29-я гренадерская дивизия СС «РОНА» (1-я русская)

29-я гренадерская дивизия СС «РОНА» (1-я русская)
Эмблема 29-й дивизии СС «РОНА» (стилизованный Георгиевский крест)
Годы существования	декабрь 1941 — октябрь 1944 (статус дивизии присвоен 1 августа 1944)
Страна	Третий рейх Третий рейх
Подчинение	СС
Входит в	Войска СС
Тип	гренадеры, пехота
Включает в себя	три ваффен-гренадерских полка
Численность	от 12 до 15 тысяч человек (сентябрь 1943) от 4 до 5 тысяч человек (июль 1944)
Прозвище	Русская Освободительная Народная Армия
Девиз	Моя честь называется верность (нем. Meine Ehre heißt Treue)
Участие в	Вторая мировая война Антипартизанские операции в Локотском самоуправлении (1941—43) Севская операция (1943) Курская битва (1943) Антипартизанские операции в Белоруссии (1943—1944) Белостокская операция (1944) Подавление варшавского восстания (1944) Подавление словацкого национального восстания (1944)
Командиры
Известные командиры	Бронислав Каминский, Георгий Белай, Кристоф Дим, Генрих Юрс

29-я гренаде́рская диви́зия СС «РОНА» (1-я ру́сская) (нем. 29. Waffen-Grenadier-Division der SS „RONA“ (russische Nr. 1)) — одна из дивизий СС, созданная 1 августа 1944 г., из бригады Каминского РОНА. Род войск — пехота. Первый командир — бригадефюрер СС Б. В. Каминский После потери командира и ожесточённых боёв с восставшими и партизанами, в октябре 1944 была отправлена на переформирование. Вскоре была расформирована, а её бойцы вошли в бригаду Дирлевангер и войска РОА. В начале 1945 под тем же номером (№ 29) была создана 29-я гренадерская дивизия СС «Италия».

Дивизия была сформирована на основе штурмовой бригады СС «РОНА» (нем. Waffen-Sturmbrigade der SS RONA) появившейся в июле 1944 г. путём переименования «народной Брига́ды Ками́нского» (нем. Volksheer-Brigade Kaminski), которая в свою очередь в марте 1944 г. была создана из «Ру́сской Освободи́тельной Наро́дной А́рмии» Локотского самоуправления. Части дивизии успешно участвовали в подавлении Варшавского восстания, Словацкого восстания, а также в борьбе с партизанами и польскими частями..

История появления

Ещё до того, как Локотское самоуправление оказалось на территории, освобожденной советскими войсками, Бронислав Каминский со своей «Ру́сской освободи́тельной наро́дной а́рмией» перебрался в район Лепеля (Белоруссия). Части РОНА понесли большие потери в Севской операции советских войск в марте 1943 года. 26 августа 1943 г. части РОНА были эвакуированы по железной дороге. В это время 4 стрелковый полк РОНА, выделенный для прикрытия Севского направления, вёл бои с наступающими частями Красной Армии. Полк в течение восьми часов удерживал Севск, но попал в окружение в результате отсекающего танкового удара, был полностью уничтожен. Численность всех, кто ушёл вместе с силами РОНА, включая членов их семей, насчитывала, по разным данным, 10500-15000 человек. Как и на прежнем месте, его формирования были активно задействованы в боевых действиях против партизан. Она была задействована в операциях с кодовыми названиями нем. Regenschauer, Fruhlingsfest (заявлено об уничтожении 7011 партизан) и Komoron (заявлено об уничтожении 7697 человек), в составе боевой группы Готтберга (нем. SS-Kampfgruppe von Gottberg). В начале весны 1943 г. РОНА участвовала в боях и с регулярной Красной Армией. В тыл к немцам прорвался 2-й гвардейский кавалерийский корпус генерал-майора В. В. Крюкова. РОНА вела с ним тяжёлые бои 2-4 марта в районе Топоричный-Радование-Вадышь-Козловский. В марте 1944 г. подразделение было переименовано в народную Бригаду Каминского (нем. Volksheer-Brigade Kaminski), а уже в июле она пополнила ряды СС под наименованием штурмовой бригады СС-РОНА (нем. Waffen-Sturmbrigade der SS RONA), комбриг получает звание бригадефюрера.

Личный состав вооружённого формирования, носившего различные названия, в 1942—1944 совершил ряд военных преступлений в отношении гражданского населения.

Участие в боевых действиях против партизан

• в августе 1943 года 4-й батальон РОНА прибыл для усиления полицейского гарнизона в деревне Оболь и охраны моста на шоссе Сенно — Богушевск через реку Оболянка. На левом берегу реки был разбит палаточный лагерь и установлены две полевые кухни, на позициях у моста началось рытьё траншей, установка заграждений из колючей проволоки строительство дзотов (на земляные работы и боронование местности были согнаны 40 местных жителей). После проведения разведки, 25 августа 1943 года советские партизаны из 1-го отряда «Прогресс» атаковали позиции лагерь РОНА в момент, когда большая часть личного состава купалась в реке. В результате боя батальон был разгромлен, потери РОНА составили 35 чел. убитыми и 52 пленными, партизаны захватили три 45-мм противотанковые пушки, 3 миномёта, 7 пулемётов, стрелковое оружие (рядовые были вооружены винтовками, а у офицеров были пистолеты и автоматы), боеприпасы, униформу, продовольствие, батальонный санпункт, 20 лошадей и 10 велосипедов. Кроме того, здесь было захвачено 122-мм орудие, из которого обстреляли Богуславку, а затем взорвали. Потери партизан составили 2 человек ранеными.

Участие в подавлении Варшавского восстания 1944

1 августа 1944 Армия Крайова подняла восстание в Варшаве. На подавление восстания были брошены не задействованные в тот момент части, объединённые в корпусную группу под командованием обергруппенфюрера СС, генерала войск СС и полиции Эриха фон дем Бах-Залевски. Отряд Каминского вошёл в состав боевой группы в подчинении группенфюрера СС, генерал-лейтенанта войск СС и полиции Хайнца Райнефарта..

3 августа 1944 г. в Варшаву вошёл 2-батальонный сводный полк РОНА под командованием оберштурмбаннфюрера СС Ивана Фролова (1700 человек при 4 танках Т-34/76, СУ-76 и двух 122-мм гаубицах).

Дивизия Каминского приняла активное участие в подавлении восстания в районах «Охота» и «Висла». 4 августа 1944 г. сводный полк РОНА был брошен на штурм опорного пункта поляков в здании Табачной монополии «Редута Калишского», который обороняли около 300 человек. В этом бою РОНА понесла первые потери — 22 убитых.

5 августа части РОНА вышли ко второму опорному пункту противника на Охоте «Редут Вавельский», который перекрывал основные улицы: Вавельскую, Университетскую, Мяновскую. Во избежание больших потерь РОНА закрепилась на подступах опорного пункта, выслав разведгруппы для поиска обходных путей. Вскоре разведгруппы РОНА вступили в бой с элитной частью поляков «Кедива». Этот день стал первым днём массового исхода мирных жителей. Спасаясь от боёв, часть беженцев двинулась в центральные районы Варшавы, другая попыталась покинуть город, пройдя через линию фронта. При этом многие беженцы попали под перекрёстный огонь двух сторон, которые отказались на время прекратить огонь.

6 августа РОНА, наконец, получает воздушное прикрытие и подкрепление в виде бронетехники 19-й танковой дивизии. Однако все атаки на «редуты Калишский и Вавельский» захлебнулись. Единственным успехом стал захват Радиоинститута, где был расположен госпиталь. В результате чего в плен к РОНА попало 90 раненых и 80 человек медперсонала. Всех пленных отправили в лагерь Прушков в пригороде Варшавы.

7, 8 и 9 августа продолжались ожесточённые бои, в которых обе стороны несли большие потери. И только 10 августа в боях наступил перелом. Повстанцы, защищавшие «редуты Калишский и Вавельский», начали отступление.

11 августа РОНА, наконец, взяла оба опорных пункта. 11 августа произошёл бой с последними защитниками Охоты, в котором РОНА потеряла 2 танка Т-34. В этот день стороны пошли на временное прекращение огня, для эвакуации с поля боя своих многочисленных раненых.

12 августа сводный полк РОНА пробился к площади Старынкевича и вышел к северной оконечности Ерузалемских аллей, полностью выполнив свою боевую задачу. В этот день, на Ерузалимских аллеях, польским снайпером был тяжело ранен начальник штаба сводного полка гауптштурмфюрер СС Ерёменко.

13 августа полк РОНА, потерявший в боях до 500 человек личного состава убитыми, ранеными, пропавшими без вести, сменила штурмовая полицейская группа «Вальтер».

С первого же дня подразделения втянулись в массовые грабежи и пьянство — громили и грабили склады и магазины, расстреливали местных жителей, просто оказавшихся в данном районе. Этим же занимались и другие соединения участвовавшие в подавления восстания с одобрения командующего 9-й армией и Генриха Гиммлера. По данным польских исследователей, жертвами стали от 15 тыс. до 30 тыс. человек. Расстрелы во дворах варшавских улиц продолжались несколько недель. Имели место многочисленные факты мародёрства, изнасилований и погромов. Членами бригады РОНА были также изнасилованы две немецкие девушки из организации «КДФ» .

Действия бригады Каминского вызвали возмущение вермахта и ветеранов Первой мировой войны. Командующий 9-й армией танковых войск Николаус фон Хофман, в зоне ответственности которого находилась Варшава, направил протест на действия бригады РОНА обергруппенфюреру Эриху фон дем Бах-Залевски, который попытался решить вопрос в рабочем порядке. Однако подчинённые Каминского отказались выполнять приказы кого бы то ни было, кроме Каминского. Каминский заявил, что его подчинённые имеют право на мародёрство, так как потеряли всё своё имущество в России.

Начальник генштаба сухопутных войск генерал-полковник Хайнц Гудериан (который ранее поддержал идею создания Локотской автономии) в своих воспоминаниях писал:

…фон дем Бах…сообщил мне о бесчинствах своих подчинённых, пресечь которые он не в состоянии. От его сообщений волосы становились дыбом, поэтому я вынужден был в тот же вечер доложить обо всём Гитлеру и требовать удаления обеих бригад (прим. Каминского и Дирлевангера) с Восточного фронта.

О мародёрстве бригады было доложено наверх. Согласно показаниям начальника оперативного управления ОКВ Альфреда Йодля, данным на Нюрнбергском процессе, он сделал донесение Гитлеру, который лично отдал приказ о роспуске бригады. Каминский был отозван из расположения бригады.

Через несколько дней, 28 августа, Каминский был расстрелян членами действовавшей в Лицманнштадтском (Лодзинском) гетто зондеркоманды СС под командованием Ханса Ботмана. На Нюрнбергском процессе его убийство подтвердил Эрих фон дем Бах-Залевски, по его словам, его «меры заключались в расстреле по законам военного времени комбрига Каминского и его сподвижников, потому что они санкционировали дальнейшее продвижение грабежей и реквизиций». Подчинённым Каминского было сообщено, что его убили польские партизаны. По некоторым данным, убийству предшествовал формальный военно-полевой суд.

После смерти Каминского

Новым командиром 29-й гренадерской дивизии СС стал немец — бригадефюрер СС, генерал-майор войск СС Кристоф Дим, а заместителем остался полковник РОНА, оберштурмбаннфюрер СС Георгий Белай.

Члены семей, путешествовавшие в обозе «бригады», были отделены от военного персонала и перевезены в Мекленбург и Померанию, где были поселены на правах гражданских беженцев. Часть бойцов РОНА (около 3000 человек) перебросили в Нойхаммер (Силезия), где из них был полностью сформирован 2-й пехотный полк 1-й дивизии ВС КОНР, также из каминцев практически полностью был создан Отдельный разведывательный дивизион 1-й дивизии ВС КОНР. Чуть позже ещё около 1000 бойцов РОНА будут включены в состав 2-й дивизии ВС КОНР. Отдельные группы бойцов решили продолжить борьбу на территории Белоруссии и, возможно, Брянщины. Одну из таких групп в 25-30 человек, решившую прорываться на Брянщину, возглавил член НТС Г. Е. Хомутов.

Остальной личный состав под командованием группенфюрера СС Генриха Юрса был направлен в Словакию, где вскоре принял участие в подавлении Словацкого национального восстания в начале октября 1944. Но после инспекции 11 октября соединение признали небоеспособным и подлежащим расформированию. 72-й гренадерский полк войск СС (русский № 1) и 73-й гренадерский полк войск СС (русский № 2) передали штурмовой бригаде Дирлевангер, таким образом составив практически её основу. А 29 номер дивизии СС 9 марта 1945 г. получила итальянская штурмовая бригада.

30-31 декабря 1946 г. Военная коллегия Верховного суда СССР приговорила к смертной казни офицеров РОНА Мосина, Васюкова, Фролова и Захарцова, остальных — к различным срокам заключения.

Состав

• 72-й гренадерский полк войск СС (русский № 1)
• 73-й гренадерский полк войск СС (русский № 2)
• 74-й гренадерский полк войск СС (русский № 3)
• 29-й артиллерийский полк войск СС (русский № 1)
• 29-й фузилерный батальон СС
• 29-й сапёрный батальон СС
• 29-й противотанковый дивизион СС
• 29-й батальон связи СС
• 29-й полк обеспечения СС
• 29-я ветеринарная рота СС
• 29-я санитарная рота СС
• 29-й запасной полевой батальон СС

Командование

• 17 июня 1944 — 28 августа 1944 — бригадефюрер СС Бронислав Каминский
• 28 августа 1944 — 27 сентября 1944 — бригадефюрер СС Кристоф Дим
• сентябрь-октябрь 1944 — в подчинении группенфюрера СС и генерал-лейтенанта полиции Генриха Юрса (нем. Heinrich Jürs)

См. также

• 30-я гренадерская дивизия СС (2-я русская)
• Русский коллаборационизм во Второй мировой войне
• РННА

Литература

• Michaelis R. — Russians in the Waffen-SS: 29. Waffen-Grenadier-Division Der SS «Rona» (Russische NR. 1), 30. Waffen-Grenadier-Division Der SS (Russische NR. 2), SS-Verband «Drushina». — Atglen, PA: Schiffer Military History, 2010. — 120 p.
• Munoz A.J. — The Kaminski Brigade: А History, 1941—1945. — New York: Axis Europa Books, 1997. — 64 р.
• Дробязко С. И. Вторая мировая война 1939—1945: Русская освободительная армия. — М.: ООО «Издательство АСТ», 2000. — 64 с.
• Дробязко С. И. Локотский автономный округ и Русская Освободительная Народная Армия // Материалы по истории Русского Освободительного Движения: Сборник статей, документов и воспоминаний / Под общ. ред. А. В. Окорокова. — М.: «Архив РОА», 1998. — Вып. 2. — С. 168—216.
• Дробязко С. И. Под знамёнами врага. Антисоветские формирования в составе германских вооружённых сил 1941—1945 гг. — М.: Изд-во Эксмо, 2005. — 608 с., ил. — (Энциклопедия военной истории).
• Грибков И. Хозяин Брянских лесов. Бронислав Каминский, Русская освободительная народная армия и Локотское окружное самоуправление. — М., «Московский писатель» / Библиотека журнала «Эхо войны», вып. 1, 2008. — 116 с., илл.
• Даллин А. Бригада Каминского / Александр Даллин: [перевод с англ. Д. Жукова и М. Кожемякина]. — М.: «Московский писатель», Библиотека журнала «Эхо войны», 2011. — 92 с., ил.
• Дюков А. «Die Aktion Kaminsky»: Локотское «самоуправление» и создание бригады РОНА // Мифы Великой Отечественной: Сборник / ред.-СОСТ. Г. Пернавский. — М.: Яуза; Эксмо, 2008. — С. 147—193.
• Ермолов И. Локотская республика и бригада Каминского или «Шумел не просто Брянский лес». — Орёл, 1999. — 49 с.
• Ермолов И. Г. Гражданский и военно-политический коллаборационизм в южных районах Орловской области: история Локотского автономного округа и Русской Освободительной Народной Армии. — Орёл: 2008. — 180 с.
• Бригада РОНА // Антипартизанская война в 1941—1945 гг. / Под общ. ред. А. Е. Тараса. — М.: «АСТ»; Мн.: «Харвест», 2005. — С. 142—160.

Ссылки

• На Викискладе есть медиафайлы по теме 29-я гренадерская дивизия СС «РОНА» (1-я русская)

• [www.opoccuu.com/roa.htm Знаки различия РОНА и других формирований русских коллаборационистов]
• [wilk.wpk.p.lodz.pl/~whatfor/rona.htm РОНА] фото, карта, Нарукавный щит РОНА  (польск.)
• Леонов Ю. С. [www.budgetrf.ru/Publications/Magazines/VestnikSF/2006/VSF_NEW200702011802/VSF_NEW200702011802_p_004.htm#HL_1 Русские национальные воинские формирования в немецких вооружённых силах.]
• [echo.msk.ru/blog/video/736854-echo Рубрика «Не так» на радио «Эхо Москвы»: «Русская эмиграция в нацистской Германии»]. Эфир от 25 декабря 2010 г.
• Ермолов И. Г. Русское государство в немецком тылу. История Локотского самоуправления. 1941—1943. — М.: ЗАО Центрполиграф, 2009. — 252 с. — (На линии фронта. Правда о войне).
• Жуков Д. А., Ковтун И. И. 29-я гренадерская дивизия СС «Каминский». — М.: Вече, 2009. — 304 с. — (Враги и союзники).
• Под немцами. Воспоминания, свидетельства, документы. Историко-документальный сборник / Сост. К. М. Александров. — СПб.: Скрипториум, 2011. — 608 с.
• Феномен Локотской республики. Альтернатива советской власти? / Авт.-сост. Д. А. Жуков, И. И. Ковтун. — М.: Вече, 2012. — 288 с.: ил. — (1418 дней Великой войны).

Отрывок, характеризующий 29-я гренадерская дивизия СС «РОНА» (1-я русская)

– Князь от имени своего воспитанника… сына, тебе делает пропозицию. Хочешь ли ты или нет быть женою князя Анатоля Курагина? Ты говори: да или нет! – закричал он, – а потом я удерживаю за собой право сказать и свое мнение. Да, мое мнение и только свое мнение, – прибавил князь Николай Андреич, обращаясь к князю Василью и отвечая на его умоляющее выражение. – Да или нет?
– Мое желание, mon pere, никогда не покидать вас, никогда не разделять своей жизни с вашей. Я не хочу выходить замуж, – сказала она решительно, взглянув своими прекрасными глазами на князя Василья и на отца.
– Вздор, глупости! Вздор, вздор, вздор! – нахмурившись, закричал князь Николай Андреич, взял дочь за руку, пригнул к себе и не поцеловал, но только пригнув свой лоб к ее лбу, дотронулся до нее и так сжал руку, которую он держал, что она поморщилась и вскрикнула.
Князь Василий встал.
– Ma chere, je vous dirai, que c'est un moment que je n'oublrai jamais, jamais; mais, ma bonne, est ce que vous ne nous donnerez pas un peu d'esperance de toucher ce coeur si bon, si genereux. Dites, que peut etre… L'avenir est si grand. Dites: peut etre. [Моя милая, я вам скажу, что эту минуту я никогда не забуду, но, моя добрейшая, дайте нам хоть малую надежду возможности тронуть это сердце, столь доброе и великодушное. Скажите: может быть… Будущность так велика. Скажите: может быть.]
– Князь, то, что я сказала, есть всё, что есть в моем сердце. Я благодарю за честь, но никогда не буду женой вашего сына.
– Ну, и кончено, мой милый. Очень рад тебя видеть, очень рад тебя видеть. Поди к себе, княжна, поди, – говорил старый князь. – Очень, очень рад тебя видеть, – повторял он, обнимая князя Василья.
«Мое призвание другое, – думала про себя княжна Марья, мое призвание – быть счастливой другим счастием, счастием любви и самопожертвования. И что бы мне это ни стоило, я сделаю счастие бедной Ame. Она так страстно его любит. Она так страстно раскаивается. Я все сделаю, чтобы устроить ее брак с ним. Ежели он не богат, я дам ей средства, я попрошу отца, я попрошу Андрея. Я так буду счастлива, когда она будет его женою. Она так несчастлива, чужая, одинокая, без помощи! И Боже мой, как страстно она любит, ежели она так могла забыть себя. Может быть, и я сделала бы то же!…» думала княжна Марья.


Долго Ростовы не имели известий о Николушке; только в середине зимы графу было передано письмо, на адресе которого он узнал руку сына. Получив письмо, граф испуганно и поспешно, стараясь не быть замеченным, на цыпочках пробежал в свой кабинет, заперся и стал читать. Анна Михайловна, узнав (как она и всё знала, что делалось в доме) о получении письма, тихим шагом вошла к графу и застала его с письмом в руках рыдающим и вместе смеющимся. Анна Михайловна, несмотря на поправившиеся дела, продолжала жить у Ростовых.
– Mon bon ami? – вопросительно грустно и с готовностью всякого участия произнесла Анна Михайловна.
Граф зарыдал еще больше. «Николушка… письмо… ранен… бы… был… ma сhere… ранен… голубчик мой… графинюшка… в офицеры произведен… слава Богу… Графинюшке как сказать?…»
Анна Михайловна подсела к нему, отерла своим платком слезы с его глаз, с письма, закапанного ими, и свои слезы, прочла письмо, успокоила графа и решила, что до обеда и до чаю она приготовит графиню, а после чаю объявит всё, коли Бог ей поможет.
Всё время обеда Анна Михайловна говорила о слухах войны, о Николушке; спросила два раза, когда получено было последнее письмо от него, хотя знала это и прежде, и заметила, что очень легко, может быть, и нынче получится письмо. Всякий раз как при этих намеках графиня начинала беспокоиться и тревожно взглядывать то на графа, то на Анну Михайловну, Анна Михайловна самым незаметным образом сводила разговор на незначительные предметы. Наташа, из всего семейства более всех одаренная способностью чувствовать оттенки интонаций, взглядов и выражений лиц, с начала обеда насторожила уши и знала, что что нибудь есть между ее отцом и Анной Михайловной и что нибудь касающееся брата, и что Анна Михайловна приготавливает. Несмотря на всю свою смелость (Наташа знала, как чувствительна была ее мать ко всему, что касалось известий о Николушке), она не решилась за обедом сделать вопроса и от беспокойства за обедом ничего не ела и вертелась на стуле, не слушая замечаний своей гувернантки. После обеда она стремглав бросилась догонять Анну Михайловну и в диванной с разбега бросилась ей на шею.
– Тетенька, голубушка, скажите, что такое?
– Ничего, мой друг.
– Нет, душенька, голубчик, милая, персик, я не отстaнy, я знаю, что вы знаете.
Анна Михайловна покачала головой.
– Voua etes une fine mouche, mon enfant, [Ты вострушка, дитя мое.] – сказала она.
– От Николеньки письмо? Наверно! – вскрикнула Наташа, прочтя утвердительный ответ в лице Анны Михайловны.
– Но ради Бога, будь осторожнее: ты знаешь, как это может поразить твою maman.
– Буду, буду, но расскажите. Не расскажете? Ну, так я сейчас пойду скажу.
Анна Михайловна в коротких словах рассказала Наташе содержание письма с условием не говорить никому.
Честное, благородное слово, – крестясь, говорила Наташа, – никому не скажу, – и тотчас же побежала к Соне.
– Николенька…ранен…письмо… – проговорила она торжественно и радостно.
– Nicolas! – только выговорила Соня, мгновенно бледнея.
Наташа, увидав впечатление, произведенное на Соню известием о ране брата, в первый раз почувствовала всю горестную сторону этого известия.
Она бросилась к Соне, обняла ее и заплакала. – Немножко ранен, но произведен в офицеры; он теперь здоров, он сам пишет, – говорила она сквозь слезы.
– Вот видно, что все вы, женщины, – плаксы, – сказал Петя, решительными большими шагами прохаживаясь по комнате. – Я так очень рад и, право, очень рад, что брат так отличился. Все вы нюни! ничего не понимаете. – Наташа улыбнулась сквозь слезы.
– Ты не читала письма? – спрашивала Соня.
– Не читала, но она сказала, что всё прошло, и что он уже офицер…
– Слава Богу, – сказала Соня, крестясь. – Но, может быть, она обманула тебя. Пойдем к maman.
Петя молча ходил по комнате.
– Кабы я был на месте Николушки, я бы еще больше этих французов убил, – сказал он, – такие они мерзкие! Я бы их побил столько, что кучу из них сделали бы, – продолжал Петя.
– Молчи, Петя, какой ты дурак!…
– Не я дурак, а дуры те, кто от пустяков плачут, – сказал Петя.
– Ты его помнишь? – после минутного молчания вдруг спросила Наташа. Соня улыбнулась: «Помню ли Nicolas?»
– Нет, Соня, ты помнишь ли его так, чтоб хорошо помнить, чтобы всё помнить, – с старательным жестом сказала Наташа, видимо, желая придать своим словам самое серьезное значение. – И я помню Николеньку, я помню, – сказала она. – А Бориса не помню. Совсем не помню…
– Как? Не помнишь Бориса? – спросила Соня с удивлением.
– Не то, что не помню, – я знаю, какой он, но не так помню, как Николеньку. Его, я закрою глаза и помню, а Бориса нет (она закрыла глаза), так, нет – ничего!
– Ах, Наташа, – сказала Соня, восторженно и серьезно глядя на свою подругу, как будто она считала ее недостойной слышать то, что она намерена была сказать, и как будто она говорила это кому то другому, с кем нельзя шутить. – Я полюбила раз твоего брата, и, что бы ни случилось с ним, со мной, я никогда не перестану любить его во всю жизнь.
Наташа удивленно, любопытными глазами смотрела на Соню и молчала. Она чувствовала, что то, что говорила Соня, была правда, что была такая любовь, про которую говорила Соня; но Наташа ничего подобного еще не испытывала. Она верила, что это могло быть, но не понимала.
– Ты напишешь ему? – спросила она.
Соня задумалась. Вопрос о том, как писать к Nicolas и нужно ли писать и как писать, был вопрос, мучивший ее. Теперь, когда он был уже офицер и раненый герой, хорошо ли было с ее стороны напомнить ему о себе и как будто о том обязательстве, которое он взял на себя в отношении ее.
– Не знаю; я думаю, коли он пишет, – и я напишу, – краснея, сказала она.
– И тебе не стыдно будет писать ему?
Соня улыбнулась.
– Нет.
– А мне стыдно будет писать Борису, я не буду писать.
– Да отчего же стыдно?Да так, я не знаю. Неловко, стыдно.
– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.
– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.
Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.
– C'est fait! [Дело сделано!] – сказала она графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной руке табакерку с портретом, в другой – письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.
Увидав графа, она протянула к нему руки, обняла его лысую голову и через лысую голову опять посмотрела на письмо и портрет и опять для того, чтобы прижать их к губам, слегка оттолкнула лысую голову. Вера, Наташа, Соня и Петя вошли в комнату, и началось чтение. В письме был кратко описан поход и два сражения, в которых участвовал Николушка, производство в офицеры и сказано, что он целует руки maman и papa, прося их благословения, и целует Веру, Наташу, Петю. Кроме того он кланяется m r Шелингу, и m mе Шос и няне, и, кроме того, просит поцеловать дорогую Соню, которую он всё так же любит и о которой всё так же вспоминает. Услыхав это, Соня покраснела так, что слезы выступили ей на глаза. И, не в силах выдержать обратившиеся на нее взгляды, она побежала в залу, разбежалась, закружилась и, раздув баллоном платье свое, раскрасневшаяся и улыбающаяся, села на пол. Графиня плакала.
– О чем же вы плачете, maman? – сказала Вера. – По всему, что он пишет, надо радоваться, а не плакать.
Это было совершенно справедливо, но и граф, и графиня, и Наташа – все с упреком посмотрели на нее. «И в кого она такая вышла!» подумала графиня.
Письмо Николушки было прочитано сотни раз, и те, которые считались достойными его слушать, должны были приходить к графине, которая не выпускала его из рук. Приходили гувернеры, няни, Митенька, некоторые знакомые, и графиня перечитывала письмо всякий раз с новым наслаждением и всякий раз открывала по этому письму новые добродетели в своем Николушке. Как странно, необычайно, радостно ей было, что сын ее – тот сын, который чуть заметно крошечными членами шевелился в ней самой 20 лет тому назад, тот сын, за которого она ссорилась с баловником графом, тот сын, который выучился говорить прежде: «груша», а потом «баба», что этот сын теперь там, в чужой земле, в чужой среде, мужественный воин, один, без помощи и руководства, делает там какое то свое мужское дело. Весь всемирный вековой опыт, указывающий на то, что дети незаметным путем от колыбели делаются мужами, не существовал для графини. Возмужание ее сына в каждой поре возмужания было для нее так же необычайно, как бы и не было никогда миллионов миллионов людей, точно так же возмужавших. Как не верилось 20 лет тому назад, чтобы то маленькое существо, которое жило где то там у ней под сердцем, закричало бы и стало сосать грудь и стало бы говорить, так и теперь не верилось ей, что это же существо могло быть тем сильным, храбрым мужчиной, образцом сыновей и людей, которым он был теперь, судя по этому письму.
– Что за штиль, как он описывает мило! – говорила она, читая описательную часть письма. – И что за душа! Об себе ничего… ничего! О каком то Денисове, а сам, верно, храбрее их всех. Ничего не пишет о своих страданиях. Что за сердце! Как я узнаю его! И как вспомнил всех! Никого не забыл. Я всегда, всегда говорила, еще когда он вот какой был, я всегда говорила…
Более недели готовились, писались брульоны и переписывались набело письма к Николушке от всего дома; под наблюдением графини и заботливостью графа собирались нужные вещицы и деньги для обмундирования и обзаведения вновь произведенного офицера. Анна Михайловна, практическая женщина, сумела устроить себе и своему сыну протекцию в армии даже и для переписки. Она имела случай посылать свои письма к великому князю Константину Павловичу, который командовал гвардией. Ростовы предполагали, что русская гвардия за границей , есть совершенно определительный адрес, и что ежели письмо дойдет до великого князя, командовавшего гвардией, то нет причины, чтобы оно не дошло до Павлоградского полка, который должен быть там же поблизости; и потому решено было отослать письма и деньги через курьера великого князя к Борису, и Борис уже должен был доставить их к Николушке. Письма были от старого графа, от графини, от Пети, от Веры, от Наташи, от Сони и, наконец, 6 000 денег на обмундировку и различные вещи, которые граф посылал сыну.


12 го ноября кутузовская боевая армия, стоявшая лагерем около Ольмюца, готовилась к следующему дню на смотр двух императоров – русского и австрийского. Гвардия, только что подошедшая из России, ночевала в 15 ти верстах от Ольмюца и на другой день прямо на смотр, к 10 ти часам утра, вступала на ольмюцкое поле.
Николай Ростов в этот день получил от Бориса записку, извещавшую его, что Измайловский полк ночует в 15 ти верстах не доходя Ольмюца, и что он ждет его, чтобы передать письмо и деньги. Деньги были особенно нужны Ростову теперь, когда, вернувшись из похода, войска остановились под Ольмюцом, и хорошо снабженные маркитанты и австрийские жиды, предлагая всякого рода соблазны, наполняли лагерь. У павлоградцев шли пиры за пирами, празднования полученных за поход наград и поездки в Ольмюц к вновь прибывшей туда Каролине Венгерке, открывшей там трактир с женской прислугой. Ростов недавно отпраздновал свое вышедшее производство в корнеты, купил Бедуина, лошадь Денисова, и был кругом должен товарищам и маркитантам. Получив записку Бориса, Ростов с товарищем поехал до Ольмюца, там пообедал, выпил бутылку вина и один поехал в гвардейский лагерь отыскивать своего товарища детства. Ростов еще не успел обмундироваться. На нем была затасканная юнкерская куртка с солдатским крестом, такие же, подбитые затертой кожей, рейтузы и офицерская с темляком сабля; лошадь, на которой он ехал, была донская, купленная походом у казака; гусарская измятая шапочка была ухарски надета назад и набок. Подъезжая к лагерю Измайловского полка, он думал о том, как он поразит Бориса и всех его товарищей гвардейцев своим обстреленным боевым гусарским видом.
Гвардия весь поход прошла, как на гуляньи, щеголяя своей чистотой и дисциплиной. Переходы были малые, ранцы везли на подводах, офицерам австрийское начальство готовило на всех переходах прекрасные обеды. Полки вступали и выступали из городов с музыкой, и весь поход (чем гордились гвардейцы), по приказанию великого князя, люди шли в ногу, а офицеры пешком на своих местах. Борис всё время похода шел и стоял с Бергом, теперь уже ротным командиром. Берг, во время похода получив роту, успел своей исполнительностью и аккуратностью заслужить доверие начальства и устроил весьма выгодно свои экономические дела; Борис во время похода сделал много знакомств с людьми, которые могли быть ему полезными, и через рекомендательное письмо, привезенное им от Пьера, познакомился с князем Андреем Болконским, через которого он надеялся получить место в штабе главнокомандующего. Берг и Борис, чисто и аккуратно одетые, отдохнув после последнего дневного перехода, сидели в чистой отведенной им квартире перед круглым столом и играли в шахматы. Берг держал между колен курящуюся трубочку. Борис, с свойственной ему аккуратностью, белыми тонкими руками пирамидкой уставлял шашки, ожидая хода Берга, и глядел на лицо своего партнера, видимо думая об игре, как он и всегда думал только о том, чем он был занят.
– Ну ка, как вы из этого выйдете? – сказал он.
– Будем стараться, – отвечал Берг, дотрогиваясь до пешки и опять опуская руку.
В это время дверь отворилась.
– Вот он, наконец, – закричал Ростов. – И Берг тут! Ах ты, петизанфан, але куше дормир , [Дети, идите ложиться спать,] – закричал он, повторяя слова няньки, над которыми они смеивались когда то вместе с Борисом.
– Батюшки! как ты переменился! – Борис встал навстречу Ростову, но, вставая, не забыл поддержать и поставить на место падавшие шахматы и хотел обнять своего друга, но Николай отсторонился от него. С тем особенным чувством молодости, которая боится битых дорог, хочет, не подражая другим, по новому, по своему выражать свои чувства, только бы не так, как выражают это, часто притворно, старшие, Николай хотел что нибудь особенное сделать при свидании с другом: он хотел как нибудь ущипнуть, толкнуть Бориса, но только никак не поцеловаться, как это делали все. Борис же, напротив, спокойно и дружелюбно обнял и три раза поцеловал Ростова.
Они полгода не видались почти; и в том возрасте, когда молодые люди делают первые шаги на пути жизни, оба нашли друг в друге огромные перемены, совершенно новые отражения тех обществ, в которых они сделали свои первые шаги жизни. Оба много переменились с своего последнего свидания и оба хотели поскорее выказать друг другу происшедшие в них перемены.
– Ах вы, полотеры проклятые! Чистенькие, свеженькие, точно с гулянья, не то, что мы грешные, армейщина, – говорил Ростов с новыми для Бориса баритонными звуками в голосе и армейскими ухватками, указывая на свои забрызганные грязью рейтузы.
Хозяйка немка высунулась из двери на громкий голос Ростова.
– Что, хорошенькая? – сказал он, подмигнув.
– Что ты так кричишь! Ты их напугаешь, – сказал Борис. – А я тебя не ждал нынче, – прибавил он. – Я вчера, только отдал тебе записку через одного знакомого адъютанта Кутузовского – Болконского. Я не думал, что он так скоро тебе доставит… Ну, что ты, как? Уже обстрелен? – спросил Борис.
Ростов, не отвечая, тряхнул по солдатскому Георгиевскому кресту, висевшему на снурках мундира, и, указывая на свою подвязанную руку, улыбаясь, взглянул на Берга.
– Как видишь, – сказал он.
– Вот как, да, да! – улыбаясь, сказал Борис, – а мы тоже славный поход сделали. Ведь ты знаешь, его высочество постоянно ехал при нашем полку, так что у нас были все удобства и все выгоды. В Польше что за приемы были, что за обеды, балы – я не могу тебе рассказать. И цесаревич очень милостив был ко всем нашим офицерам.
И оба приятеля рассказывали друг другу – один о своих гусарских кутежах и боевой жизни, другой о приятности и выгодах службы под командою высокопоставленных лиц и т. п.
– О гвардия! – сказал Ростов. – А вот что, пошли ка за вином.
Борис поморщился.
– Ежели непременно хочешь, – сказал он.
И, подойдя к кровати, из под чистых подушек достал кошелек и велел принести вина.