1954 год
Поделись знанием:
Француз посмотрел на преступное лицо Пьера и усмехнулся.
– Non, il fera son entree demain, [Нет, он сделает свой въезд завтра,] – сказал он и продолжал свои рассказы.
Разговор их был прерван криком нескольких голосов у ворот и приходом Мореля, который пришел объявить капитану, что приехали виртембергские гусары и хотят ставить лошадей на тот же двор, на котором стояли лошади капитана. Затруднение происходило преимущественно оттого, что гусары не понимали того, что им говорили.
Капитан велел позвать к себе старшего унтер офицера в строгим голосом спросил у него, к какому полку он принадлежит, кто их начальник и на каком основании он позволяет себе занимать квартиру, которая уже занята. На первые два вопроса немец, плохо понимавший по французски, назвал свой полк и своего начальника; но на последний вопрос он, не поняв его, вставляя ломаные французские слова в немецкую речь, отвечал, что он квартиргер полка и что ему ведено от начальника занимать все дома подряд, Пьер, знавший по немецки, перевел капитану то, что говорил немец, и ответ капитана передал по немецки виртембергскому гусару. Поняв то, что ему говорили, немец сдался и увел своих людей. Капитан вышел на крыльцо, громким голосом отдавая какие то приказания.
Когда он вернулся назад в комнату, Пьер сидел на том же месте, где он сидел прежде, опустив руки на голову. Лицо его выражало страдание. Он действительно страдал в эту минуту. Когда капитан вышел и Пьер остался один, он вдруг опомнился и сознал то положение, в котором находился. Не то, что Москва была взята, и не то, что эти счастливые победители хозяйничали в ней и покровительствовали ему, – как ни тяжело чувствовал это Пьер, не это мучило его в настоящую минуту. Его мучило сознание своей слабости. Несколько стаканов выпитого вина, разговор с этим добродушным человеком уничтожили сосредоточенно мрачное расположение духа, в котором жил Пьер эти последние дни и которое было необходимо для исполнения его намерения. Пистолет, и кинжал, и армяк были готовы, Наполеон въезжал завтра. Пьер точно так же считал полезным и достойным убить злодея; но он чувствовал, что теперь он не сделает этого. Почему? – он не знал, но предчувствовал как будто, что он не исполнит своего намерения. Он боролся против сознания своей слабости, но смутно чувствовал, что ему не одолеть ее, что прежний мрачный строй мыслей о мщенье, убийстве и самопожертвовании разлетелся, как прах, при прикосновении первого человека.
Капитан, слегка прихрамывая и насвистывая что то, вошел в комнату.
Забавлявшая прежде Пьера болтовня француза теперь показалась ему противна. И насвистываемая песенка, и походка, и жест покручиванья усов – все казалось теперь оскорбительным Пьеру.
«Я сейчас уйду, я ни слова больше не скажу с ним», – думал Пьер. Он думал это, а между тем сидел все на том же месте. Какое то странное чувство слабости приковало его к своему месту: он хотел и не мог встать и уйти.
Капитан, напротив, казался очень весел. Он прошелся два раза по комнате. Глаза его блестели, и усы слегка подергивались, как будто он улыбался сам с собой какой то забавной выдумке.
– Charmant, – сказал он вдруг, – le colonel de ces Wurtembourgeois! C'est un Allemand; mais brave garcon, s'il en fut. Mais Allemand. [Прелестно, полковник этих вюртембергцев! Он немец; но славный малый, несмотря на это. Но немец.]
Он сел против Пьера.
– A propos, vous savez donc l'allemand, vous? [Кстати, вы, стало быть, знаете по немецки?]
Пьер смотрел на него молча.
– Comment dites vous asile en allemand? [Как по немецки убежище?]
– Asile? – повторил Пьер. – Asile en allemand – Unterkunft. [Убежище? Убежище – по немецки – Unterkunft.]
– Comment dites vous? [Как вы говорите?] – недоверчиво и быстро переспросил капитан.
– Unterkunft, – повторил Пьер.
– Onterkoff, – сказал капитан и несколько секунд смеющимися глазами смотрел на Пьера. – Les Allemands sont de fieres betes. N'est ce pas, monsieur Pierre? [Экие дурни эти немцы. Не правда ли, мосье Пьер?] – заключил он.
– Eh bien, encore une bouteille de ce Bordeau Moscovite, n'est ce pas? Morel, va nous chauffer encore une pelilo bouteille. Morel! [Ну, еще бутылочку этого московского Бордо, не правда ли? Морель согреет нам еще бутылочку. Морель!] – весело крикнул капитан.
Морель подал свечи и бутылку вина. Капитан посмотрел на Пьера при освещении, и его, видимо, поразило расстроенное лицо его собеседника. Рамбаль с искренним огорчением и участием в лице подошел к Пьеру и нагнулся над ним.
– Eh bien, nous sommes tristes, [Что же это, мы грустны?] – сказал он, трогая Пьера за руку. – Vous aurai je fait de la peine? Non, vrai, avez vous quelque chose contre moi, – переспрашивал он. – Peut etre rapport a la situation? [Может, я огорчил вас? Нет, в самом деле, не имеете ли вы что нибудь против меня? Может быть, касательно положения?]
Пьер ничего не отвечал, но ласково смотрел в глаза французу. Это выражение участия было приятно ему.
– Parole d'honneur, sans parler de ce que je vous dois, j'ai de l'amitie pour vous. Puis je faire quelque chose pour vous? Disposez de moi. C'est a la vie et a la mort. C'est la main sur le c?ur que je vous le dis, [Честное слово, не говоря уже про то, чем я вам обязан, я чувствую к вам дружбу. Не могу ли я сделать для вас что нибудь? Располагайте мною. Это на жизнь и на смерть. Я говорю вам это, кладя руку на сердце,] – сказал он, ударяя себя в грудь.
– Merci, – сказал Пьер. Капитан посмотрел пристально на Пьера так же, как он смотрел, когда узнал, как убежище называлось по немецки, и лицо его вдруг просияло.
– Ah! dans ce cas je bois a notre amitie! [А, в таком случае пью за вашу дружбу!] – весело крикнул он, наливая два стакана вина. Пьер взял налитой стакан и выпил его. Рамбаль выпил свой, пожал еще раз руку Пьера и в задумчиво меланхолической позе облокотился на стол.
– Oui, mon cher ami, voila les caprices de la fortune, – начал он. – Qui m'aurait dit que je serai soldat et capitaine de dragons au service de Bonaparte, comme nous l'appellions jadis. Et cependant me voila a Moscou avec lui. Il faut vous dire, mon cher, – продолжал он грустным я мерным голосом человека, который сбирается рассказывать длинную историю, – que notre nom est l'un des plus anciens de la France. [Да, мой друг, вот колесо фортуны. Кто сказал бы мне, что я буду солдатом и капитаном драгунов на службе у Бонапарта, как мы его, бывало, называли. Однако же вот я в Москве с ним. Надо вам сказать, мой милый… что имя наше одно из самых древних во Франции.]
И с легкой и наивной откровенностью француза капитан рассказал Пьеру историю своих предков, свое детство, отрочество и возмужалость, все свои родственныеимущественные, семейные отношения. «Ma pauvre mere [„Моя бедная мать“.] играла, разумеется, важную роль в этом рассказе.
– Mais tout ca ce n'est que la mise en scene de la vie, le fond c'est l'amour? L'amour! N'est ce pas, monsieur; Pierre? – сказал он, оживляясь. – Encore un verre. [Но все это есть только вступление в жизнь, сущность же ее – это любовь. Любовь! Не правда ли, мосье Пьер? Еще стаканчик.]
Пьер опять выпил и налил себе третий.
– Oh! les femmes, les femmes! [О! женщины, женщины!] – и капитан, замаслившимися глазами глядя на Пьера, начал говорить о любви и о своих любовных похождениях. Их было очень много, чему легко было поверить, глядя на самодовольное, красивое лицо офицера и на восторженное оживление, с которым он говорил о женщинах. Несмотря на то, что все любовные истории Рамбаля имели тот характер пакостности, в котором французы видят исключительную прелесть и поэзию любви, капитан рассказывал свои истории с таким искренним убеждением, что он один испытал и познал все прелести любви, и так заманчиво описывал женщин, что Пьер с любопытством слушал его.
Очевидно было, что l'amour, которую так любил француз, была ни та низшего и простого рода любовь, которую Пьер испытывал когда то к своей жене, ни та раздуваемая им самим романтическая любовь, которую он испытывал к Наташе (оба рода этой любви Рамбаль одинаково презирал – одна была l'amour des charretiers, другая l'amour des nigauds) [любовь извозчиков, другая – любовь дурней.]; l'amour, которой поклонялся француз, заключалась преимущественно в неестественности отношений к женщине и в комбинация уродливостей, которые придавали главную прелесть чувству.
Так капитан рассказал трогательную историю своей любви к одной обворожительной тридцатипятилетней маркизе и в одно и то же время к прелестному невинному, семнадцатилетнему ребенку, дочери обворожительной маркизы. Борьба великодушия между матерью и дочерью, окончившаяся тем, что мать, жертвуя собой, предложила свою дочь в жены своему любовнику, еще и теперь, хотя уж давно прошедшее воспоминание, волновала капитана. Потом он рассказал один эпизод, в котором муж играл роль любовника, а он (любовник) роль мужа, и несколько комических эпизодов из souvenirs d'Allemagne, где asile значит Unterkunft, где les maris mangent de la choux croute и где les jeunes filles sont trop blondes. [воспоминаний о Германии, где мужья едят капустный суп и где молодые девушки слишком белокуры.]
Наконец последний эпизод в Польше, еще свежий в памяти капитана, который он рассказывал с быстрыми жестами и разгоревшимся лицом, состоял в том, что он спас жизнь одному поляку (вообще в рассказах капитана эпизод спасения жизни встречался беспрестанно) и поляк этот вверил ему свою обворожительную жену (Parisienne de c?ur [парижанку сердцем]), в то время как сам поступил во французскую службу. Капитан был счастлив, обворожительная полька хотела бежать с ним; но, движимый великодушием, капитан возвратил мужу жену, при этом сказав ему: «Je vous ai sauve la vie et je sauve votre honneur!» [Я спас вашу жизнь и спасаю вашу честь!] Повторив эти слова, капитан протер глаза и встряхнулся, как бы отгоняя от себя охватившую его слабость при этом трогательном воспоминании.
Слушая рассказы капитана, как это часто бывает в позднюю вечернюю пору и под влиянием вина, Пьер следил за всем тем, что говорил капитан, понимал все и вместе с тем следил за рядом личных воспоминаний, вдруг почему то представших его воображению. Когда он слушал эти рассказы любви, его собственная любовь к Наташе неожиданно вдруг вспомнилась ему, и, перебирая в своем воображении картины этой любви, он мысленно сравнивал их с рассказами Рамбаля. Следя за рассказом о борьбе долга с любовью, Пьер видел пред собою все малейшие подробности своей последней встречи с предметом своей любви у Сухаревой башни. Тогда эта встреча не произвела на него влияния; он даже ни разу не вспомнил о ней. Но теперь ему казалось, что встреча эта имела что то очень значительное и поэтическое.
«Петр Кирилыч, идите сюда, я узнала», – слышал он теперь сказанные сю слова, видел пред собой ее глаза, улыбку, дорожный чепчик, выбившуюся прядь волос… и что то трогательное, умиляющее представлялось ему во всем этом.
Окончив свой рассказ об обворожительной польке, капитан обратился к Пьеру с вопросом, испытывал ли он подобное чувство самопожертвования для любви и зависти к законному мужу.
Вызванный этим вопросом, Пьер поднял голову и почувствовал необходимость высказать занимавшие его мысли; он стал объяснять, как он несколько иначе понимает любовь к женщине. Он сказал, что он во всю свою жизнь любил и любит только одну женщину и что эта женщина никогда не может принадлежать ему.
– Tiens! [Вишь ты!] – сказал капитан.
Потом Пьер объяснил, что он любил эту женщину с самых юных лет; но не смел думать о ней, потому что она была слишком молода, а он был незаконный сын без имени. Потом же, когда он получил имя и богатство, он не смел думать о ней, потому что слишком любил ее, слишком высоко ставил ее над всем миром и потому, тем более, над самим собою. Дойдя до этого места своего рассказа, Пьер обратился к капитану с вопросом: понимает ли он это?
Капитан сделал жест, выражающий то, что ежели бы он не понимал, то он все таки просит продолжать.
– L'amour platonique, les nuages… [Платоническая любовь, облака…] – пробормотал он. Выпитое ли вино, или потребность откровенности, или мысль, что этот человек не знает и не узнает никого из действующих лиц его истории, или все вместе развязало язык Пьеру. И он шамкающим ртом и маслеными глазами, глядя куда то вдаль, рассказал всю свою историю: и свою женитьбу, и историю любви Наташи к его лучшему другу, и ее измену, и все свои несложные отношения к ней. Вызываемый вопросами Рамбаля, он рассказал и то, что скрывал сначала, – свое положение в свете и даже открыл ему свое имя.
Более всего из рассказа Пьера поразило капитана то, что Пьер был очень богат, что он имел два дворца в Москве и что он бросил все и не уехал из Москвы, а остался в городе, скрывая свое имя и звание.
Уже поздно ночью они вместе вышли на улицу. Ночь была теплая и светлая. Налево от дома светлело зарево первого начавшегося в Москве, на Петровке, пожара. Направо стоял высоко молодой серп месяца, и в противоположной от месяца стороне висела та светлая комета, которая связывалась в душе Пьера с его любовью. У ворот стояли Герасим, кухарка и два француза. Слышны были их смех и разговор на непонятном друг для друга языке. Они смотрели на зарево, видневшееся в городе.
Ничего страшного не было в небольшом отдаленном пожаре в огромном городе.
Глядя на высокое звездное небо, на месяц, на комету и на зарево, Пьер испытывал радостное умиление. «Ну, вот как хорошо. Ну, чего еще надо?!» – подумал он. И вдруг, когда он вспомнил свое намерение, голова его закружилась, с ним сделалось дурно, так что он прислонился к забору, чтобы не упасть.
Не простившись с своим новым другом, Пьер нетвердыми шагами отошел от ворот и, вернувшись в свою комнату, лег на диван и тотчас же заснул.
На зарево первого занявшегося 2 го сентября пожара с разных дорог с разными чувствами смотрели убегавшие и уезжавшие жители и отступавшие войска.
Поезд Ростовых в эту ночь стоял в Мытищах, в двадцати верстах от Москвы. 1 го сентября они выехали так поздно, дорога так была загромождена повозками и войсками, столько вещей было забыто, за которыми были посылаемы люди, что в эту ночь было решено ночевать в пяти верстах за Москвою. На другое утро тронулись поздно, и опять было столько остановок, что доехали только до Больших Мытищ. В десять часов господа Ростовы и раненые, ехавшие с ними, все разместились по дворам и избам большого села. Люди, кучера Ростовых и денщики раненых, убрав господ, поужинали, задали корму лошадям и вышли на крыльцо.
В соседней избе лежал раненый адъютант Раевского, с разбитой кистью руки, и страшная боль, которую он чувствовал, заставляла его жалобно, не переставая, стонать, и стоны эти страшно звучали в осенней темноте ночи. В первую ночь адъютант этот ночевал на том же дворе, на котором стояли Ростовы. Графиня говорила, что она не могла сомкнуть глаз от этого стона, и в Мытищах перешла в худшую избу только для того, чтобы быть подальше от этого раненого.
Один из людей в темноте ночи, из за высокого кузова стоявшей у подъезда кареты, заметил другое небольшое зарево пожара. Одно зарево давно уже видно было, и все знали, что это горели Малые Мытищи, зажженные мамоновскими казаками.
– А ведь это, братцы, другой пожар, – сказал денщик.
Все обратили внимание на зарево.
– Да ведь, сказывали, Малые Мытищи мамоновские казаки зажгли.
– Они! Нет, это не Мытищи, это дале.
– Глянь ка, точно в Москве.
Двое из людей сошли с крыльца, зашли за карету и присели на подножку.
– Это левей! Как же, Мытищи вон где, а это вовсе в другой стороне.
Несколько людей присоединились к первым.
– Вишь, полыхает, – сказал один, – это, господа, в Москве пожар: либо в Сущевской, либо в Рогожской.
Никто не ответил на это замечание. И довольно долго все эти люди молча смотрели на далекое разгоравшееся пламя нового пожара.
Старик, графский камердинер (как его называли), Данило Терентьич подошел к толпе и крикнул Мишку.
– Ты чего не видал, шалава… Граф спросит, а никого нет; иди платье собери.
– Да я только за водой бежал, – сказал Мишка.
– А вы как думаете, Данило Терентьич, ведь это будто в Москве зарево? – сказал один из лакеев.
Данило Терентьич ничего не отвечал, и долго опять все молчали. Зарево расходилось и колыхалось дальше и дальше.
– Помилуй бог!.. ветер да сушь… – опять сказал голос.
– Глянь ко, как пошло. О господи! аж галки видно. Господи, помилуй нас грешных!
– Потушат небось.
– Кому тушить то? – послышался голос Данилы Терентьича, молчавшего до сих пор. Голос его был спокоен и медлителен. – Москва и есть, братцы, – сказал он, – она матушка белока… – Голос его оборвался, и он вдруг старчески всхлипнул. И как будто только этого ждали все, чтобы понять то значение, которое имело для них это видневшееся зарево. Послышались вздохи, слова молитвы и всхлипывание старого графского камердинера.
Камердинер, вернувшись, доложил графу, что горит Москва. Граф надел халат и вышел посмотреть. С ним вместе вышла и не раздевавшаяся еще Соня, и madame Schoss. Наташа и графиня одни оставались в комнате. (Пети не было больше с семейством; он пошел вперед с своим полком, шедшим к Троице.)
Графиня заплакала, услыхавши весть о пожаре Москвы. Наташа, бледная, с остановившимися глазами, сидевшая под образами на лавке (на том самом месте, на которое она села приехавши), не обратила никакого внимания на слова отца. Она прислушивалась к неумолкаемому стону адъютанта, слышному через три дома.
– Ах, какой ужас! – сказала, со двора возвративись, иззябшая и испуганная Соня. – Я думаю, вся Москва сгорит, ужасное зарево! Наташа, посмотри теперь, отсюда из окошка видно, – сказала она сестре, видимо, желая чем нибудь развлечь ее. Но Наташа посмотрела на нее, как бы не понимая того, что у ней спрашивали, и опять уставилась глазами в угол печи. Наташа находилась в этом состоянии столбняка с нынешнего утра, с того самого времени, как Соня, к удивлению и досаде графини, непонятно для чего, нашла нужным объявить Наташе о ране князя Андрея и о его присутствии с ними в поезде. Графиня рассердилась на Соню, как она редко сердилась. Соня плакала и просила прощенья и теперь, как бы стараясь загладить свою вину, не переставая ухаживала за сестрой.
– Посмотри, Наташа, как ужасно горит, – сказала Соня.
– Что горит? – спросила Наташа. – Ах, да, Москва.
И как бы для того, чтобы не обидеть Сони отказом и отделаться от нее, она подвинула голову к окну, поглядела так, что, очевидно, не могла ничего видеть, и опять села в свое прежнее положение.
– Да ты не видела?
– Нет, право, я видела, – умоляющим о спокойствии голосом сказала она.
И графине и Соне понятно было, что Москва, пожар Москвы, что бы то ни было, конечно, не могло иметь значения для Наташи.
Граф опять пошел за перегородку и лег. Графиня подошла к Наташе, дотронулась перевернутой рукой до ее головы, как это она делала, когда дочь ее бывала больна, потом дотронулась до ее лба губами, как бы для того, чтобы узнать, есть ли жар, и поцеловала ее.
– Ты озябла. Ты вся дрожишь. Ты бы ложилась, – сказала она.
– Ложиться? Да, хорошо, я лягу. Я сейчас лягу, – сказала Наташа.
С тех пор как Наташе в нынешнее утро сказали о том, что князь Андрей тяжело ранен и едет с ними, она только в первую минуту много спрашивала о том, куда? как? опасно ли он ранен? и можно ли ей видеть его? Но после того как ей сказали, что видеть его ей нельзя, что он ранен тяжело, но что жизнь его не в опасности, она, очевидно, не поверив тому, что ей говорили, но убедившись, что сколько бы она ни говорила, ей будут отвечать одно и то же, перестала спрашивать и говорить. Всю дорогу с большими глазами, которые так знала и которых выражения так боялась графиня, Наташа сидела неподвижно в углу кареты и так же сидела теперь на лавке, на которую села. Что то она задумывала, что то она решала или уже решила в своем уме теперь, – это знала графиня, но что это такое было, она не знала, и это то страшило и мучило ее.
– Наташа, разденься, голубушка, ложись на мою постель. (Только графине одной была постелена постель на кровати; m me Schoss и обе барышни должны были спать на полу на сене.)
– Нет, мама, я лягу тут, на полу, – сердито сказала Наташа, подошла к окну и отворила его. Стон адъютанта из открытого окна послышался явственнее. Она высунула голову в сырой воздух ночи, и графиня видела, как тонкие плечи ее тряслись от рыданий и бились о раму. Наташа знала, что стонал не князь Андрей. Она знала, что князь Андрей лежал в той же связи, где они были, в другой избе через сени; но этот страшный неумолкавший стон заставил зарыдать ее. Графиня переглянулась с Соней.
– Ложись, голубушка, ложись, мой дружок, – сказала графиня, слегка дотрогиваясь рукой до плеча Наташи. – Ну, ложись же.
– Ах, да… Я сейчас, сейчас лягу, – сказала Наташа, поспешно раздеваясь и обрывая завязки юбок. Скинув платье и надев кофту, она, подвернув ноги, села на приготовленную на полу постель и, перекинув через плечо наперед свою недлинную тонкую косу, стала переплетать ее. Тонкие длинные привычные пальцы быстро, ловко разбирали, плели, завязывали косу. Голова Наташи привычным жестом поворачивалась то в одну, то в другую сторону, но глаза, лихорадочно открытые, неподвижно смотрели прямо. Когда ночной костюм был окончен, Наташа тихо опустилась на простыню, постланную на сено с края от двери.
– Наташа, ты в середину ляг, – сказала Соня.
– Нет, я тут, – проговорила Наташа. – Да ложитесь же, – прибавила она с досадой. И она зарылась лицом в подушку.
Графиня, m me Schoss и Соня поспешно разделись и легли. Одна лампадка осталась в комнате. Но на дворе светлело от пожара Малых Мытищ за две версты, и гудели пьяные крики народа в кабаке, который разбили мамоновские казаки, на перекоске, на улице, и все слышался неумолкаемый стон адъютанта.
Долго прислушивалась Наташа к внутренним и внешним звукам, доносившимся до нее, и не шевелилась. Она слышала сначала молитву и вздохи матери, трещание под ней ее кровати, знакомый с свистом храп m me Schoss, тихое дыханье Сони. Потом графиня окликнула Наташу. Наташа не отвечала ей.
– Кажется, спит, мама, – тихо отвечала Соня. Графиня, помолчав немного, окликнула еще раз, но уже никто ей не откликнулся.
Скоро после этого Наташа услышала ровное дыхание матери. Наташа не шевелилась, несмотря на то, что ее маленькая босая нога, выбившись из под одеяла, зябла на голом полу.
Как бы празднуя победу над всеми, в щели закричал сверчок. Пропел петух далеко, откликнулись близкие. В кабаке затихли крики, только слышался тот же стой адъютанта. Наташа приподнялась.
– Соня? ты спишь? Мама? – прошептала она. Никто не ответил. Наташа медленно и осторожно встала, перекрестилась и ступила осторожно узкой и гибкой босой ступней на грязный холодный пол. Скрипнула половица. Она, быстро перебирая ногами, пробежала, как котенок, несколько шагов и взялась за холодную скобку двери.
Ей казалось, что то тяжелое, равномерно ударяя, стучит во все стены избы: это билось ее замиравшее от страха, от ужаса и любви разрывающееся сердце.
Она отворила дверь, перешагнула порог и ступила на сырую, холодную землю сеней. Обхвативший холод освежил ее. Она ощупала босой ногой спящего человека, перешагнула через него и отворила дверь в избу, где лежал князь Андрей. В избе этой было темно. В заднем углу у кровати, на которой лежало что то, на лавке стояла нагоревшая большим грибом сальная свечка.
Наташа с утра еще, когда ей сказали про рану и присутствие князя Андрея, решила, что она должна видеть его. Она не знала, для чего это должно было, но она знала, что свидание будет мучительно, и тем более она была убеждена, что оно было необходимо.
Весь день она жила только надеждой того, что ночью она уввдит его. Но теперь, когда наступила эта минута, на нее нашел ужас того, что она увидит. Как он был изуродован? Что оставалось от него? Такой ли он был, какой был этот неумолкавший стон адъютанта? Да, он был такой. Он был в ее воображении олицетворение этого ужасного стона. Когда она увидала неясную массу в углу и приняла его поднятые под одеялом колени за его плечи, она представила себе какое то ужасное тело и в ужасе остановилась. Но непреодолимая сила влекла ее вперед. Она осторожно ступила один шаг, другой и очутилась на середине небольшой загроможденной избы. В избе под образами лежал на лавках другой человек (это был Тимохин), и на полу лежали еще два какие то человека (это были доктор и камердинер).
Камердинер приподнялся и прошептал что то. Тимохин, страдая от боли в раненой ноге, не спал и во все глаза смотрел на странное явление девушки в бедой рубашке, кофте и вечном чепчике. Сонные и испуганные слова камердинера; «Чего вам, зачем?» – только заставили скорее Наташу подойти и тому, что лежало в углу. Как ни страшно, ни непохоже на человеческое было это тело, она должна была его видеть. Она миновала камердинера: нагоревший гриб свечки свалился, и она ясно увидала лежащего с выпростанными руками на одеяле князя Андрея, такого, каким она его всегда видела.
Он был таков же, как всегда; но воспаленный цвет его лица, блестящие глаза, устремленные восторженно на нее, а в особенности нежная детская шея, выступавшая из отложенного воротника рубашки, давали ему особый, невинный, ребяческий вид, которого, однако, она никогда не видала в князе Андрее. Она подошла к нему и быстрым, гибким, молодым движением стала на колени.
Он улыбнулся и протянул ей руку.
Для князя Андрея прошло семь дней с того времени, как он очнулся на перевязочном пункте Бородинского поля. Все это время он находился почти в постояниом беспамятстве. Горячечное состояние и воспаление кишок, которые были повреждены, по мнению доктора, ехавшего с раненым, должны были унести его. Но на седьмой день он с удовольствием съел ломоть хлеба с чаем, и доктор заметил, что общий жар уменьшился. Князь Андрей поутру пришел в сознание. Первую ночь после выезда из Москвы было довольно тепло, и князь Андрей был оставлен для ночлега в коляске; но в Мытищах раненый сам потребовал, чтобы его вынесли и чтобы ему дали чаю. Боль, причиненная ему переноской в избу, заставила князя Андрея громко стонать и потерять опять сознание. Когда его уложили на походной кровати, он долго лежал с закрытыми глазами без движения. Потом он открыл их и тихо прошептал: «Что же чаю?» Памятливость эта к мелким подробностям жизни поразила доктора. Он пощупал пульс и, к удивлению и неудовольствию своему, заметил, что пульс был лучше. К неудовольствию своему это заметил доктор потому, что он по опыту своему был убежден, что жить князь Андрей не может и что ежели он не умрет теперь, то он только с большими страданиями умрет несколько времени после. С князем Андреем везли присоединившегося к ним в Москве майора его полка Тимохина с красным носиком, раненного в ногу в том же Бородинском сражении. При них ехал доктор, камердинер князя, его кучер и два денщика.
Князю Андрею дали чаю. Он жадно пил, лихорадочными глазами глядя вперед себя на дверь, как бы стараясь что то понять и припомнить.
– Не хочу больше. Тимохин тут? – спросил он. Тимохин подполз к нему по лавке.
– Я здесь, ваше сиятельство.
– Как рана?
– Моя то с? Ничего. Вот вы то? – Князь Андрей опять задумался, как будто припоминая что то.
– Нельзя ли достать книгу? – сказал он.
– Какую книгу?
– Евангелие! У меня нет.
Доктор обещался достать и стал расспрашивать князя о том, что он чувствует. Князь Андрей неохотно, но разумно отвечал на все вопросы доктора и потом сказал, что ему надо бы подложить валик, а то неловко и очень больно. Доктор и камердинер подняли шинель, которою он был накрыт, и, морщась от тяжкого запаха гнилого мяса, распространявшегося от раны, стали рассматривать это страшное место. Доктор чем то очень остался недоволен, что то иначе переделал, перевернул раненого так, что тот опять застонал и от боли во время поворачивания опять потерял сознание и стал бредить. Он все говорил о том, чтобы ему достали поскорее эту книгу и подложили бы ее туда.
– И что это вам стоит! – говорил он. – У меня ее нет, – достаньте, пожалуйста, подложите на минуточку, – говорил он жалким голосом.
Доктор вышел в сени, чтобы умыть руки.
– Ах, бессовестные, право, – говорил доктор камердинеру, лившему ему воду на руки. – Только на минуту не досмотрел. Ведь вы его прямо на рану положили. Ведь это такая боль, что я удивляюсь, как он терпит.
– Мы, кажется, подложили, господи Иисусе Христе, – говорил камердинер.
В первый раз князь Андрей понял, где он был и что с ним было, и вспомнил то, что он был ранен и как в ту минуту, когда коляска остановилась в Мытищах, он попросился в избу. Спутавшись опять от боли, он опомнился другой раз в избе, когда пил чай, и тут опять, повторив в своем воспоминании все, что с ним было, он живее всего представил себе ту минуту на перевязочном пункте, когда, при виде страданий нелюбимого им человека, ему пришли эти новые, сулившие ему счастие мысли. И мысли эти, хотя и неясно и неопределенно, теперь опять овладели его душой. Он вспомнил, что у него было теперь новое счастье и что это счастье имело что то такое общее с Евангелием. Потому то он попросил Евангелие. Но дурное положение, которое дали его ране, новое переворачиванье опять смешали его мысли, и он в третий раз очнулся к жизни уже в совершенной тишине ночи. Все спали вокруг него. Сверчок кричал через сени, на улице кто то кричал и пел, тараканы шелестели по столу и образам, в осенняя толстая муха билась у него по изголовью и около сальной свечи, нагоревшей большим грибом и стоявшей подле него.
Душа его была не в нормальном состоянии. Здоровый человек обыкновенно мыслит, ощущает и вспоминает одновременно о бесчисленном количестве предметов, но имеет власть и силу, избрав один ряд мыслей или явлений, на этом ряде явлений остановить все свое внимание. Здоровый человек в минуту глубочайшего размышления отрывается, чтобы сказать учтивое слово вошедшему человеку, и опять возвращается к своим мыслям. Душа же князя Андрея была не в нормальном состоянии в этом отношении. Все силы его души были деятельнее, яснее, чем когда нибудь, но они действовали вне его воли. Самые разнообразные мысли и представления одновременно владели им. Иногда мысль его вдруг начинала работать, и с такой силой, ясностью и глубиною, с какою никогда она не была в силах действовать в здоровом состоянии; но вдруг, посредине своей работы, она обрывалась, заменялась каким нибудь неожиданным представлением, и не было сил возвратиться к ней.
«Да, мне открылась новое счастье, неотъемлемое от человека, – думал он, лежа в полутемной тихой избе и глядя вперед лихорадочно раскрытыми, остановившимися глазами. Счастье, находящееся вне материальных сил, вне материальных внешних влияний на человека, счастье одной души, счастье любви! Понять его может всякий человек, но сознать и предписать его мот только один бог. Но как же бог предписал этот закон? Почему сын?.. И вдруг ход мыслей этих оборвался, и князь Андрей услыхал (не зная, в бреду или в действительности он слышит это), услыхал какой то тихий, шепчущий голос, неумолкаемо в такт твердивший: „И пити пити питии“ потом „и ти тии“ опять „и пити пити питии“ опять „и ти ти“. Вместе с этим, под звук этой шепчущей музыки, князь Андрей чувствовал, что над лицом его, над самой серединой воздвигалось какое то странное воздушное здание из тонких иголок или лучинок. Он чувствовал (хотя это и тяжело ему было), что ему надо было старательна держать равновесие, для того чтобы воздвигавшееся здание это не завалилось; но оно все таки заваливалось и опять медленно воздвигалось при звуках равномерно шепчущей музыки. „Тянется! тянется! растягивается и все тянется“, – говорил себе князь Андрей. Вместе с прислушаньем к шепоту и с ощущением этого тянущегося и воздвигающегося здания из иголок князь Андрей видел урывками и красный, окруженный кругом свет свечки и слышал шуршанъе тараканов и шуршанье мухи, бившейся на подушку и на лицо его. И всякий раз, как муха прикасалась к егв лицу, она производила жгучее ощущение; но вместе с тем его удивляло то, что, ударяясь в самую область воздвигавшегося на лице его здания, муха не разрушала его. Но, кроме этого, было еще одно важное. Это было белое у двери, это была статуя сфинкса, которая тоже давила его.
(перенаправлено с «1954»)
| Годы |
|---|
| 1950 · 1951 · 1952 · 1953 — 1954 — 1955 · 1956 · 1957 · 1958 |
| Десятилетия |
| 1930-е · 1940-е — 1950-е — 1960-е · 1970-е |
| Века |
| XIX век — XX век — XXI век |
| Григорианский календарь | 1954 MCMLIV |
| Юлианский календарь | 1953—1954 (с 14 января) |
| Юлианский календарь с византийской эрой |
7462—7463 (с 14 сентября) |
| От основания Рима | 2706—2707 (с 4 мая) |
| Еврейский календарь |
5714—5715 ה'תשי"ד — ה'תשט"ו |
| Исламский календарь | 1373—1374 |
| Древнеармянский календарь | 4446—4447 (с 11 августа) |
| Армянский церковный календарь | 1403 ԹՎ ՌՆԳ
|
| Китайский календарь | 4650—4651 (с 3 февраля) 癸巳 — 甲午 чёрная змея — зелёная лошадь |
| Эфиопский календарь | 1946 — 1947 |
| Древнеиндийский календарь | |
| - Викрам-самват | 2010—2011 |
| - Шака самват | 1876—1877 |
| - Кали-юга | 5055—5056 |
| Иранский календарь | 1332—1333 |
| Буддийский календарь | 2497 |
| Японское летосчисление | 29-й год Сёва |
1954 (тысяча девятьсот пятьдесят четвёртый) год по григорианскому календарю — невисокосный год, начинающийся в пятницу. Это 1954 год нашей эры, 954 год 2 тысячелетия, 54 год XX века, 4 год 6-го десятилетия XX века, 5 год 1950-х годов.
Содержание
События
- Впервые появился в продаже транзистор стоимостью 2,5 доллара, созданный Гордоном Тилом (Gordon Teal) в фирме Texas Instruments, Inc.
- Выпуск IBM первого массового калькулятора — 650, за год удалось продать 450 экземпляров.
- В Киеве началось серийное производство первого в СССР портативного бытового магнитофона — «Днепр-8».
Январь
- 2 января — подал в отставку премьер-министр Франции Жозеф Ланьель. Отставка не принята.
- 6 января
- В Италии ушло в отставку правительство Джузеппе Пеллы.
- Образована Липецкая область РСФСР[1].
- Образована Белгородская область РСФСР.
- Образована Арзамасская область РСФСР
- 9 января — сформировано переходное национальное правительство англо-египетского Судана во главе с Исмаилом аль-Азхари[2]. Британский генерал-губернатор Судана Роберт Хоув подписал декрет о вступлении страны на путь самостоятельного развития[3].
- 10 января — у острова Эльба развалился в воздухе самолёт de Havilland Comet компании BOAC, погибли 35 человек.
- 11 января — студенческие волнения в Каире переросли в беспорядки[4].
- 14 января — в Египте декретом Совета революционного командования распущена ассоциация «Братья-мусульмане»[5].
- 18 января — в Италии сформировано правительство Аминторе Фанфани.
- 30 января — в Италии получило вотум недоверия правительство Аминторе Фанфани.
Февраль
- 10 февраля — в Италии сформировано правительство Марио Шельбы.
- 12 февраля — в Египте руководитель организации Свободные офицеры Гамаль Абдель Насер совершил официальную поездку на могилу основателя запрещённой ассоциации Братья-мусульмане шейха Хасана аль-Банны[5].
- 19 февраля
- По инициативе Н. С. Хрущёва при праздновании 300-летия Переяславской Рады полуостров Крым (Крымская область) передан из состава России в состав Украины в знак вечной дружбы русского и украинского народов[6].
- Новым премьер-министром Ливии назначен начальник королевской канцелярии Мухаммед Сакизли (до 12 апреля 1954 года)[7][8].
- 25 февраля
- В Сирии восстал гарнизон города Халеб во главе с полковником Мустафой Хамдуном и провозгласил президентом страны Хашима аль-Аттаси. Ночью диктатор Сирии Адиб Шишекли подал в отставку и улетел из страны. Временным президентом стал Маамун Кузбари.
- В Вашингтоне заключено первое в 1954 году Соглашение о взаимной помощи в целях обороны между США и Пакистаном[9].
Март
- 1 марта
- Хашим аль-Аттаси приведён к присяге в качестве президента Сирии. Премьер-министром назначен Сабри аль-Асали, 3 марта восстановлено действие Конституции 1950 года.
- В США объявлено о том, что на Маршалловых островах успешно прошло испытание водородной бомбы, мощность которой более чем в 500 раз превосходила бомбу, сброшенную на Хиросиму в 1945 году.
- Пепел с испытаний американской водородной бомбы на атолле Бикини накрыл в открытом океане японскую рыболовецкую шхуну «Фукурю-мару». Все 23 члена экипажа получили критическую степень заражения. Инцидент имел большой международный резонанс[10].
- 8 марта — в Токио подписано соглашение О помощи в обеспечении совместной обороны между Японией и США, оставлявшее за армией США все её базы в Японии и обязывавшее японское правительство выделять ежегодно 155 миллионов долларов на содержание американских войск на японской территории[11].
- 10 марта — в Варшаве открылся II съезд правящей Польской объединённой рабочей партии, который подвёл итоги выполнения 6-летнего плана и принял решение о повышении заработной платы[12].
- 13 марта — Индокитайская война: начало битвы при Дьенбьенфу[13].
Апрель
- 3 апреля — Владимир Петров, сотрудник советского посольства в Канберре, получил политическое убежище в Австралии.
- 7 апреля — отставка премьер-министра Камбоджи Чан Нака. Король Нородом Сианук лично возглавил правительство[14].
- 8 апреля — в Средиземное море упал самолёт de Havilland Comet компании South African Airways, погиб 21 человек.
- 11 апреля — признан британскими специалистами по компьютерным технологиям самым скучным днём. В этот день (это воскресенье) в Бельгии прошли всеобщие выборы, в Великобритании умер игрок футбольного клуба «Олдхэм Атлетик» Джек Шафлботэм (его карьера началась в 1900-х годах), а в Турции родился Абдулла Аталар, который впоследствии стал учёным и ректором университета Билкент[15].
- 12 апреля
- В условиях волнений в стране король Ливии отправил в отставку правительство премьер-министра Мухаммеда Сакизли. Новым премьер-министром назначен министр общественных работ Мустафа Бен Халим (до 26 мая 1957 года)[7][8].
- Была записана композиция «Rock Around the Clock», ставшая одним из самых продаваемых рок-н-ролльных синглов в истории.
- 17 апреля — полковник Насер стал премьер-министром и военным губернатором Египта[16].
- 18 апреля — премьер-министром Камбоджи назначен Пенн Нут[14].
- 21 апреля — Вступление СССР в ЮНЕСКО.
- 25 апреля — СССР разрывает дипломатические отношения с Австралией[17].
- 26 апреля — в Женеве открылось совещание министров иностранных дел СССР, КНР, Великобритании, США и Франции о восстановлении мира в Индокитае и о мирном урегулировании в Корее[18].
- 29 апреля — представители Франции и вьетнамского императорского правительства Бао Дая выступили с Совместной франко-вьетнамской декларацией о предстоящем подписании договора о признании Францией независимости баодаевского Вьетнама и объединении в рамках Французского Союза[19].
Май
- 5 мая — начальник штаба армии Парагвая полковник Альфредо Стресснер совершил бескровный переворот в Асунсьоне. Президент Федерико Чавес лишён власти, но сохранил свой пост[20].
- 7 мая — Индокитайская война: французский гарнизон Дьенбьенфу капитулировал[13].
- 8 мая — президент Парагвая Федерико Чавес официально смещён с поста. Временным президентом после долгих переговоров провозглашён глава сформированной 6 мая Правительственной хунты, начальник разведки Главного штаба армии Томас Ромеро Перейра[21].
- 10 мая — глава северовьетнамской делегации на Женевской конференции Фам Ван Донг предложил провести свободные выборы во Вьетнаме, Лаосе и Камбодже[22].
- 12 мая — представитель вьетнамского императорского правительства Бао Дая заявил, что только его правительство «компетентно на законном основании представлять Вьетнам» в вопросе о политическом единстве страны[22].
- 19 мая — в Карачи заключено второе в 1954 году Соглашение о взаимной помощи в целях обороны между США и Пакистаном, предусматривавшее создание в Пакистане военных баз США, его обязательство участвовать в азиатских военных блоках и наложение ограничений на торговлю Пакистана с Советским Союзом и социалистическими странами[9].
- 21 мая — в Аргентине началась забастовка металлургов[23].
- 25 мая — начал действовать воздушный мост между военными базами США и городами Тегусигальпа и Манагуа. По нему перебрасывались вооружения для гватемальской оппозиции[24].
- 29 мая — министр иностранных дел СССР В. М. Молотов заявил, что Женевское совещание исходит из принципа единства Вьетнама и этот вопрос не является предметом дискуссии[22].
Июнь
- 3 июня — офицеры генерального штаба Гватемалы заявили президенту страны Хакобо Арбенсу протест против деятельности лидера Национальной конфедерации крестьян коммуниста Кастильо Флореса и его действий по созданию народной милиции[25].
- 4 июня — парафирован договор о признании Францией полной независимости Вьетнама под управлением императора Бао Дая (Соглашение Ланьеля-Буу Лока)[19].
- 12 июня — После поражения французских войск при Дьенбьенфу Национальное собрание Франции отправляет правительство Жозефа Ланьеля в отставку[26][27].
- 18 июня — отряды вооружённой оппозиции во главе с Карлосом Кастильо Армасом перешли границу Гватемалы с целью свержения правительства Хакобо Арбенса[25].
- 19 июня — во Франции сформирован кабинет Пьера Мендес-Франса[26], который заявил, что прекратит войну в Индокитае уже на следующий день, 20 июня[27].
- 24 июня были впервые испытаны катапульты и космические скафандры: состав экипажа — собаки Рыжик и Лиса. Это было первое испытание систем экстренного возвращения космонавтов.
- 27 июня
- В Обнинске запущена первая в мире промышленная атомная электростанция.
- Под давлением командования армии подал в отставку президент Гватемалы полковник Хакобо Арбенс, начавшаяся в 1944 году гватемальская революция завершилась. Его преемник командующий армией полковник Карлос Энрике Диас на следующий день смещён военными по обвинению в содействии выезду коммунистов за пределы страны. В состав новой хунты введён лидер оппозиции Карлос Кастильо Армас[28].
Июль
- 1 июля — постановление Совета Министров СССР «О введении совместного обучения в школах Москвы, Ленинграда и других городов».
- 4 июля — Окончательная отмена карточной системы в Великобритании.
- 7 июля — в подопечной территории ООН Танганьика, находящейся под управлением Великобритании, учитель Джулиус Ньерере основал Африканский национальный союз Танганьики (ТАНУ), в будущем — правящую партию Танзании[29].
- 10 июля — произошёл раскол в алжирской партии Движение за триумф демократических свобод. Члены Революционного комитета единства и действия во главе с Рабахом Битатом и Мохаммедом Будиафом выступили против курса лидера партии Ахмеда Мессали Хаджа и начали подготовку к вооружённой борьбе за освобождение Алжира[30].
- 11 июля — на президентских выборах в Парагвае новым президентом страны избран руководитель переворота 5 мая начальник штаба армии Альфредо Стресснер, выдвинутый партией «Колорадо»[31].
- 12 июля — Указ Президиума Верховного Совета СССР «Об отмене персональных званий и знаков различия для работников гражданских министерств и ведомств».
- 18 июля — VI пленум ЦК Партии трудящихся Вьетнама принял решение согласиться с мнением Политбюро одобрить соглашения, выработанные Женевской конференцией[32].
- 21 июля — в Женеве подписанием Женевских соглашений об Индокитае закрылось совещание министров иностранных дел СССР, КНР, Великобритании, США и Франции о восстановлении мира в Индокитае и о мирном урегулировании в Корее[27].
- 22 июля — президент ДРВ Хо Ши Мин выступил с обращением к вьетнамскому народу по случаю восстановления мира во Вьетнаме и заявил, что Южный Вьетнам является неотъемлемой частью территории страны. Он заявил: «Наша страна обязательно будет единой и наши соотечественники по всей стране, несомненно, будут освобождены»[33].
- 25 июля — закрылась пятидневная Национальная конференция Партии трудящихся Вьетнама, принявшая решение точно выполнять условия Женевских соглашений об Индокитае[32].
- 27 июля — прекращены военные действия в Северном Вьетнаме[34].
- 31 июля
- Премьер-министр Франции Пьер Мендес-Франс прибыл с визитом в Тунис и объявил о предстоящем предоставлении этому протекторату внутренней автономии[35].
- Итальянские альпинисты Лино Лачеделли и Ахилле Компаньони первыми в мире поднялись на вершину К2 (8611 м). Руководитель экспедиции — Ардито Дезио.
Август
- 1 августа
- Впервые после войны была открыта Всесоюзная сельскохозяйственная выставка, впоследствии Выставка достижений народного хозяйства (ВДНХ), в настоящее время Всероссийский выставочный центр (ВВЦ).
- Прекращены военные действия в Центральном Вьетнаме[34].
- 6 августа — прекращение военный действий в Лаосе в соответствии с Женевскими соглашениями[36].
- 10 августа — расторгнут Нидерландо-Индонезийский союз[37].
- 11 августа — прекращены военные действия в Южном Вьетнаме. Начата 300-дневная перегруппировка Вьетнамской народной армии на север от 17-й параллели и сил Французского Союза с севера в Южный Вьетнам[34].
- 15 августа — на пост президента Парагвая официально вступил руководитель переворота 5 мая Альфредо Стресснер[21].
- 16 августа — Катастрофа Bristol 170 под Паксе.
- 24 августа — президент Бразилии Жетулиу Варгас взял отпуск на 20 дней и затем покончил с собой. Функции президента перешли к вице-президенту Жуану Кафе Филью[38].
- Подписание президентом США Дуайтом Эйзенхауэром закона «О контроле над коммунистической деятельностью».
- 26 августа — Катастрофа Ли-2 под Южно-Сахалинском.
- 30 августа — Национальное собрание Франции отказалось ратифицировать Парижский договор 1952 года[39].
Сентябрь
- 8 сентября — Австралия вступила в СЕАТО[17].
- 9 сентября
- В Бенгази заключено военное соглашение между США и королевским правительством Ливии. Соглашение передало за арендную плату под полный контроль военных властей США договорные территории для создания военных баз (в том числе базы ВВС США Уилус-Филд в Меллахе), а также дало право пролёта ВВС США над всей территорией Ливии и другие права[40].
- Премьер-министр королевского правительства Лаоса принц Суванна Фума встретился в Долине Кувшинов с лидером Фронта освобождения Лаоса принцем Суфанувонгом. Начаты переговоры о политическом урегулировании в Лаосе[41].
- 14 сентября на Тоцком полигоне (Оренбургская область) впервые в СССР состоялись войсковые учения с применением атомного оружия. Им предшествовало специальное постановление Совета министров СССР от 29 сентября 1953 года, начавшее широкомасштабную подготовку Вооружённых Сил и страны в целом к действиям в особых условиях. В ходе этих учений в 9 ч 33 мин была взорвана бомба 40 Кт.(в т. э.) на расстоянии 5 км от линии фронта; были задействованы части, штабы и подразделения всех видов и родов войск (около 45 тыс. чел.); командование осуществлял маршал Жуков. В качестве наблюдателей были приглашены министры обороны дружественных СССР государств. Подробности учений стали известны советской общественности лишь в годы Перестройки (после взрыва на ЧАЭС), когда уцелевшие участники стали требовать себе таких же льгот, какие полагались «чернобыльцам»).
- 17 сентября — создан советский ядерный полигон на архипелаге Новая Земля.
- 18 сентября — в кабинете министра иностранных дел Лаоса Фуи Сананикона убит министр обороны Лаоса Ку Воравонг. По обвинению в убийстве арестован известный политик Бонг Суваннавонг, что вызвало политический кризис[42].
- 27 сентября — Катастрофа Ил-12 под Новосибирском — крупнейшая катастрофа Ил-12 (29 погибших).
Октябрь
- 5 октября — в Лондоне был подписан договор, по которому зона A Свободной территории Триест (с городом Триест) была присоединена к Италии, а зона B к Югославии.
- 10 октября
- В Гватемале проведён плебисцит методом открытого публичного опроса. На нём Карлос Кастильо Армас избран президентом страны[28].
- Во Французском Алжире члены Революционного комитета единства и действия Рабах Битат, Мохаммед Будиаф и другие создали Фронт национального освобождения и Армию национального освобождения Алжира[30].
- 18 октября
- Северовьетнамские формирования выведены из Камбоджи[43]
- В США анонсирован первый в мире полностью транзисторный радиоприёмник Regency TR-1. Производство началось 25 октября.
- 19 октября
- Подписано соглашение о выводе британских войск из Египта[44].
- Первое восхождение на Чо-Ойю, совершенное членами австрийской экспедиции Хербертом Тихи, Йозефом Йёхлером и шерпой Пасанг Дава Ламой.
- 20 октября — вследствие политической борьбы, вызванной убийством в сентябре министра обороны Лаоса Ку Воравонга, ушло в отставку правительство Лаоса во главе с Суванна Фумой[42][45].
- 23 октября — представители США, Великобритании, Франции и СССР договорились о прекращении оккупации Германии.
- 26 октября — в Александрии совершено покушение на президента Египта Гамаля Абдель Насера[46].
- 27 октября — Катастрофа Ил-12 на горе Сивуха.
Ноябрь
- 1 ноября — Фронт национального освобождения поднял восстание на юго-востоке Алжира. Началась война за независимость страны от французского колониального господства[47].
- 1 ноября — анклавы Пондишери, Янам, Мохе и Карикал де-факто были переданы Францией Индии, образовав Союзную территорию Пондишерри.
- 11 ноября — в Египте президент Мохаммед Нагиб смещён со своего поста (18 ноября подполковник Гамаль Абдель Насер стал главой государства)[48].
- 16 ноября — северовьетнамские формирования выведены из Лаоса[43].
- 19 ноября
- Премьер-министр ГДР Отто Гротеволь сформировал новое правительство[49].
- Завершён вывод французской армии и вьетнамских сил из Лаоса, где временно сохранён только французский военный персонал[50].
- 23 ноября — Национальное собрание Лаоса утвердило правительство во главе с Катаем Сасоритом, сформированное после длительного политического кризиса[42].
- 25 ноября — после волнений католической молодёжи в Кордове, президент Аргентины Хуан Перон выступил на митинге и заявил о своём конфликте с «клерикальными силами». Волнения перекинулись на другие провинции страны[51].
- 30 ноября — американка Энн Элизабет Ходжес была ранена осколком метеорита Сулакого — это первый задокументированный случай ранения человека внеземным объектом[52].
Декабрь
- 2 декабря — заключено американо-тайваньское соглашение о взаимной обороне, по которому США обязались обеспечить защиту острова Тайвань и архипелага Пэнхуледао от внешнего нападения[53].
- 5 декабря — Катастрофа Ил-12 в Алма-Ате.
- 15 декабря
- 21 декабря — в Аргентине принят закон О публичных собраниях, запретивший собрания и выступления на улицах, в парках и на площадях[55].
- 25 декабря — в Лаосе избрано Национальное собрание третьего созыва[56].
- 27 декабря — новое правительство Гватемалы завершило возврат компании «Юнайтед фрут» всех земель, конфискованных в правление президента Хакобо Арбенса[57].
- 31 декабря — государственный департамент США официально заявил, что США будут оказывать Южному Вьетнаму помощь в целях обороны от «коммунистической подрывной деятельности» с 1 января 1955 года[58].
Наука
Спорт
Музыка
Кино
Телевидение
Театр
Напишите отзыв о статье "1954 год"
Литература
Изобразительное искусство СССР
Авиация
Общественный транспорт
Метрополитен
Железнодорожный транспорт
Персоны года
Человек года по версии журнала Time — Джон Даллес, Государственный секретарь США.
Родились
См. также: Категория:Родившиеся в 1954 году
- 1 января — Сергей Подгорный, советский и украинский актёр (В бой идут одни «старики», ум. 2011).
- 4 января — Олег Романцев, советский и российский футболист и тренер.
- 6 января — Николетт Скорсезе, актриса («Рождественские каникулы»).
- 10 января — Виктор Курочкин, депутат Государственной думы второго созыва.
- 13 января — Алексей Глызин, эстрадный певец.
- 22 января — Леонид Ярмольник, актёр и шоумен.
- 7 февраля — Дитер Болен, солист Modern Talking и Blue System.
- 17 февраля — Рене Руссо, американская актриса и бывшая модель.
- 18 февраля — Джон Траволта, голливудский актёр.
- 23 февраля — Виктор Андреевич Ющенко, украинский государственный и политический деятель, Президент Украины в 2005—2010 годах.
- 23 февраля — Анатолий Коненко, художник-микроминиатюрист.
- 24 февраля — Любовь Успенская, российская певица, королева шансона.
- 26 февраля — Реджеп Тайип Эрдоган, премьер-министр Турции.
- 1 марта — Рон Ховард, американский кинорежиссёр, продюсер, актёр.
- 3 марта — Андрей Мисин, российский композитор, музыкант, саунд-продюсер.
- 4 марта — Кэтрин О’Хара, американская и канадская актриса.
- 4 марта — Борис Моисеев, советский и российский танцовщик, актёр, хореограф, эстрадный певец.
- 24 марта — Александр Серов, советский и российский эстрадный певец.
- 31 марта — Лайма Вайкуле, латышская певица.
- 31 марта — Данзан-Хайбзун Самаев, бурятский лама, общественный и политический деятель, возродивший буддизм в Саянах.
- 7 апреля — Джеки Чан, актёр, кинорежиссёр, каскадёр и сценарист.
- 7 апреля — Юрий Маляров, российский и советский актёр.
- 9 апреля — Деннис Куэйд, американский киноактёр.
- 10 апреля — Питер Макникол, актёр театра и кино.
- 11 апреля — Валерий Гаркалин, советский и российский актёр театра и кино.
- 14 апреля — Брюс Стерлинг, американский писатель-фантаст, журналист и литературовед, один из лидеров киберпанка.
- 14 апреля — Кацухиро Отомо, японский аниме-режиссёр, продюсер, аниматор, сценарист (фильмы Акира, Старик Зет).
- 5 мая — Наталья Хорохорина, советская и российская актриса театра и кино.
- 26 мая — Мариан Голд, немецкий музыкант
- 15 июня — Джеймс Белуши, американский актёр.
- 16 июня — Сергей Анатольевич Курёхин, композитор, джазмен, рок-пианист, художник и режиссёр (ум. в 1996 г.).
- 18 июня — Сергей Патрушев, поэт-песенник, соавтор песен многих российских рок- и поп-исполнителей (ум. в 2012 г.).
- 19 июня — Кэтлин Тёрнер, американская киноактриса.
- 22 июня — Богуслава Павелец, польская актриса («Сексмиссия»).
- 30 июня — Серж Саргсян, армянский политический, государственный и военный деятель. Президент Армении с 2008.
- 17 июля — Ангела Меркель, немецкий политик, 8-я федеральный канцлер Германии.
- 21 июля — Михаил Сипер, советский, а ныне — израильский поэт.
- 26 июля — Лоуренс Уотт-Эванс, американский писатель-фантаст.
- 28 июля — Уго Чавес, президент Венесуэлы с 1999 года.
- 29 июля — Игорь Крутой, российский композитор, певец, владелец продюсерской фирмы «АРС».
- 7 августа — Валерий Газзаев, советский нападающий и российский футбольный тренер.
- 9 августа — Божена Стрыйкувна, польская актриса («Сексмиссия»).
- 12 августа — Матлюба Алюмова, актриса (фильм «Цыган»).
- 12 августа — Франсуа Олланд, президент Франции.
- 16 августа — Джеймс Кэмерон, американский кинорежиссёр («Аватар», Терминатор 2: Судный день, «Чужие»).
- 30 августа — Александр Лукашенко, президент Белоруссии.
- 31 августа — Роберт Кочарян, бывший президент Армении.
- 4 сентября — Виктор Бычков, российский телеведущий программы Спокойной ночи малыши.
- 6 сентября — Александр Тарханов, российский футбольный специалист, заслуженный тренер России.
- 8 сентября — Сергей Гайдукевич, белорусский политик, общественный деятель.
- 2 октября — Лоррейн Бракко, американская актриса («Славные парни», «Клан Сопрано»).
- 8 октября — Майкл Дудикофф, киноактёр.
- 8 октября — Людмила Николаевна Дребнева, заслуженная артистка России.
- 29 октября — Алоиз Эстерманн (ум. 1998), командир Папской Швейцарской Гвардии, убитый в Ватикане всего через несколько часов после назначения.
- 3 ноября — Адам Ант (Стюарт Лесли Годдард), фронтмен Adam and the Ants.
- 13 ноября — Крис Нот, телевизионный актёр.
- 15 ноября — Александр Квасьневский, президент Польши (1995—2005).
- 22 ноября — Юрий Поляков, русский писатель.
- 24 ноября — Эмир Кустурица, сербский кинорежиссёр.
- 29 ноября — Джоэл Коэн, американский режиссёр, продюсер, сценарист.
- 4 декабря — Пал Завада, венгерский социолог и писатель словацкого происхождения.
- 18 декабря — Рэй Лиотта, американский актёр («Славные парни»).
- 28 декабря — Дензел Вашингтон, американский актёр.
Скончались
См. также: Категория:Умершие в 1954 году
- 16 января — Михаил Михайлович Пришвин, русский советский писатель, певец русской природы.
- 14 мая — Гудериан, Гейнц Вильгельм, немецкий генерал, создатель немецких бронетанковых войск.
- 7 июня — Тьюринг, Алан Матисон, английский математик.
- 29 августа — Александр Виссарионович Абаше́ли, грузинский поэт и писатель-фантаст.
- 26 ноября — Йонас Жямайтис-Витаутас, литовский генерал, начальник антисоветской движения сопротивления после Второй мировой войны, Президент Литвы (р. 1909).
- 28 ноября — Энрико Ферми, итальянский физик, лауреат Нобелевской премии по физике (1938).
- 5 декабря — Соломон Борисович Юдовин, русско-еврейский и советский график, художник, этнограф (р. 1892).
Нобелевские премии
- Физика — Макс Борн — «За фундаментальные исследования по квантовой механике, особенно за его статистическую интерпретацию волновой функции», Вальтер Боте — «За метод совпадений для обнаружения космических лучей и сделанные в связи с этим открытия».
- Химия — Лайнус Карл Полинг
- Медицина и физиология — Джон Франклин Эндерс, Томас Хакл Уэллер, Фредерик Чапмен Роббинс
- Экономика — не присуждалась.
- Литература — Эрнест Миллер Хемингуэй —"За повествовательное мастерство, в очередной раз продемонстрированное в «Старике и море»".
- Премия мира — Служба верховного комиссара ООН по делам беженцев
См. также
|
1954 год в Викитеке? |
|---|
Примечания
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 14 — С. 478.
- ↑ СИЭ т. 13 — С. 930.
- ↑ Новейшая история арабских стран Африки / М. 1990 — С. 438.
- ↑ Хамруш А. Революция 23 июля 1952 года в Египте / М. 1984 — С. 236.
- ↑ 1 2 Хамруш А. Революция 23 июля 1952 года в Египте / М. 1984 — С. 237.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 13 — С. 514.
- ↑ 1 2 СИЭ т. 8 — С. 660.
- ↑ 1 2 [www.worldstatesmen.org/Libya.htm Worldstatesmen.org. Libya. (англ.)]
- ↑ 1 2 СИЭ т. 1 — С. 454.
- ↑ Всеволод Овчинников, Горячий пепел. Хроника тайной гонки за обладание атомным оружием. / М. 1984 — С. 118.
- ↑ СИЭ т. 1 — С. 462.
- ↑ СИЭ т. 11 — С. 299.
- ↑ 1 2 Михеев Ю. Я. Индокитай: путь к миру / М. 1977 — С. 21.
- ↑ 1 2 [www.worldstatesmen.org/Cambodia.html Worldstatesmen.org.Cambodia/ (англ.)]
- ↑ [blog.trueknowledge.com/2010/11/most-boring-day-in-history.html The Most Boring Day in History — April 11 1954.] (англ.)
- ↑ Агарышев А. Насер / М. 1975 — С. 94.
- ↑ 1 2 СИЭ т.1 — С.90.
- ↑ Кожевников В. А. Очерки новейшей истории Лаоса/М.1979 — С.89.
- ↑ 1 2 Михеев Ю. Я. Индокитай: путь к миру/М.1977 — 25.
- ↑ Alfredo Stroessner. (исп.)
- ↑ 1 2 [www.worldstatesmen.org/Paraguay.html Worldstatesmen.org. Paraguay. (англ.).]
- ↑ 1 2 3 Михеев Ю. Я. Индокитай: путь к миру / М. 1977 — С. 39.
- ↑ Очерки истории Аргентины / М., Соцэкгиз, 1961 — С. 485.
- ↑ Леонов Н. С. Очерки новой и новейшей истории стран Центральной Америки / М. 1975 — С. 279.
- ↑ 1 2 Леонов Н. С. Очерки новой и новейшей истории стран Центральной Америки/М.1975 — С.180.
- ↑ 1 2 Смирнов В. П. Новейшая история Франции / М. 1979 — С. 375.
- ↑ 1 2 3 Кожевников В. А. Очерки новейшей истории Лаоса/М.1979 — С.90.
- ↑ 1 2 Леонов Н. С. Очерки новой и новейшей истории стран Центральной Америки/М.1975 — С.182.
- ↑ Политические партии Африки / М. 1970 — С. 73.
- ↑ 1 2 СИЭ т. 1 — С. 399.
- ↑ Ежегодник БСЭ, 1970/ М. Советская энциклопедия — С. 338.
- ↑ 1 2 Михеев Ю. Я. Индокитай: путь к миру/М.1977 — 47.
- ↑ Михеев Ю. Я. Индокитай: путь к миру/М.1977 — 42.
- ↑ 1 2 3 Михеев Ю. Я. Индокитай: путь к миру/М.1977 — 32.
- ↑ Новейшая история арабских стран Африки / М. 1990 — С. 445.
- ↑ Кожевников В. А. Очерки новейшей истории Лаоса / М. 1979 — С. 91.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 13 — С. 486.
- ↑ СИЭ т. 2 — С. 688.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 18 — С. 250.
- ↑ СИЭ т. 1 — С. 452.
- ↑ Кожевников В. А. Очерки новейшей истории Лаоса / М. 1979 — С. 98.
- ↑ 1 2 3 Кожевников В. А. Очерки новейшей истории Лаоса / М. 1979 — С. 99.
- ↑ 1 2 Михеев Ю. Я. Индокитай: путь к миру / М. 1977 — С. 49.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 9 — С. 45.
- ↑ [www.worldstatesmen.org/Laos.htm Worldstatesmen.org. Laos.] (англ.)
- ↑ Агарышев А. Насер / М. 1975 — С. 96.
- ↑ СИЭ т. 1 — С. 396.
- ↑ Агарышев А. Насер / М. 1975 — С. 98.
- ↑ Ежегодник БСЭ. 1958 / М. 1958 — С. 230.
- ↑ Кожевников В. А. Очерки новейшей истории Лаоса / М. 1979 — С. 97.
- ↑ Очерки истории Аргентины / М., Соцэкгиз, 1961 — С. 516.
- ↑ [articles.adsabs.harvard.edu//full/1995LPI....26.1133P/0001133.000.html?high=484678bbd531063 H. Povenmire. The Sylacauga, Alabama Meteorite: The Impact Locations, Atmosphere Trajectory, Strewn Field and Radiant] H.Povenmire. Abstracts of the Lunar and Planetary Science Conference, volume 26, page 1133, (1995)
- ↑ СИЭ т. 14 — С. 70.
- ↑ СИЭ т. 1 — С. 460.
- ↑ 1 2 Очерки истории Аргентины / М., Соцэкгиз, 1961 — С. 502.
- ↑ Кожевников В. А. Очерки новейшей истории Лаоса / М. 1979 — С. 143.
- ↑ Леонов Н. С. Очерки новой и новейшей истории стран Центральной Америки / М. 1975 — С. 183.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 5 — С. 594.
| Календарь на 1954 год | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
Январь
|
Февраль
|
Март
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Апрель
|
Май
|
Июнь
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Июль
|
Август
|
Сентябрь
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Октябрь
|
Ноябрь
|
Декабрь
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий 1954 год
– Est il a Moscou? [Что, он в Москве?] – замявшись и с преступным лицом сказал Пьер.Француз посмотрел на преступное лицо Пьера и усмехнулся.
– Non, il fera son entree demain, [Нет, он сделает свой въезд завтра,] – сказал он и продолжал свои рассказы.
Разговор их был прерван криком нескольких голосов у ворот и приходом Мореля, который пришел объявить капитану, что приехали виртембергские гусары и хотят ставить лошадей на тот же двор, на котором стояли лошади капитана. Затруднение происходило преимущественно оттого, что гусары не понимали того, что им говорили.
Капитан велел позвать к себе старшего унтер офицера в строгим голосом спросил у него, к какому полку он принадлежит, кто их начальник и на каком основании он позволяет себе занимать квартиру, которая уже занята. На первые два вопроса немец, плохо понимавший по французски, назвал свой полк и своего начальника; но на последний вопрос он, не поняв его, вставляя ломаные французские слова в немецкую речь, отвечал, что он квартиргер полка и что ему ведено от начальника занимать все дома подряд, Пьер, знавший по немецки, перевел капитану то, что говорил немец, и ответ капитана передал по немецки виртембергскому гусару. Поняв то, что ему говорили, немец сдался и увел своих людей. Капитан вышел на крыльцо, громким голосом отдавая какие то приказания.
Когда он вернулся назад в комнату, Пьер сидел на том же месте, где он сидел прежде, опустив руки на голову. Лицо его выражало страдание. Он действительно страдал в эту минуту. Когда капитан вышел и Пьер остался один, он вдруг опомнился и сознал то положение, в котором находился. Не то, что Москва была взята, и не то, что эти счастливые победители хозяйничали в ней и покровительствовали ему, – как ни тяжело чувствовал это Пьер, не это мучило его в настоящую минуту. Его мучило сознание своей слабости. Несколько стаканов выпитого вина, разговор с этим добродушным человеком уничтожили сосредоточенно мрачное расположение духа, в котором жил Пьер эти последние дни и которое было необходимо для исполнения его намерения. Пистолет, и кинжал, и армяк были готовы, Наполеон въезжал завтра. Пьер точно так же считал полезным и достойным убить злодея; но он чувствовал, что теперь он не сделает этого. Почему? – он не знал, но предчувствовал как будто, что он не исполнит своего намерения. Он боролся против сознания своей слабости, но смутно чувствовал, что ему не одолеть ее, что прежний мрачный строй мыслей о мщенье, убийстве и самопожертвовании разлетелся, как прах, при прикосновении первого человека.
Капитан, слегка прихрамывая и насвистывая что то, вошел в комнату.
Забавлявшая прежде Пьера болтовня француза теперь показалась ему противна. И насвистываемая песенка, и походка, и жест покручиванья усов – все казалось теперь оскорбительным Пьеру.
«Я сейчас уйду, я ни слова больше не скажу с ним», – думал Пьер. Он думал это, а между тем сидел все на том же месте. Какое то странное чувство слабости приковало его к своему месту: он хотел и не мог встать и уйти.
Капитан, напротив, казался очень весел. Он прошелся два раза по комнате. Глаза его блестели, и усы слегка подергивались, как будто он улыбался сам с собой какой то забавной выдумке.
– Charmant, – сказал он вдруг, – le colonel de ces Wurtembourgeois! C'est un Allemand; mais brave garcon, s'il en fut. Mais Allemand. [Прелестно, полковник этих вюртембергцев! Он немец; но славный малый, несмотря на это. Но немец.]
Он сел против Пьера.
– A propos, vous savez donc l'allemand, vous? [Кстати, вы, стало быть, знаете по немецки?]
Пьер смотрел на него молча.
– Comment dites vous asile en allemand? [Как по немецки убежище?]
– Asile? – повторил Пьер. – Asile en allemand – Unterkunft. [Убежище? Убежище – по немецки – Unterkunft.]
– Comment dites vous? [Как вы говорите?] – недоверчиво и быстро переспросил капитан.
– Unterkunft, – повторил Пьер.
– Onterkoff, – сказал капитан и несколько секунд смеющимися глазами смотрел на Пьера. – Les Allemands sont de fieres betes. N'est ce pas, monsieur Pierre? [Экие дурни эти немцы. Не правда ли, мосье Пьер?] – заключил он.
– Eh bien, encore une bouteille de ce Bordeau Moscovite, n'est ce pas? Morel, va nous chauffer encore une pelilo bouteille. Morel! [Ну, еще бутылочку этого московского Бордо, не правда ли? Морель согреет нам еще бутылочку. Морель!] – весело крикнул капитан.
Морель подал свечи и бутылку вина. Капитан посмотрел на Пьера при освещении, и его, видимо, поразило расстроенное лицо его собеседника. Рамбаль с искренним огорчением и участием в лице подошел к Пьеру и нагнулся над ним.
– Eh bien, nous sommes tristes, [Что же это, мы грустны?] – сказал он, трогая Пьера за руку. – Vous aurai je fait de la peine? Non, vrai, avez vous quelque chose contre moi, – переспрашивал он. – Peut etre rapport a la situation? [Может, я огорчил вас? Нет, в самом деле, не имеете ли вы что нибудь против меня? Может быть, касательно положения?]
Пьер ничего не отвечал, но ласково смотрел в глаза французу. Это выражение участия было приятно ему.
– Parole d'honneur, sans parler de ce que je vous dois, j'ai de l'amitie pour vous. Puis je faire quelque chose pour vous? Disposez de moi. C'est a la vie et a la mort. C'est la main sur le c?ur que je vous le dis, [Честное слово, не говоря уже про то, чем я вам обязан, я чувствую к вам дружбу. Не могу ли я сделать для вас что нибудь? Располагайте мною. Это на жизнь и на смерть. Я говорю вам это, кладя руку на сердце,] – сказал он, ударяя себя в грудь.
– Merci, – сказал Пьер. Капитан посмотрел пристально на Пьера так же, как он смотрел, когда узнал, как убежище называлось по немецки, и лицо его вдруг просияло.
– Ah! dans ce cas je bois a notre amitie! [А, в таком случае пью за вашу дружбу!] – весело крикнул он, наливая два стакана вина. Пьер взял налитой стакан и выпил его. Рамбаль выпил свой, пожал еще раз руку Пьера и в задумчиво меланхолической позе облокотился на стол.
– Oui, mon cher ami, voila les caprices de la fortune, – начал он. – Qui m'aurait dit que je serai soldat et capitaine de dragons au service de Bonaparte, comme nous l'appellions jadis. Et cependant me voila a Moscou avec lui. Il faut vous dire, mon cher, – продолжал он грустным я мерным голосом человека, который сбирается рассказывать длинную историю, – que notre nom est l'un des plus anciens de la France. [Да, мой друг, вот колесо фортуны. Кто сказал бы мне, что я буду солдатом и капитаном драгунов на службе у Бонапарта, как мы его, бывало, называли. Однако же вот я в Москве с ним. Надо вам сказать, мой милый… что имя наше одно из самых древних во Франции.]
И с легкой и наивной откровенностью француза капитан рассказал Пьеру историю своих предков, свое детство, отрочество и возмужалость, все свои родственныеимущественные, семейные отношения. «Ma pauvre mere [„Моя бедная мать“.] играла, разумеется, важную роль в этом рассказе.
– Mais tout ca ce n'est que la mise en scene de la vie, le fond c'est l'amour? L'amour! N'est ce pas, monsieur; Pierre? – сказал он, оживляясь. – Encore un verre. [Но все это есть только вступление в жизнь, сущность же ее – это любовь. Любовь! Не правда ли, мосье Пьер? Еще стаканчик.]
Пьер опять выпил и налил себе третий.
– Oh! les femmes, les femmes! [О! женщины, женщины!] – и капитан, замаслившимися глазами глядя на Пьера, начал говорить о любви и о своих любовных похождениях. Их было очень много, чему легко было поверить, глядя на самодовольное, красивое лицо офицера и на восторженное оживление, с которым он говорил о женщинах. Несмотря на то, что все любовные истории Рамбаля имели тот характер пакостности, в котором французы видят исключительную прелесть и поэзию любви, капитан рассказывал свои истории с таким искренним убеждением, что он один испытал и познал все прелести любви, и так заманчиво описывал женщин, что Пьер с любопытством слушал его.
Очевидно было, что l'amour, которую так любил француз, была ни та низшего и простого рода любовь, которую Пьер испытывал когда то к своей жене, ни та раздуваемая им самим романтическая любовь, которую он испытывал к Наташе (оба рода этой любви Рамбаль одинаково презирал – одна была l'amour des charretiers, другая l'amour des nigauds) [любовь извозчиков, другая – любовь дурней.]; l'amour, которой поклонялся француз, заключалась преимущественно в неестественности отношений к женщине и в комбинация уродливостей, которые придавали главную прелесть чувству.
Так капитан рассказал трогательную историю своей любви к одной обворожительной тридцатипятилетней маркизе и в одно и то же время к прелестному невинному, семнадцатилетнему ребенку, дочери обворожительной маркизы. Борьба великодушия между матерью и дочерью, окончившаяся тем, что мать, жертвуя собой, предложила свою дочь в жены своему любовнику, еще и теперь, хотя уж давно прошедшее воспоминание, волновала капитана. Потом он рассказал один эпизод, в котором муж играл роль любовника, а он (любовник) роль мужа, и несколько комических эпизодов из souvenirs d'Allemagne, где asile значит Unterkunft, где les maris mangent de la choux croute и где les jeunes filles sont trop blondes. [воспоминаний о Германии, где мужья едят капустный суп и где молодые девушки слишком белокуры.]
Наконец последний эпизод в Польше, еще свежий в памяти капитана, который он рассказывал с быстрыми жестами и разгоревшимся лицом, состоял в том, что он спас жизнь одному поляку (вообще в рассказах капитана эпизод спасения жизни встречался беспрестанно) и поляк этот вверил ему свою обворожительную жену (Parisienne de c?ur [парижанку сердцем]), в то время как сам поступил во французскую службу. Капитан был счастлив, обворожительная полька хотела бежать с ним; но, движимый великодушием, капитан возвратил мужу жену, при этом сказав ему: «Je vous ai sauve la vie et je sauve votre honneur!» [Я спас вашу жизнь и спасаю вашу честь!] Повторив эти слова, капитан протер глаза и встряхнулся, как бы отгоняя от себя охватившую его слабость при этом трогательном воспоминании.
Слушая рассказы капитана, как это часто бывает в позднюю вечернюю пору и под влиянием вина, Пьер следил за всем тем, что говорил капитан, понимал все и вместе с тем следил за рядом личных воспоминаний, вдруг почему то представших его воображению. Когда он слушал эти рассказы любви, его собственная любовь к Наташе неожиданно вдруг вспомнилась ему, и, перебирая в своем воображении картины этой любви, он мысленно сравнивал их с рассказами Рамбаля. Следя за рассказом о борьбе долга с любовью, Пьер видел пред собою все малейшие подробности своей последней встречи с предметом своей любви у Сухаревой башни. Тогда эта встреча не произвела на него влияния; он даже ни разу не вспомнил о ней. Но теперь ему казалось, что встреча эта имела что то очень значительное и поэтическое.
«Петр Кирилыч, идите сюда, я узнала», – слышал он теперь сказанные сю слова, видел пред собой ее глаза, улыбку, дорожный чепчик, выбившуюся прядь волос… и что то трогательное, умиляющее представлялось ему во всем этом.
Окончив свой рассказ об обворожительной польке, капитан обратился к Пьеру с вопросом, испытывал ли он подобное чувство самопожертвования для любви и зависти к законному мужу.
Вызванный этим вопросом, Пьер поднял голову и почувствовал необходимость высказать занимавшие его мысли; он стал объяснять, как он несколько иначе понимает любовь к женщине. Он сказал, что он во всю свою жизнь любил и любит только одну женщину и что эта женщина никогда не может принадлежать ему.
– Tiens! [Вишь ты!] – сказал капитан.
Потом Пьер объяснил, что он любил эту женщину с самых юных лет; но не смел думать о ней, потому что она была слишком молода, а он был незаконный сын без имени. Потом же, когда он получил имя и богатство, он не смел думать о ней, потому что слишком любил ее, слишком высоко ставил ее над всем миром и потому, тем более, над самим собою. Дойдя до этого места своего рассказа, Пьер обратился к капитану с вопросом: понимает ли он это?
Капитан сделал жест, выражающий то, что ежели бы он не понимал, то он все таки просит продолжать.
– L'amour platonique, les nuages… [Платоническая любовь, облака…] – пробормотал он. Выпитое ли вино, или потребность откровенности, или мысль, что этот человек не знает и не узнает никого из действующих лиц его истории, или все вместе развязало язык Пьеру. И он шамкающим ртом и маслеными глазами, глядя куда то вдаль, рассказал всю свою историю: и свою женитьбу, и историю любви Наташи к его лучшему другу, и ее измену, и все свои несложные отношения к ней. Вызываемый вопросами Рамбаля, он рассказал и то, что скрывал сначала, – свое положение в свете и даже открыл ему свое имя.
Более всего из рассказа Пьера поразило капитана то, что Пьер был очень богат, что он имел два дворца в Москве и что он бросил все и не уехал из Москвы, а остался в городе, скрывая свое имя и звание.
Уже поздно ночью они вместе вышли на улицу. Ночь была теплая и светлая. Налево от дома светлело зарево первого начавшегося в Москве, на Петровке, пожара. Направо стоял высоко молодой серп месяца, и в противоположной от месяца стороне висела та светлая комета, которая связывалась в душе Пьера с его любовью. У ворот стояли Герасим, кухарка и два француза. Слышны были их смех и разговор на непонятном друг для друга языке. Они смотрели на зарево, видневшееся в городе.
Ничего страшного не было в небольшом отдаленном пожаре в огромном городе.
Глядя на высокое звездное небо, на месяц, на комету и на зарево, Пьер испытывал радостное умиление. «Ну, вот как хорошо. Ну, чего еще надо?!» – подумал он. И вдруг, когда он вспомнил свое намерение, голова его закружилась, с ним сделалось дурно, так что он прислонился к забору, чтобы не упасть.
Не простившись с своим новым другом, Пьер нетвердыми шагами отошел от ворот и, вернувшись в свою комнату, лег на диван и тотчас же заснул.
На зарево первого занявшегося 2 го сентября пожара с разных дорог с разными чувствами смотрели убегавшие и уезжавшие жители и отступавшие войска.
Поезд Ростовых в эту ночь стоял в Мытищах, в двадцати верстах от Москвы. 1 го сентября они выехали так поздно, дорога так была загромождена повозками и войсками, столько вещей было забыто, за которыми были посылаемы люди, что в эту ночь было решено ночевать в пяти верстах за Москвою. На другое утро тронулись поздно, и опять было столько остановок, что доехали только до Больших Мытищ. В десять часов господа Ростовы и раненые, ехавшие с ними, все разместились по дворам и избам большого села. Люди, кучера Ростовых и денщики раненых, убрав господ, поужинали, задали корму лошадям и вышли на крыльцо.
В соседней избе лежал раненый адъютант Раевского, с разбитой кистью руки, и страшная боль, которую он чувствовал, заставляла его жалобно, не переставая, стонать, и стоны эти страшно звучали в осенней темноте ночи. В первую ночь адъютант этот ночевал на том же дворе, на котором стояли Ростовы. Графиня говорила, что она не могла сомкнуть глаз от этого стона, и в Мытищах перешла в худшую избу только для того, чтобы быть подальше от этого раненого.
Один из людей в темноте ночи, из за высокого кузова стоявшей у подъезда кареты, заметил другое небольшое зарево пожара. Одно зарево давно уже видно было, и все знали, что это горели Малые Мытищи, зажженные мамоновскими казаками.
– А ведь это, братцы, другой пожар, – сказал денщик.
Все обратили внимание на зарево.
– Да ведь, сказывали, Малые Мытищи мамоновские казаки зажгли.
– Они! Нет, это не Мытищи, это дале.
– Глянь ка, точно в Москве.
Двое из людей сошли с крыльца, зашли за карету и присели на подножку.
– Это левей! Как же, Мытищи вон где, а это вовсе в другой стороне.
Несколько людей присоединились к первым.
– Вишь, полыхает, – сказал один, – это, господа, в Москве пожар: либо в Сущевской, либо в Рогожской.
Никто не ответил на это замечание. И довольно долго все эти люди молча смотрели на далекое разгоравшееся пламя нового пожара.
Старик, графский камердинер (как его называли), Данило Терентьич подошел к толпе и крикнул Мишку.
– Ты чего не видал, шалава… Граф спросит, а никого нет; иди платье собери.
– Да я только за водой бежал, – сказал Мишка.
– А вы как думаете, Данило Терентьич, ведь это будто в Москве зарево? – сказал один из лакеев.
Данило Терентьич ничего не отвечал, и долго опять все молчали. Зарево расходилось и колыхалось дальше и дальше.
– Помилуй бог!.. ветер да сушь… – опять сказал голос.
– Глянь ко, как пошло. О господи! аж галки видно. Господи, помилуй нас грешных!
– Потушат небось.
– Кому тушить то? – послышался голос Данилы Терентьича, молчавшего до сих пор. Голос его был спокоен и медлителен. – Москва и есть, братцы, – сказал он, – она матушка белока… – Голос его оборвался, и он вдруг старчески всхлипнул. И как будто только этого ждали все, чтобы понять то значение, которое имело для них это видневшееся зарево. Послышались вздохи, слова молитвы и всхлипывание старого графского камердинера.
Камердинер, вернувшись, доложил графу, что горит Москва. Граф надел халат и вышел посмотреть. С ним вместе вышла и не раздевавшаяся еще Соня, и madame Schoss. Наташа и графиня одни оставались в комнате. (Пети не было больше с семейством; он пошел вперед с своим полком, шедшим к Троице.)
Графиня заплакала, услыхавши весть о пожаре Москвы. Наташа, бледная, с остановившимися глазами, сидевшая под образами на лавке (на том самом месте, на которое она села приехавши), не обратила никакого внимания на слова отца. Она прислушивалась к неумолкаемому стону адъютанта, слышному через три дома.
– Ах, какой ужас! – сказала, со двора возвративись, иззябшая и испуганная Соня. – Я думаю, вся Москва сгорит, ужасное зарево! Наташа, посмотри теперь, отсюда из окошка видно, – сказала она сестре, видимо, желая чем нибудь развлечь ее. Но Наташа посмотрела на нее, как бы не понимая того, что у ней спрашивали, и опять уставилась глазами в угол печи. Наташа находилась в этом состоянии столбняка с нынешнего утра, с того самого времени, как Соня, к удивлению и досаде графини, непонятно для чего, нашла нужным объявить Наташе о ране князя Андрея и о его присутствии с ними в поезде. Графиня рассердилась на Соню, как она редко сердилась. Соня плакала и просила прощенья и теперь, как бы стараясь загладить свою вину, не переставая ухаживала за сестрой.
– Посмотри, Наташа, как ужасно горит, – сказала Соня.
– Что горит? – спросила Наташа. – Ах, да, Москва.
И как бы для того, чтобы не обидеть Сони отказом и отделаться от нее, она подвинула голову к окну, поглядела так, что, очевидно, не могла ничего видеть, и опять села в свое прежнее положение.
– Да ты не видела?
– Нет, право, я видела, – умоляющим о спокойствии голосом сказала она.
И графине и Соне понятно было, что Москва, пожар Москвы, что бы то ни было, конечно, не могло иметь значения для Наташи.
Граф опять пошел за перегородку и лег. Графиня подошла к Наташе, дотронулась перевернутой рукой до ее головы, как это она делала, когда дочь ее бывала больна, потом дотронулась до ее лба губами, как бы для того, чтобы узнать, есть ли жар, и поцеловала ее.
– Ты озябла. Ты вся дрожишь. Ты бы ложилась, – сказала она.
– Ложиться? Да, хорошо, я лягу. Я сейчас лягу, – сказала Наташа.
С тех пор как Наташе в нынешнее утро сказали о том, что князь Андрей тяжело ранен и едет с ними, она только в первую минуту много спрашивала о том, куда? как? опасно ли он ранен? и можно ли ей видеть его? Но после того как ей сказали, что видеть его ей нельзя, что он ранен тяжело, но что жизнь его не в опасности, она, очевидно, не поверив тому, что ей говорили, но убедившись, что сколько бы она ни говорила, ей будут отвечать одно и то же, перестала спрашивать и говорить. Всю дорогу с большими глазами, которые так знала и которых выражения так боялась графиня, Наташа сидела неподвижно в углу кареты и так же сидела теперь на лавке, на которую села. Что то она задумывала, что то она решала или уже решила в своем уме теперь, – это знала графиня, но что это такое было, она не знала, и это то страшило и мучило ее.
– Наташа, разденься, голубушка, ложись на мою постель. (Только графине одной была постелена постель на кровати; m me Schoss и обе барышни должны были спать на полу на сене.)
– Нет, мама, я лягу тут, на полу, – сердито сказала Наташа, подошла к окну и отворила его. Стон адъютанта из открытого окна послышался явственнее. Она высунула голову в сырой воздух ночи, и графиня видела, как тонкие плечи ее тряслись от рыданий и бились о раму. Наташа знала, что стонал не князь Андрей. Она знала, что князь Андрей лежал в той же связи, где они были, в другой избе через сени; но этот страшный неумолкавший стон заставил зарыдать ее. Графиня переглянулась с Соней.
– Ложись, голубушка, ложись, мой дружок, – сказала графиня, слегка дотрогиваясь рукой до плеча Наташи. – Ну, ложись же.
– Ах, да… Я сейчас, сейчас лягу, – сказала Наташа, поспешно раздеваясь и обрывая завязки юбок. Скинув платье и надев кофту, она, подвернув ноги, села на приготовленную на полу постель и, перекинув через плечо наперед свою недлинную тонкую косу, стала переплетать ее. Тонкие длинные привычные пальцы быстро, ловко разбирали, плели, завязывали косу. Голова Наташи привычным жестом поворачивалась то в одну, то в другую сторону, но глаза, лихорадочно открытые, неподвижно смотрели прямо. Когда ночной костюм был окончен, Наташа тихо опустилась на простыню, постланную на сено с края от двери.
– Наташа, ты в середину ляг, – сказала Соня.
– Нет, я тут, – проговорила Наташа. – Да ложитесь же, – прибавила она с досадой. И она зарылась лицом в подушку.
Графиня, m me Schoss и Соня поспешно разделись и легли. Одна лампадка осталась в комнате. Но на дворе светлело от пожара Малых Мытищ за две версты, и гудели пьяные крики народа в кабаке, который разбили мамоновские казаки, на перекоске, на улице, и все слышался неумолкаемый стон адъютанта.
Долго прислушивалась Наташа к внутренним и внешним звукам, доносившимся до нее, и не шевелилась. Она слышала сначала молитву и вздохи матери, трещание под ней ее кровати, знакомый с свистом храп m me Schoss, тихое дыханье Сони. Потом графиня окликнула Наташу. Наташа не отвечала ей.
– Кажется, спит, мама, – тихо отвечала Соня. Графиня, помолчав немного, окликнула еще раз, но уже никто ей не откликнулся.
Скоро после этого Наташа услышала ровное дыхание матери. Наташа не шевелилась, несмотря на то, что ее маленькая босая нога, выбившись из под одеяла, зябла на голом полу.
Как бы празднуя победу над всеми, в щели закричал сверчок. Пропел петух далеко, откликнулись близкие. В кабаке затихли крики, только слышался тот же стой адъютанта. Наташа приподнялась.
– Соня? ты спишь? Мама? – прошептала она. Никто не ответил. Наташа медленно и осторожно встала, перекрестилась и ступила осторожно узкой и гибкой босой ступней на грязный холодный пол. Скрипнула половица. Она, быстро перебирая ногами, пробежала, как котенок, несколько шагов и взялась за холодную скобку двери.
Ей казалось, что то тяжелое, равномерно ударяя, стучит во все стены избы: это билось ее замиравшее от страха, от ужаса и любви разрывающееся сердце.
Она отворила дверь, перешагнула порог и ступила на сырую, холодную землю сеней. Обхвативший холод освежил ее. Она ощупала босой ногой спящего человека, перешагнула через него и отворила дверь в избу, где лежал князь Андрей. В избе этой было темно. В заднем углу у кровати, на которой лежало что то, на лавке стояла нагоревшая большим грибом сальная свечка.
Наташа с утра еще, когда ей сказали про рану и присутствие князя Андрея, решила, что она должна видеть его. Она не знала, для чего это должно было, но она знала, что свидание будет мучительно, и тем более она была убеждена, что оно было необходимо.
Весь день она жила только надеждой того, что ночью она уввдит его. Но теперь, когда наступила эта минута, на нее нашел ужас того, что она увидит. Как он был изуродован? Что оставалось от него? Такой ли он был, какой был этот неумолкавший стон адъютанта? Да, он был такой. Он был в ее воображении олицетворение этого ужасного стона. Когда она увидала неясную массу в углу и приняла его поднятые под одеялом колени за его плечи, она представила себе какое то ужасное тело и в ужасе остановилась. Но непреодолимая сила влекла ее вперед. Она осторожно ступила один шаг, другой и очутилась на середине небольшой загроможденной избы. В избе под образами лежал на лавках другой человек (это был Тимохин), и на полу лежали еще два какие то человека (это были доктор и камердинер).
Камердинер приподнялся и прошептал что то. Тимохин, страдая от боли в раненой ноге, не спал и во все глаза смотрел на странное явление девушки в бедой рубашке, кофте и вечном чепчике. Сонные и испуганные слова камердинера; «Чего вам, зачем?» – только заставили скорее Наташу подойти и тому, что лежало в углу. Как ни страшно, ни непохоже на человеческое было это тело, она должна была его видеть. Она миновала камердинера: нагоревший гриб свечки свалился, и она ясно увидала лежащего с выпростанными руками на одеяле князя Андрея, такого, каким она его всегда видела.
Он был таков же, как всегда; но воспаленный цвет его лица, блестящие глаза, устремленные восторженно на нее, а в особенности нежная детская шея, выступавшая из отложенного воротника рубашки, давали ему особый, невинный, ребяческий вид, которого, однако, она никогда не видала в князе Андрее. Она подошла к нему и быстрым, гибким, молодым движением стала на колени.
Он улыбнулся и протянул ей руку.
Для князя Андрея прошло семь дней с того времени, как он очнулся на перевязочном пункте Бородинского поля. Все это время он находился почти в постояниом беспамятстве. Горячечное состояние и воспаление кишок, которые были повреждены, по мнению доктора, ехавшего с раненым, должны были унести его. Но на седьмой день он с удовольствием съел ломоть хлеба с чаем, и доктор заметил, что общий жар уменьшился. Князь Андрей поутру пришел в сознание. Первую ночь после выезда из Москвы было довольно тепло, и князь Андрей был оставлен для ночлега в коляске; но в Мытищах раненый сам потребовал, чтобы его вынесли и чтобы ему дали чаю. Боль, причиненная ему переноской в избу, заставила князя Андрея громко стонать и потерять опять сознание. Когда его уложили на походной кровати, он долго лежал с закрытыми глазами без движения. Потом он открыл их и тихо прошептал: «Что же чаю?» Памятливость эта к мелким подробностям жизни поразила доктора. Он пощупал пульс и, к удивлению и неудовольствию своему, заметил, что пульс был лучше. К неудовольствию своему это заметил доктор потому, что он по опыту своему был убежден, что жить князь Андрей не может и что ежели он не умрет теперь, то он только с большими страданиями умрет несколько времени после. С князем Андреем везли присоединившегося к ним в Москве майора его полка Тимохина с красным носиком, раненного в ногу в том же Бородинском сражении. При них ехал доктор, камердинер князя, его кучер и два денщика.
Князю Андрею дали чаю. Он жадно пил, лихорадочными глазами глядя вперед себя на дверь, как бы стараясь что то понять и припомнить.
– Не хочу больше. Тимохин тут? – спросил он. Тимохин подполз к нему по лавке.
– Я здесь, ваше сиятельство.
– Как рана?
– Моя то с? Ничего. Вот вы то? – Князь Андрей опять задумался, как будто припоминая что то.
– Нельзя ли достать книгу? – сказал он.
– Какую книгу?
– Евангелие! У меня нет.
Доктор обещался достать и стал расспрашивать князя о том, что он чувствует. Князь Андрей неохотно, но разумно отвечал на все вопросы доктора и потом сказал, что ему надо бы подложить валик, а то неловко и очень больно. Доктор и камердинер подняли шинель, которою он был накрыт, и, морщась от тяжкого запаха гнилого мяса, распространявшегося от раны, стали рассматривать это страшное место. Доктор чем то очень остался недоволен, что то иначе переделал, перевернул раненого так, что тот опять застонал и от боли во время поворачивания опять потерял сознание и стал бредить. Он все говорил о том, чтобы ему достали поскорее эту книгу и подложили бы ее туда.
– И что это вам стоит! – говорил он. – У меня ее нет, – достаньте, пожалуйста, подложите на минуточку, – говорил он жалким голосом.
Доктор вышел в сени, чтобы умыть руки.
– Ах, бессовестные, право, – говорил доктор камердинеру, лившему ему воду на руки. – Только на минуту не досмотрел. Ведь вы его прямо на рану положили. Ведь это такая боль, что я удивляюсь, как он терпит.
– Мы, кажется, подложили, господи Иисусе Христе, – говорил камердинер.
В первый раз князь Андрей понял, где он был и что с ним было, и вспомнил то, что он был ранен и как в ту минуту, когда коляска остановилась в Мытищах, он попросился в избу. Спутавшись опять от боли, он опомнился другой раз в избе, когда пил чай, и тут опять, повторив в своем воспоминании все, что с ним было, он живее всего представил себе ту минуту на перевязочном пункте, когда, при виде страданий нелюбимого им человека, ему пришли эти новые, сулившие ему счастие мысли. И мысли эти, хотя и неясно и неопределенно, теперь опять овладели его душой. Он вспомнил, что у него было теперь новое счастье и что это счастье имело что то такое общее с Евангелием. Потому то он попросил Евангелие. Но дурное положение, которое дали его ране, новое переворачиванье опять смешали его мысли, и он в третий раз очнулся к жизни уже в совершенной тишине ночи. Все спали вокруг него. Сверчок кричал через сени, на улице кто то кричал и пел, тараканы шелестели по столу и образам, в осенняя толстая муха билась у него по изголовью и около сальной свечи, нагоревшей большим грибом и стоявшей подле него.
Душа его была не в нормальном состоянии. Здоровый человек обыкновенно мыслит, ощущает и вспоминает одновременно о бесчисленном количестве предметов, но имеет власть и силу, избрав один ряд мыслей или явлений, на этом ряде явлений остановить все свое внимание. Здоровый человек в минуту глубочайшего размышления отрывается, чтобы сказать учтивое слово вошедшему человеку, и опять возвращается к своим мыслям. Душа же князя Андрея была не в нормальном состоянии в этом отношении. Все силы его души были деятельнее, яснее, чем когда нибудь, но они действовали вне его воли. Самые разнообразные мысли и представления одновременно владели им. Иногда мысль его вдруг начинала работать, и с такой силой, ясностью и глубиною, с какою никогда она не была в силах действовать в здоровом состоянии; но вдруг, посредине своей работы, она обрывалась, заменялась каким нибудь неожиданным представлением, и не было сил возвратиться к ней.
«Да, мне открылась новое счастье, неотъемлемое от человека, – думал он, лежа в полутемной тихой избе и глядя вперед лихорадочно раскрытыми, остановившимися глазами. Счастье, находящееся вне материальных сил, вне материальных внешних влияний на человека, счастье одной души, счастье любви! Понять его может всякий человек, но сознать и предписать его мот только один бог. Но как же бог предписал этот закон? Почему сын?.. И вдруг ход мыслей этих оборвался, и князь Андрей услыхал (не зная, в бреду или в действительности он слышит это), услыхал какой то тихий, шепчущий голос, неумолкаемо в такт твердивший: „И пити пити питии“ потом „и ти тии“ опять „и пити пити питии“ опять „и ти ти“. Вместе с этим, под звук этой шепчущей музыки, князь Андрей чувствовал, что над лицом его, над самой серединой воздвигалось какое то странное воздушное здание из тонких иголок или лучинок. Он чувствовал (хотя это и тяжело ему было), что ему надо было старательна держать равновесие, для того чтобы воздвигавшееся здание это не завалилось; но оно все таки заваливалось и опять медленно воздвигалось при звуках равномерно шепчущей музыки. „Тянется! тянется! растягивается и все тянется“, – говорил себе князь Андрей. Вместе с прислушаньем к шепоту и с ощущением этого тянущегося и воздвигающегося здания из иголок князь Андрей видел урывками и красный, окруженный кругом свет свечки и слышал шуршанъе тараканов и шуршанье мухи, бившейся на подушку и на лицо его. И всякий раз, как муха прикасалась к егв лицу, она производила жгучее ощущение; но вместе с тем его удивляло то, что, ударяясь в самую область воздвигавшегося на лице его здания, муха не разрушала его. Но, кроме этого, было еще одно важное. Это было белое у двери, это была статуя сфинкса, которая тоже давила его.
