31 июня (фильм)

31 июня
Жанр	музыкальный фильм (мюзикл), фэнтези
Режиссёр	Леонид Квинихидзе
Автор сценария	Нина Фомина
В главных ролях	Николай Ерёменко Наталья Трубникова Владимир Этуш
Оператор	Илья Миньковецкий
Композитор	Александр Зацепин
Кинокомпания	Киностудия «Мосфильм». Творческое объединение телевизионных фильмов
Длительность	142 мин
Страна	СССР СССР
Язык	Русский
Год	1978
IMDb	ID 0077114
Выход фильма «31 июня»

К:Фильмы 1978 года

«31 ию́ня» — советский двухсерийный телевизионный фильм-мюзикл в жанре фэнтези по мотивам одноимённой повести английского писателя Джона Бойнтона Пристли, снятый в 1978 году. Существенно отличается от книги. Работа над фильмом является одной из самых значительных работ в творчестве режиссёра Леонида Квинихидзе и композитора Александра Зацепина.

Премьера фильма состоялась 31 декабря 1978 года на Первой программе Центрального телевидения Гостелерадио СССР, после чего картина на семь лет легла «на полку» по причине того, что исполнитель одной из главных ролей, танцовщик Большого театра Александр Годунов попросил политического убежища в США.

Сюжет

Действие фильма происходит в Великобритании в двух временны́х линиях — в вымышленном XII и «реальном» XXI веках. Мелиот, правитель королевства Перадор, ищет жениха для своей дочери Мелисенты. Те претенденты на её руку, что живут с ней в одно время, принцессе не подходят. В этот же день, 30 июня, житель XXI века, художник Сэм Пенти, ищет образ девушки для рекламы чулок, которую ему необходимо сдать 1 июля. Увидев Мелисенту в зеркале, Сэм понимает, что нашёл ту, которую так долго искал.

Злой волшебник Мальгрим устроил недолгую встречу Мелисенты и Сэма на звёздном мосту. Они полюбили друг друга с первого взгляда, но за их соединение Мальгрим просит слишком большую плату — волшебную брошь Великого Мерлина, принадлежащую Мелисенте. Добрый волшебник Марлаграм пытается помочь влюблённым, но безуспешно.

Обитатели двух миров путешествуют туда и обратно, попадая в комические ситуации. С брошью приходится расстаться, но Сэм и Мелисента наконец обретают друг друга. Лунный день 31 июня заканчивается, и участники истории забывают всё, что с ними случилось в этот день. Только Сэм и Мелисента продолжают любить друг друга.

В ролях

• Наталья Трубникова — принцесса Мелисента (вокал — Татьяна Анциферова)
• Николай Ерёменко-младший — Сэм Пенти, художник и протагонист фильма
• Владимир Зельдин — Мелиот, король Перадора, высокий повелитель Бергамора, Марралора и Парлота, властелин Лансингтона, Нижних Мхов и Трёх Мостов / мистер Диммок, шеф рекламного агентства
• Владимир Этуш — Мальгрим, магистр чёрной и белой магии, племянник Марлаграма и главный антагонист фильма
• Людмила Власова — леди Нинет, фрейлина Мелисенты и вторичная антагонистка / Энн, сотрудница рекламного агентства
  • вокал леди Нинет — Лариса Долина
• Александр Годунов — Лемисон, придворный музыкант / Боб Тейлор (озвучивание — Алексей Золотницкий, вокал — Яак Йоала)
• Любовь Полищук — мисс Куини, хозяйка «Вороного коня» (вокал — Жанна Рождественская)
• Игорь Ясулович — магистр Джарви / доктор Джарвис
• Марина Нудьга — леди Джейн, привидение (вокал — Жанна Рождественская, Татьяна Анциферова)
• Эммануил Геллер — волшебник Марлаграм, ученик Великого Мерлина и дядя Мальгрима
• Михаил Кокшенов — слуга короля Мелиота
• Владимир Сошальский — шкипер Планкет

Ансамбль балета Государственного Академического Большого театра Союза ССР

• Л. Исаева — 1-я танцовщица
• Г. Лузина — 2-я танцовщица
• Марина Нудьга — 3-я танцовщица
• Е. Лапкина — 4-я танцовщица
• Е. Малахова — 5-я танцовщица
• Г. Чурсина — 6-я танцовщица
• Юрий Ветров — сэр Генри, он же Чёрный Рыцарь (вокал — Сергей Беликов)

В эпизодах

• Андрей Бродский
• Николай Лопушихин
• Мартин Ренский
• Ян Янакиев — Филл

Вокальная партия

• Владимир Мозенков (в титрах как «В. Мазенков»)

Не указанный в титрах

• Вячеслав Войнаровский — глашатай

Создатели

• Сценарий Нины Фоминой при участии Леонида Квинихидзе
• Музыка Александра Зацепина
• Стихи Леонида Дербенёва, Риммы Казаковой, Юрия Энтина
• Хореография Веры Боккадоро
• Главный оператор: Илья Миньковецкий
• Главный художник: Георгий Колганов
• Художник по костюмам: Наталья Фирсова
• Звукооператор: Семён Литвинов
• Режиссёр: Леонид Черток
• Оператор: С. Арманд
• Монтаж Инны Брожовской, С. Мановцевой
• Редактор: И. Наумова
• Музыкальный редактор: Арсений Лаписов
• Симфонический оркестр Госкино СССР
• Инструментальный ансамбль «Мелодия», ансамбль «Аракс»
  • Дирижёры: Д. Запольский, Г. Кемлин
• Репетитор балета: А. Холфин
• Фехтование: Давид Тышлер
• Грим Л. Баскаковой, Любови Куликовой
• Свет А. Голубева, В. Михайлова
• Ассистенты:
  • режиссёра: Н. Эсадзе, А. Бродский
  • оператора: В. Логунов
• Комбинированные съёмки:
  • оператор: Всеволод Якубович
  • художник: И. Иванова
• Директор фильма: Лазарь Милькис
• Постановка Леонида Квинихидзе

Технические данные

Выходные данные

• Киноконцерн «Мосфильм» (по заказу «Гостелерадио СССР»), 1978 год, цветной, 14 частей, 3892 метра, 2 серии, 142 минуты.
• Возраст: 6+ (зрителям, достигшим 6 лет)

Фильм также был издан в начале 1990-х годов на видеокассетах кинообъединением «Крупный план», позже — компанией «Видеовосток», в начале 2000-х годов — компаниями «Мастер Тэйп» и «Твик-Лирек», а позже на дисках (PC).

DVD диск

• Формат: DVD (PAL)
• Дистрибьютор: «Крупный план» (фильм отреставрирован в 2005 году)
• Региональный код: 0 (All)
• Звуковые дорожки:
  • Русский Dolby Digital 5.1
  • Русский Dolby Digital 1.0 Mono
• Формат изображения: Standard 4:3 (1,33:1).
• Длительность 131 минута.
• Дополнительно: «Фильмографии», «Из коллекции „Крупного плана“», «До и после реставрации».

История создания

Сценарий фильма написан по отдалённым мотивам фантастической повести Джона Бойнтона Пристли «31 июня» с подзаголовком «История настоящей любви, предприимчивости и прогресса в век Короля Артура и атомно-рекламный век». Используя завязку сюжета о художнике из недалёкого будущего, который влюбился в девушку из XII века, сценаристы придумали свою историю. В СССР это был распространённый ход при создании фильмов: используя имя «прогрессивного» писателя, фактически написать собственный и оригинальный сценарий.

На главные роли пробовались ведущие исполнители страны. На роль леди Нинет планировали Ирину Понаровскую и Аллу Пугачёву, на роль музыканта Лемисона — Андрея Миронова. Принцессу Мелисенту хотели сыграть Ирина Алферова и Елена Шанина. В итоге на ведущие роли режиссёр Леонид Квинихидзе выбрал артистов с хореографическим образованием: Людмилу Власову, Александра Годунова, Марину Нудьгу из Большого Театра и Наталью Трубникову из Музыкального театра имени К. С. Станиславского и Вл. И. Немировича-Данченко.

Делая ставку на артистов балета, режиссёр понимал, что идёт на определённый риск. В СССР они имели не лучшую репутацию, так как многие становились невозвращенцами. Первая супруга Квинихидзе балерина Наталья Макарова во время гастролей в 1970 году осталась в США.

Весь фильм, за исключением небольшой сцены поездки на природу Мелисенты и Сэма, был снят в павильоне. Съёмки картины прошли летом 1978 года всего за полтора месяца. Режиссёр был вынужден подстроиться под рабочий график танцоров, у которых летом был отпуск в театре и съёмки шли в две смены.

Когда меня пригласили сниматься в фильме «31 июня», я с ужасом подумал, что меня там заставят петь. Мне казалось, что это будет не слишком эстетично. Я был «непоколебим» до конца и оказался единственным, кто не поёт. Всё, что они смогли заставить меня сделать, — это пройти с партнёршей по «Звёздному мосту» — вариация танца.

— Николай Ерёменко

Зрителей привлекло в фильме интересное смешение жанров мюзикла и фантастики. Однако любопытно, что во главе сюжета картины проникновенная любовная история, но главные герои так ни разу и не поцеловали друг друга.

Музыка в фильме

Композитор и по совместительству радиолюбитель Александр Зацепин в середине 1970-х годов оборудовал в своей московской квартире полноценную звукозаписывающую студию. В ней и были записаны и аранжированы все композиции для фильма. Хотя фильм снимался вполне официально, в звукозаписывающей студии «Мосфильма» не было условий для того, чтобы реализовать все замыслы композитора.

Саундтрек фильма отличают оригинальные аранжировки, в которых аранжировщики: Михаил Литвин и Виталий Клейнот использовали смешение различных музыкальных стилей. Использовался синтезатор Роберта Муга, модуляционные эффекты, а также революционная для популярной музыки в СССР обработка звука: фленжер, фузз, вау-вау. Звукорежиссёром фильма стал друг Александра Зацепина, известный специалист Виктор Бабушкин. Главный технолог Государственного дома радиовещания и звукозаписи Борис Меерзон отозвался о вкладе Бабушкина в создание фильма как о «выдающейся работе». Лейтмотивом фильма (темой Мелисенты) служит мелодия песни «Ищу тебя».

Для исполнения песен привлекли ведущих эстрадных исполнителей страны: рок-группу «Аракс» и ансамбль «Мелодия». Но самым неожиданным оказался выбор голоса для принцессы Милисенты. 23-летнюю солистку ансамбля «Музыка» из Ужгорода, Татьяну Анциферову пригласил в Москву на пробную запись Александр Зацепин. Эти записи оказались настолько удачными, что так и вошли в фильм без дублей. Помимо Анциферовой в пробах участвовали Лариса Долина и Ирина Понаровская..

Песню «Мир без любимого» Анциферовой запретили исполнять на сцене, потому что именно в это время режиссёр Юрий Любимов остался в Париже. Худсовет говорил: «Как мы можем пропустить эту песню? Ведь подумают, что мы сожалеем, что Любимов остался на Западе».

В 1980 году после выхода картины фирма «Мелодия» записывает LP-диск — «Песни из кинофильма „31 июня“», куда вошли композиции из фильма. В основном, все песни были записаны теми же исполнителями, чьи голоса прозвучали в фильме. Только заглавную композицию «Ищу тебя» в аранжировке Михаила Литвина, переписали в исполнении Ксении Георгиади, так как голос Татьяны Анциферовой не устроил худсовет студии. Песня «Ищу тебя» в исполнении Георгиади стала одним из самых популярных шлягеров СССР. Так, в октябре 1979 года песня заняла второе место по версии хит-парада «Московского комсомольца» (первое место заняла «Поднимись над суетой» в исполнении Аллы Пугачёвой).

В 1997 году новую версию песни «Ищу тебя» в фильме «Старые песни о главном-3» исполнила Лариса Долина.

Саундтреком к фильму фиктивно является песня Аллы Пугачёвой «Что было однажды», которая не вошла в окончательный вариант фильма.

Песни

№	Название	Персонаж(и)	Исполнители	Слова	Время
1	Песня леди Джейн («От грешных страстей и мирской суеты…»)	леди Джейн	Жанна Рождественская	Леонид Дербенёв	1:12
2	Драконография («Строго научный подход нужен для нашего дела…»)	леди Нинет	Лариса Долина	Он же	3:38
3	Чарльстон («Имя Чарли-короля, непростого короля…»)	леди Джейн	Татьяна Анциферова	Юрий Энтин	4:22
4	Золота слышен звон («Месяц назад я бедный юноша был…»)	Боб Тейлор	Яак Йоала	Леонид Дербенёв	3:38
5	Звёздный мост («Как странно светятся, сегодня светятся…»)	Мелисента	Татьяна Анциферова	Леонид Дербенёв Римма Казакова	3:58
6	Хэппи-энд («Часто, судьба, ты со мною груба»)	Куинни	Жанна Рождественская	Юрий Энтин	2:38
7	Любовь с первого взгляда («Твердят, верить не надо»)	Мелисента леди Нинет	Татьяна Анциферова Лариса Долина	Леонид Дербенёв Римма Казакова	3:26
8	Дракон по имени Кошмар	сэр Генри	Сергей Беликов	Они же	1:55
9	Я всё равно на ней женюсь («Они твердят, что беден я…»)	Боб Тейлор	Яак Йоала	Леонид Дербенёв	2:36
	вторая серия
10	Мир без любимого («Сказочный мир, удивительный край…»)	Мелисента	Татьяна Анциферова	Юрий Энтин	4:11
11	Буду я королевой («Не бойся встать на самый край…»)	леди Нинет	Лариса Долина	Леонид Дербенёв Римма Казакова	3:08
12	Любовь нас выбирает («Порой любовь, как ночь, темна»)	Лемисон	Яак Йоала	Леонид Дербенёв	4:42
13	Ищу тебя («Всегда быть рядом не могут люди»)	Мелисента	Татьяна Анциферова	Он же	5:15
14	Он пришёл, этот добрый день	Мелисента Боб Тейлор	Татьяна Анциферова Яак Йоала	Леонид Дербенёв Римма Казакова	4:34

Судьба фильма после премьеры

Ещё на этапе съёмок картины создателям пришлось столкнуться с недовольством руководства киностудии. Им не нравились чуждо звучащие для советской эстрады музыкальные номера и слишком откровенные наряды танцоров.

Премьера фильма состоялась в новогоднюю ночь с 31 декабря 1978 года на 1 января 1979 года в Первой программе Центрального телевидения СССР. Фильм «лёг на полку» почти на 7 лет вскоре после премьеры. 23 августа того же года во время гастролей Большого Театра в Нью-Йорке Александр Годунов обратился к американским властям с просьбой о предоставлении политического убежища в США. Его жена Людмила Власова вернулась в СССР.

Запрету фильма также способствовало то обстоятельство, что в начале 1980-х годов композитор Александр Зацепин покинул СССР на постоянное жительство во Францию (в том числе из-за проблем с этим фильмом). Некоторые придирки руководства к содержанию песен и запреты выглядели абсурдными:

• Песня «Мир без любимого» якобы вызывала ассоциации с уехавшим за границу неблагонадёжным Юрием Любимовым.
• В песне «Звёздный мост» усмотрели аналогию с программой «звёздные войны».

Для всех балетных артистов — исполнителей главных ролей — фильм стал практически единственной заметной работой в советском кинематографе. Наталья Трубникова снялась ещё в 14 фильмах, но только в эпизодических ролях. Также Марина Нудьга сыграла мадам Корри в следующем мюзикле Квинихидзе — «Мэри Поппинс, до свидания».

Ссылки

• [www.76-82.ru/cinema_home/201.html О фильме на сайте «76-82. Энциклопедия нашего детства»]
• «31 июня» (англ.) на сайте Internet Movie Database
• [2011.russiancinema.ru/index.php?e_dept_id=2&e_movie_id=32 «31 июня»] на сайте «Энциклопедия отечественного кино»
• Фильм «31 июня» на официальном канале МосФильм на Youtube ([www.youtube.com/watch?v=am5LIBBsTVk 1-я серия], [www.youtube.com/watch?v=jpfIoZmlls4 2-я серия])

Отрывок, характеризующий 31 июня (фильм)

– Дядя г'одной, ваша светлость.
– О! приятели были, – весело сказал Кутузов. – Хорошо, хорошо, голубчик, оставайся тут при штабе, завтра поговорим. – Кивнув головой Денисову, он отвернулся и протянул руку к бумагам, которые принес ему Коновницын.
– Не угодно ли вашей светлости пожаловать в комнаты, – недовольным голосом сказал дежурный генерал, – необходимо рассмотреть планы и подписать некоторые бумаги. – Вышедший из двери адъютант доложил, что в квартире все было готово. Но Кутузову, видимо, хотелось войти в комнаты уже свободным. Он поморщился…
– Нет, вели подать, голубчик, сюда столик, я тут посмотрю, – сказал он. – Ты не уходи, – прибавил он, обращаясь к князю Андрею. Князь Андрей остался на крыльце, слушая дежурного генерала.
Во время доклада за входной дверью князь Андрей слышал женское шептанье и хрустение женского шелкового платья. Несколько раз, взглянув по тому направлению, он замечал за дверью, в розовом платье и лиловом шелковом платке на голове, полную, румяную и красивую женщину с блюдом, которая, очевидно, ожидала входа влавввквмандующего. Адъютант Кутузова шепотом объяснил князю Андрею, что это была хозяйка дома, попадья, которая намеревалась подать хлеб соль его светлости. Муж ее встретил светлейшего с крестом в церкви, она дома… «Очень хорошенькая», – прибавил адъютант с улыбкой. Кутузов оглянулся на эти слова. Кутузов слушал доклад дежурного генерала (главным предметом которого была критика позиции при Цареве Займище) так же, как он слушал Денисова, так же, как он слушал семь лет тому назад прения Аустерлицкого военного совета. Он, очевидно, слушал только оттого, что у него были уши, которые, несмотря на то, что в одном из них был морской канат, не могли не слышать; но очевидно было, что ничто из того, что мог сказать ему дежурный генерал, не могло не только удивить или заинтересовать его, но что он знал вперед все, что ему скажут, и слушал все это только потому, что надо прослушать, как надо прослушать поющийся молебен. Все, что говорил Денисов, было дельно и умно. То, что говорил дежурный генерал, было еще дельнее и умнее, но очевидно было, что Кутузов презирал и знание и ум и знал что то другое, что должно было решить дело, – что то другое, независимое от ума и знания. Князь Андрей внимательно следил за выражением лица главнокомандующего, и единственное выражение, которое он мог заметить в нем, было выражение скуки, любопытства к тому, что такое означал женский шепот за дверью, и желание соблюсти приличие. Очевидно было, что Кутузов презирал ум, и знание, и даже патриотическое чувство, которое выказывал Денисов, но презирал не умом, не чувством, не знанием (потому что он и не старался выказывать их), а он презирал их чем то другим. Он презирал их своей старостью, своею опытностью жизни. Одно распоряжение, которое от себя в этот доклад сделал Кутузов, откосилось до мародерства русских войск. Дежурный редерал в конце доклада представил светлейшему к подписи бумагу о взысканий с армейских начальников по прошению помещика за скошенный зеленый овес.
Кутузов зачмокал губами и закачал головой, выслушав это дело.
– В печку… в огонь! И раз навсегда тебе говорю, голубчик, – сказал он, – все эти дела в огонь. Пуская косят хлеба и жгут дрова на здоровье. Я этого не приказываю и не позволяю, но и взыскивать не могу. Без этого нельзя. Дрова рубят – щепки летят. – Он взглянул еще раз на бумагу. – О, аккуратность немецкая! – проговорил он, качая головой.


– Ну, теперь все, – сказал Кутузов, подписывая последнюю бумагу, и, тяжело поднявшись и расправляя складки своей белой пухлой шеи, с повеселевшим лицом направился к двери.
Попадья, с бросившеюся кровью в лицо, схватилась за блюдо, которое, несмотря на то, что она так долго приготовлялась, она все таки не успела подать вовремя. И с низким поклоном она поднесла его Кутузову.
Глаза Кутузова прищурились; он улыбнулся, взял рукой ее за подбородок и сказал:
– И красавица какая! Спасибо, голубушка!
Он достал из кармана шаровар несколько золотых и положил ей на блюдо.
– Ну что, как живешь? – сказал Кутузов, направляясь к отведенной для него комнате. Попадья, улыбаясь ямочками на румяном лице, прошла за ним в горницу. Адъютант вышел к князю Андрею на крыльцо и приглашал его завтракать; через полчаса князя Андрея позвали опять к Кутузову. Кутузов лежал на кресле в том же расстегнутом сюртуке. Он держал в руке французскую книгу и при входе князя Андрея, заложив ее ножом, свернул. Это был «Les chevaliers du Cygne», сочинение madame de Genlis [«Рыцари Лебедя», мадам де Жанлис], как увидал князь Андрей по обертке.
– Ну садись, садись тут, поговорим, – сказал Кутузов. – Грустно, очень грустно. Но помни, дружок, что я тебе отец, другой отец… – Князь Андрей рассказал Кутузову все, что он знал о кончине своего отца, и о том, что он видел в Лысых Горах, проезжая через них.
– До чего… до чего довели! – проговорил вдруг Кутузов взволнованным голосом, очевидно, ясно представив себе, из рассказа князя Андрея, положение, в котором находилась Россия. – Дай срок, дай срок, – прибавил он с злобным выражением лица и, очевидно, не желая продолжать этого волновавшего его разговора, сказал: – Я тебя вызвал, чтоб оставить при себе.
– Благодарю вашу светлость, – отвечал князь Андрей, – но я боюсь, что не гожусь больше для штабов, – сказал он с улыбкой, которую Кутузов заметил. Кутузов вопросительно посмотрел на него. – А главное, – прибавил князь Андрей, – я привык к полку, полюбил офицеров, и люди меня, кажется, полюбили. Мне бы жалко было оставить полк. Ежели я отказываюсь от чести быть при вас, то поверьте…
Умное, доброе и вместе с тем тонко насмешливое выражение светилось на пухлом лице Кутузова. Он перебил Болконского:
– Жалею, ты бы мне нужен был; но ты прав, ты прав. Нам не сюда люди нужны. Советчиков всегда много, а людей нет. Не такие бы полки были, если бы все советчики служили там в полках, как ты. Я тебя с Аустерлица помню… Помню, помню, с знаменем помню, – сказал Кутузов, и радостная краска бросилась в лицо князя Андрея при этом воспоминании. Кутузов притянул его за руку, подставляя ему щеку, и опять князь Андрей на глазах старика увидал слезы. Хотя князь Андрей и знал, что Кутузов был слаб на слезы и что он теперь особенно ласкает его и жалеет вследствие желания выказать сочувствие к его потере, но князю Андрею и радостно и лестно было это воспоминание об Аустерлице.
– Иди с богом своей дорогой. Я знаю, твоя дорога – это дорога чести. – Он помолчал. – Я жалел о тебе в Букареште: мне послать надо было. – И, переменив разговор, Кутузов начал говорить о турецкой войне и заключенном мире. – Да, немало упрекали меня, – сказал Кутузов, – и за войну и за мир… а все пришло вовремя. Tout vient a point a celui qui sait attendre. [Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать.] A и там советчиков не меньше было, чем здесь… – продолжал он, возвращаясь к советчикам, которые, видимо, занимали его. – Ох, советчики, советчики! – сказал он. Если бы всех слушать, мы бы там, в Турции, и мира не заключили, да и войны бы не кончили. Всё поскорее, а скорое на долгое выходит. Если бы Каменский не умер, он бы пропал. Он с тридцатью тысячами штурмовал крепости. Взять крепость не трудно, трудно кампанию выиграть. А для этого не нужно штурмовать и атаковать, а нужно терпение и время. Каменский на Рущук солдат послал, а я их одних (терпение и время) посылал и взял больше крепостей, чем Каменский, и лошадиное мясо турок есть заставил. – Он покачал головой. – И французы тоже будут! Верь моему слову, – воодушевляясь, проговорил Кутузов, ударяя себя в грудь, – будут у меня лошадиное мясо есть! – И опять глаза его залоснились слезами.
– Однако до лжно же будет принять сражение? – сказал князь Андрей.
– До лжно будет, если все этого захотят, нечего делать… А ведь, голубчик: нет сильнее тех двух воинов, терпение и время; те всё сделают, да советчики n'entendent pas de cette oreille, voila le mal. [этим ухом не слышат, – вот что плохо.] Одни хотят, другие не хотят. Что ж делать? – спросил он, видимо, ожидая ответа. – Да, что ты велишь делать? – повторил он, и глаза его блестели глубоким, умным выражением. – Я тебе скажу, что делать, – проговорил он, так как князь Андрей все таки не отвечал. – Я тебе скажу, что делать и что я делаю. Dans le doute, mon cher, – он помолчал, – abstiens toi, [В сомнении, мой милый, воздерживайся.] – выговорил он с расстановкой.
– Ну, прощай, дружок; помни, что я всей душой несу с тобой твою потерю и что я тебе не светлейший, не князь и не главнокомандующий, а я тебе отец. Ежели что нужно, прямо ко мне. Прощай, голубчик. – Он опять обнял и поцеловал его. И еще князь Андрей не успел выйти в дверь, как Кутузов успокоительно вздохнул и взялся опять за неконченный роман мадам Жанлис «Les chevaliers du Cygne».
Как и отчего это случилось, князь Андрей не мог бы никак объяснить; но после этого свидания с Кутузовым он вернулся к своему полку успокоенный насчет общего хода дела и насчет того, кому оно вверено было. Чем больше он видел отсутствие всего личного в этом старике, в котором оставались как будто одни привычки страстей и вместо ума (группирующего события и делающего выводы) одна способность спокойного созерцания хода событий, тем более он был спокоен за то, что все будет так, как должно быть. «У него не будет ничего своего. Он ничего не придумает, ничего не предпримет, – думал князь Андрей, – но он все выслушает, все запомнит, все поставит на свое место, ничему полезному не помешает и ничего вредного не позволит. Он понимает, что есть что то сильнее и значительнее его воли, – это неизбежный ход событий, и он умеет видеть их, умеет понимать их значение и, ввиду этого значения, умеет отрекаться от участия в этих событиях, от своей личной волн, направленной на другое. А главное, – думал князь Андрей, – почему веришь ему, – это то, что он русский, несмотря на роман Жанлис и французские поговорки; это то, что голос его задрожал, когда он сказал: „До чего довели!“, и что он захлипал, говоря о том, что он „заставит их есть лошадиное мясо“. На этом же чувстве, которое более или менее смутно испытывали все, и основано было то единомыслие и общее одобрение, которое сопутствовало народному, противному придворным соображениям, избранию Кутузова в главнокомандующие.


После отъезда государя из Москвы московская жизнь потекла прежним, обычным порядком, и течение этой жизни было так обычно, что трудно было вспомнить о бывших днях патриотического восторга и увлечения, и трудно было верить, что действительно Россия в опасности и что члены Английского клуба суть вместе с тем и сыны отечества, готовые для него на всякую жертву. Одно, что напоминало о бывшем во время пребывания государя в Москве общем восторженно патриотическом настроении, было требование пожертвований людьми и деньгами, которые, как скоро они были сделаны, облеклись в законную, официальную форму и казались неизбежны.
С приближением неприятеля к Москве взгляд москвичей на свое положение не только не делался серьезнее, но, напротив, еще легкомысленнее, как это всегда бывает с людьми, которые видят приближающуюся большую опасность. При приближении опасности всегда два голоса одинаково сильно говорят в душе человека: один весьма разумно говорит о том, чтобы человек обдумал самое свойство опасности и средства для избавления от нее; другой еще разумнее говорит, что слишком тяжело и мучительно думать об опасности, тогда как предвидеть все и спастись от общего хода дела не во власти человека, и потому лучше отвернуться от тяжелого, до тех пор пока оно не наступило, и думать о приятном. В одиночестве человек большею частью отдается первому голосу, в обществе, напротив, – второму. Так было и теперь с жителями Москвы. Давно так не веселились в Москве, как этот год.
Растопчинские афишки с изображением вверху питейного дома, целовальника и московского мещанина Карпушки Чигирина, который, быв в ратниках и выпив лишний крючок на тычке, услыхал, будто Бонапарт хочет идти на Москву, рассердился, разругал скверными словами всех французов, вышел из питейного дома и заговорил под орлом собравшемуся народу, читались и обсуживались наравне с последним буриме Василия Львовича Пушкина.
В клубе, в угловой комнате, собирались читать эти афиши, и некоторым нравилось, как Карпушка подтрунивал над французами, говоря, что они от капусты раздуются, от каши перелопаются, от щей задохнутся, что они все карлики и что их троих одна баба вилами закинет. Некоторые не одобряли этого тона и говорила, что это пошло и глупо. Рассказывали о том, что французов и даже всех иностранцев Растопчин выслал из Москвы, что между ними шпионы и агенты Наполеона; но рассказывали это преимущественно для того, чтобы при этом случае передать остроумные слова, сказанные Растопчиным при их отправлении. Иностранцев отправляли на барке в Нижний, и Растопчин сказал им: «Rentrez en vous meme, entrez dans la barque et n'en faites pas une barque ne Charon». [войдите сами в себя и в эту лодку и постарайтесь, чтобы эта лодка не сделалась для вас лодкой Харона.] Рассказывали, что уже выслали из Москвы все присутственные места, и тут же прибавляли шутку Шиншина, что за это одно Москва должна быть благодарна Наполеону. Рассказывали, что Мамонову его полк будет стоить восемьсот тысяч, что Безухов еще больше затратил на своих ратников, но что лучше всего в поступке Безухова то, что он сам оденется в мундир и поедет верхом перед полком и ничего не будет брать за места с тех, которые будут смотреть на него.
– Вы никому не делаете милости, – сказала Жюли Друбецкая, собирая и прижимая кучку нащипанной корпии тонкими пальцами, покрытыми кольцами.
Жюли собиралась на другой день уезжать из Москвы и делала прощальный вечер.
– Безухов est ridicule [смешон], но он так добр, так мил. Что за удовольствие быть так caustique [злоязычным]?
– Штраф! – сказал молодой человек в ополченском мундире, которого Жюли называла «mon chevalier» [мой рыцарь] и который с нею вместе ехал в Нижний.
В обществе Жюли, как и во многих обществах Москвы, было положено говорить только по русски, и те, которые ошибались, говоря французские слова, платили штраф в пользу комитета пожертвований.
– Другой штраф за галлицизм, – сказал русский писатель, бывший в гостиной. – «Удовольствие быть не по русски.
– Вы никому не делаете милости, – продолжала Жюли к ополченцу, не обращая внимания на замечание сочинителя. – За caustique виновата, – сказала она, – и плачу, но за удовольствие сказать вам правду я готова еще заплатить; за галлицизмы не отвечаю, – обратилась она к сочинителю: – у меня нет ни денег, ни времени, как у князя Голицына, взять учителя и учиться по русски. А вот и он, – сказала Жюли. – Quand on… [Когда.] Нет, нет, – обратилась она к ополченцу, – не поймаете. Когда говорят про солнце – видят его лучи, – сказала хозяйка, любезно улыбаясь Пьеру. – Мы только говорили о вас, – с свойственной светским женщинам свободой лжи сказала Жюли. – Мы говорили, что ваш полк, верно, будет лучше мамоновского.
– Ах, не говорите мне про мой полк, – отвечал Пьер, целуя руку хозяйке и садясь подле нее. – Он мне так надоел!
– Вы ведь, верно, сами будете командовать им? – сказала Жюли, хитро и насмешливо переглянувшись с ополченцем.
Ополченец в присутствии Пьера был уже не так caustique, и в лице его выразилось недоуменье к тому, что означала улыбка Жюли. Несмотря на свою рассеянность и добродушие, личность Пьера прекращала тотчас же всякие попытки на насмешку в его присутствии.
– Нет, – смеясь, отвечал Пьер, оглядывая свое большое, толстое тело. – В меня слишком легко попасть французам, да и я боюсь, что не влезу на лошадь…
В числе перебираемых лиц для предмета разговора общество Жюли попало на Ростовых.
– Очень, говорят, плохи дела их, – сказала Жюли. – И он так бестолков – сам граф. Разумовские хотели купить его дом и подмосковную, и все это тянется. Он дорожится.
– Нет, кажется, на днях состоится продажа, – сказал кто то. – Хотя теперь и безумно покупать что нибудь в Москве.
– Отчего? – сказала Жюли. – Неужели вы думаете, что есть опасность для Москвы?
– Отчего же вы едете?
– Я? Вот странно. Я еду, потому… ну потому, что все едут, и потом я не Иоанна д'Арк и не амазонка.
– Ну, да, да, дайте мне еще тряпочек.
– Ежели он сумеет повести дела, он может заплатить все долги, – продолжал ополченец про Ростова.
– Добрый старик, но очень pauvre sire [плох]. И зачем они живут тут так долго? Они давно хотели ехать в деревню. Натали, кажется, здорова теперь? – хитро улыбаясь, спросила Жюли у Пьера.
– Они ждут меньшого сына, – сказал Пьер. – Он поступил в казаки Оболенского и поехал в Белую Церковь. Там формируется полк. А теперь они перевели его в мой полк и ждут каждый день. Граф давно хотел ехать, но графиня ни за что не согласна выехать из Москвы, пока не приедет сын.
– Я их третьего дня видела у Архаровых. Натали опять похорошела и повеселела. Она пела один романс. Как все легко проходит у некоторых людей!
– Что проходит? – недовольно спросил Пьер. Жюли улыбнулась.
– Вы знаете, граф, что такие рыцари, как вы, бывают только в романах madame Suza.
– Какой рыцарь? Отчего? – краснея, спросил Пьер.
– Ну, полноте, милый граф, c'est la fable de tout Moscou. Je vous admire, ma parole d'honneur. [это вся Москва знает. Право, я вам удивляюсь.]
– Штраф! Штраф! – сказал ополченец.
– Ну, хорошо. Нельзя говорить, как скучно!
– Qu'est ce qui est la fable de tout Moscou? [Что знает вся Москва?] – вставая, сказал сердито Пьер.
– Полноте, граф. Вы знаете!
– Ничего не знаю, – сказал Пьер.
– Я знаю, что вы дружны были с Натали, и потому… Нет, я всегда дружнее с Верой. Cette chere Vera! [Эта милая Вера!]
– Non, madame, [Нет, сударыня.] – продолжал Пьер недовольным тоном. – Я вовсе не взял на себя роль рыцаря Ростовой, и я уже почти месяц не был у них. Но я не понимаю жестокость…
– Qui s'excuse – s'accuse, [Кто извиняется, тот обвиняет себя.] – улыбаясь и махая корпией, говорила Жюли и, чтобы за ней осталось последнее слово, сейчас же переменила разговор. – Каково, я нынче узнала: бедная Мари Волконская приехала вчера в Москву. Вы слышали, она потеряла отца?
– Неужели! Где она? Я бы очень желал увидать ее, – сказал Пьер.
– Я вчера провела с ней вечер. Она нынче или завтра утром едет в подмосковную с племянником.
– Ну что она, как? – сказал Пьер.
– Ничего, грустна. Но знаете, кто ее спас? Это целый роман. Nicolas Ростов. Ее окружили, хотели убить, ранили ее людей. Он бросился и спас ее…
– Еще роман, – сказал ополченец. – Решительно это общее бегство сделано, чтобы все старые невесты шли замуж. Catiche – одна, княжна Болконская – другая.
– Вы знаете, что я в самом деле думаю, что она un petit peu amoureuse du jeune homme. [немножечко влюблена в молодого человека.]
– Штраф! Штраф! Штраф!
– Но как же это по русски сказать?..


Когда Пьер вернулся домой, ему подали две принесенные в этот день афиши Растопчина.
В первой говорилось о том, что слух, будто графом Растопчиным запрещен выезд из Москвы, – несправедлив и что, напротив, граф Растопчин рад, что из Москвы уезжают барыни и купеческие жены. «Меньше страху, меньше новостей, – говорилось в афише, – но я жизнью отвечаю, что злодей в Москве не будет». Эти слова в первый раз ясно ыоказали Пьеру, что французы будут в Москве. Во второй афише говорилось, что главная квартира наша в Вязьме, что граф Витгснштейн победил французов, но что так как многие жители желают вооружиться, то для них есть приготовленное в арсенале оружие: сабли, пистолеты, ружья, которые жители могут получать по дешевой цене. Тон афиш был уже не такой шутливый, как в прежних чигиринских разговорах. Пьер задумался над этими афишами. Очевидно, та страшная грозовая туча, которую он призывал всеми силами своей души и которая вместе с тем возбуждала в нем невольный ужас, – очевидно, туча эта приближалась.