2-я пехотная дивизия (Российская империя)
Поделись знанием:
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.
Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.
– Что? Не будешь? – насмешливо подмигнув, сказал один солдат, обращаясь к Рамбалю.
– Э, дурак! Что врешь нескладно! То то мужик, право, мужик, – послышались с разных сторон упреки пошутившему солдату. Рамбаля окружили, подняли двое на руки, перехватившись ими, и понесли в избу. Рамбаль обнял шеи солдат и, когда его понесли, жалобно заговорил:
– Oh, nies braves, oh, mes bons, mes bons amis! Voila des hommes! oh, mes braves, mes bons amis! [О молодцы! О мои добрые, добрые друзья! Вот люди! О мои добрые друзья!] – и, как ребенок, головой склонился на плечо одному солдату.
Между тем Морель сидел на лучшем месте, окруженный солдатами.
Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.
– Ну ка, ну ка, научи, как? Я живо перейму. Как?.. – говорил шутник песенник, которого обнимал Морель.
Vive Henri Quatre,
Vive ce roi vaillanti –
[Да здравствует Генрих Четвертый!
Да здравствует сей храбрый король!
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.
Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.
Назади была верная погибель; впереди была надежда. Корабли были сожжены; не было другого спасения, кроме совокупного бегства, и на это совокупное бегство были устремлены все силы французов.
2-я пехотная дивизия — пехотное соединение в составе российской императорской армии
Штаб дивизии: Брест-Литовск (1903), Новогеоргиевск (1913). Входила в 23-й армейский корпус.
Содержание
История дивизии
Формирование
- 1806-1820 — 5-я пехотная дивизия
- 1820-1918 — 2-я пехотная дивизия
Состав дивизии
- 1-я бригада (1903: Бела (Бяла-Подляска); 1913: Новогеоргиевск)
- 2-я бригада (1903: Брест-Литовск; 1913: штаб фельдмаршала Гурко близ Яблонна)
- 2-я артиллерийская бригада (1903: Бела; 1914: Зегрж)
Командование дивизии
Начальники дивизии
- 28.04.1822 — 01.02.1823 — генерал-майор Свечин, Никанор Михайлович
- 11.05.1824 — 30.03.1829 — генерал-майор (с 22.08.1826 генерал-лейтенант) Криштафович, Егор Константинович
- 18.01.1831 — 21.03.1831 — генерал-лейтенант Теслев, Александр Петрович
- 01.11.1831 — 10.01.1834 — генерал-лейтенант Головин, Евгений Александрович
- 10.01.1834 — 09.02.1834 — генерал-лейтенант Руперт, Вильгельм Яковлевич
- ? — 13.05.1835 — генерал-майор Брайко, Михаил Григорьевич
- 13.05.1835 — 30.12.1837 — генерал-лейтенант барон Розен, Роман Фёдорович
- на 20.06.1840 — генерал-лейтенант Баранов, Евстафий Евстафьевич
- 1850 — 1853 — генерал-лейтенант Белявский, Константин Яковлевич
- ранее 07.02.1854 — после 13.03.1861 — генерал-лейтенант Довбышев, Григорий Данилович
- 01.08.1861 — 20.08.1865 — генерал-лейтенант Манюкин, Захар Степанович
- 02.10.1865 — 02.05.1869 — генерал-лейтенант Зотов, Павел Дмитриевич
- 02.05.1869 — после 01.01.1876 — Набель, Владимир Генрихович
- 30.08.1876 — 03.08.1877 — генерал-лейтенант Мацнев, Владимир Николаевич
- 03.08.1877 — 02.10.1877 — генерал-майор (с 01.09.1877 генерал-лейтенант) Имеретинский, Александр Константинович
- 02.10.1877 — 18.07.1887 — генерал-майор (с 01.01.1878 генерал-лейтенант) Белокопытов, Сергей Дмитриевич
- 07.09.1887 — до 23.07.1890[1] — генерал-майор (с 30.08.1888 генерал-лейтенант) Станкевич, Антон Осипович
- 14.08.1890 — 31.10.1890 — генерал-лейтенант Войде, Карл Маврикиевич
- 05.11.1890 — 31.08.1892 — генерал-лейтенант Чемерзин, Александр Яковлевич
- 05.10.1892 — 28.02.1897 — генерал-майор (с 30.08.1893 генерал-лейтенант) Маркозов, Василий Иванович
- 01.03.1897 — 08.05.1898 — генерал-майор (с 06.05.1897 генерал-лейтенант) Таубе, Фердинанд Фердинандович
- 08.05.1898 — 27.04.1903 — генерал-майор (с 06.12.1898 генерал-лейтенант) Акерман, Николай Юльевич
- 04.05.1903 — 12.08.1903 — генерал-лейтенант Стессель, Анатолий Михайлович
- 15.09.1903 — 02.08.1904 — генерал-майор Лайминг, Павел Александрович
- 02.09.1904 — 06.02.1907 — генерал-майор (с 06.12.1904 генерал-лейтенант) Пещанский, Георгий Иванович
- 27.02.1907 — 01.09.1912 — генерал-лейтенант Благовещенский, Александр Александрович
- 20.09.1912 — 17.08.1914[2] — генерал-лейтенант Мингин, Иосиф Феликсович
Начальники штаба
- 18.12.1861 — 04.02.1863 — подполковник Зверев, Николай Яковлевич
- 04.02.1863 — 04.09.1864 — подполковник (с 27.12.1863 полковник) Гейнс, Александр Константинович
- 28.07.1867 — 10.06.1869 — подполковник Перлик, Пётр Тимофеевич
- 10.06.1869 — 01.10.1869 — полковник Риттих, Александр-Пётр Фридрихович
- 26.02.1877 — 28.11.1879 — полковник Шестаков, Владимир Александрович
- в 1878 — полковник Липранди, Рафаил Павлович (временно)
- 31.01.1888 — 03.10.1896 — полковник Шишковский, Николай Феофилович
- 09.10.1896 — 09.07.1898 — полковник Марданов, Александр Яковлевич
- 28.11.1900 — 04.04.1903 — полковник Тимченко, Александр Львович
- 04.08.1903 — 12.08.1904 — полковник Усов, Николай Николаевич (исправляющий должность)
- 28.09.1904 — 27.08.1907 — подполковник (с 06.12.1904 полковник) Малеев, Дмитрий Павлович
- 18.09.1907 — 31.07.1909 — полковник Потапов, Алексей Степанович
- 31.07.1909 — 24.12.1910 — полковник Каньшин, Пётр Павлович
- 27.02.1911 — 26.01.1914 — полковник Трофимов, Иван Иванович
- 13.04.1914 — ? — подполковник Фёдоров, Николай Алексеевич (исправляющий должность)
- 16.05.1915 — ? — подполковник (с 06.12.1916 полковник) Церетели, Иван Филимонович
Командиры 1-й бригады
В период с 28 марта 1857 по 30 августа 1873 должности бригадных командиров были упразднены.
- 13.08.1834 — 22.06.1843 — генерал-майор Леман, Павел Михайлович
- на 17.03.1844 — генерал-лейтенант Шепелев, Александр Иванович
- ранее 21.12.1852 — после 07.01.1856 — генерал-лейтенант Икскуль-фон-Гильденбандт, Александр Александрович
- ранее 01.11.1873 — после 01.06.1877 — генерал-майор Лыков, Аполлон Фёдорович
- 10.09.1877 — 02.10.1877 — генерал-майор Радзишевский, Пётр Иванович
- на 01.09.1877 — полковник Коль, Карл-Юлиус Адальбертович (временно)
- на 16.09.1877 — полковник Эльжановский, Казимир Юлианович (временно)
- ранее 16.10.1877 — после 01.06.1882 — генерал-майор Скородумов, Николай Иванович
- ранее 01.02.1883 — после 01.01.1889 — генерал-майор Бирюков, Павел Сергеевич
- 19.02.1889 — 20.07.1889 — генерал-майор Михеев, Александр Дмитриевич
- 31.07.1889 — 07.02.1894 — генерал-майор Иванов, Владимир Аполлонович
- 26.02.1894 — 10.04.1901 — генерал-майор Завадский, Виктор Валентьевич
- 23.04.1901 — после 06.01.1907 — генерал-майор Тюнегов, Алексей Александрович
- 06.04.1907 — 29.11.1911 — генерал-майор Колпиков, Иван Васильевич
- в 1911 — полковник Бицютко, Константин Яковлевич
- 02.12.1911 — после 15.04.1914 — генерал-майор Архипов, Александр Александрович
- 03.08.1914 — 07.03.1915 — генерал-лейтенант Регульский, Иосиф Ильич
Командиры 2-й бригады
- 1831 — 1834 — генерал-майор Ахлестышев, Дмитрий Дмитриевич
- ранее 20.06.1840 — после 17.03.1844 — генерал-майор Адлерберг, Максим Фёдорович
- ранее 13.07.1855 — не ранее 1857 — генерал-майор Корнилович, Пётр Петрович
- ранее 01.11.1873 — после 01.06.1877 — генерал-майор Энгман, Карл Лаврентьевич
- ранее 01.11.1877 — после 01.06.1882 — генерал-майор Снарский, Александр Францевич
- 07.10.1882 — 17.10.1887 — генерал-майор Пушкарёв, Яков Петрович
- 23.09.1890 — после 01.05.1892 — генерал-майор Франк, Николай Александрович
- 01.06.1892 — 19.10.1892 — генерал-майор Макеев, Михаил Петрович
- 19.10.1892 — хх.01.1893 — генерал-майор Калакуцкий, Александр Вениаминович
- 18.10.1896 — 23.08.1898 — генерал-майор Бротерус, Александр Александрович
- 04.03.1898 — 31.10.1899 — генерал-майор Курч, Степан Осипович
- 31.10.1899 — 01.02.1900 — генерал-майор Нарбут, Василий Александрович
- 15.02.1900 — после 01.01.1903 — генерал-майор Акнов, Арсений Иродионович
- 30.04.1903 — 11.12.1903 — генерал-майор Всеволожский, Андрей Дмитриевич
- 11.12.1903 — 15.03.1914 — генерал-майор Регульский, Иосиф Ильич
- 22.03.1914 — 17.08.1914[3] — генерал-майор Аксёнов, Гермоген Семёнович
Командиры 2-й артиллерийской бригады
- на 21.12.1852 — генерал-майор Булгаков, Абрам Николаевич
- на 01.01.1876[4] — генерал-майор Дрентельн, Юлий Максимович
- на 11.04.1879 — подполковник Никитин
- 05.07.1889 — 27.08.1894[5] — генерал-майор Сафонов, Николай Дмитриевич
- 05.09.1894 — 29.10.1899 — генерал-майор Лазарев, Николай Степанович
- 29.12.1899 — 02.03.1905 — полковник (с 6.12.1900 генерал-майор) фон Завацкий, Владимир Николаевич
- 18.03.1906 — после 01.07.1906 — генерал-майор Прохорович, Владимир Афанасьевич
- 14.11.1906 — ? — полковник Мелик-Шах-Назаров, Николай Межлумович
- 22.04.1907 — 29.05.1910 — полковник (с 31.05.1907 генерал-майор) Грипенберг, Евгений Эдуардович
- 04.06.1910 — 17.08.1914[6] — генерал-майор Гартунг, Лев Фёдорович
Напишите отзыв о статье "2-я пехотная дивизия (Российская империя)"
Примечания
- ↑ Умер в должности, 23.07.1890 исключён из списков умершим.
- ↑ Взят в плен, исключён пропавшим без вести 27.09.1914.
- ↑ Взят в плен, дата исключения из списков не установлена.
- ↑ Согласно «Списку генералам по старшинству» от 1 января 1876 года (с. 902); эти же сведения подтверждаются и в «Ежегоднике русской армии на 1876 год» (Ч. 2, с. 426). В «Ежегоднике русской армии на 1881 год» (Ч. 2, с. 107) сообщается что Дрентельн сразу с производством в генерал-майоры (30 августа 1875 года) был назначен командиром 29-й артиллерийской бригады; подобная должность упоминается у Дрентельна в «Списках генералам по старшинству» начиная с 1 декабря 1876 года.
- ↑ Дата исключения из списков умершим, фактически несколько ранее.
- ↑ Взят в плен, исключён пропавшим без вести 22.12.1914.
Ссылки
- [www.regiment.ru/upr/B/2/pd/2.htm Страница на Regiment.Ru]
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?:
|
|
Отрывок, характеризующий 2-я пехотная дивизия (Российская империя)
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.
Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.
– Что? Не будешь? – насмешливо подмигнув, сказал один солдат, обращаясь к Рамбалю.
– Э, дурак! Что врешь нескладно! То то мужик, право, мужик, – послышались с разных сторон упреки пошутившему солдату. Рамбаля окружили, подняли двое на руки, перехватившись ими, и понесли в избу. Рамбаль обнял шеи солдат и, когда его понесли, жалобно заговорил:
– Oh, nies braves, oh, mes bons, mes bons amis! Voila des hommes! oh, mes braves, mes bons amis! [О молодцы! О мои добрые, добрые друзья! Вот люди! О мои добрые друзья!] – и, как ребенок, головой склонился на плечо одному солдату.
Между тем Морель сидел на лучшем месте, окруженный солдатами.
Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.
– Ну ка, ну ка, научи, как? Я живо перейму. Как?.. – говорил шутник песенник, которого обнимал Морель.
Vive Henri Quatre,
Vive ce roi vaillanti –
[Да здравствует Генрих Четвертый!
Да здравствует сей храбрый король!
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.
Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.
Назади была верная погибель; впереди была надежда. Корабли были сожжены; не было другого спасения, кроме совокупного бегства, и на это совокупное бегство были устремлены все силы французов.