1963 год
Поделись знанием:
Русские не делали этого усилия, потому что не они атаковали французов. В начале сражения они только стояли по дороге в Москву, загораживая ее, и точно так же они продолжали стоять при конце сражения, как они стояли при начале его. Но ежели бы даже цель русских состояла бы в том, чтобы сбить французов, они не могли сделать это последнее усилие, потому что все войска русских были разбиты, не было ни одной части войск, не пострадавшей в сражении, и русские, оставаясь на своих местах, потеряли половину своего войска.
Французам, с воспоминанием всех прежних пятнадцатилетних побед, с уверенностью в непобедимости Наполеона, с сознанием того, что они завладели частью поля сраженья, что они потеряли только одну четверть людей и что у них еще есть двадцатитысячная нетронутая гвардия, легко было сделать это усилие. Французам, атаковавшим русскую армию с целью сбить ее с позиции, должно было сделать это усилие, потому что до тех пор, пока русские, точно так же как и до сражения, загораживали дорогу в Москву, цель французов не была достигнута и все их усилия и потери пропали даром. Но французы не сделали этого усилия. Некоторые историки говорят, что Наполеону стоило дать свою нетронутую старую гвардию для того, чтобы сражение было выиграно. Говорить о том, что бы было, если бы Наполеон дал свою гвардию, все равно что говорить о том, что бы было, если б осенью сделалась весна. Этого не могло быть. Не Наполеон не дал своей гвардии, потому что он не захотел этого, но этого нельзя было сделать. Все генералы, офицеры, солдаты французской армии знали, что этого нельзя было сделать, потому что упадший дух войска не позволял этого.
Не один Наполеон испытывал то похожее на сновиденье чувство, что страшный размах руки падает бессильно, но все генералы, все участвовавшие и не участвовавшие солдаты французской армии, после всех опытов прежних сражений (где после вдесятеро меньших усилий неприятель бежал), испытывали одинаковое чувство ужаса перед тем врагом, который, потеряв половину войска, стоял так же грозно в конце, как и в начале сражения. Нравственная сила французской, атакующей армии была истощена. Не та победа, которая определяется подхваченными кусками материи на палках, называемых знаменами, и тем пространством, на котором стояли и стоят войска, – а победа нравственная, та, которая убеждает противника в нравственном превосходстве своего врага и в своем бессилии, была одержана русскими под Бородиным. Французское нашествие, как разъяренный зверь, получивший в своем разбеге смертельную рану, чувствовало свою погибель; но оно не могло остановиться, так же как и не могло не отклониться вдвое слабейшее русское войско. После данного толчка французское войско еще могло докатиться до Москвы; но там, без новых усилий со стороны русского войска, оно должно было погибнуть, истекая кровью от смертельной, нанесенной при Бородине, раны. Прямым следствием Бородинского сражения было беспричинное бегство Наполеона из Москвы, возвращение по старой Смоленской дороге, погибель пятисоттысячного нашествия и погибель наполеоновской Франции, на которую в первый раз под Бородиным была наложена рука сильнейшего духом противника.
Для человеческого ума непонятна абсолютная непрерывность движения. Человеку становятся понятны законы какого бы то ни было движения только тогда, когда он рассматривает произвольно взятые единицы этого движения. Но вместе с тем из этого то произвольного деления непрерывного движения на прерывные единицы проистекает большая часть человеческих заблуждений.
Известен так называемый софизм древних, состоящий в том, что Ахиллес никогда не догонит впереди идущую черепаху, несмотря на то, что Ахиллес идет в десять раз скорее черепахи: как только Ахиллес пройдет пространство, отделяющее его от черепахи, черепаха пройдет впереди его одну десятую этого пространства; Ахиллес пройдет эту десятую, черепаха пройдет одну сотую и т. д. до бесконечности. Задача эта представлялась древним неразрешимою. Бессмысленность решения (что Ахиллес никогда не догонит черепаху) вытекала из того только, что произвольно были допущены прерывные единицы движения, тогда как движение и Ахиллеса и черепахи совершалось непрерывно.
Принимая все более и более мелкие единицы движения, мы только приближаемся к решению вопроса, но никогда не достигаем его. Только допустив бесконечно малую величину и восходящую от нее прогрессию до одной десятой и взяв сумму этой геометрической прогрессии, мы достигаем решения вопроса. Новая отрасль математики, достигнув искусства обращаться с бесконечно малыми величинами, и в других более сложных вопросах движения дает теперь ответы на вопросы, казавшиеся неразрешимыми.
Эта новая, неизвестная древним, отрасль математики, при рассмотрении вопросов движения, допуская бесконечно малые величины, то есть такие, при которых восстановляется главное условие движения (абсолютная непрерывность), тем самым исправляет ту неизбежную ошибку, которую ум человеческий не может не делать, рассматривая вместо непрерывного движения отдельные единицы движения.
В отыскании законов исторического движения происходит совершенно то же.
Движение человечества, вытекая из бесчисленного количества людских произволов, совершается непрерывно.
Постижение законов этого движения есть цель истории. Но для того, чтобы постигнуть законы непрерывного движения суммы всех произволов людей, ум человеческий допускает произвольные, прерывные единицы. Первый прием истории состоит в том, чтобы, взяв произвольный ряд непрерывных событий, рассматривать его отдельно от других, тогда как нет и не может быть начала никакого события, а всегда одно событие непрерывно вытекает из другого. Второй прием состоит в том, чтобы рассматривать действие одного человека, царя, полководца, как сумму произволов людей, тогда как сумма произволов людских никогда не выражается в деятельности одного исторического лица.
Историческая наука в движении своем постоянно принимает все меньшие и меньшие единицы для рассмотрения и этим путем стремится приблизиться к истине. Но как ни мелки единицы, которые принимает история, мы чувствуем, что допущение единицы, отделенной от другой, допущение начала какого нибудь явления и допущение того, что произволы всех людей выражаются в действиях одного исторического лица, ложны сами в себе.
Всякий вывод истории, без малейшего усилия со стороны критики, распадается, как прах, ничего не оставляя за собой, только вследствие того, что критика избирает за предмет наблюдения большую или меньшую прерывную единицу; на что она всегда имеет право, так как взятая историческая единица всегда произвольна.
Только допустив бесконечно малую единицу для наблюдения – дифференциал истории, то есть однородные влечения людей, и достигнув искусства интегрировать (брать суммы этих бесконечно малых), мы можем надеяться на постигновение законов истории.
Первые пятнадцать лет XIX столетия в Европе представляют необыкновенное движение миллионов людей. Люди оставляют свои обычные занятия, стремятся с одной стороны Европы в другую, грабят, убивают один другого, торжествуют и отчаиваются, и весь ход жизни на несколько лет изменяется и представляет усиленное движение, которое сначала идет возрастая, потом ослабевая. Какая причина этого движения или по каким законам происходило оно? – спрашивает ум человеческий.
Историки, отвечая на этот вопрос, излагают нам деяния и речи нескольких десятков людей в одном из зданий города Парижа, называя эти деяния и речи словом революция; потом дают подробную биографию Наполеона и некоторых сочувственных и враждебных ему лиц, рассказывают о влиянии одних из этих лиц на другие и говорят: вот отчего произошло это движение, и вот законы его.
Но ум человеческий не только отказывается верить в это объяснение, но прямо говорит, что прием объяснения не верен, потому что при этом объяснении слабейшее явление принимается за причину сильнейшего. Сумма людских произволов сделала и революцию и Наполеона, и только сумма этих произволов терпела их и уничтожила.
«Но всякий раз, когда были завоевания, были завоеватели; всякий раз, когда делались перевороты в государстве, были великие люди», – говорит история. Действительно, всякий раз, когда являлись завоеватели, были и войны, отвечает ум человеческий, но это не доказывает, чтобы завоеватели были причинами войн и чтобы возможно было найти законы войны в личной деятельности одного человека. Всякий раз, когда я, глядя на свои часы, вижу, что стрелка подошла к десяти, я слышу, что в соседней церкви начинается благовест, но из того, что всякий раз, что стрелка приходит на десять часов тогда, как начинается благовест, я не имею права заключить, что положение стрелки есть причина движения колоколов.
Всякий раз, как я вижу движение паровоза, я слышу звук свиста, вижу открытие клапана и движение колес; но из этого я не имею права заключить, что свист и движение колес суть причины движения паровоза.
Крестьяне говорят, что поздней весной дует холодный ветер, потому что почка дуба развертывается, и действительно, всякую весну дует холодный ветер, когда развертывается дуб. Но хотя причина дующего при развертыванье дуба холодного ветра мне неизвестна, я не могу согласиться с крестьянами в том, что причина холодного ветра есть раэвертыванье почки дуба, потому только, что сила ветра находится вне влияний почки. Я вижу только совпадение тех условий, которые бывают во всяком жизненном явлении, и вижу, что, сколько бы и как бы подробно я ни наблюдал стрелку часов, клапан и колеса паровоза и почку дуба, я не узнаю причину благовеста, движения паровоза и весеннего ветра. Для этого я должен изменить совершенно свою точку наблюдения и изучать законы движения пара, колокола и ветра. То же должна сделать история. И попытки этого уже были сделаны.
Для изучения законов истории мы должны изменить совершенно предмет наблюдения, оставить в покое царей, министров и генералов, а изучать однородные, бесконечно малые элементы, которые руководят массами. Никто не может сказать, насколько дано человеку достигнуть этим путем понимания законов истории; но очевидно, что на этом пути только лежит возможность уловления исторических законов и что на этом пути не положено еще умом человеческим одной миллионной доли тех усилий, которые положены историками на описание деяний различных царей, полководцев и министров и на изложение своих соображений по случаю этих деяний.
Силы двунадесяти языков Европы ворвались в Россию. Русское войско и население отступают, избегая столкновения, до Смоленска и от Смоленска до Бородина. Французское войско с постоянно увеличивающеюся силой стремительности несется к Москве, к цели своего движения. Сила стремительности его, приближаясь к цели, увеличивается подобно увеличению быстроты падающего тела по мере приближения его к земле. Назади тысяча верст голодной, враждебной страны; впереди десятки верст, отделяющие от цели. Это чувствует всякий солдат наполеоновской армии, и нашествие надвигается само собой, по одной силе стремительности.
В русском войске по мере отступления все более и более разгорается дух озлобления против врага: отступая назад, оно сосредоточивается и нарастает. Под Бородиным происходит столкновение. Ни то, ни другое войско не распадаются, но русское войско непосредственно после столкновения отступает так же необходимо, как необходимо откатывается шар, столкнувшись с другим, с большей стремительностью несущимся на него шаром; и так же необходимо (хотя и потерявший всю свою силу в столкновении) стремительно разбежавшийся шар нашествия прокатывается еще некоторое пространство.
Русские отступают за сто двадцать верст – за Москву, французы доходят до Москвы и там останавливаются. В продолжение пяти недель после этого нет ни одного сражения. Французы не двигаются. Подобно смертельно раненному зверю, который, истекая кровью, зализывает свои раны, они пять недель остаются в Москве, ничего не предпринимая, и вдруг, без всякой новой причины, бегут назад: бросаются на Калужскую дорогу (и после победы, так как опять поле сражения осталось за ними под Малоярославцем), не вступая ни в одно серьезное сражение, бегут еще быстрее назад в Смоленск, за Смоленск, за Вильну, за Березину и далее.
В вечер 26 го августа и Кутузов, и вся русская армия были уверены, что Бородинское сражение выиграно. Кутузов так и писал государю. Кутузов приказал готовиться на новый бой, чтобы добить неприятеля не потому, чтобы он хотел кого нибудь обманывать, но потому, что он знал, что враг побежден, так же как знал это каждый из участников сражения.
Но в тот же вечер и на другой день стали, одно за другим, приходить известия о потерях неслыханных, о потере половины армии, и новое сражение оказалось физически невозможным.
Нельзя было давать сражения, когда еще не собраны были сведения, не убраны раненые, не пополнены снаряды, не сочтены убитые, не назначены новые начальники на места убитых, не наелись и не выспались люди.
А вместе с тем сейчас же после сражения, на другое утро, французское войско (по той стремительной силе движения, увеличенного теперь как бы в обратном отношении квадратов расстояний) уже надвигалось само собой на русское войско. Кутузов хотел атаковать на другой день, и вся армия хотела этого. Но для того чтобы атаковать, недостаточно желания сделать это; нужно, чтоб была возможность это сделать, а возможности этой не было. Нельзя было не отступить на один переход, потом точно так же нельзя было не отступить на другой и на третий переход, и наконец 1 го сентября, – когда армия подошла к Москве, – несмотря на всю силу поднявшегося чувства в рядах войск, сила вещей требовала того, чтобы войска эти шли за Москву. И войска отступили ещо на один, на последний переход и отдали Москву неприятелю.
Для тех людей, которые привыкли думать, что планы войн и сражений составляются полководцами таким же образом, как каждый из нас, сидя в своем кабинете над картой, делает соображения о том, как и как бы он распорядился в таком то и таком то сражении, представляются вопросы, почему Кутузов при отступлении не поступил так то и так то, почему он не занял позиции прежде Филей, почему он не отступил сразу на Калужскую дорогу, оставил Москву, и т. д. Люди, привыкшие так думать, забывают или не знают тех неизбежных условий, в которых всегда происходит деятельность всякого главнокомандующего. Деятельность полководца не имеет ни малейшего подобия с тою деятельностью, которую мы воображаем себе, сидя свободно в кабинете, разбирая какую нибудь кампанию на карте с известным количеством войска, с той и с другой стороны, и в известной местности, и начиная наши соображения с какого нибудь известного момента. Главнокомандующий никогда не бывает в тех условиях начала какого нибудь события, в которых мы всегда рассматриваем событие. Главнокомандующий всегда находится в средине движущегося ряда событий, и так, что никогда, ни в какую минуту, он не бывает в состоянии обдумать все значение совершающегося события. Событие незаметно, мгновение за мгновением, вырезается в свое значение, и в каждый момент этого последовательного, непрерывного вырезывания события главнокомандующий находится в центре сложнейшей игры, интриг, забот, зависимости, власти, проектов, советов, угроз, обманов, находится постоянно в необходимости отвечать на бесчисленное количество предлагаемых ему, всегда противоречащих один другому, вопросов.
Нам пресерьезно говорят ученые военные, что Кутузов еще гораздо прежде Филей должен был двинуть войска на Калужскую дорогу, что даже кто то предлагал таковой проект. Но перед главнокомандующим, особенно в трудную минуту, бывает не один проект, а всегда десятки одновременно. И каждый из этих проектов, основанных на стратегии и тактике, противоречит один другому. Дело главнокомандующего, казалось бы, состоит только в том, чтобы выбрать один из этих проектов. Но и этого он не может сделать. События и время не ждут. Ему предлагают, положим, 28 го числа перейти на Калужскую дорогу, но в это время прискакивает адъютант от Милорадовича и спрашивает, завязывать ли сейчас дело с французами или отступить. Ему надо сейчас, сию минуту, отдать приказанье. А приказанье отступить сбивает нас с поворота на Калужскую дорогу. И вслед за адъютантом интендант спрашивает, куда везти провиант, а начальник госпиталей – куда везти раненых; а курьер из Петербурга привозит письмо государя, не допускающее возможности оставить Москву, а соперник главнокомандующего, тот, кто подкапывается под него (такие всегда есть, и не один, а несколько), предлагает новый проект, диаметрально противоположный плану выхода на Калужскую дорогу; а силы самого главнокомандующего требуют сна и подкрепления; а обойденный наградой почтенный генерал приходит жаловаться, а жители умоляют о защите; посланный офицер для осмотра местности приезжает и доносит совершенно противоположное тому, что говорил перед ним посланный офицер; а лазутчик, пленный и делавший рекогносцировку генерал – все описывают различно положение неприятельской армии. Люди, привыкшие не понимать или забывать эти необходимые условия деятельности всякого главнокомандующего, представляют нам, например, положение войск в Филях и при этом предполагают, что главнокомандующий мог 1 го сентября совершенно свободно разрешать вопрос об оставлении или защите Москвы, тогда как при положении русской армии в пяти верстах от Москвы вопроса этого не могло быть. Когда же решился этот вопрос? И под Дриссой, и под Смоленском, и ощутительнее всего 24 го под Шевардиным, и 26 го под Бородиным, и в каждый день, и час, и минуту отступления от Бородина до Филей.
Русские войска, отступив от Бородина, стояли у Филей. Ермолов, ездивший для осмотра позиции, подъехал к фельдмаршалу.
– Драться на этой позиции нет возможности, – сказал он. Кутузов удивленно посмотрел на него и заставил его повторить сказанные слова. Когда он проговорил, Кутузов протянул ему руку.
– Дай ка руку, – сказал он, и, повернув ее так, чтобы ощупать его пульс, он сказал: – Ты нездоров, голубчик. Подумай, что ты говоришь.
Кутузов на Поклонной горе, в шести верстах от Дорогомиловской заставы, вышел из экипажа и сел на лавку на краю дороги. Огромная толпа генералов собралась вокруг него. Граф Растопчин, приехав из Москвы, присоединился к ним. Все это блестящее общество, разбившись на несколько кружков, говорило между собой о выгодах и невыгодах позиции, о положении войск, о предполагаемых планах, о состоянии Москвы, вообще о вопросах военных. Все чувствовали, что хотя и не были призваны на то, что хотя это не было так названо, но что это был военный совет. Разговоры все держались в области общих вопросов. Ежели кто и сообщал или узнавал личные новости, то про это говорилось шепотом, и тотчас переходили опять к общим вопросам: ни шуток, ни смеха, ни улыбок даже не было заметно между всеми этими людьми. Все, очевидно, с усилием, старались держаться на высота положения. И все группы, разговаривая между собой, старались держаться в близости главнокомандующего (лавка которого составляла центр в этих кружках) и говорили так, чтобы он мог их слышать. Главнокомандующий слушал и иногда переспрашивал то, что говорили вокруг него, но сам не вступал в разговор и не выражал никакого мнения. Большей частью, послушав разговор какого нибудь кружка, он с видом разочарования, – как будто совсем не о том они говорили, что он желал знать, – отворачивался. Одни говорили о выбранной позиции, критикуя не столько самую позицию, сколько умственные способности тех, которые ее выбрали; другие доказывали, что ошибка была сделана прежде, что надо было принять сраженье еще третьего дня; третьи говорили о битве при Саламанке, про которую рассказывал только что приехавший француз Кросар в испанском мундире. (Француз этот вместе с одним из немецких принцев, служивших в русской армии, разбирал осаду Сарагоссы, предвидя возможность так же защищать Москву.) В четвертом кружке граф Растопчин говорил о том, что он с московской дружиной готов погибнуть под стенами столицы, но что все таки он не может не сожалеть о той неизвестности, в которой он был оставлен, и что, ежели бы он это знал прежде, было бы другое… Пятые, выказывая глубину своих стратегических соображений, говорили о том направлении, которое должны будут принять войска. Шестые говорили совершенную бессмыслицу. Лицо Кутузова становилось все озабоченнее и печальнее. Из всех разговоров этих Кутузов видел одно: защищать Москву не было никакой физической возможности в полном значении этих слов, то есть до такой степени не было возможности, что ежели бы какой нибудь безумный главнокомандующий отдал приказ о даче сражения, то произошла бы путаница и сражения все таки бы не было; не было бы потому, что все высшие начальники не только признавали эту позицию невозможной, но в разговорах своих обсуждали только то, что произойдет после несомненного оставления этой позиции. Как же могли начальники вести свои войска на поле сражения, которое они считали невозможным? Низшие начальники, даже солдаты (которые тоже рассуждают), также признавали позицию невозможной и потому не могли идти драться с уверенностью поражения. Ежели Бенигсен настаивал на защите этой позиции и другие еще обсуждали ее, то вопрос этот уже не имел значения сам по себе, а имел значение только как предлог для спора и интриги. Это понимал Кутузов.
Бенигсен, выбрав позицию, горячо выставляя свой русский патриотизм (которого не мог, не морщась, выслушивать Кутузов), настаивал на защите Москвы. Кутузов ясно как день видел цель Бенигсена: в случае неудачи защиты – свалить вину на Кутузова, доведшего войска без сражения до Воробьевых гор, а в случае успеха – себе приписать его; в случае же отказа – очистить себя в преступлении оставления Москвы. Но этот вопрос интриги не занимал теперь старого человека. Один страшный вопрос занимал его. И на вопрос этот он ни от кого не слышал ответа. Вопрос состоял для него теперь только в том: «Неужели это я допустил до Москвы Наполеона, и когда же я это сделал? Когда это решилось? Неужели вчера, когда я послал к Платову приказ отступить, или третьего дня вечером, когда я задремал и приказал Бенигсену распорядиться? Или еще прежде?.. но когда, когда же решилось это страшное дело? Москва должна быть оставлена. Войска должны отступить, и надо отдать это приказание». Отдать это страшное приказание казалось ему одно и то же, что отказаться от командования армией. А мало того, что он любил власть, привык к ней (почет, отдаваемый князю Прозоровскому, при котором он состоял в Турции, дразнил его), он был убежден, что ему было предназначено спасение России и что потому только, против воли государя и по воле народа, он был избрал главнокомандующим. Он был убежден, что он один и этих трудных условиях мог держаться во главе армии, что он один во всем мире был в состоянии без ужаса знать своим противником непобедимого Наполеона; и он ужасался мысли о том приказании, которое он должен был отдать. Но надо было решить что нибудь, надо было прекратить эти разговоры вокруг него, которые начинали принимать слишком свободный характер.
Он подозвал к себе старших генералов.
– Ma tete fut elle bonne ou mauvaise, n'a qu'a s'aider d'elle meme, [Хороша ли, плоха ли моя голова, а положиться больше не на кого,] – сказал он, вставая с лавки, и поехал в Фили, где стояли его экипажи.
В просторной, лучшей избе мужика Андрея Савостьянова в два часа собрался совет. Мужики, бабы и дети мужицкой большой семьи теснились в черной избе через сени. Одна только внучка Андрея, Малаша, шестилетняя девочка, которой светлейший, приласкав ее, дал за чаем кусок сахара, оставалась на печи в большой избе. Малаша робко и радостно смотрела с печи на лица, мундиры и кресты генералов, одного за другим входивших в избу и рассаживавшихся в красном углу, на широких лавках под образами. Сам дедушка, как внутренне называла Maлаша Кутузова, сидел от них особо, в темном углу за печкой. Он сидел, глубоко опустившись в складное кресло, и беспрестанно покряхтывал и расправлял воротник сюртука, который, хотя и расстегнутый, все как будто жал его шею. Входившие один за другим подходили к фельдмаршалу; некоторым он пожимал руку, некоторым кивал головой. Адъютант Кайсаров хотел было отдернуть занавеску в окне против Кутузова, но Кутузов сердито замахал ему рукой, и Кайсаров понял, что светлейший не хочет, чтобы видели его лицо.
Вокруг мужицкого елового стола, на котором лежали карты, планы, карандаши, бумаги, собралось так много народа, что денщики принесли еще лавку и поставили у стола. На лавку эту сели пришедшие: Ермолов, Кайсаров и Толь. Под самыми образами, на первом месте, сидел с Георгием на шее, с бледным болезненным лицом и с своим высоким лбом, сливающимся с голой головой, Барклай де Толли. Второй уже день он мучился лихорадкой, и в это самое время его знобило и ломало. Рядом с ним сидел Уваров и негромким голосом (как и все говорили) что то, быстро делая жесты, сообщал Барклаю. Маленький, кругленький Дохтуров, приподняв брови и сложив руки на животе, внимательно прислушивался. С другой стороны сидел, облокотивши на руку свою широкую, с смелыми чертами и блестящими глазами голову, граф Остерман Толстой и казался погруженным в свои мысли. Раевский с выражением нетерпения, привычным жестом наперед курчавя свои черные волосы на висках, поглядывал то на Кутузова, то на входную дверь. Твердое, красивое и доброе лицо Коновницына светилось нежной и хитрой улыбкой. Он встретил взгляд Малаши и глазами делал ей знаки, которые заставляли девочку улыбаться.
Все ждали Бенигсена, который доканчивал свой вкусный обед под предлогом нового осмотра позиции. Его ждали от четырех до шести часов, и во все это время не приступали к совещанию и тихими голосами вели посторонние разговоры.
Только когда в избу вошел Бенигсен, Кутузов выдвинулся из своего угла и подвинулся к столу, но настолько, что лицо его не было освещено поданными на стол свечами.
Бенигсен открыл совет вопросом: «Оставить ли без боя священную и древнюю столицу России или защищать ее?» Последовало долгое и общее молчание. Все лица нахмурились, и в тишине слышалось сердитое кряхтенье и покашливанье Кутузова. Все глаза смотрели на него. Малаша тоже смотрела на дедушку. Она ближе всех была к нему и видела, как лицо его сморщилось: он точно собрался плакать. Но это продолжалось недолго.
– Священную древнюю столицу России! – вдруг заговорил он, сердитым голосом повторяя слова Бенигсена и этим указывая на фальшивую ноту этих слов. – Позвольте вам сказать, ваше сиятельство, что вопрос этот не имеет смысла для русского человека. (Он перевалился вперед своим тяжелым телом.) Такой вопрос нельзя ставить, и такой вопрос не имеет смысла. Вопрос, для которого я просил собраться этих господ, это вопрос военный. Вопрос следующий: «Спасенье России в армии. Выгоднее ли рисковать потерею армии и Москвы, приняв сраженье, или отдать Москву без сражения? Вот на какой вопрос я желаю знать ваше мнение». (Он откачнулся назад на спинку кресла.)
Начались прения. Бенигсен не считал еще игру проигранною. Допуская мнение Барклая и других о невозможности принять оборонительное сражение под Филями, он, проникнувшись русским патриотизмом и любовью к Москве, предлагал перевести войска в ночи с правого на левый фланг и ударить на другой день на правое крыло французов. Мнения разделились, были споры в пользу и против этого мнения. Ермолов, Дохтуров и Раевский согласились с мнением Бенигсена. Руководимые ли чувством потребности жертвы пред оставлением столицы или другими личными соображениями, но эти генералы как бы не понимали того, что настоящий совет не мог изменить неизбежного хода дел и что Москва уже теперь оставлена. Остальные генералы понимали это и, оставляя в стороне вопрос о Москве, говорили о том направлении, которое в своем отступлении должно было принять войско. Малаша, которая, не спуская глаз, смотрела на то, что делалось перед ней, иначе понимала значение этого совета. Ей казалось, что дело было только в личной борьбе между «дедушкой» и «длиннополым», как она называла Бенигсена. Она видела, что они злились, когда говорили друг с другом, и в душе своей она держала сторону дедушки. В средине разговора она заметила быстрый лукавый взгляд, брошенный дедушкой на Бенигсена, и вслед за тем, к радости своей, заметила, что дедушка, сказав что то длиннополому, осадил его: Бенигсен вдруг покраснел и сердито прошелся по избе. Слова, так подействовавшие на Бенигсена, были спокойным и тихим голосом выраженное Кутузовым мнение о выгоде и невыгоде предложения Бенигсена: о переводе в ночи войск с правого на левый фланг для атаки правого крыла французов.
– Я, господа, – сказал Кутузов, – не могу одобрить плана графа. Передвижения войск в близком расстоянии от неприятеля всегда бывают опасны, и военная история подтверждает это соображение. Так, например… (Кутузов как будто задумался, приискивая пример и светлым, наивным взглядом глядя на Бенигсена.) Да вот хоть бы Фридландское сражение, которое, как я думаю, граф хорошо помнит, было… не вполне удачно только оттого, что войска наши перестроивались в слишком близком расстоянии от неприятеля… – Последовало, показавшееся всем очень продолжительным, минутное молчание.
Прения опять возобновились, но часто наступали перерывы, и чувствовалось, что говорить больше не о чем.
Во время одного из таких перерывов Кутузов тяжело вздохнул, как бы сбираясь говорить. Все оглянулись на него.
– Eh bien, messieurs! Je vois que c'est moi qui payerai les pots casses, [Итак, господа, стало быть, мне платить за перебитые горшки,] – сказал он. И, медленно приподнявшись, он подошел к столу. – Господа, я слышал ваши мнения. Некоторые будут несогласны со мной. Но я (он остановился) властью, врученной мне моим государем и отечеством, я – приказываю отступление.
Вслед за этим генералы стали расходиться с той же торжественной и молчаливой осторожностью, с которой расходятся после похорон.
Некоторые из генералов негромким голосом, совсем в другом диапазоне, чем когда они говорили на совете, передали кое что главнокомандующему.
Малаша, которую уже давно ждали ужинать, осторожно спустилась задом с полатей, цепляясь босыми ножонками за уступы печки, и, замешавшись между ног генералов, шмыгнула в дверь.
Отпустив генералов, Кутузов долго сидел, облокотившись на стол, и думал все о том же страшном вопросе: «Когда же, когда же наконец решилось то, что оставлена Москва? Когда было сделано то, что решило вопрос, и кто виноват в этом?»
– Этого, этого я не ждал, – сказал он вошедшему к нему, уже поздно ночью, адъютанту Шнейдеру, – этого я не ждал! Этого я не думал!
– Вам надо отдохнуть, ваша светлость, – сказал Шнейдер.
– Да нет же! Будут же они лошадиное мясо жрать, как турки, – не отвечая, прокричал Кутузов, ударяя пухлым кулаком по столу, – будут и они, только бы…
В противоположность Кутузову, в то же время, в событии еще более важнейшем, чем отступление армии без боя, в оставлении Москвы и сожжении ее, Растопчин, представляющийся нам руководителем этого события, действовал совершенно иначе.
Событие это – оставление Москвы и сожжение ее – было так же неизбежно, как и отступление войск без боя за Москву после Бородинского сражения.
Каждый русский человек, не на основании умозаключений, а на основании того чувства, которое лежит в нас и лежало в наших отцах, мог бы предсказать то, что совершилось.
Начиная от Смоленска, во всех городах и деревнях русской земли, без участия графа Растопчина и его афиш, происходило то же самое, что произошло в Москве. Народ с беспечностью ждал неприятеля, не бунтовал, не волновался, никого не раздирал на куски, а спокойно ждал своей судьбы, чувствуя в себе силы в самую трудную минуту найти то, что должно было сделать. И как только неприятель подходил, богатейшие элементы населения уходили, оставляя свое имущество; беднейшие оставались и зажигали и истребляли то, что осталось.
Сознание того, что это так будет, и всегда так будет, лежало и лежит в душе русского человека. И сознание это и, более того, предчувствие того, что Москва будет взята, лежало в русском московском обществе 12 го года. Те, которые стали выезжать из Москвы еще в июле и начале августа, показали, что они ждали этого. Те, которые выезжали с тем, что они могли захватить, оставляя дома и половину имущества, действовали так вследствие того скрытого (latent) патриотизма, который выражается не фразами, не убийством детей для спасения отечества и т. п. неестественными действиями, а который выражается незаметно, просто, органически и потому производит всегда самые сильные результаты.
«Стыдно бежать от опасности; только трусы бегут из Москвы», – говорили им. Растопчин в своих афишках внушал им, что уезжать из Москвы было позорно. Им совестно было получать наименование трусов, совестно было ехать, но они все таки ехали, зная, что так надо было. Зачем они ехали? Нельзя предположить, чтобы Растопчин напугал их ужасами, которые производил Наполеон в покоренных землях. Уезжали, и первые уехали богатые, образованные люди, знавшие очень хорошо, что Вена и Берлин остались целы и что там, во время занятия их Наполеоном, жители весело проводили время с обворожительными французами, которых так любили тогда русские мужчины и в особенности дамы.
Они ехали потому, что для русских людей не могло быть вопроса: хорошо ли или дурно будет под управлением французов в Москве. Под управлением французов нельзя было быть: это было хуже всего. Они уезжали и до Бородинского сражения, и еще быстрее после Бородинского сражения, невзирая на воззвания к защите, несмотря на заявления главнокомандующего Москвы о намерении его поднять Иверскую и идти драться, и на воздушные шары, которые должны были погубить французов, и несмотря на весь тот вздор, о котором нисал Растопчин в своих афишах. Они знали, что войско должно драться, и что ежели оно не может, то с барышнями и дворовыми людьми нельзя идти на Три Горы воевать с Наполеоном, а что надо уезжать, как ни жалко оставлять на погибель свое имущество. Они уезжали и не думали о величественном значении этой громадной, богатой столицы, оставленной жителями и, очевидно, сожженной (большой покинутый деревянный город необходимо должен был сгореть); они уезжали каждый для себя, а вместе с тем только вследствие того, что они уехали, и совершилось то величественное событие, которое навсегда останется лучшей славой русского народа. Та барыня, которая еще в июне месяце с своими арапами и шутихами поднималась из Москвы в саратовскую деревню, с смутным сознанием того, что она Бонапарту не слуга, и со страхом, чтобы ее не остановили по приказанию графа Растопчина, делала просто и истинно то великое дело, которое спасло Россию. Граф же Растопчин, который то стыдил тех, которые уезжали, то вывозил присутственные места, то выдавал никуда не годное оружие пьяному сброду, то поднимал образа, то запрещал Августину вывозить мощи и иконы, то захватывал все частные подводы, бывшие в Москве, то на ста тридцати шести подводах увозил делаемый Леппихом воздушный шар, то намекал на то, что он сожжет Москву, то рассказывал, как он сжег свой дом и написал прокламацию французам, где торжественно упрекал их, что они разорили его детский приют; то принимал славу сожжения Москвы, то отрекался от нее, то приказывал народу ловить всех шпионов и приводить к нему, то упрекал за это народ, то высылал всех французов из Москвы, то оставлял в городе г жу Обер Шальме, составлявшую центр всего французского московского населения, а без особой вины приказывал схватить и увезти в ссылку старого почтенного почт директора Ключарева; то сбирал народ на Три Горы, чтобы драться с французами, то, чтобы отделаться от этого народа, отдавал ему на убийство человека и сам уезжал в задние ворота; то говорил, что он не переживет несчастия Москвы, то писал в альбомы по французски стихи о своем участии в этом деле, – этот человек не понимал значения совершающегося события, а хотел только что то сделать сам, удивить кого то, что то совершить патриотически геройское и, как мальчик, резвился над величавым и неизбежным событием оставления и сожжения Москвы и старался своей маленькой рукой то поощрять, то задерживать течение громадного, уносившего его вместе с собой, народного потока.
Элен, возвратившись вместе с двором из Вильны в Петербург, находилась в затруднительном положении.
В Петербурге Элен пользовалась особым покровительством вельможи, занимавшего одну из высших должностей в государстве. В Вильне же она сблизилась с молодым иностранным принцем. Когда она возвратилась в Петербург, принц и вельможа были оба в Петербурге, оба заявляли свои права, и для Элен представилась новая еще в ее карьере задача: сохранить свою близость отношений с обоими, не оскорбив ни одного.
То, что показалось бы трудным и даже невозможным для другой женщины, ни разу не заставило задуматься графиню Безухову, недаром, видно, пользовавшуюся репутацией умнейшей женщины. Ежели бы она стала скрывать свои поступки, выпутываться хитростью из неловкого положения, она бы этим самым испортила свое дело, сознав себя виноватою; но Элен, напротив, сразу, как истинно великий человек, который может все то, что хочет, поставила себя в положение правоты, в которую она искренно верила, а всех других в положение виноватости.
В первый раз, как молодое иностранное лицо позволило себе делать ей упреки, она, гордо подняв свою красивую голову и вполуоборот повернувшись к нему, твердо сказала:
– Voila l'egoisme et la cruaute des hommes! Je ne m'attendais pas a autre chose. Za femme se sacrifie pour vous, elle souffre, et voila sa recompense. Quel droit avez vous, Monseigneur, de me demander compte de mes amities, de mes affections? C'est un homme qui a ete plus qu'un pere pour moi. [Вот эгоизм и жестокость мужчин! Я ничего лучшего и не ожидала. Женщина приносит себя в жертву вам; она страдает, и вот ей награда. Ваше высочество, какое имеете вы право требовать от меня отчета в моих привязанностях и дружеских чувствах? Это человек, бывший для меня больше чем отцом.]
Лицо хотело что то сказать. Элен перебила его.
– Eh bien, oui, – сказала она, – peut etre qu'il a pour moi d'autres sentiments que ceux d'un pere, mais ce n'est; pas une raison pour que je lui ferme ma porte. Je ne suis pas un homme pour etre ingrate. Sachez, Monseigneur, pour tout ce qui a rapport a mes sentiments intimes, je ne rends compte qu'a Dieu et a ma conscience, [Ну да, может быть, чувства, которые он питает ко мне, не совсем отеческие; но ведь из за этого не следует же мне отказывать ему от моего дома. Я не мужчина, чтобы платить неблагодарностью. Да будет известно вашему высочеству, что в моих задушевных чувствах я отдаю отчет только богу и моей совести.] – кончила она, дотрогиваясь рукой до высоко поднявшейся красивой груди и взглядывая на небо.
– Mais ecoutez moi, au nom de Dieu. [Но выслушайте меня, ради бога.]
– Epousez moi, et je serai votre esclave. [Женитесь на мне, и я буду вашею рабою.]
– Mais c'est impossible. [Но это невозможно.]
– Vous ne daignez pas descende jusqu'a moi, vous… [Вы не удостаиваете снизойти до брака со мною, вы…] – заплакав, сказала Элен.
Лицо стало утешать ее; Элен же сквозь слезы говорила (как бы забывшись), что ничто не может мешать ей выйти замуж, что есть примеры (тогда еще мало было примеров, но она назвала Наполеона и других высоких особ), что она никогда не была женою своего мужа, что она была принесена в жертву.
– Но законы, религия… – уже сдаваясь, говорило лицо.
– Законы, религия… На что бы они были выдуманы, ежели бы они не могли сделать этого! – сказала Элен.
Важное лицо было удивлено тем, что такое простое рассуждение могло не приходить ему в голову, и обратилось за советом к святым братьям Общества Иисусова, с которыми оно находилось в близких отношениях.
Через несколько дней после этого, на одном из обворожительных праздников, который давала Элен на своей даче на Каменном острову, ей был представлен немолодой, с белыми как снег волосами и черными блестящими глазами, обворожительный m r de Jobert, un jesuite a robe courte, [г н Жобер, иезуит в коротком платье,] который долго в саду, при свете иллюминации и при звуках музыки, беседовал с Элен о любви к богу, к Христу, к сердцу божьей матери и об утешениях, доставляемых в этой и в будущей жизни единою истинною католическою религией. Элен была тронута, и несколько раз у нее и у m r Jobert в глазах стояли слезы и дрожал голос. Танец, на который кавалер пришел звать Элен, расстроил ее беседу с ее будущим directeur de conscience [блюстителем совести]; но на другой день m r de Jobert пришел один вечером к Элен и с того времени часто стал бывать у нее.
В один день он сводил графиню в католический храм, где она стала на колени перед алтарем, к которому она была подведена. Немолодой обворожительный француз положил ей на голову руки, и, как она сама потом рассказывала, она почувствовала что то вроде дуновения свежего ветра, которое сошло ей в душу. Ей объяснили, что это была la grace [благодать].
Потом ей привели аббата a robe longue [в длинном платье], он исповедовал ее и отпустил ей грехи ее. На другой день ей принесли ящик, в котором было причастие, и оставили ей на дому для употребления. После нескольких дней Элен, к удовольствию своему, узнала, что она теперь вступила в истинную католическую церковь и что на днях сам папа узнает о ней и пришлет ей какую то бумагу.
Все, что делалось за это время вокруг нее и с нею, все это внимание, обращенное на нее столькими умными людьми и выражающееся в таких приятных, утонченных формах, и голубиная чистота, в которой она теперь находилась (она носила все это время белые платья с белыми лентами), – все это доставляло ей удовольствие; но из за этого удовольствия она ни на минуту не упускала своей цели. И как всегда бывает, что в деле хитрости глупый человек проводит более умных, она, поняв, что цель всех этих слов и хлопот состояла преимущественно в том, чтобы, обратив ее в католичество, взять с нее денег в пользу иезуитских учреждений {о чем ей делали намеки), Элен, прежде чем давать деньги, настаивала на том, чтобы над нею произвели те различные операции, которые бы освободили ее от мужа. В ее понятиях значение всякой религии состояло только в том, чтобы при удовлетворении человеческих желаний соблюдать известные приличия. И с этою целью она в одной из своих бесед с духовником настоятельно потребовала от него ответа на вопрос о том, в какой мере ее брак связывает ее.
Они сидели в гостиной у окна. Были сумерки. Из окна пахло цветами. Элен была в белом платье, просвечивающем на плечах и груди. Аббат, хорошо откормленный, а пухлой, гладко бритой бородой, приятным крепким ртом и белыми руками, сложенными кротко на коленях, сидел близко к Элен и с тонкой улыбкой на губах, мирно – восхищенным ее красотою взглядом смотрел изредка на ее лицо и излагал свой взгляд на занимавший их вопрос. Элен беспокойно улыбалась, глядела на его вьющиеся волоса, гладко выбритые чернеющие полные щеки и всякую минуту ждала нового оборота разговора. Но аббат, хотя, очевидно, и наслаждаясь красотой и близостью своей собеседницы, был увлечен мастерством своего дела.
Ход рассуждения руководителя совести был следующий. В неведении значения того, что вы предпринимали, вы дали обет брачной верности человеку, который, с своей стороны, вступив в брак и не веря в религиозное значение брака, совершил кощунство. Брак этот не имел двоякого значения, которое должен он иметь. Но несмотря на то, обет ваш связывал вас. Вы отступили от него. Что вы совершили этим? Peche veniel или peche mortel? [Грех простительный или грех смертный?] Peche veniel, потому что вы без дурного умысла совершили поступок. Ежели вы теперь, с целью иметь детей, вступили бы в новый брак, то грех ваш мог бы быть прощен. Но вопрос опять распадается надвое: первое…
– Но я думаю, – сказала вдруг соскучившаяся Элен с своей обворожительной улыбкой, – что я, вступив в истинную религию, не могу быть связана тем, что наложила на меня ложная религия.
Directeur de conscience [Блюститель совести] был изумлен этим постановленным перед ним с такою простотою Колумбовым яйцом. Он восхищен был неожиданной быстротой успехов своей ученицы, но не мог отказаться от своего трудами умственными построенного здания аргументов.
– Entendons nous, comtesse, [Разберем дело, графиня,] – сказал он с улыбкой и стал опровергать рассуждения своей духовной дочери.
Элен понимала, что дело было очень просто и легко с духовной точки зрения, но что ее руководители делали затруднения только потому, что они опасались, каким образом светская власть посмотрит на это дело.
И вследствие этого Элен решила, что надо было в обществе подготовить это дело. Она вызвала ревность старика вельможи и сказала ему то же, что первому искателю, то есть поставила вопрос так, что единственное средство получить права на нее состояло в том, чтобы жениться на ней. Старое важное лицо первую минуту было так же поражено этим предложением выйти замуж от живого мужа, как и первое молодое лицо; но непоколебимая уверенность Элен в том, что это так же просто и естественно, как и выход девушки замуж, подействовала и на него. Ежели бы заметны были хоть малейшие признаки колебания, стыда или скрытности в самой Элен, то дело бы ее, несомненно, было проиграно; но не только не было этих признаков скрытности и стыда, но, напротив, она с простотой и добродушной наивностью рассказывала своим близким друзьям (а это был весь Петербург), что ей сделали предложение и принц и вельможа и что она любит обоих и боится огорчить того и другого.
По Петербургу мгновенно распространился слух не о том, что Элен хочет развестись с своим мужем (ежели бы распространился этот слух, очень многие восстали бы против такого незаконного намерения), но прямо распространился слух о том, что несчастная, интересная Элен находится в недоуменье о том, за кого из двух ей выйти замуж. Вопрос уже не состоял в том, в какой степени это возможно, а только в том, какая партия выгоднее и как двор посмотрит на это. Были действительно некоторые закоснелые люди, не умевшие подняться на высоту вопроса и видевшие в этом замысле поругание таинства брака; но таких было мало, и они молчали, большинство же интересовалось вопросами о счастии, которое постигло Элен, и какой выбор лучше. О том же, хорошо ли или дурно выходить от живого мужа замуж, не говорили, потому что вопрос этот, очевидно, был уже решенный для людей поумнее нас с вами (как говорили) и усомниться в правильности решения вопроса значило рисковать выказать свою глупость и неумение жить в свете.
Одна только Марья Дмитриевна Ахросимова, приезжавшая в это лето в Петербург для свидания с одним из своих сыновей, позволила себе прямо выразить свое, противное общественному, мнение. Встретив Элен на бале, Марья Дмитриевна остановила ее посередине залы и при общем молчании своим грубым голосом сказала ей:
– У вас тут от живого мужа замуж выходить стали. Ты, может, думаешь, что ты это новенькое выдумала? Упредили, матушка. Уж давно выдумано. Во всех…… так то делают. – И с этими словами Марья Дмитриевна с привычным грозным жестом, засучивая свои широкие рукава и строго оглядываясь, прошла через комнату.
На Марью Дмитриевну, хотя и боялись ее, смотрели в Петербурге как на шутиху и потому из слов, сказанных ею, заметили только грубое слово и шепотом повторяли его друг другу, предполагая, что в этом слове заключалась вся соль сказанного.
Князь Василий, последнее время особенно часто забывавший то, что он говорил, и повторявший по сотне раз одно и то же, говорил всякий раз, когда ему случалось видеть свою дочь.
– Helene, j'ai un mot a vous dire, – говорил он ей, отводя ее в сторону и дергая вниз за руку. – J'ai eu vent de certains projets relatifs a… Vous savez. Eh bien, ma chere enfant, vous savez que mon c?ur de pere se rejouit do vous savoir… Vous avez tant souffert… Mais, chere enfant… ne consultez que votre c?ur. C'est tout ce que je vous dis. [Элен, мне надо тебе кое что сказать. Я прослышал о некоторых видах касательно… ты знаешь. Ну так, милое дитя мое, ты знаешь, что сердце отца твоего радуется тому, что ты… Ты столько терпела… Но, милое дитя… Поступай, как велит тебе сердце. Вот весь мой совет.] – И, скрывая всегда одинаковое волнение, он прижимал свою щеку к щеке дочери и отходил.
Билибин, не утративший репутации умнейшего человека и бывший бескорыстным другом Элен, одним из тех друзей, которые бывают всегда у блестящих женщин, друзей мужчин, никогда не могущих перейти в роль влюбленных, Билибин однажды в petit comite [маленьком интимном кружке] высказал своему другу Элен взгляд свой на все это дело.
– Ecoutez, Bilibine (Элен таких друзей, как Билибин, всегда называла по фамилии), – и она дотронулась своей белой в кольцах рукой до рукава его фрака. – Dites moi comme vous diriez a une s?ur, que dois je faire? Lequel des deux? [Послушайте, Билибин: скажите мне, как бы сказали вы сестре, что мне делать? Которого из двух?]
Билибин собрал кожу над бровями и с улыбкой на губах задумался.
– Vous ne me prenez pas en расплох, vous savez, – сказал он. – Comme veritable ami j'ai pense et repense a votre affaire. Voyez vous. Si vous epousez le prince (это был молодой человек), – он загнул палец, – vous perdez pour toujours la chance d'epouser l'autre, et puis vous mecontentez la Cour. (Comme vous savez, il y a une espece de parente.) Mais si vous epousez le vieux comte, vous faites le bonheur de ses derniers jours, et puis comme veuve du grand… le prince ne fait plus de mesalliance en vous epousant, [Вы меня не захватите врасплох, вы знаете. Как истинный друг, я долго обдумывал ваше дело. Вот видите: если выйти за принца, то вы навсегда лишаетесь возможности быть женою другого, и вдобавок двор будет недоволен. (Вы знаете, ведь тут замешано родство.) А если выйти за старого графа, то вы составите счастие последних дней его, и потом… принцу уже не будет унизительно жениться на вдове вельможи.] – и Билибин распустил кожу.
– Voila un veritable ami! – сказала просиявшая Элен, еще раз дотрогиваясь рукой до рукава Билибипа. – Mais c'est que j'aime l'un et l'autre, je ne voudrais pas leur faire de chagrin. Je donnerais ma vie pour leur bonheur a tous deux, [Вот истинный друг! Но ведь я люблю того и другого и не хотела бы огорчать никого. Для счастия обоих я готова бы пожертвовать жизнию.] – сказала она.
Билибин пожал плечами, выражая, что такому горю даже и он пособить уже не может.
«Une maitresse femme! Voila ce qui s'appelle poser carrement la question. Elle voudrait epouser tous les trois a la fois», [«Молодец женщина! Вот что называется твердо поставить вопрос. Она хотела бы быть женою всех троих в одно и то же время».] – подумал Билибин.
– Но скажите, как муж ваш посмотрит на это дело? – сказал он, вследствие твердости своей репутации не боясь уронить себя таким наивным вопросом. – Согласится ли он?
– Ah! Il m'aime tant! – сказала Элен, которой почему то казалось, что Пьер тоже ее любил. – Il fera tout pour moi. [Ах! он меня так любит! Он на все для меня готов.]
Билибин подобрал кожу, чтобы обозначить готовящийся mot.
– Meme le divorce, [Даже и на развод.] – сказал он.
Элен засмеялась.
В числе людей, которые позволяли себе сомневаться в законности предпринимаемого брака, была мать Элен, княгиня Курагина. Она постоянно мучилась завистью к своей дочери, и теперь, когда предмет зависти был самый близкий сердцу княгини, она не могла примириться с этой мыслью. Она советовалась с русским священником о том, в какой мере возможен развод и вступление в брак при живом муже, и священник сказал ей, что это невозможно, и, к радости ее, указал ей на евангельский текст, в котором (священнику казалось) прямо отвергается возможность вступления в брак от живого мужа.
Вооруженная этими аргументами, казавшимися ей неопровержимыми, княгиня рано утром, чтобы застать ее одну, поехала к своей дочери.
Выслушав возражения своей матери, Элен кротко и насмешливо улыбнулась.
– Да ведь прямо сказано: кто женится на разводной жене… – сказала старая княгиня.
– Ah, maman, ne dites pas de betises. Vous ne comprenez rien. Dans ma position j'ai des devoirs, [Ах, маменька, не говорите глупостей. Вы ничего не понимаете. В моем положении есть обязанности.] – заговорилa Элен, переводя разговор на французский с русского языка, на котором ей всегда казалась какая то неясность в ее деле.
– Но, мой друг…
– Ah, maman, comment est ce que vous ne comprenez pas que le Saint Pere, qui a le droit de donner des dispenses… [Ах, маменька, как вы не понимаете, что святой отец, имеющий власть отпущений…]
В это время дама компаньонка, жившая у Элен, вошла к ней доложить, что его высочество в зале и желает ее видеть.
– Non, dites lui que je ne veux pas le voir, que je suis furieuse contre lui, parce qu'il m'a manque parole. [Нет, скажите ему, что я не хочу его видеть, что я взбешена против него, потому что он мне не сдержал слова.]
– Comtesse a tout peche misericorde, [Графиня, милосердие всякому греху.] – сказал, входя, молодой белокурый человек с длинным лицом и носом.
Старая княгиня почтительно встала и присела. Вошедший молодой человек не обратил на нее внимания. Княгиня кивнула головой дочери и поплыла к двери.
«Нет, она права, – думала старая княгиня, все убеждения которой разрушились пред появлением его высочества. – Она права; но как это мы в нашу невозвратную молодость не знали этого? А это так было просто», – думала, садясь в карету, старая княгиня.
В начале августа дело Элен совершенно определилось, и она написала своему мужу (который ее очень любил, как она думала) письмо, в котором извещала его о своем намерении выйти замуж за NN и о том, что она вступила в единую истинную религию и что она просит его исполнить все те необходимые для развода формальности, о которых передаст ему податель сего письма.
«Sur ce je prie Dieu, mon ami, de vous avoir sous sa sainte et puissante garde. Votre amie Helene».
[«Затем молю бога, да будете вы, мой друг, под святым сильным его покровом. Друг ваш Елена»]
Это письмо было привезено в дом Пьера в то время, как он находился на Бородинском поле.
Во второй раз, уже в конце Бородинского сражения, сбежав с батареи Раевского, Пьер с толпами солдат направился по оврагу к Князькову, дошел до перевязочного пункта и, увидав кровь и услыхав крики и стоны, поспешно пошел дальше, замешавшись в толпы солдат.
Одно, чего желал теперь Пьер всеми силами своей души, было то, чтобы выйти поскорее из тех страшных впечатлений, в которых он жил этот день, вернуться к обычным условиям жизни и заснуть спокойно в комнате на своей постели. Только в обычных условиях жизни он чувствовал, что будет в состоянии понять самого себя и все то, что он видел и испытал. Но этих обычных условий жизни нигде не было.
Хотя ядра и пули не свистали здесь по дороге, по которой он шел, но со всех сторон было то же, что было там, на поле сражения. Те же были страдающие, измученные и иногда странно равнодушные лица, та же кровь, те же солдатские шинели, те же звуки стрельбы, хотя и отдаленной, но все еще наводящей ужас; кроме того, была духота и пыль.
Пройдя версты три по большой Можайской дороге, Пьер сел на краю ее.
Сумерки спустились на землю, и гул орудий затих. Пьер, облокотившись на руку, лег и лежал так долго, глядя на продвигавшиеся мимо него в темноте тени. Беспрестанно ему казалось, что с страшным свистом налетало на него ядро; он вздрагивал и приподнимался. Он не помнил, сколько времени он пробыл тут. В середине ночи трое солдат, притащив сучьев, поместились подле него и стали разводить огонь.
Солдаты, покосившись на Пьера, развели огонь, поставили на него котелок, накрошили в него сухарей и положили сала. Приятный запах съестного и жирного яства слился с запахом дыма. Пьер приподнялся и вздохнул. Солдаты (их было трое) ели, не обращая внимания на Пьера, и разговаривали между собой.
– Да ты из каких будешь? – вдруг обратился к Пьеру один из солдат, очевидно, под этим вопросом подразумевая то, что и думал Пьер, именно: ежели ты есть хочешь, мы дадим, только скажи, честный ли ты человек?
– Я? я?.. – сказал Пьер, чувствуя необходимость умалить как возможно свое общественное положение, чтобы быть ближе и понятнее для солдат. – Я по настоящему ополченный офицер, только моей дружины тут нет; я приезжал на сраженье и потерял своих.
– Вишь ты! – сказал один из солдат.
Другой солдат покачал головой.
– Что ж, поешь, коли хочешь, кавардачку! – сказал первый и подал Пьеру, облизав ее, деревянную ложку.
Пьер подсел к огню и стал есть кавардачок, то кушанье, которое было в котелке и которое ему казалось самым вкусным из всех кушаний, которые он когда либо ел. В то время как он жадно, нагнувшись над котелком, забирая большие ложки, пережевывал одну за другой и лицо его было видно в свете огня, солдаты молча смотрели на него.
– Тебе куды надо то? Ты скажи! – спросил опять один из них.
– Мне в Можайск.
– Ты, стало, барин?
– Да.
– А как звать?
– Петр Кириллович.
– Ну, Петр Кириллович, пойдем, мы тебя отведем. В совершенной темноте солдаты вместе с Пьером пошли к Можайску.
Уже петухи пели, когда они дошли до Можайска и стали подниматься на крутую городскую гору. Пьер шел вместе с солдатами, совершенно забыв, что его постоялый двор был внизу под горою и что он уже прошел его. Он бы не вспомнил этого (в таком он находился состоянии потерянности), ежели бы с ним не столкнулся на половине горы его берейтор, ходивший его отыскивать по городу и возвращавшийся назад к своему постоялому двору. Берейтор узнал Пьера по его шляпе, белевшей в темноте.
– Ваше сиятельство, – проговорил он, – а уж мы отчаялись. Что ж вы пешком? Куда же вы, пожалуйте!
– Ах да, – сказал Пьер.
Солдаты приостановились.
– Ну что, нашел своих? – сказал один из них.
– Ну, прощавай! Петр Кириллович, кажись? Прощавай, Петр Кириллович! – сказали другие голоса.
– Прощайте, – сказал Пьер и направился с своим берейтором к постоялому двору.
«Надо дать им!» – подумал Пьер, взявшись за карман. – «Нет, не надо», – сказал ему какой то голос.
В горницах постоялого двора не было места: все были заняты. Пьер прошел на двор и, укрывшись с головой, лег в свою коляску.
Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.
«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.
«Солдатом быть, просто солдатом! – думал Пьер, засыпая. – Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими. Но как скинуть с себя все это лишнее, дьявольское, все бремя этого внешнего человека? Одно время я мог быть этим. Я мог бежать от отца, как я хотел. Я мог еще после дуэли с Долоховым быть послан солдатом». И в воображении Пьера мелькнул обед в клубе, на котором он вызвал Долохова, и благодетель в Торжке. И вот Пьеру представляется торжественная столовая ложа. Ложа эта происходит в Английском клубе. И кто то знакомый, близкий, дорогой, сидит в конце стола. Да это он! Это благодетель. «Да ведь он умер? – подумал Пьер. – Да, умер; но я не знал, что он жив. И как мне жаль, что он умер, и как я рад, что он жив опять!» С одной стороны стола сидели Анатоль, Долохов, Несвицкий, Денисов и другие такие же (категория этих людей так же ясно была во сне определена в душе Пьера, как и категория тех людей, которых он называл они), и эти люди, Анатоль, Долохов громко кричали, пели; но из за их крика слышен был голос благодетеля, неумолкаемо говоривший, и звук его слов был так же значителен и непрерывен, как гул поля сраженья, но он был приятен и утешителен. Пьер не понимал того, что говорил благодетель, но он знал (категория мыслей так же ясна была во сне), что благодетель говорил о добре, о возможности быть тем, чем были они. И они со всех сторон, с своими простыми, добрыми, твердыми лицами, окружали благодетеля. Но они хотя и были добры, они не смотрели на Пьера, не знали его. Пьер захотел обратить на себя их внимание и сказать. Он привстал, но в то же мгновенье ноги его похолодели и обнажились.
Ему стало стыдно, и он рукой закрыл свои ноги, с которых действительно свалилась шинель. На мгновение Пьер, поправляя шинель, открыл глаза и увидал те же навесы, столбы, двор, но все это было теперь синевато, светло и подернуто блестками росы или мороза.
«Рассветает, – подумал Пьер. – Но это не то. Мне надо дослушать и понять слова благодетеля». Он опять укрылся шинелью, но ни столовой ложи, ни благодетеля уже не было. Были только мысли, ясно выражаемые словами, мысли, которые кто то говорил или сам передумывал Пьер.
(перенаправлено с «1963»)
| Годы |
|---|
| 1959 · 1960 · 1961 · 1962 — 1963 — 1964 · 1965 · 1966 · 1967 |
| Десятилетия |
| 1940-е · 1950-е — 1960-е — 1970-е · 1980-е |
| Века |
| XIX век — XX век — XXI век |
| Григорианский календарь | 1963 MCMLXIII |
| Юлианский календарь | 1962—1963 (с 14 января) |
| Юлианский календарь с византийской эрой |
7471—7472 (с 14 сентября) |
| От основания Рима | 2715—2716 (с 4 мая) |
| Еврейский календарь |
5723—5724 ה'תשכ"ג — ה'תשכ"ד |
| Исламский календарь | 1382—1383 |
| Древнеармянский календарь | 4455—4456 (с 11 августа) |
| Армянский церковный календарь | 1412 ԹՎ ՌՆԺԲ
|
| Китайский календарь | 4659—4660 (с 25 января) 壬寅 — 癸卯 чёрный тигр — чёрный кролик |
| Эфиопский календарь | 1955 — 1956 |
| Древнеиндийский календарь | |
| - Викрам-самват | 2019—2020 |
| - Шака самват | 1885—1886 |
| - Кали-юга | 5064—5065 |
| Иранский календарь | 1341—1342 |
| Буддийский календарь | 2506 |
| Японское летосчисление | 38-й год Сёва |
1963 (тысяча девятьсот шестьдесят третий) год по григорианскому календарю — невисокосный год, начинающийся во вторник. Это 1963 год нашей эры, 963 год 2 тысячелетия, 63 год XX века, 3 год 7-го десятилетия XX века, 4 год 1960-х годов.
Содержание
События
Январь
- 3 января состоялся первый полёт пассажирского самолёта Ил-62.
- 4 января — установлено прямое воздушное сообщение СССР с Сирией и Ираком[1].
- 7 января
- Советско-китайский раскол: в СССР газета «Правда» опубликовала передовую статью Укрепим единство коммунистического движения с критикой руководства Албании, но не коснулась разногласий с Китаем[2].
- Открыто регулярное авиасообщение Москва — Гавана[3].
- 10 января — в СССР упразднена Марыйская область Туркменской ССР[4].
- 11 января — между СССР и Республикой Куба подписано Соглашение о сотрудничестве в проведении работ по орошению и осушению земель
- 13 января — во время военного переворота в Того убит первый президент страны Сильванус Олимпио[5].
- 15 января — глава Повстанческого комитета Того сержант Эмманюэль Боджоле передал власть лидеру партии Движение тоголезского народа Николасу Грюницкому (до 13 января 1967 года)[5].
- 17 января — заключено соглашение, согласно которому Советский Союз обязался заниматься орошением и осушением земель на Кубе[6].
- 18 января — создан Протекторат Южной Аравии из тех областей Аденского протектората, которые не вошли в Федерацию Южной Аравии. Протекторат Южной Аравии состоял из государств Катири, Махра, Куайти и Вахиди Бир Али, располагавшихся на исторической территории Хадрамаут, и государства Верхняя Яфа, которая была частью Западного протектората Аден.
- 20 января
- Советско-китайский раскол: представитель КПК У Сюцюань на VI съезде СЕПГ в Берлине обвинил КПСС в том, что она не поддерживает усилия КПК по разрешению разногласий внутри международного коммунистического движения и призвал её прекратить критику Албании. Н. С. Хрущёв предложил прекратить полемику между партиями до созыва совещания коммунистических и рабочих партий[7].
- Министр иностранных дел Индонезии Субандрио обвинил Малайю во враждебных действиях против Индонезии в связи с проектом объединения Малайи с Сингапуром и британскими протекторатами на острове Калимантан в Федерацию Малайзия. Субандрио официально провозгласил политику конфронтации против Малайзии[8].
- 21 января — войска ООН ликвидировали самопровозглашённое Государство Катанга на территории Республики Конго (Леопольдвиль). Президент Катанги Моиз Чомбе бежал из страны[9].
- 22 января — Палата депутатов Национального конгресса Бразилии приняла решение о возврате к президентской форме правления. Пост премьер-министра упразднён, кабинет Эрмеса Лимы ушёл в отставку, вся власть перешла к президенту Жуана Гуларту[10].
- 23 января
- 26 января — в Иране на референдуме утверждены предложенные шахом Мохаммедом Реза Пехлеви реформы, получившие название «Белой революции»[10]. Аятолла Рухолла Хомейни объявил эти реформы не соответствующими исламским нормам[11].
- 27 января — после вооружённых выступлений в португальской колонии Мозамбик введено чрезвычайное положение[10].
- 30 января — вступила в силу первая Конституция независимого Кувейта[12].
- 31 января — между СССР и Народной Республикой Болгарией подписан Протокол об оказании Союзом ССР технического содействия НРБ в развитии нефтяной промышленности и в проведении геологоразведочных работ на нефть
Февраль
- 1 февраля
- В СССР введено новое административное деление — в краях и областях районы разделены на сельские и промышленные.
- Над Анкарой столкнулись самолёты Vickers 754D Viscount ливанской авиакомпании Middle East Airlines и турецкий военный Douglas C-47A-80-DL, погибли 104 человека, из них 87 — на земле.
- 5 февраля
- В СССР создан Среднеазиатский экономический район в составе Узбекистана, Киргизии, Таджикистана и Туркмении[13].
- Советский Союз направляет Франции ноту протеста по поводу заключения 22 января 1963 года Елисейского договора с ФРГ и заявляет, что он «нацелен на дальнейшее осложнение международной обстановки, на раздувание противоречий вокруг Западного Берлина»[14].
- 6 февраля — Советский Союз выразил протест против решения правительства Японии разрешить атомным подводным лодкам ВМС США заход в порты страны[1].
- 8 февраля
- В ходе военного переворота в Ираке (Революционное движение 14 рамадана) убит глава правительства генерал Абдель Керим Касем. Власть перешла Партии арабского социалистического возрождения (Баас). Президентом назначен генерал Абдул Салам Ареф (погиб 13 апреля 1966 года), премьер-министром — бригадный генерал Ахмед Хасан аль-Бакр (до 18 ноября 1963 года)[15].
- 9 февраля — в США выполнил первый полёт Boeing 727.
- 10 февраля
- Советско-китайский раскол: в СССР опубликовано заявление Н. С. Хрущёва и Р. Я. Малиновского телевидению Франции по случаю очередной годовщины Сталинградской битвы. Подвергнуто критике выступление китайской делегации на съезде СЕПГ, выражено стремление КПСС «улучшить атмосферу и подготовить необходимые условия для созыва совещания братских партий» по разрешению противоречий между КПСС и КПК[7].
- Распространено заявление Политбюро ЦК Партии трудящихся Вьетнама, в котором предложен план урегулирования разногласий между КПСС и КПК путём прекращения всякой критики и созыва совещания этих партий для решения всех вопросов.
- 12 февраля
- Советский Союз выступил с инициативой к ядерным державам отказаться от использования иностранных территорий для размещения стратегических средств доставки атомного оружия[16].
- Катастрофа Boeing 720 в Эверглейдсе.
- 15 февраля — председатель Революционного совета Бирмы генерал У Не Вин заявил, что все частные торговые и промышленные предприятия страны будут национализированы[17]
- 21 февраля — Советско-китайский раскол: письмо ЦК КПСС к ЦК КПК с предложением о начале «товарищеских консультаций». КПСС считает, что «не следует преувеличивать имеющиеся расхождения».
- 22 февраля — между СССР и Болгарией подписано Соглашение об оказании технического содействия в строительстве и расширении промышленных предприятий и объектов в НРБ.
- 23 февраля
- Советско-китайский раскол:Мао Цзэдун в ответ на письмо ЦК КПСС предложил Н. С. Хрущёву посетить Пекин во время визита в Камбоджу, либо прислать делегацию для переговоров[18].
- Правительство Бирмы национализировало все частные иностранные и национальные банки страны[17].
- 25 февраля — Катастрофа Ил-18 в заливе Шелихова.
- 27 февраля — на пост президента Доминиканской республики вступил Хуан Бош Гавиньо, победивший на выборах в декабре 1962 года[19].
Март
- 1 марта — Китайско-индийский конфликт: министерство обороны КНР заявляет об отводе китайских войск в Индии на заранее согласованные позиции[20].
- 3 марта — в результате военного переворота смещён с поста глава правящей хунты Перу генерал Рикардо Перес Годой. Новым главой государства стал премьер-министр дивизионный генерал Николас Эдуардо Линдлей, заявивший о возврате к конституционному правлению и назначивший всеобщие выборы на июнь 1963 года.
- 5 марта — Катастрофа Ил-18 в Ашхабаде.
- 7 марта — принята конституция Сенегала[21].
- 8 марта — в Сирии произошёл военный переворот, в результате которого к власти пришла Партия арабского социалистического возрождения (ПАСВ) и Национальный совет революционного командования во главе с генерал-лейтенантом Луаем аль-Атасси (до 27 июля 1963 года)[22].
- 9 марта — Советско-китайский раскол: распространён ответ ЦК КПК на письмо ЦК КПСС от 21 февраля. КПК согласилась на созыв совещания по урегулированию разногласий, прекратила критику и изложила свой взгляд на ситуацию[23].
- 13 марта
- Советский Союз признал государство Кувейт, получившее независимость в июне 1961 года[24].
- На совместном заседании ЦК КПСС и Совета Министров СССР для управления экономикой Советского Союза вновь образован Высший совет народного хозяйства СССР, существовавший в 1923—1932 годах. Председателем ВСНХ назначен Д. Ф. Устинов[13]. Ввиду отказа от семилетнего планирования обсуждается проект Восьмой пятилетки (1966—1970)[25].
- 17 марта — в связи с продовольственным кризисом в СССР Н. С. Хрущёв выступает с инициативой создания молочно-овощных хозяйств вокруг крупных городов и промышленных центров[25].
- 21 марта — в СССР произведён запуск ИСЗ «Космос-13».
- 21 марта — закрылась тюрьма Алькатрас.
- 22 марта — The Beatles выпускают альбом «Please Please Me», свой первый долгоиграющий альбом в Великобритании, который сразу же занимает лидирующие позиции в британских хит-парадах.
- 23 марта
- Конкурс песни Евровидение.
- В СССР образован союзно-республиканский Комитет по кинематографии[13].
- 25 марта — перекрыт Енисей в районе Красноярской ГЭС[26].
- 31 марта — в результате военного переворота свергнут гражданский президент Гватемалы Хосе Мигель Идигорас Фуэнтес. К власти пришёл полковник Альфредо Перальта Асурдия (до 1 июля 1966 года)[27].
Апрель
- 1 апреля — убит министр иностранных дел правительства национального единства Лаоса Киним Фолсена, выступавший за сотрудничество с Патриотическим фронтом Лаоса[28].
- 2 апреля
- С космодрома Байконур осуществлён пуск ракеты-носителя «Молния», которая вывела на траекторию полёта к Луне автоматическую межпланетную станцию «Луна-4Е».
- Началось восстание аргентинского военно-морского флота.
- 3 апреля — в СССР опубликовано письмо ЦК КПСС к ЦК КПК от 30 марта, в котором предложено провести встречу на высшем уровне в Москве 15 мая[18].
- 4 апреля — Катастрофа Ил-18 под Казанью.
- 5 апреля — автоматическая межпланетная станция «Луна-4Е» из-за отклонения траектории полёта от расчётной прошла на расстоянии 8500 километров от поверхности Луны и затерялась в космосе. Предполагалось, что АМС осуществит мягкую посадку на поверхность Луны.
- 11 апреля — в результате покушения у здания Национального собрания Алжира смертельно ранен министр иностранных дел Алжира Мохамед Хемисти. Скончался 4 мая[29].
- 13 апреля
- В СССР произведён запуск ИСЗ «Космос-14».
- Национальное собрание Республики Конго приняло закон о введении в стране однопартийной системы и создании единой правящей партии на базе трёх существующих[30].
- Принята временная конституция Йеменской Арабской Республики[31].
- 17 апреля — после переговоров лидеров трёх стран в Каире объявлено о предстоящем объединении ОАР, Сирии и Ирака в новую Объединённую Арабскую Республику. В июле Гамаль Абдель Насер заявил, что объединение не состоится, пока у власти в Сирии и Ираке находится партия БААС[32].
- 22 апреля
- После отставки консерватора Джона Дифенбейкера новым премьер-министром Канады стал Лестер Боулс Пирсон, лидер Либеральной партии, одержавшей победу на выборах 8 апреля 1963 года[33].
- В СССР произведён запуск ИСЗ «Космос-15».
- 23 апреля
- В Иерусалиме скончался президент Израиля Ицхак Бен-Цви[34].
- Глава правительства Алжира Ахмед бен Белла стал генеральным секретарём Фронта национального освобождения после отставки Мохаммада Хидера[35].
- Избран первый Всемирный дом справедливости
- 26 апреля — в Йеменской Арабской Республике президентским декретом создан Центральный совет по делам племён, племенным шейхам переданы права местного самоуправления и сбора налогов, членам провинциальных советов шейхов были установлены государственные оклады[31].
- 28 апреля — в СССР произведён запуск ИСЗ «Космос-16».
- 30 апреля — Египет и Саудовская Аравия подписали соглашение о разделении сил в Северном Йемене и прекращении военных действий[36]
Май
- 1 мая
- Бывшая голландская колония Западный Ириан, находившаяся под управлением Временной администрации ООН, передана Индонезии.
- На пост президента Никарагуа вступил Рене Шик Гутьеррес (скончался 3 августа 1966 года)[37].
- 3 мая — Национальный совет революционного командования Сирии издал декрет о национализации всех банков страны.
- 5 мая — массовые выступления негритянского населения Бирмингема (штат Алабама, США) против расовой дискриминации[38].
- 9 мая — Чжоу Эньлай уведомил посла СССР в КНР о том, что ЦК КПК готов направить в Москву делегацию во главе с Генеральным секретарём ЦК КПК Дэн Сяопином для разрешения разногласий[39].
- 14 мая — Кувейт становится членом ООН[24].
- 15 мая
- 6-й Пилотируемый космический полёт (США) — астронавт Гордон Купер на корабле Меркурий-9.
- Советский Союз обвинил в шпионаже и объявил персонами нон грата ряд сотрудников посольств США и Великобритании в Москве[14].
- Советский лётчик А. А. Луценко на вертолёте Ми-1 установил мировой рекорд дальности полёта по замкнутому маршруту, пролетев 1164 километра[40].
- 16 мая — подал в отставку премьер-министр Италии Аминторе Фанфани, обвинённый в ослаблении позиций Христианско-демократической партии на парламентских выборах 28-29 апреля 1963 года[41].
- 17 мая
- Советско-китайский раскол: в СССР газета «Правда» публикует сообщение том, что ЦК КПСС утвердил состав партийной делегации для переговоров с руководителями Коммунистической партии Китая 5 июля. Главой делегации назначен секретарь ЦК КПСС М. А. Суслов, членами делегации секретари ЦК КПСС Ю. В. Андропов, Л. Ф. Ильичёв и Б. Н. Пономарёв[39].
- В Марокко прошли первые в истории страны парламентские выборы, на которых победил монархический Фронт защиты конституционных институтов[42].
- 18 мая
- Подписаны соглашение и налоговая конвенция между Францией и Монако, положившие конец конфликту из-за отказа Монако ввести изменения в области налогообложения. Франция сняла таможенный кордон на границе с княжеством[43].
- Авария Ту-104 в Ржевке.
- 20 мая
- СССР распространяет ноту протеста против размещения в Средиземном море атомных подводных лодок США с ракетами «Поларис» и предлагает объявить Средиземноморье зоной свободной от ядерного оружия[14].
- Президент Египта Гамаль Абдель Насер выступил с речью, в которой заявил о единстве революционного движения в арабском мире и о том, что египетский экспедиционный корпус в Северном Йемене защищает йеменскую революцию и право Йемена на самоопределение[44].
- 21 мая
- Новым президентом Израиля стал Залман Шазар[34].
- СССР и США подписали соглашение о сотрудничестве в области использования атомной энергии в мирных целях[45].
- 22 мая
- 23 мая — Фиделю Кастро присвоено звание Героя Советского Союза[40].
- 24 мая — в СССР произведён запуск ИСЗ «Космос-18».
- 26 мая — президент Йеменской Арабской Республики маршал Абдалла ас-Салляль подписал декрет, которым дал себе право объявлять в стране чрезвычайное положение[47].
- 28 мая — президент Финляндии Урхо Кекконен выступил с предложением объявить страны Северной Европы безъядерной зоной[48].
- 29 мая — Центральный комитет Патриотического фронта Лаоса выступил с заявлением, в котором призвал США и правительство в Саваннакхете выполнять Женевские соглашения 1962 года, прекратить репрессивные акции против Фронта и сторонников урегулирования, освободить арестованных и т. д.[28].
Июнь
- 1 июня
- Джомо Кениата стал премьер-министром Британской Кении, которая в этот день получила внутреннее самоуправление[49].
- На всей территории Йеменской Арабской Республики введено чрезвычайное положение[47].
- 3 июня
- В Ватикане на 82-м году жизни скончался Папа Римский Иоанн XXIII[50].
- Катастрофа DC-7 близ Александровского архипелага.
- 4 июня — между СССР и Кубой подписано Соглашение об оказании Союзом ССР технического содействия Республике Куба в создании учебного центра по подготовке механизаторов сельского хозяйства.
- 5 июня — аятолла Рухолла Хомейни арестован властями Ирана за критику модернизационных реформ шаха Мухаммеда Резы Пехлеви[11].
- 11 июня
- Иракское правительство генерала Ахмеда Хасана аль-Бакра начало войну в Курдистане.
- Реформа образования в Албании. Введено обязательное обучение в 8-летних политехнических средних школах с общественно-полезным трудом[51].
- 13 июня — Боливия вышла из Совета Организации американских государств в связи с территориальным конфликтом с Чили[52].
- 14 июня —
- В СССР стартовал «Восток-5» с космонавтом Валерием Быковским. Посадка 19 июня.
- Письмо ЦК КПК к ЦК КПСС с изложением взглядов китайских коммунистов[23].
- 16 июня — в СССР стартовал «Восток-6» c первой женщиной-космонавтом Валентиной Терешковой. Посадка 19 июня[53].
- 18 июня
- В Москве открылся очередной пленум ЦК КПСС, который избрал Председателя Президиума Верховного Совета СССР Л. И. Брежнева и 1-го секретаря ЦК Компартии Украины Н. В. Подгорного секретарями ЦК КПСС. На них возложены обязанности второго секретаря ЦК КПСС в связи с болезнью Ф. Р. Козлова. Пленум завершил работу 21 июня[54].
- Советско-китайский раскол: Заявление ЦК КПСС с осуждением позиции ЦК КПК, изложенной в письме от 14 июня[23].
- 20 июня
- Провал советско-китайских переговоров в Москве в связи с неприятием Китаем советской политики мирного сосуществования.
- СССР и США подписали Меморандум об установлении линии прямой связи.
- 21 июня
- Конклав кардиналов избрал новым Папой Римским архиепископа Милана кардинала Джованни Батисту Монтини, который принял имя Павла VI[50].
- Советско-китайский раскол:Пленум ЦК КПСС обсудил разногласия с КПК и отверг обвинения в адрес КПСС. Решено отстаивать свою позицию на предстоящих в июле переговорах.
- Ушёл в отставку первый премьер-министр Израиля Давид Бен-Гурион. Новым главой правительства стал министр финансов Леви Эшколь[34].
- В Италии в условиях затяжного правительственного кризиса сформировано служебное правительство Джованни Леоне[55].
- Один из лидеров правой лаосской группировки генерал Фуми Носаван заявил, что с этого дня в Лаосе началась война с Патриотическим фронтом Лаоса. К этому времени армия проводит операции по «прочёсыванию и умиротворению» в районе г. Сиангкхуанг, в Долине Кувшинов и в Центральном Лаосе[56].
- 24 июня — в студии Би-Би-Си в Лондоне впервые продемонстрирован бытовой видеомагнитофон.
- 29 июня — в СССР сообщено о подписании соглашения о проведении советскими военными специалистами разминирования минных полей в западных и восточных зонах Алжира[57].
Июль
- 2 июля — находящийся в Восточном Берлине советский лидер Н. С. Хрущёв выдвигает инициативу заключить договор о запрете ядерных испытаний в трёх средах[16].
- 3 июля — антиправительственное восстание в главном военном лагере Ирака «Рашид» под Багдадом. Выступление подавлено после того, как против солдат, не желавших отправляться на курдский фронт, были брошены танки[58].
- 5 июля
- Советско-китайский раскол: в Москве начались переговоры между делегацией ЦК КПСС во главе с секретарём ЦК КПСС М. А. Сусловым и делегацией ЦК Коммунистической партии Китая во главе с генеральным секретарём ЦК КПК Дэн Сяопином по урегулированию противоречий между партиями. Переговоры прошли безрезультатно, и 20 июля в них был объявлен перерыв на неопределённое время. Китайская делегация вернулась в Пекин[59].
- В Республике Конго (Браззавиль) Национальный комитет объединённых рабочих организаций потребовал от правительства отставки ряда министров, роспуска парламента, отмены однопартийной системы и принятия мер по борьбе с коррупцией. Правительство отвергло требования и запретило проведение митингов и демонстраций[60].
- Эфиопия разорвала дипломатические отношения с Португалией[61].
- 6 июля — ночью смещён с постов и арестован министр обороны и начальник Генерального штаба армии Сирии генерал Зияд Харири, выступавший главой оппозиции партии Баас. 8 июля он посажен на самолёт и отправлен в Вену (Австрия). В сирийской армии начата чистка от сторонников объединения с Египтом[62].
- 7 июля — Советско-китайский раскол: в Пекине прошёл массовый митинг, на котором руководители КНР выступили с протестом против высылки из СССР 5 сотрудников китайского посольства и аспирантов, распространявших в Москве Письмо ЦК КПК от 14 июня с критикой КПСС[63].
- 8 июля — Великобритания, Малайская Федерация, Сингапур, Саравак и Сабах подписали соглашение об объединении Малайи, Сингапура, Саравака и Сабаха в Федерацию Малайзия 31 августа 1963 года[64].
- 9 июля — правительство СССР предостерегло Сирию от участия в военных действиях против курдов на территории Ирака[65].
- 11 июля
- Военный переворот в Эквадоре. Конституционный президент Карлос Хулио Аросемена Монрой свергнут и выслан в Панаму, к власти пришла военная хунта во главе с адмиралом Рамоном Кастро Хихоном[66].
- Заявление советского правительства правительствам Ирака и Сирии. СССР предупреждает, что война в Ираке может привести к вмешательству западных держав в дела региона[67].
- Президент Индонезии Сукарно заявил в связи с подписанием соглашения о провозглашении Федерации Малайзия, что Индонезия не согласна с её созданием: «Мы не признаём её, мы против неё»[68].
- 13 июля
- Взрывом бомбы на Могиле неизвестного солдата в Брюсселе погашен Вечный огонь, зажжённый вскоре после Первой мировой войны в память о погибших[69].
- Катастрофа Ту-104 под Иркутском.
- 16 июля — в перестрелке с полицией убиты бывший начальник охраны президента Гаити Клеман Бардо и его сообщники, готовившие покушение на президента Франсуа Дювалье[70].
- 17 июля — Сенегал и Берег Слоновой Кости разорвали консульские отношения с Португалией и запретили португальским судам и авиации пользоваться их портами и аэродромами[71].
- 18 июля — после того, как глава Сирии генерал Луай Атасси вылетел в Каир для переговоров, в Дамаске предпринята попытка военного переворота. После боёв в сирийской столице с применением танков и авиации правительству партии Баас удалось сохранить власть[72].
- 19 июля — Боливия разорвала дипломатические отношения с ЮАР[73].
- 23 июля — после выступления президента Египта Насера с критикой руководителей Сирии и Ирака, министр информации Сирии заявил, что его правительство считает эти заявления «официальным денонсированием Декларации от 17 апреля», предполагавшей создание федерации Египта, Сирии и Ирака[74].
- 25 июля — очередная попытка военного переворота в Сирии. Сторонники союза с Египтом произвели обстрел президентского дворца, в Дамаске начались бои с применением военной авиации. Радио сообщило, что попытка подавлена, начаты новые аресты[75].
- 26 июля
- Сильным землетрясением разрушен город Скопье в Югославии, погибло более 2000 жителей. Подземные толчки прошли по Балканам, Центральной и Южной Италии[76].
- Гватемала разорвала дипломатические отношения с Великобританией из-за конфликта вокруг Британского Гондураса[77].
- 27 июля — после конфликта внутри правящей группировки новым председателем Национального совета революционного командования Сирии назначен министр внутренних дел Амин аль-Хафез
- 28 июля — на пост президента Перу вступил Фернандо Белаунде Терри, победивший на президентских выборах 9 июня 1963 года.
- 29 июля — в СССР выполнил первый полёт Ту-134.
- 30 июля — Саудовская Аравия и Кувейт подписали соглашение о разделе пограничной нейтральной зоны. По соглашению все доходы от нефти, добытой в нейтральной зоне, должны были делиться поровну между двумя государствами[78].
- 31 июля — Советско-китайский раскол: в Пекине распространено Заявление правительства Китайской Народной Республики с критикой Договора о запрещении испытаний ядерного оружия, который должен быть подписан в Москве в августе. Руководство КНР назвало договор «обманом народов», упрочением ядерной монополии трёх держав и «капитуляцией перед американским империализмом». КНР предложила полный запрет и уничтожение ядерного оружия[79].
Август
- 1 августа — Ливия разорвала все экономические связи с Португалией и ЮАР и запретила их судам и авиации пользоваться своими портами и аэродромами (дипломатических отношений с этими странами Ливия не имела)[80].
- 5 августа
- В Москве подписан Договор о запрещении испытаний ядерного оружия в атмосфере, космическом пространстве и под водой.
- Около 250 бывших гаитянских военных во главе с бывшим командующим армией Леоном Кантавом высадились на побережье Гаити в районе Кап-Аитьена с целью свержения режима Франсуа Дювалье. Десант разгромлен правительственными силами[81][82][83].
- 6 августа
- В СССР произведён запуск ИСЗ «Космос-19».
- Президент Франции генерал де Голль направил президенту США Д. Кеннеди и премьер-министру Великобритании Г. Макмиллану ответы на их послание от 25 июля, в которых заявил, что Франция не будет подписывать договор о запрещении испытаний ядерного оружия в Москве[84].
- 8 августа
- Корабли ВМС США обстреляли советский рыболовный траулер. Между странами произведён обмен нотами[14].
- В Великобритании совершено дерзкое ограбление почтового поезда Глазго-Лондон, организованное дельцом криминального мира, наркоторговцем Брюсом Рейнолдсом. 15 грабителей унесли из поезда 2,6 миллиона фунтов стерлингов, машинист поезда Джек Миллс получил удар по голове[85].
- 9 августа — находящийся на отдыхе лидер СССР Н. С. Хрущёв принял в Гаграх государственного секретаря США Дина Раска, приехавшего в Москву на подписание Договора о запрещении испытаний ядерного оружия[86].
- 12 августа — президент Египта Г. А. Насер подписал республиканский декрет № 72 о переходе в руки государства 278 промышленных и транспортных компаний, Началась новая волна национализации экономики, партийная газета «Аль-Гумхурия» выходит под заголовком «Добро пожаловать, социализм»![87].
- 15 августа
- В Республике Конго произошла «Августовская революция» («Три славных дня») — после трёх дней народных выступлений свергнут режим аббата Фюльбера Юлу[88].
- Албания заявила об отказе присоединиться к Московскому договору о запрещении испытаний ядерного оружия в атмосфере, космическом пространстве и под водой от 5 августа 1963 года. Было также заявлено, что Албания против заключения пакта о ненападении между НАТО и Варшавским договором[51].
- 16 августа
- По решению армии и профсоюзов главой временного правительства Республики Конго назначен бывший министр планирования Альфонс Массамба-Деба[89].
- Бывший диктатор Венесуэлы генерал Маркос Перес Хименес, обвиняемый в присвоении 13,5 миллионов долларов, выдан правительством США венесуэльским властям и самолётом доставлен в Каракас[90].
- 20 августа — Советский Союз и Иордания установили дипломатические отношения[91].
- 21 августа — в результате остановки двигателей пассажирский самолёт Ту-124 приводнился на Неву. Пассажиры и члены экипажа остались живы[92].
- 22 августа — Мавритания запретила судам и авиации Португалии и ЮАР пользоваться своими портами и аэродромами[93].
- 23 августа — Верховный суд Чехословакии по решению ЦК КПЧ пересмотрел судебные решения, принятые на политических процессах 1949—1951 годов. Сняты обвинения с бывшего генерального секретаря партии Рудольфа Сланского (повешен в 1953 году), Густава Гусака и др. репрессированных руководителей КПЧ. При этом ЦК КПЧ подтвердил исключение Р. Сланского из партии за нарушения законности[94].
- 24 августа — Катастрофа Ил-14 под Кутаиси.
- 28 августа — речь Мартина Лютера Кинга «У меня есть мечта» во время демонстрации в защиту гражданских прав в Вашингтоне[95].
- 30 августа — в соответствии с соглашениями в Женеве от 20 июня 1963 года между Вашингтоном и Москвой установлена «горячая линия», снизившая вероятность случайного начала военных действий[14][45].
Сентябрь
- 2 сентября
- В Амране собралась конференция 500 шейхов племён Северного Йемена, мусульманских богословов и представителей властей Йеменской Арабской Республики по вопросу о будущем страны. Конференция высказалась за сохранение республиканского режима[96].
- Президент Ирака маршал Абдул Салам Ареф подписал в Дамаске договор об экономическом союзе Сирии и Ирака[32].
- 4 сентября — Катастрофа SE-210 в Дюрренеше.
- 5 сентября — подписано соглашение о содействии СССР строительству ядерной установки в Афганистане[57].
- 6 сентября — Советско-китайский раскол: пресса КНР начинает публикацию 8 статей с резкой критикой СССР и КПСС как ответ на открытое письмо ЦК КПСС от 14 июля 1963 года. За этим следуют ответ советской стороны в виде письма ЦК КПСС от 29 ноября 1963 года[97].
- 8 сентября — на референдуме принята Конституция Алжира, утверждённая Национальным собранием 28 августа[29]
- 9 сентября — Советско-китайский раскол: нота МИД СССР с протестом против хулиганских действий граждан Китайской Народной Республики на пограничной станции Наушки[20].
- 15 сентября — Ахмед Бен Белла избран первым президентом Алжира в ходе прямых выборов (до 19 июня 1965 года)[29].
- 16 сентября
- В Куала-Лумпуре состоялось провозглашение нового государства — Федерации Малайзия[98].
- В Йеменской Арабской Республике в соответствии с решениями Амранской конференции издан указ о создании племенного ополчения[99].
- Египет разорвал торговые и экономические связи с Португалией[100].
- 18 сентября — в ходе массовых волнений в Индонезии, начавшихся 16 сентября после провозглашения Федерации Малайзия, в Джакарте сожжено посольство Великобритании[101].
- 19 сентября — Президиум Верховного Совета СССР указом передал в состав Узбекистана свыше 4 миллионов гектар плодородных земель Казахстана, изменив границу между республиками[13].
- 20 сентября — решением Пленума ЦК КПЧ снят с поста председатель Совета министров Чехословакии Вильям Широкий. Новым главой правительства назначен член Президиума ЦК КПЧ Йозеф Ленарт[102].
- 25 сентября
- В результате военного переворота в Доминиканской Республике свергнуто гражданское правительство Хуана Боша. К власти пришёл военный триумвират во главе с генералом Эмилио дос Сантосом[103].
- Советский Союз продаёт в Великобританию партию автомобилей «Волга» ГАЗ-21 модели 1962 года[14].
- 29 сентября — в Алжире началось восстание в Кабилии, поддержанное войсками командующего 7-м военным округом генерала Моханда У эль-Хаджа[29].
- 30 сентября — начался визит в СССР министра обороны Алжира полковника Хуари Бумедьена. В результате переговоров СССР предоставил Алжиру кредит в 90 миллионов рублей[104].
Октябрь
- 1 октября — Нигерия провозглашена федеративной республикой. Британский генерал-губернатор Бенджамин Ннамби Азикиве, представлявший королеву Елизавету II как главу нигерийского государства, стал президентом Нигерии[105].
- 3 октября — военный переворот в Гондурасе. Гражданский президент Рамон Вильеда Моралес свергнут, власть перешла командующему армией полковнику Освальдо Лопесу Арельяно[106]
- 4 октября
- Ирак признал независимость Кувейта[32].
- Катастрофа Ан-8 под Новгородом.
- 5 октября — в ходе кампании сопротивления режиму Нго Динь Зьема молодой буддистский монах совершил самосожжение в центре Сайгона. Для контроля над ситуацией власти Южного Вьетнама вывели на улицы столицы танки и бронемашины[107].
- 9 октября
- Уганда провозглашена республикой. Первым президентом страны стал король Буганды Мутеса II[108].
- В результате оползня горной породы на плотине Вайонт (Италия) произошла одна из самых крупных аварий в истории гидротехнического строительства, унесшая жизни от 2 до 3 тысяч человек.
- Сирия и Ирак заключили договор о военном союзе[32].
- 12 октября — на пост президента Аргентины вступил Артуро Умберто Ильиа, набравший большинство голосов на президентских выборах 7 июля 1963 года[109].
- 14 октября
- Начало Алжиро-марокканского пограничного конфликта, войска Марокко начали наступление в районе Колон-Бешара и углубились в Алжир на 100 километров. В Алжире объявлена всеобщая мобилизация[29].
- Шейх Раджих бен Галеб Лабуза поднимает антибританское восстание йеменских племён в горах Радфана (Федерация Южной Аравии). Восстание было поддержано недавно созданным Национальным фронтом оккупированного юга Йемена[110], а начавшаяся война за освобождение Южного Йемена от власти Великобритании получила позднее название «Революции 14 октября»[111].
- 15 октября
- Ушёл в отставку первый Федеральный канцлер Германии Конрад Аденауэр. Новым федеральным канцлером стал министр хозяйства Людвиг Эрхард[112].
- Президентские выборы в Южной Корее. Генеральный секретарь Верховного совета национальной перестройки генерал Пак Чон Хи избран на пост президента[113].
- Французские войска эвакуированы с военной базы в Бизерте. В этот же день в Бизерту вступила армия Туниса. В декабре состоялась официальная церемония поднятия над базой тунисского флага[114].
- 17 октября
- Генеральная Ассамблея ООН приняла резолюцию № 1884, призывающую все нации воздержаться от выведения на орбиты вокруг Земли или размещения в космосе ядерных вооружений или любых других видов оружия массового уничтожения[115].
- Между СССР и Афганистаном подписано Соглашение об оказании Советским Союзом технического содействия Афганистану в организации добычи и использования природного газа месторождений в северных районах Афганистана
- Открытие первой очереди Северо-Крымского канала[116].
- 18 октября
- После разоблачения связи министра обороны Великобритании Джона Профьюмо с советской разведкой ушёл в отставку премьер-министр Великобритании Гарольд Макмиллан. Новым лидером Консервативной партии и премьер-министром стал министр иностранных дел Александр Дуглас-Хьюм[117].
- В СССР произведён запуск ИСЗ «Космос-20».
- 20 октября — Катастрофа Ил-14 на острове Греэм-Белл.
- 21 октября — в перестрелке с бойцами ЗОМО убит Юзеф Франчак, последний в Польше боец вооружённого антикоммунистического подполья.
- 24 октября — в Краснодаре закончился открытый судебный процесс по делу девяти функционеров зондеркоманды 10-А, виновных в гибели тысяч советских людей во время немецкой оккупации. Всем обвиняемым вынесен смертный приговор[118].
- 28 октября — в условиях всеобщей забастовки смещён с поста первый президент Дагомеи Юбер Мага. Власть перешла к начальнику Штаба армии полковнику Кристофу Согло, который назначил на 1964 год референдум по новой Конституции и всеобщие выборы[119].
- 30 октября — в Бамако президенты Алжира и Мали, король Марокко и император Эфиопии заключили соглашение о прекращении огня между Алжиром и Марокко с 1 ноября 1963 года. Соглашение не было выполнено[29].
Ноябрь
- 1 ноября — в СССР произведён запуск первого ИСЗ, умеющего маневрировать в космосе «Полёт-1».
- 2 ноября — военный переворот в Южном Вьетнаме. Президент Нго Динь Зьем свергнут и расстрелян, командование армией сформировало для управления страной Военный революционный комитет во главе с генералом Зыонг Ван Минем[120].
- 11 ноября — в СССР произведён запуск ИСЗ «Космос-21».
- 12 ноября — в результате конфликта в руководстве правящей иракской партии БААС в Багдаде начинаются бои. На следующий день группа радикальных руководителей во главе с бывшим генеральным секретарём партии Али Салехом Саади выслана в Мадрид. Конфликт в руководстве Ирака продолжился[32].
- 14 ноября — в ходе извержения подводного вулкана появился остров Суртсей
- 15 ноября
- По состоянию здоровья ушёл в отставку премьер-министр Исландии Олафур Трюггвасон Торс. Новым главой правительства стал министр юстиции Бьярни Бенедиктссон[121][122].
- Президент Аргентины Артуро Умберто Ильиа объявил о национализации всей нефтяной промышленности и ликвидации иностранных нефтяных концессий, включая концессии США[123].
- 16 ноября
- 18 ноября
- В результате военного переворота в Ираке Партия арабского социалистического возрождения отстранена от власти. Власть перешла к президенту маршалу Абдул Саламу Арефу[15].
- Завершилась чрезвычайная сессия Совета министров иностранных дел ОАЕ в Аддис-Абебе, занимавшаяся вопросами урегулирования алжиро-марокканского конфликта[29].
- 22 ноября — в Далласе (штат Техас, США) был убит 35-й президент США Джон Кеннеди. Новым президентом, согласно конституции США, стал Линдон Джонсон (до 20 января 1969 года), бывший при Кеннеди вице-президентом. По обвинению в покушении на Дж. Кеннеди арестован Ли Х. Освальд.
- 23 ноября
- В Ленинграде начался 31-й чемпионат СССР по шахматам.
- В Великобритании вышла первая серия наиболее длинного в истории и идущего до сих пор научно-фантастического сериала «Доктор Кто».
- 24 ноября — Советский Союз установил дипломатические отношения с Руандой[125].
- 27 ноября — Чехословакия и СССР подписали Протокол о продлении Договора о дружбе, взаимной помощи и послевоенном сотрудничестве от 12 декабря 1943 года.
- 29 ноября
- В связи с разрушениями от урагана «Флора» Советский Союз направил на Кубу оборудование для строительства завода крупнопанельного домостроения[6].
- Катастрофа DC-8 под Монреалем.
Декабрь
- 1 декабря — на месторождении Урта-Булак произошла авария с выбросом природного газа. Факел горел в течение трёх лет (1064 дня), фонтан газа достигал высоты 70 метров, объём сгораемого газа составлял до 12 миллионов м3 в сутки[126].
- 4 декабря
- Новое правительство Италии сформировал политический секретарь Христианско-демократической партии Альдо Моро[55].
- Советско-китайский раскол: китайская газета «Жэньминь жибао» обвинила Советский Союз в тяжёлом экономическом положении КНР[97].
- 8 декабря
- Скоропостижно скончался премьер-министр Таиланда фельдмаршал Сарит Танарат, в 1958 году установивший в стране диктаторский режим. Через день новым главой правительства назначен его заместитель, министр обороны генерал Таном Киттикачорн[127].
- В Республике Конго на референдуме принята новая конституция. Одновременно проведены парламентские выборы[128][129].
- В Элктоне (Мэриленд) из-за удара молнии разбился Boeing 707−121 компании Pan Am, погиб 81 человек. Данное происшествие занесено в Книгу рекордов Гиннесса как наибольшее с количеством погибших от удара молнии.
- 9 декабря — между СССР и Народной Республикой Болгарией подписано Соглашение об оказании Союзом ССР технического содействия НРБ в освоении лова рыбы в океанах.
- 10 декабря — получил независимость от Великобритании островной Султанат Занзибар. Султаном независимого государства стал Сеид Джамшид ибн Абдулла[130][131].
- 11 декабря — Генеральная Ассамблея ООН по инициативе СССР и ряда других стран приняла резолюцию № 1949 по Адену и британским протекторатам, признававшую право населения Южного Йемена на свободу и независимость и осуждавшую репрессии британских властей Адена в отношении арабов[132]
- 12 декабря — провозглашена независимость Кении[49].
- 13 декабря — в СССР произведён запуск ИСЗ «Космос-23».
- 16 декабря — Кения и Занзибар стали членами Организации Объединённых Наций[133].
- 19 декабря
- В СССР произведён запуск ИСЗ «Космос-24».
- Национальное собрание Республики Конго (Браззавиль) избрало президентом республики главу временного правительства Альфонса Массамба-Деба (до 4 сентября 1968 года)[134][135].
- Советский Союз и Занзибар установили дипломатические отношения[136].
- По требованию правительства Камбоджи из Пномпеня эвакуированы военная, экономическая и культурная миссии США[137].
- 21 декабря
- Кипрский конфликт: ночью с 20 декабря на Кипре начались столкновения между греками-полицейскими и турками. Турецкая часть полиции отказалась выйти на работу[138].
- В США произведён запуск ИСЗ «Тирос-8».
- 23 декабря
- Папа римский Павел VI повысил статус Украинской грекокатолической церкви с уровня митрополии до уровня верховного архиепископства.
- Близ базы ВВС США Колумбус (штат Миссисипи) взорвался в воздухе стратегический бомбардировщик Б-52. Весь экипаж погиб. Командование заявило, что ядерного оружия на борту самолёта не было[139].
- Президент Египта Гамаль Абдель Насер выступил в Порт-Саиде с предложением созвать совещание глав арабских стран (независимо от их политического строя) для выработке мер по противодействию планам Израиля отвести воды реки Иордан на свою территорию[140].
- 24 декабря — объявлен состав нового правительства Республики Конго во главе с Паскалем Лиссубой (до 15 апреля 1966 года)[141].
- 27 декабря — министерство иностранных дел Албании потребовало отзыва из страны советского персонала, оставленного для охраны и обслуживания эвакуированных советских учреждений и представительств. Албанский персонал также отозван из Москвы[51].
- 30 декабря
- Кипрский конфликт: на Кипре англо-греко-турецкая комиссия достигла соглашения о прекращении огня и создании нейтральной зоны между сторонами конфликта[142].
- Король Бурунди Мвамбутса IV на неопределённое время запретил в стране митинги и демонстрации, после того, как 28 декабря в столице прошли выступления против введения налога на крупный рогатый скот[143].
- 31 декабря — в преддверии предоставления независимости отдельным колониям распущена Федерация Родезии и Ньясаленда, британский протекторат на юге Африки[144].
Без точных дат
- Митохондриальная ДНК открыта Маргит Насс и Сильвен Насс в Стокгольмском университете (Швеция) при помощи электронной микроскопии.
- Компьютерная мышь изобретена в Стэнфордском университете Дугласом Энгельбартом.
Наука
Спорт
Музыка
Кино
Телевидение
Театр
Напишите отзыв о статье "1963 год"
Литература
Изобразительное искусство СССР
Авиация
Общественный транспорт
Метрополитен
Железнодорожный транспорт
Персоны года
Человек года по версии журнала Time — Мартин Лютер Кинг, афроамериканский баптистский проповедник, лидер Движения за гражданские права чернокожих в США.
Родились
См. также: Категория:Родившиеся в 1963 году
- 2 января — Сергей Жигунов, актёр.
- 4 января — Тилль Линдеманн, певец, солист группы Rammstein.
- 14 января
- Стивен Содерберг, американский режиссёр, продюсер, сценарист, кинооператор, монтажер.
- Анна Самохина, советская и российская актриса театра и кино, певица (ум. 2010).
- 20 января — Ингеборга Дапкунайте, актриса.
- 26 января — Моуриньо, Жозе, футбольный тренер.
- 28 января — Сергей Евгеньевич Супонев, российский телеведущий детских программ, в том числе Звёздный час (погиб 2001).
- 7 февраля — Владимир Викторович Злобин, российский конструктор стрелкового оружия.
- 17 февраля — Майкл Джордан, профессиональный баскетболист.
- 28 февраля — Сергей Маврин, советский и российский рок-музыкант, гитарист, композитор, поэт.
- 1 марта — Томас Андерс, немецкий поп-певец, бывший солист группы «Modern Talking».
- 2 марта — Евгений Дятлов, российский певец и актёр.
- 27 марта
- Квентин Тарантино, американский кинорежиссёр, актёр, сценарист и кинопродюсер.
- Михаил Щербаков, российский поэт, автор и исполнитель собственных песен.
- 13 апреля — Гарри Каспаров, советский и российский шахматист, международный гроссмейстер, чемпион мира, политик.
- 26 апреля — Джет Ли, китайский киноактёр, спортсмен ушу.
- 10 мая — Анатолий Лебедь, российский офицер, Герой Российской Федерации.
- 9 июня — Джонни Депп, американский актёр.
- 24 июня — Лариса Шахворостова, российская актриса.
- 26 июня — Михаил Ходорковский, российский предприниматель, общественный деятель, публицист.
- 8 июля — Дмитрий Певцов, российский актёр.
- 12 июля — Александр Домогаров, советский и российский актёр театра и кино, народный артист Российской Федерации
- 18 июля — Марк Жирарделли, люксембургский горнолыжник, пятикратный обладатель Кубка мира и четырёхкратный чемпион мира
- 21 июля — Сергей Зверев, российский парикмахер, дизайнер причёсок, визажист, стилист, шоумен.
- 1 августа — Джон Кэрролл Линч, актёр театра и кино.
- 3 августа — Джеймс Хэтфилд, один из основателей, вокалист и ритм-гитарист группы «Metallica».
- 9 августа — Уитни Хьюстон, американская поп-певица (ум. 2012).
- 14 августа — Эммануэль Беар, французская актриса.
- 15 августа — Валерий Левоневский, предприниматель, политик, общественный деятель, руководитель Стачкома предпринимателей Беларуси, бывший политический заключённый и узник совести.
- 21 августа — Мухаммед VI, король Марокко.
- 2 сентября — Станислав Саламович Черчесов, российский футбольный тренер.
- 7 сентября — Эрик Линн Райт (Eazy-E), американский рэпер, основоположник жанра Gangsta Rap (ум. в 1995)
- 20 сентября — Андрей Державин, советский и российский певец, композитор и аранжировщик, участник групп Сталкер и Машина времени.
- 28 сентября — Владимир Турчинский («Динамит») (ум. 2009), рекордсмен в силовых видах спорта, актёр и телевизионный ведущий.
- 10 ноября — Михаил Ефремов, российский актёр.
- 14 ноября — Лолита Милявская, певица, актриса, телеведущая.
- 21 ноября — Николетт Шеридан, британская актриса.
- 26 ноября — Дмитрий Табачник, украинский политический и государственный деятель, историк.
- 27 ноября — Владимир Машков, российский актёр.
- 28 ноября — Умар Ли, малийский политический деятель, премьер-министр Мали с 2013 года по 2014 год.
- 9 декабря — Зураб Жвания, грузинский политический и государственный деятель (ум. 2005).
- 14 декабря — Витаутас Юозапайтис, литовский оперный певец (баритон), педагог (профессор), телеведущий.
- 18 декабря — Брэд Питт, американский актёр и продюсер.
- 19 декабря — Тиль Швайгер, немецкий актёр, режиссёр, продюсер и сценарист.
- 26 декабря — Ларс Ульрих, американский рок-музыкант (барабанщик и продюсер) датского происхождения. Один из основателей группы Metallica.
Скончались
См. также: Категория:Умершие в 1963 году
- 23 января — Гославский, Юзеф, польский скульптор и медальер.
- 29 января — Роберт Фрост, американский поэт.
- 30 января — Франсис Пуленк, французский композитор.
- 3 июня — папа римский Иоанн XXIII.
- 7 сентября — Никон (Воробьёв), игумен, духовный писатель.
- 10 октября — Эдит Пиаф, французская певица, шансонье.
- 11 октября — Жан Кокто, французский писатель и кинорежиссёр.
- 3 ноября — Август Мартынович Кирхенштейн, латвийский советский государственный деятель, президент и премьер-министр Латвии в 1940 году, председатель Президиума Верховного Совета Латвийской ССР в 1940—1952 годах, учёный-микробиолог.
- 22 ноября — Джон Ф. Кеннеди, 35-й президент США.
- 22 ноября — Клайв Стэйплз Льюис — английский писатель ирландского происхождения.
- 22 ноября — Олдос Хаксли, писатель.
- 24 ноября — Освальд, Ли Харви, вероятный убийца Джона Кеннеди.
- 25 ноября — Маринеско, Александр Иванович — командир Краснознамённой подводной лодки (ПЛ) С-13 Краснознамённой бригады подводных лодок Краснознамённого Балтийского флота, капитан 3 ранга.
Нобелевские премии
- Физика:
- Юджин Пол Вигнер — «За вклад в теорию атомного ядра и элементарных частиц, особенно с помощью открытия и приложения фундаментальных принципов симметрии».
- Мария Гёпперт-Майер и Ханс Йенсен — «За открытия, касающиеся оболочечной структуры ядра».
- Химия — Карл Циглер, Джулио Натта — «За открытие изотактического полипропилена».
- Медицина или физиология — Джон Эклс, Алан Ходжкин, Эндрю Филдинг Хаксли — «За открытия, касающиеся ионных механизмов возбуждения и торможения в периферических и центральных участках нервных клеток».
- Литература — Йоргос Сеферис — «За выдающиеся лирические произведения, исполненные преклонения перед миром древних эллинов».
- Премия мира — Международный комитет Красного Креста (к его столетию)
См. также
|
Категория:Документы 1963 года в Викитеке? |
|---|
Примечания
- ↑ 1 2 Ежегодник БСЭ. 1964 / М. 1964 — С. 55.
- ↑ Правда, 7 января 1963 года
- ↑ Ежегодник БСЭ. 1964 / М. 1964 — С. 32.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 15 — С. 433.
- ↑ 1 2 Советская историческая энциклопедия — т.14 — С.275.
- ↑ 1 2 Ежегодник БСЭ. 1964 / М. 1964 — С. 50.
- ↑ 1 2 Правда, 10 февраля 1963 года
- ↑ Капица М. С. Малетин Н. П. Сукарно. Политическая биография / М.1980 — С.214.
- ↑ [www.africafederation.net/Katanga_Histoire.htm Histoire de l'Independance de la Republic du Katanga] (французский). Federation of the Free States of Africa. Проверено 14 декабря 2012. [www.webcitation.org/6CvnBvLh9 Архивировано из первоисточника 15 декабря 2012].
- ↑ 1 2 3 4 5 Новое время — 1963 — № 4 — С.32.
- ↑ 1 2 [dlyaposteli.ru/vojska-v-afganistan/503-islamskaya-revolyuciya-ayatolly-xomejni.html Исламская революция аятоллы Хомейни] (рус.) (9-03-2012, 20:34). Проверено 14 декабря 2012. [www.webcitation.org/6CvnCRCJ4 Архивировано из первоисточника 15 декабря 2012].
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 13 — С. 551.
- ↑ 1 2 3 4 Об утверждении Указов Президиума Верховного Совета СССР //Правда, 20 декабря 1963 года.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 Ежегодник БСЭ. 1964 / М. 1964 — С. 54.
- ↑ 1 2 БСЭ 3-е изд. т. 10 — С. 397.
- ↑ 1 2 Ежегодник БСЭ. 1964 / М. 1964 — С. 45.
- ↑ 1 2 Не Вин // Люди и политика /М. 1964 — С. 157.
- ↑ 1 2 Письмо ЦК КПСС к ЦК КПК//Правда, 3 апреля 1963 года
- ↑ Кремер Т. И. Доминиканская республика. Очерк политической истории (1960-1970- годы) / М.1980 — С.37.
- ↑ 1 2 Ежегодник БСЭ. 1964 / М. 1964 — С. 287.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 23 — С. 251.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т.23 — С.455.
- ↑ 1 2 3 Заявление Центрального комитета КПСС//Правда, 19 июня 1963 года
- ↑ 1 2 {{{заглавие}}}. — Ежегодник Большой советской энциклопедии. — М.: Советская энциклопедия, 1964. — С. 298.
- ↑ 1 2 Ежегодник БСЭ. 1964 / М. 1964 — С. 34.
- ↑ Ежегодник БСЭ. 1964 / М. 1964 — С. 35.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 6 — С. 156.
- ↑ 1 2 Кожевников В. А. Очерки новейшей истории Лаоса / М. 1979 — С. 183.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 {{{заглавие}}}. — Ежегодник Большой советской энциклопедии. — М.: Советская энциклопедия, 1964. — С. 201.
- ↑ Стекольщиков В. Я. Народная Республика Конго в борьбе за социалистическую ориентацию. — М.: Наука, 1976. — С. 64.
- ↑ 1 2 Герасимов О. Г. Йеменская революция. 1962—1975 / М. 1979 — С. 116.
- ↑ 1 2 3 4 5 {{{заглавие}}}. — Ежегодник Большой советской энциклопедии. — М.: Советская энциклопедия, 1964. — С. 262.
- ↑ Ежегодник БСЭ. 1964 / М. 1964 — С. 278.
- ↑ 1 2 3 Советская историческая энциклопедия — т.4 — С.776.
- ↑ Ахмед бен Белла //Люди и политика/ М. 1964 — С. 131.
- ↑ Герасимов О. Г. Йеменская революция. 1962—1975 / М. 1979 — С. 112.
- ↑ {{{заглавие}}}. — Ежегодник Большой советской энциклопедии. — М.: Советская энциклопедия, 1964. — С. 322.
- ↑ McWhorter, Diane (2001). Carry Me Home: Birmingham, Alabama, the Climactic Battle of the Civil Rights Revolution. Simon and Schuster. ISBN 0-7432-1772-1
- ↑ 1 2 Правда, 17 мая 1963 года
- ↑ 1 2 Ежегодник БСЭ. 1964 / М. 1964 — С. 36.
- ↑ Ежегодник БСЭ. 1964 / М. 1964 — С. 270.
- ↑ Ежегодник БСЭ. 1964 / М. 1964 — С. 311.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 16 — С. 494.
- ↑ Герасимов О. Г. Йеменская революция. 1962—1975 / М. 1979 — С. 126.
- ↑ 1 2 Ежегодник БСЭ. 1964 / М. 1964 — С. 53.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 14 — С. 132.
- ↑ 1 2 Герасимов О. Г. Йеменская революция. 1962—1975 / М. 1979 — С. 117.
- ↑ Советская историческая энциклопедия — т.15 — С.177.
- ↑ 1 2 БСЭ 3-е изд. т. 12 — С. 42.
- ↑ 1 2 Ежегодник БСЭ. 1964 / М. 1964 — С. 222.
- ↑ 1 2 3 {{{заглавие}}}. — Ежегодник Большой советской энциклопедии. — М.: Советская энциклопедия, 1964. — С. 199.
- ↑ Сашин Г. З. Боливия. Очерк новейшей истории /М.1976 — С.105.
- ↑ Ежегодник БСЭ. 1964 / М. 1964 — С. 37.
- ↑ Ежегодник БСЭ. 1964 / М. 1964 — С. 15.
- ↑ 1 2 Ежегодник БСЭ. 1964 / М. 1964 — С. 271.
- ↑ Кожевников В. А. Очерки новейшей истории Лаоса / М. 1979 — С. 184.
- ↑ 1 2 Ежегодник БСЭ. 1964 / М. 1964 — С. 52.
- ↑ Террор нарастает // Известия, 13 июля 1963 года.
- ↑ Коммюнике о встрече в Москве представителей Коммунистической партии Советского Союза и Коммунистической Партии Китая // Известия, 23 июля 1963 года.
- ↑ Стекольщиков В. Я. Народная Республика Конго в борьбе за социалистическую ориентацию / М. Наука, 1976 — С.67.
- ↑ Отношения порваны. Париж, 6 июля (ТАСС) // Известия, 7 июля 1963 года.
- ↑ Вишневецкий К. Харири смещён и выслан. Бейрут, 8 июля // Известия, 9 июля 1963 года.
- ↑ Заявление Центрального комитета КПСС // Известия, 10 июля 1963 года.
- ↑ Колосков Б. Т. Малайзия. Вчера и сегодня / М.1984 — С.132.
- ↑ {{{заглавие}}}. — Ежегодник Большой советской энциклопедии. — М.: Советская энциклопедия, 1964. — С. 351.
- ↑ Советская историческая энциклопедия — т.16 — С.446.
- ↑ Заявление Советского правительства // Известия, 11 июля 1963 года.
- ↑ Мнение Индонезии. Джакарта, 11 июля (ТАСС) // Известия, 12 июля 1963 года.
- ↑ Бомба гасит вечный огонь // Известия, 13 июля 1963 года.
- ↑ Погиб в рукопашной // Известия, 18 июля 1963 года.
- ↑ Отпор колонизаторам. Париж, 17 июля (ТАСС) // Известия, 18 июля 1963 года.
- ↑ События в Сирии. Бейрут, 18 июля (ТАСС) // Известия, 19 июля 1963 года.
- ↑ Сашин Г. З. Боливияю очерк новейшей истории /М.1076 — С.94.
- ↑ Реакция Дамаска. // Известия, 25 июля 1963 года.
- ↑ Вишневецкий К. Дамаск бурлит. Каир, 25 июля // Известия, 26 июля 1963 года.
- ↑ Трагедия Скопле. // Известия, 28 июля 1963 года.
- ↑ Известия, 27 июля 1963 года.
- ↑ {{{заглавие}}}. — Ежегодник Большой советской энциклопедии. — М.: Советская энциклопедия, 1964. — С. 348.
- ↑ Заявление Советского правительства // Известия, 4 августа 1963 года.
- ↑ Прервала экономические отношения. // Известия, 3 августа 1963 года.
- ↑ Положение на Гаити. Нью-Йорк. 6 августа (ТАСС). // Известия, 7 августа 1963 года.
- ↑ Вторжение на Гаити. // Известия, 8 августа 1963 года.
- ↑ Положение на Гаити. // Известия, 9 августа 1963 года.
- ↑ Де Голль снова говорит «нет». Париж.7 августа. // Известия, 8 августа 1963 года.
- ↑ [www.forbes.ru/news/234986-v-britanii-skonchalsya-organizator-velikogo-ogrableniya-poezda-bryus-reinolds В Британии умер организатор «Великого ограбления поезда».]
- ↑ Приём Н. С. Хрущёвым Д. Раска. // Известия, 10 августа 1963 года.
- ↑ К. Вишневецкий. Национализация продолжается. Каир. 13 августа. // Известия, 14 августа 1963 года.
- ↑ Стекольщиков В. Я. Народная Республика Конго в борьбе за социалистическую ориентацию / М. Наука, 1976 — С.68.
- ↑ Стекольщиков В. Я. Народная Республика Конго в борьбе за социалистическую ориентацию / М. Наука, 1976 — С.72.
- ↑ Президент-казнокрад. Нью-Йорк. 17 августа. (ТАСС) // Известия, 18 августа 1963 года.
- ↑ СССР-Иордания // Известия, 23 августа 1963 года.
- ↑ [www.airdisaster.ru/database.php?id=220 Авария Ту-124 Московского ТУ ГВФ в Ленинграде. Приводнение на Неву.]
- ↑ Известия, 23 августа 1963 года.
- ↑ Пересмотрены судебные дела. Прага. 23 августа (ТАСС) // Известия, 24 августа 1963 года.
- ↑ [mlk-kpp01.stanford.edu/index.php/encyclopedia/encyclopedia/enc_march_on_washington_for_jobs_and_freedom/&usg=ALkJrhgU_cnTx0tw9osHLgEzc-QL1GafIA March on Washington for Jobs and Freedom.] (англ.)
- ↑ Герасимов О. Г. Йеменская революция. 1962—1975 / М. 1979 — С. 119.
- ↑ 1 2 Ежегодник БСЭ. 1964 / М. 1964 — С. 285.
- ↑ Колосков Б. Т. Малайзия вчера и сегодня / М. 1984 — С. 133.
- ↑ Герасимов О. Г. Йеменская революция. 1962—1975 / М. 1979 — С. 121.
- ↑ Вишневецкий К. Важные решения. Каир. Прага. 16 сентября // Известия, 17 сентября 1963 года.
- ↑ Капица М. С. Малетин Н. П. Сукарно. Политическая биография / М.1980 — С.218.
- ↑ Ежегодник БСЭ. 1964 / М. 1964 — С. С. 388—389.
- ↑ БСЭ 3-е изд. Т. 8 — С. 429.
- ↑ {{{заглавие}}}. — Ежегодник Большой советской энциклопедии. — М.: Советская энциклопедия, 1964. — С. 202.
- ↑ Глущенко Е. А. Первая республика в Нигерии / М. Наука, 1983 — С. 101.
- ↑ Ежегодник БСЭ. 1964 / М. 1964 — С. 245.
- ↑ Правда, 7 октября 1963 года.
- ↑ Ежегодник БСЭ. 1964 / М. 1964 — С. 368.
- ↑ Ежегодник БСЭ. 1964 / М. 1964 — С. 204.
- ↑ Герасимов О. Г. Йеменская революция. 1962—1975 / М. 1979 — С. 68.
- ↑ Герасимов О. Г. Йеменская революция. 1962—1975 / М. 1979 — С. 65.
- ↑ Советская историческая энциклопедия — т.14 — С. 1022.
- ↑ Ежегодник БСЭ. 1964 / М. 1964 — С. 293.
- ↑ Советская историческая энциклопедия — т.14 — С.511.
- ↑ Ежегодник БСЭ. 1964 / М. 1964 — С. 47.
- ↑ Ежегодник БСЭ. 1964 / М. 1964 — С. 40.
- ↑ Ежегодник БСЭ. 1964 / М. 1964 — С. 255.
- ↑ Гинзбург Л. В. Бездна. — М.: Советский писатель, 1967.
- ↑ Большая советская энциклопедия — т.7 — С.502.
- ↑ Ежегодник БСЭ. 1964 / М. 1964 — С. 234.
- ↑ Ежегодник БСЭ. 1964 / М. 1964 — С. 266.
- ↑ Советская историческая энциклопедия — т.6 — С.350.
- ↑ Правда, 17 ноября 1963 года.
- ↑ Решение Национального собрания Камбоджи. Пном-Пень, 16 ноября. ТАСС //Правда, 17 ноября 1963 года.
- ↑ {{{заглавие}}}. — Ежегодник Большой советской энциклопедии. — М.: Советская энциклопедия, 1964. — С. 343.
- ↑ Андрей Осадчий [www.nkj.ru/archive/articles/18314/ Удар из-под земли] // Наука и жизнь : журнал. — 2010. — Вып. № 7. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=0028-1263&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 0028-1263].
- ↑ Советская историческая энциклопедия — т.14 — С.66.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 12 — С. 619.
- ↑ Стекольщиков В. Я. Народная Республика Конго в борьбе за социалистическую ориентацию / М. Наука, 1976 — С. 79.
- ↑ Советская историческая энциклопедия — т.14 — С.109.
- ↑ Ежегодник БСЭ. 1964 / М. 1964 — С. 251.
- ↑ Герасимов О. Г. Йеменская революция. 1962—1975 / М. 1979 — С. 85.
- ↑ Правда, 18 декабря 1963 года.
- ↑ Стекольщиков В. Я. Народная Республика Конго в борьбе за социалистическую ориентацию / М. Наука, 1976 — С. 82.
- ↑ БСЭ (3-е изд. т. 12 — С. 619.) указывает на дату 20 декабря
- ↑ Правда, 20 декабря 1963 года.
- ↑ По требованию правительства Камбоджи. Вашингтон. 20. ТАСС//Правда, 20 декабря 1963 года.
- ↑ Брагин Н. Кровавые столкновения на Кипре. Никозия. 23 декабря. // Правда, 25 декабря 1963 года.
- ↑ Весь экипаж погиб. Нью-Йорк. 24 декабря. // Правда, 25 декабря 1963 года.
- ↑ Герасимов О. Г. Йеменская революция. 1962—1975 / М. 1979 — С. 125.
- ↑ Стекольщиков В. Я. Народная Республика Конго в борьбе за социалистическую ориентацию / М. Наука, 1976 — С. 83.
- ↑ Соглашение о прекращении огня. Никозия. 30 декабря. ТАСС // Правда, 31 декабря 1963 года.
- ↑ {{{заглавие}}}. — Ежегодник Большой советской энциклопедии. — М.: Советская энциклопедия, 1964. — С. 221.
- ↑ {{{заглавие}}}. — Ежегодник Большой советской энциклопедии. — М.: Советская энциклопедия, 1964. — С. 341.
| Календарь на 1963 год | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
Январь
|
Февраль
|
Март
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Апрель
|
Май
|
Июнь
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Июль
|
Август
|
Сентябрь
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Октябрь
|
Ноябрь
|
Декабрь
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий 1963 год
Тот, кто посмотрел бы на расстроенные зады русской армии, сказал бы, что французам стоит сделать еще одно маленькое усилие, и русская армия исчезнет; и тот, кто посмотрел бы на зады французов, сказал бы, что русским стоит сделать еще одно маленькое усилие, и французы погибнут. Но ни французы, ни русские не делали этого усилия, и пламя сражения медленно догорало.Русские не делали этого усилия, потому что не они атаковали французов. В начале сражения они только стояли по дороге в Москву, загораживая ее, и точно так же они продолжали стоять при конце сражения, как они стояли при начале его. Но ежели бы даже цель русских состояла бы в том, чтобы сбить французов, они не могли сделать это последнее усилие, потому что все войска русских были разбиты, не было ни одной части войск, не пострадавшей в сражении, и русские, оставаясь на своих местах, потеряли половину своего войска.
Французам, с воспоминанием всех прежних пятнадцатилетних побед, с уверенностью в непобедимости Наполеона, с сознанием того, что они завладели частью поля сраженья, что они потеряли только одну четверть людей и что у них еще есть двадцатитысячная нетронутая гвардия, легко было сделать это усилие. Французам, атаковавшим русскую армию с целью сбить ее с позиции, должно было сделать это усилие, потому что до тех пор, пока русские, точно так же как и до сражения, загораживали дорогу в Москву, цель французов не была достигнута и все их усилия и потери пропали даром. Но французы не сделали этого усилия. Некоторые историки говорят, что Наполеону стоило дать свою нетронутую старую гвардию для того, чтобы сражение было выиграно. Говорить о том, что бы было, если бы Наполеон дал свою гвардию, все равно что говорить о том, что бы было, если б осенью сделалась весна. Этого не могло быть. Не Наполеон не дал своей гвардии, потому что он не захотел этого, но этого нельзя было сделать. Все генералы, офицеры, солдаты французской армии знали, что этого нельзя было сделать, потому что упадший дух войска не позволял этого.
Не один Наполеон испытывал то похожее на сновиденье чувство, что страшный размах руки падает бессильно, но все генералы, все участвовавшие и не участвовавшие солдаты французской армии, после всех опытов прежних сражений (где после вдесятеро меньших усилий неприятель бежал), испытывали одинаковое чувство ужаса перед тем врагом, который, потеряв половину войска, стоял так же грозно в конце, как и в начале сражения. Нравственная сила французской, атакующей армии была истощена. Не та победа, которая определяется подхваченными кусками материи на палках, называемых знаменами, и тем пространством, на котором стояли и стоят войска, – а победа нравственная, та, которая убеждает противника в нравственном превосходстве своего врага и в своем бессилии, была одержана русскими под Бородиным. Французское нашествие, как разъяренный зверь, получивший в своем разбеге смертельную рану, чувствовало свою погибель; но оно не могло остановиться, так же как и не могло не отклониться вдвое слабейшее русское войско. После данного толчка французское войско еще могло докатиться до Москвы; но там, без новых усилий со стороны русского войска, оно должно было погибнуть, истекая кровью от смертельной, нанесенной при Бородине, раны. Прямым следствием Бородинского сражения было беспричинное бегство Наполеона из Москвы, возвращение по старой Смоленской дороге, погибель пятисоттысячного нашествия и погибель наполеоновской Франции, на которую в первый раз под Бородиным была наложена рука сильнейшего духом противника.
Для человеческого ума непонятна абсолютная непрерывность движения. Человеку становятся понятны законы какого бы то ни было движения только тогда, когда он рассматривает произвольно взятые единицы этого движения. Но вместе с тем из этого то произвольного деления непрерывного движения на прерывные единицы проистекает большая часть человеческих заблуждений.
Известен так называемый софизм древних, состоящий в том, что Ахиллес никогда не догонит впереди идущую черепаху, несмотря на то, что Ахиллес идет в десять раз скорее черепахи: как только Ахиллес пройдет пространство, отделяющее его от черепахи, черепаха пройдет впереди его одну десятую этого пространства; Ахиллес пройдет эту десятую, черепаха пройдет одну сотую и т. д. до бесконечности. Задача эта представлялась древним неразрешимою. Бессмысленность решения (что Ахиллес никогда не догонит черепаху) вытекала из того только, что произвольно были допущены прерывные единицы движения, тогда как движение и Ахиллеса и черепахи совершалось непрерывно.
Принимая все более и более мелкие единицы движения, мы только приближаемся к решению вопроса, но никогда не достигаем его. Только допустив бесконечно малую величину и восходящую от нее прогрессию до одной десятой и взяв сумму этой геометрической прогрессии, мы достигаем решения вопроса. Новая отрасль математики, достигнув искусства обращаться с бесконечно малыми величинами, и в других более сложных вопросах движения дает теперь ответы на вопросы, казавшиеся неразрешимыми.
Эта новая, неизвестная древним, отрасль математики, при рассмотрении вопросов движения, допуская бесконечно малые величины, то есть такие, при которых восстановляется главное условие движения (абсолютная непрерывность), тем самым исправляет ту неизбежную ошибку, которую ум человеческий не может не делать, рассматривая вместо непрерывного движения отдельные единицы движения.
В отыскании законов исторического движения происходит совершенно то же.
Движение человечества, вытекая из бесчисленного количества людских произволов, совершается непрерывно.
Постижение законов этого движения есть цель истории. Но для того, чтобы постигнуть законы непрерывного движения суммы всех произволов людей, ум человеческий допускает произвольные, прерывные единицы. Первый прием истории состоит в том, чтобы, взяв произвольный ряд непрерывных событий, рассматривать его отдельно от других, тогда как нет и не может быть начала никакого события, а всегда одно событие непрерывно вытекает из другого. Второй прием состоит в том, чтобы рассматривать действие одного человека, царя, полководца, как сумму произволов людей, тогда как сумма произволов людских никогда не выражается в деятельности одного исторического лица.
Историческая наука в движении своем постоянно принимает все меньшие и меньшие единицы для рассмотрения и этим путем стремится приблизиться к истине. Но как ни мелки единицы, которые принимает история, мы чувствуем, что допущение единицы, отделенной от другой, допущение начала какого нибудь явления и допущение того, что произволы всех людей выражаются в действиях одного исторического лица, ложны сами в себе.
Всякий вывод истории, без малейшего усилия со стороны критики, распадается, как прах, ничего не оставляя за собой, только вследствие того, что критика избирает за предмет наблюдения большую или меньшую прерывную единицу; на что она всегда имеет право, так как взятая историческая единица всегда произвольна.
Только допустив бесконечно малую единицу для наблюдения – дифференциал истории, то есть однородные влечения людей, и достигнув искусства интегрировать (брать суммы этих бесконечно малых), мы можем надеяться на постигновение законов истории.
Первые пятнадцать лет XIX столетия в Европе представляют необыкновенное движение миллионов людей. Люди оставляют свои обычные занятия, стремятся с одной стороны Европы в другую, грабят, убивают один другого, торжествуют и отчаиваются, и весь ход жизни на несколько лет изменяется и представляет усиленное движение, которое сначала идет возрастая, потом ослабевая. Какая причина этого движения или по каким законам происходило оно? – спрашивает ум человеческий.
Историки, отвечая на этот вопрос, излагают нам деяния и речи нескольких десятков людей в одном из зданий города Парижа, называя эти деяния и речи словом революция; потом дают подробную биографию Наполеона и некоторых сочувственных и враждебных ему лиц, рассказывают о влиянии одних из этих лиц на другие и говорят: вот отчего произошло это движение, и вот законы его.
Но ум человеческий не только отказывается верить в это объяснение, но прямо говорит, что прием объяснения не верен, потому что при этом объяснении слабейшее явление принимается за причину сильнейшего. Сумма людских произволов сделала и революцию и Наполеона, и только сумма этих произволов терпела их и уничтожила.
«Но всякий раз, когда были завоевания, были завоеватели; всякий раз, когда делались перевороты в государстве, были великие люди», – говорит история. Действительно, всякий раз, когда являлись завоеватели, были и войны, отвечает ум человеческий, но это не доказывает, чтобы завоеватели были причинами войн и чтобы возможно было найти законы войны в личной деятельности одного человека. Всякий раз, когда я, глядя на свои часы, вижу, что стрелка подошла к десяти, я слышу, что в соседней церкви начинается благовест, но из того, что всякий раз, что стрелка приходит на десять часов тогда, как начинается благовест, я не имею права заключить, что положение стрелки есть причина движения колоколов.
Всякий раз, как я вижу движение паровоза, я слышу звук свиста, вижу открытие клапана и движение колес; но из этого я не имею права заключить, что свист и движение колес суть причины движения паровоза.
Крестьяне говорят, что поздней весной дует холодный ветер, потому что почка дуба развертывается, и действительно, всякую весну дует холодный ветер, когда развертывается дуб. Но хотя причина дующего при развертыванье дуба холодного ветра мне неизвестна, я не могу согласиться с крестьянами в том, что причина холодного ветра есть раэвертыванье почки дуба, потому только, что сила ветра находится вне влияний почки. Я вижу только совпадение тех условий, которые бывают во всяком жизненном явлении, и вижу, что, сколько бы и как бы подробно я ни наблюдал стрелку часов, клапан и колеса паровоза и почку дуба, я не узнаю причину благовеста, движения паровоза и весеннего ветра. Для этого я должен изменить совершенно свою точку наблюдения и изучать законы движения пара, колокола и ветра. То же должна сделать история. И попытки этого уже были сделаны.
Для изучения законов истории мы должны изменить совершенно предмет наблюдения, оставить в покое царей, министров и генералов, а изучать однородные, бесконечно малые элементы, которые руководят массами. Никто не может сказать, насколько дано человеку достигнуть этим путем понимания законов истории; но очевидно, что на этом пути только лежит возможность уловления исторических законов и что на этом пути не положено еще умом человеческим одной миллионной доли тех усилий, которые положены историками на описание деяний различных царей, полководцев и министров и на изложение своих соображений по случаю этих деяний.
Силы двунадесяти языков Европы ворвались в Россию. Русское войско и население отступают, избегая столкновения, до Смоленска и от Смоленска до Бородина. Французское войско с постоянно увеличивающеюся силой стремительности несется к Москве, к цели своего движения. Сила стремительности его, приближаясь к цели, увеличивается подобно увеличению быстроты падающего тела по мере приближения его к земле. Назади тысяча верст голодной, враждебной страны; впереди десятки верст, отделяющие от цели. Это чувствует всякий солдат наполеоновской армии, и нашествие надвигается само собой, по одной силе стремительности.
В русском войске по мере отступления все более и более разгорается дух озлобления против врага: отступая назад, оно сосредоточивается и нарастает. Под Бородиным происходит столкновение. Ни то, ни другое войско не распадаются, но русское войско непосредственно после столкновения отступает так же необходимо, как необходимо откатывается шар, столкнувшись с другим, с большей стремительностью несущимся на него шаром; и так же необходимо (хотя и потерявший всю свою силу в столкновении) стремительно разбежавшийся шар нашествия прокатывается еще некоторое пространство.
Русские отступают за сто двадцать верст – за Москву, французы доходят до Москвы и там останавливаются. В продолжение пяти недель после этого нет ни одного сражения. Французы не двигаются. Подобно смертельно раненному зверю, который, истекая кровью, зализывает свои раны, они пять недель остаются в Москве, ничего не предпринимая, и вдруг, без всякой новой причины, бегут назад: бросаются на Калужскую дорогу (и после победы, так как опять поле сражения осталось за ними под Малоярославцем), не вступая ни в одно серьезное сражение, бегут еще быстрее назад в Смоленск, за Смоленск, за Вильну, за Березину и далее.
В вечер 26 го августа и Кутузов, и вся русская армия были уверены, что Бородинское сражение выиграно. Кутузов так и писал государю. Кутузов приказал готовиться на новый бой, чтобы добить неприятеля не потому, чтобы он хотел кого нибудь обманывать, но потому, что он знал, что враг побежден, так же как знал это каждый из участников сражения.
Но в тот же вечер и на другой день стали, одно за другим, приходить известия о потерях неслыханных, о потере половины армии, и новое сражение оказалось физически невозможным.
Нельзя было давать сражения, когда еще не собраны были сведения, не убраны раненые, не пополнены снаряды, не сочтены убитые, не назначены новые начальники на места убитых, не наелись и не выспались люди.
А вместе с тем сейчас же после сражения, на другое утро, французское войско (по той стремительной силе движения, увеличенного теперь как бы в обратном отношении квадратов расстояний) уже надвигалось само собой на русское войско. Кутузов хотел атаковать на другой день, и вся армия хотела этого. Но для того чтобы атаковать, недостаточно желания сделать это; нужно, чтоб была возможность это сделать, а возможности этой не было. Нельзя было не отступить на один переход, потом точно так же нельзя было не отступить на другой и на третий переход, и наконец 1 го сентября, – когда армия подошла к Москве, – несмотря на всю силу поднявшегося чувства в рядах войск, сила вещей требовала того, чтобы войска эти шли за Москву. И войска отступили ещо на один, на последний переход и отдали Москву неприятелю.
Для тех людей, которые привыкли думать, что планы войн и сражений составляются полководцами таким же образом, как каждый из нас, сидя в своем кабинете над картой, делает соображения о том, как и как бы он распорядился в таком то и таком то сражении, представляются вопросы, почему Кутузов при отступлении не поступил так то и так то, почему он не занял позиции прежде Филей, почему он не отступил сразу на Калужскую дорогу, оставил Москву, и т. д. Люди, привыкшие так думать, забывают или не знают тех неизбежных условий, в которых всегда происходит деятельность всякого главнокомандующего. Деятельность полководца не имеет ни малейшего подобия с тою деятельностью, которую мы воображаем себе, сидя свободно в кабинете, разбирая какую нибудь кампанию на карте с известным количеством войска, с той и с другой стороны, и в известной местности, и начиная наши соображения с какого нибудь известного момента. Главнокомандующий никогда не бывает в тех условиях начала какого нибудь события, в которых мы всегда рассматриваем событие. Главнокомандующий всегда находится в средине движущегося ряда событий, и так, что никогда, ни в какую минуту, он не бывает в состоянии обдумать все значение совершающегося события. Событие незаметно, мгновение за мгновением, вырезается в свое значение, и в каждый момент этого последовательного, непрерывного вырезывания события главнокомандующий находится в центре сложнейшей игры, интриг, забот, зависимости, власти, проектов, советов, угроз, обманов, находится постоянно в необходимости отвечать на бесчисленное количество предлагаемых ему, всегда противоречащих один другому, вопросов.
Нам пресерьезно говорят ученые военные, что Кутузов еще гораздо прежде Филей должен был двинуть войска на Калужскую дорогу, что даже кто то предлагал таковой проект. Но перед главнокомандующим, особенно в трудную минуту, бывает не один проект, а всегда десятки одновременно. И каждый из этих проектов, основанных на стратегии и тактике, противоречит один другому. Дело главнокомандующего, казалось бы, состоит только в том, чтобы выбрать один из этих проектов. Но и этого он не может сделать. События и время не ждут. Ему предлагают, положим, 28 го числа перейти на Калужскую дорогу, но в это время прискакивает адъютант от Милорадовича и спрашивает, завязывать ли сейчас дело с французами или отступить. Ему надо сейчас, сию минуту, отдать приказанье. А приказанье отступить сбивает нас с поворота на Калужскую дорогу. И вслед за адъютантом интендант спрашивает, куда везти провиант, а начальник госпиталей – куда везти раненых; а курьер из Петербурга привозит письмо государя, не допускающее возможности оставить Москву, а соперник главнокомандующего, тот, кто подкапывается под него (такие всегда есть, и не один, а несколько), предлагает новый проект, диаметрально противоположный плану выхода на Калужскую дорогу; а силы самого главнокомандующего требуют сна и подкрепления; а обойденный наградой почтенный генерал приходит жаловаться, а жители умоляют о защите; посланный офицер для осмотра местности приезжает и доносит совершенно противоположное тому, что говорил перед ним посланный офицер; а лазутчик, пленный и делавший рекогносцировку генерал – все описывают различно положение неприятельской армии. Люди, привыкшие не понимать или забывать эти необходимые условия деятельности всякого главнокомандующего, представляют нам, например, положение войск в Филях и при этом предполагают, что главнокомандующий мог 1 го сентября совершенно свободно разрешать вопрос об оставлении или защите Москвы, тогда как при положении русской армии в пяти верстах от Москвы вопроса этого не могло быть. Когда же решился этот вопрос? И под Дриссой, и под Смоленском, и ощутительнее всего 24 го под Шевардиным, и 26 го под Бородиным, и в каждый день, и час, и минуту отступления от Бородина до Филей.
Русские войска, отступив от Бородина, стояли у Филей. Ермолов, ездивший для осмотра позиции, подъехал к фельдмаршалу.
– Драться на этой позиции нет возможности, – сказал он. Кутузов удивленно посмотрел на него и заставил его повторить сказанные слова. Когда он проговорил, Кутузов протянул ему руку.
– Дай ка руку, – сказал он, и, повернув ее так, чтобы ощупать его пульс, он сказал: – Ты нездоров, голубчик. Подумай, что ты говоришь.
Кутузов на Поклонной горе, в шести верстах от Дорогомиловской заставы, вышел из экипажа и сел на лавку на краю дороги. Огромная толпа генералов собралась вокруг него. Граф Растопчин, приехав из Москвы, присоединился к ним. Все это блестящее общество, разбившись на несколько кружков, говорило между собой о выгодах и невыгодах позиции, о положении войск, о предполагаемых планах, о состоянии Москвы, вообще о вопросах военных. Все чувствовали, что хотя и не были призваны на то, что хотя это не было так названо, но что это был военный совет. Разговоры все держались в области общих вопросов. Ежели кто и сообщал или узнавал личные новости, то про это говорилось шепотом, и тотчас переходили опять к общим вопросам: ни шуток, ни смеха, ни улыбок даже не было заметно между всеми этими людьми. Все, очевидно, с усилием, старались держаться на высота положения. И все группы, разговаривая между собой, старались держаться в близости главнокомандующего (лавка которого составляла центр в этих кружках) и говорили так, чтобы он мог их слышать. Главнокомандующий слушал и иногда переспрашивал то, что говорили вокруг него, но сам не вступал в разговор и не выражал никакого мнения. Большей частью, послушав разговор какого нибудь кружка, он с видом разочарования, – как будто совсем не о том они говорили, что он желал знать, – отворачивался. Одни говорили о выбранной позиции, критикуя не столько самую позицию, сколько умственные способности тех, которые ее выбрали; другие доказывали, что ошибка была сделана прежде, что надо было принять сраженье еще третьего дня; третьи говорили о битве при Саламанке, про которую рассказывал только что приехавший француз Кросар в испанском мундире. (Француз этот вместе с одним из немецких принцев, служивших в русской армии, разбирал осаду Сарагоссы, предвидя возможность так же защищать Москву.) В четвертом кружке граф Растопчин говорил о том, что он с московской дружиной готов погибнуть под стенами столицы, но что все таки он не может не сожалеть о той неизвестности, в которой он был оставлен, и что, ежели бы он это знал прежде, было бы другое… Пятые, выказывая глубину своих стратегических соображений, говорили о том направлении, которое должны будут принять войска. Шестые говорили совершенную бессмыслицу. Лицо Кутузова становилось все озабоченнее и печальнее. Из всех разговоров этих Кутузов видел одно: защищать Москву не было никакой физической возможности в полном значении этих слов, то есть до такой степени не было возможности, что ежели бы какой нибудь безумный главнокомандующий отдал приказ о даче сражения, то произошла бы путаница и сражения все таки бы не было; не было бы потому, что все высшие начальники не только признавали эту позицию невозможной, но в разговорах своих обсуждали только то, что произойдет после несомненного оставления этой позиции. Как же могли начальники вести свои войска на поле сражения, которое они считали невозможным? Низшие начальники, даже солдаты (которые тоже рассуждают), также признавали позицию невозможной и потому не могли идти драться с уверенностью поражения. Ежели Бенигсен настаивал на защите этой позиции и другие еще обсуждали ее, то вопрос этот уже не имел значения сам по себе, а имел значение только как предлог для спора и интриги. Это понимал Кутузов.
Бенигсен, выбрав позицию, горячо выставляя свой русский патриотизм (которого не мог, не морщась, выслушивать Кутузов), настаивал на защите Москвы. Кутузов ясно как день видел цель Бенигсена: в случае неудачи защиты – свалить вину на Кутузова, доведшего войска без сражения до Воробьевых гор, а в случае успеха – себе приписать его; в случае же отказа – очистить себя в преступлении оставления Москвы. Но этот вопрос интриги не занимал теперь старого человека. Один страшный вопрос занимал его. И на вопрос этот он ни от кого не слышал ответа. Вопрос состоял для него теперь только в том: «Неужели это я допустил до Москвы Наполеона, и когда же я это сделал? Когда это решилось? Неужели вчера, когда я послал к Платову приказ отступить, или третьего дня вечером, когда я задремал и приказал Бенигсену распорядиться? Или еще прежде?.. но когда, когда же решилось это страшное дело? Москва должна быть оставлена. Войска должны отступить, и надо отдать это приказание». Отдать это страшное приказание казалось ему одно и то же, что отказаться от командования армией. А мало того, что он любил власть, привык к ней (почет, отдаваемый князю Прозоровскому, при котором он состоял в Турции, дразнил его), он был убежден, что ему было предназначено спасение России и что потому только, против воли государя и по воле народа, он был избрал главнокомандующим. Он был убежден, что он один и этих трудных условиях мог держаться во главе армии, что он один во всем мире был в состоянии без ужаса знать своим противником непобедимого Наполеона; и он ужасался мысли о том приказании, которое он должен был отдать. Но надо было решить что нибудь, надо было прекратить эти разговоры вокруг него, которые начинали принимать слишком свободный характер.
Он подозвал к себе старших генералов.
– Ma tete fut elle bonne ou mauvaise, n'a qu'a s'aider d'elle meme, [Хороша ли, плоха ли моя голова, а положиться больше не на кого,] – сказал он, вставая с лавки, и поехал в Фили, где стояли его экипажи.
В просторной, лучшей избе мужика Андрея Савостьянова в два часа собрался совет. Мужики, бабы и дети мужицкой большой семьи теснились в черной избе через сени. Одна только внучка Андрея, Малаша, шестилетняя девочка, которой светлейший, приласкав ее, дал за чаем кусок сахара, оставалась на печи в большой избе. Малаша робко и радостно смотрела с печи на лица, мундиры и кресты генералов, одного за другим входивших в избу и рассаживавшихся в красном углу, на широких лавках под образами. Сам дедушка, как внутренне называла Maлаша Кутузова, сидел от них особо, в темном углу за печкой. Он сидел, глубоко опустившись в складное кресло, и беспрестанно покряхтывал и расправлял воротник сюртука, который, хотя и расстегнутый, все как будто жал его шею. Входившие один за другим подходили к фельдмаршалу; некоторым он пожимал руку, некоторым кивал головой. Адъютант Кайсаров хотел было отдернуть занавеску в окне против Кутузова, но Кутузов сердито замахал ему рукой, и Кайсаров понял, что светлейший не хочет, чтобы видели его лицо.
Вокруг мужицкого елового стола, на котором лежали карты, планы, карандаши, бумаги, собралось так много народа, что денщики принесли еще лавку и поставили у стола. На лавку эту сели пришедшие: Ермолов, Кайсаров и Толь. Под самыми образами, на первом месте, сидел с Георгием на шее, с бледным болезненным лицом и с своим высоким лбом, сливающимся с голой головой, Барклай де Толли. Второй уже день он мучился лихорадкой, и в это самое время его знобило и ломало. Рядом с ним сидел Уваров и негромким голосом (как и все говорили) что то, быстро делая жесты, сообщал Барклаю. Маленький, кругленький Дохтуров, приподняв брови и сложив руки на животе, внимательно прислушивался. С другой стороны сидел, облокотивши на руку свою широкую, с смелыми чертами и блестящими глазами голову, граф Остерман Толстой и казался погруженным в свои мысли. Раевский с выражением нетерпения, привычным жестом наперед курчавя свои черные волосы на висках, поглядывал то на Кутузова, то на входную дверь. Твердое, красивое и доброе лицо Коновницына светилось нежной и хитрой улыбкой. Он встретил взгляд Малаши и глазами делал ей знаки, которые заставляли девочку улыбаться.
Все ждали Бенигсена, который доканчивал свой вкусный обед под предлогом нового осмотра позиции. Его ждали от четырех до шести часов, и во все это время не приступали к совещанию и тихими голосами вели посторонние разговоры.
Только когда в избу вошел Бенигсен, Кутузов выдвинулся из своего угла и подвинулся к столу, но настолько, что лицо его не было освещено поданными на стол свечами.
Бенигсен открыл совет вопросом: «Оставить ли без боя священную и древнюю столицу России или защищать ее?» Последовало долгое и общее молчание. Все лица нахмурились, и в тишине слышалось сердитое кряхтенье и покашливанье Кутузова. Все глаза смотрели на него. Малаша тоже смотрела на дедушку. Она ближе всех была к нему и видела, как лицо его сморщилось: он точно собрался плакать. Но это продолжалось недолго.
– Священную древнюю столицу России! – вдруг заговорил он, сердитым голосом повторяя слова Бенигсена и этим указывая на фальшивую ноту этих слов. – Позвольте вам сказать, ваше сиятельство, что вопрос этот не имеет смысла для русского человека. (Он перевалился вперед своим тяжелым телом.) Такой вопрос нельзя ставить, и такой вопрос не имеет смысла. Вопрос, для которого я просил собраться этих господ, это вопрос военный. Вопрос следующий: «Спасенье России в армии. Выгоднее ли рисковать потерею армии и Москвы, приняв сраженье, или отдать Москву без сражения? Вот на какой вопрос я желаю знать ваше мнение». (Он откачнулся назад на спинку кресла.)
Начались прения. Бенигсен не считал еще игру проигранною. Допуская мнение Барклая и других о невозможности принять оборонительное сражение под Филями, он, проникнувшись русским патриотизмом и любовью к Москве, предлагал перевести войска в ночи с правого на левый фланг и ударить на другой день на правое крыло французов. Мнения разделились, были споры в пользу и против этого мнения. Ермолов, Дохтуров и Раевский согласились с мнением Бенигсена. Руководимые ли чувством потребности жертвы пред оставлением столицы или другими личными соображениями, но эти генералы как бы не понимали того, что настоящий совет не мог изменить неизбежного хода дел и что Москва уже теперь оставлена. Остальные генералы понимали это и, оставляя в стороне вопрос о Москве, говорили о том направлении, которое в своем отступлении должно было принять войско. Малаша, которая, не спуская глаз, смотрела на то, что делалось перед ней, иначе понимала значение этого совета. Ей казалось, что дело было только в личной борьбе между «дедушкой» и «длиннополым», как она называла Бенигсена. Она видела, что они злились, когда говорили друг с другом, и в душе своей она держала сторону дедушки. В средине разговора она заметила быстрый лукавый взгляд, брошенный дедушкой на Бенигсена, и вслед за тем, к радости своей, заметила, что дедушка, сказав что то длиннополому, осадил его: Бенигсен вдруг покраснел и сердито прошелся по избе. Слова, так подействовавшие на Бенигсена, были спокойным и тихим голосом выраженное Кутузовым мнение о выгоде и невыгоде предложения Бенигсена: о переводе в ночи войск с правого на левый фланг для атаки правого крыла французов.
– Я, господа, – сказал Кутузов, – не могу одобрить плана графа. Передвижения войск в близком расстоянии от неприятеля всегда бывают опасны, и военная история подтверждает это соображение. Так, например… (Кутузов как будто задумался, приискивая пример и светлым, наивным взглядом глядя на Бенигсена.) Да вот хоть бы Фридландское сражение, которое, как я думаю, граф хорошо помнит, было… не вполне удачно только оттого, что войска наши перестроивались в слишком близком расстоянии от неприятеля… – Последовало, показавшееся всем очень продолжительным, минутное молчание.
Прения опять возобновились, но часто наступали перерывы, и чувствовалось, что говорить больше не о чем.
Во время одного из таких перерывов Кутузов тяжело вздохнул, как бы сбираясь говорить. Все оглянулись на него.
– Eh bien, messieurs! Je vois que c'est moi qui payerai les pots casses, [Итак, господа, стало быть, мне платить за перебитые горшки,] – сказал он. И, медленно приподнявшись, он подошел к столу. – Господа, я слышал ваши мнения. Некоторые будут несогласны со мной. Но я (он остановился) властью, врученной мне моим государем и отечеством, я – приказываю отступление.
Вслед за этим генералы стали расходиться с той же торжественной и молчаливой осторожностью, с которой расходятся после похорон.
Некоторые из генералов негромким голосом, совсем в другом диапазоне, чем когда они говорили на совете, передали кое что главнокомандующему.
Малаша, которую уже давно ждали ужинать, осторожно спустилась задом с полатей, цепляясь босыми ножонками за уступы печки, и, замешавшись между ног генералов, шмыгнула в дверь.
Отпустив генералов, Кутузов долго сидел, облокотившись на стол, и думал все о том же страшном вопросе: «Когда же, когда же наконец решилось то, что оставлена Москва? Когда было сделано то, что решило вопрос, и кто виноват в этом?»
– Этого, этого я не ждал, – сказал он вошедшему к нему, уже поздно ночью, адъютанту Шнейдеру, – этого я не ждал! Этого я не думал!
– Вам надо отдохнуть, ваша светлость, – сказал Шнейдер.
– Да нет же! Будут же они лошадиное мясо жрать, как турки, – не отвечая, прокричал Кутузов, ударяя пухлым кулаком по столу, – будут и они, только бы…
В противоположность Кутузову, в то же время, в событии еще более важнейшем, чем отступление армии без боя, в оставлении Москвы и сожжении ее, Растопчин, представляющийся нам руководителем этого события, действовал совершенно иначе.
Событие это – оставление Москвы и сожжение ее – было так же неизбежно, как и отступление войск без боя за Москву после Бородинского сражения.
Каждый русский человек, не на основании умозаключений, а на основании того чувства, которое лежит в нас и лежало в наших отцах, мог бы предсказать то, что совершилось.
Начиная от Смоленска, во всех городах и деревнях русской земли, без участия графа Растопчина и его афиш, происходило то же самое, что произошло в Москве. Народ с беспечностью ждал неприятеля, не бунтовал, не волновался, никого не раздирал на куски, а спокойно ждал своей судьбы, чувствуя в себе силы в самую трудную минуту найти то, что должно было сделать. И как только неприятель подходил, богатейшие элементы населения уходили, оставляя свое имущество; беднейшие оставались и зажигали и истребляли то, что осталось.
Сознание того, что это так будет, и всегда так будет, лежало и лежит в душе русского человека. И сознание это и, более того, предчувствие того, что Москва будет взята, лежало в русском московском обществе 12 го года. Те, которые стали выезжать из Москвы еще в июле и начале августа, показали, что они ждали этого. Те, которые выезжали с тем, что они могли захватить, оставляя дома и половину имущества, действовали так вследствие того скрытого (latent) патриотизма, который выражается не фразами, не убийством детей для спасения отечества и т. п. неестественными действиями, а который выражается незаметно, просто, органически и потому производит всегда самые сильные результаты.
«Стыдно бежать от опасности; только трусы бегут из Москвы», – говорили им. Растопчин в своих афишках внушал им, что уезжать из Москвы было позорно. Им совестно было получать наименование трусов, совестно было ехать, но они все таки ехали, зная, что так надо было. Зачем они ехали? Нельзя предположить, чтобы Растопчин напугал их ужасами, которые производил Наполеон в покоренных землях. Уезжали, и первые уехали богатые, образованные люди, знавшие очень хорошо, что Вена и Берлин остались целы и что там, во время занятия их Наполеоном, жители весело проводили время с обворожительными французами, которых так любили тогда русские мужчины и в особенности дамы.
Они ехали потому, что для русских людей не могло быть вопроса: хорошо ли или дурно будет под управлением французов в Москве. Под управлением французов нельзя было быть: это было хуже всего. Они уезжали и до Бородинского сражения, и еще быстрее после Бородинского сражения, невзирая на воззвания к защите, несмотря на заявления главнокомандующего Москвы о намерении его поднять Иверскую и идти драться, и на воздушные шары, которые должны были погубить французов, и несмотря на весь тот вздор, о котором нисал Растопчин в своих афишах. Они знали, что войско должно драться, и что ежели оно не может, то с барышнями и дворовыми людьми нельзя идти на Три Горы воевать с Наполеоном, а что надо уезжать, как ни жалко оставлять на погибель свое имущество. Они уезжали и не думали о величественном значении этой громадной, богатой столицы, оставленной жителями и, очевидно, сожженной (большой покинутый деревянный город необходимо должен был сгореть); они уезжали каждый для себя, а вместе с тем только вследствие того, что они уехали, и совершилось то величественное событие, которое навсегда останется лучшей славой русского народа. Та барыня, которая еще в июне месяце с своими арапами и шутихами поднималась из Москвы в саратовскую деревню, с смутным сознанием того, что она Бонапарту не слуга, и со страхом, чтобы ее не остановили по приказанию графа Растопчина, делала просто и истинно то великое дело, которое спасло Россию. Граф же Растопчин, который то стыдил тех, которые уезжали, то вывозил присутственные места, то выдавал никуда не годное оружие пьяному сброду, то поднимал образа, то запрещал Августину вывозить мощи и иконы, то захватывал все частные подводы, бывшие в Москве, то на ста тридцати шести подводах увозил делаемый Леппихом воздушный шар, то намекал на то, что он сожжет Москву, то рассказывал, как он сжег свой дом и написал прокламацию французам, где торжественно упрекал их, что они разорили его детский приют; то принимал славу сожжения Москвы, то отрекался от нее, то приказывал народу ловить всех шпионов и приводить к нему, то упрекал за это народ, то высылал всех французов из Москвы, то оставлял в городе г жу Обер Шальме, составлявшую центр всего французского московского населения, а без особой вины приказывал схватить и увезти в ссылку старого почтенного почт директора Ключарева; то сбирал народ на Три Горы, чтобы драться с французами, то, чтобы отделаться от этого народа, отдавал ему на убийство человека и сам уезжал в задние ворота; то говорил, что он не переживет несчастия Москвы, то писал в альбомы по французски стихи о своем участии в этом деле, – этот человек не понимал значения совершающегося события, а хотел только что то сделать сам, удивить кого то, что то совершить патриотически геройское и, как мальчик, резвился над величавым и неизбежным событием оставления и сожжения Москвы и старался своей маленькой рукой то поощрять, то задерживать течение громадного, уносившего его вместе с собой, народного потока.
Элен, возвратившись вместе с двором из Вильны в Петербург, находилась в затруднительном положении.
В Петербурге Элен пользовалась особым покровительством вельможи, занимавшего одну из высших должностей в государстве. В Вильне же она сблизилась с молодым иностранным принцем. Когда она возвратилась в Петербург, принц и вельможа были оба в Петербурге, оба заявляли свои права, и для Элен представилась новая еще в ее карьере задача: сохранить свою близость отношений с обоими, не оскорбив ни одного.
То, что показалось бы трудным и даже невозможным для другой женщины, ни разу не заставило задуматься графиню Безухову, недаром, видно, пользовавшуюся репутацией умнейшей женщины. Ежели бы она стала скрывать свои поступки, выпутываться хитростью из неловкого положения, она бы этим самым испортила свое дело, сознав себя виноватою; но Элен, напротив, сразу, как истинно великий человек, который может все то, что хочет, поставила себя в положение правоты, в которую она искренно верила, а всех других в положение виноватости.
В первый раз, как молодое иностранное лицо позволило себе делать ей упреки, она, гордо подняв свою красивую голову и вполуоборот повернувшись к нему, твердо сказала:
– Voila l'egoisme et la cruaute des hommes! Je ne m'attendais pas a autre chose. Za femme se sacrifie pour vous, elle souffre, et voila sa recompense. Quel droit avez vous, Monseigneur, de me demander compte de mes amities, de mes affections? C'est un homme qui a ete plus qu'un pere pour moi. [Вот эгоизм и жестокость мужчин! Я ничего лучшего и не ожидала. Женщина приносит себя в жертву вам; она страдает, и вот ей награда. Ваше высочество, какое имеете вы право требовать от меня отчета в моих привязанностях и дружеских чувствах? Это человек, бывший для меня больше чем отцом.]
Лицо хотело что то сказать. Элен перебила его.
– Eh bien, oui, – сказала она, – peut etre qu'il a pour moi d'autres sentiments que ceux d'un pere, mais ce n'est; pas une raison pour que je lui ferme ma porte. Je ne suis pas un homme pour etre ingrate. Sachez, Monseigneur, pour tout ce qui a rapport a mes sentiments intimes, je ne rends compte qu'a Dieu et a ma conscience, [Ну да, может быть, чувства, которые он питает ко мне, не совсем отеческие; но ведь из за этого не следует же мне отказывать ему от моего дома. Я не мужчина, чтобы платить неблагодарностью. Да будет известно вашему высочеству, что в моих задушевных чувствах я отдаю отчет только богу и моей совести.] – кончила она, дотрогиваясь рукой до высоко поднявшейся красивой груди и взглядывая на небо.
– Mais ecoutez moi, au nom de Dieu. [Но выслушайте меня, ради бога.]
– Epousez moi, et je serai votre esclave. [Женитесь на мне, и я буду вашею рабою.]
– Mais c'est impossible. [Но это невозможно.]
– Vous ne daignez pas descende jusqu'a moi, vous… [Вы не удостаиваете снизойти до брака со мною, вы…] – заплакав, сказала Элен.
Лицо стало утешать ее; Элен же сквозь слезы говорила (как бы забывшись), что ничто не может мешать ей выйти замуж, что есть примеры (тогда еще мало было примеров, но она назвала Наполеона и других высоких особ), что она никогда не была женою своего мужа, что она была принесена в жертву.
– Но законы, религия… – уже сдаваясь, говорило лицо.
– Законы, религия… На что бы они были выдуманы, ежели бы они не могли сделать этого! – сказала Элен.
Важное лицо было удивлено тем, что такое простое рассуждение могло не приходить ему в голову, и обратилось за советом к святым братьям Общества Иисусова, с которыми оно находилось в близких отношениях.
Через несколько дней после этого, на одном из обворожительных праздников, который давала Элен на своей даче на Каменном острову, ей был представлен немолодой, с белыми как снег волосами и черными блестящими глазами, обворожительный m r de Jobert, un jesuite a robe courte, [г н Жобер, иезуит в коротком платье,] который долго в саду, при свете иллюминации и при звуках музыки, беседовал с Элен о любви к богу, к Христу, к сердцу божьей матери и об утешениях, доставляемых в этой и в будущей жизни единою истинною католическою религией. Элен была тронута, и несколько раз у нее и у m r Jobert в глазах стояли слезы и дрожал голос. Танец, на который кавалер пришел звать Элен, расстроил ее беседу с ее будущим directeur de conscience [блюстителем совести]; но на другой день m r de Jobert пришел один вечером к Элен и с того времени часто стал бывать у нее.
В один день он сводил графиню в католический храм, где она стала на колени перед алтарем, к которому она была подведена. Немолодой обворожительный француз положил ей на голову руки, и, как она сама потом рассказывала, она почувствовала что то вроде дуновения свежего ветра, которое сошло ей в душу. Ей объяснили, что это была la grace [благодать].
Потом ей привели аббата a robe longue [в длинном платье], он исповедовал ее и отпустил ей грехи ее. На другой день ей принесли ящик, в котором было причастие, и оставили ей на дому для употребления. После нескольких дней Элен, к удовольствию своему, узнала, что она теперь вступила в истинную католическую церковь и что на днях сам папа узнает о ней и пришлет ей какую то бумагу.
Все, что делалось за это время вокруг нее и с нею, все это внимание, обращенное на нее столькими умными людьми и выражающееся в таких приятных, утонченных формах, и голубиная чистота, в которой она теперь находилась (она носила все это время белые платья с белыми лентами), – все это доставляло ей удовольствие; но из за этого удовольствия она ни на минуту не упускала своей цели. И как всегда бывает, что в деле хитрости глупый человек проводит более умных, она, поняв, что цель всех этих слов и хлопот состояла преимущественно в том, чтобы, обратив ее в католичество, взять с нее денег в пользу иезуитских учреждений {о чем ей делали намеки), Элен, прежде чем давать деньги, настаивала на том, чтобы над нею произвели те различные операции, которые бы освободили ее от мужа. В ее понятиях значение всякой религии состояло только в том, чтобы при удовлетворении человеческих желаний соблюдать известные приличия. И с этою целью она в одной из своих бесед с духовником настоятельно потребовала от него ответа на вопрос о том, в какой мере ее брак связывает ее.
Они сидели в гостиной у окна. Были сумерки. Из окна пахло цветами. Элен была в белом платье, просвечивающем на плечах и груди. Аббат, хорошо откормленный, а пухлой, гладко бритой бородой, приятным крепким ртом и белыми руками, сложенными кротко на коленях, сидел близко к Элен и с тонкой улыбкой на губах, мирно – восхищенным ее красотою взглядом смотрел изредка на ее лицо и излагал свой взгляд на занимавший их вопрос. Элен беспокойно улыбалась, глядела на его вьющиеся волоса, гладко выбритые чернеющие полные щеки и всякую минуту ждала нового оборота разговора. Но аббат, хотя, очевидно, и наслаждаясь красотой и близостью своей собеседницы, был увлечен мастерством своего дела.
Ход рассуждения руководителя совести был следующий. В неведении значения того, что вы предпринимали, вы дали обет брачной верности человеку, который, с своей стороны, вступив в брак и не веря в религиозное значение брака, совершил кощунство. Брак этот не имел двоякого значения, которое должен он иметь. Но несмотря на то, обет ваш связывал вас. Вы отступили от него. Что вы совершили этим? Peche veniel или peche mortel? [Грех простительный или грех смертный?] Peche veniel, потому что вы без дурного умысла совершили поступок. Ежели вы теперь, с целью иметь детей, вступили бы в новый брак, то грех ваш мог бы быть прощен. Но вопрос опять распадается надвое: первое…
– Но я думаю, – сказала вдруг соскучившаяся Элен с своей обворожительной улыбкой, – что я, вступив в истинную религию, не могу быть связана тем, что наложила на меня ложная религия.
Directeur de conscience [Блюститель совести] был изумлен этим постановленным перед ним с такою простотою Колумбовым яйцом. Он восхищен был неожиданной быстротой успехов своей ученицы, но не мог отказаться от своего трудами умственными построенного здания аргументов.
– Entendons nous, comtesse, [Разберем дело, графиня,] – сказал он с улыбкой и стал опровергать рассуждения своей духовной дочери.
Элен понимала, что дело было очень просто и легко с духовной точки зрения, но что ее руководители делали затруднения только потому, что они опасались, каким образом светская власть посмотрит на это дело.
И вследствие этого Элен решила, что надо было в обществе подготовить это дело. Она вызвала ревность старика вельможи и сказала ему то же, что первому искателю, то есть поставила вопрос так, что единственное средство получить права на нее состояло в том, чтобы жениться на ней. Старое важное лицо первую минуту было так же поражено этим предложением выйти замуж от живого мужа, как и первое молодое лицо; но непоколебимая уверенность Элен в том, что это так же просто и естественно, как и выход девушки замуж, подействовала и на него. Ежели бы заметны были хоть малейшие признаки колебания, стыда или скрытности в самой Элен, то дело бы ее, несомненно, было проиграно; но не только не было этих признаков скрытности и стыда, но, напротив, она с простотой и добродушной наивностью рассказывала своим близким друзьям (а это был весь Петербург), что ей сделали предложение и принц и вельможа и что она любит обоих и боится огорчить того и другого.
По Петербургу мгновенно распространился слух не о том, что Элен хочет развестись с своим мужем (ежели бы распространился этот слух, очень многие восстали бы против такого незаконного намерения), но прямо распространился слух о том, что несчастная, интересная Элен находится в недоуменье о том, за кого из двух ей выйти замуж. Вопрос уже не состоял в том, в какой степени это возможно, а только в том, какая партия выгоднее и как двор посмотрит на это. Были действительно некоторые закоснелые люди, не умевшие подняться на высоту вопроса и видевшие в этом замысле поругание таинства брака; но таких было мало, и они молчали, большинство же интересовалось вопросами о счастии, которое постигло Элен, и какой выбор лучше. О том же, хорошо ли или дурно выходить от живого мужа замуж, не говорили, потому что вопрос этот, очевидно, был уже решенный для людей поумнее нас с вами (как говорили) и усомниться в правильности решения вопроса значило рисковать выказать свою глупость и неумение жить в свете.
Одна только Марья Дмитриевна Ахросимова, приезжавшая в это лето в Петербург для свидания с одним из своих сыновей, позволила себе прямо выразить свое, противное общественному, мнение. Встретив Элен на бале, Марья Дмитриевна остановила ее посередине залы и при общем молчании своим грубым голосом сказала ей:
– У вас тут от живого мужа замуж выходить стали. Ты, может, думаешь, что ты это новенькое выдумала? Упредили, матушка. Уж давно выдумано. Во всех…… так то делают. – И с этими словами Марья Дмитриевна с привычным грозным жестом, засучивая свои широкие рукава и строго оглядываясь, прошла через комнату.
На Марью Дмитриевну, хотя и боялись ее, смотрели в Петербурге как на шутиху и потому из слов, сказанных ею, заметили только грубое слово и шепотом повторяли его друг другу, предполагая, что в этом слове заключалась вся соль сказанного.
Князь Василий, последнее время особенно часто забывавший то, что он говорил, и повторявший по сотне раз одно и то же, говорил всякий раз, когда ему случалось видеть свою дочь.
– Helene, j'ai un mot a vous dire, – говорил он ей, отводя ее в сторону и дергая вниз за руку. – J'ai eu vent de certains projets relatifs a… Vous savez. Eh bien, ma chere enfant, vous savez que mon c?ur de pere se rejouit do vous savoir… Vous avez tant souffert… Mais, chere enfant… ne consultez que votre c?ur. C'est tout ce que je vous dis. [Элен, мне надо тебе кое что сказать. Я прослышал о некоторых видах касательно… ты знаешь. Ну так, милое дитя мое, ты знаешь, что сердце отца твоего радуется тому, что ты… Ты столько терпела… Но, милое дитя… Поступай, как велит тебе сердце. Вот весь мой совет.] – И, скрывая всегда одинаковое волнение, он прижимал свою щеку к щеке дочери и отходил.
Билибин, не утративший репутации умнейшего человека и бывший бескорыстным другом Элен, одним из тех друзей, которые бывают всегда у блестящих женщин, друзей мужчин, никогда не могущих перейти в роль влюбленных, Билибин однажды в petit comite [маленьком интимном кружке] высказал своему другу Элен взгляд свой на все это дело.
– Ecoutez, Bilibine (Элен таких друзей, как Билибин, всегда называла по фамилии), – и она дотронулась своей белой в кольцах рукой до рукава его фрака. – Dites moi comme vous diriez a une s?ur, que dois je faire? Lequel des deux? [Послушайте, Билибин: скажите мне, как бы сказали вы сестре, что мне делать? Которого из двух?]
Билибин собрал кожу над бровями и с улыбкой на губах задумался.
– Vous ne me prenez pas en расплох, vous savez, – сказал он. – Comme veritable ami j'ai pense et repense a votre affaire. Voyez vous. Si vous epousez le prince (это был молодой человек), – он загнул палец, – vous perdez pour toujours la chance d'epouser l'autre, et puis vous mecontentez la Cour. (Comme vous savez, il y a une espece de parente.) Mais si vous epousez le vieux comte, vous faites le bonheur de ses derniers jours, et puis comme veuve du grand… le prince ne fait plus de mesalliance en vous epousant, [Вы меня не захватите врасплох, вы знаете. Как истинный друг, я долго обдумывал ваше дело. Вот видите: если выйти за принца, то вы навсегда лишаетесь возможности быть женою другого, и вдобавок двор будет недоволен. (Вы знаете, ведь тут замешано родство.) А если выйти за старого графа, то вы составите счастие последних дней его, и потом… принцу уже не будет унизительно жениться на вдове вельможи.] – и Билибин распустил кожу.
– Voila un veritable ami! – сказала просиявшая Элен, еще раз дотрогиваясь рукой до рукава Билибипа. – Mais c'est que j'aime l'un et l'autre, je ne voudrais pas leur faire de chagrin. Je donnerais ma vie pour leur bonheur a tous deux, [Вот истинный друг! Но ведь я люблю того и другого и не хотела бы огорчать никого. Для счастия обоих я готова бы пожертвовать жизнию.] – сказала она.
Билибин пожал плечами, выражая, что такому горю даже и он пособить уже не может.
«Une maitresse femme! Voila ce qui s'appelle poser carrement la question. Elle voudrait epouser tous les trois a la fois», [«Молодец женщина! Вот что называется твердо поставить вопрос. Она хотела бы быть женою всех троих в одно и то же время».] – подумал Билибин.
– Но скажите, как муж ваш посмотрит на это дело? – сказал он, вследствие твердости своей репутации не боясь уронить себя таким наивным вопросом. – Согласится ли он?
– Ah! Il m'aime tant! – сказала Элен, которой почему то казалось, что Пьер тоже ее любил. – Il fera tout pour moi. [Ах! он меня так любит! Он на все для меня готов.]
Билибин подобрал кожу, чтобы обозначить готовящийся mot.
– Meme le divorce, [Даже и на развод.] – сказал он.
Элен засмеялась.
В числе людей, которые позволяли себе сомневаться в законности предпринимаемого брака, была мать Элен, княгиня Курагина. Она постоянно мучилась завистью к своей дочери, и теперь, когда предмет зависти был самый близкий сердцу княгини, она не могла примириться с этой мыслью. Она советовалась с русским священником о том, в какой мере возможен развод и вступление в брак при живом муже, и священник сказал ей, что это невозможно, и, к радости ее, указал ей на евангельский текст, в котором (священнику казалось) прямо отвергается возможность вступления в брак от живого мужа.
Вооруженная этими аргументами, казавшимися ей неопровержимыми, княгиня рано утром, чтобы застать ее одну, поехала к своей дочери.
Выслушав возражения своей матери, Элен кротко и насмешливо улыбнулась.
– Да ведь прямо сказано: кто женится на разводной жене… – сказала старая княгиня.
– Ah, maman, ne dites pas de betises. Vous ne comprenez rien. Dans ma position j'ai des devoirs, [Ах, маменька, не говорите глупостей. Вы ничего не понимаете. В моем положении есть обязанности.] – заговорилa Элен, переводя разговор на французский с русского языка, на котором ей всегда казалась какая то неясность в ее деле.
– Но, мой друг…
– Ah, maman, comment est ce que vous ne comprenez pas que le Saint Pere, qui a le droit de donner des dispenses… [Ах, маменька, как вы не понимаете, что святой отец, имеющий власть отпущений…]
В это время дама компаньонка, жившая у Элен, вошла к ней доложить, что его высочество в зале и желает ее видеть.
– Non, dites lui que je ne veux pas le voir, que je suis furieuse contre lui, parce qu'il m'a manque parole. [Нет, скажите ему, что я не хочу его видеть, что я взбешена против него, потому что он мне не сдержал слова.]
– Comtesse a tout peche misericorde, [Графиня, милосердие всякому греху.] – сказал, входя, молодой белокурый человек с длинным лицом и носом.
Старая княгиня почтительно встала и присела. Вошедший молодой человек не обратил на нее внимания. Княгиня кивнула головой дочери и поплыла к двери.
«Нет, она права, – думала старая княгиня, все убеждения которой разрушились пред появлением его высочества. – Она права; но как это мы в нашу невозвратную молодость не знали этого? А это так было просто», – думала, садясь в карету, старая княгиня.
В начале августа дело Элен совершенно определилось, и она написала своему мужу (который ее очень любил, как она думала) письмо, в котором извещала его о своем намерении выйти замуж за NN и о том, что она вступила в единую истинную религию и что она просит его исполнить все те необходимые для развода формальности, о которых передаст ему податель сего письма.
«Sur ce je prie Dieu, mon ami, de vous avoir sous sa sainte et puissante garde. Votre amie Helene».
[«Затем молю бога, да будете вы, мой друг, под святым сильным его покровом. Друг ваш Елена»]
Это письмо было привезено в дом Пьера в то время, как он находился на Бородинском поле.
Во второй раз, уже в конце Бородинского сражения, сбежав с батареи Раевского, Пьер с толпами солдат направился по оврагу к Князькову, дошел до перевязочного пункта и, увидав кровь и услыхав крики и стоны, поспешно пошел дальше, замешавшись в толпы солдат.
Одно, чего желал теперь Пьер всеми силами своей души, было то, чтобы выйти поскорее из тех страшных впечатлений, в которых он жил этот день, вернуться к обычным условиям жизни и заснуть спокойно в комнате на своей постели. Только в обычных условиях жизни он чувствовал, что будет в состоянии понять самого себя и все то, что он видел и испытал. Но этих обычных условий жизни нигде не было.
Хотя ядра и пули не свистали здесь по дороге, по которой он шел, но со всех сторон было то же, что было там, на поле сражения. Те же были страдающие, измученные и иногда странно равнодушные лица, та же кровь, те же солдатские шинели, те же звуки стрельбы, хотя и отдаленной, но все еще наводящей ужас; кроме того, была духота и пыль.
Пройдя версты три по большой Можайской дороге, Пьер сел на краю ее.
Сумерки спустились на землю, и гул орудий затих. Пьер, облокотившись на руку, лег и лежал так долго, глядя на продвигавшиеся мимо него в темноте тени. Беспрестанно ему казалось, что с страшным свистом налетало на него ядро; он вздрагивал и приподнимался. Он не помнил, сколько времени он пробыл тут. В середине ночи трое солдат, притащив сучьев, поместились подле него и стали разводить огонь.
Солдаты, покосившись на Пьера, развели огонь, поставили на него котелок, накрошили в него сухарей и положили сала. Приятный запах съестного и жирного яства слился с запахом дыма. Пьер приподнялся и вздохнул. Солдаты (их было трое) ели, не обращая внимания на Пьера, и разговаривали между собой.
– Да ты из каких будешь? – вдруг обратился к Пьеру один из солдат, очевидно, под этим вопросом подразумевая то, что и думал Пьер, именно: ежели ты есть хочешь, мы дадим, только скажи, честный ли ты человек?
– Я? я?.. – сказал Пьер, чувствуя необходимость умалить как возможно свое общественное положение, чтобы быть ближе и понятнее для солдат. – Я по настоящему ополченный офицер, только моей дружины тут нет; я приезжал на сраженье и потерял своих.
– Вишь ты! – сказал один из солдат.
Другой солдат покачал головой.
– Что ж, поешь, коли хочешь, кавардачку! – сказал первый и подал Пьеру, облизав ее, деревянную ложку.
Пьер подсел к огню и стал есть кавардачок, то кушанье, которое было в котелке и которое ему казалось самым вкусным из всех кушаний, которые он когда либо ел. В то время как он жадно, нагнувшись над котелком, забирая большие ложки, пережевывал одну за другой и лицо его было видно в свете огня, солдаты молча смотрели на него.
– Тебе куды надо то? Ты скажи! – спросил опять один из них.
– Мне в Можайск.
– Ты, стало, барин?
– Да.
– А как звать?
– Петр Кириллович.
– Ну, Петр Кириллович, пойдем, мы тебя отведем. В совершенной темноте солдаты вместе с Пьером пошли к Можайску.
Уже петухи пели, когда они дошли до Можайска и стали подниматься на крутую городскую гору. Пьер шел вместе с солдатами, совершенно забыв, что его постоялый двор был внизу под горою и что он уже прошел его. Он бы не вспомнил этого (в таком он находился состоянии потерянности), ежели бы с ним не столкнулся на половине горы его берейтор, ходивший его отыскивать по городу и возвращавшийся назад к своему постоялому двору. Берейтор узнал Пьера по его шляпе, белевшей в темноте.
– Ваше сиятельство, – проговорил он, – а уж мы отчаялись. Что ж вы пешком? Куда же вы, пожалуйте!
– Ах да, – сказал Пьер.
Солдаты приостановились.
– Ну что, нашел своих? – сказал один из них.
– Ну, прощавай! Петр Кириллович, кажись? Прощавай, Петр Кириллович! – сказали другие голоса.
– Прощайте, – сказал Пьер и направился с своим берейтором к постоялому двору.
«Надо дать им!» – подумал Пьер, взявшись за карман. – «Нет, не надо», – сказал ему какой то голос.
В горницах постоялого двора не было места: все были заняты. Пьер прошел на двор и, укрывшись с головой, лег в свою коляску.
Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.
«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.
«Солдатом быть, просто солдатом! – думал Пьер, засыпая. – Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими. Но как скинуть с себя все это лишнее, дьявольское, все бремя этого внешнего человека? Одно время я мог быть этим. Я мог бежать от отца, как я хотел. Я мог еще после дуэли с Долоховым быть послан солдатом». И в воображении Пьера мелькнул обед в клубе, на котором он вызвал Долохова, и благодетель в Торжке. И вот Пьеру представляется торжественная столовая ложа. Ложа эта происходит в Английском клубе. И кто то знакомый, близкий, дорогой, сидит в конце стола. Да это он! Это благодетель. «Да ведь он умер? – подумал Пьер. – Да, умер; но я не знал, что он жив. И как мне жаль, что он умер, и как я рад, что он жив опять!» С одной стороны стола сидели Анатоль, Долохов, Несвицкий, Денисов и другие такие же (категория этих людей так же ясно была во сне определена в душе Пьера, как и категория тех людей, которых он называл они), и эти люди, Анатоль, Долохов громко кричали, пели; но из за их крика слышен был голос благодетеля, неумолкаемо говоривший, и звук его слов был так же значителен и непрерывен, как гул поля сраженья, но он был приятен и утешителен. Пьер не понимал того, что говорил благодетель, но он знал (категория мыслей так же ясна была во сне), что благодетель говорил о добре, о возможности быть тем, чем были они. И они со всех сторон, с своими простыми, добрыми, твердыми лицами, окружали благодетеля. Но они хотя и были добры, они не смотрели на Пьера, не знали его. Пьер захотел обратить на себя их внимание и сказать. Он привстал, но в то же мгновенье ноги его похолодели и обнажились.
Ему стало стыдно, и он рукой закрыл свои ноги, с которых действительно свалилась шинель. На мгновение Пьер, поправляя шинель, открыл глаза и увидал те же навесы, столбы, двор, но все это было теперь синевато, светло и подернуто блестками росы или мороза.
«Рассветает, – подумал Пьер. – Но это не то. Мне надо дослушать и понять слова благодетеля». Он опять укрылся шинелью, но ни столовой ложи, ни благодетеля уже не было. Были только мысли, ясно выражаемые словами, мысли, которые кто то говорил или сам передумывал Пьер.
