Третий дивизион шотландской Футбольной лиги

Третий дивизион шотландской футбольной лиги
Страна	Шотландия Англия
Основан	1994
Упразднён	2013
Кол-во команд	10
Выход в	Второй дивизион шотландской Футбольной лиги
Выбывание в	нет
Национальные турниры	Кубок Шотландии по футболу Кубок шотландской лиги Шотландский Кубок вызова
Наиболее титулован	Ливингстон, Аллоа Атлетик (по 2 титула)
Последний победитель	Рейнджерс

Третий дивизион шотландской Футбольной лиги (англ. The Scottish League Third Division) являлся четвёртым в системе футбольных лиг Шотландии. В нём участвовали 10 команд, играющих в 4 круга, победитель выходил напрямую во второй дивизион, команды, занявшие места с 2 по 4 играли плей-офф с 9-м клубом второго дивизиона. Выбывания в этом турнире не было.

Упразднен в 2013 году после образования Шотландской профессиональной футбольной лиги, слиянием Шотландской Премьер-лиги и Футбольной Лиги Шотландии, и заменен Второй лигой.

История

Впервые организован в 1923 году, но из-за финансовых проблем свёрнут в 1926 году. В 1946 году организован вновь как дивизион «С». В отличие от раннего третьего дивизиона этот представлял собой смесь малых клубов и резервных команд. В 1949 было увеличено количество резервных команд и дивизион разделён на две зоны. В результате наметилось доминирование дублей сильных команд. таких как Рейнджерс и Абердин. Только один раз не-дубль выиграл эти соревнования, это был Брихин Сити в сезоне 1953/54 (зона Северо-Восток). В 1956 году завершился последний сезон дивизиона «С».

Воплощение турнира с 1994 года

В 1994—1998 годах Третий дивизион был фактически четвёртым уровнем Шотландской Футбольной лиги, но после выделения в 1998 году Премьер-лиги стал третьим в системе Шотландской Футбольной лиги.

Победители Третьего дивизиона

b.↑ Команда не смогла получить повышение через плей-офф.

Отрывок, характеризующий Третий дивизион шотландской Футбольной лиги

– Эх, барышня! – говорил дворецкий. Но Наташа не сдалась, выкинула все вещи и быстро начала опять укладывать, решая, что плохие домашние ковры и лишнюю посуду не надо совсем брать. Когда всё было вынуто, начали опять укладывать. И действительно, выкинув почти все дешевое, то, что не стоило брать с собой, все ценное уложили в два ящика. Не закрывалась только крышка коверного ящика. Можно было вынуть немного вещей, но Наташа хотела настоять на своем. Она укладывала, перекладывала, нажимала, заставляла буфетчика и Петю, которого она увлекла за собой в дело укладыванья, нажимать крышку и сама делала отчаянные усилия.
– Да полно, Наташа, – говорила ей Соня. – Я вижу, ты права, да вынь один верхний.
– Не хочу, – кричала Наташа, одной рукой придерживая распустившиеся волосы по потному лицу, другой надавливая ковры. – Да жми же, Петька, жми! Васильич, нажимай! – кричала она. Ковры нажались, и крышка закрылась. Наташа, хлопая в ладоши, завизжала от радости, и слезы брызнули у ней из глаз. Но это продолжалось секунду. Тотчас же она принялась за другое дело, и уже ей вполне верили, и граф не сердился, когда ему говорили, что Наталья Ильинишна отменила его приказанье, и дворовые приходили к Наташе спрашивать: увязывать или нет подводу и довольно ли она наложена? Дело спорилось благодаря распоряжениям Наташи: оставлялись ненужные вещи и укладывались самым тесным образом самые дорогие.
Но как ни хлопотали все люди, к поздней ночи еще не все могло быть уложено. Графиня заснула, и граф, отложив отъезд до утра, пошел спать.
Соня, Наташа спали, не раздеваясь, в диванной. В эту ночь еще нового раненого провозили через Поварскую, и Мавра Кузминишна, стоявшая у ворот, заворотила его к Ростовым. Раненый этот, по соображениям Мавры Кузминишны, был очень значительный человек. Его везли в коляске, совершенно закрытой фартуком и с спущенным верхом. На козлах вместе с извозчиком сидел старик, почтенный камердинер. Сзади в повозке ехали доктор и два солдата.
– Пожалуйте к нам, пожалуйте. Господа уезжают, весь дом пустой, – сказала старушка, обращаясь к старому слуге.
– Да что, – отвечал камердинер, вздыхая, – и довезти не чаем! У нас и свой дом в Москве, да далеко, да и не живет никто.
– К нам милости просим, у наших господ всего много, пожалуйте, – говорила Мавра Кузминишна. – А что, очень нездоровы? – прибавила она.
Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.


Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.