2011 год в литературе
Поделись знанием:
– Мама! мне так не хочется, – сказала Наташа, но вместе с тем встала.
Всем им, даже и немолодому Диммлеру, не хотелось прерывать разговор и уходить из уголка диванного, но Наташа встала, и Николай сел за клавикорды. Как всегда, став на средину залы и выбрав выгоднейшее место для резонанса, Наташа начала петь любимую пьесу своей матери.
Она сказала, что ей не хотелось петь, но она давно прежде, и долго после не пела так, как она пела в этот вечер. Граф Илья Андреич из кабинета, где он беседовал с Митинькой, слышал ее пенье, и как ученик, торопящийся итти играть, доканчивая урок, путался в словах, отдавая приказания управляющему и наконец замолчал, и Митинька, тоже слушая, молча с улыбкой, стоял перед графом. Николай не спускал глаз с сестры, и вместе с нею переводил дыхание. Соня, слушая, думала о том, какая громадная разница была между ей и ее другом и как невозможно было ей хоть на сколько нибудь быть столь обворожительной, как ее кузина. Старая графиня сидела с счастливо грустной улыбкой и слезами на глазах, изредка покачивая головой. Она думала и о Наташе, и о своей молодости, и о том, как что то неестественное и страшное есть в этом предстоящем браке Наташи с князем Андреем.
Диммлер, подсев к графине и закрыв глаза, слушал.
– Нет, графиня, – сказал он наконец, – это талант европейский, ей учиться нечего, этой мягкости, нежности, силы…
– Ах! как я боюсь за нее, как я боюсь, – сказала графиня, не помня, с кем она говорит. Ее материнское чутье говорило ей, что чего то слишком много в Наташе, и что от этого она не будет счастлива. Наташа не кончила еще петь, как в комнату вбежал восторженный четырнадцатилетний Петя с известием, что пришли ряженые.
Наташа вдруг остановилась.
– Дурак! – закричала она на брата, подбежала к стулу, упала на него и зарыдала так, что долго потом не могла остановиться.
– Ничего, маменька, право ничего, так: Петя испугал меня, – говорила она, стараясь улыбаться, но слезы всё текли и всхлипывания сдавливали горло.
Наряженные дворовые, медведи, турки, трактирщики, барыни, страшные и смешные, принеся с собою холод и веселье, сначала робко жались в передней; потом, прячась один за другого, вытеснялись в залу; и сначала застенчиво, а потом всё веселее и дружнее начались песни, пляски, хоровые и святочные игры. Графиня, узнав лица и посмеявшись на наряженных, ушла в гостиную. Граф Илья Андреич с сияющей улыбкой сидел в зале, одобряя играющих. Молодежь исчезла куда то.
Через полчаса в зале между другими ряжеными появилась еще старая барыня в фижмах – это был Николай. Турчанка был Петя. Паяс – это был Диммлер, гусар – Наташа и черкес – Соня, с нарисованными пробочными усами и бровями.
После снисходительного удивления, неузнавания и похвал со стороны не наряженных, молодые люди нашли, что костюмы так хороши, что надо было их показать еще кому нибудь.
Николай, которому хотелось по отличной дороге прокатить всех на своей тройке, предложил, взяв с собой из дворовых человек десять наряженных, ехать к дядюшке.
– Нет, ну что вы его, старика, расстроите! – сказала графиня, – да и негде повернуться у него. Уж ехать, так к Мелюковым.
Мелюкова была вдова с детьми разнообразного возраста, также с гувернантками и гувернерами, жившая в четырех верстах от Ростовых.
– Вот, ma chere, умно, – подхватил расшевелившийся старый граф. – Давай сейчас наряжусь и поеду с вами. Уж я Пашету расшевелю.
Но графиня не согласилась отпустить графа: у него все эти дни болела нога. Решили, что Илье Андреевичу ехать нельзя, а что ежели Луиза Ивановна (m me Schoss) поедет, то барышням можно ехать к Мелюковой. Соня, всегда робкая и застенчивая, настоятельнее всех стала упрашивать Луизу Ивановну не отказать им.
Наряд Сони был лучше всех. Ее усы и брови необыкновенно шли к ней. Все говорили ей, что она очень хороша, и она находилась в несвойственном ей оживленно энергическом настроении. Какой то внутренний голос говорил ей, что нынче или никогда решится ее судьба, и она в своем мужском платье казалась совсем другим человеком. Луиза Ивановна согласилась, и через полчаса четыре тройки с колокольчиками и бубенчиками, визжа и свистя подрезами по морозному снегу, подъехали к крыльцу.
Наташа первая дала тон святочного веселья, и это веселье, отражаясь от одного к другому, всё более и более усиливалось и дошло до высшей степени в то время, когда все вышли на мороз, и переговариваясь, перекликаясь, смеясь и крича, расселись в сани.
Две тройки были разгонные, третья тройка старого графа с орловским рысаком в корню; четвертая собственная Николая с его низеньким, вороным, косматым коренником. Николай в своем старушечьем наряде, на который он надел гусарский, подпоясанный плащ, стоял в середине своих саней, подобрав вожжи.
Было так светло, что он видел отблескивающие на месячном свете бляхи и глаза лошадей, испуганно оглядывавшихся на седоков, шумевших под темным навесом подъезда.
В сани Николая сели Наташа, Соня, m me Schoss и две девушки. В сани старого графа сели Диммлер с женой и Петя; в остальные расселись наряженные дворовые.
– Пошел вперед, Захар! – крикнул Николай кучеру отца, чтобы иметь случай перегнать его на дороге.
Тройка старого графа, в которую сел Диммлер и другие ряженые, визжа полозьями, как будто примерзая к снегу, и побрякивая густым колокольцом, тронулась вперед. Пристяжные жались на оглобли и увязали, выворачивая как сахар крепкий и блестящий снег.
Николай тронулся за первой тройкой; сзади зашумели и завизжали остальные. Сначала ехали маленькой рысью по узкой дороге. Пока ехали мимо сада, тени от оголенных деревьев ложились часто поперек дороги и скрывали яркий свет луны, но как только выехали за ограду, алмазно блестящая, с сизым отблеском, снежная равнина, вся облитая месячным сиянием и неподвижная, открылась со всех сторон. Раз, раз, толконул ухаб в передних санях; точно так же толконуло следующие сани и следующие и, дерзко нарушая закованную тишину, одни за другими стали растягиваться сани.
– След заячий, много следов! – прозвучал в морозном скованном воздухе голос Наташи.
– Как видно, Nicolas! – сказал голос Сони. – Николай оглянулся на Соню и пригнулся, чтоб ближе рассмотреть ее лицо. Какое то совсем новое, милое, лицо, с черными бровями и усами, в лунном свете, близко и далеко, выглядывало из соболей.
«Это прежде была Соня», подумал Николай. Он ближе вгляделся в нее и улыбнулся.
– Вы что, Nicolas?
– Ничего, – сказал он и повернулся опять к лошадям.
Выехав на торную, большую дорогу, примасленную полозьями и всю иссеченную следами шипов, видными в свете месяца, лошади сами собой стали натягивать вожжи и прибавлять ходу. Левая пристяжная, загнув голову, прыжками подергивала свои постромки. Коренной раскачивался, поводя ушами, как будто спрашивая: «начинать или рано еще?» – Впереди, уже далеко отделившись и звеня удаляющимся густым колокольцом, ясно виднелась на белом снегу черная тройка Захара. Слышны были из его саней покрикиванье и хохот и голоса наряженных.
– Ну ли вы, разлюбезные, – крикнул Николай, с одной стороны подергивая вожжу и отводя с кнутом pуку. И только по усилившемуся как будто на встречу ветру, и по подергиванью натягивающих и всё прибавляющих скоку пристяжных, заметно было, как шибко полетела тройка. Николай оглянулся назад. С криком и визгом, махая кнутами и заставляя скакать коренных, поспевали другие тройки. Коренной стойко поколыхивался под дугой, не думая сбивать и обещая еще и еще наддать, когда понадобится.
Николай догнал первую тройку. Они съехали с какой то горы, выехали на широко разъезженную дорогу по лугу около реки.
«Где это мы едем?» подумал Николай. – «По косому лугу должно быть. Но нет, это что то новое, чего я никогда не видал. Это не косой луг и не Дёмкина гора, а это Бог знает что такое! Это что то новое и волшебное. Ну, что бы там ни было!» И он, крикнув на лошадей, стал объезжать первую тройку.
Захар сдержал лошадей и обернул свое уже объиндевевшее до бровей лицо.
Николай пустил своих лошадей; Захар, вытянув вперед руки, чмокнул и пустил своих.
– Ну держись, барин, – проговорил он. – Еще быстрее рядом полетели тройки, и быстро переменялись ноги скачущих лошадей. Николай стал забирать вперед. Захар, не переменяя положения вытянутых рук, приподнял одну руку с вожжами.
– Врешь, барин, – прокричал он Николаю. Николай в скок пустил всех лошадей и перегнал Захара. Лошади засыпали мелким, сухим снегом лица седоков, рядом с ними звучали частые переборы и путались быстро движущиеся ноги, и тени перегоняемой тройки. Свист полозьев по снегу и женские взвизги слышались с разных сторон.
Опять остановив лошадей, Николай оглянулся кругом себя. Кругом была всё та же пропитанная насквозь лунным светом волшебная равнина с рассыпанными по ней звездами.
«Захар кричит, чтобы я взял налево; а зачем налево? думал Николай. Разве мы к Мелюковым едем, разве это Мелюковка? Мы Бог знает где едем, и Бог знает, что с нами делается – и очень странно и хорошо то, что с нами делается». Он оглянулся в сани.
– Посмотри, у него и усы и ресницы, всё белое, – сказал один из сидевших странных, хорошеньких и чужих людей с тонкими усами и бровями.
«Этот, кажется, была Наташа, подумал Николай, а эта m me Schoss; а может быть и нет, а это черкес с усами не знаю кто, но я люблю ее».
– Не холодно ли вам? – спросил он. Они не отвечали и засмеялись. Диммлер из задних саней что то кричал, вероятно смешное, но нельзя было расслышать, что он кричал.
– Да, да, – смеясь отвечали голоса.
– Однако вот какой то волшебный лес с переливающимися черными тенями и блестками алмазов и с какой то анфиладой мраморных ступеней, и какие то серебряные крыши волшебных зданий, и пронзительный визг каких то зверей. «А ежели и в самом деле это Мелюковка, то еще страннее то, что мы ехали Бог знает где, и приехали в Мелюковку», думал Николай.
Действительно это была Мелюковка, и на подъезд выбежали девки и лакеи со свечами и радостными лицами.
– Кто такой? – спрашивали с подъезда.
– Графские наряженные, по лошадям вижу, – отвечали голоса.
Пелагея Даниловна Мелюкова, широкая, энергическая женщина, в очках и распашном капоте, сидела в гостиной, окруженная дочерьми, которым она старалась не дать скучать. Они тихо лили воск и смотрели на тени выходивших фигур, когда зашумели в передней шаги и голоса приезжих.
Гусары, барыни, ведьмы, паясы, медведи, прокашливаясь и обтирая заиндевевшие от мороза лица в передней, вошли в залу, где поспешно зажигали свечи. Паяц – Диммлер с барыней – Николаем открыли пляску. Окруженные кричавшими детьми, ряженые, закрывая лица и меняя голоса, раскланивались перед хозяйкой и расстанавливались по комнате.
– Ах, узнать нельзя! А Наташа то! Посмотрите, на кого она похожа! Право, напоминает кого то. Эдуард то Карлыч как хорош! Я не узнала. Да как танцует! Ах, батюшки, и черкес какой то; право, как идет Сонюшке. Это еще кто? Ну, утешили! Столы то примите, Никита, Ваня. А мы так тихо сидели!
– Ха ха ха!… Гусар то, гусар то! Точно мальчик, и ноги!… Я видеть не могу… – слышались голоса.
Наташа, любимица молодых Мелюковых, с ними вместе исчезла в задние комнаты, куда была потребована пробка и разные халаты и мужские платья, которые в растворенную дверь принимали от лакея оголенные девичьи руки. Через десять минут вся молодежь семейства Мелюковых присоединилась к ряженым.
Пелагея Даниловна, распорядившись очисткой места для гостей и угощениями для господ и дворовых, не снимая очков, с сдерживаемой улыбкой, ходила между ряжеными, близко глядя им в лица и никого не узнавая. Она не узнавала не только Ростовых и Диммлера, но и никак не могла узнать ни своих дочерей, ни тех мужниных халатов и мундиров, которые были на них.
– А это чья такая? – говорила она, обращаясь к своей гувернантке и глядя в лицо своей дочери, представлявшей казанского татарина. – Кажется, из Ростовых кто то. Ну и вы, господин гусар, в каком полку служите? – спрашивала она Наташу. – Турке то, турке пастилы подай, – говорила она обносившему буфетчику: – это их законом не запрещено.
Иногда, глядя на странные, но смешные па, которые выделывали танцующие, решившие раз навсегда, что они наряженные, что никто их не узнает и потому не конфузившиеся, – Пелагея Даниловна закрывалась платком, и всё тучное тело ее тряслось от неудержимого доброго, старушечьего смеха. – Сашинет то моя, Сашинет то! – говорила она.
После русских плясок и хороводов Пелагея Даниловна соединила всех дворовых и господ вместе, в один большой круг; принесли кольцо, веревочку и рублик, и устроились общие игры.
Через час все костюмы измялись и расстроились. Пробочные усы и брови размазались по вспотевшим, разгоревшимся и веселым лицам. Пелагея Даниловна стала узнавать ряженых, восхищалась тем, как хорошо были сделаны костюмы, как шли они особенно к барышням, и благодарила всех за то, что так повеселили ее. Гостей позвали ужинать в гостиную, а в зале распорядились угощением дворовых.
– Нет, в бане гадать, вот это страшно! – говорила за ужином старая девушка, жившая у Мелюковых.
– Отчего же? – спросила старшая дочь Мелюковых.
– Да не пойдете, тут надо храбрость…
– Я пойду, – сказала Соня.
– Расскажите, как это было с барышней? – сказала вторая Мелюкова.
– Да вот так то, пошла одна барышня, – сказала старая девушка, – взяла петуха, два прибора – как следует, села. Посидела, только слышит, вдруг едет… с колокольцами, с бубенцами подъехали сани; слышит, идет. Входит совсем в образе человеческом, как есть офицер, пришел и сел с ней за прибор.
– А! А!… – закричала Наташа, с ужасом выкатывая глаза.
– Да как же, он так и говорит?
– Да, как человек, всё как должно быть, и стал, и стал уговаривать, а ей бы надо занять его разговором до петухов; а она заробела; – только заробела и закрылась руками. Он ее и подхватил. Хорошо, что тут девушки прибежали…
– Ну, что пугать их! – сказала Пелагея Даниловна.
– Мамаша, ведь вы сами гадали… – сказала дочь.
– А как это в амбаре гадают? – спросила Соня.
– Да вот хоть бы теперь, пойдут к амбару, да и слушают. Что услышите: заколачивает, стучит – дурно, а пересыпает хлеб – это к добру; а то бывает…
– Мама расскажите, что с вами было в амбаре?
Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.
«Дурак я, дурак! Чего ждал до сих пор?» подумал Николай и, сбежав на крыльцо, он обошел угол дома по той тропинке, которая вела к заднему крыльцу. Он знал, что здесь пойдет Соня. На половине дороги стояли сложенные сажени дров, на них был снег, от них падала тень; через них и с боку их, переплетаясь, падали тени старых голых лип на снег и дорожку. Дорожка вела к амбару. Рубленная стена амбара и крыша, покрытая снегом, как высеченная из какого то драгоценного камня, блестели в месячном свете. В саду треснуло дерево, и опять всё совершенно затихло. Грудь, казалось, дышала не воздухом, а какой то вечно молодой силой и радостью.
С девичьего крыльца застучали ноги по ступенькам, скрыпнуло звонко на последней, на которую был нанесен снег, и голос старой девушки сказал:
– Прямо, прямо, вот по дорожке, барышня. Только не оглядываться.
– Я не боюсь, – отвечал голос Сони, и по дорожке, по направлению к Николаю, завизжали, засвистели в тоненьких башмачках ножки Сони.
Соня шла закутавшись в шубку. Она была уже в двух шагах, когда увидала его; она увидала его тоже не таким, каким она знала и какого всегда немножко боялась. Он был в женском платье со спутанными волосами и с счастливой и новой для Сони улыбкой. Соня быстро подбежала к нему.
«Совсем другая, и всё та же», думал Николай, глядя на ее лицо, всё освещенное лунным светом. Он продел руки под шубку, прикрывавшую ее голову, обнял, прижал к себе и поцеловал в губы, над которыми были усы и от которых пахло жженой пробкой. Соня в самую середину губ поцеловала его и, выпростав маленькие руки, с обеих сторон взяла его за щеки.
– Соня!… Nicolas!… – только сказали они. Они подбежали к амбару и вернулись назад каждый с своего крыльца.
Когда все поехали назад от Пелагеи Даниловны, Наташа, всегда всё видевшая и замечавшая, устроила так размещение, что Луиза Ивановна и она сели в сани с Диммлером, а Соня села с Николаем и девушками.
Николай, уже не перегоняясь, ровно ехал в обратный путь, и всё вглядываясь в этом странном, лунном свете в Соню, отыскивал при этом всё переменяющем свете, из под бровей и усов свою ту прежнюю и теперешнюю Соню, с которой он решил уже никогда не разлучаться. Он вглядывался, и когда узнавал всё ту же и другую и вспоминал, слышав этот запах пробки, смешанный с чувством поцелуя, он полной грудью вдыхал в себя морозный воздух и, глядя на уходящую землю и блестящее небо, он чувствовал себя опять в волшебном царстве.
– Соня, тебе хорошо? – изредка спрашивал он.
– Да, – отвечала Соня. – А тебе ?
На середине дороги Николай дал подержать лошадей кучеру, на минутку подбежал к саням Наташи и стал на отвод.
– Наташа, – сказал он ей шопотом по французски, – знаешь, я решился насчет Сони.
| Годы в литературе XXI века. 2011 год в литературе. |
|---|
|
1996 •
1997 •
1998 •
1999 •
2000 ← XX век |
|
См. также категорию в Викитеке. |
Содержание
События
- 22 января [www.youtube.com/watch?v=ln-zyoCn2qU&feature=player_embedded чтением рассказов победителей в Бруклинской публичной библиотеке] завершился сезон 2010 года премии им. О. Генри «Дары волхвов».[1]
- 26 января — 6 февраля — 43-я Каирская международная книжная ярмарка.
- 28 января — финальные дебаты и объявление победителя Литературной премии «НОС» (Москва, Лекторий Политехнического музея).
- Февраль — публикация «длинного списка» претендентов на «Русскую премию» (за 2010 год).
- 20−25 февраля — XXV Международная книжная выставка-ярмарка в Иерусалиме (The Jerusalem International Book Fair), в рамках которой Иэну Макьюэну была вручена «Иерусалимская премия»[2].
- Март — объявление «короткого списка» претендентов на «Русскую премию»−2010.
- 1 марта — объявлен длинный список номинантов на премию «Национальный бестселлер» 2011 года.
- 16−21 марта — 14-я национальная выставка-ярмарка «Книги России» (Москва, ВВЦ).
- 17−20 марта — Лейпцигская книжная выставка («Leipziger Buchmesse»).
- Апрель — VI Церемония награждения лауреатов конкурса «Русская премия»−2010.
- 11−13 апреля — Лондонская книжная ярмарка («The London Book Fair 2011»; Кенсингтон, Earls Court Exhibition Centre).
- 20 апреля объявлен «Длинный список» шестого сезона премии «Большая книга»[3].
- 26 апреля — объявлен короткий список номинантов на премию «Национальный бестселлер» 2011 года.
- 10−15 мая — XII Конгресс МАПРЯЛ «Русский язык и литература во времени и пространстве» (Шанхай, КНР)[4]
- 23−26 мая — Американская книжная ярмарка «The BookExpo America 2011» (Нью-Йорк, Центр Джейкоба К. Джейвица)
- 25 мая объявлен «Список финалистов» шестого сезона премии «Большая книга».
- 29 мая — победителем юбилейной премии «Супер−Нацбест» стал Захар Прилепин за сборник рассказов «Грех».
- 5 июня — победителем премии «Национальный бестселлер» 2011 года стал Дмитрий Быков за роман «Остромов, или Ученик чародея».
- 10−13 июня — 6 Московский международный открытый книжный фестиваль (Москва, ЦДХ). Тема 2011: «Траектории»[5].
- 23 июня — окончилась кампания Маленького большого чтения в Болгарии. Самая любимая болгарским читателям детская книга объявлена «Пеппи Длинныйчулок» Астрид Линдгрен.
- 23−24 июня — I Пермская книжная ярмарка в рамках фестиваля «Белые ночи в Перми».
- Август — 22-е Международное книжное биеннале в Сан-Паулу («22nd Bienal Internacional do Livro de São Paulo», Anhembi Exhibition Pavilion).
- 1−3 сентября — «Вторые довлатовские чтения» (Санкт-Петербург)[6], завершившиеся вручением 3 сентября Премии имени Сергея Довлатова[7].
- 7−12 сентября — XXIV Московская международная книжная выставка-ярмарка (ВВЦ).
- 12−16 октября — Франкфуртская книжная ярмарка «Frankfurter Buchmesse» (специальный гость — Исландия, девиз — «Sagenhaftes Island»[8]).
- 2−6 ноября — V Красноярская ярмарка книжной культуры (КрЯКК)[9].
- 2 ноября — объявлен лауреат Гонкуровской премии.
- 29 ноября были объявлены лауреаты премии «Большая книга»[10].
- 30 ноября − 4 декабря — Международная ярмарка интеллектуальной литературы «non/fictio№ 13».
Премии
Международные
- Премия имени О. Генри «Дары волхвов». Первую премию получил Александр Хургин за [www.darohenry.com/2012/04/10/%D0%B0%D0%BB%D0%B5%D0%BA%D1%81%D0%B0%D0%BD%D0%B4%D1%80-%D1%85%D1%83%D1%80%D0%B3%D0%B8%D0%BD-%D0%BA%D1%80%D1%8B%D1%88%D0%B0/#more-40 рассказ «Крыша» («Частный корреспондент, 3 апреля 2010 г.»)], вторую премию — Александр Карасёв за [www.proza.ru/2011/11/20/510 рассказ «Серёжки» («Нева», №1, 2010г.)], третью премию поделили Екатериной Донец ([www.darohenry.com/2010/07/16/%D0%B5%D0%BA%D0%B0%D1%82%D0%B5%D1%80%D0%B8%D0%BD%D0%B0-%D0%B4%D0%BE%D0%BD%D0%B5%D1%86-%D1%81%D1%82%D1%80%D0%B5%D0%BB%D0%BE%D1%87%D0%BD%D0%B8%D0%BA/#more-128 «Стрелочник»]) и Лидия Юсупова («Счастье»).[1]
Российские
- Юбилейная премия «Супер−Нацбест» — Захар Прилепин за сборник рассказов «Грех».
- «Национальный бестселлер» — Дмитрий Быков за роман «Остромов, или Ученик чародея».
- Премия имени Сергея Довлатова «За достижения в современной отечественной прозе» вручена Эдуарду Кочергину за книги «Ангелова кукла» и «Крещённые крестами»[7].
- Премия Александра Солженицына — Елена Чуковская, литературовед, «за подвижнический труд по сохранению и изданию богатейшего наследия семьи Чуковских; за отважную помощь отечественной литературе в тяжёлые и опасные моменты её истории»[11]
Французские
- Гонкуровская премия — Алексис Женни (Alexis Jenni), «Французское искусство войны» (фр. L'Art français de la guerre).
Книги
Объявленный выход книг
- 15 апреля будет опубликована последняя (неоконченная) работа Дэвида Фостера Уоллеса (David Foster Wallace) «Бледный король» (англ. «The Pale King»)[12]
- Апрель — вышла в свет переизданная книга Ефима Грекулова «Нравы русского духовенства».[13]
- 6 сентября запланирован выход нового романа Чака Паланика «Проклятая» (англ. «Damned»).
Опубликованные повести и романы
- Алексей Андреев. Экстремистки. Повесть // Октябрь. № 7.
- Юрий Арабов. Орлеан. Роман // Октябрь. № 1−2.
- Сухбат Афлатуни. Жало. Повесть // Новый мир. № 1.
- Гульнара Ахметзянова. Моя защита. Роман-пьеса // Новый мир. № 11.
- Татьяна Барботина. Пешков. Повесть // Волга. № 9-10.
- Юрий Буйда. Синяя кровь. Роман // Знамя. № 3.
- Андрей Васильев. Стрелок. Роман // Урал. № 4.
- Екатерина Васильева. Камертоны Греля. Роман // Нева. № 10.
- Юлия Вертела. Чёрный шар. Роман // Урал. № 5.
- Тамара Ветрова. Гроб для Даниила Хармса. Повесть // Урал. № 3;
- Тамара Ветрова. Три Е. Повесть // Урал. № 11.
- Юлия Винер. На воздушном шаре — туда и обратно. Повесть // Новый мир. № 5.
- Марина Вишневецкая. Пусть будут все. Повесть // Знамя. № 11.
- Ирина Вишневская. Безродный. Повесть // Нева. № 7.
- Анатолий Гаврилов. Вопль впередсмотрящего. Повесть // Новый мир. № 9.
- Мария Галина. Медведки. Роман // Новый мир. № 5−6.
- Ульяна Гамаюн. ∞. Повесть // Знамя. № 1.
- Александр Григоренко. Мэбэт. Роман // Новый мир. № 8.
- Георгий Давыдов. Алхимик. Повесть // Знамя. № 1.
- Сергей Данилов. Митино детство. Повесть // Урал. № 2.
- Андрей Еграшов. Птицы неперелётные. Повесть // Нева. № 4.
- Галина Зайнуллина. Жива в эпоху перемен. Повесть // Октябрь. № 7.
- Леонид Зорин. Муравейник. Повесть // Знамя. № 1;
- Леонид Зорин. Троянский конь. Повесть // Знамя. № 10.
- Андрей Иванов. Кризис. Повесть // Звезда. № 5.
- Станислав Иванов. Лучшие люди геофака // Октябрь. № 12.
- Александр Иличевский. Математик. Роман // Знамя. № 4−5.
- Андрей Ильенков. Повесть, которая сама себя описывает // // Урал. № 11−12.
- Юлия Кисина. Весна на Луне. Роман // Звезда. № 4.
- Антон Клюшев. Гитлер капут. Повесть // Урал. № 7.
- Анна Когинова. Дом с окнами на Финский залив. Повесть // Звезда. № 7.
- Алексей Козлачков. Запах искусственной свежести. Повесть // Знамя. № 9.
- Юлия Кокошко. Крикун кондуктор, не тише разносчик и гриф… Повесть // Урал. № 7.
- Александр Колесник. На воле. Повесть // Урал. № 8.
- Елена Комарова. Уроки игры на баяне. Повесть // Знамя. № 4.
- Элеонора Корнилова. Выигрыш. Повесть // Урал. № 5.
- Павел Крусанов. Ворон белый. История живых существ // Октябрь. № 10−11.
- Игорь Куберский. Египет — 69. Роман // Звезда. № 1−2.
- Андрей Кузечкин. Не стану взрослой. Роман // Урал. № 1−2.
- Игорь Кузнецов. Летучий голландец. Повесть // Урал. № 8.
- Виктор Лавров. Бабушка. Повесть // Нева. № 12.
- Наталья Лазарева. Нелегалка. Повесть // Звезда. № 9.
- Александр Ласкин. В следующем году, в Париже. Повесть // Нева. № 6.
- Олег Лукошин. Коммунизм. Роман // Урал. № 9−10.
- Владимир Маканин. Две сестры и Кандинский. Роман // Новый мир. № 4.
- Давид Маркиш. Тубплиер. Роман // Октябрь. № 4−5.
- Александр Медведев. Неизвестный роман Достоевского. Повесть // Нева. № 11.
- Тамара Михеева. Лёгкие горы. Повесть // Урал. № 6.
- Марина Москвина. Гуд бай, Арктика! Повесть-странствие // Нева. № 6.
- Вадим Муратханов. Время безветрия. Повесть // Новый мир. № 10.
- Фарид Нагим. Мальчики под шаром. Повесть // Октябрь. № 8.
- Анатолий Найман. Ближайший πD. Роман // Октябрь. № 2;
- Анатолий Найман. Любезное отечество. Повесть // Октябрь. № 8.
- Виктор Никитин. Жизнь в другую сторону. Повесть // Звезда. № 10.
- Максим Осипов. Человек эпохи Возрождения. Повесть // Знамя. № 6;
- Максим Осипов. Фигуры на плоскости. Повесть' // Знамя. № 12.
- Роман Перельштейн. День флага. Маленькая повесть // Новый мир. № 1.
- Ольга Покровская. Невеста Марина. Повесть // Знамя. № 7.
- Валерий Попов. Плясать досмерти // Октябрь. № 11.
- Вячеслав Пьецух. Суть дела. Повесть в рассказах // Октябрь. № 3;
- Вячеслав Пьецух. Исповедь дуралея. Повесть // Октябрь. № 8.
- Владимир Рафеенко. Московский дивертисмент. Роман-илиада // Знамя. № 8.
- Ольга Римша. Ребусы. Повесть // Нева. № 12.
- Игорь Савельев. Юнги Северного флота. Маленькая повесть // Новый мир. № 3.
- Николай Соколов. История одного побега. Повесть // Звезда. № 6.
- Наталия Соколовская. Моцарт в три пополудни. Маленькая повесть // Новый мир. № 2;
- Наталия Соколовская. Любовный канон. Повесть // Нева. № 3.
- Андрей Столяров. Мы, народ… Роман // Нева. № 5.
- Елена Стяжкина. Все так. Повесть // Знамя. № 10.
- Ася Умарова. Остывшие гильзы. Повесть // Звезда. № 10.
- Марк Харитонов. Узел жизни. Повесть // Знамя. № 8.
- Андрей Хуснутдинов. Господствующая высота. Повесть // Октябрь. № 6.
- Ирина Чайковская. Повесть о Висяше Белинском в четырёх сновидениях // Нева. № 6.
- Елена Чарник. Давдцать четыре месяца. Повесть // Урал. № 4.
- Владимир Шапко. Бич. Повесть // Волга. № 1-2.
- Игорь Шарапов. Чечня. История одного предательства. Повесть // Нева. № 2.
- Андрей Шевченко. Стиснутые. Повесть // Нева. № 3.
- Алексей Шепелёв. Кгыышфт Вшытундф-ТВ. Повесть // Волга. № 3-4.
- Дэн Шорин. По эту сторону Стикса. Повесть // Очевидное и невероятное. № 11-12.
- Марина Эшли. Нюркин князь. Повесть // Знамя. № 10.
- Андрей Юрич. Ржа. Роман // Урал. № 3.
- Вадим Ярмолинец. День независимости // Волга. № 5-6.
Умершие писатели и сценаристы
Январь
- 1 января — Георгий Александрович Балл (род. 9 июня 1927) — российский писатель и драматург.
- 3 января
- Фадил Хаджич (род. 23 апреля 1922) — хорватский режиссёр, сценарист, драматург и журналист;
- Эва Штриттматтер (нем. Eva Strittmatter; род. 8 февраля 1930) — немецкая писательница и поэтесса, лауреат премии Генриха Гейне Министерства культуры ГДР (1975), жена Эрвина Штриттматтера.
- 4 января
- Дик Кинг-Смит (англ. Dick King-Smith; род. 27 марта 1922) — английский детский писатель;
- Бернард Харпер Фридман, известный как Б. Х. Фридман (англ. B. H. Friedman; род. 27 июля 1926) — американский писатель-биографист и художественный критик;
- Хадайятулла Хюбш (нем. Hadayatullah Hübsch; род. 8 января 1946) — немецкий писатель и журналист, представитель германского мусульманского сообщества.
- 5 января — Дэвид Харт (англ. David Hart; род. 4 февраля 1944) — британский писатель и драматург, предприниматель и советник Маргарет Тэтчер.
- 10 января — Джо Горс (англ. Joe Gores; род. 25 декабря 1931) — американский писатель детективов, киносценарист.
- 11 января — Марсель Трудел (фр. Marcel Trudel; род. 29 мая 1917) — канадский историк, автор более 40 книг по истории Новой Франции.
- 13 января — Анатолий Владимирович Молчанов (род. 5 августа 1932) — советский и российский поэт.
- 14 января — Сун Аксельссон (швед. Sun Axelsson, полное имя — Mignon Sun Walhelde Axelsson Piper; род. 10 августа 1935) — шведская поэтесса, романист, переводчик и журналист.
- 15 января
- Кеннет Грант (род. 23 мая 1924) — британский оккультный писатель и поэт;
- Ромулус Линней (англ. Romulus Linney, полное имя — Romulus Zachariah Linney IV; род. 21 сентября 1930) — американский драматург.
- 16 января — Владимир Дмитриевич Селиванов (Буряк) (род. 7 апреля 1944) — украинский поэт, прозаик, литературовед.
- 17 января — Жан Дютур (род. 14 января 1920) — французский писатель, член Французской академии, президент Ассоциации защиты французского языка.
- 18 января — Борис Николаевич Никольский (род. 9 октября 1931) — советский, российский писатель, главный редактор журнала «Нева» (1984−2006).
- 21 января — Николай Трофимович Чадович (род. 29 октября 1948) — белорусский писатель-фантаст.
- 24 января
- Кадыр Гинаятович Мырзалиев (род. 5 января 1935) — народный писатель Казахстана, поэт, со-автор первого казахстанского гимна.
- Анна Яблонская (род. 20 июля 1981) — украинский русскоязычный драматург, поэт, прозаик, публицист.
- 31 января
- Николай Константинович Доризо (род. 22 октября 1923) — русский поэт.
- Лидия Михайловна Лотман (род. 7 ноября 1917) — советский и российский литературовед, исследователь русской литературы XIX века.
Февраль
- 2 февраля — Эрик Николь (Eric Nicol; род. 28 декабря 1919) — канадский писатель.
- 3 февраля — Эдуар Глиссан (Édouard Glissant; род. 21 сентября 1928) — французский писатель, поэт и литературный критик.
- 4 февраля — Владимир Владимирович Кунин (род. 19 июня 1927) — советский и российский писатель, драматург, сценарист.
- 5 февраля — Брайан Джейкс (род. 15 июня 1939) — английский писатель, автор сериала «Рэдволл».
- 6 февраля — Андре Шедид (Andrée Chedid; род. 20 марта 1920) — французская поэтесса и романист ливийского происхождения, родившаяся в Каире.
- 7 февраля — Владимир Григорьевич Соколовский (род. 5 мая 1945) — советский и российский писатель.
- 11 февраля — Бу Карпелан (род. 25 октября 1926) — финский шведоязычный поэт, писатель и переводчик.
- 12 февраля — Азильхан Нуршаихов (род. 15 декабря 1922) — народный писатель Казахстана.
- 15 февраля:
- — Умукурсюн Арзулумовна Мантаева (род. 9 июня 1924) — народный писатель Дагестана, драматург и прозаик;
- — Франсуа Нурисье (род. 18 мая 1927) — французский писатель, литературный критик и издатель, президент Гонкуровской академии.
- — Хазби Соломонович Габуев (род. 14 февраля 1931) — осетинский поэт и правозащитник;
- — Юстинас Марцинкявичюс (род. 10 марта 1930) — литовский поэт, прозаик, драматург.
- 17 февраля — Арасалан Жамбалович Жамбалон (род. 28 мая 1924) — член Союза писателей и журналистов СССР, России, народный поэт Бурятии.
- 21 февраля — Сафармухаммад Аюби (род. 20 декабря 1945) — народный таджикский поэт и драматург, народный поэт Таджикистана.
- 22 февраля — Николай Георгиевич Марусич (род. 1951) — киргизский бард и актёр.
- 23 февраля:
- — Алексей Григорьевич Атеев (род. 12 августа 1953) — магнитогорский писатель и журналист, член Союза писателей и Союза журналистов России;
- — Лиза Вольфсон (род. в 1963) — американская писательница;
- — Жан Лартеги (род. 5 сентября 1920) — французский писатель и сценарист.
- 24 февраля — Валерий Леонидович Возженников (род. 22 февраля 1941) — пермский поэт, член Союза писателей России.
- 26 февраля — Арношт Лустиг (род. 21 декабря 1926) — чешский писатель.
- 27 февраля — Моасир Скляр (род. 23 марта 1937) — бразильский писатель.
- 28 февраля — Нетива Бен-Йегуда — израильская писательница и радиоведущая.
Ноябрь
- 17 ноября — Пьер Дюмайе (фр. Pierre Dumayet) (род. 1923), французский журналист, писатель, сценарист, телеведущий («Чтение для всех»), продюсер.[14]
См. также
Напишите отзыв о статье "2011 год в литературе"
Примечания
- ↑ 1 2 В НЬЮ-ЙОРКЕ ЗАВЕРШИЛСЯ ПЕРВЫЙ СЕЗОН КОНКУРСА «ДАРЫ ВОЛХВОВ» www.bigbook.ru/litnews/detail.php?ID=11112
- ↑ Maryles D. Jerusalem International Book Fair 2011: Awards, Lectures and Deals // Publishers Weekly. [www.publishersweekly.com/pw/by-topic/international/trade-shows/article/46239-jerusalem-international-book-fair-2011-awards-lectures-and-deals.html Feb 22, 2011]. (англ.) — (Проверено 25 февраля 2011).
- ↑ «Длинный список» «Большой книги» объявлен // Официальный сайт премии. [bigbook.ru/news/detail.php?ID=11474 Новости премии. 20.04.2011]. — (Проверено 20 апреля 2011).
- ↑ XII Конгресс МАПРЯЛ «Русский язык и литература во времени и пространстве» // [www.mapryal.org/content/XII_KONGRESS_MAPRYAL Международная ассоциация преподавателей русского языка и литературы (МАПРЯЛ)]. — (Проверено 10 января 2011).
- ↑ О Фестивале // [moscowbookfest.ru/ Официальный сайт фестиваля]. — (Проверено 19 мая 2011).
- ↑ Премию имени Довлатова вручат в Петербурге // РИА Новости. [www.ria.ru/culture/20110830/427179692.html Культура и шоу-бизнес. 19:21 30/08/2011]. — (Проверено 4 января 2012).
- ↑ 1 2 В Петербурге вручили премию имени Сергея Довлатова // РИА Новости. [www.ria.ru/culture/20110903/429525044.html Культура и шоу-бизнес. 22:41 03/09/2011]. — (Проверено 4 января 2012).
- ↑ Ehrengast der Frankfurter Buchmesse 2011 // [www.sagenhaftes-island.is/de Sagenhaftes Island/Sögueyjunnar Ísland]. (нем.) — (Проверено 10 января 2011).
- ↑ КРасноярская Ярмарка Книжной Культуры // [www.prokhorovfund.ru/projects/own/169/ Сайт Фонда Михаила Прохорова]. — (Проверено 6 января 2012).
- ↑ Итоги шестого сезона // [bigbook.ru/win/win2011.php?ID=1805 Официальный сайт премии]. — (Проверено 4 января 2012).
- ↑ Сергей Пятаков. [rian.ru/culture/20110301/340787867.html Литературную премию Солженицына вручат 28 апреля Елене Чуковской]. РИА Новости (01/03/2011). Проверено 5 марта 2011. [www.webcitation.org/65nwWSnIp Архивировано из первоисточника 29 февраля 2012].
- ↑ Стивен Кинг выбрал книги года // OpenSpace.ru. [os.colta.ru/news/details/19706/ Новости. 24/12/2010 20:10]. — (Проверено 10 января 2011).
- ↑ [zdravomyslie.ru/news/fond-zdravomislie-privez-v-moskvu-nravi-russkogo-duchovenstva Фонд «Здравомыслие» привез в Москву «Нравы русского духовенства» — Фонд «Здравомыслие»]
- ↑ [www.liberation.fr/medias/01012372145-pierre-dumayet-pionnier-de-la-television-est-mort Pierre Dumayet, pionnier de la télévision, est mort - Libération]
Отрывок, характеризующий 2011 год в литературе
– Наташа! теперь твой черед. Спой мне что нибудь, – послышался голос графини. – Что вы уселись, точно заговорщики.– Мама! мне так не хочется, – сказала Наташа, но вместе с тем встала.
Всем им, даже и немолодому Диммлеру, не хотелось прерывать разговор и уходить из уголка диванного, но Наташа встала, и Николай сел за клавикорды. Как всегда, став на средину залы и выбрав выгоднейшее место для резонанса, Наташа начала петь любимую пьесу своей матери.
Она сказала, что ей не хотелось петь, но она давно прежде, и долго после не пела так, как она пела в этот вечер. Граф Илья Андреич из кабинета, где он беседовал с Митинькой, слышал ее пенье, и как ученик, торопящийся итти играть, доканчивая урок, путался в словах, отдавая приказания управляющему и наконец замолчал, и Митинька, тоже слушая, молча с улыбкой, стоял перед графом. Николай не спускал глаз с сестры, и вместе с нею переводил дыхание. Соня, слушая, думала о том, какая громадная разница была между ей и ее другом и как невозможно было ей хоть на сколько нибудь быть столь обворожительной, как ее кузина. Старая графиня сидела с счастливо грустной улыбкой и слезами на глазах, изредка покачивая головой. Она думала и о Наташе, и о своей молодости, и о том, как что то неестественное и страшное есть в этом предстоящем браке Наташи с князем Андреем.
Диммлер, подсев к графине и закрыв глаза, слушал.
– Нет, графиня, – сказал он наконец, – это талант европейский, ей учиться нечего, этой мягкости, нежности, силы…
– Ах! как я боюсь за нее, как я боюсь, – сказала графиня, не помня, с кем она говорит. Ее материнское чутье говорило ей, что чего то слишком много в Наташе, и что от этого она не будет счастлива. Наташа не кончила еще петь, как в комнату вбежал восторженный четырнадцатилетний Петя с известием, что пришли ряженые.
Наташа вдруг остановилась.
– Дурак! – закричала она на брата, подбежала к стулу, упала на него и зарыдала так, что долго потом не могла остановиться.
– Ничего, маменька, право ничего, так: Петя испугал меня, – говорила она, стараясь улыбаться, но слезы всё текли и всхлипывания сдавливали горло.
Наряженные дворовые, медведи, турки, трактирщики, барыни, страшные и смешные, принеся с собою холод и веселье, сначала робко жались в передней; потом, прячась один за другого, вытеснялись в залу; и сначала застенчиво, а потом всё веселее и дружнее начались песни, пляски, хоровые и святочные игры. Графиня, узнав лица и посмеявшись на наряженных, ушла в гостиную. Граф Илья Андреич с сияющей улыбкой сидел в зале, одобряя играющих. Молодежь исчезла куда то.
Через полчаса в зале между другими ряжеными появилась еще старая барыня в фижмах – это был Николай. Турчанка был Петя. Паяс – это был Диммлер, гусар – Наташа и черкес – Соня, с нарисованными пробочными усами и бровями.
После снисходительного удивления, неузнавания и похвал со стороны не наряженных, молодые люди нашли, что костюмы так хороши, что надо было их показать еще кому нибудь.
Николай, которому хотелось по отличной дороге прокатить всех на своей тройке, предложил, взяв с собой из дворовых человек десять наряженных, ехать к дядюшке.
– Нет, ну что вы его, старика, расстроите! – сказала графиня, – да и негде повернуться у него. Уж ехать, так к Мелюковым.
Мелюкова была вдова с детьми разнообразного возраста, также с гувернантками и гувернерами, жившая в четырех верстах от Ростовых.
– Вот, ma chere, умно, – подхватил расшевелившийся старый граф. – Давай сейчас наряжусь и поеду с вами. Уж я Пашету расшевелю.
Но графиня не согласилась отпустить графа: у него все эти дни болела нога. Решили, что Илье Андреевичу ехать нельзя, а что ежели Луиза Ивановна (m me Schoss) поедет, то барышням можно ехать к Мелюковой. Соня, всегда робкая и застенчивая, настоятельнее всех стала упрашивать Луизу Ивановну не отказать им.
Наряд Сони был лучше всех. Ее усы и брови необыкновенно шли к ней. Все говорили ей, что она очень хороша, и она находилась в несвойственном ей оживленно энергическом настроении. Какой то внутренний голос говорил ей, что нынче или никогда решится ее судьба, и она в своем мужском платье казалась совсем другим человеком. Луиза Ивановна согласилась, и через полчаса четыре тройки с колокольчиками и бубенчиками, визжа и свистя подрезами по морозному снегу, подъехали к крыльцу.
Наташа первая дала тон святочного веселья, и это веселье, отражаясь от одного к другому, всё более и более усиливалось и дошло до высшей степени в то время, когда все вышли на мороз, и переговариваясь, перекликаясь, смеясь и крича, расселись в сани.
Две тройки были разгонные, третья тройка старого графа с орловским рысаком в корню; четвертая собственная Николая с его низеньким, вороным, косматым коренником. Николай в своем старушечьем наряде, на который он надел гусарский, подпоясанный плащ, стоял в середине своих саней, подобрав вожжи.
Было так светло, что он видел отблескивающие на месячном свете бляхи и глаза лошадей, испуганно оглядывавшихся на седоков, шумевших под темным навесом подъезда.
В сани Николая сели Наташа, Соня, m me Schoss и две девушки. В сани старого графа сели Диммлер с женой и Петя; в остальные расселись наряженные дворовые.
– Пошел вперед, Захар! – крикнул Николай кучеру отца, чтобы иметь случай перегнать его на дороге.
Тройка старого графа, в которую сел Диммлер и другие ряженые, визжа полозьями, как будто примерзая к снегу, и побрякивая густым колокольцом, тронулась вперед. Пристяжные жались на оглобли и увязали, выворачивая как сахар крепкий и блестящий снег.
Николай тронулся за первой тройкой; сзади зашумели и завизжали остальные. Сначала ехали маленькой рысью по узкой дороге. Пока ехали мимо сада, тени от оголенных деревьев ложились часто поперек дороги и скрывали яркий свет луны, но как только выехали за ограду, алмазно блестящая, с сизым отблеском, снежная равнина, вся облитая месячным сиянием и неподвижная, открылась со всех сторон. Раз, раз, толконул ухаб в передних санях; точно так же толконуло следующие сани и следующие и, дерзко нарушая закованную тишину, одни за другими стали растягиваться сани.
– След заячий, много следов! – прозвучал в морозном скованном воздухе голос Наташи.
– Как видно, Nicolas! – сказал голос Сони. – Николай оглянулся на Соню и пригнулся, чтоб ближе рассмотреть ее лицо. Какое то совсем новое, милое, лицо, с черными бровями и усами, в лунном свете, близко и далеко, выглядывало из соболей.
«Это прежде была Соня», подумал Николай. Он ближе вгляделся в нее и улыбнулся.
– Вы что, Nicolas?
– Ничего, – сказал он и повернулся опять к лошадям.
Выехав на торную, большую дорогу, примасленную полозьями и всю иссеченную следами шипов, видными в свете месяца, лошади сами собой стали натягивать вожжи и прибавлять ходу. Левая пристяжная, загнув голову, прыжками подергивала свои постромки. Коренной раскачивался, поводя ушами, как будто спрашивая: «начинать или рано еще?» – Впереди, уже далеко отделившись и звеня удаляющимся густым колокольцом, ясно виднелась на белом снегу черная тройка Захара. Слышны были из его саней покрикиванье и хохот и голоса наряженных.
– Ну ли вы, разлюбезные, – крикнул Николай, с одной стороны подергивая вожжу и отводя с кнутом pуку. И только по усилившемуся как будто на встречу ветру, и по подергиванью натягивающих и всё прибавляющих скоку пристяжных, заметно было, как шибко полетела тройка. Николай оглянулся назад. С криком и визгом, махая кнутами и заставляя скакать коренных, поспевали другие тройки. Коренной стойко поколыхивался под дугой, не думая сбивать и обещая еще и еще наддать, когда понадобится.
Николай догнал первую тройку. Они съехали с какой то горы, выехали на широко разъезженную дорогу по лугу около реки.
«Где это мы едем?» подумал Николай. – «По косому лугу должно быть. Но нет, это что то новое, чего я никогда не видал. Это не косой луг и не Дёмкина гора, а это Бог знает что такое! Это что то новое и волшебное. Ну, что бы там ни было!» И он, крикнув на лошадей, стал объезжать первую тройку.
Захар сдержал лошадей и обернул свое уже объиндевевшее до бровей лицо.
Николай пустил своих лошадей; Захар, вытянув вперед руки, чмокнул и пустил своих.
– Ну держись, барин, – проговорил он. – Еще быстрее рядом полетели тройки, и быстро переменялись ноги скачущих лошадей. Николай стал забирать вперед. Захар, не переменяя положения вытянутых рук, приподнял одну руку с вожжами.
– Врешь, барин, – прокричал он Николаю. Николай в скок пустил всех лошадей и перегнал Захара. Лошади засыпали мелким, сухим снегом лица седоков, рядом с ними звучали частые переборы и путались быстро движущиеся ноги, и тени перегоняемой тройки. Свист полозьев по снегу и женские взвизги слышались с разных сторон.
Опять остановив лошадей, Николай оглянулся кругом себя. Кругом была всё та же пропитанная насквозь лунным светом волшебная равнина с рассыпанными по ней звездами.
«Захар кричит, чтобы я взял налево; а зачем налево? думал Николай. Разве мы к Мелюковым едем, разве это Мелюковка? Мы Бог знает где едем, и Бог знает, что с нами делается – и очень странно и хорошо то, что с нами делается». Он оглянулся в сани.
– Посмотри, у него и усы и ресницы, всё белое, – сказал один из сидевших странных, хорошеньких и чужих людей с тонкими усами и бровями.
«Этот, кажется, была Наташа, подумал Николай, а эта m me Schoss; а может быть и нет, а это черкес с усами не знаю кто, но я люблю ее».
– Не холодно ли вам? – спросил он. Они не отвечали и засмеялись. Диммлер из задних саней что то кричал, вероятно смешное, но нельзя было расслышать, что он кричал.
– Да, да, – смеясь отвечали голоса.
– Однако вот какой то волшебный лес с переливающимися черными тенями и блестками алмазов и с какой то анфиладой мраморных ступеней, и какие то серебряные крыши волшебных зданий, и пронзительный визг каких то зверей. «А ежели и в самом деле это Мелюковка, то еще страннее то, что мы ехали Бог знает где, и приехали в Мелюковку», думал Николай.
Действительно это была Мелюковка, и на подъезд выбежали девки и лакеи со свечами и радостными лицами.
– Кто такой? – спрашивали с подъезда.
– Графские наряженные, по лошадям вижу, – отвечали голоса.
Пелагея Даниловна Мелюкова, широкая, энергическая женщина, в очках и распашном капоте, сидела в гостиной, окруженная дочерьми, которым она старалась не дать скучать. Они тихо лили воск и смотрели на тени выходивших фигур, когда зашумели в передней шаги и голоса приезжих.
Гусары, барыни, ведьмы, паясы, медведи, прокашливаясь и обтирая заиндевевшие от мороза лица в передней, вошли в залу, где поспешно зажигали свечи. Паяц – Диммлер с барыней – Николаем открыли пляску. Окруженные кричавшими детьми, ряженые, закрывая лица и меняя голоса, раскланивались перед хозяйкой и расстанавливались по комнате.
– Ах, узнать нельзя! А Наташа то! Посмотрите, на кого она похожа! Право, напоминает кого то. Эдуард то Карлыч как хорош! Я не узнала. Да как танцует! Ах, батюшки, и черкес какой то; право, как идет Сонюшке. Это еще кто? Ну, утешили! Столы то примите, Никита, Ваня. А мы так тихо сидели!
– Ха ха ха!… Гусар то, гусар то! Точно мальчик, и ноги!… Я видеть не могу… – слышались голоса.
Наташа, любимица молодых Мелюковых, с ними вместе исчезла в задние комнаты, куда была потребована пробка и разные халаты и мужские платья, которые в растворенную дверь принимали от лакея оголенные девичьи руки. Через десять минут вся молодежь семейства Мелюковых присоединилась к ряженым.
Пелагея Даниловна, распорядившись очисткой места для гостей и угощениями для господ и дворовых, не снимая очков, с сдерживаемой улыбкой, ходила между ряжеными, близко глядя им в лица и никого не узнавая. Она не узнавала не только Ростовых и Диммлера, но и никак не могла узнать ни своих дочерей, ни тех мужниных халатов и мундиров, которые были на них.
– А это чья такая? – говорила она, обращаясь к своей гувернантке и глядя в лицо своей дочери, представлявшей казанского татарина. – Кажется, из Ростовых кто то. Ну и вы, господин гусар, в каком полку служите? – спрашивала она Наташу. – Турке то, турке пастилы подай, – говорила она обносившему буфетчику: – это их законом не запрещено.
Иногда, глядя на странные, но смешные па, которые выделывали танцующие, решившие раз навсегда, что они наряженные, что никто их не узнает и потому не конфузившиеся, – Пелагея Даниловна закрывалась платком, и всё тучное тело ее тряслось от неудержимого доброго, старушечьего смеха. – Сашинет то моя, Сашинет то! – говорила она.
После русских плясок и хороводов Пелагея Даниловна соединила всех дворовых и господ вместе, в один большой круг; принесли кольцо, веревочку и рублик, и устроились общие игры.
Через час все костюмы измялись и расстроились. Пробочные усы и брови размазались по вспотевшим, разгоревшимся и веселым лицам. Пелагея Даниловна стала узнавать ряженых, восхищалась тем, как хорошо были сделаны костюмы, как шли они особенно к барышням, и благодарила всех за то, что так повеселили ее. Гостей позвали ужинать в гостиную, а в зале распорядились угощением дворовых.
– Нет, в бане гадать, вот это страшно! – говорила за ужином старая девушка, жившая у Мелюковых.
– Отчего же? – спросила старшая дочь Мелюковых.
– Да не пойдете, тут надо храбрость…
– Я пойду, – сказала Соня.
– Расскажите, как это было с барышней? – сказала вторая Мелюкова.
– Да вот так то, пошла одна барышня, – сказала старая девушка, – взяла петуха, два прибора – как следует, села. Посидела, только слышит, вдруг едет… с колокольцами, с бубенцами подъехали сани; слышит, идет. Входит совсем в образе человеческом, как есть офицер, пришел и сел с ней за прибор.
– А! А!… – закричала Наташа, с ужасом выкатывая глаза.
– Да как же, он так и говорит?
– Да, как человек, всё как должно быть, и стал, и стал уговаривать, а ей бы надо занять его разговором до петухов; а она заробела; – только заробела и закрылась руками. Он ее и подхватил. Хорошо, что тут девушки прибежали…
– Ну, что пугать их! – сказала Пелагея Даниловна.
– Мамаша, ведь вы сами гадали… – сказала дочь.
– А как это в амбаре гадают? – спросила Соня.
– Да вот хоть бы теперь, пойдут к амбару, да и слушают. Что услышите: заколачивает, стучит – дурно, а пересыпает хлеб – это к добру; а то бывает…
– Мама расскажите, что с вами было в амбаре?
Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.
«Дурак я, дурак! Чего ждал до сих пор?» подумал Николай и, сбежав на крыльцо, он обошел угол дома по той тропинке, которая вела к заднему крыльцу. Он знал, что здесь пойдет Соня. На половине дороги стояли сложенные сажени дров, на них был снег, от них падала тень; через них и с боку их, переплетаясь, падали тени старых голых лип на снег и дорожку. Дорожка вела к амбару. Рубленная стена амбара и крыша, покрытая снегом, как высеченная из какого то драгоценного камня, блестели в месячном свете. В саду треснуло дерево, и опять всё совершенно затихло. Грудь, казалось, дышала не воздухом, а какой то вечно молодой силой и радостью.
С девичьего крыльца застучали ноги по ступенькам, скрыпнуло звонко на последней, на которую был нанесен снег, и голос старой девушки сказал:
– Прямо, прямо, вот по дорожке, барышня. Только не оглядываться.
– Я не боюсь, – отвечал голос Сони, и по дорожке, по направлению к Николаю, завизжали, засвистели в тоненьких башмачках ножки Сони.
Соня шла закутавшись в шубку. Она была уже в двух шагах, когда увидала его; она увидала его тоже не таким, каким она знала и какого всегда немножко боялась. Он был в женском платье со спутанными волосами и с счастливой и новой для Сони улыбкой. Соня быстро подбежала к нему.
«Совсем другая, и всё та же», думал Николай, глядя на ее лицо, всё освещенное лунным светом. Он продел руки под шубку, прикрывавшую ее голову, обнял, прижал к себе и поцеловал в губы, над которыми были усы и от которых пахло жженой пробкой. Соня в самую середину губ поцеловала его и, выпростав маленькие руки, с обеих сторон взяла его за щеки.
– Соня!… Nicolas!… – только сказали они. Они подбежали к амбару и вернулись назад каждый с своего крыльца.
Когда все поехали назад от Пелагеи Даниловны, Наташа, всегда всё видевшая и замечавшая, устроила так размещение, что Луиза Ивановна и она сели в сани с Диммлером, а Соня села с Николаем и девушками.
Николай, уже не перегоняясь, ровно ехал в обратный путь, и всё вглядываясь в этом странном, лунном свете в Соню, отыскивал при этом всё переменяющем свете, из под бровей и усов свою ту прежнюю и теперешнюю Соню, с которой он решил уже никогда не разлучаться. Он вглядывался, и когда узнавал всё ту же и другую и вспоминал, слышав этот запах пробки, смешанный с чувством поцелуя, он полной грудью вдыхал в себя морозный воздух и, глядя на уходящую землю и блестящее небо, он чувствовал себя опять в волшебном царстве.
– Соня, тебе хорошо? – изредка спрашивал он.
– Да, – отвечала Соня. – А тебе ?
На середине дороги Николай дал подержать лошадей кучеру, на минутку подбежал к саням Наташи и стал на отвод.
– Наташа, – сказал он ей шопотом по французски, – знаешь, я решился насчет Сони.
