3-й стрелковый Его Величества лейб-гвардии полк
Поделись знанием:
– Так то и я сужу, Яков Алпатыч. Я говорю, приказ есть, что не пустят его, – значит, верно. Да и мужики по три рубля с подводы просят – креста на них нет!
Яков Алпатыч невнимательно слушал. Он потребовал самовар и сена лошадям и, напившись чаю, лег спать.
Всю ночь мимо постоялого двора двигались на улице войска. На другой день Алпатыч надел камзол, который он надевал только в городе, и пошел по делам. Утро было солнечное, и с восьми часов было уже жарко. Дорогой день для уборки хлеба, как думал Алпатыч. За городом с раннего утра слышались выстрелы.
С восьми часов к ружейным выстрелам присоединилась пушечная пальба. На улицах было много народу, куда то спешащего, много солдат, но так же, как и всегда, ездили извозчики, купцы стояли у лавок и в церквах шла служба. Алпатыч прошел в лавки, в присутственные места, на почту и к губернатору. В присутственных местах, в лавках, на почте все говорили о войске, о неприятеле, который уже напал на город; все спрашивали друг друга, что делать, и все старались успокоивать друг друга.
У дома губернатора Алпатыч нашел большое количество народа, казаков и дорожный экипаж, принадлежавший губернатору. На крыльце Яков Алпатыч встретил двух господ дворян, из которых одного он знал. Знакомый ему дворянин, бывший исправник, говорил с жаром.
– Ведь это не шутки шутить, – говорил он. – Хорошо, кто один. Одна голова и бедна – так одна, а то ведь тринадцать человек семьи, да все имущество… Довели, что пропадать всем, что ж это за начальство после этого?.. Эх, перевешал бы разбойников…
– Да ну, будет, – говорил другой.
– А мне что за дело, пускай слышит! Что ж, мы не собаки, – сказал бывший исправник и, оглянувшись, увидал Алпатыча.
– А, Яков Алпатыч, ты зачем?
– По приказанию его сиятельства, к господину губернатору, – отвечал Алпатыч, гордо поднимая голову и закладывая руку за пазуху, что он делал всегда, когда упоминал о князе… – Изволили приказать осведомиться о положении дел, – сказал он.
– Да вот и узнавай, – прокричал помещик, – довели, что ни подвод, ничего!.. Вот она, слышишь? – сказал он, указывая на ту сторону, откуда слышались выстрелы.
– Довели, что погибать всем… разбойники! – опять проговорил он и сошел с крыльца.
Алпатыч покачал головой и пошел на лестницу. В приемной были купцы, женщины, чиновники, молча переглядывавшиеся между собой. Дверь кабинета отворилась, все встали с мест и подвинулись вперед. Из двери выбежал чиновник, поговорил что то с купцом, кликнул за собой толстого чиновника с крестом на шее и скрылся опять в дверь, видимо, избегая всех обращенных к нему взглядов и вопросов. Алпатыч продвинулся вперед и при следующем выходе чиновника, заложив руку зазастегнутый сюртук, обратился к чиновнику, подавая ему два письма.
– Господину барону Ашу от генерала аншефа князя Болконского, – провозгласил он так торжественно и значительно, что чиновник обратился к нему и взял его письмо. Через несколько минут губернатор принял Алпатыча и поспешно сказал ему:
– Доложи князю и княжне, что мне ничего не известно было: я поступал по высшим приказаниям – вот…
Он дал бумагу Алпатычу.
– А впрочем, так как князь нездоров, мой совет им ехать в Москву. Я сам сейчас еду. Доложи… – Но губернатор не договорил: в дверь вбежал запыленный и запотелый офицер и начал что то говорить по французски. На лице губернатора изобразился ужас.
– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая:
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)
Народ беспокойно сновал по улицам.
Наложенные верхом возы с домашней посудой, стульями, шкафчиками то и дело выезжали из ворот домов и ехали по улицам. В соседнем доме Ферапонтова стояли повозки и, прощаясь, выли и приговаривали бабы. Дворняжка собака, лая, вертелась перед заложенными лошадьми.
Алпатыч более поспешным шагом, чем он ходил обыкновенно, вошел во двор и прямо пошел под сарай к своим лошадям и повозке. Кучер спал; он разбудил его, велел закладывать и вошел в сени. В хозяйской горнице слышался детский плач, надрывающиеся рыдания женщины и гневный, хриплый крик Ферапонтова. Кухарка, как испуганная курица, встрепыхалась в сенях, как только вошел Алпатыч.
– До смерти убил – хозяйку бил!.. Так бил, так волочил!..
– За что? – спросил Алпатыч.
– Ехать просилась. Дело женское! Увези ты, говорит, меня, не погуби ты меня с малыми детьми; народ, говорит, весь уехал, что, говорит, мы то? Как зачал бить. Так бил, так волочил!
Алпатыч как бы одобрительно кивнул головой на эти слова и, не желая более ничего знать, подошел к противоположной – хозяйской двери горницы, в которой оставались его покупки.
– Злодей ты, губитель, – прокричала в это время худая, бледная женщина с ребенком на руках и с сорванным с головы платком, вырываясь из дверей и сбегая по лестнице на двор. Ферапонтов вышел за ней и, увидав Алпатыча, оправил жилет, волосы, зевнул и вошел в горницу за Алпатычем.
– Аль уж ехать хочешь? – спросил он.
Не отвечая на вопрос и не оглядываясь на хозяина, перебирая свои покупки, Алпатыч спросил, сколько за постой следовало хозяину.
– Сочтем! Что ж, у губернатора был? – спросил Ферапонтов. – Какое решение вышло?
Алпатыч отвечал, что губернатор ничего решительно не сказал ему.
| лейб-гвардии 3-й стрелковый Его Величества полк | |
 Знак в память 100-летия полка | |
| Годы существования | |
|---|---|
| Страна | |
| Входит в |
Гвардейская стрелковая бригада (Гв. К, Петербургский ВО) |
| Дислокация | |
| Знаки отличия |
см. текст |
Лейб-гвардии 3-й стрелковый Его Величества полк — воинская часть Русской Императорской армии.
Содержание
История
- 29.06.1799 — из заслуженных чинов гвардии, неспособных переносить трудности военной службы, сформирован лейб-гвардии гарнизонный батальон в составе 3-х рот;
- 23.07.1824 — сформирована Гвардейская инвалидная бригада в составе лейб-гвардии гарнизонного батальона и гвардейских инвалидных рот;
- 8.08.1859 — управление командира Гвардейской инвалидной бригады упразднено; гвардейские инвалидные роты переформированы в команды при штабах и управлениях Гвардейского корпуса, а также при полках и полковых госпиталях;
- 6.05.1874 — из лейб-гвардии гарнизонного батальона сформирован кадровый батальон лейб-гвардии Резервного пехотного полка;
- 3.01.1897 — кадровый батальон развёрнут в лейб-гвардии Резервный пехотный полк;
- 26.07.1902 — лейб-гвардии Резервный пехотный полк переименован в лейб-гвардии стрелковый полк;
- 16.05.1910 — наименован лейб-гвардии 3-й стрелковый Его Величества полк;
- 4.03.1917 — наименован лейб-гвардии 3-й стрелковый полк;
- май 1918 — полк расформирован.
Знамя полка
- 11 июня 1827 года лейб-гвардии гарнизонному батальону пожалованы Георгиевские знамёна. На знамёнах была надпись: «В воспоминание подвигов Гвардейских войск в 1812, 1813 и 1814 годах». Крест и углы белые, древки также белые.
- В 1877 году 2-му, 3-му и 4-му батальонам Лейб-Гвардии Гарнизонного полка пожалованы Георгиевские знамёна гвардейского образца 1857 года (крест жёлтый, медальоны красные).
- Лейб-Гвардии Резервному полку в 1899 году пожаловано Георгиевское юбилейное знамя с образом Святого Николая Чудотворца. Полотнище знамени красное с серебром, кайма красная.
Полковой храм
Первоначально офицеры и солдаты полка молились в Адмиралтейском соборе. 13 (25) мая 1897 года в полковом манеже за Мариинским дворцом была заложена церковь. Работы велись по проекту инженер-капитана Н. И. Полешко на средства, собранные офицерами и пожертвованные купцом А. Я. Липскеровым. Освящение храма 25 январь (6 февраля) 1898 года в честь святителя Николая Чудотворца совершил протопресвитер А. А. Желобовский в сослужении протоиерея Иоанна Сергиева. На торжестве присутствовал Николай II. Церковь отделялась от остального помещения раздвижной перегородкой. В храме был одноярусный бело-золотой иконостас. Утварь была подарена командиром лейб-гвардии Московского полка генерал-майором А. И. Дзичканцом, а Ю. С. Нечаев-Мальцев пожертвовал два больших подсвечника из цветного хрусталя. Со стороны Казанской улицы над воротами находилась звонница с главкой. В 1901 году в храме был проведён ремонт. Церковь была закрыта 27 мая 1922 года. Здание было передано спортивной школе[1].
В связи с планами перемещения полка в Царское Село, для него в 1914 году начали строить комплекс казарм в виде крепости в ростовском стиле. Согласно проекту В. А. Покровского, между центральными башнями планировалось возвести надвратную полковую церковь. Однако достроить здание к 1917 году не удалось, и она окончательно была снесена к 1950-м годам[2].
Шефы
- 6.05.1873 — 4.03.1917 гг. — великий князь Николай Александрович (со 2.11.1894 г. — Император Николай II)
Командиры
- 1800 — 6.07.1801 гг. — полковник Арбузов, Порфирий Фёдорович
- 6.07.1801 — 23.06.1802 гг. — полковник Муханов, Николай Терентьевич
- 23.06.1802 — 28.11.1807 гг. — полковник Ситман, Иван Иванович
- 4.12.1807 — 3.06.1822 гг. — генерал-майор Гордеев, Афанасий Демидович
- 3.06.1822 — 27.07.1824 гг. — генерал-майор Рашков, Авраам Петрович
- 27.07.1824 — 6.12.1835 гг. — генерал-майор Меринский, Матвей Васильевич
- 6.12.1835 — 16.12.1846 гг. — генерал-майор Ведемейер, Пётр Александрович
- 16.12.1846 — 11.08.1858 гг. — генерал-майор Бураков, Пётр Васильевич
- 11.08.1858 — 30.10.1859 гг. — полковник Гусев, Павел Петрович
- 10.11.1859 — 13.02.1868 гг. — генерал-майор Львов, Пётр Ефремович
- 13.02.1868 — 22.09.1878 гг. — генерал-майор Бабкин, Николай Данилович
- 10.11.1878 — 18.05.1887 гг. — генерал-майор Долуханов, Хозрев Мирзабекович
- 18.05.1887 — 8.10.1889 гг. — генерал-майор фон Энден, Пётр Петрович
- 8.10.1889 — 7.05.1891 гг. — генерал-майор Бибиков, Евгений Михайлович
- 7.05.1891 — 31.05.1895 гг. — генерал-майор Дзичканец, Алексей Иосифович
- 31.05.1895 — 13.03.1900 гг. — генерал-майор фон Лизарх-Кенигк, Александр-Владимир Александрович
- 13.03.1900 — 8.11.1903 гг. — генерал-майор Кашерининов, Владимир Михайлович
- 23.01.1904 — 17.11.1907 гг. — Свиты Его Величества генерал-майор Бакулин, Владимир Дмитриевич
- 17.11.1907 — 24.09.1913 гг. — Свиты Его Величества генерал-майор Чебыкин, Александр Нестерович
- 24.09.1913 — 17.12.1915 гг. — генерал-майор Усов, Адриан Владимирович
- 28.01. — 20.08.1916 г. — генерал-майор Кривицкий, Николай Николаевич
- 20.08.1916 — 10.06.1917 гг. — генерал-майор Семёнов, Иосиф Владимирович
- 10.06.1917 — ??.04.1918 гг. — полковник фон Штерн-Гвяздовский, Николай Иванович
Напишите отзыв о статье "3-й стрелковый Его Величества лейб-гвардии полк"
Примечания
- ↑ [www.encspb.ru/object/2804676314?lc=ru Энциклопедия Санкт-Петербурга]
- ↑ Мещанинов М. Ю. Храмы Царского Села, Павловска и их ближайших окрестностей. Краткий исторический справочник. — 2-е изд., исп. и доп. — СПб.: Genio Loci, 2007. — С. 126—132. — ISBN 5-9900655-3-1.
Ссылки
- [dlib.rsl.ru/viewer/01005105931#?page=1 Нагрудные знаки и жетоны]
Литература
- Глиндский В. П. [www.archive.org/details/boevaialietopisl008800 Боевая летопись Лейб-гвардии стрелкового Его Величества полка] 19 июля 1914 — 2 марта 1917.
Отрывок, характеризующий 3-й стрелковый Его Величества лейб-гвардии полк
– Бабьи толки, бабьи толки! – проговорил Алпатыч.– Так то и я сужу, Яков Алпатыч. Я говорю, приказ есть, что не пустят его, – значит, верно. Да и мужики по три рубля с подводы просят – креста на них нет!
Яков Алпатыч невнимательно слушал. Он потребовал самовар и сена лошадям и, напившись чаю, лег спать.
Всю ночь мимо постоялого двора двигались на улице войска. На другой день Алпатыч надел камзол, который он надевал только в городе, и пошел по делам. Утро было солнечное, и с восьми часов было уже жарко. Дорогой день для уборки хлеба, как думал Алпатыч. За городом с раннего утра слышались выстрелы.
С восьми часов к ружейным выстрелам присоединилась пушечная пальба. На улицах было много народу, куда то спешащего, много солдат, но так же, как и всегда, ездили извозчики, купцы стояли у лавок и в церквах шла служба. Алпатыч прошел в лавки, в присутственные места, на почту и к губернатору. В присутственных местах, в лавках, на почте все говорили о войске, о неприятеле, который уже напал на город; все спрашивали друг друга, что делать, и все старались успокоивать друг друга.
У дома губернатора Алпатыч нашел большое количество народа, казаков и дорожный экипаж, принадлежавший губернатору. На крыльце Яков Алпатыч встретил двух господ дворян, из которых одного он знал. Знакомый ему дворянин, бывший исправник, говорил с жаром.
– Ведь это не шутки шутить, – говорил он. – Хорошо, кто один. Одна голова и бедна – так одна, а то ведь тринадцать человек семьи, да все имущество… Довели, что пропадать всем, что ж это за начальство после этого?.. Эх, перевешал бы разбойников…
– Да ну, будет, – говорил другой.
– А мне что за дело, пускай слышит! Что ж, мы не собаки, – сказал бывший исправник и, оглянувшись, увидал Алпатыча.
– А, Яков Алпатыч, ты зачем?
– По приказанию его сиятельства, к господину губернатору, – отвечал Алпатыч, гордо поднимая голову и закладывая руку за пазуху, что он делал всегда, когда упоминал о князе… – Изволили приказать осведомиться о положении дел, – сказал он.
– Да вот и узнавай, – прокричал помещик, – довели, что ни подвод, ничего!.. Вот она, слышишь? – сказал он, указывая на ту сторону, откуда слышались выстрелы.
– Довели, что погибать всем… разбойники! – опять проговорил он и сошел с крыльца.
Алпатыч покачал головой и пошел на лестницу. В приемной были купцы, женщины, чиновники, молча переглядывавшиеся между собой. Дверь кабинета отворилась, все встали с мест и подвинулись вперед. Из двери выбежал чиновник, поговорил что то с купцом, кликнул за собой толстого чиновника с крестом на шее и скрылся опять в дверь, видимо, избегая всех обращенных к нему взглядов и вопросов. Алпатыч продвинулся вперед и при следующем выходе чиновника, заложив руку зазастегнутый сюртук, обратился к чиновнику, подавая ему два письма.
– Господину барону Ашу от генерала аншефа князя Болконского, – провозгласил он так торжественно и значительно, что чиновник обратился к нему и взял его письмо. Через несколько минут губернатор принял Алпатыча и поспешно сказал ему:
– Доложи князю и княжне, что мне ничего не известно было: я поступал по высшим приказаниям – вот…
Он дал бумагу Алпатычу.
– А впрочем, так как князь нездоров, мой совет им ехать в Москву. Я сам сейчас еду. Доложи… – Но губернатор не договорил: в дверь вбежал запыленный и запотелый офицер и начал что то говорить по французски. На лице губернатора изобразился ужас.
– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая:
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)
Народ беспокойно сновал по улицам.
Наложенные верхом возы с домашней посудой, стульями, шкафчиками то и дело выезжали из ворот домов и ехали по улицам. В соседнем доме Ферапонтова стояли повозки и, прощаясь, выли и приговаривали бабы. Дворняжка собака, лая, вертелась перед заложенными лошадьми.
Алпатыч более поспешным шагом, чем он ходил обыкновенно, вошел во двор и прямо пошел под сарай к своим лошадям и повозке. Кучер спал; он разбудил его, велел закладывать и вошел в сени. В хозяйской горнице слышался детский плач, надрывающиеся рыдания женщины и гневный, хриплый крик Ферапонтова. Кухарка, как испуганная курица, встрепыхалась в сенях, как только вошел Алпатыч.
– До смерти убил – хозяйку бил!.. Так бил, так волочил!..
– За что? – спросил Алпатыч.
– Ехать просилась. Дело женское! Увези ты, говорит, меня, не погуби ты меня с малыми детьми; народ, говорит, весь уехал, что, говорит, мы то? Как зачал бить. Так бил, так волочил!
Алпатыч как бы одобрительно кивнул головой на эти слова и, не желая более ничего знать, подошел к противоположной – хозяйской двери горницы, в которой оставались его покупки.
– Злодей ты, губитель, – прокричала в это время худая, бледная женщина с ребенком на руках и с сорванным с головы платком, вырываясь из дверей и сбегая по лестнице на двор. Ферапонтов вышел за ней и, увидав Алпатыча, оправил жилет, волосы, зевнул и вошел в горницу за Алпатычем.
– Аль уж ехать хочешь? – спросил он.
Не отвечая на вопрос и не оглядываясь на хозяина, перебирая свои покупки, Алпатыч спросил, сколько за постой следовало хозяину.
– Сочтем! Что ж, у губернатора был? – спросил Ферапонтов. – Какое решение вышло?
Алпатыч отвечал, что губернатор ничего решительно не сказал ему.
