25 августа
Поделись знанием:
– Андрей лежит? Он болен? – испуганно остановившимися глазами глядя на подругу, спрашивала Наташа.
– Нет, напротив, – напротив, веселое лицо, и он обернулся ко мне, – и в ту минуту как она говорила, ей самой казалось, что она видела то, что говорила.
– Ну а потом, Соня?…
– Тут я не рассмотрела, что то синее и красное…
– Соня! когда он вернется? Когда я увижу его! Боже мой, как я боюсь за него и за себя, и за всё мне страшно… – заговорила Наташа, и не отвечая ни слова на утешения Сони, легла в постель и долго после того, как потушили свечу, с открытыми глазами, неподвижно лежала на постели и смотрела на морозный, лунный свет сквозь замерзшие окна.
Вскоре после святок Николай объявил матери о своей любви к Соне и о твердом решении жениться на ней. Графиня, давно замечавшая то, что происходило между Соней и Николаем, и ожидавшая этого объяснения, молча выслушала его слова и сказала сыну, что он может жениться на ком хочет; но что ни она, ни отец не дадут ему благословения на такой брак. В первый раз Николай почувствовал, что мать недовольна им, что несмотря на всю свою любовь к нему, она не уступит ему. Она, холодно и не глядя на сына, послала за мужем; и, когда он пришел, графиня хотела коротко и холодно в присутствии Николая сообщить ему в чем дело, но не выдержала: заплакала слезами досады и вышла из комнаты. Старый граф стал нерешительно усовещивать Николая и просить его отказаться от своего намерения. Николай отвечал, что он не может изменить своему слову, и отец, вздохнув и очевидно смущенный, весьма скоро перервал свою речь и пошел к графине. При всех столкновениях с сыном, графа не оставляло сознание своей виноватости перед ним за расстройство дел, и потому он не мог сердиться на сына за отказ жениться на богатой невесте и за выбор бесприданной Сони, – он только при этом случае живее вспоминал то, что, ежели бы дела не были расстроены, нельзя было для Николая желать лучшей жены, чем Соня; и что виновен в расстройстве дел только один он с своим Митенькой и с своими непреодолимыми привычками.
Отец с матерью больше не говорили об этом деле с сыном; но несколько дней после этого, графиня позвала к себе Соню и с жестокостью, которой не ожидали ни та, ни другая, графиня упрекала племянницу в заманивании сына и в неблагодарности. Соня, молча с опущенными глазами, слушала жестокие слова графини и не понимала, чего от нее требуют. Она всем готова была пожертвовать для своих благодетелей. Мысль о самопожертвовании была любимой ее мыслью; но в этом случае она не могла понять, кому и чем ей надо жертвовать. Она не могла не любить графиню и всю семью Ростовых, но и не могла не любить Николая и не знать, что его счастие зависело от этой любви. Она была молчалива и грустна, и не отвечала. Николай не мог, как ему казалось, перенести долее этого положения и пошел объясниться с матерью. Николай то умолял мать простить его и Соню и согласиться на их брак, то угрожал матери тем, что, ежели Соню будут преследовать, то он сейчас же женится на ней тайно.
Графиня с холодностью, которой никогда не видал сын, отвечала ему, что он совершеннолетний, что князь Андрей женится без согласия отца, и что он может то же сделать, но что никогда она не признает эту интригантку своей дочерью.
Взорванный словом интригантка , Николай, возвысив голос, сказал матери, что он никогда не думал, чтобы она заставляла его продавать свои чувства, и что ежели это так, то он последний раз говорит… Но он не успел сказать того решительного слова, которого, судя по выражению его лица, с ужасом ждала мать и которое может быть навсегда бы осталось жестоким воспоминанием между ними. Он не успел договорить, потому что Наташа с бледным и серьезным лицом вошла в комнату от двери, у которой она подслушивала.
– Николинька, ты говоришь пустяки, замолчи, замолчи! Я тебе говорю, замолчи!.. – почти кричала она, чтобы заглушить его голос.
– Мама, голубчик, это совсем не оттого… душечка моя, бедная, – обращалась она к матери, которая, чувствуя себя на краю разрыва, с ужасом смотрела на сына, но, вследствие упрямства и увлечения борьбы, не хотела и не могла сдаться.
– Николинька, я тебе растолкую, ты уйди – вы послушайте, мама голубушка, – говорила она матери.
Слова ее были бессмысленны; но они достигли того результата, к которому она стремилась.
Графиня тяжело захлипав спрятала лицо на груди дочери, а Николай встал, схватился за голову и вышел из комнаты.
Наташа взялась за дело примирения и довела его до того, что Николай получил обещание от матери в том, что Соню не будут притеснять, и сам дал обещание, что он ничего не предпримет тайно от родителей.
С твердым намерением, устроив в полку свои дела, выйти в отставку, приехать и жениться на Соне, Николай, грустный и серьезный, в разладе с родными, но как ему казалось, страстно влюбленный, в начале января уехал в полк.
После отъезда Николая в доме Ростовых стало грустнее чем когда нибудь. Графиня от душевного расстройства сделалась больна.
Соня была печальна и от разлуки с Николаем и еще более от того враждебного тона, с которым не могла не обращаться с ней графиня. Граф более чем когда нибудь был озабочен дурным положением дел, требовавших каких нибудь решительных мер. Необходимо было продать московский дом и подмосковную, а для продажи дома нужно было ехать в Москву. Но здоровье графини заставляло со дня на день откладывать отъезд.
Наташа, легко и даже весело переносившая первое время разлуки с своим женихом, теперь с каждым днем становилась взволнованнее и нетерпеливее. Мысль о том, что так, даром, ни для кого пропадает ее лучшее время, которое бы она употребила на любовь к нему, неотступно мучила ее. Письма его большей частью сердили ее. Ей оскорбительно было думать, что тогда как она живет только мыслью о нем, он живет настоящею жизнью, видит новые места, новых людей, которые для него интересны. Чем занимательнее были его письма, тем ей было досаднее. Ее же письма к нему не только не доставляли ей утешения, но представлялись скучной и фальшивой обязанностью. Она не умела писать, потому что не могла постигнуть возможности выразить в письме правдиво хоть одну тысячную долю того, что она привыкла выражать голосом, улыбкой и взглядом. Она писала ему классически однообразные, сухие письма, которым сама не приписывала никакого значения и в которых, по брульонам, графиня поправляла ей орфографические ошибки.
Здоровье графини все не поправлялось; но откладывать поездку в Москву уже не было возможности. Нужно было делать приданое, нужно было продать дом, и притом князя Андрея ждали сперва в Москву, где в эту зиму жил князь Николай Андреич, и Наташа была уверена, что он уже приехал.
Графиня осталась в деревне, а граф, взяв с собой Соню и Наташу, в конце января поехал в Москву.
Пьер после сватовства князя Андрея и Наташи, без всякой очевидной причины, вдруг почувствовал невозможность продолжать прежнюю жизнь. Как ни твердо он был убежден в истинах, открытых ему его благодетелем, как ни радостно ему было то первое время увлечения внутренней работой самосовершенствования, которой он предался с таким жаром, после помолвки князя Андрея с Наташей и после смерти Иосифа Алексеевича, о которой он получил известие почти в то же время, – вся прелесть этой прежней жизни вдруг пропала для него. Остался один остов жизни: его дом с блестящею женой, пользовавшеюся теперь милостями одного важного лица, знакомство со всем Петербургом и служба с скучными формальностями. И эта прежняя жизнь вдруг с неожиданной мерзостью представилась Пьеру. Он перестал писать свой дневник, избегал общества братьев, стал опять ездить в клуб, стал опять много пить, опять сблизился с холостыми компаниями и начал вести такую жизнь, что графиня Елена Васильевна сочла нужным сделать ему строгое замечание. Пьер почувствовав, что она была права, и чтобы не компрометировать свою жену, уехал в Москву.
В Москве, как только он въехал в свой огромный дом с засохшими и засыхающими княжнами, с громадной дворней, как только он увидал – проехав по городу – эту Иверскую часовню с бесчисленными огнями свеч перед золотыми ризами, эту Кремлевскую площадь с незаезженным снегом, этих извозчиков и лачужки Сивцева Вражка, увидал стариков московских, ничего не желающих и никуда не спеша доживающих свой век, увидал старушек, московских барынь, московские балы и Московский Английский клуб, – он почувствовал себя дома, в тихом пристанище. Ему стало в Москве покойно, тепло, привычно и грязно, как в старом халате.
Московское общество всё, начиная от старух до детей, как своего давно жданного гостя, которого место всегда было готово и не занято, – приняло Пьера. Для московского света, Пьер был самым милым, добрым, умным веселым, великодушным чудаком, рассеянным и душевным, русским, старого покроя, барином. Кошелек его всегда был пуст, потому что открыт для всех.
Бенефисы, дурные картины, статуи, благотворительные общества, цыгане, школы, подписные обеды, кутежи, масоны, церкви, книги – никто и ничто не получало отказа, и ежели бы не два его друга, занявшие у него много денег и взявшие его под свою опеку, он бы всё роздал. В клубе не было ни обеда, ни вечера без него. Как только он приваливался на свое место на диване после двух бутылок Марго, его окружали, и завязывались толки, споры, шутки. Где ссорились, он – одной своей доброй улыбкой и кстати сказанной шуткой, мирил. Масонские столовые ложи были скучны и вялы, ежели его не было.
Когда после холостого ужина он, с доброй и сладкой улыбкой, сдаваясь на просьбы веселой компании, поднимался, чтобы ехать с ними, между молодежью раздавались радостные, торжественные крики. На балах он танцовал, если не доставало кавалера. Молодые дамы и барышни любили его за то, что он, не ухаживая ни за кем, был со всеми одинаково любезен, особенно после ужина. «Il est charmant, il n'a pas de seхе», [Он очень мил, но не имеет пола,] говорили про него.
Пьер был тем отставным добродушно доживающим свой век в Москве камергером, каких были сотни.
Как бы он ужаснулся, ежели бы семь лет тому назад, когда он только приехал из за границы, кто нибудь сказал бы ему, что ему ничего не нужно искать и выдумывать, что его колея давно пробита, определена предвечно, и что, как он ни вертись, он будет тем, чем были все в его положении. Он не мог бы поверить этому! Разве не он всей душой желал, то произвести республику в России, то самому быть Наполеоном, то философом, то тактиком, победителем Наполеона? Разве не он видел возможность и страстно желал переродить порочный род человеческий и самого себя довести до высшей степени совершенства? Разве не он учреждал и школы и больницы и отпускал своих крестьян на волю?
А вместо всего этого, вот он, богатый муж неверной жены, камергер в отставке, любящий покушать, выпить и расстегнувшись побранить легко правительство, член Московского Английского клуба и всеми любимый член московского общества. Он долго не мог помириться с той мыслью, что он есть тот самый отставной московский камергер, тип которого он так глубоко презирал семь лет тому назад.
Иногда он утешал себя мыслями, что это только так, покамест, он ведет эту жизнь; но потом его ужасала другая мысль, что так, покамест, уже сколько людей входили, как он, со всеми зубами и волосами в эту жизнь и в этот клуб и выходили оттуда без одного зуба и волоса.
В минуты гордости, когда он думал о своем положении, ему казалось, что он совсем другой, особенный от тех отставных камергеров, которых он презирал прежде, что те были пошлые и глупые, довольные и успокоенные своим положением, «а я и теперь всё недоволен, всё мне хочется сделать что то для человечества», – говорил он себе в минуты гордости. «А может быть и все те мои товарищи, точно так же, как и я, бились, искали какой то новой, своей дороги в жизни, и так же как и я силой обстановки, общества, породы, той стихийной силой, против которой не властен человек, были приведены туда же, куда и я», говорил он себе в минуты скромности, и поживши в Москве несколько времени, он не презирал уже, а начинал любить, уважать и жалеть, так же как и себя, своих по судьбе товарищей.
На Пьера не находили, как прежде, минуты отчаяния, хандры и отвращения к жизни; но та же болезнь, выражавшаяся прежде резкими припадками, была вогнана внутрь и ни на мгновенье не покидала его. «К чему? Зачем? Что такое творится на свете?» спрашивал он себя с недоумением по нескольку раз в день, невольно начиная вдумываться в смысл явлений жизни; но опытом зная, что на вопросы эти не было ответов, он поспешно старался отвернуться от них, брался за книгу, или спешил в клуб, или к Аполлону Николаевичу болтать о городских сплетнях.
«Елена Васильевна, никогда ничего не любившая кроме своего тела и одна из самых глупых женщин в мире, – думал Пьер – представляется людям верхом ума и утонченности, и перед ней преклоняются. Наполеон Бонапарт был презираем всеми до тех пор, пока он был велик, и с тех пор как он стал жалким комедиантом – император Франц добивается предложить ему свою дочь в незаконные супруги. Испанцы воссылают мольбы Богу через католическое духовенство в благодарность за то, что они победили 14 го июня французов, а французы воссылают мольбы через то же католическое духовенство о том, что они 14 го июня победили испанцев. Братья мои масоны клянутся кровью в том, что они всем готовы жертвовать для ближнего, а не платят по одному рублю на сборы бедных и интригуют Астрея против Ищущих манны, и хлопочут о настоящем Шотландском ковре и об акте, смысла которого не знает и тот, кто писал его, и которого никому не нужно. Все мы исповедуем христианский закон прощения обид и любви к ближнему – закон, вследствие которого мы воздвигли в Москве сорок сороков церквей, а вчера засекли кнутом бежавшего человека, и служитель того же самого закона любви и прощения, священник, давал целовать солдату крест перед казнью». Так думал Пьер, и эта вся, общая, всеми признаваемая ложь, как он ни привык к ней, как будто что то новое, всякий раз изумляла его. – «Я понимаю эту ложь и путаницу, думал он, – но как мне рассказать им всё, что я понимаю? Я пробовал и всегда находил, что и они в глубине души понимают то же, что и я, но стараются только не видеть ее . Стало быть так надо! Но мне то, мне куда деваться?» думал Пьер. Он испытывал несчастную способность многих, особенно русских людей, – способность видеть и верить в возможность добра и правды, и слишком ясно видеть зло и ложь жизни, для того чтобы быть в силах принимать в ней серьезное участие. Всякая область труда в глазах его соединялась со злом и обманом. Чем он ни пробовал быть, за что он ни брался – зло и ложь отталкивали его и загораживали ему все пути деятельности. А между тем надо было жить, надо было быть заняту. Слишком страшно было быть под гнетом этих неразрешимых вопросов жизни, и он отдавался первым увлечениям, чтобы только забыть их. Он ездил во всевозможные общества, много пил, покупал картины и строил, а главное читал.
Он читал и читал всё, что попадалось под руку, и читал так что, приехав домой, когда лакеи еще раздевали его, он, уже взяв книгу, читал – и от чтения переходил ко сну, и от сна к болтовне в гостиных и клубе, от болтовни к кутежу и женщинам, от кутежа опять к болтовне, чтению и вину. Пить вино для него становилось всё больше и больше физической и вместе нравственной потребностью. Несмотря на то, что доктора говорили ему, что с его корпуленцией, вино для него опасно, он очень много пил. Ему становилось вполне хорошо только тогда, когда он, сам не замечая как, опрокинув в свой большой рот несколько стаканов вина, испытывал приятную теплоту в теле, нежность ко всем своим ближним и готовность ума поверхностно отзываться на всякую мысль, не углубляясь в сущность ее. Только выпив бутылку и две вина, он смутно сознавал, что тот запутанный, страшный узел жизни, который ужасал его прежде, не так страшен, как ему казалось. С шумом в голове, болтая, слушая разговоры или читая после обеда и ужина, он беспрестанно видел этот узел, какой нибудь стороной его. Но только под влиянием вина он говорил себе: «Это ничего. Это я распутаю – вот у меня и готово объяснение. Но теперь некогда, – я после обдумаю всё это!» Но это после никогда не приходило.
Натощак, поутру, все прежние вопросы представлялись столь же неразрешимыми и страшными, и Пьер торопливо хватался за книгу и радовался, когда кто нибудь приходил к нему.
Иногда Пьер вспоминал о слышанном им рассказе о том, как на войне солдаты, находясь под выстрелами в прикрытии, когда им делать нечего, старательно изыскивают себе занятие, для того чтобы легче переносить опасность. И Пьеру все люди представлялись такими солдатами, спасающимися от жизни: кто честолюбием, кто картами, кто писанием законов, кто женщинами, кто игрушками, кто лошадьми, кто политикой, кто охотой, кто вином, кто государственными делами. «Нет ни ничтожного, ни важного, всё равно: только бы спастись от нее как умею»! думал Пьер. – «Только бы не видать ее , эту страшную ее ».
В начале зимы, князь Николай Андреич Болконский с дочерью приехали в Москву. По своему прошедшему, по своему уму и оригинальности, в особенности по ослаблению на ту пору восторга к царствованию императора Александра, и по тому анти французскому и патриотическому направлению, которое царствовало в то время в Москве, князь Николай Андреич сделался тотчас же предметом особенной почтительности москвичей и центром московской оппозиции правительству.
Князь очень постарел в этот год. В нем появились резкие признаки старости: неожиданные засыпанья, забывчивость ближайших по времени событий и памятливость к давнишним, и детское тщеславие, с которым он принимал роль главы московской оппозиции. Несмотря на то, когда старик, особенно по вечерам, выходил к чаю в своей шубке и пудренном парике, и начинал, затронутый кем нибудь, свои отрывистые рассказы о прошедшем, или еще более отрывистые и резкие суждения о настоящем, он возбуждал во всех своих гостях одинаковое чувство почтительного уважения. Для посетителей весь этот старинный дом с огромными трюмо, дореволюционной мебелью, этими лакеями в пудре, и сам прошлого века крутой и умный старик с его кроткою дочерью и хорошенькой француженкой, которые благоговели перед ним, – представлял величественно приятное зрелище. Но посетители не думали о том, что кроме этих двух трех часов, во время которых они видели хозяев, было еще 22 часа в сутки, во время которых шла тайная внутренняя жизнь дома.
В последнее время в Москве эта внутренняя жизнь сделалась очень тяжела для княжны Марьи. Она была лишена в Москве тех своих лучших радостей – бесед с божьими людьми и уединения, – которые освежали ее в Лысых Горах, и не имела никаких выгод и радостей столичной жизни. В свет она не ездила; все знали, что отец не пускает ее без себя, а сам он по нездоровью не мог ездить, и ее уже не приглашали на обеды и вечера. Надежду на замужество княжна Марья совсем оставила. Она видела ту холодность и озлобление, с которыми князь Николай Андреич принимал и спроваживал от себя молодых людей, могущих быть женихами, иногда являвшихся в их дом. Друзей у княжны Марьи не было: в этот приезд в Москву она разочаровалась в своих двух самых близких людях. М lle Bourienne, с которой она и прежде не могла быть вполне откровенна, теперь стала ей неприятна и она по некоторым причинам стала отдаляться от нее. Жюли, которая была в Москве и к которой княжна Марья писала пять лет сряду, оказалась совершенно чужою ей, когда княжна Марья вновь сошлась с нею лично. Жюли в это время, по случаю смерти братьев сделавшись одной из самых богатых невест в Москве, находилась во всем разгаре светских удовольствий. Она была окружена молодыми людьми, которые, как она думала, вдруг оценили ее достоинства. Жюли находилась в том периоде стареющейся светской барышни, которая чувствует, что наступил последний шанс замужества, и теперь или никогда должна решиться ее участь. Княжна Марья с грустной улыбкой вспоминала по четвергам, что ей теперь писать не к кому, так как Жюли, Жюли, от присутствия которой ей не было никакой радости, была здесь и виделась с нею каждую неделю. Она, как старый эмигрант, отказавшийся жениться на даме, у которой он проводил несколько лет свои вечера, жалела о том, что Жюли была здесь и ей некому писать. Княжне Марье в Москве не с кем было поговорить, некому поверить своего горя, а горя много прибавилось нового за это время. Срок возвращения князя Андрея и его женитьбы приближался, а его поручение приготовить к тому отца не только не было исполнено, но дело напротив казалось совсем испорчено, и напоминание о графине Ростовой выводило из себя старого князя, и так уже большую часть времени бывшего не в духе. Новое горе, прибавившееся в последнее время для княжны Марьи, были уроки, которые она давала шестилетнему племяннику. В своих отношениях с Николушкой она с ужасом узнавала в себе свойство раздражительности своего отца. Сколько раз она ни говорила себе, что не надо позволять себе горячиться уча племянника, почти всякий раз, как она садилась с указкой за французскую азбуку, ей так хотелось поскорее, полегче перелить из себя свое знание в ребенка, уже боявшегося, что вот вот тетя рассердится, что она при малейшем невнимании со стороны мальчика вздрагивала, торопилась, горячилась, возвышала голос, иногда дергала его за руку и ставила в угол. Поставив его в угол, она сама начинала плакать над своей злой, дурной натурой, и Николушка, подражая ей рыданьями, без позволенья выходил из угла, подходил к ней и отдергивал от лица ее мокрые руки, и утешал ее. Но более, более всего горя доставляла княжне раздражительность ее отца, всегда направленная против дочери и дошедшая в последнее время до жестокости. Ежели бы он заставлял ее все ночи класть поклоны, ежели бы он бил ее, заставлял таскать дрова и воду, – ей бы и в голову не пришло, что ее положение трудно; но этот любящий мучитель, самый жестокий от того, что он любил и за то мучил себя и ее, – умышленно умел не только оскорбить, унизить ее, но и доказать ей, что она всегда и во всем была виновата. В последнее время в нем появилась новая черта, более всего мучившая княжну Марью – это было его большее сближение с m lle Bourienne. Пришедшая ему, в первую минуту по получении известия о намерении своего сына, мысль шутка о том, что ежели Андрей женится, то и он сам женится на Bourienne, – видимо понравилась ему, и он с упорством последнее время (как казалось княжне Марье) только для того, чтобы ее оскорбить, выказывал особенную ласку к m lle Bоurienne и выказывал свое недовольство к дочери выказываньем любви к Bourienne.
← август → | ||||||
Пн | Вт | Ср | Чт | Пт | Сб | Вс |
1 | 2 | 3 | 4 | |||
5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 |
12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 |
19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 |
26 | 27 | 28 | 29 | 30 | 31 | |
2024 г. |
25 августа — 237-й день года (238-й в високосные годы) в григорианском календаре. До конца года остаётся 128 дней.
Содержание
Праздники
Национальные
Религиозные
- Католицизм:
- св. Людовик Французский, исповедник (†1270);
- св. Иосиф Каласанс, основатель ордена пиаристов (†1648)
- св. Григорий, аббат (†775)
- Православие:[1][2]
- память мучеников Фотия и Аникиты и многих с ними (305—306);
- память священномученика Александра, епископа Команского (III в.);
- память мучеников Памфила и Капитона;
- память преподобномучеников Белогорских: Варлаама (Коноплёва), архимандрита, Антония (Арапова), игумена, Сергия (Вершинина), Илии (Попова), Вячеслава (Косожилина), Иоасафа (Сабанцева), Иоанна (Новоселова), иеромонахов, Виссариона (Окулова), Михея (Подкорытова), Матфея (Банникова), Евфимия (Короткова), иеродиаконов, Варнавы (Надеждина), монаха, Гермогена (Боярышнева), Аркадия (Носкова), Евфимия (Шаршилова), иноков, Маркелла (Шаврина), Иоанна (Ротнова), монахов, Сергия (Саматова), инока, Димитрия Созинова, Саввы Колмогорова, Иакова Старцева, Петра Рочева, Иакова Данилова, Александра Арапова, Феодора Белкина, Алексия Короткова и Петра, послушников (1918);
- память священномученика Василия Инфантьева, пресвитера (1918);
- память священномучеников Леонида Бирюковича, Иоанна Никольского и Николая Доброумова, пресвитеров (1937).
События
См. также: Категория:События 25 августа
До XVIII века
- 325 — Торжественное закрытие Никейского собора.
- 357 — Римские войска разгромили племена алеманнов у Страсбурга, отбросив их обратно за Рейн.
- 1388 — победа Эберхарда II, графа Вюртемберга над Швабским союзом в битве при Деффингене[3].
- 1580 — Испанцы взяли Лиссабон, присоединив Португалию к Испании.
- 1604 — Лжедмитрий I с войском польских и украинских наёмников начал поход на Москву.
- 1609 — Галилео Галилей демонстрирует Большому совету и дожу Венеции новое устройство — телескоп.
XVIII век
- 1710 — Русские войска вынудили капитулировать шведский гарнизон в крепости Пярну.
- 1718 — Французами в Северной Америке основан Новый Орлеан.
- 1753 — Французский естествоиспытатель Жорж де Бюффон представил Академии монументальный труд «Естественная история».
- 1758 — У деревни Цорндорф 25-тысячная прусская армия Фридриха II встретилась с 40-тысячной русской армией. Перед сражением генерал В. В. Фермор скрылся в лесах, оставив русскую армию без командования. После напряжённой битвы, продолжавшейся весь день, русская армия осталась на поле боя, но впоследствии вынужденную после этого снять осаду Кюстрина. Прусская армия понесла огромные потери, особенно среди гвардейских частей. Последствия Цорндофского сражения сказались на военной кампании следующего, 1759 года.
- 1784 — Полёт первого шотландского аэронавта Джеймса Титлера (James Titler) на самодельном монгольфьере. Аэростат стартовал из городского сада Хериот и поднялся на высоту около 150 метров.
- 1793 — Революционные французские войска взяли Марсель.
XIX век
- 1805
- Русская армия М. Кутузова выступила из Радзивиллова в Австрию для совместных действий против Наполеона.
- В Богенхаузене Наполеон заключил союз с Баварией.
- 1819 — В Швейцарских Альпах обнаружен источник, которому дали имя Саския и регистрационный номер 64. До сих пор вода из этого источника считается самой чистой, целебной и насыщенной минеральными солями в самой что ни на есть верной пропорции.
- 1825 — Уругвай провозгласил свою независимость от Бразилии.
- 1830 — В Брюсселе началось восстание против голландцев.
- 1833 — Русская экспедиция Петра Пахтусова впервые исследовала Маточкин Шар (Новая Земля).
- 1835 — В США вызвано всеобщее изумление публикацией газеты «Нью-Йорк Сан» о том, что на Луне обнаружены растения.
- 1837 — Правительство США отказалось принять в состав Штатов Техас.
- 1875 — Мэттью Уэбб (Matthew Webb) стал первым человеком, вплавь преодолевшим Ла-Манш.
- 1887 — Владимир Ульянов (Ленин) поступил в Казанский университет.
XX век
- 1905 — Восемь матросов русского мятежного броненосца «Потёмкин» приговорены к смертной казни
- 1906 — Совершена попытка покушения на главу русского правительства П. Столыпина — в его доме на Аптекарском острове устроен взрыв, пострадало более 100 человек включая дочерей Столыпина. 27 человек погибли на месте, 33 — тяжело ранены, многие потом скончались.
- 1912 — В Китае основана партия Гоминьдан («партия народного государства»).
- 1915
- Немецкие войска захватили Брест-Литовск.
- Спикер Госдумы России М. Родзянко призвал царя Николая II отказаться от идеи возглавить русскую армию.
- 1916 — Русские войска форсировали Дунай и вторглись на территорию Болгарии.
- 1919 — Открылся первый в мире регулярный международный авиационный маршрут Лондон-Париж.
- 1921 — США подписали мирный договор с Германией.
- 1928 — Албания провозглашена королевством.
- 1929 — Вылетевший из Токио дирижабль «Граф Цеппелин» прибывает в Сан-Франциско.
- 1930
- Экспедиция полярников «Георгий Седов» открыла западные берега Северной Земли.
- Свержение президента Аугусто Легии в Перу.
- 1933 — Канада, США, СССР, Австралия и Аргентина подписали Соглашение о зерне с целью увеличения и последующей стабилизации мировых цен на этот продукт.
- 1936 — на дорогу Union Pacific с завода ALCO прибыл первый паровоз Challenger — самый большой паровоз на то время.
- 1937 — Первый полёт самолёта АНТ-51.
- 1938 — Теракт в Джанине, совершённый британцами в ответ на убийство колониального чиновника.
- 1939 — Великобритания и Польша подписали Акт о военном сотрудничестве.
- 1940 — Англичане совершили первый авианалёт на Берлин
- 1941
- Советские и английские войска оккупировали Иран.
- После упорной обороны Днепропетровска гитлеровским войскам удалось взять город.
- 1942
- нацистами уничтожено гетто в Меречевщине.
- нацистами уничтожено гетто в Коссово.
- 1944
- В Берлине казнены участники антифашистского подполья легиона «Идель-Урал», в том числе Гайнан Курмашев и Муса Джалиль.
- Войска союзников освободили Париж.
- 1949
- 1950 — На экранах Японии появился фильм Акиро Куросава «Расемон» с Тосиро Мифунэ в главной роли. В следующем году фильм завоевал Главный приз на кинофестивале в Венеции и принёс мировую славу его создателям.
- 1956 — историк Андерс Франсен обнаружил в акватории Стокгольма затонувший в 1628 году корабль «Ваза».
- 1957 — Из Горького в Казань отправился первый советский корабль на подводных крыльях «Ракета».
- 1960
- В Риме начались XVII Олимпийские игры.
- СССР осудил догматизм курса китайского лидера Мао Цзэдуна (Mao Zedong).
- 1964 — Диссидент Пётр Григоренко лишён звания генерал-майора.
- 1967 — Между Кремлем и резиденцией премьер-министра в Лондоне установлена линия прямой связи.
- 1968 — Восемь диссидентов провели на Красной площади демонстрацию против введения советских войск в Чехословакию.
- 1969 — На совещании Лиги арабских государств в Каире принят план священной войны арабов против Израиля.
- 1972 — Китай впервые воспользовался правом вето в ООН, проголосовав против вступления Бангладеш в Организацию.
- 1973 — Сделан первый снимок томографом.
- 1974 — Состоялась выставка Александра Попова на Гоголевском бульваре, которая положила начало новому типу уличных выставок-акций, ставших неотъемлемой частью культуры 70-х годов.
- 1978 — В Испании отменена смертная казнь в мирное время.
- 1983 — СССР подписал договор о покупке в США зерна на 10 млрд долларов.
- 1987 — Принят Указ Президиума ВС СССР о проверке на СПИД, предполагавший наказание за заражение, и высылку из страны инфицированных иностранцев.
- 1988 — В сильном пожаре выгорела центральная часть Лиссабона.
- 1989 — Американский космический зонд «Вояджер» передал снимки планеты Нептун на Землю.
- 1990 — Верховный Совет Абхазии провозгласил независимость Абхазии от Грузии.
- 1991
- Белоруссия провозгласила свою независимость .
- Имущество КПСС объявлено государственной собственностью в России.
- 1993 — В Ассаме (Индия) взбесившийся слон растоптал 44 человека.
- 1997 — Учреждён телеканал «Культура».
XXI век
- 2006 — В результате пожара обрушился главный купол Троицкого собора Санкт-Петербурга
Родились
См. также: Категория:Родившиеся 25 августа
XVI век
- 1530 — Иван IV Васильевич Грозный (ум. 1584), русский царь.
XVIII век
- 1724 — Джордж Стаббс (George Stubbs) (ум. 1806), английский художник («Анатомия лошади»).
- 1744 — Иоганн фон Гердер (ум. 1803), немецкий философ, теолог, поэт.
- 1767 — Луи Антуан Сен-Жюст (ум. 1794), деятель Великой Французской революции.
- 1793 — Мартин Генрих Ратке (ум. 1860), немецкий анатом и эмбриолог.
XIX век
- 1812 — Николай Николаевич Зинин (ум. 1880), выдающийся российский химик—органик, первым синтезировавший анилин, академик Петербургской академии наук.
- 1819 — Алан Пинкертон (ум. 1884), американский сыщик, основатель первого в мире детективного агентства.
- 1836 — Брет Гарт (ум. 1902), американский писатель.
- 1841 — Эмиль Теодор Кохер (ум. 1917), швейцарский хирург, лауреат Нобелевской премии по физиологии и медицине 1909 года «за работы в области физиологии, патологии и хирургии щитовидной железы».
- 1845 — Людвиг II (ум. 1886), король Баварии (1864—1886 гг.).
- 1850
- Павел Аксельрод (ум. 1928), российский политический деятель.
- Шарль Рише (ум. 1935), французский иммунолог и физиолог, лауреат Нобелевской премии 1913 года.
- 1862 — Уильям Купер Проктер (William Cooper Procter) (ум. 1934), знаменитый мыловар, отец-основатель мыловаренной мануфактуры «Procter & Gamble».
- 1878 — Александр Терентьевич Матвеев (ум. 1960), русский и советский скульптор, искусствовед, педагог.
- 1889 — Сергей Волков (ум. 1971), орловский краевед, писатель, педагог.
- 1891 — Альберто Савиньо (настоящее имя Андреа ди Кирико) (Alberto Savinio — Andrea Di Chirico) (ум. 1952), итальянский писатель, художник и композитор («Смерть Ниобеи», «Капитан Улисс», «Гермафродит»).
- 1893 — Максим Дормидонтович Михайлов (ум. 1971), певец (бас), народный артист СССР, солист Большого театра.
- 1900 — Ханс Адольф Кребс (ум. 1981), немецко-английский биохимик, лауреат Нобелевской премии по физиологии и медицине 1953 года «за открытие цикла лимонной кислоты».
XX век
- 1903 — Арпад Эло (ум. 1992), американский профессор венгерского происхождения, разработавший систему индивидуальных коэффициентов шахматистов — Рейтинг Эло.
- 1908
- Алоис Вашатко (ум. 1942), чехословацкий лётчик-ас, участник битв за Францию и Британию во Второй мировой войне.
- Александр Андреевич Расплетин (ум. 1967), академик, Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской премии.
- Леонид Эстрин (настоящее имя Израиль) (ум. 1972), украинский кинорежиссёр.
- 1912 — Эрих Хонеккер (ум. 1994), руководитель ГДР и Социалистической единой партии Германии.
- 1916 — Фредерик Чапмэн Роббинс (Frederick Chapman Robbins) (ум. 2003), американский вирусолог, создатель вакцины против полиомиелита, лауреат Нобелевской премии по физиологии и медицине 1954 года «за открытие способности вируса полиомиелита расти в культурах различных тканей» (совместно с Джоном Эндерсом и Томасом Уэллером).
- 1918 — Леонард Бернстайн (ум. 1990), американский композитор и дирижёр.
- 1921 — Брайан Мур (Brian Moore) (ум. 1999), ирландский писатель («Католики», «Жена доктора»).
- 1924 — Павло Загребельный (ум. 2009), украинский писатель («Европа 45», «Роксолана», «Разгон»).
- 1926 — Кристофер Ходдер-Уилльямз (John Christopher Glazebrook Hodder-Williams) (ум. 1995), английский писатель-фантаст, лётчик, композитор и звукоинженер («Цепная реакция», «Главный эксперимент», «Молчащий голос», «Игра хромосом»).
- 1927 — Алтея Гибсон (ум. 2003), американская теннисистка и профессиональная гольфистка, первая чернокожая победительница турниров Большого шлема.
- 1928 — Герберт Крёмер, немецкий физик, лауреат Нобелевской премии 2000 года «за работы по получению полупроводниковых структур, которые могут быть использованы для сверхбыстрых компьютеров» (совместно с Жоресом Алфёровым).
- 1930
- Георгий Данелия, советский кинорежиссёр.
- Сэр Шон Коннери, английский и американский актёр театра и кино, продюсер.
- 1931 — Феликс Соболев (ум. 1984), украинский кинорежиссёр научно-популярного кино.
- 1933 — Уэйн Шортер (Wayne Shorter), американский саксофонист, основатель джаз-роковой группы «Weather report».
- 1934 — Джон Стирз (John Stears) (ум. 1999), американский специалист по спецэффектам (фильмы о Джеймсе Бонде).
- 1938 — Фредерик Форсайт, английский писатель («День шакала», «Псы войны»).
- 1939 — Джон Бэдем (John Badham), американский кинорежиссёр («Лихорадка в субботу вечером», «Дракула», «Голубой гром», «Напролом»).
- 1942 — Маргарита Терехова, советская и российская актриса.
- 1944
- Энтони Хилд (Anthony Heald), американский актёр («Молчание ягнят»).
- Сергей Соловьёв, русский кинорежиссёр и сценарист.
- 1945 — Марина Костенецкая, латвийская писательница и журналистка.
- 1947
- Филип Байон (Filip Bajon), польский кинорежиссёр.
- Энн Арчер (Anne Archer), американская актриса («Игры патриотов»).
- 1949
- Джин Симмонс (настоящее имя Хаим Витц), вокалист и бас-гитарист американской группы «Kiss».
- Мартин Амис (Martin Amis), английский писатель-романист.
- Джон Сэвидж (John Savage), американский актёр.
- Николай Михайлович Коняев, прозаик («Заводское поле», «Полёт на Юпитер»).
- 1951 — Роб Хэлфорд, вокалист и автор песен английской рок-группы «Judas Priest».
- 1952 — Курбан Бердыев, советский футболист, туркменский и российский футбольный тренер.
- 1954 — Элвис Костелло (настоящее имя Деклан Патрик Макманус), английский рок-музыкант.
- 1958 — Тим Бёртон, американский кинорежиссёр («Бэтмен», «Эд Вуд»).
- 1961 — Сергей Крылов, певец («Порт-Саид», «Чёрное море», «Короче, я звоню из Сочи»).
- 1961 — Билли Рэй Сайрус, американский актёр и музыкант.
- 1962 — Вивиан Кемпбелл (Vivian Patrick Campbell), гитарист группы «Def Leppard».
- 1970 — Клаудиа Шиффер, немецкая топ-модель.
- 1976 — Александр Скарсгорд, шведский актёр, режиссёр, сценарист.
- 1981 — Рэйчел Билсон, американская актриса.
- 1987 — Блейк Лайвли, американская актриса.
- 1992 — Мияби Нацуяки, японская певица и актриса, участница идол-поп-групп «Berryz Kobo» и «Buono!».
Скончались
См. также: Категория:Умершие 25 августа
- 383 — Убит римский император Грациан (р. 359).
- 1227 — Скончался Чингисхан (р. 1155) на территории тангутского государства Си Ся сразу после падения столицы Чжунсин (Иньчуань).
- 1270 — Во время крестового похода в Тунисе от чумы умер французский король Людовик IX (р. 1214).
- 1699 — На охоте убит датский король Кристиан V (р. 1646).
- 1776 — Дэвид Юм (р. 1711), шотландский философ, историк («Мораль и политика», «История Англии»).
- 1807 — Францишек Дионизы Князьнин (р. 1750), польский поэт.
- 1807 — Жан Порталис (р. 1746), французский юрист, составитель Кодекса Наполеона.
- 1867 — Майкл Фарадей (р. 1791), английский физик и химик, открывший электромагнитную индукцию, создатель генератора.
- 1873 — граф Эуста́хы Тышке́вич (р. 1814), литовский и белорусский археолог, историк, коллекционер.
- 1900
- Фридрих Ницше (р. 1844), немецкий философ («Так говорил Заратустра», «Воля к власти», «По ту сторону добр и зла»).
- Курода Киётака (р. 1840), японский государственный деятель, второй премьер-министр Японии.
- 1936
- расстрелян Лев Борисович Каменев (настоящая фамилия Розенфельд) (р. 1883), партийный деятель.
- Сергей Сергеевич Каменев (р. 1881), советский военный деятель, командарм 1-го ранга.
- 1938 — Александр Куприн (р. 1870), русский писатель.
- 1944 — Николай Артурович Гефт (р. 1911), советский разведчик, погиб в бою на оккупированной территори Польши.
- 1956 — Альфред Кинси (р. 1894), американский энтомолог, зачинатель сексологии.
- 1967 — Пол Муни (настоящее имя Мешилем Мейер Вайзенфройнд) (р. 1895), американский актёр, обладатель «Оскара» («Я беглый каторжник», «История Луи Пастера», «Гудзонов залив»).
- 1970 — Василий Осипович Топорков (р. 1889), актёр театра и кино, народный артист СССР, дважды лауреат Сталинской премии.
- 1976
- Юрий Смолич (р. 1900), украинский писатель («Мир хижинам, война дворцам», «Ревет и стонет Днепр широкий», «Они не прошли»).
- Эйвинд Юнсон (р. 1900), шведский писатель, автор более 20 романов, классик шведской пролетарской литературы.
- 1982 — Анна Герман (р. 1936), польская певица.
- 1984 — Трумен Капоте (р. 1924), американский писатель.
- 1985 — Саманта Рид Смит (р. 1972), американская школьница — посол доброй воли США, написавшая письмо Андропову.
- 1989 — Ян Френкель (р. 1920), советский композитор-песенник.
- 2000 — Джек Ницше (р. 1937), американский композитор.
- 2012 — Нил Армстронг (р. 1930), американский астронавт, первый человек, ступивший на Луну (1969).
Приметы
День Святого огня. Никита. Фотя-поветенный.
- Ранний иней в это время предвещает хороший урожай озимых на следующий год.
- Если в этот день дождливо — «бабье лето» будет коротко, тёплая и ясная погода — будет много белых грибов[4].
- Фотя-Поветенный хозяину покоя не даёт — на поветь зовёт.
- Поспевает черёмуха.
См. также
25 августа в Викиновостях? |
Напишите отзыв о статье "25 августа"
Примечания
- ↑ [azbyka.ru/days/2016-08-24 Старый стиль, 12 августа, Новый стиль 25 августа, четверг] // Православный церковный календарь
- ↑ [calendar.pravmir.ru/2016/8/25 25 августа 2016 года] // Православие и мир, православный календарь, 2016 г.
- ↑ Эбергард II Сварливый // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ [www.rg.ru/2008/08/21/primety.html Приметы]. Российская газета (21 августа 2008). Проверено 2 сентября 2010.
Отрывок, характеризующий 25 августа
– Нет, я видела… То ничего не было, вдруг вижу, что он лежит.– Андрей лежит? Он болен? – испуганно остановившимися глазами глядя на подругу, спрашивала Наташа.
– Нет, напротив, – напротив, веселое лицо, и он обернулся ко мне, – и в ту минуту как она говорила, ей самой казалось, что она видела то, что говорила.
– Ну а потом, Соня?…
– Тут я не рассмотрела, что то синее и красное…
– Соня! когда он вернется? Когда я увижу его! Боже мой, как я боюсь за него и за себя, и за всё мне страшно… – заговорила Наташа, и не отвечая ни слова на утешения Сони, легла в постель и долго после того, как потушили свечу, с открытыми глазами, неподвижно лежала на постели и смотрела на морозный, лунный свет сквозь замерзшие окна.
Вскоре после святок Николай объявил матери о своей любви к Соне и о твердом решении жениться на ней. Графиня, давно замечавшая то, что происходило между Соней и Николаем, и ожидавшая этого объяснения, молча выслушала его слова и сказала сыну, что он может жениться на ком хочет; но что ни она, ни отец не дадут ему благословения на такой брак. В первый раз Николай почувствовал, что мать недовольна им, что несмотря на всю свою любовь к нему, она не уступит ему. Она, холодно и не глядя на сына, послала за мужем; и, когда он пришел, графиня хотела коротко и холодно в присутствии Николая сообщить ему в чем дело, но не выдержала: заплакала слезами досады и вышла из комнаты. Старый граф стал нерешительно усовещивать Николая и просить его отказаться от своего намерения. Николай отвечал, что он не может изменить своему слову, и отец, вздохнув и очевидно смущенный, весьма скоро перервал свою речь и пошел к графине. При всех столкновениях с сыном, графа не оставляло сознание своей виноватости перед ним за расстройство дел, и потому он не мог сердиться на сына за отказ жениться на богатой невесте и за выбор бесприданной Сони, – он только при этом случае живее вспоминал то, что, ежели бы дела не были расстроены, нельзя было для Николая желать лучшей жены, чем Соня; и что виновен в расстройстве дел только один он с своим Митенькой и с своими непреодолимыми привычками.
Отец с матерью больше не говорили об этом деле с сыном; но несколько дней после этого, графиня позвала к себе Соню и с жестокостью, которой не ожидали ни та, ни другая, графиня упрекала племянницу в заманивании сына и в неблагодарности. Соня, молча с опущенными глазами, слушала жестокие слова графини и не понимала, чего от нее требуют. Она всем готова была пожертвовать для своих благодетелей. Мысль о самопожертвовании была любимой ее мыслью; но в этом случае она не могла понять, кому и чем ей надо жертвовать. Она не могла не любить графиню и всю семью Ростовых, но и не могла не любить Николая и не знать, что его счастие зависело от этой любви. Она была молчалива и грустна, и не отвечала. Николай не мог, как ему казалось, перенести долее этого положения и пошел объясниться с матерью. Николай то умолял мать простить его и Соню и согласиться на их брак, то угрожал матери тем, что, ежели Соню будут преследовать, то он сейчас же женится на ней тайно.
Графиня с холодностью, которой никогда не видал сын, отвечала ему, что он совершеннолетний, что князь Андрей женится без согласия отца, и что он может то же сделать, но что никогда она не признает эту интригантку своей дочерью.
Взорванный словом интригантка , Николай, возвысив голос, сказал матери, что он никогда не думал, чтобы она заставляла его продавать свои чувства, и что ежели это так, то он последний раз говорит… Но он не успел сказать того решительного слова, которого, судя по выражению его лица, с ужасом ждала мать и которое может быть навсегда бы осталось жестоким воспоминанием между ними. Он не успел договорить, потому что Наташа с бледным и серьезным лицом вошла в комнату от двери, у которой она подслушивала.
– Николинька, ты говоришь пустяки, замолчи, замолчи! Я тебе говорю, замолчи!.. – почти кричала она, чтобы заглушить его голос.
– Мама, голубчик, это совсем не оттого… душечка моя, бедная, – обращалась она к матери, которая, чувствуя себя на краю разрыва, с ужасом смотрела на сына, но, вследствие упрямства и увлечения борьбы, не хотела и не могла сдаться.
– Николинька, я тебе растолкую, ты уйди – вы послушайте, мама голубушка, – говорила она матери.
Слова ее были бессмысленны; но они достигли того результата, к которому она стремилась.
Графиня тяжело захлипав спрятала лицо на груди дочери, а Николай встал, схватился за голову и вышел из комнаты.
Наташа взялась за дело примирения и довела его до того, что Николай получил обещание от матери в том, что Соню не будут притеснять, и сам дал обещание, что он ничего не предпримет тайно от родителей.
С твердым намерением, устроив в полку свои дела, выйти в отставку, приехать и жениться на Соне, Николай, грустный и серьезный, в разладе с родными, но как ему казалось, страстно влюбленный, в начале января уехал в полк.
После отъезда Николая в доме Ростовых стало грустнее чем когда нибудь. Графиня от душевного расстройства сделалась больна.
Соня была печальна и от разлуки с Николаем и еще более от того враждебного тона, с которым не могла не обращаться с ней графиня. Граф более чем когда нибудь был озабочен дурным положением дел, требовавших каких нибудь решительных мер. Необходимо было продать московский дом и подмосковную, а для продажи дома нужно было ехать в Москву. Но здоровье графини заставляло со дня на день откладывать отъезд.
Наташа, легко и даже весело переносившая первое время разлуки с своим женихом, теперь с каждым днем становилась взволнованнее и нетерпеливее. Мысль о том, что так, даром, ни для кого пропадает ее лучшее время, которое бы она употребила на любовь к нему, неотступно мучила ее. Письма его большей частью сердили ее. Ей оскорбительно было думать, что тогда как она живет только мыслью о нем, он живет настоящею жизнью, видит новые места, новых людей, которые для него интересны. Чем занимательнее были его письма, тем ей было досаднее. Ее же письма к нему не только не доставляли ей утешения, но представлялись скучной и фальшивой обязанностью. Она не умела писать, потому что не могла постигнуть возможности выразить в письме правдиво хоть одну тысячную долю того, что она привыкла выражать голосом, улыбкой и взглядом. Она писала ему классически однообразные, сухие письма, которым сама не приписывала никакого значения и в которых, по брульонам, графиня поправляла ей орфографические ошибки.
Здоровье графини все не поправлялось; но откладывать поездку в Москву уже не было возможности. Нужно было делать приданое, нужно было продать дом, и притом князя Андрея ждали сперва в Москву, где в эту зиму жил князь Николай Андреич, и Наташа была уверена, что он уже приехал.
Графиня осталась в деревне, а граф, взяв с собой Соню и Наташу, в конце января поехал в Москву.
Пьер после сватовства князя Андрея и Наташи, без всякой очевидной причины, вдруг почувствовал невозможность продолжать прежнюю жизнь. Как ни твердо он был убежден в истинах, открытых ему его благодетелем, как ни радостно ему было то первое время увлечения внутренней работой самосовершенствования, которой он предался с таким жаром, после помолвки князя Андрея с Наташей и после смерти Иосифа Алексеевича, о которой он получил известие почти в то же время, – вся прелесть этой прежней жизни вдруг пропала для него. Остался один остов жизни: его дом с блестящею женой, пользовавшеюся теперь милостями одного важного лица, знакомство со всем Петербургом и служба с скучными формальностями. И эта прежняя жизнь вдруг с неожиданной мерзостью представилась Пьеру. Он перестал писать свой дневник, избегал общества братьев, стал опять ездить в клуб, стал опять много пить, опять сблизился с холостыми компаниями и начал вести такую жизнь, что графиня Елена Васильевна сочла нужным сделать ему строгое замечание. Пьер почувствовав, что она была права, и чтобы не компрометировать свою жену, уехал в Москву.
В Москве, как только он въехал в свой огромный дом с засохшими и засыхающими княжнами, с громадной дворней, как только он увидал – проехав по городу – эту Иверскую часовню с бесчисленными огнями свеч перед золотыми ризами, эту Кремлевскую площадь с незаезженным снегом, этих извозчиков и лачужки Сивцева Вражка, увидал стариков московских, ничего не желающих и никуда не спеша доживающих свой век, увидал старушек, московских барынь, московские балы и Московский Английский клуб, – он почувствовал себя дома, в тихом пристанище. Ему стало в Москве покойно, тепло, привычно и грязно, как в старом халате.
Московское общество всё, начиная от старух до детей, как своего давно жданного гостя, которого место всегда было готово и не занято, – приняло Пьера. Для московского света, Пьер был самым милым, добрым, умным веселым, великодушным чудаком, рассеянным и душевным, русским, старого покроя, барином. Кошелек его всегда был пуст, потому что открыт для всех.
Бенефисы, дурные картины, статуи, благотворительные общества, цыгане, школы, подписные обеды, кутежи, масоны, церкви, книги – никто и ничто не получало отказа, и ежели бы не два его друга, занявшие у него много денег и взявшие его под свою опеку, он бы всё роздал. В клубе не было ни обеда, ни вечера без него. Как только он приваливался на свое место на диване после двух бутылок Марго, его окружали, и завязывались толки, споры, шутки. Где ссорились, он – одной своей доброй улыбкой и кстати сказанной шуткой, мирил. Масонские столовые ложи были скучны и вялы, ежели его не было.
Когда после холостого ужина он, с доброй и сладкой улыбкой, сдаваясь на просьбы веселой компании, поднимался, чтобы ехать с ними, между молодежью раздавались радостные, торжественные крики. На балах он танцовал, если не доставало кавалера. Молодые дамы и барышни любили его за то, что он, не ухаживая ни за кем, был со всеми одинаково любезен, особенно после ужина. «Il est charmant, il n'a pas de seхе», [Он очень мил, но не имеет пола,] говорили про него.
Пьер был тем отставным добродушно доживающим свой век в Москве камергером, каких были сотни.
Как бы он ужаснулся, ежели бы семь лет тому назад, когда он только приехал из за границы, кто нибудь сказал бы ему, что ему ничего не нужно искать и выдумывать, что его колея давно пробита, определена предвечно, и что, как он ни вертись, он будет тем, чем были все в его положении. Он не мог бы поверить этому! Разве не он всей душой желал, то произвести республику в России, то самому быть Наполеоном, то философом, то тактиком, победителем Наполеона? Разве не он видел возможность и страстно желал переродить порочный род человеческий и самого себя довести до высшей степени совершенства? Разве не он учреждал и школы и больницы и отпускал своих крестьян на волю?
А вместо всего этого, вот он, богатый муж неверной жены, камергер в отставке, любящий покушать, выпить и расстегнувшись побранить легко правительство, член Московского Английского клуба и всеми любимый член московского общества. Он долго не мог помириться с той мыслью, что он есть тот самый отставной московский камергер, тип которого он так глубоко презирал семь лет тому назад.
Иногда он утешал себя мыслями, что это только так, покамест, он ведет эту жизнь; но потом его ужасала другая мысль, что так, покамест, уже сколько людей входили, как он, со всеми зубами и волосами в эту жизнь и в этот клуб и выходили оттуда без одного зуба и волоса.
В минуты гордости, когда он думал о своем положении, ему казалось, что он совсем другой, особенный от тех отставных камергеров, которых он презирал прежде, что те были пошлые и глупые, довольные и успокоенные своим положением, «а я и теперь всё недоволен, всё мне хочется сделать что то для человечества», – говорил он себе в минуты гордости. «А может быть и все те мои товарищи, точно так же, как и я, бились, искали какой то новой, своей дороги в жизни, и так же как и я силой обстановки, общества, породы, той стихийной силой, против которой не властен человек, были приведены туда же, куда и я», говорил он себе в минуты скромности, и поживши в Москве несколько времени, он не презирал уже, а начинал любить, уважать и жалеть, так же как и себя, своих по судьбе товарищей.
На Пьера не находили, как прежде, минуты отчаяния, хандры и отвращения к жизни; но та же болезнь, выражавшаяся прежде резкими припадками, была вогнана внутрь и ни на мгновенье не покидала его. «К чему? Зачем? Что такое творится на свете?» спрашивал он себя с недоумением по нескольку раз в день, невольно начиная вдумываться в смысл явлений жизни; но опытом зная, что на вопросы эти не было ответов, он поспешно старался отвернуться от них, брался за книгу, или спешил в клуб, или к Аполлону Николаевичу болтать о городских сплетнях.
«Елена Васильевна, никогда ничего не любившая кроме своего тела и одна из самых глупых женщин в мире, – думал Пьер – представляется людям верхом ума и утонченности, и перед ней преклоняются. Наполеон Бонапарт был презираем всеми до тех пор, пока он был велик, и с тех пор как он стал жалким комедиантом – император Франц добивается предложить ему свою дочь в незаконные супруги. Испанцы воссылают мольбы Богу через католическое духовенство в благодарность за то, что они победили 14 го июня французов, а французы воссылают мольбы через то же католическое духовенство о том, что они 14 го июня победили испанцев. Братья мои масоны клянутся кровью в том, что они всем готовы жертвовать для ближнего, а не платят по одному рублю на сборы бедных и интригуют Астрея против Ищущих манны, и хлопочут о настоящем Шотландском ковре и об акте, смысла которого не знает и тот, кто писал его, и которого никому не нужно. Все мы исповедуем христианский закон прощения обид и любви к ближнему – закон, вследствие которого мы воздвигли в Москве сорок сороков церквей, а вчера засекли кнутом бежавшего человека, и служитель того же самого закона любви и прощения, священник, давал целовать солдату крест перед казнью». Так думал Пьер, и эта вся, общая, всеми признаваемая ложь, как он ни привык к ней, как будто что то новое, всякий раз изумляла его. – «Я понимаю эту ложь и путаницу, думал он, – но как мне рассказать им всё, что я понимаю? Я пробовал и всегда находил, что и они в глубине души понимают то же, что и я, но стараются только не видеть ее . Стало быть так надо! Но мне то, мне куда деваться?» думал Пьер. Он испытывал несчастную способность многих, особенно русских людей, – способность видеть и верить в возможность добра и правды, и слишком ясно видеть зло и ложь жизни, для того чтобы быть в силах принимать в ней серьезное участие. Всякая область труда в глазах его соединялась со злом и обманом. Чем он ни пробовал быть, за что он ни брался – зло и ложь отталкивали его и загораживали ему все пути деятельности. А между тем надо было жить, надо было быть заняту. Слишком страшно было быть под гнетом этих неразрешимых вопросов жизни, и он отдавался первым увлечениям, чтобы только забыть их. Он ездил во всевозможные общества, много пил, покупал картины и строил, а главное читал.
Он читал и читал всё, что попадалось под руку, и читал так что, приехав домой, когда лакеи еще раздевали его, он, уже взяв книгу, читал – и от чтения переходил ко сну, и от сна к болтовне в гостиных и клубе, от болтовни к кутежу и женщинам, от кутежа опять к болтовне, чтению и вину. Пить вино для него становилось всё больше и больше физической и вместе нравственной потребностью. Несмотря на то, что доктора говорили ему, что с его корпуленцией, вино для него опасно, он очень много пил. Ему становилось вполне хорошо только тогда, когда он, сам не замечая как, опрокинув в свой большой рот несколько стаканов вина, испытывал приятную теплоту в теле, нежность ко всем своим ближним и готовность ума поверхностно отзываться на всякую мысль, не углубляясь в сущность ее. Только выпив бутылку и две вина, он смутно сознавал, что тот запутанный, страшный узел жизни, который ужасал его прежде, не так страшен, как ему казалось. С шумом в голове, болтая, слушая разговоры или читая после обеда и ужина, он беспрестанно видел этот узел, какой нибудь стороной его. Но только под влиянием вина он говорил себе: «Это ничего. Это я распутаю – вот у меня и готово объяснение. Но теперь некогда, – я после обдумаю всё это!» Но это после никогда не приходило.
Натощак, поутру, все прежние вопросы представлялись столь же неразрешимыми и страшными, и Пьер торопливо хватался за книгу и радовался, когда кто нибудь приходил к нему.
Иногда Пьер вспоминал о слышанном им рассказе о том, как на войне солдаты, находясь под выстрелами в прикрытии, когда им делать нечего, старательно изыскивают себе занятие, для того чтобы легче переносить опасность. И Пьеру все люди представлялись такими солдатами, спасающимися от жизни: кто честолюбием, кто картами, кто писанием законов, кто женщинами, кто игрушками, кто лошадьми, кто политикой, кто охотой, кто вином, кто государственными делами. «Нет ни ничтожного, ни важного, всё равно: только бы спастись от нее как умею»! думал Пьер. – «Только бы не видать ее , эту страшную ее ».
В начале зимы, князь Николай Андреич Болконский с дочерью приехали в Москву. По своему прошедшему, по своему уму и оригинальности, в особенности по ослаблению на ту пору восторга к царствованию императора Александра, и по тому анти французскому и патриотическому направлению, которое царствовало в то время в Москве, князь Николай Андреич сделался тотчас же предметом особенной почтительности москвичей и центром московской оппозиции правительству.
Князь очень постарел в этот год. В нем появились резкие признаки старости: неожиданные засыпанья, забывчивость ближайших по времени событий и памятливость к давнишним, и детское тщеславие, с которым он принимал роль главы московской оппозиции. Несмотря на то, когда старик, особенно по вечерам, выходил к чаю в своей шубке и пудренном парике, и начинал, затронутый кем нибудь, свои отрывистые рассказы о прошедшем, или еще более отрывистые и резкие суждения о настоящем, он возбуждал во всех своих гостях одинаковое чувство почтительного уважения. Для посетителей весь этот старинный дом с огромными трюмо, дореволюционной мебелью, этими лакеями в пудре, и сам прошлого века крутой и умный старик с его кроткою дочерью и хорошенькой француженкой, которые благоговели перед ним, – представлял величественно приятное зрелище. Но посетители не думали о том, что кроме этих двух трех часов, во время которых они видели хозяев, было еще 22 часа в сутки, во время которых шла тайная внутренняя жизнь дома.
В последнее время в Москве эта внутренняя жизнь сделалась очень тяжела для княжны Марьи. Она была лишена в Москве тех своих лучших радостей – бесед с божьими людьми и уединения, – которые освежали ее в Лысых Горах, и не имела никаких выгод и радостей столичной жизни. В свет она не ездила; все знали, что отец не пускает ее без себя, а сам он по нездоровью не мог ездить, и ее уже не приглашали на обеды и вечера. Надежду на замужество княжна Марья совсем оставила. Она видела ту холодность и озлобление, с которыми князь Николай Андреич принимал и спроваживал от себя молодых людей, могущих быть женихами, иногда являвшихся в их дом. Друзей у княжны Марьи не было: в этот приезд в Москву она разочаровалась в своих двух самых близких людях. М lle Bourienne, с которой она и прежде не могла быть вполне откровенна, теперь стала ей неприятна и она по некоторым причинам стала отдаляться от нее. Жюли, которая была в Москве и к которой княжна Марья писала пять лет сряду, оказалась совершенно чужою ей, когда княжна Марья вновь сошлась с нею лично. Жюли в это время, по случаю смерти братьев сделавшись одной из самых богатых невест в Москве, находилась во всем разгаре светских удовольствий. Она была окружена молодыми людьми, которые, как она думала, вдруг оценили ее достоинства. Жюли находилась в том периоде стареющейся светской барышни, которая чувствует, что наступил последний шанс замужества, и теперь или никогда должна решиться ее участь. Княжна Марья с грустной улыбкой вспоминала по четвергам, что ей теперь писать не к кому, так как Жюли, Жюли, от присутствия которой ей не было никакой радости, была здесь и виделась с нею каждую неделю. Она, как старый эмигрант, отказавшийся жениться на даме, у которой он проводил несколько лет свои вечера, жалела о том, что Жюли была здесь и ей некому писать. Княжне Марье в Москве не с кем было поговорить, некому поверить своего горя, а горя много прибавилось нового за это время. Срок возвращения князя Андрея и его женитьбы приближался, а его поручение приготовить к тому отца не только не было исполнено, но дело напротив казалось совсем испорчено, и напоминание о графине Ростовой выводило из себя старого князя, и так уже большую часть времени бывшего не в духе. Новое горе, прибавившееся в последнее время для княжны Марьи, были уроки, которые она давала шестилетнему племяннику. В своих отношениях с Николушкой она с ужасом узнавала в себе свойство раздражительности своего отца. Сколько раз она ни говорила себе, что не надо позволять себе горячиться уча племянника, почти всякий раз, как она садилась с указкой за французскую азбуку, ей так хотелось поскорее, полегче перелить из себя свое знание в ребенка, уже боявшегося, что вот вот тетя рассердится, что она при малейшем невнимании со стороны мальчика вздрагивала, торопилась, горячилась, возвышала голос, иногда дергала его за руку и ставила в угол. Поставив его в угол, она сама начинала плакать над своей злой, дурной натурой, и Николушка, подражая ей рыданьями, без позволенья выходил из угла, подходил к ней и отдергивал от лица ее мокрые руки, и утешал ее. Но более, более всего горя доставляла княжне раздражительность ее отца, всегда направленная против дочери и дошедшая в последнее время до жестокости. Ежели бы он заставлял ее все ночи класть поклоны, ежели бы он бил ее, заставлял таскать дрова и воду, – ей бы и в голову не пришло, что ее положение трудно; но этот любящий мучитель, самый жестокий от того, что он любил и за то мучил себя и ее, – умышленно умел не только оскорбить, унизить ее, но и доказать ей, что она всегда и во всем была виновата. В последнее время в нем появилась новая черта, более всего мучившая княжну Марью – это было его большее сближение с m lle Bourienne. Пришедшая ему, в первую минуту по получении известия о намерении своего сына, мысль шутка о том, что ежели Андрей женится, то и он сам женится на Bourienne, – видимо понравилась ему, и он с упорством последнее время (как казалось княжне Марье) только для того, чтобы ее оскорбить, выказывал особенную ласку к m lle Bоurienne и выказывал свое недовольство к дочери выказываньем любви к Bourienne.