрей, несмотря на быструю езду и бессонную ночь, подъезжая ко дворцу, чувствовал себя еще более оживленным, чем накануне. Только глаза блестели лихорадочным блеском, и мысли изменялись с чрезвычайною быстротой и ясностью. Живо представились ему опять все подробности сражения уже не смутно, но определенно, в сжатом изложении, которое он в воображении делал императору Францу. Живо представились ему случайные вопросы, которые могли быть ему сделаны,и те ответы,которые он сделает на них.Он полагал,что его сейчас же представят императору. Но у большого подъезда дворца к нему выбежал чиновник и, узнав в нем курьера, проводил его на другой подъезд.
– Из коридора направо; там, Euer Hochgeboren, [Ваше высокородие,] найдете дежурного флигель адъютанта, – сказал ему чиновник. – Он проводит к военному министру.
Дежурный флигель адъютант, встретивший князя Андрея, попросил его подождать и пошел к военному министру. Через пять минут флигель адъютант вернулся и, особенно учтиво наклонясь и пропуская князя Андрея вперед себя, провел его через коридор в кабинет, где занимался военный министр. Флигель адъютант своею изысканною учтивостью, казалось, хотел оградить себя от попыток фамильярности русского адъютанта. Радостное чувство князя Андрея значительно ослабело, когда он подходил к двери кабинета военного министра. Он почувствовал себя оскорбленным, и чувство оскорбления перешло в то же мгновенье незаметно для него самого в чувство презрения, ни на чем не основанного. Находчивый же ум в то же мгновение подсказал ему ту точку зрения, с которой он имел право презирать и адъютанта и военного министра. «Им, должно быть, очень легко покажется одерживать победы, не нюхая пороха!» подумал он. Глаза его презрительно прищурились; он особенно медленно вошел в кабинет военного министра. Чувство это еще более усилилось, когда он увидал военного министра, сидевшего над большим столом и первые две минуты не обращавшего внимания на вошедшего. Военный министр опустил свою лысую, с седыми висками, голову между двух восковых свечей и читал, отмечая карандашом, бумаги. Он дочитывал, не поднимая головы, в то время как отворилась дверь и послышались шаги.
– Возьмите это и передайте, – сказал военный министр своему адъютанту, подавая бумаги и не обращая еще внимания на курьера.
Князь Андрей почувствовал, что либо из всех дел, занимавших военного министра, действия кутузовской армии менее всего могли его интересовать, либо нужно было это дать почувствовать русскому курьеру. «Но мне это совершенно всё равно», подумал он. Военный министр сдвинул остальные бумаги, сровнял их края с краями и поднял голову. У него была умная и характерная голова. Но в то же мгновение, как он обратился к князю Андрею, умное и твердое выражение лица военного министра, видимо, привычно и сознательно изменилось: на лице его остановилась глупая, притворная, не скрывающая своего притворства, улыбка человека, принимающего одного за другим много просителей.
– От генерала фельдмаршала Кутузова? – спросил он. – Надеюсь, хорошие вести? Было столкновение с Мортье? Победа? Пора!
Он взял депешу, которая была на его имя, и стал читать ее с грустным выражением.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Шмит! – сказал он по немецки. – Какое несчастие, какое несчастие!
Пробежав депешу, он положил ее на стол и взглянул на князя Андрея, видимо, что то соображая.
– Ах, какое несчастие! Дело, вы говорите, решительное? Мортье не взят, однако. (Он подумал.) Очень рад, что вы привезли хорошие вести, хотя смерть Шмита есть дорогая плата за победу. Его величество, верно, пожелает вас видеть, но не нынче. Благодарю вас, отдохните. Завтра будьте на выходе после парада. Впрочем, я вам дам знать.
Исчезнувшая во время разговора глупая улыбка опять явилась на лице военного министра.
– До свидания, очень благодарю вас. Государь император, вероятно, пожелает вас видеть, – повторил он и наклонил голову.
Когда князь Андрей вышел из дворца, он почувствовал, что весь интерес и счастие, доставленные ему победой, оставлены им теперь и переданы в равнодушные руки военного министра и учтивого адъютанта. Весь склад мыслей его мгновенно изменился: сражение представилось ему давнишним, далеким воспоминанием.
Князь Андрей остановился в Брюнне у своего знакомого, русского дипломата .Билибина.
– А, милый князь, нет приятнее гостя, – сказал Билибин, выходя навстречу князю Андрею. – Франц, в мою спальню вещи князя! – обратился он к слуге, провожавшему Болконского. – Что, вестником победы? Прекрасно. А я сижу больной, как видите.
Князь Андрей, умывшись и одевшись, вышел в роскошный кабинет дипломата и сел за приготовленный обед. Билибин покойно уселся у камина.
Князь Андрей не только после своего путешествия, но и после всего похода, во время которого он был лишен всех удобств чистоты и изящества жизни, испытывал приятное чувство отдыха среди тех роскошных условий жизни, к которым он привык с детства. Кроме того ему было приятно после австрийского приема поговорить хоть не по русски (они говорили по французски), но с русским человеком, который, он предполагал, разделял общее русское отвращение (теперь особенно живо испытываемое) к австрийцам.
Билибин был человек лет тридцати пяти, холостой, одного общества с князем Андреем. Они были знакомы еще в Петербурге, но еще ближе познакомились в последний приезд князя Андрея в Вену вместе с Кутузовым. Как князь Андрей был молодой человек, обещающий пойти далеко на военном поприще, так, и еще более, обещал Билибин на дипломатическом. Он был еще молодой человек, но уже немолодой дипломат, так как он начал служить с шестнадцати лет, был в Париже, в Копенгагене и теперь в Вене занимал довольно значительное место. И канцлер и наш посланник в Вене знали его и дорожили им. Он был не из того большого количества дипломатов, которые обязаны иметь только отрицательные достоинства, не делать известных вещей и говорить по французски для того, чтобы быть очень хорошими дипломатами; он был один из тех дипломатов, которые любят и умеют работать, и, несмотря на свою лень, он иногда проводил ночи за письменным столом. Он работал одинаково хорошо, в чем бы ни состояла сущность работы. Его интересовал не вопрос «зачем?», а вопрос «как?». В чем состояло дипломатическое дело, ему было всё равно; но составить искусно, метко и изящно циркуляр, меморандум или донесение – в этом он находил большое удовольствие. Заслуги Билибина ценились, кроме письменных работ, еще и по его искусству обращаться и говорить в высших сферах.
Билибин любил разговор так же, как он любил работу, только тогда, когда разговор мог быть изящно остроумен. В обществе он постоянно выжидал случая сказать что нибудь замечательное и вступал в разговор не иначе, как при этих условиях. Разговор Билибина постоянно пересыпался оригинально остроумными, законченными фразами, имеющими общий интерес.
Эти фразы изготовлялись во внутренней лаборатории Билибина, как будто нарочно, портативного свойства, для того, чтобы ничтожные светские люди удобно могли запоминать их и переносить из гостиных в гостиные. И действительно, les mots de Bilibine se colportaient dans les salons de Vienne, [Отзывы Билибина расходились по венским гостиным] и часто имели влияние на так называемые важные дела.
Худое, истощенное, желтоватое лицо его было всё покрыто крупными морщинами, которые всегда казались так чистоплотно и старательно промыты, как кончики пальцев после бани. Движения этих морщин составляли главную игру его физиономии. То у него морщился лоб широкими складками, брови поднимались кверху, то брови спускались книзу, и у щек образовывались крупные морщины. Глубоко поставленные, небольшие глаза всегда смотрели прямо и весело.
– Ну, теперь расскажите нам ваши подвиги, – сказал он.
Болконский самым скромным образом, ни разу не упоминая о себе, рассказал дело и прием военного министра.
– Ils m'ont recu avec ma nouvelle, comme un chien dans un jeu de quilles, [Они приняли меня с этою вестью, как принимают собаку, когда она мешает игре в кегли,] – заключил он.
Билибин усмехнулся и распустил складки кожи.
– Cependant, mon cher, – сказал он, рассматривая издалека свой ноготь и подбирая кожу над левым глазом, – malgre la haute estime que je professe pour le православное российское воинство, j'avoue que votre victoire n'est pas des plus victorieuses. [Однако, мой милый, при всем моем уважении к православному российскому воинству, я полагаю, что победа ваша не из самых блестящих.]
Он продолжал всё так же на французском языке, произнося по русски только те слова, которые он презрительно хотел подчеркнуть.
– Как же? Вы со всею массой своею обрушились на несчастного Мортье при одной дивизии, и этот Мортье уходит у вас между рук? Где же победа?
– Однако, серьезно говоря, – отвечал князь Андрей, – всё таки мы можем сказать без хвастовства, что это немного получше Ульма…
– Отчего вы не взяли нам одного, хоть одного маршала?
– Оттого, что не всё делается, как предполагается, и не так регулярно, как на параде. Мы полагали, как я вам говорил, зайти в тыл к семи часам утра, а не пришли и к пяти вечера.
– Отчего же вы не пришли к семи часам утра? Вам надо было притти в семь часов утра, – улыбаясь сказал Билибин, – надо было притти в семь часов утра.
– Отчего вы не внушили Бонапарту дипломатическим путем, что ему лучше оставить Геную? – тем же тоном сказал князь Андрей.
– Я знаю, – перебил Билибин, – вы думаете, что очень легко брать маршалов, сидя на диване перед камином. Это правда, а всё таки, зачем вы его не взяли? И не удивляйтесь, что не только военный министр, но и августейший император и король Франц не будут очень осчастливлены вашей победой; да и я, несчастный секретарь русского посольства, не чувствую никакой потребности в знак радости дать моему Францу талер и отпустить его с своей Liebchen [милой] на Пратер… Правда, здесь нет Пратера.
Он посмотрел прямо на князя Андрея и вдруг спустил собранную кожу со лба.
– Теперь мой черед спросить вас «отчего», мой милый, – сказал Болконский. – Я вам признаюсь, что не понимаю, может быть, тут есть дипломатические тонкости выше моего слабого ума, но я не понимаю: Мак теряет целую армию, эрцгерцог Фердинанд и эрцгерцог Карл не дают никаких признаков жизни и делают ошибки за ошибками, наконец, один Кутузов одерживает действительную победу, уничтожает charme [очарование] французов, и военный министр не интересуется даже знать подробности.
– Именно от этого, мой милый. Voyez vous, mon cher: [Видите ли, мой милый:] ура! за царя, за Русь, за веру! Tout ca est bel et bon, [все это прекрасно и хорошо,] но что нам, я говорю – австрийскому двору, за дело до ваших побед? Привезите вы нам свое хорошенькое известие о победе эрцгерцога Карла или Фердинанда – un archiduc vaut l'autre, [один эрцгерцог стоит другого,] как вам известно – хоть над ротой пожарной команды Бонапарте, это другое дело, мы прогремим в пушки. А то это, как нарочно, может только дразнить нас. Эрцгерцог Карл ничего не делает, эрцгерцог Фердинанд покрывается позором. Вену вы бросаете, не защищаете больше, comme si vous nous disiez: [как если бы вы нам сказали:] с нами Бог, а Бог с вами, с вашей столицей. Один генерал, которого мы все любили, Шмит: вы его подводите под пулю и поздравляете нас с победой!… Согласитесь, что раздразнительнее того известия, которое вы привозите, нельзя придумать. C'est comme un fait expres, comme un fait expres. [Это как нарочно, как нарочно.] Кроме того, ну, одержи вы точно блестящую победу, одержи победу даже эрцгерцог Карл, что ж бы это переменило в общем ходе дел? Теперь уж поздно, когда Вена занята французскими войсками.
– Как занята? Вена занята?
– Не только занята, но Бонапарте в Шенбрунне, а граф, наш милый граф Врбна отправляется к нему за приказаниями.
Болконский после усталости и впечатлений путешествия, приема и в особенности после обеда чувствовал, что он не понимает всего значения слов, которые он слышал.
– Нынче утром был здесь граф Лихтенфельс, – продолжал Билибин, – и показывал мне письмо, в котором подробно описан парад французов в Вене. Le prince Murat et tout le tremblement… [Принц Мюрат и все такое…] Вы видите, что ваша победа не очень то радостна, и что вы не можете быть приняты как спаситель…
– Право, для меня всё равно, совершенно всё равно! – сказал князь Андрей, начиная понимать,что известие его о сражении под Кремсом действительно имело мало важности ввиду таких событий, как занятие столицы Австрии. – Как же Вена взята? А мост и знаменитый tete de pont, [мостовое укрепление,] и князь Ауэрсперг? У нас были слухи, что князь Ауэрсперг защищает Вену, – сказал он.
– Князь Ауэрсперг стоит на этой, на нашей, стороне и защищает нас; я думаю, очень плохо защищает, но всё таки защищает. А Вена на той стороне. Нет, мост еще не взят и, надеюсь, не будет взят, потому что он минирован, и его велено взорвать. В противном случае мы были бы давно в горах Богемии, и вы с вашею армией провели бы дурную четверть часа между двух огней.
– Но это всё таки не значит, чтобы кампания была кончена, – сказал князь Андрей.
– А я думаю, что кончена. И так думают большие колпаки здесь, но не смеют сказать этого. Будет то, что я говорил в начале кампании, что не ваша echauffouree de Durenstein, [дюренштейнская стычка,] вообще не порох решит дело, а те, кто его выдумали, – сказал Билибин, повторяя одно из своих mots [словечек], распуская кожу на лбу и приостанавливаясь. – Вопрос только в том, что скажет берлинское свидание императора Александра с прусским королем. Ежели Пруссия вступит в союз, on forcera la main a l'Autriche, [принудят Австрию,] и будет война. Ежели же нет, то дело только в том, чтоб условиться, где составлять первоначальные статьи нового Саmро Formio. [Кампо Формио.]
– Но что за необычайная гениальность! – вдруг вскрикнул князь Андрей, сжимая свою маленькую руку и ударяя ею по столу. – И что за счастие этому человеку!
– Buonaparte? [Буонапарте?] – вопросительно сказал Билибин, морща лоб и этим давая чувствовать, что сейчас будет un mot [словечко]. – Bu onaparte? – сказал он, ударяя особенно на u . – Я думаю, однако, что теперь, когда он предписывает законы Австрии из Шенбрунна, il faut lui faire grace de l'u . [надо его избавить от и.] Я решительно делаю нововведение и называю его Bonaparte tout court [просто Бонапарт].
– Нет, без шуток, – сказал князь Андрей, – неужели вы думаете,что кампания кончена?
– Я вот что думаю. Австрия осталась в дурах, а она к этому не привыкла. И она отплатит. А в дурах она осталась оттого, что, во первых, провинции разорены (on dit, le православное est terrible pour le pillage), [говорят, что православное ужасно по части грабежей,] армия разбита, столица взята, и всё это pour les beaux yeux du [ради прекрасных глаз,] Сардинское величество. И потому – entre nous, mon cher [между нами, мой милый] – я чутьем слышу, что нас обманывают, я чутьем слышу сношения с Францией и проекты мира, тайного мира, отдельно заключенного.
– Это не может быть! – сказал князь Андрей, – это было бы слишком гадко.
– Qui vivra verra, [Поживем, увидим,] – сказал Билибин, распуская опять кожу в знак окончания разговора.
Когда князь Андрей пришел в приготовленную для него комнату и в чистом белье лег на пуховики и душистые гретые подушки, – он почувствовал, что то сражение, о котором он привез известие, было далеко, далеко от него. Прусский союз, измена Австрии, новое торжество Бонапарта, выход и парад, и прием императора Франца на завтра занимали его.
Он закрыл глаза, но в то же мгновение в ушах его затрещала канонада, пальба, стук колес экипажа, и вот опять спускаются с горы растянутые ниткой мушкатеры, и французы стреляют, и он чувствует, как содрогается его сердце, и он выезжает вперед рядом с Шмитом, и пули весело свистят вокруг него, и он испытывает то чувство удесятеренной радости жизни, какого он не испытывал с самого детства.
Он пробудился…
«Да, всё это было!…» сказал он, счастливо, детски улыбаясь сам себе, и заснул крепким, молодым сном.
На другой день он проснулся поздно. Возобновляя впечатления прошедшего, он вспомнил прежде всего то, что нынче надо представляться императору Францу, вспомнил военного министра, учтивого австрийского флигель адъютанта, Билибина и разговор вчерашнего вечера. Одевшись в полную парадную форму, которой он уже давно не надевал, для поездки во дворец, он, свежий, оживленный и красивый, с подвязанною рукой, вошел в кабинет Билибина. В кабинете находились четыре господина дипломатического корпуса. С князем Ипполитом Курагиным, который был секретарем посольства, Болконский был знаком; с другими его познакомил Билибин.
Господа, бывавшие у Билибина, светские, молодые, богатые и веселые люди, составляли и в Вене и здесь отдельный кружок, который Билибин, бывший главой этого кружка, называл наши, les nфtres. В кружке этом, состоявшем почти исключительно из дипломатов, видимо, были свои, не имеющие ничего общего с войной и политикой, интересы высшего света, отношений к некоторым женщинам и канцелярской стороны службы. Эти господа, повидимому, охотно, как своего (честь, которую они делали немногим), приняли в свой кружок князя Андрея. Из учтивости, и как предмет для вступления в разговор, ему сделали несколько вопросов об армии и сражении, и разговор опять рассыпался на непоследовательные, веселые шутки и пересуды.
– Но особенно хорошо, – говорил один, рассказывая неудачу товарища дипломата, – особенно хорошо то, что канцлер прямо сказал ему, что назначение его в Лондон есть повышение, и чтоб он так и смотрел на это. Видите вы его фигуру при этом?…
– Но что всего хуже, господа, я вам выдаю Курагина: человек в несчастии, и этим то пользуется этот Дон Жуан, этот ужасный человек!
Князь Ипполит лежал в вольтеровском кресле, положив ноги через ручку. Он засмеялся.
– Parlez moi de ca, [Ну ка, ну ка,] – сказал он.
– О, Дон Жуан! О, змея! – послышались голоса.
– Вы не знаете, Болконский, – обратился Билибин к князю Андрею, – что все ужасы французской армии (я чуть было не сказал – русской армии) – ничто в сравнении с тем, что наделал между женщинами этот человек.
– La femme est la compagne de l'homme, [Женщина – подруга мужчины,] – произнес князь Ипполит и стал смотреть в лорнет на свои поднятые ноги.
Билибин и наши расхохотались, глядя в глаза Ипполиту. Князь Андрей видел, что этот Ипполит, которого он (должно было признаться) почти ревновал к своей жене, был шутом в этом обществе.
– Нет, я должен вас угостить Курагиным, – сказал Билибин тихо Болконскому. – Он прелестен, когда рассуждает о политике, надо видеть эту важность.
Он подсел к Ипполиту и, собрав на лбу свои складки, завел с ним разговор о политике. Князь Андрей и другие обступили обоих.
– Le cabinet de Berlin ne peut pas exprimer un sentiment d'alliance, – начал Ипполит, значительно оглядывая всех, – sans exprimer… comme dans sa derieniere note… vous comprenez… vous comprenez… et puis si sa Majeste l'Empereur ne deroge pas au principe de notre alliance… [Берлинский кабинет не может выразить свое мнение о союзе, не выражая… как в своей последней ноте… вы понимаете… вы понимаете… впрочем, если его величество император не изменит сущности нашего союза…]