294-я стрелковая дивизия
294-я стрелковая дивизия | |
Награды: | |
---|---|
Почётные наименования: |
«Черкасская» |
Войска: |
сухопутные |
Род войск: | |
Формирование: |
июль 1941 |
Расформирование (преобразование): |
1947 |
Боевой путь | |
1941—1943: |
294-я стрелковая Черкасская Краснознамённая орденов Суворова, Кутузова и Богдана Хмельницкого дивизия — воинское соединение РККА в Великой Отечественной войне.
Содержание
История
Формировалась с июля 1941 года в Липецке.
В действующей армии с 10 сентября 1941 по 8 мая 1943, с 25 августа 1943 по 5 сентября 1944 и с 30 октября 1944 по 11 мая 1945 года.
С 6 сентября 1941 года эшелонами перебрасывается к южному берегу Ладожского озера (вместо 314-й стрелковой дивизии спешно перенаправленной в район Олонца), где к 13 сентября 1941 года разгрузилась на станциях Волховстрой и Скит и поступила в резерв 54-й армии. Вводилась в бой по частям, так 857-й стрелковый полк с 18 сентября по 4 октября 1941 года штурмует Вороново и Тортолово находясь в оперативном подчинении 1-й горнострелковой бригады, потеряв в этих боях 1033 человека[1]. В октябре 1942 года, во время 2-й Синявинской операции, держит оборону в районе Гайтолово, затем до марта 1942 года ведёт бои приблизительно в том же районе.
В первой декаде марта 1942 года, переподчинена 54-й армии, насчитывая на 11 марта 1942 года всего 1503 активных штыка, выдвинута на рубеж боёв войск 54-й армии по железной дороге между Погостьем и Киришами. 12 марта 1942 года перейдя в наступление, дивизия во взаимодействии с 16-й танковой бригадой одним внезапным ударом сумела овладеть опорным пунктом в деревне Шала и закрепить его за собой. С боями продвигается до реки
Летом 1942 года была снята с обороны под деревней Смердынкой, выведена на некоторое время на оборонительные позиции севернее, по реке Назия во второй эшелон, пополнена, а затем переведена севернее железнодорожной линии Ленинград — Волховстрой и передана в готовящуюся к участию в Синявинской операции 1942 года 2-ю ударную армию. В первые дни сентября 1942 года выступила с места сосредоточения и введена в прорыв у Гайтолово, созданный войсками 8-й армии, и начала наступление на Синявино. В тяжёлых боях у Синявино понесла большие потери, а затем и вовсе была окружена, пытаясь встать на пути наступавшей с севера группировки немецких войск, но была смята и оттеснена в кольцо окружения. С 28 по 30 сентября 1942 года выходит из окружения в районе Гайтолово, в том же месте, где и вводилась в прорыв. В ходе боёв потеряла 6934 человека из 7288, вступивших в бой[2]
Из воспоминаний М. К. Кудрявцева, ветерана дивизии
Кончались боеприпасы, продовольствие. В котелках варили мясо наших коней, убитых две недели назад. Из окружения прорывались с боем. Прорвались немногие. Из артиллерийского полка, в котором я служил, вышло около 30 человек. В моей батарее — я был тогда заместителем комбата — вышли 9 человек из 57, из них 5 — тяжело раненых.— www.kunstkamera.ru/images/history/65/pdf/kudriavcev.pdf
После выхода остатков дивизии из окружения, фактически формировалась заново и в конце 1942 года заняла оборону на Волховском фронте болота Соколий мох между Погостьем и Киришами. По директиве Ставки ВГК от 3 мая 1943 года с 4 мая 1943 года выводится в резерв в район Вышнего Волочка, где с 15 мая 1943 года должна была быть включена в состав 68-й армии, но уже 4 мая 1943 года переподчинена 52-й армии.
В июне 1943 года переброшена в район Воронежа, в августе 1943 года — под Ахтырку, откуда в первые дни сентября 1943 года введена в наступление. С боями преследуя отступающие войска противника, дивизия приняла участие в освобождении Миргорода, Хорола, посёлка Ираклиев и к концу сентября 1943 года вышла к Днепру
В первые дни октября 1943 года переправляется через Днепр напротив устья реки Рось на плацдарм, созданный у села Крещатик и вступает там в бои за расширение плацдарма, пытаясь развить наступление на Черкассы. Однако в течение более чем месячных боёв прорвать оборону противника здесь не удалось. С 6 ноября 1943 года войска армии с плацдарма передислоцировались на левый берег Днепра на новое выбранное место для наступления на Черкассы, а дивизия, совместно с 438-м истребительно-противотанковым артиллерийским полком, приняв полосы обороны у других соединений, осталась на обороне плацдарма севернее села Крещатик. В ходе наступления истребительно-противотанковый полк, а также остававшиеся на плацдарме подразделения 568-го пушечного артиллерийского полка, 17-го гвардейского миномётного полка и подразделения дивизионной артиллерии были сняты с плацдарма для участия в наступлении[3]. 13 ноября 1943 года с плацдарма также снят был 861-й стрелковый полк и также был использован в наступлении, а к 17 ноября 1943 года и 859-й стрелковый полк. Таким образом, только 857-й стрелковый полк остался на обороне плацдарма близ Крещатика.
Дивизия вместе с переданным ей 929-м стрелковым полком 254-й стрелковой дивизии получила задачу совместно с группой высаженных с самолётов десантников овладеть Секирной, очистить от противника лес южнее Свидовок и выйти на рубеж Елизаветовка, Геронимовка. Утром 17 ноября 1943 года главные силы дивизии перешли в наступление на Секирну, и отражая настойчивые контратаки противника, поддержанные танками, 18 ноября 1943 года овладели Секирной, а к исходу 18 ноября 1943 года вышла на рубеж Елизаветовка, Будище, Геронимовка. С 23 ноября 1943 года одним полком дивизия переходит в наступление с целью овладения Дубиевкой, Русской Поляной а вторым прикрывает фланг армии от возможного удара со стороны Мошны. К 24 ноября 1943 года на плацдарме близ села Крещатик оставался всего один батальон дивизии: остальные части были втянуты в бои за Черкассы.
С 26 ноября 1943 года дивизия в составе 861-го стрелкового полка, двух батальонов 857-го стрелкового полка, 1239-го стрелкового полка 373-й стрелковой дивизии, 1-го дивизиона 490-го армейского минометного полка и одного дивизиона артиллерийского полка 373-й стрелковой дивизии получила задачу, нанося главный удар в направлении колхоза имени Шевченко, овладеть северо-западной частью Черкасс. В ходе наступления в ночь на 28 ноября 1943 года достигла северо-западной окраины Черкасс и продолжала развивать наступление к центру города, а к вечеру того же дня полностью заняла северо-западную часть города. Ведёт уличные бои в Черкассах вплоть до освобождения города 14 декабря 1943 года, после чего продвинулась несколько западнее Черкасс в направлении Смелы, но уже 15 декабря 1943 года была остановлена. В ходе ведения боевых действий в районе с. Свиридовок Черкасского района Черкасской обл. отличился 350-й отдельный истребительно-противотанковый дивизион. Отражая атаку противника, батареи дивизиона уничтожили 5 танков, штурмовое орудие и до двух взводов солдат.
Возобновила наступление 5 января 1944 года, форсировала Тясмин и даже вышла на окраины Смелы, но дальше продвинуться не смогла и с 16 января 1944 года перешла к обороне. В ходе Корсунь-Шевченковской операции, начавшейся 24 января 1944 года введена в бой вторым эшелоном, с боями преследует противника, отходящего к Корсунь-Шевченковскому и 14 февраля 1944 года участвует в его освобождении.
В ходе Уманско-Ботошанской операции 5 марта 1944 года переходит в наступление из района юго-западнее Звенигородки на Поповку и далее на Умань. Прорвав оборону противника, вышла к Умани и 10 марта 1944 года приняла участие в освобождении города. Не задерживаясь в Умани, дивизия приступила к преследованию противника, 12 марта 1944 года форсировала реку Южный Буг в районе села Джулинка, 18 марта 1944 года дивизия вышла к Днестру и 19—20 марта 1944 года форсирует Днестр в районе села Михайловка (Ямпольский район Винницкой области и подошла к Бельцам. После нескольких дней тяжёлых боёв 26 марта 1944 года, дивизия взяла город. 24 марта 1944 года полки дивизии также вышли к реке Прут
В течение апреля — мая 1944 года ведёт тяжёлые наступательные и оборонительные бои севернее Ясс, так на 5 апреля 1944 года ведёт бой у населённого пункта Дорубанц в 18 километрах севернее Ясс. У населённого пункта Чужа Вода (7 км сев. Города Яссы,Румыния), находясь в окружении, батареи 350-го отдельного истребительно-противотанкового дивизиона уничтожили 4 танка, 5 БТР, 7 пулемётов и много гитлеровцев.
В наступление перешла 20 августа 1944 года в ходе Ясско-Кишинёвской операции, принимала активное участие в освобождении Ясс 21 августа 1944 года, затем наступает в направлении на Васлуй, и весь конец августа 1944 года ведёт тяжёлые бои в районе Хуши, Бырлад с окружённой восточнее Прута группировкой войск противника. 5 сентября 1944 года вместе с армией выведена в резерв, передислоцирована в район Владимир-Волынского, где пополнялась и доукомплектовывалась, а затем в Польшу в район Розвадув, Ежове, Рудник.
В январе 1945 года участвует в Сандомирско-Силезской операции. Наступала с Сандомирского плацдарма приблизительно из района Земблице с 12 января 1945 года. В ходе операции последовательно ведёт бои за Хмельник, Новы-Селец, форсирует Ниду и Пилицу, Варту, 18 января 1945 года освобождает Дзелошин и в это же день выходит на границу с Германией в 15,5 километрах юго-западнее Велюни. Продолжая наступление, с юго-востока подходит к Ёльсу (ныне Олесница) и 25 января 1945 года участвует в его освобождении. Вышла на подступы к Бреслау, но штурм крепости не удался, 28 января 1945 года дивизия захватывает плацдармы на Одере северо-западнее Бреслау и ведёт бои за его расширение. С 8 февраля 1945 года дивизия переходит в наступление в общем направлении на Лигниц — Гёрлиц в ходе Нижне-Силезской операции, на 12 февраля 1945 года ведёт бой за Бунцлау, в течение марта и начала апреля 1945 года ведёт бои под Бреслау.
С 17 апреля 1945 года дивизия начала погрузку на автомобили и введена в прорыв на дрезденском направлении, проследовав через Ниски к Вейсенбергу, для усиления группировки войск 52-й армии, ведущей бои в прорыве в районе Баутцена и пытающейся развить наступление на Дрезден. Дивизия на автомобилях была ввезена в формирующееся окружение, так как 20 апреля 1945 года немецкие войска отрезали дивизию вместе с 254-й стрелковой дивизией и 7-м гвардейский механизированным корпусом. Дивизия вместо наступления была вынуждена развернуться и перейти к обороне фронтом на восток, на западном фланге немецкого клина. На 22 апреля 1945 года занимала оборону на рубеже Зерка, Вейсенберг, Занд-Ферстген. После того, как немецкие войска перерезали ещё и дорогу Вейсенберг — Баутцен, дивизия получила задачу частью сил оборонять Вейсенберг, а частью сил пробиваться в направлении Баутцена, на что был отряжен 859-й стрелковый полк. Полк сумел с тяжёлыми боями пройти половину пути до Баутцена и ворваться в Вюршен, но 23 апреля 1945 года последовал контрудар противника из района Лауске, в результате чего 859-й стрелковый полк был отрезан от основных сил дивизии, которая сама была в окружении. В результате вклинения противника между Вейсенбергом и Баутценом тыловые части 294-й стрелковой дивизии потеряли почти весь транспорт.
Утром 24 апреля 1945 года дивизия приступила к прорыву из Вейсенберга на соединение с частями 52-й армии. Попытка оказалось удачной, и дивизия сумела выйти к своим в полосе 116-й стрелковой дивизии. Потери соединения за четыре дня боёв составили составили 1358 человек, из них 105 человек убитыми, 215 ранеными и 1038 пропавшими без вести.
После приведения себя в порядок, дивизия вновь переброшена под Бреслау и участвует в принятии капитуляции крепости 6 мая 1945 года.
После этого с 8 мая 1945 года дивизия участвует в Пражской операции, участвовала в боях за город Гёрлиц, освобождении Либереца и закончила свой боевой путь 11 мая 1945 года в районе города Млада-Болеслав.
В 1946 году дивизия была переименована во Львове, став 24-й стрелковой дивизией по расформировании последней.
Состав
- 857-й стрелковый полк
- 859-й стрелковый Ясский полк
- 861-й стрелковый полк
- 849-й артиллерийский Ясский Краснознамённый полк
- 350-й отдельный истребительно-противотанковый дивизион (350-й отдельный самоходно-артиллерийский дивизион)
- 369-я отдельная разведывательная рота
- 565-й отдельный сапёрный батальон
- 745-й отдельный батальон связи (755-я отдельная рота связи)
- 313-й медико-санитарный батальон
- 378-я отдельная рота химический защиты
- 740-я автотранспортная рота
- 286-я (397-я) полевая хлебопекарня
- 666-й дивизионный ветеринарный лазарет
- 967-я (72517-я) полевая почтовая станция
- 851-я полевая касса Госбанка
Подчинение
Командиры
- Мартынчук, Николай Моисеевич (10.07.1941 — 28.10.1941), полковник;
- Кичкайлов, Александр Алексеевич (31.10.1941 — 22.03.1942), полковник (погиб 23.03.1942);
- Радыгин, Пётр Иванович (24.03.1942 — 30.07.1942), полковник;
- Виноградов, Николай Андрианович (31.07.1942 — 06.10.1942), полковник; (осуждён к расстрелу за потери в Синявинской операции, высшая мера наказания заменена понижением в должности)
- Вержбицкий, Виктор Антонович (07.10.1942 — 27.01.1943), подполковник;
- Сергеев, Леонид Гаврилович (28.01.1943 — 05.06.1944), полковник;
- Перепелица, Иван Александрович (06.06.1944 — 16.03.1945), полковник;
- Короленко, Григорий Федотович (17.03.1945 — 11.05.1945), полковник.
Награды и наименования
Награда (наименование) |
Дата | За что получена |
---|---|---|
«Черкасская» | 14.12.1943 | за отличные боевые действия и массовый героизм воинов в боях за освобождение города Черкассы |
Отличившиеся воины дивизии
Награда | Ф. И. О. | Должность | Звание | Дата награждения | Примечания |
---|---|---|---|---|---|
Богдан, Дмитрий Филиппович | Командир 565-го отдельного саперного батальона | капитан | 24.03.1945 | посмертно, погиб 20.03.1945 | |
Ахтямов, Хасан Багдеевич | Стрелок 857-го стрелкового полка | рядовой | 13.09.1944 | посмертно, погиб 30.05.1944, бросившись с гранатой под танк | |
Вавилин, Сергей Михайлович | Разведчик-наблюдатель 350-го отдельного самоходно-артиллерийского дивизиона | рядовой | 27.06.1945 | погиб 08.05.1945 | |
Горбанев, Николай Кузьмич | Командир батареи 350-го отдельного истребительного противотанкового дивизиона | капитан | 13.09.1944 | Генерал-майор, начальник Казанского суворовского военного училища с 1974 по 1984 г. | |
Гуданов, Евгений Алексеевич | Командир взвода разведки 857-го стрелкового полка | лейтенант | 13.09.1944 | посмертно, погиб в марте 1944 | |
Гудеменко, Николай Иванович | Наводчик орудия 849-го артиллерийского полка | сержант | 10.04.1945 | - | |
Гуриненко, Никита Трофимович | Пулемётчик 859-го стрелкового полка | красноармеец | 13.09.1944 | посмертно, погиб 28.04.1944 | |
Гущин, Николай Федорович | Командир стрелковой роты 857-го стрелкового полка | младший лейтенант | 24.03.1945 | посмертно, погиб 16.07.1944 | |
Дьячков, Александр Васильевич | Командир отделения взвода пешей разведки 861-го стрелкового полка | младший сержант | 10.04.1945 | - | |
Егоров, Михаил Артёмович | помощник командира взвода пешей разведки 861-го стрелкового полка | старший сержант | 13.09.1944 | - | |
Егоров, Тихон Андреевич | Командир орудия 849-го артиллерийского полка | сержант | 10.04.1945 | погиб в апреле 1945 | |
Запорожец, Сергей Степанович | Заряжающий миномёта 861-го стрелкового полка | красноармеец | 13.09.1944 | - | |
Иванов, Владимир Алексеевич | Разведчик-наблюдатель 350-го отдельного самоходно-артиллерийского дивизиона | рядовой | 27.06.1945 | погиб 08.05.1945 | |
Искаков, Капай | Командир отделения 861-го стрелкового полка | сержант | 13.09.1944 | - | |
Каирский, Николай Николаевич | Старшина роты противотанковых ружей 350-го отдельного истребительно-противотанкового дивизиона | старший сержант | 27.06.1945 | - | |
Капралов, Пётр Андреевич | Командир 859-го стрелкового полка | подполковник | 13.09.1944 | - | |
Комаров, Николай Васильевич | Наводчик орудия 849-го артиллерийского полка | сержант | 10.04.1945 | пропал без вести в апреле 1945 | |
Лоскутов, Степан Петрович | Командир взвода 857-го стрелкового полка | старший сержант | 06.02.1942 | умер от ран 16.02.1942. Снайпер, к моменту награждения на счету 117 солдат и офицеров противника | |
Мирошниченко, Сергей Елисеевич | Разведчик взвода пешей разведки 857-го стрелкового полка | красноармеец | 24.03.1945 | - | |
Молотков, Владимир Михайлович | Командир взвода управления батареи 849-го артиллерийского полка | лейтенант | 22.02.1944 | погиб 12.12.1943 | |
Назаров, Александр Максимович | Командир отделения 369-й отдельной разведроты | старший сержант | 13.09.1944 | - | |
Новожилов, Василий Филиппович | Командир батальона 861-го стрелкового полка | капитан | 13.09.1944 | - | |
Подзигун, Григорий Саввович | Наводчик миномёта батареи 120-мм минометов 857-го стрелкового полка | сержант | 27.06.1945 | - | |
Подневич, Валентин Афанасьевич | Командир батареи 849-го артиллерийского полка | старший лейтенант | 17.05.1944 | посмертно, погиб 05.12.1943 | |
Постников, Павел Андреевич | Командир противотанкового орудия 350-го отдельного истребительно-противотанкового дивизиона | старший сержант | 01.05.1944 08.11.1944 | - | |
Рудаков, Александр Петрович | Командир отделения разведки 849-го артиллерийского полка | сержант | 10.04.1945 | - | |
Рыбалко, Василий Иванович | Командир миномётного расчета 861-го стрелкового полка | сержант | 13.09.1944 | - | |
Скрипин,, Михаил Николаевич | Командир взвода 565-го отдельного саперного батальона | лейтенант | 24.03.1944 | посмертно, погиб 24.11.1943 | |
Суриков, Алексей Павлович | Командир взвода ПТР 350-го отдельного истребительно-противотанкового дивизиона | старшина | 22.02.1944 | посмертно, подорвал себя гранатой, вместе с окружившими солдатами противника | |
Тарасов, Николай Арсентьевич | Командир роты 857-го стрелкового полка | лейтенант | 24.03.1945 | погиб 23.04.1945 | |
Тюлин, Александр Степанович | Командир орудия 350-го отдельного истребительного противотанкового дивизиона | старший сержант | 13.09.1944 | - | |
Уколов, Михаил Васильевич | Командир роты 861-го стрелкового полка | лейтенант | 13.09.1944 | посмертно, погиб 10.02.1944 | |
Хоменко, Иван Федотович | Командир отделения 857-го стрелкового полка | старшина | 13.09.1944 | - | |
Чекаль, Кузьма Фомич | Разведчик 857-го стрелкового полка | красноармеец | 13.09.1944 | посмертно, погиб 21.03.1944 | |
Чиковани, Вахтанг Владимирович | Начальник химической службы 861-го стрелкового полка | старший лейтенант | 13.09.1944 | - | |
Шарипов, Исмат | Стрелок | рядовой | 13.09.1944 | - | |
Шувалов, Николай Иванович | Командир батальона 861-го стрелкового полка | капитан | 13.09.1944 | погиб 12.01.1945 | |
Юдин, Кузьма Ефимович | Командир отделения разведки 849-го артиллерийского полка | старший сержант | 15.05.1946 | в апреле 1945 года пропал без вести | |
Юфимов, Иван Степанович | Командир отделения роты ПТР 350-го отдельного истребительного противотанкового дивизиона | старший сержант | 13.09.1944 | - | |
Язовских, Иван Семёнович | Командир отделения роты ПТР 350-го отдельного истребительного противотанкового дивизиона | старший сержант | 13.09.1944 | - |
Напишите отзыв о статье "294-я стрелковая дивизия"
Примечания
Отрывок, характеризующий 294-я стрелковая дивизия
Во втором часу заложенные и уложенные четыре экипажа Ростовых стояли у подъезда. Подводы с ранеными одна за другой съезжали со двора.Коляска, в которой везли князя Андрея, проезжая мимо крыльца, обратила на себя внимание Сони, устраивавшей вместе с девушкой сиденья для графини в ее огромной высокой карете, стоявшей у подъезда.
– Это чья же коляска? – спросила Соня, высунувшись в окно кареты.
– А вы разве не знали, барышня? – отвечала горничная. – Князь раненый: он у нас ночевал и тоже с нами едут.
– Да кто это? Как фамилия?
– Самый наш жених бывший, князь Болконский! – вздыхая, отвечала горничная. – Говорят, при смерти.
Соня выскочила из кареты и побежала к графине. Графиня, уже одетая по дорожному, в шали и шляпе, усталая, ходила по гостиной, ожидая домашних, с тем чтобы посидеть с закрытыми дверями и помолиться перед отъездом. Наташи не было в комнате.
– Maman, – сказала Соня, – князь Андрей здесь, раненый, при смерти. Он едет с нами.
Графиня испуганно открыла глаза и, схватив за руку Соню, оглянулась.
– Наташа? – проговорила она.
И для Сони и для графини известие это имело в первую минуту только одно значение. Они знали свою Наташу, и ужас о том, что будет с нею при этом известии, заглушал для них всякое сочувствие к человеку, которого они обе любили.
– Наташа не знает еще; но он едет с нами, – сказала Соня.
– Ты говоришь, при смерти?
Соня кивнула головой.
Графиня обняла Соню и заплакала.
«Пути господни неисповедимы!» – думала она, чувствуя, что во всем, что делалось теперь, начинала выступать скрывавшаяся прежде от взгляда людей всемогущая рука.
– Ну, мама, все готово. О чем вы?.. – спросила с оживленным лицом Наташа, вбегая в комнату.
– Ни о чем, – сказала графиня. – Готово, так поедем. – И графиня нагнулась к своему ридикюлю, чтобы скрыть расстроенное лицо. Соня обняла Наташу и поцеловала ее.
Наташа вопросительно взглянула на нее.
– Что ты? Что такое случилось?
– Ничего… Нет…
– Очень дурное для меня?.. Что такое? – спрашивала чуткая Наташа.
Соня вздохнула и ничего не ответила. Граф, Петя, m me Schoss, Мавра Кузминишна, Васильич вошли в гостиную, и, затворив двери, все сели и молча, не глядя друг на друга, посидели несколько секунд.
Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
На крыльце и на дворе уезжавшие люди с кинжалами и саблями, которыми их вооружил Петя, с заправленными панталонами в сапоги и туго перепоясанные ремнями и кушаками, прощались с теми, которые оставались.
Как и всегда при отъездах, многое было забыто и не так уложено, и довольно долго два гайдука стояли с обеих сторон отворенной дверцы и ступенек кареты, готовясь подсадить графиню, в то время как бегали девушки с подушками, узелками из дому в кареты, и коляску, и бричку, и обратно.
– Век свой все перезабудут! – говорила графиня. – Ведь ты знаешь, что я не могу так сидеть. – И Дуняша, стиснув зубы и не отвечая, с выражением упрека на лице, бросилась в карету переделывать сиденье.
– Ах, народ этот! – говорил граф, покачивая головой.
Старый кучер Ефим, с которым одним только решалась ездить графиня, сидя высоко на своих козлах, даже не оглядывался на то, что делалось позади его. Он тридцатилетним опытом знал, что не скоро еще ему скажут «с богом!» и что когда скажут, то еще два раза остановят его и пошлют за забытыми вещами, и уже после этого еще раз остановят, и графиня сама высунется к нему в окно и попросит его Христом богом ехать осторожнее на спусках. Он знал это и потому терпеливее своих лошадей (в особенности левого рыжего – Сокола, который бил ногой и, пережевывая, перебирал удила) ожидал того, что будет. Наконец все уселись; ступеньки собрались и закинулись в карету, дверка захлопнулась, послали за шкатулкой, графиня высунулась и сказала, что должно. Тогда Ефим медленно снял шляпу с своей головы и стал креститься. Форейтор и все люди сделали то же.
– С богом! – сказал Ефим, надев шляпу. – Вытягивай! – Форейтор тронул. Правый дышловой влег в хомут, хрустнули высокие рессоры, и качнулся кузов. Лакей на ходу вскочил на козлы. Встряхнуло карету при выезде со двора на тряскую мостовую, так же встряхнуло другие экипажи, и поезд тронулся вверх по улице. В каретах, коляске и бричке все крестились на церковь, которая была напротив. Остававшиеся в Москве люди шли по обоим бокам экипажей, провожая их.
Наташа редко испытывала столь радостное чувство, как то, которое она испытывала теперь, сидя в карете подле графини и глядя на медленно подвигавшиеся мимо нее стены оставляемой, встревоженной Москвы. Она изредка высовывалась в окно кареты и глядела назад и вперед на длинный поезд раненых, предшествующий им. Почти впереди всех виднелся ей закрытый верх коляски князя Андрея. Она не знала, кто был в ней, и всякий раз, соображая область своего обоза, отыскивала глазами эту коляску. Она знала, что она была впереди всех.
В Кудрине, из Никитской, от Пресни, от Подновинского съехалось несколько таких же поездов, как был поезд Ростовых, и по Садовой уже в два ряда ехали экипажи и подводы.
Объезжая Сухареву башню, Наташа, любопытно и быстро осматривавшая народ, едущий и идущий, вдруг радостно и удивленно вскрикнула:
– Батюшки! Мама, Соня, посмотрите, это он!
– Кто? Кто?
– Смотрите, ей богу, Безухов! – говорила Наташа, высовываясь в окно кареты и глядя на высокого толстого человека в кучерском кафтане, очевидно, наряженного барина по походке и осанке, который рядом с желтым безбородым старичком в фризовой шинели подошел под арку Сухаревой башни.
– Ей богу, Безухов, в кафтане, с каким то старым мальчиком! Ей богу, – говорила Наташа, – смотрите, смотрите!
– Да нет, это не он. Можно ли, такие глупости.
– Мама, – кричала Наташа, – я вам голову дам на отсечение, что это он! Я вас уверяю. Постой, постой! – кричала она кучеру; но кучер не мог остановиться, потому что из Мещанской выехали еще подводы и экипажи, и на Ростовых кричали, чтоб они трогались и не задерживали других.
Действительно, хотя уже гораздо дальше, чем прежде, все Ростовы увидали Пьера или человека, необыкновенно похожего на Пьера, в кучерском кафтане, шедшего по улице с нагнутой головой и серьезным лицом, подле маленького безбородого старичка, имевшего вид лакея. Старичок этот заметил высунувшееся на него лицо из кареты и, почтительно дотронувшись до локтя Пьера, что то сказал ему, указывая на карету. Пьер долго не мог понять того, что он говорил; так он, видимо, погружен был в свои мысли. Наконец, когда он понял его, посмотрел по указанию и, узнав Наташу, в ту же секунду отдаваясь первому впечатлению, быстро направился к карете. Но, пройдя шагов десять, он, видимо, вспомнив что то, остановился.
Высунувшееся из кареты лицо Наташи сияло насмешливою ласкою.
– Петр Кирилыч, идите же! Ведь мы узнали! Это удивительно! – кричала она, протягивая ему руку. – Как это вы? Зачем вы так?
Пьер взял протянутую руку и на ходу (так как карета. продолжала двигаться) неловко поцеловал ее.
– Что с вами, граф? – спросила удивленным и соболезнующим голосом графиня.
– Что? Что? Зачем? Не спрашивайте у меня, – сказал Пьер и оглянулся на Наташу, сияющий, радостный взгляд которой (он чувствовал это, не глядя на нее) обдавал его своей прелестью.
– Что же вы, или в Москве остаетесь? – Пьер помолчал.
– В Москве? – сказал он вопросительно. – Да, в Москве. Прощайте.
– Ах, желала бы я быть мужчиной, я бы непременно осталась с вами. Ах, как это хорошо! – сказала Наташа. – Мама, позвольте, я останусь. – Пьер рассеянно посмотрел на Наташу и что то хотел сказать, но графиня перебила его:
– Вы были на сражении, мы слышали?
– Да, я был, – отвечал Пьер. – Завтра будет опять сражение… – начал было он, но Наташа перебила его:
– Да что же с вами, граф? Вы на себя не похожи…
– Ах, не спрашивайте, не спрашивайте меня, я ничего сам не знаю. Завтра… Да нет! Прощайте, прощайте, – проговорил он, – ужасное время! – И, отстав от кареты, он отошел на тротуар.
Наташа долго еще высовывалась из окна, сияя на него ласковой и немного насмешливой, радостной улыбкой.
Пьер, со времени исчезновения своего из дома, ужа второй день жил на пустой квартире покойного Баздеева. Вот как это случилось.
Проснувшись на другой день после своего возвращения в Москву и свидания с графом Растопчиным, Пьер долго не мог понять того, где он находился и чего от него хотели. Когда ему, между именами прочих лиц, дожидавшихся его в приемной, доложили, что его дожидается еще француз, привезший письмо от графини Елены Васильевны, на него нашло вдруг то чувство спутанности и безнадежности, которому он способен был поддаваться. Ему вдруг представилось, что все теперь кончено, все смешалось, все разрушилось, что нет ни правого, ни виноватого, что впереди ничего не будет и что выхода из этого положения нет никакого. Он, неестественно улыбаясь и что то бормоча, то садился на диван в беспомощной позе, то вставал, подходил к двери и заглядывал в щелку в приемную, то, махая руками, возвращался назад я брался за книгу. Дворецкий в другой раз пришел доложить Пьеру, что француз, привезший от графини письмо, очень желает видеть его хоть на минутку и что приходили от вдовы И. А. Баздеева просить принять книги, так как сама г жа Баздеева уехала в деревню.
– Ах, да, сейчас, подожди… Или нет… да нет, поди скажи, что сейчас приду, – сказал Пьер дворецкому.
Но как только вышел дворецкий, Пьер взял шляпу, лежавшую на столе, и вышел в заднюю дверь из кабинета. В коридоре никого не было. Пьер прошел во всю длину коридора до лестницы и, морщась и растирая лоб обеими руками, спустился до первой площадки. Швейцар стоял у парадной двери. С площадки, на которую спустился Пьер, другая лестница вела к заднему ходу. Пьер пошел по ней и вышел во двор. Никто не видал его. Но на улице, как только он вышел в ворота, кучера, стоявшие с экипажами, и дворник увидали барина и сняли перед ним шапки. Почувствовав на себя устремленные взгляды, Пьер поступил как страус, который прячет голову в куст, с тем чтобы его не видали; он опустил голову и, прибавив шагу, пошел по улице.
Из всех дел, предстоявших Пьеру в это утро, дело разборки книг и бумаг Иосифа Алексеевича показалось ему самым нужным.
Он взял первого попавшегося ему извозчика и велел ему ехать на Патриаршие пруды, где был дом вдовы Баздеева.
Беспрестанно оглядываясь на со всех сторон двигавшиеся обозы выезжавших из Москвы и оправляясь своим тучным телом, чтобы не соскользнуть с дребезжащих старых дрожек, Пьер, испытывая радостное чувство, подобное тому, которое испытывает мальчик, убежавший из школы, разговорился с извозчиком.
Извозчик рассказал ему, что нынешний день разбирают в Кремле оружие, и что на завтрашний народ выгоняют весь за Трехгорную заставу, и что там будет большое сражение.
Приехав на Патриаршие пруды, Пьер отыскал дом Баздеева, в котором он давно не бывал. Он подошел к калитке. Герасим, тот самый желтый безбородый старичок, которого Пьер видел пять лет тому назад в Торжке с Иосифом Алексеевичем, вышел на его стук.
– Дома? – спросил Пьер.
– По обстоятельствам нынешним, Софья Даниловна с детьми уехали в торжковскую деревню, ваше сиятельство.
– Я все таки войду, мне надо книги разобрать, – сказал Пьер.
– Пожалуйте, милости просим, братец покойника, – царство небесное! – Макар Алексеевич остались, да, как изволите знать, они в слабости, – сказал старый слуга.
Макар Алексеевич был, как знал Пьер, полусумасшедший, пивший запоем брат Иосифа Алексеевича.
– Да, да, знаю. Пойдем, пойдем… – сказал Пьер и вошел в дом. Высокий плешивый старый человек в халате, с красным носом, в калошах на босу ногу, стоял в передней; увидав Пьера, он сердито пробормотал что то и ушел в коридор.
– Большого ума были, а теперь, как изволите видеть, ослабели, – сказал Герасим. – В кабинет угодно? – Пьер кивнул головой. – Кабинет как был запечатан, так и остался. Софья Даниловна приказывали, ежели от вас придут, то отпустить книги.
Пьер вошел в тот самый мрачный кабинет, в который он еще при жизни благодетеля входил с таким трепетом. Кабинет этот, теперь запыленный и нетронутый со времени кончины Иосифа Алексеевича, был еще мрачнее.
Герасим открыл один ставень и на цыпочках вышел из комнаты. Пьер обошел кабинет, подошел к шкафу, в котором лежали рукописи, и достал одну из важнейших когда то святынь ордена. Это были подлинные шотландские акты с примечаниями и объяснениями благодетеля. Он сел за письменный запыленный стол и положил перед собой рукописи, раскрывал, закрывал их и, наконец, отодвинув их от себя, облокотившись головой на руки, задумался.
Несколько раз Герасим осторожно заглядывал в кабинет и видел, что Пьер сидел в том же положении. Прошло более двух часов. Герасим позволил себе пошуметь в дверях, чтоб обратить на себя внимание Пьера. Пьер не слышал его.
– Извозчика отпустить прикажете?
– Ах, да, – очнувшись, сказал Пьер, поспешно вставая. – Послушай, – сказал он, взяв Герасима за пуговицу сюртука и сверху вниз блестящими, влажными восторженными глазами глядя на старичка. – Послушай, ты знаешь, что завтра будет сражение?..
– Сказывали, – отвечал Герасим.
– Я прошу тебя никому не говорить, кто я. И сделай, что я скажу…
– Слушаюсь, – сказал Герасим. – Кушать прикажете?
– Нет, но мне другое нужно. Мне нужно крестьянское платье и пистолет, – сказал Пьер, неожиданно покраснев.
– Слушаю с, – подумав, сказал Герасим.
Весь остаток этого дня Пьер провел один в кабинете благодетеля, беспокойно шагая из одного угла в другой, как слышал Герасим, и что то сам с собой разговаривая, и ночевал на приготовленной ему тут же постели.
Герасим с привычкой слуги, видавшего много странных вещей на своем веку, принял переселение Пьера без удивления и, казалось, был доволен тем, что ему было кому услуживать. Он в тот же вечер, не спрашивая даже и самого себя, для чего это было нужно, достал Пьеру кафтан и шапку и обещал на другой день приобрести требуемый пистолет. Макар Алексеевич в этот вечер два раза, шлепая своими калошами, подходил к двери и останавливался, заискивающе глядя на Пьера. Но как только Пьер оборачивался к нему, он стыдливо и сердито запахивал свой халат и поспешно удалялся. В то время как Пьер в кучерском кафтане, приобретенном и выпаренном для него Герасимом, ходил с ним покупать пистолет у Сухаревой башни, он встретил Ростовых.
1 го сентября в ночь отдан приказ Кутузова об отступлении русских войск через Москву на Рязанскую дорогу.
Первые войска двинулись в ночь. Войска, шедшие ночью, не торопились и двигались медленно и степенно; но на рассвете двигавшиеся войска, подходя к Дорогомиловскому мосту, увидали впереди себя, на другой стороне, теснящиеся, спешащие по мосту и на той стороне поднимающиеся и запружающие улицы и переулки, и позади себя – напирающие, бесконечные массы войск. И беспричинная поспешность и тревога овладели войсками. Все бросилось вперед к мосту, на мост, в броды и в лодки. Кутузов велел обвезти себя задними улицами на ту сторону Москвы.
К десяти часам утра 2 го сентября в Дорогомиловском предместье оставались на просторе одни войска ариергарда. Армия была уже на той стороне Москвы и за Москвою.
В это же время, в десять часов утра 2 го сентября, Наполеон стоял между своими войсками на Поклонной горе и смотрел на открывавшееся перед ним зрелище. Начиная с 26 го августа и по 2 е сентября, от Бородинского сражения и до вступления неприятеля в Москву, во все дни этой тревожной, этой памятной недели стояла та необычайная, всегда удивляющая людей осенняя погода, когда низкое солнце греет жарче, чем весной, когда все блестит в редком, чистом воздухе так, что глаза режет, когда грудь крепнет и свежеет, вдыхая осенний пахучий воздух, когда ночи даже бывают теплые и когда в темных теплых ночах этих с неба беспрестанно, пугая и радуя, сыплются золотые звезды.
2 го сентября в десять часов утра была такая погода. Блеск утра был волшебный. Москва с Поклонной горы расстилалась просторно с своей рекой, своими садами и церквами и, казалось, жила своей жизнью, трепеща, как звезды, своими куполами в лучах солнца.
При виде странного города с невиданными формами необыкновенной архитектуры Наполеон испытывал то несколько завистливое и беспокойное любопытство, которое испытывают люди при виде форм не знающей о них, чуждой жизни. Очевидно, город этот жил всеми силами своей жизни. По тем неопределимым признакам, по которым на дальнем расстоянии безошибочно узнается живое тело от мертвого. Наполеон с Поклонной горы видел трепетание жизни в городе и чувствовал как бы дыханио этого большого и красивого тела.
– Cette ville asiatique aux innombrables eglises, Moscou la sainte. La voila donc enfin, cette fameuse ville! Il etait temps, [Этот азиатский город с бесчисленными церквами, Москва, святая их Москва! Вот он, наконец, этот знаменитый город! Пора!] – сказал Наполеон и, слезши с лошади, велел разложить перед собою план этой Moscou и подозвал переводчика Lelorgne d'Ideville. «Une ville occupee par l'ennemi ressemble a une fille qui a perdu son honneur, [Город, занятый неприятелем, подобен девушке, потерявшей невинность.] – думал он (как он и говорил это Тучкову в Смоленске). И с этой точки зрения он смотрел на лежавшую перед ним, невиданную еще им восточную красавицу. Ему странно было самому, что, наконец, свершилось его давнишнее, казавшееся ему невозможным, желание. В ясном утреннем свете он смотрел то на город, то на план, проверяя подробности этого города, и уверенность обладания волновала и ужасала его.
«Но разве могло быть иначе? – подумал он. – Вот она, эта столица, у моих ног, ожидая судьбы своей. Где теперь Александр и что думает он? Странный, красивый, величественный город! И странная и величественная эта минута! В каком свете представляюсь я им! – думал он о своих войсках. – Вот она, награда для всех этих маловерных, – думал он, оглядываясь на приближенных и на подходившие и строившиеся войска. – Одно мое слово, одно движение моей руки, и погибла эта древняя столица des Czars. Mais ma clemence est toujours prompte a descendre sur les vaincus. [царей. Но мое милосердие всегда готово низойти к побежденным.] Я должен быть великодушен и истинно велик. Но нет, это не правда, что я в Москве, – вдруг приходило ему в голову. – Однако вот она лежит у моих ног, играя и дрожа золотыми куполами и крестами в лучах солнца. Но я пощажу ее. На древних памятниках варварства и деспотизма я напишу великие слова справедливости и милосердия… Александр больнее всего поймет именно это, я знаю его. (Наполеону казалось, что главное значение того, что совершалось, заключалось в личной борьбе его с Александром.) С высот Кремля, – да, это Кремль, да, – я дам им законы справедливости, я покажу им значение истинной цивилизации, я заставлю поколения бояр с любовью поминать имя своего завоевателя. Я скажу депутации, что я не хотел и не хочу войны; что я вел войну только с ложной политикой их двора, что я люблю и уважаю Александра и что приму условия мира в Москве, достойные меня и моих народов. Я не хочу воспользоваться счастьем войны для унижения уважаемого государя. Бояре – скажу я им: я не хочу войны, а хочу мира и благоденствия всех моих подданных. Впрочем, я знаю, что присутствие их воодушевит меня, и я скажу им, как я всегда говорю: ясно, торжественно и велико. Но неужели это правда, что я в Москве? Да, вот она!»
– Qu'on m'amene les boyards, [Приведите бояр.] – обратился он к свите. Генерал с блестящей свитой тотчас же поскакал за боярами.
Прошло два часа. Наполеон позавтракал и опять стоял на том же месте на Поклонной горе, ожидая депутацию. Речь его к боярам уже ясно сложилась в его воображении. Речь эта была исполнена достоинства и того величия, которое понимал Наполеон.
Тот тон великодушия, в котором намерен был действовать в Москве Наполеон, увлек его самого. Он в воображении своем назначал дни reunion dans le palais des Czars [собраний во дворце царей.], где должны были сходиться русские вельможи с вельможами французского императора. Он назначал мысленно губернатора, такого, который бы сумел привлечь к себе население. Узнав о том, что в Москве много богоугодных заведений, он в воображении своем решал, что все эти заведения будут осыпаны его милостями. Он думал, что как в Африке надо было сидеть в бурнусе в мечети, так в Москве надо было быть милостивым, как цари. И, чтобы окончательно тронуть сердца русских, он, как и каждый француз, не могущий себе вообразить ничего чувствительного без упоминания о ma chere, ma tendre, ma pauvre mere, [моей милой, нежной, бедной матери ,] он решил, что на всех этих заведениях он велит написать большими буквами: Etablissement dedie a ma chere Mere. Нет, просто: Maison de ma Mere, [Учреждение, посвященное моей милой матери… Дом моей матери.] – решил он сам с собою. «Но неужели я в Москве? Да, вот она передо мной. Но что же так долго не является депутация города?» – думал он.
Между тем в задах свиты императора происходило шепотом взволнованное совещание между его генералами и маршалами. Посланные за депутацией вернулись с известием, что Москва пуста, что все уехали и ушли из нее. Лица совещавшихся были бледны и взволнованны. Не то, что Москва была оставлена жителями (как ни важно казалось это событие), пугало их, но их пугало то, каким образом объявить о том императору, каким образом, не ставя его величество в то страшное, называемое французами ridicule [смешным] положение, объявить ему, что он напрасно ждал бояр так долго, что есть толпы пьяных, но никого больше. Одни говорили, что надо было во что бы то ни стало собрать хоть какую нибудь депутацию, другие оспаривали это мнение и утверждали, что надо, осторожно и умно приготовив императора, объявить ему правду.
– Il faudra le lui dire tout de meme… – говорили господа свиты. – Mais, messieurs… [Однако же надо сказать ему… Но, господа…] – Положение было тем тяжеле, что император, обдумывая свои планы великодушия, терпеливо ходил взад и вперед перед планом, посматривая изредка из под руки по дороге в Москву и весело и гордо улыбаясь.
– Mais c'est impossible… [Но неловко… Невозможно…] – пожимая плечами, говорили господа свиты, не решаясь выговорить подразумеваемое страшное слово: le ridicule…
Между тем император, уставши от тщетного ожидания и своим актерским чутьем чувствуя, что величественная минута, продолжаясь слишком долго, начинает терять свою величественность, подал рукою знак. Раздался одинокий выстрел сигнальной пушки, и войска, с разных сторон обложившие Москву, двинулись в Москву, в Тверскую, Калужскую и Дорогомиловскую заставы. Быстрее и быстрее, перегоняя одни других, беглым шагом и рысью, двигались войска, скрываясь в поднимаемых ими облаках пыли и оглашая воздух сливающимися гулами криков.
Увлеченный движением войск, Наполеон доехал с войсками до Дорогомиловской заставы, но там опять остановился и, слезши с лошади, долго ходил у Камер коллежского вала, ожидая депутации.
Москва между тем была пуста. В ней были еще люди, в ней оставалась еще пятидесятая часть всех бывших прежде жителей, но она была пуста. Она была пуста, как пуст бывает домирающий обезматочивший улей.
В обезматочившем улье уже нет жизни, но на поверхностный взгляд он кажется таким же живым, как и другие.
Так же весело в жарких лучах полуденного солнца вьются пчелы вокруг обезматочившего улья, как и вокруг других живых ульев; так же издалека пахнет от него медом, так же влетают и вылетают из него пчелы. Но стоит приглядеться к нему, чтобы понять, что в улье этом уже нет жизни. Не так, как в живых ульях, летают пчелы, не тот запах, не тот звук поражают пчеловода. На стук пчеловода в стенку больного улья вместо прежнего, мгновенного, дружного ответа, шипенья десятков тысяч пчел, грозно поджимающих зад и быстрым боем крыльев производящих этот воздушный жизненный звук, – ему отвечают разрозненные жужжания, гулко раздающиеся в разных местах пустого улья. Из летка не пахнет, как прежде, спиртовым, душистым запахом меда и яда, не несет оттуда теплом полноты, а с запахом меда сливается запах пустоты и гнили. У летка нет больше готовящихся на погибель для защиты, поднявших кверху зады, трубящих тревогу стражей. Нет больше того ровного и тихого звука, трепетанья труда, подобного звуку кипенья, а слышится нескладный, разрозненный шум беспорядка. В улей и из улья робко и увертливо влетают и вылетают черные продолговатые, смазанные медом пчелы грабительницы; они не жалят, а ускользают от опасности. Прежде только с ношами влетали, а вылетали пустые пчелы, теперь вылетают с ношами. Пчеловод открывает нижнюю колодезню и вглядывается в нижнюю часть улья. Вместо прежде висевших до уза (нижнего дна) черных, усмиренных трудом плетей сочных пчел, держащих за ноги друг друга и с непрерывным шепотом труда тянущих вощину, – сонные, ссохшиеся пчелы в разные стороны бредут рассеянно по дну и стенкам улья. Вместо чисто залепленного клеем и сметенного веерами крыльев пола на дне лежат крошки вощин, испражнения пчел, полумертвые, чуть шевелящие ножками и совершенно мертвые, неприбранные пчелы.