20 апреля
Поделись знанием:
С раннего утра начали двигаться щегольски вычищенные и убранные войска, выстраиваясь на поле перед крепостью. То двигались тысячи ног и штыков с развевавшимися знаменами и по команде офицеров останавливались, заворачивались и строились в интервалах, обходя другие такие же массы пехоты в других мундирах; то мерным топотом и бряцанием звучала нарядная кавалерия в синих, красных, зеленых шитых мундирах с расшитыми музыкантами впереди, на вороных, рыжих, серых лошадях; то, растягиваясь с своим медным звуком подрагивающих на лафетах, вычищенных, блестящих пушек и с своим запахом пальников, ползла между пехотой и кавалерией артиллерия и расставлялась на назначенных местах. Не только генералы в полной парадной форме, с перетянутыми донельзя толстыми и тонкими талиями и красневшими, подпертыми воротниками, шеями, в шарфах и всех орденах; не только припомаженные, расфранченные офицеры, но каждый солдат, – с свежим, вымытым и выбритым лицом и до последней возможности блеска вычищенной аммуницией, каждая лошадь, выхоленная так, что, как атлас, светилась на ней шерсть и волосок к волоску лежала примоченная гривка, – все чувствовали, что совершается что то нешуточное, значительное и торжественное. Каждый генерал и солдат чувствовали свое ничтожество, сознавая себя песчинкой в этом море людей, и вместе чувствовали свое могущество, сознавая себя частью этого огромного целого.
С раннего утра начались напряженные хлопоты и усилия, и в 10 часов всё пришло в требуемый порядок. На огромном поле стали ряды. Армия вся была вытянута в три линии. Спереди кавалерия, сзади артиллерия, еще сзади пехота.
Между каждым рядом войск была как бы улица. Резко отделялись одна от другой три части этой армии: боевая Кутузовская (в которой на правом фланге в передней линии стояли павлоградцы), пришедшие из России армейские и гвардейские полки и австрийское войско. Но все стояли под одну линию, под одним начальством и в одинаковом порядке.
Как ветер по листьям пронесся взволнованный шопот: «едут! едут!» Послышались испуганные голоса, и по всем войскам пробежала волна суеты последних приготовлений.
Впереди от Ольмюца показалась подвигавшаяся группа. И в это же время, хотя день был безветренный, легкая струя ветра пробежала по армии и чуть заколебала флюгера пик и распущенные знамена, затрепавшиеся о свои древки. Казалось, сама армия этим легким движением выражала свою радость при приближении государей. Послышался один голос: «Смирно!» Потом, как петухи на заре, повторились голоса в разных концах. И всё затихло.
В мертвой тишине слышался топот только лошадей. То была свита императоров. Государи подъехали к флангу и раздались звуки трубачей первого кавалерийского полка, игравшие генерал марш. Казалось, не трубачи это играли, а сама армия, радуясь приближению государя, естественно издавала эти звуки. Из за этих звуков отчетливо послышался один молодой, ласковый голос императора Александра. Он сказал приветствие, и первый полк гаркнул: Урра! так оглушительно, продолжительно, радостно, что сами люди ужаснулись численности и силе той громады, которую они составляли.
Ростов, стоя в первых рядах Кутузовской армии, к которой к первой подъехал государь, испытывал то же чувство, какое испытывал каждый человек этой армии, – чувство самозабвения, гордого сознания могущества и страстного влечения к тому, кто был причиной этого торжества.
Он чувствовал, что от одного слова этого человека зависело то, чтобы вся громада эта (и он, связанный с ней, – ничтожная песчинка) пошла бы в огонь и в воду, на преступление, на смерть или на величайшее геройство, и потому то он не мог не трепетать и не замирать при виде этого приближающегося слова.
– Урра! Урра! Урра! – гремело со всех сторон, и один полк за другим принимал государя звуками генерал марша; потом Урра!… генерал марш и опять Урра! и Урра!! которые, всё усиливаясь и прибывая, сливались в оглушительный гул.
Пока не подъезжал еще государь, каждый полк в своей безмолвности и неподвижности казался безжизненным телом; только сравнивался с ним государь, полк оживлялся и гремел, присоединяясь к реву всей той линии, которую уже проехал государь. При страшном, оглушительном звуке этих голосов, посреди масс войска, неподвижных, как бы окаменевших в своих четвероугольниках, небрежно, но симметрично и, главное, свободно двигались сотни всадников свиты и впереди их два человека – императоры. На них то безраздельно было сосредоточено сдержанно страстное внимание всей этой массы людей.
Красивый, молодой император Александр, в конно гвардейском мундире, в треугольной шляпе, надетой с поля, своим приятным лицом и звучным, негромким голосом привлекал всю силу внимания.
Ростов стоял недалеко от трубачей и издалека своими зоркими глазами узнал государя и следил за его приближением. Когда государь приблизился на расстояние 20 ти шагов и Николай ясно, до всех подробностей, рассмотрел прекрасное, молодое и счастливое лицо императора, он испытал чувство нежности и восторга, подобного которому он еще не испытывал. Всё – всякая черта, всякое движение – казалось ему прелестно в государе.
Остановившись против Павлоградского полка, государь сказал что то по французски австрийскому императору и улыбнулся.
Увидав эту улыбку, Ростов сам невольно начал улыбаться и почувствовал еще сильнейший прилив любви к своему государю. Ему хотелось выказать чем нибудь свою любовь к государю. Он знал, что это невозможно, и ему хотелось плакать.
Государь вызвал полкового командира и сказал ему несколько слов.
«Боже мой! что бы со мной было, ежели бы ко мне обратился государь! – думал Ростов: – я бы умер от счастия».
Государь обратился и к офицерам:
– Всех, господа (каждое слово слышалось Ростову, как звук с неба), благодарю от всей души.
Как бы счастлив был Ростов, ежели бы мог теперь умереть за своего царя!
– Вы заслужили георгиевские знамена и будете их достойны.
«Только умереть, умереть за него!» думал Ростов.
Государь еще сказал что то, чего не расслышал Ростов, и солдаты, надсаживая свои груди, закричали: Урра! Ростов закричал тоже, пригнувшись к седлу, что было его сил, желая повредить себе этим криком, только чтобы выразить вполне свой восторг к государю.
Государь постоял несколько секунд против гусар, как будто он был в нерешимости.
«Как мог быть в нерешимости государь?» подумал Ростов, а потом даже и эта нерешительность показалась Ростову величественной и обворожительной, как и всё, что делал государь.
Нерешительность государя продолжалась одно мгновение. Нога государя, с узким, острым носком сапога, как носили в то время, дотронулась до паха энглизированной гнедой кобылы, на которой он ехал; рука государя в белой перчатке подобрала поводья, он тронулся, сопутствуемый беспорядочно заколыхавшимся морем адъютантов. Дальше и дальше отъезжал он, останавливаясь у других полков, и, наконец, только белый плюмаж его виднелся Ростову из за свиты, окружавшей императоров.
В числе господ свиты Ростов заметил и Болконского, лениво и распущенно сидящего на лошади. Ростову вспомнилась его вчерашняя ссора с ним и представился вопрос, следует – или не следует вызывать его. «Разумеется, не следует, – подумал теперь Ростов… – И стоит ли думать и говорить про это в такую минуту, как теперь? В минуту такого чувства любви, восторга и самоотвержения, что значат все наши ссоры и обиды!? Я всех люблю, всем прощаю теперь», думал Ростов.
Когда государь объехал почти все полки, войска стали проходить мимо его церемониальным маршем, и Ростов на вновь купленном у Денисова Бедуине проехал в замке своего эскадрона, т. е. один и совершенно на виду перед государем.
Не доезжая государя, Ростов, отличный ездок, два раза всадил шпоры своему Бедуину и довел его счастливо до того бешеного аллюра рыси, которою хаживал разгоряченный Бедуин. Подогнув пенящуюся морду к груди, отделив хвост и как будто летя на воздухе и не касаясь до земли, грациозно и высоко вскидывая и переменяя ноги, Бедуин, тоже чувствовавший на себе взгляд государя, прошел превосходно.
Сам Ростов, завалив назад ноги и подобрав живот и чувствуя себя одним куском с лошадью, с нахмуренным, но блаженным лицом, чортом , как говорил Денисов, проехал мимо государя.
– Молодцы павлоградцы! – проговорил государь.
«Боже мой! Как бы я счастлив был, если бы он велел мне сейчас броситься в огонь», подумал Ростов.
Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.
Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.
На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.
В то время, как взошел Борис, князь Андрей, презрительно прищурившись (с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать), выслушивал старого русского генерала в орденах, который почти на цыпочках, на вытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что то докладывал князю Андрею.
– Очень хорошо, извольте подождать, – сказал он генералу тем французским выговором по русски, которым он говорил, когда хотел говорить презрительно, и, заметив Бориса, не обращаясь более к генералу (который с мольбою бегал за ним, прося еще что то выслушать), князь Андрей с веселой улыбкой, кивая ему, обратился к Борису.
Борис в эту минуту уже ясно понял то, что он предвидел прежде, именно то, что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе, и которую знали в полку, и он знал, была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписанной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала, который в других случаях, во фронте, мог уничтожить его, гвардейского прапорщика. Князь Андрей подошел к нему и взял за руку.
– Очень жаль, что вчера вы не застали меня. Я целый день провозился с немцами. Ездили с Вейротером поверять диспозицию. Как немцы возьмутся за аккуратность – конца нет!
Борис улыбнулся, как будто он понимал то, о чем, как об общеизвестном, намекал князь Андрей. Но он в первый раз слышал и фамилию Вейротера и даже слово диспозиция.
– Ну что, мой милый, всё в адъютанты хотите? Я об вас подумал за это время.
– Да, я думал, – невольно отчего то краснея, сказал Борис, – просить главнокомандующего; к нему было письмо обо мне от князя Курагина; я хотел просить только потому, – прибавил он, как бы извиняясь, что, боюсь, гвардия не будет в деле.
– Хорошо! хорошо! мы обо всем переговорим, – сказал князь Андрей, – только дайте доложить про этого господина, и я принадлежу вам.
В то время как князь Андрей ходил докладывать про багрового генерала, генерал этот, видимо, не разделявший понятий Бориса о выгодах неписанной субординации, так уперся глазами в дерзкого прапорщика, помешавшего ему договорить с адъютантом, что Борису стало неловко. Он отвернулся и с нетерпением ожидал, когда возвратится князь Андрей из кабинета главнокомандующего.
– Вот что, мой милый, я думал о вас, – сказал князь Андрей, когда они прошли в большую залу с клавикордами. – К главнокомандующему вам ходить нечего, – говорил князь Андрей, – он наговорит вам кучу любезностей, скажет, чтобы приходили к нему обедать («это было бы еще не так плохо для службы по той субординации», подумал Борис), но из этого дальше ничего не выйдет; нас, адъютантов и ординарцев, скоро будет батальон. Но вот что мы сделаем: у меня есть хороший приятель, генерал адъютант и прекрасный человек, князь Долгоруков; и хотя вы этого можете не знать, но дело в том, что теперь Кутузов с его штабом и мы все ровно ничего не значим: всё теперь сосредоточивается у государя; так вот мы пойдемте ка к Долгорукову, мне и надо сходить к нему, я уж ему говорил про вас; так мы и посмотрим; не найдет ли он возможным пристроить вас при себе, или где нибудь там, поближе .к солнцу.
Князь Андрей всегда особенно оживлялся, когда ему приходилось руководить молодого человека и помогать ему в светском успехе. Под предлогом этой помощи другому, которую он по гордости никогда не принял бы для себя, он находился вблизи той среды, которая давала успех и которая притягивала его к себе. Он весьма охотно взялся за Бориса и пошел с ним к князю Долгорукову.
Было уже поздно вечером, когда они взошли в Ольмюцкий дворец, занимаемый императорами и их приближенными.
В этот самый день был военный совет, на котором участвовали все члены гофкригсрата и оба императора. На совете, в противность мнения стариков – Кутузова и князя Шварцернберга, было решено немедленно наступать и дать генеральное сражение Бонапарту. Военный совет только что кончился, когда князь Андрей, сопутствуемый Борисом, пришел во дворец отыскивать князя Долгорукова. Еще все лица главной квартиры находились под обаянием сегодняшнего, победоносного для партии молодых, военного совета. Голоса медлителей, советовавших ожидать еще чего то не наступая, так единодушно были заглушены и доводы их опровергнуты несомненными доказательствами выгод наступления, что то, о чем толковалось в совете, будущее сражение и, без сомнения, победа, казались уже не будущим, а прошедшим. Все выгоды были на нашей стороне. Огромные силы, без сомнения, превосходившие силы Наполеона, были стянуты в одно место; войска были одушевлены присутствием императоров и рвались в дело; стратегический пункт, на котором приходилось действовать, был до малейших подробностей известен австрийскому генералу Вейротеру, руководившему войска (как бы счастливая случайность сделала то, что австрийские войска в прошлом году были на маневрах именно на тех полях, на которых теперь предстояло сразиться с французом); до малейших подробностей была известна и передана на картах предлежащая местность, и Бонапарте, видимо, ослабленный, ничего не предпринимал.
| ← апрель → | ||||||
| Пн | Вт | Ср | Чт | Пт | Сб | Вс |
| 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 |
| 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 |
| 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 |
| 22 | 23 | 24 | 25 | 26 | 27 | 28 |
| 29 | 30 | |||||
| 2024 г. | ||||||
20 апреля — 110-й день года (111-й в високосные годы) в григорианском календаре. До конца года остаётся 255 дней.
Соответствует 7 апреля юлианского календаря[1].
Содержание
Праздники
См. также: Категория:Праздники 20 апреля
-
Венесуэла, День декларации о независимости. -
Сьерра-Леоне, День республики. -
Уругвай, День экспедиции 33-х. -
КНР, День китайского языка (учреждён в 2010 г.) -
Россия, Национальный День донора.
Религиозные праздники
- Память преподобного Георгия, митрополита Митиленского (после 820 года);
- Память преподобного Даниила Переяславского, архимандрита (1540 год);
- Память мученика Каллиопия Помпеопольского (304 год);
- Память мученика Руфина, диакона, мученицы Акилины Младшей и с ними 200 воинов (около 310 года);
- Память преподобного Серапиона Синдонита, монаха;
- Память священномученика Аркадия Добронравова, пресвитера (1933 год);
- Память преподобномученицы Евдокии Павловой, послушницы (1939 год);
- Память Византийской иконы Божией Матери.
- Католические
- Память святой Агнессы Монтепульчианской.
Именины
События
До XIX века
- 1534 — Началась первая экспедиция французского исследователя Жака Картье в Канаду.
- 1653 — Оливер Кромвель распускает Долгий парламент в Англии.
- 1656 — В России появляются медные деньги (взамен серебряных).
- 1770
- Джеймс Кук открыл Новый Южный Уэльс (Юго-Восточная Австралия).
- в ходе Русско-турецкой войны 1768—1774 годов грузинский царь Ираклий II одержал над турками победу в [fr.wikipedia.org/wiki/Bataille_d'Aspindza Сражении при Аспиндзе].
- 1792 — Франция объявляет войну королю Венгрии и Богемии. Начало Революционных войн.
- 1794 — В Париже гильотинирован бывший мэр, астроном Жан де Сарон (Jean-Baptiste-Gaspard (Bochart) de Saron).
XIX век
- 1809 — Поражение австрийских войск в бою у Абенсберга с армией Наполеона во время Австро-французской войны.
- 1841 — Публикация первого в истории литературы детективного рассказа Эдгара По «Убийство на улице Морг».
- 1865 — Впервые объявлено о появлении безопасных спичек.
- 1866 — Приостановлен выход в свет «за пропаганду материализма» книги И. М. Сеченова «Рефлексы головного мозга».
- 1871 — Между Токио и Осакой проложено первое почтовое сообщение Японии.
XX век
- 1901 — Открытие Большого зала Московской консерватории.
- 1902
- 1910 — Комета Галлея максимально приблизилась к Земле.
- 1914 — В Монако прошли вторые гонки на гидросамолётах на кубок Шнейдера. Победил английский Сопвич «Таблоид».
- 1917 — Первый полёт первого дирижабля ВМС США DN-1 (или А-1).
- 1920 — Начало VII Олимпийских игр, проводимых в Антверпене (Бельгия).
- 1922 — В составе Грузинской ССР образована Южно-Осетинская АО.
- 1923 — На съезде РКП(б) Лев Троцкий запустил в оборот фразу «смычка города с деревней».
- 1924 — Принятие Конституции Турецкой Республики.
- 1932
- В Ленинграде завод «Промет» освоил выпуск первых отечественных бензино-раздаточных колонок.
- Открытие IX Всесоюзного съезда профсоюзов.
- 1933 — Издательство «Молодая гвардия» по инициативе Максима Горького приступило к выпуску серии «Жизнь замечательных людей». Первой была напечатана книга «Генрих Гейне» Александра Дейча.
- 1934
- Первое присвоение звания Герой Советского Союза семерым лётчикам (М. В. Водопьянов, И. В. Доронин, Н. П. Каманин, С. А. Леваневский, А. В. Ляпидевский, В. С. Молоков, М. Т. Слепнев), спасшим экипаж парохода «Челюскин».
- В Нью-Йорке прошла премьера кинофильма Stand Up and Cheer, в котором в возрасте 6 лет дебютировала Ширли Темпл, ставшая после этого фильма звездой.
- 1935 — Стараниями журналиста Уоррена Хилла, ведущего шоу «Your Lucky Strike Hit Parade», на американском радио появился первый в мире хит-парад.
- 1938 — В УССР принято постановление об обязательном изучении русского языка во всех школах.
- 1940 — В США продемонстрирован первый электронный микроскоп.
- 1942
- Закончилась Московская битва (1941—1942) Великой Отечественной войны.
- Состоялся первый полёт серийного фронтового истребителя Ла-5.
- 1949 — Открылся I Всемирный конгресс сторонников мира.
- 1958 — Был основан футбольный клуб «Рубин».
- 1959 — Началась эксплуатация пассажирского самолёта Ил-18 ОКБ Сергея Ильюшина.
- 1968 — в датском городке Таструп группа «Deep Purple» впервые выступила с концертом.
- 1972 — прилуняется пилотируемый космический корабль «Аполлон-16».
- 1978 — южнокорейский Боинг 707, вторгшийся в воздушное пространство СССР, повреждён советским перехватчиком и совершил вынужденную посадку в районе города Кемь.
- 1983
- Запущен пилотируемый космический корабль «Союз Т-8».
- Посёлок городского типа Новые Лапсары принят в состав города Чебоксары.
- Основан Бит-квартет «Секрет»
- 1988 — В Москве заложен первый в СССР бейсбольный стадион.
- 1990 — Чехословакия переименована в Чехо-Словакию.
- 1992
- В Севилье (Испания) открылась всемирная выставка «Экспо-92».
- На стадионе «Уэмбли» состоялся концерт, посвящённый памяти Фредди Меркьюри.
- 1993 — Образовалась группа Backstreet Boys.
- 1994
- Немцы опередили французов и возглавили список наций, потребляющих наибольшее количество алкоголя на душу населения.
- Вступил в силу Договор о коллективной безопасности государств СНГ, подписанный в 1992 году в Ташкенте главами Армении, Казахстана, Киргизии, России, Таджикистана и Узбекистана.
- 1995 — Останки Пьера и Марии Кюри перенесены в Пантеон в Париже.
- 1998 — Фирма Intel анонсировала процессор Pentuim II Xeon.
- 1999 — Массовое убийство в школе «Колумбайн».
XXI век
- 2001
- Китай официально исключил гомосексуальность из перечня психических заболеваний.
- Впервые за всю историю британской поп-музыки, музыкант (Пол Маккартни) стал миллиардером.
- 2007
- В США в штате Вирджиния — день траура по студентам Технологического университета, убитым студентом-корейцем Чо Сын Хи.
- В США в Хьюстоне (штат Техас) в здании № 44 отделения НАСА, один из сотрудников, работавший по контракту, при помощи огнестрельного оружия захватил в заложники двух своих коллег — мужчину и женщину, и впоследствии убил захваченного мужчину и покончил с собой.
- На Первом канале состоялась телепремьера фильма Эльдара Рязанова «Андерсен. Жизнь без любви».
- 2010 — Взрыв нефтяной платформы Deepwater Horizon в Мексиканском заливе у побережья США, переросший в техногенную катастрофу.
Родились
См. также: Категория:Родившиеся 20 апреля
- 429 — Цзу Чунчжи (ум. 500), китайский математик и астроном.
- 1492 — Пьетро Аретино (ум. 1556), итальянский писатель-сатирик и публицист.
- 1496 — Иоганн Агрикола (ум. 1566), немецкий проповедник, лидер Реформации, сподвижник Мартина Лютера.
- 1633 — Император Го-Комё, 110-й император Японии, правил с 14 ноября 1643 по 30 октября 1654.
- 1650 — Феличе Бозелли, итальянский живописец.
- 1720 — Панфилов, Иван Иванович, протопресвитер Русской церкви, член Святейшего Синода, духовник императрицы Екатерины II.
- 1745 — Филипп Пинель (ум. 1826), французский врач, основоположник научной психиатрии во Франции.
- 1808 — Наполеон III (ум. 1873), французский император в 1852—1870 гг.
- 1821 — Фёдор Бюлер, писатель, историк («Ничего», «Переписка Суворова с Нельсоном»).
- 1823 — Джессе Рено (ум. 1862), американский генерал, участник Гражданской войны на стороне армии Севера.
- 1827 — Джон Гиббон (ум. 1891), американский генерал, участник Гражданской войны на стороне армии Севера.
- 1840 — Одилон Редон, французский живописец, график, декоратор, один из родоначальников символизма (ум. 1916).
- 1850 — Жан-Франсуа Рафаэлли, французский живописец, гравёр, иллюстратор, бытописатель Парижа (ум. 1924).
- 1881
- Даниэль Варужан (ум. 1915), армянский поэт.
- Николай Яковлевич Мясковский (ум. 1950), русский композитор, педагог, автор 27 симфоний.
- 1884 — Беатриса Саксен-Кобург-Готская, принцесса Великобританская и Саксен-Кобург-Готская, внучка российского императора Александра II, после замужества инфанта Испании и герцогиня Галлиерийская.
- 1888 — Николай Агнивцев (ум. 1932), русский поэт, драматург, детский писатель.
- 1889 — Адольф Гитлер (ум. 1945), глава Третьего рейха (1933—1945).
- 1893
- Гарольд Ллойд (ум. 1971), американский комедийный актёр.
- Хуан Миро (ум. 1983), испанский художник-сюрреалист.
- 1901 — Мишель Лейрис (ум. 1990), французский поэт и эссеист.
- 1918 — Кай Сигбан (ум. 2007), шведский физик, лауреат Нобелевской премии.
- 1927
- Павел Борисович Луспекаев (ум.1970), Заслуженный артист РСФСР (1965), Лауреат Государственной премии России за к/ф «Белое солнце пустыни».
- Карл Мюллер, швейцарский физик, лауреат Нобелевской премии 1987 года.
- 1928 — Чарльз Килинг (Charles David Keeling) (ум. 2005), американский учёный, профессор океанографии. Известен по исследованиям, посвящённым концентрации углекислого газа в атмосфере, составленный им график называют кривой Килинга.
- 1929 — Вадим Иванович Юсов (ум. 2013), советский и российский кинооператор.
- 1943 — Эди Седжвик (ум. 1971), модель, актриса, муза знаменитого художника Энди Уорхола.
- 1944 — Владимир Долинский, актёр, телеведущий, заслуженный артист России.
- 1947 — Владимир Богданович Резун, писатель, бывший сотрудник легальной резидентуры ГРУ СССР в Женеве.
- 1949
- Джессика Лэнг, американская киноактриса, обладательница двух «Оскаров».
- Александр Мальцев, советский хоккеист, многократный чемпион мира и Европы.
- 1950 — Александр Лебедь (ум. 2002), российский политический деятель, генерал-лейтенант.
- 1951 — Виктор Шалимов, советский хоккеист, многократный чемпион мира и Европы.
- 1958 — Вячеслав Александрович Фетисов, советский и российский хоккеист, государственный деятель.
- 1961 — Константин Николаевич Лавроненко, российский актёр театра и кино, обладатель приза Каннского кинофестиваля за лучшую мужскую роль.
- 1963 — Рэйчел Уайтрид, английская художница, скульптор (Young British Artists).
- 1966 — Пётр Борисович Кулешов, российский телеведущий программы «Своя игра».
- 1968 — Елена Валерьевна Вяльбе, советская и российская лыжница, трёхкратная олимпийская чемпионка.
- 1976 — Шей Гивен, ирландский футболист, вратарь.
- 1980 — Баста, российский рэп-исполнитель, актёр.
- 1985 — Брент Сибрук, канадский хоккеист (защитник «Chicago Blackhawks»), олимпийский чемпион 2010 года.
Скончались
См. также: Категория:Умершие 20 апреля
- 1707 — Иоганн Христоф Деннер (р. 1655), немецкий музыкальный мастер, изобретатель кларнета.
- 1821 — Франц Карл Ахард (р. 1753), немецкий химик и физик, почётный член Берлинской АН
- 1838 — Николай Николаевич Новосильцев, граф, русский государственный деятель.
- 1900 — Павел Дмитриевич Кузьминский (р. 1840), инженер, изобретатель, создатель газовой реверсивной турбины.
- 1912 — Брэм Стокер, ирландский писатель.
- 1918 — Фердинанд Браун (р. 1850), немецкий физик, который в 1909 году разделил с итальянцем Гульельмо Маркони Нобелевскую премию за изобретение беспроволочного телеграфа.
- 1929 — Михаил Михайлович Богословский (р. 1867), русский историк.
- 1933 — Борис Розинг (р. 1869), российский учёный, осуществивший в 1911году первую в мире телепередачу по системе с электронно-лучевой трубкой.
- 1941 — Амлето Палерми (Amleto Palermi) (р. 1889), итальянский режиссёр.
- 1948 — Сергей Яковлевич Алымов (р. 1892), поэт.
- 1955 — Тейар де Шарден (р. 1881), французский антрополог, палеонтолог, философ, первооткрыватель синантропа.
- 1964 — Сергей Герасимов (р. 1885), русский художник («Клятва сибирских партизан», «Лёд прошёл», «Мать партизана»).
- 1965 — Михаил Астангов, советский актёр театра и кино, народный артист СССР.
- 1973 — Николай Симонов, советский актёр театра и кино, народный артист СССР (1950).
- 1985 — Чарльз Фрэнсис Рихтер (р. 1900), американский физик и сейсмолог, разработавший шкалу для оценки силы землетрясений.
- 1986 — Алексей Николаевич Арбузов (р. 1908), драматург, писатель («Годы странствий», «Таня», «Победительница»).
- 1991 — Дон Сигел (р. 1912), американский кинорежиссёр, обладатель «Оскара» («Звезда в ночи», «Гитлер жив», «Убийцы», «Грязный Гарри»).
- 1992 — Бенни Хилл, британский комик.
- 2007
- Непомнящий, Александр Евгеньевич, православный русский бард и поэт.
- Жан-Пьер Кассель, французский актёр, отец другого французского актёра — Венсана Касселя.
Народный календарь, приметы и фольклор Руси
Акулина.
- На Акулину дождь — хороша будет калина, коли плохи яровые, мороз и солнце — к урожаю хлебов и гречихи. Начинают высаживать груши.
- На Руси в старину считалось, что в этот день просыпаются русалки, из воды на белый свет поднимаются глянуть и просят у людей холстины — укрыть нагое тело. Ещё до зари некоторые крестьянки приносили от себя ношеную чистую рубашку, полотенце или холстины кусок ибо верили, что добром отзовется эта забота: русалки остерегут от глубокой воды и их, и мужа, и детей[4][5].
См. также
|
20 апреля в Викиновостях? |
|---|
Напишите отзыв о статье "20 апреля"
Примечания
- ↑ В XX и XXI веках григорианский календарь опережает юлианский на 13 суток.
- ↑ [azbyka.ru/days/2015-04-20 Старый стиль, 7 апреля, Новый стиль 20 апреля, понедельник] // Православный церковный календарь
- ↑ [calendar.pravmir.ru/2015/4/20 20 апреля 2015 года] // Православие и мир, православный календарь, 2015 г.
- ↑ [www.kharchenko.com/date/apr/20.shtml Времена: 20 апреля.]
- ↑ [www.neptun8.ru/Literatura/Primeti04_20.htm Народные приметы 20 апреля.]
Отрывок, характеризующий 20 апреля
На другой день свидания Бориса с Ростовым был смотр австрийских и русских войск, как свежих, пришедших из России, так и тех, которые вернулись из похода с Кутузовым. Оба императора, русский с наследником цесаревичем и австрийский с эрцгерцогом, делали этот смотр союзной 80 титысячной армии.С раннего утра начали двигаться щегольски вычищенные и убранные войска, выстраиваясь на поле перед крепостью. То двигались тысячи ног и штыков с развевавшимися знаменами и по команде офицеров останавливались, заворачивались и строились в интервалах, обходя другие такие же массы пехоты в других мундирах; то мерным топотом и бряцанием звучала нарядная кавалерия в синих, красных, зеленых шитых мундирах с расшитыми музыкантами впереди, на вороных, рыжих, серых лошадях; то, растягиваясь с своим медным звуком подрагивающих на лафетах, вычищенных, блестящих пушек и с своим запахом пальников, ползла между пехотой и кавалерией артиллерия и расставлялась на назначенных местах. Не только генералы в полной парадной форме, с перетянутыми донельзя толстыми и тонкими талиями и красневшими, подпертыми воротниками, шеями, в шарфах и всех орденах; не только припомаженные, расфранченные офицеры, но каждый солдат, – с свежим, вымытым и выбритым лицом и до последней возможности блеска вычищенной аммуницией, каждая лошадь, выхоленная так, что, как атлас, светилась на ней шерсть и волосок к волоску лежала примоченная гривка, – все чувствовали, что совершается что то нешуточное, значительное и торжественное. Каждый генерал и солдат чувствовали свое ничтожество, сознавая себя песчинкой в этом море людей, и вместе чувствовали свое могущество, сознавая себя частью этого огромного целого.
С раннего утра начались напряженные хлопоты и усилия, и в 10 часов всё пришло в требуемый порядок. На огромном поле стали ряды. Армия вся была вытянута в три линии. Спереди кавалерия, сзади артиллерия, еще сзади пехота.
Между каждым рядом войск была как бы улица. Резко отделялись одна от другой три части этой армии: боевая Кутузовская (в которой на правом фланге в передней линии стояли павлоградцы), пришедшие из России армейские и гвардейские полки и австрийское войско. Но все стояли под одну линию, под одним начальством и в одинаковом порядке.
Как ветер по листьям пронесся взволнованный шопот: «едут! едут!» Послышались испуганные голоса, и по всем войскам пробежала волна суеты последних приготовлений.
Впереди от Ольмюца показалась подвигавшаяся группа. И в это же время, хотя день был безветренный, легкая струя ветра пробежала по армии и чуть заколебала флюгера пик и распущенные знамена, затрепавшиеся о свои древки. Казалось, сама армия этим легким движением выражала свою радость при приближении государей. Послышался один голос: «Смирно!» Потом, как петухи на заре, повторились голоса в разных концах. И всё затихло.
В мертвой тишине слышался топот только лошадей. То была свита императоров. Государи подъехали к флангу и раздались звуки трубачей первого кавалерийского полка, игравшие генерал марш. Казалось, не трубачи это играли, а сама армия, радуясь приближению государя, естественно издавала эти звуки. Из за этих звуков отчетливо послышался один молодой, ласковый голос императора Александра. Он сказал приветствие, и первый полк гаркнул: Урра! так оглушительно, продолжительно, радостно, что сами люди ужаснулись численности и силе той громады, которую они составляли.
Ростов, стоя в первых рядах Кутузовской армии, к которой к первой подъехал государь, испытывал то же чувство, какое испытывал каждый человек этой армии, – чувство самозабвения, гордого сознания могущества и страстного влечения к тому, кто был причиной этого торжества.
Он чувствовал, что от одного слова этого человека зависело то, чтобы вся громада эта (и он, связанный с ней, – ничтожная песчинка) пошла бы в огонь и в воду, на преступление, на смерть или на величайшее геройство, и потому то он не мог не трепетать и не замирать при виде этого приближающегося слова.
– Урра! Урра! Урра! – гремело со всех сторон, и один полк за другим принимал государя звуками генерал марша; потом Урра!… генерал марш и опять Урра! и Урра!! которые, всё усиливаясь и прибывая, сливались в оглушительный гул.
Пока не подъезжал еще государь, каждый полк в своей безмолвности и неподвижности казался безжизненным телом; только сравнивался с ним государь, полк оживлялся и гремел, присоединяясь к реву всей той линии, которую уже проехал государь. При страшном, оглушительном звуке этих голосов, посреди масс войска, неподвижных, как бы окаменевших в своих четвероугольниках, небрежно, но симметрично и, главное, свободно двигались сотни всадников свиты и впереди их два человека – императоры. На них то безраздельно было сосредоточено сдержанно страстное внимание всей этой массы людей.
Красивый, молодой император Александр, в конно гвардейском мундире, в треугольной шляпе, надетой с поля, своим приятным лицом и звучным, негромким голосом привлекал всю силу внимания.
Ростов стоял недалеко от трубачей и издалека своими зоркими глазами узнал государя и следил за его приближением. Когда государь приблизился на расстояние 20 ти шагов и Николай ясно, до всех подробностей, рассмотрел прекрасное, молодое и счастливое лицо императора, он испытал чувство нежности и восторга, подобного которому он еще не испытывал. Всё – всякая черта, всякое движение – казалось ему прелестно в государе.
Остановившись против Павлоградского полка, государь сказал что то по французски австрийскому императору и улыбнулся.
Увидав эту улыбку, Ростов сам невольно начал улыбаться и почувствовал еще сильнейший прилив любви к своему государю. Ему хотелось выказать чем нибудь свою любовь к государю. Он знал, что это невозможно, и ему хотелось плакать.
Государь вызвал полкового командира и сказал ему несколько слов.
«Боже мой! что бы со мной было, ежели бы ко мне обратился государь! – думал Ростов: – я бы умер от счастия».
Государь обратился и к офицерам:
– Всех, господа (каждое слово слышалось Ростову, как звук с неба), благодарю от всей души.
Как бы счастлив был Ростов, ежели бы мог теперь умереть за своего царя!
– Вы заслужили георгиевские знамена и будете их достойны.
«Только умереть, умереть за него!» думал Ростов.
Государь еще сказал что то, чего не расслышал Ростов, и солдаты, надсаживая свои груди, закричали: Урра! Ростов закричал тоже, пригнувшись к седлу, что было его сил, желая повредить себе этим криком, только чтобы выразить вполне свой восторг к государю.
Государь постоял несколько секунд против гусар, как будто он был в нерешимости.
«Как мог быть в нерешимости государь?» подумал Ростов, а потом даже и эта нерешительность показалась Ростову величественной и обворожительной, как и всё, что делал государь.
Нерешительность государя продолжалась одно мгновение. Нога государя, с узким, острым носком сапога, как носили в то время, дотронулась до паха энглизированной гнедой кобылы, на которой он ехал; рука государя в белой перчатке подобрала поводья, он тронулся, сопутствуемый беспорядочно заколыхавшимся морем адъютантов. Дальше и дальше отъезжал он, останавливаясь у других полков, и, наконец, только белый плюмаж его виднелся Ростову из за свиты, окружавшей императоров.
В числе господ свиты Ростов заметил и Болконского, лениво и распущенно сидящего на лошади. Ростову вспомнилась его вчерашняя ссора с ним и представился вопрос, следует – или не следует вызывать его. «Разумеется, не следует, – подумал теперь Ростов… – И стоит ли думать и говорить про это в такую минуту, как теперь? В минуту такого чувства любви, восторга и самоотвержения, что значат все наши ссоры и обиды!? Я всех люблю, всем прощаю теперь», думал Ростов.
Когда государь объехал почти все полки, войска стали проходить мимо его церемониальным маршем, и Ростов на вновь купленном у Денисова Бедуине проехал в замке своего эскадрона, т. е. один и совершенно на виду перед государем.
Не доезжая государя, Ростов, отличный ездок, два раза всадил шпоры своему Бедуину и довел его счастливо до того бешеного аллюра рыси, которою хаживал разгоряченный Бедуин. Подогнув пенящуюся морду к груди, отделив хвост и как будто летя на воздухе и не касаясь до земли, грациозно и высоко вскидывая и переменяя ноги, Бедуин, тоже чувствовавший на себе взгляд государя, прошел превосходно.
Сам Ростов, завалив назад ноги и подобрав живот и чувствуя себя одним куском с лошадью, с нахмуренным, но блаженным лицом, чортом , как говорил Денисов, проехал мимо государя.
– Молодцы павлоградцы! – проговорил государь.
«Боже мой! Как бы я счастлив был, если бы он велел мне сейчас броситься в огонь», подумал Ростов.
Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.
Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.
На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.
В то время, как взошел Борис, князь Андрей, презрительно прищурившись (с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать), выслушивал старого русского генерала в орденах, который почти на цыпочках, на вытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что то докладывал князю Андрею.
– Очень хорошо, извольте подождать, – сказал он генералу тем французским выговором по русски, которым он говорил, когда хотел говорить презрительно, и, заметив Бориса, не обращаясь более к генералу (который с мольбою бегал за ним, прося еще что то выслушать), князь Андрей с веселой улыбкой, кивая ему, обратился к Борису.
Борис в эту минуту уже ясно понял то, что он предвидел прежде, именно то, что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе, и которую знали в полку, и он знал, была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписанной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала, который в других случаях, во фронте, мог уничтожить его, гвардейского прапорщика. Князь Андрей подошел к нему и взял за руку.
– Очень жаль, что вчера вы не застали меня. Я целый день провозился с немцами. Ездили с Вейротером поверять диспозицию. Как немцы возьмутся за аккуратность – конца нет!
Борис улыбнулся, как будто он понимал то, о чем, как об общеизвестном, намекал князь Андрей. Но он в первый раз слышал и фамилию Вейротера и даже слово диспозиция.
– Ну что, мой милый, всё в адъютанты хотите? Я об вас подумал за это время.
– Да, я думал, – невольно отчего то краснея, сказал Борис, – просить главнокомандующего; к нему было письмо обо мне от князя Курагина; я хотел просить только потому, – прибавил он, как бы извиняясь, что, боюсь, гвардия не будет в деле.
– Хорошо! хорошо! мы обо всем переговорим, – сказал князь Андрей, – только дайте доложить про этого господина, и я принадлежу вам.
В то время как князь Андрей ходил докладывать про багрового генерала, генерал этот, видимо, не разделявший понятий Бориса о выгодах неписанной субординации, так уперся глазами в дерзкого прапорщика, помешавшего ему договорить с адъютантом, что Борису стало неловко. Он отвернулся и с нетерпением ожидал, когда возвратится князь Андрей из кабинета главнокомандующего.
– Вот что, мой милый, я думал о вас, – сказал князь Андрей, когда они прошли в большую залу с клавикордами. – К главнокомандующему вам ходить нечего, – говорил князь Андрей, – он наговорит вам кучу любезностей, скажет, чтобы приходили к нему обедать («это было бы еще не так плохо для службы по той субординации», подумал Борис), но из этого дальше ничего не выйдет; нас, адъютантов и ординарцев, скоро будет батальон. Но вот что мы сделаем: у меня есть хороший приятель, генерал адъютант и прекрасный человек, князь Долгоруков; и хотя вы этого можете не знать, но дело в том, что теперь Кутузов с его штабом и мы все ровно ничего не значим: всё теперь сосредоточивается у государя; так вот мы пойдемте ка к Долгорукову, мне и надо сходить к нему, я уж ему говорил про вас; так мы и посмотрим; не найдет ли он возможным пристроить вас при себе, или где нибудь там, поближе .к солнцу.
Князь Андрей всегда особенно оживлялся, когда ему приходилось руководить молодого человека и помогать ему в светском успехе. Под предлогом этой помощи другому, которую он по гордости никогда не принял бы для себя, он находился вблизи той среды, которая давала успех и которая притягивала его к себе. Он весьма охотно взялся за Бориса и пошел с ним к князю Долгорукову.
Было уже поздно вечером, когда они взошли в Ольмюцкий дворец, занимаемый императорами и их приближенными.
В этот самый день был военный совет, на котором участвовали все члены гофкригсрата и оба императора. На совете, в противность мнения стариков – Кутузова и князя Шварцернберга, было решено немедленно наступать и дать генеральное сражение Бонапарту. Военный совет только что кончился, когда князь Андрей, сопутствуемый Борисом, пришел во дворец отыскивать князя Долгорукова. Еще все лица главной квартиры находились под обаянием сегодняшнего, победоносного для партии молодых, военного совета. Голоса медлителей, советовавших ожидать еще чего то не наступая, так единодушно были заглушены и доводы их опровергнуты несомненными доказательствами выгод наступления, что то, о чем толковалось в совете, будущее сражение и, без сомнения, победа, казались уже не будущим, а прошедшим. Все выгоды были на нашей стороне. Огромные силы, без сомнения, превосходившие силы Наполеона, были стянуты в одно место; войска были одушевлены присутствием императоров и рвались в дело; стратегический пункт, на котором приходилось действовать, был до малейших подробностей известен австрийскому генералу Вейротеру, руководившему войска (как бы счастливая случайность сделала то, что австрийские войска в прошлом году были на маневрах именно на тех полях, на которых теперь предстояло сразиться с французом); до малейших подробностей была известна и передана на картах предлежащая местность, и Бонапарте, видимо, ослабленный, ничего не предпринимал.
