1988 год в кино
Поделись знанием:
Соня вздохнула и ничего не ответила. Граф, Петя, m me Schoss, Мавра Кузминишна, Васильич вошли в гостиную, и, затворив двери, все сели и молча, не глядя друг на друга, посидели несколько секунд.
Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
На крыльце и на дворе уезжавшие люди с кинжалами и саблями, которыми их вооружил Петя, с заправленными панталонами в сапоги и туго перепоясанные ремнями и кушаками, прощались с теми, которые оставались.
Как и всегда при отъездах, многое было забыто и не так уложено, и довольно долго два гайдука стояли с обеих сторон отворенной дверцы и ступенек кареты, готовясь подсадить графиню, в то время как бегали девушки с подушками, узелками из дому в кареты, и коляску, и бричку, и обратно.
– Век свой все перезабудут! – говорила графиня. – Ведь ты знаешь, что я не могу так сидеть. – И Дуняша, стиснув зубы и не отвечая, с выражением упрека на лице, бросилась в карету переделывать сиденье.
– Ах, народ этот! – говорил граф, покачивая головой.
Старый кучер Ефим, с которым одним только решалась ездить графиня, сидя высоко на своих козлах, даже не оглядывался на то, что делалось позади его. Он тридцатилетним опытом знал, что не скоро еще ему скажут «с богом!» и что когда скажут, то еще два раза остановят его и пошлют за забытыми вещами, и уже после этого еще раз остановят, и графиня сама высунется к нему в окно и попросит его Христом богом ехать осторожнее на спусках. Он знал это и потому терпеливее своих лошадей (в особенности левого рыжего – Сокола, который бил ногой и, пережевывая, перебирал удила) ожидал того, что будет. Наконец все уселись; ступеньки собрались и закинулись в карету, дверка захлопнулась, послали за шкатулкой, графиня высунулась и сказала, что должно. Тогда Ефим медленно снял шляпу с своей головы и стал креститься. Форейтор и все люди сделали то же.
– С богом! – сказал Ефим, надев шляпу. – Вытягивай! – Форейтор тронул. Правый дышловой влег в хомут, хрустнули высокие рессоры, и качнулся кузов. Лакей на ходу вскочил на козлы. Встряхнуло карету при выезде со двора на тряскую мостовую, так же встряхнуло другие экипажи, и поезд тронулся вверх по улице. В каретах, коляске и бричке все крестились на церковь, которая была напротив. Остававшиеся в Москве люди шли по обоим бокам экипажей, провожая их.
Наташа редко испытывала столь радостное чувство, как то, которое она испытывала теперь, сидя в карете подле графини и глядя на медленно подвигавшиеся мимо нее стены оставляемой, встревоженной Москвы. Она изредка высовывалась в окно кареты и глядела назад и вперед на длинный поезд раненых, предшествующий им. Почти впереди всех виднелся ей закрытый верх коляски князя Андрея. Она не знала, кто был в ней, и всякий раз, соображая область своего обоза, отыскивала глазами эту коляску. Она знала, что она была впереди всех.
В Кудрине, из Никитской, от Пресни, от Подновинского съехалось несколько таких же поездов, как был поезд Ростовых, и по Садовой уже в два ряда ехали экипажи и подводы.
Объезжая Сухареву башню, Наташа, любопытно и быстро осматривавшая народ, едущий и идущий, вдруг радостно и удивленно вскрикнула:
– Батюшки! Мама, Соня, посмотрите, это он!
– Кто? Кто?
– Смотрите, ей богу, Безухов! – говорила Наташа, высовываясь в окно кареты и глядя на высокого толстого человека в кучерском кафтане, очевидно, наряженного барина по походке и осанке, который рядом с желтым безбородым старичком в фризовой шинели подошел под арку Сухаревой башни.
– Ей богу, Безухов, в кафтане, с каким то старым мальчиком! Ей богу, – говорила Наташа, – смотрите, смотрите!
– Да нет, это не он. Можно ли, такие глупости.
– Мама, – кричала Наташа, – я вам голову дам на отсечение, что это он! Я вас уверяю. Постой, постой! – кричала она кучеру; но кучер не мог остановиться, потому что из Мещанской выехали еще подводы и экипажи, и на Ростовых кричали, чтоб они трогались и не задерживали других.
Действительно, хотя уже гораздо дальше, чем прежде, все Ростовы увидали Пьера или человека, необыкновенно похожего на Пьера, в кучерском кафтане, шедшего по улице с нагнутой головой и серьезным лицом, подле маленького безбородого старичка, имевшего вид лакея. Старичок этот заметил высунувшееся на него лицо из кареты и, почтительно дотронувшись до локтя Пьера, что то сказал ему, указывая на карету. Пьер долго не мог понять того, что он говорил; так он, видимо, погружен был в свои мысли. Наконец, когда он понял его, посмотрел по указанию и, узнав Наташу, в ту же секунду отдаваясь первому впечатлению, быстро направился к карете. Но, пройдя шагов десять, он, видимо, вспомнив что то, остановился.
Высунувшееся из кареты лицо Наташи сияло насмешливою ласкою.
– Петр Кирилыч, идите же! Ведь мы узнали! Это удивительно! – кричала она, протягивая ему руку. – Как это вы? Зачем вы так?
Пьер взял протянутую руку и на ходу (так как карета. продолжала двигаться) неловко поцеловал ее.
– Что с вами, граф? – спросила удивленным и соболезнующим голосом графиня.
– Что? Что? Зачем? Не спрашивайте у меня, – сказал Пьер и оглянулся на Наташу, сияющий, радостный взгляд которой (он чувствовал это, не глядя на нее) обдавал его своей прелестью.
– Что же вы, или в Москве остаетесь? – Пьер помолчал.
– В Москве? – сказал он вопросительно. – Да, в Москве. Прощайте.
– Ах, желала бы я быть мужчиной, я бы непременно осталась с вами. Ах, как это хорошо! – сказала Наташа. – Мама, позвольте, я останусь. – Пьер рассеянно посмотрел на Наташу и что то хотел сказать, но графиня перебила его:
– Вы были на сражении, мы слышали?
– Да, я был, – отвечал Пьер. – Завтра будет опять сражение… – начал было он, но Наташа перебила его:
– Да что же с вами, граф? Вы на себя не похожи…
– Ах, не спрашивайте, не спрашивайте меня, я ничего сам не знаю. Завтра… Да нет! Прощайте, прощайте, – проговорил он, – ужасное время! – И, отстав от кареты, он отошел на тротуар.
Наташа долго еще высовывалась из окна, сияя на него ласковой и немного насмешливой, радостной улыбкой.
Пьер, со времени исчезновения своего из дома, ужа второй день жил на пустой квартире покойного Баздеева. Вот как это случилось.
Проснувшись на другой день после своего возвращения в Москву и свидания с графом Растопчиным, Пьер долго не мог понять того, где он находился и чего от него хотели. Когда ему, между именами прочих лиц, дожидавшихся его в приемной, доложили, что его дожидается еще француз, привезший письмо от графини Елены Васильевны, на него нашло вдруг то чувство спутанности и безнадежности, которому он способен был поддаваться. Ему вдруг представилось, что все теперь кончено, все смешалось, все разрушилось, что нет ни правого, ни виноватого, что впереди ничего не будет и что выхода из этого положения нет никакого. Он, неестественно улыбаясь и что то бормоча, то садился на диван в беспомощной позе, то вставал, подходил к двери и заглядывал в щелку в приемную, то, махая руками, возвращался назад я брался за книгу. Дворецкий в другой раз пришел доложить Пьеру, что француз, привезший от графини письмо, очень желает видеть его хоть на минутку и что приходили от вдовы И. А. Баздеева просить принять книги, так как сама г жа Баздеева уехала в деревню.
– Ах, да, сейчас, подожди… Или нет… да нет, поди скажи, что сейчас приду, – сказал Пьер дворецкому.
Но как только вышел дворецкий, Пьер взял шляпу, лежавшую на столе, и вышел в заднюю дверь из кабинета. В коридоре никого не было. Пьер прошел во всю длину коридора до лестницы и, морщась и растирая лоб обеими руками, спустился до первой площадки. Швейцар стоял у парадной двери. С площадки, на которую спустился Пьер, другая лестница вела к заднему ходу. Пьер пошел по ней и вышел во двор. Никто не видал его. Но на улице, как только он вышел в ворота, кучера, стоявшие с экипажами, и дворник увидали барина и сняли перед ним шапки. Почувствовав на себя устремленные взгляды, Пьер поступил как страус, который прячет голову в куст, с тем чтобы его не видали; он опустил голову и, прибавив шагу, пошел по улице.
Из всех дел, предстоявших Пьеру в это утро, дело разборки книг и бумаг Иосифа Алексеевича показалось ему самым нужным.
Он взял первого попавшегося ему извозчика и велел ему ехать на Патриаршие пруды, где был дом вдовы Баздеева.
Беспрестанно оглядываясь на со всех сторон двигавшиеся обозы выезжавших из Москвы и оправляясь своим тучным телом, чтобы не соскользнуть с дребезжащих старых дрожек, Пьер, испытывая радостное чувство, подобное тому, которое испытывает мальчик, убежавший из школы, разговорился с извозчиком.
Извозчик рассказал ему, что нынешний день разбирают в Кремле оружие, и что на завтрашний народ выгоняют весь за Трехгорную заставу, и что там будет большое сражение.
Приехав на Патриаршие пруды, Пьер отыскал дом Баздеева, в котором он давно не бывал. Он подошел к калитке. Герасим, тот самый желтый безбородый старичок, которого Пьер видел пять лет тому назад в Торжке с Иосифом Алексеевичем, вышел на его стук.
– Дома? – спросил Пьер.
– По обстоятельствам нынешним, Софья Даниловна с детьми уехали в торжковскую деревню, ваше сиятельство.
– Я все таки войду, мне надо книги разобрать, – сказал Пьер.
– Пожалуйте, милости просим, братец покойника, – царство небесное! – Макар Алексеевич остались, да, как изволите знать, они в слабости, – сказал старый слуга.
Макар Алексеевич был, как знал Пьер, полусумасшедший, пивший запоем брат Иосифа Алексеевича.
– Да, да, знаю. Пойдем, пойдем… – сказал Пьер и вошел в дом. Высокий плешивый старый человек в халате, с красным носом, в калошах на босу ногу, стоял в передней; увидав Пьера, он сердито пробормотал что то и ушел в коридор.
– Большого ума были, а теперь, как изволите видеть, ослабели, – сказал Герасим. – В кабинет угодно? – Пьер кивнул головой. – Кабинет как был запечатан, так и остался. Софья Даниловна приказывали, ежели от вас придут, то отпустить книги.
Пьер вошел в тот самый мрачный кабинет, в который он еще при жизни благодетеля входил с таким трепетом. Кабинет этот, теперь запыленный и нетронутый со времени кончины Иосифа Алексеевича, был еще мрачнее.
Герасим открыл один ставень и на цыпочках вышел из комнаты. Пьер обошел кабинет, подошел к шкафу, в котором лежали рукописи, и достал одну из важнейших когда то святынь ордена. Это были подлинные шотландские акты с примечаниями и объяснениями благодетеля. Он сел за письменный запыленный стол и положил перед собой рукописи, раскрывал, закрывал их и, наконец, отодвинув их от себя, облокотившись головой на руки, задумался.
Несколько раз Герасим осторожно заглядывал в кабинет и видел, что Пьер сидел в том же положении. Прошло более двух часов. Герасим позволил себе пошуметь в дверях, чтоб обратить на себя внимание Пьера. Пьер не слышал его.
– Извозчика отпустить прикажете?
– Ах, да, – очнувшись, сказал Пьер, поспешно вставая. – Послушай, – сказал он, взяв Герасима за пуговицу сюртука и сверху вниз блестящими, влажными восторженными глазами глядя на старичка. – Послушай, ты знаешь, что завтра будет сражение?..
– Сказывали, – отвечал Герасим.
– Я прошу тебя никому не говорить, кто я. И сделай, что я скажу…
– Слушаюсь, – сказал Герасим. – Кушать прикажете?
– Нет, но мне другое нужно. Мне нужно крестьянское платье и пистолет, – сказал Пьер, неожиданно покраснев.
– Слушаю с, – подумав, сказал Герасим.
Весь остаток этого дня Пьер провел один в кабинете благодетеля, беспокойно шагая из одного угла в другой, как слышал Герасим, и что то сам с собой разговаривая, и ночевал на приготовленной ему тут же постели.
Герасим с привычкой слуги, видавшего много странных вещей на своем веку, принял переселение Пьера без удивления и, казалось, был доволен тем, что ему было кому услуживать. Он в тот же вечер, не спрашивая даже и самого себя, для чего это было нужно, достал Пьеру кафтан и шапку и обещал на другой день приобрести требуемый пистолет. Макар Алексеевич в этот вечер два раза, шлепая своими калошами, подходил к двери и останавливался, заискивающе глядя на Пьера. Но как только Пьер оборачивался к нему, он стыдливо и сердито запахивал свой халат и поспешно удалялся. В то время как Пьер в кучерском кафтане, приобретенном и выпаренном для него Герасимом, ходил с ним покупать пистолет у Сухаревой башни, он встретил Ростовых.
1 го сентября в ночь отдан приказ Кутузова об отступлении русских войск через Москву на Рязанскую дорогу.
Первые войска двинулись в ночь. Войска, шедшие ночью, не торопились и двигались медленно и степенно; но на рассвете двигавшиеся войска, подходя к Дорогомиловскому мосту, увидали впереди себя, на другой стороне, теснящиеся, спешащие по мосту и на той стороне поднимающиеся и запружающие улицы и переулки, и позади себя – напирающие, бесконечные массы войск. И беспричинная поспешность и тревога овладели войсками. Все бросилось вперед к мосту, на мост, в броды и в лодки. Кутузов велел обвезти себя задними улицами на ту сторону Москвы.
К десяти часам утра 2 го сентября в Дорогомиловском предместье оставались на просторе одни войска ариергарда. Армия была уже на той стороне Москвы и за Москвою.
В это же время, в десять часов утра 2 го сентября, Наполеон стоял между своими войсками на Поклонной горе и смотрел на открывавшееся перед ним зрелище. Начиная с 26 го августа и по 2 е сентября, от Бородинского сражения и до вступления неприятеля в Москву, во все дни этой тревожной, этой памятной недели стояла та необычайная, всегда удивляющая людей осенняя погода, когда низкое солнце греет жарче, чем весной, когда все блестит в редком, чистом воздухе так, что глаза режет, когда грудь крепнет и свежеет, вдыхая осенний пахучий воздух, когда ночи даже бывают теплые и когда в темных теплых ночах этих с неба беспрестанно, пугая и радуя, сыплются золотые звезды.
2 го сентября в десять часов утра была такая погода. Блеск утра был волшебный. Москва с Поклонной горы расстилалась просторно с своей рекой, своими садами и церквами и, казалось, жила своей жизнью, трепеща, как звезды, своими куполами в лучах солнца.
При виде странного города с невиданными формами необыкновенной архитектуры Наполеон испытывал то несколько завистливое и беспокойное любопытство, которое испытывают люди при виде форм не знающей о них, чуждой жизни. Очевидно, город этот жил всеми силами своей жизни. По тем неопределимым признакам, по которым на дальнем расстоянии безошибочно узнается живое тело от мертвого. Наполеон с Поклонной горы видел трепетание жизни в городе и чувствовал как бы дыханио этого большого и красивого тела.
– Cette ville asiatique aux innombrables eglises, Moscou la sainte. La voila donc enfin, cette fameuse ville! Il etait temps, [Этот азиатский город с бесчисленными церквами, Москва, святая их Москва! Вот он, наконец, этот знаменитый город! Пора!] – сказал Наполеон и, слезши с лошади, велел разложить перед собою план этой Moscou и подозвал переводчика Lelorgne d'Ideville. «Une ville occupee par l'ennemi ressemble a une fille qui a perdu son honneur, [Город, занятый неприятелем, подобен девушке, потерявшей невинность.] – думал он (как он и говорил это Тучкову в Смоленске). И с этой точки зрения он смотрел на лежавшую перед ним, невиданную еще им восточную красавицу. Ему странно было самому, что, наконец, свершилось его давнишнее, казавшееся ему невозможным, желание. В ясном утреннем свете он смотрел то на город, то на план, проверяя подробности этого города, и уверенность обладания волновала и ужасала его.
«Но разве могло быть иначе? – подумал он. – Вот она, эта столица, у моих ног, ожидая судьбы своей. Где теперь Александр и что думает он? Странный, красивый, величественный город! И странная и величественная эта минута! В каком свете представляюсь я им! – думал он о своих войсках. – Вот она, награда для всех этих маловерных, – думал он, оглядываясь на приближенных и на подходившие и строившиеся войска. – Одно мое слово, одно движение моей руки, и погибла эта древняя столица des Czars. Mais ma clemence est toujours prompte a descendre sur les vaincus. [царей. Но мое милосердие всегда готово низойти к побежденным.] Я должен быть великодушен и истинно велик. Но нет, это не правда, что я в Москве, – вдруг приходило ему в голову. – Однако вот она лежит у моих ног, играя и дрожа золотыми куполами и крестами в лучах солнца. Но я пощажу ее. На древних памятниках варварства и деспотизма я напишу великие слова справедливости и милосердия… Александр больнее всего поймет именно это, я знаю его. (Наполеону казалось, что главное значение того, что совершалось, заключалось в личной борьбе его с Александром.) С высот Кремля, – да, это Кремль, да, – я дам им законы справедливости, я покажу им значение истинной цивилизации, я заставлю поколения бояр с любовью поминать имя своего завоевателя. Я скажу депутации, что я не хотел и не хочу войны; что я вел войну только с ложной политикой их двора, что я люблю и уважаю Александра и что приму условия мира в Москве, достойные меня и моих народов. Я не хочу воспользоваться счастьем войны для унижения уважаемого государя. Бояре – скажу я им: я не хочу войны, а хочу мира и благоденствия всех моих подданных. Впрочем, я знаю, что присутствие их воодушевит меня, и я скажу им, как я всегда говорю: ясно, торжественно и велико. Но неужели это правда, что я в Москве? Да, вот она!»
| 1988 год в кино | |||
|---|---|---|---|
| < · 1986 · 1987 — 1988 — 1989 · 1990 · > | |||
| |||
| в театре / в музыке
Фильмы / ТВ / мультфильмы 1988 года | |||
| Кинопремии и награды | |||
|
|
| ||
| Кинофестивали | |||
|
|
|||
| База данных фильмов по странам за 1988 год | |||
|
|
| ||
Избранное кино
Мировое кино
- «Ариэль»/Ariel, Финляндия (реж. Аки Каурисмяки)
- «Арнольд Шварценеггер — Путь на Мистер Олимпия 1980»/Arnold Schwarzenegger Total Rebuild -The way to Mr.Olympia 1980, США (реж. Джеофф Беннетт)
- «Баловень судьбы»/Itineraire d’un enfant gate, Франция (реж. Клод Лелуш)
- «Бар-закусочная „Будапешт“»/Snack Bar Budapest, Италия (реж. Тинто Брасс)
- «Бесы»/Les Possédés, Франция (реж. Анджей Вайда)
- «Битлджус»/Beetlejuice, США (реж. Тим Бёртон)
- «Близнецы»/Twins, США (реж. Айван Райтман)
- «Большой»/Big, США (реж. Пенни Маршалл)
- «Большой бизнес»/Big Business, США (реж. Джим Абрахамс)
- «Бриолин»/Hairspray, США (реж. Джон Уотерс)
- «Буадэнг - Красный Лотос»/ບົວແດງ, Лаос (реж. Сомок Сутипон)
- «Везучка»/Lucky Stiff, США (реж. Энтони Перкинс)
- «Война Тромы»/Troma’s War, США (реж. Ллойд Кауфман и Майкл Херц)
- «Время цыган»/Дом за вешање, Великобритания-Италия-Югославия (реж. Неманья Эмир Кустурица)
- «Высокие надежды» / High Hopes, Великобритания (реж. Майк Ли)
- «Высшие духи»/High Spirits, США (реж. Нил Джордан)
- «Голубая бездна»/Le Grand Bleu, Франция (реж. Люк Бессон)
- «Голый пистолет»/The Naked Gun, США (реж. Дэвид Цукер)
- «Деловая девушка»/Working Girl, США (реж. Майк Николс)
- «Дикий огонь»/Wildfire, США (реж. Залман Кинг)
- «Доктор с чужой планеты»/Dr.Alien, США (реж. Дэвид ДеКото)
- «Драконы навсегда»/飛龍猛將, Гонконг (реж. Саммо Хун)
- «Другая женщина»/Another Woman, США (реж. Вуди Аллен)
- «Железный орёл 2»/Iron Eagle 2, Канада-Израиль (реж. Сидни Фьюри)
- «Женщина на грани нервного срыва»/Mujeres al borde de un ataque de nervios, Испания (реж. Педро Альмодовар)
- «Забавная ферма»/Funny Farm, США (реж. Джордж Рой Хилл)
- «Замужем за мафией»/Married to the Mob, США (реж. Джонатан Демми)
- «Змей и радуга»/The Serpent And The Rainbow, США (реж. Уэс Крэйвен)
- «И Бог создал женщину»/And God Created Woman, США (реж. Роже Вадим)
- «И скрипки умолкли»/I skrzypce przestały grać, Польша (реж. Александр Рамати)
- «Из другого мира»/Not Of This Earth, США (реж. Джим Уайнорски)
- «Измена»/Betrayed, США (реж. Константин Коста-Гаврас)
- «Изюминка»/Punchline, США (реж. Дэвид Зельцер)
- «Камилла Клодель»/Camille Claudel, Франция (реж. Брюно Нюиттен)
- «Каннибалы»/ , Португалия
- «Кингсайз»/Kingsajz, Польша (реж. Юлиуш Махульский)
- «Кобра Верде»/Cobra Verde, ФРГ-Гана (реж. Вернер Херцог)
- «Конфетка»/Sweetie, Австралия (реж. Джейн Кэмпион)
- «Короткий фильм об убийстве»/Krotki film o zabijaniu, Польша (реж. Кшиштоф Кеслёвский)
- «Красная жара»/Red Heat, США (реж. Уолтер Хилл)
- «Красный гаолян»/红高粱 (Hóng Gāoliáng), КНР (реж. Чжан Имоу)
- «Крепкий орешек»/Die Hard, США (реж. Джон Мактирнан)
- «Кто подставил кролика Роджера»/Who Framed Roger Rabbit, США (реж. Роберт Земекис)
- «Лазутчики»/War Party, США (реж. Фрэнк Роддэм)
- «Легенда о святом пропойце»/La Leggenda del santo bevitore, Италия (реж. Эрманно Ольми)
- «Мадам Сузацка»/Madame Sousatzka, Великобритания-США (реж. Джон Шлезингер)
- «Манифест»/Manifesto, документальный, США-Югославия (реж. Душан Макавеев)
- «Медведь»/L' Ours, Франция-США (реж. Жан-Жак Анно)
- «Миссисипи в огне»/Mississippi Burning, США (реж. Алан Паркер)
- «Мистическая пицца»/Mystic Pizza, США (реж. Дональд Петри)
- «Моя мачеха — инопланетянка» / My Stepmother Is An Alien, США (реж. Ричард Бенджамин)
- «На пляже»/Beaches, США (реж. Гарри Маршалл)
- «Налево от лифта»/À gauche en sortant de l’ascenseur, Франция (реж. Эдуард Молинаро)
- «Не будите спящего полицейского»/Ne Reveillez Pas Un Flic Qui Dort, Франция (реж. Жозе Пинейро)
- «Невыносимая лёгкость бытия»/The Unbearable Lightness Of Being, США (реж. Филип Кауфман)
- «Неистовый»/Frantic, США-Франция (реж. Роман Полански)
- «Новая рождественская сказка»/Scrooged, США (реж. Ричард Доннер)
- «Новое кино „Парадиз“»/Nuovo Cinema Paradiso, Италия-Франция (реж. Джузеппе Торнаторе)
- «Обезьяньи проделки»/Monkey Shines: An Experiment In Fear, США (реж. Джордж Ромеро)
- «Они живут»/They Live, США (реж. Джон Карпентер)
- «Опасные связи»/Dangerous Liaisons, США (реж. Стивен Фрирз)
- «Отпетые мошенники»/Dirty Rotten Scoundrels, США (реж. Фрэнк Оз)
- «Отсчёт утопленников»/Drowning by Numbers, Великобритания-Нидерланды (реж. Питер Гринуэй)
- «Пальцы в животе»/Les Doigts dans le Ventre, Франция (реж. Франсуа Озон)
- «Пейзаж в тумане»/Topio stin omichli, Греция-Франция (реж. Теодорос Ангелопулос)
- «Пелле-завоеватель»/Pelle erövraren, Дания (реж. Билле Аугуст)
- «Перекрёсток двух лун»/Two-Moon Junction, США (реж. Залман Кинг)
- «Питон и волк»/Python Wolf, США-Канада (реж. Уильям Фридкин)
- «Поваккаци»/Powaqqatsi, США (реж. Годфри Реджио)
- «Погоня за призраком»/Ghost Chase, ФРГ (реж. Роланд Эммерих)
- «Пока не высохнут слёзы»/旺角卡門, Гонконг (реж. Вонг Карвай)
- «Посланник смерти»/Messenger Of Death, США (реж. Джей Ли Томпсон)
- «Последнее искушение Христа»/The Last Temptation Of Christ, США (реж. Мартин Скорсезе)
- «Последний танец Саломеи»/Salome’s Last Dance, Великобритания (реж. Кен Рассел)
- «Президио»/The Presidio, США (реж. Питер Хайамс)
- «Призраки Содома»/Il Fantasma di Sodoma, Италия (реж. Лючио Фульчи)
- «Приключения барона Мюнхгаузена»/The Adventures Of Baron Munchausen, Великобритания-ФРГ (реж. Терри Гиллиам)
- «Прикосновение смерти»/Quando Alice ruppe lo specchio, Италия (реж. Лючио Фульчи)
- «Прощание с королём»/Farewell To The King, США (реж. Джон Милиус)
- «Пташка»/Bird, США (реж. Клинт Иствуд)
- «Пьяный рассвет»/Tequila Sunrise, США (реж. Роберт Таун)
- «Радиоболтовня»/Talk Radio, США (реж. Оливер Стоун)
- «Рыбка по имени Ванда»/A Fish Called Wanda, США-Великобритания (реж. Чарльз Кричтон)
- «Рэмбо 3»/Rambo III, США (реж. Питер Макдональд)
- «Сайгон»/Off Limits, США (реж. Кристофер Кроу)
- «Связанные насмерть»/Dead Ringers, Канада (реж. Дэвид Кроненберг)
- «Семейное фото»/Photo de Famille, Франция (реж. Франсуа Озон)
- «Семь часов до приговора»/Seven Hours To Judgement, США (реж. Бо Бриджес)
- «Смертельный список»/The Dead Pool, США (реж. Бадди Ван Хорн)
- «Студентка»/L’etudiante, Франция-Италия (реж. Клод Пиното)
- «Танец проклятых»/Dance Of The Damned, США (реж. Роджер Корман)
- «Тень ворона»/Í skugga hrafnsins, Исландия (реж. Храфн Гуннлаугссон)
- «Трибунал над бунтовщиком с „Кейна“»/The Caine Mutiny Court-Martial, США (реж. Роберт Олтмен)
- «Тыквоголовый»/Pumpkinhead, США (реж. Стэнли Уинстон)
- «У неё будет ребёнок»/She’s Having A Baby, США (реж. Джон Хьюз)
- «Убить священника»/To Kill A Priest / Le Complot, США-Франция (реж. Агнешка Холланд)
- «Уиллоу»/Willow, США (реж. Рон Ховард)
- «Фантоцци уходит на пенсию»/Fantozzi va a la pensione, Италия (реж. Нери Паренти)
- «Франциск»/Francesco, Италия-ФРГ (реж. Лилиана Кавани)
- «Хануссен»/Hanussen, Венгрия-ФРГ-Австрия (реж. Иштван Сабо)
- «Цвета»/Colors, США (реж. Деннис Хоппер)
- «Человек дождя»/Rain Man, США (реж. Барри Левинсон)
- «Чертёнок»/Il Piccolo Diavolo, Италия (реж. Роберто Бениньи)
- «Чёрный орёл»/Black Eagle, США (реж. Эрик Карсон)
- «Юг»/Sur, Аргентина — Франция (реж. Пино Соланас)
Советское кино
Художественно-игровое кино
Фильмы Белорусской ССР
- Воля вселенной (р/п. Дмитрий Михлеев).
- Меня зовут Арлекино (р/п. Валерий Рыбарев).
- Наш бронепоезд (р/п. Михаил Пташук).
- Праздник (р/п. Владимир Толкачиков).
Фильмы Грузинской ССР
- Ашик Кериб (р/п. Давид Абашидзе и Сергей Параджанов).
- Житие Дон Кихота и Санчо (р/п. Резо Чхеидзе).
- Последняя молитва Назарэ (р/п. Леван Тутберидзе).
- Преступление свершилось (р/п. Нана Мчедлидзе).
Фильмы Казахской ССР
- Игла (р/п. Рашид Нугманов).
Фильмы Молдавской ССР
- Диссидент (р/п. Валерий Жереги)
Фильмы РСФСР
- «Артистка из Грибова», (реж. Леонид Квинихидзе)
- «Аэлита, не приставай к мужчинам», (реж. Георгий Натансон)
- «Бомж. Без определённого места жительства», (реж. Николай Скуйбин)
- «Будни и праздники Серафимы Глюкиной», (реж. Ростислав Горяев)
- «Вам что, наша власть не нравится?!», (реж. Анатолий Бобровский)
- «Воры в законе», (реж. Юрий Кара)
- «Вы чьё, старичьё?», (реж. Иосиф Хейфиц)
- «Город Зеро», (реж. Карен Шахназаров)
- «Господин оформитель», (реж. Олег Тепцов)
- «Гулящие люди», (реж. Илья Гурин)
- «Двое и одна», (реж. Эдуард Гаврилов)
- «День ангела», (реж. Сергей Сельянов)
- «Динара», (реж. Виктор Титов)
- «Дни затмения», (реж. Александр Сокуров)
- «Дорогая Елена Сергеевна», (реж. Эльдар Рязанов)
- «Ёлки-палки!», (реж. Сергей Никоненко)
- «Жена керосинщика», (реж. Александр Кайдановский)
- «Защитник Седов», (реж. Евгений Цымбал)
- «Куколка», (реж. Исаак Фридберг)
- «Маленькая Вера», (реж. Василий Пичул)
- «Мисс миллионерша», (реж. Александр Рогожкин)
- «На помощь, братцы!», (реж. Иван Василев)
- «Остров ржавого генерала», (реж. Валентин Ховенко)
- «Презумпция невиновности», (реж. Евгений Татарский)
- «Раз, два — горе не беда!», (реж. Михаил Юзовский)
- «Роковая ошибка», (реж. Дмитрий Астрахан)
- «Серая Мышь», (реж. Владимир Шамшурин)
- «Слуга», (реж. Вадим Абдрашитов)
- «Собачье сердце», (реж. Владимир Бортко)
- «Стукач», (реж. Николай Лырчиков)
- «Трагедия в стиле рок», (реж. Савва Кулиш)
- «Филиал», (реж. Евгений Марковский)
- «Фонтан», (реж. Юрий Мамин)
- «ЧП районного масштаба», (реж. Сергей Снежкин)
- «Чужой», (реж. Годердзи Чохели)
- «Штаны», (реж. Валерий Приёмыхов)
- «Шут», (реж. Андрей Эшпай)
Фильмы Украинской ССР
- Бич Божий (р/п. Олег Фиалко и Валерий Тодоровский).
- Криминальный талант (р/п. Сергей Ашкенази).
- Приморский бульвар (р/п. Александр Полынников).
Фильмы совместных производителей
- Большая игра (р/п. Семён Аранович).
- Сержант (р/п. Станислав Гайдук).
- Убить дракона (р/п. Марк Захаров).
Мультипликационное кино
- Остров сокровищ (р/п. Давид Черкасский).
Телесериалы
Советские сериалы и телефильмы свыше 2-х серий
- Узник замка ИФ
- Государственная граница. На дальнем пограничье
- Государственная граница. Солёный ветер
Латиноамериканские сериалы
- Новый рассвет (Мексика)
Телеспектакли
Награды
- Главный приз — «История Аси Клячиной, которая любила, да не вышла замуж» Андрея Кончаловского
- Главный приз — «Холодное лето пятьдесят третьего» Александра Прошкина
- Специальный приз жюри — «Зеркало для героя» Владимира Хотиненко
- Специальный приз жюри — «Перемена участи» Киры Муратовой
- Золотой медведь — «Красный гаолян» Чжана Имоу (КНР)
- Серебряный медведь — «Комиссар» Александра Аскольдова (СССР)
- Золотая пальмовая ветвь — «Пелле-завоеватель» Билле Аугуста (Дания)
- Золотой лев — «Легенда о святом пропойце» Эрманно Ольми (Италия)
- Золотая озелла за операторскую работу — Вадим Юсов за фильм «Чёрный монах» Ивана Дыховичного
Профессиональная кинематографическая премия (СССР)
- Лучший игровой фильм — «Покаяние» Тенгиза Абуладзе
- Лучшая режиссёрская работа — Тенгиз Абуладзе, фильм «Покаяние»
- Лучшая мужская роль — Автандил Махарадзе в фильме «Покаяние» Тенгиза Абуладзе
- Лучшая женская роль — Зинаида Шарко в фильме «Долгие проводые» Киры Муратовой
Оскар (США)
- Лучший фильм года — «Последний император» Бернардо Бертолуччи
Феликс (Европа) — Первое проведение церемонии European Film Awards, ноябрь 1988 года, Западный Берлин
- Лучший фильм года — «Короткий фильм об убийстве» Кшиштофа Кеслёвского (Польша)
- Лучшая музыка к фильму — Юрий Ханон за фильм Дни затмения
Сезар (Франция)
- Лучший фильм года — «До свидания, дети» Луи Маля (Франция)
Золотой петух (Китай)
- Лучший фильм года — «Красный гаолян» Чжана Имоу
- Лучший фильм года — «Старый колодец»
Лидеры проката
- «Холодное лето пятьдесят третьего...», (режиссёр Александр Прошкин) — 3 место, 41 800 000 зрителей
- «Десять негритят», (режиссёр Станислав Говорухин) — 6 место, 33 200 000 зрителей
- «Заклятие долины змей», (режиссёр Марек Пестрак) — 7 место, 32 300 000 зрителей
- «Дорогая Елена Сергеевна», (режиссёр Эльдар Рязанов) — 14 место, 15 900 000 зрителей
Персоналии
Скончались
- 10 января — Пётр Чернов — советский актёр театра и кино, народный артист СССР (1976).
- 4 мая — Олег Жаков — советский актёр театра и кино, народный артист СССР (1969).
Напишите отзыв о статье "1988 год в кино"
Ссылки
- IMDb — здесь можно найти даты выхода в прокат фильмов по странам:
- [www.imdb.com/ReleasedInYear?year=1988&country=USA США]
- [www.imdb.com/ReleasedInYear?year=1988&country=France Франция]
- [www.imdb.com/ReleasedInYear?year=1988&country=UK Великобритания]
- [www.imdb.com/ReleasedInYear?year=1988&country=Soviet+Union СССР]
| ||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий 1988 год в кино
– Очень дурное для меня?.. Что такое? – спрашивала чуткая Наташа.Соня вздохнула и ничего не ответила. Граф, Петя, m me Schoss, Мавра Кузминишна, Васильич вошли в гостиную, и, затворив двери, все сели и молча, не глядя друг на друга, посидели несколько секунд.
Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
На крыльце и на дворе уезжавшие люди с кинжалами и саблями, которыми их вооружил Петя, с заправленными панталонами в сапоги и туго перепоясанные ремнями и кушаками, прощались с теми, которые оставались.
Как и всегда при отъездах, многое было забыто и не так уложено, и довольно долго два гайдука стояли с обеих сторон отворенной дверцы и ступенек кареты, готовясь подсадить графиню, в то время как бегали девушки с подушками, узелками из дому в кареты, и коляску, и бричку, и обратно.
– Век свой все перезабудут! – говорила графиня. – Ведь ты знаешь, что я не могу так сидеть. – И Дуняша, стиснув зубы и не отвечая, с выражением упрека на лице, бросилась в карету переделывать сиденье.
– Ах, народ этот! – говорил граф, покачивая головой.
Старый кучер Ефим, с которым одним только решалась ездить графиня, сидя высоко на своих козлах, даже не оглядывался на то, что делалось позади его. Он тридцатилетним опытом знал, что не скоро еще ему скажут «с богом!» и что когда скажут, то еще два раза остановят его и пошлют за забытыми вещами, и уже после этого еще раз остановят, и графиня сама высунется к нему в окно и попросит его Христом богом ехать осторожнее на спусках. Он знал это и потому терпеливее своих лошадей (в особенности левого рыжего – Сокола, который бил ногой и, пережевывая, перебирал удила) ожидал того, что будет. Наконец все уселись; ступеньки собрались и закинулись в карету, дверка захлопнулась, послали за шкатулкой, графиня высунулась и сказала, что должно. Тогда Ефим медленно снял шляпу с своей головы и стал креститься. Форейтор и все люди сделали то же.
– С богом! – сказал Ефим, надев шляпу. – Вытягивай! – Форейтор тронул. Правый дышловой влег в хомут, хрустнули высокие рессоры, и качнулся кузов. Лакей на ходу вскочил на козлы. Встряхнуло карету при выезде со двора на тряскую мостовую, так же встряхнуло другие экипажи, и поезд тронулся вверх по улице. В каретах, коляске и бричке все крестились на церковь, которая была напротив. Остававшиеся в Москве люди шли по обоим бокам экипажей, провожая их.
Наташа редко испытывала столь радостное чувство, как то, которое она испытывала теперь, сидя в карете подле графини и глядя на медленно подвигавшиеся мимо нее стены оставляемой, встревоженной Москвы. Она изредка высовывалась в окно кареты и глядела назад и вперед на длинный поезд раненых, предшествующий им. Почти впереди всех виднелся ей закрытый верх коляски князя Андрея. Она не знала, кто был в ней, и всякий раз, соображая область своего обоза, отыскивала глазами эту коляску. Она знала, что она была впереди всех.
В Кудрине, из Никитской, от Пресни, от Подновинского съехалось несколько таких же поездов, как был поезд Ростовых, и по Садовой уже в два ряда ехали экипажи и подводы.
Объезжая Сухареву башню, Наташа, любопытно и быстро осматривавшая народ, едущий и идущий, вдруг радостно и удивленно вскрикнула:
– Батюшки! Мама, Соня, посмотрите, это он!
– Кто? Кто?
– Смотрите, ей богу, Безухов! – говорила Наташа, высовываясь в окно кареты и глядя на высокого толстого человека в кучерском кафтане, очевидно, наряженного барина по походке и осанке, который рядом с желтым безбородым старичком в фризовой шинели подошел под арку Сухаревой башни.
– Ей богу, Безухов, в кафтане, с каким то старым мальчиком! Ей богу, – говорила Наташа, – смотрите, смотрите!
– Да нет, это не он. Можно ли, такие глупости.
– Мама, – кричала Наташа, – я вам голову дам на отсечение, что это он! Я вас уверяю. Постой, постой! – кричала она кучеру; но кучер не мог остановиться, потому что из Мещанской выехали еще подводы и экипажи, и на Ростовых кричали, чтоб они трогались и не задерживали других.
Действительно, хотя уже гораздо дальше, чем прежде, все Ростовы увидали Пьера или человека, необыкновенно похожего на Пьера, в кучерском кафтане, шедшего по улице с нагнутой головой и серьезным лицом, подле маленького безбородого старичка, имевшего вид лакея. Старичок этот заметил высунувшееся на него лицо из кареты и, почтительно дотронувшись до локтя Пьера, что то сказал ему, указывая на карету. Пьер долго не мог понять того, что он говорил; так он, видимо, погружен был в свои мысли. Наконец, когда он понял его, посмотрел по указанию и, узнав Наташу, в ту же секунду отдаваясь первому впечатлению, быстро направился к карете. Но, пройдя шагов десять, он, видимо, вспомнив что то, остановился.
Высунувшееся из кареты лицо Наташи сияло насмешливою ласкою.
– Петр Кирилыч, идите же! Ведь мы узнали! Это удивительно! – кричала она, протягивая ему руку. – Как это вы? Зачем вы так?
Пьер взял протянутую руку и на ходу (так как карета. продолжала двигаться) неловко поцеловал ее.
– Что с вами, граф? – спросила удивленным и соболезнующим голосом графиня.
– Что? Что? Зачем? Не спрашивайте у меня, – сказал Пьер и оглянулся на Наташу, сияющий, радостный взгляд которой (он чувствовал это, не глядя на нее) обдавал его своей прелестью.
– Что же вы, или в Москве остаетесь? – Пьер помолчал.
– В Москве? – сказал он вопросительно. – Да, в Москве. Прощайте.
– Ах, желала бы я быть мужчиной, я бы непременно осталась с вами. Ах, как это хорошо! – сказала Наташа. – Мама, позвольте, я останусь. – Пьер рассеянно посмотрел на Наташу и что то хотел сказать, но графиня перебила его:
– Вы были на сражении, мы слышали?
– Да, я был, – отвечал Пьер. – Завтра будет опять сражение… – начал было он, но Наташа перебила его:
– Да что же с вами, граф? Вы на себя не похожи…
– Ах, не спрашивайте, не спрашивайте меня, я ничего сам не знаю. Завтра… Да нет! Прощайте, прощайте, – проговорил он, – ужасное время! – И, отстав от кареты, он отошел на тротуар.
Наташа долго еще высовывалась из окна, сияя на него ласковой и немного насмешливой, радостной улыбкой.
Пьер, со времени исчезновения своего из дома, ужа второй день жил на пустой квартире покойного Баздеева. Вот как это случилось.
Проснувшись на другой день после своего возвращения в Москву и свидания с графом Растопчиным, Пьер долго не мог понять того, где он находился и чего от него хотели. Когда ему, между именами прочих лиц, дожидавшихся его в приемной, доложили, что его дожидается еще француз, привезший письмо от графини Елены Васильевны, на него нашло вдруг то чувство спутанности и безнадежности, которому он способен был поддаваться. Ему вдруг представилось, что все теперь кончено, все смешалось, все разрушилось, что нет ни правого, ни виноватого, что впереди ничего не будет и что выхода из этого положения нет никакого. Он, неестественно улыбаясь и что то бормоча, то садился на диван в беспомощной позе, то вставал, подходил к двери и заглядывал в щелку в приемную, то, махая руками, возвращался назад я брался за книгу. Дворецкий в другой раз пришел доложить Пьеру, что француз, привезший от графини письмо, очень желает видеть его хоть на минутку и что приходили от вдовы И. А. Баздеева просить принять книги, так как сама г жа Баздеева уехала в деревню.
– Ах, да, сейчас, подожди… Или нет… да нет, поди скажи, что сейчас приду, – сказал Пьер дворецкому.
Но как только вышел дворецкий, Пьер взял шляпу, лежавшую на столе, и вышел в заднюю дверь из кабинета. В коридоре никого не было. Пьер прошел во всю длину коридора до лестницы и, морщась и растирая лоб обеими руками, спустился до первой площадки. Швейцар стоял у парадной двери. С площадки, на которую спустился Пьер, другая лестница вела к заднему ходу. Пьер пошел по ней и вышел во двор. Никто не видал его. Но на улице, как только он вышел в ворота, кучера, стоявшие с экипажами, и дворник увидали барина и сняли перед ним шапки. Почувствовав на себя устремленные взгляды, Пьер поступил как страус, который прячет голову в куст, с тем чтобы его не видали; он опустил голову и, прибавив шагу, пошел по улице.
Из всех дел, предстоявших Пьеру в это утро, дело разборки книг и бумаг Иосифа Алексеевича показалось ему самым нужным.
Он взял первого попавшегося ему извозчика и велел ему ехать на Патриаршие пруды, где был дом вдовы Баздеева.
Беспрестанно оглядываясь на со всех сторон двигавшиеся обозы выезжавших из Москвы и оправляясь своим тучным телом, чтобы не соскользнуть с дребезжащих старых дрожек, Пьер, испытывая радостное чувство, подобное тому, которое испытывает мальчик, убежавший из школы, разговорился с извозчиком.
Извозчик рассказал ему, что нынешний день разбирают в Кремле оружие, и что на завтрашний народ выгоняют весь за Трехгорную заставу, и что там будет большое сражение.
Приехав на Патриаршие пруды, Пьер отыскал дом Баздеева, в котором он давно не бывал. Он подошел к калитке. Герасим, тот самый желтый безбородый старичок, которого Пьер видел пять лет тому назад в Торжке с Иосифом Алексеевичем, вышел на его стук.
– Дома? – спросил Пьер.
– По обстоятельствам нынешним, Софья Даниловна с детьми уехали в торжковскую деревню, ваше сиятельство.
– Я все таки войду, мне надо книги разобрать, – сказал Пьер.
– Пожалуйте, милости просим, братец покойника, – царство небесное! – Макар Алексеевич остались, да, как изволите знать, они в слабости, – сказал старый слуга.
Макар Алексеевич был, как знал Пьер, полусумасшедший, пивший запоем брат Иосифа Алексеевича.
– Да, да, знаю. Пойдем, пойдем… – сказал Пьер и вошел в дом. Высокий плешивый старый человек в халате, с красным носом, в калошах на босу ногу, стоял в передней; увидав Пьера, он сердито пробормотал что то и ушел в коридор.
– Большого ума были, а теперь, как изволите видеть, ослабели, – сказал Герасим. – В кабинет угодно? – Пьер кивнул головой. – Кабинет как был запечатан, так и остался. Софья Даниловна приказывали, ежели от вас придут, то отпустить книги.
Пьер вошел в тот самый мрачный кабинет, в который он еще при жизни благодетеля входил с таким трепетом. Кабинет этот, теперь запыленный и нетронутый со времени кончины Иосифа Алексеевича, был еще мрачнее.
Герасим открыл один ставень и на цыпочках вышел из комнаты. Пьер обошел кабинет, подошел к шкафу, в котором лежали рукописи, и достал одну из важнейших когда то святынь ордена. Это были подлинные шотландские акты с примечаниями и объяснениями благодетеля. Он сел за письменный запыленный стол и положил перед собой рукописи, раскрывал, закрывал их и, наконец, отодвинув их от себя, облокотившись головой на руки, задумался.
Несколько раз Герасим осторожно заглядывал в кабинет и видел, что Пьер сидел в том же положении. Прошло более двух часов. Герасим позволил себе пошуметь в дверях, чтоб обратить на себя внимание Пьера. Пьер не слышал его.
– Извозчика отпустить прикажете?
– Ах, да, – очнувшись, сказал Пьер, поспешно вставая. – Послушай, – сказал он, взяв Герасима за пуговицу сюртука и сверху вниз блестящими, влажными восторженными глазами глядя на старичка. – Послушай, ты знаешь, что завтра будет сражение?..
– Сказывали, – отвечал Герасим.
– Я прошу тебя никому не говорить, кто я. И сделай, что я скажу…
– Слушаюсь, – сказал Герасим. – Кушать прикажете?
– Нет, но мне другое нужно. Мне нужно крестьянское платье и пистолет, – сказал Пьер, неожиданно покраснев.
– Слушаю с, – подумав, сказал Герасим.
Весь остаток этого дня Пьер провел один в кабинете благодетеля, беспокойно шагая из одного угла в другой, как слышал Герасим, и что то сам с собой разговаривая, и ночевал на приготовленной ему тут же постели.
Герасим с привычкой слуги, видавшего много странных вещей на своем веку, принял переселение Пьера без удивления и, казалось, был доволен тем, что ему было кому услуживать. Он в тот же вечер, не спрашивая даже и самого себя, для чего это было нужно, достал Пьеру кафтан и шапку и обещал на другой день приобрести требуемый пистолет. Макар Алексеевич в этот вечер два раза, шлепая своими калошами, подходил к двери и останавливался, заискивающе глядя на Пьера. Но как только Пьер оборачивался к нему, он стыдливо и сердито запахивал свой халат и поспешно удалялся. В то время как Пьер в кучерском кафтане, приобретенном и выпаренном для него Герасимом, ходил с ним покупать пистолет у Сухаревой башни, он встретил Ростовых.
1 го сентября в ночь отдан приказ Кутузова об отступлении русских войск через Москву на Рязанскую дорогу.
Первые войска двинулись в ночь. Войска, шедшие ночью, не торопились и двигались медленно и степенно; но на рассвете двигавшиеся войска, подходя к Дорогомиловскому мосту, увидали впереди себя, на другой стороне, теснящиеся, спешащие по мосту и на той стороне поднимающиеся и запружающие улицы и переулки, и позади себя – напирающие, бесконечные массы войск. И беспричинная поспешность и тревога овладели войсками. Все бросилось вперед к мосту, на мост, в броды и в лодки. Кутузов велел обвезти себя задними улицами на ту сторону Москвы.
К десяти часам утра 2 го сентября в Дорогомиловском предместье оставались на просторе одни войска ариергарда. Армия была уже на той стороне Москвы и за Москвою.
В это же время, в десять часов утра 2 го сентября, Наполеон стоял между своими войсками на Поклонной горе и смотрел на открывавшееся перед ним зрелище. Начиная с 26 го августа и по 2 е сентября, от Бородинского сражения и до вступления неприятеля в Москву, во все дни этой тревожной, этой памятной недели стояла та необычайная, всегда удивляющая людей осенняя погода, когда низкое солнце греет жарче, чем весной, когда все блестит в редком, чистом воздухе так, что глаза режет, когда грудь крепнет и свежеет, вдыхая осенний пахучий воздух, когда ночи даже бывают теплые и когда в темных теплых ночах этих с неба беспрестанно, пугая и радуя, сыплются золотые звезды.
2 го сентября в десять часов утра была такая погода. Блеск утра был волшебный. Москва с Поклонной горы расстилалась просторно с своей рекой, своими садами и церквами и, казалось, жила своей жизнью, трепеща, как звезды, своими куполами в лучах солнца.
При виде странного города с невиданными формами необыкновенной архитектуры Наполеон испытывал то несколько завистливое и беспокойное любопытство, которое испытывают люди при виде форм не знающей о них, чуждой жизни. Очевидно, город этот жил всеми силами своей жизни. По тем неопределимым признакам, по которым на дальнем расстоянии безошибочно узнается живое тело от мертвого. Наполеон с Поклонной горы видел трепетание жизни в городе и чувствовал как бы дыханио этого большого и красивого тела.
– Cette ville asiatique aux innombrables eglises, Moscou la sainte. La voila donc enfin, cette fameuse ville! Il etait temps, [Этот азиатский город с бесчисленными церквами, Москва, святая их Москва! Вот он, наконец, этот знаменитый город! Пора!] – сказал Наполеон и, слезши с лошади, велел разложить перед собою план этой Moscou и подозвал переводчика Lelorgne d'Ideville. «Une ville occupee par l'ennemi ressemble a une fille qui a perdu son honneur, [Город, занятый неприятелем, подобен девушке, потерявшей невинность.] – думал он (как он и говорил это Тучкову в Смоленске). И с этой точки зрения он смотрел на лежавшую перед ним, невиданную еще им восточную красавицу. Ему странно было самому, что, наконец, свершилось его давнишнее, казавшееся ему невозможным, желание. В ясном утреннем свете он смотрел то на город, то на план, проверяя подробности этого города, и уверенность обладания волновала и ужасала его.
«Но разве могло быть иначе? – подумал он. – Вот она, эта столица, у моих ног, ожидая судьбы своей. Где теперь Александр и что думает он? Странный, красивый, величественный город! И странная и величественная эта минута! В каком свете представляюсь я им! – думал он о своих войсках. – Вот она, награда для всех этих маловерных, – думал он, оглядываясь на приближенных и на подходившие и строившиеся войска. – Одно мое слово, одно движение моей руки, и погибла эта древняя столица des Czars. Mais ma clemence est toujours prompte a descendre sur les vaincus. [царей. Но мое милосердие всегда готово низойти к побежденным.] Я должен быть великодушен и истинно велик. Но нет, это не правда, что я в Москве, – вдруг приходило ему в голову. – Однако вот она лежит у моих ног, играя и дрожа золотыми куполами и крестами в лучах солнца. Но я пощажу ее. На древних памятниках варварства и деспотизма я напишу великие слова справедливости и милосердия… Александр больнее всего поймет именно это, я знаю его. (Наполеону казалось, что главное значение того, что совершалось, заключалось в личной борьбе его с Александром.) С высот Кремля, – да, это Кремль, да, – я дам им законы справедливости, я покажу им значение истинной цивилизации, я заставлю поколения бояр с любовью поминать имя своего завоевателя. Я скажу депутации, что я не хотел и не хочу войны; что я вел войну только с ложной политикой их двора, что я люблю и уважаю Александра и что приму условия мира в Москве, достойные меня и моих народов. Я не хочу воспользоваться счастьем войны для унижения уважаемого государя. Бояре – скажу я им: я не хочу войны, а хочу мира и благоденствия всех моих подданных. Впрочем, я знаю, что присутствие их воодушевит меня, и я скажу им, как я всегда говорю: ясно, торжественно и велико. Но неужели это правда, что я в Москве? Да, вот она!»
