24-й северокаролинский пехотный полк
| 24-й северокаролинский пехотный полк | |
 флаг Северной Каролины, 1861 | |
| Годы существования | |
|---|---|
| Страна | |
| Тип | |
| Численность |
... чел. (июль 1861) |
24-й северокаролинский пехотный полк (24th North Carolina Infantry) представлял собой один из пехотных полков армии Конфедерации во время Гражданской войны в США. Полк прошёл многие сражения Северовирджинской армии от Севен-Пайнс до капитуляции при Аппоматтоксе, исключая сражения 1863 года и сражения Оверлендской кампании, когда находился в Северной Каролине.
Содержание
Формирование
24-й северокаролинский пехотный полк был сформирован в Велдоне, Северная Каролина, 1 июля 1861 года, как 14-й северокаролинский добровольческий (14th North Carolina Volunteers), и впоследствии, 14 ноября 1861 года, был переименован в 24-й северокаролинский. Его роты были набраны в округах Джонстон, Персон, Онслоу, Галифакс, Камберленд и Франклин. Полковником был избран Уильям Кларк[1], подполковником — Томас Вейнабл (1825—1894), майором — Джонаан Эванс.
- Рота A — округ Персон — кап. Джон Диллехай
- Рота B — округ Онслоу
- Рота C — округ Джонстон
- Рота D — округ Галифакс (добавлена 16 мая 1862 года)
- Рота E — округ Джонстон
- Рота F -
- Рота G -
- Рота H — округ Персон
- Рота I — округ Джонстон
- Рота K -
Боевой путь
Полк провёл несколько дней под Велдоном, затем был отправлен к Ричмонду, а оттуда — в Западную Вирджинию, в распоряжение генерала Джона Флойда. Только в конце октября полк присоединился к отряду Флойда, который отступал под ударами армии Роузкранса из долины Канава. До начала зимы полк простоял под Биг-Сьюэлл-Моунтен. Во время марша и в лагере полк пережил сильную эпидемию кори, от которой многие умерли. После наступления холодов полк отвели к Петерсбергу на зимние квартиры.
Весной 1862 года полк был направлен в восточную часть Северной Каролины, к Мурфрисборо. Здесь в мае прошла реорганизация. Полк был переименован в 24-й северокаролинский пехотный, а его офицеры переизбраны. Кларк остался полковником, подполковником стал Джон Харрис, а майором — Тадеуш Лоув.
25 июня полк впервые участвовал в бою — в перестрелке при Уайт-Оак-Свемп. В этом бою погиб Уильям Скотт из роты Е, который стал первой боевой потерей полка в ту войну. Полк был включен в бригаду Роберта Рэнсома, и участвовал только в последнем сражении Семидневной Битвы — в сражении при Малверн-Хилл, где потерял 9 убитыми и 42 ранеными. Когда федеральная армия покинула полуостров, 24-й был отправлен к Ричмонду, провел несколько дней на поле боя при Севен-Пайнс, затем отправился к Дрюрис-Блафф, а оттуда- под Петерсберг.
1 сентября полк прибыл в Ричмонд, а оттуда отправился по железной дороге в Гордонсвилл. Северовирджинская армия в это время вступила в Мериленд, и 24-й полк следовал за ней. Он перешел Потомак у Лисберга и пришел во Фредерик, а 14 сентября прибыл на усиление дивизий Томаса Джексона, осаждавших Харперс-Ферри. После падения Харперс-Ферри вся бригада Рэнсома была переброшена к Шарпсбергу и приняла участие в сражении при Энтитеме. Её разместили на крайнем правом фланге армии, но около 09:00 перебросили на усиление левого фланга. Здесь бригада была брошена на отражение последней атаки федеральной армии, и генерал Рэнсом, наблюдая за своими частями, сказал: «Благослови Бог этих храбрых парней, я никогда больше не скажу о них ничего плохого!»[2]. В ходе Мерилендской кампании полк потерял 20 человек убитыми и 44 ранеными.
Когда армия покинула Мериленд, полк отступил в Мартинсберг и Винчестер, где провёл в лагере около 10 дней. Оттуда он был переведён в Калпепер, а в декабре — к Фредериксбергу, где в ходе сражения при Фредериксберге вместе 25-м северокаролинским поддерживал бригаду Кобба, оборонявшую высоты Мари. Полк занимал позицию у знаменитой каменной стены, где отбил несколько атак федеральных дивизий. В этом бою 24-й потерял 4 человек убитыми и 24 ранеными.
3 января 1863 года бригада Рэнсома была выведена из Северовирджинской армии и возвращена в Северную Каролину. (7 января полк прибыл в Петерсберг, 23 января прибыл в Уильмингтон) Здесь генерал Роберт Рэнсом ушёл на повышение и его место занял его брат, Мэтью Рэнсом. До конца года полк использовался для охраны железной дороги Уильмингтон-Велдон.
Напишите отзыв о статье "24-й северокаролинский пехотный полк"
Примечания
Литература
- Hicks, George W., North Carolina Confederate Regiments:1861, PublishAmerica, 2012 ISBN 146269120X
- Weymouth T. Jordan, Jr. and Louis H. Manarin, «North Carolina Troops (1861—1865): A Roster» Office of Archives and History: Raleigh, NC 1973, ISBN 1626368112
Ссылки
|
Портал «Гражданская война в США» |
|---|---|
|
Гражданская война в США на Викискладе? |
- [www.civilwarindex.com/armync/reghist/24th_nc_infantry_reghist.pdf 24th North Carolina Infantry Regimental History ] — Histories of the Several Regiments from North Carolina in the Great War 1861-65, Volume 2, Written by Members of the Respective Commands, Edited by Walter Clark, Lieutenant Colonel Seventeenth Regiment N.C.T, Published by the State, 1901
- [civilwarintheeast.com/CSA/NC/24NC.php 24th North Carolina Infantry Regiment]
| ||||||
Отрывок, характеризующий 24-й северокаролинский пехотный полк
С той минуты, как Пьер увидал это страшное убийство, совершенное людьми, не хотевшими этого делать, в душе его как будто вдруг выдернута была та пружина, на которой все держалось и представлялось живым, и все завалилось в кучу бессмысленного сора. В нем, хотя он и не отдавал себе отчета, уничтожилась вера и в благоустройство мира, и в человеческую, и в свою душу, и в бога. Это состояние было испытываемо Пьером прежде, но никогда с такою силой, как теперь. Прежде, когда на Пьера находили такого рода сомнения, – сомнения эти имели источником собственную вину. И в самой глубине души Пьер тогда чувствовал, что от того отчаяния и тех сомнений было спасение в самом себе. Но теперь он чувствовал, что не его вина была причиной того, что мир завалился в его глазах и остались одни бессмысленные развалины. Он чувствовал, что возвратиться к вере в жизнь – не в его власти.Вокруг него в темноте стояли люди: верно, что то их очень занимало в нем. Ему рассказывали что то, расспрашивали о чем то, потом повели куда то, и он, наконец, очутился в углу балагана рядом с какими то людьми, переговаривавшимися с разных сторон, смеявшимися.
– И вот, братцы мои… тот самый принц, который (с особенным ударением на слове который)… – говорил чей то голос в противуположном углу балагана.
Молча и неподвижно сидя у стены на соломе, Пьер то открывал, то закрывал глаза. Но только что он закрывал глаза, он видел пред собой то же страшное, в особенности страшное своей простотой, лицо фабричного и еще более страшные своим беспокойством лица невольных убийц. И он опять открывал глаза и бессмысленно смотрел в темноте вокруг себя.
Рядом с ним сидел, согнувшись, какой то маленький человек, присутствие которого Пьер заметил сначала по крепкому запаху пота, который отделялся от него при всяком его движении. Человек этот что то делал в темноте с своими ногами, и, несмотря на то, что Пьер не видал его лица, он чувствовал, что человек этот беспрестанно взглядывал на него. Присмотревшись в темноте, Пьер понял, что человек этот разувался. И то, каким образом он это делал, заинтересовало Пьера.
Размотав бечевки, которыми была завязана одна нога, он аккуратно свернул бечевки и тотчас принялся за другую ногу, взглядывая на Пьера. Пока одна рука вешала бечевку, другая уже принималась разматывать другую ногу. Таким образом аккуратно, круглыми, спорыми, без замедления следовавшими одно за другим движеньями, разувшись, человек развесил свою обувь на колышки, вбитые у него над головами, достал ножик, обрезал что то, сложил ножик, положил под изголовье и, получше усевшись, обнял свои поднятые колени обеими руками и прямо уставился на Пьера. Пьеру чувствовалось что то приятное, успокоительное и круглое в этих спорых движениях, в этом благоустроенном в углу его хозяйстве, в запахе даже этого человека, и он, не спуская глаз, смотрел на него.
– А много вы нужды увидали, барин? А? – сказал вдруг маленький человек. И такое выражение ласки и простоты было в певучем голосе человека, что Пьер хотел отвечать, но у него задрожала челюсть, и он почувствовал слезы. Маленький человек в ту же секунду, не давая Пьеру времени выказать свое смущение, заговорил тем же приятным голосом.
– Э, соколик, не тужи, – сказал он с той нежно певучей лаской, с которой говорят старые русские бабы. – Не тужи, дружок: час терпеть, а век жить! Вот так то, милый мой. А живем тут, слава богу, обиды нет. Тоже люди и худые и добрые есть, – сказал он и, еще говоря, гибким движением перегнулся на колени, встал и, прокашливаясь, пошел куда то.
– Ишь, шельма, пришла! – услыхал Пьер в конце балагана тот же ласковый голос. – Пришла шельма, помнит! Ну, ну, буде. – И солдат, отталкивая от себя собачонку, прыгавшую к нему, вернулся к своему месту и сел. В руках у него было что то завернуто в тряпке.
– Вот, покушайте, барин, – сказал он, опять возвращаясь к прежнему почтительному тону и развертывая и подавая Пьеру несколько печеных картошек. – В обеде похлебка была. А картошки важнеющие!
Пьер не ел целый день, и запах картофеля показался ему необыкновенно приятным. Он поблагодарил солдата и стал есть.
– Что ж, так то? – улыбаясь, сказал солдат и взял одну из картошек. – А ты вот как. – Он достал опять складной ножик, разрезал на своей ладони картошку на равные две половины, посыпал соли из тряпки и поднес Пьеру.
– Картошки важнеющие, – повторил он. – Ты покушай вот так то.
Пьеру казалось, что он никогда не ел кушанья вкуснее этого.
– Нет, мне все ничего, – сказал Пьер, – но за что они расстреляли этих несчастных!.. Последний лет двадцати.
– Тц, тц… – сказал маленький человек. – Греха то, греха то… – быстро прибавил он, и, как будто слова его всегда были готовы во рту его и нечаянно вылетали из него, он продолжал: – Что ж это, барин, вы так в Москве то остались?
– Я не думал, что они так скоро придут. Я нечаянно остался, – сказал Пьер.
– Да как же они взяли тебя, соколик, из дома твоего?
– Нет, я пошел на пожар, и тут они схватили меня, судили за поджигателя.
– Где суд, там и неправда, – вставил маленький человек.
– А ты давно здесь? – спросил Пьер, дожевывая последнюю картошку.
– Я то? В то воскресенье меня взяли из гошпиталя в Москве.
– Ты кто же, солдат?
– Солдаты Апшеронского полка. От лихорадки умирал. Нам и не сказали ничего. Наших человек двадцать лежало. И не думали, не гадали.
– Что ж, тебе скучно здесь? – спросил Пьер.
– Как не скучно, соколик. Меня Платоном звать; Каратаевы прозвище, – прибавил он, видимо, с тем, чтобы облегчить Пьеру обращение к нему. – Соколиком на службе прозвали. Как не скучать, соколик! Москва, она городам мать. Как не скучать на это смотреть. Да червь капусту гложе, а сам прежде того пропадае: так то старички говаривали, – прибавил он быстро.
