2-й Подольский корпус Украинской державы

2-й Подольский корпус Украинской державы
Годы существования	После 29 апреля - ноябрь 1918
Страна	Украинская Держава
Подчинение	После 29 апреля - ноябрь 1918: Армия Украинской державы
Тип	сухопутные войска
Дислокация	управление корпуса в губернском городе Винница Подольской губернии.
Участие в	Гражданская война в России Революция и Гражданская война на Украине

2-й Подольский корпус (2-й П.к. Укр.д.) — воинское соединение в вооружённых силах 17-29 апреля 1918 Армии Украинской Народной Республики, после 29 апреля 1918 Армии Украинской державы во время Гражданской войны в России в Подольской губернии. Управление корпуса являлось управлением военного округа и соответственно командир корпуса имел права командующего войсками военного округа.

Предыстория

1918 год

Подольскую губернию, Тираспольский, Одесский, Ананьевский, Елисаветградский, Александрийский уезды Херсонской губернии были оккупированы войсками 25-го австрийского корпуса. К середине апреля 1918 года Центральный Совет и Совет министров Украинской народной республики (УНР) всё ещё считались высшей властью, но на практике не контролировали внутреннее положение в стране. Губернская, уездная и волостная администрации, которые оставались верными руководству УНР, на самом деле утратили всякую связь с ним и оказалась под влиянием оккупационного военного союзного командования.

17 апреля началось формирование 2-го Подольского корпуса с управлением корпуса в г. Винница.

В Балтском (Балта), Брацлавском (Брацлав), Винницком (г.Винница), Гайсинском (Гайсин), Каменец-Подольском (г.Каменец-Подольский), Летичевском (Летичев), Литинском (Литин), Могилёвском (Могилёв-на-Днестре), Новоушицком (Новая Ушица), Ольгопольском (Ольгополь), Проскуровском (Проскуров), Ямпольском (Ямполь) началась агитация мужского населения вступать в вооружённые силы УНР.

Одновременно в губернии формировались органы военного управления военного округа.

История

Армия «Украинской Державы» создавалась на Украине после прихода к власти 29 апреля 1918 гетмана П.П. Скоропадского. В числе 8-ми корпусов был и 2-й корпус, со штабом в г.Виннице. Полки корпуса представляли собой «украинизированные» в 1917 году части Революционной армии свободной России с прежним офицерским кадром.

На 1 мая состав корпуса:

• Управление корпуса в г. Винница (с 1914 г. губернский город Подольской губернии)
• 3-я пехотная дивизия

• 7-й пехотный полк
• 8-й пехотный полк
• 9-й пехотный полк

• 4-я пехотная дивизия

• 10-й пехотный полк
• 11-й пехотный полк
• 12-й пехотный полк

• 2-й авиадивизион (см.Авиация Украинской державы)

В оперативном подчинении 2-й авиадивизион корпуса был у Инспекции авиации Одесского района.

30 мая издан Закон, которым была утверждена Присяга на верность Украинскому Государству, и Закон о военной подсудности. Военнослужащие начали принимать присягу.

24 июля Совет министров (укр. Рада министров) Украинской державы принял Закон о всеобщей войсковой повинности и утвердил План организации армии, подготовленный Генеральным штабом. 8-мь корпусов, которые составляли костяк армии, должны были формироваться по территориальному принципу. 2-м корпусом должен был стать Подольский.

Соединения и воинские части комплектовались офицерами, ранее проходившими службу в Российской Императорской Армии и Революционной армии свободной России.

1 августа утверждён Закон о политическо-правовом положении служащих Военного ведомства, который запрещал им быть в составе и брать участие в работе каких-либо кружков, товариществ, партий, союзов, комитетов и иных организаций, имеющих политический характер.

В Западной части украинских земель, входивших ранее в состав Австро-Венгерской империи началась вооружённая борьба за власть. В результате распада австрийской монархии Западная Украина по решению представителей стран Антанты должна была отойти в состав Польши. Чтобы избежать польской зависимости, 1 ноября солдаты-украинцы австро-венгерской армии, находившиеся в г.Львове, подняли вооружённое восстание, ставшшее началом «Украинско-польской войны». По приказу гетмана П.П. Скоропадского из состава 3-го Одесского авиадивизиона были выделены все имеющиеся самолёты и, под руководством сотника Бориса Губера, направлены на помощь львовчанам-галичанам. Следом за ними в Западную Украину были отправлены и самолёты из состава 2-го Подольского авиадивизиона. Позже их личный состав стал основой 1-й и 2-й сотен авиации Галицкой армии.

Вооружённые силы Украинской державы состояли из 8-ми корпусов, являвшихся одновременно и военными округами: 1-й Волынский, 2-й — Подольский, 3-й — Одесский, 4-й Киевский, 5-й — Черниговский, 6-й — Полтавский, 7-й — Харьковский, 8-й — Екатеринославский. Корпуса включали пехотные дивизии с 1-й по 16-ю. Корпуса включали 54 пехотных и 28 кавалерийских полков, 48 полевых артиллерийских полков, 33 тяжёлых артиллерийских полков, 4 конно-артиллерийских полка. В вооружённых силах было 4,5 кавалерийских дивизий. Формирование соединений и воинских частей производилось по территориальному принципу. Имелись также Гвардейская Сердюцкая дивизия, Черноморская флотилия, Бригада Морской пехоты. Штатная численность армии мирного времени составляла 75 генералов, 14 930 старшин, 2 975 военных чиновников, 291 121 подстаршин и казаков. Фактическая численность вооружённых сил в ноябре 1918 года достигала 60 тысяч человек. См. также

14 ноября гетман П.П. Скоропадским провозгласил Акт федерации, которым он обязывался объединить Украину с будущим (небольшевистским) российским государством.

16 ноября началось возглавленное Директорией УНР восстание повстанческого движения против гетмана П.П. Скоропадского, которое было поддержано восставшими войсками Украинской державы под командованием С.В. Петлюры. Гражданская война смела ещё одну власть.

Полное наименование

2-й Подольский корпус

Командование

• Чулков Сергей Николаевич, полковник.

Литература

• Я. Тынченко. Украинские Вооружённые Силы. К: Темпора, 2009. С. 246.
• [militera.lib.ru/h/savchenko_va/index.html Савченко В. А. Двенадцать войн за Украину. Харьков: Фолио, 2006.]
• Савченко В.А. Двенадцать войн за Украину. Харьков: Фолио, 2006. Глава третья. Война Германии, Австро-Венгрии и УНР против Советской Украины (февраль — апрель 1918). Германский след.
• Военный энциклопедический словарь. — Москва, Военное издательство, 1984, 863 стр. с иллюстрациями (ил.), 30 листов (ил.).
• Тынченко Я. Офицерский корпус армии Украинской Народной Республики. Киев, 2007.
• Российская гвардия. 1700-1918. М. 2005.
• Волков, Сергей Владимирович Генералитет Российской империи: Энциклопедический словарь генералов и адмиралов от Петра I до Николая II, в 2-х т. Центрполиграф: Москва, 2009. См. Альтфатер Дмитрий Васильевич
• Лазаревский Г. Гетмащина. Журнал «За государственность». Сборник. 2. 1930. Калиш. Скоропадский М. Воспоминания (апрель 1917 - декабрь 1918). Киев-Филадельфия, 1995.
• [ukrlife.org/main/prosvita/hist_flotua5.htm Украинская жизнь в Севастополе на украинском языке. Мирослав Мамчак. Украина: Путь к морю. История украинского флота. V. Флот Украинской Народной Республики.]
• Субтельный О. История Украины. Киев. Лебедь. 1993. 720 с.
• [joanerges.livejournal.com/805266.html Тынченко Я. «Старый Цейхгауз» № 30, С. 46-52.]

Ссылки

• [nado.znate.ru/3-%D0%B9_%D0%A5%D0%B5%D1%80%D1%81%D0%BE%D0%BD%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9_%D0%BA%D0%BE%D1%80%D0%BF%D1%83%D1%81 Сайт Надо знать.]
• [nashmotorsport.ru/pages&id=76 По всей Украине в кадровых частях украинской армии происходил раскол.]
• [swolkov.org/bdorg/bdorg10.htm#836 Сайт историка Сергея Владимировича Волкова. Белое движение в России: организационная структура. Гетманская армия.]
• [www.grwar.ru/persons/persons.html?id=6430 Русская армия в Первой мировой войне. Чулков Сергей Николаевич.]
• Портал о России. Знаки различия Украинской Державной армии (гетмана Скоропадского).

Отрывок, характеризующий 2-й Подольский корпус Украинской державы

Наташа была спокойнее, но не веселее. Она не только избегала всех внешних условий радости: балов, катанья, концертов, театра; но она ни разу не смеялась так, чтобы из за смеха ее не слышны были слезы. Она не могла петь. Как только начинала она смеяться или пробовала одна сама с собой петь, слезы душили ее: слезы раскаяния, слезы воспоминаний о том невозвратном, чистом времени; слезы досады, что так, задаром, погубила она свою молодую жизнь, которая могла бы быть так счастлива. Смех и пение особенно казались ей кощунством над ее горем. О кокетстве она и не думала ни раза; ей не приходилось даже воздерживаться. Она говорила и чувствовала, что в это время все мужчины были для нее совершенно то же, что шут Настасья Ивановна. Внутренний страж твердо воспрещал ей всякую радость. Да и не было в ней всех прежних интересов жизни из того девичьего, беззаботного, полного надежд склада жизни. Чаще и болезненнее всего вспоминала она осенние месяцы, охоту, дядюшку и святки, проведенные с Nicolas в Отрадном. Что бы она дала, чтобы возвратить хоть один день из того времени! Но уж это навсегда было кончено. Предчувствие не обманывало ее тогда, что то состояние свободы и открытости для всех радостей никогда уже не возвратится больше. Но жить надо было.
Ей отрадно было думать, что она не лучше, как она прежде думала, а хуже и гораздо хуже всех, всех, кто только есть на свете. Но этого мало было. Она знала это и спрашивала себя: «Что ж дальше?А дальше ничего не было. Не было никакой радости в жизни, а жизнь проходила. Наташа, видимо, старалась только никому не быть в тягость и никому не мешать, но для себя ей ничего не нужно было. Она удалялась от всех домашних, и только с братом Петей ей было легко. С ним она любила бывать больше, чем с другими; и иногда, когда была с ним с глазу на глаз, смеялась. Она почти не выезжала из дому и из приезжавших к ним рада была только одному Пьеру. Нельзя было нежнее, осторожнее и вместе с тем серьезнее обращаться, чем обращался с нею граф Безухов. Наташа Осссознательно чувствовала эту нежность обращения и потому находила большое удовольствие в его обществе. Но она даже не была благодарна ему за его нежность; ничто хорошее со стороны Пьера не казалось ей усилием. Пьеру, казалось, так естественно быть добрым со всеми, что не было никакой заслуги в его доброте. Иногда Наташа замечала смущение и неловкость Пьера в ее присутствии, в особенности, когда он хотел сделать для нее что нибудь приятное или когда он боялся, чтобы что нибудь в разговоре не навело Наташу на тяжелые воспоминания. Она замечала это и приписывала это его общей доброте и застенчивости, которая, по ее понятиям, таковая же, как с нею, должна была быть и со всеми. После тех нечаянных слов о том, что, ежели бы он был свободен, он на коленях бы просил ее руки и любви, сказанных в минуту такого сильного волнения для нее, Пьер никогда не говорил ничего о своих чувствах к Наташе; и для нее было очевидно, что те слова, тогда так утешившие ее, были сказаны, как говорятся всякие бессмысленные слова для утешения плачущего ребенка. Не оттого, что Пьер был женатый человек, но оттого, что Наташа чувствовала между собою и им в высшей степени ту силу нравственных преград – отсутствие которой она чувствовала с Kyрагиным, – ей никогда в голову не приходило, чтобы из ее отношений с Пьером могла выйти не только любовь с ее или, еще менее, с его стороны, но даже и тот род нежной, признающей себя, поэтической дружбы между мужчиной и женщиной, которой она знала несколько примеров.
В конце Петровского поста Аграфена Ивановна Белова, отрадненская соседка Ростовых, приехала в Москву поклониться московским угодникам. Она предложила Наташе говеть, и Наташа с радостью ухватилась за эту мысль. Несмотря на запрещение доктора выходить рано утром, Наташа настояла на том, чтобы говеть, и говеть не так, как говели обыкновенно в доме Ростовых, то есть отслушать на дому три службы, а чтобы говеть так, как говела Аграфена Ивановна, то есть всю неделю, не пропуская ни одной вечерни, обедни или заутрени.
Графине понравилось это усердие Наташи; она в душе своей, после безуспешного медицинского лечения, надеялась, что молитва поможет ей больше лекарств, и хотя со страхом и скрывая от доктора, но согласилась на желание Наташи и поручила ее Беловой. Аграфена Ивановна в три часа ночи приходила будить Наташу и большей частью находила ее уже не спящею. Наташа боялась проспать время заутрени. Поспешно умываясь и с смирением одеваясь в самое дурное свое платье и старенькую мантилью, содрогаясь от свежести, Наташа выходила на пустынные улицы, прозрачно освещенные утренней зарей. По совету Аграфены Ивановны, Наташа говела не в своем приходе, а в церкви, в которой, по словам набожной Беловой, был священник весьма строгий и высокой жизни. В церкви всегда было мало народа; Наташа с Беловой становились на привычное место перед иконой божией матери, вделанной в зад левого клироса, и новое для Наташи чувство смирения перед великим, непостижимым, охватывало ее, когда она в этот непривычный час утра, глядя на черный лик божией матери, освещенный и свечами, горевшими перед ним, и светом утра, падавшим из окна, слушала звуки службы, за которыми она старалась следить, понимая их. Когда она понимала их, ее личное чувство с своими оттенками присоединялось к ее молитве; когда она не понимала, ей еще сладостнее было думать, что желание понимать все есть гордость, что понимать всего нельзя, что надо только верить и отдаваться богу, который в эти минуты – она чувствовала – управлял ее душою. Она крестилась, кланялась и, когда не понимала, то только, ужасаясь перед своею мерзостью, просила бога простить ее за все, за все, и помиловать. Молитвы, которым она больше всего отдавалась, были молитвы раскаяния. Возвращаясь домой в ранний час утра, когда встречались только каменщики, шедшие на работу, дворники, выметавшие улицу, и в домах еще все спали, Наташа испытывала новое для нее чувство возможности исправления себя от своих пороков и возможности новой, чистой жизни и счастия.
В продолжение всей недели, в которую она вела эту жизнь, чувство это росло с каждым днем. И счастье приобщиться или сообщиться, как, радостно играя этим словом, говорила ей Аграфена Ивановна, представлялось ей столь великим, что ей казалось, что она не доживет до этого блаженного воскресенья.
Но счастливый день наступил, и когда Наташа в это памятное для нее воскресенье, в белом кисейном платье, вернулась от причастия, она в первый раз после многих месяцев почувствовала себя спокойной и не тяготящеюся жизнью, которая предстояла ей.
Приезжавший в этот день доктор осмотрел Наташу и велел продолжать те последние порошки, которые он прописал две недели тому назад.
– Непременно продолжать – утром и вечером, – сказал он, видимо, сам добросовестно довольный своим успехом. – Только, пожалуйста, аккуратнее. Будьте покойны, графиня, – сказал шутливо доктор, в мякоть руки ловко подхватывая золотой, – скоро опять запоет и зарезвится. Очень, очень ей в пользу последнее лекарство. Она очень посвежела.
Графиня посмотрела на ногти и поплевала, с веселым лицом возвращаясь в гостиную.


В начале июля в Москве распространялись все более и более тревожные слухи о ходе войны: говорили о воззвании государя к народу, о приезде самого государя из армии в Москву. И так как до 11 го июля манифест и воззвание не были получены, то о них и о положении России ходили преувеличенные слухи. Говорили, что государь уезжает потому, что армия в опасности, говорили, что Смоленск сдан, что у Наполеона миллион войска и что только чудо может спасти Россию.
11 го июля, в субботу, был получен манифест, но еще не напечатан; и Пьер, бывший у Ростовых, обещал на другой день, в воскресенье, приехать обедать и привезти манифест и воззвание, которые он достанет у графа Растопчина.
В это воскресенье Ростовы, по обыкновению, поехали к обедне в домовую церковь Разумовских. Был жаркий июльский день. Уже в десять часов, когда Ростовы выходили из кареты перед церковью, в жарком воздухе, в криках разносчиков, в ярких и светлых летних платьях толпы, в запыленных листьях дерев бульвара, в звуках музыки и белых панталонах прошедшего на развод батальона, в громе мостовой и ярком блеске жаркого солнца было то летнее томление, довольство и недовольство настоящим, которое особенно резко чувствуется в ясный жаркий день в городе. В церкви Разумовских была вся знать московская, все знакомые Ростовых (в этот год, как бы ожидая чего то, очень много богатых семей, обыкновенно разъезжающихся по деревням, остались в городе). Проходя позади ливрейного лакея, раздвигавшего толпу подле матери, Наташа услыхала голос молодого человека, слишком громким шепотом говорившего о ней:
– Это Ростова, та самая…
– Как похудела, а все таки хороша!
Она слышала, или ей показалось, что были упомянуты имена Курагина и Болконского. Впрочем, ей всегда это казалось. Ей всегда казалось, что все, глядя на нее, только и думают о том, что с ней случилось. Страдая и замирая в душе, как всегда в толпе, Наташа шла в своем лиловом шелковом с черными кружевами платье так, как умеют ходить женщины, – тем спокойнее и величавее, чем больнее и стыднее у ней было на душе. Она знала и не ошибалась, что она хороша, но это теперь не радовало ее, как прежде. Напротив, это мучило ее больше всего в последнее время и в особенности в этот яркий, жаркий летний день в городе. «Еще воскресенье, еще неделя, – говорила она себе, вспоминая, как она была тут в то воскресенье, – и все та же жизнь без жизни, и все те же условия, в которых так легко бывало жить прежде. Хороша, молода, и я знаю, что теперь добра, прежде я была дурная, а теперь я добра, я знаю, – думала она, – а так даром, ни для кого, проходят лучшие годы». Она стала подле матери и перекинулась с близко стоявшими знакомыми. Наташа по привычке рассмотрела туалеты дам, осудила tenue [манеру держаться] и неприличный способ креститься рукой на малом пространстве одной близко стоявшей дамы, опять с досадой подумала о том, что про нее судят, что и она судит, и вдруг, услыхав звуки службы, ужаснулась своей мерзости, ужаснулась тому, что прежняя чистота опять потеряна ею.