20 июля
Поделись знанием:
Будут все враги у ног» и т.д.
Только что кончили певчие, как последовали новые и новые тосты, при которых всё больше и больше расчувствовался граф Илья Андреич, и еще больше билось посуды, и еще больше кричалось. Пили за здоровье Беклешова, Нарышкина, Уварова, Долгорукова, Апраксина, Валуева, за здоровье старшин, за здоровье распорядителя, за здоровье всех членов клуба, за здоровье всех гостей клуба и наконец отдельно за здоровье учредителя обеда графа Ильи Андреича. При этом тосте граф вынул платок и, закрыв им лицо, совершенно расплакался.
Пьер сидел против Долохова и Николая Ростова. Он много и жадно ел и много пил, как и всегда. Но те, которые его знали коротко, видели, что в нем произошла в нынешний день какая то большая перемена. Он молчал всё время обеда и, щурясь и морщась, глядел кругом себя или остановив глаза, с видом совершенной рассеянности, потирал пальцем переносицу. Лицо его было уныло и мрачно. Он, казалось, не видел и не слышал ничего, происходящего вокруг него, и думал о чем то одном, тяжелом и неразрешенном.
Этот неразрешенный, мучивший его вопрос, были намеки княжны в Москве на близость Долохова к его жене и в нынешнее утро полученное им анонимное письмо, в котором было сказано с той подлой шутливостью, которая свойственна всем анонимным письмам, что он плохо видит сквозь свои очки, и что связь его жены с Долоховым есть тайна только для одного него. Пьер решительно не поверил ни намекам княжны, ни письму, но ему страшно было теперь смотреть на Долохова, сидевшего перед ним. Всякий раз, как нечаянно взгляд его встречался с прекрасными, наглыми глазами Долохова, Пьер чувствовал, как что то ужасное, безобразное поднималось в его душе, и он скорее отворачивался. Невольно вспоминая всё прошедшее своей жены и ее отношения с Долоховым, Пьер видел ясно, что то, что сказано было в письме, могло быть правда, могло по крайней мере казаться правдой, ежели бы это касалось не его жены. Пьер вспоминал невольно, как Долохов, которому было возвращено всё после кампании, вернулся в Петербург и приехал к нему. Пользуясь своими кутежными отношениями дружбы с Пьером, Долохов прямо приехал к нему в дом, и Пьер поместил его и дал ему взаймы денег. Пьер вспоминал, как Элен улыбаясь выражала свое неудовольствие за то, что Долохов живет в их доме, и как Долохов цинически хвалил ему красоту его жены, и как он с того времени до приезда в Москву ни на минуту не разлучался с ними.
«Да, он очень красив, думал Пьер, я знаю его. Для него была бы особенная прелесть в том, чтобы осрамить мое имя и посмеяться надо мной, именно потому, что я хлопотал за него и призрел его, помог ему. Я знаю, я понимаю, какую соль это в его глазах должно бы придавать его обману, ежели бы это была правда. Да, ежели бы это была правда; но я не верю, не имею права и не могу верить». Он вспоминал то выражение, которое принимало лицо Долохова, когда на него находили минуты жестокости, как те, в которые он связывал квартального с медведем и пускал его на воду, или когда он вызывал без всякой причины на дуэль человека, или убивал из пистолета лошадь ямщика. Это выражение часто было на лице Долохова, когда он смотрел на него. «Да, он бретёр, думал Пьер, ему ничего не значит убить человека, ему должно казаться, что все боятся его, ему должно быть приятно это. Он должен думать, что и я боюсь его. И действительно я боюсь его», думал Пьер, и опять при этих мыслях он чувствовал, как что то страшное и безобразное поднималось в его душе. Долохов, Денисов и Ростов сидели теперь против Пьера и казались очень веселы. Ростов весело переговаривался с своими двумя приятелями, из которых один был лихой гусар, другой известный бретёр и повеса, и изредка насмешливо поглядывал на Пьера, который на этом обеде поражал своей сосредоточенной, рассеянной, массивной фигурой. Ростов недоброжелательно смотрел на Пьера, во первых, потому, что Пьер в его гусарских глазах был штатский богач, муж красавицы, вообще баба; во вторых, потому, что Пьер в сосредоточенности и рассеянности своего настроения не узнал Ростова и не ответил на его поклон. Когда стали пить здоровье государя, Пьер задумавшись не встал и не взял бокала.
– Что ж вы? – закричал ему Ростов, восторженно озлобленными глазами глядя на него. – Разве вы не слышите; здоровье государя императора! – Пьер, вздохнув, покорно встал, выпил свой бокал и, дождавшись, когда все сели, с своей доброй улыбкой обратился к Ростову.
– А я вас и не узнал, – сказал он. – Но Ростову было не до этого, он кричал ура!
– Что ж ты не возобновишь знакомство, – сказал Долохов Ростову.
– Бог с ним, дурак, – сказал Ростов.
– Надо лелеять мужей хорошеньких женщин, – сказал Денисов. Пьер не слышал, что они говорили, но знал, что говорят про него. Он покраснел и отвернулся.
– Ну, теперь за здоровье красивых женщин, – сказал Долохов, и с серьезным выражением, но с улыбающимся в углах ртом, с бокалом обратился к Пьеру.
– За здоровье красивых женщин, Петруша, и их любовников, – сказал он.
Пьер, опустив глаза, пил из своего бокала, не глядя на Долохова и не отвечая ему. Лакей, раздававший кантату Кутузова, положил листок Пьеру, как более почетному гостю. Он хотел взять его, но Долохов перегнулся, выхватил листок из его руки и стал читать. Пьер взглянул на Долохова, зрачки его опустились: что то страшное и безобразное, мутившее его во всё время обеда, поднялось и овладело им. Он нагнулся всем тучным телом через стол: – Не смейте брать! – крикнул он.
Услыхав этот крик и увидав, к кому он относился, Несвицкий и сосед с правой стороны испуганно и поспешно обратились к Безухову.
– Полноте, полно, что вы? – шептали испуганные голоса. Долохов посмотрел на Пьера светлыми, веселыми, жестокими глазами, с той же улыбкой, как будто он говорил: «А вот это я люблю». – Не дам, – проговорил он отчетливо.
Бледный, с трясущейся губой, Пьер рванул лист. – Вы… вы… негодяй!.. я вас вызываю, – проговорил он, и двинув стул, встал из за стола. В ту самую секунду, как Пьер сделал это и произнес эти слова, он почувствовал, что вопрос о виновности его жены, мучивший его эти последние сутки, был окончательно и несомненно решен утвердительно. Он ненавидел ее и навсегда был разорван с нею. Несмотря на просьбы Денисова, чтобы Ростов не вмешивался в это дело, Ростов согласился быть секундантом Долохова, и после стола переговорил с Несвицким, секундантом Безухова, об условиях дуэли. Пьер уехал домой, а Ростов с Долоховым и Денисовым до позднего вечера просидели в клубе, слушая цыган и песенников.
– Так до завтра, в Сокольниках, – сказал Долохов, прощаясь с Ростовым на крыльце клуба.
– И ты спокоен? – спросил Ростов…
Долохов остановился. – Вот видишь ли, я тебе в двух словах открою всю тайну дуэли. Ежели ты идешь на дуэль и пишешь завещания да нежные письма родителям, ежели ты думаешь о том, что тебя могут убить, ты – дурак и наверно пропал; а ты иди с твердым намерением его убить, как можно поскорее и повернее, тогда всё исправно. Как мне говаривал наш костромской медвежатник: медведя то, говорит, как не бояться? да как увидишь его, и страх прошел, как бы только не ушел! Ну так то и я. A demain, mon cher! [До завтра, мой милый!]
На другой день, в 8 часов утра, Пьер с Несвицким приехали в Сокольницкий лес и нашли там уже Долохова, Денисова и Ростова. Пьер имел вид человека, занятого какими то соображениями, вовсе не касающимися до предстоящего дела. Осунувшееся лицо его было желто. Он видимо не спал ту ночь. Он рассеянно оглядывался вокруг себя и морщился, как будто от яркого солнца. Два соображения исключительно занимали его: виновность его жены, в которой после бессонной ночи уже не оставалось ни малейшего сомнения, и невинность Долохова, не имевшего никакой причины беречь честь чужого для него человека. «Может быть, я бы то же самое сделал бы на его месте, думал Пьер. Даже наверное я бы сделал то же самое; к чему же эта дуэль, это убийство? Или я убью его, или он попадет мне в голову, в локоть, в коленку. Уйти отсюда, бежать, зарыться куда нибудь», приходило ему в голову. Но именно в те минуты, когда ему приходили такие мысли. он с особенно спокойным и рассеянным видом, внушавшим уважение смотревшим на него, спрашивал: «Скоро ли, и готово ли?»
Когда всё было готово, сабли воткнуты в снег, означая барьер, до которого следовало сходиться, и пистолеты заряжены, Несвицкий подошел к Пьеру.
– Я бы не исполнил своей обязанности, граф, – сказал он робким голосом, – и не оправдал бы того доверия и чести, которые вы мне сделали, выбрав меня своим секундантом, ежели бы я в эту важную минуту, очень важную минуту, не сказал вам всю правду. Я полагаю, что дело это не имеет достаточно причин, и что не стоит того, чтобы за него проливать кровь… Вы были неправы, не совсем правы, вы погорячились…
– Ах да, ужасно глупо… – сказал Пьер.
– Так позвольте мне передать ваше сожаление, и я уверен, что наши противники согласятся принять ваше извинение, – сказал Несвицкий (так же как и другие участники дела и как и все в подобных делах, не веря еще, чтобы дело дошло до действительной дуэли). – Вы знаете, граф, гораздо благороднее сознать свою ошибку, чем довести дело до непоправимого. Обиды ни с одной стороны не было. Позвольте мне переговорить…
– Нет, об чем же говорить! – сказал Пьер, – всё равно… Так готово? – прибавил он. – Вы мне скажите только, как куда ходить, и стрелять куда? – сказал он, неестественно кротко улыбаясь. – Он взял в руки пистолет, стал расспрашивать о способе спуска, так как он до сих пор не держал в руках пистолета, в чем он не хотел сознаваться. – Ах да, вот так, я знаю, я забыл только, – говорил он.
– Никаких извинений, ничего решительно, – говорил Долохов Денисову, который с своей стороны тоже сделал попытку примирения, и тоже подошел к назначенному месту.
Место для поединка было выбрано шагах в 80 ти от дороги, на которой остались сани, на небольшой полянке соснового леса, покрытой истаявшим от стоявших последние дни оттепелей снегом. Противники стояли шагах в 40 ка друг от друга, у краев поляны. Секунданты, размеряя шаги, проложили, отпечатавшиеся по мокрому, глубокому снегу, следы от того места, где они стояли, до сабель Несвицкого и Денисова, означавших барьер и воткнутых в 10 ти шагах друг от друга. Оттепель и туман продолжались; за 40 шагов ничего не было видно. Минуты три всё было уже готово, и всё таки медлили начинать, все молчали.
– Ну, начинать! – сказал Долохов.
– Что же, – сказал Пьер, всё так же улыбаясь. – Становилось страшно. Очевидно было, что дело, начавшееся так легко, уже ничем не могло быть предотвращено, что оно шло само собою, уже независимо от воли людей, и должно было совершиться. Денисов первый вышел вперед до барьера и провозгласил:
– Так как п'отивники отказались от п'ими'ения, то не угодно ли начинать: взять пистолеты и по слову т'и начинать сходиться.
– Г…'аз! Два! Т'и!… – сердито прокричал Денисов и отошел в сторону. Оба пошли по протоптанным дорожкам всё ближе и ближе, в тумане узнавая друг друга. Противники имели право, сходясь до барьера, стрелять, когда кто захочет. Долохов шел медленно, не поднимая пистолета, вглядываясь своими светлыми, блестящими, голубыми глазами в лицо своего противника. Рот его, как и всегда, имел на себе подобие улыбки.
– Так когда хочу – могу стрелять! – сказал Пьер, при слове три быстрыми шагами пошел вперед, сбиваясь с протоптанной дорожки и шагая по цельному снегу. Пьер держал пистолет, вытянув вперед правую руку, видимо боясь как бы из этого пистолета не убить самого себя. Левую руку он старательно отставлял назад, потому что ему хотелось поддержать ею правую руку, а он знал, что этого нельзя было. Пройдя шагов шесть и сбившись с дорожки в снег, Пьер оглянулся под ноги, опять быстро взглянул на Долохова, и потянув пальцем, как его учили, выстрелил. Никак не ожидая такого сильного звука, Пьер вздрогнул от своего выстрела, потом улыбнулся сам своему впечатлению и остановился. Дым, особенно густой от тумана, помешал ему видеть в первое мгновение; но другого выстрела, которого он ждал, не последовало. Только слышны были торопливые шаги Долохова, и из за дыма показалась его фигура. Одной рукой он держался за левый бок, другой сжимал опущенный пистолет. Лицо его было бледно. Ростов подбежал и что то сказал ему.
– Не…е…т, – проговорил сквозь зубы Долохов, – нет, не кончено, – и сделав еще несколько падающих, ковыляющих шагов до самой сабли, упал на снег подле нее. Левая рука его была в крови, он обтер ее о сюртук и оперся ею. Лицо его было бледно, нахмуренно и дрожало.
– Пожалу… – начал Долохов, но не мог сразу выговорить… – пожалуйте, договорил он с усилием. Пьер, едва удерживая рыдания, побежал к Долохову, и хотел уже перейти пространство, отделяющее барьеры, как Долохов крикнул: – к барьеру! – и Пьер, поняв в чем дело, остановился у своей сабли. Только 10 шагов разделяло их. Долохов опустился головой к снегу, жадно укусил снег, опять поднял голову, поправился, подобрал ноги и сел, отыскивая прочный центр тяжести. Он глотал холодный снег и сосал его; губы его дрожали, но всё улыбаясь; глаза блестели усилием и злобой последних собранных сил. Он поднял пистолет и стал целиться.
– Боком, закройтесь пистолетом, – проговорил Несвицкий.
– 3ак'ойтесь! – не выдержав, крикнул даже Денисов своему противнику.
Пьер с кроткой улыбкой сожаления и раскаяния, беспомощно расставив ноги и руки, прямо своей широкой грудью стоял перед Долоховым и грустно смотрел на него. Денисов, Ростов и Несвицкий зажмурились. В одно и то же время они услыхали выстрел и злой крик Долохова.
– Мимо! – крикнул Долохов и бессильно лег на снег лицом книзу. Пьер схватился за голову и, повернувшись назад, пошел в лес, шагая целиком по снегу и вслух приговаривая непонятные слова:
– Глупо… глупо! Смерть… ложь… – твердил он морщась. Несвицкий остановил его и повез домой.
Ростов с Денисовым повезли раненого Долохова.
Долохов, молча, с закрытыми глазами, лежал в санях и ни слова не отвечал на вопросы, которые ему делали; но, въехав в Москву, он вдруг очнулся и, с трудом приподняв голову, взял за руку сидевшего подле себя Ростова. Ростова поразило совершенно изменившееся и неожиданно восторженно нежное выражение лица Долохова.
– Ну, что? как ты чувствуешь себя? – спросил Ростов.
– Скверно! но не в том дело. Друг мой, – сказал Долохов прерывающимся голосом, – где мы? Мы в Москве, я знаю. Я ничего, но я убил ее, убил… Она не перенесет этого. Она не перенесет…
– Кто? – спросил Ростов.
– Мать моя. Моя мать, мой ангел, мой обожаемый ангел, мать, – и Долохов заплакал, сжимая руку Ростова. Когда он несколько успокоился, он объяснил Ростову, что живет с матерью, что ежели мать увидит его умирающим, она не перенесет этого. Он умолял Ростова ехать к ней и приготовить ее.
Ростов поехал вперед исполнять поручение, и к великому удивлению своему узнал, что Долохов, этот буян, бретёр Долохов жил в Москве с старушкой матерью и горбатой сестрой, и был самый нежный сын и брат.
Пьер в последнее время редко виделся с женою с глазу на глаз. И в Петербурге, и в Москве дом их постоянно бывал полон гостями. В следующую ночь после дуэли, он, как и часто делал, не пошел в спальню, а остался в своем огромном, отцовском кабинете, в том самом, в котором умер граф Безухий.
Он прилег на диван и хотел заснуть, для того чтобы забыть всё, что было с ним, но он не мог этого сделать. Такая буря чувств, мыслей, воспоминаний вдруг поднялась в его душе, что он не только не мог спать, но не мог сидеть на месте и должен был вскочить с дивана и быстрыми шагами ходить по комнате. То ему представлялась она в первое время после женитьбы, с открытыми плечами и усталым, страстным взглядом, и тотчас же рядом с нею представлялось красивое, наглое и твердо насмешливое лицо Долохова, каким оно было на обеде, и то же лицо Долохова, бледное, дрожащее и страдающее, каким оно было, когда он повернулся и упал на снег.
«Что ж было? – спрашивал он сам себя. – Я убил любовника , да, убил любовника своей жены. Да, это было. Отчего? Как я дошел до этого? – Оттого, что ты женился на ней, – отвечал внутренний голос.
«Но в чем же я виноват? – спрашивал он. – В том, что ты женился не любя ее, в том, что ты обманул и себя и ее, – и ему живо представилась та минута после ужина у князя Василья, когда он сказал эти невыходившие из него слова: „Je vous aime“. [Я вас люблю.] Всё от этого! Я и тогда чувствовал, думал он, я чувствовал тогда, что это было не то, что я не имел на это права. Так и вышло». Он вспомнил медовый месяц, и покраснел при этом воспоминании. Особенно живо, оскорбительно и постыдно было для него воспоминание о том, как однажды, вскоре после своей женитьбы, он в 12 м часу дня, в шелковом халате пришел из спальни в кабинет, и в кабинете застал главного управляющего, который почтительно поклонился, поглядел на лицо Пьера, на его халат и слегка улыбнулся, как бы выражая этой улыбкой почтительное сочувствие счастию своего принципала.
«А сколько раз я гордился ею, гордился ее величавой красотой, ее светским тактом, думал он; гордился тем своим домом, в котором она принимала весь Петербург, гордился ее неприступностью и красотой. Так вот чем я гордился?! Я тогда думал, что не понимаю ее. Как часто, вдумываясь в ее характер, я говорил себе, что я виноват, что не понимаю ее, не понимаю этого всегдашнего спокойствия, удовлетворенности и отсутствия всяких пристрастий и желаний, а вся разгадка была в том страшном слове, что она развратная женщина: сказал себе это страшное слово, и всё стало ясно!
| ← июль → | ||||||
| Пн | Вт | Ср | Чт | Пт | Сб | Вс |
| 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 |
| 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 |
| 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 |
| 22 | 23 | 24 | 25 | 26 | 27 | 28 |
| 29 | 30 | 31 | ||||
| 2024 г. | ||||||
20 июля — 201-й день года (202-й в високосные годы) в григорианском календаре. До конца года остаётся 164 дня.
Содержание
Международные дни
-
Международный день шахмат. - Международный день торта[1].
Праздники
См. также: Категория:Праздники 20 июля
-
Колумбия — День независимости. -
Северный Кипр — День мира и свободы. -
Норвегия — День рождения наследного принца Хокона Магнуса.
Религиозные
- память преподобного Фомы, иже в Малеи (X век);
- память преподобного Акакия Синайского, о котором повествуется в Лествице (VI век);
- память преподобной Евфросинии, в миру Евдокии, великой княгини Московской (1407);
- обретение мощей преподобного Герасима Болдинского (2001);
- память мучеников Перегрина, Лукиана, Помпея, Исихия, Папия, Саторнина и Германа (II век);
- память священномученика Епиктета, пресвитера, и прмч. Астиона, монаха (290);
- память священномученика Евангела, епископа Томского (Кюстенджийского) (III—IV века);
- память мученицы Кириакии Никомидийской (IV век);
- память священномученика Павла Чернышева, пресвитера (1918);
- празднование в честь Влахернской иконы Божией Матери (принесена в Россию в 1654 г.).
Именины
- Православные: Акакий, Герман, Евдокия, Евфросиния, Лукиан, Никон, Сергей, Фома.
- Католические: Маргарита, Вячеслав, Анастасия.
События
См. также: Категория:События 20 июля
До XIX века
- 1217 — на княжеском съезде в Исадах было убито 6 рязанских князей.
- 1534 — в Кембридже зарегистрировано первое в мире издательство.
- 1653 — русское посольство прибыло в Чигирин с уведомлением о согласии царя взять под своё покровительство запорожское казачество.
- 1658 — (10 июля по старому стилю) патриарх Никон отрёкся от патриаршества.
XIX век
- 1810 — провозглашено создание независимого латиноамериканского государства Колумбия.
- 1840 — в Англии создана «Национальная чартистская ассоциация», явившаяся прототипом будущих политических партий рабочих. Ассоциация с центром в городе Манчестер насчитывала 40 тыс. человек.
- 1862 — арест Н. Г. Чернышевского и Н. А. Серно-Соловьевича.
- 1871
- В Канаду включена провинция Британская Колумбия.
- Английская футбольная ассоциация (основана в 1863 году) предложила учредить Кубок вызова (Challenge Cup) для клубов, входящих в её состав. Этот шаг стал решающим в быстром развитии футбола как вида спорта. Через четыре года он стал профессиональным, и в 1881 году ассоциация насчитывала в своих рядах уже 128 клубов.
- 1877 — начало истории мультипликации.
- 1882 — состоялись испытания самолёта А. Ф. Можайского.
- 1893 — в России введена «казённая продажа питей» («винная монополия»).
- 1900 — в Париже была открыта первая во Франции линия метрополитена.
XX век
- 1903 — после смерти папы Льва XIII новым главой Ватикана избран кардинал Джузеппе Сарто под именем Пия X.
- 1917
- 1920 — в ходе наступления на Польшу части Красной армии заняли Вильнюс.
- 1922 — начало деятельности Балтийского морского пароходства.
- 1924 — в Париже основана Международная шахматная федерация — FIDE. Отмечается как Международный день шахмат.
- 1929 — основан город Игарка в Красноярском крае.
- 1933 — ирландская Ассоциация товарищей по оружию переименована в Национальную гвардию, членов которой стали называть «синими рубашками».
- 1936 — конвенция, подписанная в Монтрё, отдала под юрисдикцию Турции проливы Дарданеллы и Босфор.
- 1940 — американский музыкальный журнал «Billboard» опубликовал первый список самых популярных песен.
- 1941
- НКГБ и НКВД СССР объединены в единый Наркомат внутренних дел.
- Великая Отечественная война: На кирпичах Брестской крепости была сделана последняя надпись — «Умираю, но не сдаюсь! Прощай, Родина».
- 1944 — неудачное покушение на Адольфа Гитлера.
- 1946 — вышел первый номер журнала «Грани», издававшегося в Германии на русском языке издательством «Посев». Основателем журнала был Евгений Романович Романов-Островский.
- 1953 — СССР восстановил дипломатические отношения с Израилем.
- 1955 — открыт для всеобщего обозрения историко-архитектурный ансамбль Московского Кремля. После переезда советского правительства весной 1918 года из Петрограда в Москву Кремль был закрыт для посещений.
- 1959 — строителями Каунасской ГЭС был перекрыт Неман.
- 1965 — глубоководный самоходный аппарат «Алвин», принадлежащий ВМФ США, с сотрудником Океанографического института в Вудс-Холле О. Рейни-младшим начал погружение в подводный каньон Язык Океана. Через 1 час 37 минут аппарат достиг дна. Глубина погружения составила 1 829 метров.
- 1966
- Выход Майкла Коллинза с борта космического корабля «Джемини X» к ракетной ступени «Аджена».
- Подписано постановление правительства СССР о строительстве Волжского автомобильного завода.
- 1969 — «Аполлон-11» совершил первую в истории пилотируемую посадку на Луну.
- 1974 — началось Турецкое вторжение на Кипр.
- 1976 — проведены первые исследования на поверхности Марса.
- 1987 — Пол Маккартни приступил к записи нового альбома Снова в СССР, который был выпущен только в Советском Союзе.
- 1990
- Верховный Совет Северо-Осетинской автономной республики принял декларацию о государственном суверенитете и вернул городу Орджоникидзе его историческое название Владикавказ.
- Опубликованы основные положения принятой российским правительством программы «Мандат доверия на 500 дней», разработанной Григорием Явлинским и предусматривающей приватизацию государственной собственности и освобождение цен.
- 1993 — введение в Литве собственной валюты — лита.
- 1994 — на базе Гуманитарной Академии ВС РФ и Военной академии экономики, финансов и права ВС РФ создан Военный университет Вооружённых Сил Российской Федерации.
XXI век
- 2005 — в Канаде на общенациональном уровне вступил в силу закон об однополых браках.
- 2012 — Четырнадцать человек убиты и около 50 ранены в результате стрельбы на премьере нового фильма о Бэтмене в городе Аврора в окрестностях Денвера.
Родились
См. также: Категория:Родившиеся 20 июля
До XIX века
- 1304 — Франческо Петрарка (ум. 1374), итальянский поэт, глава старшего поколения гуманистов, один из величайших деятелей итальянского Ренессанса.
- 1519 — Иннокентий IX (в миру Джованни Антонио Факкинетти де Нуче) (ум. 1591), папа римский (29 октября-30 декабря 1591 года).
- 1656 — Иоганн Бернхард Фишер фон Эрлах (ум. 1723), австрийский архитектор, основоположник т. н. имперского стиля.
- 1725 — Иоахим Ибарра (ум. 1785), испанский книгопечатник.
- 1754 — Антуан Дестют де Траси (ум. 1836), французский философ, основатель школы идеологистов.
- 1766 — Томас Элгин (ум. 1841), английский дипломат, вывезший в Британию памятники Древней Греции.
XIX век
- 1804 — Сэр Ричард Оуэн (ум. 1892), английский зоолог, анатом и палеонтолог, автор слова «динозавр».
- 1806 — Франческо Бонаини (ум. 1874), итальянский историк, филолог, палеонтолог и архивариус; секретарь Академии делла Круска.
- 1822 — Грегор Иоганн Мендель (ум. 1884), австрийский биолог и ботаник, заложивший основы генетики.
- 1847 — Макс Либерман (ум. 1935), немецкий живописец и график.
- 1850 — Георг Элиас Мюллер (ум. 1934) — немецкий философ, один из первых экспериментальных психологов.
- 1864 — Эрик Карлфельдт (ум. 1931), шведский поэт, член Шведской академии, лауреат Нобелевской премии 1931 года.
- 1873
- Витольд Осипович Малишевский (ум. 1939), российский и польский музыкальный деятель, композитор, педагог.
- Альберто Сантос-Дюмон (ум. 1932), бразильский авиатор.
- 1880 — Герман Кайзерлинг (ум. 1946), немецкий философ, писатель, путешественник («Путевой дневник философа»).
- 1882 — Николай Гартман (ум. 1950), немецкий философ.
- 1885 — Николай Михайлович Лукин (ум. 1940), историк, академик АН СССР, преподаватель Московского университета.
- 1886 — Михаил Леонидович Лозинский (ум. 1955), русский поэт, переводчик.
- 1890 — Джорджо Моранди (ум. 1964), итальянский живописец, гравер, скульптор и график, преподаватель Болонской Академии Художеств.
- 1891 — Владимир Володин (настоящая фамилия Иванов) (ум. 1958), актёр театра и кино («Волга-Волга», «Цирк», «Кубанские казаки»).
- 1894 — Лев Александрович Бруни (ум. 1948), русский график и живописец.
- 1895 — Ласло Мохой-Надь (ум. 1946), венгерский и американский живописец, фотограф, театральный художник, педагог и скульптор, один из блистательных представителей конструктивизма.
- 1897 — Тадеуш Рейхштейн (ум. 1996), швейцарский химик-органик польского происхождения. Лауреат Нобелевской премии 1950 года в области физиологии и медицины, совместно с Эдуардом Кендаллом и Филипом Хенчем.
- 1898 — Георгий Эрихович Лангемак (ум. 1938), конструктор пороховых ракет, внёсший значительный вклад в создание реактивных снарядов для «катюши».
XX век
- 1901 — Сергей Капитонович Блинников (ум. 1969), актёр, народный артист СССР (фильмы «Кубанские казаки», «Солдат Иван Бровкин», «Королева бензоколонки»).
- 1914
- Маса Ниеми (ум. 1960), финский актёр.
- Флоракис Харилаос (ум. 2005), греческий государственный и политический деятель.
- Петров Семён Иванович (ум. 1945), старший сержант, командир отделения мотористов, Герой Советского Союза.
- Добрев, Добре Димитров, также известнен как Дедушка Добре, — болгарский филантроп, собирающий подаяние и жертвующий значительные суммы на восстановление и поддержание болгарских христианских церквей.
- 1915 — Орест Георгиевич Верейский (ум. 1993), график, народный художник СССР, автор иллюстраций к произведениям М. Шолохова и поэме А. Твардовского «Василий Тёркин».
- 1919 — Эдмунд Хиллари (ум. 2008), новозеландский исследователь и альпинист, первый покоритель Эвереста.
- 1924 — Виктор Николаевич Безценный (ум. 1976), Герой Советского Союза, участник Великой Отечественной войны.
- 1924 — Татьяна Михайловна Лиознова (настоящее отчество Моисеевна) (ум. 2011), советский режиссёр игрового кино («Семнадцать мгновений весны»).
- 1926 — Георгий Иванович Зубков, журналист-международник.
- 1928 — Павел Когоут, чешский поэт, журналист и драматург.
- 1930 — Олег Андреевич Анофриев, российский актёр, режиссёр, автор и исполнитель песен.
- 1938
- Алексей Георгиевич Герман (ум. 2013), кинорежиссёр, сценарист, актёр («Мой друг Иван Лапшин», «Двадцать дней без войны»), народный артист РСФСР; сын писателя Юрия Германа.
- Натали Вуд (настоящее имя Наталья Николаевна Захаренко; ум. 1981), американская киноактриса русского происхождения.
- 1940 — Давид Фёдорович Тухманов, композитор-песенник.
- 1941 — Людмила Алексеевна Чурсина, советская актриса театра и кино (фильмы «Виринея», «Угрюм-река» и «Журавушка»).
- 1945 — Александр Завенович Мирзаян, российский поэт, композитор, бард, теоретик авторской песни.
- 1946 — Джон Рэндал Клайзер — американский кинорежиссёр и продюсер.
- 1947
- Герд Карл Би́нниг, немецкий физик, лауреат Нобелевской премии по физике 1986 года.
- Карлос Сантана, лидер-гитарист группы «Santana».
- 1963 — Александр Вячеславович Жулин, российский фигурист.
- 1964 — Бернд Шнайдер, немецкий автогонщик, чемпион в кузовных гоночных сериях.
- 1969 — Джош Ли Холлоуэй, американский актёр, наиболее известный ролью Сойера в сериале «Остаться в живых».
- 1973 — Петер Форсберг, шведский хоккеист, нападающий.
- 1975 — Рэй Аллен, американский баскетболист, олимпийский чемпион, двукратный чемпион НБА.
- 1978 — Павел Валерьевич Дацюк, российский хоккеист.
- 1980 — Жизель Бюндхен, бразильская супермодель, актриса.
- 1982 — Борис Корчевников, российский тележурналист, телеведущий и актёр.
- 1988 — Джулианна Хаф, американская актриса, танцовщица (бальные танцы) и певица.
- 1994 — Майя Шибутани, американская фигуристка, чемпионка четырёх континентов.
Скончались
См. также: Категория:Умершие 20 июля
- 1320 — Ошин (р. 1283), король Киликийского армянского государства.
- 1794 — Владимир Игнатьевич Лукин (р. 1737), русский драматург и теоретик театра.
- 1813 — Матвей Яковлевич Мудров (р. 1776), врач, один из основателей русской клинической школы, старший врач Центральной комиссии по борьбе с эпидемиями.
- 1816 — Гавриил Романович Державин (р. 1743), русский поэт.
- 1866 — Георг Бернхард Риман (р. 1826), выдающийся немецкий математик, основатель современного математического анализа.
- 1883 — Ивакура Томоми (р. 1825), японский государственный деятель.
- 1903 — Лев XIII (в миру Виченцо Джоакино Раффаэле Луиджи, граф Печчи) (р. 1810), Папа Римский (1878—1903 гг.).
- 1913 — Всеволод Фёдорович Руднев (р. 1855), русский адмирал, командир крейсера «Варяг».
- 1923 — Панчо Вилья (р. 1878), руководитель крестьян в годы Мексиканской революции.
- 1926 — Феликс Эдмундович Дзержинский (р. 1877), деятель коммунистической партии, советский государственный деятель.
- 1927 — Фердинанд I (р. 1865), король Румынии (1914—1927 гг.).
- 1932 — Дмитрий Николаевич Жбанков (р. 1853), русский врач и писатель.
- 1937 — Гульельмо Маркони (р. 1874), итальянский радиотехник и предприниматель, лауреат Нобелевской премии 1909 года.
- 1945 — Поль Валери (р. 1871), французский поэт.
- 1951 — Абдаллах ибн Хусейн (р. 1882), король Иордании. Был убит.
- 1973 — Брюс Ли (р. 1940), мастер восточных единоборств, американский и гонконгский актёр, режиссёр, постановщик боевых сцен.
- 1973 — Михаил Васильевич Исаковский (р. 1900), советский поэт («Катюша», «Враги сожгли родную хату»).
- 1978 — Павел Петрович Панков (р. 1922), актёр («Волшебная сила», «Начальник Чукотки», «Агония»).
- 1987 — Дмитрий Данилович Лелюшенко (р. 1901), дважды Герой Советского Союза.
- 2001 — Карло Джулиани (р. 1978), политический активист и анархист. Застрелен полицейским на акции протеста против саммита «Большой восьмёрки» в Генуе.
- 2006 — Жерар Ури (р. 1919), французский комедийный кинорежиссёр.
- 2007 — Тэмми Фэй Месснер (р. 1942), американская христианская певица, евангелист, предприниматель, автор и ведущая телешоу.
- 2013 — Гурьянов, Георгий Константинович (р. 1961), российский художник и музыкант. Бывший барабанщик группы «Кино».
- 2016 - Шеремет, Павел Григорьевич (р. 1971), российский,украинский и белорусский телеведущий и журналист.
Приметы
- Фома и Авдотья.
- Дождь, начавшийся в этот день, длится долго и портит сено в полях (говорили так: «Сгребёшь сено в кучи, так не страшны и тучи»).
- Пока колос (урожай) в поле — трудись подоле. Коли зерно в колосу — торопись жать полосу[4].
См. также
|
20 июля в Викиновостях? |
|---|
Напишите отзыв о статье "20 июля"
Примечания
- ↑ [www.calend.ru/holidays/0/0/3209/ Международный День Торта]
- ↑ [azbyka.ru/days/2016-07-20 Старый стиль, 7 июля, Новый стиль 20 июля, среда] // Православный церковный календарь
- ↑ [calendar.pravmir.ru/2016/7/20 20 июля 2016 года] // Православие и мир, православный календарь, 2016 г.
- ↑ [www.rg.ru/2008/07/17/primeti.html Народные приметы: 20 июля]
Отрывок, характеризующий 20 июля
Есть у нас Багратионы,Будут все враги у ног» и т.д.
Только что кончили певчие, как последовали новые и новые тосты, при которых всё больше и больше расчувствовался граф Илья Андреич, и еще больше билось посуды, и еще больше кричалось. Пили за здоровье Беклешова, Нарышкина, Уварова, Долгорукова, Апраксина, Валуева, за здоровье старшин, за здоровье распорядителя, за здоровье всех членов клуба, за здоровье всех гостей клуба и наконец отдельно за здоровье учредителя обеда графа Ильи Андреича. При этом тосте граф вынул платок и, закрыв им лицо, совершенно расплакался.
Пьер сидел против Долохова и Николая Ростова. Он много и жадно ел и много пил, как и всегда. Но те, которые его знали коротко, видели, что в нем произошла в нынешний день какая то большая перемена. Он молчал всё время обеда и, щурясь и морщась, глядел кругом себя или остановив глаза, с видом совершенной рассеянности, потирал пальцем переносицу. Лицо его было уныло и мрачно. Он, казалось, не видел и не слышал ничего, происходящего вокруг него, и думал о чем то одном, тяжелом и неразрешенном.
Этот неразрешенный, мучивший его вопрос, были намеки княжны в Москве на близость Долохова к его жене и в нынешнее утро полученное им анонимное письмо, в котором было сказано с той подлой шутливостью, которая свойственна всем анонимным письмам, что он плохо видит сквозь свои очки, и что связь его жены с Долоховым есть тайна только для одного него. Пьер решительно не поверил ни намекам княжны, ни письму, но ему страшно было теперь смотреть на Долохова, сидевшего перед ним. Всякий раз, как нечаянно взгляд его встречался с прекрасными, наглыми глазами Долохова, Пьер чувствовал, как что то ужасное, безобразное поднималось в его душе, и он скорее отворачивался. Невольно вспоминая всё прошедшее своей жены и ее отношения с Долоховым, Пьер видел ясно, что то, что сказано было в письме, могло быть правда, могло по крайней мере казаться правдой, ежели бы это касалось не его жены. Пьер вспоминал невольно, как Долохов, которому было возвращено всё после кампании, вернулся в Петербург и приехал к нему. Пользуясь своими кутежными отношениями дружбы с Пьером, Долохов прямо приехал к нему в дом, и Пьер поместил его и дал ему взаймы денег. Пьер вспоминал, как Элен улыбаясь выражала свое неудовольствие за то, что Долохов живет в их доме, и как Долохов цинически хвалил ему красоту его жены, и как он с того времени до приезда в Москву ни на минуту не разлучался с ними.
«Да, он очень красив, думал Пьер, я знаю его. Для него была бы особенная прелесть в том, чтобы осрамить мое имя и посмеяться надо мной, именно потому, что я хлопотал за него и призрел его, помог ему. Я знаю, я понимаю, какую соль это в его глазах должно бы придавать его обману, ежели бы это была правда. Да, ежели бы это была правда; но я не верю, не имею права и не могу верить». Он вспоминал то выражение, которое принимало лицо Долохова, когда на него находили минуты жестокости, как те, в которые он связывал квартального с медведем и пускал его на воду, или когда он вызывал без всякой причины на дуэль человека, или убивал из пистолета лошадь ямщика. Это выражение часто было на лице Долохова, когда он смотрел на него. «Да, он бретёр, думал Пьер, ему ничего не значит убить человека, ему должно казаться, что все боятся его, ему должно быть приятно это. Он должен думать, что и я боюсь его. И действительно я боюсь его», думал Пьер, и опять при этих мыслях он чувствовал, как что то страшное и безобразное поднималось в его душе. Долохов, Денисов и Ростов сидели теперь против Пьера и казались очень веселы. Ростов весело переговаривался с своими двумя приятелями, из которых один был лихой гусар, другой известный бретёр и повеса, и изредка насмешливо поглядывал на Пьера, который на этом обеде поражал своей сосредоточенной, рассеянной, массивной фигурой. Ростов недоброжелательно смотрел на Пьера, во первых, потому, что Пьер в его гусарских глазах был штатский богач, муж красавицы, вообще баба; во вторых, потому, что Пьер в сосредоточенности и рассеянности своего настроения не узнал Ростова и не ответил на его поклон. Когда стали пить здоровье государя, Пьер задумавшись не встал и не взял бокала.
– Что ж вы? – закричал ему Ростов, восторженно озлобленными глазами глядя на него. – Разве вы не слышите; здоровье государя императора! – Пьер, вздохнув, покорно встал, выпил свой бокал и, дождавшись, когда все сели, с своей доброй улыбкой обратился к Ростову.
– А я вас и не узнал, – сказал он. – Но Ростову было не до этого, он кричал ура!
– Что ж ты не возобновишь знакомство, – сказал Долохов Ростову.
– Бог с ним, дурак, – сказал Ростов.
– Надо лелеять мужей хорошеньких женщин, – сказал Денисов. Пьер не слышал, что они говорили, но знал, что говорят про него. Он покраснел и отвернулся.
– Ну, теперь за здоровье красивых женщин, – сказал Долохов, и с серьезным выражением, но с улыбающимся в углах ртом, с бокалом обратился к Пьеру.
– За здоровье красивых женщин, Петруша, и их любовников, – сказал он.
Пьер, опустив глаза, пил из своего бокала, не глядя на Долохова и не отвечая ему. Лакей, раздававший кантату Кутузова, положил листок Пьеру, как более почетному гостю. Он хотел взять его, но Долохов перегнулся, выхватил листок из его руки и стал читать. Пьер взглянул на Долохова, зрачки его опустились: что то страшное и безобразное, мутившее его во всё время обеда, поднялось и овладело им. Он нагнулся всем тучным телом через стол: – Не смейте брать! – крикнул он.
Услыхав этот крик и увидав, к кому он относился, Несвицкий и сосед с правой стороны испуганно и поспешно обратились к Безухову.
– Полноте, полно, что вы? – шептали испуганные голоса. Долохов посмотрел на Пьера светлыми, веселыми, жестокими глазами, с той же улыбкой, как будто он говорил: «А вот это я люблю». – Не дам, – проговорил он отчетливо.
Бледный, с трясущейся губой, Пьер рванул лист. – Вы… вы… негодяй!.. я вас вызываю, – проговорил он, и двинув стул, встал из за стола. В ту самую секунду, как Пьер сделал это и произнес эти слова, он почувствовал, что вопрос о виновности его жены, мучивший его эти последние сутки, был окончательно и несомненно решен утвердительно. Он ненавидел ее и навсегда был разорван с нею. Несмотря на просьбы Денисова, чтобы Ростов не вмешивался в это дело, Ростов согласился быть секундантом Долохова, и после стола переговорил с Несвицким, секундантом Безухова, об условиях дуэли. Пьер уехал домой, а Ростов с Долоховым и Денисовым до позднего вечера просидели в клубе, слушая цыган и песенников.
– Так до завтра, в Сокольниках, – сказал Долохов, прощаясь с Ростовым на крыльце клуба.
– И ты спокоен? – спросил Ростов…
Долохов остановился. – Вот видишь ли, я тебе в двух словах открою всю тайну дуэли. Ежели ты идешь на дуэль и пишешь завещания да нежные письма родителям, ежели ты думаешь о том, что тебя могут убить, ты – дурак и наверно пропал; а ты иди с твердым намерением его убить, как можно поскорее и повернее, тогда всё исправно. Как мне говаривал наш костромской медвежатник: медведя то, говорит, как не бояться? да как увидишь его, и страх прошел, как бы только не ушел! Ну так то и я. A demain, mon cher! [До завтра, мой милый!]
На другой день, в 8 часов утра, Пьер с Несвицким приехали в Сокольницкий лес и нашли там уже Долохова, Денисова и Ростова. Пьер имел вид человека, занятого какими то соображениями, вовсе не касающимися до предстоящего дела. Осунувшееся лицо его было желто. Он видимо не спал ту ночь. Он рассеянно оглядывался вокруг себя и морщился, как будто от яркого солнца. Два соображения исключительно занимали его: виновность его жены, в которой после бессонной ночи уже не оставалось ни малейшего сомнения, и невинность Долохова, не имевшего никакой причины беречь честь чужого для него человека. «Может быть, я бы то же самое сделал бы на его месте, думал Пьер. Даже наверное я бы сделал то же самое; к чему же эта дуэль, это убийство? Или я убью его, или он попадет мне в голову, в локоть, в коленку. Уйти отсюда, бежать, зарыться куда нибудь», приходило ему в голову. Но именно в те минуты, когда ему приходили такие мысли. он с особенно спокойным и рассеянным видом, внушавшим уважение смотревшим на него, спрашивал: «Скоро ли, и готово ли?»
Когда всё было готово, сабли воткнуты в снег, означая барьер, до которого следовало сходиться, и пистолеты заряжены, Несвицкий подошел к Пьеру.
– Я бы не исполнил своей обязанности, граф, – сказал он робким голосом, – и не оправдал бы того доверия и чести, которые вы мне сделали, выбрав меня своим секундантом, ежели бы я в эту важную минуту, очень важную минуту, не сказал вам всю правду. Я полагаю, что дело это не имеет достаточно причин, и что не стоит того, чтобы за него проливать кровь… Вы были неправы, не совсем правы, вы погорячились…
– Ах да, ужасно глупо… – сказал Пьер.
– Так позвольте мне передать ваше сожаление, и я уверен, что наши противники согласятся принять ваше извинение, – сказал Несвицкий (так же как и другие участники дела и как и все в подобных делах, не веря еще, чтобы дело дошло до действительной дуэли). – Вы знаете, граф, гораздо благороднее сознать свою ошибку, чем довести дело до непоправимого. Обиды ни с одной стороны не было. Позвольте мне переговорить…
– Нет, об чем же говорить! – сказал Пьер, – всё равно… Так готово? – прибавил он. – Вы мне скажите только, как куда ходить, и стрелять куда? – сказал он, неестественно кротко улыбаясь. – Он взял в руки пистолет, стал расспрашивать о способе спуска, так как он до сих пор не держал в руках пистолета, в чем он не хотел сознаваться. – Ах да, вот так, я знаю, я забыл только, – говорил он.
– Никаких извинений, ничего решительно, – говорил Долохов Денисову, который с своей стороны тоже сделал попытку примирения, и тоже подошел к назначенному месту.
Место для поединка было выбрано шагах в 80 ти от дороги, на которой остались сани, на небольшой полянке соснового леса, покрытой истаявшим от стоявших последние дни оттепелей снегом. Противники стояли шагах в 40 ка друг от друга, у краев поляны. Секунданты, размеряя шаги, проложили, отпечатавшиеся по мокрому, глубокому снегу, следы от того места, где они стояли, до сабель Несвицкого и Денисова, означавших барьер и воткнутых в 10 ти шагах друг от друга. Оттепель и туман продолжались; за 40 шагов ничего не было видно. Минуты три всё было уже готово, и всё таки медлили начинать, все молчали.
– Ну, начинать! – сказал Долохов.
– Что же, – сказал Пьер, всё так же улыбаясь. – Становилось страшно. Очевидно было, что дело, начавшееся так легко, уже ничем не могло быть предотвращено, что оно шло само собою, уже независимо от воли людей, и должно было совершиться. Денисов первый вышел вперед до барьера и провозгласил:
– Так как п'отивники отказались от п'ими'ения, то не угодно ли начинать: взять пистолеты и по слову т'и начинать сходиться.
– Г…'аз! Два! Т'и!… – сердито прокричал Денисов и отошел в сторону. Оба пошли по протоптанным дорожкам всё ближе и ближе, в тумане узнавая друг друга. Противники имели право, сходясь до барьера, стрелять, когда кто захочет. Долохов шел медленно, не поднимая пистолета, вглядываясь своими светлыми, блестящими, голубыми глазами в лицо своего противника. Рот его, как и всегда, имел на себе подобие улыбки.
– Так когда хочу – могу стрелять! – сказал Пьер, при слове три быстрыми шагами пошел вперед, сбиваясь с протоптанной дорожки и шагая по цельному снегу. Пьер держал пистолет, вытянув вперед правую руку, видимо боясь как бы из этого пистолета не убить самого себя. Левую руку он старательно отставлял назад, потому что ему хотелось поддержать ею правую руку, а он знал, что этого нельзя было. Пройдя шагов шесть и сбившись с дорожки в снег, Пьер оглянулся под ноги, опять быстро взглянул на Долохова, и потянув пальцем, как его учили, выстрелил. Никак не ожидая такого сильного звука, Пьер вздрогнул от своего выстрела, потом улыбнулся сам своему впечатлению и остановился. Дым, особенно густой от тумана, помешал ему видеть в первое мгновение; но другого выстрела, которого он ждал, не последовало. Только слышны были торопливые шаги Долохова, и из за дыма показалась его фигура. Одной рукой он держался за левый бок, другой сжимал опущенный пистолет. Лицо его было бледно. Ростов подбежал и что то сказал ему.
– Не…е…т, – проговорил сквозь зубы Долохов, – нет, не кончено, – и сделав еще несколько падающих, ковыляющих шагов до самой сабли, упал на снег подле нее. Левая рука его была в крови, он обтер ее о сюртук и оперся ею. Лицо его было бледно, нахмуренно и дрожало.
– Пожалу… – начал Долохов, но не мог сразу выговорить… – пожалуйте, договорил он с усилием. Пьер, едва удерживая рыдания, побежал к Долохову, и хотел уже перейти пространство, отделяющее барьеры, как Долохов крикнул: – к барьеру! – и Пьер, поняв в чем дело, остановился у своей сабли. Только 10 шагов разделяло их. Долохов опустился головой к снегу, жадно укусил снег, опять поднял голову, поправился, подобрал ноги и сел, отыскивая прочный центр тяжести. Он глотал холодный снег и сосал его; губы его дрожали, но всё улыбаясь; глаза блестели усилием и злобой последних собранных сил. Он поднял пистолет и стал целиться.
– Боком, закройтесь пистолетом, – проговорил Несвицкий.
– 3ак'ойтесь! – не выдержав, крикнул даже Денисов своему противнику.
Пьер с кроткой улыбкой сожаления и раскаяния, беспомощно расставив ноги и руки, прямо своей широкой грудью стоял перед Долоховым и грустно смотрел на него. Денисов, Ростов и Несвицкий зажмурились. В одно и то же время они услыхали выстрел и злой крик Долохова.
– Мимо! – крикнул Долохов и бессильно лег на снег лицом книзу. Пьер схватился за голову и, повернувшись назад, пошел в лес, шагая целиком по снегу и вслух приговаривая непонятные слова:
– Глупо… глупо! Смерть… ложь… – твердил он морщась. Несвицкий остановил его и повез домой.
Ростов с Денисовым повезли раненого Долохова.
Долохов, молча, с закрытыми глазами, лежал в санях и ни слова не отвечал на вопросы, которые ему делали; но, въехав в Москву, он вдруг очнулся и, с трудом приподняв голову, взял за руку сидевшего подле себя Ростова. Ростова поразило совершенно изменившееся и неожиданно восторженно нежное выражение лица Долохова.
– Ну, что? как ты чувствуешь себя? – спросил Ростов.
– Скверно! но не в том дело. Друг мой, – сказал Долохов прерывающимся голосом, – где мы? Мы в Москве, я знаю. Я ничего, но я убил ее, убил… Она не перенесет этого. Она не перенесет…
– Кто? – спросил Ростов.
– Мать моя. Моя мать, мой ангел, мой обожаемый ангел, мать, – и Долохов заплакал, сжимая руку Ростова. Когда он несколько успокоился, он объяснил Ростову, что живет с матерью, что ежели мать увидит его умирающим, она не перенесет этого. Он умолял Ростова ехать к ней и приготовить ее.
Ростов поехал вперед исполнять поручение, и к великому удивлению своему узнал, что Долохов, этот буян, бретёр Долохов жил в Москве с старушкой матерью и горбатой сестрой, и был самый нежный сын и брат.
Пьер в последнее время редко виделся с женою с глазу на глаз. И в Петербурге, и в Москве дом их постоянно бывал полон гостями. В следующую ночь после дуэли, он, как и часто делал, не пошел в спальню, а остался в своем огромном, отцовском кабинете, в том самом, в котором умер граф Безухий.
Он прилег на диван и хотел заснуть, для того чтобы забыть всё, что было с ним, но он не мог этого сделать. Такая буря чувств, мыслей, воспоминаний вдруг поднялась в его душе, что он не только не мог спать, но не мог сидеть на месте и должен был вскочить с дивана и быстрыми шагами ходить по комнате. То ему представлялась она в первое время после женитьбы, с открытыми плечами и усталым, страстным взглядом, и тотчас же рядом с нею представлялось красивое, наглое и твердо насмешливое лицо Долохова, каким оно было на обеде, и то же лицо Долохова, бледное, дрожащее и страдающее, каким оно было, когда он повернулся и упал на снег.
«Что ж было? – спрашивал он сам себя. – Я убил любовника , да, убил любовника своей жены. Да, это было. Отчего? Как я дошел до этого? – Оттого, что ты женился на ней, – отвечал внутренний голос.
«Но в чем же я виноват? – спрашивал он. – В том, что ты женился не любя ее, в том, что ты обманул и себя и ее, – и ему живо представилась та минута после ужина у князя Василья, когда он сказал эти невыходившие из него слова: „Je vous aime“. [Я вас люблю.] Всё от этого! Я и тогда чувствовал, думал он, я чувствовал тогда, что это было не то, что я не имел на это права. Так и вышло». Он вспомнил медовый месяц, и покраснел при этом воспоминании. Особенно живо, оскорбительно и постыдно было для него воспоминание о том, как однажды, вскоре после своей женитьбы, он в 12 м часу дня, в шелковом халате пришел из спальни в кабинет, и в кабинете застал главного управляющего, который почтительно поклонился, поглядел на лицо Пьера, на его халат и слегка улыбнулся, как бы выражая этой улыбкой почтительное сочувствие счастию своего принципала.
«А сколько раз я гордился ею, гордился ее величавой красотой, ее светским тактом, думал он; гордился тем своим домом, в котором она принимала весь Петербург, гордился ее неприступностью и красотой. Так вот чем я гордился?! Я тогда думал, что не понимаю ее. Как часто, вдумываясь в ее характер, я говорил себе, что я виноват, что не понимаю ее, не понимаю этого всегдашнего спокойствия, удовлетворенности и отсутствия всяких пристрастий и желаний, а вся разгадка была в том страшном слове, что она развратная женщина: сказал себе это страшное слово, и всё стало ясно!
