29-я моторизованная пехотная дивизия (Третий рейх)
Поделись знанием:
Эти три сборища, шедшие вместе, – кавалерийское депо, депо пленных и обоз Жюно, – все еще составляли что то отдельное и цельное, хотя и то, и другое, и третье быстро таяло.
В депо, в котором было сто двадцать повозок сначала, теперь оставалось не больше шестидесяти; остальные были отбиты или брошены. Из обоза Жюно тоже было оставлено и отбито несколько повозок. Три повозки были разграблены набежавшими отсталыми солдатами из корпуса Даву. Из разговоров немцев Пьер слышал, что к этому обозу ставили караул больше, чем к пленным, и что один из их товарищей, солдат немец, был расстрелян по приказанию самого маршала за то, что у солдата нашли серебряную ложку, принадлежавшую маршалу.
Больше же всего из этих трех сборищ растаяло депо пленных. Из трехсот тридцати человек, вышедших из Москвы, теперь оставалось меньше ста. Пленные еще более, чем седла кавалерийского депо и чем обоз Жюно, тяготили конвоирующих солдат. Седла и ложки Жюно, они понимали, что могли для чего нибудь пригодиться, но для чего было голодным и холодным солдатам конвоя стоять на карауле и стеречь таких же холодных и голодных русских, которые мерли и отставали дорогой, которых было велено пристреливать, – это было не только непонятно, но и противно. И конвойные, как бы боясь в том горестном положении, в котором они сами находились, не отдаться бывшему в них чувству жалости к пленным и тем ухудшить свое положение, особенно мрачно и строго обращались с ними.
В Дорогобуже, в то время как, заперев пленных в конюшню, конвойные солдаты ушли грабить свои же магазины, несколько человек пленных солдат подкопались под стену и убежали, но были захвачены французами и расстреляны.
Прежний, введенный при выходе из Москвы, порядок, чтобы пленные офицеры шли отдельно от солдат, уже давно был уничтожен; все те, которые могли идти, шли вместе, и Пьер с третьего перехода уже соединился опять с Каратаевым и лиловой кривоногой собакой, которая избрала себе хозяином Каратаева.
С Каратаевым, на третий день выхода из Москвы, сделалась та лихорадка, от которой он лежал в московском гошпитале, и по мере того как Каратаев ослабевал, Пьер отдалялся от него. Пьер не знал отчего, но, с тех пор как Каратаев стал слабеть, Пьер должен был делать усилие над собой, чтобы подойти к нему. И подходя к нему и слушая те тихие стоны, с которыми Каратаев обыкновенно на привалах ложился, и чувствуя усилившийся теперь запах, который издавал от себя Каратаев, Пьер отходил от него подальше и не думал о нем.
В плену, в балагане, Пьер узнал не умом, а всем существом своим, жизнью, что человек сотворен для счастья, что счастье в нем самом, в удовлетворении естественных человеческих потребностей, и что все несчастье происходит не от недостатка, а от излишка; но теперь, в эти последние три недели похода, он узнал еще новую, утешительную истину – он узнал, что на свете нет ничего страшного. Он узнал, что так как нет положения, в котором бы человек был счастлив и вполне свободен, так и нет положения, в котором бы он был бы несчастлив и несвободен. Он узнал, что есть граница страданий и граница свободы и что эта граница очень близка; что тот человек, который страдал оттого, что в розовой постели его завернулся один листок, точно так же страдал, как страдал он теперь, засыпая на голой, сырой земле, остужая одну сторону и пригревая другую; что, когда он, бывало, надевал свои бальные узкие башмаки, он точно так же страдал, как теперь, когда он шел уже босой совсем (обувь его давно растрепалась), ногами, покрытыми болячками. Он узнал, что, когда он, как ему казалось, по собственной своей воле женился на своей жене, он был не более свободен, чем теперь, когда его запирали на ночь в конюшню. Из всего того, что потом и он называл страданием, но которое он тогда почти не чувствовал, главное были босые, стертые, заструпелые ноги. (Лошадиное мясо было вкусно и питательно, селитренный букет пороха, употребляемого вместо соли, был даже приятен, холода большого не было, и днем на ходу всегда бывало жарко, а ночью были костры; вши, евшие тело, приятно согревали.) Одно было тяжело в первое время – это ноги.
Во второй день перехода, осмотрев у костра свои болячки, Пьер думал невозможным ступить на них; но когда все поднялись, он пошел, прихрамывая, и потом, когда разогрелся, пошел без боли, хотя к вечеру страшнее еще было смотреть на ноги. Но он не смотрел на них и думал о другом.
Теперь только Пьер понял всю силу жизненности человека и спасительную силу перемещения внимания, вложенную в человека, подобную тому спасительному клапану в паровиках, который выпускает лишний пар, как только плотность его превышает известную норму.
Он не видал и не слыхал, как пристреливали отсталых пленных, хотя более сотни из них уже погибли таким образом. Он не думал о Каратаеве, который слабел с каждым днем и, очевидно, скоро должен был подвергнуться той же участи. Еще менее Пьер думал о себе. Чем труднее становилось его положение, чем страшнее была будущность, тем независимее от того положения, в котором он находился, приходили ему радостные и успокоительные мысли, воспоминания и представления.
22 го числа, в полдень, Пьер шел в гору по грязной, скользкой дороге, глядя на свои ноги и на неровности пути. Изредка он взглядывал на знакомую толпу, окружающую его, и опять на свои ноги. И то и другое было одинаково свое и знакомое ему. Лиловый кривоногий Серый весело бежал стороной дороги, изредка, в доказательство своей ловкости и довольства, поджимая заднюю лапу и прыгая на трех и потом опять на всех четырех бросаясь с лаем на вороньев, которые сидели на падали. Серый был веселее и глаже, чем в Москве. Со всех сторон лежало мясо различных животных – от человеческого до лошадиного, в различных степенях разложения; и волков не подпускали шедшие люди, так что Серый мог наедаться сколько угодно.
Дождик шел с утра, и казалось, что вот вот он пройдет и на небе расчистит, как вслед за непродолжительной остановкой припускал дождик еще сильнее. Напитанная дождем дорога уже не принимала в себя воды, и ручьи текли по колеям.
Пьер шел, оглядываясь по сторонам, считая шаги по три, и загибал на пальцах. Обращаясь к дождю, он внутренне приговаривал: ну ка, ну ка, еще, еще наддай.
Ему казалось, что он ни о чем не думает; но далеко и глубоко где то что то важное и утешительное думала его душа. Это что то было тончайшее духовное извлечение из вчерашнего его разговора с Каратаевым.
Вчера, на ночном привале, озябнув у потухшего огня, Пьер встал и перешел к ближайшему, лучше горящему костру. У костра, к которому он подошел, сидел Платон, укрывшись, как ризой, с головой шинелью, и рассказывал солдатам своим спорым, приятным, но слабым, болезненным голосом знакомую Пьеру историю. Было уже за полночь. Это было то время, в которое Каратаев обыкновенно оживал от лихорадочного припадка и бывал особенно оживлен. Подойдя к костру и услыхав слабый, болезненный голос Платона и увидав его ярко освещенное огнем жалкое лицо, Пьера что то неприятно кольнуло в сердце. Он испугался своей жалости к этому человеку и хотел уйти, но другого костра не было, и Пьер, стараясь не глядеть на Платона, подсел к костру.
– Что, как твое здоровье? – спросил он.
– Что здоровье? На болезнь плакаться – бог смерти не даст, – сказал Каратаев и тотчас же возвратился к начатому рассказу.
– …И вот, братец ты мой, – продолжал Платон с улыбкой на худом, бледном лице и с особенным, радостным блеском в глазах, – вот, братец ты мой…
Пьер знал эту историю давно, Каратаев раз шесть ему одному рассказывал эту историю, и всегда с особенным, радостным чувством. Но как ни хорошо знал Пьер эту историю, он теперь прислушался к ней, как к чему то новому, и тот тихий восторг, который, рассказывая, видимо, испытывал Каратаев, сообщился и Пьеру. История эта была о старом купце, благообразно и богобоязненно жившем с семьей и поехавшем однажды с товарищем, богатым купцом, к Макарью.
Остановившись на постоялом дворе, оба купца заснули, и на другой день товарищ купца был найден зарезанным и ограбленным. Окровавленный нож найден был под подушкой старого купца. Купца судили, наказали кнутом и, выдернув ноздри, – как следует по порядку, говорил Каратаев, – сослали в каторгу.
– И вот, братец ты мой (на этом месте Пьер застал рассказ Каратаева), проходит тому делу годов десять или больше того. Живет старичок на каторге. Как следовает, покоряется, худого не делает. Только у бога смерти просит. – Хорошо. И соберись они, ночным делом, каторжные то, так же вот как мы с тобой, и старичок с ними. И зашел разговор, кто за что страдает, в чем богу виноват. Стали сказывать, тот душу загубил, тот две, тот поджег, тот беглый, так ни за что. Стали старичка спрашивать: ты за что, мол, дедушка, страдаешь? Я, братцы мои миленькие, говорит, за свои да за людские грехи страдаю. А я ни душ не губил, ни чужого не брал, акромя что нищую братию оделял. Я, братцы мои миленькие, купец; и богатство большое имел. Так и так, говорит. И рассказал им, значит, как все дело было, по порядку. Я, говорит, о себе не тужу. Меня, значит, бог сыскал. Одно, говорит, мне свою старуху и деток жаль. И так то заплакал старичок. Случись в их компании тот самый человек, значит, что купца убил. Где, говорит, дедушка, было? Когда, в каком месяце? все расспросил. Заболело у него сердце. Подходит таким манером к старичку – хлоп в ноги. За меня ты, говорит, старичок, пропадаешь. Правда истинная; безвинно напрасно, говорит, ребятушки, человек этот мучится. Я, говорит, то самое дело сделал и нож тебе под голова сонному подложил. Прости, говорит, дедушка, меня ты ради Христа.
| 29-я пехотная дивизия 29. Infanterie-Division / 29-я моторизованная пехотная дивизия 29. Infanterie-Division (mot.) | |
 Эмблема 29-й пехотной дивизии | |
| Годы существования | |
|---|---|
| Страна | |
| Тип | |
| Численность |
15 000 человек |
| Дислокация | |
| Прозвище |
Соколы |
| Участие в |
|
29-я моторизованная пехотная дивизия (из-за своей характерной эмблемы ещё известна как «Фальке» — «Сокол») — боевое соединение вермахта.
Содержание
История дивизии
Сформирована как 29-я пехотная дивизия в Эрфурте в 1936 году, в 1937-м преобразована в 29-ю моторизованную пехотную дивизию.
В польской кампании наступала во втором эшелоне 47-го моторизованного корпуса.
25 июня 1941 года прикрывала Слоним от контратак советских войск. В июле 1941 года наступала на Смоленск. К 15 июля овладела частью Смоленска. 10 августа 1941 года находилась в Рославле. Осенью 1941 года действовала в составе 47-го МК в районе Орла и Брянска.
В 1942 году в составе 4-го корпуса 6-й армии была в Сталинграде. Капитулировала в январе 1943 года вместе с командиром.
С марта 1943 формировалась заново во Франции, в июне 1943 переформирована в 29-ю панцергренадерскую дивизию (29. Panzer-Grenadier-Division) и действовала на Западном фронте, в Италии до марта 1945.
Организация
1936 г.
- 15-й пехотный полк
- 71-й пехотный полк
- 86-й пехотный полк
- 29-й артиллерийский полк
- 29-й противотанковый батальон
- 29-й саперный батальон
- 29-й батальон связи
- 9-й автомобильный батальон
1939 г.
- 15-й пехотный моторизованный полк
- 71-й пехотный моторизованный полк
- 86-й пехотный моторизованный полк
- 29-й артиллерийский моторизованный полк
- 1-й дивизион 65-го артиллерийского полка
- 29-й разведывательный батальон
- 29-й противотанковый батальон
- 29-й моторизованный батальон связи
- 29-й саперный моторизованный батальон
- 29-й запасной батальон
1942 г.
- 15-й пехотный моторизованный полк
- 71-й пехотный моторизованный полк
- 29-й артиллерийский моторизованный полк
- 29-й разведывательный батальон
- 29-й мотоциклетный батальон
- 29-й противотанковый батальон
- 29-й саперный моторизованный батальон
- 29-й моторизованный батальон связи
1943 г.
- 15-й гренадерский моторизованный полк
- 71-й гренадерский моторизованный полк
- 29-й артиллерийский моторизованный полк
- 129-й танковый батальон
- 129-й танковый разведывательный батальон
- 29-й противотанковый батальон
- 313-й зенитно-артиллерийский дивизион
- 29-й саперный моторизованный батальон
- 29-й моторизованный батальон связи
- 29-й запасной батальон
Командиры дивизии
- генерал-лейтенант Густав фон Витерсхайм (1936 — 1 марта 1938)
- генерал-лейтенант Иоахим Лемельзен (1 марта 1938 — 7 мая 1940)
- генерал-майор Виллибальд фрайхерр фон Лангерманн унд Эрленкамп (7 мая — 7 сентября 1940)
- генерал-майор Вальтер фон Больтенштерн (7 сентября 1940 — 20 сентября 1941)
- генерал-майор Макс Фремерей (20 сентября 1941 — 25 сентября 1942)
- генерал-майор Ганс-Георг Лейзер (25 сентября 1942 — 31 января 1943, взят в плен в Сталинграде)
- генерал-майор, затем генерал-лейтенант Вальтер Фрис (1 марта 1943 — 5 марта 1944)
- полковник Ганс Бёльзен (5-20 марта 1944)
- генерал-лейтенант Вальтер Фрис (20 марта — 31 августа 1944)
- генерал-лейтенант Фриц Полак (31 августа 1944 — до конца войны)
Награждённые Рыцарским крестом Железного креста (26)
- Карл-Аугуст Похат, 05.08.1940 – оберстлейтенант, командир 29-го разведывательного моторизованного батальона
- Ганс Хеккер, 05.08.1940 – оберстлейтенант, командир 29-го саперного моторизованного батальона
- Вальтер Вессель, 15.08.1940 – полковник, командир 15-го пехотного моторизованного полка
- Виллибальд фрайхерр фон Лангерманн унд Эрленкамп, 15.08.1940 – генерал-майор, командир 29-й пехотной моторизованной дивизии
- Гюнтер Крач, 29.09.1940 – майор, командир 1-го дивизиона 65-го артиллерийского полка
- Оскар Альбрехт, 24.07.1941 – унтер-офицер, командир орудия 14-й (противотанковой) роты 15-го пехотного моторизованного полка
- Герхард Франц, 24.07.1941 – оберстлейтенант Генерального штаба, начальник оперативного отдела штаба 29-й пехотной моторизованной дивизии
- Вильгельм Хенц, 08.08.1941 – лейтенант, командир 2-й роты 29-го мотоциклетного батальона
- Вальтер фон Больтенштерн, 13.08.1941 – генерал-майор, командир 29-й пехотной моторизованной дивизии
- Вильгельм Томас, 13.10.1941 – полковник, командир 71-го пехотного моторизованного полка
- Юрген фрайхерр фон Гёрне-Плауэ, 20.10.1941 – капитан, командир 29-го разведывательного моторизованного батальона
- Герман Рупперт, 12.01.1942 – лейтенант, командир взвода 3-й роты 15-го пехотного моторизованного полка
- Макс Фремерей, 28.07.1942 – генерал-майор, командир 29-й пехотной моторизованной дивизии
- Фитус Штюрбер, 29.12.1942 – оберстлейтенант, командир 71-го гренадерского моторизованного полка
- Людвиг Хиршманн, 19.01.1943 – лейтенант, офицер 11-й батареи 29-го артиллерийского моторизованного полка
- Вальтер Крюгер, 27.08.1943 – оберстлейтенант, командир 71-го гренадерского моторизованного полка
- Фриц Полак, 27.08.1943 – полковник, командир 29-го артиллерийского моторизованного полка
- Карл-Хайнц Хольцапфель, 11.09.1943 – капитан, командир 29-го саперного моторизованного батальона
- Георг фон Штюнцнер, 17.09.1943 – оберстлейтенант Генерального штаба, начальник оперативного отдела штаба 29-й панцергренадерской дивизии
- Макс Улих, 02.11.1943 – полковник, командир 15-го гренадерского моторизованного полка
- Эвальд Шерлинг, 26.01.1944 – обер-ефрейтор, пулеметчик 9-й роты 15-го гренадерского моторизованного полка
- Эрнст-Георг барон фон Хейкинг, 06.04.1944 – ротмистр, командир 3-го (егерского)[1] батальона 15-го гренадерского моторизованного полка
- Ганс-Гюнтер Дёнике, 27.07.1944 – капитан, командир 1-го батальона 71-го гренадерского моторизованного полка
- Хельмут Майтцель, 27.07.1944 – капитан, командир 2-го батальона 15-го гренадерского моторизованного полка
- Фриц Шмидт, 09.12.1944 – обер-лейтенант, адъютант 2-го батальона 15-го гренадерского моторизованного полка
- Ганс Дрекслер, 12.01.1945 – капитан, командир 4-й роты 129-го танкового разведывательного батальона
Рыцарский Крест Железного креста с Дубовыми листьями (2)
- Вальтер Вессель (№ 76), 17.02.1942 – полковник, командир 15-го пехотного моторизованного полка
- Вальтер Фрис (№ 378), 29.01.1944 – генерал-лейтенант, командир 29-й панцергренадерской дивизии
Рыцарский Крест Железного креста с Дубовыми листьями и Мечами
- Вальтер Фрис (№ 87), 11.08.1944 – генерал-лейтенант, командир 29-й панцергренадерской дивизии
См. также
Напишите отзыв о статье "29-я моторизованная пехотная дивизия (Третий рейх)"
Литература
- Samuel W. Mitcham. [books.google.com/books?id=P_Q980chke0C&printsec=frontcover&hl=ru&source=gbs_similarbooks_r&cad=2#v=onepage&q&f=true German Order of Battle: 1st—290th Infantry Divisions in World War II]. — Paderborn: Stackpole Books, 2007. — Vol. 1. — 400 p. — (Stackpole military history series). — ISBN 0-811-73416-1.
- Samuel W. Mitcham. [books.google.com/books?id=H9_zfpLr94AC&printsec=frontcover&hl=ru&source=gbs_ge_summary_r&cad=0#v=onepage&q&f=true German Order of Battle: Panzer, Panzer Grenadier and Waffen SS Divisions in World War II]. — Paderborn: Stackpole Books, 2007. — Vol. 3. — 400 p. — (Stackpole military history series). — ISBN 0-811-73438-2.
- Georg Tessin. Band 4: Die Landstreitkräfte. Nr. 15-30 // Verbände und Truppen der Deutschen Wehrmacht und Waffen SS im Zweiten Weltkrieg 1939-1945. — 2. — Osnabrück: Biblio Verlag, 1976. — Bd. 4. — 300 S. — ISBN 3-764-81083-1.
- Joachim Lemelsen, Julius Schmidt. 29. Division, 29. Infanterie-Division (mot.), 29. Panzergrenadier-Division. — Bad Nauheim: Podzun-Pallas-Verlag, 1960. — 487 p.
- Franz Götte, Herbert Peiler. Die 29. Falke-Division 1936 - 1945. Die 29. Infanterie-Division, 29. Infanterie-Division (mot.), 29. Panzer-Grenadier-Division-Falke-Division: eine Dokumentation in Bildern. — Friedberg: Podzun-Pallas-Verlag, 1984. — 160 p.
- David M. Glantz. Armageddon in Stalingrad: September-November 1942. — Lawrence, KS: University Press of Kansas, 2009. — Vol. 2. — 896 p. — (The Stalingrad Trilogy). — ISBN 0-700-61664-0.
Примечания
- ↑ Третий батальон 15-го пехотного полка являлся продолжателем традиций 11-го гессенского егерского батальона и носил название «Марбургские егеря»
Ссылки
- [www.feldgrau.com/InfDiv.php?ID=29 29.Infanterie-Division] (англ.). feldgrau.com. [www.webcitation.org/67Ukbcf0m Архивировано из первоисточника 8 мая 2012].
- [www.lexikon-der-wehrmacht.de/Gliederungen/Infanteriedivisionen/29ID.htm 29.Infanterie-Division] (нем.). lexikon-der-wehrmacht.de. [www.webcitation.org/67Ukc2gko Архивировано из первоисточника 8 мая 2012].
- [www.lexikon-der-wehrmacht.de/Gliederungen/Panzergrenadierdivisionen/29PGD-R.htm 29.Panzergrenadier-Division] (нем.). lexikon-der-wehrmacht.de. [www.webcitation.org/67UkcaV2G Архивировано из первоисточника 8 мая 2012].
- [www.axishistory.com/index.php?id=1014 29.Infanterie-Division] (англ.). axishistory.com. [www.webcitation.org/67Ukd3fVY Архивировано из первоисточника 8 мая 2012].
- [www.axishistory.com/index.php?id=1336 29.Panzergrenadier-Division] (англ.). axishistory.com. [www.webcitation.org/67UkddIMX Архивировано из первоисточника 8 мая 2012].
- [www.balsi.de/Weltkrieg/Einheiten/Mot-Divisionen/29-ID-mot.htm 29.Infanterie-Division (mot.)] (нем.). balsi.de. [www.webcitation.org/67UkeBlCZ Архивировано из первоисточника 8 мая 2012].
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий 29-я моторизованная пехотная дивизия (Третий рейх)
Несколько раз во время похода бывали фальшивые тревоги, и солдаты конвоя поднимали ружья, стреляли и бежали стремглав, давя друг друга, но потом опять собирались и бранили друг друга за напрасный страх.Эти три сборища, шедшие вместе, – кавалерийское депо, депо пленных и обоз Жюно, – все еще составляли что то отдельное и цельное, хотя и то, и другое, и третье быстро таяло.
В депо, в котором было сто двадцать повозок сначала, теперь оставалось не больше шестидесяти; остальные были отбиты или брошены. Из обоза Жюно тоже было оставлено и отбито несколько повозок. Три повозки были разграблены набежавшими отсталыми солдатами из корпуса Даву. Из разговоров немцев Пьер слышал, что к этому обозу ставили караул больше, чем к пленным, и что один из их товарищей, солдат немец, был расстрелян по приказанию самого маршала за то, что у солдата нашли серебряную ложку, принадлежавшую маршалу.
Больше же всего из этих трех сборищ растаяло депо пленных. Из трехсот тридцати человек, вышедших из Москвы, теперь оставалось меньше ста. Пленные еще более, чем седла кавалерийского депо и чем обоз Жюно, тяготили конвоирующих солдат. Седла и ложки Жюно, они понимали, что могли для чего нибудь пригодиться, но для чего было голодным и холодным солдатам конвоя стоять на карауле и стеречь таких же холодных и голодных русских, которые мерли и отставали дорогой, которых было велено пристреливать, – это было не только непонятно, но и противно. И конвойные, как бы боясь в том горестном положении, в котором они сами находились, не отдаться бывшему в них чувству жалости к пленным и тем ухудшить свое положение, особенно мрачно и строго обращались с ними.
В Дорогобуже, в то время как, заперев пленных в конюшню, конвойные солдаты ушли грабить свои же магазины, несколько человек пленных солдат подкопались под стену и убежали, но были захвачены французами и расстреляны.
Прежний, введенный при выходе из Москвы, порядок, чтобы пленные офицеры шли отдельно от солдат, уже давно был уничтожен; все те, которые могли идти, шли вместе, и Пьер с третьего перехода уже соединился опять с Каратаевым и лиловой кривоногой собакой, которая избрала себе хозяином Каратаева.
С Каратаевым, на третий день выхода из Москвы, сделалась та лихорадка, от которой он лежал в московском гошпитале, и по мере того как Каратаев ослабевал, Пьер отдалялся от него. Пьер не знал отчего, но, с тех пор как Каратаев стал слабеть, Пьер должен был делать усилие над собой, чтобы подойти к нему. И подходя к нему и слушая те тихие стоны, с которыми Каратаев обыкновенно на привалах ложился, и чувствуя усилившийся теперь запах, который издавал от себя Каратаев, Пьер отходил от него подальше и не думал о нем.
В плену, в балагане, Пьер узнал не умом, а всем существом своим, жизнью, что человек сотворен для счастья, что счастье в нем самом, в удовлетворении естественных человеческих потребностей, и что все несчастье происходит не от недостатка, а от излишка; но теперь, в эти последние три недели похода, он узнал еще новую, утешительную истину – он узнал, что на свете нет ничего страшного. Он узнал, что так как нет положения, в котором бы человек был счастлив и вполне свободен, так и нет положения, в котором бы он был бы несчастлив и несвободен. Он узнал, что есть граница страданий и граница свободы и что эта граница очень близка; что тот человек, который страдал оттого, что в розовой постели его завернулся один листок, точно так же страдал, как страдал он теперь, засыпая на голой, сырой земле, остужая одну сторону и пригревая другую; что, когда он, бывало, надевал свои бальные узкие башмаки, он точно так же страдал, как теперь, когда он шел уже босой совсем (обувь его давно растрепалась), ногами, покрытыми болячками. Он узнал, что, когда он, как ему казалось, по собственной своей воле женился на своей жене, он был не более свободен, чем теперь, когда его запирали на ночь в конюшню. Из всего того, что потом и он называл страданием, но которое он тогда почти не чувствовал, главное были босые, стертые, заструпелые ноги. (Лошадиное мясо было вкусно и питательно, селитренный букет пороха, употребляемого вместо соли, был даже приятен, холода большого не было, и днем на ходу всегда бывало жарко, а ночью были костры; вши, евшие тело, приятно согревали.) Одно было тяжело в первое время – это ноги.
Во второй день перехода, осмотрев у костра свои болячки, Пьер думал невозможным ступить на них; но когда все поднялись, он пошел, прихрамывая, и потом, когда разогрелся, пошел без боли, хотя к вечеру страшнее еще было смотреть на ноги. Но он не смотрел на них и думал о другом.
Теперь только Пьер понял всю силу жизненности человека и спасительную силу перемещения внимания, вложенную в человека, подобную тому спасительному клапану в паровиках, который выпускает лишний пар, как только плотность его превышает известную норму.
Он не видал и не слыхал, как пристреливали отсталых пленных, хотя более сотни из них уже погибли таким образом. Он не думал о Каратаеве, который слабел с каждым днем и, очевидно, скоро должен был подвергнуться той же участи. Еще менее Пьер думал о себе. Чем труднее становилось его положение, чем страшнее была будущность, тем независимее от того положения, в котором он находился, приходили ему радостные и успокоительные мысли, воспоминания и представления.
22 го числа, в полдень, Пьер шел в гору по грязной, скользкой дороге, глядя на свои ноги и на неровности пути. Изредка он взглядывал на знакомую толпу, окружающую его, и опять на свои ноги. И то и другое было одинаково свое и знакомое ему. Лиловый кривоногий Серый весело бежал стороной дороги, изредка, в доказательство своей ловкости и довольства, поджимая заднюю лапу и прыгая на трех и потом опять на всех четырех бросаясь с лаем на вороньев, которые сидели на падали. Серый был веселее и глаже, чем в Москве. Со всех сторон лежало мясо различных животных – от человеческого до лошадиного, в различных степенях разложения; и волков не подпускали шедшие люди, так что Серый мог наедаться сколько угодно.
Дождик шел с утра, и казалось, что вот вот он пройдет и на небе расчистит, как вслед за непродолжительной остановкой припускал дождик еще сильнее. Напитанная дождем дорога уже не принимала в себя воды, и ручьи текли по колеям.
Пьер шел, оглядываясь по сторонам, считая шаги по три, и загибал на пальцах. Обращаясь к дождю, он внутренне приговаривал: ну ка, ну ка, еще, еще наддай.
Ему казалось, что он ни о чем не думает; но далеко и глубоко где то что то важное и утешительное думала его душа. Это что то было тончайшее духовное извлечение из вчерашнего его разговора с Каратаевым.
Вчера, на ночном привале, озябнув у потухшего огня, Пьер встал и перешел к ближайшему, лучше горящему костру. У костра, к которому он подошел, сидел Платон, укрывшись, как ризой, с головой шинелью, и рассказывал солдатам своим спорым, приятным, но слабым, болезненным голосом знакомую Пьеру историю. Было уже за полночь. Это было то время, в которое Каратаев обыкновенно оживал от лихорадочного припадка и бывал особенно оживлен. Подойдя к костру и услыхав слабый, болезненный голос Платона и увидав его ярко освещенное огнем жалкое лицо, Пьера что то неприятно кольнуло в сердце. Он испугался своей жалости к этому человеку и хотел уйти, но другого костра не было, и Пьер, стараясь не глядеть на Платона, подсел к костру.
– Что, как твое здоровье? – спросил он.
– Что здоровье? На болезнь плакаться – бог смерти не даст, – сказал Каратаев и тотчас же возвратился к начатому рассказу.
– …И вот, братец ты мой, – продолжал Платон с улыбкой на худом, бледном лице и с особенным, радостным блеском в глазах, – вот, братец ты мой…
Пьер знал эту историю давно, Каратаев раз шесть ему одному рассказывал эту историю, и всегда с особенным, радостным чувством. Но как ни хорошо знал Пьер эту историю, он теперь прислушался к ней, как к чему то новому, и тот тихий восторг, который, рассказывая, видимо, испытывал Каратаев, сообщился и Пьеру. История эта была о старом купце, благообразно и богобоязненно жившем с семьей и поехавшем однажды с товарищем, богатым купцом, к Макарью.
Остановившись на постоялом дворе, оба купца заснули, и на другой день товарищ купца был найден зарезанным и ограбленным. Окровавленный нож найден был под подушкой старого купца. Купца судили, наказали кнутом и, выдернув ноздри, – как следует по порядку, говорил Каратаев, – сослали в каторгу.
– И вот, братец ты мой (на этом месте Пьер застал рассказ Каратаева), проходит тому делу годов десять или больше того. Живет старичок на каторге. Как следовает, покоряется, худого не делает. Только у бога смерти просит. – Хорошо. И соберись они, ночным делом, каторжные то, так же вот как мы с тобой, и старичок с ними. И зашел разговор, кто за что страдает, в чем богу виноват. Стали сказывать, тот душу загубил, тот две, тот поджег, тот беглый, так ни за что. Стали старичка спрашивать: ты за что, мол, дедушка, страдаешь? Я, братцы мои миленькие, говорит, за свои да за людские грехи страдаю. А я ни душ не губил, ни чужого не брал, акромя что нищую братию оделял. Я, братцы мои миленькие, купец; и богатство большое имел. Так и так, говорит. И рассказал им, значит, как все дело было, по порядку. Я, говорит, о себе не тужу. Меня, значит, бог сыскал. Одно, говорит, мне свою старуху и деток жаль. И так то заплакал старичок. Случись в их компании тот самый человек, значит, что купца убил. Где, говорит, дедушка, было? Когда, в каком месяце? все расспросил. Заболело у него сердце. Подходит таким манером к старичку – хлоп в ноги. За меня ты, говорит, старичок, пропадаешь. Правда истинная; безвинно напрасно, говорит, ребятушки, человек этот мучится. Я, говорит, то самое дело сделал и нож тебе под голова сонному подложил. Прости, говорит, дедушка, меня ты ради Христа.
