2-й Краинский партизанский отряд
| 2-й Краинский партизанский отряд | |
 Партизаны отряда зимой 1941—1942 годов | |
| Годы существования | |
|---|---|
| Страна | |
| Тип |
пехота, партизанские войска |
| Функция |
партизанская борьба |
| Численность |
1045 человек |
| Дислокация |
гора Козара |
| Прозвище |
Козарский отряд, отряд имени Младена Стояновича |
| Участие в | |
| Знаки отличия |
|
| Командиры | |
| Известные командиры |
Младен Стоянович (командир) |
2-й Краинский народно-освободительный партизанский отряд имени доктора Младена Стояновича (серб. Други крајишки народноослободилачки партизански одред „Др. Младен Стојановић“), также известный как Козарский партизанский отряд (серб. Козарски партизански одред) — отряд партизан Народно-освободительной армии Югославии, действовавший с сентября 1941 по май 1945 года на горе Козара в период Народно-освободительной войны. Единственный партизанский отряд, награждённый орденом Народного героя Югославии (1972).
История
2-й Краинский партизанский отряд был сформирован на горе Козара в сентябре 1941 года и назывался Козарским партизанским отрядом. К концу ноября его численность составляла 670 человек, а к концу декабря — 1045 человек из трёх батальонов. Первым командиром отряда был доктор Младен Стоянович, а политруком — Осман Карабегович (оба — Народные герои Югославии).
Отряд вёл бои в междуречье Савы, Уны, Саны и Врбаса, участвовал в боях за Восточную Боснию весной 1942 года и при продвижении партизанских войск в Западную Боснию летом 1942 года. С апреля 1942 года носил имя своего командира Младена Стояновича, похищенного и убитого четниками.
В сентябре 1972 года к 30-летию битвы за Козару отряд был награждён орденом Народного героя Югославии: из всех воинских формирований это был единственный партизанский отряд, удостоенный подобной награды.
Напишите отзыв о статье "2-й Краинский партизанский отряд"
Литература
- Војна енциклопедија. Београд 1975. година
Отрывок, характеризующий 2-й Краинский партизанский отряд
Один из игроков сказал, что, он надеется, ему можно поверить.– Поверить можно, но боюсь спутаться; прошу класть деньги на карты, – отвечал Долохов. – Ты не стесняйся, мы с тобой сочтемся, – прибавил он Ростову.
Игра продолжалась: лакей, не переставая, разносил шампанское.
Все карты Ростова бились, и на него было написано до 800 т рублей. Он надписал было над одной картой 800 т рублей, но в то время, как ему подавали шампанское, он раздумал и написал опять обыкновенный куш, двадцать рублей.
– Оставь, – сказал Долохов, хотя он, казалось, и не смотрел на Ростова, – скорее отыграешься. Другим даю, а тебе бью. Или ты меня боишься? – повторил он.
Ростов повиновался, оставил написанные 800 и поставил семерку червей с оторванным уголком, которую он поднял с земли. Он хорошо ее после помнил. Он поставил семерку червей, надписав над ней отломанным мелком 800, круглыми, прямыми цифрами; выпил поданный стакан согревшегося шампанского, улыбнулся на слова Долохова, и с замиранием сердца ожидая семерки, стал смотреть на руки Долохова, державшего колоду. Выигрыш или проигрыш этой семерки червей означал многое для Ростова. В Воскресенье на прошлой неделе граф Илья Андреич дал своему сыну 2 000 рублей, и он, никогда не любивший говорить о денежных затруднениях, сказал ему, что деньги эти были последние до мая, и что потому он просил сына быть на этот раз поэкономнее. Николай сказал, что ему и это слишком много, и что он дает честное слово не брать больше денег до весны. Теперь из этих денег оставалось 1 200 рублей. Стало быть, семерка червей означала не только проигрыш 1 600 рублей, но и необходимость изменения данному слову. Он с замиранием сердца смотрел на руки Долохова и думал: «Ну, скорей, дай мне эту карту, и я беру фуражку, уезжаю домой ужинать с Денисовым, Наташей и Соней, и уж верно никогда в руках моих не будет карты». В эту минуту домашняя жизнь его, шуточки с Петей, разговоры с Соней, дуэты с Наташей, пикет с отцом и даже спокойная постель в Поварском доме, с такою силою, ясностью и прелестью представились ему, как будто всё это было давно прошедшее, потерянное и неоцененное счастье. Он не мог допустить, чтобы глупая случайность, заставив семерку лечь прежде на право, чем на лево, могла бы лишить его всего этого вновь понятого, вновь освещенного счастья и повергнуть его в пучину еще неиспытанного и неопределенного несчастия. Это не могло быть, но он всё таки ожидал с замиранием движения рук Долохова. Ширококостые, красноватые руки эти с волосами, видневшимися из под рубашки, положили колоду карт, и взялись за подаваемый стакан и трубку.
– Так ты не боишься со мной играть? – повторил Долохов, и, как будто для того, чтобы рассказать веселую историю, он положил карты, опрокинулся на спинку стула и медлительно с улыбкой стал рассказывать:
