3-я драгунская дивизия (Первая империя)
Поделись знанием:
– Как это странно, точно во сне было. Я это люблю.
– А помнишь, как мы катали яйца в зале и вдруг две старухи, и стали по ковру вертеться. Это было, или нет? Помнишь, как хорошо было?
– Да. А помнишь, как папенька в синей шубе на крыльце выстрелил из ружья. – Они перебирали улыбаясь с наслаждением воспоминания, не грустного старческого, а поэтического юношеского воспоминания, те впечатления из самого дальнего прошедшего, где сновидение сливается с действительностью, и тихо смеялись, радуясь чему то.
Соня, как и всегда, отстала от них, хотя воспоминания их были общие.
Соня не помнила многого из того, что они вспоминали, а и то, что она помнила, не возбуждало в ней того поэтического чувства, которое они испытывали. Она только наслаждалась их радостью, стараясь подделаться под нее.
Она приняла участие только в том, когда они вспоминали первый приезд Сони. Соня рассказала, как она боялась Николая, потому что у него на курточке были снурки, и ей няня сказала, что и ее в снурки зашьют.
– А я помню: мне сказали, что ты под капустою родилась, – сказала Наташа, – и помню, что я тогда не смела не поверить, но знала, что это не правда, и так мне неловко было.
Во время этого разговора из задней двери диванной высунулась голова горничной. – Барышня, петуха принесли, – шопотом сказала девушка.
– Не надо, Поля, вели отнести, – сказала Наташа.
В середине разговоров, шедших в диванной, Диммлер вошел в комнату и подошел к арфе, стоявшей в углу. Он снял сукно, и арфа издала фальшивый звук.
– Эдуард Карлыч, сыграйте пожалуста мой любимый Nocturiene мосье Фильда, – сказал голос старой графини из гостиной.
Диммлер взял аккорд и, обратясь к Наташе, Николаю и Соне, сказал: – Молодежь, как смирно сидит!
– Да мы философствуем, – сказала Наташа, на минуту оглянувшись, и продолжала разговор. Разговор шел теперь о сновидениях.
Диммлер начал играть. Наташа неслышно, на цыпочках, подошла к столу, взяла свечу, вынесла ее и, вернувшись, тихо села на свое место. В комнате, особенно на диване, на котором они сидели, было темно, но в большие окна падал на пол серебряный свет полного месяца.
– Знаешь, я думаю, – сказала Наташа шопотом, придвигаясь к Николаю и Соне, когда уже Диммлер кончил и всё сидел, слабо перебирая струны, видимо в нерешительности оставить, или начать что нибудь новое, – что когда так вспоминаешь, вспоминаешь, всё вспоминаешь, до того довоспоминаешься, что помнишь то, что было еще прежде, чем я была на свете…
– Это метампсикова, – сказала Соня, которая всегда хорошо училась и все помнила. – Египтяне верили, что наши души были в животных и опять пойдут в животных.
– Нет, знаешь, я не верю этому, чтобы мы были в животных, – сказала Наташа тем же шопотом, хотя музыка и кончилась, – а я знаю наверное, что мы были ангелами там где то и здесь были, и от этого всё помним…
– Можно мне присоединиться к вам? – сказал тихо подошедший Диммлер и подсел к ним.
– Ежели бы мы были ангелами, так за что же мы попали ниже? – сказал Николай. – Нет, это не может быть!
– Не ниже, кто тебе сказал, что ниже?… Почему я знаю, чем я была прежде, – с убеждением возразила Наташа. – Ведь душа бессмертна… стало быть, ежели я буду жить всегда, так я и прежде жила, целую вечность жила.
– Да, но трудно нам представить вечность, – сказал Диммлер, который подошел к молодым людям с кроткой презрительной улыбкой, но теперь говорил так же тихо и серьезно, как и они.
– Отчего же трудно представить вечность? – сказала Наташа. – Нынче будет, завтра будет, всегда будет и вчера было и третьего дня было…
– Наташа! теперь твой черед. Спой мне что нибудь, – послышался голос графини. – Что вы уселись, точно заговорщики.
– Мама! мне так не хочется, – сказала Наташа, но вместе с тем встала.
Всем им, даже и немолодому Диммлеру, не хотелось прерывать разговор и уходить из уголка диванного, но Наташа встала, и Николай сел за клавикорды. Как всегда, став на средину залы и выбрав выгоднейшее место для резонанса, Наташа начала петь любимую пьесу своей матери.
Она сказала, что ей не хотелось петь, но она давно прежде, и долго после не пела так, как она пела в этот вечер. Граф Илья Андреич из кабинета, где он беседовал с Митинькой, слышал ее пенье, и как ученик, торопящийся итти играть, доканчивая урок, путался в словах, отдавая приказания управляющему и наконец замолчал, и Митинька, тоже слушая, молча с улыбкой, стоял перед графом. Николай не спускал глаз с сестры, и вместе с нею переводил дыхание. Соня, слушая, думала о том, какая громадная разница была между ей и ее другом и как невозможно было ей хоть на сколько нибудь быть столь обворожительной, как ее кузина. Старая графиня сидела с счастливо грустной улыбкой и слезами на глазах, изредка покачивая головой. Она думала и о Наташе, и о своей молодости, и о том, как что то неестественное и страшное есть в этом предстоящем браке Наташи с князем Андреем.
Диммлер, подсев к графине и закрыв глаза, слушал.
– Нет, графиня, – сказал он наконец, – это талант европейский, ей учиться нечего, этой мягкости, нежности, силы…
– Ах! как я боюсь за нее, как я боюсь, – сказала графиня, не помня, с кем она говорит. Ее материнское чутье говорило ей, что чего то слишком много в Наташе, и что от этого она не будет счастлива. Наташа не кончила еще петь, как в комнату вбежал восторженный четырнадцатилетний Петя с известием, что пришли ряженые.
(перенаправлено с «3-я драгунская дивизия (Первая Французская Империя)»)
3-я драгунская дивизия | |
фр. 3e Division de Dragons | |
Годы существования | |
---|---|
Страна | |
Входит в | |
Тип | |
Включает в себя |
Полки драгун |
Численность |
2200 человек личного состава (1805) |
Войны | |
Участие в | |
Командиры | |
Известные командиры |
3-я драгунская дивизия (фр. 3e Division de Dragons) — кавалерийская дивизия Франции периода наполеоновских войн.
Содержание
Организация дивизии
На 25 сентября 1805 года:
- 1-я бригада (командир — бригадный генерал Шарль Буайе)
- 5-й драгунский полк (командир — полковник Жак Лакур)
- 8-й драгунский полк (командир — майор Жан-Батист Домманже[К 1])
- 2-я бригада (командир — бригадный генерал Николя Скальфор)
- 9-й драгунский полк (командир — полковник Пьер Мопти)
- 12-й драгунский полк (командир — полковник Жозеф Пажес)
- 3-я бригада (командир — бригадный генерал Жан-Батист Мийо)
- 16-й драгунский полк (командир — полковник Франсуа Клеман де Ля Ронсьер)
- 21-й драгунский полк (командир — полковник Жан-Батист Дюма де Полар)
На 14 октября 1806 года:
- 1-я бригада (командир — бригадный генерал Шарль Буайе)
- 5-й драгунский полк
- 8-й драгунский полк
- 2-я бригада (командир — бригадный генерал Маризи)
- 9-й драгунский полк
- 12-й драгунский полк
- 3-я бригада (командир — бригадный генерал Николя Латур-Мобур)
- 16-й драгунский полк
- 21-й драгунский полк
На 1 июня 1807 года:
- 1-я бригада (командир — бригадный генерал Пьер Мопти)
- 5-й драгунский полк
- 8-й драгунский полк
- 2-я бригада (командир — бригадный генерал Сезар Дебель)
- 9-й драгунский полк
- 12-й драгунский полк
- 3-я бригада (командир — бригадный генерал Николя Бартельми)
- 16-й драгунский полк
- 21-й драгунский полк
На 15 ноября 1808 года:
- 1-я бригада (командир — бригадный генерал Сезар Дебель)
- 8-й драгунский полк
- 12-й драгунский полк
- 2-я бригада (командир — бригадный генерал Николя Бартельми)
- 16-й драгунский полк
- 21-й драгунский полк
Подчинение и номер дивизии
- 3-я драгунская дивизия резервной кавалерии Великой Армии (29 августа 1805 года);
- 3-я драгунская дивизия 1-го корпуса резервной кавалерии Великой Армии (13 декабря 1806 года);
- 3-я драгунская дивизия резервной кавалерии Великой Армии (12 января 1807 года);
- 3-я драгунская дивизия резервной кавалерии Армии Испании (15 октября 1808 года);
- 3-я драгунская дивизия 4-го армейского корпуса Южной армии (январь 1810 года).
Командование дивизии
Командиры дивизии
- дивизионный генерал Марк-Антуан Бомон (24 августа — 13 декабря 1805)
- генерал-полковник Луи Барагэ д’Илье (13 декабря 1805 — 17 сентября 1806)
- дивизионный генерал Марк-Антуан Бомон (17 сентября — 30 декабря 1806)
- дивизионный генерал Жан-Батист Мийо (30 декабря 1806 — 12 июля 1811)
- бригадный генерал Пьер Сульт (август 1811 — 7 февраля 1812)
Начальники штаба дивизии
- полковник штаба Мари Дево (20 сентября 1805 — 31 декабря 1806)
- полковник штаба Франсуа Ормансе (31 декабря 1806 — 30 октября 1810)
Награждённые
Комманданы ордена Почётного легиона
- Франсуа Клеман де Ля Ронсьер, 25 декабря 1805 — полковник, командир 16-го драгунского
- Жак Лакур, 25 декабря 1805 — полковник, командир 5-го драгунского
- Пьер Мопти, 25 декабря 1805 — полковник, командир 9-го драгунского
- Сезар Дебель, 11 июля 1807 — бригадный генерал, командир 2-й бригады
Офицеры ордена Почётного легиона
Напишите отзыв о статье "3-я драгунская дивизия (Первая империя)"
Примечания
Комментарии
Источники
Литература
- Соколов О. В. Армия Наполеона. — СПб.: Империя, 1999. — ISBN 5-93914-001-7.
- Соколов О. В. Аустерлиц. Наполеон, Россия и Европа. 1799—1805 гг. Т. 1-2. — М.: Русский импульс, 2006. — ISBN 5-90252521-7 ; 5-90252520-9 ; 5-90252522-5.
- Васильев И. Н. Несостоявшийся реванш: Россия и Франция 1806—1807 гг. Т. 1-3. — М.: Книга, 2010. — ISBN 978-5-91899-007-0 ; 978-5-91899-021-6 ; 978-5-91899-029-2.
Ссылки
- [www.genstab.ru/voin/oob1807.htm Осипов В., Попов А. Расписание Великой армии на 1 апреля 1807 г. Публикация в журнале «Воин»]
Отрывок, характеризующий 3-я драгунская дивизия (Первая империя)
– Как же, как теперь помню его зубы.– Как это странно, точно во сне было. Я это люблю.
– А помнишь, как мы катали яйца в зале и вдруг две старухи, и стали по ковру вертеться. Это было, или нет? Помнишь, как хорошо было?
– Да. А помнишь, как папенька в синей шубе на крыльце выстрелил из ружья. – Они перебирали улыбаясь с наслаждением воспоминания, не грустного старческого, а поэтического юношеского воспоминания, те впечатления из самого дальнего прошедшего, где сновидение сливается с действительностью, и тихо смеялись, радуясь чему то.
Соня, как и всегда, отстала от них, хотя воспоминания их были общие.
Соня не помнила многого из того, что они вспоминали, а и то, что она помнила, не возбуждало в ней того поэтического чувства, которое они испытывали. Она только наслаждалась их радостью, стараясь подделаться под нее.
Она приняла участие только в том, когда они вспоминали первый приезд Сони. Соня рассказала, как она боялась Николая, потому что у него на курточке были снурки, и ей няня сказала, что и ее в снурки зашьют.
– А я помню: мне сказали, что ты под капустою родилась, – сказала Наташа, – и помню, что я тогда не смела не поверить, но знала, что это не правда, и так мне неловко было.
Во время этого разговора из задней двери диванной высунулась голова горничной. – Барышня, петуха принесли, – шопотом сказала девушка.
– Не надо, Поля, вели отнести, – сказала Наташа.
В середине разговоров, шедших в диванной, Диммлер вошел в комнату и подошел к арфе, стоявшей в углу. Он снял сукно, и арфа издала фальшивый звук.
– Эдуард Карлыч, сыграйте пожалуста мой любимый Nocturiene мосье Фильда, – сказал голос старой графини из гостиной.
Диммлер взял аккорд и, обратясь к Наташе, Николаю и Соне, сказал: – Молодежь, как смирно сидит!
– Да мы философствуем, – сказала Наташа, на минуту оглянувшись, и продолжала разговор. Разговор шел теперь о сновидениях.
Диммлер начал играть. Наташа неслышно, на цыпочках, подошла к столу, взяла свечу, вынесла ее и, вернувшись, тихо села на свое место. В комнате, особенно на диване, на котором они сидели, было темно, но в большие окна падал на пол серебряный свет полного месяца.
– Знаешь, я думаю, – сказала Наташа шопотом, придвигаясь к Николаю и Соне, когда уже Диммлер кончил и всё сидел, слабо перебирая струны, видимо в нерешительности оставить, или начать что нибудь новое, – что когда так вспоминаешь, вспоминаешь, всё вспоминаешь, до того довоспоминаешься, что помнишь то, что было еще прежде, чем я была на свете…
– Это метампсикова, – сказала Соня, которая всегда хорошо училась и все помнила. – Египтяне верили, что наши души были в животных и опять пойдут в животных.
– Нет, знаешь, я не верю этому, чтобы мы были в животных, – сказала Наташа тем же шопотом, хотя музыка и кончилась, – а я знаю наверное, что мы были ангелами там где то и здесь были, и от этого всё помним…
– Можно мне присоединиться к вам? – сказал тихо подошедший Диммлер и подсел к ним.
– Ежели бы мы были ангелами, так за что же мы попали ниже? – сказал Николай. – Нет, это не может быть!
– Не ниже, кто тебе сказал, что ниже?… Почему я знаю, чем я была прежде, – с убеждением возразила Наташа. – Ведь душа бессмертна… стало быть, ежели я буду жить всегда, так я и прежде жила, целую вечность жила.
– Да, но трудно нам представить вечность, – сказал Диммлер, который подошел к молодым людям с кроткой презрительной улыбкой, но теперь говорил так же тихо и серьезно, как и они.
– Отчего же трудно представить вечность? – сказала Наташа. – Нынче будет, завтра будет, всегда будет и вчера было и третьего дня было…
– Наташа! теперь твой черед. Спой мне что нибудь, – послышался голос графини. – Что вы уселись, точно заговорщики.
– Мама! мне так не хочется, – сказала Наташа, но вместе с тем встала.
Всем им, даже и немолодому Диммлеру, не хотелось прерывать разговор и уходить из уголка диванного, но Наташа встала, и Николай сел за клавикорды. Как всегда, став на средину залы и выбрав выгоднейшее место для резонанса, Наташа начала петь любимую пьесу своей матери.
Она сказала, что ей не хотелось петь, но она давно прежде, и долго после не пела так, как она пела в этот вечер. Граф Илья Андреич из кабинета, где он беседовал с Митинькой, слышал ее пенье, и как ученик, торопящийся итти играть, доканчивая урок, путался в словах, отдавая приказания управляющему и наконец замолчал, и Митинька, тоже слушая, молча с улыбкой, стоял перед графом. Николай не спускал глаз с сестры, и вместе с нею переводил дыхание. Соня, слушая, думала о том, какая громадная разница была между ей и ее другом и как невозможно было ей хоть на сколько нибудь быть столь обворожительной, как ее кузина. Старая графиня сидела с счастливо грустной улыбкой и слезами на глазах, изредка покачивая головой. Она думала и о Наташе, и о своей молодости, и о том, как что то неестественное и страшное есть в этом предстоящем браке Наташи с князем Андреем.
Диммлер, подсев к графине и закрыв глаза, слушал.
– Нет, графиня, – сказал он наконец, – это талант европейский, ей учиться нечего, этой мягкости, нежности, силы…
– Ах! как я боюсь за нее, как я боюсь, – сказала графиня, не помня, с кем она говорит. Ее материнское чутье говорило ей, что чего то слишком много в Наташе, и что от этого она не будет счастлива. Наташа не кончила еще петь, как в комнату вбежал восторженный четырнадцатилетний Петя с известием, что пришли ряженые.