20-я тяжёлая танковая бригада

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
<tr><td style="font-size: 120%; text-align: center; background-color: #BDB76B" colspan="2"> Боевой путь </td></tr>
<tr><td style="font-size: 120%; text-align: center; background-color: #BDB76B" colspan="2"> 20-я Краснознамённая тяжёлая танковая бригада имени С. М. Кирова
20 ттбр
</td></tr>
Награды:
Почётные наименования: именная — имени С. М. Кирова
Войска: сухопутные
Род войск: автобронетанковые войска
Формирование: 1939
Расформирование (преобразование): 1941
Предшественник: 6-я тяжёлая танковая бригада имени С. М. Кирова
Преемник: 1-я танковая дивизия
Советско-финская война (1939—1940)

20-я тяжёлая танковая бригада (20 ттбр) — формирование (соединение, тяжёлая танковая бригада) РККА в Советско-финской войне.

Полное наименование20-я тяжёлая танковая Краснознамённая бригада имени Сергея Мироновича Кирова.

Бригада сформирована в 1939 году на базе 6-й тяжёлой танковой бригады имени С. М. Кирова.

В соединении был именной танкАндрей Жданов.





Боевой путь

Внешние изображения
[mk-armour.narod.ru/2001/01/Photo_20.jpg Колонна танков Т-28 из состава 20-й ттбр движется к Карельскому перешейку. Декабрь 1939 года.]
[mk-armour.narod.ru/2001/01/Photo_21.jpg Т-28 на огневом рубеже. Карелия, январь 1940 года.]
[mk-armour.narod.ru/2001/01/Photo_22.jpg Т-28, уничтоженный во время боёв за высоту 65,5 в районе Выборга. Январь 1940 года.]

В 1939 году отдельные тяжёлые танковые бригады РГК были переведены на новую организационно-штатную структуру, и им присвоили новые войсковые номера так 6-я отдельная тяжёлая танковая бригада имени С. М. Кирова стала — 20-й.

20-я тяжёлая танковая бригада имени С. М. Кирова, вооружённая танками Т-28, участвовала в боевых действиях на Карельском перешейке во время Советско-Финской войны 1939—1940 годов.

К 9 октября 1939 года 20 оттбр совершив марш железнодорожным транспортом (воинские поезда) из города Слуцк на Карельский перешеек и была сосредоточена в районе Черной Речки, для доукомплектования, по штатам военного времени (зачислили до 50 % личного состава), и слаживания формирований соединения.

В ходе подготовки по предназначению, в течение 1,5 месяцев, отрабатывались действия подразделений и частей:

В результате к началу военных действий (ВД) формирования бригады были укомплектованы до 100 %. В составе бригады насчитывалось 105 танков Т-28, а также лёгкие танки БТ-5 (8 штук), БТ-7 (21 штука), огнемётные танки БХМ-3 (11 штук), 20 бронеавтомобилей, многочисленные грузовые машины и 2 926 человек личного состава. Техническое состояние боевых машин было хорошим, однако имелся большой некомплект ремонтных танковых мастерских и практически полностью отсутствовал эвакуационный транспорт (было всего 4 трактора «Коминтерн» на оттбр). Такое положение, с средствами ремонта и эвакуации, сохранилось до конца ВД.

Роль 20 тб в прорыве «Линии Маннергейма» трудно переоценить.[1] Благодаря умелому и энергичному руководству, бригада сражалась гораздо эффективнее других соединений и частей. При этом удалось организовать хорошую координацию действий танковой бригады с другими родами войск. Правда, в её техническом осуществлении были проблемы, что порой служило причиной высоких потерь. Всего за период с 30 ноября 1939 года по 13 марта 1940 года 20 тб потеряла 482 танка, из них 155 были подбиты артогнём, 77 подорвалось на минах, 30 сгорело, 21 утонул в болотах или озёрах, 2 захватили финны и 197 танков вышли из строя по техническим причинам.[1]

Внешние изображения
[otvaga2004.ru/tanki/v-stroyu/tank-t-28-2/attachment/otvaga2004_t28_40/ Танк Т-28 91-го танкового батальона 20-й танковой бригады], подбитый в декабрьских боях 1939 г. Район высоты 65.5, февраль 1940 г.

К. Дудукин. Танки Т-28 в «Зимней войне»[2][неавторитетный источник?]:

17 декабря 1939 года бригаде была поставлена задача: поддержать наступление частей 50-го ск (123 и 138 сд) при атаке укрепленных узлов Хотинен и высоты 65,5. Начальник штаба 138-й сд доложил в штаб корпуса, что «впереди никакого укрепрайона нет, противник бежит». Не проверив этих сведений, командование отменило ранее назначенную пятичасовую артиллерийскую подготовку и двинуло в атаку пехоту 123-ей сд при поддержке 91-го тб. Однако при наступлении наши войска уперлись в мощную укрепленную полосу обороны противника и были встречены сильным артиллерийско-пулеметно-минометным огнём. Пехота 138-й сд, не имевшая опыта взаимодействия с танками, была от них отсечена, понесла большие потери и в конце концов частично залегла, а частично отступила на исходные позиции.

91-й тб прорвался вглубь обороны противника за первую и вторую линию надолбов на 450—500 м, попал под сильный арт-огонь и не поддержанный пехотой отошёл на исходный рубеж, понеся большие потери. Вечером того же дня командир бригады докладывал в штаб 50-го стрелкового корпуса: «После боя 17 декабря 91-й танковый батальон небоеспособен. Убито 7 человек, ранено 22, в том числе и командир батальона майор Дроздов, пропало без вести 16, в том числе и комиссар батальона Дубовский. Из 21 танка Т-28, высланного в атаку, прибыло на сборный пункт 5 машин, 2 сданы на СПАМ. Остальная матчасть требует ремонта, что и производится. 4 машины сгорели на поле боя, 1 перевернулась вверх гусеницами в противотанковом рве, 1 — неизвестно где. При атаке уничтожено ПТО до 5 шт., ДОТ до 3 шт. Ввиду того, что пехота не пошла и осталась за надолбами, которые севернее высоты 65,5 в 500 м, этот район нашими войсками не занят».

Однако, из 482 потерянных Т-28 в ходе боёв было восстановлено и вернулось в строй 386 танков, то есть свыше 80 %. Такой высокий процент восстановленных машин объясняется хорошей работой ремонтно-эвакуационной службы бригады, хорошим снабжением запчастями и близостью Кировского завода — производителя Т-28. При этом, всего в боях в Карелии участвовали 172 танка Т-28 — 105 в составе 20 тб на начало войны и ещё 67 новых танков было получено бригадой в процессе боевых действий. То есть, в среднем, каждый участвовавший в войне Т-28 выходил из строя, восстанавливался и возвращался в строй минимум по два раза (отдельные танки — до пяти раз). Безвозвратные (не подлежащие восстановлению) потери танков Т-28 по итогам войны составили 32 машины (30 сгоревших и 2 захваченных).[1]

Состав

В 1939—1940 годах[3]:

  • 90-й отдельный танковый батальон
  • 91-й отдельный танковый батальон
  • 93-й отдельный учебный танковый батальон
  • 95-й отдельный танковый батальон
  • 301-й отдельный автотранспортный батальон
  • 256-й отдельный ремонтно-восстановительный батальон
  • 302-я химическая рота
  • 215-я отдельная разведывательная рота
  • 57-я отдельная рота связи
  • 45-я отдельная зенитно-пулемёнтная рота
  • 65-я отдельная рота танкового резерва
  • 38-я отдельная сапёрная рота

Основное ВВТ

Знаки отличия

  • Именная — имени Сергея Мироновича Кирова
  • Орден Красного Знамени (апрель 1940 год, Указ Президиума Верховного Совета СССР)

Командный (начальствующий) состав

Командир бригады

Военком бригады

Отличившиеся воины бригады

За годы Финской войны 613 человека 20 оттбр за мужество и героизм получили ордена и медали, из них:

Герои Советского Союза

Напишите отзыв о статье "20-я тяжёлая танковая бригада"

Примечания

  1. 1 2 3 М. Коломиец. Многобашенные танки РККА. Указ. соч. — С. 53.
  2. Дудукин, Константин [easyget.narod.ru/text/t_22.html Танки Т-28 в «Зимней войне»]. Энциклопедия военной техники easyget.narod.ru (04.03.2004). Проверено 29 ноября 2009. [www.webcitation.org/66qsrVTNU Архивировано из первоисточника 11 апреля 2012].
  3. [www.webcitation.org/66khgIjbN 20-я тяжёлая танковая бригада]. Механизированные корпуса РККА. Проверено 2009-11-29. Последнее изменение - 29.10.06. [www.webcitation.org/66khgIjbN Архивировано из первоисточника 7 апреля 2012].

Литература

  • М. Коломиец. Многобашенные танки РККА, часть 1. — М.: Стратегия КМ, 2000. — 80 с. — (Фронтовая иллюстрация № 4 / 2000). — 1500 экз. — ISBN 5-901266-01-3.

Ссылки

  • [www.webcitation.org/66khgIjbN 20-я тяжёлая танковая бригада] на сайте «Механизированные корпуса РККА».
  • [ahiin.livejournal.com/10345.html 20-я Краснознамённая тяжёлая танковая бригада им. С. М. Кирова], краткая история с иллюстрациями.

Отрывок, характеризующий 20-я тяжёлая танковая бригада

– Что же вам бог знает где находиться во время сражения, в безызвестности, – сказал он, переглянувшись с своим молодым товарищем, – а светлейший все таки знает вас и примет милостиво. Так, батюшка, и сделайте, – сказал доктор.
Доктор казался усталым и спешащим.
– Так вы думаете… А я еще хотел спросить вас, где же самая позиция? – сказал Пьер.
– Позиция? – сказал доктор. – Уж это не по моей части. Проедете Татаринову, там что то много копают. Там на курган войдете: оттуда видно, – сказал доктор.
– И видно оттуда?.. Ежели бы вы…
Но доктор перебил его и подвинулся к бричке.
– Я бы вас проводил, да, ей богу, – вот (доктор показал на горло) скачу к корпусному командиру. Ведь у нас как?.. Вы знаете, граф, завтра сражение: на сто тысяч войска малым числом двадцать тысяч раненых считать надо; а у нас ни носилок, ни коек, ни фельдшеров, ни лекарей на шесть тысяч нет. Десять тысяч телег есть, да ведь нужно и другое; как хочешь, так и делай.
Та странная мысль, что из числа тех тысяч людей живых, здоровых, молодых и старых, которые с веселым удивлением смотрели на его шляпу, было, наверное, двадцать тысяч обреченных на раны и смерть (может быть, те самые, которых он видел), – поразила Пьера.
Они, может быть, умрут завтра, зачем они думают о чем нибудь другом, кроме смерти? И ему вдруг по какой то тайной связи мыслей живо представился спуск с Можайской горы, телеги с ранеными, трезвон, косые лучи солнца и песня кавалеристов.
«Кавалеристы идут на сраженье, и встречают раненых, и ни на минуту не задумываются над тем, что их ждет, а идут мимо и подмигивают раненым. А из этих всех двадцать тысяч обречены на смерть, а они удивляются на мою шляпу! Странно!» – думал Пьер, направляясь дальше к Татариновой.
У помещичьего дома, на левой стороне дороги, стояли экипажи, фургоны, толпы денщиков и часовые. Тут стоял светлейший. Но в то время, как приехал Пьер, его не было, и почти никого не было из штабных. Все были на молебствии. Пьер поехал вперед к Горкам.
Въехав на гору и выехав в небольшую улицу деревни, Пьер увидал в первый раз мужиков ополченцев с крестами на шапках и в белых рубашках, которые с громким говором и хохотом, оживленные и потные, что то работали направо от дороги, на огромном кургане, обросшем травою.
Одни из них копали лопатами гору, другие возили по доскам землю в тачках, третьи стояли, ничего не делая.
Два офицера стояли на кургане, распоряжаясь ими. Увидав этих мужиков, очевидно, забавляющихся еще своим новым, военным положением, Пьер опять вспомнил раненых солдат в Можайске, и ему понятно стало то, что хотел выразить солдат, говоривший о том, что всем народом навалиться хотят. Вид этих работающих на поле сражения бородатых мужиков с их странными неуклюжими сапогами, с их потными шеями и кое у кого расстегнутыми косыми воротами рубах, из под которых виднелись загорелые кости ключиц, подействовал на Пьера сильнее всего того, что он видел и слышал до сих пор о торжественности и значительности настоящей минуты.


Пьер вышел из экипажа и мимо работающих ополченцев взошел на тот курган, с которого, как сказал ему доктор, было видно поле сражения.
Было часов одиннадцать утра. Солнце стояло несколько влево и сзади Пьера и ярко освещало сквозь чистый, редкий воздух огромную, амфитеатром по поднимающейся местности открывшуюся перед ним панораму.
Вверх и влево по этому амфитеатру, разрезывая его, вилась большая Смоленская дорога, шедшая через село с белой церковью, лежавшее в пятистах шагах впереди кургана и ниже его (это было Бородино). Дорога переходила под деревней через мост и через спуски и подъемы вилась все выше и выше к видневшемуся верст за шесть селению Валуеву (в нем стоял теперь Наполеон). За Валуевым дорога скрывалась в желтевшем лесу на горизонте. В лесу этом, березовом и еловом, вправо от направления дороги, блестел на солнце дальний крест и колокольня Колоцкого монастыря. По всей этой синей дали, вправо и влево от леса и дороги, в разных местах виднелись дымящиеся костры и неопределенные массы войск наших и неприятельских. Направо, по течению рек Колочи и Москвы, местность была ущелиста и гориста. Между ущельями их вдали виднелись деревни Беззубово, Захарьино. Налево местность была ровнее, были поля с хлебом, и виднелась одна дымящаяся, сожженная деревня – Семеновская.
Все, что видел Пьер направо и налево, было так неопределенно, что ни левая, ни правая сторона поля не удовлетворяла вполне его представлению. Везде было не доле сражения, которое он ожидал видеть, а поля, поляны, войска, леса, дымы костров, деревни, курганы, ручьи; и сколько ни разбирал Пьер, он в этой живой местности не мог найти позиции и не мог даже отличить ваших войск от неприятельских.
«Надо спросить у знающего», – подумал он и обратился к офицеру, с любопытством смотревшему на его невоенную огромную фигуру.
– Позвольте спросить, – обратился Пьер к офицеру, – это какая деревня впереди?
– Бурдино или как? – сказал офицер, с вопросом обращаясь к своему товарищу.
– Бородино, – поправляя, отвечал другой.
Офицер, видимо, довольный случаем поговорить, подвинулся к Пьеру.
– Там наши? – спросил Пьер.
– Да, а вон подальше и французы, – сказал офицер. – Вон они, вон видны.
– Где? где? – спросил Пьер.
– Простым глазом видно. Да вот, вот! – Офицер показал рукой на дымы, видневшиеся влево за рекой, и на лице его показалось то строгое и серьезное выражение, которое Пьер видел на многих лицах, встречавшихся ему.
– Ах, это французы! А там?.. – Пьер показал влево на курган, около которого виднелись войска.
– Это наши.
– Ах, наши! А там?.. – Пьер показал на другой далекий курган с большим деревом, подле деревни, видневшейся в ущелье, у которой тоже дымились костры и чернелось что то.
– Это опять он, – сказал офицер. (Это был Шевардинский редут.) – Вчера было наше, а теперь его.
– Так как же наша позиция?
– Позиция? – сказал офицер с улыбкой удовольствия. – Я это могу рассказать вам ясно, потому что я почти все укрепления наши строил. Вот, видите ли, центр наш в Бородине, вот тут. – Он указал на деревню с белой церковью, бывшей впереди. – Тут переправа через Колочу. Вот тут, видите, где еще в низочке ряды скошенного сена лежат, вот тут и мост. Это наш центр. Правый фланг наш вот где (он указал круто направо, далеко в ущелье), там Москва река, и там мы три редута построили очень сильные. Левый фланг… – и тут офицер остановился. – Видите ли, это трудно вам объяснить… Вчера левый фланг наш был вот там, в Шевардине, вон, видите, где дуб; а теперь мы отнесли назад левое крыло, теперь вон, вон – видите деревню и дым? – это Семеновское, да вот здесь, – он указал на курган Раевского. – Только вряд ли будет тут сраженье. Что он перевел сюда войска, это обман; он, верно, обойдет справа от Москвы. Ну, да где бы ни было, многих завтра не досчитаемся! – сказал офицер.
Старый унтер офицер, подошедший к офицеру во время его рассказа, молча ожидал конца речи своего начальника; но в этом месте он, очевидно, недовольный словами офицера, перебил его.
– За турами ехать надо, – сказал он строго.
Офицер как будто смутился, как будто он понял, что можно думать о том, сколь многих не досчитаются завтра, но не следует говорить об этом.
– Ну да, посылай третью роту опять, – поспешно сказал офицер.
– А вы кто же, не из докторов?
– Нет, я так, – отвечал Пьер. И Пьер пошел под гору опять мимо ополченцев.
– Ах, проклятые! – проговорил следовавший за ним офицер, зажимая нос и пробегая мимо работающих.
– Вон они!.. Несут, идут… Вон они… сейчас войдут… – послышались вдруг голоса, и офицеры, солдаты и ополченцы побежали вперед по дороге.
Из под горы от Бородина поднималось церковное шествие. Впереди всех по пыльной дороге стройно шла пехота с снятыми киверами и ружьями, опущенными книзу. Позади пехоты слышалось церковное пение.
Обгоняя Пьера, без шапок бежали навстречу идущим солдаты и ополченцы.
– Матушку несут! Заступницу!.. Иверскую!..
– Смоленскую матушку, – поправил другой.
Ополченцы – и те, которые были в деревне, и те, которые работали на батарее, – побросав лопаты, побежали навстречу церковному шествию. За батальоном, шедшим по пыльной дороге, шли в ризах священники, один старичок в клобуке с причтом и певчпми. За ними солдаты и офицеры несли большую, с черным ликом в окладе, икону. Это была икона, вывезенная из Смоленска и с того времени возимая за армией. За иконой, кругом ее, впереди ее, со всех сторон шли, бежали и кланялись в землю с обнаженными головами толпы военных.
Взойдя на гору, икона остановилась; державшие на полотенцах икону люди переменились, дьячки зажгли вновь кадила, и начался молебен. Жаркие лучи солнца били отвесно сверху; слабый, свежий ветерок играл волосами открытых голов и лентами, которыми была убрана икона; пение негромко раздавалось под открытым небом. Огромная толпа с открытыми головами офицеров, солдат, ополченцев окружала икону. Позади священника и дьячка, на очищенном месте, стояли чиновные люди. Один плешивый генерал с Георгием на шее стоял прямо за спиной священника и, не крестясь (очевидно, пемец), терпеливо дожидался конца молебна, который он считал нужным выслушать, вероятно, для возбуждения патриотизма русского народа. Другой генерал стоял в воинственной позе и потряхивал рукой перед грудью, оглядываясь вокруг себя. Между этим чиновным кружком Пьер, стоявший в толпе мужиков, узнал некоторых знакомых; но он не смотрел на них: все внимание его было поглощено серьезным выражением лиц в этой толпе солдат и оиолченцев, однообразно жадно смотревших на икону. Как только уставшие дьячки (певшие двадцатый молебен) начинали лениво и привычно петь: «Спаси от бед рабы твоя, богородице», и священник и дьякон подхватывали: «Яко вси по бозе к тебе прибегаем, яко нерушимой стене и предстательству», – на всех лицах вспыхивало опять то же выражение сознания торжественности наступающей минуты, которое он видел под горой в Можайске и урывками на многих и многих лицах, встреченных им в это утро; и чаще опускались головы, встряхивались волоса и слышались вздохи и удары крестов по грудям.
Толпа, окружавшая икону, вдруг раскрылась и надавила Пьера. Кто то, вероятно, очень важное лицо, судя по поспешности, с которой перед ним сторонились, подходил к иконе.
Это был Кутузов, объезжавший позицию. Он, возвращаясь к Татариновой, подошел к молебну. Пьер тотчас же узнал Кутузова по его особенной, отличавшейся от всех фигуре.
В длинном сюртуке на огромном толщиной теле, с сутуловатой спиной, с открытой белой головой и с вытекшим, белым глазом на оплывшем лице, Кутузов вошел своей ныряющей, раскачивающейся походкой в круг и остановился позади священника. Он перекрестился привычным жестом, достал рукой до земли и, тяжело вздохнув, опустил свою седую голову. За Кутузовым был Бенигсен и свита. Несмотря на присутствие главнокомандующего, обратившего на себя внимание всех высших чинов, ополченцы и солдаты, не глядя на него, продолжали молиться.
Когда кончился молебен, Кутузов подошел к иконе, тяжело опустился на колена, кланяясь в землю, и долго пытался и не мог встать от тяжести и слабости. Седая голова его подергивалась от усилий. Наконец он встал и с детски наивным вытягиванием губ приложился к иконе и опять поклонился, дотронувшись рукой до земли. Генералитет последовал его примеру; потом офицеры, и за ними, давя друг друга, топчась, пыхтя и толкаясь, с взволнованными лицами, полезли солдаты и ополченцы.


Покачиваясь от давки, охватившей его, Пьер оглядывался вокруг себя.
– Граф, Петр Кирилыч! Вы как здесь? – сказал чей то голос. Пьер оглянулся.
Борис Друбецкой, обчищая рукой коленки, которые он запачкал (вероятно, тоже прикладываясь к иконе), улыбаясь подходил к Пьеру. Борис был одет элегантно, с оттенком походной воинственности. На нем был длинный сюртук и плеть через плечо, так же, как у Кутузова.