17-я гвардейская кавалерийская дивизия

Поделись знанием:
(перенаправлено с «20-я горно-кавалерийская дивизия»)
Перейти к: навигация, поиск
17-я гвардейская кавалерийская дивизия
17-я гв. кд
Награды:

Почётные наименования:

«Мозырская»

Войска:

сухопутные

Род войск:

кавалерия

Формирование:

18.09.1943

Расформирование (преобразование):

декабрь 1945

Предшественник:

20-я горно-кавалерийская дивизия20-я кавалерийская дивизия (формирования 1942 года)

Преемник:

28-я гвардейская механизированная дивизия59-й гвардейский кавалерийский полк40-я гвардейская танковая дивизия

Боевой путь

Гражданская война в России
Великая Отечественная война:
участвовала в Ржевско-Сычевской наступательной операции в боях за Днепр в районах городов Лоев, Луков, Седлец, Кутно, Быдгош, в Восточно - Померанской и Берлинской наступательных операциях.

17-я гвардейская кавалерийская Мозырская ордена Ленина Краснознамённая орденов Суворова и Кутузова дивизия — кавалерийская дивизия в составе Рабоче-крестьянской Красной армии Вооружённых сил СССР во время Великой Отечественной войны. Принимала участие в Гражданской войне.





История формирования

Дивизия сформирована в 1920 году как 7-я Туркестанская кавалерийская бригада (бывшая 1-я Туркестанская кавалерийская бригада развёрнутая из 1-го Оренбургского трудового казачества кавалерийского полка.).

В 1920 участвовала в боях на Восточном Туркестанском и Закаспийском фронтах, в 1921 - в ликвидации басмаческих банд эмира Бухарского, Ибрагим-бека, в районе Байсун, Дюшанбе (Душанбе)Алим-паши и других в Самаркандской области (янв. - апр. 1923), в Западной Бухаре (июль - сент. 1923), в районе Термез-Шарабад (дек. 1923), в Сурхан-Дарьинской долине (1925), в Каракумской операции (июнь - июль 1926), против Джунаид-хана в Туркмении (окт. - дек. 1927), отрядов, переправившихся из Афганистана в районе Айварги (май 1930), в операциях против Ибрагим-бека и его пленении (май - июнь 1931). Указом Президиума ВС СССР от 05.11.1931 награждена орденом Красного Знамени.

Приказом войскам САВО № 236/112 от 27 сентября 1932 г. 7 Туркестанская отдельная кавбригада была реорганизована в 7-ю Туркестанскую горно-кавалерийскую дивизию.

C 1935 г. - 7-я Таджикская горно-кавалерийская дивизия.

Отмечая выдающиеся революционные заслуги 7-й Туркестанской Краснознаменной горной кавалерийской дивизии, в борьбе за создание и укрепление советской власти в Таджикистане, её активное участие в социалистическом строительстве республики, большие достижения в деле выращивания и военно-технической и политической подготовке национальных таджикских кадров, Центральный Исполнительный Комитет Союза ССР в связи с 15-летием дивизии постановляет:

1. Переименовать 7-ю Туркестанскую Краснознаменную горную кавалерийскую дивизию в 7-ю Таджикскую Краснознаменную горную кавалерийскую дивизию. 2. Наградить дивизию орденом Ленина. Председатель ЦИК Союза ССР Г. Петровский. Секретарь ЦИК Союза ССР И. Акулов. Москва, Кремль. 17 сентября 1935 г.

— № 2хх Известий ЦИК Союза ССР и ВЦИК от 18 сентября 1935 г.

Приказом Народного Комиссара Обороны СССР № 072 от 21 мая 1936 года 7-я Туркестанская ордена Ленина Краснознаменная кавалерийская дивизия была переименована в 20-ю Таджикскую горную кавалерийскую ордена Ленина Краснознамённую дивизию.

Приказом НКО СССР от 16 июля 1940 года № 0150 переименована 20-я Таджикская горно-кавалерийская Краснознаменная дивизия – в 20-ю горно-кавалерийскую Краснознаменную ордена Ленина дивизию[1].

Вступила в Великую Отечественную войну как 20-я гкд.

В годы войны

В конце октября 1941 года 20-я горно-кавалерийская дивизия была передислоцирована из Среднеазиатского военного округа на Западный фронт.

25 октября 1941 года дивизия вступила в битву под Москвой. Директивой Ставки ВГК от 12 ноября 1941 года с 12.00 12 ноября 20-я горнокавалерийская дивизия в районе Солнечногорска была передана из резерва Верховного Главнокомандования в состав войск Западного фронта. 14 ноября 1941 года 20-я горнокавалерийская дивизия была передана из резерва Западного фронта в состав 16-й армии.

Дивизия действовала на солнечногорском направлении.

В 9.30 18 ноября 1941 года дивизия вышла на рубеж Медведково – Пристанино – Аксеново, где и заняла оборону. 19 ноября 1941 года дивизия вступила в бой на клинском направлении. В последующих боях дивизия отражала наступление превосходящих сил немецко-фашистских войск в районах Солнечногорска и станции Крюково. 19 ноября 1941 года дивизия совместно с 8-й гвардейской стрелковой дивизией вела упорные бои с противником на рубеже Медведково – Аксеново. С утра 21 ноября 1941 года дивизия вела бои с противником на рубеже Филатово – Кадниково – Савино. 22 ноября 1941 года дивизия, выбила контратакой противника из района Нагово, удерживала рубеж Нагово – Савино.

1 декабря 1941 года дивизия вошла в состав 2-го гвардейского кавалерийского корпуса генерал-майора Л. М. Доватора.

1 декабря 1941 года дивизия совместно с 4-й гвардейской кавалерийской дивизией сосредоточилась в районе Казарьево – Джунковки.

2 декабря 1941 года 2-й гвардейский кавалерийский корпус был выведен в армейский резерв. Участвуя в контрнаступлении под Москвой, дивизия вела бои в районах Истра, Апальщина, Кубинка, Горбово и на других участках.

11 декабря 1941 года переданный из 16-й армии 2-й гвардейский кавалерийский корпус генерала Л. М. Доватора (3-я и 4-я гвардейские и 20-я кавдивизии) в первый же день наступления вводился в прорыв и ударом по тылам истринской группировки противника содействовал продвижению правого фланга армии в направлении Рузы.

30 декабря 1941 года дивизия сосредоточилась в районе Карабузино в составе 16-й армии.

В январе 1942 года 20-я горнокавалерийская дивизия была переформирована в 20-ю кавалерийскую дивизию.

В августе 1942 года в составе 20-й армии дивизия участвовала в Ржевско-Сычевской наступательной операции. В последующем совершала смелые рейды по тылам противника в районах городов Гжатск, Сычевка, Ржев, Белый. С ноября 1942-го по январь 1943 г. кавалеристы провели рейд по немецким тылам на глубину 380 км.

В феврале-марте 1943 года вместо 20-й кавалерийской дивизии в ходе Севской наступательной операции Центрального фронта в составе 2-го гвардейского кавалерийского корпуса действовала 7-я дивизия, прибывшая с 19-м корпусом с Дальнего Востока.

В 1-й половине 1943 года дивизия последовательно находилась в резерве ряда фронтов и Ставки ВГК.

В конце июля 1943 года дивизия была переброшена на Западный фронт (30 июля передана в Брянский фронт) и в ходе Орловской наступательной операции успешно вела боевые действия севернее города Карачев и на дятьковском направлении.

В сентябре – начале октября 1943 года в составе 50-й армии, затем фронтовой подвижной группы под командованием генерал-лейтенанта М. И. Казакова, а с 30 сентября – 63-й армии дивизия участвовала в Брянской наступательной операции.

18 сентября 1943-го за отличие в боях при форсировании реки Десна 20-я кавалерийская дивизия была преобразована в 17-ю гвардейскую кавалерийскую дивизию.

Гвардейцы-кавалеристы дивизии 20 октября 1943 года форсировали реку Днепр в районе города Лоев.

В ноябре 1943 года дивизия участвовала в Гомельско-Речицкой наступательной операции.

В январе – феврале 1944 года дивизия участвовала в Калинковичско-Мозырской наступательной операции.

В июле – августе 1944 года дивизия вела наступательные бои в Люблин-Брестской операции 1-го Белорусского фронта, в ходе которых 22 июля форсировала реку Западный Буг в районе Влодава и вступила на территорию Польши.

24 июля 1944 года дивизия участвовала в освобождении города Луков (Лукув), а 31 июля – г. Седлец (Седльце).

12 августа 1944 года за образцовое выполнение заданий командования при форсировании реки Западный Буг и овладении городами Луков и Седлец полки были награждены орденом Александра Невского.

В Варшавско-Познанской операции полк, действуя с магнушевского плацдарма, успешно наступал в направлении Кутно, Бромберг (Быдгощ). За форсирование реки Висла и овладение городами Лодзь, Кутно, Томашев, Гастынин, Линчица, проявленные при этом доблесть и мужество гвардейские кавалерийские полки были награждены орденом Суворова III степени.

В марте 1945 года дивизия участвовала в уничтожении восточно-померанской группировки противника.

В Берлинской наступательной операции дивизия дважды форсировала реку Шпре и 25 апреля совместно с другими частями овладела важным опорным пунктом на юго-восточных подступах к Берлину – г. Шторков. 3 мая 1945 года с боями дивизия вышла на восточный берег реки Эльба в районе города Вильснак, где и встретила День Победы.

После войны

13 октября 1945 года Директивой Генерального Штаба ВС СССР от 13 октября 1945 года № Орг/1/600 2-й гвардейский кавалерийский корпус был расформирован. К 1 декабря 1945 года согласно приказу НКО СССР № 0013 от 10.06.1945 года 17-я гвардейская кавалерийская Мозырская орденов Ленина, Суворова и Кутузова дивизия была преобразована в 28-ю гвардейскую механизированную дивизию в состав которой вошли, свёрнутые в полки, бывшие 3-я, 4-я и 17-я гвардейские кавалерийские дивизии корпуса.

Директивой Генерального штаба от 13 октября 1945 года 90-й гвардейский механизированный полк (бывший 59-й гвардейский кавалерийский полк) унаследовал почётное наименование 17-й гвардейской кавалерийской дивизии – Мозырская и её ордена: Ленина, Суворова 2-й степени и Кутузова 2-й степении стал именоваться 59-й гвардейский кавалерийский Мозырский ордена Ленина Краснознамённый орденов Суворова Кутузова и Александра Невского полк

28-я гвардейская механизированная дивизия получила от 2-го гвардейского кавалерийского корпуса почётное наименование – Померанская и ордена Красного Знамени и Суворова и стала называться 28-я гвардейская механизированная Померанская Краснознамённая ордена Суворова дивизия. В 1957 году 28-я гвардейская механизированная дивизия была переформирована в 40-ю гвардейскую танковую Померанскую Краснознамённую ордена Суворова дивизию.

В составе действующей армии

  • с 26.11.1941 по 16.02.1942
  • с 17.07.1942 по 23.01.1943
  • с 12.02.1943 по 30.04.1943
  • с 18.07.1943 по 09.05.1945

Полное наименование

17-я гвардейская кавалерийская Мозырская ордена Ленина Краснознамённая орденов Суворова и Кутузова дивизия

Состав

  • 35-й гвардейский кавалерийский полк (бывший 22-й кавалерийский полк);
  • 59-й гвардейский кавалерийский полк (бывший 103-й кавалерийский полк);
  • 61-й гвардейский кавалерийский орденов Суворова и Александра Невского полк (бывший 124-й кавалерийский полк);
  • 250-й гвардейский артиллерийско-миномётный полк;
  • 38-й отдельный гвардейский зенитный артиллерийский дивизион;
  • 21-й гвардейский сапёрный эскадрон;
  • 19-й отдельный гвардейский эскадрон связи;
  • 18-й отдельный эскадрон химической защиты;
  • 189-й танковый полк (с 18 июля 1943 года);
  • 20-й отдельный разведывательный эскадрон;
  • 16-й санитарный эскадрон.

Подчинение

Командование

командир дивизии

Награды и наименования

  • Почётное звание «Гвардейская» 18 сентября 1943-го за отличие в боях при форсировании реки Десна 20-я кавалерийская дивизия была преобразована в 17-ю гвардейскую кавалерийскую дивизию.
  • Почётное наименование «Мозырская» Приказ ВГК № 07 от 15.01.1944 За отличие в боях с немецкими захватчиками за освобождение городов Мозырь и Калинковичи
  • орден Ленина Указ Президиума ВС СССР от 20.09.1935 в связи с 15-летием дивизии
  • Орден Красного Знамени Указ Президиума ВС СССР от 05.11.1931
  • орден Суворова II степени Указ Президиума ВС СССР от 19.02.1945 За образцовое выполнение заданий командования в боях с немецкими захватчиками, за овладение городами: Лодзь, Кутно, Томашув (Ромашов), Гостынин, Ленчица и проявленные при этом доблесть и мужество
  • орден Кутузова II степени Указ Президиума ВС СССР от 26.04.1945 За образцовое выполение заданий командования в боях с немецкими захватчиками при овладении городами Штаргард, Наугард, Польцин и проявленные при этом доблесть и мужество

Отличившиеся воины

Несколько тысяч воинов награждены орденами и медалями, 13 удостоены звания Героя Советского Союза[2].

Герои Советского Союза:
  • гвардии сержант Ахмедов Ф., командир расчёта противотанкового ружья 61 гвардейского кавалерийского полка
  • гвардии красноармеец Воронцов А. Н., пулеметчик 59 гвардейского кавалерийского полка
  • гвардии подполковник Гладков В. Д., командир 35 гвардейского кавалерийского полка
  • гвардии подполковник Кратов Д. Н., командир 250 гвардейского артиллерийско-миномётного полка.
  • гвардии капитан Лямин С. В., командир батареи 250 гвардейского артиллерийско-миномётного полка.
  • мл. лейтенант Никандров В. Н., командир взвода 189 танкового полка
  • сержант Плеханов Н. А., механик-водитель 189 танкового полка
  • гвардии красноармеец Попов И. М., наводчик орудия 35 гвардейского кавалерийского полка
  • гвардии лейтенант Распопов П. М., командир взвода 59 гвардейского кавалерийского полка
  • гвардии лейтенант Савостин К. Д., командир взвода 35 гвардейского кавалерийского полка
  • гвардии красноармеец Силаев И. С., сабельник 61 гвардейского кавалерийского полка
  • гвардии капитан Слободян М. Л., парторг 59 гвардейского кавалерийского полка
  • гвардии сержант Тихомиров, Степан Михайлович, командир пулемётного расчёта 61 гвардейского кавалерийского полка.
  • гвардии красноармеец Волохин П. Ф.(?) сабельник 1 эскадрона 35 гвардейского кавалерийского полка.

Кавалеры ордена Славы трёх степеней.[3]

См. также

Напишите отзыв о статье "17-я гвардейская кавалерийская дивизия"

Примечания

  1. УПРАВЛЕНИЕ 20 ГОРНОКАВАЛЕРИЙСКОЙ ДИВИЗИИ (бывш. 7 Туркестанская, 7 Таджикская, 20 Таджикская гкд) *Ф.35875; 65 д.; 1921 - 1924, 1935 - 1940 гг.
  2. tankfront.ru/ussr/kk/kk-gss/gvkk02hsu.html Герои Советского Союза
  3. Кавалеры ордена Славы трех степеней. Краткий биографический словарь — М.: Военное издательство,2000.

Литература

  • Пред. Гл. ред. комиссии Н. В. Огарков. Советская Военная Энциклопедия: [В 8 томах] Т.5. = «Мозырский кавалерийский полк». — Москва: Воениздат, 1978. — С. 688 с.
  • Добрушин Д. С. Ходили мы походами. // - Волгоград, книж. изд-во, 1973, 256 с.
  • Пятницкий В. И. Казаки в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг. – М., 2007.
  • Агафонов О. В. Казачьи войска России во втором тысячелетии. – М., 2002.
  • Мельтюхов М. И. Советско-польские войны. Военно-политическое противостояние 1918—1939 гг. Часть третья. Сентябрь 1939 года. Война с запада — М., 2001.
  • Военный энциклопедический словарь. М., Военное издательство, 1984.

С.45-46-Армия; с.46-47-Армия; с.169-Вторая мировая война 1939-45; с.189-Германо-польская война 1939; с.500-Общевойсковые армии; с.525-Освободительные походы 1939-40; с. 763 — Украинский фронт 1939.

  • Мельтюхов, Михаил Иванович. Освободительный поход Сталина. М., Яуза, Эксмо, 2006. ISBN 5-699-17275-0
  • Воскобойников Г. Л. Казачество и кавалерия в годы Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. – Ростов-на-Дону: «Терра Принт», 2006.
  • Дорофеев А. А. "2-й гвардейский корпус в контрнастурении под Москвой". М. изд. тип. ВАФ 1971.
  • Исаев А. В. Антисуворов. Десять мифов Второй мировой. - М.: Эксмо, Яуза, 2004.
  • Плиев И. А. Дорогами войны. — М.: Книга, 1985
  • Сиджах Х. И. В вихре конных атак. Майкоп, 1993;

Ссылки

  • [rkka.ru/cavalry/30/005_kd.html Сайт Кавалерийские корпуса РККА.]
  • [mechcorps.rkka.ru/files/spravochnik/spr_mat/tank_kav.htm Сайт Механизированные корпуса. Танковые части в кавалерии РККА.]
  • [www.soldat.ru/force/sssr/rkka/kav/03_kavdiv.html Кавалерийские дивизии РККА периода 1938-1945 гг.]
  • [tankfront.ru/ussr/kk/gvkk02.html 2-й гвардейский кавалерийский корпус]
  • [vif2ne.ru/rkka/forum/arhprint/70860 Форум RKKA ru]
  • [www.dissercat.com/content/rol-kavaleriiskikh-chastei-krasnoi-armii-v-velikoi-otechestvennoi-voine-1941-1945-gg Роль кавалерийских частей Красной Армии в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг. (на примере 2-го гв. кк)]
  • [kazak-center.ru/news/1/2011-12-01-1714 Казаки. Второй гвардейский корпус]
  • [hronikiambera.ru/news/print.php?id=273 84 ГОДА НА ЗАЩИТЕ ОТЕЧЕСТВА]

Отрывок, характеризующий 17-я гвардейская кавалерийская дивизия

Графиня ввела княжну в гостиную. Соня разговаривала с m lle Bourienne. Графиня ласкала мальчика. Старый граф вошел в комнату, приветствуя княжну. Старый граф чрезвычайно переменился с тех пор, как его последний раз видела княжна. Тогда он был бойкий, веселый, самоуверенный старичок, теперь он казался жалким, затерянным человеком. Он, говоря с княжной, беспрестанно оглядывался, как бы спрашивая у всех, то ли он делает, что надобно. После разорения Москвы и его имения, выбитый из привычной колеи, он, видимо, потерял сознание своего значения и чувствовал, что ему уже нет места в жизни.
Несмотря на то волнение, в котором она находилась, несмотря на одно желание поскорее увидать брата и на досаду за то, что в эту минуту, когда ей одного хочется – увидать его, – ее занимают и притворно хвалят ее племянника, княжна замечала все, что делалось вокруг нее, и чувствовала необходимость на время подчиниться этому новому порядку, в который она вступала. Она знала, что все это необходимо, и ей было это трудно, но она не досадовала на них.
– Это моя племянница, – сказал граф, представляя Соню, – вы не знаете ее, княжна?
Княжна повернулась к ней и, стараясь затушить поднявшееся в ее душе враждебное чувство к этой девушке, поцеловала ее. Но ей становилось тяжело оттого, что настроение всех окружающих было так далеко от того, что было в ее душе.
– Где он? – спросила она еще раз, обращаясь ко всем.
– Он внизу, Наташа с ним, – отвечала Соня, краснея. – Пошли узнать. Вы, я думаю, устали, княжна?
У княжны выступили на глаза слезы досады. Она отвернулась и хотела опять спросить у графини, где пройти к нему, как в дверях послышались легкие, стремительные, как будто веселые шаги. Княжна оглянулась и увидела почти вбегающую Наташу, ту Наташу, которая в то давнишнее свидание в Москве так не понравилась ей.
Но не успела княжна взглянуть на лицо этой Наташи, как она поняла, что это был ее искренний товарищ по горю, и потому ее друг. Она бросилась ей навстречу и, обняв ее, заплакала на ее плече.
Как только Наташа, сидевшая у изголовья князя Андрея, узнала о приезде княжны Марьи, она тихо вышла из его комнаты теми быстрыми, как показалось княжне Марье, как будто веселыми шагами и побежала к ней.
На взволнованном лице ее, когда она вбежала в комнату, было только одно выражение – выражение любви, беспредельной любви к нему, к ней, ко всему тому, что было близко любимому человеку, выраженье жалости, страданья за других и страстного желанья отдать себя всю для того, чтобы помочь им. Видно было, что в эту минуту ни одной мысли о себе, о своих отношениях к нему не было в душе Наташи.
Чуткая княжна Марья с первого взгляда на лицо Наташи поняла все это и с горестным наслаждением плакала на ее плече.
– Пойдемте, пойдемте к нему, Мари, – проговорила Наташа, отводя ее в другую комнату.
Княжна Марья подняла лицо, отерла глаза и обратилась к Наташе. Она чувствовала, что от нее она все поймет и узнает.
– Что… – начала она вопрос, но вдруг остановилась. Она почувствовала, что словами нельзя ни спросить, ни ответить. Лицо и глаза Наташи должны были сказать все яснее и глубже.
Наташа смотрела на нее, но, казалось, была в страхе и сомнении – сказать или не сказать все то, что она знала; она как будто почувствовала, что перед этими лучистыми глазами, проникавшими в самую глубь ее сердца, нельзя не сказать всю, всю истину, какою она ее видела. Губа Наташи вдруг дрогнула, уродливые морщины образовались вокруг ее рта, и она, зарыдав, закрыла лицо руками.
Княжна Марья поняла все.
Но она все таки надеялась и спросила словами, в которые она не верила:
– Но как его рана? Вообще в каком он положении?
– Вы, вы… увидите, – только могла сказать Наташа.
Они посидели несколько времени внизу подле его комнаты, с тем чтобы перестать плакать и войти к нему с спокойными лицами.
– Как шла вся болезнь? Давно ли ему стало хуже? Когда это случилось? – спрашивала княжна Марья.
Наташа рассказывала, что первое время была опасность от горячечного состояния и от страданий, но в Троице это прошло, и доктор боялся одного – антонова огня. Но и эта опасность миновалась. Когда приехали в Ярославль, рана стала гноиться (Наташа знала все, что касалось нагноения и т. п.), и доктор говорил, что нагноение может пойти правильно. Сделалась лихорадка. Доктор говорил, что лихорадка эта не так опасна.
– Но два дня тому назад, – начала Наташа, – вдруг это сделалось… – Она удержала рыданья. – Я не знаю отчего, но вы увидите, какой он стал.
– Ослабел? похудел?.. – спрашивала княжна.
– Нет, не то, но хуже. Вы увидите. Ах, Мари, Мари, он слишком хорош, он не может, не может жить… потому что…


Когда Наташа привычным движением отворила его дверь, пропуская вперед себя княжну, княжна Марья чувствовала уже в горле своем готовые рыданья. Сколько она ни готовилась, ни старалась успокоиться, она знала, что не в силах будет без слез увидать его.
Княжна Марья понимала то, что разумела Наташа словами: сним случилось это два дня тому назад. Она понимала, что это означало то, что он вдруг смягчился, и что смягчение, умиление эти были признаками смерти. Она, подходя к двери, уже видела в воображении своем то лицо Андрюши, которое она знала с детства, нежное, кроткое, умиленное, которое так редко бывало у него и потому так сильно всегда на нее действовало. Она знала, что он скажет ей тихие, нежные слова, как те, которые сказал ей отец перед смертью, и что она не вынесет этого и разрыдается над ним. Но, рано ли, поздно ли, это должно было быть, и она вошла в комнату. Рыдания все ближе и ближе подступали ей к горлу, в то время как она своими близорукими глазами яснее и яснее различала его форму и отыскивала его черты, и вот она увидала его лицо и встретилась с ним взглядом.
Он лежал на диване, обложенный подушками, в меховом беличьем халате. Он был худ и бледен. Одна худая, прозрачно белая рука его держала платок, другою он, тихими движениями пальцев, трогал тонкие отросшие усы. Глаза его смотрели на входивших.
Увидав его лицо и встретившись с ним взглядом, княжна Марья вдруг умерила быстроту своего шага и почувствовала, что слезы вдруг пересохли и рыдания остановились. Уловив выражение его лица и взгляда, она вдруг оробела и почувствовала себя виноватой.
«Да в чем же я виновата?» – спросила она себя. «В том, что живешь и думаешь о живом, а я!..» – отвечал его холодный, строгий взгляд.
В глубоком, не из себя, но в себя смотревшем взгляде была почти враждебность, когда он медленно оглянул сестру и Наташу.
Он поцеловался с сестрой рука в руку, по их привычке.
– Здравствуй, Мари, как это ты добралась? – сказал он голосом таким же ровным и чуждым, каким был его взгляд. Ежели бы он завизжал отчаянным криком, то этот крик менее бы ужаснул княжну Марью, чем звук этого голоса.
– И Николушку привезла? – сказал он также ровно и медленно и с очевидным усилием воспоминанья.
– Как твое здоровье теперь? – говорила княжна Марья, сама удивляясь тому, что она говорила.
– Это, мой друг, у доктора спрашивать надо, – сказал он, и, видимо сделав еще усилие, чтобы быть ласковым, он сказал одним ртом (видно было, что он вовсе не думал того, что говорил): – Merci, chere amie, d'etre venue. [Спасибо, милый друг, что приехала.]
Княжна Марья пожала его руку. Он чуть заметно поморщился от пожатия ее руки. Он молчал, и она не знала, что говорить. Она поняла то, что случилось с ним за два дня. В словах, в тоне его, в особенности во взгляде этом – холодном, почти враждебном взгляде – чувствовалась страшная для живого человека отчужденность от всего мирского. Он, видимо, с трудом понимал теперь все живое; но вместе с тем чувствовалось, что он не понимал живого не потому, чтобы он был лишен силы понимания, но потому, что он понимал что то другое, такое, чего не понимали и не могли понять живые и что поглощало его всего.
– Да, вот как странно судьба свела нас! – сказал он, прерывая молчание и указывая на Наташу. – Она все ходит за мной.
Княжна Марья слушала и не понимала того, что он говорил. Он, чуткий, нежный князь Андрей, как мог он говорить это при той, которую он любил и которая его любила! Ежели бы он думал жить, то не таким холодно оскорбительным тоном он сказал бы это. Ежели бы он не знал, что умрет, то как же ему не жалко было ее, как он мог при ней говорить это! Одно объяснение только могло быть этому, это то, что ему было все равно, и все равно оттого, что что то другое, важнейшее, было открыто ему.
Разговор был холодный, несвязный и прерывался беспрестанно.
– Мари проехала через Рязань, – сказала Наташа. Князь Андрей не заметил, что она называла его сестру Мари. А Наташа, при нем назвав ее так, в первый раз сама это заметила.
– Ну что же? – сказал он.
– Ей рассказывали, что Москва вся сгорела, совершенно, что будто бы…
Наташа остановилась: нельзя было говорить. Он, очевидно, делал усилия, чтобы слушать, и все таки не мог.
– Да, сгорела, говорят, – сказал он. – Это очень жалко, – и он стал смотреть вперед, пальцами рассеянно расправляя усы.
– А ты встретилась с графом Николаем, Мари? – сказал вдруг князь Андрей, видимо желая сделать им приятное. – Он писал сюда, что ты ему очень полюбилась, – продолжал он просто, спокойно, видимо не в силах понимать всего того сложного значения, которое имели его слова для живых людей. – Ежели бы ты его полюбила тоже, то было бы очень хорошо… чтобы вы женились, – прибавил он несколько скорее, как бы обрадованный словами, которые он долго искал и нашел наконец. Княжна Марья слышала его слова, но они не имели для нее никакого другого значения, кроме того, что они доказывали то, как страшно далек он был теперь от всего живого.
– Что обо мне говорить! – сказала она спокойно и взглянула на Наташу. Наташа, чувствуя на себе ее взгляд, не смотрела на нее. Опять все молчали.
– Andre, ты хоч… – вдруг сказала княжна Марья содрогнувшимся голосом, – ты хочешь видеть Николушку? Он все время вспоминал о тебе.
Князь Андрей чуть заметно улыбнулся в первый раз, но княжна Марья, так знавшая его лицо, с ужасом поняла, что это была улыбка не радости, не нежности к сыну, но тихой, кроткой насмешки над тем, что княжна Марья употребляла, по ее мнению, последнее средство для приведения его в чувства.
– Да, я очень рад Николушке. Он здоров?

Когда привели к князю Андрею Николушку, испуганно смотревшего на отца, но не плакавшего, потому что никто не плакал, князь Андрей поцеловал его и, очевидно, не знал, что говорить с ним.
Когда Николушку уводили, княжна Марья подошла еще раз к брату, поцеловала его и, не в силах удерживаться более, заплакала.
Он пристально посмотрел на нее.
– Ты об Николушке? – сказал он.
Княжна Марья, плача, утвердительно нагнула голову.
– Мари, ты знаешь Еван… – но он вдруг замолчал.
– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.

Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.

Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.


Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.

Болезнь его шла своим физическим порядком, но то, что Наташа называла: это сделалось с ним, случилось с ним два дня перед приездом княжны Марьи. Это была та последняя нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала победу. Это было неожиданное сознание того, что он еще дорожил жизнью, представлявшейся ему в любви к Наташе, и последний, покоренный припадок ужаса перед неведомым.
Это было вечером. Он был, как обыкновенно после обеда, в легком лихорадочном состоянии, и мысли его были чрезвычайно ясны. Соня сидела у стола. Он задремал. Вдруг ощущение счастья охватило его.
«А, это она вошла!» – подумал он.
Действительно, на месте Сони сидела только что неслышными шагами вошедшая Наташа.
С тех пор как она стала ходить за ним, он всегда испытывал это физическое ощущение ее близости. Она сидела на кресле, боком к нему, заслоняя собой от него свет свечи, и вязала чулок. (Она выучилась вязать чулки с тех пор, как раз князь Андрей сказал ей, что никто так не умеет ходить за больными, как старые няни, которые вяжут чулки, и что в вязании чулка есть что то успокоительное.) Тонкие пальцы ее быстро перебирали изредка сталкивающиеся спицы, и задумчивый профиль ее опущенного лица был ясно виден ему. Она сделала движенье – клубок скатился с ее колен. Она вздрогнула, оглянулась на него и, заслоняя свечу рукой, осторожным, гибким и точным движением изогнулась, подняла клубок и села в прежнее положение.
Он смотрел на нее, не шевелясь, и видел, что ей нужно было после своего движения вздохнуть во всю грудь, но она не решалась этого сделать и осторожно переводила дыханье.
В Троицкой лавре они говорили о прошедшем, и он сказал ей, что, ежели бы он был жив, он бы благодарил вечно бога за свою рану, которая свела его опять с нею; но с тех пор они никогда не говорили о будущем.
«Могло или не могло это быть? – думал он теперь, глядя на нее и прислушиваясь к легкому стальному звуку спиц. – Неужели только затем так странно свела меня с нею судьба, чтобы мне умереть?.. Неужели мне открылась истина жизни только для того, чтобы я жил во лжи? Я люблю ее больше всего в мире. Но что же делать мне, ежели я люблю ее?» – сказал он, и он вдруг невольно застонал, по привычке, которую он приобрел во время своих страданий.
Услыхав этот звук, Наташа положила чулок, перегнулась ближе к нему и вдруг, заметив его светящиеся глаза, подошла к нему легким шагом и нагнулась.