307-я стрелковая дивизия
307-я стрелковая дивизия | |
Награды: | |
---|---|
Почётные наименования: |
«Новозыбковская» |
Войска: |
сухопутные |
Род войск: | |
Формирование: |
июль 1941 года |
Расформирование (преобразование): |
1946 год |
Боевой путь | |
1941: Рославльско-Новозыбковская наступательная операция |
307-я стрелковая дивизия — воинское соединение СССР в Великой Отечественной войне.
Содержание
- 1 История
- 1.1 Формирование. Оборонительные бои
- 1.2 Бои в окружениях
- 1.3 Контрнаступление под Москвой
- 1.4 Ливенский щит
- 1.5 Воронежско-Касторненская наступательная операция
- 1.6 Курская битва
- 1.7 Хоженым путём на запад
- 1.8 Освобождение Белоруссии
- 1.9 Освобождение Польши
- 1.10 Бои в Восточной Пруссии. Взятие Кёнигсберга
- 2 Полное название
- 3 Состав
- 4 Подчинение
- 5 Командиры
- 6 Награды и наименования
- 7 Воины дивизии
- 8 Память
- 9 Источники
- 10 Литература
- 11 Ссылки
История
Формирование. Оборонительные бои
Дивизия сформирована в июле 1941 года в Московском военном округе в Ивановской области Командир дивизии — полковник В. Г. Терентьев, начальник штаба — полковник А. И. Семенов, военный комиссар дивизии — старший батальонный командир Ф. И. Олейник.
В действующей армии с 19 августа 1941 года по 9 мая 1945 года.
14 августа 1941 года на стадионе Динамо города Иваново состоялись проводы бойцов дивизии на фронт. 16—18 августа 1941 года части дивизии стали прибывать на станцию Новозыбков Брянской области. К 15:00 19.08.1941 на ст. Новозыбков (40 км ю.-з. Трубчевск) прибыло 3 эшелона 307 сд, которые после разгрузки расположились в этом же районе. Она была включена в состав 50-й армии Брянского фронта.
Прорвавшиеся в стыке 13 и 50 армий крупные мототанковые части немцев 18.8.41 г. заняли район Мглин, Унеча, Стародуб, В. Гопаль. Создалась угроза полного окружения 13 армии в районе Высокое, ст. Кисловка, Смоляничи, Стародуб, Унеча. В этой обстановке командующий Брянским фронтом генерал-лейтенант Ерёменко принял решение: выгрузившиеся части 307 и 282 сд выдвинуть на рубеж р. Десна на фронте разгранлинии армий для обеспечения сосредоточения прибывающих частей для 13-й и 3-й армии.
19 августа 1941 г. 307 сд заканчивает выгрузку и занимает оборону: 1021 сп — Погар, 1019 сп — Кистер, 1023 сп — занимает рубеж обороны Василевка, Евдоколье. Дивизия подчинена 4 вдк.
22 августа 1941 года дивизия получила приказ переправиться через реку Десна и двигаться в сторону Погара с целью прикрыть отступающие части 13-й армии. Против 13-й армии (307 сд, 269 сд, 282 сд, 155 сд, 132 сд, 148 сд, 6 сд, 137 сд, 4 вдк, 4 кд, 52 кд, 21 кд, 55 кд, 50 тд, 108 тд, 141 тбр) действовали 258-я, 34-я пехотные дивизии, 3-я, 4-я и части 17-й танковой дивизии. Эти соединения 13-я армия сдерживала с большим трудом, тем более что противник глубоко вклинился на её правом фланге. Из всего состава армии только 307-я стрелковая дивизия и 282-я стрелковая дивизия были свежими и полнокомплектными, но не обстрелянными. Остальные соединения были сильно измотаны непрерывными боями, сдерживая натиск противника от самого Могилёва. Некоторые ещё не вышли из окружения или оказались в полосах других армий. Укомплектованность частей составляла не более 30 процентов.
22 августа в результате проведённой операции левое крыло фронта (13 А) завершила бой в районе Унеча, Стародуб и вывела части из окружения на восточный берег р. Судость. Части 13 армии после выхода из окружения закрепляются на рубеже Семцы, Баклань, Погар, Кистер, Семёновка.
23 августа 1941 года 13-я армия нанесла контрудар по наступающему противнику. Понеся ощутимые потери, враг был выбит из Почепа и отброшен на линию Красный Рог — Пьяный Рог. 307 сд атаковала противника из района Дахнович, Мишковка в направлении на Стародуб и одним батальоном 1023 сп в том же направлении из района Кистера. После кровопролитного боя части дивизии отошли на исходные рубежи и перешли к активной обороне.
26 августа 1941 года 307-я стрелковая дивизия участвует в контрударе советских войск в направлении на Стародуб. Парируя его, 47-й немецкий танковый корпус нанёс удар по правому флангу нашей группировки. В результате 13-я армия оказалась разрезанной на две части, а 307-я стрелковая дивизия и вошедшие в неё 155-я стрелковая дивизия и 386-й стрелковый полк оказались в окружении; с восточной стороны река Десна, а с западной и юго-западной река Судость.
Однако командующий Брянским фронтом генерал-лейтенант Ерёменко А. А. не смирился с этим и на следующий день подготовил контрудар в направлении Погар — Воронок по боевым порядкам танковой группировки противника, вклинившейся оборону фронта. Три дивизии 13-й армии, наносившие контрудар, вначале имели успех благодаря самоотверженности личного состава и авиационной поддержке, но превосходство врага было подавляющим, продвижение становилось все медленнее, затем застопорилось, после чего гитлеровцы, подтянув резервы, нанесли новый удар.
28 августа 1941 года 307-я стрелковая дивизия вступила во встречное сражение с частями 47-го танкового корпуса противника на рубеже реки Судость и, не выдержав удара врага, понеся значительные потери, начала беспорядочный отход за реку Десну. За неделю боёв (с 22.08 по 29.08.1941), дивизия уничтожила 6 танков и много другой техники. Противник потерял свыше 1200 солдат и офицеров убитыми и ранеными.
2 сентября 1941 года северо-западнее станции Знобь участвует в боях с немецкой 29-й моторизованной дивизией по ликвидации вражеского плацдарма на Десне и продолжает наступление от реки Чернь к железной дороге.
5 сентября 1941 года 307-я дивизия, наступая с реки Чернь прямо на запад, левым флангом вышла на линию железной дороги, а правым к лесу (0,5 километра восточнее станции Знобь). Затем перешла в наступление и освободила деревню Витемлю и двинулась в направлении Погар — Почеп. Однако под ударами противника с боями дивизия вынуждена была отойти в направлении Витемля — Трубчевск к восточному берегу реки Десна.
6—7 сентября 1941 года дивизия вместе с другими частями полностью очистила от врага восточный берег Десны и вела тяжёлые оборонительные бои на рубежах: Калиевка — Прокоповка — Бирин. 14 сентября 1941 г. в Уралово в командование дивизии вступил подполковник Г. С. Лазько, который сменил выбывшего по ранению В. Г. Терентьева. Военным комиссаром дивизии стал полковой комиссар Д. А. Зорин.
26 сентября 1941 г. держала оборону в районе Хильчичей. Утром в 6.30 27.09.41 повела наступление в направлении рощи «Крюк», оставив прикрытие со стороны Глазова. Артогнём перерезала дорогу противнику на Калиевку и Вовна.
Бои в окружениях
На рассвете 30 сентября 1941 года немецкие соединения перешли в наступление на фронте Путивль-Ямполь-Шатрищи. В это время 307-я дивизия вела ожесточённые бои под Старой Гутой на северном берегу р. Бычиха, находясь в окружении.
К исходу 1 октября 1941 года противник захватил Севск полком мотопехоты с танками, Середина Буда и Комаричи. Глубоко разрезал фронт 13-й армии и группы Ермакова на стыке с 21-й армией, и прорывом танков в район Комаричи выходил на тылы и коммуникации 13-й армии. Создалась угроза охвата всего левого фланга фронта крупными мотомеханизированными частями противника.
В ходе Орловско-Брянской оборонительной операции (30 сентября — 23 октября 1941 года) 307-я стрелковая дивизия 1 октября 1941 года совместно с 132-й и 143-й дивизиями, вела бои с наступающим противником, удерживая северный берег реки Бычиха. 2 октября 1941 года одним полком удерживала рубеж реки Олтарь и восточнее, остальными двумя полками вела бой в лесу северо — восточнее района Дмитровка, нанося удары по флангам прорвавшейся группы в общем направлении на Хутор-Михайловский — Локоть с севера.
В это время немецкие войска форсировали реку Десна в районе Новгород-Северского и по захваченному мосту повели наступление на Орёл, который был захвачен 3 октября. С утра 4 октября 307 сд (всего 1200 человек), приведя части в порядок, после понесенных больших потерь в боях с танками противника перешла в наступление на Голубовку. Успеха не имела и закрепилась на рубеже лес северо-запад п. Лесное, высота 156.2. Штаб дивизии расположился в лесу южнее д. Васильевка. К этому времени 13-я армия оказалась в полном окружении. 307-я стрелковая дивизия, прикрывая отступление 13-й армии, попала в окружение 5—6 октября 1941 года в районе п. Лесное. До 6 октября части 298 и 307 стрелковых дивизий защищали также село Чернацкое Середина-Будского района.
К вечеру 7 октября 1941 года была получена директива Генерального штаба. В ней предписывалось всем трём армиям Брянского фронта (3, 13 и 50-й) пробиваться на восток за линию Ворошилово — Поныри — Льгов. Штаб 13-й армии в тяжелейших условиях разработал детальный план вывода войск из окружения. Главный удар в направлении Негино, Хомутовка предстояло нанести 132-й и 143-й стрелковым дивизиям, усиленным 141-й танковой бригадой. Правее, на Суземку, наступала 6-я стрелковая дивизия. Чтобы отвлечь внимание гитлеровцев от направления главного удара, наделать побольше шума и создать впечатление подготовки к атаке в другом направлении было придумано следующее: собрали тракторы и тягачи, использовавшиеся артиллеристами и службой тыла. Их сосредоточили компактной группой на опушке леса в стороне от главного удара, и перед атакой завели моторы. Поднялся такой гул, будто целая танковая часть готовилась к броску. Это отвлекло внимание противника от главного направления.
По этому плану 307-я стрелковая дивизия с 886-м стрелковым полком 298-й стрелковой дивизии прорывалась в направлении Степное-Хинель. В 2 часа ночи 9 октября 1941 года батальоны поднялись в атаку. Противник встретил их мощным огнём из всех видов оружия. Завязался кровопролитный бой. Немцы не выдержали стремительной атаки и в панике бежали, оставив Негино. 143-я и 132-я стрелковые дивизии к вечеру вышли в лес северо-западнее Севска. 307-я дивизия под командованием полковника Г. С. Лазько согласно приказу армии оставила оборонительный рубеж в районе Лесное, форсировала р. Знобовка, прорвала линию обороны противника и во взаимодействии с другими дивизиями осуществила выход из окружения, уничтожая противника на всем пути, протяженностью 150 км. Только в районе Лесное ею было уничтожено до 2 тысяч солдат и офицеров и 15 танков противника.
После прорыва главных сил армии через Негино противник вновь захватил его. Не повезло 6-й и особенно 155-й стрелковым дивизиям. Немцы закрыли выход этим соединениям. 6-я стрелковая дивизия под командованием полковника М. Д. Гришина вырвалась из окружения в ночь на 10 октября. Арьергардная 155-я стрелковая дивизия полковника П. А. Александрова и 275-й инженерный батальон остались в тылу у врага. Они прорывались из окружения ночами, отдельными группами.
14 октября 1941 года, когда выходящие из окружения войска 13-й армии подошли к большаку Рыльск—Дмитриев-Льговский, гитлеровцы начали атаки с разных направлений. Армия вновь оказалась в кольце. Командующий армией Городнянский А. В. принял решение в ночь на 17 октября 1941 года ударом на Сковороднево, Нижнепесочное (на реке Свапа) пробиться на восток. Кольцо сжималось. Боеприпасы, продовольствие, горючее были на исходе. Командарм принял решение уничтожить машины и другое имущество, чтобы они не достались врагу. Это место около посёлка Красная Полоса теперь так и называется — «Горелые машины». Прорыв, как и предыдущий раз, был назначен на 2 часа ночи. 52-я кавалерийская дивизия обеспечивала переправу через Свапу у посёлка Нижнепесочное. 307-я стрелковая дивизия прикрывала войска армии с тыла. 18 октября немцы окружили части 307 сд, оборонявшие матчасть и транспорт 13 А в районе Красная Полоса, Подровное.
18 октября 13 армия прорвала фронт у Семеновки и, наступая в направлении Сковороднево, частью сил своих дивизий вышла в район Малахов, Вандарец, Беляево, Черначена. Из окружения вышли: 6 сд — 500 человек, 132 сд — 400, 143 сд — 600, 141 тбр — 300 человек, сохранив стрелковое вооружение и два 122 мм орудия. Во время боев при прорыве уничтожено до 100 немцев, до 300 машин противника, 8 ст. пулеметов, 60—70 орудий, 2 танка, много боеприпасов, горючего. Уничтожен штаб немецкой авиачасти.
Во время выхода из окружения командование 307 дивизией принял на себя комиссар дивизии Д. А. Зорин, так как командир дивизии Лазько накануне был вызван в штаб армии, а возвратиться оттуда не смог и выходил из окружения вместе со штабом армии. Дивизия выходила последней у деревни Хомутовка, переправляясь через реку Свапу, под огнём наседавшего противника.
К 18—19 октября 1941 года, выходя из окружения по брянским лесам, 307-я дивизия потеряла 89,6 % личного состава. Остатки дивизии вышли из окружения нанося удар в направлении Степное — Хинель, на левый берег реки Свапы без тяжёлого вооружения, автотранспорта и другого военного имущества. В ней насчитывалось всего 450 солдат и командиров. Отдельные группы бойцов ещё в течение 40 дней через леса и болота пробирались к своим.
Из воспоминаний ветерана дивизии С. С. Варчука о переходе через брянский лес:
Отступая с боями через брянские леса мы были свидетелями расправы немецко-фашистских войск над мирным населением. Это был тяжёлый период для нас; отступая в октябре, ноябре и декабре 1941 года на подножном корму, где шли проливные дожди, мокрый снег, метель, холодные морозные дни. В конце ноября начале декабря месяца остатки частей вышли в Курскую область в тылы Красной Армии. Из личного состава 155-й, 307-й стрелковых дивизий и 386-го стрелкового полка в живых осталось менее трети солдат.
Выход из окружения 13 армии (6 сд, 132 сд, 143 сд, 307 сд, 298 сд, 155 сд, 121 сд, 141 тбр, 55 кд) и других соединений Брянского фронта позволил Ставке восстанавливать фронт с затратой меньших сил из резерва и с других участков фронта.
№ окружения | Дата окружения | Район окружения | Выход из окружения | Период окружения | Число дней |
---|---|---|---|---|---|
1. | 26 августа 1941 г. | г. Стародуб,
р. Десна. |
28 августа 1941 г. через р. Десна. | 26—28 августа 1941 г. | 2 дня |
2. | 26 сентября 1941 г. | с. Старая Гута. | 1 октября 1941 г. разблокирована
по р. Бычиха. |
26.09—01.10.1941 г. | 5 дней |
3. | 5—6 октября 1941 г. | п. Лесное. | 9 октября 1941 г. в районе Степное, Хинель. | 5—9 октября 1941 г. | 4 дня. |
4. | 14 октября 1941 г. | Красная Полоса, Подровное. | 18—19 октября 1941 г. у д. Хомутовка через р. Свапа. | 14 — 19 октября 1941 г. | 5 дней. |
На 24 октября 1941 года дивизия занимает позиции в районе Шемякино 2-е, в этот же день получила приказ передислоцироваться на восток на реку Неполка в район Апальково — Пойменово. Тылы дивизии расположились за рекой Тускарь. Штаб дивизии находился в Пойменово. В течение 24—28 октября 1941 года дивизия ведёт бои в районе станции Шатилово против немецкого 35-го армейского корпуса.
27 октября 1941 г. дивизия получает боевое распоряжение № 03 ШТАРМ 13 отходить далее на восток. В нём в частности говорится: «2. 307 сд к исходу 28.10.41 отойти на рубеж Курско-Ольховатка, Романовка. Штадив разместить Верх. Ольховатое. В 8:00 29.10.41 выступить из занимаемого района и к исходу дня отойти на рубеж Алексеевка, Стаканово, Бутырки. Штарм разместить — Исаково.» Части дивизии занимают населённые пункты Масловка, Кривцовка, Лавровка, Юдинка, Дубровка.
На 1 ноября 1941 года дивизия защищает Елецкое направление. До 5 ноября 1941 г. части дивизии совершали марш (св. 300 км) прежде чем прибыть в Измалково под г. Елец. В ночь на 7 ноября 1941 г. была переброшена из Измалково на ст. Верховье. В состав дивизии были включены 786 сп (400 чел) и остатки вышедших из окружения подразделений 155 сд.
Контрнаступление под Москвой
В декабре 1941 года принимает участие в контрударе под Ельцом, действуя в составе фронтовой конно-механизированной группы (132 СД, 307 СД, 55 КД, 150-я танковая бригада) генерала Ф. Я. Костенко северо-восточнее Ельца. 4 декабря 1941 года перешла в наступление без особого успеха и в 21.00 ей пришлось оставить Елец.
5 декабря 1941 года в 7 часов утра 307-я дивизия полковника Г. С. Лазько нанесла удар на Хмеленец. Эти действия носили предварительный и отвлекающий характер. Дивизия занимала оборону на рубеже Рогатого, Аргамачи, северо-восточнее г. Ельца.
6 декабря 1941 года часть танков 150-й танковой бригады проникла в центральную часть Ельца, а 307-я стрелковая дивизия достигла окраин Пищулино и завязала бой за этот населённый пункт. Ей ставилась задача во взаимодействии с соседними дивизиями овладеть Рогатово, Пищулино, Казаки, Мягкое, стремясь охватить Елецкую группировку противника с севера. В бою за Рогатово был ранен начальник штаба дивизии полковник А. И. Семёнов, начальником штаба был назначен начальник оперативного отделения, майор А. А. Поляк.
7 декабря 1941 года отражает контратаки противника севернее Ельца, ведёт тяжёлые встречные бои, населённые пункты в полосе действия дивизии переходили из рук в руки. Наконец, 7 декабря 1941 года дивизия перешла в наступление и освободила Рогатово и Пищулино. 8 декабря 1941 года перерезала шоссе Елец — Ефремов в 1 километре юго-западнее Телегино, затем преследует отступающего врага и формирует фронт окружения.
9 декабря 1941 года года дивизия участвовала в освобождении Ельца, атакуя врага с тыла с севера. Дивизия очистила от немцев Рогатово, Пищулино и Мягкое. В связи с потерей города Гудериан докладывал:
9 декабря противник, развивая успех в районе Ливны, где действовала 2-я немецкая армия, окружил части 95-й пехотной дивизии. В полосе действий моей армии 47-й танковый корпус отходил на юго-запад; 24-й танковый корпус отбивал атаки русских, предпринимавшиеся ими из Тулы.
10 декабря 1941 года докладывал генерал-полковник Гальдер начальник штаба сухопутных войск:
«Группа армий „Центр“»: Противник усиливает нажим на 2-ю армию(где совершён прорыв силами одной кавалерийской дивизии) и на восточный участок фронта 2-й танковой армии. Без сомнения, противник подбросил на этот участок свежие силы. Эти войска прибыли по железной дороге Воронеж-Рязань. Всего на этот участок переброшено не менее четырёх дивизий. Часть из них была снята с фронта 6-й армии, а часть представляла сбой, вероятно, вновь сформированные соединения.
10 декабря 1941 года дивизия получила приказ, в котором указывалось: «307-й стрелковой дивизии и 150-й танковой бригаде наступать в направлении Сергеевка, Измалково и к исходу дня 11 декабря овладеть рубежом Мокрые Семенки, Измалково, встав на пути отхода противника»
10 декабря 1941 года конно-механизированная группа генерала Костенко вышла на тылы всей елецкой группировки противника и перерезала её коммуникации, проходившие по шоссейной дороге Ливны — Елец.
К вечеру 12 декабря 1941 года фронтовая конно-механизированная группа вышла к железной дороге Елец — Орёл в районе станции Верховье. Это ставило под угрозу главные коммуникации немецкой 2-й полевой армии, и она ускорила отход.
Развивая наступление 11 декабря 1941 года 307-я стрелковая дивизия и вместе с ней 150-я танковая бригада ведут бои за Измалково. 13 декабря Измалково было освобождено. Вместе с другими частями 307 дивизия разгромила остатки окруженных 143-й и 45-й пехотных дивизий врага. В конце операции вышла на реку Тим.
16 декабря 1941 года участие дивизии в операции по разгрому елецкой группировки противника было завершено. 307-я дивизия вместе с другими частями 13-й армии способствовала выполнению общего плана контрнаступления под Москвой.
С 15 декабря 1941 года по 25 декабря 1941 года дивизия вела ожесточённые бои за освобождение от врага Русского Брода (20.12.1941 г.) и всего Русско-Бродского района. Её полки освободили так же села Телегино и Мягкая.
К 27 декабря дивизия вышла на рубеж Вышн. Туровец — Вязоватое — Ворово.
28 декабря 1941 года части 57-й бригады войск НКВД и 307-й стрелковой дивизии освободили в Орловской области центр района город Новосиль и село Спасское-Лутовиново — поместье Тургенева и железнодорожный узел Верховье.
За 19 дней наступательных боев под Москвой 307 СД продвинулась на запад на 120 км, освободив от врага около 200 населенных пунктов. По итогам операции 137 бойцов и командиров дивизии были представлены к государственным наградам.
Ливенский щит
С 10 января 1942 г. согласно приказу по армии дивизия, находясь на рубеже Николаевка — Выш. Туровец — Ворово, перешла к жесткой обороне. Одновременно оборудовался второй оборонительный рубеж на линии Синковец — Троицкое — Лимово — Юдинка. В то же время вела активную оборону, отражая наступление немецко-фашистских войск до 30 апреля. После этих оборонительных боев, дивизия была переброшена на рубеж Коротыш Ливенского района.
В течение 1942 года дивизия ведёт бои в районе города Ливны. На 17 марта 1942 года держала оборону у деревни Липовое Орловской области. С 28 июня по 7 июля 1942 года дивизия успешно отражает наступление частей 55-го немецкого армейского корпуса на Воронеж (операция «Blau»). 28 июня 1942 года противнику удалось прорвать оборону соседней 15-й стрелковой дивизии генерал-майора А. Н. Слышкина и продвинуться на 10—12 километров южнее Ливен. 29 июня 1942 года особое упорство при защите города проявили воины 148-й и 307-й стрелковых дивизий полковника А. А. Мищенко и генерал-майора Г. С. Лазько, а также 129-й отдельной танковой бригады полковника Ф. Г. Аникушкина. Продвижение противника на Ливны было остановлено. Бои продолжались до конца июля 1942 года. 27—31 июля 1942 г. части дивизии держали оборону у железнодорожного разъезда Ростани Никольского района Орловской области на рубеже сёл Речица — Коротыш.
13-я армия была несколько потеснена, но на её участке немцам так и не удалось прорвать оборону. Войска 13-й армии генерал-майора Н. П. Пухова перешли к активной обороне и удерживали занимаемые позиции на рубеже Коротыш — Жерновка — Екатериновка до начала 1943 года. До этого времени Ливны оставались прифронтовым городом. Впоследствии город пришлось оставить, но обескровленных гитлеровцев остановили под Ельцом, и уже через месяц Ливны были отбиты. «Ливенский Щит» выдержал.
Генерал армии М. И. Казаков, в то время начальник штаба Брянского фронта, отмечал:
Прежде всего, должен выразить свою признательность солдатам, младшим командирам и офицерам 15, 132, 143, 148, 307-й стрелковых дивизий, 106-й и 109-й отдельных стрелковых бригад, 129-й отдельной танковой бригады. Эти соединения исключительно упорно защищали каждый метр своих позиций, каждую высоту, каждый населенный пункт.
Воронежско-Касторненская наступательная операция
В начале 1943 года дивизия участвует в Воронежско-Касторненской наступательной операции. В 13 часов 21 января 1943 года усиленный батальон 307-й стрелковой дивизии провёл разведку боем на стыке 383-й и 82-й пехотных дивизий противника в направлении на Волово. С 26 января 1943 года после артиллерийской подготовки дивизия наступает в полосе 13-й армии на острие ударной группировки с севера на Касторное. 307-я стрелковая дивизия с приданной ей 118-й танковой бригадой подполковника Л. К. Брегвадзе осуществила прорыв, в который немедленно устремились резервы — лыжный батальон дивизии, танки и мотострелковый батальон бригады. Наступать по расчищенному гитлеровцами большаку на Волово было значительно легче. Из-за сложных погодных условий к Волово вовремя подойти не удалось. Утром погода улучшилась, но этим раньше воспользовался враг — самолёты противника внезапно нанесли по группе удар. 82-я и 383-я пехотные дивизии противника упорно сопротивлялись перед Воловом, стремясь обеспечить отход воронежской группировки. Тогда 129-я танковая бригада полковника Н. В. Петрушина развернулась в обход Волово с флангов и совместно с 4-м армейским лыжным отрядом попыталась овладеть селом. Танкисты и лыжники, несмотря на упорное сопротивление противника, выполнили приказ. К 12 часам дня 27 января 1943 года совместно с подошедшей 307-й стрелковой дивизией они очистили Волово. Путь на Касторное был открыт.
28 января 1943 года дивизия левым флангом прорвалась в Касторное с северо-западного направления, а правым захватила Щигры. Командующий 13-й армией г-л Н. П. Пухов пишет: «Особенно ожесточенный бой завязался на станции Касторная. Бой шел и на перроне вокзала и на железнодорожных путях. Многие составы горели. Гитлеровские солдаты, переполнявшие поезда, готовые к отправке на запад, открыли сильный огонь прямо из вагонов. Один эшелон попытался было уйти со станции, но это ему не удалось.»
Из воспоминаний ветерана 307-й стрелковой дивизии Ф. Е. Самочеляева:
Подступы и сама станция Касторное была усеяна трупами немцев. Её накрыли наши «катюши» термитными снарядами. Трупы немцев обгорели настолько, что представляли собой обгорелые головешки. При прикосновении они рассыпались в золу.
В Касторное у немцев скопилось несколько эшелонов техники в расчете на наступление. Все они стали богатыми трофеями. Было захвачено до семи тысяч автомашин и свыше восьмисот вагонов со всякого рода военным имуществом.
В деревне Куликовка дивизия оставила стрелковую роту, и части отступавшего противника её заблокировали. 28 января командир дивизии Лазько дал команду двинуть на Куликовку танковый батальон из резерва. Танки прорвали оборону противника, и рота была спасена.
За пять дней наступления войска Брянского и Воронежского фронтов взломали сильную оборону противника и завершили окружение десяти вражеских дивизий. В итоге Воронежско-Касторненской операции юго-восточнее Касторного были окружены семь немецких и две венгерские дивизии. Сокрушительные потери на воронежской земле понесли и итальянские части входившие в альпийский корпус. Ещё 18 января 1943 года в районе деревни Алексеевки четыре итальянские дивизии попали в окружение. Советские войска продвинулись на запад до 240 километров. Они освободили большую часть Воронежской и Курской областей, в том числе Воронеж, Касторное, Старый Оскол, Тим, Обоянь и много других крупных населённых пунктов.
Из заметок известного писателя и корреспондента газеты «Красная звезда» Ильи Эренбурга, вступившего в Касторное с нашими войсками:
Почему Гитлер не объявил «дня траура» по своей второй армии? Её судьба ненамного лучше судьбы шестой немецкой армии. В Сталинграде немцы пережили первое окружение, в Касторном — второе.
За время этих боев с 26.01.1943 по 29.01.1943 г. 307 дивизией во взаимодействии с другими соединениями почти полностью были разгромлены 383 и 82 пехотные дивизии противника. Было убито св. 9 тыс., взято в плен 5 тыс. солдат и офицеров противника. В наступательных боях с 26 по 31 января 1943 г. сама 307 стрелковая дивизия уничтожила 1750 немецких солдат и офицеров и 4766 взяла в плен. Было захвачено большое количество военной техники и имущества. За успешное проведение Воронежско-Касторненской операции командир дивизии полковник Г. С. Лазько был награждён орденом Боевого Красного Знамени.
Курская битва
От Касторное в конце января 1943 г. дивизия совершает переход в район ст. Поныри Курской обл., где ведёт бои за овладение пунктами Александровка, Нов. Хутор, Веселый Бережок. После их взятия дивизии поставлена задача не допустить прорыва противника в южном направлении вдоль железной дороги Орёл-Курск.
Перед Курской битвой уже в марте—апреле 1943 в составе 13-й армии занимала оборону во втором эшелоне в районе станции Поныри, стратегически важного железнодорожного узла. 27-го июня 1943 г. командир дивизии генерал-майор Г. С. Лазько получил назначение в корпус, а на его место прибыл генерал-майор Михаил Александрович Еншин.
13-я армия Центрального фронта на Курской Дуге занимала фронт 32 километра. 15СД — 9 километров, 81СД — 10 километров, за ними на расстоянии 8 километров 6ГвСД — 14 километров и 307СД — 10 километров, 148СД — 7 километров, 8СД— 6 километров. За ними на расстоянии 6 километров 74СД — 14 километров.
307 дивизия занимала оборону в полосе: высота западнее Никольского — совхоз 1-е Мая, районный центр Поныри — высота восточнее Поныри-1.
Оценивая возможные действия противника, командующий Центральным фронтом К. К. Рокоссовский отмечал:
«Наиболее выгодным для наступления противника являлось орловско-курское направление, и главный удар на юг и юго-восток нужно было ожидать именно здесь… А раз немцы ставят перед собой такую задачу, то и будут наносить удар на Ольховатку».
Ещё в мае 1943 года гитлеровцы в плане подготовки к операции в районе Курска усилили бомбардировки города и железнодорожной магистрали Курск-Касторное-Воронеж. Наиболее массированным был налёт 2 июня 1943 года, дневной, пятью эшелонами с разных направлений, продолжавшийся с 4.39 до 14.50. Это был один из наиболее крупных налётов за всё время Великой Отечественной войны: в нём участвовало 543 самолёта (бомбардировщиков — 424, истребителей — 119). Эти воздушные атаки Курского выступа говорили о серьёзных последующих намерениях гитлеровского верховного командования.
Поныревский узел, перехватывавший железную дорогу Орёл — Курск, был крайне выгоден для наших войск. Опираясь на него, они угрожали соединениям противника и на ольховатском и на малоархангельском направлениях. С фронта узел опоясывался управляемыми и неуправляемыми минными полями, здесь же было установлено значительное количество авиабомб, приспособленных как мины натяжного действия. Сплошные ряды проволочных заграждений опоясывали подступы к траншеям. На танкоопасных направлениях были сооружены противотанковые надолбы. Большая роль отводилась зарытым в землю танкам и противотанковой артиллерии. В полосе обороны дивизии заняли огневые позиции 380 орудий и миномётов. Никогда ещё стрелковая дивизия в оборонительном бою не прикрывалась таким мощным артиллерийским щитом, какой создало тут командование Центрального фронта. В распоряжении оборонявшейся здесь 307-й стрелковой дивизии генерала М. А. Еншина находился приданный армейский подвижный отряд заграждения.
5 июля 1943 года в 4-30 немецкая 9-я полевая армия (13 дивизий) под командованием генерал-полковника Моделя, нацеленная для наступления на Курск со стороны Орла, на фронте Красная Слободка — Измайлово начала артподготовку. В 5-10 в воздухе появились большие группы немецких бомбардировщиков. Пользуясь сильным прикрытием своих истребителей, немецкие бомбардировщики ударили по боевым порядкам советских войск. В 5-30 пехота и танки на всём 50-километровом фронте от Красной Слободки до Измайлова перешли в атаку. В атаке участвовали 9 дивизий, в том числе 2 танковые, а также все дивизионы штурмовых орудий (280 единиц) и отдельный батальон тяжёлых танков. Их действия сопровождались массированными ударами авиации. Направление удара Моделя осуществлялось шестью колоннами. 1, 2, 3 «веерные» колонны гитлеровцев — это правое крыло, 5 и 6 «вейерные» колонны —левое крыло наступавших войск противника от хутора Весёлый Бережок. 4-я колонна — центр была нацелена на Ольховатку. Главный удар наносился на Ольховатку, вспомогательные — на Малоархангельск и Гнилец крупными силами пехоты при поддержке 500 танков и штурмовых орудий. Одновременно с наступлением «вейерных» колонн гитлеровцы вели фронтальное наступление, «в лоб», на 45-километровом участке Северного фаса дуги. Их действия сопровождались массированными ударами авиации. Развернулось ожесточённое сражение.
5 июля 1943 года пятая колонна устремилась через северную часть села 1-е Поныри направляя удар в сторону станции Поныри, где находилась 307-я стрелковая дивизия. Ценой больших потерь к 19:00 противнику удалось достичь рубежа 1-е Поныри.
6 июля 1943 года не добившись успеха на ольховатском направлении, немецкое командование решило сосредоточить усилия на поныревском направлении и ударом из района Малоархангельск, Бузулук смять правый фланг 13-й армии. Против поныревского узла противник бросил до 170 танков и пехоту 86-й и 292-й дивизий. Поддержанные авиацией, эти силы прорвали оборону 81-й стрелковой дивизии на рубеже Семёновка, Бузулук, 1-е Поныри и быстро распространились в южном направлении. Противнику удалось выйти ко второй полосе обороны на участке 307-й стрелковой дивизии.
6 июля 1943 года дивизия отбила 3 атаки противника. Немецкая 9-я танковая дивизия была брошена в прорыв, образовавшийся в советской обороне между хуторами Степь и Ржавец. Она наступала в районе 1-х и 2-х Понырей. В бой за поныревский узел обороны противник бросил также части 18-й танковой, 86, 292 и 78-й пехотных дивизий. Удар наносился одновременно с трёх направлений — с севера, востока и запада. С утра в первых двух атаках участвовало до 150 танков. Во второй половине дня в третьей атаке участвовало до 170 немецких танков. 16 из них прорвались в Баженово.
7 июля 1943 года с утра гитлеровское командование вводит в сражение свежую 18-ю танковую дивизию, которая наносит удар на Поныри. «Здесь разгорелась одна из самых жестоких битв за время восточного похода», — пишет офицер 292-й немецкой пехотной дивизии Ниц. В 15:30 над полем боя появилось большое количество немецкой авиации, а затем вражеские войска силами трёх пехотных (292 пд, 86 пд, 78 пд) и двух танковых (18 тд, 9 тд) дивизий перешли в активное наступление на участке 307-й дивизии. Сюда противник бросил до 150 танков. В ночь с 6 на 7 июля 1943 года дивизия была поддержана весьма серьёзными средствами усиления (5-я артиллерийская дивизия прорыва, 13-я истребительно-противотанковая артиллерийская бригада, 11-я миномётная бригада, 22-я гвардейская миномётная бригада реактивной артиллерии, части 3-го танкового корпуса, 129-я танковая бригада, 27-й гвардейский танковый полк, 1-я гвардейская инженерная бригада). 307-я дивизия отразила 5 атак противника, поддержанных большим количеством танков. Уже 5 часов длился бой, доходивший до рукопашных схваток. Северная окраина Понырей несколько раз переходила из рук в руки. Натиск танков врага отбивали артиллеристы 540-го легко-артиллерийского полка полковника М. И. Соболева. В контратаках участвовали два батальона 1023-го полка и 129-я танковая бригада. В 19:00 противник снова бросил в бой ещё два полка пехоты и 60 танков. Он решил любой ценой прорваться через поныревский узел обороны. Изнурённые непрерывными 14-часовыми боями, части 307-й стрелковой дивизии отошли на рубеж южнее Баженова, южная половина Понырей. Здесь противник был остановлен. Ему удалось продвинуться всего лишь на 2—3 км.
Офицер Вермахта Хаупт Вернер даёт такую оценку действиям бойцов 307 дивизии 7 июля 1943 года: «Левому флангу 47-го танкового корпуса, действовавшего на направлении главного удара, продвинуться дальше не удалось, хотя к этому времени прибыла 18-я танковая дивизия генерал-майора фон Шляйбена и выдвинулась в район западнее Понырей справа от 292-й пехотной дивизии, чтобы предпринять атаку вдоль речки Снова в южном направлении. Но именно здесь стояла храбрая советская 307-я стрелковая дивизия».
8 июля 1943 года после перегруппировки, дивизия вновь отбила первоначальные позиции. Немцы силою до 80 танков несколько раз снова атаковали этот населённый пункт. Им удалось снова захватить посёлок 1-е Мая и западную окраину Понырей. Однако 307-я стрелковая дивизия совместно с 51-й и 103-й танковыми бригадами 3-го танкового корпуса, артиллерией и сапёрами каждый раз отбрасывала противника в исходное положение. Сражение происходило на рубеже Баженово — 1-е Мая — Поныри до вечера.
9 июля 1943 года гитлеровцы предприняли последнюю попытку прорваться вдоль железной дороги. Введённая ими в сражение танковая дивизия атаковала п. 1-е Мая и двадцатью танками достигла северной части Понырей. Однако вскоре в результате контратаки танковых бригад 3 тк и второго эшелона 307-й дивизии к исходу дня снова была отброшена в исходное положение.
В ночь с 9 на 10 июля 1943 года из 18 немецких танков, попавших в артиллерийскую засаду 9 июля под Понырями и оставшихся на поле боя, нашими ремонтниками было эвакуировано 6, оказавшихся исправными и просто брошенными экипажами. Эти машины были направлены на пополнение матчасти 19-го танкового корпуса.
Ожесточённые бои за станцию продолжились и после 10 июля 1943 года. 10 июля дивизия полностью очистила от противника населённые пункты 1-е Мая и Поныри. В 14:30 отразила контратаку противника с 20 танками из района свх. Поныровский. За день было уничтожено до 300 немцев и подбито 5 танков типа Т-VI. Дивизия оставалась на рубеже Баженово — 1-е Мая — Поныри.
11 июля противник пытался атаковать части 18 гв ск и 3 ск в районе Понырей. Все атаки были отбиты с большими для него потерями.
12—13 июля 1943 года немцы предприняли операцию по эвакуации с поля боя своих подбитых танков. Эвакуацию прикрывал 654-й дивизион штурмовых орудий «Фердинанд». Операция не удалась, на поле боя осталось ещё 5 «Фердинандов» с повреждённой минами и артогнём ходовой частью.
13 июля 307 дивизия укрепляла занимаемые позиции, вела разведку и отражала на некоторых участках атаки небольших групп пехоты и танков противника.
К концу боёв в ротах дивизии осталось по 5—10 активных штыков.
Командир 307-й стрелковой дивизии генерал-майор М. А. Еншин, вспоминая о боях тех дней, рассказывал:
Самоотверженность солдат и офицеров, их упорство и стойкость в бою, отличный артогонь, бесстрашие артиллеристов, стрелявших по врагу прямой наводкой, смелые действия бронебойщиков обеспечили успех второго дня боя. Фашисты были остановлены… Особенно большой эффект дали минные поля в районе Понырей: на них ещё при первой атаке подорвались десятки вражеских танков.
Для немецкой стороны Поныри имели большое значение. Немецкий историк П. Карелл вот что пишет об этом:
…Если бы Поныри были взяты, можно было бы развернуться на Ольховатку…
Гитлеровцы рвались на Курск по наикратчайшему пути. Это подтверждает Н. К. Попель:
…Главный удар он (противник) наносил на ольховатском направлении, пытаясь прорваться к Курску по кратчайшему пути…
Только за 5 дней непрерывных боёв бойцы 307-й дивизии отразили 32 массированные атаки танков и пехоты противника. В боях в районе станции враг потерял 11 тысяч солдат убитыми и ранеными, более 220 сожжённых и повреждённых танков, много другой боевой техники.
Хоженым путём на запад
15 июля 1943 года дивизия перешла в наступление в направлении на Кромы. Участвовала в ликвидации плацдарма, образованного немцами под Орлом. Затем, в ходе Кромско-Орловской операции, успешно форсировала реку Неруса, южнее города Локоть. 28 июля 1943 г. 307 сд ведёт наступление в излучине реки Чернь совместно с 15 сд, 55 сд, 175 сл и 81 сд против 9 А противника.
21 августа 1943 г. 1019 полк 307 сд вёл бой против частей немецкой 45 пд у деревни Гречнево.
16 сентября 1943 г. дивизия успешно форсирует р. Десна. Несколько дней ведёт упорные бои с контратакующим противником за расширение плацдарма на западном берегу р. Десна. И на рассвете 18.09.1943 г. — решительный штурм и прорыв обороны противника на всю его глубину. Преследуя противника, дивизия ломает особо упорное сопротивление врага на ряде рубежей. Затем овладевает райцентром Понуровка и способствует освобождению г. Новгород-Северский. За эту операцию командир дивизии г-м Еншин был награждён орденом Суворова. Вместе с другими частями освобождает Климовский район Брянской области.
24 сентября 1943 года 307-я стрелковая дивизия освободила село Чернооково Климовского района Брянской области и, овладев городом Унеча, содействовала освобождению городов Сураж и Клинцы. Затем форсировала реку Ипуть, вышла к реке Сож.
25 сентября 1943 года 307-я и 399-й стрелковые дивизии генералов М. А. Еншина и полковника Д. В. Казакевича 48-й армии Центрального фронта освободили город Новозыбков и получили почётное наименование Новозыбковских.
28 сентября 1943 года части 307-й стрелковой дивизии, 1-го танкового и 2-го гвардейского кавалерийского корпусов овладели городом Ветка. В ночь на 10 октября 1943 г дивизия, значительно пополненная за счет жителей Новозыбкова и района, форсировала р. Сож, в районе ст. Ветка, где в течение 10 дней вела кровопролитные бои за расширение плацдарма на западном берегу реки. В течение пяти суток сапёры дивизии обеспечивали переправу наших частей. За эти дни саперы 580-го батальона построили четыре штурмовых моста, четыре трёхтонных парома и один восемнадцатитонный. На них были переправлены три дивизии на плацдарм.
Освобождение Белоруссии
3 ноября 1943 г. дивизия форсировала реку Днепр и приняла участие в Гомельско-Речицкой операции, в ходе которой вышла на подступы к Бобруйску.
В начале января 1944 года дивизия находилась под городом Жлобин. Один из полков оборонял участок хутора Углы и деревню Углы. Два других полка, находились во втором эшелоне 29-го стрелкового корпуса, подготавливали вторую полосу обороны на рубеже Доброгоща, Забродье (оба пункта находились в 9—12 километров северо-восточнее Шацилки). 11 января 1944 года 307-я стрелковая дивизия получила приказ сдать свою полосу обороны, и совершив небольшой марш, после смены войск, быть готовой перейти в наступление на участке Пробуждение — Росова. Ночью 12 января 1944 года части дивизии передали свои участки частям 25-го стрелкового корпуса, и к утру 12 января 1944 года сосредоточились в районе Забродье.
К 5 часам 13 января 1944 года назначенные от каждого полка батальоны закончили смену частей 399-й стрелковой дивизии на фронте от реки Березина севернее Шацилки. В полосе предстоявшего наступления 307-й дивизии находились два полка 253-й пехотной дивизии немцев и резервы из состава 16-й танковой дивизии, находившиеся в Чирковичи, южнее Мольча и Заклетное. В направлении предстоявшего наступления 307-й дивизии местность была лесисто-болотистая. Вследствие оттепели и дождей к началу наступления реки и болота вскрылись, дороги испортились. Передвижение артиллерии и автотранспорта вне дорог стало невозможным. Погодные условия затрудняли манёвр частей дивизии и почти исключали возможность применения танков.
16 января 1944 года дивизия начинает наступление в районе г. Жлобин в направлении на Росово и Заклётное, действуя на вспомогательном направлении наступления 29-го стрелкового корпуса. Ей удалось немного продвинуться вдоль правого берега реки Березина в направлении Чирковичи — Бобруйск. Прорвать оборону противника так и не удалось.
17 января 1944 года в 7 часов после короткой артподготовки части дивизии возобновили наступление. Атака 1021-го и 1023-го полков, как и в первый день, не была успешной. Только к вечеру подразделениям 1019-го полка удалось захватить Росово. Это продвижение 1019-го полка и наступавших левее его соседних частей создавало угрозу окружения немцев в районе станции Шацилки-Рудня.
18 января 1944 года в 9 часов, после артподготовки, 1023-й и 1019-й полки снова пошли в атаку. 1023-й полк пытался своим правофланговым батальоном выбить немцев с южной окраины посёлка ст. Шацилки. Был встречен огнём вражеских пулемётов и танков, зарытых в землю. Атака успеха не имела. С 11 часов 30 минут немцы неоднократными контратаками пехоты и танков пытались выйти на южную окраину Росово. В контратаках участвовало до батальона пехоты с двумя танками и тремя штурмовыми орудиями. Все контратаки были отбиты.
Утром 19 января 1944 года противник после сильного огневого налёта артиллерии и миномётов по южной части Росово вновь перешёл в контратаку силами свежего батальона пехоты. Его поддерживали 12 танков и штурмовых орудий. Совместными усилиями 1019-го и 409-го полка 137-й сд и лыжного батальона дальнейшее продвижение немцев на этом направлении было остановлено. К концу дня части 307 сд прочно закрепились на южной окраине Росова и в 500 метрах западнее этого населённого пункта.
В феврале 1944 года дивизия снова ведёт тяжёлые наступательные бои в Гомельской области в районе Шацилки. Были освобождены населённые пункты Мольча, Островчицы, Ракшин, Чирковичи. После чего была отведена во второй эшелон, и переброшена на могилёвское направление.
В ходе Белорусской операции, участвовала в окружении Могилёва, форсировала Березину вышла к 28 июня 1944 года на дальние подступы к Минску, участвовала в разгроме окружённого противника юго-восточнее и южнее Минска. После перегруппировки в район южнее Лиды, наступала на запад, южнее Гродно.
В июле 1944 года 307 сд в составе 69 ск 2-го Белорусского фронта участвует в операции по прорыву сильно укрепленных позиций противника на рубеже реки Неман в районе г. Гожа. Переправа дивизии была организована плохо. Не была прикрыта с воздуха, и противник её разбомбил.
Освобождение Польши
22 июля 1944 г. дивизия перешла государственную границу и начала бои за освобождение Польши от немецких оккупантов. Войдя в 81 СК, вела наступательные бои в ходе которых овладела населенными пунктами на р. Бебжа.
4 августа 1944 г. 307 стрелковая дивизия в составе 50-й армии двумя полками вела бой за расширение плацдарма на западном берегу Августовского канала восточнее Пекутово. 5 августа 50 армия в 9.00 перешла в наступление, овладела опорными пунктами Жилины (16 километров сев-восточнее Августу), Пекутово и продолжала вести бои за расширение плацдармов на западном берегу Августовского канала.
6 августа 1944 г. части 50 армии, занимавшие плацдармы на западном берегу Августовского канала южнее города Августув, по приказу командования отошли на восточный берег реки Нэтта. 10 августа 1944 г. Часть сил центра 2 Белорусского фронта вела наступательные бои в общем направлении на Осовец и, отбивая ожесточенные контратаки противника, продвинулась на 2—5 километров.
14 августа 1944 года 307 сд вместе с другими соединениями 2 Белорусского фронта штурмом захватила крепость Осовец на реке Бебжа (Бобр). При штурме крепости немцы применили против советских войск отравляющие газы. Бойцы, первыми открывшие ворота крепости, получили отравления. За взятие крепости Осовец 307-я дивизия была отмечена в приказе Верховного Главнокомандующего № 166.
За лето 1944 года дивизия с боями прошла 150 километров, освободила 523 населенных пункта, уничтожила 11 тысяч солдат и офицеров противника, 461 захватила в плен.
В ходе Млавско-Эльбингской операции 307-я дивизия наступает на направлении вспомогательного удара, в районе Стависки. 23 января 1945 года захватив штурмом восточнопрусский населённый пункт Едвобне, уничтожила до трёхсот гитлеровцев и шестнадцать попали в плен. К 11:00 тех же суток выбила противника из соседнего населённого пункта Стависки. 24 января 1944 года освобождает город Бяла-Писка. К 26 января 1945 года через Иоханнисбург вышла на оборонительный рубеж Мазурских озёр. 27 января 1945 года занимает Руцяне-Нида.
Бои в Восточной Пруссии. Взятие Кёнигсберга
В составе 50-й армии была перегруппирована севернее Кёнигсберга и в ходе штурма Кёнигсберга наносила удар по городу с северо-запада. Дивизия перешла в наступление ещё до начала общего наступления на город. 5 апреля 1945 года форсировала противотанковый ров в 300 метрах восточнее форта № 5. Через ров дивизией были оборудованы два колейных моста для переправы танков.
307-я дивизия двигалась с юго-восточной окраины Зидлунга (Чкаловск) в юго-восточном направлении. В зоне её интенсивных схваток оказались кварталы городского района Трагхаймер, а также парки и жилые массивы, вплотную прилегающие к озеру Обертайх (нем. Oberteich, ныне — Верхний пруд). Уже к первому дню штурма части дивизии завязали бои на окраинах города, преодолев многочисленные укрепления. Первым во время Восточно-Прусской операции был захвачен нашими войсками форт № 9 Дер Дона (нем. Der Donna). 1019-й стрелковый полк 307 дивизии атаковал передний край немцев вдоль железной дороги между фортами № 4 и № 5. К концу первого дня штурма, полк продвинулся на 2—3 километра и завязал бой за крайние дома на северо-западной окраине Кенигсберга. Мощные форты, блокированные подразделениями, остались позади. Бой за их уничтожение вели специально выделенные штурмовые отряды. 7 апреля 1945 года полк уже вел бой за железнодорожную станцию в районе города Кведнау (нем. Quednau), которая теперь называется Кутузово-Новое.
Командующий 50-й армией генерал-лейтенант Ф. П. Озеров вспоминал:
Боевой день 8 апреля был особенно жестоким. Гитлеровцы приложили немало усилий для того, чтобы остановить наше наступление и вернуть утраченное положение… В тяжёлых боях на левом фланге 81-го стрелкового корпуса продвигалась 307-я стрелковая дивизия. Её штурмовые отряды преодолели упорное сопротивление захватчиков в густозастроенных кварталах города.
9 апреля 1945 года они были уже в центре города — на Штрассе дер С. А. (нем. Strasse der S.A.), в двух шагах от Королевских ворот и нескольких сотнях метров от форта Дер Дона (нем. Der Donna). В 21 час комендант крепости Кёнигсберг генерал Ляш (нем. Otto von Lasch) отдал приказ о капитуляции. Там дивизия закончила боевые действия.
За период боевых действий свыше 16 тыс. солдат и офицеров дивизии награждены орденами и медалями.
За время боев с 22.08.1941 и до конца войны 307 сд нанесла противнику огромные потери. Было убито и ранено свыше 38 тыс., около 10 тыс. фашистов взято в плен.
За время войны только в безвозвратных и санитарных потерях 307-й стрелковой дивизии числятся 48 221 человек.
Расформирована 307 стрелковая дивизия в июле 1946 года.
Полное название
307-я стрелковая Новозыбковская Краснознамённая орденов Суворова и Кутузова дивизия
Состав
- 1019-й стрелковый ордена Кутузова 3-й степени полк. Командиры: п/п Цуканов А. Ф.
- 1021-й стрелковый полк. Командиры: п/п Горбунов И. Ф.
- 1023-й стрелковый ордена Кутузова 3-й степени полк. Командиры: полковник Шеверножук Е. Е., Мельников И. Ф.
- 837-й артиллерийский полк. Командиры: п/п Подшивалов Н. В.
- 365-й отдельный истребительно-противотанковый ордена Александра Невского дивизион
- 384-я отдельная разведывательная рота
- 580-й отдельный сапёрный батальон
- 733-й отдельный ордена Красной Звезды батальон связи (70-я отдельная рота связи). Командир капитан Авксентьев Д. С.
- 301-й медико-санитарный батальон
- 366-я отдельная рота химической защиты
- 456-я автотранспортная рота (756-й автотранспортный батальон)
- 438-я (439-я) полевая хлебопекарня. Начальник — ст. лейтенант Беленький М. Г.
- 698-й дивизионный ветеринарный лазарет
- 947-я полевая почтовая станция
- 813-я полевая касса Госбанка
- Отдельный учебный батальон связи 307 сд
- Отдельный учебный батальон 307 сд
- 187 отдельная штрафная рота 307 сд
- Редакция газеты «За Родину!» 307 сд
- Клуб 307 сд. Начальник — капитан Сафронов.
- Отдел контрразведки НКО «Смерш» по 307 сд. Старший оперуполномоченный — капитан Гривцов Н. В.
- Особый отдел НКВД 307 сд. Начальники: майор Гуськов А. М.,
- Военный трибунал 307 сд
- Комендантский взвод 307 сд
Подчинение
Командиры
- Терентьев, Василий Григорьевич (12.07.1941 — 04.11.1941), полковник;
- Лазько, Григорий Семёнович (05.11.1941 — 28.06.1943), полковник, с 22.02.1943 генерал-майор;
- Еншин, Михаил Александрович (02.07.1943 — 22.06.1944), генерал-майор;
- Далматов, Василий Никитич (23.06.1944 — 09.05.1945), генерал-майор.
Награды и наименования
Воины дивизии
Награда | Ф. И. О. | Должность | Звание | Дата награждения | Примечания |
---|---|---|---|---|---|
Зуев, Кузьма Андреевич | командир орудия 1019-го стрелкового полка | ефрейтор | 07.08.1943 | 07.07.1943 г. на станции Поныри расчёт его орудия уничтожил 10 немецких танков. | |
Студенников, Яков Степанович | пулемётчик 1019-го стрелкового полка | старший сержант | 07.08.1943 | 5-7.07.1943 г. на станции Поныри, оставшись один, раненый отражал атаки противника. | |
Кунавин, Григорий Павлович | командир стрелкового взвода 1021-го стрелкового полка | ефрейтор | 24.03.1945 посмертно | Погиб в бою 26.07.44 г., закрыв вражескую амбразуру. |
Память
- Памятник воинам дивизии в городе Новозыбков
- [sch4nov.narod.ru/museum/Index.html Музей Боевой Славы 307 стрелковой дивизии школы № 4 города Новозыбкова.]
- Музей Боевой Славы дивизии школы № 11 посёлка Чкаловск Калининградской области.
- Военно-исторический мемориальный музей 307-й стрелковой дивизии школы № 20 города Курска
- Братская могила воинов 307 стрелковой дивизии в посёлке Поныри в период Курской Битвы.
- Памятный знак рубежа 307 стрелковой дивизии в районе посёлка Поныри.
- Братская могила советских воинов в г. Ветка Гомельской области Белоруссии.
- Братская могила советских воинов в п. Старое Село Гомельской области Белоруссии.
Источники
- ЦАМО: Ф. 405, оп. 9769, д. 466, л. 97.
- Ф. 202, оп. 5, д. 18, лл, 227—229.
- Ф. 202, оп. 5, д. 44, лл. 7, 8. Подлинник записи переговоров.
- ОПЕРСВОДКА № 02 К 20.00 19.8.41 ШТАБ БРЯНСКОГО ФРОНТА. 19.00 19.8. Ф. 202, оп. 5, д. 51, лл. 5, 6. Подлинник.
- БОЕВОЙ ПРИКАЗ № 056. ШТАРМ 13. 21.8.41 15 ч. 20 м. Ф. 202, оп. 5, д. 18, лл. 13, 14. Подлинник
- Директива Генерального штаба Красной Армии № 1339 Ф. 202, оп. 5, д. 16, л. 8. Машинописная копия.
- ОПЕРСВОДКА № 08 К 20.00 ШТАБ БРЯНСКОГО ФРОНТА 19.00 22.8.41 Ф. 202, оп. 5, д. 51, лл. 32, 33. Подлинник.
- Боевое распоряжение командующего войсками 13-й армии командиру 307-й стрелковой дивизии на занятие Стародуб Серия Г Ф. 202, оп. 5, д. 18, л. 17. Подлинник.
- Командиру 45 ск. Ф.202, оп. 5, д. 18, л. 18. Подлинник.
- ЧАСТНЫЙ БОЕВОЙ ПРИКАЗ № 058. ШТАРМ 13. 22.8.41 20 час. Ф.202, оп. 5, д. 18, л. 20. Подлинник.
- ПРИКАЗ ВОЙСКАМ БРЯНСКОГО ФРОНТА 23.8.41 20.00 № 03/ОП СВЕНЬ.
- БОЕВОЙ ПРИКАЗ № 60. ШТАРМ 13. 24.8.41 18 час. …..1 мин.
- Серия Г БОЕВОЕ РАСПОРЯЖЕНИЕ № 01 ШТАРМ 13 24.10.41 10.00. Ф. 307 сд, оп. 22460с, д. 1, л. 10. Подлинник.
Напишите отзыв о статье "307-я стрелковая дивизия"
Литература
- [wwwinfo.jinr.ru/~jinrmag/koi8/2005/17/sm17.htm Смоляков Ф. Т. Об огнях, пожарищах, о друзьях, товарищах.]
- Трагедия и подвиг солдат 1941.
- Москаленко К. С. На Юго-Западном направлении. Воспоминания командарма.
- Военные действия на территории Липецкого края в 1942 начале 1943 года.
- [www.wizardfox.net/showthread.php?t=10595 Ольховатка (в центре главного удара).]
- «Военная литература». Время боевой зрелости.
- [wwii-soldat.narod.ru/OPER/ARTICLES/021-kursk.htm Курская битва.]
- «Военная литература». Боевые действия 307-й стрелковой дивизии на вспомогательном направлении корпуса в районе юго-западнее Жлобин (январь 1944 г.)
- [web.archive.org/web/20081202172617/velikvoy.narod.ru/geograf/gorod/12gorod/kenigsberg.htm Великая война. Кёнигсберг.]
- [www.mayak-baltiki.ru/ Минакова Р. Штурм. Газета «Маяк Балтики». 01.06.-06 г.]
- [%20samsv.narod.ru/ «Память». 307 стрелковая дивизия.]
- Рокоссовский К. К. «Солдатский долг». 5-е изд., М., Воениздат, 1988 г.
- Жилин А. В. и др. Курская битва. Хроника, факты, люди. М., ОЛМА-ПРЕСС, 2003 г.
- [307sd-39a.ucoz.de/ Самочеляев И. Ф. 307-я стрелковая дивизия — 39-я армия в Китае]
- [militera.lib.ru/memo/russian/ivanov_sp/index.html Иванов С. П. Штаб армейский, штаб фронтовой.]
- [statehistory.ru/books/16/Anatoliy-Guskov_Pod-grifom-pravdy/107 Гуськов А. М. Под грифом правды.]
Ссылки
- [samsv.narod.ru/Div/Sd/sd307/default.html Справочник на сайте клуба «Память» Воронежского госуниверситета]
- [www.soldat.ru/files/ Боевой состав Советской Армии 1941—1945]
- [www.soldat.ru/doc/perechen/ Перечень № 6 стрелковых, горнострелковых и моторизованных дивизий входивших в состав Действующей армии в годы Великой Отечественной войны 1941—1945 гг.]
Отрывок, характеризующий 307-я стрелковая дивизия
Преследуемая стотысячною французскою армией под начальством Бонапарта, встречаемая враждебно расположенными жителями, не доверяя более своим союзникам, испытывая недостаток продовольствия и принужденная действовать вне всех предвидимых условий войны, русская тридцатипятитысячная армия, под начальством Кутузова, поспешно отступала вниз по Дунаю, останавливаясь там, где она бывала настигнута неприятелем, и отбиваясь ариергардными делами, лишь насколько это было нужно для того, чтоб отступать, не теряя тяжестей. Были дела при Ламбахе, Амштетене и Мельке; но, несмотря на храбрость и стойкость, признаваемую самим неприятелем, с которою дрались русские, последствием этих дел было только еще быстрейшее отступление. Австрийские войска, избежавшие плена под Ульмом и присоединившиеся к Кутузову у Браунау, отделились теперь от русской армии, и Кутузов был предоставлен только своим слабым, истощенным силам. Защищать более Вену нельзя было и думать. Вместо наступательной, глубоко обдуманной, по законам новой науки – стратегии, войны, план которой был передан Кутузову в его бытность в Вене австрийским гофкригсратом, единственная, почти недостижимая цель, представлявшаяся теперь Кутузову, состояла в том, чтобы, не погубив армии подобно Маку под Ульмом, соединиться с войсками, шедшими из России.28 го октября Кутузов с армией перешел на левый берег Дуная и в первый раз остановился, положив Дунай между собой и главными силами французов. 30 го он атаковал находившуюся на левом берегу Дуная дивизию Мортье и разбил ее. В этом деле в первый раз взяты трофеи: знамя, орудия и два неприятельские генерала. В первый раз после двухнедельного отступления русские войска остановились и после борьбы не только удержали поле сражения, но прогнали французов. Несмотря на то, что войска были раздеты, изнурены, на одну треть ослаблены отсталыми, ранеными, убитыми и больными; несмотря на то, что на той стороне Дуная были оставлены больные и раненые с письмом Кутузова, поручавшим их человеколюбию неприятеля; несмотря на то, что большие госпитали и дома в Кремсе, обращенные в лазареты, не могли уже вмещать в себе всех больных и раненых, – несмотря на всё это, остановка при Кремсе и победа над Мортье значительно подняли дух войска. Во всей армии и в главной квартире ходили самые радостные, хотя и несправедливые слухи о мнимом приближении колонн из России, о какой то победе, одержанной австрийцами, и об отступлении испуганного Бонапарта.
Князь Андрей находился во время сражения при убитом в этом деле австрийском генерале Шмите. Под ним была ранена лошадь, и сам он был слегка оцарапан в руку пулей. В знак особой милости главнокомандующего он был послан с известием об этой победе к австрийскому двору, находившемуся уже не в Вене, которой угрожали французские войска, а в Брюнне. В ночь сражения, взволнованный, но не усталый(несмотря на свое несильное на вид сложение, князь Андрей мог переносить физическую усталость гораздо лучше самых сильных людей), верхом приехав с донесением от Дохтурова в Кремс к Кутузову, князь Андрей был в ту же ночь отправлен курьером в Брюнн. Отправление курьером, кроме наград, означало важный шаг к повышению.
Ночь была темная, звездная; дорога чернелась между белевшим снегом, выпавшим накануне, в день сражения. То перебирая впечатления прошедшего сражения, то радостно воображая впечатление, которое он произведет известием о победе, вспоминая проводы главнокомандующего и товарищей, князь Андрей скакал в почтовой бричке, испытывая чувство человека, долго ждавшего и, наконец, достигшего начала желаемого счастия. Как скоро он закрывал глаза, в ушах его раздавалась пальба ружей и орудий, которая сливалась со стуком колес и впечатлением победы. То ему начинало представляться, что русские бегут, что он сам убит; но он поспешно просыпался, со счастием как будто вновь узнавал, что ничего этого не было, и что, напротив, французы бежали. Он снова вспоминал все подробности победы, свое спокойное мужество во время сражения и, успокоившись, задремывал… После темной звездной ночи наступило яркое, веселое утро. Снег таял на солнце, лошади быстро скакали, и безразлично вправе и влеве проходили новые разнообразные леса, поля, деревни.
На одной из станций он обогнал обоз русских раненых. Русский офицер, ведший транспорт, развалясь на передней телеге, что то кричал, ругая грубыми словами солдата. В длинных немецких форшпанах тряслось по каменистой дороге по шести и более бледных, перевязанных и грязных раненых. Некоторые из них говорили (он слышал русский говор), другие ели хлеб, самые тяжелые молча, с кротким и болезненным детским участием, смотрели на скачущего мимо их курьера.
Князь Андрей велел остановиться и спросил у солдата, в каком деле ранены. «Позавчера на Дунаю», отвечал солдат. Князь Андрей достал кошелек и дал солдату три золотых.
– На всех, – прибавил он, обращаясь к подошедшему офицеру. – Поправляйтесь, ребята, – обратился он к солдатам, – еще дела много.
– Что, г. адъютант, какие новости? – спросил офицер, видимо желая разговориться.
– Хорошие! Вперед, – крикнул он ямщику и поскакал далее.
Уже было совсем темно, когда князь Андрей въехал в Брюнн и увидал себя окруженным высокими домами, огнями лавок, окон домов и фонарей, шумящими по мостовой красивыми экипажами и всею тою атмосферой большого оживленного города, которая всегда так привлекательна для военного человека после лагеря. Князь Андрей, несмотря на быструю езду и бессонную ночь, подъезжая ко дворцу, чувствовал себя еще более оживленным, чем накануне. Только глаза блестели лихорадочным блеском, и мысли изменялись с чрезвычайною быстротой и ясностью. Живо представились ему опять все подробности сражения уже не смутно, но определенно, в сжатом изложении, которое он в воображении делал императору Францу. Живо представились ему случайные вопросы, которые могли быть ему сделаны,и те ответы,которые он сделает на них.Он полагал,что его сейчас же представят императору. Но у большого подъезда дворца к нему выбежал чиновник и, узнав в нем курьера, проводил его на другой подъезд.
– Из коридора направо; там, Euer Hochgeboren, [Ваше высокородие,] найдете дежурного флигель адъютанта, – сказал ему чиновник. – Он проводит к военному министру.
Дежурный флигель адъютант, встретивший князя Андрея, попросил его подождать и пошел к военному министру. Через пять минут флигель адъютант вернулся и, особенно учтиво наклонясь и пропуская князя Андрея вперед себя, провел его через коридор в кабинет, где занимался военный министр. Флигель адъютант своею изысканною учтивостью, казалось, хотел оградить себя от попыток фамильярности русского адъютанта. Радостное чувство князя Андрея значительно ослабело, когда он подходил к двери кабинета военного министра. Он почувствовал себя оскорбленным, и чувство оскорбления перешло в то же мгновенье незаметно для него самого в чувство презрения, ни на чем не основанного. Находчивый же ум в то же мгновение подсказал ему ту точку зрения, с которой он имел право презирать и адъютанта и военного министра. «Им, должно быть, очень легко покажется одерживать победы, не нюхая пороха!» подумал он. Глаза его презрительно прищурились; он особенно медленно вошел в кабинет военного министра. Чувство это еще более усилилось, когда он увидал военного министра, сидевшего над большим столом и первые две минуты не обращавшего внимания на вошедшего. Военный министр опустил свою лысую, с седыми висками, голову между двух восковых свечей и читал, отмечая карандашом, бумаги. Он дочитывал, не поднимая головы, в то время как отворилась дверь и послышались шаги.
– Возьмите это и передайте, – сказал военный министр своему адъютанту, подавая бумаги и не обращая еще внимания на курьера.
Князь Андрей почувствовал, что либо из всех дел, занимавших военного министра, действия кутузовской армии менее всего могли его интересовать, либо нужно было это дать почувствовать русскому курьеру. «Но мне это совершенно всё равно», подумал он. Военный министр сдвинул остальные бумаги, сровнял их края с краями и поднял голову. У него была умная и характерная голова. Но в то же мгновение, как он обратился к князю Андрею, умное и твердое выражение лица военного министра, видимо, привычно и сознательно изменилось: на лице его остановилась глупая, притворная, не скрывающая своего притворства, улыбка человека, принимающего одного за другим много просителей.
– От генерала фельдмаршала Кутузова? – спросил он. – Надеюсь, хорошие вести? Было столкновение с Мортье? Победа? Пора!
Он взял депешу, которая была на его имя, и стал читать ее с грустным выражением.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Шмит! – сказал он по немецки. – Какое несчастие, какое несчастие!
Пробежав депешу, он положил ее на стол и взглянул на князя Андрея, видимо, что то соображая.
– Ах, какое несчастие! Дело, вы говорите, решительное? Мортье не взят, однако. (Он подумал.) Очень рад, что вы привезли хорошие вести, хотя смерть Шмита есть дорогая плата за победу. Его величество, верно, пожелает вас видеть, но не нынче. Благодарю вас, отдохните. Завтра будьте на выходе после парада. Впрочем, я вам дам знать.
Исчезнувшая во время разговора глупая улыбка опять явилась на лице военного министра.
– До свидания, очень благодарю вас. Государь император, вероятно, пожелает вас видеть, – повторил он и наклонил голову.
Когда князь Андрей вышел из дворца, он почувствовал, что весь интерес и счастие, доставленные ему победой, оставлены им теперь и переданы в равнодушные руки военного министра и учтивого адъютанта. Весь склад мыслей его мгновенно изменился: сражение представилось ему давнишним, далеким воспоминанием.
Князь Андрей остановился в Брюнне у своего знакомого, русского дипломата .Билибина.
– А, милый князь, нет приятнее гостя, – сказал Билибин, выходя навстречу князю Андрею. – Франц, в мою спальню вещи князя! – обратился он к слуге, провожавшему Болконского. – Что, вестником победы? Прекрасно. А я сижу больной, как видите.
Князь Андрей, умывшись и одевшись, вышел в роскошный кабинет дипломата и сел за приготовленный обед. Билибин покойно уселся у камина.
Князь Андрей не только после своего путешествия, но и после всего похода, во время которого он был лишен всех удобств чистоты и изящества жизни, испытывал приятное чувство отдыха среди тех роскошных условий жизни, к которым он привык с детства. Кроме того ему было приятно после австрийского приема поговорить хоть не по русски (они говорили по французски), но с русским человеком, который, он предполагал, разделял общее русское отвращение (теперь особенно живо испытываемое) к австрийцам.
Билибин был человек лет тридцати пяти, холостой, одного общества с князем Андреем. Они были знакомы еще в Петербурге, но еще ближе познакомились в последний приезд князя Андрея в Вену вместе с Кутузовым. Как князь Андрей был молодой человек, обещающий пойти далеко на военном поприще, так, и еще более, обещал Билибин на дипломатическом. Он был еще молодой человек, но уже немолодой дипломат, так как он начал служить с шестнадцати лет, был в Париже, в Копенгагене и теперь в Вене занимал довольно значительное место. И канцлер и наш посланник в Вене знали его и дорожили им. Он был не из того большого количества дипломатов, которые обязаны иметь только отрицательные достоинства, не делать известных вещей и говорить по французски для того, чтобы быть очень хорошими дипломатами; он был один из тех дипломатов, которые любят и умеют работать, и, несмотря на свою лень, он иногда проводил ночи за письменным столом. Он работал одинаково хорошо, в чем бы ни состояла сущность работы. Его интересовал не вопрос «зачем?», а вопрос «как?». В чем состояло дипломатическое дело, ему было всё равно; но составить искусно, метко и изящно циркуляр, меморандум или донесение – в этом он находил большое удовольствие. Заслуги Билибина ценились, кроме письменных работ, еще и по его искусству обращаться и говорить в высших сферах.
Билибин любил разговор так же, как он любил работу, только тогда, когда разговор мог быть изящно остроумен. В обществе он постоянно выжидал случая сказать что нибудь замечательное и вступал в разговор не иначе, как при этих условиях. Разговор Билибина постоянно пересыпался оригинально остроумными, законченными фразами, имеющими общий интерес.
Эти фразы изготовлялись во внутренней лаборатории Билибина, как будто нарочно, портативного свойства, для того, чтобы ничтожные светские люди удобно могли запоминать их и переносить из гостиных в гостиные. И действительно, les mots de Bilibine se colportaient dans les salons de Vienne, [Отзывы Билибина расходились по венским гостиным] и часто имели влияние на так называемые важные дела.
Худое, истощенное, желтоватое лицо его было всё покрыто крупными морщинами, которые всегда казались так чистоплотно и старательно промыты, как кончики пальцев после бани. Движения этих морщин составляли главную игру его физиономии. То у него морщился лоб широкими складками, брови поднимались кверху, то брови спускались книзу, и у щек образовывались крупные морщины. Глубоко поставленные, небольшие глаза всегда смотрели прямо и весело.
– Ну, теперь расскажите нам ваши подвиги, – сказал он.
Болконский самым скромным образом, ни разу не упоминая о себе, рассказал дело и прием военного министра.
– Ils m'ont recu avec ma nouvelle, comme un chien dans un jeu de quilles, [Они приняли меня с этою вестью, как принимают собаку, когда она мешает игре в кегли,] – заключил он.
Билибин усмехнулся и распустил складки кожи.
– Cependant, mon cher, – сказал он, рассматривая издалека свой ноготь и подбирая кожу над левым глазом, – malgre la haute estime que je professe pour le православное российское воинство, j'avoue que votre victoire n'est pas des plus victorieuses. [Однако, мой милый, при всем моем уважении к православному российскому воинству, я полагаю, что победа ваша не из самых блестящих.]
Он продолжал всё так же на французском языке, произнося по русски только те слова, которые он презрительно хотел подчеркнуть.
– Как же? Вы со всею массой своею обрушились на несчастного Мортье при одной дивизии, и этот Мортье уходит у вас между рук? Где же победа?
– Однако, серьезно говоря, – отвечал князь Андрей, – всё таки мы можем сказать без хвастовства, что это немного получше Ульма…
– Отчего вы не взяли нам одного, хоть одного маршала?
– Оттого, что не всё делается, как предполагается, и не так регулярно, как на параде. Мы полагали, как я вам говорил, зайти в тыл к семи часам утра, а не пришли и к пяти вечера.
– Отчего же вы не пришли к семи часам утра? Вам надо было притти в семь часов утра, – улыбаясь сказал Билибин, – надо было притти в семь часов утра.
– Отчего вы не внушили Бонапарту дипломатическим путем, что ему лучше оставить Геную? – тем же тоном сказал князь Андрей.
– Я знаю, – перебил Билибин, – вы думаете, что очень легко брать маршалов, сидя на диване перед камином. Это правда, а всё таки, зачем вы его не взяли? И не удивляйтесь, что не только военный министр, но и августейший император и король Франц не будут очень осчастливлены вашей победой; да и я, несчастный секретарь русского посольства, не чувствую никакой потребности в знак радости дать моему Францу талер и отпустить его с своей Liebchen [милой] на Пратер… Правда, здесь нет Пратера.
Он посмотрел прямо на князя Андрея и вдруг спустил собранную кожу со лба.
– Теперь мой черед спросить вас «отчего», мой милый, – сказал Болконский. – Я вам признаюсь, что не понимаю, может быть, тут есть дипломатические тонкости выше моего слабого ума, но я не понимаю: Мак теряет целую армию, эрцгерцог Фердинанд и эрцгерцог Карл не дают никаких признаков жизни и делают ошибки за ошибками, наконец, один Кутузов одерживает действительную победу, уничтожает charme [очарование] французов, и военный министр не интересуется даже знать подробности.
– Именно от этого, мой милый. Voyez vous, mon cher: [Видите ли, мой милый:] ура! за царя, за Русь, за веру! Tout ca est bel et bon, [все это прекрасно и хорошо,] но что нам, я говорю – австрийскому двору, за дело до ваших побед? Привезите вы нам свое хорошенькое известие о победе эрцгерцога Карла или Фердинанда – un archiduc vaut l'autre, [один эрцгерцог стоит другого,] как вам известно – хоть над ротой пожарной команды Бонапарте, это другое дело, мы прогремим в пушки. А то это, как нарочно, может только дразнить нас. Эрцгерцог Карл ничего не делает, эрцгерцог Фердинанд покрывается позором. Вену вы бросаете, не защищаете больше, comme si vous nous disiez: [как если бы вы нам сказали:] с нами Бог, а Бог с вами, с вашей столицей. Один генерал, которого мы все любили, Шмит: вы его подводите под пулю и поздравляете нас с победой!… Согласитесь, что раздразнительнее того известия, которое вы привозите, нельзя придумать. C'est comme un fait expres, comme un fait expres. [Это как нарочно, как нарочно.] Кроме того, ну, одержи вы точно блестящую победу, одержи победу даже эрцгерцог Карл, что ж бы это переменило в общем ходе дел? Теперь уж поздно, когда Вена занята французскими войсками.
– Как занята? Вена занята?
– Не только занята, но Бонапарте в Шенбрунне, а граф, наш милый граф Врбна отправляется к нему за приказаниями.
Болконский после усталости и впечатлений путешествия, приема и в особенности после обеда чувствовал, что он не понимает всего значения слов, которые он слышал.
– Нынче утром был здесь граф Лихтенфельс, – продолжал Билибин, – и показывал мне письмо, в котором подробно описан парад французов в Вене. Le prince Murat et tout le tremblement… [Принц Мюрат и все такое…] Вы видите, что ваша победа не очень то радостна, и что вы не можете быть приняты как спаситель…
– Право, для меня всё равно, совершенно всё равно! – сказал князь Андрей, начиная понимать,что известие его о сражении под Кремсом действительно имело мало важности ввиду таких событий, как занятие столицы Австрии. – Как же Вена взята? А мост и знаменитый tete de pont, [мостовое укрепление,] и князь Ауэрсперг? У нас были слухи, что князь Ауэрсперг защищает Вену, – сказал он.
– Князь Ауэрсперг стоит на этой, на нашей, стороне и защищает нас; я думаю, очень плохо защищает, но всё таки защищает. А Вена на той стороне. Нет, мост еще не взят и, надеюсь, не будет взят, потому что он минирован, и его велено взорвать. В противном случае мы были бы давно в горах Богемии, и вы с вашею армией провели бы дурную четверть часа между двух огней.
– Но это всё таки не значит, чтобы кампания была кончена, – сказал князь Андрей.
– А я думаю, что кончена. И так думают большие колпаки здесь, но не смеют сказать этого. Будет то, что я говорил в начале кампании, что не ваша echauffouree de Durenstein, [дюренштейнская стычка,] вообще не порох решит дело, а те, кто его выдумали, – сказал Билибин, повторяя одно из своих mots [словечек], распуская кожу на лбу и приостанавливаясь. – Вопрос только в том, что скажет берлинское свидание императора Александра с прусским королем. Ежели Пруссия вступит в союз, on forcera la main a l'Autriche, [принудят Австрию,] и будет война. Ежели же нет, то дело только в том, чтоб условиться, где составлять первоначальные статьи нового Саmро Formio. [Кампо Формио.]
– Но что за необычайная гениальность! – вдруг вскрикнул князь Андрей, сжимая свою маленькую руку и ударяя ею по столу. – И что за счастие этому человеку!
– Buonaparte? [Буонапарте?] – вопросительно сказал Билибин, морща лоб и этим давая чувствовать, что сейчас будет un mot [словечко]. – Bu onaparte? – сказал он, ударяя особенно на u . – Я думаю, однако, что теперь, когда он предписывает законы Австрии из Шенбрунна, il faut lui faire grace de l'u . [надо его избавить от и.] Я решительно делаю нововведение и называю его Bonaparte tout court [просто Бонапарт].
– Нет, без шуток, – сказал князь Андрей, – неужели вы думаете,что кампания кончена?
– Я вот что думаю. Австрия осталась в дурах, а она к этому не привыкла. И она отплатит. А в дурах она осталась оттого, что, во первых, провинции разорены (on dit, le православное est terrible pour le pillage), [говорят, что православное ужасно по части грабежей,] армия разбита, столица взята, и всё это pour les beaux yeux du [ради прекрасных глаз,] Сардинское величество. И потому – entre nous, mon cher [между нами, мой милый] – я чутьем слышу, что нас обманывают, я чутьем слышу сношения с Францией и проекты мира, тайного мира, отдельно заключенного.
– Это не может быть! – сказал князь Андрей, – это было бы слишком гадко.
– Qui vivra verra, [Поживем, увидим,] – сказал Билибин, распуская опять кожу в знак окончания разговора.
Когда князь Андрей пришел в приготовленную для него комнату и в чистом белье лег на пуховики и душистые гретые подушки, – он почувствовал, что то сражение, о котором он привез известие, было далеко, далеко от него. Прусский союз, измена Австрии, новое торжество Бонапарта, выход и парад, и прием императора Франца на завтра занимали его.
Он закрыл глаза, но в то же мгновение в ушах его затрещала канонада, пальба, стук колес экипажа, и вот опять спускаются с горы растянутые ниткой мушкатеры, и французы стреляют, и он чувствует, как содрогается его сердце, и он выезжает вперед рядом с Шмитом, и пули весело свистят вокруг него, и он испытывает то чувство удесятеренной радости жизни, какого он не испытывал с самого детства.
Он пробудился…
«Да, всё это было!…» сказал он, счастливо, детски улыбаясь сам себе, и заснул крепким, молодым сном.
На другой день он проснулся поздно. Возобновляя впечатления прошедшего, он вспомнил прежде всего то, что нынче надо представляться императору Францу, вспомнил военного министра, учтивого австрийского флигель адъютанта, Билибина и разговор вчерашнего вечера. Одевшись в полную парадную форму, которой он уже давно не надевал, для поездки во дворец, он, свежий, оживленный и красивый, с подвязанною рукой, вошел в кабинет Билибина. В кабинете находились четыре господина дипломатического корпуса. С князем Ипполитом Курагиным, который был секретарем посольства, Болконский был знаком; с другими его познакомил Билибин.
Господа, бывавшие у Билибина, светские, молодые, богатые и веселые люди, составляли и в Вене и здесь отдельный кружок, который Билибин, бывший главой этого кружка, называл наши, les nфtres. В кружке этом, состоявшем почти исключительно из дипломатов, видимо, были свои, не имеющие ничего общего с войной и политикой, интересы высшего света, отношений к некоторым женщинам и канцелярской стороны службы. Эти господа, повидимому, охотно, как своего (честь, которую они делали немногим), приняли в свой кружок князя Андрея. Из учтивости, и как предмет для вступления в разговор, ему сделали несколько вопросов об армии и сражении, и разговор опять рассыпался на непоследовательные, веселые шутки и пересуды.
– Но особенно хорошо, – говорил один, рассказывая неудачу товарища дипломата, – особенно хорошо то, что канцлер прямо сказал ему, что назначение его в Лондон есть повышение, и чтоб он так и смотрел на это. Видите вы его фигуру при этом?…
– Но что всего хуже, господа, я вам выдаю Курагина: человек в несчастии, и этим то пользуется этот Дон Жуан, этот ужасный человек!
Князь Ипполит лежал в вольтеровском кресле, положив ноги через ручку. Он засмеялся.
– Parlez moi de ca, [Ну ка, ну ка,] – сказал он.
– О, Дон Жуан! О, змея! – послышались голоса.
– Вы не знаете, Болконский, – обратился Билибин к князю Андрею, – что все ужасы французской армии (я чуть было не сказал – русской армии) – ничто в сравнении с тем, что наделал между женщинами этот человек.
– La femme est la compagne de l'homme, [Женщина – подруга мужчины,] – произнес князь Ипполит и стал смотреть в лорнет на свои поднятые ноги.
Билибин и наши расхохотались, глядя в глаза Ипполиту. Князь Андрей видел, что этот Ипполит, которого он (должно было признаться) почти ревновал к своей жене, был шутом в этом обществе.
– Нет, я должен вас угостить Курагиным, – сказал Билибин тихо Болконскому. – Он прелестен, когда рассуждает о политике, надо видеть эту важность.
Он подсел к Ипполиту и, собрав на лбу свои складки, завел с ним разговор о политике. Князь Андрей и другие обступили обоих.
– Le cabinet de Berlin ne peut pas exprimer un sentiment d'alliance, – начал Ипполит, значительно оглядывая всех, – sans exprimer… comme dans sa derieniere note… vous comprenez… vous comprenez… et puis si sa Majeste l'Empereur ne deroge pas au principe de notre alliance… [Берлинский кабинет не может выразить свое мнение о союзе, не выражая… как в своей последней ноте… вы понимаете… вы понимаете… впрочем, если его величество император не изменит сущности нашего союза…]
– Attendez, je n'ai pas fini… – сказал он князю Андрею, хватая его за руку. – Je suppose que l'intervention sera plus forte que la non intervention. Et… – Он помолчал. – On ne pourra pas imputer a la fin de non recevoir notre depeche du 28 novembre. Voila comment tout cela finira. [Подождите, я не кончил. Я думаю, что вмешательство будет прочнее чем невмешательство И… Невозможно считать дело оконченным непринятием нашей депеши от 28 ноября. Чем то всё это кончится.]
И он отпустил руку Болконского, показывая тем, что теперь он совсем кончил.
– Demosthenes, je te reconnais au caillou que tu as cache dans ta bouche d'or! [Демосфен, я узнаю тебя по камешку, который ты скрываешь в своих золотых устах!] – сказал Билибин, y которого шапка волос подвинулась на голове от удовольствия.
Все засмеялись. Ипполит смеялся громче всех. Он, видимо, страдал, задыхался, но не мог удержаться от дикого смеха, растягивающего его всегда неподвижное лицо.
– Ну вот что, господа, – сказал Билибин, – Болконский мой гость в доме и здесь в Брюнне, и я хочу его угостить, сколько могу, всеми радостями здешней жизни. Ежели бы мы были в Брюнне, это было бы легко; но здесь, dans ce vilain trou morave [в этой скверной моравской дыре], это труднее, и я прошу у всех вас помощи. Il faut lui faire les honneurs de Brunn. [Надо ему показать Брюнн.] Вы возьмите на себя театр, я – общество, вы, Ипполит, разумеется, – женщин.
– Надо ему показать Амели, прелесть! – сказал один из наших, целуя кончики пальцев.
– Вообще этого кровожадного солдата, – сказал Билибин, – надо обратить к более человеколюбивым взглядам.
– Едва ли я воспользуюсь вашим гостеприимством, господа, и теперь мне пора ехать, – взглядывая на часы, сказал Болконский.
– Куда?
– К императору.
– О! о! о!
– Ну, до свидания, Болконский! До свидания, князь; приезжайте же обедать раньше, – пocлшaлиcь голоса. – Мы беремся за вас.
– Старайтесь как можно более расхваливать порядок в доставлении провианта и маршрутов, когда будете говорить с императором, – сказал Билибин, провожая до передней Болконского.
– И желал бы хвалить, но не могу, сколько знаю, – улыбаясь отвечал Болконский.
– Ну, вообще как можно больше говорите. Его страсть – аудиенции; а говорить сам он не любит и не умеет, как увидите.
На выходе император Франц только пристально вгляделся в лицо князя Андрея, стоявшего в назначенном месте между австрийскими офицерами, и кивнул ему своей длинной головой. Но после выхода вчерашний флигель адъютант с учтивостью передал Болконскому желание императора дать ему аудиенцию.
Император Франц принял его, стоя посредине комнаты. Перед тем как начинать разговор, князя Андрея поразило то, что император как будто смешался, не зная, что сказать, и покраснел.
– Скажите, когда началось сражение? – спросил он поспешно.
Князь Андрей отвечал. После этого вопроса следовали другие, столь же простые вопросы: «здоров ли Кутузов? как давно выехал он из Кремса?» и т. п. Император говорил с таким выражением, как будто вся цель его состояла только в том, чтобы сделать известное количество вопросов. Ответы же на эти вопросы, как было слишком очевидно, не могли интересовать его.
– В котором часу началось сражение? – спросил император.
– Не могу донести вашему величеству, в котором часу началось сражение с фронта, но в Дюренштейне, где я находился, войско начало атаку в 6 часу вечера, – сказал Болконский, оживляясь и при этом случае предполагая, что ему удастся представить уже готовое в его голове правдивое описание всего того, что он знал и видел.
Но император улыбнулся и перебил его:
– Сколько миль?
– Откуда и докуда, ваше величество?
– От Дюренштейна до Кремса?
– Три с половиною мили, ваше величество.
– Французы оставили левый берег?
– Как доносили лазутчики, в ночь на плотах переправились последние.
– Достаточно ли фуража в Кремсе?
– Фураж не был доставлен в том количестве…
Император перебил его.
– В котором часу убит генерал Шмит?…
– В семь часов, кажется.
– В 7 часов. Очень печально! Очень печально!
Император сказал, что он благодарит, и поклонился. Князь Андрей вышел и тотчас же со всех сторон был окружен придворными. Со всех сторон глядели на него ласковые глаза и слышались ласковые слова. Вчерашний флигель адъютант делал ему упреки, зачем он не остановился во дворце, и предлагал ему свой дом. Военный министр подошел, поздравляя его с орденом Марии Терезии З й степени, которым жаловал его император. Камергер императрицы приглашал его к ее величеству. Эрцгерцогиня тоже желала его видеть. Он не знал, кому отвечать, и несколько секунд собирался с мыслями. Русский посланник взял его за плечо, отвел к окну и стал говорить с ним.
Вопреки словам Билибина, известие, привезенное им, было принято радостно. Назначено было благодарственное молебствие. Кутузов был награжден Марией Терезией большого креста, и вся армия получила награды. Болконский получал приглашения со всех сторон и всё утро должен был делать визиты главным сановникам Австрии. Окончив свои визиты в пятом часу вечера, мысленно сочиняя письмо отцу о сражении и о своей поездке в Брюнн, князь Андрей возвращался домой к Билибину. У крыльца дома, занимаемого Билибиным, стояла до половины уложенная вещами бричка, и Франц, слуга Билибина, с трудом таща чемодан, вышел из двери.
Прежде чем ехать к Билибину, князь Андрей поехал в книжную лавку запастись на поход книгами и засиделся в лавке.
– Что такое? – спросил Болконский.
– Ach, Erlaucht? – сказал Франц, с трудом взваливая чемодан в бричку. – Wir ziehen noch weiter. Der Bosewicht ist schon wieder hinter uns her! [Ах, ваше сиятельство! Мы отправляемся еще далее. Злодей уж опять за нами по пятам.]
– Что такое? Что? – спрашивал князь Андрей.
Билибин вышел навстречу Болконскому. На всегда спокойном лице Билибина было волнение.
– Non, non, avouez que c'est charmant, – говорил он, – cette histoire du pont de Thabor (мост в Вене). Ils l'ont passe sans coup ferir. [Нет, нет, признайтесь, что это прелесть, эта история с Таборским мостом. Они перешли его без сопротивления.]
Князь Андрей ничего не понимал.
– Да откуда же вы, что вы не знаете того, что уже знают все кучера в городе?
– Я от эрцгерцогини. Там я ничего не слыхал.
– И не видали, что везде укладываются?
– Не видал… Да в чем дело? – нетерпеливо спросил князь Андрей.
– В чем дело? Дело в том, что французы перешли мост, который защищает Ауэсперг, и мост не взорвали, так что Мюрат бежит теперь по дороге к Брюнну, и нынче завтра они будут здесь.
– Как здесь? Да как же не взорвали мост, когда он минирован?
– А это я у вас спрашиваю. Этого никто, и сам Бонапарте, не знает.
Болконский пожал плечами.
– Но ежели мост перейден, значит, и армия погибла: она будет отрезана, – сказал он.
– В этом то и штука, – отвечал Билибин. – Слушайте. Вступают французы в Вену, как я вам говорил. Всё очень хорошо. На другой день, то есть вчера, господа маршалы: Мюрат Ланн и Бельяр, садятся верхом и отправляются на мост. (Заметьте, все трое гасконцы.) Господа, – говорит один, – вы знаете, что Таборский мост минирован и контраминирован, и что перед ним грозный tete de pont и пятнадцать тысяч войска, которому велено взорвать мост и нас не пускать. Но нашему государю императору Наполеону будет приятно, ежели мы возьмем этот мост. Проедемте втроем и возьмем этот мост. – Поедемте, говорят другие; и они отправляются и берут мост, переходят его и теперь со всею армией по сю сторону Дуная направляются на нас, на вас и на ваши сообщения.
– Полноте шутить, – грустно и серьезно сказал князь Андрей.
Известие это было горестно и вместе с тем приятно князю Андрею.
Как только он узнал, что русская армия находится в таком безнадежном положении, ему пришло в голову, что ему то именно предназначено вывести русскую армию из этого положения, что вот он, тот Тулон, который выведет его из рядов неизвестных офицеров и откроет ему первый путь к славе! Слушая Билибина, он соображал уже, как, приехав к армии, он на военном совете подаст мнение, которое одно спасет армию, и как ему одному будет поручено исполнение этого плана.
– Полноте шутить, – сказал он.
– Не шучу, – продолжал Билибин, – ничего нет справедливее и печальнее. Господа эти приезжают на мост одни и поднимают белые платки; уверяют, что перемирие, и что они, маршалы, едут для переговоров с князем Ауэрспергом. Дежурный офицер пускает их в tete de pont. [мостовое укрепление.] Они рассказывают ему тысячу гасконских глупостей: говорят, что война кончена, что император Франц назначил свидание Бонапарту, что они желают видеть князя Ауэрсперга, и тысячу гасконад и проч. Офицер посылает за Ауэрспергом; господа эти обнимают офицеров, шутят, садятся на пушки, а между тем французский баталион незамеченный входит на мост, сбрасывает мешки с горючими веществами в воду и подходит к tete de pont. Наконец, является сам генерал лейтенант, наш милый князь Ауэрсперг фон Маутерн. «Милый неприятель! Цвет австрийского воинства, герой турецких войн! Вражда кончена, мы можем подать друг другу руку… император Наполеон сгорает желанием узнать князя Ауэрсперга». Одним словом, эти господа, не даром гасконцы, так забрасывают Ауэрсперга прекрасными словами, он так прельщен своею столь быстро установившеюся интимностью с французскими маршалами, так ослеплен видом мантии и страусовых перьев Мюрата, qu'il n'y voit que du feu, et oubl celui qu'il devait faire faire sur l'ennemi. [Что он видит только их огонь и забывает о своем, о том, который он обязан был открыть против неприятеля.] (Несмотря на живость своей речи, Билибин не забыл приостановиться после этого mot, чтобы дать время оценить его.) Французский баталион вбегает в tete de pont, заколачивают пушки, и мост взят. Нет, но что лучше всего, – продолжал он, успокоиваясь в своем волнении прелестью собственного рассказа, – это то, что сержант, приставленный к той пушке, по сигналу которой должно было зажигать мины и взрывать мост, сержант этот, увидав, что французские войска бегут на мост, хотел уже стрелять, но Ланн отвел его руку. Сержант, который, видно, был умнее своего генерала, подходит к Ауэрспергу и говорит: «Князь, вас обманывают, вот французы!» Мюрат видит, что дело проиграно, ежели дать говорить сержанту. Он с удивлением (настоящий гасконец) обращается к Ауэрспергу: «Я не узнаю столь хваленую в мире австрийскую дисциплину, – говорит он, – и вы позволяете так говорить с вами низшему чину!» C'est genial. Le prince d'Auersperg se pique d'honneur et fait mettre le sergent aux arrets. Non, mais avouez que c'est charmant toute cette histoire du pont de Thabor. Ce n'est ni betise, ni lachete… [Это гениально. Князь Ауэрсперг оскорбляется и приказывает арестовать сержанта. Нет, признайтесь, что это прелесть, вся эта история с мостом. Это не то что глупость, не то что подлость…]
– С'est trahison peut etre, [Быть может, измена,] – сказал князь Андрей, живо воображая себе серые шинели, раны, пороховой дым, звуки пальбы и славу, которая ожидает его.
– Non plus. Cela met la cour dans de trop mauvais draps, – продолжал Билибин. – Ce n'est ni trahison, ni lachete, ni betise; c'est comme a Ulm… – Он как будто задумался, отыскивая выражение: – c'est… c'est du Mack. Nous sommes mackes , [Также нет. Это ставит двор в самое нелепое положение; это ни измена, ни подлость, ни глупость; это как при Ульме, это… это Маковщина . Мы обмаковались. ] – заключил он, чувствуя, что он сказал un mot, и свежее mot, такое mot, которое будет повторяться.
Собранные до тех пор складки на лбу быстро распустились в знак удовольствия, и он, слегка улыбаясь, стал рассматривать свои ногти.
– Куда вы? – сказал он вдруг, обращаясь к князю Андрею, который встал и направился в свою комнату.
– Я еду.
– Куда?
– В армию.
– Да вы хотели остаться еще два дня?
– А теперь я еду сейчас.
И князь Андрей, сделав распоряжение об отъезде, ушел в свою комнату.
– Знаете что, мой милый, – сказал Билибин, входя к нему в комнату. – Я подумал об вас. Зачем вы поедете?
И в доказательство неопровержимости этого довода складки все сбежали с лица.
Князь Андрей вопросительно посмотрел на своего собеседника и ничего не ответил.
– Зачем вы поедете? Я знаю, вы думаете, что ваш долг – скакать в армию теперь, когда армия в опасности. Я это понимаю, mon cher, c'est de l'heroisme. [мой дорогой, это героизм.]
– Нисколько, – сказал князь Андрей.
– Но вы un philoSophiee, [философ,] будьте же им вполне, посмотрите на вещи с другой стороны, и вы увидите, что ваш долг, напротив, беречь себя. Предоставьте это другим, которые ни на что более не годны… Вам не велено приезжать назад, и отсюда вас не отпустили; стало быть, вы можете остаться и ехать с нами, куда нас повлечет наша несчастная судьба. Говорят, едут в Ольмюц. А Ольмюц очень милый город. И мы с вами вместе спокойно поедем в моей коляске.
– Перестаньте шутить, Билибин, – сказал Болконский.
– Я говорю вам искренно и дружески. Рассудите. Куда и для чего вы поедете теперь, когда вы можете оставаться здесь? Вас ожидает одно из двух (он собрал кожу над левым виском): или не доедете до армии и мир будет заключен, или поражение и срам со всею кутузовскою армией.
И Билибин распустил кожу, чувствуя, что дилемма его неопровержима.
– Этого я не могу рассудить, – холодно сказал князь Андрей, а подумал: «еду для того, чтобы спасти армию».
– Mon cher, vous etes un heros, [Мой дорогой, вы – герой,] – сказал Билибин.
В ту же ночь, откланявшись военному министру, Болконский ехал в армию, сам не зная, где он найдет ее, и опасаясь по дороге к Кремсу быть перехваченным французами.
В Брюнне всё придворное население укладывалось, и уже отправлялись тяжести в Ольмюц. Около Эцельсдорфа князь Андрей выехал на дорогу, по которой с величайшею поспешностью и в величайшем беспорядке двигалась русская армия. Дорога была так запружена повозками, что невозможно было ехать в экипаже. Взяв у казачьего начальника лошадь и казака, князь Андрей, голодный и усталый, обгоняя обозы, ехал отыскивать главнокомандующего и свою повозку. Самые зловещие слухи о положении армии доходили до него дорогой, и вид беспорядочно бегущей армии подтверждал эти слухи.
«Cette armee russe que l'or de l'Angleterre a transportee, des extremites de l'univers, nous allons lui faire eprouver le meme sort (le sort de l'armee d'Ulm)», [«Эта русская армия, которую английское золото перенесло сюда с конца света, испытает ту же участь (участь ульмской армии)».] вспоминал он слова приказа Бонапарта своей армии перед началом кампании, и слова эти одинаково возбуждали в нем удивление к гениальному герою, чувство оскорбленной гордости и надежду славы. «А ежели ничего не остается, кроме как умереть? думал он. Что же, коли нужно! Я сделаю это не хуже других».
Князь Андрей с презрением смотрел на эти бесконечные, мешавшиеся команды, повозки, парки, артиллерию и опять повозки, повозки и повозки всех возможных видов, обгонявшие одна другую и в три, в четыре ряда запружавшие грязную дорогу. Со всех сторон, назади и впереди, покуда хватал слух, слышались звуки колес, громыхание кузовов, телег и лафетов, лошадиный топот, удары кнутом, крики понуканий, ругательства солдат, денщиков и офицеров. По краям дороги видны были беспрестанно то павшие ободранные и неободранные лошади, то сломанные повозки, у которых, дожидаясь чего то, сидели одинокие солдаты, то отделившиеся от команд солдаты, которые толпами направлялись в соседние деревни или тащили из деревень кур, баранов, сено или мешки, чем то наполненные.
На спусках и подъемах толпы делались гуще, и стоял непрерывный стон криков. Солдаты, утопая по колена в грязи, на руках подхватывали орудия и фуры; бились кнуты, скользили копыта, лопались постромки и надрывались криками груди. Офицеры, заведывавшие движением, то вперед, то назад проезжали между обозами. Голоса их были слабо слышны посреди общего гула, и по лицам их видно было, что они отчаивались в возможности остановить этот беспорядок. «Voila le cher [„Вот дорогое] православное воинство“, подумал Болконский, вспоминая слова Билибина.
Желая спросить у кого нибудь из этих людей, где главнокомандующий, он подъехал к обозу. Прямо против него ехал странный, в одну лошадь, экипаж, видимо, устроенный домашними солдатскими средствами, представлявший середину между телегой, кабриолетом и коляской. В экипаже правил солдат и сидела под кожаным верхом за фартуком женщина, вся обвязанная платками. Князь Андрей подъехал и уже обратился с вопросом к солдату, когда его внимание обратили отчаянные крики женщины, сидевшей в кибиточке. Офицер, заведывавший обозом, бил солдата, сидевшего кучером в этой колясочке, за то, что он хотел объехать других, и плеть попадала по фартуку экипажа. Женщина пронзительно кричала. Увидав князя Андрея, она высунулась из под фартука и, махая худыми руками, выскочившими из под коврового платка, кричала:
– Адъютант! Господин адъютант!… Ради Бога… защитите… Что ж это будет?… Я лекарская жена 7 го егерского… не пускают; мы отстали, своих потеряли…
– В лепешку расшибу, заворачивай! – кричал озлобленный офицер на солдата, – заворачивай назад со шлюхой своею.
– Господин адъютант, защитите. Что ж это? – кричала лекарша.
– Извольте пропустить эту повозку. Разве вы не видите, что это женщина? – сказал князь Андрей, подъезжая к офицеру.
Офицер взглянул на него и, не отвечая, поворотился опять к солдату: – Я те объеду… Назад!…
– Пропустите, я вам говорю, – опять повторил, поджимая губы, князь Андрей.
– А ты кто такой? – вдруг с пьяным бешенством обратился к нему офицер. – Ты кто такой? Ты (он особенно упирал на ты ) начальник, что ль? Здесь я начальник, а не ты. Ты, назад, – повторил он, – в лепешку расшибу.
Это выражение, видимо, понравилось офицеру.
– Важно отбрил адъютантика, – послышался голос сзади.
Князь Андрей видел, что офицер находился в том пьяном припадке беспричинного бешенства, в котором люди не помнят, что говорят. Он видел, что его заступничество за лекарскую жену в кибиточке исполнено того, чего он боялся больше всего в мире, того, что называется ridicule [смешное], но инстинкт его говорил другое. Не успел офицер договорить последних слов, как князь Андрей с изуродованным от бешенства лицом подъехал к нему и поднял нагайку:
– Из воль те про пус тить!
Офицер махнул рукой и торопливо отъехал прочь.
– Всё от этих, от штабных, беспорядок весь, – проворчал он. – Делайте ж, как знаете.
Князь Андрей торопливо, не поднимая глаз, отъехал от лекарской жены, называвшей его спасителем, и, с отвращением вспоминая мельчайшие подробности этой унизи тельной сцены, поскакал дальше к той деревне, где, как ему сказали, находился главнокомандующий.
Въехав в деревню, он слез с лошади и пошел к первому дому с намерением отдохнуть хоть на минуту, съесть что нибудь и привесть в ясность все эти оскорбительные, мучившие его мысли. «Это толпа мерзавцев, а не войско», думал он, подходя к окну первого дома, когда знакомый ему голос назвал его по имени.
Он оглянулся. Из маленького окна высовывалось красивое лицо Несвицкого. Несвицкий, пережевывая что то сочным ртом и махая руками, звал его к себе.
– Болконский, Болконский! Не слышишь, что ли? Иди скорее, – кричал он.
Войдя в дом, князь Андрей увидал Несвицкого и еще другого адъютанта, закусывавших что то. Они поспешно обратились к Болконскому с вопросом, не знает ли он чего нового. На их столь знакомых ему лицах князь Андрей прочел выражение тревоги и беспокойства. Выражение это особенно заметно было на всегда смеющемся лице Несвицкого.
– Где главнокомандующий? – спросил Болконский.
– Здесь, в том доме, – отвечал адъютант.
– Ну, что ж, правда, что мир и капитуляция? – спрашивал Несвицкий.
– Я у вас спрашиваю. Я ничего не знаю, кроме того, что я насилу добрался до вас.
– А у нас, брат, что! Ужас! Винюсь, брат, над Маком смеялись, а самим еще хуже приходится, – сказал Несвицкий. – Да садись же, поешь чего нибудь.
– Теперь, князь, ни повозок, ничего не найдете, и ваш Петр Бог его знает где, – сказал другой адъютант.
– Где ж главная квартира?
– В Цнайме ночуем.
– А я так перевьючил себе всё, что мне нужно, на двух лошадей, – сказал Несвицкий, – и вьюки отличные мне сделали. Хоть через Богемские горы удирать. Плохо, брат. Да что ты, верно нездоров, что так вздрагиваешь? – спросил Несвицкий, заметив, как князя Андрея дернуло, будто от прикосновения к лейденской банке.
– Ничего, – отвечал князь Андрей.
Он вспомнил в эту минуту о недавнем столкновении с лекарскою женой и фурштатским офицером.
– Что главнокомандующий здесь делает? – спросил он.
– Ничего не понимаю, – сказал Несвицкий.
– Я одно понимаю, что всё мерзко, мерзко и мерзко, – сказал князь Андрей и пошел в дом, где стоял главнокомандующий.
Пройдя мимо экипажа Кутузова, верховых замученных лошадей свиты и казаков, громко говоривших между собою, князь Андрей вошел в сени. Сам Кутузов, как сказали князю Андрею, находился в избе с князем Багратионом и Вейротером. Вейротер был австрийский генерал, заменивший убитого Шмита. В сенях маленький Козловский сидел на корточках перед писарем. Писарь на перевернутой кадушке, заворотив обшлага мундира, поспешно писал. Лицо Козловского было измученное – он, видно, тоже не спал ночь. Он взглянул на князя Андрея и даже не кивнул ему головой.
– Вторая линия… Написал? – продолжал он, диктуя писарю, – Киевский гренадерский, Подольский…
– Не поспеешь, ваше высокоблагородие, – отвечал писарь непочтительно и сердито, оглядываясь на Козловского.
Из за двери слышен был в это время оживленно недовольный голос Кутузова, перебиваемый другим, незнакомым голосом. По звуку этих голосов, по невниманию, с которым взглянул на него Козловский, по непочтительности измученного писаря, по тому, что писарь и Козловский сидели так близко от главнокомандующего на полу около кадушки,и по тому, что казаки, державшие лошадей, смеялись громко под окном дома, – по всему этому князь Андрей чувствовал, что должно было случиться что нибудь важное и несчастливое.
Князь Андрей настоятельно обратился к Козловскому с вопросами.
– Сейчас, князь, – сказал Козловский. – Диспозиция Багратиону.
– А капитуляция?
– Никакой нет; сделаны распоряжения к сражению.
Князь Андрей направился к двери, из за которой слышны были голоса. Но в то время, как он хотел отворить дверь, голоса в комнате замолкли, дверь сама отворилась, и Кутузов, с своим орлиным носом на пухлом лице, показался на пороге.
Князь Андрей стоял прямо против Кутузова; но по выражению единственного зрячего глаза главнокомандующего видно было, что мысль и забота так сильно занимали его, что как будто застилали ему зрение. Он прямо смотрел на лицо своего адъютанта и не узнавал его.
– Ну, что, кончил? – обратился он к Козловскому.
– Сию секунду, ваше высокопревосходительство.
Багратион, невысокий, с восточным типом твердого и неподвижного лица, сухой, еще не старый человек, вышел за главнокомандующим.
– Честь имею явиться, – повторил довольно громко князь Андрей, подавая конверт.
– А, из Вены? Хорошо. После, после!
Кутузов вышел с Багратионом на крыльцо.
– Ну, князь, прощай, – сказал он Багратиону. – Христос с тобой. Благословляю тебя на великий подвиг.
Лицо Кутузова неожиданно смягчилось, и слезы показались в его глазах. Он притянул к себе левою рукой Багратиона, а правой, на которой было кольцо, видимо привычным жестом перекрестил его и подставил ему пухлую щеку, вместо которой Багратион поцеловал его в шею.
– Христос с тобой! – повторил Кутузов и подошел к коляске. – Садись со мной, – сказал он Болконскому.
– Ваше высокопревосходительство, я желал бы быть полезен здесь. Позвольте мне остаться в отряде князя Багратиона.
– Садись, – сказал Кутузов и, заметив, что Болконский медлит, – мне хорошие офицеры самому нужны, самому нужны.
Они сели в коляску и молча проехали несколько минут.
– Еще впереди много, много всего будет, – сказал он со старческим выражением проницательности, как будто поняв всё, что делалось в душе Болконского. – Ежели из отряда его придет завтра одна десятая часть, я буду Бога благодарить, – прибавил Кутузов, как бы говоря сам с собой.
Князь Андрей взглянул на Кутузова, и ему невольно бросились в глаза, в полуаршине от него, чисто промытые сборки шрама на виске Кутузова, где измаильская пуля пронизала ему голову, и его вытекший глаз. «Да, он имеет право так спокойно говорить о погибели этих людей!» подумал Болконский.
– От этого я и прошу отправить меня в этот отряд, – сказал он.
Кутузов не ответил. Он, казалось, уж забыл о том, что было сказано им, и сидел задумавшись. Через пять минут, плавно раскачиваясь на мягких рессорах коляски, Кутузов обратился к князю Андрею. На лице его не было и следа волнения. Он с тонкою насмешливостью расспрашивал князя Андрея о подробностях его свидания с императором, об отзывах, слышанных при дворе о кремском деле, и о некоторых общих знакомых женщинах.
Кутузов чрез своего лазутчика получил 1 го ноября известие, ставившее командуемую им армию почти в безвыходное положение. Лазутчик доносил, что французы в огромных силах, перейдя венский мост, направились на путь сообщения Кутузова с войсками, шедшими из России. Ежели бы Кутузов решился оставаться в Кремсе, то полуторастатысячная армия Наполеона отрезала бы его от всех сообщений, окружила бы его сорокатысячную изнуренную армию, и он находился бы в положении Мака под Ульмом. Ежели бы Кутузов решился оставить дорогу, ведшую на сообщения с войсками из России, то он должен был вступить без дороги в неизвестные края Богемских
гор, защищаясь от превосходного силами неприятеля, и оставить всякую надежду на сообщение с Буксгевденом. Ежели бы Кутузов решился отступать по дороге из Кремса в Ольмюц на соединение с войсками из России, то он рисковал быть предупрежденным на этой дороге французами, перешедшими мост в Вене, и таким образом быть принужденным принять сражение на походе, со всеми тяжестями и обозами, и имея дело с неприятелем, втрое превосходившим его и окружавшим его с двух сторон.
Кутузов избрал этот последний выход.
Французы, как доносил лазутчик, перейдя мост в Вене, усиленным маршем шли на Цнайм, лежавший на пути отступления Кутузова, впереди его более чем на сто верст. Достигнуть Цнайма прежде французов – значило получить большую надежду на спасение армии; дать французам предупредить себя в Цнайме – значило наверное подвергнуть всю армию позору, подобному ульмскому, или общей гибели. Но предупредить французов со всею армией было невозможно. Дорога французов от Вены до Цнайма была короче и лучше, чем дорога русских от Кремса до Цнайма.
В ночь получения известия Кутузов послал четырехтысячный авангард Багратиона направо горами с кремско цнаймской дороги на венско цнаймскую. Багратион должен был пройти без отдыха этот переход, остановиться лицом к Вене и задом к Цнайму, и ежели бы ему удалось предупредить французов, то он должен был задерживать их, сколько мог. Сам же Кутузов со всеми тяжестями тронулся к Цнайму.
Пройдя с голодными, разутыми солдатами, без дороги, по горам, в бурную ночь сорок пять верст, растеряв третью часть отсталыми, Багратион вышел в Голлабрун на венско цнаймскую дорогу несколькими часами прежде французов, подходивших к Голлабруну из Вены. Кутузову надо было итти еще целые сутки с своими обозами, чтобы достигнуть Цнайма, и потому, чтобы спасти армию, Багратион должен был с четырьмя тысячами голодных, измученных солдат удерживать в продолжение суток всю неприятельскую армию, встретившуюся с ним в Голлабруне, что было, очевидно, невозможно. Но странная судьба сделала невозможное возможным. Успех того обмана, который без боя отдал венский мост в руки французов, побудил Мюрата пытаться обмануть так же и Кутузова. Мюрат, встретив слабый отряд Багратиона на цнаймской дороге, подумал, что это была вся армия Кутузова. Чтобы несомненно раздавить эту армию, он поджидал отставшие по дороге из Вены войска и с этою целью предложил перемирие на три дня, с условием, чтобы те и другие войска не изменяли своих положений и не трогались с места. Мюрат уверял, что уже идут переговоры о мире и что потому, избегая бесполезного пролития крови, он предлагает перемирие. Австрийский генерал граф Ностиц, стоявший на аванпостах, поверил словам парламентера Мюрата и отступил, открыв отряд Багратиона. Другой парламентер поехал в русскую цепь объявить то же известие о мирных переговорах и предложить перемирие русским войскам на три дня. Багратион отвечал, что он не может принимать или не принимать перемирия, и с донесением о сделанном ему предложении послал к Кутузову своего адъютанта.
Перемирие для Кутузова было единственным средством выиграть время, дать отдохнуть измученному отряду Багратиона и пропустить обозы и тяжести (движение которых было скрыто от французов), хотя один лишний переход до Цнайма. Предложение перемирия давало единственную и неожиданную возможность спасти армию. Получив это известие, Кутузов немедленно послал состоявшего при нем генерал адъютанта Винценгероде в неприятельский лагерь. Винценгероде должен был не только принять перемирие, но и предложить условия капитуляции, а между тем Кутузов послал своих адъютантов назад торопить сколь возможно движение обозов всей армии по кремско цнаймской дороге. Измученный, голодный отряд Багратиона один должен был, прикрывая собой это движение обозов и всей армии, неподвижно оставаться перед неприятелем в восемь раз сильнейшим.
Ожидания Кутузова сбылись как относительно того, что предложения капитуляции, ни к чему не обязывающие, могли дать время пройти некоторой части обозов, так и относительно того, что ошибка Мюрата должна была открыться очень скоро. Как только Бонапарте, находившийся в Шенбрунне, в 25 верстах от Голлабруна, получил донесение Мюрата и проект перемирия и капитуляции, он увидел обман и написал следующее письмо к Мюрату:
Au prince Murat. Schoenbrunn, 25 brumaire en 1805 a huit heures du matin.
«II m'est impossible de trouver des termes pour vous exprimer mon mecontentement. Vous ne commandez que mon avant garde et vous n'avez pas le droit de faire d'armistice sans mon ordre. Vous me faites perdre le fruit d'une campagne. Rompez l'armistice sur le champ et Mariechez a l'ennemi. Vous lui ferez declarer,que le general qui a signe cette capitulation, n'avait pas le droit de le faire, qu'il n'y a que l'Empereur de Russie qui ait ce droit.
«Toutes les fois cependant que l'Empereur de Russie ratifierait la dite convention, je la ratifierai; mais ce n'est qu'une ruse.Mariechez, detruisez l'armee russe… vous etes en position de prendre son bagage et son artiller.
«L'aide de camp de l'Empereur de Russie est un… Les officiers ne sont rien quand ils n'ont pas de pouvoirs: celui ci n'en avait point… Les Autrichiens se sont laisse jouer pour le passage du pont de Vienne, vous vous laissez jouer par un aide de camp de l'Empereur. Napoleon».
[Принцу Мюрату. Шенбрюнн, 25 брюмера 1805 г. 8 часов утра.
Я не могу найти слов чтоб выразить вам мое неудовольствие. Вы командуете только моим авангардом и не имеете права делать перемирие без моего приказания. Вы заставляете меня потерять плоды целой кампании. Немедленно разорвите перемирие и идите против неприятеля. Вы объявите ему, что генерал, подписавший эту капитуляцию, не имел на это права, и никто не имеет, исключая лишь российского императора.
Впрочем, если российский император согласится на упомянутое условие, я тоже соглашусь; но это не что иное, как хитрость. Идите, уничтожьте русскую армию… Вы можете взять ее обозы и ее артиллерию.
Генерал адъютант российского императора обманщик… Офицеры ничего не значат, когда не имеют власти полномочия; он также не имеет его… Австрийцы дали себя обмануть при переходе венского моста, а вы даете себя обмануть адъютантам императора.
Наполеон.]
Адъютант Бонапарте во всю прыть лошади скакал с этим грозным письмом к Мюрату. Сам Бонапарте, не доверяя своим генералам, со всею гвардией двигался к полю сражения, боясь упустить готовую жертву, а 4.000 ный отряд Багратиона, весело раскладывая костры, сушился, обогревался, варил в первый раз после трех дней кашу, и никто из людей отряда не знал и не думал о том, что предстояло ему.