38 обезьян
Поделись знанием:
– Ох, не люблю молодца, – сказал он, не стесняясь присутствием вахмистра.
Ростов пожал плечами, как будто говоря: «И я тоже, да что же делать!» и, распорядившись, вернулся к Телянину.
Телянин сидел всё в той же ленивой позе, в которой его оставил Ростов, потирая маленькие белые руки.
«Бывают же такие противные лица», подумал Ростов, входя в комнату.
– Что же, велели привести лошадь? – сказал Телянин, вставая и небрежно оглядываясь.
– Велел.
– Да пойдемте сами. Я ведь зашел только спросить Денисова о вчерашнем приказе. Получили, Денисов?
– Нет еще. А вы куда?
– Вот хочу молодого человека научить, как ковать лошадь, – сказал Телянин.
Они вышли на крыльцо и в конюшню. Поручик показал, как делать заклепку, и ушел к себе.
Когда Ростов вернулся, на столе стояла бутылка с водкой и лежала колбаса. Денисов сидел перед столом и трещал пером по бумаге. Он мрачно посмотрел в лицо Ростову.
– Ей пишу, – сказал он.
Он облокотился на стол с пером в руке, и, очевидно обрадованный случаю быстрее сказать словом всё, что он хотел написать, высказывал свое письмо Ростову.
– Ты видишь ли, дг'уг, – сказал он. – Мы спим, пока не любим. Мы дети пг`axa… а полюбил – и ты Бог, ты чист, как в пег'вый день создания… Это еще кто? Гони его к чог'ту. Некогда! – крикнул он на Лаврушку, который, нисколько не робея, подошел к нему.
– Да кому ж быть? Сами велели. Вахмистр за деньгами пришел.
Денисов сморщился, хотел что то крикнуть и замолчал.
– Сквег'но дело, – проговорил он про себя. – Сколько там денег в кошельке осталось? – спросил он у Ростова.
– Семь новых и три старых.
– Ах,сквег'но! Ну, что стоишь, чучела, пошли вахмистг'а, – крикнул Денисов на Лаврушку.
– Пожалуйста, Денисов, возьми у меня денег, ведь у меня есть, – сказал Ростов краснея.
– Не люблю у своих занимать, не люблю, – проворчал Денисов.
– А ежели ты у меня не возьмешь деньги по товарищески, ты меня обидишь. Право, у меня есть, – повторял Ростов.
– Да нет же.
И Денисов подошел к кровати, чтобы достать из под подушки кошелек.
– Ты куда положил, Ростов?
– Под нижнюю подушку.
– Да нету.
Денисов скинул обе подушки на пол. Кошелька не было.
– Вот чудо то!
– Постой, ты не уронил ли? – сказал Ростов, по одной поднимая подушки и вытрясая их.
Он скинул и отряхнул одеяло. Кошелька не было.
– Уж не забыл ли я? Нет, я еще подумал, что ты точно клад под голову кладешь, – сказал Ростов. – Я тут положил кошелек. Где он? – обратился он к Лаврушке.
– Я не входил. Где положили, там и должен быть.
– Да нет…
– Вы всё так, бросите куда, да и забудете. В карманах то посмотрите.
– Нет, коли бы я не подумал про клад, – сказал Ростов, – а то я помню, что положил.
Лаврушка перерыл всю постель, заглянул под нее, под стол, перерыл всю комнату и остановился посреди комнаты. Денисов молча следил за движениями Лаврушки и, когда Лаврушка удивленно развел руками, говоря, что нигде нет, он оглянулся на Ростова.
– Г'остов, ты не школьнич…
Ростов почувствовал на себе взгляд Денисова, поднял глаза и в то же мгновение опустил их. Вся кровь его, бывшая запертою где то ниже горла, хлынула ему в лицо и глаза. Он не мог перевести дыхание.
– И в комнате то никого не было, окромя поручика да вас самих. Тут где нибудь, – сказал Лаврушка.
– Ну, ты, чог'това кукла, повог`ачивайся, ищи, – вдруг закричал Денисов, побагровев и с угрожающим жестом бросаясь на лакея. – Чтоб был кошелек, а то запог'ю. Всех запог'ю!
Ростов, обходя взглядом Денисова, стал застегивать куртку, подстегнул саблю и надел фуражку.
– Я тебе говог'ю, чтоб был кошелек, – кричал Денисов, тряся за плечи денщика и толкая его об стену.
– Денисов, оставь его; я знаю кто взял, – сказал Ростов, подходя к двери и не поднимая глаз.
Денисов остановился, подумал и, видимо поняв то, на что намекал Ростов, схватил его за руку.
– Вздог'! – закричал он так, что жилы, как веревки, надулись у него на шее и лбу. – Я тебе говог'ю, ты с ума сошел, я этого не позволю. Кошелек здесь; спущу шкуг`у с этого мег`завца, и будет здесь.
– Я знаю, кто взял, – повторил Ростов дрожащим голосом и пошел к двери.
– А я тебе говог'ю, не смей этого делать, – закричал Денисов, бросаясь к юнкеру, чтоб удержать его.
Но Ростов вырвал свою руку и с такою злобой, как будто Денисов был величайший враг его, прямо и твердо устремил на него глаза.
– Ты понимаешь ли, что говоришь? – сказал он дрожащим голосом, – кроме меня никого не было в комнате. Стало быть, ежели не то, так…
Он не мог договорить и выбежал из комнаты.
– Ах, чог'т с тобой и со всеми, – были последние слова, которые слышал Ростов.
Ростов пришел на квартиру Телянина.
– Барина дома нет, в штаб уехали, – сказал ему денщик Телянина. – Или что случилось? – прибавил денщик, удивляясь на расстроенное лицо юнкера.
– Нет, ничего.
– Немного не застали, – сказал денщик.
Штаб находился в трех верстах от Зальценека. Ростов, не заходя домой, взял лошадь и поехал в штаб. В деревне, занимаемой штабом, был трактир, посещаемый офицерами. Ростов приехал в трактир; у крыльца он увидал лошадь Телянина.
Во второй комнате трактира сидел поручик за блюдом сосисок и бутылкою вина.
– А, и вы заехали, юноша, – сказал он, улыбаясь и высоко поднимая брови.
– Да, – сказал Ростов, как будто выговорить это слово стоило большого труда, и сел за соседний стол.
Оба молчали; в комнате сидели два немца и один русский офицер. Все молчали, и слышались звуки ножей о тарелки и чавканье поручика. Когда Телянин кончил завтрак, он вынул из кармана двойной кошелек, изогнутыми кверху маленькими белыми пальцами раздвинул кольца, достал золотой и, приподняв брови, отдал деньги слуге.
– Пожалуйста, поскорее, – сказал он.
Золотой был новый. Ростов встал и подошел к Телянину.
– Позвольте посмотреть мне кошелек, – сказал он тихим, чуть слышным голосом.
С бегающими глазами, но всё поднятыми бровями Телянин подал кошелек.
– Да, хорошенький кошелек… Да… да… – сказал он и вдруг побледнел. – Посмотрите, юноша, – прибавил он.
Ростов взял в руки кошелек и посмотрел и на него, и на деньги, которые были в нем, и на Телянина. Поручик оглядывался кругом, по своей привычке и, казалось, вдруг стал очень весел.
– Коли будем в Вене, всё там оставлю, а теперь и девать некуда в этих дрянных городишках, – сказал он. – Ну, давайте, юноша, я пойду.
Ростов молчал.
– А вы что ж? тоже позавтракать? Порядочно кормят, – продолжал Телянин. – Давайте же.
Он протянул руку и взялся за кошелек. Ростов выпустил его. Телянин взял кошелек и стал опускать его в карман рейтуз, и брови его небрежно поднялись, а рот слегка раскрылся, как будто он говорил: «да, да, кладу в карман свой кошелек, и это очень просто, и никому до этого дела нет».
– Ну, что, юноша? – сказал он, вздохнув и из под приподнятых бровей взглянув в глаза Ростова. Какой то свет глаз с быстротою электрической искры перебежал из глаз Телянина в глаза Ростова и обратно, обратно и обратно, всё в одно мгновение.
– Подите сюда, – проговорил Ростов, хватая Телянина за руку. Он почти притащил его к окну. – Это деньги Денисова, вы их взяли… – прошептал он ему над ухом.
– Что?… Что?… Как вы смеете? Что?… – проговорил Телянин.
Но эти слова звучали жалобным, отчаянным криком и мольбой о прощении. Как только Ростов услыхал этот звук голоса, с души его свалился огромный камень сомнения. Он почувствовал радость и в то же мгновение ему стало жалко несчастного, стоявшего перед ним человека; но надо было до конца довести начатое дело.
– Здесь люди Бог знает что могут подумать, – бормотал Телянин, схватывая фуражку и направляясь в небольшую пустую комнату, – надо объясниться…
– Я это знаю, и я это докажу, – сказал Ростов.
– Я…
Испуганное, бледное лицо Телянина начало дрожать всеми мускулами; глаза всё так же бегали, но где то внизу, не поднимаясь до лица Ростова, и послышались всхлипыванья.
– Граф!… не губите молодого человека… вот эти несчастные деньги, возьмите их… – Он бросил их на стол. – У меня отец старик, мать!…
Ростов взял деньги, избегая взгляда Телянина, и, не говоря ни слова, пошел из комнаты. Но у двери он остановился и вернулся назад. – Боже мой, – сказал он со слезами на глазах, – как вы могли это сделать?
– Граф, – сказал Телянин, приближаясь к юнкеру.
– Не трогайте меня, – проговорил Ростов, отстраняясь. – Ежели вам нужда, возьмите эти деньги. – Он швырнул ему кошелек и выбежал из трактира.
Вечером того же дня на квартире Денисова шел оживленный разговор офицеров эскадрона.
– А я говорю вам, Ростов, что вам надо извиниться перед полковым командиром, – говорил, обращаясь к пунцово красному, взволнованному Ростову, высокий штаб ротмистр, с седеющими волосами, огромными усами и крупными чертами морщинистого лица.
Штаб ротмистр Кирстен был два раза разжалован в солдаты зa дела чести и два раза выслуживался.
– Я никому не позволю себе говорить, что я лгу! – вскрикнул Ростов. – Он сказал мне, что я лгу, а я сказал ему, что он лжет. Так с тем и останется. На дежурство может меня назначать хоть каждый день и под арест сажать, а извиняться меня никто не заставит, потому что ежели он, как полковой командир, считает недостойным себя дать мне удовлетворение, так…
– Да вы постойте, батюшка; вы послушайте меня, – перебил штаб ротмистр своим басистым голосом, спокойно разглаживая свои длинные усы. – Вы при других офицерах говорите полковому командиру, что офицер украл…
– Я не виноват, что разговор зашел при других офицерах. Может быть, не надо было говорить при них, да я не дипломат. Я затем в гусары и пошел, думал, что здесь не нужно тонкостей, а он мне говорит, что я лгу… так пусть даст мне удовлетворение…
– Это всё хорошо, никто не думает, что вы трус, да не в том дело. Спросите у Денисова, похоже это на что нибудь, чтобы юнкер требовал удовлетворения у полкового командира?
Денисов, закусив ус, с мрачным видом слушал разговор, видимо не желая вступаться в него. На вопрос штаб ротмистра он отрицательно покачал головой.
– Вы при офицерах говорите полковому командиру про эту пакость, – продолжал штаб ротмистр. – Богданыч (Богданычем называли полкового командира) вас осадил.
– Не осадил, а сказал, что я неправду говорю.
– Ну да, и вы наговорили ему глупостей, и надо извиниться.
– Ни за что! – крикнул Ростов.
– Не думал я этого от вас, – серьезно и строго сказал штаб ротмистр. – Вы не хотите извиниться, а вы, батюшка, не только перед ним, а перед всем полком, перед всеми нами, вы кругом виноваты. А вот как: кабы вы подумали да посоветовались, как обойтись с этим делом, а то вы прямо, да при офицерах, и бухнули. Что теперь делать полковому командиру? Надо отдать под суд офицера и замарать весь полк? Из за одного негодяя весь полк осрамить? Так, что ли, по вашему? А по нашему, не так. И Богданыч молодец, он вам сказал, что вы неправду говорите. Неприятно, да что делать, батюшка, сами наскочили. А теперь, как дело хотят замять, так вы из за фанаберии какой то не хотите извиниться, а хотите всё рассказать. Вам обидно, что вы подежурите, да что вам извиниться перед старым и честным офицером! Какой бы там ни был Богданыч, а всё честный и храбрый, старый полковник, так вам обидно; а замарать полк вам ничего? – Голос штаб ротмистра начинал дрожать. – Вы, батюшка, в полку без году неделя; нынче здесь, завтра перешли куда в адъютантики; вам наплевать, что говорить будут: «между павлоградскими офицерами воры!» А нам не всё равно. Так, что ли, Денисов? Не всё равно?
Денисов всё молчал и не шевелился, изредка взглядывая своими блестящими, черными глазами на Ростова.
– Вам своя фанаберия дорога, извиниться не хочется, – продолжал штаб ротмистр, – а нам, старикам, как мы выросли, да и умереть, Бог даст, приведется в полку, так нам честь полка дорога, и Богданыч это знает. Ох, как дорога, батюшка! А это нехорошо, нехорошо! Там обижайтесь или нет, а я всегда правду матку скажу. Нехорошо!
И штаб ротмистр встал и отвернулся от Ростова.
– Пг'авда, чог'т возьми! – закричал, вскакивая, Денисов. – Ну, Г'остов! Ну!
Ростов, краснея и бледнея, смотрел то на одного, то на другого офицера.
– Нет, господа, нет… вы не думайте… я очень понимаю, вы напрасно обо мне думаете так… я… для меня… я за честь полка.да что? это на деле я покажу, и для меня честь знамени…ну, всё равно, правда, я виноват!.. – Слезы стояли у него в глазах. – Я виноват, кругом виноват!… Ну, что вам еще?…
– Вот это так, граф, – поворачиваясь, крикнул штаб ротмистр, ударяя его большою рукою по плечу.
– Я тебе говог'ю, – закричал Денисов, – он малый славный.
– Так то лучше, граф, – повторил штаб ротмистр, как будто за его признание начиная величать его титулом. – Подите и извинитесь, ваше сиятельство, да с.
– Господа, всё сделаю, никто от меня слова не услышит, – умоляющим голосом проговорил Ростов, – но извиняться не могу, ей Богу, не могу, как хотите! Как я буду извиняться, точно маленький, прощенья просить?
Денисов засмеялся.
– Вам же хуже. Богданыч злопамятен, поплатитесь за упрямство, – сказал Кирстен.
– Ей Богу, не упрямство! Я не могу вам описать, какое чувство, не могу…
– Ну, ваша воля, – сказал штаб ротмистр. – Что ж, мерзавец то этот куда делся? – спросил он у Денисова.
– Сказался больным, завтг'а велено пг'иказом исключить, – проговорил Денисов.
– Это болезнь, иначе нельзя объяснить, – сказал штаб ротмистр.
– Уж там болезнь не болезнь, а не попадайся он мне на глаза – убью! – кровожадно прокричал Денисов.
В комнату вошел Жерков.
– Ты как? – обратились вдруг офицеры к вошедшему.
– Поход, господа. Мак в плен сдался и с армией, совсем.
– Врешь!
– Сам видел.
– Как? Мака живого видел? с руками, с ногами?
– Поход! Поход! Дать ему бутылку за такую новость. Ты как же сюда попал?
– Опять в полк выслали, за чорта, за Мака. Австрийской генерал пожаловался. Я его поздравил с приездом Мака…Ты что, Ростов, точно из бани?
– Тут, брат, у нас, такая каша второй день.
Вошел полковой адъютант и подтвердил известие, привезенное Жерковым. На завтра велено было выступать.
– Поход, господа!
– Ну, и слава Богу, засиделись.
Кутузов отступил к Вене, уничтожая за собой мосты на реках Инне (в Браунау) и Трауне (в Линце). 23 го октября .русские войска переходили реку Энс. Русские обозы, артиллерия и колонны войск в середине дня тянулись через город Энс, по сю и по ту сторону моста.
День был теплый, осенний и дождливый. Пространная перспектива, раскрывавшаяся с возвышения, где стояли русские батареи, защищавшие мост, то вдруг затягивалась кисейным занавесом косого дождя, то вдруг расширялась, и при свете солнца далеко и ясно становились видны предметы, точно покрытые лаком. Виднелся городок под ногами с своими белыми домами и красными крышами, собором и мостом, по обеим сторонам которого, толпясь, лилися массы русских войск. Виднелись на повороте Дуная суда, и остров, и замок с парком, окруженный водами впадения Энса в Дунай, виднелся левый скалистый и покрытый сосновым лесом берег Дуная с таинственною далью зеленых вершин и голубеющими ущельями. Виднелись башни монастыря, выдававшегося из за соснового, казавшегося нетронутым, дикого леса; далеко впереди на горе, по ту сторону Энса, виднелись разъезды неприятеля.
Между орудиями, на высоте, стояли спереди начальник ариергарда генерал с свитским офицером, рассматривая в трубу местность. Несколько позади сидел на хоботе орудия Несвицкий, посланный от главнокомандующего к ариергарду.
Казак, сопутствовавший Несвицкому, подал сумочку и фляжку, и Несвицкий угощал офицеров пирожками и настоящим доппелькюмелем. Офицеры радостно окружали его, кто на коленах, кто сидя по турецки на мокрой траве.
– Да, не дурак был этот австрийский князь, что тут замок выстроил. Славное место. Что же вы не едите, господа? – говорил Несвицкий.
– Покорно благодарю, князь, – отвечал один из офицеров, с удовольствием разговаривая с таким важным штабным чиновником. – Прекрасное место. Мы мимо самого парка проходили, двух оленей видели, и дом какой чудесный!
– Посмотрите, князь, – сказал другой, которому очень хотелось взять еще пирожок, но совестно было, и который поэтому притворялся, что он оглядывает местность, – посмотрите ка, уж забрались туда наши пехотные. Вон там, на лужку, за деревней, трое тащут что то. .Они проберут этот дворец, – сказал он с видимым одобрением.
– И то, и то, – сказал Несвицкий. – Нет, а чего бы я желал, – прибавил он, прожевывая пирожок в своем красивом влажном рте, – так это вон туда забраться.
Он указывал на монастырь с башнями, видневшийся на горе. Он улыбнулся, глаза его сузились и засветились.
– А ведь хорошо бы, господа!
Офицеры засмеялись.
– Хоть бы попугать этих монашенок. Итальянки, говорят, есть молоденькие. Право, пять лет жизни отдал бы!
– Им ведь и скучно, – смеясь, сказал офицер, который был посмелее.
Между тем свитский офицер, стоявший впереди, указывал что то генералу; генерал смотрел в зрительную трубку.
– Ну, так и есть, так и есть, – сердито сказал генерал, опуская трубку от глаз и пожимая плечами, – так и есть, станут бить по переправе. И что они там мешкают?
На той стороне простым глазом виден был неприятель и его батарея, из которой показался молочно белый дымок. Вслед за дымком раздался дальний выстрел, и видно было, как наши войска заспешили на переправе.
Несвицкий, отдуваясь, поднялся и, улыбаясь, подошел к генералу.
– Не угодно ли закусить вашему превосходительству? – сказал он.
– Нехорошо дело, – сказал генерал, не отвечая ему, – замешкались наши.
– Не съездить ли, ваше превосходительство? – сказал Несвицкий.
– Да, съездите, пожалуйста, – сказал генерал, повторяя то, что уже раз подробно было приказано, – и скажите гусарам, чтобы они последние перешли и зажгли мост, как я приказывал, да чтобы горючие материалы на мосту еще осмотреть.
– Очень хорошо, – отвечал Несвицкий.
Он кликнул казака с лошадью, велел убрать сумочку и фляжку и легко перекинул свое тяжелое тело на седло.
– Право, заеду к монашенкам, – сказал он офицерам, с улыбкою глядевшим на него, и поехал по вьющейся тропинке под гору.
– Нут ка, куда донесет, капитан, хватите ка! – сказал генерал, обращаясь к артиллеристу. – Позабавьтесь от скуки.
– Прислуга к орудиям! – скомандовал офицер.
И через минуту весело выбежали от костров артиллеристы и зарядили.
– Первое! – послышалась команда.
Бойко отскочил 1 й номер. Металлически, оглушая, зазвенело орудие, и через головы всех наших под горой, свистя, пролетела граната и, далеко не долетев до неприятеля, дымком показала место своего падения и лопнула.
Лица солдат и офицеров повеселели при этом звуке; все поднялись и занялись наблюдениями над видными, как на ладони, движениями внизу наших войск и впереди – движениями приближавшегося неприятеля. Солнце в ту же минуту совсем вышло из за туч, и этот красивый звук одинокого выстрела и блеск яркого солнца слились в одно бодрое и веселое впечатление.
Над мостом уже пролетели два неприятельские ядра, и на мосту была давка. В средине моста, слезши с лошади, прижатый своим толстым телом к перилам, стоял князь Несвицкий.
Он, смеючись, оглядывался назад на своего казака, который с двумя лошадьми в поводу стоял несколько шагов позади его.
«38 обезьян» (англ. Monkey Dust, дословно — «Прах обезьяны») — английский анимационный телесериал, показываемый в Великобритании на канале «BBC Three», режиссёры Люк Карпентер и Сьюзанн Дикин. Он повествует о «другой» жизни Англии, жизни людей сходящих или уже сошедших с ума: невротиков, маньяков, извращенцев, террористов, убийц, педофилов, продавцов плутония, расистов и пр.
Сериал выполнен в интересной анимации, создающей впечатление скупости и безразличности, различной для разных сцен и персонажей без политкорректности и деликатности, с элементами острой сатиры. При этом особенностью анимации является то, что её стиль меняется с каждой сценкой сериала, создавая впечатление, что каждый эпизод рисовали различные в своих предпочтениях мультипликаторы. Сериал пять лет демонстрируется с успехом в Европе и Америке, а также имеет ряд престижных премий, в том числе и от Британской Телеакадемии[1].
Впервые сериал был показан на телеканале «BBC Three» 9 февраля 2003 года, всего было выпущено 3 сезона и 18 эпизодов, средняя продолжительность 29 минут. В России сериал транслируется на телеканале 2×2[2], цензурой были удалены эпизоды про нерешительного гея и несколько других особо жестоких сцен. В его озвучке принял участие российский телеведущий Леонид Парфёнов[3].
Содержание
Основные персонажи и повторяющиеся сюжетные линии
- Иван Добски — умственно отсталый заключённый, известный как «морозильный убийца». Оказался в тюрьме в далёком 1974 году за убийство в морозильном складе машинистки Барбары Планктон её собственными трусами, «которого не совершал, но сказал, что совершал, чтобы полицейские перестали мучить его» (конкретные пытки каждый раз разные). Обладает интеллектом четырёхлетнего ребёнка, говорит с мягким северо-восточным британским акцентом, в целом создает впечатление безобидного парня, но, несмотря на это, описывается тюремщиками как «самый опасный преступник в Западной Европе» и содержится в строжайших условиях. Почти в каждой серии оказывается на воле, так как тест ДНК в очередной раз подтвердил его невиновность, а затем, по закону жанра, с радостью возвращается обратно «домой» из-за того, что не способен жить в современном мире. В кампании по освобождению Добски принимают участие многие знаменитости, такие как Брэд Питт, Билли Брэг, Боно, Нельсон Мандела и другие. Добски страдает раздвоением личности, из-за чего уверен, что все убийства совершает его хоппер (в русском переводе «прыгунок») по имени Мистер Прыг — тот для Ивана живёт собственной жизнью, умеет разговаривать и зачастую призывает его убить кого-нибудь. Так, мы видим, как во втором сезоне, девятой серии, Мистер Прыг особо жестоко расправляется с женой Ивана, Дэннис Бингли (страстной поклонницей убийц и психопатов), но позже выясняется, что прыгунок два года как был отправлен в крематорий и, соответственно, не имеет отношения к случившемуся. Сам Иван, несмотря на это, относится к Мистеру Прыгу как к единственному другу и даже больше (намёк на это присутствует в первом сезоне, пятой серии, где мы видим Ивана, лежащим в постели с прыгунком, «рот» которого измазан помадой).
- Мистер Дженнигс (после 6-й серии его сменил почти идентичный Мистер Драммонд) — начальник тюрьмы и куратор Добски. В целом снисходительно относится к Ивану, но после совершаемых Добски преступлений впадает в ярость. В одной из серий, он вместе с Иваном совершает массовое убийство зрителей во время премьеры фильма, основанного на истории Ивана Добски и Мистера Драммонда, придя в ярость от искажения событий, продемонстрированных в фильме.
- Клайв Прингл — отсутствует в разных сериях, по словам жены, от нескольких часов до нескольких лет. Приходя домой, на вопрос ожидающей его дома жены («Клайв, где ты был?») находит миллионы оправданий, при этом в ход идут как мало и весьма известные фильмы (Космическая одиссея), так и сериалы (Команда А, 24), книги (Властелин колец, Дюна), тексты песен (Hotel California группы Eagles), история Войны Алой и Белой Розы, детский стишок про Шалтая-Болтая и даже Библия. Жена всегда безошибочно распознаёт ложь, за которой скрываются аморальные поступки мужа (секс со спаниелем принца Чарльза, снятие проститутки вместе с тестем, работа анальным шариком у немецкого бизнесмена и т. п.). В течение мультсериала жена Клайва становится все менее терпимой ко лжи мужа (так, она прерывает его, потому что торопится на встречу с подругой, или просит не раскрывать сюжет следующего сезона сериала) и в итоге уходит от Клайва. В последнем эпизоде с ним мы видим, как он допрашивает сам себя в зеркале, играя роль жены, и в конце концов ухмыляется и заключает: «Я знал, что ты мне поверишь!».
- Генерал Педоискатель — некий неизвестный, одетый в костюм Мэтью Хопкинса (самопровозглашённый великий инквизитор из одноимённого фильма Майкла Ривза), ищет и казнит якобы педофилов. Обвинения всегда абсурдны (фотографирование собственных детей в ванне, облизывание собакой ребёнка и т. д.).
- Террористы-неудачники — три друга араба: Шафик, Абдул и Омар. Омар, старший из них, — фанатичный поклонник ислама и член террористической организации «Международный революционный джихад за освобождение Исламской Республики Великобритании», а Шафик и Абдул — обычные подростки, принятые Омаром на «работу» террористами-смертниками во имя Аллаха, выполнить которую у них никогда, в силу различных (в основном комических) обстоятельств, не получается. Обстоятельства эти обычно ограничиваются двумя: во-первых, Шафик и Абдул, кажется, воспринимают джихад как должное, относясь к нему как к любимому футбольному клубу или сериалам, за просмотром которых коротают все свободное время. А во-вторых, все трое крайне зависимы от западной еды и образа жизни; иными словами, Шафик, Абдул и Омар являются неотъемлемой частью той культуры, против которой и пытаются бороться. Изначально Омар, как руководитель террористической группы, был показан страдающим от такого хода вещей, но со временем зрителю становится очевидно, что он в той же мере неискренен в своей ненависти к Западу, как и его юные помощники. Особенно это заметно в 15 эпизоде: когда начальник Омара, Скорпион, призывает их замаскироваться, все трое наряжаются в сценические костюмы группы The Darkness. В 17 эпизоде Шафик и Абдул попадают в плен к американским солдатам, исполняя "волю джихада", и подвергаются пыткам и издевательствам.
- Миссис Хан — мать Шафика, очень добрая и заботливая женщина. Относится к джихаду как к детской забаве, всегда готова угостить друзей сына, посторонних людей и даже полицейских гамбургерами, наггетсами и прочим фастфудом, в общем, олицетворением западной культуры.
- Тимми и его отец — мальчик, живущий с мамой и отчимом Роджером, каждую неделю навещающий отца (появляется в кадре исключительно у него в гостях). Постоянно рассказывает о том, как Роджер балует его, и демонстрирует абсолютное равнодушие по отношению к отцу, что приводит к очередному самоубийству последнего. Впрочем, как только отец Тимми погибает, мальчик вспоминает, что очень любит его. В одной из серий обнаруживается, что так называемый отчим Тимми — его взрослая копия, но, несмотря на это, отец продолжает любить и ждать сына. В последнем эпизоде с их участием подросток Тимми, много лет назад переехавший в Ньюкасл-апон-Тайн, вновь ранит отца своим безразличием и презрением, в результате чего тот окончательно самоубивается, выбросившись из окна в костюме Человека-паука. И только тогда зритель узнает, что Тимми притворяется испорченным, чтобы его не избили хулиганы, а на самом деле он очень скучает по папе.
- Девушка из клуба — Аликс, вечно одинокая, но на удивление смазливая девчушка. Ходит в клуб, чтобы найти того самого парня. К сожалению, её бурная фантазия всегда приводит к отшиванию очередного ухажёра.
- Подопытный кролик Лапша — бедняжка-анимашка, по закону мультипликации живёт вечно. На нём всё время учёные ставят различные опыты, тестируют на нём различные лекарства и препараты. В последнем эпизоде он разбивает голову учёного, который проводил над Лапшой опыты, о наковальню; у самого учёного, как потом оказалось, была жена и трое сыновей.
- Педофил — безымянный маньяк, живущий в доме-развалюхе напротив железнодорожных путей. Упорно пытается встретиться со школьницей Шарлоттой, используя для этого интернет-мессенджер и выдавая себя за тинейджера Бенджи. Ему с трудом удается позиционировать себя как подростка (например, он не может не исправить орфографические ошибки в сообщении Шарлотты и нечаянно упоминает о пребывании в Лондоне во время его бомбежки), потому каждая попытка педофила встретиться с жертвой проваливается. В последнем эпизоде с его участием маньяку все-таки удается назначить встречу девочке, но, придя на место назначения, он с досадой обнаруживает, что за именем Шарлотты скрывается такой же педофил, как и он сам.
- Мисс Чепл — женщина, строящая карьеру суперзвезды на том, что её дочь, Ребекка, сбежала из дома. В 18 серии дочь Ребекка создает своё собственное шоу, а Мисс Чепл стремительно теряет популярность.
- Сотрудники корпорации Labia — пародия на индустрию имиджмейкеров. За большие деньги придумывают для своих клиентов новый имидж, который, как они их убеждают, существенно улучшит их дела. Новый имидж, как правило, либо оказывается абсолютно не сочетающимся со сферой деятельности клиента, выставляя его на посмешище, либо ярко демонстрирует запредельные цинизм и бесчеловечность, царящие в индустрии рекламы. Человек, выдумывающий названия брендов, внешне похож на лорда Байрона и постоянно оказывается в самых диких и неожиданных местах, где и черпает своё вдохновение. Вскоре имиджмейкеров заменяют душевнобольные из психбольницы, бессвязный бред которых корпорация использует для наименований различных товаров.
- Пожилая пара — пара обычных пенсионеров, которым каждую ночь снятся навязчивые сны гомосексуального характера, содержащие, как правило, множество стереотипов. В последнем эпизоде с участием этой пары женщина на вопрос мужа («Что тебе сегодня снилось, дорогая?») отвечает: «Ничего особенного. Опять лесбиянки» (этому предшествует красочный сон с байкершами и разнузданной лесбийской оргией).
- Комик Дэвид — известный комик, который, по абсолютному убеждению всех, кто его знает, а также его самого, умеет делать всё. Его часто нанимают вместо тех или иных профессионалов, потому что «неужели известный комик справится с <задача> хуже, чем специально обученный специалист?!» (при этом список задач весьма обширен: от спасения ребёнка, придавленного машиной, до пилотирования космического корабля).
- Пара бездомных — мужчина и женщина, живущие на улице напротив магазина с телевизорами и ведущие себя словно они вполне респектабельная семья.
- Профессор Харрис — маньяк-профессор, со всей очевидностью убивший свою приёмную дочь, однако избегающий наказания. На тему расследования по убийству регулярно устраиваются пресс-конференции, на которых представители полиции, больше похожие на паяцев, заявляют об отсутствии прогресса в расследовании, несмотря на то что Харрис постоянно свидетельствует против себя. В одной из последних серий с его участием он неосторожно признается, что и вторая его дочь, которую он назвал маленькой шлюшкой, неожиданно исчезла ночью пропав без вести, что намекает на то, что профессор убил и вторую дочь. В итоге по обвинению в убийстве арестовывают совершенно постороннего человека, скрывающегося под псевдонимом «Фрэнк Синатра».
- Шофёр такси — эмигрант из Индии, работающий водителем такси. С гордостью рассказывает своим пассажирам (обычно одной и той же девушке) о своем высоком положении и всяческих достижениях в своей стране. Вместо заказанного пункта назначения постоянно умудряется заехать в принципиально недостижимые места (среди них Нарния, третий спутник Юпитера, Юрский период и т. д.).
- Абу — нелегальный эмигрант из Индии, описывающий в письмах к матери чудовищные условия своей жизни в Англии как чудесное пребывание в «стране молока и мёда».
- Молодой человек, ждущий девушку из парикмахерской — молодой парень, который, ожидая свою девушку от парикмахера, каждый раз оказывается свидетелем потрясающих событий (танец морских животных на суше, смерть Джеймса Бонда, второе пришествие Христа, нападение инопланетян и т. д.), но в результате получает лишь скандал, потому что неспособен помнить о необходимости похвалить её причёску.
- Псевдоинтеллектуалы — компания неформальных молодых людей, высокопарно рассуждающих об искусстве, культуре и жизни в целом (примеры: «Девяностые для восьмидесятых — это то же, что семидесятые для шестидесятых» или «Серийные убийцы просто рок-звезды без гитар»). Каждый раз их избивают или даже убивают (организовывают падение рояля на их головы или нечто подобное) случайные прохожие, оправдывая это политикой под названием «Никаких чмошников», действующей повсеместно: у входа в ночной клуб, ресторан, церковь или в их собственном доме.
- Компания яппи — три семейные пары, заслужившие звание «людей среднего класса» и ведущие за обедом якобы высокоинтеллектуальные, а на деле убийственно тупые и скучные беседы (они часами обсуждают новую многофункциональную печку или выключатель, рассказывают пошлые анекдоты и т. д.). Идиотизм этих разговоров видит лишь один мужчина в компании, страшно страдающий от них и предлагающий иные развлечения: в одной серии это игра в русскую рулетку, завершившаяся смертью одного из них, в другой — так и не случившийся групповой секс. Отличительной особенностью является то, что каждый раз во время обеда происходит что-то невероятное и непредсказуемое: разрыв немецкой бомбы, нападение детей-убийц (отсылка к фильмам «Деревня проклятых» и «Сканнеры»), огромный пожар, превращение в оборотней и другое.
- Менеджер сборной Англии Свен-Йоран Эриксон — следуя завету главы корпорации Labia («Что сегодня помогает продажам? Футбол!»), телевизионщики вставляют его практически во все передачи и доходят в своем стремлении до абсурда (например, мы видим его во время панического бегства стада гну или купания индийцев голышом в святых водах Ганга). Эти эпизоды всякий раз сопровождаются появлением бездомных, смотрящих телевизор, и фразой: «И, конечно, неудивительно, что в толпе мы видим Свена-Йорана Эриксона».
- Актёр с классическим образованием — не особо блещущий талантом, зато полный самомнения актёр, которого не берут даже на озвучку.
- Кит и Брайан — ирландец, владеющий местным пабом под названием «Jefferie’s», и его единственный посетитель, флегматичный холостяк в джемпере. По приказу пивоваренного завода, Кит постоянно меняет тематику своего заведения, тем самым пытаясь привлечь клиентов. Спектр тем весьма обширен: от наркопритона до клуба-садомазо. Брайан относится к изменениям абсолютно безразлично и вне зависимости от очередной тематики паба всегда заказывает одно и то же: пинту лучшего пива и чипсы с сыром и луком. В последнем эпизоде с этими персонажами Кит выгоняет Брайана из паба, мотивируя тем, что именно Брайан является причиной непопулярности заведения, и зритель убеждается в справедливости этого суждения: как только Брайан покидает паб, в него тотчас выстраивается огромная очередь посетителей.
- Респектабельная пара и шпана из многоэтажек — пожилые мужчина и женщина, с раздражением наблюдающие, как уличные хулиганы делают совершенно невероятные и невозможные вещи (принимают новые страны в Евросоюз, опровергают гравитацию и т. д.).
- Практикантка Келли — тинейджер-наркоманка, проходящая практику в офисе. Что бы ей ни говорили, она отвечает: «Я Келли, я пришла на практику». Совершенно неправильно понимает все указы, которые ей отдает менеджер: вместо того, чтобы расставить коробки по размеру, сует вилку в розетку, а в ответ на просьбу проследить за чайником пытается смыть себя в унитаз. Последнее появление Келли в сериале ознаменовывается её гибелью: она выпрыгивает из окна вместо того, чтобы сторожить урну, что очень радует её работодателя.
- Житель Эссекса и Житель Лондона — два совершенно одинаковых мужика, бесплодно спорящих друг с другом о том, чья малая родина круче в тех или иных аспектах современной культуры. В 11-й серий в аэропорту появляются их двойники-испанцы: Житель Барселоны и Житель Мадрида, отличающиеся лишь наличием усов и характерным акцентом, спорящие точно так же («МАдрид!» — «БарсЭлона!»).
- Элэйн из шоу «Люди на унитазе» — ничем не выдающаяся, откровенно глупая и бездарная женщина, которая внезапно приобрела колоссальную популярность из-за участия в шоу «Люди на унитазе», хотя всё, чем занимаются его участники, — двадцать четыре часа в сутки испражняются перед камерами (существует версия, что Элэйн — единственная участница проекта, хотя в одной из серий также упоминалась комедийная актриса Сью Поллард). О подвигах и всевозможных достижениях Элэйн можно услышать во время возвращения домой Клайва Прингла, идущего рядом с магазином телевизоров. «Люди на унитазе» удостоились громадной цифры просмотров: 120 миллионов — это значит, что все население Великобритании посмотрело шоу дважды. Является пародией на современные реалити-шоу и на поклонение зрителей их участникам.
- Девушка с навязчивой идеей материнства — пытается всем доказать, что ей совершенно не хочется детей, но её действия свидетельствуют как раз об обратном. Носит на руках и возит в коляске вместо детей кошек, пытаясь тем самым компенсировать отсутствие детей у неё.
- Пародия на голливудские блокбастеры — самые длинные скетчи шоу, в которых пародируются зрелищность, бессмысленность и пафосность голливудских фильмов, а также то, как исторические голливудские фильмы искажают реальную историю (Ю-571, Патриот). Помимо вышесказанного, обыгрывается намеренная американизация британских персонажей и историй (Робин Гуд: Принц воров) и использование британских актёров в фильмах в качестве антагонистов (Патрик Стюарт в фильме Теория заговора). Примеры: «Дневник Анны Франк» (первый сезон, первая серия), «Крестовые походы от Джерри Брукхаймера» (второй сезон, первая серия), «Они все возвращаются домой» (третий сезон, шестая серия) и «Подлинная история Ивана Добски» с Брэддом Питтом в главной роли.
Интересные факты
- Название мультфильма переведено на русский язык весьма условно: «38 обезьян» — это отсылка к знакомому всем русскоязычным с детства советскому мультфильму «38 попугаев» (1976—1991).
- Музыка в мультфильме представлена группами «Goldfrapp», «Boards of Canada» и «Black Box Recorder». А во вступлении к каждой серии звучит композиция «That’s Not Really Funny» группы «Eels»
- В одной из серий Генерал Педоискатель устраивает массовую казнь в ночном клубе. Этот скетч представляет собой музыкальный номер — пародию на композицию «Fire» группы «The Crazy World of Arthur Brown».
Награды
- 2003: International Student Jury Award (Banff Rockies Awards)[4]
- 2004: Best Multichannel Programme (Broadcast Awards)[5]
- 2004: Best Comedy (British Animation Awards)[1]
Напишите отзыв о статье "38 обезьян"
Примечания
- ↑ 1 2 news.bbc.co.uk/1/hi/entertainment/arts/3550627.stm Monkey Dust wins animation award
- ↑ www.2x2tv.ru/serial/monkey-dust 38 обезьян
- ↑ [parfenov-l.livejournal.com/5261.html parfenov_l]
- ↑ [news.bbc.co.uk/2/hi/entertainment/3550627.stm BBC NEWS | Entertainment | Monkey Dust wins animation award]
- ↑ [www.talkbackthames.tv/?s=programmes&b=14&archive=1&bc=24&abc=51 talkbackThames=- Programmes — Monkey Dust]
Ссылки
- [www.tv.com/monkey-dust/show/20043/episode.html Monkey Dust Episode Guide] at TV.com
- «38 обезьян» (англ.) на сайте Internet Movie Database
Отрывок, характеризующий 38 обезьян
В сенях Денисов, с трубкой, скорчившись на пороге, сидел перед вахмистром, который что то докладывал. Увидав Ростова, Денисов сморщился и, указывая через плечо большим пальцем в комнату, в которой сидел Телянин, поморщился и с отвращением тряхнулся.– Ох, не люблю молодца, – сказал он, не стесняясь присутствием вахмистра.
Ростов пожал плечами, как будто говоря: «И я тоже, да что же делать!» и, распорядившись, вернулся к Телянину.
Телянин сидел всё в той же ленивой позе, в которой его оставил Ростов, потирая маленькие белые руки.
«Бывают же такие противные лица», подумал Ростов, входя в комнату.
– Что же, велели привести лошадь? – сказал Телянин, вставая и небрежно оглядываясь.
– Велел.
– Да пойдемте сами. Я ведь зашел только спросить Денисова о вчерашнем приказе. Получили, Денисов?
– Нет еще. А вы куда?
– Вот хочу молодого человека научить, как ковать лошадь, – сказал Телянин.
Они вышли на крыльцо и в конюшню. Поручик показал, как делать заклепку, и ушел к себе.
Когда Ростов вернулся, на столе стояла бутылка с водкой и лежала колбаса. Денисов сидел перед столом и трещал пером по бумаге. Он мрачно посмотрел в лицо Ростову.
– Ей пишу, – сказал он.
Он облокотился на стол с пером в руке, и, очевидно обрадованный случаю быстрее сказать словом всё, что он хотел написать, высказывал свое письмо Ростову.
– Ты видишь ли, дг'уг, – сказал он. – Мы спим, пока не любим. Мы дети пг`axa… а полюбил – и ты Бог, ты чист, как в пег'вый день создания… Это еще кто? Гони его к чог'ту. Некогда! – крикнул он на Лаврушку, который, нисколько не робея, подошел к нему.
– Да кому ж быть? Сами велели. Вахмистр за деньгами пришел.
Денисов сморщился, хотел что то крикнуть и замолчал.
– Сквег'но дело, – проговорил он про себя. – Сколько там денег в кошельке осталось? – спросил он у Ростова.
– Семь новых и три старых.
– Ах,сквег'но! Ну, что стоишь, чучела, пошли вахмистг'а, – крикнул Денисов на Лаврушку.
– Пожалуйста, Денисов, возьми у меня денег, ведь у меня есть, – сказал Ростов краснея.
– Не люблю у своих занимать, не люблю, – проворчал Денисов.
– А ежели ты у меня не возьмешь деньги по товарищески, ты меня обидишь. Право, у меня есть, – повторял Ростов.
– Да нет же.
И Денисов подошел к кровати, чтобы достать из под подушки кошелек.
– Ты куда положил, Ростов?
– Под нижнюю подушку.
– Да нету.
Денисов скинул обе подушки на пол. Кошелька не было.
– Вот чудо то!
– Постой, ты не уронил ли? – сказал Ростов, по одной поднимая подушки и вытрясая их.
Он скинул и отряхнул одеяло. Кошелька не было.
– Уж не забыл ли я? Нет, я еще подумал, что ты точно клад под голову кладешь, – сказал Ростов. – Я тут положил кошелек. Где он? – обратился он к Лаврушке.
– Я не входил. Где положили, там и должен быть.
– Да нет…
– Вы всё так, бросите куда, да и забудете. В карманах то посмотрите.
– Нет, коли бы я не подумал про клад, – сказал Ростов, – а то я помню, что положил.
Лаврушка перерыл всю постель, заглянул под нее, под стол, перерыл всю комнату и остановился посреди комнаты. Денисов молча следил за движениями Лаврушки и, когда Лаврушка удивленно развел руками, говоря, что нигде нет, он оглянулся на Ростова.
– Г'остов, ты не школьнич…
Ростов почувствовал на себе взгляд Денисова, поднял глаза и в то же мгновение опустил их. Вся кровь его, бывшая запертою где то ниже горла, хлынула ему в лицо и глаза. Он не мог перевести дыхание.
– И в комнате то никого не было, окромя поручика да вас самих. Тут где нибудь, – сказал Лаврушка.
– Ну, ты, чог'това кукла, повог`ачивайся, ищи, – вдруг закричал Денисов, побагровев и с угрожающим жестом бросаясь на лакея. – Чтоб был кошелек, а то запог'ю. Всех запог'ю!
Ростов, обходя взглядом Денисова, стал застегивать куртку, подстегнул саблю и надел фуражку.
– Я тебе говог'ю, чтоб был кошелек, – кричал Денисов, тряся за плечи денщика и толкая его об стену.
– Денисов, оставь его; я знаю кто взял, – сказал Ростов, подходя к двери и не поднимая глаз.
Денисов остановился, подумал и, видимо поняв то, на что намекал Ростов, схватил его за руку.
– Вздог'! – закричал он так, что жилы, как веревки, надулись у него на шее и лбу. – Я тебе говог'ю, ты с ума сошел, я этого не позволю. Кошелек здесь; спущу шкуг`у с этого мег`завца, и будет здесь.
– Я знаю, кто взял, – повторил Ростов дрожащим голосом и пошел к двери.
– А я тебе говог'ю, не смей этого делать, – закричал Денисов, бросаясь к юнкеру, чтоб удержать его.
Но Ростов вырвал свою руку и с такою злобой, как будто Денисов был величайший враг его, прямо и твердо устремил на него глаза.
– Ты понимаешь ли, что говоришь? – сказал он дрожащим голосом, – кроме меня никого не было в комнате. Стало быть, ежели не то, так…
Он не мог договорить и выбежал из комнаты.
– Ах, чог'т с тобой и со всеми, – были последние слова, которые слышал Ростов.
Ростов пришел на квартиру Телянина.
– Барина дома нет, в штаб уехали, – сказал ему денщик Телянина. – Или что случилось? – прибавил денщик, удивляясь на расстроенное лицо юнкера.
– Нет, ничего.
– Немного не застали, – сказал денщик.
Штаб находился в трех верстах от Зальценека. Ростов, не заходя домой, взял лошадь и поехал в штаб. В деревне, занимаемой штабом, был трактир, посещаемый офицерами. Ростов приехал в трактир; у крыльца он увидал лошадь Телянина.
Во второй комнате трактира сидел поручик за блюдом сосисок и бутылкою вина.
– А, и вы заехали, юноша, – сказал он, улыбаясь и высоко поднимая брови.
– Да, – сказал Ростов, как будто выговорить это слово стоило большого труда, и сел за соседний стол.
Оба молчали; в комнате сидели два немца и один русский офицер. Все молчали, и слышались звуки ножей о тарелки и чавканье поручика. Когда Телянин кончил завтрак, он вынул из кармана двойной кошелек, изогнутыми кверху маленькими белыми пальцами раздвинул кольца, достал золотой и, приподняв брови, отдал деньги слуге.
– Пожалуйста, поскорее, – сказал он.
Золотой был новый. Ростов встал и подошел к Телянину.
– Позвольте посмотреть мне кошелек, – сказал он тихим, чуть слышным голосом.
С бегающими глазами, но всё поднятыми бровями Телянин подал кошелек.
– Да, хорошенький кошелек… Да… да… – сказал он и вдруг побледнел. – Посмотрите, юноша, – прибавил он.
Ростов взял в руки кошелек и посмотрел и на него, и на деньги, которые были в нем, и на Телянина. Поручик оглядывался кругом, по своей привычке и, казалось, вдруг стал очень весел.
– Коли будем в Вене, всё там оставлю, а теперь и девать некуда в этих дрянных городишках, – сказал он. – Ну, давайте, юноша, я пойду.
Ростов молчал.
– А вы что ж? тоже позавтракать? Порядочно кормят, – продолжал Телянин. – Давайте же.
Он протянул руку и взялся за кошелек. Ростов выпустил его. Телянин взял кошелек и стал опускать его в карман рейтуз, и брови его небрежно поднялись, а рот слегка раскрылся, как будто он говорил: «да, да, кладу в карман свой кошелек, и это очень просто, и никому до этого дела нет».
– Ну, что, юноша? – сказал он, вздохнув и из под приподнятых бровей взглянув в глаза Ростова. Какой то свет глаз с быстротою электрической искры перебежал из глаз Телянина в глаза Ростова и обратно, обратно и обратно, всё в одно мгновение.
– Подите сюда, – проговорил Ростов, хватая Телянина за руку. Он почти притащил его к окну. – Это деньги Денисова, вы их взяли… – прошептал он ему над ухом.
– Что?… Что?… Как вы смеете? Что?… – проговорил Телянин.
Но эти слова звучали жалобным, отчаянным криком и мольбой о прощении. Как только Ростов услыхал этот звук голоса, с души его свалился огромный камень сомнения. Он почувствовал радость и в то же мгновение ему стало жалко несчастного, стоявшего перед ним человека; но надо было до конца довести начатое дело.
– Здесь люди Бог знает что могут подумать, – бормотал Телянин, схватывая фуражку и направляясь в небольшую пустую комнату, – надо объясниться…
– Я это знаю, и я это докажу, – сказал Ростов.
– Я…
Испуганное, бледное лицо Телянина начало дрожать всеми мускулами; глаза всё так же бегали, но где то внизу, не поднимаясь до лица Ростова, и послышались всхлипыванья.
– Граф!… не губите молодого человека… вот эти несчастные деньги, возьмите их… – Он бросил их на стол. – У меня отец старик, мать!…
Ростов взял деньги, избегая взгляда Телянина, и, не говоря ни слова, пошел из комнаты. Но у двери он остановился и вернулся назад. – Боже мой, – сказал он со слезами на глазах, – как вы могли это сделать?
– Граф, – сказал Телянин, приближаясь к юнкеру.
– Не трогайте меня, – проговорил Ростов, отстраняясь. – Ежели вам нужда, возьмите эти деньги. – Он швырнул ему кошелек и выбежал из трактира.
Вечером того же дня на квартире Денисова шел оживленный разговор офицеров эскадрона.
– А я говорю вам, Ростов, что вам надо извиниться перед полковым командиром, – говорил, обращаясь к пунцово красному, взволнованному Ростову, высокий штаб ротмистр, с седеющими волосами, огромными усами и крупными чертами морщинистого лица.
Штаб ротмистр Кирстен был два раза разжалован в солдаты зa дела чести и два раза выслуживался.
– Я никому не позволю себе говорить, что я лгу! – вскрикнул Ростов. – Он сказал мне, что я лгу, а я сказал ему, что он лжет. Так с тем и останется. На дежурство может меня назначать хоть каждый день и под арест сажать, а извиняться меня никто не заставит, потому что ежели он, как полковой командир, считает недостойным себя дать мне удовлетворение, так…
– Да вы постойте, батюшка; вы послушайте меня, – перебил штаб ротмистр своим басистым голосом, спокойно разглаживая свои длинные усы. – Вы при других офицерах говорите полковому командиру, что офицер украл…
– Я не виноват, что разговор зашел при других офицерах. Может быть, не надо было говорить при них, да я не дипломат. Я затем в гусары и пошел, думал, что здесь не нужно тонкостей, а он мне говорит, что я лгу… так пусть даст мне удовлетворение…
– Это всё хорошо, никто не думает, что вы трус, да не в том дело. Спросите у Денисова, похоже это на что нибудь, чтобы юнкер требовал удовлетворения у полкового командира?
Денисов, закусив ус, с мрачным видом слушал разговор, видимо не желая вступаться в него. На вопрос штаб ротмистра он отрицательно покачал головой.
– Вы при офицерах говорите полковому командиру про эту пакость, – продолжал штаб ротмистр. – Богданыч (Богданычем называли полкового командира) вас осадил.
– Не осадил, а сказал, что я неправду говорю.
– Ну да, и вы наговорили ему глупостей, и надо извиниться.
– Ни за что! – крикнул Ростов.
– Не думал я этого от вас, – серьезно и строго сказал штаб ротмистр. – Вы не хотите извиниться, а вы, батюшка, не только перед ним, а перед всем полком, перед всеми нами, вы кругом виноваты. А вот как: кабы вы подумали да посоветовались, как обойтись с этим делом, а то вы прямо, да при офицерах, и бухнули. Что теперь делать полковому командиру? Надо отдать под суд офицера и замарать весь полк? Из за одного негодяя весь полк осрамить? Так, что ли, по вашему? А по нашему, не так. И Богданыч молодец, он вам сказал, что вы неправду говорите. Неприятно, да что делать, батюшка, сами наскочили. А теперь, как дело хотят замять, так вы из за фанаберии какой то не хотите извиниться, а хотите всё рассказать. Вам обидно, что вы подежурите, да что вам извиниться перед старым и честным офицером! Какой бы там ни был Богданыч, а всё честный и храбрый, старый полковник, так вам обидно; а замарать полк вам ничего? – Голос штаб ротмистра начинал дрожать. – Вы, батюшка, в полку без году неделя; нынче здесь, завтра перешли куда в адъютантики; вам наплевать, что говорить будут: «между павлоградскими офицерами воры!» А нам не всё равно. Так, что ли, Денисов? Не всё равно?
Денисов всё молчал и не шевелился, изредка взглядывая своими блестящими, черными глазами на Ростова.
– Вам своя фанаберия дорога, извиниться не хочется, – продолжал штаб ротмистр, – а нам, старикам, как мы выросли, да и умереть, Бог даст, приведется в полку, так нам честь полка дорога, и Богданыч это знает. Ох, как дорога, батюшка! А это нехорошо, нехорошо! Там обижайтесь или нет, а я всегда правду матку скажу. Нехорошо!
И штаб ротмистр встал и отвернулся от Ростова.
– Пг'авда, чог'т возьми! – закричал, вскакивая, Денисов. – Ну, Г'остов! Ну!
Ростов, краснея и бледнея, смотрел то на одного, то на другого офицера.
– Нет, господа, нет… вы не думайте… я очень понимаю, вы напрасно обо мне думаете так… я… для меня… я за честь полка.да что? это на деле я покажу, и для меня честь знамени…ну, всё равно, правда, я виноват!.. – Слезы стояли у него в глазах. – Я виноват, кругом виноват!… Ну, что вам еще?…
– Вот это так, граф, – поворачиваясь, крикнул штаб ротмистр, ударяя его большою рукою по плечу.
– Я тебе говог'ю, – закричал Денисов, – он малый славный.
– Так то лучше, граф, – повторил штаб ротмистр, как будто за его признание начиная величать его титулом. – Подите и извинитесь, ваше сиятельство, да с.
– Господа, всё сделаю, никто от меня слова не услышит, – умоляющим голосом проговорил Ростов, – но извиняться не могу, ей Богу, не могу, как хотите! Как я буду извиняться, точно маленький, прощенья просить?
Денисов засмеялся.
– Вам же хуже. Богданыч злопамятен, поплатитесь за упрямство, – сказал Кирстен.
– Ей Богу, не упрямство! Я не могу вам описать, какое чувство, не могу…
– Ну, ваша воля, – сказал штаб ротмистр. – Что ж, мерзавец то этот куда делся? – спросил он у Денисова.
– Сказался больным, завтг'а велено пг'иказом исключить, – проговорил Денисов.
– Это болезнь, иначе нельзя объяснить, – сказал штаб ротмистр.
– Уж там болезнь не болезнь, а не попадайся он мне на глаза – убью! – кровожадно прокричал Денисов.
В комнату вошел Жерков.
– Ты как? – обратились вдруг офицеры к вошедшему.
– Поход, господа. Мак в плен сдался и с армией, совсем.
– Врешь!
– Сам видел.
– Как? Мака живого видел? с руками, с ногами?
– Поход! Поход! Дать ему бутылку за такую новость. Ты как же сюда попал?
– Опять в полк выслали, за чорта, за Мака. Австрийской генерал пожаловался. Я его поздравил с приездом Мака…Ты что, Ростов, точно из бани?
– Тут, брат, у нас, такая каша второй день.
Вошел полковой адъютант и подтвердил известие, привезенное Жерковым. На завтра велено было выступать.
– Поход, господа!
– Ну, и слава Богу, засиделись.
Кутузов отступил к Вене, уничтожая за собой мосты на реках Инне (в Браунау) и Трауне (в Линце). 23 го октября .русские войска переходили реку Энс. Русские обозы, артиллерия и колонны войск в середине дня тянулись через город Энс, по сю и по ту сторону моста.
День был теплый, осенний и дождливый. Пространная перспектива, раскрывавшаяся с возвышения, где стояли русские батареи, защищавшие мост, то вдруг затягивалась кисейным занавесом косого дождя, то вдруг расширялась, и при свете солнца далеко и ясно становились видны предметы, точно покрытые лаком. Виднелся городок под ногами с своими белыми домами и красными крышами, собором и мостом, по обеим сторонам которого, толпясь, лилися массы русских войск. Виднелись на повороте Дуная суда, и остров, и замок с парком, окруженный водами впадения Энса в Дунай, виднелся левый скалистый и покрытый сосновым лесом берег Дуная с таинственною далью зеленых вершин и голубеющими ущельями. Виднелись башни монастыря, выдававшегося из за соснового, казавшегося нетронутым, дикого леса; далеко впереди на горе, по ту сторону Энса, виднелись разъезды неприятеля.
Между орудиями, на высоте, стояли спереди начальник ариергарда генерал с свитским офицером, рассматривая в трубу местность. Несколько позади сидел на хоботе орудия Несвицкий, посланный от главнокомандующего к ариергарду.
Казак, сопутствовавший Несвицкому, подал сумочку и фляжку, и Несвицкий угощал офицеров пирожками и настоящим доппелькюмелем. Офицеры радостно окружали его, кто на коленах, кто сидя по турецки на мокрой траве.
– Да, не дурак был этот австрийский князь, что тут замок выстроил. Славное место. Что же вы не едите, господа? – говорил Несвицкий.
– Покорно благодарю, князь, – отвечал один из офицеров, с удовольствием разговаривая с таким важным штабным чиновником. – Прекрасное место. Мы мимо самого парка проходили, двух оленей видели, и дом какой чудесный!
– Посмотрите, князь, – сказал другой, которому очень хотелось взять еще пирожок, но совестно было, и который поэтому притворялся, что он оглядывает местность, – посмотрите ка, уж забрались туда наши пехотные. Вон там, на лужку, за деревней, трое тащут что то. .Они проберут этот дворец, – сказал он с видимым одобрением.
– И то, и то, – сказал Несвицкий. – Нет, а чего бы я желал, – прибавил он, прожевывая пирожок в своем красивом влажном рте, – так это вон туда забраться.
Он указывал на монастырь с башнями, видневшийся на горе. Он улыбнулся, глаза его сузились и засветились.
– А ведь хорошо бы, господа!
Офицеры засмеялись.
– Хоть бы попугать этих монашенок. Итальянки, говорят, есть молоденькие. Право, пять лет жизни отдал бы!
– Им ведь и скучно, – смеясь, сказал офицер, который был посмелее.
Между тем свитский офицер, стоявший впереди, указывал что то генералу; генерал смотрел в зрительную трубку.
– Ну, так и есть, так и есть, – сердито сказал генерал, опуская трубку от глаз и пожимая плечами, – так и есть, станут бить по переправе. И что они там мешкают?
На той стороне простым глазом виден был неприятель и его батарея, из которой показался молочно белый дымок. Вслед за дымком раздался дальний выстрел, и видно было, как наши войска заспешили на переправе.
Несвицкий, отдуваясь, поднялся и, улыбаясь, подошел к генералу.
– Не угодно ли закусить вашему превосходительству? – сказал он.
– Нехорошо дело, – сказал генерал, не отвечая ему, – замешкались наши.
– Не съездить ли, ваше превосходительство? – сказал Несвицкий.
– Да, съездите, пожалуйста, – сказал генерал, повторяя то, что уже раз подробно было приказано, – и скажите гусарам, чтобы они последние перешли и зажгли мост, как я приказывал, да чтобы горючие материалы на мосту еще осмотреть.
– Очень хорошо, – отвечал Несвицкий.
Он кликнул казака с лошадью, велел убрать сумочку и фляжку и легко перекинул свое тяжелое тело на седло.
– Право, заеду к монашенкам, – сказал он офицерам, с улыбкою глядевшим на него, и поехал по вьющейся тропинке под гору.
– Нут ка, куда донесет, капитан, хватите ка! – сказал генерал, обращаясь к артиллеристу. – Позабавьтесь от скуки.
– Прислуга к орудиям! – скомандовал офицер.
И через минуту весело выбежали от костров артиллеристы и зарядили.
– Первое! – послышалась команда.
Бойко отскочил 1 й номер. Металлически, оглушая, зазвенело орудие, и через головы всех наших под горой, свистя, пролетела граната и, далеко не долетев до неприятеля, дымком показала место своего падения и лопнула.
Лица солдат и офицеров повеселели при этом звуке; все поднялись и занялись наблюдениями над видными, как на ладони, движениями внизу наших войск и впереди – движениями приближавшегося неприятеля. Солнце в ту же минуту совсем вышло из за туч, и этот красивый звук одинокого выстрела и блеск яркого солнца слились в одно бодрое и веселое впечатление.
Над мостом уже пролетели два неприятельские ядра, и на мосту была давка. В средине моста, слезши с лошади, прижатый своим толстым телом к перилам, стоял князь Несвицкий.
Он, смеючись, оглядывался назад на своего казака, который с двумя лошадьми в поводу стоял несколько шагов позади его.
