21-й механизированный корпус
<tr><td style="font-size: 120%; text-align: center; color: #000000; background-color: #808000" colspan="2">  21-й механизированный корпус </td></tr>
| |
| Тип: | механизированный |
| Род войск: | сухопутные |
| В составе армий: | 27-я армия |
| генерал-майор Лелюшенко Д.Д. | |
| Прибалтийская стратегическая оборонительная операция (1941) | |
21-й механизированный корпус — воинское соединение в вооружённых силах СССР во время Великой Отечественной войны.
1-е формирование
История
Корпус формировался в Московском военном округе в марте-июне 1941 года на базе 24-й легкотанковой дивизии 2-го формирования, 1-й Особой кавалерийской бригады, 1-й Московской Пролетарской дивизии, 185-й стрелковой дивизии, 452-го гаубичного артиллерийского полка
На 22 июня 1941 года в корпусе насчитывалось всего 98 танков БТ-7 и Т-26 и 30 огнемётных танков.
В действующей армии во время ВОВ с 22 июня 1941 года по 5 сентября 1941 года.
Перед войной был переброшен на запад, на 22 июня 1941 года дислоцировался:
- Управление корпуса - в Идрице
- 42-я танковая дивизия - в Идрице
- 46-я танковая дивизия - в Опочке
- 185-я моторизованная дивизия - в Идрице
23 июня 1941 года корпус получил более 100 орудий, 24 июня 1941 года в корпус прибыло 2 танковых батальона - 105 БТ-7 и 2 Т-34.
23 июня 1941 года корпус попал под авиаудар, были повреждены склады, имелись некоторые потери личного состава.
25 июня 1941 года корпус получил задачу выдвинуться к Даугавпилсу, занять оборону, не допустить форсирования противником Западной Двины на участке Ницгале, Краслава севернее Даугавпилса. Корпус двигался под мощным воздействием авиации противника, к 27 июня 1941 года подошёл к Даугавпилсу, но к тому времени 56-й моторизованный корпус уже форсировал реку и занял Даугавпилс. 28 июня 1941 года корпус перешёл в наступление на Даугавпилс, 42-я танковая дивизия атаковала город с юго-востока, правее располагалась 185-я моторизованная дивизия, ещё дальше 46-я танковая дивизия. Слева от корпуса оборону держали соединения уже 22-й армии Западного фронта (112-я стрелковая дивизия). Некоторыми соединениями корпус ворвался в город, но удержать его не смог. В течение всего дня корпус продолжал атаки на город, уничтожил переправившиеся в 15-20 километрах от города войска, но под давлением 8-й танковой дивизии и 3-й моторизованной дивизии оставил город и отошёл восточнее. 46-я танковая дивизия была к тому времени передана в состав группы генерала Акимова.
Уже к 30 июня 1941 года корпус понёс большие потери, как в личном составе, так и в технике. В 42-й танковой дивизии насчитывалось 270 человек при 14 орудиях и 7 танках, в 46-й танковой дивизии - 400 человек при 7 орудях, в 185-й моторизованной дивизии - 2259 человек при 23 орудиях и 33 противотанковых орудиях. Однако и корпус потрепал врага: по его отчётам 21-й механизированный корпус только за первый день боёв уничтожил 42 танка, 34 орудия, 32 миномёта, до 250 автомашин, много другой техники, оружия и боевого имущества. До 1000 солдат и офицеров было убито и ранено, до 300 человек сдалось в плен, в том числе 12 офицеров.
До 2 июля 1941 года корпус удерживал занимаемые рубежи, благо, что противник перегруппировывался, ожидая подхода основных сил и большой активности не проявлял. 2 июля 1941 года корпус должен был вновь предпринять наступление на город, однако противник перешёл в наступление сам, упредив советские войска. На корпус наступали части 8-й танковой дивизии и 3-й моторизованной дивизии, моторизованной дивизии СС «Тотенкопф», 290-я пехотная дивизия и часть сил 121-й пехотной дивизии. Части корпуса оказали достойное сопротивление, в полосе корпуса противник смог продвинуться лишь на 7-10 километров. Однако корпус начал отход по приказу: 185-я моторизованная дивизия отходила в направлении озёр Еша, Нирза, 42-я танковая дивизия и управление корпуса с корпусными частями - в направлении Дагда, Себеж. В ходе отступления корпус силами 42-й танковой дивизии разгромил у Дагды колонну дивизии СС «Тотенкопф». 185-я моторизованная дивизия в это же время под давлением сил противника к исходу 3 июля 1941 года отошла в район Бродайжа, таким образом, корпус оказался разрезанным. К 4 июля 1941 года части корпуса вновь соединились в районе Лудза, Лаудери, но удержать рубеж не смогли, и начали отступление к Себежу. 5 июля 1941 года корпус сосредоточился в районе Себежа и был выведен в резерв. 7 июля 1941 года корпус выдвинулся в район Усадище, Барсуки, Селиваново и в этот же день участувет в контрударе в общем направлении Стрелкина, Маршавицы, Губино.
После неудачного контрудара, корпус начал отступление и отошёл на позиции в 15-25 километрах северо-западнее Новоржева. Примерно оттуда же части корпуса начали наступление в ходе контрудара под Сольцами. В середине июля 1941 года корпус поступил приказ о выводе корпуса в резерв, однако остатки корпуса не смогли выйти из боёв и постепенно отступали за Ловать. Очевидно, что как организованное соединение корпус уже не существовал.
5 сентября 1941 года управление корпуса расформировано по Перечню (реально расформировано ещё в конце августа 1941 года).
Боевой состав
Командование
См. также
- Прибалтийская стратегическая оборонительная операция (1941)
- Прибалтийская стратегическая оборонительная операция (Силы сторон)
- Прибалтийская стратегическая оборонительная операция (Планы сторон)
- Прибалтийская стратегическая оборонительная операция (Хроника)
Напишите отзыв о статье "21-й механизированный корпус"
Ссылки
- [www.soldat.ru/files/ Боевой состав Советской Армии 1941-1945]
- [www.soldat.ru/doc/perechen/ Перечень № 4 управлений корпусов, входивших в состав Действующей армии в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 гг.]
- [www.soldat.ru/kom.html Командный состав РККА и РКВМФ в 1941-1945 годах]
- [mechcorps.rkka.ru/files/mechcorps/pages/21_meh.htm 21-й механизированный корпус]
Отрывок, характеризующий 21-й механизированный корпус
– Не Кутузов, а как бишь его, – ну, да всё одно, живых не много осталось. Вон туда ступайте, вон к той деревне, там всё начальство собралось, – сказал этот офицер, указывая на деревню Гостиерадек, и прошел мимо.Ростов ехал шагом, не зная, зачем и к кому он теперь поедет. Государь ранен, сражение проиграно. Нельзя было не верить этому теперь. Ростов ехал по тому направлению, которое ему указали и по которому виднелись вдалеке башня и церковь. Куда ему было торопиться? Что ему было теперь говорить государю или Кутузову, ежели бы даже они и были живы и не ранены?
– Этой дорогой, ваше благородие, поезжайте, а тут прямо убьют, – закричал ему солдат. – Тут убьют!
– О! что говоришь! сказал другой. – Куда он поедет? Тут ближе.
Ростов задумался и поехал именно по тому направлению, где ему говорили, что убьют.
«Теперь всё равно: уж ежели государь ранен, неужели мне беречь себя?» думал он. Он въехал в то пространство, на котором более всего погибло людей, бегущих с Працена. Французы еще не занимали этого места, а русские, те, которые были живы или ранены, давно оставили его. На поле, как копны на хорошей пашне, лежало человек десять, пятнадцать убитых, раненых на каждой десятине места. Раненые сползались по два, по три вместе, и слышались неприятные, иногда притворные, как казалось Ростову, их крики и стоны. Ростов пустил лошадь рысью, чтобы не видать всех этих страдающих людей, и ему стало страшно. Он боялся не за свою жизнь, а за то мужество, которое ему нужно было и которое, он знал, не выдержит вида этих несчастных.
Французы, переставшие стрелять по этому, усеянному мертвыми и ранеными, полю, потому что уже никого на нем живого не было, увидав едущего по нем адъютанта, навели на него орудие и бросили несколько ядер. Чувство этих свистящих, страшных звуков и окружающие мертвецы слились для Ростова в одно впечатление ужаса и сожаления к себе. Ему вспомнилось последнее письмо матери. «Что бы она почувствовала, – подумал он, – коль бы она видела меня теперь здесь, на этом поле и с направленными на меня орудиями».
В деревне Гостиерадеке были хотя и спутанные, но в большем порядке русские войска, шедшие прочь с поля сражения. Сюда уже не доставали французские ядра, и звуки стрельбы казались далекими. Здесь все уже ясно видели и говорили, что сражение проиграно. К кому ни обращался Ростов, никто не мог сказать ему, ни где был государь, ни где был Кутузов. Одни говорили, что слух о ране государя справедлив, другие говорили, что нет, и объясняли этот ложный распространившийся слух тем, что, действительно, в карете государя проскакал назад с поля сражения бледный и испуганный обер гофмаршал граф Толстой, выехавший с другими в свите императора на поле сражения. Один офицер сказал Ростову, что за деревней, налево, он видел кого то из высшего начальства, и Ростов поехал туда, уже не надеясь найти кого нибудь, но для того только, чтобы перед самим собою очистить свою совесть. Проехав версты три и миновав последние русские войска, около огорода, окопанного канавой, Ростов увидал двух стоявших против канавы всадников. Один, с белым султаном на шляпе, показался почему то знакомым Ростову; другой, незнакомый всадник, на прекрасной рыжей лошади (лошадь эта показалась знакомою Ростову) подъехал к канаве, толкнул лошадь шпорами и, выпустив поводья, легко перепрыгнул через канаву огорода. Только земля осыпалась с насыпи от задних копыт лошади. Круто повернув лошадь, он опять назад перепрыгнул канаву и почтительно обратился к всаднику с белым султаном, очевидно, предлагая ему сделать то же. Всадник, которого фигура показалась знакома Ростову и почему то невольно приковала к себе его внимание, сделал отрицательный жест головой и рукой, и по этому жесту Ростов мгновенно узнал своего оплакиваемого, обожаемого государя.
«Но это не мог быть он, один посреди этого пустого поля», подумал Ростов. В это время Александр повернул голову, и Ростов увидал так живо врезавшиеся в его памяти любимые черты. Государь был бледен, щеки его впали и глаза ввалились; но тем больше прелести, кротости было в его чертах. Ростов был счастлив, убедившись в том, что слух о ране государя был несправедлив. Он был счастлив, что видел его. Он знал, что мог, даже должен был прямо обратиться к нему и передать то, что приказано было ему передать от Долгорукова.
Но как влюбленный юноша дрожит и млеет, не смея сказать того, о чем он мечтает ночи, и испуганно оглядывается, ища помощи или возможности отсрочки и бегства, когда наступила желанная минута, и он стоит наедине с ней, так и Ростов теперь, достигнув того, чего он желал больше всего на свете, не знал, как подступить к государю, и ему представлялись тысячи соображений, почему это было неудобно, неприлично и невозможно.
«Как! Я как будто рад случаю воспользоваться тем, что он один и в унынии. Ему неприятно и тяжело может показаться неизвестное лицо в эту минуту печали; потом, что я могу сказать ему теперь, когда при одном взгляде на него у меня замирает сердце и пересыхает во рту?» Ни одна из тех бесчисленных речей, которые он, обращая к государю, слагал в своем воображении, не приходила ему теперь в голову. Те речи большею частию держались совсем при других условиях, те говорились большею частию в минуту побед и торжеств и преимущественно на смертном одре от полученных ран, в то время как государь благодарил его за геройские поступки, и он, умирая, высказывал ему подтвержденную на деле любовь свою.
«Потом, что же я буду спрашивать государя об его приказаниях на правый фланг, когда уже теперь 4 й час вечера, и сражение проиграно? Нет, решительно я не должен подъезжать к нему. Не должен нарушать его задумчивость. Лучше умереть тысячу раз, чем получить от него дурной взгляд, дурное мнение», решил Ростов и с грустью и с отчаянием в сердце поехал прочь, беспрестанно оглядываясь на всё еще стоявшего в том же положении нерешительности государя.
В то время как Ростов делал эти соображения и печально отъезжал от государя, капитан фон Толь случайно наехал на то же место и, увидав государя, прямо подъехал к нему, предложил ему свои услуги и помог перейти пешком через канаву. Государь, желая отдохнуть и чувствуя себя нездоровым, сел под яблочное дерево, и Толь остановился подле него. Ростов издалека с завистью и раскаянием видел, как фон Толь что то долго и с жаром говорил государю, как государь, видимо, заплакав, закрыл глаза рукой и пожал руку Толю.
«И это я мог бы быть на его месте?» подумал про себя Ростов и, едва удерживая слезы сожаления об участи государя, в совершенном отчаянии поехал дальше, не зная, куда и зачем он теперь едет.
Его отчаяние было тем сильнее, что он чувствовал, что его собственная слабость была причиной его горя.
Он мог бы… не только мог бы, но он должен был подъехать к государю. И это был единственный случай показать государю свою преданность. И он не воспользовался им… «Что я наделал?» подумал он. И он повернул лошадь и поскакал назад к тому месту, где видел императора; но никого уже не было за канавой. Только ехали повозки и экипажи. От одного фурмана Ростов узнал, что Кутузовский штаб находится неподалеку в деревне, куда шли обозы. Ростов поехал за ними.
Впереди его шел берейтор Кутузова, ведя лошадей в попонах. За берейтором ехала повозка, и за повозкой шел старик дворовый, в картузе, полушубке и с кривыми ногами.
– Тит, а Тит! – сказал берейтор.
– Чего? – рассеянно отвечал старик.
– Тит! Ступай молотить.
– Э, дурак, тьфу! – сердито плюнув, сказал старик. Прошло несколько времени молчаливого движения, и повторилась опять та же шутка.
В пятом часу вечера сражение было проиграно на всех пунктах. Более ста орудий находилось уже во власти французов.
Пржебышевский с своим корпусом положил оружие. Другие колонны, растеряв около половины людей, отступали расстроенными, перемешанными толпами.
