32-й батальон морской пехоты Волжской военной флотилии

32-й батальон морской пехоты Волжской военной флотилии 32 бмп ВВФ
Войска:	ВМФ ВС СССР
Род войск:	морская пехота
Формирование:	октябрь 1941
Преемник:	141-я рота морской пехоты Волжской военной флотилии
Боевой путь
Сталинградская битва: Северный боевой участок, группа полковника Горохова

32-й батальон морской пехоты Волжской военной флотилии — временное формирование (сводная воинская часть) Военно-Морского Флота ВС СССР, участвовавшая в Сталинградской битве.

В литературе встречаются наименования — сводный батальон морской пехоты Волжской военной флотилии, сводный отряд моряков Волжской военной флотилии.

Морские пехотинцы оказались одной из тех частей, которые с 23 по 28 августа 1942 года сдерживали XIV танковый корпус вермахта до подхода полноценных стрелковых соединений (124-я и 149-я отдельные стрелковые бригады) РККА и тем самым «заложили основу легендарной обороны города-героя на Волге».

История

В октябре 1941 года на базе кораблей учебного отряда была создана Волжская военная флотилия. К июлю 1942 года флотилия состояла из 7 канонерских лодок, 14 бронекатеров, 33 катера-тральщика, 2 плавучих зенитных батареи, железнодорожную батарею, а также 32-й и 33-й батальоны морской пехоты.

16 августа 1942 года по приказу командующего Волжской военной флотилии контр-адмирала Д. Д. Рогачёва была создана оперативная группа морской пехоты Сталинградской военно-морской базы. Группу возглавил гвардии капитан 2-го ранга Топленков. Группа, кроме других частей и подразделений, включала 31-й и 32-й батальоны морской пехоты. 32-й батальон возглавил капитан 3-го ранга П. М. Телевной. Оперативная группа должна была быть готовой вести боевые действия в радиусе сорока километров от Сталинграда.

Сформированная из личного состава объединенной школы Волжской военной флотилии, флотского полуэкипажа и железнодорожных батарей, группа включала два батальона морской пехоты: первый — под командованием капитана Никулина и второй — под командованием капитана 3-го ранга П. М. Телевного. Оперативной группе морской пехоты была поставлена задача быть готовой к боевым действиям в радиусе 40 км от Сталинграда.

Участие в боевых действиях

23 августа 1942 года XIV танковый корпус вермахта, совершив в течение дня бросок длиной в 60 километров, вышел к Волге в районе село Акатовка — село Латошинка — посёлок Рыно́к, оказавшись на дистанции 2—3 километров от Сталинградского тракторного завода. Создалась непосредственная угроза заводу. Для прикрытия завода были использованы отряды народного ополчения, истребительные батальоны, рабочие отряды, 99-я отдельная танковая бригада (командир майор П. С. Житнев), пушечный артиллерийский полк, 282-й стрелковый полк внутренних войск НКВД (10-й стрелковой дивизии НКВД) и 32-й батальон морской пехоты Волжской военной флотилии. Был создан северный участок обороны под руководством генерал-майора Н. В. Фекленко. В течение 5 суток группа Фекленко сдерживала противника на рубеже реки Сухая Мечётка.

300 морских пехотинцев заняли участок в районе железнодорожной ветки, соединявшей Латошинскую переправу и тракторный завод. 24 августа батальон был пополнен отрядом народного ополчения Ворошиловского района Сталинграда. Штаб батальона разместился в здании кирпичного завода. Батальоном командовал капитан 3-го ранга П. М. Телевной, заместителем командира батальона был старший лейтенант А. Г. Горошков. В составе батальона воевали бойцы имевшие боевой опыт, а также бойцы без опыта. Бойцы батальона были вооружены по большей части немецкими винтовками. В батальоне не хватало противотанковых ружей. Соседями морпехов оказались батальон рабочего ополчения, зенитно-артиллерийский дивизион и 99-я танковая бригада. Позади батальона располагался противотанковая батарея.

24 августа моряки и их соседи отбили несколько атак пехоты и танков противника, потеряв за день около 50 человек. 25 августа 32-й батальон атаковал позиции противника, выбил его из посёлка Рыно́к и дошёл до посёлка Латошинка. В этот день командование батальоном перешло к старшему лейтенанту А. Г. Горошкову. Капитан 3-го ранга П. М. Телевной за бои 23 — 25 августа был награждён орденом Красной Звезды. Активную артиллерийскую поддержку оказывали корабли Волжской военной флотилии: канонерские лодки «Усыскин» и «Чапаев», бронекатера и плавучие батареи. Для корректировки артогня в расположения батальона был откомандирован начальник артиллерийской части канлодки «Чапаев» лейтенант В. М. Загинайло, который оставался на северном участке обороны до конца Сталинградской битвы. За успешную корректировку огня лейтенант В. М. Загинайло был награждён орденом Красной Звезды и двумя орденами Красного Знамени. В результате атаки 32-й батальон занял южную окраину Латошинки. Однако, противник атаковал позиции ополченцев, которые отступили, создав угрозу окружения батальона. Моряки отступили на рубеж реки Сухая Мечётка. Второй раз морские пехотинцы заняли Рыно́к 27 августа, но снова были вынуждены покинуть достигнутый рубеж.

С прибытием 124-й отдельной стрелковой бригады (124-я осбр) батальон был включён в группу полковника Горохова (командира 124-й осбр) и дальнейшие боевые действия вёл в составе группы. 29 августа батальон принимал участие в успешной атаке группы Горохова и вместе со 124-й осбр освободил посёлок Рыно́к.

Бои конца августа тяжело дались морским пехотинцам — они понесли тяжёлые потери. Например, в течении 27 августа было потеряно 22 человека убитыми, 45 человек ранеными и 54 человек пропали без вести. Пространство между Рынко́м и Латошинкой, по словам С. Ф. Горохова, было «усеяно трупами в морских бушлатах и тельняшках». К моменту наступления 124-й осбр 29 августа батальон был сведён в 141-ю роту морской пехоты. Командовать ротой остался старший лейтенант А. Г. Горшков, а политруком был назначен младший политрук А. С. Гриденко.

18—19 сентября морские пехотинцы участвовали в наступлении частей группы Горохова на север, на встречу 99-й стрелковой дивизии, которая пыталась пробиться к защитникам Сталинграда. За два дня боёв удалось продвинуться на 500—800 метров. После войны С. Ф. Горохов так оценил это наступление: «Считали немцев глупее нас, но, как показала жизнь, все это была напрасная трата сил и средств. Пустая затея, без серьезной подготовки с севера».

В конце сентября остатки батальона были подчинены командиру 149-й отдельной стрелковой бригады подполковнику В. А. Болвинову и включены в систему обороны Орловского выступа. К началу ликвидации Орловского выступа в 141-й роте оставалось около пятидесяти человек. С 28 сентября по 7 октября противник провёл наступление с целью ликвидировать Орловский выступ. 141-я рота морской пехоты находилась на стыке 282-го стрелкового полка внутренних войск НКВД и 149-й отдельной стрелковой бригады. В результате упорных боёв остатки полка НКВД и морские пехотинцы попали в окружение. О тяжести сложившейся ситуации говорит сообщение старшего лейтенанта Васелюка, заменившего старшего лейтенанта А. Г. Горшкова: «4.10.42 г. Осталось 20 человек с командирами. Нуждаюсь в подкреплении, в боезапасе: патроны ППШ, патроны винтовочные, гранаты РГД-33, Ф-1, противотанковые, бутылки с горючей жидкостью. Кроме того, сообщаю: левый фланг открыт, так как 115-я бригада отошла на новые позиции. Жду указаний». 7 октября остатки роты прорвали кольцо окружения и вышли на позиции 124-й осбр. Из окружения вырвалось 9 человек, которые были выведены на левый берег Волги для переформирования.

4 декабря 1942 года 141-я рота морской пехоты Волжской военной флотилии была передана в подчинение Сталинградской оперативной группы.

Оценка действий 32-го батальона морской пехоты

Полковник С. Ф. Горохов отмечал, что «моряки действовали лихо, немец их боялся. Но пехотному бою моряки обучены не были. В результате — очень большие и неоправданные потери среди морских пехотинцев». Комиссару 124-й отдельной стрелковой бригады он рассказывал «об удивительной необученности моряков действовать на сухопутье: игнорировании лопаты, гранаты, маскировки, перебежек по полю боя».

Алексей Шахов (историк-исследователь боевого пути 124-й осбр и группы полковника Горохова) так отозвался о первых защитниках Сталинграда: «Низкий поклон защитникам СТЗ за то, что они своим порывом позволили командованию выиграть время, подлатать оборону имевшимися под рукой частями Красной Армии и спешно перенаправить к Сталинграду несколько кадровых соединений».

Память

• 32-му батальону морской пехоты Волжской военной флотилии посвящено стихотворение «Триста моряков» поэта Александра Яшина.
• На административном корпусе Волгоградского алюминиевого завода (улица Шкирятова, дом 21) 26 апреля 1985 года размещена гранитная памятная доска с текстом: «В августе — сентябре 1942 года здесь проходил северный рубеж обороны Сталинграда, который самоотверженно защищали, сражаясь с немецко-фашистскими захватчиками: 1077-й зенитный артиллерийский полк, 21-й и 28-й учебные танковые батальоны, 282-й стрелковый полк 10-й дивизии НКВД. Части народного ополчения и истребительные батальоны, 738-й истребительно-противотанковый артиллерийский полк, сводный батальон и корабли Волжской военной флотилии, 115, 124, 149-я отдельные стрелковые бригады, 249-й конвойный полк НКВД, 724-й стрелковый полк 315-й стрелковой дивизии, сводный стрелковый полк 196-й стрелковой дивизии, 2-я мотострелковая бригада».

Ссылки

• [engine.aviaport.ru/issues/57/page54.html Сергей Леонидович Мальчиков. Пылающая река // Двигатель, № 3. 2008]

Литература

• Группа полковника С. Ф. Горохова // Сталинградская битва. Июль 1942-февраль 1943: энциклопедия / под ред. М. М. Загорулько. — 5-е изд., испр. и доп. — Волгоград: Издатель, 2012. — С. 162. — 800 с. — ISBN 5-9233-0688-3
• Северный плацдарм // Сталинградская битва. Июль 1942-февраль 1943: энциклопедия / под ред. М. М. Загорулько. — 5-е изд., испр. и доп. — Волгоград: Издатель, 2012. — С. 520. — 800 с.
• Орловский выступ // Сталинградская битва. Июль 1942-февраль 1943: энциклопедия / под ред. М. М. Загорулько. — 5-е изд., испр. и доп. — Волгоград: Издатель, 2012. — С. 425—426. — 800 с.
• Мечётка Сухая // Сталинградская битва. Июль 1942-февраль 1943: энциклопедия / под ред. М. М. Загорулько. — 5-е изд., испр. и доп. — Волгоград: Издатель, 2012. — С. 375. — 800 с.
• Севернее города, за Мечёткой // [www.molodguard.ru/heroes3700.htm Битва за Волгу: воспоминания участников Сталинградского сражения] / составитель И. К. Морозов, редакторы И. М. Логинов, И. К. Морозов. — Волгоград: Волгоградское книжное издательство, 1962. — 442 с.
• Абрамов Е. [www.e-reading.club/chapter.php/1007130/42/Abramov_-_Chernaya_smert._Sovetskaya_morskaya_pehota_v_boyu.html 8.3 Морская пехота Волжской военной флотилии в Сталинградской битве] // «Чёрная смерть». Советская морская пехота в бою.
• Жилин В. А., Греждев В. А., Саксонов О., Черногор В. Ю., Широков В. Л. Документы свидетельствуют // Сталинградская битва. Хроника, факты, люди. — М.: Олма-Пресс, 2002. — Т. 1. — 912 с. — (Архив). — 5000 экз. — ISBN 5-224-03664-X, 5-224-03719-0.
• Исаев А. В. Сталинград. За Волгой для нас земли нет. — М: Эксмо, Яуза, 2008. — 448 с. — (Война и мы). — 10 000 экз. — ISBN 978-5-699-26236-6.

• Самсонов А. М. [historic.ru/books/item/f00/s00/z0000166/st010.shtml Сражение продолжается (27 сентября — 18 ноября)] // [historic.ru/books/item/f00/s00/z0000166/index.shtml Сталинградская битва]. — М.: Наука, 1989. — 632 с.
• Сыркин Л. И. Если бы Волга могла говорить… // Сыны народов всех / ред. кол. И. М. Логинов [и др.]. — Волгоград: Нижне-Волжское книжное издательство, 1986. — С. 315—415. — 415 с.
• Алексей Шахов. [kprf.ru/pravda/issues/2012/103/article-40833/ Тракторозаводский щит Сталинграда (часть 5): Активность самообороны] // Правда : газета. — 2012. — 22 сентября (№ 103 (29877)). [web.archive.org/web/20151226210001/kprf.ru/pravda/issues/2012/103/article-40833/ Архивировано] из первоисточника 26 декабря 2015.
• Алексей Шахов. [kprf.ru/pravda/issues/2012/118/article-41255/ Тракторозаводский щит Сталинграда (часть 10): Группа полковника Горохова] // Правда : газета. — 2012. — 27 октября (№ 118 (29892)). [web.archive.org/web/20151226214404/kprf.ru/pravda/issues/2012/118/article-41255/ Архивировано] из первоисточника 26 декабря 2015.

Отрывок, характеризующий 32-й батальон морской пехоты Волжской военной флотилии

– Ежели затруднительно, пожалуйста, не надо, – сказал Берг. – Мне для Верушки только очень бы хотелось.
– Ах, убирайтесь вы все к черту, к черту, к черту и к черту!.. – закричал старый граф. – Голова кругом идет. – И он вышел из комнаты.
Графиня заплакала.
– Да, да, маменька, очень тяжелые времена! – сказал Берг.
Наташа вышла вместе с отцом и, как будто с трудом соображая что то, сначала пошла за ним, а потом побежала вниз.
На крыльце стоял Петя, занимавшийся вооружением людей, которые ехали из Москвы. На дворе все так же стояли заложенные подводы. Две из них были развязаны, и на одну из них влезал офицер, поддерживаемый денщиком.
– Ты знаешь за что? – спросил Петя Наташу (Наташа поняла, что Петя разумел: за что поссорились отец с матерью). Она не отвечала.
– За то, что папенька хотел отдать все подводы под ранепых, – сказал Петя. – Мне Васильич сказал. По моему…
– По моему, – вдруг закричала почти Наташа, обращая свое озлобленное лицо к Пете, – по моему, это такая гадость, такая мерзость, такая… я не знаю! Разве мы немцы какие нибудь?.. – Горло ее задрожало от судорожных рыданий, и она, боясь ослабеть и выпустить даром заряд своей злобы, повернулась и стремительно бросилась по лестнице. Берг сидел подле графини и родственно почтительно утешал ее. Граф с трубкой в руках ходил по комнате, когда Наташа, с изуродованным злобой лицом, как буря ворвалась в комнату и быстрыми шагами подошла к матери.
– Это гадость! Это мерзость! – закричала она. – Это не может быть, чтобы вы приказали.
Берг и графиня недоумевающе и испуганно смотрели на нее. Граф остановился у окна, прислушиваясь.
– Маменька, это нельзя; посмотрите, что на дворе! – закричала она. – Они остаются!..
– Что с тобой? Кто они? Что тебе надо?
– Раненые, вот кто! Это нельзя, маменька; это ни на что не похоже… Нет, маменька, голубушка, это не то, простите, пожалуйста, голубушка… Маменька, ну что нам то, что мы увезем, вы посмотрите только, что на дворе… Маменька!.. Это не может быть!..
Граф стоял у окна и, не поворачивая лица, слушал слова Наташи. Вдруг он засопел носом и приблизил свое лицо к окну.
Графиня взглянула на дочь, увидала ее пристыженное за мать лицо, увидала ее волнение, поняла, отчего муж теперь не оглядывался на нее, и с растерянным видом оглянулась вокруг себя.
– Ах, да делайте, как хотите! Разве я мешаю кому нибудь! – сказала она, еще не вдруг сдаваясь.
– Маменька, голубушка, простите меня!
Но графиня оттолкнула дочь и подошла к графу.
– Mon cher, ты распорядись, как надо… Я ведь не знаю этого, – сказала она, виновато опуская глаза.
– Яйца… яйца курицу учат… – сквозь счастливые слезы проговорил граф и обнял жену, которая рада была скрыть на его груди свое пристыженное лицо.
– Папенька, маменька! Можно распорядиться? Можно?.. – спрашивала Наташа. – Мы все таки возьмем все самое нужное… – говорила Наташа.
Граф утвердительно кивнул ей головой, и Наташа тем быстрым бегом, которым она бегивала в горелки, побежала по зале в переднюю и по лестнице на двор.
Люди собрались около Наташи и до тех пор не могли поверить тому странному приказанию, которое она передавала, пока сам граф именем своей жены не подтвердил приказания о том, чтобы отдавать все подводы под раненых, а сундуки сносить в кладовые. Поняв приказание, люди с радостью и хлопотливостью принялись за новое дело. Прислуге теперь это не только не казалось странным, но, напротив, казалось, что это не могло быть иначе, точно так же, как за четверть часа перед этим никому не только не казалось странным, что оставляют раненых, а берут вещи, но казалось, что не могло быть иначе.
Все домашние, как бы выплачивая за то, что они раньше не взялись за это, принялись с хлопотливостью за новое дело размещения раненых. Раненые повыползли из своих комнат и с радостными бледными лицами окружили подводы. В соседних домах тоже разнесся слух, что есть подводы, и на двор к Ростовым стали приходить раненые из других домов. Многие из раненых просили не снимать вещей и только посадить их сверху. Но раз начавшееся дело свалки вещей уже не могло остановиться. Было все равно, оставлять все или половину. На дворе лежали неубранные сундуки с посудой, с бронзой, с картинами, зеркалами, которые так старательно укладывали в прошлую ночь, и всё искали и находили возможность сложить то и то и отдать еще и еще подводы.
– Четверых еще можно взять, – говорил управляющий, – я свою повозку отдаю, а то куда же их?
– Да отдайте мою гардеробную, – говорила графиня. – Дуняша со мной сядет в карету.
Отдали еще и гардеробную повозку и отправили ее за ранеными через два дома. Все домашние и прислуга были весело оживлены. Наташа находилась в восторженно счастливом оживлении, которого она давно не испытывала.
– Куда же его привязать? – говорили люди, прилаживая сундук к узкой запятке кареты, – надо хоть одну подводу оставить.
– Да с чем он? – спрашивала Наташа.
– С книгами графскими.
– Оставьте. Васильич уберет. Это не нужно.
В бричке все было полно людей; сомневались о том, куда сядет Петр Ильич.
– Он на козлы. Ведь ты на козлы, Петя? – кричала Наташа.
Соня не переставая хлопотала тоже; но цель хлопот ее была противоположна цели Наташи. Она убирала те вещи, которые должны были остаться; записывала их, по желанию графини, и старалась захватить с собой как можно больше.


Во втором часу заложенные и уложенные четыре экипажа Ростовых стояли у подъезда. Подводы с ранеными одна за другой съезжали со двора.
Коляска, в которой везли князя Андрея, проезжая мимо крыльца, обратила на себя внимание Сони, устраивавшей вместе с девушкой сиденья для графини в ее огромной высокой карете, стоявшей у подъезда.
– Это чья же коляска? – спросила Соня, высунувшись в окно кареты.
– А вы разве не знали, барышня? – отвечала горничная. – Князь раненый: он у нас ночевал и тоже с нами едут.
– Да кто это? Как фамилия?
– Самый наш жених бывший, князь Болконский! – вздыхая, отвечала горничная. – Говорят, при смерти.
Соня выскочила из кареты и побежала к графине. Графиня, уже одетая по дорожному, в шали и шляпе, усталая, ходила по гостиной, ожидая домашних, с тем чтобы посидеть с закрытыми дверями и помолиться перед отъездом. Наташи не было в комнате.
– Maman, – сказала Соня, – князь Андрей здесь, раненый, при смерти. Он едет с нами.
Графиня испуганно открыла глаза и, схватив за руку Соню, оглянулась.
– Наташа? – проговорила она.
И для Сони и для графини известие это имело в первую минуту только одно значение. Они знали свою Наташу, и ужас о том, что будет с нею при этом известии, заглушал для них всякое сочувствие к человеку, которого они обе любили.
– Наташа не знает еще; но он едет с нами, – сказала Соня.
– Ты говоришь, при смерти?
Соня кивнула головой.
Графиня обняла Соню и заплакала.
«Пути господни неисповедимы!» – думала она, чувствуя, что во всем, что делалось теперь, начинала выступать скрывавшаяся прежде от взгляда людей всемогущая рука.
– Ну, мама, все готово. О чем вы?.. – спросила с оживленным лицом Наташа, вбегая в комнату.
– Ни о чем, – сказала графиня. – Готово, так поедем. – И графиня нагнулась к своему ридикюлю, чтобы скрыть расстроенное лицо. Соня обняла Наташу и поцеловала ее.
Наташа вопросительно взглянула на нее.
– Что ты? Что такое случилось?
– Ничего… Нет…
– Очень дурное для меня?.. Что такое? – спрашивала чуткая Наташа.
Соня вздохнула и ничего не ответила. Граф, Петя, m me Schoss, Мавра Кузминишна, Васильич вошли в гостиную, и, затворив двери, все сели и молча, не глядя друг на друга, посидели несколько секунд.
Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
На крыльце и на дворе уезжавшие люди с кинжалами и саблями, которыми их вооружил Петя, с заправленными панталонами в сапоги и туго перепоясанные ремнями и кушаками, прощались с теми, которые оставались.
Как и всегда при отъездах, многое было забыто и не так уложено, и довольно долго два гайдука стояли с обеих сторон отворенной дверцы и ступенек кареты, готовясь подсадить графиню, в то время как бегали девушки с подушками, узелками из дому в кареты, и коляску, и бричку, и обратно.
– Век свой все перезабудут! – говорила графиня. – Ведь ты знаешь, что я не могу так сидеть. – И Дуняша, стиснув зубы и не отвечая, с выражением упрека на лице, бросилась в карету переделывать сиденье.
– Ах, народ этот! – говорил граф, покачивая головой.
Старый кучер Ефим, с которым одним только решалась ездить графиня, сидя высоко на своих козлах, даже не оглядывался на то, что делалось позади его. Он тридцатилетним опытом знал, что не скоро еще ему скажут «с богом!» и что когда скажут, то еще два раза остановят его и пошлют за забытыми вещами, и уже после этого еще раз остановят, и графиня сама высунется к нему в окно и попросит его Христом богом ехать осторожнее на спусках. Он знал это и потому терпеливее своих лошадей (в особенности левого рыжего – Сокола, который бил ногой и, пережевывая, перебирал удила) ожидал того, что будет. Наконец все уселись; ступеньки собрались и закинулись в карету, дверка захлопнулась, послали за шкатулкой, графиня высунулась и сказала, что должно. Тогда Ефим медленно снял шляпу с своей головы и стал креститься. Форейтор и все люди сделали то же.
– С богом! – сказал Ефим, надев шляпу. – Вытягивай! – Форейтор тронул. Правый дышловой влег в хомут, хрустнули высокие рессоры, и качнулся кузов. Лакей на ходу вскочил на козлы. Встряхнуло карету при выезде со двора на тряскую мостовую, так же встряхнуло другие экипажи, и поезд тронулся вверх по улице. В каретах, коляске и бричке все крестились на церковь, которая была напротив. Остававшиеся в Москве люди шли по обоим бокам экипажей, провожая их.
Наташа редко испытывала столь радостное чувство, как то, которое она испытывала теперь, сидя в карете подле графини и глядя на медленно подвигавшиеся мимо нее стены оставляемой, встревоженной Москвы. Она изредка высовывалась в окно кареты и глядела назад и вперед на длинный поезд раненых, предшествующий им. Почти впереди всех виднелся ей закрытый верх коляски князя Андрея. Она не знала, кто был в ней, и всякий раз, соображая область своего обоза, отыскивала глазами эту коляску. Она знала, что она была впереди всех.
В Кудрине, из Никитской, от Пресни, от Подновинского съехалось несколько таких же поездов, как был поезд Ростовых, и по Садовой уже в два ряда ехали экипажи и подводы.
Объезжая Сухареву башню, Наташа, любопытно и быстро осматривавшая народ, едущий и идущий, вдруг радостно и удивленно вскрикнула:
– Батюшки! Мама, Соня, посмотрите, это он!
– Кто? Кто?
– Смотрите, ей богу, Безухов! – говорила Наташа, высовываясь в окно кареты и глядя на высокого толстого человека в кучерском кафтане, очевидно, наряженного барина по походке и осанке, который рядом с желтым безбородым старичком в фризовой шинели подошел под арку Сухаревой башни.
– Ей богу, Безухов, в кафтане, с каким то старым мальчиком! Ей богу, – говорила Наташа, – смотрите, смотрите!
– Да нет, это не он. Можно ли, такие глупости.
– Мама, – кричала Наташа, – я вам голову дам на отсечение, что это он! Я вас уверяю. Постой, постой! – кричала она кучеру; но кучер не мог остановиться, потому что из Мещанской выехали еще подводы и экипажи, и на Ростовых кричали, чтоб они трогались и не задерживали других.
Действительно, хотя уже гораздо дальше, чем прежде, все Ростовы увидали Пьера или человека, необыкновенно похожего на Пьера, в кучерском кафтане, шедшего по улице с нагнутой головой и серьезным лицом, подле маленького безбородого старичка, имевшего вид лакея. Старичок этот заметил высунувшееся на него лицо из кареты и, почтительно дотронувшись до локтя Пьера, что то сказал ему, указывая на карету. Пьер долго не мог понять того, что он говорил; так он, видимо, погружен был в свои мысли. Наконец, когда он понял его, посмотрел по указанию и, узнав Наташу, в ту же секунду отдаваясь первому впечатлению, быстро направился к карете. Но, пройдя шагов десять, он, видимо, вспомнив что то, остановился.
Высунувшееся из кареты лицо Наташи сияло насмешливою ласкою.
– Петр Кирилыч, идите же! Ведь мы узнали! Это удивительно! – кричала она, протягивая ему руку. – Как это вы? Зачем вы так?
Пьер взял протянутую руку и на ходу (так как карета. продолжала двигаться) неловко поцеловал ее.
– Что с вами, граф? – спросила удивленным и соболезнующим голосом графиня.
– Что? Что? Зачем? Не спрашивайте у меня, – сказал Пьер и оглянулся на Наташу, сияющий, радостный взгляд которой (он чувствовал это, не глядя на нее) обдавал его своей прелестью.
– Что же вы, или в Москве остаетесь? – Пьер помолчал.
– В Москве? – сказал он вопросительно. – Да, в Москве. Прощайте.
– Ах, желала бы я быть мужчиной, я бы непременно осталась с вами. Ах, как это хорошо! – сказала Наташа. – Мама, позвольте, я останусь. – Пьер рассеянно посмотрел на Наташу и что то хотел сказать, но графиня перебила его:
– Вы были на сражении, мы слышали?
– Да, я был, – отвечал Пьер. – Завтра будет опять сражение… – начал было он, но Наташа перебила его:
– Да что же с вами, граф? Вы на себя не похожи…
– Ах, не спрашивайте, не спрашивайте меня, я ничего сам не знаю. Завтра… Да нет! Прощайте, прощайте, – проговорил он, – ужасное время! – И, отстав от кареты, он отошел на тротуар.
Наташа долго еще высовывалась из окна, сияя на него ласковой и немного насмешливой, радостной улыбкой.


Пьер, со времени исчезновения своего из дома, ужа второй день жил на пустой квартире покойного Баздеева. Вот как это случилось.
Проснувшись на другой день после своего возвращения в Москву и свидания с графом Растопчиным, Пьер долго не мог понять того, где он находился и чего от него хотели. Когда ему, между именами прочих лиц, дожидавшихся его в приемной, доложили, что его дожидается еще француз, привезший письмо от графини Елены Васильевны, на него нашло вдруг то чувство спутанности и безнадежности, которому он способен был поддаваться. Ему вдруг представилось, что все теперь кончено, все смешалось, все разрушилось, что нет ни правого, ни виноватого, что впереди ничего не будет и что выхода из этого положения нет никакого. Он, неестественно улыбаясь и что то бормоча, то садился на диван в беспомощной позе, то вставал, подходил к двери и заглядывал в щелку в приемную, то, махая руками, возвращался назад я брался за книгу. Дворецкий в другой раз пришел доложить Пьеру, что француз, привезший от графини письмо, очень желает видеть его хоть на минутку и что приходили от вдовы И. А. Баздеева просить принять книги, так как сама г жа Баздеева уехала в деревню.