39-я гвардейская мотострелковая дивизия
39-я гвардейская мотострелковая Барвенковская ордена Ленина дважды Краснознамённая орденов Суворова и Богдана Хмельницкого дивизия (сокр. 39 гв. мсд; de.: 39. Garde-Mot. Schützendivision; бывшая 39-я гвардейская стрелковая дивизия) — воинское соединение Вооружённых Сил СССР, принимавшее участие в Великой Отечественной войне. Входила в состав 1-й гвардейской армии (1942), 62-й армии (1942—1943), 8-й гвардейской армии (1943—1991).
По окончании Великой Отечественной войны дивизия входила в состав Группы советских оккупационных войск в Германии (ГСОВГ→ГСВГ→ЗГВ) с июня 1945 года по октябрь 1991 года. Войсковая часть полевая почта (в/ч пп) 38865. Позывной — Торий. Штаб — Ордруф. Дислокация частей дивизии с 1949 г. по 1991 г. — населённые пункты Гота, Ордруф, Майнинген (Германия→ГДР→Германия).
Содержание
- 1 Создание
- 2 Боевой путь
- 3 Награды и почётные наименования
- 4 Знамёна дивизии и её частей
- 5 Отличившиеся воины дивизии
- 6 Состав
- 7 Командование
- 8 Гимн
- 9 Дивизия в послевоенный период
- 10 В составе Вооруженных Сил Украины
- 11 Галерея бывших гарнизонов
- 12 Память
- 13 Известные люди, служившие в дивизии
- 14 Интересные факты
- 15 См. также
- 16 Примечания
- 17 Видео
- 18 Литература
- 19 Ссылки
Создание
Соединение ведёт свою историю от сформированной Приказом ВГК от 2 августа 1942 года в Раменском районе Московской области, на базе 5-го воздушно — десантного корпуса 39-й гвардейской стрелковой дивизии РККА.
39-я гвардейская стрелковая дивизия, на основании директивы Ставки Верховного Главного Командования № 994144 от 5 августа 1942 года, с 6 августа 1942 года, вошла в состав 1-й гвардейской армии, а в конце сентября 1942 года, по прибытии в район боевых действий под Сталинградом, была передана в 62-ю армию, которая 16 апреля 1943 года была переименована в 8-ю гвардейскую армию.
Боевой путь
"Её бойцы отступления не знали"
Периоды вхождения в состав Действующей армии:
12 августа 1942 — 5 февраля 1943;
20 марта 1943 — 7 июня 1944;
15 июня 1944 — 9 мая 1945.
39-я гвардейская стрелковая дивизия участвовала в Сталинградской битве[2], освобождении Молдавии, Левобережной и Правобережной Украины (Харьковская операция, Одесская операция), в Изюм-Барвенковской наступательной операции, в Белорусской, Люблин — Брестской, Варшавско—Познанской и Берлинской наступательных операциях.
Дивизия принимала участие в боевых действиях в составе Донского, Сталинградского, Юго-Западного, 3-го Украинского и 1-го Белорусского фронтов.
Дивизия освободила от немецко-фашистских захватчиков города: Сталинград (2 февраля 1943 года), Барвенково (10 сентября 1943 года), Запорожье (14 октября 1943 года), Днепропетровск (25 октября 1943 года), Одесса (10 апреля 1944 года), Люблин (24 июля 1944 года), Познань (23 февраля 1945 года), Берлин (2 мая 1945 года)[3].
Боевой путь 39-я гвардейская стрелковая дивизия закончила 9 мая 1945 года в Берлине (район Тиргартен).
Мужество и героизм воинов дивизии навсегда вписаны в историю Великой Отечественной войны. 39-я гвардейская стрелковая дивизия была одной из 8-ми стрелковых дивизий РККА, награждённых в годы войны пятью орденами.
Номер полевой почты (пп) дивизии во время Великой Отечественной войны — 2185[4].
С апреля 1943 года и до июля 1956 года дивизия входила в состав 28-го гвардейского стрелкового Люблинского Краснознаменного ордена Суворова корпуса.
Сталинградская битва
Дивизия получила боевое крещение под Сталинградом. В Сталинградской битве дивизия под командованием генерал-майора Гурьева в составе войск 62-й армии Сталинградского фронта сражалась на юго-западном направлении, а затем в самом городе, на территории завода «Красный Октябрь». Отдельной строкой в истории дивизии стоит Сталинградская битва, о чём писал в своих воспоминаниях Маршал Советского Союза В. И. Чуйков. Личный состав дивизии на момент начала Сталинградской битвы — 3745 человек. Период участия дивизии в Сталинградской битве: 12 августа 1942 года — 2 февраля 1943 года[5].
3 января 1943 года командующий 62-й армией генерал В. И. Чуйков вручил дивизии Гвардейское знамя, а 20 июня 1943 года — орден Красного Знамени[6].
Оборона Сталинграда
Сразу после формирования, 14 — 15 августа 1942 года части дивизии с марша заняли рубежи обороны вблизи Сталинграда — на правом берегу реки Дон. Бои шли круглосуточно. В ходе этих боёв с тремя танковыми и моторизованными дивизиями вермахта 39-я гвардейская стрелковая дивизия понесла большие потери — по ряду свидетельств до двух третей личного состава.
14 августа 1942 года дивизия прибыла на станцию Иловля. Крайне спешным, походным маршем выдвигалась на позиции в Задонье, в район станицы Трёхостровская. Необходимо было занять оборону от хутора Хлебный—Кисляки—Трёхостровская. В станице Трёхостровская расположился штаб дивизии. Перед сумерками в небе появилась «стая юнкерсов», около 40 самолётов. Началась бомбёжка. Сбросив бомбовый груз, «стервятники» стали утюжить станицу на бреющем полёте из пулемётов. «Чёрная стая» улетела, оставив горящие дома, убитых и раненных бойцов, жителей.
Тревожная ночь с 15 на 16 августа. Канонада не прекращалась, вокруг горела степь. Никто не сомкнул глаз, копали окопы, укрытия. Грунт тяжёлый, едва поддаётся сапёрным лопатам. Начался рассвет. Вдали с нарастанием гремел гром канонады. Впереди станицы Трёхостровской немцы начали бой с первой линией нашей обороны. Опять появились вражеские самолёты. С этого времени постоянно над дивизией висело 30-40 «юнкерсов». Примерно к 10 часам утра на Трёхостровскую идут две большие колонны танков. Облако пыли заволокло всё небо, жуткий грохот и рёв машин. За танками пехота. Как ураганом смяты на отдельных участках наши полки.
К утру 17 августа остатки дивизии отошли на левый берег Дона. Дивизия понесла огромные потери, оказывая сопротивление, стремясь отразить атаку. Фашистские танки вышли на крутой берег Дона и вели расстрел переправляющихся наших бойцов. На правом берегу, оставшиеся в живых, раненные, полуоглушенные, группами и в одиночку пытаются вести борьбу с танками в тылу, по ложбинам отходят к реке. В течение двух суток разрозненными группами, бойцы выходили из окружения. Форсировали Дон, кто как смог, на подручных средствах, вплавь под дулами танков и пулемётов противника, неся потери. Переправа (понтонный мост) была своевременно убрана. Немцы буквально расстреливали плывущих, среди которых были воины нескольких и других отступавших дивизий, подразделений обеспечения. Попытка фашистов переправить два самоходных плавательных средства была сорвана, они вместе с солдатами были потоплены.
Поскольку, немцы переправились ниже по течению Дона в районе хутора Вертячий, часть подразделений дивизии выдвинулась южнее к хутору Паньшино. Здесь на левом берегу из оставшегося личного состава была организована оборона, что не позволило противнику навести переправу, сходу захватить плацдармы. Дивизия потеряла две трети личного состава, была подвергнута жёстокой бомбардировке, буквально смята танками, так как здесь немецко-фашистские полчища планировали переправиться и по кратчайшему пути идти на Сталинград. Отдельные подразделения дивизии закрепились на левой стороне, часть оставшихся подразделений, понёсших большие потери, сумели отступить и переправиться на левую сторону, где вели также упорные бои, стремясь сузить образовавшийся коридор, устремившегося к Волге противника. Штаб дивизии перебазировался в хутор Кузнецы.
— Из мемуаров ветеранов дивизии, хранящихся в музее Трёхостровской школы[7]
На этом плацдарме 39-я гвардейская дивизия понесла тяжёлые потери. 6-я армия Паулюса неумолимо продвигалась к Сталинграду. И, чтобы замедлить это движение, наше командование вбрасывало в топку этой операции все новые свежие дивизии. В том числе 39-ю гвардейскую. 39-я гвардейская разгружалась на станциях Иловля, Лог, Качалино и Тары 12-13 августа 1942 года.
Прибывали частями на нескольких эшелонах. Отдельные части там же, на станциях получали материальную часть, миномёты, боеприпасы, и быстро рассредоточивались. Причина — господство в воздухе немецкой авиации. По воспоминаниям очевидцев эффективного противодействия нашей ПВО и авиации не было. И во многих письмах ветераны упоминают, что когда они прибывали на станцию, там все рвалось и горело, потому что перед тем фашисты разбомбили эшелон с боеприпасами. На следующий день, 13-го августа, кто-то с утра отправился на стрельбище — пристреливать полученное вооружение, кто-то уже выдвигался ускоренным маршем на правый берег. Переправлялись через Дон по нескольким переправам: у станицы Трёхостровской и чуть севернее у хутора Хлебный, где был ещё один мост, который в дальнейшем будет оборонять сосед 39-й — 37-я дивизия. Часть подразделений дивизии переправилась 14-го, а 15-го августа с утра началось…
Трагедия 39-й гвардейской стрелковой дивизии заключалась в том, что именно на станицу Трёхостровскую, находящуюся в ложбине и имевшую удобный подход к реке, был нацелен удар трёх немецких дивизий: двух пехотных и одной танковой. Именно здесь гитлеровцы намеревались одним махом переправиться через Дон. В этом случае дорога на Сталинград им была бы открыта. Оборона частей, стоявших западнее в большой излучине Дона, была прорвана танковыми клиньями немцев, и времени для подготовки позиций у гвардейцев практически не было. Кто успел переправиться, вгрызался в выжженную землю, готовясь отразить атаку противника. Мимо, к переправе, проносились машины с ранеными, стремясь побыстрее проскочить на левый берег.
На запад, к самой дальней точке обороны — хутору Кисляков выдвигался 117-й гвардейский стрелковый полк со 2-м артдивизионом 87-го гвардейского артиллерийского полка. В 4-5-ти километрах южнее Трёхостровской — к линии от хутора Нижний Акатов до хутора Верхний Акатов занимал позиции 112-й гвардейский стрелковый полк с 1-м дивизионом 87-го гвардейского артиллерийского полка, а 120-й гвардейский стрелковый полк с такими же средствами усиления занимал оборону непосредственно вокруг Трёхостровской, в которой разместился КП дивизии. 117-й полк выдвигался на самую дальнюю точку и стрелки успели занять позицию.
На рассвете 15-го августа 1942-го года над позициями появился немецкий самолёт-разведчик. Начался артиллерийский обстрел позиций дивизии, продолжавшийся около часа. Затем авиация противника нанесла бомбовые удары по расположению наших войск, стремясь парализовать управление, уничтожить артиллерийские и стрелковые позиции. Часть подразделений только переправились и залегли прямо на берегу, пережидая налёт авиации противника. Едва скрылись самолёты, раздался нарастающий рёв танковых моторов — началась атака танков и пехоты противника. Второй артдивизион 87-го артполка, приданный 117-му стрелковому полку, при движении к хутору Кисляков, был атакован прямо на марше немецкими танками, вклинившимися в боевые порядки дивизии. В жестоком встречном бою все его орудия были уничтожены. Миномётная батарея 120-го полка, позиции которой находились километрах в четырёх от Трёхостровской, также была атакована прорвавшимися с фланга танками. Не имевшие средств противотанковой борьбы миномётчики приняли бой, в результате которого личный состав частью погиб, частью отошёл по балке к станице. Ещё одна группа немецких танков вышла севернее станицы к Дону, обстреляв переправу, но, попав под огонь гвардейцев 39-й стрелковой дивизии, отошла назад. Именно во время этого боя погиб заместитель командира дивизии гвардии полковник Ковалёв. Командный пункт дивизии, находившийся на южной окраине станицы, переместился к ветряной мельнице, стоявшей ещё южнее на склоне высоты. Над расположением дивизии постоянно висело не менее 30 — 40 самолётов противника. Всё напоминало землетрясение, земля стонала от оглушающего рева и взрывов авиабомб. Всё вокруг горело. Слева и справа на станицу Трёхостровскую направились две колонны немецких танков. В песчаной, поднятой как смерчем, пыли они едва виднелись. За танками пехота. Как неукротимым ураганом были смяты наши полки. Погиб командир 117-го стрелкового полка гвардии подполковник Чабаев и начальник штаба полка гвардии майор Киселев.
120-й гвардейский стрелковый полк держался на правом берегу 2 дня. Уже получив приказ об отходе, гвардейцы не могли переправиться на левый берег: мост был разрушен, средств для переправы не было, а под крутым донским берегом скопились раненые, которых никто не мог бросить на произвол судьбы. Немецкие самолёты беспрестанно бомбили и обстреливали станицу, позиции дивизии, реку. Ни одного зенитного орудия в районе переправы не было. Наших самолётов тоже не было видно. Оставалось ждать ночи, чтобы под покровом темноты переправить раненых.
Стойко держались южнее станицы батальоны 112-го гвардейского стрелкового полка, стоявшего на Акатовских высотах. Только за 15 августа ими было отбито 6 атак гитлеровцев. После каждой волны танков, бронемашин и пехоты следовал артиллерийский обстрел, налёт авиации, а затем снова начиналась атака. В ходе боя немецкие танки доходили до стрелковых позиций и в дело шли бутылки с зажигательной смесью и противотанковые гранаты. Первую атаку гвардейцы отбили с большими потерями для немцев — они потеряли 18 танков и до батальона пехоты. От действий авиации противника была разбита вся противотанковая артиллерия. Были разрушены окопы и огневые точки. За ночь пришлось все восстанавливать, а утром — снова бой. До сих пор эта высота хранит на себе следы тех боёв.
Артиллеристы 87-го гвардейского артиллерийского полка вели огонь по наступающим танкам прямой наводкой. Ветеран полка Ерхов Ф. А. вспоминал, что когда огонь наших орудий стал ослабевать, он побежал к позициям артиллеристов: расчет ближайшего 76-мм орудия погиб полностью от удара взрывной волны. Добравшись до следующего орудия, стоявшего в двухстах метрах, он увидел на позиции командира 87-го полка гвардии подполковника Калашникова. На крик Ерхова он спокойно ответил: «Что ты орешь на нас? У меня 3 снаряда осталось! Пусть подойдут поближе, чтобы без промаха уничтожить три танка». Тремя снарядами уничтожили три танка…
Внешние изображения [www.miroznai.ru/Trip/Images/UserImages/88e6ce79-aba2-459a-8f5d-9544376a9b23/67363335-a353-46b5-84c2-791831413903.jpg Бой 39 гв. сд возле станицы Трёхостровская, август 1942] [www.miroznai.ru/Trip/Images/UserImages/88e6ce79-aba2-459a-8f5d-9544376a9b23/d1c8fc04-5aac-4ace-918b-287561004041.jpg Артиллерийский расчёт 39 гв. сд. обороняет станицу Трёхостровскую] [www.miroznai.ru/Trip/Images/FlashFileUpload/6f6e488a-83ae-40b2-af81-3b5a7110c2a1_ng.jpg Мемориальный комплекс погибших воинов 39 гв. сд в ст. Трёхостровская] [www.miroznai.ru/Trip/Images/UserImages/88e6ce79-aba2-459a-8f5d-9544376a9b23/1137fbf1-45a1-479d-a741-3bddb9b63321.jpg Захоронения погибших воинов 39 гв. сд от 9 мая 2011 г.] [img-fotki.yandex.ru/get/4409/38428361.162/0_6148d_b3e2bf93_-4-orig Картина художника И. Лукомского "Клятва на берегу Волги". (Вручение гвардейского знамени 39 гв. сд] Из воспоминаний Ильиных Анатолия Илларионовича, танкиста 176-й танковой бригады, который получил задачу перегнать танк Т-34 с повреждённым стволом пушки через мост в Трёхостровской на левый берег: «Вот, наконец, и Трёхостровская. Хочу бежать вниз к переправе. Там должен быть наш командир роты на своем Т-34. Не тут-то было. Над станицей, над переправой буквально висит армада немецких бомбардировщиков Ю-88. На бреющем полёте с включенными сиренами носятся „лаптёжники“ — истребители Ю-87, поливая улицы пулеметными очередями. После первого налёта — второй, третий. И так до вечера. Между налётами всё же встречаюсь с командиром роты. Его танк стоит внизу, у переправы. Экипаж прячется под машиной. Но переправы уже нет. Разбомбили. А вечером, на закате, севернее станицы прорываются немецкие танки Т-III, за ними немецкие автоматчики. Трассирующие очереди насквозь прошивают станицу. Дым и пыль после бомбежки не дают возможности рассмотреть что-нибудь. Вижу только, в центре противотанковая пушка яростно ведёт огонь по танкам». Танкисты перегружают боезапас в исправный танк и пока не закончились боеприпасы, помогают бывшим десантникам сдерживать атаки гитлеровцев.
16 августа бой продолжался. Боеприпасы были на исходе. Плывущих через Дон людей расстреливали проносящиеся над рекой на бреющем полёте фашистские самолёты. Переправлялись кто как мог. За ночь все раненые были переправлены на левый берег. Следом начали переправу прикрывавшие берег подразделения. 17 августа утром правый берег последними покидали дивизионные разведчики под началом гвардии старшего лейтенанта Оськина. Не успев выйти из воды, они тут же вступали в схватку с фашистами, пытавшимися на их плечах с ходу перемахнуть реку.
Попытка немцев форсировать Дон в этом месте была сорвана. Сделать это им удалось южнее позиций, оборонявшихся 39-й гвардейской стрелковой дивизией. Именно с того плацдарма, подтянув резервы, танкисты 6-й армии Паулюса 23 августа совершили бросок к городу Сталинграду.
— По воспоминаниям ветеранов дивизии[8].
17 августа 1942 года части дивизии отошли на левый берег реки Дон и продолжали сдерживать натиск противника. После больших потерь под Сталинградом дивизия была вновь укомплектована личным составом.
После сражений севернее Сталинграда 1 октября 1942 года части дивизии переправились через Волгу в Сталинград и приняли участие в боях в городе.
Бои на заводе «Красный Октябрь»
В связи с прорывом немцев к заводу «Красный Октябрь», в ночь на 1 октября 1942 года в город переправляется 39-я гвардейская стрелковая дивизия и занимает оборону на территории завода.
Вот характеристика, которая была дана дивизии начальником штаба 62-й армии генерал-майором Н. И. Крыловым:
« 39-я гвардейская приходилась родной сестрой 33-й и 35-й дивизиям: её также сформировали из воздушнодесантников. Переброшенная на сталинградское направление из-под Москвы ещё в августе, она сражалась в составе 1-й гвардейской армии на Дону, а затем между Доном и Волгой и была выведена из боёв севернее Сталинграда всего два дня назад. Дивизия дралась там не плохо, за последние недели уничтожила десятки фашистских танков. Но и сама потеряла немало людей — в ротах было по 40-50 штыков. Как затем выяснилось, в трёх её стрелковых полках и артиллерийском насчитывалось вместе с пульбатом и сапёрами 3800 человек. В ходе боёв дивизия получала обычное маршевое пополнение, и десантники составляли теперь в батальонах и ротах …. только прослойку. Однако …. эта прослойка продолжала определять боевые возможности подразделений.»
— Крылов Н.И. «Сталинградский рубеж».стр.192-193 - М.: Воениздат, 1984
За ночь было переправлено 3800 человек. Передовой командный пункт 39-й гвардейской стрелковой дивизии разместился в здании водонасосной станции, штаб — в устье Банного Оврага.
9 сентября немцы переводят к заводу 100-ю лёгкую пехотную дивизию и она начинает наступление на территорию завода. 12 октября 1942 года немецкие штурмовые группы прорвали в нескольких местах оборону 120-го гвардейского стрелкового полка и вышли к листоотделочному цеху завода. Для ликвидации прорыва командир дивизии гвардии генерал-майор С. С. Гурьев бросает свой резерв — батальон народного ополчения завода, саперный батальон и роту химической защиты. После тяжелого боя прорыв удалось ликвидировать.
С середины октября 1942 начинаются тяжёлые бои на территории завода. Гвардии генерал-майор Гурьев запрашивает подкрепления, так как удерживать завод становиться все труднее. Все переправы немцы в этот период держали под сильным огнём и потери при перевозке войск стали превышать 50 % личного состава. Поэтому на правый берег Волги прибывали небольшие разрозненные группы, которые тут же вливались в части, держащие оборону.
К 19 октября в 39-й гвардейской стрелковой дивизии осталось 800 активных штыков. В этот период дивизия понесла большие потери в командном составе: 15 октября тяжело ранен командир 87-го гвардейского артиллерийского полка, на следующий день он погиб при попытке эвакуации на левый берег Волги; 22 октября погиб в бою командир 117-го гвардейского стрелкового полка гвардии майор Андреев; 23 октября тяжело ранен командир 120-го гвардейского стрелкового полка Горячев.
В этих боях участвовал сын 112 гвардейского стрелкового полка Миша Протасов, подбивший в бою два танка. Он был тяжело ранен, но был спасён.[9]
Немецкие части также понесли тяжёлые потери. 100-я легкопехотная дивизия из-за больших потерь и сильной утомленности личного состава 22 октября снимается с фронта и отводится на отдых и пополнение. Её заменяет 79-я пехотная дивизия.
23 октября около 50 немцев прорвались в стыке 112-го и 120-го гвардейских стрелковых полков и овладели несколькими зданиями завода. Против них был брошен последний резерв — учебный батальон дивизии, который к вечеру уничтожил прорвавшихся немцев. В тот же день немецкий батальон 79-й пехотной дивизии прорвал фронт 193-й стрелковой дивизии РККА севернее завода, обошёл его и, ворвавшись на территорию, захватил центральную лабораторию, заводской гараж. Ночью контратакой роты 120-го гвардейского стрелкового полка (командир гвардии лейтенант Мирошниченко) и батареи гвардии лейтенанта Серебрякова центральная лаборатория была отбита, но выбить немцев из гаража не удалось. 24 октября по Краснопресненской улице к заводским воротам подошли до 2 немецких пехотных батальонов и 17 танков, которые начали штурм проходной. Атаку удалось отбить, хотя отдельные группы немцев прорвались в цеха завода. К вечеру сплошного фронта уже не было, по территории завода перемещались небольшие группы немцев, перестрелки возникали на различных участках, связь со многими подразделениями дивизии полностью отсутствовала.
Гвардии генерал-майор Гурьев обратился к командарму 62-й армией Чуйкову с просьбой о немедленной помощи. Он настаивал на немедленном подкреплении, иначе через 1-2 дня завод будет потерян полностью. Чуйков решил переправить на завод 45-ю стрелковую дивизию и восстановить фронт. После переправы через Волгу части дивизии пришли на помощь 39-й гв. сд и сразу вступали в бой. 25 октября части немецкой 79-й пехотной дивизии прорвали боевые порядки 39-й гвардейской дивизии, захватили мартеновский цех и начали бой за листоотделочный цех, который оборонялся отдельным пулеметным батальоном гвардии капитана Трофимова. Ночью удалось выбить немцев из мартеновского цеха совместной атакой с севера и от берега Волги. На следующий день немцы продолжали наступление и в течение дня заняли новосортовой цех, блюминги и начали атаку водонасосной станции, где находился передовой командный пункт 39-й гвардейской стрелковой дивизии. ПКП обороняли комендантский взвод, рота связи и музыкальный взвод.
Ситуацию этого дня Чуйков характеризовал как критическую. В донесении в штаб Фронта он сообщил: «В результате тяжёлых непрерывных боев боевые порядки дивизий сильно поредели. На участке завода „Красный Октябрь“ нет сплошного фронта. Боевые участки сдерживаются отдельными очагами. Большие потери командного состава…» На следующий день ситуация обострилась. К обеду группа немецких солдат вышла к штабу 39-й гвардейской стрелковой дивизии. На выручку командарм Чуйков бросил роту охраны штаба 62-й армии. Ей удалось восстановить положение, и рота вошла в состав дивизии. Вечером немцы заняли мостовой цех, цех № 3 и вышли на рубеж 150—300 метров до Волги. Почти вся территория завода уже находилась под контролем немцев. Овладев мартеновским цехом, немцы контролировали всю территорию завода и последнюю переправу 62-й армии. Советские войска удерживали только цех ширпотреба, нефтебаки и позиции вдоль берега Волги. 31 октября 39-я гвардейская стрелковая дивизия совместно с 45-й сд начала контрнаступление, имея задачу выбить немцев с завода и восстановить фронт. В результате этих боев (31 октября — 2 ноября 1942 года), удалось овладеть среднесортовым цехом, чугоннолитейным и блюмингом. Жестокие бои развернулись за мартеновский цех завода. Он несколько раз переходил из рук в руки. Но закрепиться в нём советские войска не смогли. К 3 октября обе стороны понесли огромные потери, и бои сами собой прекратились. Обе стороны принялись укреплять свои позиции и получать подкрепление.
Затишье прекратилось 11 ноября немецким наступлением. На «Красный Октябрь» наступали части 79-й пехотной дивизии, усиленные саперным батальоном 100-й лёгкой пехотной дивизии. В тот день ценой больших потерь немцам удалось вновь овладеть среднесортовым и кузнечным цехами, блюмингом, складом готовой продукции. Советские войска вновь оказались прижатыми к Волге. С этого момента и до середины декабря бои на заводе ограничивались отдельными стычками и попытками захвата мелких опорных пунктов. С 19 ноября активные боевые действия на заводе прекратились.
С началом ледостава у советских частей возникли проблемы со снабжением. 10 ноября через Волгу прошёл последний катер. С этого времени снабжение осуществлялось самолётами и небольшими лодками. Оперативная пауза в боях завершилась в конце декабря 1942 года. 17 декабря был проложен пешеходный мост по льду через Волгу. Затем сапёры сделали настил из бревен через Волгу, по которому с 19 декабря переправлялась тяжелая техника и грузы.
Командующий 62-й армией Чуйков 12 декабря 1942 года отдал приказ — очистить территорию завода от противника. Но боевые действия возобновились только 15 декабря. В этот день штурмовые группы 112-го гвардейского стрелкового полка начали штурм опорных пунктов немцев в кузнечном и листоотделочном цехах завода. Эти пункты оборонялись 80 немецкими солдатами при 7 пулеметах и 2 минометах. При активном сопротивлении немцев, 16 декабря удалось занять кузнечный цех, а 20 декабря листоотделочный цех. 24 декабря был захвачен опорный пункт немцев в туннеле железной дороги завода. В то же день начался штурм механического и Цеха № 1. 26 декабря эти цеха были очищены от противника. Особенно сильно немцы укрепили северную часть завода. Здесь было три основных узла обороны немцев: 1 — мостовой, копровый, Цех № 3; 2 — Главная контора, гараж, центральная лаборатория; 3 — школа ФЗО, детский сад, заводской тир. В каждом из этих пунктов оборонялось по одному пехотному батальону 226-го пехотного полка 79-й пехотной дивизии. Опорные пункты были обнесены проволочными заграждениями и минными полями.
Атаку этих пунктов 26 декабря начали части стрелковых дивизий РККА. 11 января 1943 года вся территория завода «Красный Октябрь» была очищена от немцев. В боях за завод 39-я гвардейская дивизия сыграла решающую роль[10].
Освобождение Украины
39-я гвардейская стрелковая дивизия навсегда вписана в историю как проявившая доблесть и героизм в освобождении Украины от немецко-фашистских захватчиков. Своё почётное наименование и три из пяти орденов она получила за боевые заслуги, проявленные на Украине личным составом дивизии. Орден Красного Знамени 14 октября 1943 — за мужество и героизм, проявленные в боях за город Запорожье, орден Суворова II степени 19 марта 1944 — за мужество и героизм, проявленные в боях на реке Ингулец на Правобережье Украины и освобождение города Новый Буг, орден Богдана Хмельницкого II степени 20 апреля 1944 — за мужество и героизм, проявленные в боях за город Одесса.
С февраля 1943 года дивизия сражалась в тяжёлых боях на харьковском направлении, под Харьковом, Купянском и Барвенково (См. Харьковская операция) в составе войск Юго-Западного фронта[11]. Получила почётное наименование «Барвенковская» за освобождение г. Барвенково 10 сентября 1943 года. Приказом ВГК от 10 сентября 1943 г. дивизии была объявлена благодарность и дан салют в Москве 12 артиллерийскими залпами из 124 орудий.
Дивизия освободила город Запорожье. За освобождение города приказом ВГК от 14 октября 1943 г. ей объявлена благодарность и в Москве дан салют 20-ю артиллерийскими залпами из 224-х орудий.
Дивизия принимала участие в Битве за Днепр — одном из крупнейших сражений в мировой истории. 24 октября 1943 г. форсировала реку Днепр в районе Старых Кайдак, освободила города Днепропетровск и Днепродзержинск 25 октября 1943 года. В тот же день дивизии, Приказом ВГК, была объявлена благодарность и дан в Москве салют 20-ю артиллерийскими залпами из 224-х орудий.
В начале 1944 года дивизия под командованием гвардии полковника Камынина Сергея Михайловича ведёт тяжёлые бои на Украине. Так, в боях за ликвидацию группировки противника в излучине Днепра, севернее города Никополь, дивизия прорвала сильно укрепленную полосу обороны противника южнее Ново-Николаевки и содействовала освобождению города Никополь. Преследуя противника, освободила 37 населённых пунктов. Уничтожено свыше 1200 солдат и офицеров противника и много военной техники. С 10 по 11 февраля 1944 года дивизия совершила 50-км марш и вступила в бой с противником, наступающим в направлении города Апостолово с юга. В ожесточённых боях с численно превосходящим противником дивизия отразила все контратаки и не допустила его к городу. В этих боях 14 февраля 1944 года пал смертью храбрых командир дивизии гвардии полковник С. М. Камынин, который руководил боем лично, находясь в боевых порядках частей. Приказом НКО дивизия отмечена как отличившаяся в боях за освобождение города Никополь[12].
В марте 1944 г. в составе 8-й гвардейской армии 3-го Украинского фронта сражалась на Николаевщине. Командовал дивизией в то время гвардии полковник Виктор Михайлович Штриголь. Начальником штаба был гвардии подполковник Пётр Иосифович Зализюк[13].
2 марта дивизия форсировала реку Ингулец и приняла активное участие в Березнеговато-Снигиревской операции. Освобождала Андреевку, Михайловку, Лагодовку, Новоселовку, Погодин, Новоюрьевку, Скобелево, Марьяновку, Пятрово-Висунск, Христофоровку, Черниговку, Пархомовку, железнодорожную станцию Новополтавку.
В районе Малеевки 12 марта громила прорывавшуюся из окружения немецкую группировку численностью более 3000 пехотинцев. От Новополтавки совершила марш через Зелёный Яр, хутор Шевченко в Баштанку, где вела бои 3 дня.
За образцовое выполнение заданий командования в боях при прорыве сильной обороны немцев, за освобождение г. Нового Буга и проявленные при этом доблесть и мужество награждена орденом Суворова II степени. Затем через Калистратовку, Константиновку (на р. Ингулец), Пески, Барбосивку (Новопетровское), Кандыбино, Новомихайловку 19 марта вышла к Южному Бугу, а на следующий день начала форсирование его на юго-восточную окраину Ковалевки и к 16.00 полностью переправилась на правый берег, кроме артиллерии. Но противник с танками и артиллерией, при поддержке самолётов, сильно контратаковал позиции дивизии. Контратаки противника продолжались. С 6.00 до 12.00 было 15 контратак. Велись рукопашные схватки за Ткачевку. Потери дивизии в том бою: убито 30, ранено 109 человек.
23 марта 1944 года по приказу командования стрелкового корпуса части дивизии были отведены на восточный берег. 28 марта дивизия, получив пополнение, снова переправилась на правый берег Южного Буга, наступала на Одессу. 6 апреля 1944 года вышла к Хаджибейскому лиману, а 10-го вошла в Одессу. За эти бои награждена орденом Б. Хмельницкого II степени. 14 апреля форсировала реку Днестр. За освобождение Одессы приказом ВГК от 10 апреля 1944 г. объявлена благодарность и в Москве дан салют 24 артиллерийскими залпами из 324 орудий. Одновременно в честь войск, освободивших важнейший порт на Чёрном море — Одессу, кораблями Черноморского флота дан салют 12 артиллерийскими залпами из 120 орудий[14].
[memorial.kharkov.ua/Barvenkovo Список воинов дивизии, погибших и похороненных в городе Барвенково]
В период с 10.02.1944 по 27.02.1944 в районе Апостолово погибло и было захоронено 50 воинов дивизии. Захоронения производились в Апостолово, в основном, на южной окраине Апостолово, южнее 100 метров высоты 95,7 метра, 6 км южнее Апостолово.
Источник: Всеукраинская Общественная организация поисковиков "Союз Народная Память"[15] |
Освобождение Польши
Внешние изображения | |
---|---|
[pohodd.ru/gal/d/5526-1/0520.jpg Советские войска в освобожденном Люблине, 1944 год] | |
[m.ruvr.ru/data/2011/02/23/1261235308/3познань%20вов.jpg Познань после взятия советскими войсками, 1944 год] | |
[fototelegraf.ru/wp-content/uploads/2012/05/fotografii-velikoy-otechestvennoy-22.jpg В освобождённом Люблине, 1944 год] |
Части 39-й гвардейской стрелковой дивизии приняли активное участие в освобождении Польши. В июне 1944 года дивизия переброшена на левое крыло 1-го Белорусского фронта. В ходе Люблин-Брестской операции, во взаимодействии с другими соединениями, прорвала сильно укрепленную оборону противника западнее Ковеля, успешно форсировала реку Западный Буг, вступила на территорию Польши и 24 июля участвовала в освобождении Люблина.
В ходе боёв за Люблин, с 22 на 23 июля 1944 года, дивизия освободила один из самых страшных фашистских лагерь смерти — Майданек.
После овладения городом Люблин 39-я гвардейская стрелковая дивизия, отразив контрудар танков и пехоты немцев, получила боевую задачу — совершить в течение двух дней 110-и километровый марш, сосредоточиться в лесу на восточном берегу реки Висла и приготовиться к форсированию реки. После проведения рекогносцировки местности, 31 июля командир дивизии полковник Е. Т. Марченко отдал приказ командирам полков начать форсирование реки Висла утром 1 августа 1944 года.
1 августа соединения дивизии форсировали реку Висла и захватили плацдарм в 6 км северо-восточнее Магнушева (Магнушевский плацдарм). Особенно большого накала достигли бои 6 и 7 августа 1944 года, когда противник подтянув к месту боев крупные танковые и пехотные резервы, при мощной поддержке авиации перешёл в контрнаступление с целью сбросить советские войска в реку Вислу и ликвидировать занимаемый ими плацдарм на западном берегу. 7 августа в полосе обороны, занимаемой гвардейцами дивизии, немцы бросили в бой более ста танков и самоходно-артиллерийских установок и несколько полков пехоты, которым удалось вклиниться в оборону частей дивизии, а часть из них даже прорвалась к наблюдательному пункту командира дивизии. В этот критический момент боя комдив Марченко решил, чтобы не терять управление боем частей дивизии — не менять места наблюдательного пункта, а всем офицерам, солдатам оперативной группы дивизии приказал занять круговую оборону и отразить контратаку противника. Введя в бой противотанковый резерв дивизии, удалось отбить танковую атаку противника с большими для него потерями. На поле боя остались уничтоженными свыше тридцати танков врага и много пехоты. Немцы вынуждены были отказаться от дальнейших атак и перешли к обороне.
Части дивизии, совместно с другими частями 8-й гвардейской армии, перешли к укреплению и расширению плацдарма, готовясь к дальнейшему наступлению советских войск. Магнушевский плацдарм сыграл решающую роль на завершающем этапе Великой Отечественной войны, так как части 1-го Белорусского фронта в январе 1945 года наносили главный удар именно с этого плацдарма. 14 января 1945 года, участвуя в Варшавско-Познанской операции, с Магнушевского плацдарма дивизия переходит в наступление, совместно с другими частями армии прорывает глубоко эшелонированную оборону противника и успешно развивает наступление в направлении г. Познань.
«Рано утром 17 января с членом Военного совета А. М. Прониным, командующим артиллерией генералом Н. М. Пожарским и офицерами штаба мы выехали в дивизии первого эшелона в передовые войска. У переправы через Пилицу нагнали части 39-й гвардейской стрелковой дивизии, находившейся во втором эшелоне 28-го стрелкового корпуса. 120-й полк этой дивизии с приданным дивизионом артиллерии уже переправлялся через реку. В это время из деревни Гжмионца появилась колонна танков. Их было около двадцати, они направлялись к переправе. И вдруг мы разглядели на их броне фашистские кресты. Наши артиллеристы быстро развернулись в боевой порядок. Подпустив вражеские танки метров на четыреста, они открыли огонь. С первых же выстрелов почти половина танков была подбита и загорелась, остальные, отстреливаясь, начали отходить к деревне. Но туда уже вошел 117-й полк той же 39-й дивизии. Заметив танки противника, артиллеристы полка развернули орудия и открыли встречный огонь. В результате от вражеской колонны уцелело всего два танка. Пленные танкисты показали, что они из 25-й танковой дивизии, которая после трёхдневных боев потеряла связь с высшим штабом и решила пробиваться на северный берег Пилицы. Так как переправа у Нове-Място была в руках советских войск, фашисты решили пробиться другим путём, но попали в огневой мешок»— Чуйков В. И. «Конец третьего рейха». М.: Советская Россия, 1973 г.
Особенно ожесточенные и кровопролитные бои дивизия вела с 25 января по 5 февраля[16], штурмуя город-цитадель Познань, превращенный фашистским командованием в укрепленную крепость.
Все полки дивизии были отмечены в ходе боёв по освобождению Польши орденами и получили почетные наименования. Так 120-й и 117-й гвардейские стрелковые полки, 87-й гвардейский артиллерийский полк и 43-й отдельный гвардейский истребительно-противотанковый дивизион получили почётное наименования «Познанский»[17].112-й гвардейский стрелковый полк получил почетное наименование «Люблинский».
За мужество и доблесть, проявленные при освобождении г. Люблин были награждены: орденом Красного Знамени — 117-й, 120-й гвардейские стрелковые полки;
За мужество и доблесть, проявленные при освобождении г. Познань были награждены: орденом Красного Знамени — 112-й гвардейский стрелковый полк, орденом Александра Невского — 45 отдельный гвардейский сапёрный батальон, орденом Красной Звезды — 154 отдельный гвардейский батальон связи.
За мужество и доблесть, проявленные при освобождении городов Влоцлавек, Бжесць-Куявски и Коло были награждены: орденом Кутузова III степени − 112-й гвардейский стрелковый полк, орденом Богдана Хмельницкого III степени — 117-й гвардейский стрелковый полк, орденом Александра Невского — 120-й гвардейский стрелковый полк, орденом Красного Знамени — 87 гвардейский артиллерийский полк, орденом Красной Звезды — 43-й отдельный гвардейский истребительно-противотанковый дивизион.
Битва за Берлин
Завершающим этапом боевых действий дивизии было участие в Берлинской наступательной операции. Мужество и героизм воинов дивизии были отмечены орденами и медалями.
Указами Президиума Верховного Совета СССР за мужество, героизм и воинское мастерство, проявленное в боях за Берлин, 39-я гв. сд была награждена пятым орденом — орденом Ленина, 112-й и 117-й гвардейские стрелковые полки — орденами Суворова III степени, 120-й гвардейский стрелковый полк и 87-й гвардейский артиллерийский полк — орденами Кутузова III степени, 43-й отдельный гвардейский истребительно-противотанковый дивизион и 154-й отдельный гвардейский батальон связи — орденами Александра Невского, 45 отдельный гвардейский сапёрный батальон — орденом Красной Звезды.
Командиром дивизии во время Берлинской наступательной операции и штурма Берлина был гвардии полковник Ефим Тимофеевич Марченко.
Первым днем после войны стал для 39-й гв. сд 2 мая 1945 года.
Штурм Зееловских высот
Форсировав Одер в феврале 1945 года, дивизия оттеснила противника от береговой черты и заняла позиции на Кюстринском плацдарме. В течение февраля-начала марта 1945 года дивизия продолжает вести упорные бои за удержание и расширение захваченного плацдарма. Отсюда должно было начаться наступление на Берлин. Силам 8-й армии под командованием генерал-полковника Василия Чуйкова, в состав которой входили силы 39-й гвардейской стрелковой дивизии, на первом этапе предстояло штурмовать Зееловские высоты. Это — гряда лысых холмов, до 50 метров, которая тянулась по левому берегу старого русла Одера. Зеловско-Берлинская операция или Сражение за Зееловские высоты — операция советских войск, проведённая в рамках Берлинской наступательной операции и последующее сражение с немецкими войсками, оборонявшими Зееловские высоты — многочисленные возвышения естественного происхождения в виде холмов, расположенных недалеко от немецкого города Зеелов, примерно в 90 км к востоку от Берлина, недалеко от нынешней границы с Польшей. Операция проводилась в период с 16 апреля по май 1945 года. Изначально 39-я гвардейская стрелковая дивизия была в армейском резерве.
17 апреля 1945 года противник ввел в бой две свежие моторизованные дивизии — «Курман» и «Мюнхеберг» — и одну пехотную дивизию СС под командованием генерала Зайцерта. Завязались ожесточенные бои. Контратаки следовали одна за другой, особенно на левом фланге 8-й гвардейской армии. В районе Дидерсдорфа противник старался перерезать шоссе Кюстрин — Берлин, по которому двигалась основная масса техники и тылов 29-го гвардейского стрелкового корпуса и 1-й гвардейской танковой армии.
Для ликвидации этой угрозы командиру 28-го гвардейского стрелкового корпуса было приказано ввести в бой 39-ю гвардейскую стрелковую дивизию, до этого следовавшую во втором эшелоне. В бой вступили полки дивизии. 18 апреля 1945 года дивизия участвовала в отражении контрудара трёх немецких дивизий на левом фланге 8-й гвардейской армии. Так, передовой 117-й гвардейский стрелковый полк дивизии под командованием гвардии подполковника Гриценко Е. Д. вступил в ожесточенную схватку с кадровыми подразделениями противника и батальоном фольксштурма, которые стремились всеми силами добиться какого-либо успеха. Они бросались в контратаки из засад, устроенных на пологих западных скатах Зееловских высот, открывали пулеметный огонь из тщательно замаскированных укрытий, которые уже прошли наши войска, использовали гранаты и фаустпатроны из домов и различных построек, стоящих возле дорог и переездов. Гриценко нашёл способ борьбы с такой тактикой врага. Он отказался от лобовых атак населённых пунктов и узлов обороны. Батальоны полка повзводно и поротно с минометами и лёгкими орудиями через перелески, окольными путями пробирались в тыл и на фланги подразделений противника и навязывали невыгодный ему бой[18].
«Перед началом боев за Зееловские высоты 39-й гвардейской стрелковой дивизии был придан танковый корпус. Фамилии и имени командира корпуса не помню, я только запомнила характеристику, что это был немолодой, очень интеллигентный, очень знающий военный. Они с отцом стали думать, как брать эти высоты. Поскольку там все доты были нацелены против танков. Специально укреплены. Отец сказал, что танками их брать нельзя. Значит, надо что-то придумать. И придумал создать небольшие, в три-четыре человека, боевые группы, переправить их за линию фронта, и чтобы они забросали доты гранатами. Сколько смогут уничтожить. Чтобы хоть какие-то проходы для танков образовать. Этот генерал с папой согласился. И когда отец говорил с Чуйковым, тот тоже согласился, что это будет разумно. В ночь перед атакой они уже начали готовить эти боевые группы — и вдруг звонок. Просят к телефону генерала. Оказалось, что с НП армии звонил Жуков и стал его ругать матом. Папа вспоминал, что этот генерал в одну секунду стал белым, как бумага. А Жуков орал на него матом, что он предатель, изменник, что он его застрелит собственной рукой: почему не идут в атаку танки? Потом трубку взял Чуйков и то же самое повторил полковнику Марченко. Стал страшно в истерике ругаться. После чего танки пошли в атаку. Папа вспоминал, что утро было на редкость тихое и ясное, и дым от горящих танков ровными столбами поднимался вверх, как будто это стояли деревья… И казалось, что весь этот склон покрыт дымным лесом. Он называл цифру этих танков, превратившихся в черные столбы: где-то 400 единиц. Было видно, что ни один танк не прошел». Источник: "Новая газета", №39, 2 июня 2003 г. "ЗЕЕЛОВСКИЕ ВЫСОТЫ: ПОБЕДА, КОТОРУЮ МЫ ПОТЕРПЕЛИ"[19] |
Штурм Берлина
Первая фраза сражения за германскую столицу заключалась в форсировании рек и каналов практически по всему периметру обороны города. Внутренний пояс немецкой обороны Берлина в полосе наступления 39 гвардейской стрелковой дивизии проходил по каналу Тельтов (Teltowkanal). Форсирование канала было возложено на 117-й гвардейский стрелковый полк. Части сил форсировал канал под плотным немецким шквальным огнём. Командир полка Ефим Дмитриевич Гриценко в атаку солдат вёл лично и был убит.
«Передовой 117-й гвардейский стрелковый полк дивизии под командованием гвардии полковника Е. Д. Гриценко вступил в ожесточенную схватку с кадровыми подразделениями противника и батальоном фольксштурма, которые стремились всеми силами добиться какого-либо успеха. Они бросались в контратаки из засад, устроенных на пологих западных скатах Зееловских высот, открывали пулеметный огонь из тщательно замаскированных укрытий, которые уже прошли наши войска, бросали гранаты и фаустпатроны из домов и различных построек, стоящих возле дорог и переездов. Гвардии полковник Гриценко нашел способ борьбы с такой тактикой врага. Он отказался от лобовых атак населённых пунктов и узлов обороны. Батальоны полка повзводно и поротно с миномётами и лёгкими орудиями через перелески, окольными путями пробирались в тыл и на фланги подразделений противника и навязывали невыгодный ему бой. Моральное превосходство было на стороне советских воинов, и хотя соотношение сил на этом участке было не всегда в пользу полка Гриценко, гитлеровцы не выдерживали напора — сдавались в плен или панически отступали. Только за один день боя полк захватил около 100 пулемётов, 107 автомашин с различными военными грузами, взял в плен 315 солдат и офицеров»— Чуйков В. И. «Конец третьего рейха». М.: Советская Россия, 1973 г.
Наступая на северо-запад, в направлении зоопарка, дивизия уже 29 апреля вышла к каналу Ландвер (Landwehrkanal). Канал Ландвер был неширокий и неглубокий, но преодолеть его было почти невозможно. Берега его были крутые и выложены камнем. От верхней кромки берега до воды — около 3-х метров гладкой и скользкой стенки. Весь канал и подступы к нему простреливались плотным пулемётным огнём и орудиями прямой наводки. Но для гвардейцев и это не явилось препятствием. Они нашли водосточные трубы, которые выводили в канал прямо на уровень воды. Этими трубами они подползли к каналу, преодолели его водную часть вплавь, а на противоположном берегу по таким же трубам выбрались на поверхность, оказавшись в тылу немцев, оборонявших непосредственно берег канала. Таким образом, 120-й гвардейский стрелковый полк двумя батальонами форсировал этот канал и овладел южной частью парка Тиргартена (Tiergarten). 120-й полк мог успешно продвигаться в северо-восточном направлении, на Рейхстаг (Reichstag). Однако атаки не состоялось. Был получен приказ: оставить часть сил для удержания достигнутого рубежа, остальные силы полка отвести назад.
«Отлично действовал двадцатидвухлетннй командир роты 39-й гвардейской стрелковой дивизии гвардии старший лейтенант Николай Пименович Балакин. Разведав канализационные трубы, он принял смелое решение: пробраться по ним до канала, затем вплавь достигнуть противоположной стенки и там так же по сточному трубопроводу проникнуть в тыл противника. Манёвр был осуществлен блестяще. Рота Балакина разгромила два вражеских гарнизона, захватив в плен 68 автоматчиков и пулемётчиков батальона фольксштурма. Балакин, будучи раненым, продолжал руководить боем, пока не подоспела помощь.Таким же путём форсировали канал штурмовые группы отряда, которыми командовал гвардии старший лейтенант А. С. Климушкин из 120-го гвардейского стрелкового полка 39-й гвардейской стрелковой дивизии. По сточным трубам и подземным коммуникациям связи он провел своих бойцов под мост, что возле железнодорожной станции Меккерн-Брюкке, и оттуда стремительным броском ворвался в вокзал. Вскоре весь батальон, возглавляемый Героем Советского Союза гвардии капитаном М. П. Карнаушенко, оказался на противоположном берегу канала и приступил к штурму привокзального квартала»
— В. И. Чуйков "Конец третьего рейха". М.: Советская Россия, 1973 г.
К вечеру 29 апреля 1945 года, ведя тяжёлые бои за каждый дом, дивизия вплотную подошла к забору Зоологического сада. Но овладеть им с ходу не удалось. В Зоологическом саду, как известно, располагался командный пункт командующего обороной Берлина, генерала Вейдлинга (Helmuth Weidling). Сад был обнесен железобетонным забором. Внутри сада заранее построены прочные железобетонные бункера, представлявшие собой трёхэтажные здания. Железобетонные стены имели толщину до 2,5 метров и не пробивались снарядами. По всем этажам зданий были закрывающиеся стальными плитами амбразуры. На крышах располагались зенитные пушки 88 и 128 мм калибра, которые вели огонь прямой наводкой. Все прилегающие к зоопарку здания также были заранее подготовлены к обороне. Все улицы, выходящие к зоопарку, простреливались ружейно-пулемётным и артогнём.
…Почти весь личный состав был брошен на проделывание проходов в зданиях и вытаскивание пушек-гаубиц на руках.
К рассвету орудия стояли нацеленными на бункера и укрепленные здания и тщательно замаскированы. По сигналу они открыли беглый огонь. Все бункера и здания мгновенно окутались дымом и пылью. Однако пробить стенки бункеров даже этими системами не удалось. Но своё дело они сделали. Немцы на некоторый период были оглушены и ошеломлены. Используя замешательство немцев, 112-й и 117-й гвардейские стрелковые полки стремительно бросились к бункерам и другим объектам атак. Кроме обычного вооружения, солдаты тащили с собой во всевозможной посуде бензин; сапёры — взрывчатые вещества; химики — дымшашки. Подойдя вплотную, начали выжигание и выкуривание немцев. Генерал Вейдлинг с частью своего штаба вынужден был убежать на новый КП. Остальной гарнизон сдался. Уже после пленения генерала Вейдлинг показал, что потеря им этих бункеров лишила его связи и возможности управлять боевыми действиями берлинского гарнизона. В этом бою погиб ещё один командир 117-го гвардейского стрелкового полка. Вообще в боях за Берлин погибло три командира 117-го полка.
Решительным броском уже в первой половине дня 1 мая 1945 года части 39-й гвардейской стрелковой дивизии овладели южной частью парка Тиргартен, зоопарком и соединились с частями 3-й ударной армии, 2-й гвардейской танковой армии и с 1-й польской пехотной дивизией (1-я армия Войска Польского).
Нелишне отметить и такой факт. Несмотря на сильный огонь и тяжёлые бои по овладению зоопарком, абсолютное большинство, а точнее, почти все звери и птицы зоопарка оказались живыми.
Раздел написан на основе не опубликованных мемуаров командира дивизии гвардии полковника Марченко Ефима Тимофеевича[20][20].
Награды и почётные наименования
Дивизия была одной из 8-ми стрелковых дивизий, награждённых в годы Великой Отечественной войны пятью орденами.
Награда, наименование | Дата | За что получена |
---|---|---|
<center> Гвардейская | 02.08.1942 | Почетное звание присвоено при формировании, в честь заслуг, проявленных в боях под Москвой предшественником дивизии 5-м вдк. |
<center><center> | 31.03.1943 | За образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецкими захватчиками (при обороне г. Сталинграда) и проявленные при этом доблесть и мужество.Орден Красного Знамени № 53471[21][22] Вручён командующим 8-й гвардейской армией гвардии генерал-лейтенантом Чуйковым В. И. 20.06.1943 г. |
<center> Барвенковская | 10.09.1943 | Почетное наименование присвоено в ознаменование одержанной победы и за отличие в боях при освобождении города Барвенково Харьковской области[23]. |
<center><center> | 14.10.1943 | За образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецкими захватчиками (при освобождении города Запорожье) и проявленные при этом доблесть и мужество.Орден Красного Знамени № 65497[24][25]. |
<center><center> | 19.03.1944 | За образцовое выполнение заданий командования в боях с немецкими захватчиками при прорыве сильной обороны немцев по западному берегу реки Ингулец, за освобождение города Нового Буга и проявленные при этом доблесть и мужество.Орден Суворова II степени № 798[26][27]. |
<center><center> | 20.04.1944 | За образцовое выполнение заданий командования в боях с немецкими захватчиками при освобождении города Одессы и проявленные при этом доблесть и мужество. Орден Богдана Хмельницкого II степени № 160[28][29]. |
<center><center> | 28.05.1945 | За образцовое выполнение заданий командования в боях при прорыве обороны немцев и наступлении на Берлин и проявленные при этом доблесть и мужество.Орден Ленина № 44803[30][31]. |
Знамёна дивизии и её частей
<center>
- Знамя 39-й гвардейской мотострелковой дивизии. Аверс.jpg
Знамя 39-й гв. мсд.
- Знамя 39-й гвардейской мотострелковой дивизии. Реверс.jpg
Знамя 39-й гв. мсд.
- Знамя 117-го гвардейского мотострелкового полка. Аверс.jpg
Знамя 117-го гв. мсп.
- Знамя 117-го гвардейского мотострелкового полка. Реверс.jpg
Знамя 117-го гв. мсп.
- Знамя 120-го гвардейского мотострелкового полка. Аверс.jpg
Знамя 120-го гв. мсп.
- Знамя 120-го гвардейского мотострелкового полка. Реверс.jpg
Знамя 120-го гв. мсп.
- Знамя 172-го гвардейского мотострелкового полка. Аверс.jpg
Знамя 172-го гв. мсп.
- Знамя 172-го гвардейского мотострелкового полка. Реверс.jpg
Знамя 172-го гв. мсп.
- Знамя 87-го гвардейского артиллерийского полка. Аверс.jpg
Знамя 87-го гв. ап.
- Знамя 87-го гвардейского артиллерийского полка. Реверс.jpg
Знамя 87-го гв. ап.
- Знамя 154-го отдельно гвардейского батальона связи. Аверс.jpg
Знамя 154-го гв. обс.
- Знамя 154-го отдельно гвардейского батальона связи. Реверс.jpg
Знамя 154-го гв. обс.
- Знамя 272-го отдельного гвардейского инженерно-сапёрного батальона. Аверс.jpg
Знамя 272-го гв. оисб.
- Знамя 272-го отдельного гвардейского инженерно-сапёрного батальона. Реверс.jpg
Знамя 272-го гв. оисб.
Отличившиеся воины дивизии
В годы Великой Отечественной войны 45 воинов частей, входивших в состав дивизии, были удостоены звания Героя Советского Союза. Около 50 стали полными кавалерами Ордена Славы. 14 тысяч воинов награждены боевыми орденами и медалями.
Герои Советского Союза
Приказом Министра обороны СССР, в послевоенные годы в списки частей дивизии были навечно зачислены четверо Героев Советского Союза: гвардии сержант Бухтуев М. А. — 1-й танковой роты 1-го танкового батальона 15 гв. тп; гвардии старший сержант Турунов Г. С. — 1-й мотострелковой роты 1-го мотострелкового батальона 172 гв. мсп; гвардии лейтенант Цыбань П. Ф. — роты связи 120 гв. мсп; гвардии рядовой Хименко А. М. — 4-й мотострелковой роты 2 мсб 117 гв. мсп. Роты носили имена Героев Советского Союза и именовались геройскими. Служить в такой роте было почётно и ответственно.
На Аллее Славы дивизии в гарнизоне города Ордруф был установлен памятный монумент с именами Героев Советского Союза и бюсты Героев. Бюсты героев были установлены также в гарнизонах городов Гота и Майнинген(бюст Героя Советского Союза А. М. Хименко).
№ | Фото | Фамилия Имя Отчество годы жизни | Должность | Звание | Дата Указа | Обстоятельства подвига |
---|---|---|---|---|---|---|
1 | Ардышев Павел Иванович (22.12.1923 — 18.5.2004) | помощник командира взвода стрелковой роты 117-го гвардейского стрелкового полка | гвардии <imagemap>: неверное или отсутствующее изображение | 24.3.1945 | За мужество и героизм, проявленные при форсировании Вислы и овладением Магнушевским плацдармом. | |
2 | Балакин Николай Пименович (20.08.1922 — 22.5.1953) | командир роты 120-го гвардейского стрелкового полка | гвардии <imagemap>: неверное или отсутствующее изображение | 15.5.1946 | За мужество и героизм, проявленные при форсировании реки Шпрее. | |
3 | Беляев Владимир Александрович (1914 — 17.12.1947) | заместитель командира батальона 120-го гвардейского стрелкового полка по политической части | гвардии <imagemap>: неверное или отсутствующее изображение | 22.2.1944 | За мужество, отвагу и героизм, проявленные в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками, проявленный при форсировании Днепра. | |
4 | Болтаев Георгий Семенович (5.4.1914 — 1980) | командир роты автоматчиков стрелкового батальона 172-го гвардейского стрелкового полка | гвардии <imagemap>: неверное или отсутствующее изображение | 31.5.1945 | За форсирование Одера и штурм Зееловских высот и проявленные при этом мужество, отвагу и героизм. | |
5 | Боченков Василий Тимофеевич (28.8.1919 — 15.4.1994) | старший адъютант стрелкового батальона 172-го гвардейского стрелкового полка | гвардии <imagemap>: неверное или отсутствующее изображение | 31.5.1945 | За форсирование Одера и штурм Зееловских высот и проявленные при этом мужество, отвагу и героизм. | |
6 | Бухтуев Михаил Артемьевич (23.11.1925 — 25.6.1944) | механик-водитель танка Т-34 15-й гвардейской танковой бригады | гвардии <imagemap>: неверное или отсутствующее изображение | 22.8.1944 (посмертно) | Совершил единственный в истории войн танковый таран фашистского бронепоезда. | |
7 | Гильмутдинов Гайфутдин (13.1.1913 — июнь 1944) | командир пулемётного отделения стрелкового батальона 120-го гвардейского стрелкового полка | гвардии <imagemap>: неверное или отсутствующее изображение | 19.3.1944 | За мужество и героизм, проявленные при форсировании Днепра. | |
8 | Голубовский, Алексей Петрович (29.6.1908 — 3.2.1945) | командир стрелкового батальона 172-го гвардейского стрелкового полка | гвардии <imagemap>: неверное или отсутствующее изображение | 24.3.1945 (посмертно) | За умелое руководство боем батальона при форсировании Вислы и овладением Магнушевским плацдармом. | |
9 | Гореленков, Алексей Иванович (20.10.1920 — 18.5.2005) | командир стрелкового батальона 117-го гвардейского стрелкового полка | гвардии <imagemap>: неверное или отсутствующее изображение | 15.5.1946 | За мужество и героизм, проявленные при форсировал реки Шпрее и штурме Берлина. | |
10 | Горелов Александр Петрович (27.3.1923 — 1953 | командир стрелкового батальона 120-го гвардейского стрелкового полка | гвардии <imagemap>: неверное или отсутствующее изображение | 15.5.1946 | За мужество и героизм, проявленные при форсировании реки Шпрее и в ходе боёв за Берлин. Его батальон взял в плен более 2000 фашистов и освободил из двух лагерей военнопленных союзных войск. | |
11 | Гриценко Ефим Дмитриевич (1.5.1908 — 26.4.1945) | командир 117-го гвардейского стрелкового полка | гвардии <imagemap>: неверное или отсутствующее изображение | 31.5.1945 (посмертно) | За мужество, отвагу и героизм, проявленные при штурме Берлина. | |
12 | Гришин Иван Александрович (21.7.1918 | командир пулеметной роты 112-го гвардейского стрелкового полка | гвардии <imagemap>: неверное или отсутствующее изображение | 31.5.1945 | За мужество, отвагу и героизм, проявленные при форсировании реки Шпрее. | |
13 | Карнаушенко Михаил Павлович (12.12.1906 — 21.2.1975) | командир стрелкового батальона 117-го гвардейского стрелкового полка | гвардии <imagemap>: неверное или отсутствующее изображение | 24.3.1945 | За мужество, отвагу и героизм, проявленные при форсировании реки Вислы. | |
14 | Кашпуров Пётр Афанасьевич 1913 — 15.2.1944) | заместитель командира 120-го гвардейского стрелкового полка по политической части | гвардии <imagemap>: неверное или отсутствующее изображение | 22.2.1944 | За мужество и героизм, проявленные при форсировании Днепра и освобождении Днепропетровска. | |
15 | Кащеева Вера Сергеевна (15.9.1922 — 20.5.1975) | санитарный инструктор стрелкового батальона 120-го гвардейского стрелкового полка | гвардии <imagemap>: неверное или отсутствующее изображение | 22.2.1944 | За мужество и героизм, проявленные при форсирование Днепра. | |
16 | Климушкин Александр Степанович (25.8.1924 — 1992) | командир взвода тяжёлого пехотного оружия 120-го гвардейского стрелкового полка | гвардии <imagemap>: неверное или отсутствующее изображение | 15.5.1946 | За мужество и героизм, проявленные в боях за Берлин. | |
17 | Комаров Дмитрий Евлампиевич (8.11.1922 — 5.9.1944) | командир танка 15-й гвардейской танковой бригады | гвардии <imagemap>: неверное или отсутствующее изображение | 5.9.1944 | Совершил единственный в истории войн танковый таран фашистского бронепоезда. Навечно зачислен в списки личного состава Благовещенского танкового училища. | |
18 | Корнеев Владимир Дмитриевич (28.3.1924 — 12.8.1944) | помощник командира взвода 41-й отдельной гвардейской разведывательной роты | гвардии <imagemap>: неверное или отсутствующее изображение | 24.3.1945 (посмертно) | За мужество и героизм, проявленные при форсировании Вислы. | |
19 | Кравченко Сергей Трофимович (26.10.1925 — 26.10.1956) | автоматчик 117-го гвардейского стрелкового полка | гвардии <imagemap>: неверное или отсутствующее изображение | 24.3.1945 | За мужество и героизм, проявленные при форсировании Вислы. | |
20 | Кухарев Григорий Никанорович (29.10.1918 — 25.11.1984) | заместитель командира 117-го гвардейского стрелкового полка по политической части | гвардии <imagemap>: неверное или отсутствующее изображение | 15.5.1946 | За мужество и героизм, проявленные при штурме Берлина. | |
21 | Мазный Юрий Макарович (23.3.1907 — 17.7.1982) | командир 120-го гвардейского стрелкового полка | гвардии <imagemap>: неверное или отсутствующее изображение | 19.3.1944 | За мужество и героизм, проявленные при форсировании Днепра и освобождении Днепропетровска. | |
22 | Молдагалиев Жангас (7.6.1917 — 1.11.1943) | командир стрелковой роты 120-го гвардейского стрелкового полка | гвардии <imagemap>: неверное или отсутствующее изображение | 19.3.1944 (посмертно) | За мужество и героизм, проявленные при форсировании Днепра и освобождении Днепропетровска. 1.11.1943 закрыл своим телом амбразуру вражеского дзота. | |
23 | Наумов Кондратий Иванович (4.10.1918 — 12.9.1944) | командир танкового батальона 15-й гвардейской танковой бригады | гвардии <imagemap>: неверное или отсутствующее изображение | 22.8.1944 | За мужество и героизм, проявленные в боях за Бобруйск. | |
24 | Никольский Николай Сергеевич (15.9.1913 — 12.4.2001) | начальник политотдела 39-й гвардейской стрелковой дивизии | гвардии | 22.2.1944 | За мужество и героизм, проявленные при освобождении стратегически важного железнодорожного узла Апостолово. | |
25 | Оленин Александр Михайлович (15.3.1909 — 31.10.1970) | стрелок стрелкового батальона 120-го гвардейского стрелкового полка | гвардии <imagemap>: неверное или отсутствующее изображение | 19.3.1944 | За мужество и героизм, проявленные при форсировании Днепра. | |
26 | Осин Дмитрий Васильевич (25.10.1912 — 22.9.1987) | командир стрелкового батальона 172-го гвардейского стрелкового полка | гвардии <imagemap>: неверное или отсутствующее изображение | 24.3.1945 | За мужество и героизм, проявленные при форсировании Одера. | |
27 | Остапченко Николай Васильевич (1923 — 5.9.1944) | командир отделения взвода разведки 117-го гвардейского стрелкового полка | гвардии <imagemap>: неверное или отсутствующее изображение | 24.3.1945 | За мужество и героизм, проявленные при форсировании Вислы. | |
28 | Парадович Александр Иосифович (14.10.1920 — 2001) | помощник командира взвода 41-й отдельной гвардейской разведывательной роты | гвардии <imagemap>: неверное или отсутствующее изображение | 22.2.1944 | За мужество и героизм, проявленные при форсировании Днепра. | |
29 | Пащенко Анисим Павлович (1913 — 19.4.1945) | командир разведывательного взвода 41-й отдельной гвардейской разведывательной роты | гвардии <imagemap>: неверное или отсутствующее изображение | 24.3.1945 | За мужество и героизм, проявленные при форсировании Вислы. | |
30 | Рудниченко Иван Андреевич (7.4.1917 — 24.11.1943) | агитатор 120-го гвардейского стрелкового полка | гвардии <imagemap>: неверное или отсутствующее изображение | 19.3.1944 (посмертно) | За мужество и героизм, проявленные при форсировании Днепра и освобождении Днепропетровска. | |
31 | Сиротинкин Василий Иванович (29.12.1923 — 9.8.2008) | заместитель командира стрелкового батальона 120-го гвардейского стрелкового полка по политической части | гвардии <imagemap>: неверное или отсутствующее изображение | 19.3.1944 | За мужество и героизм, проявленные при форсировании Днепра и освобождении Днепропетровска. | |
32 | Тупицин Андрей Иванович (13.7.1918 — 23.8.1969) | командир взвода 41-й отдельной гвардейской разведывательной роты | гвардии <imagemap>: неверное или отсутствующее изображение | 19.3.1944 | За мужество и героизм, проявленные при форсировании Днепра. | |
33 | Турунов Геннадий Сергеевич (2.1.1925 — 4.2.1945) | командир пулемётного расчёта 172-го гвардейского стрелкового полка | гвардии <imagemap>: неверное или отсутствующее изображение | 24.3.1945 (посмертно) | За мужество и героизм, проявленные при форсировании Одера. | |
34 | Фокин Александр Иванович (15.11.1911 — 5.5.1989) | командир роты автоматчиков 172-го гвардейского стрелкового полка | гвардии <imagemap>: неверное или отсутствующее изображение | 24.3.1945 | За мужество и героизм, проявленные при форсировании Вислы и овладением Магнушевским плацдармом. | |
35 | Хазов Николай Панфилович (27.12.1913 — 17.7.1991) | командир 172-го гвардейского стрелкового полка | гвардии <imagemap>: неверное или отсутствующее изображение | 24.3.1945 | За мужество и героизм, проявленные при освобождении городов Гнезно и Познань (Польша). | |
36 | Хименко Андрей Максимович (7.12.1915 — 6.10.1944) | стрелок 117-го гвардейского стрелкового полка | гвардии <imagemap>: неверное или отсутствующее изображение | 24.3.1945 | За мужество и героизм, проявленные при форсировании Вислы и овладением Магнушевским плацдармом. | |
37 | Цирубин Дмитрий Малахович (15.5.1916 — 6.3.1996) | командир танкового батальона 15-й гвардейской танковой бригады | гвардии <imagemap>: неверное или отсутствующее изображение | 24.3.1945 | За образцовое выполнение задач командования при захвате и удержании плацдарма возле Карневека (Польша). | |
38 | Цыбань Пётр Федотович (5.10.1909 — 22.11.1943) | командир взвода связи 120-го гвардейского стрелкового полка | гвардии <imagemap>: неверное или отсутствующее изображение | 19.3.1944 (посмертно) | За мужество и героизм, проявленные при форсировании Днепра. | |
39 | Чурочкин Иван Алексеевич (13.3.1908 — 29.3.1974) | разведчик 41-й отдельной гвардейской разведывательной роты | гвардии <imagemap>: неверное или отсутствующее изображение | 19.3.1944 | За мужество и героизм, проявленные при освобождении Днепропетровска. | |
40 | Чурсанов Иван Михайлович (17.2.1913 — 3.2.1945) | командир роты автоматчиков 172-го гвардейского стрелкового полка | гвардии <imagemap>: неверное или отсутствующее изображение | 24.3.1945 (посмертно) | За мужество и героизм, проявленные при форсировании Одера. | |
41 | Чусовской Николай Николаевич (10.5.1910 — 26.7.1977) | командир стрелкового батальона 172-го гвардейского стрелкового полка | гвардии <imagemap>: неверное или отсутствующее изображение | 31.5.1945 | За мужество и героизм, проявленные при штурме Зеловских высот. | |
42 | Шатохин Иван Григорьевич (15.11.1921 — 8.2.1944) | командир стрелковой роты 172-го гвардейского стрелкового полка | гвардии <imagemap>: неверное или отсутствующее изображение | 3.6.1944 (посмертно) | За мужество и героизм, проявленные при освобождении Днепропетровской области Украины. | |
43 | Штриголь Виктор Михайлович (2.10.1905 — 3.1.1964) | командир 112-го гвардейского стрелкового полка | гвардии <imagemap>: неверное или отсутствующее изображение | 19.3.1944 | За мужество и героизм, проявленные при форсировании Днепра. | |
44 | Шульгин Александр Иванович (11.2.1911 — 25.3.1972) | заместитель командира 45-го гвардейского сапёрного батальона по политической части | гвардии <imagemap>: неверное или отсутствующее изображение | 22.2.1944 | За мужество и героизм, проявленные при форсировании Днепра. | |
45 | Ялугин Павел Владимирович (21.9.1910 — 22.3.1990) | адъютант старший стрелкового батальона 120-го гвардейского стрелкового полка | гвардии <imagemap>: неверное или отсутствующее изображение | 19.3.1944 | За мужество и героизм, проявленные при форсировании Днепра. |
Материал составлен на основе : « Герои Советского Союза. Краткий биографический словарь в двух томах» — М.: Воениздат, 1987; и данных сайтов: «Подвиг народа»[32] и «Герои страны»[33]
Полные кавалеры Ордена Славы
Указом Президиума Верховного Совета СССР от 08.11.1943 года Орденом Славы награждались солдаты, сержанты, старшины, совершившие в боях за Советскую Родину боевые подвиги и показавшие примеры храбрости, мужества и бесстрашия. Последовательное награждение от III до I степени (по примеру Ордена Святого Георгия — Георгиевского креста). Многие воины 39-й гвардейской стрелковой дивизии удостоились этой высокой награды. К сожалению, восстановить весь список награждённых пока не удалось.
№ | Фото | Фамилия Имя Отчество годы жизни | Должность, подразделение | Звание | Даты Указов | Обстоятельства подвигов |
---|---|---|---|---|---|---|
1 | Астрахов Фёдор Михайлович (10.8.1919 — 9.11.1985) | командир стрелкового отделения 120-го гвардейского стрелкового полка | гвардии <imagemap>: неверное или отсутствующее изображение | 07.8.1944 17.2.1945 31.5.1945 |
| |
2 | Беспалько Иван Игнатьевич (15.4.1924 — 03.4.1993) | командир стрелкового отделения 172-го гвардейского стрелкового полка | гвардии <imagemap>: неверное или отсутствующее изображение | 23.2.1945 05.5.1945 15.5.1946 |
| |
3 | Бикетов Михаил Филиппович (29.5.1923 — 2002) | стрелок 120-го гвардейского стрелкового полка | гвардии | 05.8.1944 11.2.1945 15.5.1946 |
| |
4 | Васичев Иван Иванович (1922 — 30.10.1957) | командир отделения взвода пешей разведки 172-го гвардейского стрелкового полка | гвардии <imagemap>: неверное или отсутствующее изображение | 22.7.1944 27.2.1945 15.5.1946 |
| |
5 | Воин Пётр Фёдорович (18.1.1924 — 26.5.1987) | помощник командира взвода 117-го гвардейского стрелкового полка | гвардии <imagemap>: неверное или отсутствующее изображение | 20.5.1944 03.10.1944 24.3.1945 |
| |
6 | Горбань Николай Алексеевич (06.1.1918 — 1992) | помощник командира пулемётного взвода 172-го гвардейского стрелкового полка | гвардии <imagemap>: неверное или отсутствующее изображение | 27.7.1944 27.2.1945 15.5.1946 |
| |
7 | Дембаев Бейкутбай (10.5.1916 — 23.12.1989) | наводчик 76-мм орудия 43-го отдельного гвардейского истребительно-противотанкового дивизиона | гвардии <imagemap>: неверное или отсутствующее изображение | 07.8.1944 26.10.1944 15.5.1946 |
| |
8 | Дёмин Пантелей Иванович (15.6.1924) | командир сапёрного отделения 172-го гвардейского стрелкового полка | гвардии <imagemap>: неверное или отсутствующее изображение | 16.2.1944 27.8.1944 15.5.1946 |
| |
9 | Дудка Михаил Андреевич (02.7.1922 — 23.9.2004) | командир минометного расчета 120-го гвардейского стрелкового полка | гвардии <imagemap>: неверное или отсутствующее изображение | 24.4.1944 15.5.1945 15.5.1946 |
| |
10 | Дячкин Пётр Акимович (22.10.1924 — 31.7.1985) | автоматчик 172-го гвардейского стрелкового полка | гвардии <imagemap>: неверное или отсутствующее изображение | 24.4.1944 17.2.1945 15.5.1946 |
| |
11 | Емельянов Анатолий Васильевич (26.7.1924) | командир отделения взвода пешей разведки 172-го гвардейского стрелкового полка | гвардии <imagemap>: неверное или отсутствующее изображение | 28.4.1944 12.6.1944 24.3.1945 |
| |
12 | Жульмин Григорий Васильевич (03.3.1923 — 11.4.1969) | командир отделения взвода пешей разведки 172-го гвардейского стрелкового полка | гвардии <imagemap>: неверное или отсутствующее изображение | 28.3.1944 12.6.1944 24.3.1945 |
| |
13 | Ковнацкий Ярослав Игнатьевич (15.5.1919 — 11.9.1992) | помощник командира взвода 112-го гвардейского стрелкового полка | гвардии <imagemap>: неверное или отсутствующее изображение | 30.10.1944 25.2.1945 30.6.1945 |
| |
14 | Колесников Владимир Дмитриевич (08.6.1924 — 09.10.1989) | помощник командира взвода автоматчиков 172-го гвардейского стрелкового полка | гвардии <imagemap>: неверное или отсутствующее изображение | 13.5.1944 27.2.1945 31.5.1945 |
| |
15 | Марков Василий Владимирович (15.7.1912 — ????) | командир расчета 120-мм миномета 172-го гвардейского стрелкового полка | гвардии <imagemap>: неверное или отсутствующее изображение | 23.2.1944 21.2.1945 15.5.1945 |
| |
16 | Маскин Павел Иванович (12.7.1921 — 12.9.1997) | исполнявший обязанности командирa взвода 172-го гвардейского стрелкового полка | гвардии <imagemap>: неверное или отсутствующее изображение | 27.7.1944 27.2.1945 15.5.1946 |
| |
17 | Молодых Николай Тихонович (19.12.1924 — 05.11.1997) | командир отделения 172-го гвардейского стрелкового полка | гвардии <imagemap>: неверное или отсутствующее изображение | 04.8.1944 05.5.1945 15.5.1946 |
| |
18 | Мухачёв Аркадий Васильевич (14.8.1910 — 21.12.1958) | Командир взвода снабжения 172-го гвардейского стрелкового полка | гвардии | 04.8.1944 05.5.1945 15.5.1946 |
| |
19 | Насыбуллин Хамидулла Натфуллович (24.1.1919 — 02.1.1984) | Помощник командирa взвода автоматчиков 172-го гвардейского стрелкового полка | гвардии | 23.2.1944 14.8.1944 15.5.1946 |
| |
20 | Овчинников Иван Александрович (1921 — 1945) | наводчик 82-мм миномета 172-го гвардейского стрелкового полка | гвардии <imagemap>: неверное или отсутствующее изображение | 20.5.1944 27.8.1944 31.5.1945 |
| |
21 | Олейник Иван Фёдорович (26.12.1909 — 17.5.1993) | старшина минометной роты 117-го гвардейского стрелкового полка | гвардии <imagemap>: неверное или отсутствующее изображение | 14.8.1944 17.2.1945 15.5.1946 |
| |
22 | Попов Николай Васильевич (08.6.1924 — 21.1.1998) | командир 76-мм орудия 43-го отдельного гвардейского истребительного противотанкового дивизиона | гвардии <imagemap>: неверное или отсутствующее изображение | 07.8.1944 09.1.1945 15.5.1946 |
| |
23 | Прядкин Иван Михайлович (05.10.1924 — 1994) | командир отделения роты автоматчиков 172-го гвардейского стрелкового полка | гвардии <imagemap>: неверное или отсутствующее изображение | 15.3.1944 17.2.1945 15.5.1946 |
| |
24 | Репин Иван Иванович (1909 — 06.6.1953) | командир пулемётного расчета 117-го гвардейского стрелкового полка | гвардии | 14.8.1944 12.3.1945 15.5.1945 |
| |
25 | Рубежный Иван Тихонович (20.6.1908 — 02.2.1987) | телефонист взвода связи 172-го гвардейского стрелкового полка | гвардии <imagemap>: неверное или отсутствующее изображение | 04.8.1944 27.2.1945 15.5.1946 |
| |
26 | Савченко Антон Севастьянович (1912 — 18.4.1945) | командир 76-мм пушки 172-го гвардейского стрелкового полка | гвардии | 28.3.1944 17.3.1945 15.5.1946 |
| |
27 | Садыков Баирбек Садыкович (20.12.1920 — ????) | командир орудия батареи 45-мм пушек 112-го гвардейского стрелкового полка | гвардии | 08.8.1944 04.4.1945 15.5.1946 |
| |
28 | Сергеев Александр Михайлович (15.11.1923 — 05.11.1967) | командир миномётного расчёта 172-го гвардейского стрелкового полка | гвардии <imagemap>: неверное или отсутствующее изображение | 15.3.1944 12.6.1944 24.3.1945 |
| |
29 | Симонов Алексей Иосифович (1917 — 29.5.1953) | командир расчета 45-мм пушки 172-го гвардейского стрелкового полка | гвардии <imagemap>: неверное или отсутствующее изображение | 20.5.1944 21.2.1945 15.5.1946 |
| |
30 | Скрыпник Михаил Семёнович (07.10.1926 — 10.4.1995) | снайпер 120-го гвардейского стрелкового полка | гвардии <imagemap>: неверное или отсутствующее изображение | 12.2.1945 28.5.1945 20.7.1945 |
| |
31 | Слепых Иван Фёдорович (26.3.1918 — 17.11.2004) | наводчик 76-мм орудия 43-го отдельного гвардейского истребительного противотанкового дивизиона | гвардии <imagemap>: неверное или отсутствующее изображение | 05.8.1944 04.4.1945 15.5.1946 |
| |
32 | Соколов Ананий Петрович (16.12.1911 — ????) | разведчик 41-й отдельной гвардейской разведывательной роты | гвардии <imagemap>: неверное или отсутствующее изображение | 07.2.1945 28.5.1945 24.10.1966 |
| |
33 | Сорокин Фёдор Фёдорович (20.4.1913 — 18.4.1945) | командир отделения стрелковой роты роты 172-го гвардейского стрелкового полка | гвардии | 25.2.1944 26.9.1944 31.5.1945 |
| |
34 | Страхов Антон Алексеевич (27.10.1914 — 04.1.1985) | командир взвода связи 172-го гвардейского стрелкового полка | гвардии | 13.5.1944 26.3.1945 31.5.1945 |
| |
35 | Сухарев Николай Иванович (18.4.1923 — 01.5.1945) | старший разведчик дивизиона 87-го гвардейского артиллерийского полка | гвардии <imagemap>: неверное или отсутствующее изображение | 20.1.1945 09.4.1945 15.5.1946 |
| |
36 | Терёхин Сергей Васильевич (22.6.1926 — 1990) | командир расчёта 76-мм пушки 172-го гвардейского стрелкового полка | гвардии <imagemap>: неверное или отсутствующее изображение | 03.5.1945 20.7.1945 19.8.1955 |
| |
37 | Хасанов Насим (09.8.1924 — 09.4.1977) | разведчик 41-й отдельной гвардейской разведывательной роты | гвардии <imagemap>: неверное или отсутствующее изображение | 10.4.1945 07.6.1945 04.5.1976 |
| |
38 | Чеботарёв Павел Петрович (16.7.1923 — 27.4.1945) | наводчик орудия 172-го гвардейского стрелкового полка | гвардии <imagemap>: неверное или отсутствующее изображение | 20.5.1944 21.2.1945 31.5.1945 |
| |
39 | Чертков Иван Александрович (20.9.1924 — 21.5.2009) | командир расчёта 82-мм миномета 112-го гвардейского стрелкового полка | гвардии <imagemap>: неверное или отсутствующее изображение | 13.4.1945 15.5.1945 15.5.1946 |
| |
40 | Шеменёв Михаил Иосифович (1908 — 06.8.1947) | наводчик станкового пулемёта 172-го гвардейского стрелкового полка | гвардии <imagemap>: неверное или отсутствующее изображение | 25.10.1944 27.2.1945 31.5.1945 |
| |
41 | Шулайкин Александр Михайлович (01.11.1923 — 15.5.2010) | командир орудия 172-го гвардейского стрелкового полка | гвардии <imagemap>: неверное или отсутствующее изображение | 26.4.1944 12.6.1944 18.11.1944 |
| |
42 | Яшутин Алексей Михайлович (1909 — 1974) | командир 76-мм орудия 172-го гвардейского стрелкового полка | гвардии <imagemap>: неверное или отсутствующее изображение | 28.3.1944 12.6.1944 15.5.1946 |
|
См. Список полных кавалеров ордена Славы
Материал составлен на основе данных сайтов «Подвиг народа»[32], «Герои страны»[33] и Краткого биографического словаря «Кавалеры ордена Славы трёх степеней», Москва, Воениздат-2000 г.
Состав
1942—1945 годы
- 112-й гвардейский стрелковый полк;
- 117-й гвардейский стрелковый полк;
- 120-й гвардейский стрелковый полк;
- 87-й гвардейский артиллерийский полк;[34]
- 43-й отдельный гвардейский истребительно-противотанковый дивизион[35];
- 51-я гвардейская зенитная артиллерийская батарея (до 05.02.1943)[36];
- 41-я отдельная гвардейская разведывательная рота;[37]
- 45-й отдельный гвардейский сапёрный батальон;[38]
- 154-й отдельный гвардейский батальон связи (до 5.11.1944 г. — 54-я гвардейская отдельная рота связи);[39]
- 512-й (42-й) медико-санитарный батальон;
- 41-я отдельная гвардейская рота химической защиты;[40]
- 569-я отдельная автотранспортная рота (до 6 марта 1945 года — 37-я отдельная автотранспортная рота);[41]
- 629-я (44-я) полевая пекарня;
- 631-й (38-й) дивизионный ветеринарный лазарет;
- 2185-я полевая почтовая станция;
- 472-я полевая касса Государственного банка[42].
Изменения в послевоенное время
- В 1945-м году в состав дивизии входит 935-й отдельный зенитный артиллерийский дивизион. (В 1954 году на его базе был сформирован 2066-й артиллерийский полк, который в 1955-м году преобразован в 915-й зенитный артиллерийский полк (располагался в гарнизоне Ордруф), а в 1972 году, в связи с перевооружением, был преобразован в 915-й зенитный ракетный полк (вч пп 38866) и с данного времени дислоцировался на Херде до 1991 года.
- В 1945 году в составе дивизии была сформирована 396-я артиллерийская бригада в составе 583 минометного полка , 936 гаубичного артиллерийского полка , 87 гвардейского пушечного артиллерийского полка и 935 отдельного зенитного артиллерийского дивизиона. Была расформирована в 1947—1948 годы.
- В 1947 году в состав дивизии входит 15-й гвардейский танковый Речицкий Краснознаменный ордена Суворова полк (из состава расформированной 1-й гвардейской танковый дивизии).
- В 1947 году в состав дивизии включен 93-й отдельный мотоциклетный ордена Красной Звезды батальон (из состава расформированной 11 танковой дивизии).41-я отдельная гвардейская разведывательная рота расформирована, а её личный состав обращен на укомплектование батальона.
- В 1957 году 112-й гвардейский стрелковый Люблинский Краснознаменный орденов Суворова и Кутузова полк был переименован в 29-й гвардейский мотострелковый Люблинский Краснознаменный орденов Суворова и Кутузова полк (вч пп 38868).
- В1957 году расформирован 93-й отдельный мотоциклетный батальон, а в составе дивизии возможно сформирована отдельная разведывательная рота.
- В 1961 году в состав дивизии прибыл 23 отдельный танковый батальон.
- В 1961-м году в состав 39-й гв. мсд введен 329-й отдельный ракетный дивизион (вч пп 22409, дислокация — Ордруф). В 1987-м году передан в состав 449-й ракетной бригады (вч пп 93861) 8-й гв. ОА (г. Арнштадт).
- Возможно в 1962 году в дивизии сформирован 11 отдельный разведывательный ордена Красной Звезды батальон.
- Возможно в 1965 году 29 гвардейский мотострелковый полк был передан в состав 20-й гвардейской мотострелковой дивизии 1-й гвардейской танковой армии. Место постоянной дислокации полка — г. Плауэн.
- Возможно в мае 1965 года, в состав дивизии входит 172-й гвардейский стрелковый Гнезненский Краснознаменный орденов Суворова и Кутузова полк (из состава 57-й гвардейской мотострелковой дивизии). Место постоянной дислокации полка — г. Гота
- В мае 1957 года 45 отдельный гвардейский саперный орденов Александра Невского и Красной Звезды батальон реорганизован в 272 отдельный гвардейский инженерно-сапёрный орденов Александра Невского и Красной Звезды батальон.
- В 1989 году 15-й гвардейский танковый Речицкий Краснознаменный ордена Суворова полк реорганизован в 585-й гвардейский мотострелковый Речицкий Краснознаменный ордена Суворова полк.
- После 1945 года отсутствует информация о судьбе прославленного 43 отдельного гвардейского истребительно-противотанкового Познанского орденов Александра Невского и Красной Звезды дивизиона.
На 1991 год
В послевоенное время 39-я ГМСД имела в своём составе 6 полков и 9 (8) отдельных батальонов (дивизионов).
- Управление дивизии (штаб) (Ордруф) вч пп 38865, позывной — Торий[43].
- 117-й гвардейский мотострелковый Познанский Краснознаменный орденов Суворова и Богдана Хмельницкого полк (Майнинген) вч пп 35872, позывной — Гиббон. (Часть была сформирована на базе 10-й воздушно-десантной бригады 5-го воздушно-десантного корпуса, эта бригада была сформирована весной 1941 г.).
- 120-й гвардейский мотострелковый Познанский Краснознаменный орденов Кутузова и Александра Невского полк (Ордруф) вч пп 83066, позывной — Ядовитый. (Часть сформирована на базе 201-й воздушно-десантной бригады 5-го воздушно-десантного корпуса. Полк вел свою историю от созданной в конце 1929 г. под Ленинградом первой советской воздушно-десантной части — авиамотодесантного отряда (развёрнутого в декабре 1932 г. в 3-ю авиабригаду особого назначения, которая с 1938 г. стала именоваться 201-й ВДБР имени С. М. Кирова[44]).
- 172-й гвардейский мотострелковый Гнезненский Краснознаменный орденов Суворова и Кутузова полк (Гота) вч пп 35892, позывной — Хорал. (Передан из состава 57-й гвардейской мотострелковой дивизии в 1965-м году).
- 585-й гвардейский мотострелковый Речицкий Краснознаменный ордена Суворова полк. (Ордруф) вч пп 83086, позывной — Забутовка. (Полк в составе 39-й ГМСД с 1947 года по 1989 год как 15-й гвардейский танковый полк. Полк был передан дивизии из состава 1-й гвардейской танковой дивизии. (Бывшая 15-я гв. Речицкая[45] танковая бригада 1-го гв. ТК). Как мотострелковый, полк образован в 1989 году).
- 915-й зенитный ракетный полк (Ордруф, Херда) вч пп 38866, позывной — Документальный.
- 87-й гвардейский самоходный артиллерийский Познанский Краснознаменный ордена Кутузова полк (Гота) вч пп 38862, позывной — Доктринер. (Часть сохранила принадлежность к соединению и нумерацию периода Великой Отечественной войны).
- 23-й отдельный танковый батальон (Майнинген) вч пп 63301, позывной — Букса.
- 489-й отдельный противотанковый дивизион (Майнинген) вч пп 06297, позывной — Буланный.
- 11-й отдельный ордена Красной звезды батальон разведки и радиоэлектронной борьбы (Майнинген) вч пп 86881, позывной — Крекинг.
- 154-й отдельный гвардейский орденов Александра Невского и Красной Звезды батальон связи (Ордруф) вч пп 38844, позывной — Матроскин. (Переформирован 5 ноября 1944 года из 54-й отдельной гвардейской роты связи)[46].
- 272-й отдельный гвардейский инженерно-сапёрный орденов Александра Невского и Красной Звезды батальон (Гота) вч пп 38871, позывной — Нитрозник 10. (До 1981 года дислоцировался в Ордруфе, позывной — Литан).
- 514-й отдельный батальон радиационной, химической и биологической защиты (Ордруф) вч пп 17442, позывной — Зарин. До 1977 г. дислокация — Ордруф, с 1977 г. — Гота. (В середине 1980-х годов переформирован в 228-ю отдельную роту химической защиты).
- 1128-й отдельный батальон материального обеспечения (Ордруф) вч пп 17445, позывной — Махальщик.
- 49-й отдельный ремонтно—восстановительный батальон (Ордруф) вч пп 19620, позывной — Метрил.
- 33-й отдельный медицинский батальон (Ордруф) вч пп 38835, позывной — Намазчик.
- Комендантская рота управления дивизии (Ордруф) вч пп 38865-С, позывной — Флажок.
Командование
Во время Великой Отечественной войны
Командиры 39-й гвардейской стрелковой дивизии:[47]
- Гурьев Степан Савельевич (6 августа 1942 — 17 апреля 1943), гвардии генерал-майор, Герой Советского Союза;
- Лещинин Василий Андреевич (18 апреля 1943 — 23 декабря 1943), полковник, с сентября 1943 года гвардии генерал-майор;
- Камынин Сергей Михайлович (1 января 1944 — 12 февраля 1944), гвардии полковник (пал смертью храбрых в бою у г. Апостолово Днепропетровской области);
- Штриголь Виктор Михайлович (17 февраля 1944 — 8 августа 1944), гвардии полковник, Герой Советского Союза;
- Марченко Ефим Тимофеевич (10 августа 1944 — май 1945), гвардии полковник.
Комиссары (начальники политотдела)
- Дубровский Яков Иванович, гвардии старший батальонный комиссар (1942);
- Чернышев Федор Филиппович, гвардии полковник(? — май 1943);
- Никольский Николай Сергеевич, гвардии полковник (май 1943 — февраль 1944);
- Онищук П. Е., гвардии подполковник (февраль 1944—1945);
- Островский Борис Ефимович, гвардии подполковник (1945)
Начальники штаба
- Нетесов, гвардии полковник (пропал без вести 16 августа 1942);
- Ионов Владимир Михайлович, гвардии майор (с 16 августа 1942);
- Зализюк Пётр Иосифович, гвардии майор (с 22 ноября 1942 — август 1943);
- Семёнов Иван Матвеевич, гвардии полковник (1943—1945).
Оперативное отделение
- Ионов Владимир Михайлович, гвардии майор;
- Орлов, гвардии майор (с 16 августа 1942)
- Горошко Василий Григорьевич, гвардии майор (август 1945)
Начальник разведки
Начальник артиллерии
Начальник связи
Командиры дивизии в послевоенное время
- Станкевский Дмитрий Иванович (1945—194?), гвардии генерал-майор
- 194? — 1961 гг — нет данных
- Синчук Тимофей Федотович (1961—1966), гвардии генерал-майор
- Ломбах Юрий Владимирович (1966—1967), гвардии генерал-майор
- Бельтюков Виктор Петрович[48] (1967—1969), гвардии генерал-майор
- Сорокин Константин Андреевич (1969—1971), гвардии генерал-майор (скоропостижно скончался в Ордруфе осенью 1971 г.)
- Емельяненко Олег Ипполитович (1971—1973), гвардии полковник
- Востров, Владимир Андреевич (1973—1975), гвардии генерал-майор
- Сидоров Анатолий Дмитриевич (1975—1976), гвардии полковник
- Пивоваров Валентин Николаевич (1976—1981), гвардии генерал-майор (председатель Совета ветеранов 39-й гв. мсд.)
- Рожихин Юрий Петрович (1981—1984), гвардии полковник
- Лобанов Александр Иванович (1984—1987), гвардии генерал-майор
- Миненко Александр Тимофеевич[49] (1987—1991), гвардии генерал-майор (последний командир дивизии).
Гимн
Автор не известен
- Грозным утёсом на Волге
- Стал для врага Сталинград.
- Дали мы, верные долгу клятву -
- Ни шагу назад!
- ПРИПЕВ:
- Дивизия гвардейская!
- Пяти орденоносная!
- Твой славный путь и подвиги
- Воспел Народ-Герой.
- И здесь, вдали от Родины
- Полки орденоносные
- В любой момент, с любым врагом
- Всегда готовы в бой!
- Помнят днепровские кручи
- Смерть презиравших солдат.
- Тех, кто в порыве могучем
- В битвах не знали преград.
ПРИПЕВ.
- Штурмом Одессу ты брала -
- Сбросила в море врага.
- И у морского причала
- Мирные встали суда.
ПРИПЕВ.
- В грозном берлинском сражении,
- В вихре огня и свинца,
- Дело победы с уменьем
- Ты довела до конца.
ПРИПЕВ.
- Имя гвардейское гордо
- Ты на знамёнах несёшь.
- Поступью грозной и твёрдой
- К новым победам ведёшь!
Дивизия в послевоенный период
После Великой Отечественной войны дивизия в составе 8-й гвардейской армии[50] (Первый стратегический эшелон), дислоцированной в Германии, (Группа советских войск в Германии (ГСОВГ, ЗГВ) ( ГДР — Германия).
После 10 мая 1945 года дивизия, как и вся 8-й гв. А, была выведена из Берлина к югу от города и находилась в районе между городами Цоссен, Лукенвальде, Ютербог, иск. Люббен, Мюнхегофе.
1.6.45 г. 39 гв. сд в составе 8 гв. А выступает из занимаемого района в юго-западном направлении и к исходу 5.6.45 г. сосредотачивается в районе — Шильдау, Вальдхайм, Франкенберг, Мариенберг, Пирна, Дрезден, Ельстерверда (Саксония).
Штаб 8 гв. А — г. Мейссен.
1 июля 1945 года из Саксонии (нем. Sachsen), по договоренности с командованием союзных армий, 39 гв. дивизия в составе 8 гв. А переместилась в Тюрингию, в заданный район зоны действия 28 гв. ск — Эйзенберг, Шварц, Шлайц, Роннебург для дальнейшего продвижения к границе советской зоны оккупации и её охраны в первые годы послевоенного периода.
В июле 1945 года, после разграничения зон оккупации Германии, дивизия в составе 28 гв. ск вышла в свой сектор оккупационной зоны и заняла территории, ранее находящиеся в ведении американской армии. Заставы были выставлены на рубеже: Эйха, Швейкерсхаузен, Билльмутхаузен, Адельхаузен, Эмштадт, Мупперг, Хейнерсдорф, Лихтенхайн, Фалькенштейн, Броннерсгрюн, Титшендорф, Бланкенштейн. Главные силы сосредоточены в районах: Эйзенберг, Шварц, Шлайц, Роннебург. Штакор — Песнек[51].
Точное место дислокации отдельных частей дивизии с 1946 года по 1949 год в настоящее время не установлено. Дивизия неоднократно меняла место дислокации. В разные годы некоторые полки и отдельные батальоны меняли место дислокации и размещались также в городах Арнштадт и Заальфельд. Штаб находился в Рудольштадте.
С 1949 года[52] по 28 октября 1991 года[53] части дивизии дислоцировались в городах Ордруф, Гота и Майнинген на территории земли Тюрингия[54]., на передних рубежах защиты СССР и стран социалистического лагеря.
Дивизия была крупнейшим войсковым соединением Вооружённых Сил СССР. Расстояние от места дислокации частей дивизии до границы с ФРГ составляло около 5 километров. Части дивизии контролировали Фульдский коридор — участок, который считался предполагаемым противником, как один из наиболее вероятных направлений вторжения в Западную Европу Вооружённых сил стран-участниц Варшавского договора. Со стороны ФРГ, напротив позиций дивизии, находились V и VII корпуса США Центральной группы армий НАТО.
Постановлением ЦК КПСС, Президиума Верховного Совета СССР и Совета Министров СССР от 30.10.1967 г., «За заслуги в деле защиты советской Родины и достигнутые высокие результаты в боевой и политической подготовке и в честь 50-летия Великой Октябрьской социалистической революции наградить 39-ю гвардейскую мотострелковую Барвенковскую ордена Ленина дважды Краснознаменную орденов Суворова и Богдана Хмельницкого дивизию Памятным Знаменем ЦК КПСС, Президиума Верховного Совета СССР, Совета Министров СССР и оставить его на вечное хранение как символ воинской доблести».
При модернизации Вооружённых Сил СССР и образовании в конце 1950-х годов мотострелковых войск, 39-я ГСД была переформирована из стрелковой в мотострелковую в 1957 году. Её стрелковые полки стали мотострелковыми, а 87-й гвардейский артиллерийский полк становится самоходно-артиллерийским. В состав дивизии был введен 915-й зенитный артиллерийский полк (впоследствии, после модернизации и перевооружения — зенитно-ракетный (ЗРП). Основные глобальные реформирования (сокращение Советских войск в Германии 1955—1956 гг, реорганизация войск и изменения названий частей в 1960-е годы, сокращение Советских войск в Германии в 1970-е годы) не касались 39-й ГМСД.
Дивизия сохранила в своём составе, в основном, полки военного периода истории соединения. Основные войсковые части дивизии сохранили принадлежность к соединению и нумерацию периода Великой Отечественной войны.
Численность 39-й гв. мсд в конце 1980-х — начале 1990-х годов составляла около 13000 человек личного состава.
В послевоенный период 39-я гв. мсд была единственной действующей пяти орденоносной дивизией в составе ГСВГ (ЗГВ).[55]
Вооружение на 1991 год
На начало 1991 года 39-я гв. мсд была вооружена танками Т-80, два из четырёх её мотострелковых полков были полками на БМП и два — на БТР. Всего на 19 ноября 1990 года 39-я ГМСД располагала[56]:
- 57 танками Т-80 (на 01.08.1987); 155 танками Т-80 (на 19.11.1990);
- 340 БМП (127 БМП-2, 187 БМП-1, 26 БРМ-1К)
- 297 БТР (БТР-60);
- 126 САУ (72-2С1 «Гвоздика», 52 — 2СЗ «Акация»);
- 72 миномётами 2С12 «Сани» (120-мм);
- 18 РСЗОБМ-21 «Град».
- ЗРК — 2К12 точных данных о количестве нет.
|
|
Ордруфский гарнизон дивизии
Кроме перечисленных выше войсковых частей в гарнизоне города Ордруф находились:
- Музей 39 ГМСД (в том числе Аллея Славы с бюстами Героев Советского Союза, воевавших в составе дивизии; памятники и захоронение начальника русского лагеря освобожденных советских граждан г. Ордруф капитана Володкина Фёдора Гавриловича, погибшего 18 мая 1945 года[57]). Экспонаты музея бесследно исчезли при выводе войск. Судьба памятников и захоронения не известна.
- Гарнизонный дом офицеров (ГДО). Выполнял функции гарнизонного клуба: организация культуры и досуга для личного состава дивизии и гарнизона, в целом, оказание методической и иной помощи клубам частей. В состав ГДО входил: телецентр, телемастерская, несколько ансамблей, библиотека, кафе, спортивный зал, работали кружки и т. п. В ГДО для солдат и членов семей военнослужащих выступали: ансамбль «Воронежские девчата», Геннадий Хазанов (1986 г), Владимир Винокур(1984 г), ансамбль «Весёлые ребята» 1985 г., Валентина Толкунова 1983 г., ансамбль «Самоцветы», Полад Бюль-Бюль Оглы; артисты театра и кино Вячеслав Тихонов, Нонна Мордюкова, Надежда Румянцева и др.
- Квартирно-эксплуатационная часть (КЭЧ) — распределение жилья, коммунальное обеспечение, ремонт и строительство жилого фонда (вч пп 52734).
- Дома офицерского состава (ДОСы). (Офицеры и прапорщики дивизии также проживали за чертой гарнизона, непосредственно в г. Ордруфе).
- Магазины и база Военторга.
- Редакция и типография дивизионной газеты «Гвардеец».
- 415-я Военная комендатура (вч пп 30272). (Находилась непосредственно в г. Ордруфе).
- Особый отдел ОО КГБ СССР по 39 гв. мсд (вч пп 86157).
- 2185-я станция станция фельдъегерско-почтовой связи (вч пп 83077).
- Бытовой комбинат (включал в себя прачечную, мастерскую по ремонту одежды и т. п.).
- Несколько гостиниц (в том числе и т. н. «генеральскую», в которой останавливались высшие чины МО СССР, ГСВГ и артисты) и общежитий.
- Детский сад «Звёздочка».
- Средняя школа № 61[58].
- Хлебозавод и свинарник. (Входили в состав 1128-го ОБМО).
- Открытый плавательный бассейн. (С 1950-х по 1970-е годы)
- 390-я гвардейская артиллерийская бригада (армейского подчинения) (вч пп 17439, позывной — Геоцинт).
- Военный полигон (Ордруфский полигон или учебный центр дивизии), вч пп 01642. На полигоне осуществлялась боевая подготовка частей не только 39-й гв. мсд, но и других частей и соединений 8-й гвардейской общевойсковой армии и Группы советских войск в Германии.
На некотором удалении от Ордруфа располагался ЗКП 39-й гв. мсд и ЗКП 8-й гв. А. 915-й зрп также располагался за основной территорией гарнизона, на горе Херда.
После вывода войск в 1991 году, 36 га территории бывшего гарнизона были проданы строительной фирме в 1995 году, которая сначала обещала сохранить пару десятков исторических зданий времен кайзера Вильгельма II. Но потом речь уже шла о шести зданиях — офицерское казино/Offizierskasino, бывш. столовая 120 ГМСП; трансформаторный домик/Trafohäuschen; почта/Postgebäude, бывш. штаб 154 ОБС; театр/Theater, бывш. ГДО; здание охраны/Hauptwache, бывш. политотдел и вилла кайзера/Keiservilla (здание где была школьная библиотека и медпункт). Последние строения были снесены в 2001 году за исключением виллы кайзера. Кроме того сноса избежали ДОС построенный в 60-е годы, рядом с дивизионным плацем и здание в котором находились мастерские школы. Эти три здания находятся все рядом друг с другом, и ныне используются как жилье.
Часть территории гарнизона, где располагался 15 ГТП, была передана Бундесверу. Здесь, на бывшей территории 15 ГТП, избежали сноса 10 зданий. Семь казарм вокруг плаца 15 ГТП, здание Особого отдела, построенного как лазарет, КПП, и здание в котором сегодня находится пожарная часть учебного центра Бундесвера (раньше, насколько удалось выяснить, там находился склад НЗ полка). Кроме того на территории склада боеприпасов, за 15 ГТП, возле ручья Хоппбах, тоже сохранились некоторые строения.
На территории бывшего 15 ГТП сегодня располагается учебный центр Бундесвера, с коммендатурой в г. Гота в структуре 13-го разведывательного батальона. Постоянной дислокации подразделений бундесвера в бывшем гарнизоне Ордруф нет. Учебный центр сегодня предназначен для обучения подразделений бундесвера дислоцированных в Тюрингии.
По данным архива учреждения по развитию земли Тюрингия, 1994 г., в гарнизоне Ордруф было 410 зданий, не считая зданий на полигоне. В самом городе Ордруф, в так называемом русском секторе города, 39 ГМСД имела 152 квартиры. (они восстановлены и используются по назначению).
На территории гарнизона Ордруф в домах старой постройки (возведены во время кайзера Вильгельма II) имелось 250 единиц жилья.
В панельных 20-ти 5-ти этажных ДОСах (некоторые из которых стояли на частной земле граждан, ждавших возврата своей собственности) находились 600 квартир. Из этих 5-ти этажных ДОСов, только один ДОС, ближайший к дивизионному плацу, со стороны Ордруфа, построенный в конце 80-х перестроили, он стал 3-х этажным жилым домом.
Ордруфский полигон (год основания — 1906-й, площадь — 4735 га), как и прежде, используется по своему прямому назначению, только теперь — бундесвером. Каждый год, в мае, на полигоне проходит День открытых дверей и каждый желающий может посетить то, что ранее было расположением 39-й ГМСД. В остальное время территория бывшего гарнизона закрыта для доступа.
В октябре 2011 года министр обороны ФРГ Томас де Мезьер огласил план сокращения количества гарнизонов бундесвера. В их число попал и учебный центр в Ордруфе (бывший полигон)[59].
Полигону Ордруф, 4.12.2013, официально присвоен новый статус. Теперь он не является полигоном, а называется местным учебным центром (Standortübungsplatz) с коммендатурой в г. Гота в структуре 13-го разведывательного батальона. Этим шагом было предотвращено полное закрытие полигона Ордруф по плану Министерства обороны ФРГ в октябре 2011 года, тогда, в связи с реформой Бундесвера, планировалось закрыть 31 полигон на территории ФРГ, в их числе был и полигон Ордруф.
Вывод и расформирование
После объединения Германии в 1990-м году, с подписанием 12 сентября 1990 г. министрами иностранных дел ФРГ, ГДР, СССР, США, Франции и Великобритании «Договора об окончательном урегулировании в отношении Германии», пребывание советских войск на территории объединённой Германии — ФРГ стало определяться как временное, а планомерный вывод должен быть осуществлен по 1994 год включительно.
39-я гв. мсд была выведена одной из первых с территории Германии на территорию Украины, в город Белая церковь и расформирована в 1991 году при 72 гвардейской мотострелковой дивизии (вч 07224) 1 гвардейской общевойсковой армии Киевского военного округа. Начальником оперативной группы по выводу был заместитель командира дивизии гвардии полковник Козионов Николай Михайлович. Вывод частей дивизии проходил с июня по октябрь 1991 года.
Последние военнослужащие, вместе с командиром дивизии гвардии генерал-майором Миненко Александром Тимофеевичем и начальником штаба дивизии гвардии полковником Клыковым Виктором Ивановичем покинули территорию Ордруфского гарнизона 28 октября 1991 года[53].
Все прославленные орденоносные полки и батальоны дивизии, после вывода, были расформированы. Вывод дивизии пришёлся, пожалуй, на самое сложное время в послевоенной истории страны — период ГКЧП и следующего за ним распада Советского союза. Личный состав дивизии был распределен, в основном, в Киевском военном округе.
В составе Вооруженных Сил Украины
В 1991 году после расформирования дивизии её Боевое знамя и награды были переданы в 5198 базу хранения техники (г.Конотоп). После этого база была переименована в 5001 гвардейскую Барвенковскую ордена Ленина дважды Краснознамённую орденов Суворова и Богдана Хмельницкого базу хранения техники.
В 1997—1998 гг. база была расформирована.
Боевые знамёна с наградами остальных частей были переданы:
- в 93 гвардейскую мотострелковую дивизию — 117 гвардейского мотострелкового полка
- в 128 гвардейскую мотострелковую дивизию — 585 гвардейского мотострелкового полка
- в 254 мотострелковую дивизию — 120 гвардейского мотострелкового полка, 172 гвардейского мотострелкового полка, 87 гвардейского самоходного артиллерийского полка, 154 отдельного гвардейского батальона связи и 272 отдельного гвардейского инженерно-сапёрного батальона.
Все вышеуказанные части были расформированы в течении 2000—2003 годов.
Боевое знамя, ордена и орденские книжки 39-й гв. мсд и боевые знамена, ордена и орденские книжки расформированных воинских частей, входивших в состав дивизии (полков и отдельных батальонов) находятся в Национальном музее истории Великой Отечественной войны 1941—1945 годов (г. Киев, Украина)[60]. Боевые знамёна периода Великой Отечественной войны, штурмовые флаги воинских частей, знамёна, врученные дивизии и её подразделениям за особые заслуги в мирное время хранятся в знамённом фонде Центрального музея Вооружённых Сил Российской Федерации.
Галерея бывших гарнизонов
Штаб дивизии с 1955 г. по 1978 г. (замок Miihlberg) в г. Ордруфе.[61] |
Расположение 11 гв. орб и 23 отб в г. Майнинген. |
Советская школа № 61 ГСВГ в 1950-е - 1960-е годы в г. Ордруфе. |
Расположение 172 гв. мсп и 87 гв. сап в г. Гота. |
- [maps.google.com/?ll=50.83229,10.75305&spn=0.021305,0.029826&t=h&z=15 Посмотреть бывший гарнизон дивизии в Ордруфе.] [maps.google.com/?ll=50.93868,10.67228&spn=0.021256,0.029826&t=h&z=15 Посмотреть бывший гарнизон дивизии в Готе.] [maps.google.com/?ll=50.59377,10.42132&spn=0.010707,0.014913&t=h&z=16 Посмотреть бывший гарнизон дивизии в Майнингене.]
Память
Дивизия внесена в список соединений и частей РККА, увековеченных на стенах одного из залов в Центрального музея Великой Отечественной войны на Поклонной горе в Москве.
Улицы
- Улица Десантная в г. Раменское Московской области (мемориальная доска на д. 18). Названа в честь честь героев десантников 39-й гвардейской дивизии, формировавшейся в г. Раменское[62].
- Улица имени 39-й гвардейской дивизии в г. Волгограде[63]
Школы и музеи
- Школа № 34 имени 39-й гв. сд и музей в г. Волгограде[64]
- Школа № 66 имени 39-й гв. сд в г. Днепропетровске.[65]
- Школа № 3 имени 39-й гв. сд и музей в г. в Нахабино[66].
- Народный музей 39-й гв. сд в школе № 7 г. Реутов[67].
Мемориалы
- [www.miroznai.ru/Trip/Pages/ShowSubject.aspx?sbjid=4313&templId=132 Мемориальный комплекс 39 гв. сд в станице Трёхостровская Волгоградской области]
- Памятник с именами погибших воинов дивизии на Мамаевом кургане в Волгограде[68].
- Памятник и стелла 39 гв. сд в Волгограде на территории завода «Красный Октябрь»[69]
- Мемориальная плита с именами погибших воинов 39 гв. сд на Мемориале Славы «Скорбящая мать» в г. Барвенково Харьковской области[70].
- Дивизия указана на информационном щите возле памятника танкистам 8-й гвардейской армии в Барвенково[71].
- Братская могила и памятник воинам дивизии в пос. Чапли.[72] Днепропетровской области (Украина).
- Мемориальная доска и памятник воинам 39-й гв. сд на территории школы № 66 в г. Днепропетровске.[73]
- Братская могила и памятник воинам 39-й гвардейской и 45-й стрелковой дивизии в Волгограде на проспекте Металлургов[74].
- Мемориальная плита на месте боев в августе 1944 года на Шерпенском плацдарме (Республика Молдова).
Известные люди, служившие в дивизии
Военнослужащие
- Бельтюков Виктор Петрович, генерал-майор. Начальник Ленинградского высшего общевойскового командного дважды Краснознаменного училища им. С. М. Кирова (ЛВОКУ), (ЛенВОКУ) с 1969 по 1975 год; заместитель начальника Гражданской обороны Московского военного округа. Командир 39-й гвардейской мотострелковой дивизии с 1967 по 1969 год.
- Воробьёв Геннадий Петрович (укр. Воробйов Геннадій Петрович), генерал-полковник, командующий Сухопутными войсками ВС Украины (2009—2014), 1-й заместитель начальника Генерального штаба ВС Украины (2014)[75]. В 1986 г. командир 4-й мср (гвардии капитан), с 1987 г. — начальник штаба (гвардии майор) мотострелкового батальона 120-го гвардейского мотострелкового полка..
- Востров, Владимир Андреевич (1973—1976), генерал-полковник. Командующий Сибирским военным округом с 1984 по 1986 год; Главный военный советник ВС Республики Афганистан с 1986 по 1988 год; Начальник Главного управления ВУЗов Министерства обороны СССР) с 1988 по 1990 год. Командир 39-й гвардейской мотострелковой дивизии (гвардии генерал-майор) с 1973 по 1976 год.
- Затонацкий Юрий Алексеевич, полковник. Начальник Екатеринбургского суворовского военного училища. С 1982 по 1986 год заместитель командира мотострелковой роты по политической части мотострелкового полка дивизии.
- Кащеева Вера Сергеевна, Герой Советского Союза,младший лейтенант медицинской службы в отставке, санитарный инструктор стрелкового батальона 120 гвардейского стрелкового полка в 1973 году была награждена медалью имени Флоренс Найтингейл — высшей наградой Международного комитета Красного Креста для сестер милосердия. На оборотной стороне медали надпись на латинском языке: «За истинное милосердие и заботу о людях, вызывающие восхищение всего человечества».
- Клыков Виктор Иванович, генерал-майор, Военный комиссар Курской области[76]. (Сейчас в отставке, живёт в Курске). С 1989 по 1991 г. начальник штаба (гвардии полковник) 39-й гвардейской мотострелковой дивизии (последний, кто занимал эту должность). Сейчас директор Курского областного отделения общественной организации Всероссийское общество автомобилистов (2013)[77].
- Ковтунов Александр Васильевич, генерал-полковник. Командующий Северной группой войск (СГВ) 1984—1987, командующий Среднеазиатским военным округом 1987—1989, главнокомандующий войсками Дальнего Востока 1989—1992. Начальник штаба 172-го гвардейского мотострелкового полка с 1966—1967 год[78].
- Колесников Владимир Алексеевич, полковник в отставке, Герой Советского Союза, почётный гражданин города Ломоносова Ленинградской области. В 1966—1968 годах командир танкового батальона 117 гв. мсп.
- Котенко Геннадий Емельянович — генерал-лейтенант запаса, кандидат военных наук, бывший первый заместитель начальника Главного штаба Сухопутных войск Вооруженных Сил Российской Федерации. Командир 4 мотострелковой роты 117 гвардейского мотострелкового полка. В полку с 1971 по 1975 год.[79]
- Лобанов Александр Иванович, генерал-майор. Начальник Московского высшего общевойскового командного Орденов Ленина и Октябрьской Революции Краснознамённого училища им. Верховного совета РСФСР (МВОКУ) с 1992 по 1999 год. Командир 39-й гвардейской мотострелковой дивизии с 1984 по 1987 год.
- Миненко Александр Тимофеевич[49], генерал-майор. Начальник Уссурийского СВУ, с 1992 по 2008 год. Командир 39-й гв. мсд с 1987 по 1991 год.
- Миронченко Валерий Николаевич, генерал-майор, начальник Казанского высшего военного командного училища, начальник Казанского гарнизона (1995—2014), с 2014 года — начальник Казанского суворовского военного училища. Член Государственного Совета Республики Татарстан. Командир 117-го гвардейского мотострелкового полка (гвардии полковник) с 1988 по 1990 год[80].
- Михалкин Владимир Михайлович, Маршал артиллерии. Генеральный инспектор МО РФ. С 1962 года заместитель командира, с 1965 года командир (гвардии полковник) 87-го гвардейского самоходного артиллерийского полка[81].
- Носков Александр Сергеевич, генерал-лейтенант, кандидат военных наук, доцент. Начальник Московского высшего общевойскового командного Орденов Ленина и Октябрьской Революции Краснознамённого училища им. Верховного совета РСФСР (МВОКУ) с 1986 по 1992 год. С 1965 по 1970 год — командир взвода (старший лейтенант), командир 1-й мотострелковой роты (гвардии капитан), 1-го мотострелкового батальона (гвардии майор) 120-го гвардейского мотострелкового полка[82].
- Павлович Юрий Григорьевич, полковник, начальник управления войск РХБЗ Вооружённых сил Республики Беларусь[83]. С 1982 по 1985 год — командир взвода химической защиты (гвардии ст. лейтенант) 120-го гвардейского мотострелкового полка, с 1985 по 1987 год — командир 228-й отдельной роты химической защиты (гвардии капитан) 39-й гвардейской мотострелковой дивизии.
- Перминов, Юрий Юрьевич — генерал-майор (март 2003 года), командир 201 мотострелковой Гатчинской дважды Краснознаменной дивизии Вооружённых Сил Российской Федерации в Таджикистане (сентябрь 2001 — август 2004), командир взвода 1 танковой роты танкового батальона 117 гвардейского мотострелкового полка (1982-??).
- Ситцев Александр Васильевич, почётный гражданин города Можайска, почётный гражданин Краснооктябрьского района г. Волгограда, полковник в отставке. С 1942 по 1945 год — командир взвода разведки, командир роты, командир стрелкового батальона 117-го гвардейского стрелкового полка 39 гвардейской стрелковой дивизии[84].
- Халиков Амир Касымбекович — генерал-майор, заместитель начальника Генерального штаба Вооруженных Сил Республики Казахстан. С 1984 по 1989 год — командир 1 танкового взвода 1 танковой роты танкового батальона 117-го гвардейского мотострелкового полка.
- Шутько Владимир Николаевич, генерал-лейтенант, заместитель начальника объединённого штаба Организации Договора о коллективной безопасности (2004—2010). Командир мотострелкового взвода 4 мотострелковой роты (1977—1979 гг.), командир 4 мотострелковой роты (1979—1982 гг) 117 гвардейского мотострелкового полка.
Деятели искусства и литературы
- Демченко Михаил. Член союза писателей России, автор 4-х поэтических сборников. Снялся в роли Терентия в худ. фильме «Песнь южных морей». Начальник штаба Союза казаков Семиречья Киргизии, казачий полковник СКР[85]. Проходил срочную службу (сержант, командир отделения 2-й мср 1-го мсб) 117-го гвардейского мотострелкового полка с 1969 по 1971 г.
- Драт Александр Иванович, старший прапорщик. Писатель, поэт, автор слов многих популярных эстрадных песен, член Союза писателей России. С 1981 по 1986 г. — инструктор по комсомольской работе политотдела дивизии[86].
- Кофман Григорий Михайлович. Писатель-юморист, автор эстрадных монологов Е. Петросяна, Е. Степаненко, К. Новиковой, Я. Арлазорова, В. Ещенко, Н. Лукинского. Подполковник, с 1985 по 1990 год служил в штабе дивизии.
- Лапин Вячеслав Анатольевич[87]. Автор-исполнитель шансона. Служил с 1987 по 1989 год в 33-м ОМСБ[88].
Интересные факты
- В 1981 году офицеры и солдаты дивизии приняли участие в съёмках массовых сцен в фильме «Фронт в тылу врага». Они играли в сценах штурма замка. А в роли замка выступал реальный замок — вилла Miihlberg, в котором до 1978 года размещался штаб 39-й гв. мсд.
- Советский писатель и сценарист Лев Шейнин, посетив дивизию в 1964 году, написал сценарий телефильма «Ошибка генерала Гудериана». Позднее драматург Самуил Алёшин, также посетив дивизию, написал пьесу «Каждому своё», сюжет которой был взят за основу фильма «Жаворонок».[89]
См. также
Напишите отзыв о статье "39-я гвардейская мотострелковая дивизия"
Примечания
- ↑ Чуйков, 1985, [militera.lib.ru/memo/russian/chuykov_vi4/06.html "От Сталинграда до Берлина"].
- ↑ [www.srpo.ru/forum/index.php?topic=9141.0 39 гвардейская стрелковая дивизия в Сталинградской битве]
- ↑ Справочник по освобождению городов в период Великой Отечественной войны 1941—1945
- ↑ [www.soldat.ru/pps.html Справочник полевых почтовых станций]
- ↑ [www.stalingrad.ws/divis/divis_1.shtml Сталинградская битва]
- ↑ Морозов А. В. 39-я Барвенковская. -М.: Военное изд-во МО СССР,1981.
- ↑ [www.school-obz.org/archive/2012/11/11-56.htm Такой предмет всего один, он жизненно необходим]
- ↑ [ipc74.ru/pages/page87.html Назад, в прошлое]
- ↑ А. В. Морозов. 39-я Барвенковская. — М.:Воениздат,1980 — С.15-16.
- ↑ stalingradrus.narod.ru/opera06.html
- ↑ [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=6898 Герой Советского Союза Гурьев Степан Савельевич:: Герои страны]
- ↑ [www.podvignaroda.ru/?n=20213944 Общедоступный электронный банк документов 'Подвиг народа']
- ↑ [www.arxeolog.com/books/kotko47.php Археолог.com — Литература — В. Ф. Котко, П. Д. Мущинский. Они сражалиь на Николаевщине — Страница 47]
- ↑ [militera.lib.ru/h/liberation/01.html ВОЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА -[ Военная история ]- Освобождение городов]
- ↑ [forum.unm.org.ua/viewtopic.php?f=21&t=838 Форум Поиск-Днепр • Просмотр темы - Освобождение Апостолово]
- ↑ Дважды Герой Советского Союза Маршал Советского Союза Чуйков В. И. Конец третьего рейха. — М: Издательство «Советская Россия», 1973. С.135.
- ↑ [biblioteka-mihaila.ru/stalin/orders/chapt284.htm Сталин И. В. Приказ Верховного Главнокомандующего 23 февраля 1945 года № 284]
- ↑ «От Сталинграда до Берлина.» — В. И. Чуйков
- ↑ [2003.novayagazeta.ru/nomer/2003/39n/n39n-s26.shtml Зееловские Высоты: Победа, Которую Мы Потерпели]
- ↑ 1 2 [www.svobodanews.ru/content/transcript/2030837.html Последний бой: штурм Берлина глазами командира дивизии — Радио Свобода]
- ↑ Указ ПВС СССР от 31 марта 1943 год
- ↑ Грамота Президиума Верховного Совета СССР № 605/114 от 5 10.1943 г., орденская книжка № 000309 от 5.10.1943 г.
- ↑ Приказ Верховного Главнокомандующего № 11 от 10 сентября 1943 года
- ↑ Указ ПВС СССР от 14 октября 1943 года
- ↑ Грамота Президиума Верховного Совета СССР № 605/430 от 12.08.1946 г., орденская книжка № 005351 от 12.08.1946 г.
- ↑ Указ ПВС СССР от 19 марта 1944 года
- ↑ Грамота Президиума Верховного Совета СССР № 195/605 от 24.07.1957 г., орденская книжка № 000593 от 12.05.1944 г.
- ↑ Указ ПВС СССР от 20 апреля 1944 года, Приказ зам. НКО СССР от 14 мая 1944 года № 0123
- ↑ Грамота Президиума Верховного Совета СССР № 291/605 от 24.07.1957 г., орденская книжка № 000594 от 12.05.1944 г.
- ↑ Указ ПВС СССР от 28 мая 1945 года
- ↑ Грамота Президиума Верховного Совета СССР № 253/131 от 3.08.1946 г., орденская книжка № 005340 от 3.08.1946 г.
- ↑ 1 2 [www.podvignaroda.mil.ru п÷п╬п╢п╡п╦пЁ п╫п╟я─п╬п╢п╟]
- ↑ 1 2 [www.warheroes.ru Герои страны]
- ↑ Действующая армия. Перечни войск. Перечень № 13 Артиллерийские, минометные, зенитно-пулемётные полки и полки ПВО железнодорожных эшелонов, входивших в состав действующей армии в годы Великой Отечественной войны 1941—1945 гг.
- ↑ [www.teatrskazka.com/Raznoe/Perechni_voisk/Perechen_31_02.html#02 Действующая армия. Перечни войск. Перечень № 31. Отдельные истребительно-противотанковые дивизионы и дивизионы противотанковой обороны. Отдельные гвардейские истребительн …]
- ↑ [www.teatrskazka.com/Raznoe/Perechni_voisk/Perechen_31_10.html Действующая армия. Перечни войск. Перечень № 31. Отдельные гвардейские минометные и зенитные артиллерийские батареи. Отдельные воздухоплавательные отряды аэростатов артил …]
- ↑ Действующая армия. Перечни войск. Перечень № 33. Стрелковые части и подразделения (отдельные батальоны, роты, отряды), входивших в состав действующей армии в годы Великой Отечественной войны 1941—1945 гг.
- ↑ Действующая армия. Перечни войск. Перечень № 27. Инженерные части (отдельные батальоны, роты, отряды), входившие в состав действующей армии в годы Великой Отечественной войны 1941—1945 гг.
- ↑ Действующая армия. Перечни войск. Перечень № 22 Отдельные батальоны, дивизионы, роты, колонны и отряды связи, входивших в состав действующей армии в годы Великой Отечественной войны 1941—1945 гг.
- ↑ Действующая армия. Перечни войск. Перечень № 35.Химические части и подразделения (отдельные батальоны и роты), входившие в состав действующей армии в годы Великой Отечественной войны 1941—1945 гг.
- ↑ Действующая армия. Перечни войск. Перечень № 26. Отдельные автомобильные, автотранспортные, автотракторные, тракторные, автогужтранспортные, гужтранспортные, горновьючные и вьючные батальоны, роты и автомобильные взводы, входившие в состав действующей армии в годы Великой Отечественной войны 1941—1945 гг.
- ↑ [bdsa.ru/divizia/divizii-gvardeyskie/s-1-gsd-po-99-gsd/39-gvardeyskaya-strelkovaya-diviziya.html 39 цбюпдеияйюъ ярпекйнбюъ дхбхгхъ. дХБХГХХ пййю]
- ↑ [www.gsvg.ru/gsvg_8.htm Перечень частей 8 ГОА ГСВГ]
- ↑ Приказ Народного комиссара обороны СССР № 0128 от 8 июля 1938 года
- ↑ [grachev62.narod.ru/stalin/orders/chapt043.htm Сталин И. В. Приказ Верховного Главнокомандующего 18 ноября 1943 года [№ 43]]
- ↑ [tashv.nm.ru/Perechni_voisk/Perechen_22_02.html Действующая армия. Перечни войск. Перечень № 22. Гвардейские отдельные батальоны связи]
- ↑ stalingradrus.narod.ru/sgrd39.html
- ↑ [avb12.narod2.ru/ Яндекс. Народ]
- ↑ 1 2 [ussvu.ru/content_page_11.html генерал-майор Миненко Александр Тимофеевич:: Начальники:: Содержание:: Сайт выпускников Курского — Дальневосточного — Уссурийского СВУ]
- ↑ [www.gsvg.ru/gsvg_8.htm Состав соединений и частей 8 общевойсковой Армии]
- ↑ [gsvg88.narod.ru/gsvg/00335_01_07.htm Оперативная директива командующе]. Проверено 12 апреля 2013. [www.webcitation.org/6FyT706mu Архивировано из первоисточника 18 апреля 2013].
- ↑ [www.burg-ohrdruf.de/history.php Burg Ohrdruf — Historisches]
- ↑ 1 2 Книга: «100 Jahre Truppenübungsplatz Ohrdruf. 1906—2006», Германия, 2006 г.
- ↑ [www.rustrana.ru/print.php?nid=8491 Краткая история Группы советских войск в Германии.]
- ↑ [vif2ne.ru/nvk/forum/archive/213/213214.htm ВИФ2 NE]
- ↑ Ленский А. Г., Цыбин М. М. «Советские сухопутные войска в последний год Союза ССР. Справочник». С.-Пб., 2001 г.
- ↑ [www.memory-book.com.ua/people/book/2?page=420 «Книга Памяти» — Киев — страница 420 — Книга памяти Украины]
- ↑ [www.peopletree.net/gsvg/school.asp?n=61 База одноклассников ГСВГ/ЗГВ — Школа]
- ↑ [www.dw.de/dw/article/0,,15492631,00.html Бундесвер сокращает личный состав и закрывает гарнизоны] // DW
- ↑ Информация получена по письменному запросу и звонку в НМИВОВ
- ↑ de:Haus Mühlberg
- ↑ [nkosterev.narod.ru/mos/mo_md.html Мемориальные доски в Подмосковье]
- ↑ [heroesofvolg.okis.ru/39divisionstreet.html Улица 39-й гвардейской дивизии | Их именами названы улицы Волгограда]
- ↑ [www.sc34.ru/default.aspx?menu=60 МОУ СОШ № 34 Школа города Волгограда]
- ↑ [www.11channel.dp.ua/news/dp/2002/02/22/2725.html Ко дню защитника Отечества. Имени 39-й гвардейской дивизии. — Новости — Телекомпания 11 канал, Днепропетровск, Украина]
- ↑ [nahab-3.narod.ru/musey.htm Нахабинская СОШ № 3 с УИОП — Музей]
- ↑ [www.mosreg.ru/news2005/2851.html Правительство Московской области]
- ↑ [fotki.yandex.ru/users/lady-semak/album/167592/?p=5 Семак Валентина — альбом «В списках поименно ВОВ / Волгоград. Волгоградская область» на Яндекс. Фотках]
- ↑ [www.vmzko.ru/News/New173.htm ВМЗ «Красный Октябрь»]
- ↑ [memorial.kharkov.ua/Barvenkovo Барвенково | Книга памяти г. Харькова]
- ↑ [uploads.ru/d8Bmb.jpg Просмотр изображения d8Bmb.jpg]
- ↑ [www.shukach.com/uk/node/6613 Шукач | Братская могила и памятник воинам в пос. Чапли]
- ↑ [www.shukach.com/ru/node/17685 Шукач | Памятник воинам 39-й гвардейской дивизии в г.Днепропетровске]. Проверено 2 мая 2013. [www.webcitation.org/6GY7dYlXk Архивировано из первоисточника 12 мая 2013].
- ↑ [www.miroznai.ru/Trip/Pages/ShowSubject.aspx?sbjid=4330&templId=132 Памятники и памятные места Краснооктябрьского района города Волгограда | Содержание]. Проверено 2 мая 2013. [www.webcitation.org/6GY7fv4mb Архивировано из первоисточника 12 мая 2013].
- ↑ [www.mil.gov.ua/index.php?lang=ua&part=command&sub=8 Керівництво Збройних Сил України]
- ↑ [www.redstar.ru/2001/10/25_10/4_01.html Военком соловьиного края]
- ↑ [www.opencat.ru/c-210621/kurskoe-oblastnoe-otdelenie-obshchestvennoy-organizacii-vserossiyskoe-obshchestvo-avtomobilistov Курское областное отделение общественной организации Всероссийское общество автомобилистов — Курск, 8 (4712) 533—532 — Другие общественные организации — OpenCat.ru]
- ↑ [specnaz.kiev.ua/index.php?option=com_content&view=article&id=79&Itemid=101 Генерал-полковник Ковтунов А. В]
- ↑ [www.eurasian-defence.ru/?q=node/28326] Центр военно-политических исследований. Котенко Геннадий Емельянович
- ↑ [old.tatcenter.ru/whoiswho/225.htm Кто есть Кто — TatCenter.ru]
- ↑ [www.megapir.info/megapir/106 Ассоциация Мегапир — Каньшин — Комиссия Общественной палаты РФ по делам ветеранов, военнослужащих и членов их семей]
- ↑ [mkpu.ru/index.php?sitepage=about/nachalniki Начальники училища]
- ↑ [www.himbat.ru/forum/viewtopic.php?t=270 Химбат::]
- ↑ [www.admmozhaysk.ru/index.php?area=1&p=static&page=pochetzhitel Официальный сайт Администрации Можайского Муниципального Района:: Почётные жители]
- ↑ [poetry.forblabla.com/people/3205936910 Михаил Демченко - Поэзия]. Проверено 14 марта 2013. [www.webcitation.org/6F9xGc5AO Архивировано из первоисточника 16 марта 2013].
- ↑ [www.bazhov.ural.ru/Avtograf/drat.html Александр Драт]
- ↑ [www.realmusic.ru/20101969 Музыка. Вячеслав Лапин. Музыка Вячеслав Лапин. Скачать mp3 Вячеслав Лапин. Информация о группе]
- ↑ [russianshanson.info/?id=905&attr=1 Вячеслав Лапин Русский шансон биография, дискография, альбомы, фотогалерея, тексты песен, аккорды, mp3, мп3, двд, dvd, статьи, каталог русского шансона]
- ↑ [www.redstar.ru/2009/05/06_05/2_02.html По следам тридцатьчетвёрки]
Видео
- [video.yandex.ru/external/4611686021444301848/view/107716385/?cauthor=gmsd39&cid=4 Коллаж о г-л м-ре Гурьеве С. С. во время Сталинградской битвы]
- [www.1tv.ru/news/social/153007 Сюжет о подвиге 117 ГСП в апреле 1945 г., Исторический цикл «Время Победы», 1 канал.]
- [video.yandex.ru/external/4611686022219966996/view/42657957/?cauthor=gmsd39&cid=2 Прощание со знаменем 117 гв. мсп 9 мая 1991 г., Часть 1.]
- [video.yandex.ru/external/4611686019427277016/view/107727697/?cauthor=gmsd39&cid=2 Прощание со знаменем 117 гв. мсп 9 мая 1991 г., Часть 2.]
- [video.yandex.ru/external/4611686022088809294/view/107691554/?cauthor=gmsd39&cid=2 Прощание со знаменем 117 гв. мсп 9 мая 1991 г., Часть 3.]
- [youtube.com/watch?v=DwUENvdtWVg Гарнизон дивизии в г. Готе после вывода войск]
- [youtube.com/watch?v=BrgOvEJhK1c&feature Гарнизон дивизии в г. Майнингене после вывода войск]
- [youtube.com/watch?v=svlfIhIMgWQ%20 Снос казарм дивизии в гарнизоне г. Ордруф]
- [video.mail.ru/mail/avb12/112/113.html Коллаж о жизни гарнизона г. Ордруф 1967—1969 гг.]
- [video.mail.ru/mail/sagor_vlad/_myvideo/4.html Коллаж «Ордруфский полигон»]
- [video.yandex.ru/external/4611686018768274089/view/102660076/?cauthor=gmsd39&cid=1 Гарнизон г. Ордруф после вывода дивизии. Ноябрь 1991 г. Часть 1.]
- [video.yandex.ru/external/4611686020470422430/view/102691208/?cauthor=gmsd39&cid=1 Гарнизон г. Ордруф после вывода дивизии. Ноябрь 1991 г. Часть 2.]
- [video.yandex.ru/external/4611686018997188885/view/107690943/?cauthor=gmsd39&cid=1 Гарнизон г. Ордруф после вывода дивизии. Ноябрь 1991 г. Часть 3.]
- [www.youtube.com/watch?v=SLfdo6SwfYY Штурм замка «Mühlburg» с участием солдат дивизии из фильма «Фронт в тылу врага»]
Литература
|
|
Ссылки
Портал «СССР» | |
39-я гвардейская мотострелковая дивизия в Викиновостях? |
- [pamyatnaroda.mil.ru/warunit/39+%D0%B3%D0%B2.+%D1%81%D0%B4/ 39-я гвардейская стрелковая дивизия на сайте МО РФ «Память народа»]
- [www.gmsd39.narod.ru/ Сайт 39-й гвардейской мотострелковой Барвенковской дивизии]
- [www.warheroes.ru/main.asp?mode=&flt_vis=1&birth_date=&death_date=&start_date=&end_date=&war=0&award=1&l=0&sort=0&all=150 «Герои страны»]
- [waralbum.ru/13054/%20 Присяга бойцов 39-й гвардейской стрелковой дивизии в Сталинграде, 1942 год]
- [stalingradrus.narod.ru/opera06.html Бои на заводе «Красный Октябрь» в Сталинграде]
- [www.gsvg.ru/ Сайт Группы Советских войск в Германии]
- [www.gsvg.ru/page_62-8-39.html Письма военнослужащих 39 ГМСД на сайте ГСВГ]
- [samsv.narod.ru/Div/Sd/gvsd039/main.html 39-я гв. Барвенковская стрелковая дивизия]
- [bdsa.ru/ Боевые действия Красной армии в ВОВ]
- [battle.volgadmin.ru/ Сайт, посвящённый Сталинградской битве]
- [www.svobodanews.ru/content/transcript/2030837.html Последний бой: штурм Берлина глазами командира дивизии Марченко Е. Т.]
- [tashv.nm.ru/Perechni_voisk/PerechniVoisk.html Перечень войск Действующей армии в годы Великой Отечественной войны 1941—1945 гг.,]
- [www.genstab.ru/gsvg.htm Перечень объединений, соединений и частей ГСВГ]
- [nazadvgsvg.ru/ Форум «Назад в ГСВГ»]
- [www.mkpu.ru/forum/viewtopic.php?f=10&t=31 Вооружение частей ГСВГ (ЗГВ)]
- [bdsa.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=35&Itemid=28 Гвардейские дивизии]
- [vif2ne.ru/nvk/forum/archive/213/213214.htm ЗГВ по справочнику Ленского-Цыбина]
- [forum.patriotcenter.ru/index.php?topic=9141.msg192028#msg192028 Форум Поисковых Движений: «39-я ГСД в в Сталинградской битве»]
- [www.burg-ohrdruf.de/galerie/ Фото виллы Mühlberg (замка), где располагался штаб дивизии]
- [de.wikipedia.org/wiki/Haus_Mühlberg Вилла Mühlberg (замок), где располагался штаб дивизии. Статья в немецкой Википедии]
- [www.gsvg.ru/music.html Гимн 39-й ГМСД на сайте ГСВГ]
- [avb12.narod2.ru/ Сайт памяти В. П. Бельтюкова]
- [www.s7reut.ru/Museum_files/Excursion.html Музей боевой славы 39-й гвардейской стрелковой дивизии шк. № 7 г. Реутова]
- [gsvg88.narod.ru/gsvg/00335_01_07.htm Оперативная директива командующего 8 гв. А № 00335 от 1.07.1945 г.]
- [old.redstar.ru/2008/05/07_05/3_03.html Газета «Красная Звезда» от 7.05.2008. Полные кавалеры Ордена Славы 172 гв. сп.]
- [xn--d1acibycbocenh6n.xn--p1ai/ Сайт поискового отряда «Ориентир».]
- Группа «39 ГМСД ГСВГ» в odnoklassniki ➜ www.odnoklassniki.ru/group39gmsdgsvg
|
Статья содержит короткие («гарвардские») ссылки на публикации, не указанные или неправильно описанные в библиографическом разделе. Список неработающих ссылок: Чуйков, 1985 Пожалуйста, исправьте ссылки согласно инструкции к шаблону {{sfn}} и дополните библиографический раздел корректными описаниями цитируемых публикаций, следуя руководствам ВП:Сноски и ВП:Ссылки на источники.
|
- ↑ [militera.lib.ru/memo/russian/chuykov/10.html ВОЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА -[ Мемуары ]- Чуйков В. И. Сражение века]
- ↑ [militera.lib.ru/memo/russian/chuykov2/index.html ВОЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА -[ Мемуары ]- Чуйков В. И. Конец третьего рейха]
Отрывок, характеризующий 39-я гвардейская мотострелковая дивизия
От Смоленска войска продолжали отступать. Неприятель шел вслед за ними. 10 го августа полк, которым командовал князь Андрей, проходил по большой дороге, мимо проспекта, ведущего в Лысые Горы. Жара и засуха стояли более трех недель. Каждый день по небу ходили курчавые облака, изредка заслоняя солнце; но к вечеру опять расчищало, и солнце садилось в буровато красную мглу. Только сильная роса ночью освежала землю. Остававшиеся на корню хлеба сгорали и высыпались. Болота пересохли. Скотина ревела от голода, не находя корма по сожженным солнцем лугам. Только по ночам и в лесах пока еще держалась роса, была прохлада. Но по дороге, по большой дороге, по которой шли войска, даже и ночью, даже и по лесам, не было этой прохлады. Роса не заметна была на песочной пыли дороги, встолченной больше чем на четверть аршина. Как только рассветало, начиналось движение. Обозы, артиллерия беззвучно шли по ступицу, а пехота по щиколку в мягкой, душной, не остывшей за ночь, жаркой пыли. Одна часть этой песочной пыли месилась ногами и колесами, другая поднималась и стояла облаком над войском, влипая в глаза, в волоса, в уши, в ноздри и, главное, в легкие людям и животным, двигавшимся по этой дороге. Чем выше поднималось солнце, тем выше поднималось облако пыли, и сквозь эту тонкую, жаркую пыль на солнце, не закрытое облаками, можно было смотреть простым глазом. Солнце представлялось большим багровым шаром. Ветра не было, и люди задыхались в этой неподвижной атмосфере. Люди шли, обвязавши носы и рты платками. Приходя к деревне, все бросалось к колодцам. Дрались за воду и выпивали ее до грязи.
Князь Андрей командовал полком, и устройство полка, благосостояние его людей, необходимость получения и отдачи приказаний занимали его. Пожар Смоленска и оставление его были эпохой для князя Андрея. Новое чувство озлобления против врага заставляло его забывать свое горе. Он весь был предан делам своего полка, он был заботлив о своих людях и офицерах и ласков с ними. В полку его называли наш князь, им гордились и его любили. Но добр и кроток он был только с своими полковыми, с Тимохиным и т. п., с людьми совершенно новыми и в чужой среде, с людьми, которые не могли знать и понимать его прошедшего; но как только он сталкивался с кем нибудь из своих прежних, из штабных, он тотчас опять ощетинивался; делался злобен, насмешлив и презрителен. Все, что связывало его воспоминание с прошедшим, отталкивало его, и потому он старался в отношениях этого прежнего мира только не быть несправедливым и исполнять свой долг.
Правда, все в темном, мрачном свете представлялось князю Андрею – особенно после того, как оставили Смоленск (который, по его понятиям, можно и должно было защищать) 6 го августа, и после того, как отец, больной, должен был бежать в Москву и бросить на расхищение столь любимые, обстроенные и им населенные Лысые Горы; но, несмотря на то, благодаря полку князь Андрей мог думать о другом, совершенно независимом от общих вопросов предмете – о своем полку. 10 го августа колонна, в которой был его полк, поравнялась с Лысыми Горами. Князь Андрей два дня тому назад получил известие, что его отец, сын и сестра уехали в Москву. Хотя князю Андрею и нечего было делать в Лысых Горах, он, с свойственным ему желанием растравить свое горе, решил, что он должен заехать в Лысые Горы.
Он велел оседлать себе лошадь и с перехода поехал верхом в отцовскую деревню, в которой он родился и провел свое детство. Проезжая мимо пруда, на котором всегда десятки баб, переговариваясь, били вальками и полоскали свое белье, князь Андрей заметил, что на пруде никого не было, и оторванный плотик, до половины залитый водой, боком плавал посредине пруда. Князь Андрей подъехал к сторожке. У каменных ворот въезда никого не было, и дверь была отперта. Дорожки сада уже заросли, и телята и лошади ходили по английскому парку. Князь Андрей подъехал к оранжерее; стекла были разбиты, и деревья в кадках некоторые повалены, некоторые засохли. Он окликнул Тараса садовника. Никто не откликнулся. Обогнув оранжерею на выставку, он увидал, что тесовый резной забор весь изломан и фрукты сливы обдерганы с ветками. Старый мужик (князь Андрей видал его у ворот в детстве) сидел и плел лапоть на зеленой скамеечке.
Он был глух и не слыхал подъезда князя Андрея. Он сидел на лавке, на которой любил сиживать старый князь, и около него было развешено лычко на сучках обломанной и засохшей магнолии.
Князь Андрей подъехал к дому. Несколько лип в старом саду были срублены, одна пегая с жеребенком лошадь ходила перед самым домом между розанами. Дом был заколочен ставнями. Одно окно внизу было открыто. Дворовый мальчик, увидав князя Андрея, вбежал в дом.
Алпатыч, услав семью, один оставался в Лысых Горах; он сидел дома и читал Жития. Узнав о приезде князя Андрея, он, с очками на носу, застегиваясь, вышел из дома, поспешно подошел к князю и, ничего не говоря, заплакал, целуя князя Андрея в коленку.
Потом он отвернулся с сердцем на свою слабость и стал докладывать ему о положении дел. Все ценное и дорогое было отвезено в Богучарово. Хлеб, до ста четвертей, тоже был вывезен; сено и яровой, необыкновенный, как говорил Алпатыч, урожай нынешнего года зеленым взят и скошен – войсками. Мужики разорены, некоторый ушли тоже в Богучарово, малая часть остается.
Князь Андрей, не дослушав его, спросил, когда уехали отец и сестра, разумея, когда уехали в Москву. Алпатыч отвечал, полагая, что спрашивают об отъезде в Богучарово, что уехали седьмого, и опять распространился о долах хозяйства, спрашивая распоряжении.
– Прикажете ли отпускать под расписку командам овес? У нас еще шестьсот четвертей осталось, – спрашивал Алпатыч.
«Что отвечать ему? – думал князь Андрей, глядя на лоснеющуюся на солнце плешивую голову старика и в выражении лица его читая сознание того, что он сам понимает несвоевременность этих вопросов, но спрашивает только так, чтобы заглушить и свое горе.
– Да, отпускай, – сказал он.
– Ежели изволили заметить беспорядки в саду, – говорил Алпатыч, – то невозмежио было предотвратить: три полка проходили и ночевали, в особенности драгуны. Я выписал чин и звание командира для подачи прошения.
– Ну, что ж ты будешь делать? Останешься, ежели неприятель займет? – спросил его князь Андрей.
Алпатыч, повернув свое лицо к князю Андрею, посмотрел на него; и вдруг торжественным жестом поднял руку кверху.
– Он мой покровитель, да будет воля его! – проговорил он.
Толпа мужиков и дворовых шла по лугу, с открытыми головами, приближаясь к князю Андрею.
– Ну прощай! – сказал князь Андрей, нагибаясь к Алпатычу. – Уезжай сам, увози, что можешь, и народу вели уходить в Рязанскую или в Подмосковную. – Алпатыч прижался к его ноге и зарыдал. Князь Андрей осторожно отодвинул его и, тронув лошадь, галопом поехал вниз по аллее.
На выставке все так же безучастно, как муха на лице дорогого мертвеца, сидел старик и стукал по колодке лаптя, и две девочки со сливами в подолах, которые они нарвали с оранжерейных деревьев, бежали оттуда и наткнулись на князя Андрея. Увидав молодого барина, старшая девочка, с выразившимся на лице испугом, схватила за руку свою меньшую товарку и с ней вместе спряталась за березу, не успев подобрать рассыпавшиеся зеленые сливы.
Князь Андрей испуганно поспешно отвернулся от них, боясь дать заметить им, что он их видел. Ему жалко стало эту хорошенькую испуганную девочку. Он боялся взглянуть на нее, по вместе с тем ему этого непреодолимо хотелось. Новое, отрадное и успокоительное чувство охватило его, когда он, глядя на этих девочек, понял существование других, совершенно чуждых ему и столь же законных человеческих интересов, как и те, которые занимали его. Эти девочки, очевидно, страстно желали одного – унести и доесть эти зеленые сливы и не быть пойманными, и князь Андрей желал с ними вместе успеха их предприятию. Он не мог удержаться, чтобы не взглянуть на них еще раз. Полагая себя уже в безопасности, они выскочили из засады и, что то пища тоненькими голосками, придерживая подолы, весело и быстро бежали по траве луга своими загорелыми босыми ножонками.
Князь Андрей освежился немного, выехав из района пыли большой дороги, по которой двигались войска. Но недалеко за Лысыми Горами он въехал опять на дорогу и догнал свой полк на привале, у плотины небольшого пруда. Был второй час после полдня. Солнце, красный шар в пыли, невыносимо пекло и жгло спину сквозь черный сюртук. Пыль, все такая же, неподвижно стояла над говором гудевшими, остановившимися войсками. Ветру не было, В проезд по плотине на князя Андрея пахнуло тиной и свежестью пруда. Ему захотелось в воду – какая бы грязная она ни была. Он оглянулся на пруд, с которого неслись крики и хохот. Небольшой мутный с зеленью пруд, видимо, поднялся четверти на две, заливая плотину, потому что он был полон человеческими, солдатскими, голыми барахтавшимися в нем белыми телами, с кирпично красными руками, лицами и шеями. Все это голое, белое человеческое мясо с хохотом и гиком барахталось в этой грязной луже, как караси, набитые в лейку. Весельем отзывалось это барахтанье, и оттого оно особенно было грустно.
Один молодой белокурый солдат – еще князь Андрей знал его – третьей роты, с ремешком под икрой, крестясь, отступал назад, чтобы хорошенько разбежаться и бултыхнуться в воду; другой, черный, всегда лохматый унтер офицер, по пояс в воде, подергивая мускулистым станом, радостно фыркал, поливая себе голову черными по кисти руками. Слышалось шлепанье друг по другу, и визг, и уханье.
На берегах, на плотине, в пруде, везде было белое, здоровое, мускулистое мясо. Офицер Тимохин, с красным носиком, обтирался на плотине и застыдился, увидав князя, однако решился обратиться к нему:
– То то хорошо, ваше сиятельство, вы бы изволили! – сказал он.
– Грязно, – сказал князь Андрей, поморщившись.
– Мы сейчас очистим вам. – И Тимохин, еще не одетый, побежал очищать.
– Князь хочет.
– Какой? Наш князь? – заговорили голоса, и все заторопились так, что насилу князь Андрей успел их успокоить. Он придумал лучше облиться в сарае.
«Мясо, тело, chair a canon [пушечное мясо]! – думал он, глядя и на свое голое тело, и вздрагивая не столько от холода, сколько от самому ему непонятного отвращения и ужаса при виде этого огромного количества тел, полоскавшихся в грязном пруде.
7 го августа князь Багратион в своей стоянке Михайловке на Смоленской дороге писал следующее:
«Милостивый государь граф Алексей Андреевич.
(Он писал Аракчееву, но знал, что письмо его будет прочтено государем, и потому, насколько он был к тому способен, обдумывал каждое свое слово.)
Я думаю, что министр уже рапортовал об оставлении неприятелю Смоленска. Больно, грустно, и вся армия в отчаянии, что самое важное место понапрасну бросили. Я, с моей стороны, просил лично его убедительнейшим образом, наконец и писал; но ничто его не согласило. Я клянусь вам моею честью, что Наполеон был в таком мешке, как никогда, и он бы мог потерять половину армии, но не взять Смоленска. Войска наши так дрались и так дерутся, как никогда. Я удержал с 15 тысячами более 35 ти часов и бил их; но он не хотел остаться и 14 ти часов. Это стыдно, и пятно армии нашей; а ему самому, мне кажется, и жить на свете не должно. Ежели он доносит, что потеря велика, – неправда; может быть, около 4 тысяч, не более, но и того нет. Хотя бы и десять, как быть, война! Но зато неприятель потерял бездну…
Что стоило еще оставаться два дни? По крайней мере, они бы сами ушли; ибо не имели воды напоить людей и лошадей. Он дал слово мне, что не отступит, но вдруг прислал диспозицию, что он в ночь уходит. Таким образом воевать не можно, и мы можем неприятеля скоро привести в Москву…
Слух носится, что вы думаете о мире. Чтобы помириться, боже сохрани! После всех пожертвований и после таких сумасбродных отступлений – мириться: вы поставите всю Россию против себя, и всякий из нас за стыд поставит носить мундир. Ежели уже так пошло – надо драться, пока Россия может и пока люди на ногах…
Надо командовать одному, а не двум. Ваш министр, может, хороший по министерству; но генерал не то что плохой, но дрянной, и ему отдали судьбу всего нашего Отечества… Я, право, с ума схожу от досады; простите мне, что дерзко пишу. Видно, тот не любит государя и желает гибели нам всем, кто советует заключить мир и командовать армиею министру. Итак, я пишу вам правду: готовьте ополчение. Ибо министр самым мастерским образом ведет в столицу за собою гостя. Большое подозрение подает всей армии господин флигель адъютант Вольцоген. Он, говорят, более Наполеона, нежели наш, и он советует все министру. Я не токмо учтив против него, но повинуюсь, как капрал, хотя и старее его. Это больно; но, любя моего благодетеля и государя, – повинуюсь. Только жаль государя, что вверяет таким славную армию. Вообразите, что нашею ретирадою мы потеряли людей от усталости и в госпиталях более 15 тысяч; а ежели бы наступали, того бы не было. Скажите ради бога, что наша Россия – мать наша – скажет, что так страшимся и за что такое доброе и усердное Отечество отдаем сволочам и вселяем в каждого подданного ненависть и посрамление. Чего трусить и кого бояться?. Я не виноват, что министр нерешим, трус, бестолков, медлителен и все имеет худые качества. Вся армия плачет совершенно и ругают его насмерть…»
В числе бесчисленных подразделений, которые можно сделать в явлениях жизни, можно подразделить их все на такие, в которых преобладает содержание, другие – в которых преобладает форма. К числу таковых, в противоположность деревенской, земской, губернской, даже московской жизни, можно отнести жизнь петербургскую, в особенности салонную. Эта жизнь неизменна.
С 1805 года мы мирились и ссорились с Бонапартом, мы делали конституции и разделывали их, а салон Анны Павловны и салон Элен были точно такие же, какие они были один семь лет, другой пять лет тому назад. Точно так же у Анны Павловны говорили с недоумением об успехах Бонапарта и видели, как в его успехах, так и в потакании ему европейских государей, злостный заговор, имеющий единственной целью неприятность и беспокойство того придворного кружка, которого представительницей была Анна Павловна. Точно так же у Элен, которую сам Румянцев удостоивал своим посещением и считал замечательно умной женщиной, точно так же как в 1808, так и в 1812 году с восторгом говорили о великой нации и великом человеке и с сожалением смотрели на разрыв с Францией, который, по мнению людей, собиравшихся в салоне Элен, должен был кончиться миром.
В последнее время, после приезда государя из армии, произошло некоторое волнение в этих противоположных кружках салонах и произведены были некоторые демонстрации друг против друга, но направление кружков осталось то же. В кружок Анны Павловны принимались из французов только закоренелые легитимисты, и здесь выражалась патриотическая мысль о том, что не надо ездить во французский театр и что содержание труппы стоит столько же, сколько содержание целого корпуса. За военными событиями следилось жадно, и распускались самые выгодные для нашей армии слухи. В кружке Элен, румянцевском, французском, опровергались слухи о жестокости врага и войны и обсуживались все попытки Наполеона к примирению. В этом кружке упрекали тех, кто присоветывал слишком поспешные распоряжения о том, чтобы приготавливаться к отъезду в Казань придворным и женским учебным заведениям, находящимся под покровительством императрицы матери. Вообще все дело войны представлялось в салоне Элен пустыми демонстрациями, которые весьма скоро кончатся миром, и царствовало мнение Билибина, бывшего теперь в Петербурге и домашним у Элен (всякий умный человек должен был быть у нее), что не порох, а те, кто его выдумали, решат дело. В этом кружке иронически и весьма умно, хотя весьма осторожно, осмеивали московский восторг, известие о котором прибыло вместе с государем в Петербург.
В кружке Анны Павловны, напротив, восхищались этими восторгами и говорили о них, как говорит Плутарх о древних. Князь Василий, занимавший все те же важные должности, составлял звено соединения между двумя кружками. Он ездил к ma bonne amie [своему достойному другу] Анне Павловне и ездил dans le salon diplomatique de ma fille [в дипломатический салон своей дочери] и часто, при беспрестанных переездах из одного лагеря в другой, путался и говорил у Анны Павловны то, что надо было говорить у Элен, и наоборот.
Вскоре после приезда государя князь Василий разговорился у Анны Павловны о делах войны, жестоко осуждая Барклая де Толли и находясь в нерешительности, кого бы назначить главнокомандующим. Один из гостей, известный под именем un homme de beaucoup de merite [человек с большими достоинствами], рассказав о том, что он видел нынче выбранного начальником петербургского ополчения Кутузова, заседающего в казенной палате для приема ратников, позволил себе осторожно выразить предположение о том, что Кутузов был бы тот человек, который удовлетворил бы всем требованиям.
Анна Павловна грустно улыбнулась и заметила, что Кутузов, кроме неприятностей, ничего не дал государю.
– Я говорил и говорил в Дворянском собрании, – перебил князь Василий, – но меня не послушали. Я говорил, что избрание его в начальники ополчения не понравится государю. Они меня не послушали.
– Все какая то мания фрондировать, – продолжал он. – И пред кем? И все оттого, что мы хотим обезьянничать глупым московским восторгам, – сказал князь Василий, спутавшись на минуту и забыв то, что у Элен надо было подсмеиваться над московскими восторгами, а у Анны Павловны восхищаться ими. Но он тотчас же поправился. – Ну прилично ли графу Кутузову, самому старому генералу в России, заседать в палате, et il en restera pour sa peine! [хлопоты его пропадут даром!] Разве возможно назначить главнокомандующим человека, который не может верхом сесть, засыпает на совете, человека самых дурных нравов! Хорошо он себя зарекомендовал в Букарещте! Я уже не говорю о его качествах как генерала, но разве можно в такую минуту назначать человека дряхлого и слепого, просто слепого? Хорош будет генерал слепой! Он ничего не видит. В жмурки играть… ровно ничего не видит!
Никто не возражал на это.
24 го июля это было совершенно справедливо. Но 29 июля Кутузову пожаловано княжеское достоинство. Княжеское достоинство могло означать и то, что от него хотели отделаться, – и потому суждение князя Василья продолжало быть справедливо, хотя он и не торопился ого высказывать теперь. Но 8 августа был собран комитет из генерал фельдмаршала Салтыкова, Аракчеева, Вязьмитинова, Лопухина и Кочубея для обсуждения дел войны. Комитет решил, что неудачи происходили от разноначалий, и, несмотря на то, что лица, составлявшие комитет, знали нерасположение государя к Кутузову, комитет, после короткого совещания, предложил назначить Кутузова главнокомандующим. И в тот же день Кутузов был назначен полномочным главнокомандующим армий и всего края, занимаемого войсками.
9 го августа князь Василий встретился опять у Анны Павловны с l'homme de beaucoup de merite [человеком с большими достоинствами]. L'homme de beaucoup de merite ухаживал за Анной Павловной по случаю желания назначения попечителем женского учебного заведения императрицы Марии Федоровны. Князь Василий вошел в комнату с видом счастливого победителя, человека, достигшего цели своих желаний.
– Eh bien, vous savez la grande nouvelle? Le prince Koutouzoff est marechal. [Ну с, вы знаете великую новость? Кутузов – фельдмаршал.] Все разногласия кончены. Я так счастлив, так рад! – говорил князь Василий. – Enfin voila un homme, [Наконец, вот это человек.] – проговорил он, значительно и строго оглядывая всех находившихся в гостиной. L'homme de beaucoup de merite, несмотря на свое желание получить место, не мог удержаться, чтобы не напомнить князю Василью его прежнее суждение. (Это было неучтиво и перед князем Василием в гостиной Анны Павловны, и перед Анной Павловной, которая так же радостно приняла эту весть; но он не мог удержаться.)
– Mais on dit qu'il est aveugle, mon prince? [Но говорят, он слеп?] – сказал он, напоминая князю Василью его же слова.
– Allez donc, il y voit assez, [Э, вздор, он достаточно видит, поверьте.] – сказал князь Василий своим басистым, быстрым голосом с покашливанием, тем голосом и с покашливанием, которым он разрешал все трудности. – Allez, il y voit assez, – повторил он. – И чему я рад, – продолжал он, – это то, что государь дал ему полную власть над всеми армиями, над всем краем, – власть, которой никогда не было ни у какого главнокомандующего. Это другой самодержец, – заключил он с победоносной улыбкой.
– Дай бог, дай бог, – сказала Анна Павловна. L'homme de beaucoup de merite, еще новичок в придворном обществе, желая польстить Анне Павловне, выгораживая ее прежнее мнение из этого суждения, сказал.
– Говорят, что государь неохотно передал эту власть Кутузову. On dit qu'il rougit comme une demoiselle a laquelle on lirait Joconde, en lui disant: «Le souverain et la patrie vous decernent cet honneur». [Говорят, что он покраснел, как барышня, которой бы прочли Жоконду, в то время как говорил ему: «Государь и отечество награждают вас этой честью».]
– Peut etre que la c?ur n'etait pas de la partie, [Может быть, сердце не вполне участвовало,] – сказала Анна Павловна.
– О нет, нет, – горячо заступился князь Василий. Теперь уже он не мог никому уступить Кутузова. По мнению князя Василья, не только Кутузов был сам хорош, но и все обожали его. – Нет, это не может быть, потому что государь так умел прежде ценить его, – сказал он.
– Дай бог только, чтобы князь Кутузов, – сказала Анпа Павловна, – взял действительную власть и не позволял бы никому вставлять себе палки в колеса – des batons dans les roues.
Князь Василий тотчас понял, кто был этот никому. Он шепотом сказал:
– Я верно знаю, что Кутузов, как непременное условие, выговорил, чтобы наследник цесаревич не был при армии: Vous savez ce qu'il a dit a l'Empereur? [Вы знаете, что он сказал государю?] – И князь Василий повторил слова, будто бы сказанные Кутузовым государю: «Я не могу наказать его, ежели он сделает дурно, и наградить, ежели он сделает хорошо». О! это умнейший человек, князь Кутузов, et quel caractere. Oh je le connais de longue date. [и какой характер. О, я его давно знаю.]
– Говорят даже, – сказал l'homme de beaucoup de merite, не имевший еще придворного такта, – что светлейший непременным условием поставил, чтобы сам государь не приезжал к армии.
Как только он сказал это, в одно мгновение князь Василий и Анна Павловна отвернулись от него и грустно, со вздохом о его наивности, посмотрели друг на друга.
В то время как это происходило в Петербурге, французы уже прошли Смоленск и все ближе и ближе подвигались к Москве. Историк Наполеона Тьер, так же, как и другие историки Наполеона, говорит, стараясь оправдать своего героя, что Наполеон был привлечен к стенам Москвы невольно. Он прав, как и правы все историки, ищущие объяснения событий исторических в воле одного человека; он прав так же, как и русские историки, утверждающие, что Наполеон был привлечен к Москве искусством русских полководцев. Здесь, кроме закона ретроспективности (возвратности), представляющего все прошедшее приготовлением к совершившемуся факту, есть еще взаимность, путающая все дело. Хороший игрок, проигравший в шахматы, искренно убежден, что его проигрыш произошел от его ошибки, и он отыскивает эту ошибку в начале своей игры, но забывает, что в каждом его шаге, в продолжение всей игры, были такие же ошибки, что ни один его ход не был совершенен. Ошибка, на которую он обращает внимание, заметна ему только потому, что противник воспользовался ею. Насколько же сложнее этого игра войны, происходящая в известных условиях времени, и где не одна воля руководит безжизненными машинами, а где все вытекает из бесчисленного столкновения различных произволов?
После Смоленска Наполеон искал сражения за Дорогобужем у Вязьмы, потом у Царева Займища; но выходило, что по бесчисленному столкновению обстоятельств до Бородина, в ста двадцати верстах от Москвы, русские не могли принять сражения. От Вязьмы было сделано распоряжение Наполеоном для движения прямо на Москву.
Moscou, la capitale asiatique de ce grand empire, la ville sacree des peuples d'Alexandre, Moscou avec ses innombrables eglises en forme de pagodes chinoises! [Москва, азиатская столица этой великой империи, священный город народов Александра, Москва с своими бесчисленными церквами, в форме китайских пагод!] Эта Moscou не давала покоя воображению Наполеона. На переходе из Вязьмы к Цареву Займищу Наполеон верхом ехал на своем соловом энглизированном иноходчике, сопутствуемый гвардией, караулом, пажами и адъютантами. Начальник штаба Бертье отстал для того, чтобы допросить взятого кавалерией русского пленного. Он галопом, сопутствуемый переводчиком Lelorgne d'Ideville, догнал Наполеона и с веселым лицом остановил лошадь.
– Eh bien? [Ну?] – сказал Наполеон.
– Un cosaque de Platow [Платовский казак.] говорит, что корпус Платова соединяется с большой армией, что Кутузов назначен главнокомандующим. Tres intelligent et bavard! [Очень умный и болтун!]
Наполеон улыбнулся, велел дать этому казаку лошадь и привести его к себе. Он сам желал поговорить с ним. Несколько адъютантов поскакало, и через час крепостной человек Денисова, уступленный им Ростову, Лаврушка, в денщицкой куртке на французском кавалерийском седле, с плутовским и пьяным, веселым лицом подъехал к Наполеону. Наполеон велел ему ехать рядом с собой и начал спрашивать:
– Вы казак?
– Казак с, ваше благородие.
«Le cosaque ignorant la compagnie dans laquelle il se trouvait, car la simplicite de Napoleon n'avait rien qui put reveler a une imagination orientale la presence d'un souverain, s'entretint avec la plus extreme familiarite des affaires de la guerre actuelle», [Казак, не зная того общества, в котором он находился, потому что простота Наполеона не имела ничего такого, что бы могло открыть для восточного воображения присутствие государя, разговаривал с чрезвычайной фамильярностью об обстоятельствах настоящей войны.] – говорит Тьер, рассказывая этот эпизод. Действительно, Лаврушка, напившийся пьяным и оставивший барина без обеда, был высечен накануне и отправлен в деревню за курами, где он увлекся мародерством и был взят в плен французами. Лаврушка был один из тех грубых, наглых лакеев, видавших всякие виды, которые считают долгом все делать с подлостью и хитростью, которые готовы сослужить всякую службу своему барину и которые хитро угадывают барские дурные мысли, в особенности тщеславие и мелочность.
Попав в общество Наполеона, которого личность он очень хорошо и легко признал. Лаврушка нисколько не смутился и только старался от всей души заслужить новым господам.
Он очень хорошо знал, что это сам Наполеон, и присутствие Наполеона не могло смутить его больше, чем присутствие Ростова или вахмистра с розгами, потому что не было ничего у него, чего бы не мог лишить его ни вахмистр, ни Наполеон.
Он врал все, что толковалось между денщиками. Многое из этого была правда. Но когда Наполеон спросил его, как же думают русские, победят они Бонапарта или нет, Лаврушка прищурился и задумался.
Он увидал тут тонкую хитрость, как всегда во всем видят хитрость люди, подобные Лаврушке, насупился и помолчал.
– Оно значит: коли быть сраженью, – сказал он задумчиво, – и в скорости, так это так точно. Ну, а коли пройдет три дня апосля того самого числа, тогда, значит, это самое сражение в оттяжку пойдет.
Наполеону перевели это так: «Si la bataille est donnee avant trois jours, les Francais la gagneraient, mais que si elle serait donnee plus tard, Dieu seul sait ce qui en arrivrait», [«Ежели сражение произойдет прежде трех дней, то французы выиграют его, но ежели после трех дней, то бог знает что случится».] – улыбаясь передал Lelorgne d'Ideville. Наполеон не улыбнулся, хотя он, видимо, был в самом веселом расположении духа, и велел повторить себе эти слова.
Лаврушка заметил это и, чтобы развеселить его, сказал, притворяясь, что не знает, кто он.
– Знаем, у вас есть Бонапарт, он всех в мире побил, ну да об нас другая статья… – сказал он, сам не зная, как и отчего под конец проскочил в его словах хвастливый патриотизм. Переводчик передал эти слова Наполеону без окончания, и Бонапарт улыбнулся. «Le jeune Cosaque fit sourire son puissant interlocuteur», [Молодой казак заставил улыбнуться своего могущественного собеседника.] – говорит Тьер. Проехав несколько шагов молча, Наполеон обратился к Бертье и сказал, что он хочет испытать действие, которое произведет sur cet enfant du Don [на это дитя Дона] известие о том, что тот человек, с которым говорит этот enfant du Don, есть сам император, тот самый император, который написал на пирамидах бессмертно победоносное имя.
Известие было передано.
Лаврушка (поняв, что это делалось, чтобы озадачить его, и что Наполеон думает, что он испугается), чтобы угодить новым господам, тотчас же притворился изумленным, ошеломленным, выпучил глаза и сделал такое же лицо, которое ему привычно было, когда его водили сечь. «A peine l'interprete de Napoleon, – говорит Тьер, – avait il parle, que le Cosaque, saisi d'une sorte d'ebahissement, no profera plus une parole et marcha les yeux constamment attaches sur ce conquerant, dont le nom avait penetre jusqu'a lui, a travers les steppes de l'Orient. Toute sa loquacite s'etait subitement arretee, pour faire place a un sentiment d'admiration naive et silencieuse. Napoleon, apres l'avoir recompense, lui fit donner la liberte, comme a un oiseau qu'on rend aux champs qui l'ont vu naitre». [Едва переводчик Наполеона сказал это казаку, как казак, охваченный каким то остолбенением, не произнес более ни одного слова и продолжал ехать, не спуская глаз с завоевателя, имя которого достигло до него через восточные степи. Вся его разговорчивость вдруг прекратилась и заменилась наивным и молчаливым чувством восторга. Наполеон, наградив казака, приказал дать ему свободу, как птице, которую возвращают ее родным полям.]
Наполеон поехал дальше, мечтая о той Moscou, которая так занимала его воображение, a l'oiseau qu'on rendit aux champs qui l'on vu naitre [птица, возвращенная родным полям] поскакал на аванпосты, придумывая вперед все то, чего не было и что он будет рассказывать у своих. Того же, что действительно с ним было, он не хотел рассказывать именно потому, что это казалось ему недостойным рассказа. Он выехал к казакам, расспросил, где был полк, состоявший в отряде Платова, и к вечеру же нашел своего барина Николая Ростова, стоявшего в Янкове и только что севшего верхом, чтобы с Ильиным сделать прогулку по окрестным деревням. Он дал другую лошадь Лаврушке и взял его с собой.
Княжна Марья не была в Москве и вне опасности, как думал князь Андрей.
После возвращения Алпатыча из Смоленска старый князь как бы вдруг опомнился от сна. Он велел собрать из деревень ополченцев, вооружить их и написал главнокомандующему письмо, в котором извещал его о принятом им намерении оставаться в Лысых Горах до последней крайности, защищаться, предоставляя на его усмотрение принять или не принять меры для защиты Лысых Гор, в которых будет взят в плен или убит один из старейших русских генералов, и объявил домашним, что он остается в Лысых Горах.
Но, оставаясь сам в Лысых Горах, князь распорядился об отправке княжны и Десаля с маленьким князем в Богучарово и оттуда в Москву. Княжна Марья, испуганная лихорадочной, бессонной деятельностью отца, заменившей его прежнюю опущенность, не могла решиться оставить его одного и в первый раз в жизни позволила себе не повиноваться ему. Она отказалась ехать, и на нее обрушилась страшная гроза гнева князя. Он напомнил ей все, в чем он был несправедлив против нее. Стараясь обвинить ее, он сказал ей, что она измучила его, что она поссорила его с сыном, имела против него гадкие подозрения, что она задачей своей жизни поставила отравлять его жизнь, и выгнал ее из своего кабинета, сказав ей, что, ежели она не уедет, ему все равно. Он сказал, что знать не хочет о ее существовании, но вперед предупреждает ее, чтобы она не смела попадаться ему на глаза. То, что он, вопреки опасений княжны Марьи, не велел насильно увезти ее, а только не приказал ей показываться на глаза, обрадовало княжну Марью. Она знала, что это доказывало то, что в самой тайне души своей он был рад, что она оставалась дома и не уехала.
На другой день после отъезда Николушки старый князь утром оделся в полный мундир и собрался ехать главнокомандующему. Коляска уже была подана. Княжна Марья видела, как он, в мундире и всех орденах, вышел из дома и пошел в сад сделать смотр вооруженным мужикам и дворовым. Княжна Марья свдела у окна, прислушивалась к его голосу, раздававшемуся из сада. Вдруг из аллеи выбежало несколько людей с испуганными лицами.
Княжна Марья выбежала на крыльцо, на цветочную дорожку и в аллею. Навстречу ей подвигалась большая толпа ополченцев и дворовых, и в середине этой толпы несколько людей под руки волокли маленького старичка в мундире и орденах. Княжна Марья подбежала к нему и, в игре мелкими кругами падавшего света, сквозь тень липовой аллеи, не могла дать себе отчета в том, какая перемена произошла в его лице. Одно, что она увидала, было то, что прежнее строгое и решительное выражение его лица заменилось выражением робости и покорности. Увидав дочь, он зашевелил бессильными губами и захрипел. Нельзя было понять, чего он хотел. Его подняли на руки, отнесли в кабинет и положили на тот диван, которого он так боялся последнее время.
Привезенный доктор в ту же ночь пустил кровь и объявил, что у князя удар правой стороны.
В Лысых Горах оставаться становилось более и более опасным, и на другой день после удара князя, повезли в Богучарово. Доктор поехал с ними.
Когда они приехали в Богучарово, Десаль с маленьким князем уже уехали в Москву.
Все в том же положении, не хуже и не лучше, разбитый параличом, старый князь три недели лежал в Богучарове в новом, построенном князем Андреем, доме. Старый князь был в беспамятстве; он лежал, как изуродованный труп. Он не переставая бормотал что то, дергаясь бровями и губами, и нельзя было знать, понимал он или нет то, что его окружало. Одно можно было знать наверное – это то, что он страдал и, чувствовал потребность еще выразить что то. Но что это было, никто не мог понять; был ли это какой нибудь каприз больного и полусумасшедшего, относилось ли это до общего хода дел, или относилось это до семейных обстоятельств?
Доктор говорил, что выражаемое им беспокойство ничего не значило, что оно имело физические причины; но княжна Марья думала (и то, что ее присутствие всегда усиливало его беспокойство, подтверждало ее предположение), думала, что он что то хотел сказать ей. Он, очевидно, страдал и физически и нравственно.
Надежды на исцеление не было. Везти его было нельзя. И что бы было, ежели бы он умер дорогой? «Не лучше ли бы было конец, совсем конец! – иногда думала княжна Марья. Она день и ночь, почти без сна, следила за ним, и, страшно сказать, она часто следила за ним не с надеждой найти призкаки облегчения, но следила, часто желая найти признаки приближения к концу.
Как ни странно было княжне сознавать в себе это чувство, но оно было в ней. И что было еще ужаснее для княжны Марьи, это было то, что со времени болезни ее отца (даже едва ли не раньше, не тогда ли уж, когда она, ожидая чего то, осталась с ним) в ней проснулись все заснувшие в ней, забытые личные желания и надежды. То, что годами не приходило ей в голову – мысли о свободной жизни без вечного страха отца, даже мысли о возможности любви и семейного счастия, как искушения дьявола, беспрестанно носились в ее воображении. Как ни отстраняла она от себя, беспрестанно ей приходили в голову вопросы о том, как она теперь, после того, устроит свою жизнь. Это были искушения дьявола, и княжна Марья знала это. Она знала, что единственное орудие против него была молитва, и она пыталась молиться. Она становилась в положение молитвы, смотрела на образа, читала слова молитвы, но не могла молиться. Она чувствовала, что теперь ее охватил другой мир – житейской, трудной и свободной деятельности, совершенно противоположный тому нравственному миру, в который она была заключена прежде и в котором лучшее утешение была молитва. Она не могла молиться и не могла плакать, и житейская забота охватила ее.
Оставаться в Вогучарове становилось опасным. Со всех сторон слышно было о приближающихся французах, и в одной деревне, в пятнадцати верстах от Богучарова, была разграблена усадьба французскими мародерами.
Доктор настаивал на том, что надо везти князя дальше; предводитель прислал чиновника к княжне Марье, уговаривая ее уезжать как можно скорее. Исправник, приехав в Богучарово, настаивал на том же, говоря, что в сорока верстах французы, что по деревням ходят французские прокламации и что ежели княжна не уедет с отцом до пятнадцатого, то он ни за что не отвечает.
Княжна пятнадцатого решилась ехать. Заботы приготовлений, отдача приказаний, за которыми все обращались к ней, целый день занимали ее. Ночь с четырнадцатого на пятнадцатое она провела, как обыкновенно, не раздеваясь, в соседней от той комнаты, в которой лежал князь. Несколько раз, просыпаясь, она слышала его кряхтенье, бормотанье, скрип кровати и шаги Тихона и доктора, ворочавших его. Несколько раз она прислушивалась у двери, и ей казалось, что он нынче бормотал громче обыкновенного и чаще ворочался. Она не могла спать и несколько раз подходила к двери, прислушиваясь, желая войти и не решаясь этого сделать. Хотя он и не говорил, но княжна Марья видела, знала, как неприятно было ему всякое выражение страха за него. Она замечала, как недовольно он отвертывался от ее взгляда, иногда невольно и упорно на него устремленного. Она знала, что ее приход ночью, в необычное время, раздражит его.
Но никогда ей так жалко не было, так страшно не было потерять его. Она вспоминала всю свою жизнь с ним, и в каждом слове, поступке его она находила выражение его любви к ней. Изредка между этими воспоминаниями врывались в ее воображение искушения дьявола, мысли о том, что будет после его смерти и как устроится ее новая, свободная жизнь. Но с отвращением отгоняла она эти мысли. К утру он затих, и она заснула.
Она проснулась поздно. Та искренность, которая бывает при пробуждении, показала ей ясно то, что более всего в болезни отца занимало ее. Она проснулась, прислушалась к тому, что было за дверью, и, услыхав его кряхтенье, со вздохом сказала себе, что было все то же.
– Да чему же быть? Чего же я хотела? Я хочу его смерти! – вскрикнула она с отвращением к себе самой.
Она оделась, умылась, прочла молитвы и вышла на крыльцо. К крыльцу поданы были без лошадей экипажи, в которые укладывали вещи.
Утро было теплое и серое. Княжна Марья остановилась на крыльце, не переставая ужасаться перед своей душевной мерзостью и стараясь привести в порядок свои мысли, прежде чем войти к нему.
Доктор сошел с лестницы и подошел к ней.
– Ему получше нынче, – сказал доктор. – Я вас искал. Можно кое что понять из того, что он говорит, голова посвежее. Пойдемте. Он зовет вас…
Сердце княжны Марьи так сильно забилось при этом известии, что она, побледнев, прислонилась к двери, чтобы не упасть. Увидать его, говорить с ним, подпасть под его взгляд теперь, когда вся душа княжны Марьи была переполнена этих страшных преступных искушений, – было мучительно радостно и ужасно.
– Пойдемте, – сказал доктор.
Княжна Марья вошла к отцу и подошла к кровати. Он лежал высоко на спине, с своими маленькими, костлявыми, покрытыми лиловыми узловатыми жилками ручками на одеяле, с уставленным прямо левым глазом и с скосившимся правым глазом, с неподвижными бровями и губами. Он весь был такой худенький, маленький и жалкий. Лицо его, казалось, ссохлось или растаяло, измельчало чертами. Княжна Марья подошла и поцеловала его руку. Левая рука сжала ее руку так, что видно было, что он уже давно ждал ее. Он задергал ее руку, и брови и губы его сердито зашевелились.
Она испуганно глядела на него, стараясь угадать, чего он хотел от нее. Когда она, переменя положение, подвинулась, так что левый глаз видел ее лицо, он успокоился, на несколько секунд не спуская с нее глаза. Потом губы и язык его зашевелились, послышались звуки, и он стал говорить, робко и умоляюще глядя на нее, видимо, боясь, что она не поймет его.
Княжна Марья, напрягая все силы внимания, смотрела на него. Комический труд, с которым он ворочал языком, заставлял княжну Марью опускать глаза и с трудом подавлять поднимавшиеся в ее горле рыдания. Он сказал что то, по нескольку раз повторяя свои слова. Княжна Марья не могла понять их; но она старалась угадать то, что он говорил, и повторяла вопросительно сказанные им слона.
– Гага – бои… бои… – повторил он несколько раз. Никак нельзя было понять этих слов. Доктор думал, что он угадал, и, повторяя его слова, спросил: княжна боится? Он отрицательно покачал головой и опять повторил то же…
– Душа, душа болит, – разгадала и сказала княжна Марья. Он утвердительно замычал, взял ее руку и стал прижимать ее к различным местам своей груди, как будто отыскивая настоящее для нее место.
– Все мысли! об тебе… мысли, – потом выговорил он гораздо лучше и понятнее, чем прежде, теперь, когда он был уверен, что его понимают. Княжна Марья прижалась головой к его руке, стараясь скрыть свои рыдания и слезы.
Он рукой двигал по ее волосам.
– Я тебя звал всю ночь… – выговорил он.
– Ежели бы я знала… – сквозь слезы сказала она. – Я боялась войти.
Он пожал ее руку.
– Не спала ты?
– Нет, я не спала, – сказала княжна Марья, отрицательно покачав головой. Невольно подчиняясь отцу, она теперь так же, как он говорил, старалась говорить больше знаками и как будто тоже с трудом ворочая язык.
– Душенька… – или – дружок… – Княжна Марья не могла разобрать; но, наверное, по выражению его взгляда, сказано было нежное, ласкающее слово, которого он никогда не говорил. – Зачем не пришла?
«А я желала, желала его смерти! – думала княжна Марья. Он помолчал.
– Спасибо тебе… дочь, дружок… за все, за все… прости… спасибо… прости… спасибо!.. – И слезы текли из его глаз. – Позовите Андрюшу, – вдруг сказал он, и что то детски робкое и недоверчивое выразилось в его лице при этом спросе. Он как будто сам знал, что спрос его не имеет смысла. Так, по крайней мере, показалось княжне Марье.
– Я от него получила письмо, – отвечала княжна Марья.
Он с удивлением и робостью смотрел на нее.
– Где же он?
– Он в армии, mon pere, в Смоленске.
Он долго молчал, закрыв глаза; потом утвердительно, как бы в ответ на свои сомнения и в подтверждение того, что он теперь все понял и вспомнил, кивнул головой и открыл глаза.
– Да, – сказал он явственно и тихо. – Погибла Россия! Погубили! – И он опять зарыдал, и слезы потекли у него из глаз. Княжна Марья не могла более удерживаться и плакала тоже, глядя на его лицо.
Он опять закрыл глаза. Рыдания его прекратились. Он сделал знак рукой к глазам; и Тихон, поняв его, отер ему слезы.
Потом он открыл глаза и сказал что то, чего долго никто не мог понять и, наконец, понял и передал один Тихон. Княжна Марья отыскивала смысл его слов в том настроении, в котором он говорил за минуту перед этим. То она думала, что он говорит о России, то о князе Андрее, то о ней, о внуке, то о своей смерти. И от этого она не могла угадать его слов.
– Надень твое белое платье, я люблю его, – говорил он.
Поняв эти слова, княжна Марья зарыдала еще громче, и доктор, взяв ее под руку, вывел ее из комнаты на террасу, уговаривая ее успокоиться и заняться приготовлениями к отъезду. После того как княжна Марья вышла от князя, он опять заговорил о сыне, о войне, о государе, задергал сердито бровями, стал возвышать хриплый голос, и с ним сделался второй и последний удар.
Княжна Марья остановилась на террасе. День разгулялся, было солнечно и жарко. Она не могла ничего понимать, ни о чем думать и ничего чувствовать, кроме своей страстной любви к отцу, любви, которой, ей казалось, она не знала до этой минуты. Она выбежала в сад и, рыдая, побежала вниз к пруду по молодым, засаженным князем Андреем, липовым дорожкам.
– Да… я… я… я. Я желала его смерти. Да, я желала, чтобы скорее кончилось… Я хотела успокоиться… А что ж будет со мной? На что мне спокойствие, когда его не будет, – бормотала вслух княжна Марья, быстрыми шагами ходя по саду и руками давя грудь, из которой судорожно вырывались рыдания. Обойдя по саду круг, который привел ее опять к дому, она увидала идущих к ней навстречу m lle Bourienne (которая оставалась в Богучарове и не хотела оттуда уехать) и незнакомого мужчину. Это был предводитель уезда, сам приехавший к княжне с тем, чтобы представить ей всю необходимость скорого отъезда. Княжна Марья слушала и не понимала его; она ввела его в дом, предложила ему завтракать и села с ним. Потом, извинившись перед предводителем, она подошла к двери старого князя. Доктор с встревоженным лицом вышел к ней и сказал, что нельзя.
– Идите, княжна, идите, идите!
Княжна Марья пошла опять в сад и под горой у пруда, в том месте, где никто не мог видеть, села на траву. Она не знала, как долго она пробыла там. Чьи то бегущие женские шаги по дорожке заставили ее очнуться. Она поднялась и увидала, что Дуняша, ее горничная, очевидно, бежавшая за нею, вдруг, как бы испугавшись вида своей барышни, остановилась.
– Пожалуйте, княжна… князь… – сказала Дуняша сорвавшимся голосом.
– Сейчас, иду, иду, – поспешно заговорила княжна, не давая времени Дуняше договорить ей то, что она имела сказать, и, стараясь не видеть Дуняши, побежала к дому.
– Княжна, воля божья совершается, вы должны быть на все готовы, – сказал предводитель, встречая ее у входной двери.
– Оставьте меня. Это неправда! – злобно крикнула она на него. Доктор хотел остановить ее. Она оттолкнула его и подбежала к двери. «И к чему эти люди с испуганными лицами останавливают меня? Мне никого не нужно! И что они тут делают? – Она отворила дверь, и яркий дневной свет в этой прежде полутемной комнате ужаснул ее. В комнате были женщины и няня. Они все отстранились от кровати, давая ей дорогу. Он лежал все так же на кровати; но строгий вид его спокойного лица остановил княжну Марью на пороге комнаты.
«Нет, он не умер, это не может быть! – сказала себе княжна Марья, подошла к нему и, преодолевая ужас, охвативший ее, прижала к щеке его свои губы. Но она тотчас же отстранилась от него. Мгновенно вся сила нежности к нему, которую она чувствовала в себе, исчезла и заменилась чувством ужаса к тому, что было перед нею. «Нет, нет его больше! Его нет, а есть тут же, на том же месте, где был он, что то чуждое и враждебное, какая то страшная, ужасающая и отталкивающая тайна… – И, закрыв лицо руками, княжна Марья упала на руки доктора, поддержавшего ее.
В присутствии Тихона и доктора женщины обмыли то, что был он, повязали платком голову, чтобы не закостенел открытый рот, и связали другим платком расходившиеся ноги. Потом они одели в мундир с орденами и положили на стол маленькое ссохшееся тело. Бог знает, кто и когда позаботился об этом, но все сделалось как бы само собой. К ночи кругом гроба горели свечи, на гробу был покров, на полу был посыпан можжевельник, под мертвую ссохшуюся голову была положена печатная молитва, а в углу сидел дьячок, читая псалтырь.
Как лошади шарахаются, толпятся и фыркают над мертвой лошадью, так в гостиной вокруг гроба толпился народ чужой и свой – предводитель, и староста, и бабы, и все с остановившимися испуганными глазами, крестились и кланялись, и целовали холодную и закоченевшую руку старого князя.
Богучарово было всегда, до поселения в нем князя Андрея, заглазное именье, и мужики богучаровские имели совсем другой характер от лысогорских. Они отличались от них и говором, и одеждой, и нравами. Они назывались степными. Старый князь хвалил их за их сносливость в работе, когда они приезжали подсоблять уборке в Лысых Горах или копать пруды и канавы, но не любил их за их дикость.
Последнее пребывание в Богучарове князя Андрея, с его нововведениями – больницами, школами и облегчением оброка, – не смягчило их нравов, а, напротив, усилило в них те черты характера, которые старый князь называл дикостью. Между ними всегда ходили какие нибудь неясные толки, то о перечислении их всех в казаки, то о новой вере, в которую их обратят, то о царских листах каких то, то о присяге Павлу Петровичу в 1797 году (про которую говорили, что тогда еще воля выходила, да господа отняли), то об имеющем через семь лет воцариться Петре Феодоровиче, при котором все будет вольно и так будет просто, что ничего не будет. Слухи о войне в Бонапарте и его нашествии соединились для них с такими же неясными представлениями об антихристе, конце света и чистой воле.
В окрестности Богучарова были всё большие села, казенные и оброчные помещичьи. Живущих в этой местности помещиков было очень мало; очень мало было также дворовых и грамотных, и в жизни крестьян этой местности были заметнее и сильнее, чем в других, те таинственные струи народной русской жизни, причины и значение которых бывают необъяснимы для современников. Одно из таких явлений было проявившееся лет двадцать тому назад движение между крестьянами этой местности к переселению на какие то теплые реки. Сотни крестьян, в том числе и богучаровские, стали вдруг распродавать свой скот и уезжать с семействами куда то на юго восток. Как птицы летят куда то за моря, стремились эти люди с женами и детьми туда, на юго восток, где никто из них не был. Они поднимались караванами, поодиночке выкупались, бежали, и ехали, и шли туда, на теплые реки. Многие были наказаны, сосланы в Сибирь, многие с холода и голода умерли по дороге, многие вернулись сами, и движение затихло само собой так же, как оно и началось без очевидной причины. Но подводные струи не переставали течь в этом народе и собирались для какой то новой силы, имеющей проявиться так же странно, неожиданно и вместе с тем просто, естественно и сильно. Теперь, в 1812 м году, для человека, близко жившего с народом, заметно было, что эти подводные струи производили сильную работу и были близки к проявлению.
Алпатыч, приехав в Богучарово несколько времени перед кончиной старого князя, заметил, что между народом происходило волнение и что, противно тому, что происходило в полосе Лысых Гор на шестидесятиверстном радиусе, где все крестьяне уходили (предоставляя казакам разорять свои деревни), в полосе степной, в богучаровской, крестьяне, как слышно было, имели сношения с французами, получали какие то бумаги, ходившие между ними, и оставались на местах. Он знал через преданных ему дворовых людей, что ездивший на днях с казенной подводой мужик Карп, имевший большое влияние на мир, возвратился с известием, что казаки разоряют деревни, из которых выходят жители, но что французы их не трогают. Он знал, что другой мужик вчера привез даже из села Вислоухова – где стояли французы – бумагу от генерала французского, в которой жителям объявлялось, что им не будет сделано никакого вреда и за все, что у них возьмут, заплатят, если они останутся. В доказательство того мужик привез из Вислоухова сто рублей ассигнациями (он не знал, что они были фальшивые), выданные ему вперед за сено.
Наконец, важнее всего, Алпатыч знал, что в тот самый день, как он приказал старосте собрать подводы для вывоза обоза княжны из Богучарова, поутру была на деревне сходка, на которой положено было не вывозиться и ждать. А между тем время не терпело. Предводитель, в день смерти князя, 15 го августа, настаивал у княжны Марьи на том, чтобы она уехала в тот же день, так как становилось опасно. Он говорил, что после 16 го он не отвечает ни за что. В день же смерти князя он уехал вечером, но обещал приехать на похороны на другой день. Но на другой день он не мог приехать, так как, по полученным им самим известиям, французы неожиданно подвинулись, и он только успел увезти из своего имения свое семейство и все ценное.
Лет тридцать Богучаровым управлял староста Дрон, которого старый князь звал Дронушкой.
Дрон был один из тех крепких физически и нравственно мужиков, которые, как только войдут в года, обрастут бородой, так, не изменяясь, живут до шестидесяти – семидесяти лет, без одного седого волоса или недостатка зуба, такие же прямые и сильные в шестьдесят лет, как и в тридцать.
Дрон, вскоре после переселения на теплые реки, в котором он участвовал, как и другие, был сделан старостой бурмистром в Богучарове и с тех пор двадцать три года безупречно пробыл в этой должности. Мужики боялись его больше, чем барина. Господа, и старый князь, и молодой, и управляющий, уважали его и в шутку называли министром. Во все время своей службы Дрон нн разу не был ни пьян, ни болен; никогда, ни после бессонных ночей, ни после каких бы то ни было трудов, не выказывал ни малейшей усталости и, не зная грамоте, никогда не забывал ни одного счета денег и пудов муки по огромным обозам, которые он продавал, и ни одной копны ужи на хлеба на каждой десятине богучаровских полей.
Этого то Дрона Алпатыч, приехавший из разоренных Лысых Гор, призвал к себе в день похорон князя и приказал ему приготовить двенадцать лошадей под экипажи княжны и восемнадцать подвод под обоз, который должен был быть поднят из Богучарова. Хотя мужики и были оброчные, исполнение приказания этого не могло встретить затруднения, по мнению Алпатыча, так как в Богучарове было двести тридцать тягол и мужики были зажиточные. Но староста Дрон, выслушав приказание, молча опустил глаза. Алпатыч назвал ему мужиков, которых он знал и с которых он приказывал взять подводы.
Дрон отвечал, что лошади у этих мужиков в извозе. Алпатыч назвал других мужиков, и у тех лошадей не было, по словам Дрона, одни были под казенными подводами, другие бессильны, у третьих подохли лошади от бескормицы. Лошадей, по мнению Дрона, нельзя было собрать не только под обоз, но и под экипажи.
Алпатыч внимательно посмотрел на Дрона и нахмурился. Как Дрон был образцовым старостой мужиком, так и Алпатыч недаром управлял двадцать лет имениями князя и был образцовым управляющим. Он в высшей степени способен был понимать чутьем потребности и инстинкты народа, с которым имел дело, и потому он был превосходным управляющим. Взглянув на Дрона, он тотчас понял, что ответы Дрона не были выражением мысли Дрона, но выражением того общего настроения богучаровского мира, которым староста уже был захвачен. Но вместе с тем он знал, что нажившийся и ненавидимый миром Дрон должен был колебаться между двумя лагерями – господским и крестьянским. Это колебание он заметил в его взгляде, и потому Алпатыч, нахмурившись, придвинулся к Дрону.
– Ты, Дронушка, слушай! – сказал он. – Ты мне пустого не говори. Его сиятельство князь Андрей Николаич сами мне приказали, чтобы весь народ отправить и с неприятелем не оставаться, и царский на то приказ есть. А кто останется, тот царю изменник. Слышишь?
– Слушаю, – отвечал Дрон, не поднимая глаз.
Алпатыч не удовлетворился этим ответом.
– Эй, Дрон, худо будет! – сказал Алпатыч, покачав головой.
– Власть ваша! – сказал Дрон печально.
– Эй, Дрон, оставь! – повторил Алпатыч, вынимая руку из за пазухи и торжественным жестом указывая ею на пол под ноги Дрона. – Я не то, что тебя насквозь, я под тобой на три аршина все насквозь вижу, – сказал он, вглядываясь в пол под ноги Дрона.
Дрон смутился, бегло взглянул на Алпатыча и опять опустил глаза.
– Ты вздор то оставь и народу скажи, чтобы собирались из домов идти в Москву и готовили подводы завтра к утру под княжнин обоз, да сам на сходку не ходи. Слышишь?
Дрон вдруг упал в ноги.
– Яков Алпатыч, уволь! Возьми от меня ключи, уволь ради Христа.
– Оставь! – сказал Алпатыч строго. – Под тобой насквозь на три аршина вижу, – повторил он, зная, что его мастерство ходить за пчелами, знание того, когда сеять овес, и то, что он двадцать лет умел угодить старому князю, давно приобрели ему славу колдуна и что способность видеть на три аршина под человеком приписывается колдунам.
Дрон встал и хотел что то сказать, но Алпатыч перебил его:
– Что вы это вздумали? А?.. Что ж вы думаете? А?
– Что мне с народом делать? – сказал Дрон. – Взбуровило совсем. Я и то им говорю…
– То то говорю, – сказал Алпатыч. – Пьют? – коротко спросил он.
– Весь взбуровился, Яков Алпатыч: другую бочку привезли.
– Так ты слушай. Я к исправнику поеду, а ты народу повести, и чтоб они это бросили, и чтоб подводы были.
– Слушаю, – отвечал Дрон.
Больше Яков Алпатыч не настаивал. Он долго управлял народом и знал, что главное средство для того, чтобы люди повиновались, состоит в том, чтобы не показывать им сомнения в том, что они могут не повиноваться. Добившись от Дрона покорного «слушаю с», Яков Алпатыч удовлетворился этим, хотя он не только сомневался, но почти был уверен в том, что подводы без помощи воинской команды не будут доставлены.
И действительно, к вечеру подводы не были собраны. На деревне у кабака была опять сходка, и на сходке положено было угнать лошадей в лес и не выдавать подвод. Ничего не говоря об этом княжне, Алпатыч велел сложить с пришедших из Лысых Гор свою собственную кладь и приготовить этих лошадей под кареты княжны, а сам поехал к начальству.
Х
После похорон отца княжна Марья заперлась в своей комнате и никого не впускала к себе. К двери подошла девушка сказать, что Алпатыч пришел спросить приказания об отъезде. (Это было еще до разговора Алпатыча с Дроном.) Княжна Марья приподнялась с дивана, на котором она лежала, и сквозь затворенную дверь проговорила, что она никуда и никогда не поедет и просит, чтобы ее оставили в покое.
Окна комнаты, в которой лежала княжна Марья, были на запад. Она лежала на диване лицом к стене и, перебирая пальцами пуговицы на кожаной подушке, видела только эту подушку, и неясные мысли ее были сосредоточены на одном: она думала о невозвратимости смерти и о той своей душевной мерзости, которой она не знала до сих пор и которая выказалась во время болезни ее отца. Она хотела, но не смела молиться, не смела в том душевном состоянии, в котором она находилась, обращаться к богу. Она долго лежала в этом положении.
Солнце зашло на другую сторону дома и косыми вечерними лучами в открытые окна осветило комнату и часть сафьянной подушки, на которую смотрела княжна Марья. Ход мыслей ее вдруг приостановился. Она бессознательно приподнялась, оправила волоса, встала и подошла к окну, невольно вдыхая в себя прохладу ясного, но ветреного вечера.
«Да, теперь тебе удобно любоваться вечером! Его уж нет, и никто тебе не помешает», – сказала она себе, и, опустившись на стул, она упала головой на подоконник.
Кто то нежным и тихим голосом назвал ее со стороны сада и поцеловал в голову. Она оглянулась. Это была m lle Bourienne, в черном платье и плерезах. Она тихо подошла к княжне Марье, со вздохом поцеловала ее и тотчас же заплакала. Княжна Марья оглянулась на нее. Все прежние столкновения с нею, ревность к ней, вспомнились княжне Марье; вспомнилось и то, как он последнее время изменился к m lle Bourienne, не мог ее видеть, и, стало быть, как несправедливы были те упреки, которые княжна Марья в душе своей делала ей. «Да и мне ли, мне ли, желавшей его смерти, осуждать кого нибудь! – подумала она.
Княжне Марье живо представилось положение m lle Bourienne, в последнее время отдаленной от ее общества, но вместе с тем зависящей от нее и живущей в чужом доме. И ей стало жалко ее. Она кротко вопросительно посмотрела на нее и протянула ей руку. M lle Bourienne тотчас заплакала, стала целовать ее руку и говорить о горе, постигшем княжну, делая себя участницей этого горя. Она говорила о том, что единственное утешение в ее горе есть то, что княжна позволила ей разделить его с нею. Она говорила, что все бывшие недоразумения должны уничтожиться перед великим горем, что она чувствует себя чистой перед всеми и что он оттуда видит ее любовь и благодарность. Княжна слушала ее, не понимая ее слов, но изредка взглядывая на нее и вслушиваясь в звуки ее голоса.
– Ваше положение вдвойне ужасно, милая княжна, – помолчав немного, сказала m lle Bourienne. – Я понимаю, что вы не могли и не можете думать о себе; но я моей любовью к вам обязана это сделать… Алпатыч был у вас? Говорил он с вами об отъезде? – спросила она.
Княжна Марья не отвечала. Она не понимала, куда и кто должен был ехать. «Разве можно было что нибудь предпринимать теперь, думать о чем нибудь? Разве не все равно? Она не отвечала.
– Вы знаете ли, chere Marie, – сказала m lle Bourienne, – знаете ли, что мы в опасности, что мы окружены французами; ехать теперь опасно. Ежели мы поедем, мы почти наверное попадем в плен, и бог знает…
Княжна Марья смотрела на свою подругу, не понимая того, что она говорила.
– Ах, ежели бы кто нибудь знал, как мне все все равно теперь, – сказала она. – Разумеется, я ни за что не желала бы уехать от него… Алпатыч мне говорил что то об отъезде… Поговорите с ним, я ничего, ничего не могу и не хочу…
– Я говорила с ним. Он надеется, что мы успеем уехать завтра; но я думаю, что теперь лучше бы было остаться здесь, – сказала m lle Bourienne. – Потому что, согласитесь, chere Marie, попасть в руки солдат или бунтующих мужиков на дороге – было бы ужасно. – M lle Bourienne достала из ридикюля объявление на нерусской необыкновенной бумаге французского генерала Рамо о том, чтобы жители не покидали своих домов, что им оказано будет должное покровительство французскими властями, и подала ее княжне.
– Я думаю, что лучше обратиться к этому генералу, – сказала m lle Bourienne, – и я уверена, что вам будет оказано должное уважение.
Княжна Марья читала бумагу, и сухие рыдания задергали ее лицо.
– Через кого вы получили это? – сказала она.
– Вероятно, узнали, что я француженка по имени, – краснея, сказала m lle Bourienne.
Княжна Марья с бумагой в руке встала от окна и с бледным лицом вышла из комнаты и пошла в бывший кабинет князя Андрея.
– Дуняша, позовите ко мне Алпатыча, Дронушку, кого нибудь, – сказала княжна Марья, – и скажите Амалье Карловне, чтобы она не входила ко мне, – прибавила она, услыхав голос m lle Bourienne. – Поскорее ехать! Ехать скорее! – говорила княжна Марья, ужасаясь мысли о том, что она могла остаться во власти французов.
«Чтобы князь Андрей знал, что она во власти французов! Чтоб она, дочь князя Николая Андреича Болконского, просила господина генерала Рамо оказать ей покровительство и пользовалась его благодеяниями! – Эта мысль приводила ее в ужас, заставляла ее содрогаться, краснеть и чувствовать еще не испытанные ею припадки злобы и гордости. Все, что только было тяжелого и, главное, оскорбительного в ее положении, живо представлялось ей. «Они, французы, поселятся в этом доме; господин генерал Рамо займет кабинет князя Андрея; будет для забавы перебирать и читать его письма и бумаги. M lle Bourienne lui fera les honneurs de Богучарово. [Мадемуазель Бурьен будет принимать его с почестями в Богучарове.] Мне дадут комнатку из милости; солдаты разорят свежую могилу отца, чтобы снять с него кресты и звезды; они мне будут рассказывать о победах над русскими, будут притворно выражать сочувствие моему горю… – думала княжна Марья не своими мыслями, но чувствуя себя обязанной думать за себя мыслями своего отца и брата. Для нее лично было все равно, где бы ни оставаться и что бы с ней ни было; но она чувствовала себя вместе с тем представительницей своего покойного отца и князя Андрея. Она невольно думала их мыслями и чувствовала их чувствами. Что бы они сказали, что бы они сделали теперь, то самое она чувствовала необходимым сделать. Она пошла в кабинет князя Андрея и, стараясь проникнуться его мыслями, обдумывала свое положение.
Требования жизни, которые она считала уничтоженными со смертью отца, вдруг с новой, еще неизвестной силой возникли перед княжной Марьей и охватили ее. Взволнованная, красная, она ходила по комнате, требуя к себе то Алпатыча, то Михаила Ивановича, то Тихона, то Дрона. Дуняша, няня и все девушки ничего не могли сказать о том, в какой мере справедливо было то, что объявила m lle Bourienne. Алпатыча не было дома: он уехал к начальству. Призванный Михаил Иваныч, архитектор, явившийся к княжне Марье с заспанными глазами, ничего не мог сказать ей. Он точно с той же улыбкой согласия, с которой он привык в продолжение пятнадцати лет отвечать, не выражая своего мнения, на обращения старого князя, отвечал на вопросы княжны Марьи, так что ничего определенного нельзя было вывести из его ответов. Призванный старый камердинер Тихон, с опавшим и осунувшимся лицом, носившим на себе отпечаток неизлечимого горя, отвечал «слушаю с» на все вопросы княжны Марьи и едва удерживался от рыданий, глядя на нее.
Наконец вошел в комнату староста Дрон и, низко поклонившись княжне, остановился у притолоки.
Княжна Марья прошлась по комнате и остановилась против него.
– Дронушка, – сказала княжна Марья, видевшая в нем несомненного друга, того самого Дронушку, который из своей ежегодной поездки на ярмарку в Вязьму привозил ей всякий раз и с улыбкой подавал свой особенный пряник. – Дронушка, теперь, после нашего несчастия, – начала она и замолчала, не в силах говорить дальше.
– Все под богом ходим, – со вздохом сказал он. Они помолчали.
– Дронушка, Алпатыч куда то уехал, мне не к кому обратиться. Правду ли мне говорят, что мне и уехать нельзя?
– Отчего же тебе не ехать, ваше сиятельство, ехать можно, – сказал Дрон.
– Мне сказали, что опасно от неприятеля. Голубчик, я ничего не могу, ничего не понимаю, со мной никого нет. Я непременно хочу ехать ночью или завтра рано утром. – Дрон молчал. Он исподлобья взглянул на княжну Марью.
– Лошадей нет, – сказал он, – я и Яков Алпатычу говорил.
– Отчего же нет? – сказала княжна.
– Все от божьего наказания, – сказал Дрон. – Какие лошади были, под войска разобрали, а какие подохли, нынче год какой. Не то лошадей кормить, а как бы самим с голоду не помереть! И так по три дня не емши сидят. Нет ничего, разорили вконец.
Княжна Марья внимательно слушала то, что он говорил ей.
– Мужики разорены? У них хлеба нет? – спросила она.
– Голодной смертью помирают, – сказал Дрон, – не то что подводы…
– Да отчего же ты не сказал, Дронушка? Разве нельзя помочь? Я все сделаю, что могу… – Княжне Марье странно было думать, что теперь, в такую минуту, когда такое горе наполняло ее душу, могли быть люди богатые и бедные и что могли богатые не помочь бедным. Она смутно знала и слышала, что бывает господский хлеб и что его дают мужикам. Она знала тоже, что ни брат, ни отец ее не отказали бы в нужде мужикам; она только боялась ошибиться как нибудь в словах насчет этой раздачи мужикам хлеба, которым она хотела распорядиться. Она была рада тому, что ей представился предлог заботы, такой, для которой ей не совестно забыть свое горе. Она стала расспрашивать Дронушку подробности о нуждах мужиков и о том, что есть господского в Богучарове.
– Ведь у нас есть хлеб господский, братнин? – спросила она.
– Господский хлеб весь цел, – с гордостью сказал Дрон, – наш князь не приказывал продавать.
– Выдай его мужикам, выдай все, что им нужно: я тебе именем брата разрешаю, – сказала княжна Марья.
Дрон ничего не ответил и глубоко вздохнул.
– Ты раздай им этот хлеб, ежели его довольно будет для них. Все раздай. Я тебе приказываю именем брата, и скажи им: что, что наше, то и ихнее. Мы ничего не пожалеем для них. Так ты скажи.
Дрон пристально смотрел на княжну, в то время как она говорила.
– Уволь ты меня, матушка, ради бога, вели от меня ключи принять, – сказал он. – Служил двадцать три года, худого не делал; уволь, ради бога.
Княжна Марья не понимала, чего он хотел от нее и от чего он просил уволить себя. Она отвечала ему, что она никогда не сомневалась в его преданности и что она все готова сделать для него и для мужиков.
Через час после этого Дуняша пришла к княжне с известием, что пришел Дрон и все мужики, по приказанию княжны, собрались у амбара, желая переговорить с госпожою.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна Марья, – я только сказала Дронушке, чтобы раздать им хлеба.
– Только ради бога, княжна матушка, прикажите их прогнать и не ходите к ним. Все обман один, – говорила Дуняша, – а Яков Алпатыч приедут, и поедем… и вы не извольте…
– Какой же обман? – удивленно спросила княжна
– Да уж я знаю, только послушайте меня, ради бога. Вот и няню хоть спросите. Говорят, не согласны уезжать по вашему приказанию.
– Ты что нибудь не то говоришь. Да я никогда не приказывала уезжать… – сказала княжна Марья. – Позови Дронушку.
Пришедший Дрон подтвердил слова Дуняши: мужики пришли по приказанию княжны.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна. – Ты, верно, не так передал им. Я только сказала, чтобы ты им отдал хлеб.
Дрон, не отвечая, вздохнул.
– Если прикажете, они уйдут, – сказал он.
– Нет, нет, я пойду к ним, – сказала княжна Марья
Несмотря на отговариванье Дуняши и няни, княжна Марья вышла на крыльцо. Дрон, Дуняша, няня и Михаил Иваныч шли за нею. «Они, вероятно, думают, что я предлагаю им хлеб с тем, чтобы они остались на своих местах, и сама уеду, бросив их на произвол французов, – думала княжна Марья. – Я им буду обещать месячину в подмосковной, квартиры; я уверена, что Andre еще больше бы сделав на моем месте», – думала она, подходя в сумерках к толпе, стоявшей на выгоне у амбара.
Толпа, скучиваясь, зашевелилась, и быстро снялись шляпы. Княжна Марья, опустив глаза и путаясь ногами в платье, близко подошла к ним. Столько разнообразных старых и молодых глаз было устремлено на нее и столько было разных лиц, что княжна Марья не видала ни одного лица и, чувствуя необходимость говорить вдруг со всеми, не знала, как быть. Но опять сознание того, что она – представительница отца и брата, придало ей силы, и она смело начала свою речь.
– Я очень рада, что вы пришли, – начала княжна Марья, не поднимая глаз и чувствуя, как быстро и сильно билось ее сердце. – Мне Дронушка сказал, что вас разорила война. Это наше общее горе, и я ничего не пожалею, чтобы помочь вам. Я сама еду, потому что уже опасно здесь и неприятель близко… потому что… Я вам отдаю все, мои друзья, и прошу вас взять все, весь хлеб наш, чтобы у вас не было нужды. А ежели вам сказали, что я отдаю вам хлеб с тем, чтобы вы остались здесь, то это неправда. Я, напротив, прошу вас уезжать со всем вашим имуществом в нашу подмосковную, и там я беру на себя и обещаю вам, что вы не будете нуждаться. Вам дадут и домы и хлеба. – Княжна остановилась. В толпе только слышались вздохи.
– Я не от себя делаю это, – продолжала княжна, – я это делаю именем покойного отца, который был вам хорошим барином, и за брата, и его сына.
Она опять остановилась. Никто не прерывал ее молчания.
– Горе наше общее, и будем делить всё пополам. Все, что мое, то ваше, – сказала она, оглядывая лица, стоявшие перед нею.
Все глаза смотрели на нее с одинаковым выражением, значения которого она не могла понять. Было ли это любопытство, преданность, благодарность, или испуг и недоверие, но выражение на всех лицах было одинаковое.
– Много довольны вашей милостью, только нам брать господский хлеб не приходится, – сказал голос сзади.
– Да отчего же? – сказала княжна.
Никто не ответил, и княжна Марья, оглядываясь по толпе, замечала, что теперь все глаза, с которыми она встречалась, тотчас же опускались.
– Отчего же вы не хотите? – спросила она опять.
Никто не отвечал.
Княжне Марье становилось тяжело от этого молчанья; она старалась уловить чей нибудь взгляд.
– Отчего вы не говорите? – обратилась княжна к старому старику, который, облокотившись на палку, стоял перед ней. – Скажи, ежели ты думаешь, что еще что нибудь нужно. Я все сделаю, – сказала она, уловив его взгляд. Но он, как бы рассердившись за это, опустил совсем голову и проговорил:
– Чего соглашаться то, не нужно нам хлеба.
– Что ж, нам все бросить то? Не согласны. Не согласны… Нет нашего согласия. Мы тебя жалеем, а нашего согласия нет. Поезжай сама, одна… – раздалось в толпе с разных сторон. И опять на всех лицах этой толпы показалось одно и то же выражение, и теперь это было уже наверное не выражение любопытства и благодарности, а выражение озлобленной решительности.
– Да вы не поняли, верно, – с грустной улыбкой сказала княжна Марья. – Отчего вы не хотите ехать? Я обещаю поселить вас, кормить. А здесь неприятель разорит вас…
Но голос ее заглушали голоса толпы.
– Нет нашего согласия, пускай разоряет! Не берем твоего хлеба, нет согласия нашего!
Княжна Марья старалась уловить опять чей нибудь взгляд из толпы, но ни один взгляд не был устремлен на нее; глаза, очевидно, избегали ее. Ей стало странно и неловко.
– Вишь, научила ловко, за ней в крепость иди! Дома разори да в кабалу и ступай. Как же! Я хлеб, мол, отдам! – слышались голоса в толпе.
Княжна Марья, опустив голову, вышла из круга и пошла в дом. Повторив Дрону приказание о том, чтобы завтра были лошади для отъезда, она ушла в свою комнату и осталась одна с своими мыслями.
Долго эту ночь княжна Марья сидела у открытого окна в своей комнате, прислушиваясь к звукам говора мужиков, доносившегося с деревни, но она не думала о них. Она чувствовала, что, сколько бы она ни думала о них, она не могла бы понять их. Она думала все об одном – о своем горе, которое теперь, после перерыва, произведенного заботами о настоящем, уже сделалось для нее прошедшим. Она теперь уже могла вспоминать, могла плакать и могла молиться. С заходом солнца ветер затих. Ночь была тихая и свежая. В двенадцатом часу голоса стали затихать, пропел петух, из за лип стала выходить полная луна, поднялся свежий, белый туман роса, и над деревней и над домом воцарилась тишина.
Одна за другой представлялись ей картины близкого прошедшего – болезни и последних минут отца. И с грустной радостью она теперь останавливалась на этих образах, отгоняя от себя с ужасом только одно последнее представление его смерти, которое – она чувствовала – она была не в силах созерцать даже в своем воображении в этот тихий и таинственный час ночи. И картины эти представлялись ей с такой ясностью и с такими подробностями, что они казались ей то действительностью, то прошедшим, то будущим.
То ей живо представлялась та минута, когда с ним сделался удар и его из сада в Лысых Горах волокли под руки и он бормотал что то бессильным языком, дергал седыми бровями и беспокойно и робко смотрел на нее.
«Он и тогда хотел сказать мне то, что он сказал мне в день своей смерти, – думала она. – Он всегда думал то, что он сказал мне». И вот ей со всеми подробностями вспомнилась та ночь в Лысых Горах накануне сделавшегося с ним удара, когда княжна Марья, предчувствуя беду, против его воли осталась с ним. Она не спала и ночью на цыпочках сошла вниз и, подойдя к двери в цветочную, в которой в эту ночь ночевал ее отец, прислушалась к его голосу. Он измученным, усталым голосом говорил что то с Тихоном. Ему, видно, хотелось поговорить. «И отчего он не позвал меня? Отчего он не позволил быть мне тут на месте Тихона? – думала тогда и теперь княжна Марья. – Уж он не выскажет никогда никому теперь всего того, что было в его душе. Уж никогда не вернется для него и для меня эта минута, когда бы он говорил все, что ему хотелось высказать, а я, а не Тихон, слушала бы и понимала его. Отчего я не вошла тогда в комнату? – думала она. – Может быть, он тогда же бы сказал мне то, что он сказал в день смерти. Он и тогда в разговоре с Тихоном два раза спросил про меня. Ему хотелось меня видеть, а я стояла тут, за дверью. Ему было грустно, тяжело говорить с Тихоном, который не понимал его. Помню, как он заговорил с ним про Лизу, как живую, – он забыл, что она умерла, и Тихон напомнил ему, что ее уже нет, и он закричал: „Дурак“. Ему тяжело было. Я слышала из за двери, как он, кряхтя, лег на кровать и громко прокричал: „Бог мой!Отчего я не взошла тогда? Что ж бы он сделал мне? Что бы я потеряла? А может быть, тогда же он утешился бы, он сказал бы мне это слово“. И княжна Марья вслух произнесла то ласковое слово, которое он сказал ей в день смерти. «Ду ше нь ка! – повторила княжна Марья это слово и зарыдала облегчающими душу слезами. Она видела теперь перед собою его лицо. И не то лицо, которое она знала с тех пор, как себя помнила, и которое она всегда видела издалека; а то лицо – робкое и слабое, которое она в последний день, пригибаясь к его рту, чтобы слышать то, что он говорил, в первый раз рассмотрела вблизи со всеми его морщинами и подробностями.
«Душенька», – повторила она.
«Что он думал, когда сказал это слово? Что он думает теперь? – вдруг пришел ей вопрос, и в ответ на это она увидала его перед собой с тем выражением лица, которое у него было в гробу на обвязанном белым платком лице. И тот ужас, который охватил ее тогда, когда она прикоснулась к нему и убедилась, что это не только не был он, но что то таинственное и отталкивающее, охватил ее и теперь. Она хотела думать о другом, хотела молиться и ничего не могла сделать. Она большими открытыми глазами смотрела на лунный свет и тени, всякую секунду ждала увидеть его мертвое лицо и чувствовала, что тишина, стоявшая над домом и в доме, заковывала ее.
– Дуняша! – прошептала она. – Дуняша! – вскрикнула она диким голосом и, вырвавшись из тишины, побежала к девичьей, навстречу бегущим к ней няне и девушкам.
17 го августа Ростов и Ильин, сопутствуемые только что вернувшимся из плена Лаврушкой и вестовым гусаром, из своей стоянки Янково, в пятнадцати верстах от Богучарова, поехали кататься верхами – попробовать новую, купленную Ильиным лошадь и разузнать, нет ли в деревнях сена.
Богучарово находилось последние три дня между двумя неприятельскими армиями, так что так же легко мог зайти туда русский арьергард, как и французский авангард, и потому Ростов, как заботливый эскадронный командир, желал прежде французов воспользоваться тем провиантом, который оставался в Богучарове.
Ростов и Ильин были в самом веселом расположении духа. Дорогой в Богучарово, в княжеское именье с усадьбой, где они надеялись найти большую дворню и хорошеньких девушек, они то расспрашивали Лаврушку о Наполеоне и смеялись его рассказам, то перегонялись, пробуя лошадь Ильина.
Ростов и не знал и не думал, что эта деревня, в которую он ехал, была именье того самого Болконского, который был женихом его сестры.
Ростов с Ильиным в последний раз выпустили на перегонку лошадей в изволок перед Богучаровым, и Ростов, перегнавший Ильина, первый вскакал в улицу деревни Богучарова.
– Ты вперед взял, – говорил раскрасневшийся Ильин.
– Да, всё вперед, и на лугу вперед, и тут, – отвечал Ростов, поглаживая рукой своего взмылившегося донца.
– А я на французской, ваше сиятельство, – сзади говорил Лаврушка, называя французской свою упряжную клячу, – перегнал бы, да только срамить не хотел.
Они шагом подъехали к амбару, у которого стояла большая толпа мужиков.
Некоторые мужики сняли шапки, некоторые, не снимая шапок, смотрели на подъехавших. Два старые длинные мужика, с сморщенными лицами и редкими бородами, вышли из кабака и с улыбками, качаясь и распевая какую то нескладную песню, подошли к офицерам.
– Молодцы! – сказал, смеясь, Ростов. – Что, сено есть?
– И одинакие какие… – сказал Ильин.
– Развесе…oo…ооо…лая бесе… бесе… – распевали мужики с счастливыми улыбками.
Один мужик вышел из толпы и подошел к Ростову.
– Вы из каких будете? – спросил он.
– Французы, – отвечал, смеючись, Ильин. – Вот и Наполеон сам, – сказал он, указывая на Лаврушку.
– Стало быть, русские будете? – переспросил мужик.
– А много вашей силы тут? – спросил другой небольшой мужик, подходя к ним.
– Много, много, – отвечал Ростов. – Да вы что ж собрались тут? – прибавил он. – Праздник, что ль?
– Старички собрались, по мирскому делу, – отвечал мужик, отходя от него.
В это время по дороге от барского дома показались две женщины и человек в белой шляпе, шедшие к офицерам.
– В розовом моя, чур не отбивать! – сказал Ильин, заметив решительно подвигавшуюся к нему Дуняшу.
– Наша будет! – подмигнув, сказал Ильину Лаврушка.
– Что, моя красавица, нужно? – сказал Ильин, улыбаясь.
– Княжна приказали узнать, какого вы полка и ваши фамилии?
– Это граф Ростов, эскадронный командир, а я ваш покорный слуга.
– Бе…се…е…ду…шка! – распевал пьяный мужик, счастливо улыбаясь и глядя на Ильина, разговаривающего с девушкой. Вслед за Дуняшей подошел к Ростову Алпатыч, еще издали сняв свою шляпу.
– Осмелюсь обеспокоить, ваше благородие, – сказал он с почтительностью, но с относительным пренебрежением к юности этого офицера и заложив руку за пазуху. – Моя госпожа, дочь скончавшегося сего пятнадцатого числа генерал аншефа князя Николая Андреевича Болконского, находясь в затруднении по случаю невежества этих лиц, – он указал на мужиков, – просит вас пожаловать… не угодно ли будет, – с грустной улыбкой сказал Алпатыч, – отъехать несколько, а то не так удобно при… – Алпатыч указал на двух мужиков, которые сзади так и носились около него, как слепни около лошади.
– А!.. Алпатыч… А? Яков Алпатыч!.. Важно! прости ради Христа. Важно! А?.. – говорили мужики, радостно улыбаясь ему. Ростов посмотрел на пьяных стариков и улыбнулся.
– Или, может, это утешает ваше сиятельство? – сказал Яков Алпатыч с степенным видом, не заложенной за пазуху рукой указывая на стариков.
– Нет, тут утешенья мало, – сказал Ростов и отъехал. – В чем дело? – спросил он.
– Осмелюсь доложить вашему сиятельству, что грубый народ здешний не желает выпустить госпожу из имения и угрожает отпречь лошадей, так что с утра все уложено и ее сиятельство не могут выехать.
– Не может быть! – вскрикнул Ростов.
– Имею честь докладывать вам сущую правду, – повторил Алпатыч.
Ростов слез с лошади и, передав ее вестовому, пошел с Алпатычем к дому, расспрашивая его о подробностях дела. Действительно, вчерашнее предложение княжны мужикам хлеба, ее объяснение с Дроном и с сходкою так испортили дело, что Дрон окончательно сдал ключи, присоединился к мужикам и не являлся по требованию Алпатыча и что поутру, когда княжна велела закладывать, чтобы ехать, мужики вышли большой толпой к амбару и выслали сказать, что они не выпустят княжны из деревни, что есть приказ, чтобы не вывозиться, и они выпрягут лошадей. Алпатыч выходил к ним, усовещивая их, но ему отвечали (больше всех говорил Карп; Дрон не показывался из толпы), что княжну нельзя выпустить, что на то приказ есть; а что пускай княжна остается, и они по старому будут служить ей и во всем повиноваться.
В ту минуту, когда Ростов и Ильин проскакали по дороге, княжна Марья, несмотря на отговариванье Алпатыча, няни и девушек, велела закладывать и хотела ехать; но, увидав проскакавших кавалеристов, их приняли за французов, кучера разбежались, и в доме поднялся плач женщин.
– Батюшка! отец родной! бог тебя послал, – говорили умиленные голоса, в то время как Ростов проходил через переднюю.
Княжна Марья, потерянная и бессильная, сидела в зале, в то время как к ней ввели Ростова. Она не понимала, кто он, и зачем он, и что с нею будет. Увидав его русское лицо и по входу его и первым сказанным словам признав его за человека своего круга, она взглянула на него своим глубоким и лучистым взглядом и начала говорить обрывавшимся и дрожавшим от волнения голосом. Ростову тотчас же представилось что то романическое в этой встрече. «Беззащитная, убитая горем девушка, одна, оставленная на произвол грубых, бунтующих мужиков! И какая то странная судьба натолкнула меня сюда! – думал Ростов, слушяя ее и глядя на нее. – И какая кротость, благородство в ее чертах и в выражении! – думал он, слушая ее робкий рассказ.
Когда она заговорила о том, что все это случилось на другой день после похорон отца, ее голос задрожал. Она отвернулась и потом, как бы боясь, чтобы Ростов не принял ее слова за желание разжалобить его, вопросительно испуганно взглянула на него. У Ростова слезы стояли в глазах. Княжна Марья заметила это и благодарно посмотрела на Ростова тем своим лучистым взглядом, который заставлял забывать некрасивость ее лица.
– Не могу выразить, княжна, как я счастлив тем, что я случайно заехал сюда и буду в состоянии показать вам свою готовность, – сказал Ростов, вставая. – Извольте ехать, и я отвечаю вам своей честью, что ни один человек не посмеет сделать вам неприятность, ежели вы мне только позволите конвоировать вас, – и, почтительно поклонившись, как кланяются дамам царской крови, он направился к двери.
Почтительностью своего тона Ростов как будто показывал, что, несмотря на то, что он за счастье бы счел свое знакомство с нею, он не хотел пользоваться случаем ее несчастия для сближения с нею.
Княжна Марья поняла и оценила этот тон.
– Я очень, очень благодарна вам, – сказала ему княжна по французски, – но надеюсь, что все это было только недоразуменье и что никто не виноват в том. – Княжна вдруг заплакала. – Извините меня, – сказала она.
Ростов, нахмурившись, еще раз низко поклонился и вышел из комнаты.
– Ну что, мила? Нет, брат, розовая моя прелесть, и Дуняшей зовут… – Но, взглянув на лицо Ростова, Ильин замолк. Он видел, что его герой и командир находился совсем в другом строе мыслей.
Ростов злобно оглянулся на Ильина и, не отвечая ему, быстрыми шагами направился к деревне.
– Я им покажу, я им задам, разбойникам! – говорил он про себя.
Алпатыч плывущим шагом, чтобы только не бежать, рысью едва догнал Ростова.
– Какое решение изволили принять? – сказал он, догнав его.
Ростов остановился и, сжав кулаки, вдруг грозно подвинулся на Алпатыча.
– Решенье? Какое решенье? Старый хрыч! – крикнул он на него. – Ты чего смотрел? А? Мужики бунтуют, а ты не умеешь справиться? Ты сам изменник. Знаю я вас, шкуру спущу со всех… – И, как будто боясь растратить понапрасну запас своей горячности, он оставил Алпатыча и быстро пошел вперед. Алпатыч, подавив чувство оскорбления, плывущим шагом поспевал за Ростовым и продолжал сообщать ему свои соображения. Он говорил, что мужики находились в закоснелости, что в настоящую минуту было неблагоразумно противуборствовать им, не имея военной команды, что не лучше ли бы было послать прежде за командой.
– Я им дам воинскую команду… Я их попротивоборствую, – бессмысленно приговаривал Николай, задыхаясь от неразумной животной злобы и потребности излить эту злобу. Не соображая того, что будет делать, бессознательно, быстрым, решительным шагом он подвигался к толпе. И чем ближе он подвигался к ней, тем больше чувствовал Алпатыч, что неблагоразумный поступок его может произвести хорошие результаты. То же чувствовали и мужики толпы, глядя на его быструю и твердую походку и решительное, нахмуренное лицо.
После того как гусары въехали в деревню и Ростов прошел к княжне, в толпе произошло замешательство и раздор. Некоторые мужики стали говорить, что эти приехавшие были русские и как бы они не обиделись тем, что не выпускают барышню. Дрон был того же мнения; но как только он выразил его, так Карп и другие мужики напали на бывшего старосту.
– Ты мир то поедом ел сколько годов? – кричал на него Карп. – Тебе все одно! Ты кубышку выроешь, увезешь, тебе что, разори наши дома али нет?
– Сказано, порядок чтоб был, не езди никто из домов, чтобы ни синь пороха не вывозить, – вот она и вся! – кричал другой.
– Очередь на твоего сына была, а ты небось гладуха своего пожалел, – вдруг быстро заговорил маленький старичок, нападая на Дрона, – а моего Ваньку забрил. Эх, умирать будем!
– То то умирать будем!
– Я от миру не отказчик, – говорил Дрон.
– То то не отказчик, брюхо отрастил!..
Два длинные мужика говорили свое. Как только Ростов, сопутствуемый Ильиным, Лаврушкой и Алпатычем, подошел к толпе, Карп, заложив пальцы за кушак, слегка улыбаясь, вышел вперед. Дрон, напротив, зашел в задние ряды, и толпа сдвинулась плотнее.
– Эй! кто у вас староста тут? – крикнул Ростов, быстрым шагом подойдя к толпе.
– Староста то? На что вам?.. – спросил Карп. Но не успел он договорить, как шапка слетела с него и голова мотнулась набок от сильного удара.
– Шапки долой, изменники! – крикнул полнокровный голос Ростова. – Где староста? – неистовым голосом кричал он.
– Старосту, старосту кличет… Дрон Захарыч, вас, – послышались кое где торопливо покорные голоса, и шапки стали сниматься с голов.
– Нам бунтовать нельзя, мы порядки блюдем, – проговорил Карп, и несколько голосов сзади в то же мгновенье заговорили вдруг:
– Как старички пороптали, много вас начальства…
– Разговаривать?.. Бунт!.. Разбойники! Изменники! – бессмысленно, не своим голосом завопил Ростов, хватая за юрот Карпа. – Вяжи его, вяжи! – кричал он, хотя некому было вязать его, кроме Лаврушки и Алпатыча.
Лаврушка, однако, подбежал к Карпу и схватил его сзади за руки.
– Прикажете наших из под горы кликнуть? – крикнул он.
Алпатыч обратился к мужикам, вызывая двоих по именам, чтобы вязать Карпа. Мужики покорно вышли из толпы и стали распоясываться.
– Староста где? – кричал Ростов.
Дрон, с нахмуренным и бледным лицом, вышел из толпы.
– Ты староста? Вязать, Лаврушка! – кричал Ростов, как будто и это приказание не могло встретить препятствий. И действительно, еще два мужика стали вязать Дрона, который, как бы помогая им, снял с себя кушан и подал им.
– А вы все слушайте меня, – Ростов обратился к мужикам: – Сейчас марш по домам, и чтобы голоса вашего я не слыхал.
– Что ж, мы никакой обиды не делали. Мы только, значит, по глупости. Только вздор наделали… Я же сказывал, что непорядки, – послышались голоса, упрекавшие друг друга.
– Вот я же вам говорил, – сказал Алпатыч, вступая в свои права. – Нехорошо, ребята!
– Глупость наша, Яков Алпатыч, – отвечали голоса, и толпа тотчас же стала расходиться и рассыпаться по деревне.
Связанных двух мужиков повели на барский двор. Два пьяные мужика шли за ними.
– Эх, посмотрю я на тебя! – говорил один из них, обращаясь к Карпу.
– Разве можно так с господами говорить? Ты думал что?
– Дурак, – подтверждал другой, – право, дурак!
Через два часа подводы стояли на дворе богучаровского дома. Мужики оживленно выносили и укладывали на подводы господские вещи, и Дрон, по желанию княжны Марьи выпущенный из рундука, куда его заперли, стоя на дворе, распоряжался мужиками.
– Ты ее так дурно не клади, – говорил один из мужиков, высокий человек с круглым улыбающимся лицом, принимая из рук горничной шкатулку. – Она ведь тоже денег стоит. Что же ты ее так то вот бросишь или пол веревку – а она потрется. Я так не люблю. А чтоб все честно, по закону было. Вот так то под рогожку, да сенцом прикрой, вот и важно. Любо!
– Ишь книг то, книг, – сказал другой мужик, выносивший библиотечные шкафы князя Андрея. – Ты не цепляй! А грузно, ребята, книги здоровые!
– Да, писали, не гуляли! – значительно подмигнув, сказал высокий круглолицый мужик, указывая на толстые лексиконы, лежавшие сверху.
Ростов, не желая навязывать свое знакомство княжне, не пошел к ней, а остался в деревне, ожидая ее выезда. Дождавшись выезда экипажей княжны Марьи из дома, Ростов сел верхом и до пути, занятого нашими войсками, в двенадцати верстах от Богучарова, верхом провожал ее. В Янкове, на постоялом дворе, он простился с нею почтительно, в первый раз позволив себе поцеловать ее руку.
– Как вам не совестно, – краснея, отвечал он княжне Марье на выражение благодарности за ее спасенье (как она называла его поступок), – каждый становой сделал бы то же. Если бы нам только приходилось воевать с мужиками, мы бы не допустили так далеко неприятеля, – говорил он, стыдясь чего то и стараясь переменить разговор. – Я счастлив только, что имел случай познакомиться с вами. Прощайте, княжна, желаю вам счастия и утешения и желаю встретиться с вами при более счастливых условиях. Ежели вы не хотите заставить краснеть меня, пожалуйста, не благодарите.
Но княжна, если не благодарила более словами, благодарила его всем выражением своего сиявшего благодарностью и нежностью лица. Она не могла верить ему, что ей не за что благодарить его. Напротив, для нее несомненно было то, что ежели бы его не было, то она, наверное, должна была бы погибнуть и от бунтовщиков и от французов; что он, для того чтобы спасти ее, подвергал себя самым очевидным и страшным опасностям; и еще несомненнее было то, что он был человек с высокой и благородной душой, который умел понять ее положение и горе. Его добрые и честные глаза с выступившими на них слезами, в то время как она сама, заплакав, говорила с ним о своей потере, не выходили из ее воображения.
Когда она простилась с ним и осталась одна, княжна Марья вдруг почувствовала в глазах слезы, и тут уж не в первый раз ей представился странный вопрос, любит ли она его?
По дороге дальше к Москве, несмотря на то, что положение княжны было не радостно, Дуняша, ехавшая с ней в карете, не раз замечала, что княжна, высунувшись в окно кареты, чему то радостно и грустно улыбалась.
«Ну что же, ежели бы я и полюбила его? – думала княжна Марья.
Как ни стыдно ей было признаться себе, что она первая полюбила человека, который, может быть, никогда не полюбит ее, она утешала себя мыслью, что никто никогда не узнает этого и что она не будет виновата, ежели будет до конца жизни, никому не говоря о том, любить того, которого она любила в первый и в последний раз.
Иногда она вспоминала его взгляды, его участие, его слова, и ей казалось счастье не невозможным. И тогда то Дуняша замечала, что она, улыбаясь, глядела в окно кареты.
«И надо было ему приехать в Богучарово, и в эту самую минуту! – думала княжна Марья. – И надо было его сестре отказать князю Андрею! – И во всем этом княжна Марья видела волю провиденья.
Впечатление, произведенное на Ростова княжной Марьей, было очень приятное. Когда ои вспоминал про нее, ему становилось весело, и когда товарищи, узнав о бывшем с ним приключении в Богучарове, шутили ему, что он, поехав за сеном, подцепил одну из самых богатых невест в России, Ростов сердился. Он сердился именно потому, что мысль о женитьбе на приятной для него, кроткой княжне Марье с огромным состоянием не раз против его воли приходила ему в голову. Для себя лично Николай не мог желать жены лучше княжны Марьи: женитьба на ней сделала бы счастье графини – его матери, и поправила бы дела его отца; и даже – Николай чувствовал это – сделала бы счастье княжны Марьи. Но Соня? И данное слово? И от этого то Ростов сердился, когда ему шутили о княжне Болконской.
Приняв командование над армиями, Кутузов вспомнил о князе Андрее и послал ему приказание прибыть в главную квартиру.
Князь Андрей приехал в Царево Займище в тот самый день и в то самое время дня, когда Кутузов делал первый смотр войскам. Князь Андрей остановился в деревне у дома священника, у которого стоял экипаж главнокомандующего, и сел на лавочке у ворот, ожидая светлейшего, как все называли теперь Кутузова. На поле за деревней слышны были то звуки полковой музыки, то рев огромного количества голосов, кричавших «ура!новому главнокомандующему. Тут же у ворот, шагах в десяти от князя Андрея, пользуясь отсутствием князя и прекрасной погодой, стояли два денщика, курьер и дворецкий. Черноватый, обросший усами и бакенбардами, маленький гусарский подполковник подъехал к воротам и, взглянув на князя Андрея, спросил: здесь ли стоит светлейший и скоро ли он будет?
Князь Андрей сказал, что он не принадлежит к штабу светлейшего и тоже приезжий. Гусарский подполковник обратился к нарядному денщику, и денщик главнокомандующего сказал ему с той особенной презрительностью, с которой говорят денщики главнокомандующих с офицерами:
– Что, светлейший? Должно быть, сейчас будет. Вам что?
Гусарский подполковник усмехнулся в усы на тон денщика, слез с лошади, отдал ее вестовому и подошел к Болконскому, слегка поклонившись ему. Болконский посторонился на лавке. Гусарский подполковник сел подле него.
– Тоже дожидаетесь главнокомандующего? – заговорил гусарский подполковник. – Говог'ят, всем доступен, слава богу. А то с колбасниками беда! Недаг'ом Ег'молов в немцы пг'осился. Тепег'ь авось и г'усским говог'ить можно будет. А то чег'т знает что делали. Все отступали, все отступали. Вы делали поход? – спросил он.
– Имел удовольствие, – отвечал князь Андрей, – не только участвовать в отступлении, но и потерять в этом отступлении все, что имел дорогого, не говоря об именьях и родном доме… отца, который умер с горя. Я смоленский.
– А?.. Вы князь Болконский? Очень г'ад познакомиться: подполковник Денисов, более известный под именем Васьки, – сказал Денисов, пожимая руку князя Андрея и с особенно добрым вниманием вглядываясь в лицо Болконского. – Да, я слышал, – сказал он с сочувствием и, помолчав немного, продолжал: – Вот и скифская война. Это все хог'ошо, только не для тех, кто своими боками отдувается. А вы – князь Андг'ей Болконский? – Он покачал головой. – Очень г'ад, князь, очень г'ад познакомиться, – прибавил он опять с грустной улыбкой, пожимая ему руку.
Князь Андрей знал Денисова по рассказам Наташи о ее первом женихе. Это воспоминанье и сладко и больно перенесло его теперь к тем болезненным ощущениям, о которых он последнее время давно уже не думал, но которые все таки были в его душе. В последнее время столько других и таких серьезных впечатлений, как оставление Смоленска, его приезд в Лысые Горы, недавнее известно о смерти отца, – столько ощущений было испытано им, что эти воспоминания уже давно не приходили ему и, когда пришли, далеко не подействовали на него с прежней силой. И для Денисова тот ряд воспоминаний, которые вызвало имя Болконского, было далекое, поэтическое прошедшее, когда он, после ужина и пения Наташи, сам не зная как, сделал предложение пятнадцатилетней девочке. Он улыбнулся воспоминаниям того времени и своей любви к Наташе и тотчас же перешел к тому, что страстно и исключительно теперь занимало его. Это был план кампании, который он придумал, служа во время отступления на аванпостах. Он представлял этот план Барклаю де Толли и теперь намерен был представить его Кутузову. План основывался на том, что операционная линия французов слишком растянута и что вместо того, или вместе с тем, чтобы действовать с фронта, загораживая дорогу французам, нужно было действовать на их сообщения. Он начал разъяснять свой план князю Андрею.
– Они не могут удержать всей этой линии. Это невозможно, я отвечаю, что пг'ог'ву их; дайте мне пятьсот человек, я г'азог'ву их, это вег'но! Одна система – паг'тизанская.
Денисов встал и, делая жесты, излагал свой план Болконскому. В средине его изложения крики армии, более нескладные, более распространенные и сливающиеся с музыкой и песнями, послышались на месте смотра. На деревне послышался топот и крики.
– Сам едет, – крикнул казак, стоявший у ворот, – едет! Болконский и Денисов подвинулись к воротам, у которых стояла кучка солдат (почетный караул), и увидали подвигавшегося по улице Кутузова, верхом на невысокой гнедой лошадке. Огромная свита генералов ехала за ним. Барклай ехал почти рядом; толпа офицеров бежала за ними и вокруг них и кричала «ура!».
Вперед его во двор проскакали адъютанты. Кутузов, нетерпеливо подталкивая свою лошадь, плывшую иноходью под его тяжестью, и беспрестанно кивая головой, прикладывал руку к бедой кавалергардской (с красным околышем и без козырька) фуражке, которая была на нем. Подъехав к почетному караулу молодцов гренадеров, большей частью кавалеров, отдававших ему честь, он с минуту молча, внимательно посмотрел на них начальническим упорным взглядом и обернулся к толпе генералов и офицеров, стоявших вокруг него. Лицо его вдруг приняло тонкое выражение; он вздернул плечами с жестом недоумения.
– И с такими молодцами всё отступать и отступать! – сказал он. – Ну, до свиданья, генерал, – прибавил он и тронул лошадь в ворота мимо князя Андрея и Денисова.
– Ура! ура! ура! – кричали сзади его.
С тех пор как не видал его князь Андрей, Кутузов еще потолстел, обрюзг и оплыл жиром. Но знакомые ему белый глаз, и рана, и выражение усталости в его лице и фигуре были те же. Он был одет в мундирный сюртук (плеть на тонком ремне висела через плечо) и в белой кавалергардской фуражке. Он, тяжело расплываясь и раскачиваясь, сидел на своей бодрой лошадке.
– Фю… фю… фю… – засвистал он чуть слышно, въезжая на двор. На лице его выражалась радость успокоения человека, намеревающегося отдохнуть после представительства. Он вынул левую ногу из стремени, повалившись всем телом и поморщившись от усилия, с трудом занес ее на седло, облокотился коленкой, крякнул и спустился на руки к казакам и адъютантам, поддерживавшим его.
Он оправился, оглянулся своими сощуренными глазами и, взглянув на князя Андрея, видимо, не узнав его, зашагал своей ныряющей походкой к крыльцу.
– Фю… фю… фю, – просвистал он и опять оглянулся на князя Андрея. Впечатление лица князя Андрея только после нескольких секунд (как это часто бывает у стариков) связалось с воспоминанием о его личности.
– А, здравствуй, князь, здравствуй, голубчик, пойдем… – устало проговорил он, оглядываясь, и тяжело вошел на скрипящее под его тяжестью крыльцо. Он расстегнулся и сел на лавочку, стоявшую на крыльце.
– Ну, что отец?
– Вчера получил известие о его кончине, – коротко сказал князь Андрей.
Кутузов испуганно открытыми глазами посмотрел на князя Андрея, потом снял фуражку и перекрестился: «Царство ему небесное! Да будет воля божия над всеми нами!Он тяжело, всей грудью вздохнул и помолчал. „Я его любил и уважал и сочувствую тебе всей душой“. Он обнял князя Андрея, прижал его к своей жирной груди и долго не отпускал от себя. Когда он отпустил его, князь Андрей увидал, что расплывшие губы Кутузова дрожали и на глазах были слезы. Он вздохнул и взялся обеими руками за лавку, чтобы встать.
– Пойдем, пойдем ко мне, поговорим, – сказал он; но в это время Денисов, так же мало робевший перед начальством, как и перед неприятелем, несмотря на то, что адъютанты у крыльца сердитым шепотом останавливали его, смело, стуча шпорами по ступенькам, вошел на крыльцо. Кутузов, оставив руки упертыми на лавку, недовольно смотрел на Денисова. Денисов, назвав себя, объявил, что имеет сообщить его светлости дело большой важности для блага отечества. Кутузов усталым взглядом стал смотреть на Денисова и досадливым жестом, приняв руки и сложив их на животе, повторил: «Для блага отечества? Ну что такое? Говори». Денисов покраснел, как девушка (так странно было видеть краску на этом усатом, старом и пьяном лице), и смело начал излагать свой план разрезания операционной линии неприятеля между Смоленском и Вязьмой. Денисов жил в этих краях и знал хорошо местность. План его казался несомненно хорошим, в особенности по той силе убеждения, которая была в его словах. Кутузов смотрел себе на ноги и изредка оглядывался на двор соседней избы, как будто он ждал чего то неприятного оттуда. Из избы, на которую он смотрел, действительно во время речи Денисова показался генерал с портфелем под мышкой.
– Что? – в середине изложения Денисова проговорил Кутузов. – Уже готовы?
– Готов, ваша светлость, – сказал генерал. Кутузов покачал головой, как бы говоря: «Как это все успеть одному человеку», и продолжал слушать Денисова.
– Даю честное благородное слово гусского офицег'а, – говорил Денисов, – что я г'азог'ву сообщения Наполеона.
– Тебе Кирилл Андреевич Денисов, обер интендант, как приходится? – перебил его Кутузов.
– Дядя г'одной, ваша светлость.
– О! приятели были, – весело сказал Кутузов. – Хорошо, хорошо, голубчик, оставайся тут при штабе, завтра поговорим. – Кивнув головой Денисову, он отвернулся и протянул руку к бумагам, которые принес ему Коновницын.
– Не угодно ли вашей светлости пожаловать в комнаты, – недовольным голосом сказал дежурный генерал, – необходимо рассмотреть планы и подписать некоторые бумаги. – Вышедший из двери адъютант доложил, что в квартире все было готово. Но Кутузову, видимо, хотелось войти в комнаты уже свободным. Он поморщился…
– Нет, вели подать, голубчик, сюда столик, я тут посмотрю, – сказал он. – Ты не уходи, – прибавил он, обращаясь к князю Андрею. Князь Андрей остался на крыльце, слушая дежурного генерала.
Во время доклада за входной дверью князь Андрей слышал женское шептанье и хрустение женского шелкового платья. Несколько раз, взглянув по тому направлению, он замечал за дверью, в розовом платье и лиловом шелковом платке на голове, полную, румяную и красивую женщину с блюдом, которая, очевидно, ожидала входа влавввквмандующего. Адъютант Кутузова шепотом объяснил князю Андрею, что это была хозяйка дома, попадья, которая намеревалась подать хлеб соль его светлости. Муж ее встретил светлейшего с крестом в церкви, она дома… «Очень хорошенькая», – прибавил адъютант с улыбкой. Кутузов оглянулся на эти слова. Кутузов слушал доклад дежурного генерала (главным предметом которого была критика позиции при Цареве Займище) так же, как он слушал Денисова, так же, как он слушал семь лет тому назад прения Аустерлицкого военного совета. Он, очевидно, слушал только оттого, что у него были уши, которые, несмотря на то, что в одном из них был морской канат, не могли не слышать; но очевидно было, что ничто из того, что мог сказать ему дежурный генерал, не могло не только удивить или заинтересовать его, но что он знал вперед все, что ему скажут, и слушал все это только потому, что надо прослушать, как надо прослушать поющийся молебен. Все, что говорил Денисов, было дельно и умно. То, что говорил дежурный генерал, было еще дельнее и умнее, но очевидно было, что Кутузов презирал и знание и ум и знал что то другое, что должно было решить дело, – что то другое, независимое от ума и знания. Князь Андрей внимательно следил за выражением лица главнокомандующего, и единственное выражение, которое он мог заметить в нем, было выражение скуки, любопытства к тому, что такое означал женский шепот за дверью, и желание соблюсти приличие. Очевидно было, что Кутузов презирал ум, и знание, и даже патриотическое чувство, которое выказывал Денисов, но презирал не умом, не чувством, не знанием (потому что он и не старался выказывать их), а он презирал их чем то другим. Он презирал их своей старостью, своею опытностью жизни. Одно распоряжение, которое от себя в этот доклад сделал Кутузов, откосилось до мародерства русских войск. Дежурный редерал в конце доклада представил светлейшему к подписи бумагу о взысканий с армейских начальников по прошению помещика за скошенный зеленый овес.
Кутузов зачмокал губами и закачал головой, выслушав это дело.
– В печку… в огонь! И раз навсегда тебе говорю, голубчик, – сказал он, – все эти дела в огонь. Пуская косят хлеба и жгут дрова на здоровье. Я этого не приказываю и не позволяю, но и взыскивать не могу. Без этого нельзя. Дрова рубят – щепки летят. – Он взглянул еще раз на бумагу. – О, аккуратность немецкая! – проговорил он, качая головой.
– Ну, теперь все, – сказал Кутузов, подписывая последнюю бумагу, и, тяжело поднявшись и расправляя складки своей белой пухлой шеи, с повеселевшим лицом направился к двери.
Попадья, с бросившеюся кровью в лицо, схватилась за блюдо, которое, несмотря на то, что она так долго приготовлялась, она все таки не успела подать вовремя. И с низким поклоном она поднесла его Кутузову.
Глаза Кутузова прищурились; он улыбнулся, взял рукой ее за подбородок и сказал:
– И красавица какая! Спасибо, голубушка!
Он достал из кармана шаровар несколько золотых и положил ей на блюдо.
– Ну что, как живешь? – сказал Кутузов, направляясь к отведенной для него комнате. Попадья, улыбаясь ямочками на румяном лице, прошла за ним в горницу. Адъютант вышел к князю Андрею на крыльцо и приглашал его завтракать; через полчаса князя Андрея позвали опять к Кутузову. Кутузов лежал на кресле в том же расстегнутом сюртуке. Он держал в руке французскую книгу и при входе князя Андрея, заложив ее ножом, свернул. Это был «Les chevaliers du Cygne», сочинение madame de Genlis [«Рыцари Лебедя», мадам де Жанлис], как увидал князь Андрей по обертке.
– Ну садись, садись тут, поговорим, – сказал Кутузов. – Грустно, очень грустно. Но помни, дружок, что я тебе отец, другой отец… – Князь Андрей рассказал Кутузову все, что он знал о кончине своего отца, и о том, что он видел в Лысых Горах, проезжая через них.
– До чего… до чего довели! – проговорил вдруг Кутузов взволнованным голосом, очевидно, ясно представив себе, из рассказа князя Андрея, положение, в котором находилась Россия. – Дай срок, дай срок, – прибавил он с злобным выражением лица и, очевидно, не желая продолжать этого волновавшего его разговора, сказал: – Я тебя вызвал, чтоб оставить при себе.
– Благодарю вашу светлость, – отвечал князь Андрей, – но я боюсь, что не гожусь больше для штабов, – сказал он с улыбкой, которую Кутузов заметил. Кутузов вопросительно посмотрел на него. – А главное, – прибавил князь Андрей, – я привык к полку, полюбил офицеров, и люди меня, кажется, полюбили. Мне бы жалко было оставить полк. Ежели я отказываюсь от чести быть при вас, то поверьте…
Умное, доброе и вместе с тем тонко насмешливое выражение светилось на пухлом лице Кутузова. Он перебил Болконского:
– Жалею, ты бы мне нужен был; но ты прав, ты прав. Нам не сюда люди нужны. Советчиков всегда много, а людей нет. Не такие бы полки были, если бы все советчики служили там в полках, как ты. Я тебя с Аустерлица помню… Помню, помню, с знаменем помню, – сказал Кутузов, и радостная краска бросилась в лицо князя Андрея при этом воспоминании. Кутузов притянул его за руку, подставляя ему щеку, и опять князь Андрей на глазах старика увидал слезы. Хотя князь Андрей и знал, что Кутузов был слаб на слезы и что он теперь особенно ласкает его и жалеет вследствие желания выказать сочувствие к его потере, но князю Андрею и радостно и лестно было это воспоминание об Аустерлице.
– Иди с богом своей дорогой. Я знаю, твоя дорога – это дорога чести. – Он помолчал. – Я жалел о тебе в Букареште: мне послать надо было. – И, переменив разговор, Кутузов начал говорить о турецкой войне и заключенном мире. – Да, немало упрекали меня, – сказал Кутузов, – и за войну и за мир… а все пришло вовремя. Tout vient a point a celui qui sait attendre. [Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать.] A и там советчиков не меньше было, чем здесь… – продолжал он, возвращаясь к советчикам, которые, видимо, занимали его. – Ох, советчики, советчики! – сказал он. Если бы всех слушать, мы бы там, в Турции, и мира не заключили, да и войны бы не кончили. Всё поскорее, а скорое на долгое выходит. Если бы Каменский не умер, он бы пропал. Он с тридцатью тысячами штурмовал крепости. Взять крепость не трудно, трудно кампанию выиграть. А для этого не нужно штурмовать и атаковать, а нужно терпение и время. Каменский на Рущук солдат послал, а я их одних (терпение и время) посылал и взял больше крепостей, чем Каменский, и лошадиное мясо турок есть заставил. – Он покачал головой. – И французы тоже будут! Верь моему слову, – воодушевляясь, проговорил Кутузов, ударяя себя в грудь, – будут у меня лошадиное мясо есть! – И опять глаза его залоснились слезами.
– Однако до лжно же будет принять сражение? – сказал князь Андрей.
– До лжно будет, если все этого захотят, нечего делать… А ведь, голубчик: нет сильнее тех двух воинов, терпение и время; те всё сделают, да советчики n'entendent pas de cette oreille, voila le mal. [этим ухом не слышат, – вот что плохо.] Одни хотят, другие не хотят. Что ж делать? – спросил он, видимо, ожидая ответа. – Да, что ты велишь делать? – повторил он, и глаза его блестели глубоким, умным выражением. – Я тебе скажу, что делать, – проговорил он, так как князь Андрей все таки не отвечал. – Я тебе скажу, что делать и что я делаю. Dans le doute, mon cher, – он помолчал, – abstiens toi, [В сомнении, мой милый, воздерживайся.] – выговорил он с расстановкой.
– Ну, прощай, дружок; помни, что я всей душой несу с тобой твою потерю и что я тебе не светлейший, не князь и не главнокомандующий, а я тебе отец. Ежели что нужно, прямо ко мне. Прощай, голубчик. – Он опять обнял и поцеловал его. И еще князь Андрей не успел выйти в дверь, как Кутузов успокоительно вздохнул и взялся опять за неконченный роман мадам Жанлис «Les chevaliers du Cygne».
Как и отчего это случилось, князь Андрей не мог бы никак объяснить; но после этого свидания с Кутузовым он вернулся к своему полку успокоенный насчет общего хода дела и насчет того, кому оно вверено было. Чем больше он видел отсутствие всего личного в этом старике, в котором оставались как будто одни привычки страстей и вместо ума (группирующего события и делающего выводы) одна способность спокойного созерцания хода событий, тем более он был спокоен за то, что все будет так, как должно быть. «У него не будет ничего своего. Он ничего не придумает, ничего не предпримет, – думал князь Андрей, – но он все выслушает, все запомнит, все поставит на свое место, ничему полезному не помешает и ничего вредного не позволит. Он понимает, что есть что то сильнее и значительнее его воли, – это неизбежный ход событий, и он умеет видеть их, умеет понимать их значение и, ввиду этого значения, умеет отрекаться от участия в этих событиях, от своей личной волн, направленной на другое. А главное, – думал князь Андрей, – почему веришь ему, – это то, что он русский, несмотря на роман Жанлис и французские поговорки; это то, что голос его задрожал, когда он сказал: „До чего довели!“, и что он захлипал, говоря о том, что он „заставит их есть лошадиное мясо“. На этом же чувстве, которое более или менее смутно испытывали все, и основано было то единомыслие и общее одобрение, которое сопутствовало народному, противному придворным соображениям, избранию Кутузова в главнокомандующие.
После отъезда государя из Москвы московская жизнь потекла прежним, обычным порядком, и течение этой жизни было так обычно, что трудно было вспомнить о бывших днях патриотического восторга и увлечения, и трудно было верить, что действительно Россия в опасности и что члены Английского клуба суть вместе с тем и сыны отечества, готовые для него на всякую жертву. Одно, что напоминало о бывшем во время пребывания государя в Москве общем восторженно патриотическом настроении, было требование пожертвований людьми и деньгами, которые, как скоро они были сделаны, облеклись в законную, официальную форму и казались неизбежны.
С приближением неприятеля к Москве взгляд москвичей на свое положение не только не делался серьезнее, но, напротив, еще легкомысленнее, как это всегда бывает с людьми, которые видят приближающуюся большую опасность. При приближении опасности всегда два голоса одинаково сильно говорят в душе человека: один весьма разумно говорит о том, чтобы человек обдумал самое свойство опасности и средства для избавления от нее; другой еще разумнее говорит, что слишком тяжело и мучительно думать об опасности, тогда как предвидеть все и спастись от общего хода дела не во власти человека, и потому лучше отвернуться от тяжелого, до тех пор пока оно не наступило, и думать о приятном. В одиночестве человек большею частью отдается первому голосу, в обществе, напротив, – второму. Так было и теперь с жителями Москвы. Давно так не веселились в Москве, как этот год.
Растопчинские афишки с изображением вверху питейного дома, целовальника и московского мещанина Карпушки Чигирина, который, быв в ратниках и выпив лишний крючок на тычке, услыхал, будто Бонапарт хочет идти на Москву, рассердился, разругал скверными словами всех французов, вышел из питейного дома и заговорил под орлом собравшемуся народу, читались и обсуживались наравне с последним буриме Василия Львовича Пушкина.
В клубе, в угловой комнате, собирались читать эти афиши, и некоторым нравилось, как Карпушка подтрунивал над французами, говоря, что они от капусты раздуются, от каши перелопаются, от щей задохнутся, что они все карлики и что их троих одна баба вилами закинет. Некоторые не одобряли этого тона и говорила, что это пошло и глупо. Рассказывали о том, что французов и даже всех иностранцев Растопчин выслал из Москвы, что между ними шпионы и агенты Наполеона; но рассказывали это преимущественно для того, чтобы при этом случае передать остроумные слова, сказанные Растопчиным при их отправлении. Иностранцев отправляли на барке в Нижний, и Растопчин сказал им: «Rentrez en vous meme, entrez dans la barque et n'en faites pas une barque ne Charon». [войдите сами в себя и в эту лодку и постарайтесь, чтобы эта лодка не сделалась для вас лодкой Харона.] Рассказывали, что уже выслали из Москвы все присутственные места, и тут же прибавляли шутку Шиншина, что за это одно Москва должна быть благодарна Наполеону. Рассказывали, что Мамонову его полк будет стоить восемьсот тысяч, что Безухов еще больше затратил на своих ратников, но что лучше всего в поступке Безухова то, что он сам оденется в мундир и поедет верхом перед полком и ничего не будет брать за места с тех, которые будут смотреть на него.
– Вы никому не делаете милости, – сказала Жюли Друбецкая, собирая и прижимая кучку нащипанной корпии тонкими пальцами, покрытыми кольцами.
Жюли собиралась на другой день уезжать из Москвы и делала прощальный вечер.
– Безухов est ridicule [смешон], но он так добр, так мил. Что за удовольствие быть так caustique [злоязычным]?
– Штраф! – сказал молодой человек в ополченском мундире, которого Жюли называла «mon chevalier» [мой рыцарь] и который с нею вместе ехал в Нижний.
В обществе Жюли, как и во многих обществах Москвы, было положено говорить только по русски, и те, которые ошибались, говоря французские слова, платили штраф в пользу комитета пожертвований.
– Другой штраф за галлицизм, – сказал русский писатель, бывший в гостиной. – «Удовольствие быть не по русски.
– Вы никому не делаете милости, – продолжала Жюли к ополченцу, не обращая внимания на замечание сочинителя. – За caustique виновата, – сказала она, – и плачу, но за удовольствие сказать вам правду я готова еще заплатить; за галлицизмы не отвечаю, – обратилась она к сочинителю: – у меня нет ни денег, ни времени, как у князя Голицына, взять учителя и учиться по русски. А вот и он, – сказала Жюли. – Quand on… [Когда.] Нет, нет, – обратилась она к ополченцу, – не поймаете. Когда говорят про солнце – видят его лучи, – сказала хозяйка, любезно улыбаясь Пьеру. – Мы только говорили о вас, – с свойственной светским женщинам свободой лжи сказала Жюли. – Мы говорили, что ваш полк, верно, будет лучше мамоновского.
– Ах, не говорите мне про мой полк, – отвечал Пьер, целуя руку хозяйке и садясь подле нее. – Он мне так надоел!
– Вы ведь, верно, сами будете командовать им? – сказала Жюли, хитро и насмешливо переглянувшись с ополченцем.
Ополченец в присутствии Пьера был уже не так caustique, и в лице его выразилось недоуменье к тому, что означала улыбка Жюли. Несмотря на свою рассеянность и добродушие, личность Пьера прекращала тотчас же всякие попытки на насмешку в его присутствии.
– Нет, – смеясь, отвечал Пьер, оглядывая свое большое, толстое тело. – В меня слишком легко попасть французам, да и я боюсь, что не влезу на лошадь…
В числе перебираемых лиц для предмета разговора общество Жюли попало на Ростовых.
– Очень, говорят, плохи дела их, – сказала Жюли. – И он так бестолков – сам граф. Разумовские хотели купить его дом и подмосковную, и все это тянется. Он дорожится.
– Нет, кажется, на днях состоится продажа, – сказал кто то. – Хотя теперь и безумно покупать что нибудь в Москве.
– Отчего? – сказала Жюли. – Неужели вы думаете, что есть опасность для Москвы?
– Отчего же вы едете?
– Я? Вот странно. Я еду, потому… ну потому, что все едут, и потом я не Иоанна д'Арк и не амазонка.
– Ну, да, да, дайте мне еще тряпочек.
– Ежели он сумеет повести дела, он может заплатить все долги, – продолжал ополченец про Ростова.
– Добрый старик, но очень pauvre sire [плох]. И зачем они живут тут так долго? Они давно хотели ехать в деревню. Натали, кажется, здорова теперь? – хитро улыбаясь, спросила Жюли у Пьера.
– Они ждут меньшого сына, – сказал Пьер. – Он поступил в казаки Оболенского и поехал в Белую Церковь. Там формируется полк. А теперь они перевели его в мой полк и ждут каждый день. Граф давно хотел ехать, но графиня ни за что не согласна выехать из Москвы, пока не приедет сын.
– Я их третьего дня видела у Архаровых. Натали опять похорошела и повеселела. Она пела один романс. Как все легко проходит у некоторых людей!
– Что проходит? – недовольно спросил Пьер. Жюли улыбнулась.
– Вы знаете, граф, что такие рыцари, как вы, бывают только в романах madame Suza.
– Какой рыцарь? Отчего? – краснея, спросил Пьер.
– Ну, полноте, милый граф, c'est la fable de tout Moscou. Je vous admire, ma parole d'honneur. [это вся Москва знает. Право, я вам удивляюсь.]
– Штраф! Штраф! – сказал ополченец.
– Ну, хорошо. Нельзя говорить, как скучно!
– Qu'est ce qui est la fable de tout Moscou? [Что знает вся Москва?] – вставая, сказал сердито Пьер.
– Полноте, граф. Вы знаете!
– Ничего не знаю, – сказал Пьер.
– Я знаю, что вы дружны были с Натали, и потому… Нет, я всегда дружнее с Верой. Cette chere Vera! [Эта милая Вера!]
– Non, madame, [Нет, сударыня.] – продолжал Пьер недовольным тоном. – Я вовсе не взял на себя роль рыцаря Ростовой, и я уже почти месяц не был у них. Но я не понимаю жестокость…
– Qui s'excuse – s'accuse, [Кто извиняется, тот обвиняет себя.] – улыбаясь и махая корпией, говорила Жюли и, чтобы за ней осталось последнее слово, сейчас же переменила разговор. – Каково, я нынче узнала: бедная Мари Волконская приехала вчера в Москву. Вы слышали, она потеряла отца?
– Неужели! Где она? Я бы очень желал увидать ее, – сказал Пьер.
– Я вчера провела с ней вечер. Она нынче или завтра утром едет в подмосковную с племянником.
– Ну что она, как? – сказал Пьер.
– Ничего, грустна. Но знаете, кто ее спас? Это целый роман. Nicolas Ростов. Ее окружили, хотели убить, ранили ее людей. Он бросился и спас ее…
– Еще роман, – сказал ополченец. – Решительно это общее бегство сделано, чтобы все старые невесты шли замуж. Catiche – одна, княжна Болконская – другая.
– Вы знаете, что я в самом деле думаю, что она un petit peu amoureuse du jeune homme. [немножечко влюблена в молодого человека.]
– Штраф! Штраф! Штраф!
– Но как же это по русски сказать?..
Когда Пьер вернулся домой, ему подали две принесенные в этот день афиши Растопчина.
В первой говорилось о том, что слух, будто графом Растопчиным запрещен выезд из Москвы, – несправедлив и что, напротив, граф Растопчин рад, что из Москвы уезжают барыни и купеческие жены. «Меньше страху, меньше новостей, – говорилось в афише, – но я жизнью отвечаю, что злодей в Москве не будет». Эти слова в первый раз ясно ыоказали Пьеру, что французы будут в Москве. Во второй афише говорилось, что главная квартира наша в Вязьме, что граф Витгснштейн победил французов, но что так как многие жители желают вооружиться, то для них есть приготовленное в арсенале оружие: сабли, пистолеты, ружья, которые жители могут получать по дешевой цене. Тон афиш был уже не такой шутливый, как в прежних чигиринских разговорах. Пьер задумался над этими афишами. Очевидно, та страшная грозовая туча, которую он призывал всеми силами своей души и которая вместе с тем возбуждала в нем невольный ужас, – очевидно, туча эта приближалась.
«Поступить в военную службу и ехать в армию или дожидаться? – в сотый раз задавал себе Пьер этот вопрос. Он взял колоду карт, лежавших у него на столе, и стал делать пасьянс.
– Ежели выйдет этот пасьянс, – говорил он сам себе, смешав колоду, держа ее в руке и глядя вверх, – ежели выйдет, то значит… что значит?.. – Он не успел решить, что значит, как за дверью кабинета послышался голос старшей княжны, спрашивающей, можно ли войти.
– Тогда будет значить, что я должен ехать в армию, – договорил себе Пьер. – Войдите, войдите, – прибавил он, обращаясь к княжие.
(Одна старшая княжна, с длинной талией и окаменелым лидом, продолжала жить в доме Пьера; две меньшие вышли замуж.)
– Простите, mon cousin, что я пришла к вам, – сказала она укоризненно взволнованным голосом. – Ведь надо наконец на что нибудь решиться! Что ж это будет такое? Все выехали из Москвы, и народ бунтует. Что ж мы остаемся?
– Напротив, все, кажется, благополучно, ma cousine, – сказал Пьер с тою привычкой шутливости, которую Пьер, всегда конфузно переносивший свою роль благодетеля перед княжною, усвоил себе в отношении к ней.
– Да, это благополучно… хорошо благополучие! Мне нынче Варвара Ивановна порассказала, как войска наши отличаются. Уж точно можно чести приписать. Да и народ совсем взбунтовался, слушать перестают; девка моя и та грубить стала. Этак скоро и нас бить станут. По улицам ходить нельзя. А главное, нынче завтра французы будут, что ж нам ждать! Я об одном прошу, mon cousin, – сказала княжна, – прикажите свезти меня в Петербург: какая я ни есть, а я под бонапартовской властью жить не могу.
– Да полноте, ma cousine, откуда вы почерпаете ваши сведения? Напротив…
– Я вашему Наполеону не покорюсь. Другие как хотят… Ежели вы не хотите этого сделать…
– Да я сделаю, я сейчас прикажу.
Княжне, видимо, досадно было, что не на кого было сердиться. Она, что то шепча, присела на стул.
– Но вам это неправильно доносят, – сказал Пьер. – В городе все тихо, и опасности никакой нет. Вот я сейчас читал… – Пьер показал княжне афишки. – Граф пишет, что он жизнью отвечает, что неприятель не будет в Москве.
– Ах, этот ваш граф, – с злобой заговорила княжна, – это лицемер, злодей, который сам настроил народ бунтовать. Разве не он писал в этих дурацких афишах, что какой бы там ни был, тащи его за хохол на съезжую (и как глупо)! Кто возьмет, говорит, тому и честь и слава. Вот и долюбезничался. Варвара Ивановна говорила, что чуть не убил народ ее за то, что она по французски заговорила…
– Да ведь это так… Вы всё к сердцу очень принимаете, – сказал Пьер и стал раскладывать пасьянс.
Несмотря на то, что пасьянс сошелся, Пьер не поехал в армию, а остался в опустевшей Москве, все в той же тревоге, нерешимости, в страхе и вместе в радости ожидая чего то ужасного.
На другой день княжна к вечеру уехала, и к Пьеру приехал его главноуправляющий с известием, что требуемых им денег для обмундирования полка нельзя достать, ежели не продать одно имение. Главноуправляющий вообще представлял Пьеру, что все эти затеи полка должны были разорить его. Пьер с трудом скрывал улыбку, слушая слова управляющего.
– Ну, продайте, – говорил он. – Что ж делать, я не могу отказаться теперь!
Чем хуже было положение всяких дел, и в особенности его дел, тем Пьеру было приятнее, тем очевиднее было, что катастрофа, которой он ждал, приближается. Уже никого почти из знакомых Пьера не было в городе. Жюли уехала, княжна Марья уехала. Из близких знакомых одни Ростовы оставались; но к ним Пьер не ездил.
В этот день Пьер, для того чтобы развлечься, поехал в село Воронцово смотреть большой воздушный шар, который строился Леппихом для погибели врага, и пробный шар, который должен был быть пущен завтра. Шар этот был еще не готов; но, как узнал Пьер, он строился по желанию государя. Государь писал графу Растопчину об этом шаре следующее:
«Aussitot que Leppich sera pret, composez lui un equipage pour sa nacelle d'hommes surs et intelligents et depechez un courrier au general Koutousoff pour l'en prevenir. Je l'ai instruit de la chose.
Recommandez, je vous prie, a Leppich d'etre bien attentif sur l'endroit ou il descendra la premiere fois, pour ne pas se tromper et ne pas tomber dans les mains de l'ennemi. Il est indispensable qu'il combine ses mouvements avec le general en chef».
[Только что Леппих будет готов, составьте экипаж для его лодки из верных и умных людей и пошлите курьера к генералу Кутузову, чтобы предупредить его.
Я сообщил ему об этом. Внушите, пожалуйста, Леппиху, чтобы он обратил хорошенько внимание на то место, где он спустится в первый раз, чтобы не ошибиться и не попасть в руки врага. Необходимо, чтоб он соображал свои движения с движениями главнокомандующего.]
Возвращаясь домой из Воронцова и проезжая по Болотной площади, Пьер увидал толпу у Лобного места, остановился и слез с дрожек. Это была экзекуция французского повара, обвиненного в шпионстве. Экзекуция только что кончилась, и палач отвязывал от кобылы жалостно стонавшего толстого человека с рыжими бакенбардами, в синих чулках и зеленом камзоле. Другой преступник, худенький и бледный, стоял тут же. Оба, судя по лицам, были французы. С испуганно болезненным видом, подобным тому, который имел худой француз, Пьер протолкался сквозь толпу.
– Что это? Кто? За что? – спрашивал он. Но вниманье толпы – чиновников, мещан, купцов, мужиков, женщин в салопах и шубках – так было жадно сосредоточено на то, что происходило на Лобном месте, что никто не отвечал ему. Толстый человек поднялся, нахмурившись, пожал плечами и, очевидно, желая выразить твердость, стал, не глядя вокруг себя, надевать камзол; но вдруг губы его задрожали, и он заплакал, сам сердясь на себя, как плачут взрослые сангвинические люди. Толпа громко заговорила, как показалось Пьеру, – для того, чтобы заглушить в самой себе чувство жалости.
– Повар чей то княжеский…
– Что, мусью, видно, русский соус кисел французу пришелся… оскомину набил, – сказал сморщенный приказный, стоявший подле Пьера, в то время как француз заплакал. Приказный оглянулся вокруг себя, видимо, ожидая оценки своей шутки. Некоторые засмеялись, некоторые испуганно продолжали смотреть на палача, который раздевал другого.
Пьер засопел носом, сморщился и, быстро повернувшись, пошел назад к дрожкам, не переставая что то бормотать про себя в то время, как он шел и садился. В продолжение дороги он несколько раз вздрагивал и вскрикивал так громко, что кучер спрашивал его:
– Что прикажете?
– Куда ж ты едешь? – крикнул Пьер на кучера, выезжавшего на Лубянку.
– К главнокомандующему приказали, – отвечал кучер.
– Дурак! скотина! – закричал Пьер, что редко с ним случалось, ругая своего кучера. – Домой я велел; и скорее ступай, болван. Еще нынче надо выехать, – про себя проговорил Пьер.
Пьер при виде наказанного француза и толпы, окружавшей Лобное место, так окончательно решил, что не может долее оставаться в Москве и едет нынче же в армию, что ему казалось, что он или сказал об этом кучеру, или что кучер сам должен был знать это.
Приехав домой, Пьер отдал приказание своему все знающему, все умеющему, известному всей Москве кучеру Евстафьевичу о том, что он в ночь едет в Можайск к войску и чтобы туда были высланы его верховые лошади. Все это не могло быть сделано в тот же день, и потому, по представлению Евстафьевича, Пьер должен был отложить свой отъезд до другого дня, с тем чтобы дать время подставам выехать на дорогу.
24 го числа прояснело после дурной погоды, и в этот день после обеда Пьер выехал из Москвы. Ночью, переменя лошадей в Перхушкове, Пьер узнал, что в этот вечер было большое сражение. Рассказывали, что здесь, в Перхушкове, земля дрожала от выстрелов. На вопросы Пьера о том, кто победил, никто не мог дать ему ответа. (Это было сражение 24 го числа при Шевардине.) На рассвете Пьер подъезжал к Можайску.
Все дома Можайска были заняты постоем войск, и на постоялом дворе, на котором Пьера встретили его берейтор и кучер, в горницах не было места: все было полно офицерами.
В Можайске и за Можайском везде стояли и шли войска. Казаки, пешие, конные солдаты, фуры, ящики, пушки виднелись со всех сторон. Пьер торопился скорее ехать вперед, и чем дальше он отъезжал от Москвы и чем глубже погружался в это море войск, тем больше им овладевала тревога беспокойства и не испытанное еще им новое радостное чувство. Это было чувство, подобное тому, которое он испытывал и в Слободском дворце во время приезда государя, – чувство необходимости предпринять что то и пожертвовать чем то. Он испытывал теперь приятное чувство сознания того, что все то, что составляет счастье людей, удобства жизни, богатство, даже самая жизнь, есть вздор, который приятно откинуть в сравнении с чем то… С чем, Пьер не мог себе дать отчета, да и ее старался уяснить себе, для кого и для чего он находит особенную прелесть пожертвовать всем. Его не занимало то, для чего он хочет жертвовать, но самое жертвование составляло для него новое радостное чувство.
24 го было сражение при Шевардинском редуте, 25 го не было пущено ни одного выстрела ни с той, ни с другой стороны, 26 го произошло Бородинское сражение.
Для чего и как были даны и приняты сражения при Шевардине и при Бородине? Для чего было дано Бородинское сражение? Ни для французов, ни для русских оно не имело ни малейшего смысла. Результатом ближайшим было и должно было быть – для русских то, что мы приблизились к погибели Москвы (чего мы боялись больше всего в мире), а для французов то, что они приблизились к погибели всей армии (чего они тоже боялись больше всего в мире). Результат этот был тогда же совершении очевиден, а между тем Наполеон дал, а Кутузов принял это сражение.
Ежели бы полководцы руководились разумными причинами, казалось, как ясно должно было быть для Наполеона, что, зайдя за две тысячи верст и принимая сражение с вероятной случайностью потери четверти армии, он шел на верную погибель; и столь же ясно бы должно было казаться Кутузову, что, принимая сражение и тоже рискуя потерять четверть армии, он наверное теряет Москву. Для Кутузова это было математически ясно, как ясно то, что ежели в шашках у меня меньше одной шашкой и я буду меняться, я наверное проиграю и потому не должен меняться.
Когда у противника шестнадцать шашек, а у меня четырнадцать, то я только на одну восьмую слабее его; а когда я поменяюсь тринадцатью шашками, то он будет втрое сильнее меня.
До Бородинского сражения наши силы приблизительно относились к французским как пять к шести, а после сражения как один к двум, то есть до сражения сто тысяч; ста двадцати, а после сражения пятьдесят к ста. А вместе с тем умный и опытный Кутузов принял сражение. Наполеон же, гениальный полководец, как его называют, дал сражение, теряя четверть армии и еще более растягивая свою линию. Ежели скажут, что, заняв Москву, он думал, как занятием Вены, кончить кампанию, то против этого есть много доказательств. Сами историки Наполеона рассказывают, что еще от Смоленска он хотел остановиться, знал опасность своего растянутого положения знал, что занятие Москвы не будет концом кампании, потому что от Смоленска он видел, в каком положении оставлялись ему русские города, и не получал ни одного ответа на свои неоднократные заявления о желании вести переговоры.
Давая и принимая Бородинское сражение, Кутузов и Наполеон поступили непроизвольно и бессмысленно. А историки под совершившиеся факты уже потом подвели хитросплетенные доказательства предвидения и гениальности полководцев, которые из всех непроизвольных орудий мировых событий были самыми рабскими и непроизвольными деятелями.
Древние оставили нам образцы героических поэм, в которых герои составляют весь интерес истории, и мы все еще не можем привыкнуть к тому, что для нашего человеческого времени история такого рода не имеет смысла.
На другой вопрос: как даны были Бородинское и предшествующее ему Шевардинское сражения – существует точно так же весьма определенное и всем известное, совершенно ложное представление. Все историки описывают дело следующим образом:
Русская армия будто бы в отступлении своем от Смоленска отыскивала себе наилучшую позицию для генерального сражения, и таковая позиция была найдена будто бы у Бородина.
Русские будто бы укрепили вперед эту позицию, влево от дороги (из Москвы в Смоленск), под прямым почти углом к ней, от Бородина к Утице, на том самом месте, где произошло сражение.
Впереди этой позиции будто бы был выставлен для наблюдения за неприятелем укрепленный передовой пост на Шевардинском кургане. 24 го будто бы Наполеон атаковал передовой пост и взял его; 26 го же атаковал всю русскую армию, стоявшую на позиции на Бородинском поле.
Так говорится в историях, и все это совершенно несправедливо, в чем легко убедится всякий, кто захочет вникнуть в сущность дела.
Русские не отыскивали лучшей позиции; а, напротив, в отступлении своем прошли много позиций, которые были лучше Бородинской. Они не остановились ни на одной из этих позиций: и потому, что Кутузов не хотел принять позицию, избранную не им, и потому, что требованье народного сражения еще недостаточно сильно высказалось, и потому, что не подошел еще Милорадович с ополчением, и еще по другим причинам, которые неисчислимы. Факт тот – что прежние позиции были сильнее и что Бородинская позиция (та, на которой дано сражение) не только не сильна, но вовсе не есть почему нибудь позиция более, чем всякое другое место в Российской империи, на которое, гадая, указать бы булавкой на карте.
Русские не только не укрепляли позицию Бородинского поля влево под прямым углом от дороги (то есть места, на котором произошло сражение), но и никогда до 25 го августа 1812 года не думали о том, чтобы сражение могло произойти на этом месте. Этому служит доказательством, во первых, то, что не только 25 го не было на этом месте укреплений, но что, начатые 25 го числа, они не были кончены и 26 го; во вторых, доказательством служит положение Шевардинского редута: Шевардинский редут, впереди той позиции, на которой принято сражение, не имеет никакого смысла. Для чего был сильнее всех других пунктов укреплен этот редут? И для чего, защищая его 24 го числа до поздней ночи, были истощены все усилия и потеряно шесть тысяч человек? Для наблюдения за неприятелем достаточно было казачьего разъезда. В третьих, доказательством того, что позиция, на которой произошло сражение, не была предвидена и что Шевардинский редут не был передовым пунктом этой позиции, служит то, что Барклай де Толли и Багратион до 25 го числа находились в убеждении, что Шевардинский редут есть левый фланг позиции и что сам Кутузов в донесении своем, писанном сгоряча после сражения, называет Шевардинский редут левым флангом позиции. Уже гораздо после, когда писались на просторе донесения о Бородинском сражении, было (вероятно, для оправдания ошибок главнокомандующего, имеющего быть непогрешимым) выдумано то несправедливое и странное показание, будто Шевардинский редут служил передовым постом (тогда как это был только укрепленный пункт левого фланга) и будто Бородинское сражение было принято нами на укрепленной и наперед избранной позиции, тогда как оно произошло на совершенно неожиданном и почти не укрепленном месте.
Дело же, очевидно, было так: позиция была избрана по реке Колоче, пересекающей большую дорогу не под прямым, а под острым углом, так что левый фланг был в Шевардине, правый около селения Нового и центр в Бородине, при слиянии рек Колочи и Во йны. Позиция эта, под прикрытием реки Колочи, для армии, имеющей целью остановить неприятеля, движущегося по Смоленской дороге к Москве, очевидна для всякого, кто посмотрит на Бородинское поле, забыв о том, как произошло сражение.
Наполеон, выехав 24 го к Валуеву, не увидал (как говорится в историях) позицию русских от Утицы к Бородину (он не мог увидать эту позицию, потому что ее не было) и не увидал передового поста русской армии, а наткнулся в преследовании русского арьергарда на левый фланг позиции русских, на Шевардинский редут, и неожиданно для русских перевел войска через Колочу. И русские, не успев вступить в генеральное сражение, отступили своим левым крылом из позиции, которую они намеревались занять, и заняли новую позицию, которая была не предвидена и не укреплена. Перейдя на левую сторону Колочи, влево от дороги, Наполеон передвинул все будущее сражение справа налево (со стороны русских) и перенес его в поле между Утицей, Семеновским и Бородиным (в это поле, не имеющее в себе ничего более выгодного для позиции, чем всякое другое поле в России), и на этом поле произошло все сражение 26 го числа. В грубой форме план предполагаемого сражения и происшедшего сражения будет следующий:
Ежели бы Наполеон не выехал вечером 24 го числа на Колочу и не велел бы тотчас же вечером атаковать редут, а начал бы атаку на другой день утром, то никто бы не усомнился в том, что Шевардинский редут был левый фланг нашей позиции; и сражение произошло бы так, как мы его ожидали. В таком случае мы, вероятно, еще упорнее бы защищали Шевардинский редут, наш левый фланг; атаковали бы Наполеона в центре или справа, и 24 го произошло бы генеральное сражение на той позиции, которая была укреплена и предвидена. Но так как атака на наш левый фланг произошла вечером, вслед за отступлением нашего арьергарда, то есть непосредственно после сражения при Гридневой, и так как русские военачальники не хотели или не успели начать тогда же 24 го вечером генерального сражения, то первое и главное действие Бородинского сражения было проиграно еще 24 го числа и, очевидно, вело к проигрышу и того, которое было дано 26 го числа.
После потери Шевардинского редута к утру 25 го числа мы оказались без позиции на левом фланге и были поставлены в необходимость отогнуть наше левое крыло и поспешно укреплять его где ни попало.
Но мало того, что 26 го августа русские войска стояли только под защитой слабых, неконченных укреплений, – невыгода этого положения увеличилась еще тем, что русские военачальники, не признав вполне совершившегося факта (потери позиции на левом фланге и перенесения всего будущего поля сражения справа налево), оставались в своей растянутой позиции от села Нового до Утицы и вследствие того должны были передвигать свои войска во время сражения справа налево. Таким образом, во все время сражения русские имели против всей французской армии, направленной на наше левое крыло, вдвое слабейшие силы. (Действия Понятовского против Утицы и Уварова на правом фланге французов составляли отдельные от хода сражения действия.)
Итак, Бородинское сражение произошло совсем не так, как (стараясь скрыть ошибки наших военачальников и вследствие того умаляя славу русского войска и народа) описывают его. Бородинское сражение не произошло на избранной и укрепленной позиции с несколько только слабейшими со стороны русских силами, а Бородинское сражение, вследствие потери Шевардинского редута, принято было русскими на открытой, почти не укрепленной местности с вдвое слабейшими силами против французов, то есть в таких условиях, в которых не только немыслимо было драться десять часов и сделать сражение нерешительным, но немыслимо было удержать в продолжение трех часов армию от совершенного разгрома и бегства.
25 го утром Пьер выезжал из Можайска. На спуске с огромной крутой и кривой горы, ведущей из города, мимо стоящего на горе направо собора, в котором шла служба и благовестили, Пьер вылез из экипажа и пошел пешком. За ним спускался на горе какой то конный полк с песельниками впереди. Навстречу ему поднимался поезд телег с раненными во вчерашнем деле. Возчики мужики, крича на лошадей и хлеща их кнутами, перебегали с одной стороны на другую. Телеги, на которых лежали и сидели по три и по четыре солдата раненых, прыгали по набросанным в виде мостовой камням на крутом подъеме. Раненые, обвязанные тряпками, бледные, с поджатыми губами и нахмуренными бровями, держась за грядки, прыгали и толкались в телегах. Все почти с наивным детским любопытством смотрели на белую шляпу и зеленый фрак Пьера.
Кучер Пьера сердито кричал на обоз раненых, чтобы они держали к одной. Кавалерийский полк с песнями, спускаясь с горы, надвинулся на дрожки Пьера и стеснил дорогу. Пьер остановился, прижавшись к краю скопанной в горе дороги. Из за откоса горы солнце не доставало в углубление дороги, тут было холодно, сыро; над головой Пьера было яркое августовское утро, и весело разносился трезвон. Одна подвода с ранеными остановилась у края дороги подле самого Пьера. Возчик в лаптях, запыхавшись, подбежал к своей телеге, подсунул камень под задние нешиненые колеса и стал оправлять шлею на своей ставшей лошаденке.
Один раненый старый солдат с подвязанной рукой, шедший за телегой, взялся за нее здоровой рукой и оглянулся на Пьера.
– Что ж, землячок, тут положат нас, что ль? Али до Москвы? – сказал он.
Пьер так задумался, что не расслышал вопроса. Он смотрел то на кавалерийский, повстречавшийся теперь с поездом раненых полк, то на ту телегу, у которой он стоял и на которой сидели двое раненых и лежал один, и ему казалось, что тут, в них, заключается разрешение занимавшего его вопроса. Один из сидевших на телеге солдат был, вероятно, ранен в щеку. Вся голова его была обвязана тряпками, и одна щека раздулась с детскую голову. Рот и нос у него были на сторону. Этот солдат глядел на собор и крестился. Другой, молодой мальчик, рекрут, белокурый и белый, как бы совершенно без крови в тонком лице, с остановившейся доброй улыбкой смотрел на Пьера; третий лежал ничком, и лица его не было видно. Кавалеристы песельники проходили над самой телегой.
– Ах запропала… да ежова голова…
– Да на чужой стороне живучи… – выделывали они плясовую солдатскую песню. Как бы вторя им, но в другом роде веселья, перебивались в вышине металлические звуки трезвона. И, еще в другом роде веселья, обливали вершину противоположного откоса жаркие лучи солнца. Но под откосом, у телеги с ранеными, подле запыхавшейся лошаденки, у которой стоял Пьер, было сыро, пасмурно и грустно.
Солдат с распухшей щекой сердито глядел на песельников кавалеристов.
– Ох, щегольки! – проговорил он укоризненно.
– Нынче не то что солдат, а и мужичков видал! Мужичков и тех гонят, – сказал с грустной улыбкой солдат, стоявший за телегой и обращаясь к Пьеру. – Нынче не разбирают… Всем народом навалиться хотят, одью слово – Москва. Один конец сделать хотят. – Несмотря на неясность слов солдата, Пьер понял все то, что он хотел сказать, и одобрительно кивнул головой.
Дорога расчистилась, и Пьер сошел под гору и поехал дальше.
Пьер ехал, оглядываясь по обе стороны дороги, отыскивая знакомые лица и везде встречая только незнакомые военные лица разных родов войск, одинаково с удивлением смотревшие на его белую шляпу и зеленый фрак.
Проехав версты четыре, он встретил первого знакомого и радостно обратился к нему. Знакомый этот был один из начальствующих докторов в армии. Он в бричке ехал навстречу Пьеру, сидя рядом с молодым доктором, и, узнав Пьера, остановил своего казака, сидевшего на козлах вместо кучера.
– Граф! Ваше сиятельство, вы как тут? – спросил доктор.
– Да вот хотелось посмотреть…
– Да, да, будет что посмотреть…
Пьер слез и, остановившись, разговорился с доктором, объясняя ему свое намерение участвовать в сражении.
Доктор посоветовал Безухову прямо обратиться к светлейшему.
– Что же вам бог знает где находиться во время сражения, в безызвестности, – сказал он, переглянувшись с своим молодым товарищем, – а светлейший все таки знает вас и примет милостиво. Так, батюшка, и сделайте, – сказал доктор.
Доктор казался усталым и спешащим.
– Так вы думаете… А я еще хотел спросить вас, где же самая позиция? – сказал Пьер.
– Позиция? – сказал доктор. – Уж это не по моей части. Проедете Татаринову, там что то много копают. Там на курган войдете: оттуда видно, – сказал доктор.
– И видно оттуда?.. Ежели бы вы…
Но доктор перебил его и подвинулся к бричке.
– Я бы вас проводил, да, ей богу, – вот (доктор показал на горло) скачу к корпусному командиру. Ведь у нас как?.. Вы знаете, граф, завтра сражение: на сто тысяч войска малым числом двадцать тысяч раненых считать надо; а у нас ни носилок, ни коек, ни фельдшеров, ни лекарей на шесть тысяч нет. Десять тысяч телег есть, да ведь нужно и другое; как хочешь, так и делай.
Та странная мысль, что из числа тех тысяч людей живых, здоровых, молодых и старых, которые с веселым удивлением смотрели на его шляпу, было, наверное, двадцать тысяч обреченных на раны и смерть (может быть, те самые, которых он видел), – поразила Пьера.
Они, может быть, умрут завтра, зачем они думают о чем нибудь другом, кроме смерти? И ему вдруг по какой то тайной связи мыслей живо представился спуск с Можайской горы, телеги с ранеными, трезвон, косые лучи солнца и песня кавалеристов.
«Кавалеристы идут на сраженье, и встречают раненых, и ни на минуту не задумываются над тем, что их ждет, а идут мимо и подмигивают раненым. А из этих всех двадцать тысяч обречены на смерть, а они удивляются на мою шляпу! Странно!» – думал Пьер, направляясь дальше к Татариновой.
У помещичьего дома, на левой стороне дороги, стояли экипажи, фургоны, толпы денщиков и часовые. Тут стоял светлейший. Но в то время, как приехал Пьер, его не было, и почти никого не было из штабных. Все были на молебствии. Пьер поехал вперед к Горкам.
Въехав на гору и выехав в небольшую улицу деревни, Пьер увидал в первый раз мужиков ополченцев с крестами на шапках и в белых рубашках, которые с громким говором и хохотом, оживленные и потные, что то работали направо от дороги, на огромном кургане, обросшем травою.
Одни из них копали лопатами гору, другие возили по доскам землю в тачках, третьи стояли, ничего не делая.
Два офицера стояли на кургане, распоряжаясь ими. Увидав этих мужиков, очевидно, забавляющихся еще своим новым, военным положением, Пьер опять вспомнил раненых солдат в Можайске, и ему понятно стало то, что хотел выразить солдат, говоривший о том, что всем народом навалиться хотят. Вид этих работающих на поле сражения бородатых мужиков с их странными неуклюжими сапогами, с их потными шеями и кое у кого расстегнутыми косыми воротами рубах, из под которых виднелись загорелые кости ключиц, подействовал на Пьера сильнее всего того, что он видел и слышал до сих пор о торжественности и значительности настоящей минуты.
Пьер вышел из экипажа и мимо работающих ополченцев взошел на тот курган, с которого, как сказал ему доктор, было видно поле сражения.
Было часов одиннадцать утра. Солнце стояло несколько влево и сзади Пьера и ярко освещало сквозь чистый, редкий воздух огромную, амфитеатром по поднимающейся местности открывшуюся перед ним панораму.
Вверх и влево по этому амфитеатру, разрезывая его, вилась большая Смоленская дорога, шедшая через село с белой церковью, лежавшее в пятистах шагах впереди кургана и ниже его (это было Бородино). Дорога переходила под деревней через мост и через спуски и подъемы вилась все выше и выше к видневшемуся верст за шесть селению Валуеву (в нем стоял теперь Наполеон). За Валуевым дорога скрывалась в желтевшем лесу на горизонте. В лесу этом, березовом и еловом, вправо от направления дороги, блестел на солнце дальний крест и колокольня Колоцкого монастыря. По всей этой синей дали, вправо и влево от леса и дороги, в разных местах виднелись дымящиеся костры и неопределенные массы войск наших и неприятельских. Направо, по течению рек Колочи и Москвы, местность была ущелиста и гориста. Между ущельями их вдали виднелись деревни Беззубово, Захарьино. Налево местность была ровнее, были поля с хлебом, и виднелась одна дымящаяся, сожженная деревня – Семеновская.
Все, что видел Пьер направо и налево, было так неопределенно, что ни левая, ни правая сторона поля не удовлетворяла вполне его представлению. Везде было не доле сражения, которое он ожидал видеть, а поля, поляны, войска, леса, дымы костров, деревни, курганы, ручьи; и сколько ни разбирал Пьер, он в этой живой местности не мог найти позиции и не мог даже отличить ваших войск от неприятельских.
«Надо спросить у знающего», – подумал он и обратился к офицеру, с любопытством смотревшему на его невоенную огромную фигуру.
– Позвольте спросить, – обратился Пьер к офицеру, – это какая деревня впереди?
– Бурдино или как? – сказал офицер, с вопросом обращаясь к своему товарищу.
– Бородино, – поправляя, отвечал другой.
Офицер, видимо, довольный случаем поговорить, подвинулся к Пьеру.
– Там наши? – спросил Пьер.
– Да, а вон подальше и французы, – сказал офицер. – Вон они, вон видны.
– Где? где? – спросил Пьер.
– Простым глазом видно. Да вот, вот! – Офицер показал рукой на дымы, видневшиеся влево за рекой, и на лице его показалось то строгое и серьезное выражение, которое Пьер видел на многих лицах, встречавшихся ему.
– Ах, это французы! А там?.. – Пьер показал влево на курган, около которого виднелись войска.
– Это наши.
– Ах, наши! А там?.. – Пьер показал на другой далекий курган с большим деревом, подле деревни, видневшейся в ущелье, у которой тоже дымились костры и чернелось что то.
– Это опять он, – сказал офицер. (Это был Шевардинский редут.) – Вчера было наше, а теперь его.
– Так как же наша позиция?
– Позиция? – сказал офицер с улыбкой удовольствия. – Я это могу рассказать вам ясно, потому что я почти все укрепления наши строил. Вот, видите ли, центр наш в Бородине, вот тут. – Он указал на деревню с белой церковью, бывшей впереди. – Тут переправа через Колочу. Вот тут, видите, где еще в низочке ряды скошенного сена лежат, вот тут и мост. Это наш центр. Правый фланг наш вот где (он указал круто направо, далеко в ущелье), там Москва река, и там мы три редута построили очень сильные. Левый фланг… – и тут офицер остановился. – Видите ли, это трудно вам объяснить… Вчера левый фланг наш был вот там, в Шевардине, вон, видите, где дуб; а теперь мы отнесли назад левое крыло, теперь вон, вон – видите деревню и дым? – это Семеновское, да вот здесь, – он указал на курган Раевского. – Только вряд ли будет тут сраженье. Что он перевел сюда войска, это обман; он, верно, обойдет справа от Москвы. Ну, да где бы ни было, многих завтра не досчитаемся! – сказал офицер.
Старый унтер офицер, подошедший к офицеру во время его рассказа, молча ожидал конца речи своего начальника; но в этом месте он, очевидно, недовольный словами офицера, перебил его.
– За турами ехать надо, – сказал он строго.
Офицер как будто смутился, как будто он понял, что можно думать о том, сколь многих не досчитаются завтра, но не следует говорить об этом.
– Ну да, посылай третью роту опять, – поспешно сказал офицер.
– А вы кто же, не из докторов?
– Нет, я так, – отвечал Пьер. И Пьер пошел под гору опять мимо ополченцев.
– Ах, проклятые! – проговорил следовавший за ним офицер, зажимая нос и пробегая мимо работающих.
– Вон они!.. Несут, идут… Вон они… сейчас войдут… – послышались вдруг голоса, и офицеры, солдаты и ополченцы побежали вперед по дороге.
Из под горы от Бородина поднималось церковное шествие. Впереди всех по пыльной дороге стройно шла пехота с снятыми киверами и ружьями, опущенными книзу. Позади пехоты слышалось церковное пение.
Обгоняя Пьера, без шапок бежали навстречу идущим солдаты и ополченцы.
– Матушку несут! Заступницу!.. Иверскую!..
– Смоленскую матушку, – поправил другой.
Ополченцы – и те, которые были в деревне, и те, которые работали на батарее, – побросав лопаты, побежали навстречу церковному шествию. За батальоном, шедшим по пыльной дороге, шли в ризах священники, один старичок в клобуке с причтом и певчпми. За ними солдаты и офицеры несли большую, с черным ликом в окладе, икону. Это была икона, вывезенная из Смоленска и с того времени возимая за армией. За иконой, кругом ее, впереди ее, со всех сторон шли, бежали и кланялись в землю с обнаженными головами толпы военных.
Взойдя на гору, икона остановилась; державшие на полотенцах икону люди переменились, дьячки зажгли вновь кадила, и начался молебен. Жаркие лучи солнца били отвесно сверху; слабый, свежий ветерок играл волосами открытых голов и лентами, которыми была убрана икона; пение негромко раздавалось под открытым небом. Огромная толпа с открытыми головами офицеров, солдат, ополченцев окружала икону. Позади священника и дьячка, на очищенном месте, стояли чиновные люди. Один плешивый генерал с Георгием на шее стоял прямо за спиной священника и, не крестясь (очевидно, пемец), терпеливо дожидался конца молебна, который он считал нужным выслушать, вероятно, для возбуждения патриотизма русского народа. Другой генерал стоял в воинственной позе и потряхивал рукой перед грудью, оглядываясь вокруг себя. Между этим чиновным кружком Пьер, стоявший в толпе мужиков, узнал некоторых знакомых; но он не смотрел на них: все внимание его было поглощено серьезным выражением лиц в этой толпе солдат и оиолченцев, однообразно жадно смотревших на икону. Как только уставшие дьячки (певшие двадцатый молебен) начинали лениво и привычно петь: «Спаси от бед рабы твоя, богородице», и священник и дьякон подхватывали: «Яко вси по бозе к тебе прибегаем, яко нерушимой стене и предстательству», – на всех лицах вспыхивало опять то же выражение сознания торжественности наступающей минуты, которое он видел под горой в Можайске и урывками на многих и многих лицах, встреченных им в это утро; и чаще опускались головы, встряхивались волоса и слышались вздохи и удары крестов по грудям.
Толпа, окружавшая икону, вдруг раскрылась и надавила Пьера. Кто то, вероятно, очень важное лицо, судя по поспешности, с которой перед ним сторонились, подходил к иконе.
Это был Кутузов, объезжавший позицию. Он, возвращаясь к Татариновой, подошел к молебну. Пьер тотчас же узнал Кутузова по его особенной, отличавшейся от всех фигуре.
В длинном сюртуке на огромном толщиной теле, с сутуловатой спиной, с открытой белой головой и с вытекшим, белым глазом на оплывшем лице, Кутузов вошел своей ныряющей, раскачивающейся походкой в круг и остановился позади священника. Он перекрестился привычным жестом, достал рукой до земли и, тяжело вздохнув, опустил свою седую голову. За Кутузовым был Бенигсен и свита. Несмотря на присутствие главнокомандующего, обратившего на себя внимание всех высших чинов, ополченцы и солдаты, не глядя на него, продолжали молиться.
Когда кончился молебен, Кутузов подошел к иконе, тяжело опустился на колена, кланяясь в землю, и долго пытался и не мог встать от тяжести и слабости. Седая голова его подергивалась от усилий. Наконец он встал и с детски наивным вытягиванием губ приложился к иконе и опять поклонился, дотронувшись рукой до земли. Генералитет последовал его примеру; потом офицеры, и за ними, давя друг друга, топчась, пыхтя и толкаясь, с взволнованными лицами, полезли солдаты и ополченцы.
Покачиваясь от давки, охватившей его, Пьер оглядывался вокруг себя.
– Граф, Петр Кирилыч! Вы как здесь? – сказал чей то голос. Пьер оглянулся.
Борис Друбецкой, обчищая рукой коленки, которые он запачкал (вероятно, тоже прикладываясь к иконе), улыбаясь подходил к Пьеру. Борис был одет элегантно, с оттенком походной воинственности. На нем был длинный сюртук и плеть через плечо, так же, как у Кутузова.
Кутузов между тем подошел к деревне и сел в тени ближайшего дома на лавку, которую бегом принес один казак, а другой поспешно покрыл ковриком. Огромная блестящая свита окружила главнокомандующего.
Икона тронулась дальше, сопутствуемая толпой. Пьер шагах в тридцати от Кутузова остановился, разговаривая с Борисом.
Пьер объяснил свое намерение участвовать в сражении и осмотреть позицию.
– Вот как сделайте, – сказал Борис. – Je vous ferai les honneurs du camp. [Я вас буду угощать лагерем.] Лучше всего вы увидите все оттуда, где будет граф Бенигсен. Я ведь при нем состою. Я ему доложу. А если хотите объехать позицию, то поедемте с нами: мы сейчас едем на левый фланг. А потом вернемся, и милости прошу у меня ночевать, и партию составим. Вы ведь знакомы с Дмитрием Сергеичем? Он вот тут стоит, – он указал третий дом в Горках.
– Но мне бы хотелось видеть правый фланг; говорят, он очень силен, – сказал Пьер. – Я бы хотел проехать от Москвы реки и всю позицию.
– Ну, это после можете, а главный – левый фланг…
– Да, да. А где полк князя Болконского, не можете вы указать мне? – спросил Пьер.
– Андрея Николаевича? мы мимо проедем, я вас проведу к нему.
– Что ж левый фланг? – спросил Пьер.
– По правде вам сказать, entre nous, [между нами,] левый фланг наш бог знает в каком положении, – сказал Борис, доверчиво понижая голос, – граф Бенигсен совсем не то предполагал. Он предполагал укрепить вон тот курган, совсем не так… но, – Борис пожал плечами. – Светлейший не захотел, или ему наговорили. Ведь… – И Борис не договорил, потому что в это время к Пьеру подошел Кайсаров, адъютант Кутузова. – А! Паисий Сергеич, – сказал Борис, с свободной улыбкой обращаясь к Кайсарову, – А я вот стараюсь объяснить графу позицию. Удивительно, как мог светлейший так верно угадать замыслы французов!
– Вы про левый фланг? – сказал Кайсаров.
– Да, да, именно. Левый фланг наш теперь очень, очень силен.
Несмотря на то, что Кутузов выгонял всех лишних из штаба, Борис после перемен, произведенных Кутузовым, сумел удержаться при главной квартире. Борис пристроился к графу Бенигсену. Граф Бенигсен, как и все люди, при которых находился Борис, считал молодого князя Друбецкого неоцененным человеком.
В начальствовании армией были две резкие, определенные партии: партия Кутузова и партия Бенигсена, начальника штаба. Борис находился при этой последней партии, и никто так, как он, не умел, воздавая раболепное уважение Кутузову, давать чувствовать, что старик плох и что все дело ведется Бенигсеном. Теперь наступила решительная минута сражения, которая должна была или уничтожить Кутузова и передать власть Бенигсену, или, ежели бы даже Кутузов выиграл сражение, дать почувствовать, что все сделано Бенигсеном. Во всяком случае, за завтрашний день должны были быть розданы большие награды и выдвинуты вперед новые люди. И вследствие этого Борис находился в раздраженном оживлении весь этот день.
За Кайсаровым к Пьеру еще подошли другие из его знакомых, и он не успевал отвечать на расспросы о Москве, которыми они засыпали его, и не успевал выслушивать рассказов, которые ему делали. На всех лицах выражались оживление и тревога. Но Пьеру казалось, что причина возбуждения, выражавшегося на некоторых из этих лиц, лежала больше в вопросах личного успеха, и у него не выходило из головы то другое выражение возбуждения, которое он видел на других лицах и которое говорило о вопросах не личных, а общих, вопросах жизни и смерти. Кутузов заметил фигуру Пьера и группу, собравшуюся около него.
– Позовите его ко мне, – сказал Кутузов. Адъютант передал желание светлейшего, и Пьер направился к скамейке. Но еще прежде него к Кутузову подошел рядовой ополченец. Это был Долохов.
– Этот как тут? – спросил Пьер.
– Это такая бестия, везде пролезет! – отвечали Пьеру. – Ведь он разжалован. Теперь ему выскочить надо. Какие то проекты подавал и в цепь неприятельскую ночью лазил… но молодец!..
Пьер, сняв шляпу, почтительно наклонился перед Кутузовым.
– Я решил, что, ежели я доложу вашей светлости, вы можете прогнать меня или сказать, что вам известно то, что я докладываю, и тогда меня не убудет… – говорил Долохов.
– Так, так.
– А ежели я прав, то я принесу пользу отечеству, для которого я готов умереть.
– Так… так…
– И ежели вашей светлости понадобится человек, который бы не жалел своей шкуры, то извольте вспомнить обо мне… Может быть, я пригожусь вашей светлости.
– Так… так… – повторил Кутузов, смеющимся, суживающимся глазом глядя на Пьера.
В это время Борис, с своей придворной ловкостью, выдвинулся рядом с Пьером в близость начальства и с самым естественным видом и не громко, как бы продолжая начатый разговор, сказал Пьеру:
– Ополченцы – те прямо надели чистые, белые рубахи, чтобы приготовиться к смерти. Какое геройство, граф!
Борис сказал это Пьеру, очевидно, для того, чтобы быть услышанным светлейшим. Он знал, что Кутузов обратит внимание на эти слова, и действительно светлейший обратился к нему:
– Ты что говоришь про ополченье? – сказал он Борису.
– Они, ваша светлость, готовясь к завтрашнему дню, к смерти, надели белые рубахи.
– А!.. Чудесный, бесподобный народ! – сказал Кутузов и, закрыв глаза, покачал головой. – Бесподобный народ! – повторил он со вздохом.
– Хотите пороху понюхать? – сказал он Пьеру. – Да, приятный запах. Имею честь быть обожателем супруги вашей, здорова она? Мой привал к вашим услугам. – И, как это часто бывает с старыми людьми, Кутузов стал рассеянно оглядываться, как будто забыв все, что ему нужно было сказать или сделать.
Очевидно, вспомнив то, что он искал, он подманил к себе Андрея Сергеича Кайсарова, брата своего адъютанта.
– Как, как, как стихи то Марина, как стихи, как? Что на Геракова написал: «Будешь в корпусе учитель… Скажи, скажи, – заговорил Кутузов, очевидно, собираясь посмеяться. Кайсаров прочел… Кутузов, улыбаясь, кивал головой в такт стихов.
Когда Пьер отошел от Кутузова, Долохов, подвинувшись к нему, взял его за руку.
– Очень рад встретить вас здесь, граф, – сказал он ему громко и не стесняясь присутствием посторонних, с особенной решительностью и торжественностью. – Накануне дня, в который бог знает кому из нас суждено остаться в живых, я рад случаю сказать вам, что я жалею о тех недоразумениях, которые были между нами, и желал бы, чтобы вы не имели против меня ничего. Прошу вас простить меня.
Пьер, улыбаясь, глядел на Долохова, не зная, что сказать ему. Долохов со слезами, выступившими ему на глаза, обнял и поцеловал Пьера.
Борис что то сказал своему генералу, и граф Бенигсен обратился к Пьеру и предложил ехать с собою вместе по линии.
– Вам это будет интересно, – сказал он.
– Да, очень интересно, – сказал Пьер.
Через полчаса Кутузов уехал в Татаринову, и Бенигсен со свитой, в числе которой был и Пьер, поехал по линии.
Бенигсен от Горок спустился по большой дороге к мосту, на который Пьеру указывал офицер с кургана как на центр позиции и у которого на берегу лежали ряды скошенной, пахнувшей сеном травы. Через мост они проехали в село Бородино, оттуда повернули влево и мимо огромного количества войск и пушек выехали к высокому кургану, на котором копали землю ополченцы. Это был редут, еще не имевший названия, потом получивший название редута Раевского, или курганной батареи.
Пьер не обратил особенного внимания на этот редут. Он не знал, что это место будет для него памятнее всех мест Бородинского поля. Потом они поехали через овраг к Семеновскому, в котором солдаты растаскивали последние бревна изб и овинов. Потом под гору и на гору они проехали вперед через поломанную, выбитую, как градом, рожь, по вновь проложенной артиллерией по колчам пашни дороге на флеши [род укрепления. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ], тоже тогда еще копаемые.
Бенигсен остановился на флешах и стал смотреть вперед на (бывший еще вчера нашим) Шевардинский редут, на котором виднелось несколько всадников. Офицеры говорили, что там был Наполеон или Мюрат. И все жадно смотрели на эту кучку всадников. Пьер тоже смотрел туда, стараясь угадать, который из этих чуть видневшихся людей был Наполеон. Наконец всадники съехали с кургана и скрылись.
Бенигсен обратился к подошедшему к нему генералу и стал пояснять все положение наших войск. Пьер слушал слова Бенигсена, напрягая все свои умственные силы к тому, чтоб понять сущность предстоящего сражения, но с огорчением чувствовал, что умственные способности его для этого были недостаточны. Он ничего не понимал. Бенигсен перестал говорить, и заметив фигуру прислушивавшегося Пьера, сказал вдруг, обращаясь к нему:
– Вам, я думаю, неинтересно?
– Ах, напротив, очень интересно, – повторил Пьер не совсем правдиво.
С флеш они поехали еще левее дорогою, вьющеюся по частому, невысокому березовому лесу. В середине этого
леса выскочил перед ними на дорогу коричневый с белыми ногами заяц и, испуганный топотом большого количества лошадей, так растерялся, что долго прыгал по дороге впереди их, возбуждая общее внимание и смех, и, только когда в несколько голосов крикнули на него, бросился в сторону и скрылся в чаще. Проехав версты две по лесу, они выехали на поляну, на которой стояли войска корпуса Тучкова, долженствовавшего защищать левый фланг.
Здесь, на крайнем левом фланге, Бенигсен много и горячо говорил и сделал, как казалось Пьеру, важное в военном отношении распоряжение. Впереди расположения войск Тучкова находилось возвышение. Это возвышение не было занято войсками. Бенигсен громко критиковал эту ошибку, говоря, что было безумно оставить незанятою командующую местностью высоту и поставить войска под нею. Некоторые генералы выражали то же мнение. Один в особенности с воинской горячностью говорил о том, что их поставили тут на убой. Бенигсен приказал своим именем передвинуть войска на высоту.
Распоряжение это на левом фланге еще более заставило Пьера усумниться в его способности понять военное дело. Слушая Бенигсена и генералов, осуждавших положение войск под горою, Пьер вполне понимал их и разделял их мнение; но именно вследствие этого он не мог понять, каким образом мог тот, кто поставил их тут под горою, сделать такую очевидную и грубую ошибку.
Пьер не знал того, что войска эти были поставлены не для защиты позиции, как думал Бенигсен, а были поставлены в скрытое место для засады, то есть для того, чтобы быть незамеченными и вдруг ударить на подвигавшегося неприятеля. Бенигсен не знал этого и передвинул войска вперед по особенным соображениям, не сказав об этом главнокомандующему.
Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!
Отец тоже строил в Лысых Горах и думал, что это его место, его земля, его воздух, его мужики; а пришел Наполеон и, не зная об его существовании, как щепку с дороги, столкнул его, и развалились его Лысые Горы и вся его жизнь. А княжна Марья говорит, что это испытание, посланное свыше. Для чего же испытание, когда его уже нет и не будет? никогда больше не будет! Его нет! Так кому же это испытание? Отечество, погибель Москвы! А завтра меня убьет – и не француз даже, а свой, как вчера разрядил солдат ружье около моего уха, и придут французы, возьмут меня за ноги и за голову и швырнут в яму, чтоб я не вонял им под носом, и сложатся новые условия жизни, которые будут также привычны для других, и я не буду знать про них, и меня не будет».
Он поглядел на полосу берез с их неподвижной желтизной, зеленью и белой корой, блестящих на солнце. «Умереть, чтобы меня убили завтра, чтобы меня не было… чтобы все это было, а меня бы не было». Он живо представил себе отсутствие себя в этой жизни. И эти березы с их светом и тенью, и эти курчавые облака, и этот дым костров – все вокруг преобразилось для него и показалось чем то страшным и угрожающим. Мороз пробежал по его спине. Быстро встав, он вышел из сарая и стал ходить.
За сараем послышались голоса.
– Кто там? – окликнул князь Андрей.
Красноносый капитан Тимохин, бывший ротный командир Долохова, теперь, за убылью офицеров, батальонный командир, робко вошел в сарай. За ним вошли адъютант и казначей полка.
Князь Андрей поспешно встал, выслушал то, что по службе имели передать ему офицеры, передал им еще некоторые приказания и сбирался отпустить их, когда из за сарая послышался знакомый, пришепетывающий голос.
– Que diable! [Черт возьми!] – сказал голос человека, стукнувшегося обо что то.
Князь Андрей, выглянув из сарая, увидал подходящего к нему Пьера, который споткнулся на лежавшую жердь и чуть не упал. Князю Андрею вообще неприятно было видеть людей из своего мира, в особенности же Пьера, который напоминал ему все те тяжелые минуты, которые он пережил в последний приезд в Москву.
– А, вот как! – сказал он. – Какими судьбами? Вот не ждал.
В то время как он говорил это, в глазах его и выражении всего лица было больше чем сухость – была враждебность, которую тотчас же заметил Пьер. Он подходил к сараю в самом оживленном состоянии духа, но, увидав выражение лица князя Андрея, он почувствовал себя стесненным и неловким.
– Я приехал… так… знаете… приехал… мне интересно, – сказал Пьер, уже столько раз в этот день бессмысленно повторявший это слово «интересно». – Я хотел видеть сражение.
– Да, да, а братья масоны что говорят о войне? Как предотвратить ее? – сказал князь Андрей насмешливо. – Ну что Москва? Что мои? Приехали ли наконец в Москву? – спросил он серьезно.
– Приехали. Жюли Друбецкая говорила мне. Я поехал к ним и не застал. Они уехали в подмосковную.
Офицеры хотели откланяться, но князь Андрей, как будто не желая оставаться с глазу на глаз с своим другом, предложил им посидеть и напиться чаю. Подали скамейки и чай. Офицеры не без удивления смотрели на толстую, громадную фигуру Пьера и слушали его рассказы о Москве и о расположении наших войск, которые ему удалось объездить. Князь Андрей молчал, и лицо его так было неприятно, что Пьер обращался более к добродушному батальонному командиру Тимохину, чем к Болконскому.
– Так ты понял все расположение войск? – перебил его князь Андрей.
– Да, то есть как? – сказал Пьер. – Как невоенный человек, я не могу сказать, чтобы вполне, но все таки понял общее расположение.
– Eh bien, vous etes plus avance que qui cela soit, [Ну, так ты больше знаешь, чем кто бы то ни было.] – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Пьер с недоуменьем, через очки глядя на князя Андрея. – Ну, как вы скажете насчет назначения Кутузова? – сказал он.
– Я очень рад был этому назначению, вот все, что я знаю, – сказал князь Андрей.
– Ну, а скажите, какое ваше мнение насчет Барклая де Толли? В Москве бог знает что говорили про него. Как вы судите о нем?
– Спроси вот у них, – сказал князь Андрей, указывая на офицеров.
Пьер с снисходительно вопросительной улыбкой, с которой невольно все обращались к Тимохину, посмотрел на него.
– Свет увидали, ваше сиятельство, как светлейший поступил, – робко и беспрестанно оглядываясь на своего полкового командира, сказал Тимохин.
– Отчего же так? – спросил Пьер.
– Да вот хоть бы насчет дров или кормов, доложу вам. Ведь мы от Свенцян отступали, не смей хворостины тронуть, или сенца там, или что. Ведь мы уходим, ему достается, не так ли, ваше сиятельство? – обратился он к своему князю, – а ты не смей. В нашем полку под суд двух офицеров отдали за этакие дела. Ну, как светлейший поступил, так насчет этого просто стало. Свет увидали…
– Так отчего же он запрещал?
Тимохин сконфуженно оглядывался, не понимая, как и что отвечать на такой вопрос. Пьер с тем же вопросом обратился к князю Андрею.
– А чтобы не разорять край, который мы оставляли неприятелю, – злобно насмешливо сказал князь Андрей. – Это очень основательно; нельзя позволять грабить край и приучаться войскам к мародерству. Ну и в Смоленске он тоже правильно рассудил, что французы могут обойти нас и что у них больше сил. Но он не мог понять того, – вдруг как бы вырвавшимся тонким голосом закричал князь Андрей, – но он не мог понять, что мы в первый раз дрались там за русскую землю, что в войсках был такой дух, какого никогда я не видал, что мы два дня сряду отбивали французов и что этот успех удесятерял наши силы. Он велел отступать, и все усилия и потери пропали даром. Он не думал об измене, он старался все сделать как можно лучше, он все обдумал; но от этого то он и не годится. Он не годится теперь именно потому, что он все обдумывает очень основательно и аккуратно, как и следует всякому немцу. Как бы тебе сказать… Ну, у отца твоего немец лакей, и он прекрасный лакей и удовлетворит всем его нуждам лучше тебя, и пускай он служит; но ежели отец при смерти болен, ты прогонишь лакея и своими непривычными, неловкими руками станешь ходить за отцом и лучше успокоишь его, чем искусный, но чужой человек. Так и сделали с Барклаем. Пока Россия была здорова, ей мог служить чужой, и был прекрасный министр, но как только она в опасности; нужен свой, родной человек. А у вас в клубе выдумали, что он изменник! Тем, что его оклеветали изменником, сделают только то, что потом, устыдившись своего ложного нарекания, из изменников сделают вдруг героем или гением, что еще будет несправедливее. Он честный и очень аккуратный немец…
– Однако, говорят, он искусный полководец, – сказал Пьер.
– Я не понимаю, что такое значит искусный полководец, – с насмешкой сказал князь Андрей.
– Искусный полководец, – сказал Пьер, – ну, тот, который предвидел все случайности… ну, угадал мысли противника.
– Да это невозможно, – сказал князь Андрей, как будто про давно решенное дело.
Пьер с удивлением посмотрел на него.
– Однако, – сказал он, – ведь говорят же, что война подобна шахматной игре.
– Да, – сказал князь Андрей, – только с тою маленькою разницей, что в шахматах над каждым шагом ты можешь думать сколько угодно, что ты там вне условий времени, и еще с той разницей, что конь всегда сильнее пешки и две пешки всегда сильнее одной, a на войне один батальон иногда сильнее дивизии, а иногда слабее роты. Относительная сила войск никому не может быть известна. Поверь мне, – сказал он, – что ежели бы что зависело от распоряжений штабов, то я бы был там и делал бы распоряжения, а вместо того я имею честь служить здесь, в полку вот с этими господами, и считаю, что от нас действительно будет зависеть завтрашний день, а не от них… Успех никогда не зависел и не будет зависеть ни от позиции, ни от вооружения, ни даже от числа; а уж меньше всего от позиции.
- Советская гвардия
- Воинские части, награждённые орденом Ленина
- Воинские части, награждённые орденом Красного Знамени
- Воинские части, награждённые орденом Суворова II степени
- Воинские части, награждённые орденом Богдана Хмельницкого II степени
- Советские войска в ГДР
- Воинские части и формирования, созданные в 1942 году
- Стрелковые дивизии СССР во время Великой Отечественной войны
- Дивизии СССР
- Гвардейские дивизии
- Мотострелковые войска СССР
- Воинские части и формирования, расформированные в 1991 году