22 сентября
Поделись знанием:
Первый начал говорить генерал Армфельд, неожиданно, во избежание представившегося затруднения, предложив совершенно новую, ничем (кроме как желанием показать, что он тоже может иметь мнение) не объяснимую позицию в стороне от Петербургской и Московской дорог, на которой, по его мнению, армия должна была, соединившись, ожидать неприятеля. Видно было, что этот план давно был составлен Армфельдом и что он теперь изложил его не столько с целью отвечать на предлагаемые вопросы, на которые план этот не отвечал, сколько с целью воспользоваться случаем высказать его. Это было одно из миллионов предположений, которые так же основательно, как и другие, можно было делать, не имея понятия о том, какой характер примет война. Некоторые оспаривали его мнение, некоторые защищали его. Молодой полковник Толь горячее других оспаривал мнение шведского генерала и во время спора достал из бокового кармана исписанную тетрадь, которую он попросил позволения прочесть. В пространно составленной записке Толь предлагал другой – совершенно противный и плану Армфельда и плану Пфуля – план кампании. Паулучи, возражая Толю, предложил план движения вперед и атаки, которая одна, по его словам, могла вывести нас из неизвестности и западни, как он называл Дрисский лагерь, в которой мы находились. Пфуль во время этих споров и его переводчик Вольцоген (его мост в придворном отношении) молчали. Пфуль только презрительно фыркал и отворачивался, показывая, что он никогда не унизится до возражения против того вздора, который он теперь слышит. Но когда князь Волконский, руководивший прениями, вызвал его на изложение своего мнения, он только сказал:
– Что же меня спрашивать? Генерал Армфельд предложил прекрасную позицию с открытым тылом. Или атаку von diesem italienischen Herrn, sehr schon! [этого итальянского господина, очень хорошо! (нем.) ] Или отступление. Auch gut. [Тоже хорошо (нем.) ] Что ж меня спрашивать? – сказал он. – Ведь вы сами знаете все лучше меня. – Но когда Волконский, нахмурившись, сказал, что он спрашивает его мнение от имени государя, то Пфуль встал и, вдруг одушевившись, начал говорить:
– Все испортили, все спутали, все хотели знать лучше меня, а теперь пришли ко мне: как поправить? Нечего поправлять. Надо исполнять все в точности по основаниям, изложенным мною, – говорил он, стуча костлявыми пальцами по столу. – В чем затруднение? Вздор, Kinder spiel. [детские игрушки (нем.) ] – Он подошел к карте и стал быстро говорить, тыкая сухим пальцем по карте и доказывая, что никакая случайность не может изменить целесообразности Дрисского лагеря, что все предвидено и что ежели неприятель действительно пойдет в обход, то неприятель должен быть неминуемо уничтожен.
Паулучи, не знавший по немецки, стал спрашивать его по французски. Вольцоген подошел на помощь своему принципалу, плохо говорившему по французски, и стал переводить его слова, едва поспевая за Пфулем, который быстро доказывал, что все, все, не только то, что случилось, но все, что только могло случиться, все было предвидено в его плане, и что ежели теперь были затруднения, то вся вина была только в том, что не в точности все исполнено. Он беспрестанно иронически смеялся, доказывал и, наконец, презрительно бросил доказывать, как бросает математик поверять различными способами раз доказанную верность задачи. Вольцоген заменил его, продолжая излагать по французски его мысли и изредка говоря Пфулю: «Nicht wahr, Exellenz?» [Не правда ли, ваше превосходительство? (нем.) ] Пфуль, как в бою разгоряченный человек бьет по своим, сердито кричал на Вольцогена:
– Nun ja, was soll denn da noch expliziert werden? [Ну да, что еще тут толковать? (нем.) ] – Паулучи и Мишо в два голоса нападали на Вольцогена по французски. Армфельд по немецки обращался к Пфулю. Толь по русски объяснял князю Волконскому. Князь Андрей молча слушал и наблюдал.
Из всех этих лиц более всех возбуждал участие в князе Андрее озлобленный, решительный и бестолково самоуверенный Пфуль. Он один из всех здесь присутствовавших лиц, очевидно, ничего не желал для себя, ни к кому не питал вражды, а желал только одного – приведения в действие плана, составленного по теории, выведенной им годами трудов. Он был смешон, был неприятен своей ироничностью, но вместе с тем он внушал невольное уважение своей беспредельной преданностью идее. Кроме того, во всех речах всех говоривших была, за исключением Пфуля, одна общая черта, которой не было на военном совете в 1805 м году, – это был теперь хотя и скрываемый, но панический страх перед гением Наполеона, страх, который высказывался в каждом возражении. Предполагали для Наполеона всё возможным, ждали его со всех сторон и его страшным именем разрушали предположения один другого. Один Пфуль, казалось, и его, Наполеона, считал таким же варваром, как и всех оппонентов своей теории. Но, кроме чувства уважения, Пфуль внушал князю Андрею и чувство жалости. По тому тону, с которым с ним обращались придворные, по тому, что позволил себе сказать Паулучи императору, но главное по некоторой отчаянности выражении самого Пфуля, видно было, что другие знали и он сам чувствовал, что падение его близко. И, несмотря на свою самоуверенность и немецкую ворчливую ироничность, он был жалок с своими приглаженными волосами на височках и торчавшими на затылке кисточками. Он, видимо, хотя и скрывал это под видом раздражения и презрения, он был в отчаянии оттого, что единственный теперь случай проверить на огромном опыте и доказать всему миру верность своей теории ускользал от него.
Прения продолжались долго, и чем дольше они продолжались, тем больше разгорались споры, доходившие до криков и личностей, и тем менее было возможно вывести какое нибудь общее заключение из всего сказанного. Князь Андрей, слушая этот разноязычный говор и эти предположения, планы и опровержения и крики, только удивлялся тому, что они все говорили. Те, давно и часто приходившие ему во время его военной деятельности, мысли, что нет и не может быть никакой военной науки и поэтому не может быть никакого так называемого военного гения, теперь получили для него совершенную очевидность истины. «Какая же могла быть теория и наука в деле, которого условия и обстоятельства неизвестны и не могут быть определены, в котором сила деятелей войны еще менее может быть определена? Никто не мог и не может знать, в каком будет положении наша и неприятельская армия через день, и никто не может знать, какая сила этого или того отряда. Иногда, когда нет труса впереди, который закричит: „Мы отрезаны! – и побежит, а есть веселый, смелый человек впереди, который крикнет: «Ура! – отряд в пять тысяч стоит тридцати тысяч, как под Шепграбеном, а иногда пятьдесят тысяч бегут перед восемью, как под Аустерлицем. Какая же может быть наука в таком деле, в котором, как во всяком практическом деле, ничто не может быть определено и все зависит от бесчисленных условий, значение которых определяется в одну минуту, про которую никто не знает, когда она наступит. Армфельд говорит, что наша армия отрезана, а Паулучи говорит, что мы поставили французскую армию между двух огней; Мишо говорит, что негодность Дрисского лагеря состоит в том, что река позади, а Пфуль говорит, что в этом его сила. Толь предлагает один план, Армфельд предлагает другой; и все хороши, и все дурны, и выгоды всякого положения могут быть очевидны только в тот момент, когда совершится событие. И отчего все говорят: гений военный? Разве гений тот человек, который вовремя успеет велеть подвезти сухари и идти тому направо, тому налево? Оттого только, что военные люди облечены блеском и властью и массы подлецов льстят власти, придавая ей несвойственные качества гения, их называют гениями. Напротив, лучшие генералы, которых я знал, – глупые или рассеянные люди. Лучший Багратион, – сам Наполеон признал это. А сам Бонапарте! Я помню самодовольное и ограниченное его лицо на Аустерлицком поле. Не только гения и каких нибудь качеств особенных не нужно хорошему полководцу, но, напротив, ему нужно отсутствие самых лучших высших, человеческих качеств – любви, поэзии, нежности, философского пытливого сомнения. Он должен быть ограничен, твердо уверен в том, что то, что он делает, очень важно (иначе у него недостанет терпения), и тогда только он будет храбрый полководец. Избави бог, коли он человек, полюбит кого нибудь, пожалеет, подумает о том, что справедливо и что нет. Понятно, что исстари еще для них подделали теорию гениев, потому что они – власть. Заслуга в успехе военного дела зависит не от них, а от того человека, который в рядах закричит: пропали, или закричит: ура! И только в этих рядах можно служить с уверенностью, что ты полезен!“
Так думал князь Андрей, слушая толки, и очнулся только тогда, когда Паулучи позвал его и все уже расходились.
На другой день на смотру государь спросил у князя Андрея, где он желает служить, и князь Андрей навеки потерял себя в придворном мире, не попросив остаться при особе государя, а попросив позволения служить в армии.
Ростов перед открытием кампании получил письмо от родителей, в котором, кратко извещая его о болезни Наташи и о разрыве с князем Андреем (разрыв этот объясняли ему отказом Наташи), они опять просили его выйти в отставку и приехать домой. Николай, получив это письмо, и не попытался проситься в отпуск или отставку, а написал родителям, что очень жалеет о болезни и разрыве Наташи с ее женихом и что он сделает все возможное для того, чтобы исполнить их желание. Соне он писал отдельно.
«Обожаемый друг души моей, – писал он. – Ничто, кроме чести, не могло бы удержать меня от возвращения в деревню. Но теперь, перед открытием кампании, я бы счел себя бесчестным не только перед всеми товарищами, но и перед самим собою, ежели бы я предпочел свое счастие своему долгу и любви к отечеству. Но это последняя разлука. Верь, что тотчас после войны, ежели я буду жив и все любим тобою, я брошу все и прилечу к тебе, чтобы прижать тебя уже навсегда к моей пламенной груди».
Действительно, только открытие кампании задержало Ростова и помешало ему приехать – как он обещал – и жениться на Соне. Отрадненская осень с охотой и зима со святками и с любовью Сони открыли ему перспективу тихих дворянских радостей и спокойствия, которых он не знал прежде и которые теперь манили его к себе. «Славная жена, дети, добрая стая гончих, лихие десять – двенадцать свор борзых, хозяйство, соседи, служба по выборам! – думал он. Но теперь была кампания, и надо было оставаться в полку. А так как это надо было, то Николай Ростов, по своему характеру, был доволен и той жизнью, которую он вел в полку, и сумел сделать себе эту жизнь приятною.
Приехав из отпуска, радостно встреченный товарищами, Николай был посылал за ремонтом и из Малороссии привел отличных лошадей, которые радовали его и заслужили ему похвалы от начальства. В отсутствие его он был произведен в ротмистры, и когда полк был поставлен на военное положение с увеличенным комплектом, он опять получил свой прежний эскадрон.
Началась кампания, полк был двинут в Польшу, выдавалось двойное жалованье, прибыли новые офицеры, новые люди, лошади; и, главное, распространилось то возбужденно веселое настроение, которое сопутствует началу войны; и Ростов, сознавая свое выгодное положение в полку, весь предался удовольствиям и интересам военной службы, хотя и знал, что рано или поздно придется их покинуть.
Войска отступали от Вильны по разным сложным государственным, политическим и тактическим причинам. Каждый шаг отступления сопровождался сложной игрой интересов, умозаключений и страстей в главном штабе. Для гусар же Павлоградского полка весь этот отступательный поход, в лучшую пору лета, с достаточным продовольствием, был самым простым и веселым делом. Унывать, беспокоиться и интриговать могли в главной квартире, а в глубокой армии и не спрашивали себя, куда, зачем идут. Если жалели, что отступают, то только потому, что надо было выходить из обжитой квартиры, от хорошенькой панны. Ежели и приходило кому нибудь в голову, что дела плохи, то, как следует хорошему военному человеку, тот, кому это приходило в голову, старался быть весел и не думать об общем ходе дел, а думать о своем ближайшем деле. Сначала весело стояли подле Вильны, заводя знакомства с польскими помещиками и ожидая и отбывая смотры государя и других высших командиров. Потом пришел приказ отступить к Свенцянам и истреблять провиант, который нельзя было увезти. Свенцяны памятны были гусарам только потому, что это был пьяный лагерь, как прозвала вся армия стоянку у Свенцян, и потому, что в Свенцянах много было жалоб на войска за то, что они, воспользовавшись приказанием отбирать провиант, в числе провианта забирали и лошадей, и экипажи, и ковры у польских панов. Ростов помнил Свенцяны потому, что он в первый день вступления в это местечко сменил вахмистра и не мог справиться с перепившимися всеми людьми эскадрона, которые без его ведома увезли пять бочек старого пива. От Свенцян отступали дальше и дальше до Дриссы, и опять отступили от Дриссы, уже приближаясь к русским границам.
13 го июля павлоградцам в первый раз пришлось быть в серьезном деле.
12 го июля в ночь, накануне дела, была сильная буря с дождем и грозой. Лето 1812 года вообще было замечательно бурями.
Павлоградские два эскадрона стояли биваками, среди выбитого дотла скотом и лошадьми, уже выколосившегося ржаного поля. Дождь лил ливмя, и Ростов с покровительствуемым им молодым офицером Ильиным сидел под огороженным на скорую руку шалашиком. Офицер их полка, с длинными усами, продолжавшимися от щек, ездивший в штаб и застигнутый дождем, зашел к Ростову.
– Я, граф, из штаба. Слышали подвиг Раевского? – И офицер рассказал подробности Салтановского сражения, слышанные им в штабе.
Ростов, пожимаясь шеей, за которую затекала вода, курил трубку и слушал невнимательно, изредка поглядывая на молодого офицера Ильина, который жался около него. Офицер этот, шестнадцатилетний мальчик, недавно поступивший в полк, был теперь в отношении к Николаю тем, чем был Николай в отношении к Денисову семь лет тому назад. Ильин старался во всем подражать Ростову и, как женщина, был влюблен в него.
Офицер с двойными усами, Здржинский, рассказывал напыщенно о том, как Салтановская плотина была Фермопилами русских, как на этой плотине был совершен генералом Раевским поступок, достойный древности. Здржинский рассказывал поступок Раевского, который вывел на плотину своих двух сыновей под страшный огонь и с ними рядом пошел в атаку. Ростов слушал рассказ и не только ничего не говорил в подтверждение восторга Здржинского, но, напротив, имел вид человека, который стыдился того, что ему рассказывают, хотя и не намерен возражать. Ростов после Аустерлицкой и 1807 года кампаний знал по своему собственному опыту, что, рассказывая военные происшествия, всегда врут, как и сам он врал, рассказывая; во вторых, он имел настолько опытности, что знал, как все происходит на войне совсем не так, как мы можем воображать и рассказывать. И потому ему не нравился рассказ Здржинского, не нравился и сам Здржинский, который, с своими усами от щек, по своей привычке низко нагибался над лицом того, кому он рассказывал, и теснил его в тесном шалаше. Ростов молча смотрел на него. «Во первых, на плотине, которую атаковали, должна была быть, верно, такая путаница и теснота, что ежели Раевский и вывел своих сыновей, то это ни на кого не могло подействовать, кроме как человек на десять, которые были около самого его, – думал Ростов, – остальные и не могли видеть, как и с кем шел Раевский по плотине. Но и те, которые видели это, не могли очень воодушевиться, потому что что им было за дело до нежных родительских чувств Раевского, когда тут дело шло о собственной шкуре? Потом оттого, что возьмут или не возьмут Салтановскую плотину, не зависела судьба отечества, как нам описывают это про Фермопилы. И стало быть, зачем же было приносить такую жертву? И потом, зачем тут, на войне, мешать своих детей? Я бы не только Петю брата не повел бы, даже и Ильина, даже этого чужого мне, но доброго мальчика, постарался бы поставить куда нибудь под защиту», – продолжал думать Ростов, слушая Здржинского. Но он не сказал своих мыслей: он и на это уже имел опыт. Он знал, что этот рассказ содействовал к прославлению нашего оружия, и потому надо было делать вид, что не сомневаешься в нем. Так он и делал.
| ← сентябрь → | ||||||
| Пн | Вт | Ср | Чт | Пт | Сб | Вс |
| 1 | 2 | 3 | ||||
| 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 |
| 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 |
| 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 |
| 25 | 26 | 27 | 28 | 29 | 30 | |
| 2023 г. | ||||||
22 сентября — 265-й день года (266-й в високосные годы) в григорианском календаре. До конца года остаётся 100 дней. Один из двух (чередуясь с 23) дней осеннего равноденствия.
Содержание
Праздники
См. также: Категория:Праздники 22 сентября
Международные
-
— Всемирный день защиты слонов. - — Всемирный День без автомобиля[1].
- — OneWebDay.
- — Всемирный день пациентов страдающих ХМЛ Хронический миелоидный лейкоз
Национальные
-
Болгария — День независимости Болгарии. -
Латвия[2], 
Литва, 
Эстония — Балтийский день единства[3][неавторитетный источник?]. -
Мали — День независимости[4]. -
Украина — День партизанской славы.
Профессиональные
-
США — День американских женщин, занятых в бизнесе (День бизнес-леди) (см.: American Business Women’s Day).
Религиозные
-
Православие[5][6]:
- попразднство Рождества Пресвятой Богородицы;
- память праведных Богоотец Иоакима и Анны;
- память мученика Севериана Севастийского (320 год);
- память преподобного Иосифа, игумена Волоцкого, чудотворца (1515 год);
- воспоминание обретения и перенесения мощей святителя Феодосия, архиепископа Черниговского (1896 год);
- память священномучеников Григория Гаряева, пресвитера и Александра Ипатова, диакона (1918 год);
- память священномучеников Захарии (Лобова), архиепископа Воронежского, Сергия Уклонского, Иосифа Архарова, Алексия Успенского, пресвитеров, Димитрия Троицкого, диакона и мученика Василия Шикалова (1937 год);
- память преподобномученика Андроника (Сурикова), иеромонаха (1938 год);
- память священномученика Александра Виноградова, пресвитера (1942 год);
- память преподобного Феофана исповедника и постника (около 300 года);
- память мучеников Харитона и Стратора (Стратоника);
- память блаженного Никиты в Царьграде (XII век);
- воспоминание III Вселенского собора (431 год);
- память преподобного Онуфрия Воронского (1789 год)[7] (Румын.)
Именины
- Православные: Аким, Анна, Иосиф, Никита, Севериан, Феофан, Феодосий, Харитон.
- Католические: Маврикий, Фома.
События
См. также: Категория:События 22 сентября
До XVIII века
- 1236 — Битва при Сауле, в которой войска жемайтов и земгалов нанесли сокрушительное поражение Ордену меченосцев.
- 1307 — Принятие Королевским советом Франции решения об аресте всех тамплиеров, находящихся на территории королевства.
- 1499 — По Базельскому договору Швейцарская конфедерация стала независимой от Священной Римской империи.
- 1692 — В Салеме повешены последние восемь «ведьм» (см. Судебный процесс над салемскими ведьмами).
XVIII век
- 1764 — В Российской империи введены верстовые столбы.
- 1780 — Первый описанный случай линчевания.
- 1784 — русские основали первое постоянное поселение на Аляске — Гавань Трёх Святителей.
- 1789 — разгром турецкой армии русско-австрийскими войсками под командованием генерала А. В. Суворова и принца Ф. Кобургского в битве при Рымнике.
- 1792 — Провозглашение Французской республики, точка отсчёта французского республиканского календаря.
XIX век
- 1862 — Президент США Авраам Линкольн объявил об освобождении негров-рабов.
- 1877 — Канадское правительство подписало договор о сотрудничестве с индейцами провинции Альберта.
XX век
- 1921 — В Лигу Наций приняты Латвия, Литва и Эстония.
- 1935 — Постановлением СНК СССР в РККА введены персональные воинские звания.
- 1937 — В Украинской ССР созданы Житомирская, Полтавская, Николаевская области.
- 1939 — СССР и Германия предварительно установили границу между собой в Польше по Висле.
- 1944 — Красная армия освободила от нацистов город Таллин.
- 1955
- У Бахчисарая открыта Крымская астрофизическая обсерватория.
- В Великобритании началось коммерческое телевещание.
- 1960 — Мали получило независимость от Франции.
- 1974 — На Генеральной Ассамблее ООН в повестку дня впервые включён как самостоятельный «Палестинский вопрос», что фактически означало признание ООП и её лидера Ясира Арафата полномочными представителями палестинского народа.
- 1980
- Начало ирано-иракской войны.
- Делегаты 36 региональных отделений независимых польских профсоюзов собрались в Гдыни и объединились под именем «Солидарность».
- 1981 — Конгресс США присвоил почётное гражданство США Раулю Валенбергу. До него подобной чести удостоился только Уинстон Черчилль.
- 1989 — Казахский язык провозглашён государственным языком Казахстана.
- 1991
- В Таджикистане запрещена Компартия.
- Первое провозглашение независимой Республики Косово
- 1993 — Крушение экспресса Sunset Limited: поезд рухнул с моста в реку Мобил, Алабама. Погибли 47 человек.
- 1995 — Корпорация Time Warner за 7,5 миллиарда долларов купила компанию TBS Теда Тернера.
- 2000
- В Австрии опубликован доклад учёного из Лондонского университета Сары-Джейн Блэйкмор (англ. Sarah-Jane Blakemore), посвящённый щекотке.
- Из-за падения стоимости акций состояние основателя и главы компании «Майкрософт» Билла Гейтса уменьшилось на 22 млрд долларов, но «оставшиеся» 63 миллиарда позволили ему сохранить за собой титул самого богатого человека мира вплоть до 2008 года[8].
XXI век
- 2001 — США ужесточили санкции против Индии и Пакистана, введённые в 1998 году после того, как эти страны произвели испытания ядерного оружия. В 2002 году эти страны оказались на грани ядерной войны.
- 2006 — с космодрома Утиноура с помощью ракеты-носителя M-V запущен японский научный спутник Hinode для исследования в области физики Солнца.
- 2010 — в Израиле вступил в силу закон о гражданском браке для нерелигиозных граждан[9].
- 2012 — Нижегородский метрополитен был впервые полностью закрыт для перевозок. Это было связано с работами по переключению электропитания на вновь смонтированную систему управления строившейся станции «Горьковская»[10].
Родились
См. также: Категория:Родившиеся 22 сентября
До XIX века
- 1694 — Филип Дормер Стенхоп Честерфилд (ум. 1773), английский государственный деятель и писатель.
- 1741 — Петер Паллас (ум. 1811), немецкий естествоиспытатель, первым описавший фауну и флору России.
- 1791 — Майкл Фарадей (ум. 1867), английский физик и химик, открывший электромагнитную индукцию, создатель генератора.
- 1800 — Джордж Бентам (ум. 1884), английский ботаник, автор фундаментального труда «Genera Plantarum…».
XIX век
- 1811 — Михал Годжа (ум. 1870), словацкий писатель, проповедник, руководитель словацкого восстания против венгров.
- 1831 — Иван Горбунов (ум. 1896), русский актёр и писатель.
- 1835 — Александр Потебня (ум. 1891), украинско-русский филолог-славист, автор учения о внутренней форме слова.
- 1841 — Андрей Пумпур (ум. 1902), латышский поэт, автор народного эпоса «Лачплесис».
- 1886 — Роже Бисьер (ум. 1964), французский живописец.
- 1875 — Микалоюс Константинас Чюрлёнис (ум. 1911), литовский художник и композитор («Соната солнца»), автор первых литовских симфонических поэм («В лесу»).
- 1893 — Алексей Фёдорович Лосев (ум. 1988), русский философ и филолог, писатель, автор работ по античной мифологии («Философия имени», «Диалектика мифа»).
- 1895 — Пол Муни (настоящее имя Мешилем Мейер Вайзенфройнд) (ум. 1967), американский актёр, обладатель «Оскара» («Я беглый каторжник», «История Луи Пастера», «Гудзонов залив»).
- 1900 — Сергей Иванович Ожегов (ум. 1964), составитель толкового словаря русского языка.
XX век
- 1901 — Чарльз Хаггинс (ум. 1997), американский хирург, онколог, основатель гормонотерапии, лауреат Нобелевской премии 1966 года.
- 1903 — Андрей Андреевич Марков (ум. 1979), советский математик.
- 1905 — Эйген Зенгер (нем. Eugen Sänger; ум. 1964), немецкий ракетостроитель, первый президент Международной астронавтической федерации.
- 1906 — Ильза Кох (ум. 1967), немецкая деятельница НСДАП, жена Карла Коха, коменданта концлагерей Бухенвальд и Майданек. Наиболее известна под псевдонимом «Фрау Абажур». Получила прозвище «Бухенвальдская ведьма» за жестокие пытки заключённых лагеря.
- 1909 — Мартти Ларни (фин. Martti Larni; ум. 1993), финский писатель и журналист («Четвёртый позвонок, или Мошенник поневоле»).
- 1925 — Павел Винник (ум. 2011), советский актёр театра и кино («Добровольцы», «Судьба человека», «Алёшкина любовь», «Золотой телёнок»).
- 1931 — Филипп Григорьевич Рутберг (ум. 2015), российский электрофизик, лауреат Государственной премии СССР (1982).
- 1932 — Альгирдас Бразаускас (ум. 2010), литовский политик.
- 1935
- Виргилиус Норейка, литовский оперный певец.
- Вилен Суренович Каракашев, советский и российский художник.
- 1938 — Дин Рид (ум. 1986), американский актёр и певец («Братья по крови»).
- 1940 — Анна Карина, французская киноактриса датского происхождения («Маленький солдат», «Остров сокровищ»).
- 1954 — Рустем Асанбаев, русский музыкант, гитарист группы «ДДТ».
- 1957 — Ник Кейв, австралийский музыкант, писатель, актёр.
- 1958
- Андреа Бочелли, итальянский певец (тенор), исполнитель классической и популярной музыки.
- Джоан Джетт, (наст. имя Джоан Мэри Ларкин — американская рок-музыкантка, гитаристка, вокалистка, продюсер и автор песен, актриса.
- 1961 — Бонни Хант, американский продюсер, комик, актриса. Запомнилась в роли Элис Ньютон в фильмах «Бетховен» и «Бетховен 2».
- 1973 — Мария Голубкина, российская актриса театра и кино.
- 1976 — Роналдо, бразильский футболист
- 1982 — Билли Пайпер, британская актриса театра и телевидения, бывшая певица.
- 1987 — Том Фелтон, британский актёр и певец. Известен по роли Драко Малфоя.
- 1989 — Сабина Лисицки, немецкая теннисистка польского происхождения, обладательница мирового рекорда в скорости подачи среди женщин.
Скончались
См. также: Категория:Умершие 22 сентября
- 1539 — Нанак (р. 1469), гуру, основатель сикхизма.
- 1554 — Франсиско Васкес Де Коронадо (р. 1510), испанский конкистадор, который первым из европейцев исследовал бассейн реки Колорадо и открыл Большой Каньон.
- 1566 — Иоганн Агрикола (р. 1492), немецкий проповедник, лидер Реформации, сподвижник Мартина Лютера.
- 1607 — Алессандро Аллори (р. 1535), итальянский (флорентийский) живописец, представитель маньеризма.
- 1612 — Василий Шуйский (р. 1552), последний русский царь из династии Рюриковичей.
- 1703 — Винченцо Вивиани (р. 1622), итальянский математик и физик, член Флорентийской АН, ученик Галилео Галилея.
- 1774 — Климент XIV (р. 1705), папа римский.
- 1828 — Чака, вождь зулусов, выдающийся полководец, его называли «Чёрный Наполеон».
- 1833 — Нильс Трешов (р. 1751), норвежский философ и писатель, основатель Университета Осло.
- 1861 — Эрнст Фридрих Цвирнер (р. 1802), немецкий архитектор.
- 1890 — Иоанна Дезидерия Куртманс-Берхманс (р. 1811), фламандская писательница.
- 1921 — Иван Вазов (р. 1850), болгарский поэт («Под игом», «Новая земля», «К пропасти»).
- 1949 — Сэм Вуд (р. 1883), американский режиссёр и кинопродюсер, обладатель именной звезды на Голливудской «Аллее славы».
- 1955 — Сэмюэль Кресс (англ. Samuel Henry Kress) (р. 1863), американский бизнесмен, основатель империи розничных магазинов.
- 1956 — Фредерик Содди (р. 1877), английский физик, химик, автор теории радиоактивного распада.
- 1958
- Василий Алексеевич Десницкий (р. 1878), русский революционный деятель, советский литературовед.
- Мэри Робертс Райнхарт (англ. Mary Roberts Rinehart) (р. 1876), американская писательница.
- 1972 — Борис Николаевич Ливанов (р. 1904), советский актёр и режиссёр.
- 1985 — Аксель Шпрингер (р. 1912), немецкий издатель, основатель одного из крупнейших в Европе издательских концернов.
- 1989 — Ирвинг Берлин (настоящее имя Израиль Исидорович Балин) (р. 1888), американский композитор белорусского происхождения.
- 1989 — Надежда Кошеверова (р. 1902), кинорежиссёр («Укротительница тигров», «Золушка», «Тень»).
- 1999 — Джордж Скотт (англ. George Campbell Scott) (р. 1926), американский актёр, первым отказавшийся от «Оскара» («Анатомия убийства», «Муссолини»).
- 2000 — Йехуда Амикаи (англ. Yehuda Amichai, ивр. יהודה עמיחי) (р. 1924), израильский поэт («Мир — комната», «Аминь», «Стихи Иерусалима»).
- 2001 — Исаак Штерн (англ. Isaac Stern) (р. 1920), американский скрипач еврейского происхождения, родившийся на Украине.
- 2007 — Марсель Марсо (р. 1923), французский актёр-мим
Приметы
- День Акима и Анны и День осеннего равноденствия.
- С этого дня солнце даёт всё меньше тепла — поговаривали: «Сани вывози, зима впереди!»[11].
См. также
|
22 сентября в Викиновостях? |
|---|
Напишите отзыв о статье "22 сентября"
Примечания
- ↑ [www.calend.ru/holidays/0/0/2540/ Всемирный день без автомобиля — 22 сентября. История и особенности праздника в проекте Календарь Праздников 2010]
- ↑ [likumi.lv/doc.php?id=72608 Par svētku, atceres un atzīmējamām dienām]
- ↑ [www.calend.ru/holidays/0/0/2185/ Балтийский День единства — 22 сентября. История и особенности праздника в проекте Календарь Праздников 2010][неавторитетный источник?]
- ↑ [www.maliembassy.us/index.php/about-mali/government-a-politics Government & Politics] Посольство Мали в США (англ.)
- ↑ [azbyka.ru/days/2016-09-22 Старый стиль, 9 сентября, Новый стиль 22 сентября, четверг] // Православный церковный календарь
- ↑ [calendar.pravmir.ru/2016/9/22 22 сентября 2016 года] // Православие и мир, православный календарь, 2016 г.
- ↑ Имя преподобного Онуфрия внесено в месяцеслов согласно определению Священного Синода РПЦ МП от 21 августа 2007 года. Прославление совершено Румынской Православной Церковью (Православный церковный календарь с тропарями и кондаками, 2009. Изд-во РПЦ МП, Москва, 2008, стр. 131)
- ↑ [news.finance.ua/ru/~/1/0/all/2008/03/06/120511 Билл Гейтс уступил титул самого богатого человека в мире / 06.03.2008 / Новости / Finance.ua]
- ↑ [www.justice.gov.il/MOJRus/RasamHazugiyot.htm Вступление в силу Закона о гражданском браке для нерелигиозных граждан.]
- ↑ [metronn.ru/index.php/home/novosti/24-zakrytie-metro Приостановка движения поездов]
- ↑ [www.rg.ru/2008/09/18/primety.html Приметы 22 сентября (Проверено 16 июля 2010)]
Отрывок, характеризующий 22 сентября
Князь Петр Михайлович Волконский занимал должность как бы начальника штаба государя. Волконский вышел из кабинета и, принеся в гостиную карты и разложив их на столе, передал вопросы, на которые он желал слышать мнение собранных господ. Дело было в том, что в ночь было получено известие (впоследствии оказавшееся ложным) о движении французов в обход Дрисского лагеря.Первый начал говорить генерал Армфельд, неожиданно, во избежание представившегося затруднения, предложив совершенно новую, ничем (кроме как желанием показать, что он тоже может иметь мнение) не объяснимую позицию в стороне от Петербургской и Московской дорог, на которой, по его мнению, армия должна была, соединившись, ожидать неприятеля. Видно было, что этот план давно был составлен Армфельдом и что он теперь изложил его не столько с целью отвечать на предлагаемые вопросы, на которые план этот не отвечал, сколько с целью воспользоваться случаем высказать его. Это было одно из миллионов предположений, которые так же основательно, как и другие, можно было делать, не имея понятия о том, какой характер примет война. Некоторые оспаривали его мнение, некоторые защищали его. Молодой полковник Толь горячее других оспаривал мнение шведского генерала и во время спора достал из бокового кармана исписанную тетрадь, которую он попросил позволения прочесть. В пространно составленной записке Толь предлагал другой – совершенно противный и плану Армфельда и плану Пфуля – план кампании. Паулучи, возражая Толю, предложил план движения вперед и атаки, которая одна, по его словам, могла вывести нас из неизвестности и западни, как он называл Дрисский лагерь, в которой мы находились. Пфуль во время этих споров и его переводчик Вольцоген (его мост в придворном отношении) молчали. Пфуль только презрительно фыркал и отворачивался, показывая, что он никогда не унизится до возражения против того вздора, который он теперь слышит. Но когда князь Волконский, руководивший прениями, вызвал его на изложение своего мнения, он только сказал:
– Что же меня спрашивать? Генерал Армфельд предложил прекрасную позицию с открытым тылом. Или атаку von diesem italienischen Herrn, sehr schon! [этого итальянского господина, очень хорошо! (нем.) ] Или отступление. Auch gut. [Тоже хорошо (нем.) ] Что ж меня спрашивать? – сказал он. – Ведь вы сами знаете все лучше меня. – Но когда Волконский, нахмурившись, сказал, что он спрашивает его мнение от имени государя, то Пфуль встал и, вдруг одушевившись, начал говорить:
– Все испортили, все спутали, все хотели знать лучше меня, а теперь пришли ко мне: как поправить? Нечего поправлять. Надо исполнять все в точности по основаниям, изложенным мною, – говорил он, стуча костлявыми пальцами по столу. – В чем затруднение? Вздор, Kinder spiel. [детские игрушки (нем.) ] – Он подошел к карте и стал быстро говорить, тыкая сухим пальцем по карте и доказывая, что никакая случайность не может изменить целесообразности Дрисского лагеря, что все предвидено и что ежели неприятель действительно пойдет в обход, то неприятель должен быть неминуемо уничтожен.
Паулучи, не знавший по немецки, стал спрашивать его по французски. Вольцоген подошел на помощь своему принципалу, плохо говорившему по французски, и стал переводить его слова, едва поспевая за Пфулем, который быстро доказывал, что все, все, не только то, что случилось, но все, что только могло случиться, все было предвидено в его плане, и что ежели теперь были затруднения, то вся вина была только в том, что не в точности все исполнено. Он беспрестанно иронически смеялся, доказывал и, наконец, презрительно бросил доказывать, как бросает математик поверять различными способами раз доказанную верность задачи. Вольцоген заменил его, продолжая излагать по французски его мысли и изредка говоря Пфулю: «Nicht wahr, Exellenz?» [Не правда ли, ваше превосходительство? (нем.) ] Пфуль, как в бою разгоряченный человек бьет по своим, сердито кричал на Вольцогена:
– Nun ja, was soll denn da noch expliziert werden? [Ну да, что еще тут толковать? (нем.) ] – Паулучи и Мишо в два голоса нападали на Вольцогена по французски. Армфельд по немецки обращался к Пфулю. Толь по русски объяснял князю Волконскому. Князь Андрей молча слушал и наблюдал.
Из всех этих лиц более всех возбуждал участие в князе Андрее озлобленный, решительный и бестолково самоуверенный Пфуль. Он один из всех здесь присутствовавших лиц, очевидно, ничего не желал для себя, ни к кому не питал вражды, а желал только одного – приведения в действие плана, составленного по теории, выведенной им годами трудов. Он был смешон, был неприятен своей ироничностью, но вместе с тем он внушал невольное уважение своей беспредельной преданностью идее. Кроме того, во всех речах всех говоривших была, за исключением Пфуля, одна общая черта, которой не было на военном совете в 1805 м году, – это был теперь хотя и скрываемый, но панический страх перед гением Наполеона, страх, который высказывался в каждом возражении. Предполагали для Наполеона всё возможным, ждали его со всех сторон и его страшным именем разрушали предположения один другого. Один Пфуль, казалось, и его, Наполеона, считал таким же варваром, как и всех оппонентов своей теории. Но, кроме чувства уважения, Пфуль внушал князю Андрею и чувство жалости. По тому тону, с которым с ним обращались придворные, по тому, что позволил себе сказать Паулучи императору, но главное по некоторой отчаянности выражении самого Пфуля, видно было, что другие знали и он сам чувствовал, что падение его близко. И, несмотря на свою самоуверенность и немецкую ворчливую ироничность, он был жалок с своими приглаженными волосами на височках и торчавшими на затылке кисточками. Он, видимо, хотя и скрывал это под видом раздражения и презрения, он был в отчаянии оттого, что единственный теперь случай проверить на огромном опыте и доказать всему миру верность своей теории ускользал от него.
Прения продолжались долго, и чем дольше они продолжались, тем больше разгорались споры, доходившие до криков и личностей, и тем менее было возможно вывести какое нибудь общее заключение из всего сказанного. Князь Андрей, слушая этот разноязычный говор и эти предположения, планы и опровержения и крики, только удивлялся тому, что они все говорили. Те, давно и часто приходившие ему во время его военной деятельности, мысли, что нет и не может быть никакой военной науки и поэтому не может быть никакого так называемого военного гения, теперь получили для него совершенную очевидность истины. «Какая же могла быть теория и наука в деле, которого условия и обстоятельства неизвестны и не могут быть определены, в котором сила деятелей войны еще менее может быть определена? Никто не мог и не может знать, в каком будет положении наша и неприятельская армия через день, и никто не может знать, какая сила этого или того отряда. Иногда, когда нет труса впереди, который закричит: „Мы отрезаны! – и побежит, а есть веселый, смелый человек впереди, который крикнет: «Ура! – отряд в пять тысяч стоит тридцати тысяч, как под Шепграбеном, а иногда пятьдесят тысяч бегут перед восемью, как под Аустерлицем. Какая же может быть наука в таком деле, в котором, как во всяком практическом деле, ничто не может быть определено и все зависит от бесчисленных условий, значение которых определяется в одну минуту, про которую никто не знает, когда она наступит. Армфельд говорит, что наша армия отрезана, а Паулучи говорит, что мы поставили французскую армию между двух огней; Мишо говорит, что негодность Дрисского лагеря состоит в том, что река позади, а Пфуль говорит, что в этом его сила. Толь предлагает один план, Армфельд предлагает другой; и все хороши, и все дурны, и выгоды всякого положения могут быть очевидны только в тот момент, когда совершится событие. И отчего все говорят: гений военный? Разве гений тот человек, который вовремя успеет велеть подвезти сухари и идти тому направо, тому налево? Оттого только, что военные люди облечены блеском и властью и массы подлецов льстят власти, придавая ей несвойственные качества гения, их называют гениями. Напротив, лучшие генералы, которых я знал, – глупые или рассеянные люди. Лучший Багратион, – сам Наполеон признал это. А сам Бонапарте! Я помню самодовольное и ограниченное его лицо на Аустерлицком поле. Не только гения и каких нибудь качеств особенных не нужно хорошему полководцу, но, напротив, ему нужно отсутствие самых лучших высших, человеческих качеств – любви, поэзии, нежности, философского пытливого сомнения. Он должен быть ограничен, твердо уверен в том, что то, что он делает, очень важно (иначе у него недостанет терпения), и тогда только он будет храбрый полководец. Избави бог, коли он человек, полюбит кого нибудь, пожалеет, подумает о том, что справедливо и что нет. Понятно, что исстари еще для них подделали теорию гениев, потому что они – власть. Заслуга в успехе военного дела зависит не от них, а от того человека, который в рядах закричит: пропали, или закричит: ура! И только в этих рядах можно служить с уверенностью, что ты полезен!“
Так думал князь Андрей, слушая толки, и очнулся только тогда, когда Паулучи позвал его и все уже расходились.
На другой день на смотру государь спросил у князя Андрея, где он желает служить, и князь Андрей навеки потерял себя в придворном мире, не попросив остаться при особе государя, а попросив позволения служить в армии.
Ростов перед открытием кампании получил письмо от родителей, в котором, кратко извещая его о болезни Наташи и о разрыве с князем Андреем (разрыв этот объясняли ему отказом Наташи), они опять просили его выйти в отставку и приехать домой. Николай, получив это письмо, и не попытался проситься в отпуск или отставку, а написал родителям, что очень жалеет о болезни и разрыве Наташи с ее женихом и что он сделает все возможное для того, чтобы исполнить их желание. Соне он писал отдельно.
«Обожаемый друг души моей, – писал он. – Ничто, кроме чести, не могло бы удержать меня от возвращения в деревню. Но теперь, перед открытием кампании, я бы счел себя бесчестным не только перед всеми товарищами, но и перед самим собою, ежели бы я предпочел свое счастие своему долгу и любви к отечеству. Но это последняя разлука. Верь, что тотчас после войны, ежели я буду жив и все любим тобою, я брошу все и прилечу к тебе, чтобы прижать тебя уже навсегда к моей пламенной груди».
Действительно, только открытие кампании задержало Ростова и помешало ему приехать – как он обещал – и жениться на Соне. Отрадненская осень с охотой и зима со святками и с любовью Сони открыли ему перспективу тихих дворянских радостей и спокойствия, которых он не знал прежде и которые теперь манили его к себе. «Славная жена, дети, добрая стая гончих, лихие десять – двенадцать свор борзых, хозяйство, соседи, служба по выборам! – думал он. Но теперь была кампания, и надо было оставаться в полку. А так как это надо было, то Николай Ростов, по своему характеру, был доволен и той жизнью, которую он вел в полку, и сумел сделать себе эту жизнь приятною.
Приехав из отпуска, радостно встреченный товарищами, Николай был посылал за ремонтом и из Малороссии привел отличных лошадей, которые радовали его и заслужили ему похвалы от начальства. В отсутствие его он был произведен в ротмистры, и когда полк был поставлен на военное положение с увеличенным комплектом, он опять получил свой прежний эскадрон.
Началась кампания, полк был двинут в Польшу, выдавалось двойное жалованье, прибыли новые офицеры, новые люди, лошади; и, главное, распространилось то возбужденно веселое настроение, которое сопутствует началу войны; и Ростов, сознавая свое выгодное положение в полку, весь предался удовольствиям и интересам военной службы, хотя и знал, что рано или поздно придется их покинуть.
Войска отступали от Вильны по разным сложным государственным, политическим и тактическим причинам. Каждый шаг отступления сопровождался сложной игрой интересов, умозаключений и страстей в главном штабе. Для гусар же Павлоградского полка весь этот отступательный поход, в лучшую пору лета, с достаточным продовольствием, был самым простым и веселым делом. Унывать, беспокоиться и интриговать могли в главной квартире, а в глубокой армии и не спрашивали себя, куда, зачем идут. Если жалели, что отступают, то только потому, что надо было выходить из обжитой квартиры, от хорошенькой панны. Ежели и приходило кому нибудь в голову, что дела плохи, то, как следует хорошему военному человеку, тот, кому это приходило в голову, старался быть весел и не думать об общем ходе дел, а думать о своем ближайшем деле. Сначала весело стояли подле Вильны, заводя знакомства с польскими помещиками и ожидая и отбывая смотры государя и других высших командиров. Потом пришел приказ отступить к Свенцянам и истреблять провиант, который нельзя было увезти. Свенцяны памятны были гусарам только потому, что это был пьяный лагерь, как прозвала вся армия стоянку у Свенцян, и потому, что в Свенцянах много было жалоб на войска за то, что они, воспользовавшись приказанием отбирать провиант, в числе провианта забирали и лошадей, и экипажи, и ковры у польских панов. Ростов помнил Свенцяны потому, что он в первый день вступления в это местечко сменил вахмистра и не мог справиться с перепившимися всеми людьми эскадрона, которые без его ведома увезли пять бочек старого пива. От Свенцян отступали дальше и дальше до Дриссы, и опять отступили от Дриссы, уже приближаясь к русским границам.
13 го июля павлоградцам в первый раз пришлось быть в серьезном деле.
12 го июля в ночь, накануне дела, была сильная буря с дождем и грозой. Лето 1812 года вообще было замечательно бурями.
Павлоградские два эскадрона стояли биваками, среди выбитого дотла скотом и лошадьми, уже выколосившегося ржаного поля. Дождь лил ливмя, и Ростов с покровительствуемым им молодым офицером Ильиным сидел под огороженным на скорую руку шалашиком. Офицер их полка, с длинными усами, продолжавшимися от щек, ездивший в штаб и застигнутый дождем, зашел к Ростову.
– Я, граф, из штаба. Слышали подвиг Раевского? – И офицер рассказал подробности Салтановского сражения, слышанные им в штабе.
Ростов, пожимаясь шеей, за которую затекала вода, курил трубку и слушал невнимательно, изредка поглядывая на молодого офицера Ильина, который жался около него. Офицер этот, шестнадцатилетний мальчик, недавно поступивший в полк, был теперь в отношении к Николаю тем, чем был Николай в отношении к Денисову семь лет тому назад. Ильин старался во всем подражать Ростову и, как женщина, был влюблен в него.
Офицер с двойными усами, Здржинский, рассказывал напыщенно о том, как Салтановская плотина была Фермопилами русских, как на этой плотине был совершен генералом Раевским поступок, достойный древности. Здржинский рассказывал поступок Раевского, который вывел на плотину своих двух сыновей под страшный огонь и с ними рядом пошел в атаку. Ростов слушал рассказ и не только ничего не говорил в подтверждение восторга Здржинского, но, напротив, имел вид человека, который стыдился того, что ему рассказывают, хотя и не намерен возражать. Ростов после Аустерлицкой и 1807 года кампаний знал по своему собственному опыту, что, рассказывая военные происшествия, всегда врут, как и сам он врал, рассказывая; во вторых, он имел настолько опытности, что знал, как все происходит на войне совсем не так, как мы можем воображать и рассказывать. И потому ему не нравился рассказ Здржинского, не нравился и сам Здржинский, который, с своими усами от щек, по своей привычке низко нагибался над лицом того, кому он рассказывал, и теснил его в тесном шалаше. Ростов молча смотрел на него. «Во первых, на плотине, которую атаковали, должна была быть, верно, такая путаница и теснота, что ежели Раевский и вывел своих сыновей, то это ни на кого не могло подействовать, кроме как человек на десять, которые были около самого его, – думал Ростов, – остальные и не могли видеть, как и с кем шел Раевский по плотине. Но и те, которые видели это, не могли очень воодушевиться, потому что что им было за дело до нежных родительских чувств Раевского, когда тут дело шло о собственной шкуре? Потом оттого, что возьмут или не возьмут Салтановскую плотину, не зависела судьба отечества, как нам описывают это про Фермопилы. И стало быть, зачем же было приносить такую жертву? И потом, зачем тут, на войне, мешать своих детей? Я бы не только Петю брата не повел бы, даже и Ильина, даже этого чужого мне, но доброго мальчика, постарался бы поставить куда нибудь под защиту», – продолжал думать Ростов, слушая Здржинского. Но он не сказал своих мыслей: он и на это уже имел опыт. Он знал, что этот рассказ содействовал к прославлению нашего оружия, и потому надо было делать вид, что не сомневаешься в нем. Так он и делал.
