39-й танковый корпус (Третий рейх)

39-й танковый корпус XXXIX.Panzerkorps
Годы существования	июнь 1940 − 27 марта 1945
Страна	Германия
Тип	танковый, моторизованный
Войны	Вторая мировая война
Участие в	Французская кампания (1940), Операция Барбаросса, Блокада Ленинграда, Ржевская битва, Смоленская операция (1943), Белорусская операция (1944) Битва при Варшаве Курляндский котел, Арденнская операция
Командиры
Известные командиры	Ганс-Юрген фон Арним, Дитрих фон Заукен

39-й танковый корпус (нем. XXXIX.Panzerkorps, с июля 1942-го), до этого — 39-й моторизованный корпус (нем. XXXIX.Armeekorps (mot)) — танковый корпус вермахта во Второй мировой войне.

История

Корпус, возглавляенный Готом, был создан (как 39-й моторизованный корпус) в 9-м корпусном округе в 1940-м для вторжения во Францию. Корпус наступал в составе группы армий «A».

С 22 июня 1941 года — участие в германо-советской войне, в составе группы армий «Центр».

К нападению на СССР в состав корпуса входили 7-я и 20-я танковые, 14-я и 20-я мотопехотные дивизии. Корпус входил в состав 3-й танковой группы Гота. Располагался в Сувалкском выступе.

Согласно плану, наступление шло вдоль дороги Сувалки — Калвария — Алитус — Вильнюс. В районе Алитуса произошло сражение с советской 5-й танковой дивизией, в результате которого были захвачены важные мосты через Неман. Рано утром 24 июня был занят Вильнюс. После этого корпус повернул на юго-восток в направлении Молодечно — Минск — Борисов. 26-го июня была перекрыта автострада к северо-востоку от Минска. Город был занят 28-го июня .

39-й моторизованный корпус, наступая против 186-й стрелковой дивизии смог прорвать её оборону, расчленить и частично окружить. Вечером 9 июля 1941 года окружённым советским частям удалось прорвать окружение в районе ст. Сиротино.

В августе мотокорпус был передан группе армий «Север» для атаки на Ленинград.

В июле 1942 года корпус переименован в танковый. В октябре 1942-го в корпуса входили 78-я и 102-я пехотные дивизии, 1-я и 5-я танковые дивизии. В конце года корпус участвовал в тяжёлых боях под Ржевом в составе 9-й армии группы армий «Центр». В начале 1943 года корпус был отведён в тыл, вернулся на фронт осенью для противодействия операции «Суворов».

В июне 1944 года, к началу операции «Багратион», в состав корпуса входили 12-я, 31-я, 110-я, 337-я пехотные дивизии и танковая дивизия «Фельдхернхалле», что делало его сильнейшим соединением 4-й армии и одним из лучших в группе армий «Центр». Однако с самого начала операции корпус начал нести большие потери, 28 июня погиб командир Мартинек, а на следующий день — принявший командование Шюнеман. Попав в окружение, бо́льшая часть корпуса не смогла перебраться через Березину и была разгромлена 2-м Белорусским фронтом. В плен попали четверо из пяти командиров дивизий корпуса.

Остатки корпуса были объединены с 5-й танковой дивизией. Вместе с армией корпус продолжал отступать через Беларусь, Польшу и Литву, попав в итоге в Курляндский котёл. В течение отступления к корпусу были присоединены 4-я, 12-я танковые дивизии и дивизия «Великая Германия». Позже корпус был отведён в Восточную Пруссию и там реорганизован.

Зимой 1945-го корпус участвовал в операции «Вахта на Рейне», затем вновь направился на восток, в Померанию, где вошёл в состав группы армий «Висла». В операции «Солнцестояние» корпус неудачно противостоял 2-му Белорусскому фронту, а 27 марта оставшиеся части были брошены в самоубийственную контратаку на Кюстрин, где были полностью уничтожены.

Затем корпус был в очередной раз восстановлен, и завершил войну в составе 12-й армии. В это время в его состав входили: танко-гренадерская дивизия "Клаузевиц", пехотная дивизия "Schlageter" и штаб 84-й пехотной дивизии.

Командующие

• генерал-полковник Рудольф Шмидт (1 февраля 1940 — 10 ноября 1941)
• генерал-полковник Ганс-Юрген фон Арним (11 ноября 1941 — 30 ноября 1942)
• генерал артиллерии Роберт Мартинек (1 декабря 1942 — 13 ноября 1943)
• генерал пехоты Карл Пюхлер (13 ноября 1943 — 18 апреля 1944)
• генерал артиллерии Роберт Мартинек (18 апреля 1944 — 28 июня 1944)
• генерал-лейтенант Отто Шюнеман (28 июня 1944 — 29 июня 1944)
• генерал танковых войск Дитрих фон Заукен (29 июня 1944 — 15 октября 1944)
• генерал танковых войск Карл Декер (15 октября 1944 — 21 апреля 1945)
• генерал-лейтенант Карл Арндт (21 апреля 1945 — 8 мая 1945)

Ссылки

• [www.lexikon-der-wehrmacht.de/Gliederungen/Korps/XXXIXKorps.htm XXXIX Armeekorps (mot)] (нем.). lexikon-der-wehrmacht.de. [www.webcitation.org/66eXgnwro Архивировано из первоисточника 3 апреля 2012].
• [www.lexikon-der-wehrmacht.de/Gliederungen/KorpsPz/XXXIXPzKorps.htm XXXIX Panzerkorps] (нем.). lexikon-der-wehrmacht.de. [www.webcitation.org/66eXhLwb8 Архивировано из первоисточника 3 апреля 2012].
• [www.axishistory.com/index.php?id=8299 XXXIX Armeekorps (mot)] (англ.). axishistory.com. [www.webcitation.org/66eXhrRMY Архивировано из первоисточника 3 апреля 2012].
• [www.axishistory.com/index.php?id=1653 XXXIX Panzerkorps] (англ.). axishistory.com. [www.webcitation.org/66eXiUTaf Архивировано из первоисточника 3 апреля 2012].

Отрывок, характеризующий 39-й танковый корпус (Третий рейх)

Отец тоже строил в Лысых Горах и думал, что это его место, его земля, его воздух, его мужики; а пришел Наполеон и, не зная об его существовании, как щепку с дороги, столкнул его, и развалились его Лысые Горы и вся его жизнь. А княжна Марья говорит, что это испытание, посланное свыше. Для чего же испытание, когда его уже нет и не будет? никогда больше не будет! Его нет! Так кому же это испытание? Отечество, погибель Москвы! А завтра меня убьет – и не француз даже, а свой, как вчера разрядил солдат ружье около моего уха, и придут французы, возьмут меня за ноги и за голову и швырнут в яму, чтоб я не вонял им под носом, и сложатся новые условия жизни, которые будут также привычны для других, и я не буду знать про них, и меня не будет».
Он поглядел на полосу берез с их неподвижной желтизной, зеленью и белой корой, блестящих на солнце. «Умереть, чтобы меня убили завтра, чтобы меня не было… чтобы все это было, а меня бы не было». Он живо представил себе отсутствие себя в этой жизни. И эти березы с их светом и тенью, и эти курчавые облака, и этот дым костров – все вокруг преобразилось для него и показалось чем то страшным и угрожающим. Мороз пробежал по его спине. Быстро встав, он вышел из сарая и стал ходить.
За сараем послышались голоса.
– Кто там? – окликнул князь Андрей.
Красноносый капитан Тимохин, бывший ротный командир Долохова, теперь, за убылью офицеров, батальонный командир, робко вошел в сарай. За ним вошли адъютант и казначей полка.
Князь Андрей поспешно встал, выслушал то, что по службе имели передать ему офицеры, передал им еще некоторые приказания и сбирался отпустить их, когда из за сарая послышался знакомый, пришепетывающий голос.
– Que diable! [Черт возьми!] – сказал голос человека, стукнувшегося обо что то.
Князь Андрей, выглянув из сарая, увидал подходящего к нему Пьера, который споткнулся на лежавшую жердь и чуть не упал. Князю Андрею вообще неприятно было видеть людей из своего мира, в особенности же Пьера, который напоминал ему все те тяжелые минуты, которые он пережил в последний приезд в Москву.
– А, вот как! – сказал он. – Какими судьбами? Вот не ждал.
В то время как он говорил это, в глазах его и выражении всего лица было больше чем сухость – была враждебность, которую тотчас же заметил Пьер. Он подходил к сараю в самом оживленном состоянии духа, но, увидав выражение лица князя Андрея, он почувствовал себя стесненным и неловким.
– Я приехал… так… знаете… приехал… мне интересно, – сказал Пьер, уже столько раз в этот день бессмысленно повторявший это слово «интересно». – Я хотел видеть сражение.
– Да, да, а братья масоны что говорят о войне? Как предотвратить ее? – сказал князь Андрей насмешливо. – Ну что Москва? Что мои? Приехали ли наконец в Москву? – спросил он серьезно.
– Приехали. Жюли Друбецкая говорила мне. Я поехал к ним и не застал. Они уехали в подмосковную.


Офицеры хотели откланяться, но князь Андрей, как будто не желая оставаться с глазу на глаз с своим другом, предложил им посидеть и напиться чаю. Подали скамейки и чай. Офицеры не без удивления смотрели на толстую, громадную фигуру Пьера и слушали его рассказы о Москве и о расположении наших войск, которые ему удалось объездить. Князь Андрей молчал, и лицо его так было неприятно, что Пьер обращался более к добродушному батальонному командиру Тимохину, чем к Болконскому.
– Так ты понял все расположение войск? – перебил его князь Андрей.
– Да, то есть как? – сказал Пьер. – Как невоенный человек, я не могу сказать, чтобы вполне, но все таки понял общее расположение.
– Eh bien, vous etes plus avance que qui cela soit, [Ну, так ты больше знаешь, чем кто бы то ни было.] – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Пьер с недоуменьем, через очки глядя на князя Андрея. – Ну, как вы скажете насчет назначения Кутузова? – сказал он.
– Я очень рад был этому назначению, вот все, что я знаю, – сказал князь Андрей.
– Ну, а скажите, какое ваше мнение насчет Барклая де Толли? В Москве бог знает что говорили про него. Как вы судите о нем?
– Спроси вот у них, – сказал князь Андрей, указывая на офицеров.
Пьер с снисходительно вопросительной улыбкой, с которой невольно все обращались к Тимохину, посмотрел на него.
– Свет увидали, ваше сиятельство, как светлейший поступил, – робко и беспрестанно оглядываясь на своего полкового командира, сказал Тимохин.
– Отчего же так? – спросил Пьер.
– Да вот хоть бы насчет дров или кормов, доложу вам. Ведь мы от Свенцян отступали, не смей хворостины тронуть, или сенца там, или что. Ведь мы уходим, ему достается, не так ли, ваше сиятельство? – обратился он к своему князю, – а ты не смей. В нашем полку под суд двух офицеров отдали за этакие дела. Ну, как светлейший поступил, так насчет этого просто стало. Свет увидали…
– Так отчего же он запрещал?
Тимохин сконфуженно оглядывался, не понимая, как и что отвечать на такой вопрос. Пьер с тем же вопросом обратился к князю Андрею.
– А чтобы не разорять край, который мы оставляли неприятелю, – злобно насмешливо сказал князь Андрей. – Это очень основательно; нельзя позволять грабить край и приучаться войскам к мародерству. Ну и в Смоленске он тоже правильно рассудил, что французы могут обойти нас и что у них больше сил. Но он не мог понять того, – вдруг как бы вырвавшимся тонким голосом закричал князь Андрей, – но он не мог понять, что мы в первый раз дрались там за русскую землю, что в войсках был такой дух, какого никогда я не видал, что мы два дня сряду отбивали французов и что этот успех удесятерял наши силы. Он велел отступать, и все усилия и потери пропали даром. Он не думал об измене, он старался все сделать как можно лучше, он все обдумал; но от этого то он и не годится. Он не годится теперь именно потому, что он все обдумывает очень основательно и аккуратно, как и следует всякому немцу. Как бы тебе сказать… Ну, у отца твоего немец лакей, и он прекрасный лакей и удовлетворит всем его нуждам лучше тебя, и пускай он служит; но ежели отец при смерти болен, ты прогонишь лакея и своими непривычными, неловкими руками станешь ходить за отцом и лучше успокоишь его, чем искусный, но чужой человек. Так и сделали с Барклаем. Пока Россия была здорова, ей мог служить чужой, и был прекрасный министр, но как только она в опасности; нужен свой, родной человек. А у вас в клубе выдумали, что он изменник! Тем, что его оклеветали изменником, сделают только то, что потом, устыдившись своего ложного нарекания, из изменников сделают вдруг героем или гением, что еще будет несправедливее. Он честный и очень аккуратный немец…