20-я пехотная дивизия (Третий рейх)
Поделись знанием:
– Нет, он только о себе думает, – проговорила княгиня, не удерживая сердитых слез.
– Lise, – сказал сухо князь Андрей, поднимая тон на ту степень, которая показывает, что терпение истощено.
Вдруг сердитое беличье выражение красивого личика княгини заменилось привлекательным и возбуждающим сострадание выражением страха; она исподлобья взглянула своими прекрасными глазками на мужа, и на лице ее показалось то робкое и признающееся выражение, какое бывает у собаки, быстро, но слабо помахивающей опущенным хвостом.
– Mon Dieu, mon Dieu! [Боже мой, Боже мой!] – проговорила княгиня и, подобрав одною рукой складку платья, подошла к мужу и поцеловала его в лоб.
– Bonsoir, Lise, [Доброй ночи, Лиза,] – сказал князь Андрей, вставая и учтиво, как у посторонней, целуя руку.
Друзья молчали. Ни тот, ни другой не начинал говорить. Пьер поглядывал на князя Андрея, князь Андрей потирал себе лоб своею маленькою рукой.
– Пойдем ужинать, – сказал он со вздохом, вставая и направляясь к двери.
Они вошли в изящно, заново, богато отделанную столовую. Всё, от салфеток до серебра, фаянса и хрусталя, носило на себе тот особенный отпечаток новизны, который бывает в хозяйстве молодых супругов. В середине ужина князь Андрей облокотился и, как человек, давно имеющий что нибудь на сердце и вдруг решающийся высказаться, с выражением нервного раздражения, в каком Пьер никогда еще не видал своего приятеля, начал говорить:
– Никогда, никогда не женись, мой друг; вот тебе мой совет: не женись до тех пор, пока ты не скажешь себе, что ты сделал всё, что мог, и до тех пор, пока ты не перестанешь любить ту женщину, какую ты выбрал, пока ты не увидишь ее ясно; а то ты ошибешься жестоко и непоправимо. Женись стариком, никуда негодным… А то пропадет всё, что в тебе есть хорошего и высокого. Всё истратится по мелочам. Да, да, да! Не смотри на меня с таким удивлением. Ежели ты ждешь от себя чего нибудь впереди, то на каждом шагу ты будешь чувствовать, что для тебя всё кончено, всё закрыто, кроме гостиной, где ты будешь стоять на одной доске с придворным лакеем и идиотом… Да что!…
Он энергически махнул рукой.
Пьер снял очки, отчего лицо его изменилось, еще более выказывая доброту, и удивленно глядел на друга.
– Моя жена, – продолжал князь Андрей, – прекрасная женщина. Это одна из тех редких женщин, с которою можно быть покойным за свою честь; но, Боже мой, чего бы я не дал теперь, чтобы не быть женатым! Это я тебе одному и первому говорю, потому что я люблю тебя.
Князь Андрей, говоря это, был еще менее похож, чем прежде, на того Болконского, который развалившись сидел в креслах Анны Павловны и сквозь зубы, щурясь, говорил французские фразы. Его сухое лицо всё дрожало нервическим оживлением каждого мускула; глаза, в которых прежде казался потушенным огонь жизни, теперь блестели лучистым, ярким блеском. Видно было, что чем безжизненнее казался он в обыкновенное время, тем энергичнее был он в эти минуты почти болезненного раздражения.
– Ты не понимаешь, отчего я это говорю, – продолжал он. – Ведь это целая история жизни. Ты говоришь, Бонапарте и его карьера, – сказал он, хотя Пьер и не говорил про Бонапарте. – Ты говоришь Бонапарте; но Бонапарте, когда он работал, шаг за шагом шел к цели, он был свободен, у него ничего не было, кроме его цели, – и он достиг ее. Но свяжи себя с женщиной – и как скованный колодник, теряешь всякую свободу. И всё, что есть в тебе надежд и сил, всё только тяготит и раскаянием мучает тебя. Гостиные, сплетни, балы, тщеславие, ничтожество – вот заколдованный круг, из которого я не могу выйти. Я теперь отправляюсь на войну, на величайшую войну, какая только бывала, а я ничего не знаю и никуда не гожусь. Je suis tres aimable et tres caustique, [Я очень мил и очень едок,] – продолжал князь Андрей, – и у Анны Павловны меня слушают. И это глупое общество, без которого не может жить моя жена, и эти женщины… Ежели бы ты только мог знать, что это такое toutes les femmes distinguees [все эти женщины хорошего общества] и вообще женщины! Отец мой прав. Эгоизм, тщеславие, тупоумие, ничтожество во всем – вот женщины, когда показываются все так, как они есть. Посмотришь на них в свете, кажется, что что то есть, а ничего, ничего, ничего! Да, не женись, душа моя, не женись, – кончил князь Андрей.
– Мне смешно, – сказал Пьер, – что вы себя, вы себя считаете неспособным, свою жизнь – испорченною жизнью. У вас всё, всё впереди. И вы…
Он не сказал, что вы , но уже тон его показывал, как высоко ценит он друга и как много ждет от него в будущем.
«Как он может это говорить!» думал Пьер. Пьер считал князя Андрея образцом всех совершенств именно оттого, что князь Андрей в высшей степени соединял все те качества, которых не было у Пьера и которые ближе всего можно выразить понятием – силы воли. Пьер всегда удивлялся способности князя Андрея спокойного обращения со всякого рода людьми, его необыкновенной памяти, начитанности (он всё читал, всё знал, обо всем имел понятие) и больше всего его способности работать и учиться. Ежели часто Пьера поражало в Андрее отсутствие способности мечтательного философствования (к чему особенно был склонен Пьер), то и в этом он видел не недостаток, а силу.
В самых лучших, дружеских и простых отношениях лесть или похвала необходимы, как подмазка необходима для колес, чтоб они ехали.
– Je suis un homme fini, [Я человек конченный,] – сказал князь Андрей. – Что обо мне говорить? Давай говорить о тебе, – сказал он, помолчав и улыбнувшись своим утешительным мыслям.
Улыбка эта в то же мгновение отразилась на лице Пьера.
– А обо мне что говорить? – сказал Пьер, распуская свой рот в беззаботную, веселую улыбку. – Что я такое? Je suis un batard [Я незаконный сын!] – И он вдруг багрово покраснел. Видно было, что он сделал большое усилие, чтобы сказать это. – Sans nom, sans fortune… [Без имени, без состояния…] И что ж, право… – Но он не сказал, что право . – Я cвободен пока, и мне хорошо. Я только никак не знаю, что мне начать. Я хотел серьезно посоветоваться с вами.
Князь Андрей добрыми глазами смотрел на него. Но во взгляде его, дружеском, ласковом, всё таки выражалось сознание своего превосходства.
– Ты мне дорог, особенно потому, что ты один живой человек среди всего нашего света. Тебе хорошо. Выбери, что хочешь; это всё равно. Ты везде будешь хорош, но одно: перестань ты ездить к этим Курагиным, вести эту жизнь. Так это не идет тебе: все эти кутежи, и гусарство, и всё…
– Que voulez vous, mon cher, – сказал Пьер, пожимая плечами, – les femmes, mon cher, les femmes! [Что вы хотите, дорогой мой, женщины, дорогой мой, женщины!]
– Не понимаю, – отвечал Андрей. – Les femmes comme il faut, [Порядочные женщины,] это другое дело; но les femmes Курагина, les femmes et le vin, [женщины Курагина, женщины и вино,] не понимаю!
Пьер жил y князя Василия Курагина и участвовал в разгульной жизни его сына Анатоля, того самого, которого для исправления собирались женить на сестре князя Андрея.
– Знаете что, – сказал Пьер, как будто ему пришла неожиданно счастливая мысль, – серьезно, я давно это думал. С этою жизнью я ничего не могу ни решить, ни обдумать. Голова болит, денег нет. Нынче он меня звал, я не поеду.
– Дай мне честное слово, что ты не будешь ездить?
– Честное слово!
Уже был второй час ночи, когда Пьер вышел oт своего друга. Ночь была июньская, петербургская, бессумрачная ночь. Пьер сел в извозчичью коляску с намерением ехать домой. Но чем ближе он подъезжал, тем более он чувствовал невозможность заснуть в эту ночь, походившую более на вечер или на утро. Далеко было видно по пустым улицам. Дорогой Пьер вспомнил, что у Анатоля Курагина нынче вечером должно было собраться обычное игорное общество, после которого обыкновенно шла попойка, кончавшаяся одним из любимых увеселений Пьера.
«Хорошо бы было поехать к Курагину», подумал он.
Но тотчас же он вспомнил данное князю Андрею честное слово не бывать у Курагина. Но тотчас же, как это бывает с людьми, называемыми бесхарактерными, ему так страстно захотелось еще раз испытать эту столь знакомую ему беспутную жизнь, что он решился ехать. И тотчас же ему пришла в голову мысль, что данное слово ничего не значит, потому что еще прежде, чем князю Андрею, он дал также князю Анатолю слово быть у него; наконец, он подумал, что все эти честные слова – такие условные вещи, не имеющие никакого определенного смысла, особенно ежели сообразить, что, может быть, завтра же или он умрет или случится с ним что нибудь такое необыкновенное, что не будет уже ни честного, ни бесчестного. Такого рода рассуждения, уничтожая все его решения и предположения, часто приходили к Пьеру. Он поехал к Курагину.
(перенаправлено с «20-я пехотная дивизия (Германия)»)
| 20-я пехотная дивизия (20th Infantry Division) | |
 эмблема 20-й пехотной дивизии | |
| Годы существования | |
|---|---|
| Страна | |
| Численность |
15000 |
| Дислокация | |
| Участие в |
|
Содержание
История дивизии
20-я пехотная дивизия — боевое соединение Вермахта. Дивизия была создана 1 октября 1934 года в городе Гамбург под названием Reichswehrdienststelle Hamburg. Осенью 1937 года была моторизована и переименована в 20-ю пехотную моторизованную дивизию. В октябре 1938 года дивизия приняла участие в оккупации Судет в составе XVI-го армейского корпуса. Свой боевой путь начала с первых дней Второй мировой войны. В составе XIX-го корпуса Хайнца Гудериана дивизия вторглась в Польшу. В ходе этой кампании моторизованные дивизии оказались несколько громоздкими, так что по завершении похода 20-я и другие моторизованные дивизии были реорганизованы: их размер уменьшился примерно на треть. В состав моторизованной дивизии теперь входило шесть пехотных моторизованных батальонов, сведенных в два полка, плюс стандартные дивизионные вспомогательные подразделения. В мае 1940 года дивизия участвовала во вторжении во Францию и оставалась там в роли оккупационной части до апреля 1941 года, за исключением одного короткого периода пребывания в резерве в Германии. В июне 1941 года в составе группы армий «Центр» дивизия принимает участие в операции «Барбаросса». В сентябре она была передана в группу армий «Север» и провела бóльшую часть 1942 года на Волховском фронте. В декабре дивизия была переведена обратно в группу армий «Центр» для осуществления попытки деблокирования Великих Лук. В июле 1943 года дивизия была реорганизована в 20-ю панцергренадерскую дивизию. Ей был придан дивизион штурмовых орудий для поддержки пехоты. Дивизия оставалась на Восточном фронте до конца войны. Её часто перебрасывали из одной группы армий в другую как своего рода механизированную «пожарную команду». Она закончила войну, сражаясь в битве за Берлин в составе LVI-го танкового корпуса. Капитулировала 8 мая 1945 года.
Организация
Сентябрь 1939 г.
- 69-й пехотный моторизованный полк (до ноября 1939)
- 76-й пехотный моторизованный полк
- 90-й пехотный моторизованный полк
- 56-й артиллерийский моторизованный полк
- 20-й разведывательный моторизованный батальон
- 20-й батальон АИР (до декабря 1939)
- 20-й противотанковый батальон
- 20-й саперный моторизованный батальон
- 20-й моторизованный батальон связи
- 20-й запасной батальон
1941-42 гг.
- 76-й пехотный моторизованный полк
- 90-й пехотный моторизованный полк
- 20-й артиллерийский моторизованный полк
- 20-й разведывательный моторизованный батальон
- 30-й мотоциклетный батальон
- 20-й противотанковый батальон
- 20-й саперный моторизованный батальон
- 20-й моторизованный батальон связи
- 20-й запасной батальон
1943 г.
- 76-й гренадерский моторизованный полк
- 90-й гренадерский моторизованный полк
- 20-й артиллерийский моторизованный полк
- 8-й танковый батальон (три роты штурмовых орудий)
- 120-й танковый разведывательный батальон
- 20-й противотанковый батальон
- 20-й саперный моторизованный батальон
- 20-й моторизованный батальон связи
1945 г.
- 76-й панцергренадерский полк
- 90-й панцергренадерский полк
- 20-й артиллерийский моторизованный полк
- 8-й танковый батальон
- 120-й танковый разведывательный батальон
- 20-й противотанковый батальон
- 20-й саперный моторизованный батальон
- 20-й моторизованный батальон связи
Командиры дивизии
- генерал-лейтенант Максимилиан Шванднер (1 октября 1934 - 10 ноября 1938)
- генерал пехоты Мауриц фон Викторин (10 ноября 1938 - 10 ноября 1940)
- генерал пехоты Ганс Цорн (10 ноября 1940 - 12 января 1942)
- генерал-лейтенант Эрих Яшке (12 января 1942 - 3 января 1943)
- генерал-майор (с июля 1943 - генерал-лейтенант) Георг Яуэр (3 января 1943 - 1 января 1945)
- генерал-майор Георг Шольце (1 января - 23 апреля 1945)
Награждённые Рыцарским крестом Железного креста (41)
- Карл Хубер, 30.07.1940 – фельдфебель, командир штурмовой группы 20-го разведывательного моторизованного батальона
- Ганс Траут, 05.08.1940 – оберстлейтенант, командир 1-го батальона 90-го пехотного моторизованного полка
- Мауриц фон Викторин, 15.08.1940 – генерал-лейтенант, командир 20-й пехотной моторизованной дивизии
- Хеннинг Шёнфельд, 15.08.1940 – оберстлейтенант, командир 20-го разведывательного моторизованного батальона
- Ганс Цорн, 27.07.1941 – генерал-майор, командир 20-й пехотной моторизованной дивизии
- Ульрих Кресс, 22.09.1941 – лейтенант резерва, командир взвода 1-й роты 20-го разведывательного моторизованного батальона
- Густав-Адольф Бурше, 13.10.1941 – лейтенант, командир 6-й роты 90-го пехотного моторизованного полка
- Герман Вульф, 13.10.1941 – обер-лейтенант, командир 9-й роты 76-го пехотного моторизованного полка
- Хайнц-Юрген Лютье, 18.10.1941 – лейтенант резерва, командир 2-й роты 76-го пехотного моторизованного полка
- Ганс-Эрвин Шрёдер, 04.12.1941 – унтер-офицер, командир орудия 1-й роты 20-го противотанкового батальона
- Эрих Яшке, 04.12.1941 – полковник, командир 90-го пехотного моторизованного полка
- Эрнст-Август Фрике, 17.01.1942 – обер-лейтенант, командир 7-й роты 76-го пехотного моторизованного полка
- Герхард граф фон Шверин, 17.01.1942 – полковник, командир 76-го пехотного моторизованного полка
- Ганс Крон, 06.04.1942 – ефрейтор, наводчик 1-й роты 20-го противотанкового батальона
- Герман Зайтц, 12.04.1942 – оберстлейтенант, командир 20-го разведывательного моторизованного батальона
- Мартин Мюллер, 25.10.1942 – обер-фельдфебель, командир взвода 13-й (пехотных орудий) роты 90-го пехотного моторизованного полка
- Ганс Брун, 29.12.1942 – обер-лейтенант, командир 3-й роты 90-го гренадерского моторизованного полка
- Ганс фон Лёзеке, 08.02.1943 – капитан, командир 3-го батальона 90-го гренадерского моторизованного полка
- Герман-Густав Йохимс, 19.09.1943 – капитан, командир 7-й роты 90-го гренадерского моторизованного полка
- Рудольф де Бур, 02.10.1943 – унтер-офицер, командир отделения 5-й роты 76-го гренадерского моторизованного полка
- Хинрих Штратеманн, 02.10.1943 – капитан резерва, командир 8-й роты 76-го гренадерского моторизованного полка
- Адольф Хойер, 08.10.1943 – обер-лейтенант резерва, командир 4-й роты 120-го танкового разведывательного батальона
- Эрвин Коопманн, 28.11.1943 – майор, командир 76-го гренадерского моторизованного полка
- Мартин Фельдкамп, 28.11.1943 – унтер-офицер, командир отделения 6-й роты 76-го гренадерского моторизованного полка
- Рихард Хильсхаймер, 28.11.1943 – майор резерва, командир 1-го дивизиона 20-го артиллерийского моторизованного полка
- Курт Рольфс, 01.01.1944 – капитан резерва, командир 20-го саперного моторизованного батальона
- Курт Крюгер, 07.02.1944 – лейтенант резерва, командир взвода 8-го танкового батальона
- Вильгельм Лоос, 21.04.1944 – обер-лейтенант, командир 10-й роты 76-го гренадерского моторизованного полка
- Георг Яуэр, 04.05.1944 – генерал-лейтенант, командир 20-й панцергренадерской дивизии
- Фридрих Меммерт, 09.06.1944 – унтер-офицер, командир взвода 2-й роты 20-го саперного моторизованного батальона
- Вальтер Прюсс, 10.09.1944 – лейтенант, командир 6-й роты 76-го гренадерского моторизованного полка
- Эрих Айхлер, 21.09.1944 – капитан, заместитель командира 2-го дивизиона 20-го артиллерийского моторизованного полка
- Генрих Мальштедт, 30.09.1944 – обер-фельдфебель, командир взвода 3-й роты 8-го танкового батальона
- Генрих Кеезе, 20.10.1944 – обер-лейтенант резерва, командир 2-й роты 20-го саперного моторизованного батальона
- Курт Ниббе, 17.03.1945 – обер-фенрих, командир взвода 1-й роты 20-го саперного моторизованного батальона
- Герман Эккардт, 28.03.1945 – фельдфебель, командир взвода 1-й роты 8-го танкового батальона
- Хельмут Вандмакер, 05.04.1945 – майор резерва, командир 2-го батальона 76-го панцергренадерского полка
- Эдмунд Кеммерер, 05.04.1945 – обер-фельдфебель, командир отделения управления 6-й роты 76-го панцергренадерского полка
- Герман Лауэ, 05.04.1945 – обер-ефрейтор, командир отделения 9-й роты 76-го панцергренадерского полка
- Райнхольд Штаммерйоханн, 14.04.1945 – полковник, командир 76-го панцергренадерского полка
- Рихард Вайсс, 30.04.1945 – майор резерва, командир 8-го танкового батальона
Рыцарский Крест Железного креста с Дубовыми листьями (5)
- Эрнст-Август Фрике (№ 341), 30.11.1943 – майор, командир 2-го батальона 76-го гренадерского моторизованного полка
- Герман Вульф (№ 520), 03.07.1944 – майор, командир 3-го батальона 76-го гренадерского моторизованного полка
- Георг Яуэр (№ 733), 10.02.1945 – генерал-лейтенант, командир 20-й панцергренадерской дивизии
- Вальтер Прюсс (№ 796), 23.03.1945 – обер-лейтенант, командир 8-й роты 76-го панцергренадерского полка
- Генрих Кеезе (№ 805), 28.03.1945 – майор резерва, командир 20-го саперного моторизованного батальона
Напишите отзыв о статье "20-я пехотная дивизия (Третий рейх)"
Отрывок, характеризующий 20-я пехотная дивизия (Третий рейх)
– Нет, постой, Пьер. Княгиня так добра, что не захочет лишить меня удовольствия провести с тобою вечер.– Нет, он только о себе думает, – проговорила княгиня, не удерживая сердитых слез.
– Lise, – сказал сухо князь Андрей, поднимая тон на ту степень, которая показывает, что терпение истощено.
Вдруг сердитое беличье выражение красивого личика княгини заменилось привлекательным и возбуждающим сострадание выражением страха; она исподлобья взглянула своими прекрасными глазками на мужа, и на лице ее показалось то робкое и признающееся выражение, какое бывает у собаки, быстро, но слабо помахивающей опущенным хвостом.
– Mon Dieu, mon Dieu! [Боже мой, Боже мой!] – проговорила княгиня и, подобрав одною рукой складку платья, подошла к мужу и поцеловала его в лоб.
– Bonsoir, Lise, [Доброй ночи, Лиза,] – сказал князь Андрей, вставая и учтиво, как у посторонней, целуя руку.
Друзья молчали. Ни тот, ни другой не начинал говорить. Пьер поглядывал на князя Андрея, князь Андрей потирал себе лоб своею маленькою рукой.
– Пойдем ужинать, – сказал он со вздохом, вставая и направляясь к двери.
Они вошли в изящно, заново, богато отделанную столовую. Всё, от салфеток до серебра, фаянса и хрусталя, носило на себе тот особенный отпечаток новизны, который бывает в хозяйстве молодых супругов. В середине ужина князь Андрей облокотился и, как человек, давно имеющий что нибудь на сердце и вдруг решающийся высказаться, с выражением нервного раздражения, в каком Пьер никогда еще не видал своего приятеля, начал говорить:
– Никогда, никогда не женись, мой друг; вот тебе мой совет: не женись до тех пор, пока ты не скажешь себе, что ты сделал всё, что мог, и до тех пор, пока ты не перестанешь любить ту женщину, какую ты выбрал, пока ты не увидишь ее ясно; а то ты ошибешься жестоко и непоправимо. Женись стариком, никуда негодным… А то пропадет всё, что в тебе есть хорошего и высокого. Всё истратится по мелочам. Да, да, да! Не смотри на меня с таким удивлением. Ежели ты ждешь от себя чего нибудь впереди, то на каждом шагу ты будешь чувствовать, что для тебя всё кончено, всё закрыто, кроме гостиной, где ты будешь стоять на одной доске с придворным лакеем и идиотом… Да что!…
Он энергически махнул рукой.
Пьер снял очки, отчего лицо его изменилось, еще более выказывая доброту, и удивленно глядел на друга.
– Моя жена, – продолжал князь Андрей, – прекрасная женщина. Это одна из тех редких женщин, с которою можно быть покойным за свою честь; но, Боже мой, чего бы я не дал теперь, чтобы не быть женатым! Это я тебе одному и первому говорю, потому что я люблю тебя.
Князь Андрей, говоря это, был еще менее похож, чем прежде, на того Болконского, который развалившись сидел в креслах Анны Павловны и сквозь зубы, щурясь, говорил французские фразы. Его сухое лицо всё дрожало нервическим оживлением каждого мускула; глаза, в которых прежде казался потушенным огонь жизни, теперь блестели лучистым, ярким блеском. Видно было, что чем безжизненнее казался он в обыкновенное время, тем энергичнее был он в эти минуты почти болезненного раздражения.
– Ты не понимаешь, отчего я это говорю, – продолжал он. – Ведь это целая история жизни. Ты говоришь, Бонапарте и его карьера, – сказал он, хотя Пьер и не говорил про Бонапарте. – Ты говоришь Бонапарте; но Бонапарте, когда он работал, шаг за шагом шел к цели, он был свободен, у него ничего не было, кроме его цели, – и он достиг ее. Но свяжи себя с женщиной – и как скованный колодник, теряешь всякую свободу. И всё, что есть в тебе надежд и сил, всё только тяготит и раскаянием мучает тебя. Гостиные, сплетни, балы, тщеславие, ничтожество – вот заколдованный круг, из которого я не могу выйти. Я теперь отправляюсь на войну, на величайшую войну, какая только бывала, а я ничего не знаю и никуда не гожусь. Je suis tres aimable et tres caustique, [Я очень мил и очень едок,] – продолжал князь Андрей, – и у Анны Павловны меня слушают. И это глупое общество, без которого не может жить моя жена, и эти женщины… Ежели бы ты только мог знать, что это такое toutes les femmes distinguees [все эти женщины хорошего общества] и вообще женщины! Отец мой прав. Эгоизм, тщеславие, тупоумие, ничтожество во всем – вот женщины, когда показываются все так, как они есть. Посмотришь на них в свете, кажется, что что то есть, а ничего, ничего, ничего! Да, не женись, душа моя, не женись, – кончил князь Андрей.
– Мне смешно, – сказал Пьер, – что вы себя, вы себя считаете неспособным, свою жизнь – испорченною жизнью. У вас всё, всё впереди. И вы…
Он не сказал, что вы , но уже тон его показывал, как высоко ценит он друга и как много ждет от него в будущем.
«Как он может это говорить!» думал Пьер. Пьер считал князя Андрея образцом всех совершенств именно оттого, что князь Андрей в высшей степени соединял все те качества, которых не было у Пьера и которые ближе всего можно выразить понятием – силы воли. Пьер всегда удивлялся способности князя Андрея спокойного обращения со всякого рода людьми, его необыкновенной памяти, начитанности (он всё читал, всё знал, обо всем имел понятие) и больше всего его способности работать и учиться. Ежели часто Пьера поражало в Андрее отсутствие способности мечтательного философствования (к чему особенно был склонен Пьер), то и в этом он видел не недостаток, а силу.
В самых лучших, дружеских и простых отношениях лесть или похвала необходимы, как подмазка необходима для колес, чтоб они ехали.
– Je suis un homme fini, [Я человек конченный,] – сказал князь Андрей. – Что обо мне говорить? Давай говорить о тебе, – сказал он, помолчав и улыбнувшись своим утешительным мыслям.
Улыбка эта в то же мгновение отразилась на лице Пьера.
– А обо мне что говорить? – сказал Пьер, распуская свой рот в беззаботную, веселую улыбку. – Что я такое? Je suis un batard [Я незаконный сын!] – И он вдруг багрово покраснел. Видно было, что он сделал большое усилие, чтобы сказать это. – Sans nom, sans fortune… [Без имени, без состояния…] И что ж, право… – Но он не сказал, что право . – Я cвободен пока, и мне хорошо. Я только никак не знаю, что мне начать. Я хотел серьезно посоветоваться с вами.
Князь Андрей добрыми глазами смотрел на него. Но во взгляде его, дружеском, ласковом, всё таки выражалось сознание своего превосходства.
– Ты мне дорог, особенно потому, что ты один живой человек среди всего нашего света. Тебе хорошо. Выбери, что хочешь; это всё равно. Ты везде будешь хорош, но одно: перестань ты ездить к этим Курагиным, вести эту жизнь. Так это не идет тебе: все эти кутежи, и гусарство, и всё…
– Que voulez vous, mon cher, – сказал Пьер, пожимая плечами, – les femmes, mon cher, les femmes! [Что вы хотите, дорогой мой, женщины, дорогой мой, женщины!]
– Не понимаю, – отвечал Андрей. – Les femmes comme il faut, [Порядочные женщины,] это другое дело; но les femmes Курагина, les femmes et le vin, [женщины Курагина, женщины и вино,] не понимаю!
Пьер жил y князя Василия Курагина и участвовал в разгульной жизни его сына Анатоля, того самого, которого для исправления собирались женить на сестре князя Андрея.
– Знаете что, – сказал Пьер, как будто ему пришла неожиданно счастливая мысль, – серьезно, я давно это думал. С этою жизнью я ничего не могу ни решить, ни обдумать. Голова болит, денег нет. Нынче он меня звал, я не поеду.
– Дай мне честное слово, что ты не будешь ездить?
– Честное слово!
Уже был второй час ночи, когда Пьер вышел oт своего друга. Ночь была июньская, петербургская, бессумрачная ночь. Пьер сел в извозчичью коляску с намерением ехать домой. Но чем ближе он подъезжал, тем более он чувствовал невозможность заснуть в эту ночь, походившую более на вечер или на утро. Далеко было видно по пустым улицам. Дорогой Пьер вспомнил, что у Анатоля Курагина нынче вечером должно было собраться обычное игорное общество, после которого обыкновенно шла попойка, кончавшаяся одним из любимых увеселений Пьера.
«Хорошо бы было поехать к Курагину», подумал он.
Но тотчас же он вспомнил данное князю Андрею честное слово не бывать у Курагина. Но тотчас же, как это бывает с людьми, называемыми бесхарактерными, ему так страстно захотелось еще раз испытать эту столь знакомую ему беспутную жизнь, что он решился ехать. И тотчас же ему пришла в голову мысль, что данное слово ничего не значит, потому что еще прежде, чем князю Андрею, он дал также князю Анатолю слово быть у него; наконец, он подумал, что все эти честные слова – такие условные вещи, не имеющие никакого определенного смысла, особенно ежели сообразить, что, может быть, завтра же или он умрет или случится с ним что нибудь такое необыкновенное, что не будет уже ни честного, ни бесчестного. Такого рода рассуждения, уничтожая все его решения и предположения, часто приходили к Пьеру. Он поехал к Курагину.
