26-я сессия Комитета всемирного наследия ЮНЕСКО

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

26-я сессия Комитета всемирного наследия ЮНЕСКО проходила с 24 по 29 июня 2002 года, в Будапешт, Венгрия. Было подано 9 объектов в список всемирного наследия ЮНЕСКО. 49 объектов культурного, 1 смешанного и 10 природного наследия. Таким образом, общее число регистраций достигло 730 (562 культурного наследия, 23 смешанных и 145 природного наследия).





Объекты, внесённые в список всемирного наследия

Культурное наследие

Афганистан: Минарет и археологические объекты в Джеме
Германия: Долина Среднего Рейна
Германия: Исторический центр Штральзунд в Висмаре
Египет: Монастырь Св. Екатерины с окрестностями
Австрия: Исторический культурный ландшафт винодельческого района Токай
Индия: Храмовый комплекс Махабодхи в Бодх-Гая
Италия: В стиле позднего барокко в регионе Валь-ди-Ното
Мексика: Город майя Калакмуль в Кампече
Суринам: Исторический центр города Парамарибо

Расширены

Венгрия: Национальный парк Кокоса (первоначально признан природным наследием в 1997 году, добавлен морской заповедник)
Коста Рика: Проспект Андраши (первоначально признан наследием в 1987 году, добавив, проспект Андраши и Будапештский метрополитен)

Убраны из Красного списка

Ни один объект не был убран.

Добавлены в Красный список

Афганистан: руины Джамского минарета
Алжир: Археологический памятник Типаса

Напишите отзыв о статье "26-я сессия Комитета всемирного наследия ЮНЕСКО"

Ссылки

  • [whc.unesco.org/archive/2002/whc-02-conf202-25e.pdf Convention concerning the protection of the world cultural and natural heritage - World Heritage Committee - Twenty-sixth Session - Report]

Отрывок, характеризующий 26-я сессия Комитета всемирного наследия ЮНЕСКО

В горницах постоялого двора не было места: все были заняты. Пьер прошел на двор и, укрывшись с головой, лег в свою коляску.


Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.
«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.
«Солдатом быть, просто солдатом! – думал Пьер, засыпая. – Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими. Но как скинуть с себя все это лишнее, дьявольское, все бремя этого внешнего человека? Одно время я мог быть этим. Я мог бежать от отца, как я хотел. Я мог еще после дуэли с Долоховым быть послан солдатом». И в воображении Пьера мелькнул обед в клубе, на котором он вызвал Долохова, и благодетель в Торжке. И вот Пьеру представляется торжественная столовая ложа. Ложа эта происходит в Английском клубе. И кто то знакомый, близкий, дорогой, сидит в конце стола. Да это он! Это благодетель. «Да ведь он умер? – подумал Пьер. – Да, умер; но я не знал, что он жив. И как мне жаль, что он умер, и как я рад, что он жив опять!» С одной стороны стола сидели Анатоль, Долохов, Несвицкий, Денисов и другие такие же (категория этих людей так же ясно была во сне определена в душе Пьера, как и категория тех людей, которых он называл они), и эти люди, Анатоль, Долохов громко кричали, пели; но из за их крика слышен был голос благодетеля, неумолкаемо говоривший, и звук его слов был так же значителен и непрерывен, как гул поля сраженья, но он был приятен и утешителен. Пьер не понимал того, что говорил благодетель, но он знал (категория мыслей так же ясна была во сне), что благодетель говорил о добре, о возможности быть тем, чем были они. И они со всех сторон, с своими простыми, добрыми, твердыми лицами, окружали благодетеля. Но они хотя и были добры, они не смотрели на Пьера, не знали его. Пьер захотел обратить на себя их внимание и сказать. Он привстал, но в то же мгновенье ноги его похолодели и обнажились.