30 июля
Поделись знанием:
– А табаку то вчера дал? То то, брат. Ну, на, Бог с тобой.
– Хоть бы привал сделали, а то еще верст пять пропрем не емши.
– То то любо было, как немцы нам коляски подавали. Едешь, знай: важно!
– А здесь, братец, народ вовсе оголтелый пошел. Там всё как будто поляк был, всё русской короны; а нынче, брат, сплошной немец пошел.
– Песенники вперед! – послышался крик капитана.
И перед роту с разных рядов выбежало человек двадцать. Барабанщик запевало обернулся лицом к песенникам, и, махнув рукой, затянул протяжную солдатскую песню, начинавшуюся: «Не заря ли, солнышко занималося…» и кончавшуюся словами: «То то, братцы, будет слава нам с Каменскиим отцом…» Песня эта была сложена в Турции и пелась теперь в Австрии, только с тем изменением, что на место «Каменскиим отцом» вставляли слова: «Кутузовым отцом».
Оторвав по солдатски эти последние слова и махнув руками, как будто он бросал что то на землю, барабанщик, сухой и красивый солдат лет сорока, строго оглянул солдат песенников и зажмурился. Потом, убедившись, что все глаза устремлены на него, он как будто осторожно приподнял обеими руками какую то невидимую, драгоценную вещь над головой, подержал ее так несколько секунд и вдруг отчаянно бросил ее:
Ах, вы, сени мои, сени!
«Сени новые мои…», подхватили двадцать голосов, и ложечник, несмотря на тяжесть амуниции, резво выскочил вперед и пошел задом перед ротой, пошевеливая плечами и угрожая кому то ложками. Солдаты, в такт песни размахивая руками, шли просторным шагом, невольно попадая в ногу. Сзади роты послышались звуки колес, похрускиванье рессор и топот лошадей.
Кутузов со свитой возвращался в город. Главнокомандующий дал знак, чтобы люди продолжали итти вольно, и на его лице и на всех лицах его свиты выразилось удовольствие при звуках песни, при виде пляшущего солдата и весело и бойко идущих солдат роты. Во втором ряду, с правого фланга, с которого коляска обгоняла роты, невольно бросался в глаза голубоглазый солдат, Долохов, который особенно бойко и грациозно шел в такт песни и глядел на лица проезжающих с таким выражением, как будто он жалел всех, кто не шел в это время с ротой. Гусарский корнет из свиты Кутузова, передразнивавший полкового командира, отстал от коляски и подъехал к Долохову.
Гусарский корнет Жерков одно время в Петербурге принадлежал к тому буйному обществу, которым руководил Долохов. За границей Жерков встретил Долохова солдатом, но не счел нужным узнать его. Теперь, после разговора Кутузова с разжалованным, он с радостью старого друга обратился к нему:
– Друг сердечный, ты как? – сказал он при звуках песни, ровняя шаг своей лошади с шагом роты.
– Я как? – отвечал холодно Долохов, – как видишь.
Бойкая песня придавала особенное значение тону развязной веселости, с которой говорил Жерков, и умышленной холодности ответов Долохова.
– Ну, как ладишь с начальством? – спросил Жерков.
– Ничего, хорошие люди. Ты как в штаб затесался?
– Прикомандирован, дежурю.
Они помолчали.
«Выпускала сокола да из правого рукава», говорила песня, невольно возбуждая бодрое, веселое чувство. Разговор их, вероятно, был бы другой, ежели бы они говорили не при звуках песни.
– Что правда, австрийцев побили? – спросил Долохов.
– А чорт их знает, говорят.
– Я рад, – отвечал Долохов коротко и ясно, как того требовала песня.
– Что ж, приходи к нам когда вечерком, фараон заложишь, – сказал Жерков.
– Или у вас денег много завелось?
– Приходи.
– Нельзя. Зарок дал. Не пью и не играю, пока не произведут.
– Да что ж, до первого дела…
– Там видно будет.
Опять они помолчали.
– Ты заходи, коли что нужно, все в штабе помогут… – сказал Жерков.
Долохов усмехнулся.
– Ты лучше не беспокойся. Мне что нужно, я просить не стану, сам возьму.
– Да что ж, я так…
– Ну, и я так.
– Прощай.
– Будь здоров…
… и высоко, и далеко,
На родиму сторону…
Жерков тронул шпорами лошадь, которая раза три, горячась, перебила ногами, не зная, с какой начать, справилась и поскакала, обгоняя роту и догоняя коляску, тоже в такт песни.
Возвратившись со смотра, Кутузов, сопутствуемый австрийским генералом, прошел в свой кабинет и, кликнув адъютанта, приказал подать себе некоторые бумаги, относившиеся до состояния приходивших войск, и письма, полученные от эрцгерцога Фердинанда, начальствовавшего передовою армией. Князь Андрей Болконский с требуемыми бумагами вошел в кабинет главнокомандующего. Перед разложенным на столе планом сидели Кутузов и австрийский член гофкригсрата.
– А… – сказал Кутузов, оглядываясь на Болконского, как будто этим словом приглашая адъютанта подождать, и продолжал по французски начатый разговор.
– Я только говорю одно, генерал, – говорил Кутузов с приятным изяществом выражений и интонации, заставлявшим вслушиваться в каждое неторопливо сказанное слово. Видно было, что Кутузов и сам с удовольствием слушал себя. – Я только одно говорю, генерал, что ежели бы дело зависело от моего личного желания, то воля его величества императора Франца давно была бы исполнена. Я давно уже присоединился бы к эрцгерцогу. И верьте моей чести, что для меня лично передать высшее начальство армией более меня сведущему и искусному генералу, какими так обильна Австрия, и сложить с себя всю эту тяжкую ответственность для меня лично было бы отрадой. Но обстоятельства бывают сильнее нас, генерал.
И Кутузов улыбнулся с таким выражением, как будто он говорил: «Вы имеете полное право не верить мне, и даже мне совершенно всё равно, верите ли вы мне или нет, но вы не имеете повода сказать мне это. И в этом то всё дело».
Австрийский генерал имел недовольный вид, но не мог не в том же тоне отвечать Кутузову.
– Напротив, – сказал он ворчливым и сердитым тоном, так противоречившим лестному значению произносимых слов, – напротив, участие вашего превосходительства в общем деле высоко ценится его величеством; но мы полагаем, что настоящее замедление лишает славные русские войска и их главнокомандующих тех лавров, которые они привыкли пожинать в битвах, – закончил он видимо приготовленную фразу.
Кутузов поклонился, не изменяя улыбки.
– А я так убежден и, основываясь на последнем письме, которым почтил меня его высочество эрцгерцог Фердинанд, предполагаю, что австрийские войска, под начальством столь искусного помощника, каков генерал Мак, теперь уже одержали решительную победу и не нуждаются более в нашей помощи, – сказал Кутузов.
Генерал нахмурился. Хотя и не было положительных известий о поражении австрийцев, но было слишком много обстоятельств, подтверждавших общие невыгодные слухи; и потому предположение Кутузова о победе австрийцев было весьма похоже на насмешку. Но Кутузов кротко улыбался, всё с тем же выражением, которое говорило, что он имеет право предполагать это. Действительно, последнее письмо, полученное им из армии Мака, извещало его о победе и о самом выгодном стратегическом положении армии.
– Дай ка сюда это письмо, – сказал Кутузов, обращаясь к князю Андрею. – Вот изволите видеть. – И Кутузов, с насмешливою улыбкой на концах губ, прочел по немецки австрийскому генералу следующее место из письма эрцгерцога Фердинанда: «Wir haben vollkommen zusammengehaltene Krafte, nahe an 70 000 Mann, um den Feind, wenn er den Lech passirte, angreifen und schlagen zu konnen. Wir konnen, da wir Meister von Ulm sind, den Vortheil, auch von beiden Uferien der Donau Meister zu bleiben, nicht verlieren; mithin auch jeden Augenblick, wenn der Feind den Lech nicht passirte, die Donau ubersetzen, uns auf seine Communikations Linie werfen, die Donau unterhalb repassiren und dem Feinde, wenn er sich gegen unsere treue Allirte mit ganzer Macht wenden wollte, seine Absicht alabald vereitelien. Wir werden auf solche Weise den Zeitpunkt, wo die Kaiserlich Ruseische Armee ausgerustet sein wird, muthig entgegenharren, und sodann leicht gemeinschaftlich die Moglichkeit finden, dem Feinde das Schicksal zuzubereiten, so er verdient». [Мы имеем вполне сосредоточенные силы, около 70 000 человек, так что мы можем атаковать и разбить неприятеля в случае переправы его через Лех. Так как мы уже владеем Ульмом, то мы можем удерживать за собою выгоду командования обоими берегами Дуная, стало быть, ежеминутно, в случае если неприятель не перейдет через Лех, переправиться через Дунай, броситься на его коммуникационную линию, ниже перейти обратно Дунай и неприятелю, если он вздумает обратить всю свою силу на наших верных союзников, не дать исполнить его намерение. Таким образом мы будем бодро ожидать времени, когда императорская российская армия совсем изготовится, и затем вместе легко найдем возможность уготовить неприятелю участь, коей он заслуживает».]
Кутузов тяжело вздохнул, окончив этот период, и внимательно и ласково посмотрел на члена гофкригсрата.
– Но вы знаете, ваше превосходительство, мудрое правило, предписывающее предполагать худшее, – сказал австрийский генерал, видимо желая покончить с шутками и приступить к делу.
Он невольно оглянулся на адъютанта.
– Извините, генерал, – перебил его Кутузов и тоже поворотился к князю Андрею. – Вот что, мой любезный, возьми ты все донесения от наших лазутчиков у Козловского. Вот два письма от графа Ностица, вот письмо от его высочества эрцгерцога Фердинанда, вот еще, – сказал он, подавая ему несколько бумаг. – И из всего этого чистенько, на французском языке, составь mеmorandum, записочку, для видимости всех тех известий, которые мы о действиях австрийской армии имели. Ну, так то, и представь его превосходительству.
Князь Андрей наклонил голову в знак того, что понял с первых слов не только то, что было сказано, но и то, что желал бы сказать ему Кутузов. Он собрал бумаги, и, отдав общий поклон, тихо шагая по ковру, вышел в приемную.
Несмотря на то, что еще не много времени прошло с тех пор, как князь Андрей оставил Россию, он много изменился за это время. В выражении его лица, в движениях, в походке почти не было заметно прежнего притворства, усталости и лени; он имел вид человека, не имеющего времени думать о впечатлении, какое он производит на других, и занятого делом приятным и интересным. Лицо его выражало больше довольства собой и окружающими; улыбка и взгляд его были веселее и привлекательнее.
Кутузов, которого он догнал еще в Польше, принял его очень ласково, обещал ему не забывать его, отличал от других адъютантов, брал с собою в Вену и давал более серьезные поручения. Из Вены Кутузов писал своему старому товарищу, отцу князя Андрея:
«Ваш сын, – писал он, – надежду подает быть офицером, из ряду выходящим по своим занятиям, твердости и исполнительности. Я считаю себя счастливым, имея под рукой такого подчиненного».
В штабе Кутузова, между товарищами сослуживцами и вообще в армии князь Андрей, так же как и в петербургском обществе, имел две совершенно противоположные репутации.
Одни, меньшая часть, признавали князя Андрея чем то особенным от себя и от всех других людей, ожидали от него больших успехов, слушали его, восхищались им и подражали ему; и с этими людьми князь Андрей был прост и приятен. Другие, большинство, не любили князя Андрея, считали его надутым, холодным и неприятным человеком. Но с этими людьми князь Андрей умел поставить себя так, что его уважали и даже боялись.
Выйдя в приемную из кабинета Кутузова, князь Андрей с бумагами подошел к товарищу,дежурному адъютанту Козловскому, который с книгой сидел у окна.
– Ну, что, князь? – спросил Козловский.
– Приказано составить записку, почему нейдем вперед.
– А почему?
Князь Андрей пожал плечами.
– Нет известия от Мака? – спросил Козловский.
– Нет.
– Ежели бы правда, что он разбит, так пришло бы известие.
– Вероятно, – сказал князь Андрей и направился к выходной двери; но в то же время навстречу ему, хлопнув дверью, быстро вошел в приемную высокий, очевидно приезжий, австрийский генерал в сюртуке, с повязанною черным платком головой и с орденом Марии Терезии на шее. Князь Андрей остановился.
– Генерал аншеф Кутузов? – быстро проговорил приезжий генерал с резким немецким выговором, оглядываясь на обе стороны и без остановки проходя к двери кабинета.
– Генерал аншеф занят, – сказал Козловский, торопливо подходя к неизвестному генералу и загораживая ему дорогу от двери. – Как прикажете доложить?
Неизвестный генерал презрительно оглянулся сверху вниз на невысокого ростом Козловского, как будто удивляясь, что его могут не знать.
– Генерал аншеф занят, – спокойно повторил Козловский.
Лицо генерала нахмурилось, губы его дернулись и задрожали. Он вынул записную книжку, быстро начертил что то карандашом, вырвал листок, отдал, быстрыми шагами подошел к окну, бросил свое тело на стул и оглянул бывших в комнате, как будто спрашивая: зачем они на него смотрят? Потом генерал поднял голову, вытянул шею, как будто намереваясь что то сказать, но тотчас же, как будто небрежно начиная напевать про себя, произвел странный звук, который тотчас же пресекся. Дверь кабинета отворилась, и на пороге ее показался Кутузов. Генерал с повязанною головой, как будто убегая от опасности, нагнувшись, большими, быстрыми шагами худых ног подошел к Кутузову.
– Vous voyez le malheureux Mack, [Вы видите несчастного Мака.] – проговорил он сорвавшимся голосом.
Лицо Кутузова, стоявшего в дверях кабинета, несколько мгновений оставалось совершенно неподвижно. Потом, как волна, пробежала по его лицу морщина, лоб разгладился; он почтительно наклонил голову, закрыл глаза, молча пропустил мимо себя Мака и сам за собой затворил дверь.
Слух, уже распространенный прежде, о разбитии австрийцев и о сдаче всей армии под Ульмом, оказывался справедливым. Через полчаса уже по разным направлениям были разосланы адъютанты с приказаниями, доказывавшими, что скоро и русские войска, до сих пор бывшие в бездействии, должны будут встретиться с неприятелем.
Князь Андрей был один из тех редких офицеров в штабе, который полагал свой главный интерес в общем ходе военного дела. Увидав Мака и услыхав подробности его погибели, он понял, что половина кампании проиграна, понял всю трудность положения русских войск и живо вообразил себе то, что ожидает армию, и ту роль, которую он должен будет играть в ней.
Невольно он испытывал волнующее радостное чувство при мысли о посрамлении самонадеянной Австрии и о том, что через неделю, может быть, придется ему увидеть и принять участие в столкновении русских с французами, впервые после Суворова.
Но он боялся гения Бонапарта, который мог оказаться сильнее всей храбрости русских войск, и вместе с тем не мог допустить позора для своего героя.
Взволнованный и раздраженный этими мыслями, князь Андрей пошел в свою комнату, чтобы написать отцу, которому он писал каждый день. Он сошелся в коридоре с своим сожителем Несвицким и шутником Жерковым; они, как всегда, чему то смеялись.
– Что ты так мрачен? – спросил Несвицкий, заметив бледное с блестящими глазами лицо князя Андрея.
– Веселиться нечему, – отвечал Болконский.
В то время как князь Андрей сошелся с Несвицким и Жерковым, с другой стороны коридора навстречу им шли Штраух, австрийский генерал, состоявший при штабе Кутузова для наблюдения за продовольствием русской армии, и член гофкригсрата, приехавшие накануне. По широкому коридору было достаточно места, чтобы генералы могли свободно разойтись с тремя офицерами; но Жерков, отталкивая рукой Несвицкого, запыхавшимся голосом проговорил:
| ← июль → | ||||||
| Пн | Вт | Ср | Чт | Пт | Сб | Вс |
| 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 |
| 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 |
| 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 |
| 22 | 23 | 24 | 25 | 26 | 27 | 28 |
| 29 | 30 | 31 | ||||
| 2024 г. | ||||||
30 июля — 211-й день года (212-й в високосные годы) в григорианском календаре. До конца года остаётся 154 дня.
Содержание
Праздники
Международные
Национальные
-
Вануату — День независимости. -
Куба — День мучеников революции. -
Марокко — День восхождения на трон[3].
Религиозные
- память великомученицы Марины (Маргариты) Антиохийской (IV в.);
- память преподобного Иринарха Соловецкого, игумена (1628);
- память преподобного Леонида Устьнедумского, иеромонаха (1654);
- перенесение мощей преподобного Лазаря Галисийского, иеромонаха;
- празднование в честь Святогорской иконы Божией Матери (1569).
Именины
- Католические: Людмила, Улита, Пётр.
- Православные[6] (дата по новому стилю):
- Мужские:
- Евфрасий— епископ Ионопольский Евфрасий
- Иринарх — преподобный Иринарх Соловецкий
- Лазарь — перенесение мощей преподобного Лазаря Галисийского
- Леонид — преподобный Леонид Устьнедумский
- Сперат — мученик Сперат
- Женские:
- Вероника — мученица Вероника
- Маргарита — великомученица Маргарита Антиохийская (также известна под именем Марина)
- Марина — см. выше.
- Мужские:
События
См. также: Категория:События 30 июля
До XIX века
- 1021 — на Руси освящён храм в честь благоверных князей Бориса и Глеба, первых святых на Руси.
- 1419 — Пражская дефенестрация, убийство гуситами членов городского совета Праги, повлёкшее Гуситские войны (продолжались до 1436).
- 1502 — Христофор Колумб впервые встретил представителей народа майя.
- 1729 — Основан Балтимор — крупнейший город американского штата Мэриленд, крупный порт. Назван в честь Чарльза Балтимора, лорда-собственника колонии.
- 1792 — В Париж с песней на устах вошёл Марсельский добровольческий батальон. Сочинённая сапёрным офицером Клодом Жозефом Руже Де Лилем для Рейнской армии боевая песня была поэтому прозвана «Марсельезой» и стала потом национальным гимном Франции.
- 1793 — В Канаде началось строительство Йорка (ныне Торонто).
XIX век
- 1812 — Сражение под Клястицами.
- 1829 — В Москве за Тверской заставой заложены Триумфальные ворота в честь побед российского воинства в 1812, 1813 и 1814 гг.
- 1840 — Николай I запретил использование термина «Белоруссия», заменив его на «губернии Северо-Западного края».
- 1858 — Английский исследователь Джон Спик открыл озеро Виктория в Африке.
- 1864 — Бой у Воронки во время осады Петерсберга.
- 1887 — В Квебеке построен первый мост через реку Святого Лаврентия.
- 1895 — Во Львове основан этнографический музей.
- 1898 — В Москве торжественно открыта первая городская канализация.
- 1900 — В Британии запрещён детский труд в шахтах.
XX век
- 1907 — В Москве начал функционировать первый автобус
- 1912 — На японский престол взошёл император Тайсё.
- 1920 — Принято постановление «О ликвидации мощей во Всероссийском масштабе».
- 1921 — Основана Южно-Африканская коммунистическая партия.
- 1924 — Утверждён Гражданско-процессуальный кодекс УССР.
- 1925 — Албания, Греция и Югославия подписали договор о признании взаимных границ.
- 1930
- В районах сплошной коллективизации в СССР упразднена крестьянская община.
- Финал чемпионата мира по футболу в Уругвае.
- Постановлением ЦИК на базе полиграфических факультетов Московского и Ленинградского ВХУТЕИНов образован Московский полиграфический институт. С 1992 года — Московская государственная академия печати.
- 1932 — В Лос-Анджелесе начались Десятые Олимпийские игры.
- 1935 — Издательство «Penguin Books» выпустило свою первую книжку. Идея выпуска дешёвых (по цене 10 сигарет) книжек в мягкой обложке и карманного формата, родившаяся у сэра Аллена Лейна (Allen Lane), произвела революцию в издательском деле, обеспечив массовые тиражи как популярных, так и классических произведений.
- 1937 — В СССР чрезвычайные «тройки» НКВД получили право выносить смертные приговоры «врагам народа».
- 1938 — Нацистская Германия наградила американского автомобильного магната Генри Форда Железным крестом германского орла.
- 1944 — Принято постановление о борьбе с детской беспризорностью на Украине.
- 1948 — Закон о британском гражданстве предоставляет статус британского подданного всем гражданам Содружества.
- 1950 — В Ленинграде открыт Приморский парк Победы и стадион им. С. М. Кирова.
- 1954 — В Мемфисе прошли первые концерты с участием Элвиса Пресли.
- 1956 — Девиз «In God We Trust» появился на американских долларах.
- 1962 — Официально открыт Трансканадский хайвэй (скоростная трасса) протяжённостью 8 тыс. км.
- 1970 — Компания IBM анонсировала новую серию мейнфреймов System/370.
- 1971 — астронавты «Аполлона-15» Д. Скотт и Дж. Ирвин совершили посадку на Луну в районе Хэдли—Апеннины, в Море Дождей.
- 1972 — Пущена в строй Красноярская ГЭС.
- 1974 — В Квебеке французский язык объявлен единственным официальным языком.
- 1975 — В Хельсинки началось Совещание по безопасности и сотрудничеству в Европе.
- 1976 — В Испании объявлено об амнистии политических заключённых.
- 1980
- Израильский парламент объявил объединённый Иерусалим столицей страны.
- Новые Гебриды провозглашены независимым государством — Республикой Вануату.
- 1984 — На телеканале NBC начался показ «Санта-Барбары».
- 1987 — Завершён полёт советского пилотируемого космического аппарата Союз ТМ-2.
- 1992 — Бывший руководитель ГДР Эрих Хонеккер выдворен из России в Германию.
XXI век
- 2006 — Трагедия в Кане — разрушение трёхэтажного жилого дома в Ливане в ходе войны между Израилем и террористической организацией «Хизбалла», унёсшее жизни 28 мирных жителей.
Родились
См. также: Категория:Родившиеся 30 июля
До XIX века
- 1428 — Бернард VII Воинственный, монарх немецкого княжества Липпе-Детмольд, самый долго правящий монарх из тех у кого точно известны годы жизни и правления (ум. 1511).
- 1511 — Джорджо Вазари (ум. 1574), итальянский архитектор, художник, писатель, один из основоположников современного искусствознания.
- 1641 — Ренье де Грааф (ум. 1673), нидерландский анатом и физиолог. Описал строение фолликулов яичника (граафовы пузырьки). Предложил методику наложения слюнной и поджелудочной фистул, с помощью которых исследовал химизм пищеварения.
- 1756 — Дмитрий Иванович Хвостов (ум. 1835), граф, сенатор, стихотворец, член «Беседы любителей русского слова» и Российской Академии наук.
- 1759 — Серафим Саровский (в миру Прохор Мошнин) (ум. 1833), один из наиболее почитаемых святых Русской православной церкви.
- 1800 — Александр Фомич Вельтман (ум. 1870), писатель, археолог, историк, фольклорист, военный топограф, выпускник Корпуса колонновожатых, член-корреспондент Петербургской академии наук.
XIX век
- 1818 — Эмили Бронте (ум. 1848), английская писательница («Грозовой перевал», «Душа моя не из трусливых»).
- 1829 — Николай Петрович Вагнер (ум. 1907), русский зоолог и писатель.
- 1840 — Александр Фёдорович Жохов (ум. 1872), русский писатель-публицист.
- 1857 — Торстейн Бунде Веблен (ум. 1929), американский экономист.
- 1862 — Николай Николаевич Юденич (ум. 1933), русский военный деятель.
- 1863 — Генри Форд (ум. 1947), американский промышленник.
- 1886 — Георгий Верейский (ум. 1962), художник-портретист («Деревня», «Русские писатели»).
- 1889 — Франс Мазерель (ум. 1972), бельгийский художник.
- 1898 — Генри Мур (ум. 1986), английский скульптор.
XX век
- 1904 — Сальвадор Ново (ум. 1974), мексиканский поэт, писатель, драматург, переводчик, телеведущий и предприниматель.
- 1907 — Роман Андреевич Руденко (ум. 1981), советский юрист, обвинитель от СССР на Нюрнбергском процессе, Генеральный прокурор СССР.
- 1909 — Сирил Норткот Паркинсон (ум. 1993), английский историк, автор знаменитого закона.
- 1915
- Иван Дмитриев (ум. 2003), советский и российский актёр театра и кино («Академик Иван Павлов», «Неповторимая весна», «Сибириада», «Полосатый рейс», «Тихая Одесса», «Армия Трясогузки»).
- Пётр Львович Монастырский, советский и российский режиссёр, театральный деятель, народный артист СССР (1980).
- 1920 — Николай Елисеевич Шундик (ум. 1995), писатель, автор романов «Быстроногий олень», «Белый шаман», «Древний знак» — о жизни Чукотки.
- 1923 — Дипа Нусантара Айдит (ум. 1965), деятель рабочего движения в Индонезии, коммунист, один из руководителей Коммунистической партии Индонезии (КПИ).
- 1925 — Антуан Дюамель, французский композитор.
- 1936 — Бадди Гай, американский блюзовый гитарист и певец, которого Эрик Клэптон назвал лучшим концертным артистом.
- 1940 — Клайв Синклер, британский инженер-электроник, изобретатель первого карманного калькулятора и серии домашних компьютеров.
- 1941 — Пол Анка, канадский композитор и певец, автор популярных песен.
- 1947 — Арнольд Шварценеггер, американский киноактёр и государственный деятель австрийского происхождения.
- 1948
- Ирина Александровна Винер, заслуженный тренер России и Узбекистана по художественной гимнастике.
- Жан Рено (настоящее имя Хуан Морено-и-Хедерик Хименес), французский актёр («Леон», «Пришельцы», «Никита», «Голубая бездна», «Ронин»).
- Захар Шибеко, белорусский историк, профессор.
- 1950 — Габриэле Сальваторес, итальянский режиссёр.
- 1953 — Александр Николаевич Баландин, российский космонавт.
- 1957 — Андрей Ташков, советский и российский актёр театра и кино.
- 1958 — Кейт Буш, английская певица.
- 1961 — Лоренс Фишберн, американский актёр («Плохая компания», «Отелло», «Красная жара», «Матрица»).
- 1963 — Лиза Кудроу, американская актриса.
- 1964
- Юрген Клинсман, немецкий футболист (нападающий), тренер.
- Вивика А. Фокс, американская актриса и кинопродюсер.
- 1970 — Кристофер Нолан, американский режиссёр.
- 1974 — Хилари Суонк, американская актриса, двукратная обладательница премии «Оскар».
- 1982
- Криста Айн, американская модель и актриса.
- Виктория Евгеньевна Волчкова, российская спортсменка, член олимпийской сборной команды России по фигурному катанию на Олимпиаде в Турине.
- 1992 — Фабиано Каруана, итальянский шахматист.
- 1993 — Михо Миядзаки, японская певица и актриса, участница японской идол-группы «AKB48».
Скончались
См. также: Категория:Умершие 30 июля
- 1683 — Мария Терезия Австрийская (р. 1638), супруга короля Франции Людовика XIV.
- 1718 — Уильям Пенн (р. 1644), лидер английских квакеров, основавший колонию в Северной Америке. Его именем назван штат Пенсильвания.
- 1811 — Мигель Идальго (р. 1753), мексиканский священник, лидер мексиканской революции.
- 1814 — Аким Николаевич Нахимов (р. 1782), русский украинский поэт, сатирик, драматург.
- 1898 — Отто фон Бисмарк (род. 1815), германский государственный деятель, первый канцлер Германской империи (второго рейха).
- 1912 — Муцухито (р. 1852), японский император (Император Мэйдзи). Ему наследовал Ёсихито (Император Тайсё).
- 1918 — Хаим Соловейчик (Хаим ха-Леви Соловейчик) (р. 1853), главный раввин Брест-Литовска, один из крупнейших раввинов Беларуси.
- 1944 — Николай Николаевич Поликарпов (р. 1892), российский и советский авиаконструктор, глава ОКБ-51 (ОКБ Сухого), создатель самолётов По-2, И-5 и др.
- 1945 — Уреклян, Габриэль Аркадьевич (р. 1899), известный как Эль-Регистан (литературный псевдоним), советский журналист и писатель.
- 1965 — Дзюнъитиро Танидзаки (р. 1886), японский писатель и драматург.
- 1994 — Евгений Исаакович Клячкин (р. 1934), автор-исполнитель.
- 1996 — Клодет Кольбер (настоящее имя Лили Шошуэн) (р. 1905), американская актриса, обладательница «Оскара» («Клеопатра», «Это случилось однажды ночью»).
- 1997 — Бао Дай (настоящее имя Нгуен Винь Тхиеу) (р. 1913), последний император Вьетнама.
- 2005 — Джон Гаранг (р. 1945), суданский вице-президент, лидер Народной Армии Освобождения Судана (СПЛА).
- 2007
- Микеланджело Антониони (р. 1912), великий итальянский режиссёр
- Ингмар Бергман (р. 1918), великий шведский режиссёр.
Приметы
Марина лазоревая. Марина с Лазарем. Зори с пазорями.
- Зори с пазорями (голубыми вспышками зарниц).
- С грозами уходит июль.
- Время грозовых отблесков и поздних сенокосов[7].
См. также
|
30 июля в Викиновостях? |
|---|
Напишите отзыв о статье "30 июля"
Примечания
- ↑ [www.un.org/ru/events/friendshipday/ Международный день дружбы, принятый на основании резолюции ген.ассамблеи ООН A/RES/65/275]
- ↑ [newsby.org/novosti/2014/07/30/text3723.htm/ Всемирный день борьбы с торговлей людьми]
- ↑ [en.wikipedia.org/wiki/Public_holidays_in_Morocco Официальные праздничные/выходные дни в Марокко (англ.)]
- ↑ [azbyka.ru/days/2016-07-30 Старый стиль, 17 июля, Новый стиль 30 июля, суббота] // Православный церковный календарь
- ↑ [calendar.pravmir.ru/2016/7/30 30 июля 2016 года] // Православие и мир, православный календарь, 2016 г.
- ↑ [days.pravoslavie.ru/ABC/ Православный Церковный календарь. Месяцеслов.]. days.pravoslavie.ru. Проверено 27 июля 2009. [www.webcitation.org/613HoXzKr Архивировано из первоисточника 19 августа 2011].
- ↑ [www.rg.ru/2008/07/24/primeti.html Народные приметы: 30 июля]
Отрывок, характеризующий 30 июля
– Дай сухарика то, чорт.– А табаку то вчера дал? То то, брат. Ну, на, Бог с тобой.
– Хоть бы привал сделали, а то еще верст пять пропрем не емши.
– То то любо было, как немцы нам коляски подавали. Едешь, знай: важно!
– А здесь, братец, народ вовсе оголтелый пошел. Там всё как будто поляк был, всё русской короны; а нынче, брат, сплошной немец пошел.
– Песенники вперед! – послышался крик капитана.
И перед роту с разных рядов выбежало человек двадцать. Барабанщик запевало обернулся лицом к песенникам, и, махнув рукой, затянул протяжную солдатскую песню, начинавшуюся: «Не заря ли, солнышко занималося…» и кончавшуюся словами: «То то, братцы, будет слава нам с Каменскиим отцом…» Песня эта была сложена в Турции и пелась теперь в Австрии, только с тем изменением, что на место «Каменскиим отцом» вставляли слова: «Кутузовым отцом».
Оторвав по солдатски эти последние слова и махнув руками, как будто он бросал что то на землю, барабанщик, сухой и красивый солдат лет сорока, строго оглянул солдат песенников и зажмурился. Потом, убедившись, что все глаза устремлены на него, он как будто осторожно приподнял обеими руками какую то невидимую, драгоценную вещь над головой, подержал ее так несколько секунд и вдруг отчаянно бросил ее:
Ах, вы, сени мои, сени!
«Сени новые мои…», подхватили двадцать голосов, и ложечник, несмотря на тяжесть амуниции, резво выскочил вперед и пошел задом перед ротой, пошевеливая плечами и угрожая кому то ложками. Солдаты, в такт песни размахивая руками, шли просторным шагом, невольно попадая в ногу. Сзади роты послышались звуки колес, похрускиванье рессор и топот лошадей.
Кутузов со свитой возвращался в город. Главнокомандующий дал знак, чтобы люди продолжали итти вольно, и на его лице и на всех лицах его свиты выразилось удовольствие при звуках песни, при виде пляшущего солдата и весело и бойко идущих солдат роты. Во втором ряду, с правого фланга, с которого коляска обгоняла роты, невольно бросался в глаза голубоглазый солдат, Долохов, который особенно бойко и грациозно шел в такт песни и глядел на лица проезжающих с таким выражением, как будто он жалел всех, кто не шел в это время с ротой. Гусарский корнет из свиты Кутузова, передразнивавший полкового командира, отстал от коляски и подъехал к Долохову.
Гусарский корнет Жерков одно время в Петербурге принадлежал к тому буйному обществу, которым руководил Долохов. За границей Жерков встретил Долохова солдатом, но не счел нужным узнать его. Теперь, после разговора Кутузова с разжалованным, он с радостью старого друга обратился к нему:
– Друг сердечный, ты как? – сказал он при звуках песни, ровняя шаг своей лошади с шагом роты.
– Я как? – отвечал холодно Долохов, – как видишь.
Бойкая песня придавала особенное значение тону развязной веселости, с которой говорил Жерков, и умышленной холодности ответов Долохова.
– Ну, как ладишь с начальством? – спросил Жерков.
– Ничего, хорошие люди. Ты как в штаб затесался?
– Прикомандирован, дежурю.
Они помолчали.
«Выпускала сокола да из правого рукава», говорила песня, невольно возбуждая бодрое, веселое чувство. Разговор их, вероятно, был бы другой, ежели бы они говорили не при звуках песни.
– Что правда, австрийцев побили? – спросил Долохов.
– А чорт их знает, говорят.
– Я рад, – отвечал Долохов коротко и ясно, как того требовала песня.
– Что ж, приходи к нам когда вечерком, фараон заложишь, – сказал Жерков.
– Или у вас денег много завелось?
– Приходи.
– Нельзя. Зарок дал. Не пью и не играю, пока не произведут.
– Да что ж, до первого дела…
– Там видно будет.
Опять они помолчали.
– Ты заходи, коли что нужно, все в штабе помогут… – сказал Жерков.
Долохов усмехнулся.
– Ты лучше не беспокойся. Мне что нужно, я просить не стану, сам возьму.
– Да что ж, я так…
– Ну, и я так.
– Прощай.
– Будь здоров…
… и высоко, и далеко,
На родиму сторону…
Жерков тронул шпорами лошадь, которая раза три, горячась, перебила ногами, не зная, с какой начать, справилась и поскакала, обгоняя роту и догоняя коляску, тоже в такт песни.
Возвратившись со смотра, Кутузов, сопутствуемый австрийским генералом, прошел в свой кабинет и, кликнув адъютанта, приказал подать себе некоторые бумаги, относившиеся до состояния приходивших войск, и письма, полученные от эрцгерцога Фердинанда, начальствовавшего передовою армией. Князь Андрей Болконский с требуемыми бумагами вошел в кабинет главнокомандующего. Перед разложенным на столе планом сидели Кутузов и австрийский член гофкригсрата.
– А… – сказал Кутузов, оглядываясь на Болконского, как будто этим словом приглашая адъютанта подождать, и продолжал по французски начатый разговор.
– Я только говорю одно, генерал, – говорил Кутузов с приятным изяществом выражений и интонации, заставлявшим вслушиваться в каждое неторопливо сказанное слово. Видно было, что Кутузов и сам с удовольствием слушал себя. – Я только одно говорю, генерал, что ежели бы дело зависело от моего личного желания, то воля его величества императора Франца давно была бы исполнена. Я давно уже присоединился бы к эрцгерцогу. И верьте моей чести, что для меня лично передать высшее начальство армией более меня сведущему и искусному генералу, какими так обильна Австрия, и сложить с себя всю эту тяжкую ответственность для меня лично было бы отрадой. Но обстоятельства бывают сильнее нас, генерал.
И Кутузов улыбнулся с таким выражением, как будто он говорил: «Вы имеете полное право не верить мне, и даже мне совершенно всё равно, верите ли вы мне или нет, но вы не имеете повода сказать мне это. И в этом то всё дело».
Австрийский генерал имел недовольный вид, но не мог не в том же тоне отвечать Кутузову.
– Напротив, – сказал он ворчливым и сердитым тоном, так противоречившим лестному значению произносимых слов, – напротив, участие вашего превосходительства в общем деле высоко ценится его величеством; но мы полагаем, что настоящее замедление лишает славные русские войска и их главнокомандующих тех лавров, которые они привыкли пожинать в битвах, – закончил он видимо приготовленную фразу.
Кутузов поклонился, не изменяя улыбки.
– А я так убежден и, основываясь на последнем письме, которым почтил меня его высочество эрцгерцог Фердинанд, предполагаю, что австрийские войска, под начальством столь искусного помощника, каков генерал Мак, теперь уже одержали решительную победу и не нуждаются более в нашей помощи, – сказал Кутузов.
Генерал нахмурился. Хотя и не было положительных известий о поражении австрийцев, но было слишком много обстоятельств, подтверждавших общие невыгодные слухи; и потому предположение Кутузова о победе австрийцев было весьма похоже на насмешку. Но Кутузов кротко улыбался, всё с тем же выражением, которое говорило, что он имеет право предполагать это. Действительно, последнее письмо, полученное им из армии Мака, извещало его о победе и о самом выгодном стратегическом положении армии.
– Дай ка сюда это письмо, – сказал Кутузов, обращаясь к князю Андрею. – Вот изволите видеть. – И Кутузов, с насмешливою улыбкой на концах губ, прочел по немецки австрийскому генералу следующее место из письма эрцгерцога Фердинанда: «Wir haben vollkommen zusammengehaltene Krafte, nahe an 70 000 Mann, um den Feind, wenn er den Lech passirte, angreifen und schlagen zu konnen. Wir konnen, da wir Meister von Ulm sind, den Vortheil, auch von beiden Uferien der Donau Meister zu bleiben, nicht verlieren; mithin auch jeden Augenblick, wenn der Feind den Lech nicht passirte, die Donau ubersetzen, uns auf seine Communikations Linie werfen, die Donau unterhalb repassiren und dem Feinde, wenn er sich gegen unsere treue Allirte mit ganzer Macht wenden wollte, seine Absicht alabald vereitelien. Wir werden auf solche Weise den Zeitpunkt, wo die Kaiserlich Ruseische Armee ausgerustet sein wird, muthig entgegenharren, und sodann leicht gemeinschaftlich die Moglichkeit finden, dem Feinde das Schicksal zuzubereiten, so er verdient». [Мы имеем вполне сосредоточенные силы, около 70 000 человек, так что мы можем атаковать и разбить неприятеля в случае переправы его через Лех. Так как мы уже владеем Ульмом, то мы можем удерживать за собою выгоду командования обоими берегами Дуная, стало быть, ежеминутно, в случае если неприятель не перейдет через Лех, переправиться через Дунай, броситься на его коммуникационную линию, ниже перейти обратно Дунай и неприятелю, если он вздумает обратить всю свою силу на наших верных союзников, не дать исполнить его намерение. Таким образом мы будем бодро ожидать времени, когда императорская российская армия совсем изготовится, и затем вместе легко найдем возможность уготовить неприятелю участь, коей он заслуживает».]
Кутузов тяжело вздохнул, окончив этот период, и внимательно и ласково посмотрел на члена гофкригсрата.
– Но вы знаете, ваше превосходительство, мудрое правило, предписывающее предполагать худшее, – сказал австрийский генерал, видимо желая покончить с шутками и приступить к делу.
Он невольно оглянулся на адъютанта.
– Извините, генерал, – перебил его Кутузов и тоже поворотился к князю Андрею. – Вот что, мой любезный, возьми ты все донесения от наших лазутчиков у Козловского. Вот два письма от графа Ностица, вот письмо от его высочества эрцгерцога Фердинанда, вот еще, – сказал он, подавая ему несколько бумаг. – И из всего этого чистенько, на французском языке, составь mеmorandum, записочку, для видимости всех тех известий, которые мы о действиях австрийской армии имели. Ну, так то, и представь его превосходительству.
Князь Андрей наклонил голову в знак того, что понял с первых слов не только то, что было сказано, но и то, что желал бы сказать ему Кутузов. Он собрал бумаги, и, отдав общий поклон, тихо шагая по ковру, вышел в приемную.
Несмотря на то, что еще не много времени прошло с тех пор, как князь Андрей оставил Россию, он много изменился за это время. В выражении его лица, в движениях, в походке почти не было заметно прежнего притворства, усталости и лени; он имел вид человека, не имеющего времени думать о впечатлении, какое он производит на других, и занятого делом приятным и интересным. Лицо его выражало больше довольства собой и окружающими; улыбка и взгляд его были веселее и привлекательнее.
Кутузов, которого он догнал еще в Польше, принял его очень ласково, обещал ему не забывать его, отличал от других адъютантов, брал с собою в Вену и давал более серьезные поручения. Из Вены Кутузов писал своему старому товарищу, отцу князя Андрея:
«Ваш сын, – писал он, – надежду подает быть офицером, из ряду выходящим по своим занятиям, твердости и исполнительности. Я считаю себя счастливым, имея под рукой такого подчиненного».
В штабе Кутузова, между товарищами сослуживцами и вообще в армии князь Андрей, так же как и в петербургском обществе, имел две совершенно противоположные репутации.
Одни, меньшая часть, признавали князя Андрея чем то особенным от себя и от всех других людей, ожидали от него больших успехов, слушали его, восхищались им и подражали ему; и с этими людьми князь Андрей был прост и приятен. Другие, большинство, не любили князя Андрея, считали его надутым, холодным и неприятным человеком. Но с этими людьми князь Андрей умел поставить себя так, что его уважали и даже боялись.
Выйдя в приемную из кабинета Кутузова, князь Андрей с бумагами подошел к товарищу,дежурному адъютанту Козловскому, который с книгой сидел у окна.
– Ну, что, князь? – спросил Козловский.
– Приказано составить записку, почему нейдем вперед.
– А почему?
Князь Андрей пожал плечами.
– Нет известия от Мака? – спросил Козловский.
– Нет.
– Ежели бы правда, что он разбит, так пришло бы известие.
– Вероятно, – сказал князь Андрей и направился к выходной двери; но в то же время навстречу ему, хлопнув дверью, быстро вошел в приемную высокий, очевидно приезжий, австрийский генерал в сюртуке, с повязанною черным платком головой и с орденом Марии Терезии на шее. Князь Андрей остановился.
– Генерал аншеф Кутузов? – быстро проговорил приезжий генерал с резким немецким выговором, оглядываясь на обе стороны и без остановки проходя к двери кабинета.
– Генерал аншеф занят, – сказал Козловский, торопливо подходя к неизвестному генералу и загораживая ему дорогу от двери. – Как прикажете доложить?
Неизвестный генерал презрительно оглянулся сверху вниз на невысокого ростом Козловского, как будто удивляясь, что его могут не знать.
– Генерал аншеф занят, – спокойно повторил Козловский.
Лицо генерала нахмурилось, губы его дернулись и задрожали. Он вынул записную книжку, быстро начертил что то карандашом, вырвал листок, отдал, быстрыми шагами подошел к окну, бросил свое тело на стул и оглянул бывших в комнате, как будто спрашивая: зачем они на него смотрят? Потом генерал поднял голову, вытянул шею, как будто намереваясь что то сказать, но тотчас же, как будто небрежно начиная напевать про себя, произвел странный звук, который тотчас же пресекся. Дверь кабинета отворилась, и на пороге ее показался Кутузов. Генерал с повязанною головой, как будто убегая от опасности, нагнувшись, большими, быстрыми шагами худых ног подошел к Кутузову.
– Vous voyez le malheureux Mack, [Вы видите несчастного Мака.] – проговорил он сорвавшимся голосом.
Лицо Кутузова, стоявшего в дверях кабинета, несколько мгновений оставалось совершенно неподвижно. Потом, как волна, пробежала по его лицу морщина, лоб разгладился; он почтительно наклонил голову, закрыл глаза, молча пропустил мимо себя Мака и сам за собой затворил дверь.
Слух, уже распространенный прежде, о разбитии австрийцев и о сдаче всей армии под Ульмом, оказывался справедливым. Через полчаса уже по разным направлениям были разосланы адъютанты с приказаниями, доказывавшими, что скоро и русские войска, до сих пор бывшие в бездействии, должны будут встретиться с неприятелем.
Князь Андрей был один из тех редких офицеров в штабе, который полагал свой главный интерес в общем ходе военного дела. Увидав Мака и услыхав подробности его погибели, он понял, что половина кампании проиграна, понял всю трудность положения русских войск и живо вообразил себе то, что ожидает армию, и ту роль, которую он должен будет играть в ней.
Невольно он испытывал волнующее радостное чувство при мысли о посрамлении самонадеянной Австрии и о том, что через неделю, может быть, придется ему увидеть и принять участие в столкновении русских с французами, впервые после Суворова.
Но он боялся гения Бонапарта, который мог оказаться сильнее всей храбрости русских войск, и вместе с тем не мог допустить позора для своего героя.
Взволнованный и раздраженный этими мыслями, князь Андрей пошел в свою комнату, чтобы написать отцу, которому он писал каждый день. Он сошелся в коридоре с своим сожителем Несвицким и шутником Жерковым; они, как всегда, чему то смеялись.
– Что ты так мрачен? – спросил Несвицкий, заметив бледное с блестящими глазами лицо князя Андрея.
– Веселиться нечему, – отвечал Болконский.
В то время как князь Андрей сошелся с Несвицким и Жерковым, с другой стороны коридора навстречу им шли Штраух, австрийский генерал, состоявший при штабе Кутузова для наблюдения за продовольствием русской армии, и член гофкригсрата, приехавшие накануне. По широкому коридору было достаточно места, чтобы генералы могли свободно разойтись с тремя офицерами; но Жерков, отталкивая рукой Несвицкого, запыхавшимся голосом проговорил:
