1986 год в истории изобразительного искусства СССР
Поделись знанием:
– Готов, – повторил Долохов, как будто выговаривание этого слова доставляло ему удовольствие, и быстро пошел к пленным, которых окружили спешившиеся казаки. – Брать не будем! – крикнул он Денисову.
Денисов не отвечал; он подъехал к Пете, слез с лошади и дрожащими руками повернул к себе запачканное кровью и грязью, уже побледневшее лицо Пети.
«Я привык что нибудь сладкое. Отличный изюм, берите весь», – вспомнилось ему. И казаки с удивлением оглянулись на звуки, похожие на собачий лай, с которыми Денисов быстро отвернулся, подошел к плетню и схватился за него.
В числе отбитых Денисовым и Долоховым русских пленных был Пьер Безухов.
О той партии пленных, в которой был Пьер, во время всего своего движения от Москвы, не было от французского начальства никакого нового распоряжения. Партия эта 22 го октября находилась уже не с теми войсками и обозами, с которыми она вышла из Москвы. Половина обоза с сухарями, который шел за ними первые переходы, была отбита казаками, другая половина уехала вперед; пеших кавалеристов, которые шли впереди, не было ни одного больше; они все исчезли. Артиллерия, которая первые переходы виднелась впереди, заменилась теперь огромным обозом маршала Жюно, конвоируемого вестфальцами. Сзади пленных ехал обоз кавалерийских вещей.
От Вязьмы французские войска, прежде шедшие тремя колоннами, шли теперь одной кучей. Те признаки беспорядка, которые заметил Пьер на первом привале из Москвы, теперь дошли до последней степени.
Дорога, по которой они шли, с обеих сторон была уложена мертвыми лошадьми; оборванные люди, отсталые от разных команд, беспрестанно переменяясь, то присоединялись, то опять отставали от шедшей колонны.
Несколько раз во время похода бывали фальшивые тревоги, и солдаты конвоя поднимали ружья, стреляли и бежали стремглав, давя друг друга, но потом опять собирались и бранили друг друга за напрасный страх.
Эти три сборища, шедшие вместе, – кавалерийское депо, депо пленных и обоз Жюно, – все еще составляли что то отдельное и цельное, хотя и то, и другое, и третье быстро таяло.
В депо, в котором было сто двадцать повозок сначала, теперь оставалось не больше шестидесяти; остальные были отбиты или брошены. Из обоза Жюно тоже было оставлено и отбито несколько повозок. Три повозки были разграблены набежавшими отсталыми солдатами из корпуса Даву. Из разговоров немцев Пьер слышал, что к этому обозу ставили караул больше, чем к пленным, и что один из их товарищей, солдат немец, был расстрелян по приказанию самого маршала за то, что у солдата нашли серебряную ложку, принадлежавшую маршалу.
Больше же всего из этих трех сборищ растаяло депо пленных. Из трехсот тридцати человек, вышедших из Москвы, теперь оставалось меньше ста. Пленные еще более, чем седла кавалерийского депо и чем обоз Жюно, тяготили конвоирующих солдат. Седла и ложки Жюно, они понимали, что могли для чего нибудь пригодиться, но для чего было голодным и холодным солдатам конвоя стоять на карауле и стеречь таких же холодных и голодных русских, которые мерли и отставали дорогой, которых было велено пристреливать, – это было не только непонятно, но и противно. И конвойные, как бы боясь в том горестном положении, в котором они сами находились, не отдаться бывшему в них чувству жалости к пленным и тем ухудшить свое положение, особенно мрачно и строго обращались с ними.
В Дорогобуже, в то время как, заперев пленных в конюшню, конвойные солдаты ушли грабить свои же магазины, несколько человек пленных солдат подкопались под стену и убежали, но были захвачены французами и расстреляны.
Прежний, введенный при выходе из Москвы, порядок, чтобы пленные офицеры шли отдельно от солдат, уже давно был уничтожен; все те, которые могли идти, шли вместе, и Пьер с третьего перехода уже соединился опять с Каратаевым и лиловой кривоногой собакой, которая избрала себе хозяином Каратаева.
С Каратаевым, на третий день выхода из Москвы, сделалась та лихорадка, от которой он лежал в московском гошпитале, и по мере того как Каратаев ослабевал, Пьер отдалялся от него. Пьер не знал отчего, но, с тех пор как Каратаев стал слабеть, Пьер должен был делать усилие над собой, чтобы подойти к нему. И подходя к нему и слушая те тихие стоны, с которыми Каратаев обыкновенно на привалах ложился, и чувствуя усилившийся теперь запах, который издавал от себя Каратаев, Пьер отходил от него подальше и не думал о нем.
В плену, в балагане, Пьер узнал не умом, а всем существом своим, жизнью, что человек сотворен для счастья, что счастье в нем самом, в удовлетворении естественных человеческих потребностей, и что все несчастье происходит не от недостатка, а от излишка; но теперь, в эти последние три недели похода, он узнал еще новую, утешительную истину – он узнал, что на свете нет ничего страшного. Он узнал, что так как нет положения, в котором бы человек был счастлив и вполне свободен, так и нет положения, в котором бы он был бы несчастлив и несвободен. Он узнал, что есть граница страданий и граница свободы и что эта граница очень близка; что тот человек, который страдал оттого, что в розовой постели его завернулся один листок, точно так же страдал, как страдал он теперь, засыпая на голой, сырой земле, остужая одну сторону и пригревая другую; что, когда он, бывало, надевал свои бальные узкие башмаки, он точно так же страдал, как теперь, когда он шел уже босой совсем (обувь его давно растрепалась), ногами, покрытыми болячками. Он узнал, что, когда он, как ему казалось, по собственной своей воле женился на своей жене, он был не более свободен, чем теперь, когда его запирали на ночь в конюшню. Из всего того, что потом и он называл страданием, но которое он тогда почти не чувствовал, главное были босые, стертые, заструпелые ноги. (Лошадиное мясо было вкусно и питательно, селитренный букет пороха, употребляемого вместо соли, был даже приятен, холода большого не было, и днем на ходу всегда бывало жарко, а ночью были костры; вши, евшие тело, приятно согревали.) Одно было тяжело в первое время – это ноги.
Во второй день перехода, осмотрев у костра свои болячки, Пьер думал невозможным ступить на них; но когда все поднялись, он пошел, прихрамывая, и потом, когда разогрелся, пошел без боли, хотя к вечеру страшнее еще было смотреть на ноги. Но он не смотрел на них и думал о другом.
Теперь только Пьер понял всю силу жизненности человека и спасительную силу перемещения внимания, вложенную в человека, подобную тому спасительному клапану в паровиках, который выпускает лишний пар, как только плотность его превышает известную норму.
Он не видал и не слыхал, как пристреливали отсталых пленных, хотя более сотни из них уже погибли таким образом. Он не думал о Каратаеве, который слабел с каждым днем и, очевидно, скоро должен был подвергнуться той же участи. Еще менее Пьер думал о себе. Чем труднее становилось его положение, чем страшнее была будущность, тем независимее от того положения, в котором он находился, приходили ему радостные и успокоительные мысли, воспоминания и представления.
22 го числа, в полдень, Пьер шел в гору по грязной, скользкой дороге, глядя на свои ноги и на неровности пути. Изредка он взглядывал на знакомую толпу, окружающую его, и опять на свои ноги. И то и другое было одинаково свое и знакомое ему. Лиловый кривоногий Серый весело бежал стороной дороги, изредка, в доказательство своей ловкости и довольства, поджимая заднюю лапу и прыгая на трех и потом опять на всех четырех бросаясь с лаем на вороньев, которые сидели на падали. Серый был веселее и глаже, чем в Москве. Со всех сторон лежало мясо различных животных – от человеческого до лошадиного, в различных степенях разложения; и волков не подпускали шедшие люди, так что Серый мог наедаться сколько угодно.
Дождик шел с утра, и казалось, что вот вот он пройдет и на небе расчистит, как вслед за непродолжительной остановкой припускал дождик еще сильнее. Напитанная дождем дорога уже не принимала в себя воды, и ручьи текли по колеям.
Пьер шел, оглядываясь по сторонам, считая шаги по три, и загибал на пальцах. Обращаясь к дождю, он внутренне приговаривал: ну ка, ну ка, еще, еще наддай.
Ему казалось, что он ни о чем не думает; но далеко и глубоко где то что то важное и утешительное думала его душа. Это что то было тончайшее духовное извлечение из вчерашнего его разговора с Каратаевым.
Вчера, на ночном привале, озябнув у потухшего огня, Пьер встал и перешел к ближайшему, лучше горящему костру. У костра, к которому он подошел, сидел Платон, укрывшись, как ризой, с головой шинелью, и рассказывал солдатам своим спорым, приятным, но слабым, болезненным голосом знакомую Пьеру историю. Было уже за полночь. Это было то время, в которое Каратаев обыкновенно оживал от лихорадочного припадка и бывал особенно оживлен. Подойдя к костру и услыхав слабый, болезненный голос Платона и увидав его ярко освещенное огнем жалкое лицо, Пьера что то неприятно кольнуло в сердце. Он испугался своей жалости к этому человеку и хотел уйти, но другого костра не было, и Пьер, стараясь не глядеть на Платона, подсел к костру.
– Что, как твое здоровье? – спросил он.
– Что здоровье? На болезнь плакаться – бог смерти не даст, – сказал Каратаев и тотчас же возвратился к начатому рассказу.
1986 год был отмечен рядом событий, оставивших заметный след в истории советского изобразительного искусства.
Содержание
События
- Выставка произведений Елены Михайловны Костенко открылась в залах Ленинградской организации Союза художников РСФСР.[1]
- Kostenko-Elena-Offended-new182bw.jpg
Обиделся.
- Kostenko-Elena-Children-plaing-per31bw.jpg
Дети играют.
- Kostenko-Elena-Folk-toys-from-Kargopol-buk127bw.jpg
Каргопольская игрушка.
- Председателем правления Ленинградской организации Союза художников РСФСР избран Народный художник СССР, Герой Социалистического Труда скульптор Аникушин Михаил Константинович, ранее уже возглавлявший Ленинградский Союз в 1962-1972 годах.
- В мае в залах Ленинградской организации Союза художников РСФСР открылась традиционная Выставка произведений ленинградских художников - ветеранов Великой Отечественной войны.
- Выставка произведений Лавренко Бориса Михайловича открылась в Музее Академии художеств в Ленинграде.[2]
- Lavrenko-Boris-Mikhailovich-aa11bw.jpg
- Выставка "Елизавета Кругликова и её ученики" открылась в Ленинграде в Музее Академии художеств.
- Выставка произведений Романычева Александра Дмитриевича открылась в Музее Академии художеств в Ленинграде.[3]
- Выставка произведений Заслуженного художника РСФСР Шаманова Бориса Ивановича открылась в залах Ленинградской организации Союза художников РСФСР.[4]
- Shamanov-Boris-September-Yellow-flowers-new166bw.jpg
Сентябрь. Желтые цветы.
- Samanov-BorisA-Fall-evening-Asters-new167bw.jpg
Астры.
- Выставка произведений Михаила Петровича Железнова открылась в залах Ленинградской организации Союза художников РСФСР.[5]
- Выставка произведений Народного художника РСФСР Николаева Ярослава Сергеевича (1899-1978) открылась в залах Ленинградской организации Союза художников РСФСР.[6]
- Выставка произведений Народного художника РСФСР Фомина Петра Тимофеевича открылась в Центральном выставочном зале в Москве.[7]
- В Ленинграде и Дрездене (ГДР) прошла третья совместная выставка произведений художников двух городов «Мы побратимы - сохраним мир» с участием Михаила Аникушина, Дмитрия Бучкина, Ивана Варичева, Германа Егошина, Алексея Еремина, Вячеслава Загонека, Михаила Канеева, Евгения Мальцева, Веры Назиной, Сергея Осипова, Виктора Тетерина, Леонида Ткаченко, Виталия Тюленева, Бориса Шаманова и других ленинградских мастеров изобразительного искусства[8].
- Выставка произведений Заслуженного деятеля искусств РСФСР Петра Дмитриевича Бучкина (1886-1965) открылась в залах Ленинградской организации Союза художников РСФСР.[9]
- Buchkin-Piotr-Dmitrievich-Artist-Piotr-Vasiliev-nab02bw.jpg
- Buchkin-Piotr-Dmitrievich-Sculptor-Igor-Krestovsky-ch08bw.jpg
- Выставка произведений Андрея Ивановича Хаустова (1930-1978) открылась в залах Ленинградской организации Союза художников РСФСР.[10]
- Выставка произведений Крестовского Ярослава Игоревича открылась в Москве в залах ЦДХ.[11]
Скончались
- 12 февраля — Скуинь Елена Петровна, советский живописец и график (род. в 1908).
- 27 марта — Понятов Михаил Осипович, советский живописец (род. в 1905).
- 8 июня — Цыплаков Виктор Григорьевич, русский советский живописец, Народный художник РСФСР (род. в 1915).
- 16 июня — Прошкин Анатолий Николаевич, российский советский живописец, график, педагог (род. в 1907).
- 26 июня — Сидур Вадим Абрамович, советский скульптор (род. в 1924).
- 2 августа — Баженов Всеволод Андреевич, советский живописец (род. в 1909).
- 6 августа — Мухо Николай Антонович, советский живописец (род. в 1913).
Полная дата неизвестна
- Френц Владимир Рудольфович, российский советский живописец (род. в 1937).
- Фурманков Николай Алексеевич, российский советский живописец (род. в 1924).
- Турбасов Владимир Кузьмич, советский живописец (род. в 1895).
- Смирнов Борис Александрович, советский художник-прикладник, Заслуженный художник РСФСР, лауреат Государственной премии РСФСР имени И. Е. Репина (род. в 1903).
Напишите отзыв о статье "1986 год в истории изобразительного искусства СССР"
Примечания
- ↑ Елена Михайловна Костенко. Каталог выставки.. - Л: Художник РСФСР, 1986.
- ↑ Лавренко Борис Михайлович. Выставка произведений. Каталог. Л., Художник РСФСР, 1986.
- ↑ Романычев Александр Дмитриевич. Выставка произведений. Каталог. - Л: Художник РСФСР, 1986.
- ↑ Борис Иванович Шаманов. Выставка произведений. Каталог. - Л: Художник РСФСР, 1986.
- ↑ Михаил Петрович Железнов. Выставка произведений. Каталог. - Л: Художник РСФСР, 1986.
- ↑ Ярослав Сергеевич Николаев. Сборник материалов и каталог выставки произведений. Л., Художник РСФСР, 1986.
- ↑ Петр Фомин. Живопись. Воспоминания современников. — Санкт-Петербург. 2002. - с.107.
- ↑ Мы побратимы - сохраним мир. Третья совместная выставка произведений художников Ленинграда и Дрездена. - Дрезден: Бюро изобразительных искусств окружного совета Дрездена, 1986.
- ↑ Петр Дмитриевич Бучкин. Выставка произведений. Каталог. - Л: Художник РСФСР, 1986.
- ↑ Хаустов Андрей Иванович (1930-1978). Выставка произведений. Каталог. - Л: Художник РСФСР, 1986.
- ↑ Ярослав Крестовский. Каталог выставки. - М: Советский художник, 1986.
Галерея
- Borisov-Veniamin-Country-Girl-7win29bw.jpg
В. Борисов.
Деревенская девушка. 1986 - Timkov-Nikolai-Bear-mountain-in-Gurzuff-tim138bw.jpg
Н. Тимков.
Гурзуф. Гора Медведь. 1986 - Zakharov-Sergei-Still-life-with-pears-zub45bw.jpg
С. Захаров.
Натюрморт с грушами. 1986 - Gorb-Tatiana-Vladimirovna-Schoolgirl-7port4bw.jpg
Т. Горб.
Школьница. 1986 - Teterin-Victor-Coast-in-Gurzuff-tet26bw.jpg
В. Тетерин.
Берег моря в Гурзуфе. 1986 - Vovkushevsky-Girl-and-Bird-len02bw.jpg
Р. Вовкушевский.
Девочка и птица. 1986 - Galakhov-Nikolai-Forest-river-gal34bw.jpg
Н. Галахов.
Лесная речка. 1986
См. также
Источники
- Лавренко Борис Михайлович. Выставка произведений. Каталог. Л., Художник РСФСР, 1986.
- Борис Иванович Шаманов. Выставка произведений. Каталог. Л., Художник РСФСР, 1986.
- Хаустов Андрей Иванович (1930-1978). Выставка произведений. Каталог. Л., Художник РСФСР, 1986.
- Петр Дмитриевич Бучкин. Выставка произведений. Каталог. Л., Художник РСФСР, 1986.
- Михаил Петрович Железнов. Выставка произведений. Каталог. Л., Художник РСФСР, 1986.
- Мы побратимы - сохраним мир. Третья совместная выставка произведений художников Ленинграда и Дрездена. Дрезден, 1986.
- Ярослав Крестовский. Каталог выставки. М., Советский художник, 1986.
- Ярослав Сергеевич Николаев. Сборник материалов и каталог выставки произведений. Л., Художник РСФСР, 1986.
- Елена Михайловна Костенко. Каталог выставки.. Л., Художник РСФСР, 1986.
- Романычев Александр Дмитриевич. Выставка произведений. Каталог. Л., Художник РСФСР, 1986.
- Художники народов СССР. Биобиблиографический словарь. Том первый. — М: Искусство, 1970.
- Художники народов СССР. Биобиблиографический словарь. Том второй. — М: Искусство, 1972.
- Справочник членов Союза художников СССР. Том 1,2. — М: Советский художник, 1979.
- Художники народов СССР. Биобиблиографический словарь. Том четвёртый. Книга первая. — М: Искусство, 1983.
- Художники народов СССР. Биобиблиографический словарь. Том 4-й, книга вторая. — Санкт-Петербург: Гуманитарное агентство Академический проект, 1995.
- Петр Фомин. Живопись. Воспоминания современников. — Санкт-Петербург. 2002.
- Время перемен. Искусство 1960—1985 в Советском Союзе. — Санкт-Петербург: Государственный Русский музей, 2006. ISBN 5-93332-199-0.
- Иванов С. В. Неизвестный соцреализм. Ленинградская школа.- Санкт — Петербург: НП-Принт, 2007. — 447 с. ISBN 5-901724-21-6, ISBN 978-5-901724-21-7.
- Юбилейный Справочник выпускников Санкт-Петербургского академического института живописи, скульптуры и архитектуры имени И. Е. Репина Российской Академии художеств. 1915—2005. — Санкт Петербург: «Первоцвет», 2007.
Ссылки
| ||||||
Отрывок, характеризующий 1986 год в истории изобразительного искусства СССР
– Убит?! – вскрикнул Денисов, увидав еще издалека то знакомое ему, несомненно безжизненное положение, в котором лежало тело Пети.– Готов, – повторил Долохов, как будто выговаривание этого слова доставляло ему удовольствие, и быстро пошел к пленным, которых окружили спешившиеся казаки. – Брать не будем! – крикнул он Денисову.
Денисов не отвечал; он подъехал к Пете, слез с лошади и дрожащими руками повернул к себе запачканное кровью и грязью, уже побледневшее лицо Пети.
«Я привык что нибудь сладкое. Отличный изюм, берите весь», – вспомнилось ему. И казаки с удивлением оглянулись на звуки, похожие на собачий лай, с которыми Денисов быстро отвернулся, подошел к плетню и схватился за него.
В числе отбитых Денисовым и Долоховым русских пленных был Пьер Безухов.
О той партии пленных, в которой был Пьер, во время всего своего движения от Москвы, не было от французского начальства никакого нового распоряжения. Партия эта 22 го октября находилась уже не с теми войсками и обозами, с которыми она вышла из Москвы. Половина обоза с сухарями, который шел за ними первые переходы, была отбита казаками, другая половина уехала вперед; пеших кавалеристов, которые шли впереди, не было ни одного больше; они все исчезли. Артиллерия, которая первые переходы виднелась впереди, заменилась теперь огромным обозом маршала Жюно, конвоируемого вестфальцами. Сзади пленных ехал обоз кавалерийских вещей.
От Вязьмы французские войска, прежде шедшие тремя колоннами, шли теперь одной кучей. Те признаки беспорядка, которые заметил Пьер на первом привале из Москвы, теперь дошли до последней степени.
Дорога, по которой они шли, с обеих сторон была уложена мертвыми лошадьми; оборванные люди, отсталые от разных команд, беспрестанно переменяясь, то присоединялись, то опять отставали от шедшей колонны.
Несколько раз во время похода бывали фальшивые тревоги, и солдаты конвоя поднимали ружья, стреляли и бежали стремглав, давя друг друга, но потом опять собирались и бранили друг друга за напрасный страх.
Эти три сборища, шедшие вместе, – кавалерийское депо, депо пленных и обоз Жюно, – все еще составляли что то отдельное и цельное, хотя и то, и другое, и третье быстро таяло.
В депо, в котором было сто двадцать повозок сначала, теперь оставалось не больше шестидесяти; остальные были отбиты или брошены. Из обоза Жюно тоже было оставлено и отбито несколько повозок. Три повозки были разграблены набежавшими отсталыми солдатами из корпуса Даву. Из разговоров немцев Пьер слышал, что к этому обозу ставили караул больше, чем к пленным, и что один из их товарищей, солдат немец, был расстрелян по приказанию самого маршала за то, что у солдата нашли серебряную ложку, принадлежавшую маршалу.
Больше же всего из этих трех сборищ растаяло депо пленных. Из трехсот тридцати человек, вышедших из Москвы, теперь оставалось меньше ста. Пленные еще более, чем седла кавалерийского депо и чем обоз Жюно, тяготили конвоирующих солдат. Седла и ложки Жюно, они понимали, что могли для чего нибудь пригодиться, но для чего было голодным и холодным солдатам конвоя стоять на карауле и стеречь таких же холодных и голодных русских, которые мерли и отставали дорогой, которых было велено пристреливать, – это было не только непонятно, но и противно. И конвойные, как бы боясь в том горестном положении, в котором они сами находились, не отдаться бывшему в них чувству жалости к пленным и тем ухудшить свое положение, особенно мрачно и строго обращались с ними.
В Дорогобуже, в то время как, заперев пленных в конюшню, конвойные солдаты ушли грабить свои же магазины, несколько человек пленных солдат подкопались под стену и убежали, но были захвачены французами и расстреляны.
Прежний, введенный при выходе из Москвы, порядок, чтобы пленные офицеры шли отдельно от солдат, уже давно был уничтожен; все те, которые могли идти, шли вместе, и Пьер с третьего перехода уже соединился опять с Каратаевым и лиловой кривоногой собакой, которая избрала себе хозяином Каратаева.
С Каратаевым, на третий день выхода из Москвы, сделалась та лихорадка, от которой он лежал в московском гошпитале, и по мере того как Каратаев ослабевал, Пьер отдалялся от него. Пьер не знал отчего, но, с тех пор как Каратаев стал слабеть, Пьер должен был делать усилие над собой, чтобы подойти к нему. И подходя к нему и слушая те тихие стоны, с которыми Каратаев обыкновенно на привалах ложился, и чувствуя усилившийся теперь запах, который издавал от себя Каратаев, Пьер отходил от него подальше и не думал о нем.
В плену, в балагане, Пьер узнал не умом, а всем существом своим, жизнью, что человек сотворен для счастья, что счастье в нем самом, в удовлетворении естественных человеческих потребностей, и что все несчастье происходит не от недостатка, а от излишка; но теперь, в эти последние три недели похода, он узнал еще новую, утешительную истину – он узнал, что на свете нет ничего страшного. Он узнал, что так как нет положения, в котором бы человек был счастлив и вполне свободен, так и нет положения, в котором бы он был бы несчастлив и несвободен. Он узнал, что есть граница страданий и граница свободы и что эта граница очень близка; что тот человек, который страдал оттого, что в розовой постели его завернулся один листок, точно так же страдал, как страдал он теперь, засыпая на голой, сырой земле, остужая одну сторону и пригревая другую; что, когда он, бывало, надевал свои бальные узкие башмаки, он точно так же страдал, как теперь, когда он шел уже босой совсем (обувь его давно растрепалась), ногами, покрытыми болячками. Он узнал, что, когда он, как ему казалось, по собственной своей воле женился на своей жене, он был не более свободен, чем теперь, когда его запирали на ночь в конюшню. Из всего того, что потом и он называл страданием, но которое он тогда почти не чувствовал, главное были босые, стертые, заструпелые ноги. (Лошадиное мясо было вкусно и питательно, селитренный букет пороха, употребляемого вместо соли, был даже приятен, холода большого не было, и днем на ходу всегда бывало жарко, а ночью были костры; вши, евшие тело, приятно согревали.) Одно было тяжело в первое время – это ноги.
Во второй день перехода, осмотрев у костра свои болячки, Пьер думал невозможным ступить на них; но когда все поднялись, он пошел, прихрамывая, и потом, когда разогрелся, пошел без боли, хотя к вечеру страшнее еще было смотреть на ноги. Но он не смотрел на них и думал о другом.
Теперь только Пьер понял всю силу жизненности человека и спасительную силу перемещения внимания, вложенную в человека, подобную тому спасительному клапану в паровиках, который выпускает лишний пар, как только плотность его превышает известную норму.
Он не видал и не слыхал, как пристреливали отсталых пленных, хотя более сотни из них уже погибли таким образом. Он не думал о Каратаеве, который слабел с каждым днем и, очевидно, скоро должен был подвергнуться той же участи. Еще менее Пьер думал о себе. Чем труднее становилось его положение, чем страшнее была будущность, тем независимее от того положения, в котором он находился, приходили ему радостные и успокоительные мысли, воспоминания и представления.
22 го числа, в полдень, Пьер шел в гору по грязной, скользкой дороге, глядя на свои ноги и на неровности пути. Изредка он взглядывал на знакомую толпу, окружающую его, и опять на свои ноги. И то и другое было одинаково свое и знакомое ему. Лиловый кривоногий Серый весело бежал стороной дороги, изредка, в доказательство своей ловкости и довольства, поджимая заднюю лапу и прыгая на трех и потом опять на всех четырех бросаясь с лаем на вороньев, которые сидели на падали. Серый был веселее и глаже, чем в Москве. Со всех сторон лежало мясо различных животных – от человеческого до лошадиного, в различных степенях разложения; и волков не подпускали шедшие люди, так что Серый мог наедаться сколько угодно.
Дождик шел с утра, и казалось, что вот вот он пройдет и на небе расчистит, как вслед за непродолжительной остановкой припускал дождик еще сильнее. Напитанная дождем дорога уже не принимала в себя воды, и ручьи текли по колеям.
Пьер шел, оглядываясь по сторонам, считая шаги по три, и загибал на пальцах. Обращаясь к дождю, он внутренне приговаривал: ну ка, ну ка, еще, еще наддай.
Ему казалось, что он ни о чем не думает; но далеко и глубоко где то что то важное и утешительное думала его душа. Это что то было тончайшее духовное извлечение из вчерашнего его разговора с Каратаевым.
Вчера, на ночном привале, озябнув у потухшего огня, Пьер встал и перешел к ближайшему, лучше горящему костру. У костра, к которому он подошел, сидел Платон, укрывшись, как ризой, с головой шинелью, и рассказывал солдатам своим спорым, приятным, но слабым, болезненным голосом знакомую Пьеру историю. Было уже за полночь. Это было то время, в которое Каратаев обыкновенно оживал от лихорадочного припадка и бывал особенно оживлен. Подойдя к костру и услыхав слабый, болезненный голос Платона и увидав его ярко освещенное огнем жалкое лицо, Пьера что то неприятно кольнуло в сердце. Он испугался своей жалости к этому человеку и хотел уйти, но другого костра не было, и Пьер, стараясь не глядеть на Платона, подсел к костру.
– Что, как твое здоровье? – спросил он.
– Что здоровье? На болезнь плакаться – бог смерти не даст, – сказал Каратаев и тотчас же возвратился к начатому рассказу.
