20-я стрелковая дивизия
Поделись знанием:
В другом месте он нарисовал гробницу и написал:
«La mort est secourable et la mort est tranquille
«Ah! contre les douleurs il n'y a pas d'autre asile».
[Смерть спасительна и смерть спокойна;
О! против страданий нет другого убежища.]
Жюли сказала, что это прелестно.
– II y a quelque chose de si ravissant dans le sourire de la melancolie, [Есть что то бесконечно обворожительное в улыбке меланхолии,] – сказала она Борису слово в слово выписанное это место из книги.
– C'est un rayon de lumiere dans l'ombre, une nuance entre la douleur et le desespoir, qui montre la consolation possible. [Это луч света в тени, оттенок между печалью и отчаянием, который указывает на возможность утешения.] – На это Борис написал ей стихи:
«Aliment de poison d'une ame trop sensible,
«Toi, sans qui le bonheur me serait impossible,
«Tendre melancolie, ah, viens me consoler,
«Viens calmer les tourments de ma sombre retraite
«Et mele une douceur secrete
«A ces pleurs, que je sens couler».
[Ядовитая пища слишком чувствительной души,
Ты, без которой счастье было бы для меня невозможно,
Нежная меланхолия, о, приди, меня утешить,
Приди, утиши муки моего мрачного уединения
И присоедини тайную сладость
К этим слезам, которых я чувствую течение.]
Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.
– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.
– Mon cher, – сказала Анна Михайловна сыну, – je sais de bonne source que le Prince Basile envoie son fils a Moscou pour lui faire epouser Julieie. [Мой милый, я знаю из верных источников, что князь Василий присылает своего сына в Москву, для того чтобы женить его на Жюли.] Я так люблю Жюли, что мне жалко бы было ее. Как ты думаешь, мой друг? – сказала Анна Михайловна.
Мысль остаться в дураках и даром потерять весь этот месяц тяжелой меланхолической службы при Жюли и видеть все расписанные уже и употребленные как следует в его воображении доходы с пензенских имений в руках другого – в особенности в руках глупого Анатоля, оскорбляла Бориса. Он поехал к Карагиным с твердым намерением сделать предложение. Жюли встретила его с веселым и беззаботным видом, небрежно рассказывала о том, как ей весело было на вчерашнем бале, и спрашивала, когда он едет. Несмотря на то, что Борис приехал с намерением говорить о своей любви и потому намеревался быть нежным, он раздражительно начал говорить о женском непостоянстве: о том, как женщины легко могут переходить от грусти к радости и что у них расположение духа зависит только от того, кто за ними ухаживает. Жюли оскорбилась и сказала, что это правда, что для женщины нужно разнообразие, что всё одно и то же надоест каждому.
– Для этого я бы советовал вам… – начал было Борис, желая сказать ей колкость; но в ту же минуту ему пришла оскорбительная мысль, что он может уехать из Москвы, не достигнув своей цели и даром потеряв свои труды (чего с ним никогда ни в чем не бывало). Он остановился в середине речи, опустил глаза, чтоб не видать ее неприятно раздраженного и нерешительного лица и сказал: – Я совсем не с тем, чтобы ссориться с вами приехал сюда. Напротив… – Он взглянул на нее, чтобы увериться, можно ли продолжать. Всё раздражение ее вдруг исчезло, и беспокойные, просящие глаза были с жадным ожиданием устремлены на него. «Я всегда могу устроиться так, чтобы редко видеть ее», подумал Борис. «А дело начато и должно быть сделано!» Он вспыхнул румянцем, поднял на нее глаза и сказал ей: – «Вы знаете мои чувства к вам!» Говорить больше не нужно было: лицо Жюли сияло торжеством и самодовольством; но она заставила Бориса сказать ей всё, что говорится в таких случаях, сказать, что он любит ее, и никогда ни одну женщину не любил более ее. Она знала, что за пензенские имения и нижегородские леса она могла требовать этого и она получила то, что требовала.
Жених с невестой, не поминая более о деревьях, обсыпающих их мраком и меланхолией, делали планы о будущем устройстве блестящего дома в Петербурге, делали визиты и приготавливали всё для блестящей свадьбы.
Граф Илья Андреич в конце января с Наташей и Соней приехал в Москву. Графиня всё была нездорова, и не могла ехать, – а нельзя было ждать ее выздоровления: князя Андрея ждали в Москву каждый день; кроме того нужно было закупать приданое, нужно было продавать подмосковную и нужно было воспользоваться присутствием старого князя в Москве, чтобы представить ему его будущую невестку. Дом Ростовых в Москве был не топлен; кроме того они приехали на короткое время, графини не было с ними, а потому Илья Андреич решился остановиться в Москве у Марьи Дмитриевны Ахросимовой, давно предлагавшей графу свое гостеприимство.
20-я стрелковая дивизия (20-я сд) | |
Годы существования |
1944 - 1946 |
---|---|
Страна |
СССР СССР |
Подчинение | |
Тип | |
Знаки отличия |
20-я стрелковая Барановичская дважды Краснознамённая ордена Суворова дивизия — воинское соединение СССР в Великой Отечественной войне.
Сформирована 21 апреля 1944 года путём преобразования 20-й горнострелковой дивизии.
Участвовала в Люблинско-Брестской операции, Инстербургско-Кёнигсбергской наступательной операции, Берлинской наступательной операции, Пражской наступательной операции.
Содержание
История
- 26 июня 1944 года — форсирование реки Орса и овладение городом Любань.
- 3 июля 1944 года — бои на реке Морочь, овладение п. Семежево.
- 4-5 июля 1944 года — форсирование с боем реки Болвань. Взятие Пузово, форсирование реки Цепра. Взятие п. Цепра. Форсирование реки Лань и взятие города
- 6 июля 1944 года — форсирование реки Щары в районе Козликов брод, Холькуно. Разгром 1-й кавдивизии венгров в районе Нивище, Миниче, Дубице.
- 7 июля 1944 года — форсирование реки Машанка. Разгром частей 4-й танковой дивизии венгров. Освобождение населённых пунктов Троцке, Ганцевичи, Щербинов, Городище, Буски.
- 8 июля 1944 года — в результате обхода с юго-запада частями 20-й стрелковой дивизии и фронтального удара частей 65-й армии был освобождён город Барановичи.
БАРАНОВИЧИ. Оккупирован 27 июня 1941 г. Освобождён 8 июля 1944 г. войсками 1 БФ в ходе наступления на Барановичско-Слонимском направлении:
- Приказом ВГК присвоено наименование Барановичских: 20 сд (полковник Петунин Николай Иванович), …
- Войскам, участвовавшим в освобождении Барановичей, приказом ВГК от 8 июля 1944 г. объявлена благодарность и в Москве дан салют 20 артиллерийскими залпами из 224 орудий.
— [www.soldat.ru/spravka/freedom/1-ssr-1.html]
- 9 июля 1944 года — к утру дивизия вышла на рубеж п. Смольня — совхоз «Будники» и весь день вела бои за переправу на реке Шара.
- 10 июля 1944 года — прорыв обороны противника на реке Шара. Взят Гейно. Этим дивизия способствовала овладению города Слоним.
- 11 июля 1944 года — овладение городом Ивацевичи.
- 14 июля 1944 года форсирование реки Ясельды. Тяжёлый бой за п. Шилин.
- 15 июля 1944 года — форсирование реки Ясельды и взятие посёлка Шилин.
- 16 июля 1944 года — разгром фашистов у посёлка Буды.
- 18 июля 1944 года — разгром противника у п. Демидовщина.
- 22-23 июля 1944 года — бои на внешнем обводе укреплений Брестской крепости. 26 июля 1944 года — форсирование реки Муховец, взятие города Жабинка.
- 28 июля 1944 года — обход дивизией Брестской крепости с севера и взятие населённых пунктов Сачики и Сычи.
Выход на государственную границу по реке Западный Буг. Форсирование реки Западный Буг, взятие крепости и города Брест.
- 29 июля 1944 года — ожесточенные бои.
- Сентябрь 1944 года — переформирование дивизии в районе Жабинка Брестской обл.
3-й Белорусский фронт Восточная Пруссия
- 21-27 октября 1944 года — бой у города Гумбиннен.
- 16 января 1945 года — бой за господское имение Зодинелен.
- 19-20 января 1945 года — бой за Гумбиннен (Гусев), взятие Гумбиннена.
- 27-31 января 1945 года — бой за юрод Фридланд (Правдинск), взятие Фридланда.
- 9-10 февраля 1945 года — бой за город Прейсиш-Эйлау (Багратио́новск).
- 13-27 марта 1945 года — бои у залива Фриш-Гаф (Вислинский залив).
- 24-25 апреля 1945 года — бой в Берлине, район Штеглиц. Форсирование канала Тельтов.
- 26 апреля 1945 года — бой в Берлине в районе Груневальд и Шарлоттенбург.
- 27-28 апреля 1945 года — бой в Берлине в районе Шарлоттенбург.
- 30 апреля −2 мая 1945 года — жестокие бои у ст. Совиньи и Прейсен-Парке.
- 3 мая 1945 года — жестокие бои, короткое переформирование и стремительный марш на помощь восставшим против немцев в столице Чехословакии городе Прага.
- 7-8 мая 1945 года — жестокие бои в районе городов Гераиц и Цитау.
- 9-10 мая 1945 года жестокие бои и освобождение города Прага.
Подчинение
- 1-й Белорусский фронт, 28-я армия, 20-й стрелковый корпус — на 01.07.1944 года
- Резерв Ставки ВГК, 28-я армия, 20-й стрелковый корпус — на 01.10.1944 года
- 3-й Белорусский фронт, 28-я армия, 20-й стрелковый корпус — на 01.01.1945 года
- Резерв Ставки ВГК, 26-я армия, 20-й стрелковый корпус — на 01.04.1945 года
Состав
- 67-й стрелковый Кёнигсбергский полк
- 174-й стрелковый полк
- 265-й стрелковый полк
- 61-й артиллерийский полк
- 281-й отдельный истребительно-противотанковый дивизион
- 31-я разведрота
- 161-й сапёрный батальон
- 174-й отдельный батальон связи (1382-я отдельная рота связи)
- 121-й медико-санитарный батальон
- 554-я отдельная рота химический защиты
- 409-й автотранспортная рота
- 724-я (79-я) полевая хлебопекарня
- 129-я дивизионная авторемонтная мастерская
- 208-й дивизионный ветеринарный лазарет
- 291-я полевая почтовая станция
- 221-я полевая касса Госбанка
Командование
- полковник, с 03.06.1944 генерал-майор Иоскевич, Иван Фёдорович (21.04.1944 — 03.07.1944),
- полковник Петунин, Николай Иванович (04.07.1944 — 08.07.1944)
- полковник Нестеренко, Игнатий Гаврилович (09.07.1944 — 29.01.1945)
- генерал-майор Мышкин, Андрей Александрович (30.01.1945 — 11.05.1945)
Награды и наименования
- 27.07.1944 — присвоено почётное наименование «Барановичская»
- ??.??.?? — награждена Орденом Красного Знамени
- 1945 награждена Орденом Суворова II степени
Отличившиеся воины
Кавалеры ордена Славы трёх степеней.[1]
- Марков, Феоктист Георгиевич, ефрейтор, разведчик-наблюдатель взвода управления 281-го отдельного истребительно-противотанкового дивизиона.
- Остапенко, Пётр Фёдорович, старший сержант, командир орудийного расчёта 281-го отдельного истребительно-противотанкового дивизиона.
- Тусколобов, Стефан Сергеевич, старший сержант, командир орудийного расчёта 76-мм орудия 174-го стрелкового полка.
- Унгаров, Алкар Джангелович, старшина, помощник командира взвода 67-го стрелкового полка.
См. также
Напишите отзыв о статье "20-я стрелковая дивизия"
Литература
- Бормотов, Иван. Крах операции «Эдельвейс». — Майкоп: ООО «Качество», 2010. — С. 158-188. — 384 с. — ISBN 978-5-9703-0231-6.
Примечания
- ↑ Кавалеры ордена Славы трех степеней. Краткий биографический словарь — М.: Военное издательство,2000.
Ссылки
- [www.rkka.ru/handbook/reg/20sd.htm Справочник]
- [www.soldat.ru/spravka/freedom/1-ssr-1.html Освобождение городов]
Отрывок, характеризующий 20-я стрелковая дивизия
Жюли была особенно ласкова к Борису: жалела о его раннем разочаровании в жизни, предлагала ему те утешения дружбы, которые она могла предложить, сама так много пострадав в жизни, и открыла ему свой альбом. Борис нарисовал ей в альбом два дерева и написал: Arbres rustiques, vos sombres rameaux secouent sur moi les tenebres et la melancolie. [Сельские деревья, ваши темные сучья стряхивают на меня мрак и меланхолию.]В другом месте он нарисовал гробницу и написал:
«La mort est secourable et la mort est tranquille
«Ah! contre les douleurs il n'y a pas d'autre asile».
[Смерть спасительна и смерть спокойна;
О! против страданий нет другого убежища.]
Жюли сказала, что это прелестно.
– II y a quelque chose de si ravissant dans le sourire de la melancolie, [Есть что то бесконечно обворожительное в улыбке меланхолии,] – сказала она Борису слово в слово выписанное это место из книги.
– C'est un rayon de lumiere dans l'ombre, une nuance entre la douleur et le desespoir, qui montre la consolation possible. [Это луч света в тени, оттенок между печалью и отчаянием, который указывает на возможность утешения.] – На это Борис написал ей стихи:
«Aliment de poison d'une ame trop sensible,
«Toi, sans qui le bonheur me serait impossible,
«Tendre melancolie, ah, viens me consoler,
«Viens calmer les tourments de ma sombre retraite
«Et mele une douceur secrete
«A ces pleurs, que je sens couler».
[Ядовитая пища слишком чувствительной души,
Ты, без которой счастье было бы для меня невозможно,
Нежная меланхолия, о, приди, меня утешить,
Приди, утиши муки моего мрачного уединения
И присоедини тайную сладость
К этим слезам, которых я чувствую течение.]
Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.
– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.
– Mon cher, – сказала Анна Михайловна сыну, – je sais de bonne source que le Prince Basile envoie son fils a Moscou pour lui faire epouser Julieie. [Мой милый, я знаю из верных источников, что князь Василий присылает своего сына в Москву, для того чтобы женить его на Жюли.] Я так люблю Жюли, что мне жалко бы было ее. Как ты думаешь, мой друг? – сказала Анна Михайловна.
Мысль остаться в дураках и даром потерять весь этот месяц тяжелой меланхолической службы при Жюли и видеть все расписанные уже и употребленные как следует в его воображении доходы с пензенских имений в руках другого – в особенности в руках глупого Анатоля, оскорбляла Бориса. Он поехал к Карагиным с твердым намерением сделать предложение. Жюли встретила его с веселым и беззаботным видом, небрежно рассказывала о том, как ей весело было на вчерашнем бале, и спрашивала, когда он едет. Несмотря на то, что Борис приехал с намерением говорить о своей любви и потому намеревался быть нежным, он раздражительно начал говорить о женском непостоянстве: о том, как женщины легко могут переходить от грусти к радости и что у них расположение духа зависит только от того, кто за ними ухаживает. Жюли оскорбилась и сказала, что это правда, что для женщины нужно разнообразие, что всё одно и то же надоест каждому.
– Для этого я бы советовал вам… – начал было Борис, желая сказать ей колкость; но в ту же минуту ему пришла оскорбительная мысль, что он может уехать из Москвы, не достигнув своей цели и даром потеряв свои труды (чего с ним никогда ни в чем не бывало). Он остановился в середине речи, опустил глаза, чтоб не видать ее неприятно раздраженного и нерешительного лица и сказал: – Я совсем не с тем, чтобы ссориться с вами приехал сюда. Напротив… – Он взглянул на нее, чтобы увериться, можно ли продолжать. Всё раздражение ее вдруг исчезло, и беспокойные, просящие глаза были с жадным ожиданием устремлены на него. «Я всегда могу устроиться так, чтобы редко видеть ее», подумал Борис. «А дело начато и должно быть сделано!» Он вспыхнул румянцем, поднял на нее глаза и сказал ей: – «Вы знаете мои чувства к вам!» Говорить больше не нужно было: лицо Жюли сияло торжеством и самодовольством; но она заставила Бориса сказать ей всё, что говорится в таких случаях, сказать, что он любит ее, и никогда ни одну женщину не любил более ее. Она знала, что за пензенские имения и нижегородские леса она могла требовать этого и она получила то, что требовала.
Жених с невестой, не поминая более о деревьях, обсыпающих их мраком и меланхолией, делали планы о будущем устройстве блестящего дома в Петербурге, делали визиты и приготавливали всё для блестящей свадьбы.
Граф Илья Андреич в конце января с Наташей и Соней приехал в Москву. Графиня всё была нездорова, и не могла ехать, – а нельзя было ждать ее выздоровления: князя Андрея ждали в Москву каждый день; кроме того нужно было закупать приданое, нужно было продавать подмосковную и нужно было воспользоваться присутствием старого князя в Москве, чтобы представить ему его будущую невестку. Дом Ростовых в Москве был не топлен; кроме того они приехали на короткое время, графини не было с ними, а потому Илья Андреич решился остановиться в Москве у Марьи Дмитриевны Ахросимовой, давно предлагавшей графу свое гостеприимство.