23 октября
Поделись знанием:
– Ну и дай, – сказал Анатоль.
– Макарка (они так звали Макарина), этот бескорыстно за тебя в огонь и в воду. Ну вот и кончены счеты, – сказал Долохов, показывая ему записку. – Так?
– Да, разумеется, так, – сказал Анатоль, видимо не слушавший Долохова и с улыбкой, не сходившей у него с лица, смотревший вперед себя.
Долохов захлопнул бюро и обратился к Анатолю с насмешливой улыбкой.
– А знаешь что – брось всё это: еще время есть! – сказал он.
– Дурак! – сказал Анатоль. – Перестань говорить глупости. Ежели бы ты знал… Это чорт знает, что такое!
– Право брось, – сказал Долохов. – Я тебе дело говорю. Разве это шутка, что ты затеял?
– Ну, опять, опять дразнить? Пошел к чорту! А?… – сморщившись сказал Анатоль. – Право не до твоих дурацких шуток. – И он ушел из комнаты.
Долохов презрительно и снисходительно улыбался, когда Анатоль вышел.
– Ты постой, – сказал он вслед Анатолю, – я не шучу, я дело говорю, поди, поди сюда.
Анатоль опять вошел в комнату и, стараясь сосредоточить внимание, смотрел на Долохова, очевидно невольно покоряясь ему.
– Ты меня слушай, я тебе последний раз говорю. Что мне с тобой шутить? Разве я тебе перечил? Кто тебе всё устроил, кто попа нашел, кто паспорт взял, кто денег достал? Всё я.
– Ну и спасибо тебе. Ты думаешь я тебе не благодарен? – Анатоль вздохнул и обнял Долохова.
– Я тебе помогал, но всё же я тебе должен правду сказать: дело опасное и, если разобрать, глупое. Ну, ты ее увезешь, хорошо. Разве это так оставят? Узнается дело, что ты женат. Ведь тебя под уголовный суд подведут…
– Ах! глупости, глупости! – опять сморщившись заговорил Анатоль. – Ведь я тебе толковал. А? – И Анатоль с тем особенным пристрастием (которое бывает у людей тупых) к умозаключению, до которого они дойдут своим умом, повторил то рассуждение, которое он раз сто повторял Долохову. – Ведь я тебе толковал, я решил: ежели этот брак будет недействителен, – cказал он, загибая палец, – значит я не отвечаю; ну а ежели действителен, всё равно: за границей никто этого не будет знать, ну ведь так? И не говори, не говори, не говори!
– Право, брось! Ты только себя свяжешь…
– Убирайся к чорту, – сказал Анатоль и, взявшись за волосы, вышел в другую комнату и тотчас же вернулся и с ногами сел на кресло близко перед Долоховым. – Это чорт знает что такое! А? Ты посмотри, как бьется! – Он взял руку Долохова и приложил к своему сердцу. – Ah! quel pied, mon cher, quel regard! Une deesse!! [О! Какая ножка, мой друг, какой взгляд! Богиня!!] A?
Долохов, холодно улыбаясь и блестя своими красивыми, наглыми глазами, смотрел на него, видимо желая еще повеселиться над ним.
– Ну деньги выйдут, тогда что?
– Тогда что? А? – повторил Анатоль с искренним недоумением перед мыслью о будущем. – Тогда что? Там я не знаю что… Ну что глупости говорить! – Он посмотрел на часы. – Пора!
Анатоль пошел в заднюю комнату.
– Ну скоро ли вы? Копаетесь тут! – крикнул он на слуг.
Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.
Анатоль и Долохов тоже любили Балагу за его мастерство езды и за то, что он любил то же, что и они. С другими Балага рядился, брал по двадцати пяти рублей за двухчасовое катанье и с другими только изредка ездил сам, а больше посылал своих молодцов. Но с своими господами, как он называл их, он всегда ехал сам и никогда ничего не требовал за свою работу. Только узнав через камердинеров время, когда были деньги, он раз в несколько месяцев приходил поутру, трезвый и, низко кланяясь, просил выручить его. Его всегда сажали господа.
– Уж вы меня вызвольте, батюшка Федор Иваныч или ваше сиятельство, – говорил он. – Обезлошадничал вовсе, на ярманку ехать уж ссудите, что можете.
И Анатоль и Долохов, когда бывали в деньгах, давали ему по тысяче и по две рублей.
Балага был русый, с красным лицом и в особенности красной, толстой шеей, приземистый, курносый мужик, лет двадцати семи, с блестящими маленькими глазами и маленькой бородкой. Он был одет в тонком синем кафтане на шелковой подкладке, надетом на полушубке.
Он перекрестился на передний угол и подошел к Долохову, протягивая черную, небольшую руку.
– Федору Ивановичу! – сказал он, кланяясь.
– Здорово, брат. – Ну вот и он.
– Здравствуй, ваше сиятельство, – сказал он входившему Анатолю и тоже протянул руку.
– Я тебе говорю, Балага, – сказал Анатоль, кладя ему руки на плечи, – любишь ты меня или нет? А? Теперь службу сослужи… На каких приехал? А?
– Как посол приказал, на ваших на зверьях, – сказал Балага.
– Ну, слышишь, Балага! Зарежь всю тройку, а чтобы в три часа приехать. А?
– Как зарежешь, на чем поедем? – сказал Балага, подмигивая.
– Ну, я тебе морду разобью, ты не шути! – вдруг, выкатив глаза, крикнул Анатоль.
– Что ж шутить, – посмеиваясь сказал ямщик. – Разве я для своих господ пожалею? Что мочи скакать будет лошадям, то и ехать будем.
– А! – сказал Анатоль. – Ну садись.
– Что ж, садись! – сказал Долохов.
– Постою, Федор Иванович.
– Садись, врешь, пей, – сказал Анатоль и налил ему большой стакан мадеры. Глаза ямщика засветились на вино. Отказываясь для приличия, он выпил и отерся шелковым красным платком, который лежал у него в шапке.
– Что ж, когда ехать то, ваше сиятельство?
– Да вот… (Анатоль посмотрел на часы) сейчас и ехать. Смотри же, Балага. А? Поспеешь?
– Да как выезд – счастлив ли будет, а то отчего же не поспеть? – сказал Балага. – Доставляли же в Тверь, в семь часов поспевали. Помнишь небось, ваше сиятельство.
– Ты знаешь ли, на Рожество из Твери я раз ехал, – сказал Анатоль с улыбкой воспоминания, обращаясь к Макарину, который во все глаза умиленно смотрел на Курагина. – Ты веришь ли, Макарка, что дух захватывало, как мы летели. Въехали в обоз, через два воза перескочили. А?
– Уж лошади ж были! – продолжал рассказ Балага. – Я тогда молодых пристяжных к каурому запрег, – обратился он к Долохову, – так веришь ли, Федор Иваныч, 60 верст звери летели; держать нельзя, руки закоченели, мороз был. Бросил вожжи, держи, мол, ваше сиятельство, сам, так в сани и повалился. Так ведь не то что погонять, до места держать нельзя. В три часа донесли черти. Издохла левая только.
Анатоль вышел из комнаты и через несколько минут вернулся в подпоясанной серебряным ремнем шубке и собольей шапке, молодцовато надетой на бекрень и очень шедшей к его красивому лицу. Поглядевшись в зеркало и в той самой позе, которую он взял перед зеркалом, став перед Долоховым, он взял стакан вина.
– Ну, Федя, прощай, спасибо за всё, прощай, – сказал Анатоль. – Ну, товарищи, друзья… он задумался… – молодости… моей, прощайте, – обратился он к Макарину и другим.
Несмотря на то, что все они ехали с ним, Анатоль видимо хотел сделать что то трогательное и торжественное из этого обращения к товарищам. Он говорил медленным, громким голосом и выставив грудь покачивал одной ногой. – Все возьмите стаканы; и ты, Балага. Ну, товарищи, друзья молодости моей, покутили мы, пожили, покутили. А? Теперь, когда свидимся? за границу уеду. Пожили, прощай, ребята. За здоровье! Ура!.. – сказал он, выпил свой стакан и хлопнул его об землю.
– Будь здоров, – сказал Балага, тоже выпив свой стакан и обтираясь платком. Макарин со слезами на глазах обнимал Анатоля. – Эх, князь, уж как грустно мне с тобой расстаться, – проговорил он.
– Ехать, ехать! – закричал Анатоль.
Балага было пошел из комнаты.
– Нет, стой, – сказал Анатоль. – Затвори двери, сесть надо. Вот так. – Затворили двери, и все сели.
– Ну, теперь марш, ребята! – сказал Анатоль вставая.
Лакей Joseph подал Анатолю сумку и саблю, и все вышли в переднюю.
– А шуба где? – сказал Долохов. – Эй, Игнатка! Поди к Матрене Матвеевне, спроси шубу, салоп соболий. Я слыхал, как увозят, – сказал Долохов, подмигнув. – Ведь она выскочит ни жива, ни мертва, в чем дома сидела; чуть замешкаешься, тут и слезы, и папаша, и мамаша, и сейчас озябла и назад, – а ты в шубу принимай сразу и неси в сани.
Лакей принес женский лисий салоп.
– Дурак, я тебе сказал соболий. Эй, Матрешка, соболий! – крикнул он так, что далеко по комнатам раздался его голос.
Красивая, худая и бледная цыганка, с блестящими, черными глазами и с черными, курчавыми сизого отлива волосами, в красной шали, выбежала с собольим салопом на руке.
– Что ж, мне не жаль, ты возьми, – сказала она, видимо робея перед своим господином и жалея салопа.
Долохов, не отвечая ей, взял шубу, накинул ее на Матрешу и закутал ее.
– Вот так, – сказал Долохов. – И потом вот так, – сказал он, и поднял ей около головы воротник, оставляя его только перед лицом немного открытым. – Потом вот так, видишь? – и он придвинул голову Анатоля к отверстию, оставленному воротником, из которого виднелась блестящая улыбка Матреши.
– Ну прощай, Матреша, – сказал Анатоль, целуя ее. – Эх, кончена моя гульба здесь! Стешке кланяйся. Ну, прощай! Прощай, Матреша; ты мне пожелай счастья.
– Ну, дай то вам Бог, князь, счастья большого, – сказала Матреша, с своим цыганским акцентом.
У крыльца стояли две тройки, двое молодцов ямщиков держали их. Балага сел на переднюю тройку, и, высоко поднимая локти, неторопливо разобрал вожжи. Анатоль и Долохов сели к нему. Макарин, Хвостиков и лакей сели в другую тройку.
– Готовы, что ль? – спросил Балага.
– Пущай! – крикнул он, заматывая вокруг рук вожжи, и тройка понесла бить вниз по Никитскому бульвару.
– Тпрру! Поди, эй!… Тпрру, – только слышался крик Балаги и молодца, сидевшего на козлах. На Арбатской площади тройка зацепила карету, что то затрещало, послышался крик, и тройка полетела по Арбату.
Дав два конца по Подновинскому Балага стал сдерживать и, вернувшись назад, остановил лошадей у перекрестка Старой Конюшенной.
Молодец соскочил держать под уздцы лошадей, Анатоль с Долоховым пошли по тротуару. Подходя к воротам, Долохов свистнул. Свисток отозвался ему и вслед за тем выбежала горничная.
– На двор войдите, а то видно, сейчас выйдет, – сказала она.
Долохов остался у ворот. Анатоль вошел за горничной на двор, поворотил за угол и вбежал на крыльцо.
Гаврило, огромный выездной лакей Марьи Дмитриевны, встретил Анатоля.
– К барыне пожалуйте, – басом сказал лакей, загораживая дорогу от двери.
– К какой барыне? Да ты кто? – запыхавшимся шопотом спрашивал Анатоль.
– Пожалуйте, приказано привесть.
– Курагин! назад, – кричал Долохов. – Измена! Назад!
Долохов у калитки, у которой он остановился, боролся с дворником, пытавшимся запереть за вошедшим Анатолем калитку. Долохов последним усилием оттолкнул дворника и схватив за руку выбежавшего Анатоля, выдернул его за калитку и побежал с ним назад к тройке.
Марья Дмитриевна, застав заплаканную Соню в коридоре, заставила ее во всем признаться. Перехватив записку Наташи и прочтя ее, Марья Дмитриевна с запиской в руке взошла к Наташе.
– Мерзавка, бесстыдница, – сказала она ей. – Слышать ничего не хочу! – Оттолкнув удивленными, но сухими глазами глядящую на нее Наташу, она заперла ее на ключ и приказав дворнику пропустить в ворота тех людей, которые придут нынче вечером, но не выпускать их, а лакею приказав привести этих людей к себе, села в гостиной, ожидая похитителей.
Когда Гаврило пришел доложить Марье Дмитриевне, что приходившие люди убежали, она нахмурившись встала и заложив назад руки, долго ходила по комнатам, обдумывая то, что ей делать. В 12 часу ночи она, ощупав ключ в кармане, пошла к комнате Наташи. Соня, рыдая, сидела в коридоре.
– Марья Дмитриевна, пустите меня к ней ради Бога! – сказала она. Марья Дмитриевна, не отвечая ей, отперла дверь и вошла. «Гадко, скверно… В моем доме… Мерзавка, девчонка… Только отца жалко!» думала Марья Дмитриевна, стараясь утолить свой гнев. «Как ни трудно, уж велю всем молчать и скрою от графа». Марья Дмитриевна решительными шагами вошла в комнату. Наташа лежала на диване, закрыв голову руками, и не шевелилась. Она лежала в том самом положении, в котором оставила ее Марья Дмитриевна.
– Хороша, очень хороша! – сказала Марья Дмитриевна. – В моем доме любовникам свидания назначать! Притворяться то нечего. Ты слушай, когда я с тобой говорю. – Марья Дмитриевна тронула ее за руку. – Ты слушай, когда я говорю. Ты себя осрамила, как девка самая последняя. Я бы с тобой то сделала, да мне отца твоего жалко. Я скрою. – Наташа не переменила положения, но только всё тело ее стало вскидываться от беззвучных, судорожных рыданий, которые душили ее. Марья Дмитриевна оглянулась на Соню и присела на диване подле Наташи.
– Счастье его, что он от меня ушел; да я найду его, – сказала она своим грубым голосом; – слышишь ты что ли, что я говорю? – Она поддела своей большой рукой под лицо Наташи и повернула ее к себе. И Марья Дмитриевна, и Соня удивились, увидав лицо Наташи. Глаза ее были блестящи и сухи, губы поджаты, щеки опустились.
– Оставь… те… что мне… я… умру… – проговорила она, злым усилием вырвалась от Марьи Дмитриевны и легла в свое прежнее положение.
– Наталья!… – сказала Марья Дмитриевна. – Я тебе добра желаю. Ты лежи, ну лежи так, я тебя не трону, и слушай… Я не стану говорить, как ты виновата. Ты сама знаешь. Ну да теперь отец твой завтра приедет, что я скажу ему? А?
Опять тело Наташи заколебалось от рыданий.
– Ну узнает он, ну брат твой, жених!
– У меня нет жениха, я отказала, – прокричала Наташа.
– Всё равно, – продолжала Марья Дмитриевна. – Ну они узнают, что ж они так оставят? Ведь он, отец твой, я его знаю, ведь он, если его на дуэль вызовет, хорошо это будет? А?
– Ах, оставьте меня, зачем вы всему помешали! Зачем? зачем? кто вас просил? – кричала Наташа, приподнявшись на диване и злобно глядя на Марью Дмитриевну.
– Да чего ж ты хотела? – вскрикнула опять горячась Марья Дмитриевна, – что ж тебя запирали что ль? Ну кто ж ему мешал в дом ездить? Зачем же тебя, как цыганку какую, увозить?… Ну увез бы он тебя, что ж ты думаешь, его бы не нашли? Твой отец, или брат, или жених. А он мерзавец, негодяй, вот что!
– Он лучше всех вас, – вскрикнула Наташа, приподнимаясь. – Если бы вы не мешали… Ах, Боже мой, что это, что это! Соня, за что? Уйдите!… – И она зарыдала с таким отчаянием, с каким оплакивают люди только такое горе, которого они чувствуют сами себя причиной. Марья Дмитриевна начала было опять говорить; но Наташа закричала: – Уйдите, уйдите, вы все меня ненавидите, презираете. – И опять бросилась на диван.
Марья Дмитриевна продолжала еще несколько времени усовещивать Наташу и внушать ей, что всё это надо скрыть от графа, что никто не узнает ничего, ежели только Наташа возьмет на себя всё забыть и не показывать ни перед кем вида, что что нибудь случилось. Наташа не отвечала. Она и не рыдала больше, но с ней сделались озноб и дрожь. Марья Дмитриевна подложила ей подушку, накрыла ее двумя одеялами и сама принесла ей липового цвета, но Наташа не откликнулась ей. – Ну пускай спит, – сказала Марья Дмитриевна, уходя из комнаты, думая, что она спит. Но Наташа не спала и остановившимися раскрытыми глазами из бледного лица прямо смотрела перед собою. Всю эту ночь Наташа не спала, и не плакала, и не говорила с Соней, несколько раз встававшей и подходившей к ней.
На другой день к завтраку, как и обещал граф Илья Андреич, он приехал из Подмосковной. Он был очень весел: дело с покупщиком ладилось и ничто уже не задерживало его теперь в Москве и в разлуке с графиней, по которой он соскучился. Марья Дмитриевна встретила его и объявила ему, что Наташа сделалась очень нездорова вчера, что посылали за доктором, но что теперь ей лучше. Наташа в это утро не выходила из своей комнаты. С поджатыми растрескавшимися губами, сухими остановившимися глазами, она сидела у окна и беспокойно вглядывалась в проезжающих по улице и торопливо оглядывалась на входивших в комнату. Она очевидно ждала известий об нем, ждала, что он сам приедет или напишет ей.
Когда граф взошел к ней, она беспокойно оборотилась на звук его мужских шагов, и лицо ее приняло прежнее холодное и даже злое выражение. Она даже не поднялась на встречу ему.
– Что с тобой, мой ангел, больна? – спросил граф. Наташа помолчала.
– Да, больна, – отвечала она.
На беспокойные расспросы графа о том, почему она такая убитая и не случилось ли чего нибудь с женихом, она уверяла его, что ничего, и просила его не беспокоиться. Марья Дмитриевна подтвердила графу уверения Наташи, что ничего не случилось. Граф, судя по мнимой болезни, по расстройству дочери, по сконфуженным лицам Сони и Марьи Дмитриевны, ясно видел, что в его отсутствие должно было что нибудь случиться: но ему так страшно было думать, что что нибудь постыдное случилось с его любимою дочерью, он так любил свое веселое спокойствие, что он избегал расспросов и всё старался уверить себя, что ничего особенного не было и только тужил о том, что по случаю ее нездоровья откладывался их отъезд в деревню.
Со дня приезда своей жены в Москву Пьер сбирался уехать куда нибудь, только чтобы не быть с ней. Вскоре после приезда Ростовых в Москву, впечатление, которое производила на него Наташа, заставило его поторопиться исполнить свое намерение. Он поехал в Тверь ко вдове Иосифа Алексеевича, которая обещала давно передать ему бумаги покойного.
| ← октябрь → | ||||||
| Пн | Вт | Ср | Чт | Пт | Сб | Вс |
| 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | |
| 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 |
| 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 |
| 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 | 27 |
| 28 | 29 | 30 | 31 | |||
| 2024 г. | ||||||
23 октября — 296-й день года (297-й в високосные годы) в григорианском календаре. До конца года остаётся 69 дней.
Содержание
Праздники
См. также: Категория:Праздники 23 октября
Национальные
-
Венгрия — День республики. -
Россия — День работников рекламы -
Ливия — День победы и освобождения[1][уточнить].
Профессиональные
Религиозные
- Собор Волынских Святых;
- память святых отцев VII Вселенского собора (787 год);
- память мученика Феотекна Антиохийского (III-IV века);
- память мучеников Евлампия и Евлампии (303-311 годы);
- память преподобного Вассиана (Василия) Константинопольского, игумена (V век);
- память преподобного Феофила Тивериопольского, исповедника (VIII век);
- память святителя Амфилохия Печерского, епископа Владимиро-Волынского (1122 год);
- память блаженного Андрея, Христа ради юродивого, Тотемского (1673 год);
- память святителя Иннокентия (Смирнова), епископа Пензенского (1819 год);
- память преподобного Амвросия Оптинского (1891 год).
- В армянской церкви
- память Анны и Елизаветы и их спутников Флоренция, Диоклидиана, Вассиана и Петрониллы (дочери апостола Петра) (I век);
- память мучеников Евлампия и Евлампии (303-311 годы);
- память зачатия Иоанна Крестителя;
- память мучеников Марка и Стефана (IV век);
- память мучеников Стратоника и Селевка (III век).
- В коптской церкви
- память Захария (Zacharias), монаха горы Schihat.
- В католической церкви[4]
- память Серванда и Германа, мучеников (305 год);
- память Иоанна, епископа и Иакова пресвитера, мучеников Персидских (344 год);
- память Феодорита Кирского (457 год);
- память преподобного Северина, монаха (482 год);
- память Северина Боэция (524 год);
- память Иоанна, епископа Сиракузского (609 год);
- память Романа Руанского (640 год);
- память Бенедикта (Benedikt) пресвитера (около IX века);
- память Игнатия, патриарха Константинопольского (877 год);
- память Этельфледы (Ethelfleda), игуменьи (X век);
- память Иоанна Бона (Johannes Bonus (Jambonus)) (1249 год);
- память Иоанна Капистрана (1456 год);
- память Иоанна Порро (Johannes Angelus Porro) пресвитера, монаха (1506 год);
- память Фомы Твинга (Thomas Thwing), мученика (1680 год);
- память Аллючио (Allucius) (1134 год);
- память Марии (Maria Clothilde Angela), монахини-мученицы и 5-ти её спутниц (1794 год);
- память Павла Тонга (Paulus Tong Viet Buong), мученика (1833 год);
- память Арнольда (Arnold (Julian Nikolaus) Rèche), монаха (1890 год);
- память Амвросия (Ambrosius Leo (Petrus) Lorente Vicente), Флоренция (Florentius Martin (Alvarus) Ibáñez Lázaro) и Гонората (Honoratus (Andreas) Zorraquino Herrero), монахов-мучеников (1936 год);
- память священномучеников Хильдефонса (Hildephons García), Юстиниана (Justinian Cuesta) пресвитеров, Евфрасия (Euphrasius de Celis), Гонория (Honorius Carracedo), Фомы (Thomas Cuartero), Йозефа (Joseph Maria Cuartero), монахов-мучеников (1936 год);
- память Леонарда пресвитера (Leonhard Olivera Buera), мученика (1936 год).
- В протестантской церкви
- память Иакова, брата Господня, мученика (I век) (в ЕЛЦА и в ЛЦМС);
- память Иоанна Цвика (Johannes Zwick), священника, церковного композитора (1542 год) (в ЕЦГ).
Именины
- Православные: (Амвросий), Андрей, Антон, Василий, Евлампий, Евлампия.
- Католические: Иоанн, Северин, Фёдор.
События
См. также: Категория:События 23 октября
До XIX века
- 787 — Вселенский собор христианской церкви установил порядок почитания икон, сохранившийся до настоящего времени.
- 1086 — битва при Заллаке.
- 1545 — запорожские казаки, выйдя в море на 32 челнах-чайках, подошли к турецкой крепости Ачи-Кале (Очаков) и захватили её.
- 1689 — английский парламент принял Билль о правах.
- 1748 — завершено строительство первой в Российской империи химической лаборатории, основанной М. В. Ломоносовым.
- 1769 — трёхколёсная паровая повозка — предок автомобиля — впервые развивает скорость в 4,5 км/ч.
XIX век
- 1803 — Джон Дальтон рассчитывает атомные массы для 21-го элемента и соединения.
- 1814 — в Англии проходит первая в современной истории пластическая операция.
- 1826 — в театре Нью-Йорка впервые в США применено газовое освещение.
- 1850 — на рейде порта Константинополь произошёл мощный взрыв на борту флагманского турецкого линейного корабля «Neiri Shevkat». Погибли более пятисот человек, в числе которых был вице-адмирал Махмуд-паша со своей свитой. Ещё 200 человек были ранены.
- 1859 — в Киеве открыта первая воскресная школа.
- 1873 — присоединение Германии к русско-австрийской конвенции. Создан Союз трёх императоров.
XX век
- 1907 — в Берлине на Унтер-ден-Линден торжественно открылся фешенебельный отель «Адлон».
- 1914
- В Москве открыто Щукинское театральное училище.
- В Москве И. А. Рубинский построил тренажёр для обучению пилотированию самолёта.
- 1923 — начало Гамбургского восстания.
- 1925 — принят первый Исправительно-трудовой кодекс Украинской ССР.
- 1927 — на территории Британской подмандатной территории Палестина евреями — выходцами из Восточной Европы основан город Нетания.
- 1937 — начался 812-дневный арктический рейд советского ледокола «Георгий Седов».
- 1942 — Вторая мировая война: началась битва англичан и немцев у Эль-Аламейна в Египте.
- 1946 — началось первое заседание Генеральной Ассамблеи ООН.
- 1947
- Впервые лауреатами Нобелевской премии стали супруги. Выходцам из Австрии американским биохимикам Герти и Карлу Кори «за открытие каталитического превращения гликогена» была присуждена премия по физиологии и медицине.
- В атмосфере охоты на ведьм в Голливуде президент гильдии актёров Рональд Рейган заявил Комиссии по расследованию антиамериканской деятельности, что страх перед коммунизмом не должен ставить под угрозу демократические принципы.
- 1951 — продан последний самолёт Aeronca 15 Sedan. Компания Aeronca прекратила производство самолётов, переориентировавшись на другие виды деятельности.
- 1952 — в Нью-Йорке прошла премьера нового фильма Чарли Чаплина (Charles Spencer Chaplin) «Огни рампы».
- 1955
- Южный Вьетнам провозглашён республикой.
- Саар вошёл в состав ФРГ.
- 1956 — в Венгрии началось антисоветское восстание.
- 1958 — Борис Пастернак назван лауреатом Нобелевской премии по литературе.
- 1974 — в Вене 75-я сессия МОК приняла решение о проведении XXII Олимпийских игр в столице СССР Москве.
- 1979 — против Вацлава Гавела и пяти других чешских диссидентов выдвинуто обвинение в подрывной деятельности.
- 1983 — Террористы-смертники атаковали штабы американского и французского миротворческих контингентов в Ливане, погибло около 300 миротворцев.
- 1984 — пленум ЦК КПСС принял программу переброски на юг сибирских рек.
- 1985 — в Москве начала функционировать Московская рок-лаборатория.
- 1989 — в Будапеште провозглашено создание Венгерской республики.
- 1990 — город Горький вновь стал Нижним Новгородом.
- 1991
- Государственный департамент США заявил о готовности Соединённых Штатов нормализовать отношения с Вьетнамом.
- 1997 — резко упали курсы валют большинства стран Восточной Азии.
- 1998 — в Буффало (США) снайпером убит доктор Барнетт Степьян (Barnett Slepian), производивший аборты.
- 2000
- Китайские археологи обнаружили музей музыкальных инструментов, который был создан 2 тысячи лет назад, в эпоху династии Хань.
- Учёные университета Пенсильвании обнаружили древнейшие бактерии, которым, по их оценкам, около 250 миллионов лет.
- Президент США Билл Клинтон подписал указ о выделении 58 млрд долл. на установление национального стандарта употребления алкоголя за рулём. Согласно документу, теперь в крови водителя может содержаться не более чем 0,08 % алкоголя.
XXI век
- 2002
- Бывший руководитель аппарата Белого дома в администрации Клинтона Джон Подеста (John David Podesta) призвал Пентагон рассекретить документы, относящиеся к инцидентам с НЛО.
- Сенсационные изменения в жизни Оксфордского университета. Здесь объявлено о роспуске специальной службы, которая почти восемьсот лет следила за порядком в британском вузе. Внутренняя полиция, в частности, наблюдала за тем, как студенты проводят свободное время. Она должна была напоминать им о том, что больше времени следует проводить в библиотеках, нежели в барах.
- На аукционе женевской фирмы «Антикорум» золотые часы марки «Брегет», принадлежавшие прославленному генералу Ермолову, были проданы за 2 миллиона швейцарских франков.
- Террористами захвачены около 800 заложников в Театральном центре на Дубровке во время представления мюзикла «Норд-Ост».
- Государственной Думой принят Гражданский процессуальный кодекс РФ.
- 2011 — в Ливии объявлено о победе над режимом Муаммара Каддафи[1].
Родились
См. также: Категория:Родившиеся 23 октября
- 1715 — Пётр II (ум. 1730), русский император (1727—1730 гг.).
- 1734 — Никола-Эдм Ретиф де ла Бретон (ум. 1806), французский писатель.
- 1776 — Ефим Петрович Люценко (ум. 1855), русский поэт-сентименталист.
- 1789 — Константин Арсеньев (ум. 1865), историк, географ и статистик.
- 1801 — Густав Альберт Лорцинг (Gustav Albert Lortzing; ум. 1851), немецкий композитор.
- 1805 — Адальберт Штифтер (Adalbert Stifter; ум. 1868), австрийский писатель и художник.
- 1813
- Людвиг Лейхгардт (Ludwig Leichhardt; ум. 1848), немецкий исследователь Австралии.
- Феликс Равесон-Молье (Jean Gaspard Felix Ravaisson-Mollien; ум. 1900), французский философ.
- 1817 — Пьер Ларусс (ум. 1875), французский лексикограф и энциклопедист, составитель знаменитого словаря.
- 1818 — Пров Михайлович Садовский (старший) (ум. 1872), актёр Малого театра.
- 1834 — Юрий Степанович Нечаев-Мальцов (ум. 1913), русский меценат, один из основных жертвователей на Государственный музей изобразительных искусств имени А. С. Пушкина.
- 1844 — Вильгельм Мария Хубертус Лейбль (Wilhelm Maria Hubertus Leibl; ум. 1900), немецкий живописец-реалист.
- 1846 — Александр Андреевич Архангельский (ум. 1924), русский хоровой дирижёр и композитор.
- 1852 — Жан-Луи Форен (ум. 1931), французский художник, график, книжный иллюстратор.
- 1868 — Фредерик Уильям Ланчестер (ум. 1946), английский инженер, который в конце 1895 года вместе с братьями Фрэнком и Джорджем построил первый британский автомобиль.
- 1871 — Гергь Фишта (Gjergj Fishta; ум. 1940), албанский поэт.
- 1875 — Гилберт Льюис (ум. 1946), выдающийся американский физикохимик.
- 1885 — Джузеппе Биази (ум. 1945), итальянский художник и график, основоположник современного сардинского изобразительного искусства.
- 1894 — Мэй Ланьфан (ум. 1961), китайский актёр, режиссёр, театральный педагог и общественный деятель, непревзойдённый в мировом театре исполнитель женских ролей.
- 1896
- Роман Осипович Якобсон (ум. 1982), языковед, литературовед.
- Семён Исаакович Вольфкович (ум. 1980), химик-неорганик, академик АН СССР.
- 1897 — Дмитрий Григорьевич Павлов (расстрелян 1941), советский военачальник.
- 1899 — Филипп Сергеевич Октябрьский (ум. 1969), советский военно-морской деятель, адмирал, Герой Советского Союза. В ходе Великой Отечественной войны командующий Черноморским флотом.
- 1904
- Святослав Николаевич Рерих (ум. 1993) — русский художник и мыслитель.
- Владимир Александрович Судец (ум. 1981) — маршал авиации, командующий Дальней авиацией (1955—1962), главнокомандующий войсками ПВО (1962—1966), Герой Советского Союза, Народный герой Югославии, Герой МНР.
- 1905
- Феликс Блох (ум. 1983), швейцарско-американский физик, Нобелевский лауреат 1952 года «за развитие новых методов для точных ядерных магнитных измерений и связанные с этим открытия» (совместно с Эдвардом Парселлом).
- Александр Шамильевич Мелик-Пашаев (ум. 1964), главный дирижёр Большого театра (1953—1962 гг.).
- 1907 — Евгений Фёдорович Логинов (ум. 1970) — маршал авиации. В Великую Отечественную войну командовал авиадивизией и авиационным корпусом дальнего действия, министр Гражданской авиации СССР (с 1964 г.).
- 1908 — Илья Франк (ум. 1990), советский физик, автор теории излучения, лауреат Нобелевской премии 1958 года «за открытие и истолкование эффекта Черенкова» (совместно с Игорем Таммом и Павлом Черенковым).
- 1914 — Арвид Янсонс (ум. 1984) — латышский дирижёр, народный артист СССР.
- 1920 — Джанни Родари (ум. 1980), итальянский детский писатель («Приключения Чиполлино», «Волшебный голос Джельсомино»).
- 1925
- Нанни Лой (Nanni Loy; ум. 1995), итальянский кинорежиссёр.
- Георгий Борисович Щукин (ум. 1983), кинорежиссёр, художник.
- 1928
- Юрий Сергеевич Саульский (ум. 2003), композитор, дирижёр («Чёрный кот», «Дети спят», «Мелодии Арбата»);
- Белла Дарви (ум. 1971) — французская актриса польского происхождения.
- 1931
- Диана Дорс (Diana Dors; ум. 1984), американская актриса.
- Джонни Китагава — японский продюсер, создатель более двух десятков популярных бой-бэндов
- 1932 — Василий Иванович Белов, писатель («Кануны», «Год великого перелома», «Все впереди»).
- 1935 — Шандор Эрнестович Каллош, российский композитор.
- 1936 — Филип Кауфман (Philip Kaufman), американский кинорежиссёр («Генри и Джун», «Ребята что надо», «Белый рассвет»).
- 1939 — Ласло Лугоши (László Lugossy), венгерский кинорежиссёр («Установление личности», «Спасибо, ничего»).
- 1940
- Пеле, бразильский футболист, удостоенный высшего футбольного титула — «король футбола»; бизнесмен.
- Геннадий Пивняк, ректор Национального горного университета, Вице-президент Союза ректоров вузов Украины, академик НАН Украины, профессор.
- Александр Январев (ум. 2005), советский актёр театра и кино («Бег», «Золотой телёнок», «Отроки во вселенной»).
- 1942 — Майкл Крайтон (ум. 2008), американский фантаст, автор «Парка юрского периода».
- 1945 — Вера Ильинична Матвеева (ум. 1976), российская поэтесса, бард, автор около 60 песен.
- 1953 — Метёлкина, Елена Владимировна, советская актриса, исполнительница главной роли в фильме «Через тернии к звёздам».
- 1959
- Эл Янкович, американский певец-пародист.
- Юрий Федутинов, генеральный директор радиостанции «Эхо Москвы» (с 1992 года).
- 1964 — Роберт Трухильо, бас-гитарист группы «Metallica», ранее — участник групп «Ozzy Osbourne» и «Suicidal Tendencies».
- 1974 — Аравинд Адига, индийский журналист и писатель, лауреат Букеровской премии (2008).
- 1976 — Райан Рейнольдс, канадский актёр кино и телевидения.
- 1980 — Василий Васильевич Рочев, российский лыжник, чемпион мира 2005 года.
- 1986 — Эмилия Кларк, британская актриса («Игра престолов»).
Скончались
См. также: Категория:Умершие 23 октября
- 1856 — Александр Росс (р. 1783), канадский исследователь, основатель ряда городов в Британской Колумбии.
- 1872 — Теофиль Готье (р. 1811), французский писатель и критик, один из вдохновителей «Парнаса».
- 1928 — Альфонс Алар (р. 1849), французский историк («История Французской революции»).
- 1938 — расстрелян Константин, митрополит Киевский (в миру Константин Григорьевич Дьяков, р. 1871).
- 1944 — Чарльз Барклай (р. 1877), английский физик, лауреат Нобелевской премии (1917).
- 1946 — Эрнест Сетон-Томпсон (р. 1860), канадский писатель, автор произведений о животных.
- 1972 — Борис Ливанов (р. 1904), советский актёр театра и кино и режиссёр, народный артист СССР.
- 1974 — Владимир Ильин (р. 1891), философ, богослов, литературный и музыкальный критик, композитор.
- 1975 — Рагнвальд Альфред Рошер Лунд (р. 1899), норвежский военный, разведчик и дипломат.
- 1994 — Григорий Мелик-Авакян (р. 1920), армянский режиссёр.
- 1997 — Берт Ханстра (Haanstra) (р. 1916), голландский режиссёр.
- 2003 — Иван Дмитриев (р. 1915), советский актёр театра и кино («Академик Иван Павлов», «Сибириада», «Полосатый рейс»).
- 2004 — Билл Николсон (р. 1919), игрок, тренер и президент английского футбольного клуба Тоттенхэм Хотспур.
Приметы
Евлампий Зимоуказатель, день Евлампия и Евлампии. Лампей. Лампея.
- На Евлампия рога месяца показывают на ту сторону, откуда быть ветрам.
- Если рога месяца на полночь (на север) — быть скорой и строгой зиме, снег ляжет посуху; если на полдень (на юг) — скорой зимы не жди, будет грязь да слякоть, до самой Казанской осень снегом не умоется, в белый кафтан не нарядится.
- Предзимье (с 23 октября до 27 ноября). Последние дни кучевых облаков. Возможен ранний ледостав на крупных реках. Начало порош[5][6].
См. также
|
23 октября в Викиновостях? |
|---|
Напишите отзыв о статье "23 октября"
Примечания
- ↑ 1 2 [www.forbes.ru/news/75535-v-livii-otmechayut-novyi-gosudarstvennyi-prazdnik-den-pobedy-i-osvobozhdeniya В Ливии отмечают новый государственный праздник — День победы и освобождения.]
- ↑ [azbyka.ru/days/2016-10-23 Старый стиль, 10 октября, Новый стиль 23 октября, воскресенье] // Православный церковный календарь
- ↑ [calendar.pravmir.ru/2016/10/23 23 октября 2016 года] // Православие и мир, православный календарь, 2016 г.
- ↑ [www.heiligenlexikon.de/KalenderOktober/23.htm Лексикон святых, 23 октября]
- ↑ [www.rg.ru/2009/10/22/primety.html Приметы]. Российская газета (22 октября 2009). Проверено 2 сентября 2010.
- ↑ [www.kharchenko.com/date/oct/23.shtml Времена: 23 октября.]
Отрывок, характеризующий 23 октября
– Ну, – сказал он, – Хвостикову надо дать две тысячи.– Ну и дай, – сказал Анатоль.
– Макарка (они так звали Макарина), этот бескорыстно за тебя в огонь и в воду. Ну вот и кончены счеты, – сказал Долохов, показывая ему записку. – Так?
– Да, разумеется, так, – сказал Анатоль, видимо не слушавший Долохова и с улыбкой, не сходившей у него с лица, смотревший вперед себя.
Долохов захлопнул бюро и обратился к Анатолю с насмешливой улыбкой.
– А знаешь что – брось всё это: еще время есть! – сказал он.
– Дурак! – сказал Анатоль. – Перестань говорить глупости. Ежели бы ты знал… Это чорт знает, что такое!
– Право брось, – сказал Долохов. – Я тебе дело говорю. Разве это шутка, что ты затеял?
– Ну, опять, опять дразнить? Пошел к чорту! А?… – сморщившись сказал Анатоль. – Право не до твоих дурацких шуток. – И он ушел из комнаты.
Долохов презрительно и снисходительно улыбался, когда Анатоль вышел.
– Ты постой, – сказал он вслед Анатолю, – я не шучу, я дело говорю, поди, поди сюда.
Анатоль опять вошел в комнату и, стараясь сосредоточить внимание, смотрел на Долохова, очевидно невольно покоряясь ему.
– Ты меня слушай, я тебе последний раз говорю. Что мне с тобой шутить? Разве я тебе перечил? Кто тебе всё устроил, кто попа нашел, кто паспорт взял, кто денег достал? Всё я.
– Ну и спасибо тебе. Ты думаешь я тебе не благодарен? – Анатоль вздохнул и обнял Долохова.
– Я тебе помогал, но всё же я тебе должен правду сказать: дело опасное и, если разобрать, глупое. Ну, ты ее увезешь, хорошо. Разве это так оставят? Узнается дело, что ты женат. Ведь тебя под уголовный суд подведут…
– Ах! глупости, глупости! – опять сморщившись заговорил Анатоль. – Ведь я тебе толковал. А? – И Анатоль с тем особенным пристрастием (которое бывает у людей тупых) к умозаключению, до которого они дойдут своим умом, повторил то рассуждение, которое он раз сто повторял Долохову. – Ведь я тебе толковал, я решил: ежели этот брак будет недействителен, – cказал он, загибая палец, – значит я не отвечаю; ну а ежели действителен, всё равно: за границей никто этого не будет знать, ну ведь так? И не говори, не говори, не говори!
– Право, брось! Ты только себя свяжешь…
– Убирайся к чорту, – сказал Анатоль и, взявшись за волосы, вышел в другую комнату и тотчас же вернулся и с ногами сел на кресло близко перед Долоховым. – Это чорт знает что такое! А? Ты посмотри, как бьется! – Он взял руку Долохова и приложил к своему сердцу. – Ah! quel pied, mon cher, quel regard! Une deesse!! [О! Какая ножка, мой друг, какой взгляд! Богиня!!] A?
Долохов, холодно улыбаясь и блестя своими красивыми, наглыми глазами, смотрел на него, видимо желая еще повеселиться над ним.
– Ну деньги выйдут, тогда что?
– Тогда что? А? – повторил Анатоль с искренним недоумением перед мыслью о будущем. – Тогда что? Там я не знаю что… Ну что глупости говорить! – Он посмотрел на часы. – Пора!
Анатоль пошел в заднюю комнату.
– Ну скоро ли вы? Копаетесь тут! – крикнул он на слуг.
Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.
Анатоль и Долохов тоже любили Балагу за его мастерство езды и за то, что он любил то же, что и они. С другими Балага рядился, брал по двадцати пяти рублей за двухчасовое катанье и с другими только изредка ездил сам, а больше посылал своих молодцов. Но с своими господами, как он называл их, он всегда ехал сам и никогда ничего не требовал за свою работу. Только узнав через камердинеров время, когда были деньги, он раз в несколько месяцев приходил поутру, трезвый и, низко кланяясь, просил выручить его. Его всегда сажали господа.
– Уж вы меня вызвольте, батюшка Федор Иваныч или ваше сиятельство, – говорил он. – Обезлошадничал вовсе, на ярманку ехать уж ссудите, что можете.
И Анатоль и Долохов, когда бывали в деньгах, давали ему по тысяче и по две рублей.
Балага был русый, с красным лицом и в особенности красной, толстой шеей, приземистый, курносый мужик, лет двадцати семи, с блестящими маленькими глазами и маленькой бородкой. Он был одет в тонком синем кафтане на шелковой подкладке, надетом на полушубке.
Он перекрестился на передний угол и подошел к Долохову, протягивая черную, небольшую руку.
– Федору Ивановичу! – сказал он, кланяясь.
– Здорово, брат. – Ну вот и он.
– Здравствуй, ваше сиятельство, – сказал он входившему Анатолю и тоже протянул руку.
– Я тебе говорю, Балага, – сказал Анатоль, кладя ему руки на плечи, – любишь ты меня или нет? А? Теперь службу сослужи… На каких приехал? А?
– Как посол приказал, на ваших на зверьях, – сказал Балага.
– Ну, слышишь, Балага! Зарежь всю тройку, а чтобы в три часа приехать. А?
– Как зарежешь, на чем поедем? – сказал Балага, подмигивая.
– Ну, я тебе морду разобью, ты не шути! – вдруг, выкатив глаза, крикнул Анатоль.
– Что ж шутить, – посмеиваясь сказал ямщик. – Разве я для своих господ пожалею? Что мочи скакать будет лошадям, то и ехать будем.
– А! – сказал Анатоль. – Ну садись.
– Что ж, садись! – сказал Долохов.
– Постою, Федор Иванович.
– Садись, врешь, пей, – сказал Анатоль и налил ему большой стакан мадеры. Глаза ямщика засветились на вино. Отказываясь для приличия, он выпил и отерся шелковым красным платком, который лежал у него в шапке.
– Что ж, когда ехать то, ваше сиятельство?
– Да вот… (Анатоль посмотрел на часы) сейчас и ехать. Смотри же, Балага. А? Поспеешь?
– Да как выезд – счастлив ли будет, а то отчего же не поспеть? – сказал Балага. – Доставляли же в Тверь, в семь часов поспевали. Помнишь небось, ваше сиятельство.
– Ты знаешь ли, на Рожество из Твери я раз ехал, – сказал Анатоль с улыбкой воспоминания, обращаясь к Макарину, который во все глаза умиленно смотрел на Курагина. – Ты веришь ли, Макарка, что дух захватывало, как мы летели. Въехали в обоз, через два воза перескочили. А?
– Уж лошади ж были! – продолжал рассказ Балага. – Я тогда молодых пристяжных к каурому запрег, – обратился он к Долохову, – так веришь ли, Федор Иваныч, 60 верст звери летели; держать нельзя, руки закоченели, мороз был. Бросил вожжи, держи, мол, ваше сиятельство, сам, так в сани и повалился. Так ведь не то что погонять, до места держать нельзя. В три часа донесли черти. Издохла левая только.
Анатоль вышел из комнаты и через несколько минут вернулся в подпоясанной серебряным ремнем шубке и собольей шапке, молодцовато надетой на бекрень и очень шедшей к его красивому лицу. Поглядевшись в зеркало и в той самой позе, которую он взял перед зеркалом, став перед Долоховым, он взял стакан вина.
– Ну, Федя, прощай, спасибо за всё, прощай, – сказал Анатоль. – Ну, товарищи, друзья… он задумался… – молодости… моей, прощайте, – обратился он к Макарину и другим.
Несмотря на то, что все они ехали с ним, Анатоль видимо хотел сделать что то трогательное и торжественное из этого обращения к товарищам. Он говорил медленным, громким голосом и выставив грудь покачивал одной ногой. – Все возьмите стаканы; и ты, Балага. Ну, товарищи, друзья молодости моей, покутили мы, пожили, покутили. А? Теперь, когда свидимся? за границу уеду. Пожили, прощай, ребята. За здоровье! Ура!.. – сказал он, выпил свой стакан и хлопнул его об землю.
– Будь здоров, – сказал Балага, тоже выпив свой стакан и обтираясь платком. Макарин со слезами на глазах обнимал Анатоля. – Эх, князь, уж как грустно мне с тобой расстаться, – проговорил он.
– Ехать, ехать! – закричал Анатоль.
Балага было пошел из комнаты.
– Нет, стой, – сказал Анатоль. – Затвори двери, сесть надо. Вот так. – Затворили двери, и все сели.
– Ну, теперь марш, ребята! – сказал Анатоль вставая.
Лакей Joseph подал Анатолю сумку и саблю, и все вышли в переднюю.
– А шуба где? – сказал Долохов. – Эй, Игнатка! Поди к Матрене Матвеевне, спроси шубу, салоп соболий. Я слыхал, как увозят, – сказал Долохов, подмигнув. – Ведь она выскочит ни жива, ни мертва, в чем дома сидела; чуть замешкаешься, тут и слезы, и папаша, и мамаша, и сейчас озябла и назад, – а ты в шубу принимай сразу и неси в сани.
Лакей принес женский лисий салоп.
– Дурак, я тебе сказал соболий. Эй, Матрешка, соболий! – крикнул он так, что далеко по комнатам раздался его голос.
Красивая, худая и бледная цыганка, с блестящими, черными глазами и с черными, курчавыми сизого отлива волосами, в красной шали, выбежала с собольим салопом на руке.
– Что ж, мне не жаль, ты возьми, – сказала она, видимо робея перед своим господином и жалея салопа.
Долохов, не отвечая ей, взял шубу, накинул ее на Матрешу и закутал ее.
– Вот так, – сказал Долохов. – И потом вот так, – сказал он, и поднял ей около головы воротник, оставляя его только перед лицом немного открытым. – Потом вот так, видишь? – и он придвинул голову Анатоля к отверстию, оставленному воротником, из которого виднелась блестящая улыбка Матреши.
– Ну прощай, Матреша, – сказал Анатоль, целуя ее. – Эх, кончена моя гульба здесь! Стешке кланяйся. Ну, прощай! Прощай, Матреша; ты мне пожелай счастья.
– Ну, дай то вам Бог, князь, счастья большого, – сказала Матреша, с своим цыганским акцентом.
У крыльца стояли две тройки, двое молодцов ямщиков держали их. Балага сел на переднюю тройку, и, высоко поднимая локти, неторопливо разобрал вожжи. Анатоль и Долохов сели к нему. Макарин, Хвостиков и лакей сели в другую тройку.
– Готовы, что ль? – спросил Балага.
– Пущай! – крикнул он, заматывая вокруг рук вожжи, и тройка понесла бить вниз по Никитскому бульвару.
– Тпрру! Поди, эй!… Тпрру, – только слышался крик Балаги и молодца, сидевшего на козлах. На Арбатской площади тройка зацепила карету, что то затрещало, послышался крик, и тройка полетела по Арбату.
Дав два конца по Подновинскому Балага стал сдерживать и, вернувшись назад, остановил лошадей у перекрестка Старой Конюшенной.
Молодец соскочил держать под уздцы лошадей, Анатоль с Долоховым пошли по тротуару. Подходя к воротам, Долохов свистнул. Свисток отозвался ему и вслед за тем выбежала горничная.
– На двор войдите, а то видно, сейчас выйдет, – сказала она.
Долохов остался у ворот. Анатоль вошел за горничной на двор, поворотил за угол и вбежал на крыльцо.
Гаврило, огромный выездной лакей Марьи Дмитриевны, встретил Анатоля.
– К барыне пожалуйте, – басом сказал лакей, загораживая дорогу от двери.
– К какой барыне? Да ты кто? – запыхавшимся шопотом спрашивал Анатоль.
– Пожалуйте, приказано привесть.
– Курагин! назад, – кричал Долохов. – Измена! Назад!
Долохов у калитки, у которой он остановился, боролся с дворником, пытавшимся запереть за вошедшим Анатолем калитку. Долохов последним усилием оттолкнул дворника и схватив за руку выбежавшего Анатоля, выдернул его за калитку и побежал с ним назад к тройке.
Марья Дмитриевна, застав заплаканную Соню в коридоре, заставила ее во всем признаться. Перехватив записку Наташи и прочтя ее, Марья Дмитриевна с запиской в руке взошла к Наташе.
– Мерзавка, бесстыдница, – сказала она ей. – Слышать ничего не хочу! – Оттолкнув удивленными, но сухими глазами глядящую на нее Наташу, она заперла ее на ключ и приказав дворнику пропустить в ворота тех людей, которые придут нынче вечером, но не выпускать их, а лакею приказав привести этих людей к себе, села в гостиной, ожидая похитителей.
Когда Гаврило пришел доложить Марье Дмитриевне, что приходившие люди убежали, она нахмурившись встала и заложив назад руки, долго ходила по комнатам, обдумывая то, что ей делать. В 12 часу ночи она, ощупав ключ в кармане, пошла к комнате Наташи. Соня, рыдая, сидела в коридоре.
– Марья Дмитриевна, пустите меня к ней ради Бога! – сказала она. Марья Дмитриевна, не отвечая ей, отперла дверь и вошла. «Гадко, скверно… В моем доме… Мерзавка, девчонка… Только отца жалко!» думала Марья Дмитриевна, стараясь утолить свой гнев. «Как ни трудно, уж велю всем молчать и скрою от графа». Марья Дмитриевна решительными шагами вошла в комнату. Наташа лежала на диване, закрыв голову руками, и не шевелилась. Она лежала в том самом положении, в котором оставила ее Марья Дмитриевна.
– Хороша, очень хороша! – сказала Марья Дмитриевна. – В моем доме любовникам свидания назначать! Притворяться то нечего. Ты слушай, когда я с тобой говорю. – Марья Дмитриевна тронула ее за руку. – Ты слушай, когда я говорю. Ты себя осрамила, как девка самая последняя. Я бы с тобой то сделала, да мне отца твоего жалко. Я скрою. – Наташа не переменила положения, но только всё тело ее стало вскидываться от беззвучных, судорожных рыданий, которые душили ее. Марья Дмитриевна оглянулась на Соню и присела на диване подле Наташи.
– Счастье его, что он от меня ушел; да я найду его, – сказала она своим грубым голосом; – слышишь ты что ли, что я говорю? – Она поддела своей большой рукой под лицо Наташи и повернула ее к себе. И Марья Дмитриевна, и Соня удивились, увидав лицо Наташи. Глаза ее были блестящи и сухи, губы поджаты, щеки опустились.
– Оставь… те… что мне… я… умру… – проговорила она, злым усилием вырвалась от Марьи Дмитриевны и легла в свое прежнее положение.
– Наталья!… – сказала Марья Дмитриевна. – Я тебе добра желаю. Ты лежи, ну лежи так, я тебя не трону, и слушай… Я не стану говорить, как ты виновата. Ты сама знаешь. Ну да теперь отец твой завтра приедет, что я скажу ему? А?
Опять тело Наташи заколебалось от рыданий.
– Ну узнает он, ну брат твой, жених!
– У меня нет жениха, я отказала, – прокричала Наташа.
– Всё равно, – продолжала Марья Дмитриевна. – Ну они узнают, что ж они так оставят? Ведь он, отец твой, я его знаю, ведь он, если его на дуэль вызовет, хорошо это будет? А?
– Ах, оставьте меня, зачем вы всему помешали! Зачем? зачем? кто вас просил? – кричала Наташа, приподнявшись на диване и злобно глядя на Марью Дмитриевну.
– Да чего ж ты хотела? – вскрикнула опять горячась Марья Дмитриевна, – что ж тебя запирали что ль? Ну кто ж ему мешал в дом ездить? Зачем же тебя, как цыганку какую, увозить?… Ну увез бы он тебя, что ж ты думаешь, его бы не нашли? Твой отец, или брат, или жених. А он мерзавец, негодяй, вот что!
– Он лучше всех вас, – вскрикнула Наташа, приподнимаясь. – Если бы вы не мешали… Ах, Боже мой, что это, что это! Соня, за что? Уйдите!… – И она зарыдала с таким отчаянием, с каким оплакивают люди только такое горе, которого они чувствуют сами себя причиной. Марья Дмитриевна начала было опять говорить; но Наташа закричала: – Уйдите, уйдите, вы все меня ненавидите, презираете. – И опять бросилась на диван.
Марья Дмитриевна продолжала еще несколько времени усовещивать Наташу и внушать ей, что всё это надо скрыть от графа, что никто не узнает ничего, ежели только Наташа возьмет на себя всё забыть и не показывать ни перед кем вида, что что нибудь случилось. Наташа не отвечала. Она и не рыдала больше, но с ней сделались озноб и дрожь. Марья Дмитриевна подложила ей подушку, накрыла ее двумя одеялами и сама принесла ей липового цвета, но Наташа не откликнулась ей. – Ну пускай спит, – сказала Марья Дмитриевна, уходя из комнаты, думая, что она спит. Но Наташа не спала и остановившимися раскрытыми глазами из бледного лица прямо смотрела перед собою. Всю эту ночь Наташа не спала, и не плакала, и не говорила с Соней, несколько раз встававшей и подходившей к ней.
На другой день к завтраку, как и обещал граф Илья Андреич, он приехал из Подмосковной. Он был очень весел: дело с покупщиком ладилось и ничто уже не задерживало его теперь в Москве и в разлуке с графиней, по которой он соскучился. Марья Дмитриевна встретила его и объявила ему, что Наташа сделалась очень нездорова вчера, что посылали за доктором, но что теперь ей лучше. Наташа в это утро не выходила из своей комнаты. С поджатыми растрескавшимися губами, сухими остановившимися глазами, она сидела у окна и беспокойно вглядывалась в проезжающих по улице и торопливо оглядывалась на входивших в комнату. Она очевидно ждала известий об нем, ждала, что он сам приедет или напишет ей.
Когда граф взошел к ней, она беспокойно оборотилась на звук его мужских шагов, и лицо ее приняло прежнее холодное и даже злое выражение. Она даже не поднялась на встречу ему.
– Что с тобой, мой ангел, больна? – спросил граф. Наташа помолчала.
– Да, больна, – отвечала она.
На беспокойные расспросы графа о том, почему она такая убитая и не случилось ли чего нибудь с женихом, она уверяла его, что ничего, и просила его не беспокоиться. Марья Дмитриевна подтвердила графу уверения Наташи, что ничего не случилось. Граф, судя по мнимой болезни, по расстройству дочери, по сконфуженным лицам Сони и Марьи Дмитриевны, ясно видел, что в его отсутствие должно было что нибудь случиться: но ему так страшно было думать, что что нибудь постыдное случилось с его любимою дочерью, он так любил свое веселое спокойствие, что он избегал расспросов и всё старался уверить себя, что ничего особенного не было и только тужил о том, что по случаю ее нездоровья откладывался их отъезд в деревню.
Со дня приезда своей жены в Москву Пьер сбирался уехать куда нибудь, только чтобы не быть с ней. Вскоре после приезда Ростовых в Москву, впечатление, которое производила на него Наташа, заставило его поторопиться исполнить свое намерение. Он поехал в Тверь ко вдове Иосифа Алексеевича, которая обещала давно передать ему бумаги покойного.
