1949 год
Поделись знанием:
Гусары столпились и дружно отвечали громким криком.
Поздно ночью, когда все разошлись, Денисов потрепал своей коротенькой рукой по плечу своего любимца Ростова.
– Вот на походе не в кого влюбиться, так он в ца'я влюбился, – сказал он.
– Денисов, ты этим не шути, – крикнул Ростов, – это такое высокое, такое прекрасное чувство, такое…
– Ве'ю, ве'ю, д'ужок, и 'азделяю и одоб'яю…
– Нет, не понимаешь!
И Ростов встал и пошел бродить между костров, мечтая о том, какое было бы счастие умереть, не спасая жизнь (об этом он и не смел мечтать), а просто умереть в глазах государя. Он действительно был влюблен и в царя, и в славу русского оружия, и в надежду будущего торжества. И не он один испытывал это чувство в те памятные дни, предшествующие Аустерлицкому сражению: девять десятых людей русской армии в то время были влюблены, хотя и менее восторженно, в своего царя и в славу русского оружия.
На следующий день государь остановился в Вишау. Лейб медик Вилье несколько раз был призываем к нему. В главной квартире и в ближайших войсках распространилось известие, что государь был нездоров. Он ничего не ел и дурно спал эту ночь, как говорили приближенные. Причина этого нездоровья заключалась в сильном впечатлении, произведенном на чувствительную душу государя видом раненых и убитых.
На заре 17 го числа в Вишау был препровожден с аванпостов французский офицер, приехавший под парламентерским флагом, требуя свидания с русским императором. Офицер этот был Савари. Государь только что заснул, и потому Савари должен был дожидаться. В полдень он был допущен к государю и через час поехал вместе с князем Долгоруковым на аванпосты французской армии.
Как слышно было, цель присылки Савари состояла в предложении свидания императора Александра с Наполеоном. В личном свидании, к радости и гордости всей армии, было отказано, и вместо государя князь Долгоруков, победитель при Вишау, был отправлен вместе с Савари для переговоров с Наполеоном, ежели переговоры эти, против чаяния, имели целью действительное желание мира.
Ввечеру вернулся Долгоруков, прошел прямо к государю и долго пробыл у него наедине.
18 и 19 ноября войска прошли еще два перехода вперед, и неприятельские аванпосты после коротких перестрелок отступали. В высших сферах армии с полдня 19 го числа началось сильное хлопотливо возбужденное движение, продолжавшееся до утра следующего дня, 20 го ноября, в который дано было столь памятное Аустерлицкое сражение.
До полудня 19 числа движение, оживленные разговоры, беготня, посылки адъютантов ограничивались одной главной квартирой императоров; после полудня того же дня движение передалось в главную квартиру Кутузова и в штабы колонных начальников. Вечером через адъютантов разнеслось это движение по всем концам и частям армии, и в ночь с 19 на 20 поднялась с ночлегов, загудела говором и заколыхалась и тронулась громадным девятиверстным холстом 80 титысячная масса союзного войска.
Сосредоточенное движение, начавшееся поутру в главной квартире императоров и давшее толчок всему дальнейшему движению, было похоже на первое движение серединного колеса больших башенных часов. Медленно двинулось одно колесо, повернулось другое, третье, и всё быстрее и быстрее пошли вертеться колеса, блоки, шестерни, начали играть куранты, выскакивать фигуры, и мерно стали подвигаться стрелки, показывая результат движения.
Как в механизме часов, так и в механизме военного дела, так же неудержимо до последнего результата раз данное движение, и так же безучастно неподвижны, за момент до передачи движения, части механизма, до которых еще не дошло дело. Свистят на осях колеса, цепляясь зубьями, шипят от быстроты вертящиеся блоки, а соседнее колесо так же спокойно и неподвижно, как будто оно сотни лет готово простоять этою неподвижностью; но пришел момент – зацепил рычаг, и, покоряясь движению, трещит, поворачиваясь, колесо и сливается в одно действие, результат и цель которого ему непонятны.
Как в часах результат сложного движения бесчисленных различных колес и блоков есть только медленное и уравномеренное движение стрелки, указывающей время, так и результатом всех сложных человеческих движений этих 1000 русских и французов – всех страстей, желаний, раскаяний, унижений, страданий, порывов гордости, страха, восторга этих людей – был только проигрыш Аустерлицкого сражения, так называемого сражения трех императоров, т. е. медленное передвижение всемирно исторической стрелки на циферблате истории человечества.
Князь Андрей был в этот день дежурным и неотлучно при главнокомандующем.
В 6 м часу вечера Кутузов приехал в главную квартиру императоров и, недолго пробыв у государя, пошел к обер гофмаршалу графу Толстому.
Болконский воспользовался этим временем, чтобы зайти к Долгорукову узнать о подробностях дела. Князь Андрей чувствовал, что Кутузов чем то расстроен и недоволен, и что им недовольны в главной квартире, и что все лица императорской главной квартиры имеют с ним тон людей, знающих что то такое, чего другие не знают; и поэтому ему хотелось поговорить с Долгоруковым.
– Ну, здравствуйте, mon cher, – сказал Долгоруков, сидевший с Билибиным за чаем. – Праздник на завтра. Что ваш старик? не в духе?
– Не скажу, чтобы был не в духе, но ему, кажется, хотелось бы, чтоб его выслушали.
– Да его слушали на военном совете и будут слушать, когда он будет говорить дело; но медлить и ждать чего то теперь, когда Бонапарт боится более всего генерального сражения, – невозможно.
– Да вы его видели? – сказал князь Андрей. – Ну, что Бонапарт? Какое впечатление он произвел на вас?
– Да, видел и убедился, что он боится генерального сражения более всего на свете, – повторил Долгоруков, видимо, дорожа этим общим выводом, сделанным им из его свидания с Наполеоном. – Ежели бы он не боялся сражения, для чего бы ему было требовать этого свидания, вести переговоры и, главное, отступать, тогда как отступление так противно всей его методе ведения войны? Поверьте мне: он боится, боится генерального сражения, его час настал. Это я вам говорю.
– Но расскажите, как он, что? – еще спросил князь Андрей.
– Он человек в сером сюртуке, очень желавший, чтобы я ему говорил «ваше величество», но, к огорчению своему, не получивший от меня никакого титула. Вот это какой человек, и больше ничего, – отвечал Долгоруков, оглядываясь с улыбкой на Билибина.
– Несмотря на мое полное уважение к старому Кутузову, – продолжал он, – хороши мы были бы все, ожидая чего то и тем давая ему случай уйти или обмануть нас, тогда как теперь он верно в наших руках. Нет, не надобно забывать Суворова и его правила: не ставить себя в положение атакованного, а атаковать самому. Поверьте, на войне энергия молодых людей часто вернее указывает путь, чем вся опытность старых кунктаторов.
– Но в какой же позиции мы атакуем его? Я был на аванпостах нынче, и нельзя решить, где он именно стоит с главными силами, – сказал князь Андрей.
Ему хотелось высказать Долгорукову свой, составленный им, план атаки.
– Ах, это совершенно всё равно, – быстро заговорил Долгоруков, вставая и раскрывая карту на столе. – Все случаи предвидены: ежели он стоит у Брюнна…
И князь Долгоруков быстро и неясно рассказал план флангового движения Вейротера.
Князь Андрей стал возражать и доказывать свой план, который мог быть одинаково хорош с планом Вейротера, но имел тот недостаток, что план Вейротера уже был одобрен. Как только князь Андрей стал доказывать невыгоды того и выгоды своего, князь Долгоруков перестал его слушать и рассеянно смотрел не на карту, а на лицо князя Андрея.
– Впрочем, у Кутузова будет нынче военный совет: вы там можете всё это высказать, – сказал Долгоруков.
– Я это и сделаю, – сказал князь Андрей, отходя от карты.
– И о чем вы заботитесь, господа? – сказал Билибин, до сих пор с веселой улыбкой слушавший их разговор и теперь, видимо, собираясь пошутить. – Будет ли завтра победа или поражение, слава русского оружия застрахована. Кроме вашего Кутузова, нет ни одного русского начальника колонн. Начальники: Неrr general Wimpfen, le comte de Langeron, le prince de Lichtenstein, le prince de Hohenloe et enfin Prsch… prsch… et ainsi de suite, comme tous les noms polonais. [Вимпфен, граф Ланжерон, князь Лихтенштейн, Гогенлое и еще Пришпршипрш, как все польские имена.]
– Taisez vous, mauvaise langue, [Удержите ваше злоязычие.] – сказал Долгоруков. – Неправда, теперь уже два русских: Милорадович и Дохтуров, и был бы 3 й, граф Аракчеев, но у него нервы слабы.
– Однако Михаил Иларионович, я думаю, вышел, – сказал князь Андрей. – Желаю счастия и успеха, господа, – прибавил он и вышел, пожав руки Долгорукову и Бибилину.
Возвращаясь домой, князь Андрей не мог удержаться, чтобы не спросить молчаливо сидевшего подле него Кутузова, о том, что он думает о завтрашнем сражении?
Кутузов строго посмотрел на своего адъютанта и, помолчав, ответил:
– Я думаю, что сражение будет проиграно, и я так сказал графу Толстому и просил его передать это государю. Что же, ты думаешь, он мне ответил? Eh, mon cher general, je me mele de riz et des et cotelettes, melez vous des affaires de la guerre. [И, любезный генерал! Я занят рисом и котлетами, а вы занимайтесь военными делами.] Да… Вот что мне отвечали!
В 10 м часу вечера Вейротер с своими планами переехал на квартиру Кутузова, где и был назначен военный совет. Все начальники колонн были потребованы к главнокомандующему, и, за исключением князя Багратиона, который отказался приехать, все явились к назначенному часу.
Вейротер, бывший полным распорядителем предполагаемого сражения, представлял своею оживленностью и торопливостью резкую противоположность с недовольным и сонным Кутузовым, неохотно игравшим роль председателя и руководителя военного совета. Вейротер, очевидно, чувствовал себя во главе.движения, которое стало уже неудержимо. Он был, как запряженная лошадь, разбежавшаяся с возом под гору. Он ли вез, или его гнало, он не знал; но он несся во всю возможную быстроту, не имея времени уже обсуждать того, к чему поведет это движение. Вейротер в этот вечер был два раза для личного осмотра в цепи неприятеля и два раза у государей, русского и австрийского, для доклада и объяснений, и в своей канцелярии, где он диктовал немецкую диспозицию. Он, измученный, приехал теперь к Кутузову.
Он, видимо, так был занят, что забывал даже быть почтительным с главнокомандующим: он перебивал его, говорил быстро, неясно, не глядя в лицо собеседника, не отвечая на деланные ему вопросы, был испачкан грязью и имел вид жалкий, измученный, растерянный и вместе с тем самонадеянный и гордый.
Кутузов занимал небольшой дворянский замок около Остралиц. В большой гостиной, сделавшейся кабинетом главнокомандующего, собрались: сам Кутузов, Вейротер и члены военного совета. Они пили чай. Ожидали только князя Багратиона, чтобы приступить к военному совету. В 8 м часу приехал ординарец Багратиона с известием, что князь быть не может. Князь Андрей пришел доложить о том главнокомандующему и, пользуясь прежде данным ему Кутузовым позволением присутствовать при совете, остался в комнате.
– Так как князь Багратион не будет, то мы можем начинать, – сказал Вейротер, поспешно вставая с своего места и приближаясь к столу, на котором была разложена огромная карта окрестностей Брюнна.
Кутузов в расстегнутом мундире, из которого, как бы освободившись, выплыла на воротник его жирная шея, сидел в вольтеровском кресле, положив симметрично пухлые старческие руки на подлокотники, и почти спал. На звук голоса Вейротера он с усилием открыл единственный глаз.
– Да, да, пожалуйста, а то поздно, – проговорил он и, кивнув головой, опустил ее и опять закрыл глаза.
Ежели первое время члены совета думали, что Кутузов притворялся спящим, то звуки, которые он издавал носом во время последующего чтения, доказывали, что в эту минуту для главнокомандующего дело шло о гораздо важнейшем, чем о желании выказать свое презрение к диспозиции или к чему бы то ни было: дело шло для него о неудержимом удовлетворении человеческой потребности – .сна. Он действительно спал. Вейротер с движением человека, слишком занятого для того, чтобы терять хоть одну минуту времени, взглянул на Кутузова и, убедившись, что он спит, взял бумагу и громким однообразным тоном начал читать диспозицию будущего сражения под заглавием, которое он тоже прочел:
«Диспозиция к атаке неприятельской позиции позади Кобельница и Сокольница, 20 ноября 1805 года».
Диспозиция была очень сложная и трудная. В оригинальной диспозиции значилось:
Da der Feind mit seinerien linken Fluegel an die mit Wald bedeckten Berge lehnt und sich mit seinerien rechten Fluegel laengs Kobeinitz und Sokolienitz hinter die dort befindIichen Teiche zieht, wir im Gegentheil mit unserem linken Fluegel seinen rechten sehr debordiren, so ist es vortheilhaft letzteren Fluegel des Feindes zu attakiren, besondere wenn wir die Doerfer Sokolienitz und Kobelienitz im Besitze haben, wodurch wir dem Feind zugleich in die Flanke fallen und ihn auf der Flaeche zwischen Schlapanitz und dem Thuerassa Walde verfolgen koennen, indem wir dem Defileen von Schlapanitz und Bellowitz ausweichen, welche die feindliche Front decken. Zu dieserien Endzwecke ist es noethig… Die erste Kolonne Marieschirt… die zweite Kolonne Marieschirt… die dritte Kolonne Marieschirt… [Так как неприятель опирается левым крылом своим на покрытые лесом горы, а правым крылом тянется вдоль Кобельница и Сокольница позади находящихся там прудов, а мы, напротив, превосходим нашим левым крылом его правое, то выгодно нам атаковать сие последнее неприятельское крыло, особливо если мы займем деревни Сокольниц и Кобельниц, будучи поставлены в возможность нападать на фланг неприятеля и преследовать его в равнине между Шлапаницем и лесом Тюрасским, избегая вместе с тем дефилеи между Шлапаницем и Беловицем, которою прикрыт неприятельский фронт. Для этой цели необходимо… Первая колонна марширует… вторая колонна марширует… третья колонна марширует…] и т. д., читал Вейротер. Генералы, казалось, неохотно слушали трудную диспозицию. Белокурый высокий генерал Буксгевден стоял, прислонившись спиною к стене, и, остановив свои глаза на горевшей свече, казалось, не слушал и даже не хотел, чтобы думали, что он слушает. Прямо против Вейротера, устремив на него свои блестящие открытые глаза, в воинственной позе, оперев руки с вытянутыми наружу локтями на колени, сидел румяный Милорадович с приподнятыми усами и плечами. Он упорно молчал, глядя в лицо Вейротера, и спускал с него глаза только в то время, когда австрийский начальник штаба замолкал. В это время Милорадович значительно оглядывался на других генералов. Но по значению этого значительного взгляда нельзя было понять, был ли он согласен или несогласен, доволен или недоволен диспозицией. Ближе всех к Вейротеру сидел граф Ланжерон и с тонкой улыбкой южного французского лица, не покидавшей его во всё время чтения, глядел на свои тонкие пальцы, быстро перевертывавшие за углы золотую табакерку с портретом. В середине одного из длиннейших периодов он остановил вращательное движение табакерки, поднял голову и с неприятною учтивостью на самых концах тонких губ перебил Вейротера и хотел сказать что то; но австрийский генерал, не прерывая чтения, сердито нахмурился и замахал локтями, как бы говоря: потом, потом вы мне скажете свои мысли, теперь извольте смотреть на карту и слушать. Ланжерон поднял глаза кверху с выражением недоумения, оглянулся на Милорадовича, как бы ища объяснения, но, встретив значительный, ничего не значущий взгляд Милорадовича, грустно опустил глаза и опять принялся вертеть табакерку.
– Une lecon de geographie, [Урок из географии,] – проговорил он как бы про себя, но довольно громко, чтобы его слышали.
Пржебышевский с почтительной, но достойной учтивостью пригнул рукой ухо к Вейротеру, имея вид человека, поглощенного вниманием. Маленький ростом Дохтуров сидел прямо против Вейротера с старательным и скромным видом и, нагнувшись над разложенною картой, добросовестно изучал диспозиции и неизвестную ему местность. Он несколько раз просил Вейротера повторять нехорошо расслышанные им слова и трудные наименования деревень. Вейротер исполнял его желание, и Дохтуров записывал.
Когда чтение, продолжавшееся более часу, было кончено, Ланжерон, опять остановив табакерку и не глядя на Вейротера и ни на кого особенно, начал говорить о том, как трудно было исполнить такую диспозицию, где положение неприятеля предполагается известным, тогда как положение это может быть нам неизвестно, так как неприятель находится в движении. Возражения Ланжерона были основательны, но было очевидно, что цель этих возражений состояла преимущественно в желании дать почувствовать генералу Вейротеру, столь самоуверенно, как школьникам ученикам, читавшему свою диспозицию, что он имел дело не с одними дураками, а с людьми, которые могли и его поучить в военном деле. Когда замолк однообразный звук голоса Вейротера, Кутузов открыл глава, как мельник, который просыпается при перерыве усыпительного звука мельничных колес, прислушался к тому, что говорил Ланжерон, и, как будто говоря: «а вы всё еще про эти глупости!» поспешно закрыл глаза и еще ниже опустил голову.
Стараясь как можно язвительнее оскорбить Вейротера в его авторском военном самолюбии, Ланжерон доказывал, что Бонапарте легко может атаковать, вместо того, чтобы быть атакованным, и вследствие того сделать всю эту диспозицию совершенно бесполезною. Вейротер на все возражения отвечал твердой презрительной улыбкой, очевидно вперед приготовленной для всякого возражения, независимо от того, что бы ему ни говорили.
– Ежели бы он мог атаковать нас, то он нынче бы это сделал, – сказал он.
– Вы, стало быть, думаете, что он бессилен, – сказал Ланжерон.
– Много, если у него 40 тысяч войска, – отвечал Вейротер с улыбкой доктора, которому лекарка хочет указать средство лечения.
– В таком случае он идет на свою погибель, ожидая нашей атаки, – с тонкой иронической улыбкой сказал Ланжерон, за подтверждением оглядываясь опять на ближайшего Милорадовича.
Но Милорадович, очевидно, в эту минуту думал менее всего о том, о чем спорили генералы.
– Ma foi, [Ей Богу,] – сказал он, – завтра всё увидим на поле сражения.
Вейротер усмехнулся опять тою улыбкой, которая говорила, что ему смешно и странно встречать возражения от русских генералов и доказывать то, в чем не только он сам слишком хорошо был уверен, но в чем уверены были им государи императоры.
– Неприятель потушил огни, и слышен непрерывный шум в его лагере, – сказал он. – Что это значит? – Или он удаляется, чего одного мы должны бояться, или он переменяет позицию (он усмехнулся). Но даже ежели бы он и занял позицию в Тюрасе, он только избавляет нас от больших хлопот, и распоряжения все, до малейших подробностей, остаются те же.
– Каким же образом?.. – сказал князь Андрей, уже давно выжидавший случая выразить свои сомнения.
Кутузов проснулся, тяжело откашлялся и оглянул генералов.
– Господа, диспозиция на завтра, даже на нынче (потому что уже первый час), не может быть изменена, – сказал он. – Вы ее слышали, и все мы исполним наш долг. А перед сражением нет ничего важнее… (он помолчал) как выспаться хорошенько.
Он сделал вид, что привстает. Генералы откланялись и удалились. Было уже за полночь. Князь Андрей вышел.
Военный совет, на котором князю Андрею не удалось высказать свое мнение, как он надеялся, оставил в нем неясное и тревожное впечатление. Кто был прав: Долгоруков с Вейротером или Кутузов с Ланжероном и др., не одобрявшими план атаки, он не знал. «Но неужели нельзя было Кутузову прямо высказать государю свои мысли? Неужели это не может иначе делаться? Неужели из за придворных и личных соображений должно рисковать десятками тысяч и моей, моей жизнью?» думал он.
«Да, очень может быть, завтра убьют», подумал он. И вдруг, при этой мысли о смерти, целый ряд воспоминаний, самых далеких и самых задушевных, восстал в его воображении; он вспоминал последнее прощание с отцом и женою; он вспоминал первые времена своей любви к ней! Вспомнил о ее беременности, и ему стало жалко и ее и себя, и он в нервично размягченном и взволнованном состоянии вышел из избы, в которой он стоял с Несвицким, и стал ходить перед домом.
Ночь была туманная, и сквозь туман таинственно пробивался лунный свет. «Да, завтра, завтра! – думал он. – Завтра, может быть, всё будет кончено для меня, всех этих воспоминаний не будет более, все эти воспоминания не будут иметь для меня более никакого смысла. Завтра же, может быть, даже наверное, завтра, я это предчувствую, в первый раз мне придется, наконец, показать всё то, что я могу сделать». И ему представилось сражение, потеря его, сосредоточение боя на одном пункте и замешательство всех начальствующих лиц. И вот та счастливая минута, тот Тулон, которого так долго ждал он, наконец, представляется ему. Он твердо и ясно говорит свое мнение и Кутузову, и Вейротеру, и императорам. Все поражены верностью его соображения, но никто не берется исполнить его, и вот он берет полк, дивизию, выговаривает условие, чтобы уже никто не вмешивался в его распоряжения, и ведет свою дивизию к решительному пункту и один одерживает победу. А смерть и страдания? говорит другой голос. Но князь Андрей не отвечает этому голосу и продолжает свои успехи. Диспозиция следующего сражения делается им одним. Он носит звание дежурного по армии при Кутузове, но делает всё он один. Следующее сражение выиграно им одним. Кутузов сменяется, назначается он… Ну, а потом? говорит опять другой голос, а потом, ежели ты десять раз прежде этого не будешь ранен, убит или обманут; ну, а потом что ж? – «Ну, а потом, – отвечает сам себе князь Андрей, – я не знаю, что будет потом, не хочу и не могу знать: но ежели хочу этого, хочу славы, хочу быть известным людям, хочу быть любимым ими, то ведь я не виноват, что я хочу этого, что одного этого я хочу, для одного этого я живу. Да, для одного этого! Я никогда никому не скажу этого, но, Боже мой! что же мне делать, ежели я ничего не люблю, как только славу, любовь людскую. Смерть, раны, потеря семьи, ничто мне не страшно. И как ни дороги, ни милы мне многие люди – отец, сестра, жена, – самые дорогие мне люди, – но, как ни страшно и неестественно это кажется, я всех их отдам сейчас за минуту славы, торжества над людьми, за любовь к себе людей, которых я не знаю и не буду знать, за любовь вот этих людей», подумал он, прислушиваясь к говору на дворе Кутузова. На дворе Кутузова слышались голоса укладывавшихся денщиков; один голос, вероятно, кучера, дразнившего старого Кутузовского повара, которого знал князь Андрей, и которого звали Титом, говорил: «Тит, а Тит?»
– Ну, – отвечал старик.
– Тит, ступай молотить, – говорил шутник.
– Тьфу, ну те к чорту, – раздавался голос, покрываемый хохотом денщиков и слуг.
«И все таки я люблю и дорожу только торжеством над всеми ими, дорожу этой таинственной силой и славой, которая вот тут надо мной носится в этом тумане!»
Ростов в эту ночь был со взводом во фланкёрской цепи, впереди отряда Багратиона. Гусары его попарно были рассыпаны в цепи; сам он ездил верхом по этой линии цепи, стараясь преодолеть сон, непреодолимо клонивший его. Назади его видно было огромное пространство неясно горевших в тумане костров нашей армии; впереди его была туманная темнота. Сколько ни вглядывался Ростов в эту туманную даль, он ничего не видел: то серелось, то как будто чернелось что то; то мелькали как будто огоньки, там, где должен быть неприятель; то ему думалось, что это только в глазах блестит у него. Глаза его закрывались, и в воображении представлялся то государь, то Денисов, то московские воспоминания, и он опять поспешно открывал глаза и близко перед собой он видел голову и уши лошади, на которой он сидел, иногда черные фигуры гусар, когда он в шести шагах наезжал на них, а вдали всё ту же туманную темноту. «Отчего же? очень может быть, – думал Ростов, – что государь, встретив меня, даст поручение, как и всякому офицеру: скажет: „Поезжай, узнай, что там“. Много рассказывали же, как совершенно случайно он узнал так какого то офицера и приблизил к себе. Что, ежели бы он приблизил меня к себе! О, как бы я охранял его, как бы я говорил ему всю правду, как бы я изобличал его обманщиков», и Ростов, для того чтобы живо представить себе свою любовь и преданность государю, представлял себе врага или обманщика немца, которого он с наслаждением не только убивал, но по щекам бил в глазах государя. Вдруг дальний крик разбудил Ростова. Он вздрогнул и открыл глаза.
«Где я? Да, в цепи: лозунг и пароль – дышло, Ольмюц. Экая досада, что эскадрон наш завтра будет в резервах… – подумал он. – Попрошусь в дело. Это, может быть, единственный случай увидеть государя. Да, теперь недолго до смены. Объеду еще раз и, как вернусь, пойду к генералу и попрошу его». Он поправился на седле и тронул лошадь, чтобы еще раз объехать своих гусар. Ему показалось, что было светлей. В левой стороне виднелся пологий освещенный скат и противоположный, черный бугор, казавшийся крутым, как стена. На бугре этом было белое пятно, которого никак не мог понять Ростов: поляна ли это в лесу, освещенная месяцем, или оставшийся снег, или белые дома? Ему показалось даже, что по этому белому пятну зашевелилось что то. «Должно быть, снег – это пятно; пятно – une tache», думал Ростов. «Вот тебе и не таш…»
«Наташа, сестра, черные глаза. На… ташка (Вот удивится, когда я ей скажу, как я увидал государя!) Наташку… ташку возьми…» – «Поправей то, ваше благородие, а то тут кусты», сказал голос гусара, мимо которого, засыпая, проезжал Ростов. Ростов поднял голову, которая опустилась уже до гривы лошади, и остановился подле гусара. Молодой детский сон непреодолимо клонил его. «Да, бишь, что я думал? – не забыть. Как с государем говорить буду? Нет, не то – это завтра. Да, да! На ташку, наступить… тупить нас – кого? Гусаров. А гусары в усы… По Тверской ехал этот гусар с усами, еще я подумал о нем, против самого Гурьева дома… Старик Гурьев… Эх, славный малый Денисов! Да, всё это пустяки. Главное теперь – государь тут. Как он на меня смотрел, и хотелось ему что то сказать, да он не смел… Нет, это я не смел. Да это пустяки, а главное – не забывать, что я нужное то думал, да. На – ташку, нас – тупить, да, да, да. Это хорошо». – И он опять упал головой на шею лошади. Вдруг ему показалось, что в него стреляют. «Что? Что? Что!… Руби! Что?…» заговорил, очнувшись, Ростов. В то мгновение, как он открыл глаза, Ростов услыхал перед собою там, где был неприятель, протяжные крики тысячи голосов. Лошади его и гусара, стоявшего подле него, насторожили уши на эти крики. На том месте, с которого слышались крики, зажегся и потух один огонек, потом другой, и по всей линии французских войск на горе зажглись огни, и крики всё более и более усиливались. Ростов слышал звуки французских слов, но не мог их разобрать. Слишком много гудело голосов. Только слышно было: аааа! и рррр!
– Что это? Ты как думаешь? – обратился Ростов к гусару, стоявшему подле него. – Ведь это у неприятеля?
Гусар ничего не ответил.
– Что ж, ты разве не слышишь? – довольно долго подождав ответа, опять спросил Ростов.
– А кто ё знает, ваше благородие, – неохотно отвечал гусар.
– По месту должно быть неприятель? – опять повторил Ростов.
– Може он, а може, и так, – проговорил гусар, – дело ночное. Ну! шали! – крикнул он на свою лошадь, шевелившуюся под ним.
Лошадь Ростова тоже торопилась, била ногой по мерзлой земле, прислушиваясь к звукам и приглядываясь к огням. Крики голосов всё усиливались и усиливались и слились в общий гул, который могла произвести только несколько тысячная армия. Огни больше и больше распространялись, вероятно, по линии французского лагеря. Ростову уже не хотелось спать. Веселые, торжествующие крики в неприятельской армии возбудительно действовали на него: Vive l'empereur, l'empereur! [Да здравствует император, император!] уже ясно слышалось теперь Ростову.
– А недалеко, – должно быть, за ручьем? – сказал он стоявшему подле него гусару.
Гусар только вздохнул, ничего не отвечая, и прокашлялся сердито. По линии гусар послышался топот ехавшего рысью конного, и из ночного тумана вдруг выросла, представляясь громадным слоном, фигура гусарского унтер офицера.
– Ваше благородие, генералы! – сказал унтер офицер, подъезжая к Ростову.
Ростов, продолжая оглядываться на огни и крики, поехал с унтер офицером навстречу нескольким верховым, ехавшим по линии. Один был на белой лошади. Князь Багратион с князем Долгоруковым и адъютантами выехали посмотреть на странное явление огней и криков в неприятельской армии. Ростов, подъехав к Багратиону, рапортовал ему и присоединился к адъютантам, прислушиваясь к тому, что говорили генералы.
– Поверьте, – говорил князь Долгоруков, обращаясь к Багратиону, – что это больше ничего как хитрость: он отступил и в арьергарде велел зажечь огни и шуметь, чтобы обмануть нас.
– Едва ли, – сказал Багратион, – с вечера я их видел на том бугре; коли ушли, так и оттуда снялись. Г. офицер, – обратился князь Багратион к Ростову, – стоят там еще его фланкёры?
– С вечера стояли, а теперь не могу знать, ваше сиятельство. Прикажите, я съезжу с гусарами, – сказал Ростов.
Багратион остановился и, не отвечая, в тумане старался разглядеть лицо Ростова.
– А что ж, посмотрите, – сказал он, помолчав немного.
– Слушаю с.
Ростов дал шпоры лошади, окликнул унтер офицера Федченку и еще двух гусар, приказал им ехать за собою и рысью поехал под гору по направлению к продолжавшимся крикам. Ростову и жутко и весело было ехать одному с тремя гусарами туда, в эту таинственную и опасную туманную даль, где никто не был прежде его. Багратион закричал ему с горы, чтобы он не ездил дальше ручья, но Ростов сделал вид, как будто не слыхал его слов, и, не останавливаясь, ехал дальше и дальше, беспрестанно обманываясь, принимая кусты за деревья и рытвины за людей и беспрестанно объясняя свои обманы. Спустившись рысью под гору, он уже не видал ни наших, ни неприятельских огней, но громче, яснее слышал крики французов. В лощине он увидал перед собой что то вроде реки, но когда он доехал до нее, он узнал проезженную дорогу. Выехав на дорогу, он придержал лошадь в нерешительности: ехать по ней, или пересечь ее и ехать по черному полю в гору. Ехать по светлевшей в тумане дороге было безопаснее, потому что скорее можно было рассмотреть людей. «Пошел за мной», проговорил он, пересек дорогу и стал подниматься галопом на гору, к тому месту, где с вечера стоял французский пикет.
– Ваше благородие, вот он! – проговорил сзади один из гусар.
И не успел еще Ростов разглядеть что то, вдруг зачерневшееся в тумане, как блеснул огонек, щелкнул выстрел, и пуля, как будто жалуясь на что то, зажужжала высоко в тумане и вылетела из слуха. Другое ружье не выстрелило, но блеснул огонек на полке. Ростов повернул лошадь и галопом поехал назад. Еще раздались в разных промежутках четыре выстрела, и на разные тоны запели пули где то в тумане. Ростов придержал лошадь, повеселевшую так же, как он, от выстрелов, и поехал шагом. «Ну ка еще, ну ка еще!» говорил в его душе какой то веселый голос. Но выстрелов больше не было.
Только подъезжая к Багратиону, Ростов опять пустил свою лошадь в галоп и, держа руку у козырька, подъехал к нему.
Долгоруков всё настаивал на своем мнении, что французы отступили и только для того, чтобы обмануть нас, разложили огни.
– Что же это доказывает? – говорил он в то время, как Ростов подъехал к ним. – Они могли отступить и оставить пикеты.
– Видно, еще не все ушли, князь, – сказал Багратион. – До завтрашнего утра, завтра всё узнаем.
– На горе пикет, ваше сиятельство, всё там же, где был с вечера, – доложил Ростов, нагибаясь вперед, держа руку у козырька и не в силах удержать улыбку веселья, вызванного в нем его поездкой и, главное, звуками пуль.
– Хорошо, хорошо, – сказал Багратион, – благодарю вас, г. офицер.
– Ваше сиятельство, – сказал Ростов, – позвольте вас просить.
– Что такое?
– Завтра эскадрон наш назначен в резервы; позвольте вас просить прикомандировать меня к 1 му эскадрону.
– Как фамилия?
– Граф Ростов.
– А, хорошо. Оставайся при мне ординарцем.
– Ильи Андреича сын? – сказал Долгоруков.
Но Ростов не отвечал ему.
– Так я буду надеяться, ваше сиятельство.
– Я прикажу.
«Завтра, очень может быть, пошлют с каким нибудь приказанием к государю, – подумал он. – Слава Богу».
Крики и огни в неприятельской армии происходили оттого, что в то время, как по войскам читали приказ Наполеона, сам император верхом объезжал свои бивуаки. Солдаты, увидав императора, зажигали пуки соломы и с криками: vive l'empereur! бежали за ним. Приказ Наполеона был следующий:
«Солдаты! Русская армия выходит против вас, чтобы отмстить за австрийскую, ульмскую армию. Это те же баталионы, которые вы разбили при Голлабрунне и которые вы с тех пор преследовали постоянно до этого места. Позиции, которые мы занимаем, – могущественны, и пока они будут итти, чтоб обойти меня справа, они выставят мне фланг! Солдаты! Я сам буду руководить вашими баталионами. Я буду держаться далеко от огня, если вы, с вашей обычной храбростью, внесете в ряды неприятельские беспорядок и смятение; но если победа будет хоть одну минуту сомнительна, вы увидите вашего императора, подвергающегося первым ударам неприятеля, потому что не может быть колебания в победе, особенно в тот день, в который идет речь о чести французской пехоты, которая так необходима для чести своей нации.
(перенаправлено с «1949»)
Годы |
---|
1945 · 1946 · 1947 · 1948 — 1949 — 1950 · 1951 · 1952 · 1953 |
Десятилетия |
1920-е · 1930-е — 1940-е — 1950-е · 1960-е |
Века |
XIX век — XX век — XXI век |
Григорианский календарь | 1949 MCMXLIX |
Юлианский календарь | 1948—1949 (с 14 января) |
Юлианский календарь с византийской эрой |
7457—7458 (с 14 сентября) |
От основания Рима | 2701—2702 (с 4 мая) |
Еврейский календарь |
5709—5710 ה'תש"ט — ה'תש"י |
Исламский календарь | 1368—1369 |
Древнеармянский календарь | 4441—4442 (с 11 августа) |
Армянский церковный календарь | 1398 ԹՎ ՌՅՂԸ
|
Китайский календарь | 4645—4646 (с 29 января) 戊子 — 己丑 жёлтая крыса — жёлтый бык |
Эфиопский календарь | 1941 — 1942 |
Древнеиндийский календарь | |
- Викрам-самват | 2005—2006 |
- Шака самват | 1871—1872 |
- Кали-юга | 5050—5051 |
Иранский календарь | 1327—1328 |
Буддийский календарь | 2492 |
Японское летосчисление | 24-й год Сёва |
1949 (тысяча девятьсот сорок девятый) год по григорианскому календарю — невисокосный год, начинающийся в субботу. Это 1949 год нашей эры, 949 год 2 тысячелетия, 49 год XX века, 9 год 5-го десятилетия XX века, 10 год 1940-х годов.
Содержание
События
- В Кембриджском университете Морис Уилкс создал первый практический программируемый компьютер EDSAC.
Январь
- 1 января
- В Киеве выпущен первый советский серийный бытовой магнитофон «Днепр».
- Прекращены военные действия в Кашмире между Индией и Пакистаном[1].
- Чан Кайши предложил начать переговоры с Коммунистической партией Китая[2].
- Перепись населения в Венгрии[3].
- 10 января — в Ленинграде открылась Всероссийская оптовая ярмарка. Проходила до 20 января[4].
- 17 января — над Атлантическим океаном пропал самолёт Avro Tudor IV «Star Aerial» компании BSAA.
- 17 января — 2 октября — судебный процесс против лидеров Компартии США.
- 18 января — в Москве представителями правительств СССР, Румынии, Венгрии, Болгарии, Польши и Чехословакии подписан Протокол о создании Совета экономической взаимопомощи (СЭВ)[5].
- 20 января
- Гарри Трумэн вступил в должность президента США на новый срок и провозгласил программу «технической помощи» развивающимся странам.
- В Лаосе создана первая «пропагандистская» вооружённая группа «Латсавонг» под руководством Кейсона Фомвихана, ставшая основой будущей Освободительной армии Лаоса[6].
- 25 января — Чан Кайши на объединённом совещании правительства и Главного военного совета в Нанкине признал потерю Маньчжурии в Северного Китая[7].
- 31 января — Народно-Освободительная Армия Китая без боя вступила в Пекин[8].
Февраль
- 1 февраля — Венгерский национальный фронт независимости (коалиция партий), действовавший под руководством Венгерской партии труда, реорганизован в Венгерский народный фронт независимости[9].
- 3 февраля — в Венгрии начался процесс по делу кардинала Йожефа Миндсенти[3].
- 4 февраля — совершено неудачное покушение на шаха Ирана Мохаммеда Резу Пехлеви[10].
- 8 февраля — на процессе в Венгрии кардинал Йожеф Миндсенти приговорён к пожизненному заключению[3].
- 12 февраля — в Каире неизвестным застрелен лидер запрещённой ассоциации «Братья-мусульмане» шейх Хасан аль-Банна[11].
- 14 февраля — президентом Португалии переизбран маршал Ошкар Кармона.
- 15 февраля — Политбюро ЦК ВКП(б) приняло постановление «Об антипартийных действиях члена ЦК ВКП(б) товарища Кузнецова А. А. и кандидатов в члены ЦК ВКП(б) тт. Родионова М. И. и Попкова П. С.». Кузнецов, Родионов и Попков сняты со своих постов и получили другие назначения. Начало Ленинградского дела[12].
- 21 февраля — Албания принята в Совет экономической взаимопомощи[13].
- 24 февраля — подписано временное соглашение о перемирии между Израилем и Египтом[14].
Март
- 2 марта — единственный китайский крейсер «Чунцин» отплыл из Шанхая и перешёл на сторону НОАК в Вэйхае[15].
- 3 марта
- В Кантоне председатель Исполнительного Юаня Сунь Фо распустил правительство и передал власть в гоминьдановском Китае в руки генерала Хэ Инциня[15].
- В Венгрии буржуазные Демократическая и Радикальная партии объединились в Венгерскую радикальную партию и вступили в Народный фронт[3].
- В Челябинской области в результате массового сброса комбинатом «Маяк» в р. Теча высокоактивных жидких радиоактивных отходов облучению подверглись около 124 тысяч человек[16].
- 5 марта — с поста председателя Госплана СССР снят Н. А. Вознесенский[17].
- 11 марта — принята новая, перонистская, Конституция Аргентины. Действие Конституции 1853 года прекращено[18].
- 15 марта — открылся I съезд Народного фронта Венгрии[3].
- 17 марта — в Москве подписан договор о совместной безопасности между КНДР и коммунистическим Китаем.
- 23 марта — подписано временное соглашение о перемирии между Израилем и Ливаном[14].
- 25 марта — португальская полиция арестовала руководителей Португальской коммунистической партии Милитана Рибейру и Алвару Куньяла[19].
- 30 марта — военный переворот в Сирии. К власти пришёл начальник генерального штаба армии полковник Хусни аз-Займ, президент Шукри Аль-Куатли эмигрировал в Египет[20].
Апрель
- 1 апреля — в Бэйпине начались переговоры между делегациями гоминьдана и КПК[2].
- 3 апреля — подписано временное соглашение о перемирии между Израилем и Иорданией[14].
- 4 апреля — подписан Североатлантический договор между США, Великобританией, Францией, Канадой и другими странами, послуживший основой для создания военно-политического союза НАТО.
- 7 апреля — партии Народного фронта Венгрии приняли решение распустить Государственное собрание и провести новые выборы по списку фронта[21].
- 15 апреля — завершены переговоры в Бейпине между китайскими коммунистами и правительством Гоминьдана. Выработан проект соглашения о внутреннем мире[2]. (Поскольку гоминьдановское правительство отказалось утвердить соглашение, 21 апреля 1949 года НОАК возобновила наступление, форсировав р. Янцзы.[22])
- 16 апреля — Венгрия и Чехословакия подписали Договор о дружбе, сотрудничестве и взаимопомощи[3].
- 17 апреля — истёк срок ультиматума КПК с требованием к гоминьдановской армии капитулировать в течение 5 дней. Начата подготовка к форсированию Янцзы[23].
- 20 апреля — артиллерия НОАК подбила на Янцзы британский фрегат «Аметист» и обстреляла британскую флотилию во главе с крейсером «Лондон»[24].
- 21 апреля — Коммунистические войска форсировали Янцзы[25].
- 23 апреля
- 27 апреля — в СССР на аэростате «СССР ВР-79» П. П. Полосухин и А. Ф. Крикун поднялись на высоту 12 километров 100 метров[26].
Май
- 3 мая — НОАК вошла в центр провинции Чжэцзян город Ханчжоу и в центр провинции Ганьсу город Ланьчжоу[27].
- 4 мая — в авиакатастрофе в полном составе погибла команда футбольного клуба «Торино».
- 5 мая — Создан Совет Европы.
- 11 мая
- 4-я полевая армия Линь Бяо штурмом взяла Ухань[27].
- В «золотом матче» чемпионата Южной Америки по футболу (начавшегося 3 апреля) сборная Бразилии разгромила Парагвай со счётом 7:0 и в третий раз стала чемпионом континента. Через год эта бразильская команда заняла второе место на домашнем чемпионате мира.
- 13 мая — Катастрофа Ил-12 под Новосибирском.
- 15 мая — досрочные выборы в Государственное собрание Венгрии по единому списку Народного фронта[3].
- 16 мая — раскол в оппозиционном движении «Свободный Лаос». Принц Кхаммао и Катай Сасорит исключили принца Суфанувонга из правительства «Свободного Лаоса», находившегося в изгнании в Таиланде[28].
- 20 мая НОАК вошла в Сиань[29]. В тот же день началось общее наступление НОАК на Шанхай[30].
- 23 мая — образование ФРГ.
- 27 мая — Гоминьдановские войска сдали коммунистам Шанхай[31].
- 30 мая — арестован Ласло Райк — заместитель генерального секретаря ЦК ВКП, министр внутренних дел и министр иностранных дел ВНР[32].
Июнь
- 2 июня — 2-я полевая армия НОАК (командующий — Чэнь И) заняла порт Циндао[33].
- 6 июня — между СССР и Монгольской Народной Республикой подписано соглашение об учреждении акционерного общества «Улан-Баторская железная дорога»[34].
- 7 июня — при вынужденном приводнении у берегов Пуэрто-Рико разбился Curtiss-Wright C-46D-5-CU, погибли 53 человека.
- 10 июня — в Венгрии сформировано второе правительство Иштвана Доби[3].
- 15 июня — в Пекине создан подготовительный комитет по созыву Народного политического консультативного совета Китая (НПКСК).
- 19 июня — в Венгрии начался процесс по делу Ласло Райка, Тибора Сёньи и других обвиняемых[3].
- 25 июня — в Пхеньяне открылся учредительный съезд Единого демократического отечественного фронта (ЕДОФ), объединившего 70 политических партий и организаций под эгидой Трудовой партии Кореи[35].
Июль
- 1 июля — в Демократической Республике Вьетнам принят декрет о конфискации земель, принадлежавших французам и сотрудничавшим с ними вьетнамцам. Земли переданы во временное пользование беднейшим крестьянам[36].
- 8 июля — переворот в Лхасе. Тибет провозгласил независимость от Китая.
- 12 июля — Катастрофа C-46 под Голливудом.
- 14 июля — в Демократической Республике Вьетнам принят декрет о снижении арендной платы за землю на 25 %[36].
- 16 июля — в Китае создано Всекитайское общество китайско-советской дружбы.
- 19 июля — в Париже президент Франции Венсан Ориоль и король Лаоса Сисаванг Вонг подписали франко-лаосскую Генеральную конвенцию, признававшую Лаос независимым государством, присоединившимся к Французскому Союзу[28].
- 20 июля — подписано временное соглашение о перемирии между Израилем и Сирией[14].
- 26 июля — по требованию короля Фарука ушёл в отставку премьер-министр Египта Ибрагим Абдель Хади. Новым премьер-министром назначен Хусейн Сирри, сформировавший коалиционный кабинет (партии Вафд, СААД, Либерально-конституционная, ВАТАН и независимые).
- 27 июля — в Кашмире установлена линия прекращения огня между Индией и Пакистаном. Северная и северо-западная части Кашмира остались под контролем Пакистана[1].
Август
- 11 августа — правитель Тибета Далай-лама XIV объявил «религиозную ламаистскую войну против коммунистов».
- 12 августа — подписаны четыре Женевские конвенции о защите жертв войны (1949).
- 13 августа — в Москве в кабинете Г. М. Маленкова арестованы бывший секретарь ЦК ВКП(б) генерал-лейтенант А. А. Кузнецов, бывший председатель Совета министров РСФСР М. И. Родионов, бывший партийный руководитель Ленинграда П. С. Попков и другие фигуранты Ленинградского дела[17].
- 14 августа — Парламентские выборы в ФРГ.
- 18 августа — Государственное собрание Венгрии утвердило новую, социалистическую, конституцию страны[3].
- 20 августа — провозглашена Венгерская Народная Республика[37].
- 23 августа
- В Гааге началась Конференция круглого стола с участием Нидерландов, Республики Индонезии и федерации проголландских индонезийских государств, созванная для прекращения колониальной войны и определения будущего Индонезии[38].
- Избран первый Президиум Венгерской Народной Республики[3].
- 25 августа — Катастрофа Ил-12 под Кабанском.
- 29 августа — испытание первой атомной бомбы в СССР — РДС-1.
Сентябрь
- 5 сентября — в Венгрии сформировано третье правительство Иштвана Доби[3].
- 20 сентября — сформировано первое правительство ФРГ во главе с Конрадом Аденауэром[39].
- 21 сентября — в Пекине открылась 1-я сессия Народного политического консультативного совета Китая (НПКСК). Завершилась 30 сентября[2].
- 22 сентября — в Венгрии завершился первый из т. н. «концепционных процессов» — процесс по делу Ласло Райка и ещё 19 обвиняемых. Ласло Райк приговорён к смертной казни[32].
- 23 сентября — Конгресс США принял закон «О внутренней безопасности» (закон Маккарена — Вуда).
- 28 сентября — состоялся I съезд Коммунистической партии Гватемалы[40].
- 29 сентября — войска 1-й полевой армии НОАК (командующий — Пэн Дэхуай) вступили в провинцию Синьцзян[41].
- 30 сентября — премьер-министр Королевства Лаос принц Бун Ум направил принцу Суванна Фуме письмо с предложением распустить движение «Свободный Лаос» и организовать возвращение его участников на родину под твёрдые гарантии безопасности[42].
Октябрь
- 1 октября — образована Китайская Народная Республика[2].
- 2 октября — СССР установил дипломатические отношения с КНР, став первым иностранным государством, объявившем о признании нового Китая[43].
- 4 октября — Венгрия установила дипломатические отношения с КНР[3].
- 6 октября — во Франции ушло в отставку правительство радикала Анри Кея[44].
- 7 октября
- Образование Германской Демократической Республики (ГДР)[39].
- Президент Южной Кореи Ли Сын Ман заявил, что его армия может занять Пхеньян и ликвидировать КНДР в считанные дни.
- 10 октября — в Венгрии началась национализация крупных торговых предприятий[3].
- 11 октября
- Временный парламент избрал Вильгельма Пика президентом ГДР[45].
- Премьер Административного совета КНДР Ким Ир Сен выступил по радио с обращением к стране и заявил о возможности войны с Югом.
- 12 октября — сформировано Временное правительство ГДР во главе с Отто Гротеволем[45].
- 14 октября — Коммунистической армией взят Гуанчжоу — последний крупный оплот Гоминьдана на континенте. В тот же день НОАК вышла на границу Гонконга[46].
- 15 октября — в эпоху массовых репрессий и «борьбы с сионизмом» в Венгрии расстрелян Ласло Райк, венгерский коммунист, государственный и политический деятель ВНР, на момент ареста — заместитель генерального секретаря ЦК ВКП, министр внутренних дел и министр иностранных дел[47].
- 17 октября — НОАК заняла порты Сватоу и Амой на побережье Южно-Китайского моря[46].
- 18 октября — в Чехословакии ограничено монастырское землевладение[48].
- 19 октября — распущено правительство движения «Свободный Лаос» в Таиланде[42].
- 25 октября — самораспустилось оппозиционное движение «Свободный Лаос»[42].
- 27 октября — арестован бывший председатель Госплана СССР Н. А. Вознесенский[17].
- 28 октября — во Франции сформирован кабинет во главе с христианским демократом Жоржем Бидо[44].
- 29 октября — члены консультативной группы Комиссии по атомной энергии США во главе с Робертом Оппенгеймером и Энрико Ферми порекомендовали правительству США не выступать инициатором создания водородной бомбы[49].
Ноябрь
- 1 ноября — над Вашингтоном столкнулись Douglas DC-4 компании Eastern Air Lines и боливийский истребитель P-38, погибли 55 человек. Выжил только пилот военного самолёта.
- 2 ноября — Конференция круглого стола в Гааге завершилась решением о создании формально независимой Республики Соединённых Штатов Индонезии в составе Республики Индонезии во главе с Сукарно и 15 проголландских государственных образований. Нидерланды сохранили влияние в Индонезии и контроль над Западным Ирианом[38].
- 3 ноября — в Египте сформирован новый, «нейтральный», кабинет во главе с Хусейном Сирри, который должен был провести парламентские выборы в начале 1950 года[50].
- 7 ноября — получена первая нефть на Нефтяных Камнях, старейшей в мире морской нефтяной платформе.
- 8 ноября — в Париже подписан франко-камбоджийский договор, по которому Франция де-юре признавала независимость Королевства Камбоджа во главе с королём Нородомом Сиануком[51].
- 18 ноября — колониальная полиция Британской Нигерии расстреляла бастующих шахтёров в городе Энугу. В колонии начались массовые антибританские забастовки, демонстрации и митинги[52].
- 21 ноября
- Генеральная Ассамблея ООН приняла решение о передаче бывшего Итальянского Сомали под режим международной опеки. Управляющей страной назначена Италия[53].
- Генеральная Ассамблея ООН приняла решение о предоставлении независимости Ливии до 1 января 1952 года[54].
- 24 ноября — оккупированное индийскими войсками княжество Хайдарабад выразило согласие официально войти в состав Индии с 26 января 1950 года[55].
- 26 ноября — принята республиканская Конституция Индии[56].
- 28 ноября — гоминьдановское правительство эвакуировалось из Чунцина на Тайвань[46].
- 30 ноября — НОАК взяла Чунцин, временную столицу гоминьдановского Китая[46].
- Выступление президента США Гарри Трумена с угрозой применения атомного оружия в Корее.
Декабрь
- 7 декабря — Мао Цзэдун выехал из Пекина в Москву (прибыл 16 декабря).
- 8 декабря — США объявили экономический бойкот КНР.
- 10 декабря — в Венгрии принят закон о 1-м пятилетнем плане развития народного хозяйства (1950—1955)[3].
- 11 декабря — командующий гоминьдановской группой войск в Юньнани генерал Лю Хан перешёл на сторону НОАК[46].
- 16 декабря — в Болгарии казнён бывший заместитель главы правительства Трайчо Костов, обвинённый в поддержке югославского лидера Иосипа Броз Тито[57].
- 19 декабря — отставка премьер-министра Австралии лейбориста Джозефа Бенедикта Чифли после поражения на парламентских выборах. Новым премьер-министром стал Роберт Гордон Мензис от коалиции Либеральной и Аграрной партий. Мензис останется на посту до 1966 года[58].
- 21 декабря — в СССР торжественно отметили 70-летие И. В. Сталина.
- 27 декабря
- 28 декабря — в Венгрии национализированы все предприятия, на которых работало более 10 рабочих[3].
- 30 декабря — президент США Гарри Трумэн утвердил директиву СНБ 48/2, по которой США должны были пользоваться любыми разногласиями между СССР и КНР.
Наука
Спорт
Музыка
Кино
Телевидение
Театр
Напишите отзыв о статье "1949 год"
Литература
Изобразительное искусство СССР
Авиация
Общественный транспорт
Метрополитен
Железнодорожный транспорт
Персоны года
Человек года по версии журнала Time — Уинстон Черчилль, британский государственный и политический деятель («Человек первой половины века»).
Родились
См. также: Категория:Родившиеся в 1949 году
Январь
- 1 января
- Абдумалик Абдулладжанов, премьер-министр Таджикистана с 21 сентября 1992 по 18 декабря 1993.
- Николай Тихонович Москаленко (ум. 2004), советский космонавт и лётчик-испытатель.
- 12 января — Харуки Мураками, японский писатель.
- 27 января — Збигнев Рыбчинский, польский режиссёр и оператор.
- 29 января — Евгений Ловчев, советский футболист.
Февраль
- 8 февраля — Ирина Вадимовна Муравьёва, советская и российская актриса театра и кино, народная артистка России.
- 14 февраля — Николай Николаевич Ерёменко-младший, советский и российский актёр театра и кино, народный артист России (ум. 2001).
- 22 февраля — Ники Лауда, австрийский автогонщик.
Март
- 3 марта — Юри Аллик, видный современный эстонский психолог.
- 5 марта — Талгат Нигматуллин, советский киноактёр, кинорежиссёр (ум. в 1985).
- 8 марта — Досмухамбетов, Темирхан Мынайдарович, министр туризма и спорта Республики Казахстан.
- 15 марта — Николай Емельянович Аксёненко, российский политический деятель, министр путей сообщения в 1997—2002 годах (ум. в 2005).
- 17 марта — Патрик Даффи, американский телевизионный актёр ирландского происхождения.
- 18 марта — Борис Юрьевич Грачевский, художественный руководитель творческого объединения киножурнала «Ералаш».
- 19 марта — Валерий Леонтьев, советский и российский певец.
- 19 марта — Палажченко, Павел Русланович, советский и российский переводчик, долгое время работавший с М. С. Горбачёвым.
- 21 марта — Славой Жижек, словенский философ.
- 22 марта — Фанни Ардан, французская киноактриса.
- 26 марта — Патрик Зюскинд, немецкий писатель и киносценарист.
Апрель
- 7 апреля — Валентина Ивановна Матвиенко, губернатор и председатель Правительства Санкт-Петербурга, председатель Совета Федерации Федерального Собрания Российской Федерации.
- 15 апреля — Алла Борисовна Пугачёва, советская и российская поп-певица, актриса, телеведущая, режиссёр, писатель, предприниматель.
Май
- 9 мая — Билли Джоел, американский автор-исполнитель песен и пианист, один из наиболее продаваемых артистов в США за всю историю страны.
- 15 мая — Фрэнк Ли Калбертсон-мл, американский астронавт и лётчик-испытатель.
- 19 мая — Елена Прудникова, советская и российская актриса театра и кино.
- 21 мая — Любовь Григорьевна Полищук, советская и российская актриса театра и кино (ум. 2006).
- 24 мая — Роджер Дикинс, британский оператор, 13 раз номинант на премию «Оскар».
- 25 мая:
- Фрэнсис Росси, солист группы Status Quo.
- Жданов, Владимир Георгиевич — пропагандист трезвого образа жизни.
- 31 мая — Хил Радж Регми, непальский политик, премьер-министр Непала с 2013 года по 2014.
Июнь
- 18 июня — Лех Качиньский, президент Польши (2005—2010) (ум. 2010).
- 22 июня — Мерил Стрип, американская киноактриса, обладательница трёх премий Оскар.
- 28 июня — Александр Панкратов-Черный, советский и российский актёр.
Июль
- 12 июля — Павел Лунгин, советский и российский сценарист и кинорежиссёр.
- 26 июля — Роджер Тэйлор, английский рок-музыкант, ударник группы Queen.
Август
- 1 августа — Курманбек Бакиев, киргизский политик, 2-й президент Киргизии.
- 5 августа — Александр Иванович Токмаков, композитор, поэт, музыкант. Заслуженный артист Российской Федерации (с 1999 года).
- 7 августа — Климент (Капалин), митрополит Калужский и Боровский, был вторым кандидатом на выборах патриарха Московского и всея Руси во время Поместного собора 2009 года. Богослов, историк.
- 12 августа — Марк Нопфлер, британский рок-музыкант, певец и композитор, один из сооснователей группы Dire Straits.
- 25 августа — Джин Симмонс, американский рок-музыкант, певец и композитор, один из основателей группы Kiss.
- 31 августа — Ричард Гир, американский киноактёр, обладатель премии Золотой глобус.
Сентябрь
- 3 сентября — Андрей Терехов, профессор Санкт-Петербургского государственного университета, российский ИТ-предприниматель
- 12 сентября — Роднина, Ирина Константиновна, советская фигуристка, трёхкратная олимпийская чемпионка, российский общественный деятель.
- 25 сентября — Педро Альмодовар, испанский кинорежиссёр.
- 28 сентября — Виллем Терхорст, рок-музыкант, участник коллектива Normaal.
Октябрь
- 3 октября — Александр Рогожкин, советский и российский кинорежиссёр.
- 21 октября — Биньямин Нетаньяху, израильский общественный и политический деятель, премьер-министр Израиля в период с 1996 по 1999 год, действующий премьер-министр Израиля (с 2009 года), Лидер партии Ликуд.
- 22 октября — Арсен Венгер, французский футбольный тренер.
Ноябрь
- 3 ноября — Александр Градский, советский и российский певец и композитор.
- 11 ноября — Ферди Йоли, нидерландский гитарист-виртуоз.
- 14 ноября — Торлопов, Владимир Александрович, российский государственный деятель, глава Республики Коми с 2002 по 2010 год.
- 19 ноября — Игорь Николаевич Назарук, советский и российский композитор, джазовый музыкант.
Декабрь
- 1 декабря — Пабло Эскобар, колумбийский наркобарон и террорист (ум. 1993)
- 11 декабря — Борис Васильевич Щербаков, советский и российский актёр театра и кино, народный артист России (1994).
- 26 декабря — Михаил Сергеевич Боярский, советский и российский актёр театра и кино, певец, Народный артист РСФСР (1990).
Скончались
См. также: Категория:Умершие в 1949 году
- 18 февраля — Нисето Алькала Самора и Торрес — премьер-министр Испании в 1931 году, президент Испании в 1931—1936 годах.
- 11 марта — Анри Оноре Жиро, французский военачальник, генерал (род. 1879).
- 6 мая — Метерлинк, Морис, бельгийский поэт, драматург и философ.
- 18 мая — Николай Александрович Семашко, советский партийный и государственный деятель, нарком здравоохранения (1918—1930; род. 1874).
- 12 июля — Хайд, Дуглас, первый президент Ирландии.
- 30 сентября — Пётр Степанович Комаров, советский поэт, лауреат Сталинской премии (род. 1911).
- 29 октября — Георгий Иванович Гурджиев, кавказский философ-мистик.
- 15 декабря — Алиса Бейли, американский эзотерик и писатель.
Нобелевские премии
- Физика — Хидэки Юкава — «За предсказание существования мезонов на основе теоретической работы по ядерным силам».
- Химия — Уильям Джиок — «За вклад в химическую термодинамику, особенно в ту её область, которая изучает поведение веществ при экстремально низких температурах».
- Медицина и физиология — Э. Мониш за разработку техники пересечения связей лобных долей с остальным мозгом (лоботомии).
- Литература — Уильям Фолкнер — «За его значительный и с художественной точки зрения уникальный вклад в развитие современного американского романа».
- Премия мира — Джон Бойд Орр — «В знак признания его заслуг не только в деле освобождения человечества от нужды, но и в создании основ мирной кооперации между классами, нациями и расами».
См. также
|
1949 год в Викитеке? |
---|
Примечания
- ↑ 1 2 БСЭ 3-е изд. т. 11 — С. 558.
- ↑ 1 2 3 4 5 БСЭ 3-е изд. т. 12 — С. 217.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 История Венгрии т. 3 / М. 1972 — С. 904.
- ↑ О так называемом «Ленинградском деле». В Комиссии Политбюро ЦК КПСС// Известия ЦК КПСС — 1989 — № 2 — С. 127.
- ↑ Alexander Uschakow (Hrsg.): [www.forost.ungarisches-institut.de/pdf/19490118-1.pdf Protokoll über die Gründung eines Rates für gegenseitige Wirtschaftshilfe zwischen der Regierungen den UdSSR, der Republik Polen, der Rumänischen Volksrepublik und der Republik Bulgarien, unterzeichnet am 18. Januar 1949 in Moskau.] In: Integration im RGW (COMECON). Baden-Baden 1983, S. 19-21. (нем.)
- ↑ Кожевников В. А. Очерки новейшей истории Лаоса / М. 1979 — С. 74.
- ↑ Сапожников Б. Г. Народно-освободительная война в Китае. 1946 1950 / М. Воениздат, 1984 — С. 116.
- ↑ Сапожников Б. Г. Народно-освободительная война в Китае. 1946 1950 / М. Воениздат, 1984 — С. 118.
- ↑ История Венгрии т. 3 / М. 1972 — С. 604.
- ↑ БСЭ 3-е изд. том 10 — С. 410.
- ↑ Объединённая Арабская Республика / М. 1968 — С. 110.
- ↑ О так называемом «Ленинградском деле». В Комиссии Политбюро ЦК КПСС // Известия ЦК КПСС — 1989 — № 2 — С. 128.
- ↑ СИЭ т. 1 — С. 351.
- ↑ 1 2 3 4 БСЭ 3-е издание т. 10 — С. 113.
- ↑ 1 2 Сапожников Б. Г. Народно-освободительная война в Китае. 1946 1950 / М. Воениздат, 1984 — С. 120.
- ↑ Ионизирующая радиация: радиоэкология, физика, технологии, защита: учеб. / А. Ю. Погосов, В. А. Дубковский; под ред. А. Ю. Погосова. — О.: Наука и техника, 2012. — 804 с., ил. — 750 экз. — ISBN 978-966-1552-27-1.
- ↑ 1 2 3 О так называемом «Ленинградском деле». В Комиссии Политбюро ЦК КПСС// Известия ЦК КПСС — 1989 — № 2 — С. 130.
- ↑ Очерки истории Аргентины /М., Соцэкгиз, 1961 — С. 449.
- ↑ Суханов В. И. «Революция гвоздик» в Португалии / М. 1983 — С.204.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 13 — С. 528.
- ↑ История Венгрии т. 3 / М. 1972 — С. 605.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 17 — С. 277.
- ↑ Сапожников Б. Г. Народно-освободительная война в Китае. 1946 1950 / М. Воениздат, 1984 — С. 121.
- ↑ 1 2 Сапожников Б. Г. Народно-освободительная война в Китае. 1946—1950 / М. Воениздат, 1984 — С. 122.
- ↑ 1 2 Сапожников Б. Г. Народно-освободительная война в Китае. 1946 1950 / М. Воениздат, 1984 — С. 124.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 5 — С. 255.
- ↑ 1 2 Сапожников Б. Г. Народно-освободительная война в Китае. 1946—1950 / М. Воениздат, 1984 — С. 125.
- ↑ 1 2 Кожевников В. А. Очерки новейшей истории Лаоса / М. 1979 — С. 70.
- ↑ Сапожников Б. Г. Народно-освободительная война в Китае. 1946—1950 / М. Воениздат, 1984 — С. 127.
- ↑ Сапожников Б. Г. Народно-освободительная война в Китае. 1946—1950 / М. Воениздат, 1984 — С. 126.
- ↑ Сапожников Б. Г. Народно-освободительная война в Китае. 1946 1950 / М. Воениздат, 1984 — С. 126.
- ↑ 1 2 СИЭ т. 11 — С. 860.
- ↑ Сапожников Б. Г. Народно-освободительная война в Китае. 1946 1950 / М. Воениздат, 1984 — С. 129.
- ↑ Ежегодник БСЭ. 1958 / М. 1958 — С. 36.
- ↑ СИЭ т. 5 — С. 479.
- ↑ 1 2 БСЭ 3-е изд. т. 5 — С. 586.
- ↑ История Венгрии т. 3 / М. 1972 — С. 607.
- ↑ 1 2 БСЭ 3-е изд. т. 13 — С. 486.
- ↑ 1 2 БСЭ 3-е изд. т. 6 — С. 378.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 6 — С. 159.
- ↑ Сапожников Б. Г. Народно-освободительная война в Китае. 1946 1950 / М. Воениздат, 1984 — С. 137.
- ↑ 1 2 3 Кожевников В. А. Очерки новейшей истории Лаоса / М. 1979 — С. 72.
- ↑ СИЭ т. 7 — С. 351.
- ↑ 1 2 Смирнов В. П. Новейшая история Франции / М. 1979 — С. 375.
- ↑ 1 2 БСЭ 3-е изд. т. 6 — С. 400.
- ↑ 1 2 3 4 5 Сапожников Б. Г. Народно-освободительная война в Китае. 1946 1950 / М. Воениздат, 1984 — С. 138.
- ↑ СИЭ т. 11 — С. 859.
- ↑ БСЭ 3-е издание т. 16 — С. 496.
- ↑ Всеволод Овчинников, Горячий пепел. Хроника тайной гонки за обладание атомным оружием. / М. 1984 — С. 113.
- ↑ Хамруш А. Революция 23 июля 1952 года в Египте / М. 1984 — С. 107.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 11 — С. 245.
- ↑ БСЭ 3-е издание т. 17 — С. 565.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 24 — С. 169.
- ↑ СИЭ т. 8 — С. 658.
- ↑ Ben Cahoon. [www.worldstatesmen.org/India_princes_A-J.html Haydarabad (Hyderabad)] (англ.). World Statesmen.org. Проверено 9 апреля 2012. [www.webcitation.org/67yTdf6Iz Архивировано из первоисточника 27 мая 2012].
- ↑ БСЭ 3-е издание т. 10 — С. 208.
- ↑ БСЭ 3-е издание т. 13 с. 274.
- ↑ СИЭ т. 1 — С. 91.
- ↑ Сапожников Б. Г. Народно-освободительная война в Китае. 1946—1950 / М. Воениздат, 1984 — С. 140.
- ↑ БСЭ 3-е издание т. 10 с. 239.
- ↑ СИЭ т. 1 — С. 457.
Календарь на 1949 год | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
Январь
|
Февраль
|
Март
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Апрель
|
Май
|
Июнь
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Июль
|
Август
|
Сентябрь
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Октябрь
|
Ноябрь
|
Декабрь
|
Отрывок, характеризующий 1949 год
– Ребята, за здоровье государя императора, за победу над врагами, урра! – крикнул он своим молодецким, старческим, гусарским баритоном.Гусары столпились и дружно отвечали громким криком.
Поздно ночью, когда все разошлись, Денисов потрепал своей коротенькой рукой по плечу своего любимца Ростова.
– Вот на походе не в кого влюбиться, так он в ца'я влюбился, – сказал он.
– Денисов, ты этим не шути, – крикнул Ростов, – это такое высокое, такое прекрасное чувство, такое…
– Ве'ю, ве'ю, д'ужок, и 'азделяю и одоб'яю…
– Нет, не понимаешь!
И Ростов встал и пошел бродить между костров, мечтая о том, какое было бы счастие умереть, не спасая жизнь (об этом он и не смел мечтать), а просто умереть в глазах государя. Он действительно был влюблен и в царя, и в славу русского оружия, и в надежду будущего торжества. И не он один испытывал это чувство в те памятные дни, предшествующие Аустерлицкому сражению: девять десятых людей русской армии в то время были влюблены, хотя и менее восторженно, в своего царя и в славу русского оружия.
На следующий день государь остановился в Вишау. Лейб медик Вилье несколько раз был призываем к нему. В главной квартире и в ближайших войсках распространилось известие, что государь был нездоров. Он ничего не ел и дурно спал эту ночь, как говорили приближенные. Причина этого нездоровья заключалась в сильном впечатлении, произведенном на чувствительную душу государя видом раненых и убитых.
На заре 17 го числа в Вишау был препровожден с аванпостов французский офицер, приехавший под парламентерским флагом, требуя свидания с русским императором. Офицер этот был Савари. Государь только что заснул, и потому Савари должен был дожидаться. В полдень он был допущен к государю и через час поехал вместе с князем Долгоруковым на аванпосты французской армии.
Как слышно было, цель присылки Савари состояла в предложении свидания императора Александра с Наполеоном. В личном свидании, к радости и гордости всей армии, было отказано, и вместо государя князь Долгоруков, победитель при Вишау, был отправлен вместе с Савари для переговоров с Наполеоном, ежели переговоры эти, против чаяния, имели целью действительное желание мира.
Ввечеру вернулся Долгоруков, прошел прямо к государю и долго пробыл у него наедине.
18 и 19 ноября войска прошли еще два перехода вперед, и неприятельские аванпосты после коротких перестрелок отступали. В высших сферах армии с полдня 19 го числа началось сильное хлопотливо возбужденное движение, продолжавшееся до утра следующего дня, 20 го ноября, в который дано было столь памятное Аустерлицкое сражение.
До полудня 19 числа движение, оживленные разговоры, беготня, посылки адъютантов ограничивались одной главной квартирой императоров; после полудня того же дня движение передалось в главную квартиру Кутузова и в штабы колонных начальников. Вечером через адъютантов разнеслось это движение по всем концам и частям армии, и в ночь с 19 на 20 поднялась с ночлегов, загудела говором и заколыхалась и тронулась громадным девятиверстным холстом 80 титысячная масса союзного войска.
Сосредоточенное движение, начавшееся поутру в главной квартире императоров и давшее толчок всему дальнейшему движению, было похоже на первое движение серединного колеса больших башенных часов. Медленно двинулось одно колесо, повернулось другое, третье, и всё быстрее и быстрее пошли вертеться колеса, блоки, шестерни, начали играть куранты, выскакивать фигуры, и мерно стали подвигаться стрелки, показывая результат движения.
Как в механизме часов, так и в механизме военного дела, так же неудержимо до последнего результата раз данное движение, и так же безучастно неподвижны, за момент до передачи движения, части механизма, до которых еще не дошло дело. Свистят на осях колеса, цепляясь зубьями, шипят от быстроты вертящиеся блоки, а соседнее колесо так же спокойно и неподвижно, как будто оно сотни лет готово простоять этою неподвижностью; но пришел момент – зацепил рычаг, и, покоряясь движению, трещит, поворачиваясь, колесо и сливается в одно действие, результат и цель которого ему непонятны.
Как в часах результат сложного движения бесчисленных различных колес и блоков есть только медленное и уравномеренное движение стрелки, указывающей время, так и результатом всех сложных человеческих движений этих 1000 русских и французов – всех страстей, желаний, раскаяний, унижений, страданий, порывов гордости, страха, восторга этих людей – был только проигрыш Аустерлицкого сражения, так называемого сражения трех императоров, т. е. медленное передвижение всемирно исторической стрелки на циферблате истории человечества.
Князь Андрей был в этот день дежурным и неотлучно при главнокомандующем.
В 6 м часу вечера Кутузов приехал в главную квартиру императоров и, недолго пробыв у государя, пошел к обер гофмаршалу графу Толстому.
Болконский воспользовался этим временем, чтобы зайти к Долгорукову узнать о подробностях дела. Князь Андрей чувствовал, что Кутузов чем то расстроен и недоволен, и что им недовольны в главной квартире, и что все лица императорской главной квартиры имеют с ним тон людей, знающих что то такое, чего другие не знают; и поэтому ему хотелось поговорить с Долгоруковым.
– Ну, здравствуйте, mon cher, – сказал Долгоруков, сидевший с Билибиным за чаем. – Праздник на завтра. Что ваш старик? не в духе?
– Не скажу, чтобы был не в духе, но ему, кажется, хотелось бы, чтоб его выслушали.
– Да его слушали на военном совете и будут слушать, когда он будет говорить дело; но медлить и ждать чего то теперь, когда Бонапарт боится более всего генерального сражения, – невозможно.
– Да вы его видели? – сказал князь Андрей. – Ну, что Бонапарт? Какое впечатление он произвел на вас?
– Да, видел и убедился, что он боится генерального сражения более всего на свете, – повторил Долгоруков, видимо, дорожа этим общим выводом, сделанным им из его свидания с Наполеоном. – Ежели бы он не боялся сражения, для чего бы ему было требовать этого свидания, вести переговоры и, главное, отступать, тогда как отступление так противно всей его методе ведения войны? Поверьте мне: он боится, боится генерального сражения, его час настал. Это я вам говорю.
– Но расскажите, как он, что? – еще спросил князь Андрей.
– Он человек в сером сюртуке, очень желавший, чтобы я ему говорил «ваше величество», но, к огорчению своему, не получивший от меня никакого титула. Вот это какой человек, и больше ничего, – отвечал Долгоруков, оглядываясь с улыбкой на Билибина.
– Несмотря на мое полное уважение к старому Кутузову, – продолжал он, – хороши мы были бы все, ожидая чего то и тем давая ему случай уйти или обмануть нас, тогда как теперь он верно в наших руках. Нет, не надобно забывать Суворова и его правила: не ставить себя в положение атакованного, а атаковать самому. Поверьте, на войне энергия молодых людей часто вернее указывает путь, чем вся опытность старых кунктаторов.
– Но в какой же позиции мы атакуем его? Я был на аванпостах нынче, и нельзя решить, где он именно стоит с главными силами, – сказал князь Андрей.
Ему хотелось высказать Долгорукову свой, составленный им, план атаки.
– Ах, это совершенно всё равно, – быстро заговорил Долгоруков, вставая и раскрывая карту на столе. – Все случаи предвидены: ежели он стоит у Брюнна…
И князь Долгоруков быстро и неясно рассказал план флангового движения Вейротера.
Князь Андрей стал возражать и доказывать свой план, который мог быть одинаково хорош с планом Вейротера, но имел тот недостаток, что план Вейротера уже был одобрен. Как только князь Андрей стал доказывать невыгоды того и выгоды своего, князь Долгоруков перестал его слушать и рассеянно смотрел не на карту, а на лицо князя Андрея.
– Впрочем, у Кутузова будет нынче военный совет: вы там можете всё это высказать, – сказал Долгоруков.
– Я это и сделаю, – сказал князь Андрей, отходя от карты.
– И о чем вы заботитесь, господа? – сказал Билибин, до сих пор с веселой улыбкой слушавший их разговор и теперь, видимо, собираясь пошутить. – Будет ли завтра победа или поражение, слава русского оружия застрахована. Кроме вашего Кутузова, нет ни одного русского начальника колонн. Начальники: Неrr general Wimpfen, le comte de Langeron, le prince de Lichtenstein, le prince de Hohenloe et enfin Prsch… prsch… et ainsi de suite, comme tous les noms polonais. [Вимпфен, граф Ланжерон, князь Лихтенштейн, Гогенлое и еще Пришпршипрш, как все польские имена.]
– Taisez vous, mauvaise langue, [Удержите ваше злоязычие.] – сказал Долгоруков. – Неправда, теперь уже два русских: Милорадович и Дохтуров, и был бы 3 й, граф Аракчеев, но у него нервы слабы.
– Однако Михаил Иларионович, я думаю, вышел, – сказал князь Андрей. – Желаю счастия и успеха, господа, – прибавил он и вышел, пожав руки Долгорукову и Бибилину.
Возвращаясь домой, князь Андрей не мог удержаться, чтобы не спросить молчаливо сидевшего подле него Кутузова, о том, что он думает о завтрашнем сражении?
Кутузов строго посмотрел на своего адъютанта и, помолчав, ответил:
– Я думаю, что сражение будет проиграно, и я так сказал графу Толстому и просил его передать это государю. Что же, ты думаешь, он мне ответил? Eh, mon cher general, je me mele de riz et des et cotelettes, melez vous des affaires de la guerre. [И, любезный генерал! Я занят рисом и котлетами, а вы занимайтесь военными делами.] Да… Вот что мне отвечали!
В 10 м часу вечера Вейротер с своими планами переехал на квартиру Кутузова, где и был назначен военный совет. Все начальники колонн были потребованы к главнокомандующему, и, за исключением князя Багратиона, который отказался приехать, все явились к назначенному часу.
Вейротер, бывший полным распорядителем предполагаемого сражения, представлял своею оживленностью и торопливостью резкую противоположность с недовольным и сонным Кутузовым, неохотно игравшим роль председателя и руководителя военного совета. Вейротер, очевидно, чувствовал себя во главе.движения, которое стало уже неудержимо. Он был, как запряженная лошадь, разбежавшаяся с возом под гору. Он ли вез, или его гнало, он не знал; но он несся во всю возможную быстроту, не имея времени уже обсуждать того, к чему поведет это движение. Вейротер в этот вечер был два раза для личного осмотра в цепи неприятеля и два раза у государей, русского и австрийского, для доклада и объяснений, и в своей канцелярии, где он диктовал немецкую диспозицию. Он, измученный, приехал теперь к Кутузову.
Он, видимо, так был занят, что забывал даже быть почтительным с главнокомандующим: он перебивал его, говорил быстро, неясно, не глядя в лицо собеседника, не отвечая на деланные ему вопросы, был испачкан грязью и имел вид жалкий, измученный, растерянный и вместе с тем самонадеянный и гордый.
Кутузов занимал небольшой дворянский замок около Остралиц. В большой гостиной, сделавшейся кабинетом главнокомандующего, собрались: сам Кутузов, Вейротер и члены военного совета. Они пили чай. Ожидали только князя Багратиона, чтобы приступить к военному совету. В 8 м часу приехал ординарец Багратиона с известием, что князь быть не может. Князь Андрей пришел доложить о том главнокомандующему и, пользуясь прежде данным ему Кутузовым позволением присутствовать при совете, остался в комнате.
– Так как князь Багратион не будет, то мы можем начинать, – сказал Вейротер, поспешно вставая с своего места и приближаясь к столу, на котором была разложена огромная карта окрестностей Брюнна.
Кутузов в расстегнутом мундире, из которого, как бы освободившись, выплыла на воротник его жирная шея, сидел в вольтеровском кресле, положив симметрично пухлые старческие руки на подлокотники, и почти спал. На звук голоса Вейротера он с усилием открыл единственный глаз.
– Да, да, пожалуйста, а то поздно, – проговорил он и, кивнув головой, опустил ее и опять закрыл глаза.
Ежели первое время члены совета думали, что Кутузов притворялся спящим, то звуки, которые он издавал носом во время последующего чтения, доказывали, что в эту минуту для главнокомандующего дело шло о гораздо важнейшем, чем о желании выказать свое презрение к диспозиции или к чему бы то ни было: дело шло для него о неудержимом удовлетворении человеческой потребности – .сна. Он действительно спал. Вейротер с движением человека, слишком занятого для того, чтобы терять хоть одну минуту времени, взглянул на Кутузова и, убедившись, что он спит, взял бумагу и громким однообразным тоном начал читать диспозицию будущего сражения под заглавием, которое он тоже прочел:
«Диспозиция к атаке неприятельской позиции позади Кобельница и Сокольница, 20 ноября 1805 года».
Диспозиция была очень сложная и трудная. В оригинальной диспозиции значилось:
Da der Feind mit seinerien linken Fluegel an die mit Wald bedeckten Berge lehnt und sich mit seinerien rechten Fluegel laengs Kobeinitz und Sokolienitz hinter die dort befindIichen Teiche zieht, wir im Gegentheil mit unserem linken Fluegel seinen rechten sehr debordiren, so ist es vortheilhaft letzteren Fluegel des Feindes zu attakiren, besondere wenn wir die Doerfer Sokolienitz und Kobelienitz im Besitze haben, wodurch wir dem Feind zugleich in die Flanke fallen und ihn auf der Flaeche zwischen Schlapanitz und dem Thuerassa Walde verfolgen koennen, indem wir dem Defileen von Schlapanitz und Bellowitz ausweichen, welche die feindliche Front decken. Zu dieserien Endzwecke ist es noethig… Die erste Kolonne Marieschirt… die zweite Kolonne Marieschirt… die dritte Kolonne Marieschirt… [Так как неприятель опирается левым крылом своим на покрытые лесом горы, а правым крылом тянется вдоль Кобельница и Сокольница позади находящихся там прудов, а мы, напротив, превосходим нашим левым крылом его правое, то выгодно нам атаковать сие последнее неприятельское крыло, особливо если мы займем деревни Сокольниц и Кобельниц, будучи поставлены в возможность нападать на фланг неприятеля и преследовать его в равнине между Шлапаницем и лесом Тюрасским, избегая вместе с тем дефилеи между Шлапаницем и Беловицем, которою прикрыт неприятельский фронт. Для этой цели необходимо… Первая колонна марширует… вторая колонна марширует… третья колонна марширует…] и т. д., читал Вейротер. Генералы, казалось, неохотно слушали трудную диспозицию. Белокурый высокий генерал Буксгевден стоял, прислонившись спиною к стене, и, остановив свои глаза на горевшей свече, казалось, не слушал и даже не хотел, чтобы думали, что он слушает. Прямо против Вейротера, устремив на него свои блестящие открытые глаза, в воинственной позе, оперев руки с вытянутыми наружу локтями на колени, сидел румяный Милорадович с приподнятыми усами и плечами. Он упорно молчал, глядя в лицо Вейротера, и спускал с него глаза только в то время, когда австрийский начальник штаба замолкал. В это время Милорадович значительно оглядывался на других генералов. Но по значению этого значительного взгляда нельзя было понять, был ли он согласен или несогласен, доволен или недоволен диспозицией. Ближе всех к Вейротеру сидел граф Ланжерон и с тонкой улыбкой южного французского лица, не покидавшей его во всё время чтения, глядел на свои тонкие пальцы, быстро перевертывавшие за углы золотую табакерку с портретом. В середине одного из длиннейших периодов он остановил вращательное движение табакерки, поднял голову и с неприятною учтивостью на самых концах тонких губ перебил Вейротера и хотел сказать что то; но австрийский генерал, не прерывая чтения, сердито нахмурился и замахал локтями, как бы говоря: потом, потом вы мне скажете свои мысли, теперь извольте смотреть на карту и слушать. Ланжерон поднял глаза кверху с выражением недоумения, оглянулся на Милорадовича, как бы ища объяснения, но, встретив значительный, ничего не значущий взгляд Милорадовича, грустно опустил глаза и опять принялся вертеть табакерку.
– Une lecon de geographie, [Урок из географии,] – проговорил он как бы про себя, но довольно громко, чтобы его слышали.
Пржебышевский с почтительной, но достойной учтивостью пригнул рукой ухо к Вейротеру, имея вид человека, поглощенного вниманием. Маленький ростом Дохтуров сидел прямо против Вейротера с старательным и скромным видом и, нагнувшись над разложенною картой, добросовестно изучал диспозиции и неизвестную ему местность. Он несколько раз просил Вейротера повторять нехорошо расслышанные им слова и трудные наименования деревень. Вейротер исполнял его желание, и Дохтуров записывал.
Когда чтение, продолжавшееся более часу, было кончено, Ланжерон, опять остановив табакерку и не глядя на Вейротера и ни на кого особенно, начал говорить о том, как трудно было исполнить такую диспозицию, где положение неприятеля предполагается известным, тогда как положение это может быть нам неизвестно, так как неприятель находится в движении. Возражения Ланжерона были основательны, но было очевидно, что цель этих возражений состояла преимущественно в желании дать почувствовать генералу Вейротеру, столь самоуверенно, как школьникам ученикам, читавшему свою диспозицию, что он имел дело не с одними дураками, а с людьми, которые могли и его поучить в военном деле. Когда замолк однообразный звук голоса Вейротера, Кутузов открыл глава, как мельник, который просыпается при перерыве усыпительного звука мельничных колес, прислушался к тому, что говорил Ланжерон, и, как будто говоря: «а вы всё еще про эти глупости!» поспешно закрыл глаза и еще ниже опустил голову.
Стараясь как можно язвительнее оскорбить Вейротера в его авторском военном самолюбии, Ланжерон доказывал, что Бонапарте легко может атаковать, вместо того, чтобы быть атакованным, и вследствие того сделать всю эту диспозицию совершенно бесполезною. Вейротер на все возражения отвечал твердой презрительной улыбкой, очевидно вперед приготовленной для всякого возражения, независимо от того, что бы ему ни говорили.
– Ежели бы он мог атаковать нас, то он нынче бы это сделал, – сказал он.
– Вы, стало быть, думаете, что он бессилен, – сказал Ланжерон.
– Много, если у него 40 тысяч войска, – отвечал Вейротер с улыбкой доктора, которому лекарка хочет указать средство лечения.
– В таком случае он идет на свою погибель, ожидая нашей атаки, – с тонкой иронической улыбкой сказал Ланжерон, за подтверждением оглядываясь опять на ближайшего Милорадовича.
Но Милорадович, очевидно, в эту минуту думал менее всего о том, о чем спорили генералы.
– Ma foi, [Ей Богу,] – сказал он, – завтра всё увидим на поле сражения.
Вейротер усмехнулся опять тою улыбкой, которая говорила, что ему смешно и странно встречать возражения от русских генералов и доказывать то, в чем не только он сам слишком хорошо был уверен, но в чем уверены были им государи императоры.
– Неприятель потушил огни, и слышен непрерывный шум в его лагере, – сказал он. – Что это значит? – Или он удаляется, чего одного мы должны бояться, или он переменяет позицию (он усмехнулся). Но даже ежели бы он и занял позицию в Тюрасе, он только избавляет нас от больших хлопот, и распоряжения все, до малейших подробностей, остаются те же.
– Каким же образом?.. – сказал князь Андрей, уже давно выжидавший случая выразить свои сомнения.
Кутузов проснулся, тяжело откашлялся и оглянул генералов.
– Господа, диспозиция на завтра, даже на нынче (потому что уже первый час), не может быть изменена, – сказал он. – Вы ее слышали, и все мы исполним наш долг. А перед сражением нет ничего важнее… (он помолчал) как выспаться хорошенько.
Он сделал вид, что привстает. Генералы откланялись и удалились. Было уже за полночь. Князь Андрей вышел.
Военный совет, на котором князю Андрею не удалось высказать свое мнение, как он надеялся, оставил в нем неясное и тревожное впечатление. Кто был прав: Долгоруков с Вейротером или Кутузов с Ланжероном и др., не одобрявшими план атаки, он не знал. «Но неужели нельзя было Кутузову прямо высказать государю свои мысли? Неужели это не может иначе делаться? Неужели из за придворных и личных соображений должно рисковать десятками тысяч и моей, моей жизнью?» думал он.
«Да, очень может быть, завтра убьют», подумал он. И вдруг, при этой мысли о смерти, целый ряд воспоминаний, самых далеких и самых задушевных, восстал в его воображении; он вспоминал последнее прощание с отцом и женою; он вспоминал первые времена своей любви к ней! Вспомнил о ее беременности, и ему стало жалко и ее и себя, и он в нервично размягченном и взволнованном состоянии вышел из избы, в которой он стоял с Несвицким, и стал ходить перед домом.
Ночь была туманная, и сквозь туман таинственно пробивался лунный свет. «Да, завтра, завтра! – думал он. – Завтра, может быть, всё будет кончено для меня, всех этих воспоминаний не будет более, все эти воспоминания не будут иметь для меня более никакого смысла. Завтра же, может быть, даже наверное, завтра, я это предчувствую, в первый раз мне придется, наконец, показать всё то, что я могу сделать». И ему представилось сражение, потеря его, сосредоточение боя на одном пункте и замешательство всех начальствующих лиц. И вот та счастливая минута, тот Тулон, которого так долго ждал он, наконец, представляется ему. Он твердо и ясно говорит свое мнение и Кутузову, и Вейротеру, и императорам. Все поражены верностью его соображения, но никто не берется исполнить его, и вот он берет полк, дивизию, выговаривает условие, чтобы уже никто не вмешивался в его распоряжения, и ведет свою дивизию к решительному пункту и один одерживает победу. А смерть и страдания? говорит другой голос. Но князь Андрей не отвечает этому голосу и продолжает свои успехи. Диспозиция следующего сражения делается им одним. Он носит звание дежурного по армии при Кутузове, но делает всё он один. Следующее сражение выиграно им одним. Кутузов сменяется, назначается он… Ну, а потом? говорит опять другой голос, а потом, ежели ты десять раз прежде этого не будешь ранен, убит или обманут; ну, а потом что ж? – «Ну, а потом, – отвечает сам себе князь Андрей, – я не знаю, что будет потом, не хочу и не могу знать: но ежели хочу этого, хочу славы, хочу быть известным людям, хочу быть любимым ими, то ведь я не виноват, что я хочу этого, что одного этого я хочу, для одного этого я живу. Да, для одного этого! Я никогда никому не скажу этого, но, Боже мой! что же мне делать, ежели я ничего не люблю, как только славу, любовь людскую. Смерть, раны, потеря семьи, ничто мне не страшно. И как ни дороги, ни милы мне многие люди – отец, сестра, жена, – самые дорогие мне люди, – но, как ни страшно и неестественно это кажется, я всех их отдам сейчас за минуту славы, торжества над людьми, за любовь к себе людей, которых я не знаю и не буду знать, за любовь вот этих людей», подумал он, прислушиваясь к говору на дворе Кутузова. На дворе Кутузова слышались голоса укладывавшихся денщиков; один голос, вероятно, кучера, дразнившего старого Кутузовского повара, которого знал князь Андрей, и которого звали Титом, говорил: «Тит, а Тит?»
– Ну, – отвечал старик.
– Тит, ступай молотить, – говорил шутник.
– Тьфу, ну те к чорту, – раздавался голос, покрываемый хохотом денщиков и слуг.
«И все таки я люблю и дорожу только торжеством над всеми ими, дорожу этой таинственной силой и славой, которая вот тут надо мной носится в этом тумане!»
Ростов в эту ночь был со взводом во фланкёрской цепи, впереди отряда Багратиона. Гусары его попарно были рассыпаны в цепи; сам он ездил верхом по этой линии цепи, стараясь преодолеть сон, непреодолимо клонивший его. Назади его видно было огромное пространство неясно горевших в тумане костров нашей армии; впереди его была туманная темнота. Сколько ни вглядывался Ростов в эту туманную даль, он ничего не видел: то серелось, то как будто чернелось что то; то мелькали как будто огоньки, там, где должен быть неприятель; то ему думалось, что это только в глазах блестит у него. Глаза его закрывались, и в воображении представлялся то государь, то Денисов, то московские воспоминания, и он опять поспешно открывал глаза и близко перед собой он видел голову и уши лошади, на которой он сидел, иногда черные фигуры гусар, когда он в шести шагах наезжал на них, а вдали всё ту же туманную темноту. «Отчего же? очень может быть, – думал Ростов, – что государь, встретив меня, даст поручение, как и всякому офицеру: скажет: „Поезжай, узнай, что там“. Много рассказывали же, как совершенно случайно он узнал так какого то офицера и приблизил к себе. Что, ежели бы он приблизил меня к себе! О, как бы я охранял его, как бы я говорил ему всю правду, как бы я изобличал его обманщиков», и Ростов, для того чтобы живо представить себе свою любовь и преданность государю, представлял себе врага или обманщика немца, которого он с наслаждением не только убивал, но по щекам бил в глазах государя. Вдруг дальний крик разбудил Ростова. Он вздрогнул и открыл глаза.
«Где я? Да, в цепи: лозунг и пароль – дышло, Ольмюц. Экая досада, что эскадрон наш завтра будет в резервах… – подумал он. – Попрошусь в дело. Это, может быть, единственный случай увидеть государя. Да, теперь недолго до смены. Объеду еще раз и, как вернусь, пойду к генералу и попрошу его». Он поправился на седле и тронул лошадь, чтобы еще раз объехать своих гусар. Ему показалось, что было светлей. В левой стороне виднелся пологий освещенный скат и противоположный, черный бугор, казавшийся крутым, как стена. На бугре этом было белое пятно, которого никак не мог понять Ростов: поляна ли это в лесу, освещенная месяцем, или оставшийся снег, или белые дома? Ему показалось даже, что по этому белому пятну зашевелилось что то. «Должно быть, снег – это пятно; пятно – une tache», думал Ростов. «Вот тебе и не таш…»
«Наташа, сестра, черные глаза. На… ташка (Вот удивится, когда я ей скажу, как я увидал государя!) Наташку… ташку возьми…» – «Поправей то, ваше благородие, а то тут кусты», сказал голос гусара, мимо которого, засыпая, проезжал Ростов. Ростов поднял голову, которая опустилась уже до гривы лошади, и остановился подле гусара. Молодой детский сон непреодолимо клонил его. «Да, бишь, что я думал? – не забыть. Как с государем говорить буду? Нет, не то – это завтра. Да, да! На ташку, наступить… тупить нас – кого? Гусаров. А гусары в усы… По Тверской ехал этот гусар с усами, еще я подумал о нем, против самого Гурьева дома… Старик Гурьев… Эх, славный малый Денисов! Да, всё это пустяки. Главное теперь – государь тут. Как он на меня смотрел, и хотелось ему что то сказать, да он не смел… Нет, это я не смел. Да это пустяки, а главное – не забывать, что я нужное то думал, да. На – ташку, нас – тупить, да, да, да. Это хорошо». – И он опять упал головой на шею лошади. Вдруг ему показалось, что в него стреляют. «Что? Что? Что!… Руби! Что?…» заговорил, очнувшись, Ростов. В то мгновение, как он открыл глаза, Ростов услыхал перед собою там, где был неприятель, протяжные крики тысячи голосов. Лошади его и гусара, стоявшего подле него, насторожили уши на эти крики. На том месте, с которого слышались крики, зажегся и потух один огонек, потом другой, и по всей линии французских войск на горе зажглись огни, и крики всё более и более усиливались. Ростов слышал звуки французских слов, но не мог их разобрать. Слишком много гудело голосов. Только слышно было: аааа! и рррр!
– Что это? Ты как думаешь? – обратился Ростов к гусару, стоявшему подле него. – Ведь это у неприятеля?
Гусар ничего не ответил.
– Что ж, ты разве не слышишь? – довольно долго подождав ответа, опять спросил Ростов.
– А кто ё знает, ваше благородие, – неохотно отвечал гусар.
– По месту должно быть неприятель? – опять повторил Ростов.
– Може он, а може, и так, – проговорил гусар, – дело ночное. Ну! шали! – крикнул он на свою лошадь, шевелившуюся под ним.
Лошадь Ростова тоже торопилась, била ногой по мерзлой земле, прислушиваясь к звукам и приглядываясь к огням. Крики голосов всё усиливались и усиливались и слились в общий гул, который могла произвести только несколько тысячная армия. Огни больше и больше распространялись, вероятно, по линии французского лагеря. Ростову уже не хотелось спать. Веселые, торжествующие крики в неприятельской армии возбудительно действовали на него: Vive l'empereur, l'empereur! [Да здравствует император, император!] уже ясно слышалось теперь Ростову.
– А недалеко, – должно быть, за ручьем? – сказал он стоявшему подле него гусару.
Гусар только вздохнул, ничего не отвечая, и прокашлялся сердито. По линии гусар послышался топот ехавшего рысью конного, и из ночного тумана вдруг выросла, представляясь громадным слоном, фигура гусарского унтер офицера.
– Ваше благородие, генералы! – сказал унтер офицер, подъезжая к Ростову.
Ростов, продолжая оглядываться на огни и крики, поехал с унтер офицером навстречу нескольким верховым, ехавшим по линии. Один был на белой лошади. Князь Багратион с князем Долгоруковым и адъютантами выехали посмотреть на странное явление огней и криков в неприятельской армии. Ростов, подъехав к Багратиону, рапортовал ему и присоединился к адъютантам, прислушиваясь к тому, что говорили генералы.
– Поверьте, – говорил князь Долгоруков, обращаясь к Багратиону, – что это больше ничего как хитрость: он отступил и в арьергарде велел зажечь огни и шуметь, чтобы обмануть нас.
– Едва ли, – сказал Багратион, – с вечера я их видел на том бугре; коли ушли, так и оттуда снялись. Г. офицер, – обратился князь Багратион к Ростову, – стоят там еще его фланкёры?
– С вечера стояли, а теперь не могу знать, ваше сиятельство. Прикажите, я съезжу с гусарами, – сказал Ростов.
Багратион остановился и, не отвечая, в тумане старался разглядеть лицо Ростова.
– А что ж, посмотрите, – сказал он, помолчав немного.
– Слушаю с.
Ростов дал шпоры лошади, окликнул унтер офицера Федченку и еще двух гусар, приказал им ехать за собою и рысью поехал под гору по направлению к продолжавшимся крикам. Ростову и жутко и весело было ехать одному с тремя гусарами туда, в эту таинственную и опасную туманную даль, где никто не был прежде его. Багратион закричал ему с горы, чтобы он не ездил дальше ручья, но Ростов сделал вид, как будто не слыхал его слов, и, не останавливаясь, ехал дальше и дальше, беспрестанно обманываясь, принимая кусты за деревья и рытвины за людей и беспрестанно объясняя свои обманы. Спустившись рысью под гору, он уже не видал ни наших, ни неприятельских огней, но громче, яснее слышал крики французов. В лощине он увидал перед собой что то вроде реки, но когда он доехал до нее, он узнал проезженную дорогу. Выехав на дорогу, он придержал лошадь в нерешительности: ехать по ней, или пересечь ее и ехать по черному полю в гору. Ехать по светлевшей в тумане дороге было безопаснее, потому что скорее можно было рассмотреть людей. «Пошел за мной», проговорил он, пересек дорогу и стал подниматься галопом на гору, к тому месту, где с вечера стоял французский пикет.
– Ваше благородие, вот он! – проговорил сзади один из гусар.
И не успел еще Ростов разглядеть что то, вдруг зачерневшееся в тумане, как блеснул огонек, щелкнул выстрел, и пуля, как будто жалуясь на что то, зажужжала высоко в тумане и вылетела из слуха. Другое ружье не выстрелило, но блеснул огонек на полке. Ростов повернул лошадь и галопом поехал назад. Еще раздались в разных промежутках четыре выстрела, и на разные тоны запели пули где то в тумане. Ростов придержал лошадь, повеселевшую так же, как он, от выстрелов, и поехал шагом. «Ну ка еще, ну ка еще!» говорил в его душе какой то веселый голос. Но выстрелов больше не было.
Только подъезжая к Багратиону, Ростов опять пустил свою лошадь в галоп и, держа руку у козырька, подъехал к нему.
Долгоруков всё настаивал на своем мнении, что французы отступили и только для того, чтобы обмануть нас, разложили огни.
– Что же это доказывает? – говорил он в то время, как Ростов подъехал к ним. – Они могли отступить и оставить пикеты.
– Видно, еще не все ушли, князь, – сказал Багратион. – До завтрашнего утра, завтра всё узнаем.
– На горе пикет, ваше сиятельство, всё там же, где был с вечера, – доложил Ростов, нагибаясь вперед, держа руку у козырька и не в силах удержать улыбку веселья, вызванного в нем его поездкой и, главное, звуками пуль.
– Хорошо, хорошо, – сказал Багратион, – благодарю вас, г. офицер.
– Ваше сиятельство, – сказал Ростов, – позвольте вас просить.
– Что такое?
– Завтра эскадрон наш назначен в резервы; позвольте вас просить прикомандировать меня к 1 му эскадрону.
– Как фамилия?
– Граф Ростов.
– А, хорошо. Оставайся при мне ординарцем.
– Ильи Андреича сын? – сказал Долгоруков.
Но Ростов не отвечал ему.
– Так я буду надеяться, ваше сиятельство.
– Я прикажу.
«Завтра, очень может быть, пошлют с каким нибудь приказанием к государю, – подумал он. – Слава Богу».
Крики и огни в неприятельской армии происходили оттого, что в то время, как по войскам читали приказ Наполеона, сам император верхом объезжал свои бивуаки. Солдаты, увидав императора, зажигали пуки соломы и с криками: vive l'empereur! бежали за ним. Приказ Наполеона был следующий:
«Солдаты! Русская армия выходит против вас, чтобы отмстить за австрийскую, ульмскую армию. Это те же баталионы, которые вы разбили при Голлабрунне и которые вы с тех пор преследовали постоянно до этого места. Позиции, которые мы занимаем, – могущественны, и пока они будут итти, чтоб обойти меня справа, они выставят мне фланг! Солдаты! Я сам буду руководить вашими баталионами. Я буду держаться далеко от огня, если вы, с вашей обычной храбростью, внесете в ряды неприятельские беспорядок и смятение; но если победа будет хоть одну минуту сомнительна, вы увидите вашего императора, подвергающегося первым ударам неприятеля, потому что не может быть колебания в победе, особенно в тот день, в который идет речь о чести французской пехоты, которая так необходима для чести своей нации.