19 сентября
Поделись знанием:
– Сделал, сделал предложение. Мама! Мама! – кричала она. Графиня не верила своим ушам. Денисов сделал предложение. Кому? Этой крошечной девочке Наташе, которая еще недавно играла в куклы и теперь еще брала уроки.
– Наташа, полно, глупости! – сказала она, еще надеясь, что это была шутка.
– Ну вот, глупости! – Я вам дело говорю, – сердито сказала Наташа. – Я пришла спросить, что делать, а вы мне говорите: «глупости»…
Графиня пожала плечами.
– Ежели правда, что мосьё Денисов сделал тебе предложение, то скажи ему, что он дурак, вот и всё.
– Нет, он не дурак, – обиженно и серьезно сказала Наташа.
– Ну так что ж ты хочешь? Вы нынче ведь все влюблены. Ну, влюблена, так выходи за него замуж! – сердито смеясь, проговорила графиня. – С Богом!
– Нет, мама, я не влюблена в него, должно быть не влюблена в него.
– Ну, так так и скажи ему.
– Мама, вы сердитесь? Вы не сердитесь, голубушка, ну в чем же я виновата?
– Нет, да что же, мой друг? Хочешь, я пойду скажу ему, – сказала графиня, улыбаясь.
– Нет, я сама, только научите. Вам всё легко, – прибавила она, отвечая на ее улыбку. – А коли бы видели вы, как он мне это сказал! Ведь я знаю, что он не хотел этого сказать, да уж нечаянно сказал.
– Ну всё таки надо отказать.
– Нет, не надо. Мне так его жалко! Он такой милый.
– Ну, так прими предложение. И то пора замуж итти, – сердито и насмешливо сказала мать.
– Нет, мама, мне так жалко его. Я не знаю, как я скажу.
– Да тебе и нечего говорить, я сама скажу, – сказала графиня, возмущенная тем, что осмелились смотреть, как на большую, на эту маленькую Наташу.
– Нет, ни за что, я сама, а вы слушайте у двери, – и Наташа побежала через гостиную в залу, где на том же стуле, у клавикорд, закрыв лицо руками, сидел Денисов. Он вскочил на звук ее легких шагов.
– Натали, – сказал он, быстрыми шагами подходя к ней, – решайте мою судьбу. Она в ваших руках!
– Василий Дмитрич, мне вас так жалко!… Нет, но вы такой славный… но не надо… это… а так я вас всегда буду любить.
Денисов нагнулся над ее рукою, и она услыхала странные, непонятные для нее звуки. Она поцеловала его в черную, спутанную, курчавую голову. В это время послышался поспешный шум платья графини. Она подошла к ним.
– Василий Дмитрич, я благодарю вас за честь, – сказала графиня смущенным голосом, но который казался строгим Денисову, – но моя дочь так молода, и я думала, что вы, как друг моего сына, обратитесь прежде ко мне. В таком случае вы не поставили бы меня в необходимость отказа.
– Г'афиня, – сказал Денисов с опущенными глазами и виноватым видом, хотел сказать что то еще и запнулся.
Наташа не могла спокойно видеть его таким жалким. Она начала громко всхлипывать.
– Г'афиня, я виноват перед вами, – продолжал Денисов прерывающимся голосом, – но знайте, что я так боготво'ю вашу дочь и всё ваше семейство, что две жизни отдам… – Он посмотрел на графиню и, заметив ее строгое лицо… – Ну п'ощайте, г'афиня, – сказал он, поцеловал ее руку и, не взглянув на Наташу, быстрыми, решительными шагами вышел из комнаты.
На другой день Ростов проводил Денисова, который не хотел более ни одного дня оставаться в Москве. Денисова провожали у цыган все его московские приятели, и он не помнил, как его уложили в сани и как везли первые три станции.
После отъезда Денисова, Ростов, дожидаясь денег, которые не вдруг мог собрать старый граф, провел еще две недели в Москве, не выезжая из дому, и преимущественно в комнате барышень.
Соня была к нему нежнее и преданнее чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.
После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.
Торжковская торговка визгливым голосом предлагала свой товар и в особенности козловые туфли. «У меня сотни рублей, которых мне некуда деть, а она в прорванной шубе стоит и робко смотрит на меня, – думал Пьер. И зачем нужны эти деньги? Точно на один волос могут прибавить ей счастья, спокойствия души, эти деньги? Разве может что нибудь в мире сделать ее и меня менее подверженными злу и смерти? Смерть, которая всё кончит и которая должна притти нынче или завтра – всё равно через мгновение, в сравнении с вечностью». И он опять нажимал на ничего не захватывающий винт, и винт всё так же вертелся на одном и том же месте.
Слуга его подал ему разрезанную до половины книгу романа в письмах m mе Suza. [мадам Сюза.] Он стал читать о страданиях и добродетельной борьбе какой то Аmelie de Mansfeld. [Амалии Мансфельд.] «И зачем она боролась против своего соблазнителя, думал он, – когда она любила его? Не мог Бог вложить в ее душу стремления, противного Его воле. Моя бывшая жена не боролась и, может быть, она была права. Ничего не найдено, опять говорил себе Пьер, ничего не придумано. Знать мы можем только то, что ничего не знаем. И это высшая степень человеческой премудрости».
Всё в нем самом и вокруг него представлялось ему запутанным, бессмысленным и отвратительным. Но в этом самом отвращении ко всему окружающему Пьер находил своего рода раздражающее наслаждение.
– Осмелюсь просить ваше сиятельство потесниться крошечку, вот для них, – сказал смотритель, входя в комнату и вводя за собой другого, остановленного за недостатком лошадей проезжающего. Проезжающий был приземистый, ширококостый, желтый, морщинистый старик с седыми нависшими бровями над блестящими, неопределенного сероватого цвета, глазами.
Пьер снял ноги со стола, встал и перелег на приготовленную для него кровать, изредка поглядывая на вошедшего, который с угрюмо усталым видом, не глядя на Пьера, тяжело раздевался с помощью слуги. Оставшись в заношенном крытом нанкой тулупчике и в валеных сапогах на худых костлявых ногах, проезжий сел на диван, прислонив к спинке свою очень большую и широкую в висках, коротко обстриженную голову и взглянул на Безухого. Строгое, умное и проницательное выражение этого взгляда поразило Пьера. Ему захотелось заговорить с проезжающим, но когда он собрался обратиться к нему с вопросом о дороге, проезжающий уже закрыл глаза и сложив сморщенные старые руки, на пальце одной из которых был большой чугунный перстень с изображением Адамовой головы, неподвижно сидел, или отдыхая, или о чем то глубокомысленно и спокойно размышляя, как показалось Пьеру. Слуга проезжающего был весь покрытый морщинами, тоже желтый старичек, без усов и бороды, которые видимо не были сбриты, а никогда и не росли у него. Поворотливый старичек слуга разбирал погребец, приготовлял чайный стол, и принес кипящий самовар. Когда всё было готово, проезжающий открыл глаза, придвинулся к столу и налив себе один стакан чаю, налил другой безбородому старичку и подал ему. Пьер начинал чувствовать беспокойство и необходимость, и даже неизбежность вступления в разговор с этим проезжающим.
Слуга принес назад свой пустой, перевернутый стакан с недокусанным кусочком сахара и спросил, не нужно ли чего.
– Ничего. Подай книгу, – сказал проезжающий. Слуга подал книгу, которая показалась Пьеру духовною, и проезжающий углубился в чтение. Пьер смотрел на него. Вдруг проезжающий отложил книгу, заложив закрыл ее и, опять закрыв глаза и облокотившись на спинку, сел в свое прежнее положение. Пьер смотрел на него и не успел отвернуться, как старик открыл глаза и уставил свой твердый и строгий взгляд прямо в лицо Пьеру.
Пьер чувствовал себя смущенным и хотел отклониться от этого взгляда, но блестящие, старческие глаза неотразимо притягивали его к себе.
– Имею удовольствие говорить с графом Безухим, ежели я не ошибаюсь, – сказал проезжающий неторопливо и громко. Пьер молча, вопросительно смотрел через очки на своего собеседника.
– Я слышал про вас, – продолжал проезжающий, – и про постигшее вас, государь мой, несчастье. – Он как бы подчеркнул последнее слово, как будто он сказал: «да, несчастье, как вы ни называйте, я знаю, что то, что случилось с вами в Москве, было несчастье». – Весьма сожалею о том, государь мой.
Пьер покраснел и, поспешно спустив ноги с постели, нагнулся к старику, неестественно и робко улыбаясь.
– Я не из любопытства упомянул вам об этом, государь мой, но по более важным причинам. – Он помолчал, не выпуская Пьера из своего взгляда, и подвинулся на диване, приглашая этим жестом Пьера сесть подле себя. Пьеру неприятно было вступать в разговор с этим стариком, но он, невольно покоряясь ему, подошел и сел подле него.
– Вы несчастливы, государь мой, – продолжал он. – Вы молоды, я стар. Я бы желал по мере моих сил помочь вам.
– Ах, да, – с неестественной улыбкой сказал Пьер. – Очень вам благодарен… Вы откуда изволите проезжать? – Лицо проезжающего было не ласково, даже холодно и строго, но несмотря на то, и речь и лицо нового знакомца неотразимо привлекательно действовали на Пьера.
– Но если по каким либо причинам вам неприятен разговор со мною, – сказал старик, – то вы так и скажите, государь мой. – И он вдруг улыбнулся неожиданно, отечески нежной улыбкой.
– Ах нет, совсем нет, напротив, я очень рад познакомиться с вами, – сказал Пьер, и, взглянув еще раз на руки нового знакомца, ближе рассмотрел перстень. Он увидал на нем Адамову голову, знак масонства.
– Позвольте мне спросить, – сказал он. – Вы масон?
– Да, я принадлежу к братству свободных каменьщиков, сказал проезжий, все глубже и глубже вглядываясь в глаза Пьеру. – И от себя и от их имени протягиваю вам братскую руку.
– Я боюсь, – сказал Пьер, улыбаясь и колеблясь между доверием, внушаемым ему личностью масона, и привычкой насмешки над верованиями масонов, – я боюсь, что я очень далек от пониманья, как это сказать, я боюсь, что мой образ мыслей насчет всего мироздания так противоположен вашему, что мы не поймем друг друга.
– Мне известен ваш образ мыслей, – сказал масон, – и тот ваш образ мыслей, о котором вы говорите, и который вам кажется произведением вашего мысленного труда, есть образ мыслей большинства людей, есть однообразный плод гордости, лени и невежества. Извините меня, государь мой, ежели бы я не знал его, я бы не заговорил с вами. Ваш образ мыслей есть печальное заблуждение.
– Точно так же, как я могу предполагать, что и вы находитесь в заблуждении, – сказал Пьер, слабо улыбаясь.
– Я никогда не посмею сказать, что я знаю истину, – сказал масон, всё более и более поражая Пьера своею определенностью и твердостью речи. – Никто один не может достигнуть до истины; только камень за камнем, с участием всех, миллионами поколений, от праотца Адама и до нашего времени, воздвигается тот храм, который должен быть достойным жилищем Великого Бога, – сказал масон и закрыл глаза.
– Я должен вам сказать, я не верю, не… верю в Бога, – с сожалением и усилием сказал Пьер, чувствуя необходимость высказать всю правду.
Масон внимательно посмотрел на Пьера и улыбнулся, как улыбнулся бы богач, державший в руках миллионы, бедняку, который бы сказал ему, что нет у него, у бедняка, пяти рублей, могущих сделать его счастие.
– Да, вы не знаете Его, государь мой, – сказал масон. – Вы не можете знать Его. Вы не знаете Его, оттого вы и несчастны.
– Да, да, я несчастен, подтвердил Пьер; – но что ж мне делать?
– Вы не знаете Его, государь мой, и оттого вы очень несчастны. Вы не знаете Его, а Он здесь, Он во мне. Он в моих словах, Он в тебе, и даже в тех кощунствующих речах, которые ты произнес сейчас! – строгим дрожащим голосом сказал масон.
Он помолчал и вздохнул, видимо стараясь успокоиться.
– Ежели бы Его не было, – сказал он тихо, – мы бы с вами не говорили о Нем, государь мой. О чем, о ком мы говорили? Кого ты отрицал? – вдруг сказал он с восторженной строгостью и властью в голосе. – Кто Его выдумал, ежели Его нет? Почему явилось в тебе предположение, что есть такое непонятное существо? Почему ты и весь мир предположили существование такого непостижимого существа, существа всемогущего, вечного и бесконечного во всех своих свойствах?… – Он остановился и долго молчал.
Пьер не мог и не хотел прерывать этого молчания.
– Он есть, но понять Его трудно, – заговорил опять масон, глядя не на лицо Пьера, а перед собою, своими старческими руками, которые от внутреннего волнения не могли оставаться спокойными, перебирая листы книги. – Ежели бы это был человек, в существовании которого ты бы сомневался, я бы привел к тебе этого человека, взял бы его за руку и показал тебе. Но как я, ничтожный смертный, покажу всё всемогущество, всю вечность, всю благость Его тому, кто слеп, или тому, кто закрывает глаза, чтобы не видать, не понимать Его, и не увидать, и не понять всю свою мерзость и порочность? – Он помолчал. – Кто ты? Что ты? Ты мечтаешь о себе, что ты мудрец, потому что ты мог произнести эти кощунственные слова, – сказал он с мрачной и презрительной усмешкой, – а ты глупее и безумнее малого ребенка, который бы, играя частями искусно сделанных часов, осмелился бы говорить, что, потому что он не понимает назначения этих часов, он и не верит в мастера, который их сделал. Познать Его трудно… Мы веками, от праотца Адама и до наших дней, работаем для этого познания и на бесконечность далеки от достижения нашей цели; но в непонимании Его мы видим только нашу слабость и Его величие… – Пьер, с замиранием сердца, блестящими глазами глядя в лицо масона, слушал его, не перебивал, не спрашивал его, а всей душой верил тому, что говорил ему этот чужой человек. Верил ли он тем разумным доводам, которые были в речи масона, или верил, как верят дети интонациям, убежденности и сердечности, которые были в речи масона, дрожанию голоса, которое иногда почти прерывало масона, или этим блестящим, старческим глазам, состарившимся на том же убеждении, или тому спокойствию, твердости и знанию своего назначения, которые светились из всего существа масона, и которые особенно сильно поражали его в сравнении с своей опущенностью и безнадежностью; – но он всей душой желал верить, и верил, и испытывал радостное чувство успокоения, обновления и возвращения к жизни.
| ← сентябрь → | ||||||
| Пн | Вт | Ср | Чт | Пт | Сб | Вс |
| 1 | ||||||
| 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 |
| 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 |
| 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 |
| 23 | 24 | 25 | 26 | 27 | 28 | 29 |
| 30 | ||||||
| 2024 г. | ||||||
19 сентября — 262-й день года (263-й в високосные годы) в григорианском календаре. До конца года остаётся 103 дня.
Содержание
Праздники
См. также: Категория:Праздники 19 сентября
Национальные
-
Сент-Китс и Невис — День независимости (1983, от 
Великобритания). -
Словакия — День памяти первого словацкого национального совета. -
Чили — День армии.
Неформальные
Религиозные
- воспоминание чуда Архистратига Михаила, бывшего в Хонех (Колоссах) (IV в.);
- память мучеников Евдоксия, Зинона и Макария (311—312);
- память преподобного Архиппа Херотопского (IV в.);
- память мученика Ромила Римского и с ним многих других (107—115);
- память священномученика Кирилла, епископа Гортинского (III—IV в.);
- память мученика Кириака, священномучеников Фавста, пресвитера, Авива, диакона и с ним 11-ти мучеников (ок. 250);
- память преподобного Давида Ермопольского (VI в.);
- память священномученика Димитрия Спасского, пресвитера (1918);
- память священномучеников Константина Богословского, Иоанна Павловского и Всеволода Потеминского, пресвитеров (1937);
- празднования в честь икон Божией Матери:
- Киево-Братская (1654);
- Арапетская.
События
См. также: Категория:События 19 сентября
до XIX века
- 1356 — Англичане одержали победу над французами в битве при Пуатье. Множество рыцарей убито, французский король Иоанн II Добрый взят в плен.
- 1618 — Начало осады Пльзеня.
- 1648 — В Квебеке Жаком Буадоном (Jacques Boisdon) открыта первая в Канаде таверна.
- 1654 — В Квебеке зарегистрирован первый в Канаде брак (11-летняя Маргарита Седийо (Marguerite Sedillot) вышла замуж за Жана Обюшона (Jean Aubuchon)).
- 1783 — Полёт монгольфьера, в присутствии короля Людовика XVI унёсшего из Версаля барана, петуха и утку за 4 километра.
- 1790 — Писатель А. Радищев сослан в Сибирь за своё «Путешествие из Петербурга в Москву».
XIX век
- 1841 — Построена первая международная железная дорога (Страсбург-Базель).
- 1863 — Покушение на графа Берга (Польское восстание 1863 года).
- 1864 — В США запатентованы откидные сиденья машин.
- 1888 — В Бельгии на курорте Спа прошёл первый в истории конкурс красоты. В финальной части приняла участие 21 претендентка на титул «королевы красоты», а отбирались девушки в финал по фотографиям, присланным в адрес жюри. По сообщениям репортёра одной из скандинавских газет, освещавщего итоги тех необычных соревнований, конкурс проходил чрезвычайно скромно. «Участницы конкурса должны были оставаться не известными широкой публике, жили в отдельном доме, доступ в который был закрыт для посторонних, а на соревнованиях они доставлялись в закрытом экипаже». Причём все мужчины, присутствовавшие на соревнованиях, были одеты во фраки, женщины — в длинные платья. Победительницей стала 18-летняя креолка из Гваделупы Берта Сукаре (Bertha Soucaret), которой досталась премия в пять тысяч франков.
- 1891 — В Монреаль прибыли первые украинские поселенцы.
- 1893 — Новая Зеландия стала первой страной, предоставившей на выборах право голоса женщинам.
XX век
- 1907 — В Париже подписан первый канадско-французский коммерческий договор.
- 1918 — Совнарком РСФСР запретил вывоз за границу художественных и исторических памятников.
- 1922 — В СССР основан журнал «Милиция».
- 1928 — В Нью-Йорке состоялась премьера первого мультфильма с Микки Маусом. Мышонок ещё не имел голоса и был мало похож на привычный нам образ.
- 1936 — В Калуге открыт дом-музей Константина Эдуардовича Циолковского.
- 1938 — Англия и Франция потребовали от Чехословакии подчиниться германским требованиям о самоуправлении Судетской области.
- 1939 — Красная армия заняла Вильнюс.
- 1941 — 2-я танковая группа вермахта соединилась в районе Лохвицы с частями 1-й танковой группы, в результате чего немецкие войска вошли в Киев.
- 1944 — Подписано Московское перемирие между Финляндией и СССР.
- 1946 — Советское правительство учредило комиссию по делам колхозов для возврата колхозной собственности, присвоенной крестьянами в ходе войны.
- 1946 — Выступление Уинстона Черчилля в Цюрихском университете, служащее точкой отсчёта в создании Совета Европы.
- 1950 — Союзники позволили Западной Германии иметь собственное министерство иностранных дел.
- 1952 — В США актёру Чарли Чаплину предъявлено обвинение в сочувствии коммунистам.
- 1958 — Элвис Пресли отправился на военную службу в Германию.
- 1969 — Первый полёт вертолёта Ми-24.
- 1974 — в Буэнос-Айресе захвачены совладельцы крупной компании «Бунхе и Борн» (Аргентина) — братья Борн — Хорхе и Хуан[3], за которых позднее будет выплачено 64 миллиона долларов США — самый крупный выкуп в мировой истории на тот момент[4][5].
- 1982 — Скотт Фалман предложил использовать смайлики в качестве способа выражения эмоций при общении в Сети
- 1985 — Землетрясение в Мехико, силой 8,1 балла. Более 9000 чел. погибло, 30 000 ранено, 95 000 лишились жилья.
- 1990 — Ассоциация пользователей UNIX зарегистрировала домен верхнего уровня SU для применения на территории СССР.
- 1991 — В Киеве восстановлена деятельность Киево-Могилянской академии.
- 2000 — В Лондоне были продемонстрированы уникальные кадры, снятые английскими учёными. На них — астероид, который влетел в атмосферу Земли, прошёл по касательной и опять вылетел в космос. По словам астрономов, если бы он шёл на 20 км ниже, то врезался бы в Землю, что вызвало бы мощный взрыв, как от крупной ядерной бомбы.
- 2000 — В Берлине совершена попытка поджога Рейхстага. 22-летний немец на своём автомобиле «Volkswagen Golf» попытался сквозь стеклянные витрины прорваться внутрь здания. Машина застряла. Позже выяснилось, что она была облита со всех сторон бензином.
XXI век
- 2006 — В Таиланде произошёл государственный переворот.
Родились
См. также: Категория:Родившиеся 19 сентября
- 86 — Тит Элий Цезарь Антонин, древнеримский император (138—161 гг.) (ум. 161).
- 866 — Лев VI Философ (Мудрый) (ум. 912), византийский император из Македонской династии (886—912 гг.).
- 1551 — Генрих III Валуа, король Франции, Польши, великий князь Литовский (ум.1589).
- 1724 — Никита Демидов (ум. 1789), промышленник, меценат, владелец Тагильских заводов.
- 1730 — Огюстен Пажу (ум. 1809), французский скульптор, представитель классицизма.
- 1749 — Жан-Батист-Жозеф Деламбр (ум. 1822), французский астроном.
- 1754 — Павел Дмитриевич Цицианов (ум. 1806), князь, русский военный деятель, генерал от инфантерии.
- 1782
- Аким Николаевич Нахимов (ум. 1814), украинский поэт, сатирик, драматург.
- Карл фон Фишер, немецкий архитектор; его проекты повлияли на развитие нео-классицистской архитектуры в Южной Германии (ум. 1820).
- 1802 — Лайош Кошут (ум. 1894), венгерский государственный деятель, революционер и юрист, премьер-министр и правитель-президент Венгрии в период Венгерской революции 1848—1849 гг.
- 1803 — Николай Филиппович Павлов (ум. 1864), русский писатель и публицист, издатель «Русских ведомостей» («Именины», «Аукцион», «Ятаган»).
- 1816 — Макарий (митрополит Московский ум. 1882), епископ Православной Российской Церкви, историк Церкви, богослов, с 8 апреля 1879 г. — Митрополит Московский и Коломенский, ординарный академик Академии наук.
- 1821 — Луиджи Меркантини (итал. Luigi Mercantini; ум. 1872), итальянский поэт, автор гарибальдийского гимна.
- 1839 — Джордж Кэдбери (англ. George Cadbury; ум. 1922), английский бизнесмен, производитель шоколада.
- 1849 — Николай Григорьевич Егоров (ум. 1919), русский физик.
- 1887 — Вера Пашенная (ум. 1962), актриса Малого театра.
- 1888 — Всеволод Никанорович Иванов (ум. 1971), русский писатель, автор исторических повестей.
- 1901 — Карл Людвиг фон Берталанфи (ум. 1972), австрийский биолог.
- 1908 — Мика Тойми Валтари (ум. 1979), финский писатель.
- 1911 — Уильям Джералд Голдинг (ум. 1993), английский писатель, лауреат Нобелевской премии 1983 года («Повелитель мух», «Шпиль», «Зримая тьма»).
- 1914 — Виктор Боков (ум. 2009), русский поэт.
- 1920 — Александр Локшин (ум. 1987), советский композитор.
- 1920 — Карен Хачатурян (ум. 2011), советский композитор.
- 1922 — Деймон Найт (ум. 2002), американский писатель-фантаст, критик.
- 1924 — Дон Харрон (Donald H. Harron; ум. 2015), канадский писатель, актёр, продюсер.
- 1926 — Масатоси Косиба, японский физик, лауреат Нобелевской премии по физике 2002 года.
- 1934 — Брайан Эпстайн (ум. 1967), менеджер группы «The Beatles».
- 1936 — Георгий Гладышев, биофизик, президент Академии творчества.
- 1941 — Владимир Попков (ум. 2007), кинорежиссёр («Будьте готовы, ваше высочество!», «Сердца трёх»).
- 1943 — «Мама» Касс Эллиот (англ. Cass Elliot; ум. 1974), участница американской группы «The Mamas and the Papas».
- 1946 — Джон Коглен (John Robert Coghlan), ударник английской рок-группы «Status Quo».
- 1947 — Лол Крем (англ. Laurence Neil Creme), один из основателей английской рок-группы «10cc».
- 1947 — Борис Галкин, российский актёр театра и кино, режиссёр, сценарист, продюсер.
- 1947 — Виктор Ерофеев, русский писатель.
- 1948
- Джереми Айронс, английский актёр.
- Михаил Тимофти, режиссёр, актёр, музыкант.
- Михаил Фоменко, украинский футболист и футбольный тренер, с 2012 года — главный тренер национальной сборной Украины по футболу.
- 1949 — Твигги (настоящее имя Лесли Хорнби), английская манекенщица 60-х годов, рекламировавшая мини-юбки.
- 1958 — Лита Форд, американская гитаристка, певица и композитор, бывшая лид-гитаристка The Runaways.
- 1962 — Александр Музычко (ум. 2014), украинский политик, один из региональных руководителей УНА-УНСО.
- 1964 — Кай Метов, российский автор-исполнитель и композитор.
- 1967 — Александр Карелин, Герой Российской Федерации (1996), заслуженный мастер спорта СССР (1988), борец классического (греко-римского) стиля.
- 1969 — Кэнди Далфер, голландская певица-саксофонистка.
- 1990 — Юлия Джима, украинская биатлонистка, олимпийская чемпионка (2014).
Скончались
См. также: Категория:Умершие 19 сентября
- 690 — Феодор Кентерберийский, архиепископ Кентерберийский, первый английский епископ, возведённый в достоинство примаса Англии.
- 1710 — Оле Ремер (р. 1644), датский астроном, профессор Копенгагенского университета.
- 1736 — Феофан Прокопович (р. 1681), государственный и церковный деятель, писатель и поэт.
- 1781 — Тобиас Фюрно (р. 1735), английский морской офицер.
- 1843 — Гюстав Гаспар Кориолис (р. 1792), французский физик-механик, работы которого сыграли большую роль в создании теории динамики машин, ввёл понятие «ускорение Кориолиса».
- 1902 — Масаока Сики (р. 1867), японский поэт.
- 1903 — Сидор Воробкевич (р. 1836), украинский писатель и композитор.
- 1935 — Константин Эдуардович Циолковский (р. 1857), русский учёный, пионер космонавтики.
- 1945 — Иван Артемьевич Слонов (р. 1882), российский и советский актёр, режиссёр, педагог и общественный деятель, народный артист РСФСР.
- 1954 — Тибор Харшаньи (Tibor Harsányi) (р. 1898), венгерский композитор, пианист, музыкальный критик.
- 1962 — Николай Погодин (р. 1900), советский писатель, драматург и сценарист (пьесы «Человек с ружьём», «Кремлёвские куранты», «Третья патетическая»).
- 1967 — Зинаида Евгеньевна Серебрякова (р. 1884), русская художница.
- 1968 — Честер Карлсон (р. 1906), американский изобретатель ксерографии.
- 1972 — Робер Казадезюс (Robert Casadesus) (р. 1899), французский пианист, композитор.
- 1974 — Сергей Сафонович Гурзо (р. 1926), киноактёр («Молодая гвардия», «Заговор послов»).
- 1981 — Михаил Павлович Алексеев (р. 1896), литературовед и фольклорист, специализировавшийся на связях русской и зарубежных литератур, академик.
- 1985 — Итало Кальвино (р. 1923), итальянский писатель.
- 1989 — Наум Борисович Бирман (р. 1924), кинорежиссёр («Хроника пикирующего бомбардировщика», «Мы смерти смотрели в лицо», «Волшебная сила искусства», «Трое в лодке, не считая собаки», «Сирано де Бержерак»).
- 1992 — Имангулиева, Аида Насир кызы (р. 1939), азербайджанский арабист, доктор (1989) и профессор востоковедения.
- 1995 — Рудольф Пейелс (р. 1907), английский физик, создатель американской атомной бомбы.
- 2007 — Ян Режняк, самый результативный лётчик-ас фашистской Словакии
Приметы
Михайлово чудо. Михайлов день. Михайловские заморозки. Похолодание.
- Рубеж первых утренников, заморозков. «Михаил заморозком землю прихватил»[6].
- «Пчёлам безделье — летала птаха мимо страха: ах, моё дело на огне сгорело».
- На Михаила не полагалось работать — Бог накажет.
См. также
|
19 сентября в Викиновостях? |
|---|
Напишите отзыв о статье "19 сентября"
Примечания
- ↑ [azbyka.ru/days/2016-09-19 Старый стиль, 6 сентября, Новый стиль 19 сентября, понедельник] // Православный церковный календарь
- ↑ [calendar.pravmir.ru/2016/9/19 19 сентября 2016 года] // Православие и мир, православный календарь, 2016 г.
- ↑ Ernesto Jauretche. [books.google.es/books?id=DJ8yh8S8ndUC&pg=PA240&lpg=PA240&dq=alberto+bosch+juan+born&source=bl&ots=XgCj_alWwk&sig=T9IfRRBv6zlBalYCAFHZkPHJudo&hl=ru&sa=X&ei=W4D5U9eOL5TnapSugaAD&ved=0CFEQ6AEwBw#v=onepage&q=alberto%20bosch%20juan%20born&f=false%7Cиздательство=Ediciones Colihue SRL No dejés que te la cuenten: violencia y política en los 70]. — 1997. — С. 240. — 310 с. — ISBN 9-505-81801-7.
- ↑ Antonius C. G. M. Robben. [books.google.es/books?id=U7EUYfaFN-QC&pg=PA142&lpg=PA142&dq=операция+близнецы+борн+монтонерос&source=bl&ots=VR7Ezdhpuw&sig=cMdhjFpStxNAsicNEqSbQhPI5Ug&hl=ru&sa=X&ei=nH35U4S6G87War_xgLgD&ved=0CDYQ6AEwBA#v=onepage&q=операция%20близнецы%20борн%20монтонерос&f=false%7Cиздательство=University of Pennsylvania Press Political Violence and Trauma in Argentina]. — 2011. — С. 142. — 480 с. — ISBN 9-780-81220-331-8.
- ↑ SHIRLEY CHRISTIAN. [www.nytimes.com/1987/05/20/world/argentine-rebel-chief-convicted.html ARGENTINE REBEL CHIEF CONVICTED] (англ.), The New York Times (20 May 1987). Проверено 22 августа 2014.
- ↑ [www.rg.ru/2008/09/18/primety.html Приметы]. Российская газета (18 сентября 2008). Проверено 2 сентября 2010.
Отрывок, характеризующий 19 сентября
– Что сделал?– Сделал, сделал предложение. Мама! Мама! – кричала она. Графиня не верила своим ушам. Денисов сделал предложение. Кому? Этой крошечной девочке Наташе, которая еще недавно играла в куклы и теперь еще брала уроки.
– Наташа, полно, глупости! – сказала она, еще надеясь, что это была шутка.
– Ну вот, глупости! – Я вам дело говорю, – сердито сказала Наташа. – Я пришла спросить, что делать, а вы мне говорите: «глупости»…
Графиня пожала плечами.
– Ежели правда, что мосьё Денисов сделал тебе предложение, то скажи ему, что он дурак, вот и всё.
– Нет, он не дурак, – обиженно и серьезно сказала Наташа.
– Ну так что ж ты хочешь? Вы нынче ведь все влюблены. Ну, влюблена, так выходи за него замуж! – сердито смеясь, проговорила графиня. – С Богом!
– Нет, мама, я не влюблена в него, должно быть не влюблена в него.
– Ну, так так и скажи ему.
– Мама, вы сердитесь? Вы не сердитесь, голубушка, ну в чем же я виновата?
– Нет, да что же, мой друг? Хочешь, я пойду скажу ему, – сказала графиня, улыбаясь.
– Нет, я сама, только научите. Вам всё легко, – прибавила она, отвечая на ее улыбку. – А коли бы видели вы, как он мне это сказал! Ведь я знаю, что он не хотел этого сказать, да уж нечаянно сказал.
– Ну всё таки надо отказать.
– Нет, не надо. Мне так его жалко! Он такой милый.
– Ну, так прими предложение. И то пора замуж итти, – сердито и насмешливо сказала мать.
– Нет, мама, мне так жалко его. Я не знаю, как я скажу.
– Да тебе и нечего говорить, я сама скажу, – сказала графиня, возмущенная тем, что осмелились смотреть, как на большую, на эту маленькую Наташу.
– Нет, ни за что, я сама, а вы слушайте у двери, – и Наташа побежала через гостиную в залу, где на том же стуле, у клавикорд, закрыв лицо руками, сидел Денисов. Он вскочил на звук ее легких шагов.
– Натали, – сказал он, быстрыми шагами подходя к ней, – решайте мою судьбу. Она в ваших руках!
– Василий Дмитрич, мне вас так жалко!… Нет, но вы такой славный… но не надо… это… а так я вас всегда буду любить.
Денисов нагнулся над ее рукою, и она услыхала странные, непонятные для нее звуки. Она поцеловала его в черную, спутанную, курчавую голову. В это время послышался поспешный шум платья графини. Она подошла к ним.
– Василий Дмитрич, я благодарю вас за честь, – сказала графиня смущенным голосом, но который казался строгим Денисову, – но моя дочь так молода, и я думала, что вы, как друг моего сына, обратитесь прежде ко мне. В таком случае вы не поставили бы меня в необходимость отказа.
– Г'афиня, – сказал Денисов с опущенными глазами и виноватым видом, хотел сказать что то еще и запнулся.
Наташа не могла спокойно видеть его таким жалким. Она начала громко всхлипывать.
– Г'афиня, я виноват перед вами, – продолжал Денисов прерывающимся голосом, – но знайте, что я так боготво'ю вашу дочь и всё ваше семейство, что две жизни отдам… – Он посмотрел на графиню и, заметив ее строгое лицо… – Ну п'ощайте, г'афиня, – сказал он, поцеловал ее руку и, не взглянув на Наташу, быстрыми, решительными шагами вышел из комнаты.
На другой день Ростов проводил Денисова, который не хотел более ни одного дня оставаться в Москве. Денисова провожали у цыган все его московские приятели, и он не помнил, как его уложили в сани и как везли первые три станции.
После отъезда Денисова, Ростов, дожидаясь денег, которые не вдруг мог собрать старый граф, провел еще две недели в Москве, не выезжая из дому, и преимущественно в комнате барышень.
Соня была к нему нежнее и преданнее чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.
После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.
Торжковская торговка визгливым голосом предлагала свой товар и в особенности козловые туфли. «У меня сотни рублей, которых мне некуда деть, а она в прорванной шубе стоит и робко смотрит на меня, – думал Пьер. И зачем нужны эти деньги? Точно на один волос могут прибавить ей счастья, спокойствия души, эти деньги? Разве может что нибудь в мире сделать ее и меня менее подверженными злу и смерти? Смерть, которая всё кончит и которая должна притти нынче или завтра – всё равно через мгновение, в сравнении с вечностью». И он опять нажимал на ничего не захватывающий винт, и винт всё так же вертелся на одном и том же месте.
Слуга его подал ему разрезанную до половины книгу романа в письмах m mе Suza. [мадам Сюза.] Он стал читать о страданиях и добродетельной борьбе какой то Аmelie de Mansfeld. [Амалии Мансфельд.] «И зачем она боролась против своего соблазнителя, думал он, – когда она любила его? Не мог Бог вложить в ее душу стремления, противного Его воле. Моя бывшая жена не боролась и, может быть, она была права. Ничего не найдено, опять говорил себе Пьер, ничего не придумано. Знать мы можем только то, что ничего не знаем. И это высшая степень человеческой премудрости».
Всё в нем самом и вокруг него представлялось ему запутанным, бессмысленным и отвратительным. Но в этом самом отвращении ко всему окружающему Пьер находил своего рода раздражающее наслаждение.
– Осмелюсь просить ваше сиятельство потесниться крошечку, вот для них, – сказал смотритель, входя в комнату и вводя за собой другого, остановленного за недостатком лошадей проезжающего. Проезжающий был приземистый, ширококостый, желтый, морщинистый старик с седыми нависшими бровями над блестящими, неопределенного сероватого цвета, глазами.
Пьер снял ноги со стола, встал и перелег на приготовленную для него кровать, изредка поглядывая на вошедшего, который с угрюмо усталым видом, не глядя на Пьера, тяжело раздевался с помощью слуги. Оставшись в заношенном крытом нанкой тулупчике и в валеных сапогах на худых костлявых ногах, проезжий сел на диван, прислонив к спинке свою очень большую и широкую в висках, коротко обстриженную голову и взглянул на Безухого. Строгое, умное и проницательное выражение этого взгляда поразило Пьера. Ему захотелось заговорить с проезжающим, но когда он собрался обратиться к нему с вопросом о дороге, проезжающий уже закрыл глаза и сложив сморщенные старые руки, на пальце одной из которых был большой чугунный перстень с изображением Адамовой головы, неподвижно сидел, или отдыхая, или о чем то глубокомысленно и спокойно размышляя, как показалось Пьеру. Слуга проезжающего был весь покрытый морщинами, тоже желтый старичек, без усов и бороды, которые видимо не были сбриты, а никогда и не росли у него. Поворотливый старичек слуга разбирал погребец, приготовлял чайный стол, и принес кипящий самовар. Когда всё было готово, проезжающий открыл глаза, придвинулся к столу и налив себе один стакан чаю, налил другой безбородому старичку и подал ему. Пьер начинал чувствовать беспокойство и необходимость, и даже неизбежность вступления в разговор с этим проезжающим.
Слуга принес назад свой пустой, перевернутый стакан с недокусанным кусочком сахара и спросил, не нужно ли чего.
– Ничего. Подай книгу, – сказал проезжающий. Слуга подал книгу, которая показалась Пьеру духовною, и проезжающий углубился в чтение. Пьер смотрел на него. Вдруг проезжающий отложил книгу, заложив закрыл ее и, опять закрыв глаза и облокотившись на спинку, сел в свое прежнее положение. Пьер смотрел на него и не успел отвернуться, как старик открыл глаза и уставил свой твердый и строгий взгляд прямо в лицо Пьеру.
Пьер чувствовал себя смущенным и хотел отклониться от этого взгляда, но блестящие, старческие глаза неотразимо притягивали его к себе.
– Имею удовольствие говорить с графом Безухим, ежели я не ошибаюсь, – сказал проезжающий неторопливо и громко. Пьер молча, вопросительно смотрел через очки на своего собеседника.
– Я слышал про вас, – продолжал проезжающий, – и про постигшее вас, государь мой, несчастье. – Он как бы подчеркнул последнее слово, как будто он сказал: «да, несчастье, как вы ни называйте, я знаю, что то, что случилось с вами в Москве, было несчастье». – Весьма сожалею о том, государь мой.
Пьер покраснел и, поспешно спустив ноги с постели, нагнулся к старику, неестественно и робко улыбаясь.
– Я не из любопытства упомянул вам об этом, государь мой, но по более важным причинам. – Он помолчал, не выпуская Пьера из своего взгляда, и подвинулся на диване, приглашая этим жестом Пьера сесть подле себя. Пьеру неприятно было вступать в разговор с этим стариком, но он, невольно покоряясь ему, подошел и сел подле него.
– Вы несчастливы, государь мой, – продолжал он. – Вы молоды, я стар. Я бы желал по мере моих сил помочь вам.
– Ах, да, – с неестественной улыбкой сказал Пьер. – Очень вам благодарен… Вы откуда изволите проезжать? – Лицо проезжающего было не ласково, даже холодно и строго, но несмотря на то, и речь и лицо нового знакомца неотразимо привлекательно действовали на Пьера.
– Но если по каким либо причинам вам неприятен разговор со мною, – сказал старик, – то вы так и скажите, государь мой. – И он вдруг улыбнулся неожиданно, отечески нежной улыбкой.
– Ах нет, совсем нет, напротив, я очень рад познакомиться с вами, – сказал Пьер, и, взглянув еще раз на руки нового знакомца, ближе рассмотрел перстень. Он увидал на нем Адамову голову, знак масонства.
– Позвольте мне спросить, – сказал он. – Вы масон?
– Да, я принадлежу к братству свободных каменьщиков, сказал проезжий, все глубже и глубже вглядываясь в глаза Пьеру. – И от себя и от их имени протягиваю вам братскую руку.
– Я боюсь, – сказал Пьер, улыбаясь и колеблясь между доверием, внушаемым ему личностью масона, и привычкой насмешки над верованиями масонов, – я боюсь, что я очень далек от пониманья, как это сказать, я боюсь, что мой образ мыслей насчет всего мироздания так противоположен вашему, что мы не поймем друг друга.
– Мне известен ваш образ мыслей, – сказал масон, – и тот ваш образ мыслей, о котором вы говорите, и который вам кажется произведением вашего мысленного труда, есть образ мыслей большинства людей, есть однообразный плод гордости, лени и невежества. Извините меня, государь мой, ежели бы я не знал его, я бы не заговорил с вами. Ваш образ мыслей есть печальное заблуждение.
– Точно так же, как я могу предполагать, что и вы находитесь в заблуждении, – сказал Пьер, слабо улыбаясь.
– Я никогда не посмею сказать, что я знаю истину, – сказал масон, всё более и более поражая Пьера своею определенностью и твердостью речи. – Никто один не может достигнуть до истины; только камень за камнем, с участием всех, миллионами поколений, от праотца Адама и до нашего времени, воздвигается тот храм, который должен быть достойным жилищем Великого Бога, – сказал масон и закрыл глаза.
– Я должен вам сказать, я не верю, не… верю в Бога, – с сожалением и усилием сказал Пьер, чувствуя необходимость высказать всю правду.
Масон внимательно посмотрел на Пьера и улыбнулся, как улыбнулся бы богач, державший в руках миллионы, бедняку, который бы сказал ему, что нет у него, у бедняка, пяти рублей, могущих сделать его счастие.
– Да, вы не знаете Его, государь мой, – сказал масон. – Вы не можете знать Его. Вы не знаете Его, оттого вы и несчастны.
– Да, да, я несчастен, подтвердил Пьер; – но что ж мне делать?
– Вы не знаете Его, государь мой, и оттого вы очень несчастны. Вы не знаете Его, а Он здесь, Он во мне. Он в моих словах, Он в тебе, и даже в тех кощунствующих речах, которые ты произнес сейчас! – строгим дрожащим голосом сказал масон.
Он помолчал и вздохнул, видимо стараясь успокоиться.
– Ежели бы Его не было, – сказал он тихо, – мы бы с вами не говорили о Нем, государь мой. О чем, о ком мы говорили? Кого ты отрицал? – вдруг сказал он с восторженной строгостью и властью в голосе. – Кто Его выдумал, ежели Его нет? Почему явилось в тебе предположение, что есть такое непонятное существо? Почему ты и весь мир предположили существование такого непостижимого существа, существа всемогущего, вечного и бесконечного во всех своих свойствах?… – Он остановился и долго молчал.
Пьер не мог и не хотел прерывать этого молчания.
– Он есть, но понять Его трудно, – заговорил опять масон, глядя не на лицо Пьера, а перед собою, своими старческими руками, которые от внутреннего волнения не могли оставаться спокойными, перебирая листы книги. – Ежели бы это был человек, в существовании которого ты бы сомневался, я бы привел к тебе этого человека, взял бы его за руку и показал тебе. Но как я, ничтожный смертный, покажу всё всемогущество, всю вечность, всю благость Его тому, кто слеп, или тому, кто закрывает глаза, чтобы не видать, не понимать Его, и не увидать, и не понять всю свою мерзость и порочность? – Он помолчал. – Кто ты? Что ты? Ты мечтаешь о себе, что ты мудрец, потому что ты мог произнести эти кощунственные слова, – сказал он с мрачной и презрительной усмешкой, – а ты глупее и безумнее малого ребенка, который бы, играя частями искусно сделанных часов, осмелился бы говорить, что, потому что он не понимает назначения этих часов, он и не верит в мастера, который их сделал. Познать Его трудно… Мы веками, от праотца Адама и до наших дней, работаем для этого познания и на бесконечность далеки от достижения нашей цели; но в непонимании Его мы видим только нашу слабость и Его величие… – Пьер, с замиранием сердца, блестящими глазами глядя в лицо масона, слушал его, не перебивал, не спрашивал его, а всей душой верил тому, что говорил ему этот чужой человек. Верил ли он тем разумным доводам, которые были в речи масона, или верил, как верят дети интонациям, убежденности и сердечности, которые были в речи масона, дрожанию голоса, которое иногда почти прерывало масона, или этим блестящим, старческим глазам, состарившимся на том же убеждении, или тому спокойствию, твердости и знанию своего назначения, которые светились из всего существа масона, и которые особенно сильно поражали его в сравнении с своей опущенностью и безнадежностью; – но он всей душой желал верить, и верил, и испытывал радостное чувство успокоения, обновления и возвращения к жизни.
