39 статей англиканского вероисповедания

39 Статей (англ. 39 Articles of Religion) — вероучительный документ Церкви Англии, о письменном согласии с которым обязан заявить каждый кандидат в диаконы, священники и епископы перед хиротонией.

История

На 39 Статьях базируется суммарное изложение веры Церкви Англии. Они были сформулированы на соборе в 1563 году на базе 42 Статей, вероучительного документа Англиканской Церкви, созданного в 1553 году. Клирики подписались под 39 Статьями, утверждёнными в качестве Парламентского Акта в 1571 году.

Будучи частью умеренного курса Елизаветы I, Статьи характеризуются взвешенной вероучительной широтой, поскольку и не было намерения сформулировать в этом документе догматические вероучительные формулировки. Очевидно, что они сформулированы достаточно пространно и неопределённо, позволяя множество интерпретаций. Церковь Англии до сих пор требует от своих священнослужителей публично декларировать свою верность этим Статьям.

Статьи базируются на труде Томаса Кранмера, бывшего Архиепископом Кентерберийским в 1533 — 1556 годах. В годы царствования Генриха VIII Кранмер со своими коллегами подготовили несколько сборников вероучительных формулировок, но они нашли своё приложение только в царствование Эдуарда VI, когда церковные реформаторы получили возможность претворить в жизнь более основательные изменения. Незадолго до кончины Эдварда VI Кранмер представил сборник доктринальных формулировок, содержавший сорок две статьи, который стал последним значительным вкладом Кранмера в формирование Англиканства.

Мария Тюдор изъяла из церковного оборота 42 Статьи, возвратив Англии католическую веру; тем не менее труд Кранмера сыграл свою роль в истории, став источником 39 Статей, установленных в качестве доктринальной основы Церкви Англии. Существуют две редакции 39 Статей: версия 1563 года на латыни и редакция 1571 года на английском.

Текст

Ниже приводится перевод текста 39 статей так, как они изложены в Книге общих молитв 1662 года.

1. О вере в Святую Троицу. Есть только один живой и истинный Бог, присносущный, бесплотный, нераздельный, бесстрастный, обладающий бесконечными силой, премудростью и благостию. Он есть Создатель и Хранитель всех видимых и невидимых творений. В едином Божестве суть три ипостаси, единые сущностью, силой и вечностью — Отец, Сын и Святой Дух.

2. О Слове или Сыне Божием, истинно вочеловечившемся. Сын, Слово Отчее, от вечности единородный Сын Отца, истинный и вечный Бог, единосущный Отцу, воспринял человеческие природу и сущность от чрева благословенной Девы. Так что две цельных и совершенных природы, Божественная и человеческая, объединились в одной Личности, навсегда нераздельной. Эта Личность есть Христос, истинный Бог и истинный Человек; Он воистину пострадал, был распят, умер, был погребен, чтобы примирить Своего Отца с нами и стать Жертвой, не только за первородный грех, но также и за все грехи человечества.

3. О сошествии Христа в ад. Как Христос умер за нас и был погребен, так следует веровать, что Он сошёл в ад.

4. О Воскресении Христовом. Христос воистину воскрес из мёртвых, в Своём Теле, с плотью, костями и всем, свойственным совершенной человеческой природе. И таким образом Он восшел на небо, где восседает до тех пор, когда Он вновь придёт судить людей в последний день.

5. О Святом Духе. Святой Дух, исходящий от Отца и Сына, имеет одну сущность, величие и славу с Отцом и Сыном, Он есть истинный и вечный Бог.

6. О достаточности Священного Писания для спасения. Священное Писание содержит всё, необходимое для спасения. Таким образом, нельзя требовать от человека, чтобы он веровал или считал необходимым для спасения то, что не содержится в Писании или не может быть доказано на основании Писания. Под именем Священного Писания мы понимаем канонические книги Ветхого и Нового заветов, авторитет которых никогда не подвергался сомнению в Церкви.

Канонические книги: Бытие, Исход, Левит, Числа, Второзаконие, Книга Иисуса Навина, Книга Судей, Руфь, Первая книга Самуилова, Вторая Книга Самуилова, Первая Книга Царей, Вторая Книга Царей, Первая книга Хроник, Вторая Книга Хроник, Первая Книга Ездры, Вторая Книга Ездры, Книга Есфирь, Книга Иова, Псалтирь, Притчи, Экклезиаст (или Проповедник), Кантика (или Песни Соломона), четыре великих пророка, двенадцать малых пророков.

Другие книги (по словам Иеронима) Церковь читает для назидания в жизни и научения праведности, но не основывает на них вероучения. К этим книгам относятся: Третья Книга Ездры, Четвёртая Книга Ездры, Книга Товита, Книга Иудифи, окончание Книги Эсфири, Книга Премудрости, Книга Иисуса, сына Сирахова, Варух, песнь трёх отроков, история Сусанны, история о Виле и драконе, молитва Манассии, Первая Книга Маккавеев, Вторая Книга Маккавеев.

Все книги Нового завета, обычно признаваемые, мы признаём и считаем их каноническими.

7. О Ветхом завете. Ветхий Завет не противоречит Новому, ибо в Ветхом и Новом заветах людям предлагается вечная жизнь во Христе, единственном Посреднике между Богом и человечеством, Богочеловеке. Поэтому не подобает слушать выдумки о том, что ветхие отцы искали только временные блага. Хотя закон о церемониях и обрядах, данный Богом через Моисея, не обязателен для христиан; хотя гражданские установления этого закона не обязательно должны приниматься в обществе; но ни один христианин не освобождается от исполнения так называемых моральных заповедей.

8. О трёх Символах веры. Три Символа веры — Никейский, Афанасьевский и обычно называемый Апостольским, должны быть приняты с верою, так как он могут быть подтверждены несомненными свидетельствами из Писания.

9. О первородном грехе. Первородный грех состоит не в последовании примеру Адама (как тщетно учили пелагиане). Но это — повреждённость и развращённость природы каждого человека, естественным путём наследуемые потомками Адама. Из-за этого человек очень далеко отступил от изначальной праведности и по собственной природе стремится к злу, так что плоть всегда желает противного духу. Поэтому каждый человек, рождённый в мир, достоин Божиих гнева и проклятия. И эта немощь природы остаётся, увы, свойственной даже возрождённым. И похоть плоти, называемая по-гречески phronema sarko (что некоторыми переводится разумом, некоторыми — чувственностью, некоторыми — привязанностью, некоторыми — желаниями плоти), противоборствует закону Божию. И, хотя нет осуждения для тех, кто верует и крещён, но Апостол признаёт, что вожделение и похоть по природе своей греховны.

10. О свободной воле. Состояние человека после грехопадения Адама таково, что он не может, собственной волею и делами, обратиться к Божественным вере и призванию. Поэтому в нас нет силы творить дела, угодные Богу, без благодати Божией во Христе. Эта благодать предупреждает нас о необходимости иметь добрую волю, и соработает нам, если мы эту добрую волю имеем.

11. О человеческом оправдании. Мы признаёмся праведными перед Богом только благодаря заслугам Господа и Спасителя Иисуса Христа через веру, а не нашими делами или заслугами. Следовательно, наше оправдание только верой — самое доброе учение, исполненное утешения, что ярко выражено в Проповеди об оправдании.

12. О добрых делах. Добрые дела, являющиеся плодом веры и следствием нашего оправдания, не могут уничтожить наши грехи и умерить праведный суд Божий. Но добрые дела угодны и принимаются Богом во Христе как необходимый плод истинной и живой веры, более того, именно добрыми делами познаётся живая вера, как и дерево познаётся по плоду.

13. О делах, совершённых до оправдания. Дела, совершённые до пришествия благодати Христовой и вдохновения Духа Святого, не угодны Богу, потому что не являются плодом веры в Иисуса Христа. Эти дела не делают человека достойным благодати или (как утверждали схоласты) заслуживающим благодати. Более того, поскольку они не сделаны так, как Бог желал и заповедал им быть сделанными, мы не сомневаемся, что такие дела по природе греховны.

14. О сверхдолжных делах. О делах, добровольно совершённых более и свыше Божиих заповедей, называемых сверхдолжными делами, могли учить только высокомерные и неблагочестивые. Ибо, тем самым эти учителя заявляли, что они не только полностью выполнили свой долг перед Богом, но и сделали во имя Его более, чем от них Бог требовал. А между тем Христос ясно сказал: «Когда исполните всё повеленное вам, говорите: мы рабы ничего не стоящие»

15. О Христе, едином безгрешном. В Своей совершенной человеческой природе Христос стал подобен нам во всём, кроме греха, от которого Он был совершенно свободен, как по плоти, так и по духу. Он стал непорочным агнцем и, принеся Себя Самого в единократную жертву, взял на Себя грех мира, и, по выражению святого Иоанна, греха нет в Нём. Мы же все, хотя крещены и возрождены во Христе, много согрешаем; так что, если говорим, что не имеем греха, — обманываем самих себя, и истины нет в нас

16. О грехе после крещения. Не всякий грех к смерти, добровольно совершённый после крещения, является грехом против Святого Духа и непростителен. Поэтому Бог не отвергает покаяния того, кто впал в грех после крещения. Приняв Святого Духа, мы можем отпасть от благодати и впасть в грех, но по милости Божией можем вновь восстать от греха и исправить нашу жизнь. Поэтому осуждению подлежат как те, кто говорят, что уже не грешат в этой жизни, так и те, кто отказывает в прощении искренне кающемуся.

17. О предопределении и избрании. Предопределение к жизни — от века цель Бога, Он ещё до основания мира в Своём неизменном совете, тайном для нас, определил избавить от проклятия и гибели тех, кого Он во Христе избрал от людей, и привести их во Христе к вечному спасению, подобно сосудам в чести. Те, кто удостоились столь высокого благодеяния Божия быть призванными Им посредством Его Духа, действующего в них во время благоприятное, по благодати исполняют своё призвание, они свободно оправданы, они — сыны Божии по усыновлению, сотворённые подобными образу Его единородного Сына Иисуса Христа. Таковые благочестиво живут, исполнены добрых дел и по милости Божией достигают вечного блаженства.

Благочестивое размышление о предопределении и нашем избрании во Христе дарует сладостное, благоприятное и несказанное утешение живущим праведно. И такое действие производит в них Дух Христов, умерщвляя в них дела плоти и земных членов, устремляя их мысли к небесному, утверждая и подтверждая их веру в вечное спасение и радость во Христе, возгревая в них любовь к Богу.

Напротив, злобным и плотским людям, лишённым Духа Христова, постоянно иметь перед глазами приговор Божественного предопределения — самое опасное состояние, из которого дьявол увлекает их либо в отчаяние, либо в распутство скверной жизни, что не менее опасно, чем отчаяние.

Следовательно, нам должно принимать Божественные обетования так, как они обычно изложены в Писании, и в наших делах следовать воле Божией, к чему и призывает нас слово Божие.

18. О достижении вечного спасения исключительно именем Христовым. Подлежат осуждению те, кто дерзает заявлять, что человек будет спасён законом или принадлежностью к секте, так что ему надлежит лишь жить в соответствии с этим законом и природным разумом. Но Священное Писание указывает нам, что человекам можно спастись только именем Иисуса Христа.

19. О Церкви. Видимая Церковь Христова есть собрание верных, в котором проповедуется чистое слово Божие и должным образом совершаются таинства, в соответствии с указаниями Христа. Как Церкви Иерусалима, Александрии и Антиохии ошибались, так и Римская церковь ошибалась, причём не только в религиозной жизни и исполнении обрядов, но и в вопросах веры.

20. Об авторитете Церкви. Церковь имеет право устанавливать обряды и церемонии, а также обладает авторитетом в спорах о вере. Но Церковь не может ни устанавливать что-либо противное писанному слову Божию, ни толковать одну часть Писания в противоречии с другой его частью. Хотя Церковь хранит и утверждает Писания, она не должна ни постановлять что-либо противное Писанию, ни устанавливать что-либо помимо Писания, как якобы необходимое для спасения.

21. Об авторитете Вселенских соборов. Вселенские соборы не могут быть созваны без указания и воли правителей. Будучи созваны, эти соборы, являясь собранием людей, не всегда водимых Духом и словом Божиим, могут ошибаться и иногда ошибались, даже в вопросах о Боге. Поэтому их постановления, как необходимые для спасения, не имеют ни силы, ни авторитета, пока не будут подтверждены Священным Писанием.

Начиная с 1801 года, эта статья опускается.

22. О Чистилище. Римская доктрина о Чистилище, индульгенциях, почитании образов и реликвий, а также о призывании святых есть напрасный вымысел, не основанный на свидетельстве Писания и даже противоречащий слову Божию.

23. О совершении общественного богослужения. Ни один человек не имеет права принимать на себя служение проповеди или совершения общественного богослужения до того, как он будет законно призван и поставлен для этого служения. Законно призванными и поставленными мы должны почитать тех, кто был избран и призван лицами, имеющими власть в обществе призывать и поставлять служителей в винограднике Господнем.

24. О применении в общественном богослужении языка, понятного народу. Обычай совершать общественную молитву или таинства в Церкви на языке, непонятном народу, ясно противоречит слову Божию и обычаю ранней Церкви.

25. О таинствах. Таинства, установленные Христом, не просто внешние выражения или образы христианского исповедания, но явные свидетельства и действенные знаки милости и благоволения Божия к нам, укрепляющие и подтверждающие нашу веру в Него.

Есть два таинства, установленные нашим Господом Христом в Евангелии, — крещение и вечеря Господня.

Ещё пять обрядов, обычно называемых таинствами, а именно конфирмация, покаяние, священство, брак и соборование, не могут считаться евангельскими таинствами. Они возникли как в результате искажения апостольской веры, так и в силу обычных жизненных обстоятельств, дозволенных Писаниями. Но они не имеют такой же природы таинства, как крещение и вечеря Господня, поскольку не содержат видимых знамений и церемоний, установленных Богом.

Таинства не были установлены Богом, чтобы смотреть на них или носить их, но для должного их использования. В тех, кто достойно принимает их, таинства производят должное действие; в тех же, кто недостойно принимает их, таинства производят осуждение, по словам Апостола Павла.

26. О священнослужителях, недостоинство которых не умаляет действительность таинств. В видимой Церкви злые всегда смешаны с добрыми, и иногда злые получают власть проповедовать и совершать таинства. Тем не менее, поскольку они совершают эти служения не своим именем, но Христовым, по Его соизволению и повелению, мы можем принимать их служение, слушать от них слово Божие и принимать таинства. Их порочность не умаляет действия Христовых повелений и благодати даров Божиих.. Поэтому для всех, кто с верою праведно принимают таинства, совершаемые этими порочными людьми, эти таинства действительны в силу Христовых установлений и обетований.

Тем не менее, дисциплина Церкви требует производить исследование о порочных священнослужителях, на основании свидетельств тех, кто знает об их преступлениях. Если правильный суд установит вину порочных священнослужителей, они должны быть извергнуты.

27. О крещении. Крещение является не только знаком исповедования и различия, которым христиане отличаются от некрещеных, но также и знамением возрождения или нового рождения. Посредством его все, должным образом принимающие крещение, становятся членами Церкви; получают обетование прощения грехов и нашего усыновления в сынов Божиих; видимым образом запечатлены Святым Духом; укрепляются в вере; возрастают в благодати молитвой к Богу. Крещение детей должно быть сохранено в Церкви, как полностью соответствующее установлениям Христовым.

28. О вечере Господней. Вечеря Господня является не только знаком любви христиан друг к другу, но таинством нашего искупления смертью Христовою. Поэтому для всех, праведно, достойно и с верою участвующих в таинстве, хлеб, который преломляем, есть причащение Тела Христова, а чаша, которую благословляем, есть причащение Крови Христовой.

Пресуществление (лат. transubstantiatio — изменение природы хлеба и вина) на Вечере Господней не может быть подтверждено Священным Писанием, противоречит ясным словам Писания, искажает природу таинства и даёт повод для многочисленных суеверий.

Тело Христово даётся, принимается и вкушается на Вечере только в небесном и духовном смысле (англ. spirituall maner). Средство, которым Тело Христово принимается и съедается на Вечере, есть вера.

Согласно Христову установлению Таинство Вечери Господней не следует хранить, переносить, возносить или делать предметом поклонения.

29. О недостойно участвующих в Вечере Господней и не вкушающих Тела Христова. Порочные и лишённые живой веры люди, хотя плотским и видимым образом и дробят своими зубами (как говорит святой Августин) таинство Тела и Крови Христовой, ни коим образом не являются причастниками Христовыми. Напротив, они вкушают и пьют столь великое таинство к собственному осуждению.

30. О двух видах. Не подобает лишать мирян Чаши Господней, так как обе части таинства Господня, согласно Христовым установлениям и заповедям, должны преподаваться всем христианам одинаково.

31. О единственном приношении Христа, совершённом на кресте. Однажды соделанное приношение Христа является совершенным искуплением, умилостивлением и удовлетворением за все грехи всего мира. Никакого другого удовлетворения за грех, кроме этого, нет. Жертвоприношения месс, которые, как обычно утверждалось, священники приносили Христу за живых и мёртвых для исцеления и прощения грехов, являются богохульными байками и опасным обманом.

32. О браке священников. Божиими законами не установлено, что епископы, священники и диаконы обязаны дать обет безбрачия или воздерживаться от брака. Поэтому они, как все прочие христиане, могут законно вступать в брак по собственному усмотрению, если он рассудят, так лучше достигнуть спасения.

33. Об отлучении от Церкви. Лица, правильно отлучённые от единства Церкви и анафематствованные открытым решением Церкви, должны почитаться как язычники и мытари, пока открыто не примирятся с Церковью путём раскаяния и не будут приняты в Церковь судьёй, обладающим такой властью.

34. О традициях в Церкви. Совершенно необязательно, чтобы традиции и церемонии были одинаковы везде, так как они были различными во все времена и могут быть изменены в соответствии с обычаями стран, времён и человеческих обществ, лишь бы они не противоречили слову Божию. Если кто-либо по своему разумению добровольно, целенаправленно и открыто нарушает традиции и церемонии Церкви, не противоречащие слову Божию, определённые и одобренные общиной, то таковой должен быть открыто обличён для назидания других, как оскорбляющий обычный порядок в Церкви, подрывающий авторитет власти и уязвляющий совесть своих слабых братьев.

Каждая отдельная или национальная Церковь имеет власть устанавливать, изменять или отменять церковные церемонии и обряды, установленные человеческой властью, так чтобы всё было к назиданию.

35. О проповедях. Вторая Книга проповедей, часть заголовков которых приведены в настоящей статье, содержит благочестивое и цельное учение, необходимое в настоящее время, как и прежняя Книга проповедей, изданная при Эдуарде VI. Поэтому мы рассудили, что эти проповеди должны читаться в церквах старательно и отчётливо, чтобы они были понятны народу (Далее приводятся заголовки 21 проповеди).

Считается актуальной только в собственно Англиканской церкви, в других церквах Сообщества перечень проповедей подвергнут ревизии.

36. О посвящении епископов и священнослужителей. Книга о посвящении архиепископов и епископов и о рукоположении священников и диаконов, изданная ранее при Эдуарде VI и одобренная в то же время парламентом, содержит всё необходимое для указанных посвящений и рукоположений, в ней нет ничего суеверного или неблагочестивого. Поэтому всех, кто был посвящён и рукоположён в соответствии с этой книгой, начиная со второго года правления Эдуарда VI, или кто будет посвящён и рукоположён в соответствии с этой книгой, мы объявляем правильно, достойно и законно посвящёнными и рукоположёнными.

В данном варианте актуальна только в Англиканской церкви; в Епископальной церкви США посвящение и рукоположение осуществляются по форме, утверждённой Генеральным конвентом 1792 года.

37. О светских властях. Её королевское величество обладает верховенством в Англии и всех её владениях, и ей принадлежит верховная власть над всем имуществом этого королевства, будь то светским или церковным, во всех вопросах. Эта власть не принадлежит и не должна принадлежать никакой иностранной державе.

Объявляя верховную власть принадлежащей Её королевскому величеству, мы не отдаём нашим властителям управления словом Божиим или таинствами, о чём свидетельствуют недавно изданные постановления нашей королевы Елизаветы, но лишь прерогативы, которые издавна были переданы Богом земным властителям в Священном Писании. Эти прерогативы включают в себя управлять всеми имениями и сословиями, церковными и светскими, вручёнными им Богом, а также наказывать светским мечом упорных и злых людей. Епископ Рима не имеет никаких прав в Английском королевстве.

Законы королевства могут предавать христиан смертной казни за совершённые ужасные и прискорбные злодеяния.

Христианам позволительно по указанию светских властей носить оружие и воевать.

В Епископальной церкви США принята более мягкая формулировка.

38. О имуществе христиан, не являющимся общим. Богатства и имущества христиан не являются общими (как лживо учат анабаптисты), но по праву принадлежат своим владельцам. Но каждый обязан подавать милостыню из своего имущества, исходя из своих возможностей.

39. О христианской присяге. Мы исповедуем, что тщетные и поспешные клятвы запрещены христианам нашим Господом Иисусом Христом. Но мы считаем, что христианская религия не запрещает, чтобы человек присягал, когда судья потребует этого ради веры и милосердия, так что присяга может приноситься в соответствии с учением пророков ради справедливости, суда и правды.

39 статей — между католической и протестантской доктринами

39 статей и Книга общих молитв, содержащая эти статьи и последования всех богослужений и треб, являются наиболее авторитетными вероучительными документами Англиканской церкви. Тем не менее, эти два документа не всегда согласуются друг с другом: в целом можно говорить о большей традиционности и «католичности» Книги общих молитв и большем радикализме и «протестантстве» 39 статей.

В первых четырёх (1-4) и восьмой статьях последовательно излагается католическая триадология (учение о Святой Троице), христология и учение о Святом Духе (с филиокве). За вычетом филиокве, без рассуждений унаследованного англиканами из католической традиции, можно говорить о вполне православном вероучении по этим вопросам и соответствии вероопределениям Никейского, Константинопольского, Эфесского и Халкидонского соборов (хотя они и не упомянуты по имени). Отношение Англиканской церкви к определениям Пятого и Шестого вселенских соборов не проглядывается в 39 статьях. 22 статья явным образом отвергает учение Седьмого вселенского собора.

39 статей подчёркивают, что христианское учение основано исключительно на Священном Писании, то есть последовательно развивает протестантский тезис «Sola Scriptura». Статьи 20-22, 25 и 34 основывают существующие догматы, обряды и церемонии Церкви только их происхождением от Писания или непротиворечием ему; всё противоречащее или просто не имеющее прямых обоснований из Писания отвергается.

Вместе с тем, 39 статей наследуют католический взгляд на авторитет Церкви и принимают в ограниченном варианте авторитет Церкви, то есть Предание. Сама Церковь определяется как «собрание верных, в котором проповедуется чистое слово Божие и должным образом совершаются таинства, в соответствии с указаниями Христа», а прямо установленная апостолом Павлом трактовка Церкви как Тела Христова не нашла места в 39 статьях. В статье 19 говорится лишь о видимой, земной, Церкви, которая может ошибаться и ошибалась в вопросах веры; её соборы также не всегда руководились Святым Духом и поэтому ошибались. Тем не менее, Церковь «хранит и утверждает Писания», «обладает авторитетом в спорах о вере», «имеет право устанавливать обряды и церемонии» (ст. 20), но все эти действия должны быть подтверждены и обусловлены Священным Писанием. Церковь не может устанавливать и предписывать и ничего, что бы противоречило или не находило бы подтверждения в Писании.

Священным Писанием признаются все 27 книг Нового завета и 39 книг Ветхого завета, имеющие еврейский первоисточник. Второканонические книги могут читаться «для назидания в жизни и научения праведности» (ст 6), но не могут служить источником вероучения. Такой двойственный подход к второканоническим книгам нашёл отражение в англиканском богослужении: песнь трёх отроков поётся ежедневно на утрене, отрывки книг Иудифь, Товита и Варуха используются в качестве ветхозаветных чтений на утрене и вечерне.

Типично лютеранской является доктрина о спасении исключительно через веру и только заслугой Христа. Добрые дела, хоть и «угодны и принимаются Богом во Христе как необходимый плод истинной и живой веры» (ст. 12), но «не могут уничтожить наши грехи и умерить праведный суд Божий» (ст. 12). Отвергаются учение о сверхдолжных делах (ст. 14), о добрых делах без веры (ст. 13), о спасении исполнением закона (ст. 18), о бескровной жертве мессы (ст. 31).

Вместе с тем, избавленная от средневековой схоластики англиканская доктрина о первородном грехе вполне православна. Согласно ст. 9 первородный грех — не бесконечно великое преступление, а «повреждённость и развращённость природы каждого человека, естественным путём наследуемые потомками Адама», «немощь природы». В связи с этим, человек может спастись не своей свободной, но повреждённой первородным грехом, волей, но только благодатью.

В противоположность ранее изложенным «традиционным» доктринам, радикально зафиксированное 17 статьёй учение о предопределении и избрании, заимствованное из кальвинизма. Фаталистическая картина рисует «сладостное, благоприятное и несказанное утешение» предызбранных к спасению и «отчаяние и распутство скверной жизни» лишённых этого избрания.

39 статей признают только два таинства — крещение и евхаристию, остальные пять католических таинств не считаются таковыми у англикан из-за отсутствия прообраза или ясного указания на них в Писании. При этом чины конфирмации, бракосочетания, посвящения в епископы, священники и диаконы находятся в Книге общих молитв и, следовательно, обязательны в Англиканской церкви. Крещение младенцев допускается, как «полностью соответствующее установлениям Христовым» (прямая полемика с анабаптистами).

Чрезвычайно эклектична англиканская доктрина о «вечере Господней». 28 статья указывает, что «достойно и с верою участвующие в таинстве» действительно причащаются Тела и Крови Христовых, а 29 — «порочные и лишённые живой веры люди» причастниками не становятся. Пресуществление даров и католические обычаи заготовления запасных Даров, поклонения Дарам, процессий с Дарами категорически отвергаются (ст. 28). В содержащемся в Книге общих молитв чине причащения больных священник освящает Дары дома у больного, произнося определённую часть евхаристического канона. Вместе с тем, и 39 статей, и Книга общих молитв подчёркивают необходимость и спасительность благоговейного причащения. Англиканская церковь отвергла католическое представление о соприсутствии и установила причащение мирян под двумя видами (ст. 30).

О Богородице 39 статей упоминают однажды — в ст. 2, говорящей о воспринятии Христом «человеческих природы и сущности от чрева благословенной Девы». Ни в 39 статьях, ни в Книге общих молитв она не называется Богородицей, наиболее употребительным её именем служит Our Lady — буквальный перевод католического именования Мадонны. Статья 22 категорически запрещает призывание святых и почитание их образов и реликвий. Тем не менее, под влиянием идей Оксфордского движения в практике «Высокой Церкви» с XIX века возродилось почитание некоторых святых, а во храмах вновь помещаются иконы.

Попытки развития 39 статей

Изначально «39 статей» рождались в полемике с католицизмом и крайними течениями Реформации, и поэтому отразили те богословские проблемы, которые были актуальны в XVI веке. В результате ряд статей посвящены малозначимых с точки зрения современного богословия вопросам (целибат духовенства, власть римского епископа, присяга в суде и прочее) и совершенно не касаются ряда фундаментальных вопросов (например, эсхатологии). Различные направления (Высокая, Низкая, Широкая церкви), сосуществующие в Англиканской церкви, предпринимали в различное время попытки уточнения и развития официальной доктрины. В 1922 году была учреждена Комиссия по доктрине, результатом работы которой стал изданный в 1938 году отчёт «Доктрина в Церкви Англии» (англ. Doctrine in the Church of England), состоявший из 3 разделов: «Доктрина Бога и искупления», «Церковь и таинства» и «Эсхатология». Этот документ так и не был одобрен собраниями духовенства и не получил официального статуса.

Более того, Англиканская церковь осознанно уклоняется от уточнения формулировок своей доктрины, в особенности в этических и социальных вопросах, представляя взгляды епископов и ведущих богословов как их частные мнения, не связывающие всю полноту Англиканского сообщества.

Источники

• [www.eskimo.com/~lhowell/bcp1662/articles/articles.html 39 статей в Книге общих молитв 1662 года]
• [www.pravenc.ru/text/115120.html Англиканская церковь — статья в Православной энциклопедии]
• [www.ccel.org/ccel/schaff/creeds3.iv.xi.html The Thirty-Nine Articles of Religion of the Church of England]

Отрывок, характеризующий 39 статей англиканского вероисповедания

Наташа одна из первых встретила его. Она была в домашнем синем платье, в котором она показалась князю Андрею еще лучше, чем в бальном. Она и всё семейство Ростовых приняли князя Андрея, как старого друга, просто и радушно. Всё семейство, которое строго судил прежде князь Андрей, теперь показалось ему составленным из прекрасных, простых и добрых людей. Гостеприимство и добродушие старого графа, особенно мило поразительное в Петербурге, было таково, что князь Андрей не мог отказаться от обеда. «Да, это добрые, славные люди, думал Болконский, разумеется, не понимающие ни на волос того сокровища, которое они имеют в Наташе; но добрые люди, которые составляют наилучший фон для того, чтобы на нем отделялась эта особенно поэтическая, переполненная жизни, прелестная девушка!»
Князь Андрей чувствовал в Наташе присутствие совершенно чуждого для него, особенного мира, преисполненного каких то неизвестных ему радостей, того чуждого мира, который еще тогда, в отрадненской аллее и на окне, в лунную ночь, так дразнил его. Теперь этот мир уже более не дразнил его, не был чуждый мир; но он сам, вступив в него, находил в нем новое для себя наслаждение.
После обеда Наташа, по просьбе князя Андрея, пошла к клавикордам и стала петь. Князь Андрей стоял у окна, разговаривая с дамами, и слушал ее. В середине фразы князь Андрей замолчал и почувствовал неожиданно, что к его горлу подступают слезы, возможность которых он не знал за собой. Он посмотрел на поющую Наташу, и в душе его произошло что то новое и счастливое. Он был счастлив и ему вместе с тем было грустно. Ему решительно не об чем было плакать, но он готов был плакать. О чем? О прежней любви? О маленькой княгине? О своих разочарованиях?… О своих надеждах на будущее?… Да и нет. Главное, о чем ему хотелось плакать, была вдруг живо сознанная им страшная противуположность между чем то бесконечно великим и неопределимым, бывшим в нем, и чем то узким и телесным, чем он был сам и даже была она. Эта противуположность томила и радовала его во время ее пения.
Только что Наташа кончила петь, она подошла к нему и спросила его, как ему нравится ее голос? Она спросила это и смутилась уже после того, как она это сказала, поняв, что этого не надо было спрашивать. Он улыбнулся, глядя на нее, и сказал, что ему нравится ее пение так же, как и всё, что она делает.
Князь Андрей поздно вечером уехал от Ростовых. Он лег спать по привычке ложиться, но увидал скоро, что он не может спать. Он то, зажжа свечку, сидел в постели, то вставал, то опять ложился, нисколько не тяготясь бессонницей: так радостно и ново ему было на душе, как будто он из душной комнаты вышел на вольный свет Божий. Ему и в голову не приходило, чтобы он был влюблен в Ростову; он не думал о ней; он только воображал ее себе, и вследствие этого вся жизнь его представлялась ему в новом свете. «Из чего я бьюсь, из чего я хлопочу в этой узкой, замкнутой рамке, когда жизнь, вся жизнь со всеми ее радостями открыта мне?» говорил он себе. И он в первый раз после долгого времени стал делать счастливые планы на будущее. Он решил сам собою, что ему надо заняться воспитанием своего сына, найдя ему воспитателя и поручив ему; потом надо выйти в отставку и ехать за границу, видеть Англию, Швейцарию, Италию. «Мне надо пользоваться своей свободой, пока так много в себе чувствую силы и молодости, говорил он сам себе. Пьер был прав, говоря, что надо верить в возможность счастия, чтобы быть счастливым, и я теперь верю в него. Оставим мертвым хоронить мертвых, а пока жив, надо жить и быть счастливым», думал он.


В одно утро полковник Адольф Берг, которого Пьер знал, как знал всех в Москве и Петербурге, в чистеньком с иголочки мундире, с припомаженными наперед височками, как носил государь Александр Павлович, приехал к нему.
– Я сейчас был у графини, вашей супруги, и был так несчастлив, что моя просьба не могла быть исполнена; надеюсь, что у вас, граф, я буду счастливее, – сказал он, улыбаясь.
– Что вам угодно, полковник? Я к вашим услугам.
– Я теперь, граф, уж совершенно устроился на новой квартире, – сообщил Берг, очевидно зная, что это слышать не могло не быть приятно; – и потому желал сделать так, маленький вечерок для моих и моей супруги знакомых. (Он еще приятнее улыбнулся.) Я хотел просить графиню и вас сделать мне честь пожаловать к нам на чашку чая и… на ужин.
– Только графиня Елена Васильевна, сочтя для себя унизительным общество каких то Бергов, могла иметь жестокость отказаться от такого приглашения. – Берг так ясно объяснил, почему он желает собрать у себя небольшое и хорошее общество, и почему это ему будет приятно, и почему он для карт и для чего нибудь дурного жалеет деньги, но для хорошего общества готов и понести расходы, что Пьер не мог отказаться и обещался быть.
– Только не поздно, граф, ежели смею просить, так без 10 ти минут в восемь, смею просить. Партию составим, генерал наш будет. Он очень добр ко мне. Поужинаем, граф. Так сделайте одолжение.
Противно своей привычке опаздывать, Пьер в этот день вместо восьми без 10 ти минут, приехал к Бергам в восемь часов без четверти.
Берги, припася, что нужно было для вечера, уже готовы были к приему гостей.
В новом, чистом, светлом, убранном бюстиками и картинками и новой мебелью, кабинете сидел Берг с женою. Берг, в новеньком, застегнутом мундире сидел возле жены, объясняя ей, что всегда можно и должно иметь знакомства людей, которые выше себя, потому что тогда только есть приятность от знакомств. – «Переймешь что нибудь, можешь попросить о чем нибудь. Вот посмотри, как я жил с первых чинов (Берг жизнь свою считал не годами, а высочайшими наградами). Мои товарищи теперь еще ничто, а я на ваканции полкового командира, я имею счастье быть вашим мужем (он встал и поцеловал руку Веры, но по пути к ней отогнул угол заворотившегося ковра). И чем я приобрел всё это? Главное умением выбирать свои знакомства. Само собой разумеется, что надо быть добродетельным и аккуратным».
Берг улыбнулся с сознанием своего превосходства над слабой женщиной и замолчал, подумав, что всё таки эта милая жена его есть слабая женщина, которая не может постигнуть всего того, что составляет достоинство мужчины, – ein Mann zu sein [быть мужчиной]. Вера в то же время также улыбнулась с сознанием своего превосходства над добродетельным, хорошим мужем, но который всё таки ошибочно, как и все мужчины, по понятию Веры, понимал жизнь. Берг, судя по своей жене, считал всех женщин слабыми и глупыми. Вера, судя по одному своему мужу и распространяя это замечание, полагала, что все мужчины приписывают только себе разум, а вместе с тем ничего не понимают, горды и эгоисты.
Берг встал и, обняв свою жену осторожно, чтобы не измять кружевную пелеринку, за которую он дорого заплатил, поцеловал ее в середину губ.
– Одно только, чтобы у нас не было так скоро детей, – сказал он по бессознательной для себя филиации идей.
– Да, – отвечала Вера, – я совсем этого не желаю. Надо жить для общества.
– Точно такая была на княгине Юсуповой, – сказал Берг, с счастливой и доброй улыбкой, указывая на пелеринку.
В это время доложили о приезде графа Безухого. Оба супруга переглянулись самодовольной улыбкой, каждый себе приписывая честь этого посещения.
«Вот что значит уметь делать знакомства, подумал Берг, вот что значит уметь держать себя!»
– Только пожалуйста, когда я занимаю гостей, – сказала Вера, – ты не перебивай меня, потому что я знаю чем занять каждого, и в каком обществе что надо говорить.
Берг тоже улыбнулся.
– Нельзя же: иногда с мужчинами мужской разговор должен быть, – сказал он.
Пьер был принят в новенькой гостиной, в которой нигде сесть нельзя было, не нарушив симметрии, чистоты и порядка, и потому весьма понятно было и не странно, что Берг великодушно предлагал разрушить симметрию кресла, или дивана для дорогого гостя, и видимо находясь сам в этом отношении в болезненной нерешительности, предложил решение этого вопроса выбору гостя. Пьер расстроил симметрию, подвинув себе стул, и тотчас же Берг и Вера начали вечер, перебивая один другого и занимая гостя.
Вера, решив в своем уме, что Пьера надо занимать разговором о французском посольстве, тотчас же начала этот разговор. Берг, решив, что надобен и мужской разговор, перебил речь жены, затрогивая вопрос о войне с Австриею и невольно с общего разговора соскочил на личные соображения о тех предложениях, которые ему были деланы для участия в австрийском походе, и о тех причинах, почему он не принял их. Несмотря на то, что разговор был очень нескладный, и что Вера сердилась за вмешательство мужского элемента, оба супруга с удовольствием чувствовали, что, несмотря на то, что был только один гость, вечер был начат очень хорошо, и что вечер был, как две капли воды похож на всякий другой вечер с разговорами, чаем и зажженными свечами.
Вскоре приехал Борис, старый товарищ Берга. Он с некоторым оттенком превосходства и покровительства обращался с Бергом и Верой. За Борисом приехала дама с полковником, потом сам генерал, потом Ростовы, и вечер уже совершенно, несомненно стал похож на все вечера. Берг с Верой не могли удерживать радостной улыбки при виде этого движения по гостиной, при звуке этого бессвязного говора, шуршанья платьев и поклонов. Всё было, как и у всех, особенно похож был генерал, похваливший квартиру, потрепавший по плечу Берга, и с отеческим самоуправством распорядившийся постановкой бостонного стола. Генерал подсел к графу Илье Андреичу, как к самому знатному из гостей после себя. Старички с старичками, молодые с молодыми, хозяйка у чайного стола, на котором были точно такие же печенья в серебряной корзинке, какие были у Паниных на вечере, всё было совершенно так же, как у других.


Пьер, как один из почетнейших гостей, должен был сесть в бостон с Ильей Андреичем, генералом и полковником. Пьеру за бостонным столом пришлось сидеть против Наташи и странная перемена, происшедшая в ней со дня бала, поразила его. Наташа была молчалива, и не только не была так хороша, как она была на бале, но она была бы дурна, ежели бы она не имела такого кроткого и равнодушного ко всему вида.
«Что с ней?» подумал Пьер, взглянув на нее. Она сидела подле сестры у чайного стола и неохотно, не глядя на него, отвечала что то подсевшему к ней Борису. Отходив целую масть и забрав к удовольствию своего партнера пять взяток, Пьер, слышавший говор приветствий и звук чьих то шагов, вошедших в комнату во время сбора взяток, опять взглянул на нее.
«Что с ней сделалось?» еще удивленнее сказал он сам себе.
Князь Андрей с бережливо нежным выражением стоял перед нею и говорил ей что то. Она, подняв голову, разрумянившись и видимо стараясь удержать порывистое дыхание, смотрела на него. И яркий свет какого то внутреннего, прежде потушенного огня, опять горел в ней. Она вся преобразилась. Из дурной опять сделалась такою же, какою она была на бале.
Князь Андрей подошел к Пьеру и Пьер заметил новое, молодое выражение и в лице своего друга.
Пьер несколько раз пересаживался во время игры, то спиной, то лицом к Наташе, и во всё продолжение 6 ти роберов делал наблюдения над ней и своим другом.
«Что то очень важное происходит между ними», думал Пьер, и радостное и вместе горькое чувство заставляло его волноваться и забывать об игре.
После 6 ти роберов генерал встал, сказав, что эдак невозможно играть, и Пьер получил свободу. Наташа в одной стороне говорила с Соней и Борисом, Вера о чем то с тонкой улыбкой говорила с князем Андреем. Пьер подошел к своему другу и спросив не тайна ли то, что говорится, сел подле них. Вера, заметив внимание князя Андрея к Наташе, нашла, что на вечере, на настоящем вечере, необходимо нужно, чтобы были тонкие намеки на чувства, и улучив время, когда князь Андрей был один, начала с ним разговор о чувствах вообще и о своей сестре. Ей нужно было с таким умным (каким она считала князя Андрея) гостем приложить к делу свое дипломатическое искусство.
Когда Пьер подошел к ним, он заметил, что Вера находилась в самодовольном увлечении разговора, князь Андрей (что с ним редко бывало) казался смущен.
– Как вы полагаете? – с тонкой улыбкой говорила Вера. – Вы, князь, так проницательны и так понимаете сразу характер людей. Что вы думаете о Натали, может ли она быть постоянна в своих привязанностях, может ли она так, как другие женщины (Вера разумела себя), один раз полюбить человека и навсегда остаться ему верною? Это я считаю настоящею любовью. Как вы думаете, князь?
– Я слишком мало знаю вашу сестру, – отвечал князь Андрей с насмешливой улыбкой, под которой он хотел скрыть свое смущение, – чтобы решить такой тонкий вопрос; и потом я замечал, что чем менее нравится женщина, тем она бывает постояннее, – прибавил он и посмотрел на Пьера, подошедшего в это время к ним.
– Да это правда, князь; в наше время, – продолжала Вера (упоминая о нашем времени, как вообще любят упоминать ограниченные люди, полагающие, что они нашли и оценили особенности нашего времени и что свойства людей изменяются со временем), в наше время девушка имеет столько свободы, что le plaisir d'etre courtisee [удовольствие иметь поклонников] часто заглушает в ней истинное чувство. Et Nathalie, il faut l'avouer, y est tres sensible. [И Наталья, надо признаться, на это очень чувствительна.] Возвращение к Натали опять заставило неприятно поморщиться князя Андрея; он хотел встать, но Вера продолжала с еще более утонченной улыбкой.
– Я думаю, никто так не был courtisee [предметом ухаживанья], как она, – говорила Вера; – но никогда, до самого последнего времени никто серьезно ей не нравился. Вот вы знаете, граф, – обратилась она к Пьеру, – даже наш милый cousin Борис, который был, entre nous [между нами], очень и очень dans le pays du tendre… [в стране нежностей…]
Князь Андрей нахмурившись молчал.
– Вы ведь дружны с Борисом? – сказала ему Вера.
– Да, я его знаю…
– Он верно вам говорил про свою детскую любовь к Наташе?
– А была детская любовь? – вдруг неожиданно покраснев, спросил князь Андрей.
– Да. Vous savez entre cousin et cousine cette intimite mene quelquefois a l'amour: le cousinage est un dangereux voisinage, N'est ce pas? [Знаете, между двоюродным братом и сестрой эта близость приводит иногда к любви. Такое родство – опасное соседство. Не правда ли?]
– О, без сомнения, – сказал князь Андрей, и вдруг, неестественно оживившись, он стал шутить с Пьером о том, как он должен быть осторожным в своем обращении с своими 50 ти летними московскими кузинами, и в середине шутливого разговора встал и, взяв под руку Пьера, отвел его в сторону.
– Ну что? – сказал Пьер, с удивлением смотревший на странное оживление своего друга и заметивший взгляд, который он вставая бросил на Наташу.
– Мне надо, мне надо поговорить с тобой, – сказал князь Андрей. – Ты знаешь наши женские перчатки (он говорил о тех масонских перчатках, которые давались вновь избранному брату для вручения любимой женщине). – Я… Но нет, я после поговорю с тобой… – И с странным блеском в глазах и беспокойством в движениях князь Андрей подошел к Наташе и сел подле нее. Пьер видел, как князь Андрей что то спросил у нее, и она вспыхнув отвечала ему.
Но в это время Берг подошел к Пьеру, настоятельно упрашивая его принять участие в споре между генералом и полковником об испанских делах.
Берг был доволен и счастлив. Улыбка радости не сходила с его лица. Вечер был очень хорош и совершенно такой, как и другие вечера, которые он видел. Всё было похоже. И дамские, тонкие разговоры, и карты, и за картами генерал, возвышающий голос, и самовар, и печенье; но одного еще недоставало, того, что он всегда видел на вечерах, которым он желал подражать.
Недоставало громкого разговора между мужчинами и спора о чем нибудь важном и умном. Генерал начал этот разговор и к нему то Берг привлек Пьера.


На другой день князь Андрей поехал к Ростовым обедать, так как его звал граф Илья Андреич, и провел у них целый день.
Все в доме чувствовали для кого ездил князь Андрей, и он, не скрывая, целый день старался быть с Наташей. Не только в душе Наташи испуганной, но счастливой и восторженной, но во всем доме чувствовался страх перед чем то важным, имеющим совершиться. Графиня печальными и серьезно строгими глазами смотрела на князя Андрея, когда он говорил с Наташей, и робко и притворно начинала какой нибудь ничтожный разговор, как скоро он оглядывался на нее. Соня боялась уйти от Наташи и боялась быть помехой, когда она была с ними. Наташа бледнела от страха ожидания, когда она на минуты оставалась с ним с глазу на глаз. Князь Андрей поражал ее своей робостью. Она чувствовала, что ему нужно было сказать ей что то, но что он не мог на это решиться.
Когда вечером князь Андрей уехал, графиня подошла к Наташе и шопотом сказала:
– Ну что?
– Мама, ради Бога ничего не спрашивайте у меня теперь. Это нельзя говорить, – сказала Наташа.
Но несмотря на то, в этот вечер Наташа, то взволнованная, то испуганная, с останавливающимися глазами лежала долго в постели матери. То она рассказывала ей, как он хвалил ее, то как он говорил, что поедет за границу, то, что он спрашивал, где они будут жить это лето, то как он спрашивал ее про Бориса.
– Но такого, такого… со мной никогда не бывало! – говорила она. – Только мне страшно при нем, мне всегда страшно при нем, что это значит? Значит, что это настоящее, да? Мама, вы спите?
– Нет, душа моя, мне самой страшно, – отвечала мать. – Иди.
– Все равно я не буду спать. Что за глупости спать? Maмаша, мамаша, такого со мной никогда не бывало! – говорила она с удивлением и испугом перед тем чувством, которое она сознавала в себе. – И могли ли мы думать!…
Наташе казалось, что еще когда она в первый раз увидала князя Андрея в Отрадном, она влюбилась в него. Ее как будто пугало это странное, неожиданное счастье, что тот, кого она выбрала еще тогда (она твердо была уверена в этом), что тот самый теперь опять встретился ей, и, как кажется, неравнодушен к ней. «И надо было ему нарочно теперь, когда мы здесь, приехать в Петербург. И надо было нам встретиться на этом бале. Всё это судьба. Ясно, что это судьба, что всё это велось к этому. Еще тогда, как только я увидала его, я почувствовала что то особенное».
– Что ж он тебе еще говорил? Какие стихи то эти? Прочти… – задумчиво сказала мать, спрашивая про стихи, которые князь Андрей написал в альбом Наташе.
– Мама, это не стыдно, что он вдовец?
– Полно, Наташа. Молись Богу. Les Marieiages se font dans les cieux. [Браки заключаются в небесах.]
– Голубушка, мамаша, как я вас люблю, как мне хорошо! – крикнула Наташа, плача слезами счастья и волнения и обнимая мать.
В это же самое время князь Андрей сидел у Пьера и говорил ему о своей любви к Наташе и о твердо взятом намерении жениться на ней.

В этот день у графини Елены Васильевны был раут, был французский посланник, был принц, сделавшийся с недавнего времени частым посетителем дома графини, и много блестящих дам и мужчин. Пьер был внизу, прошелся по залам, и поразил всех гостей своим сосредоточенно рассеянным и мрачным видом.
Пьер со времени бала чувствовал в себе приближение припадков ипохондрии и с отчаянным усилием старался бороться против них. Со времени сближения принца с его женою, Пьер неожиданно был пожалован в камергеры, и с этого времени он стал чувствовать тяжесть и стыд в большом обществе, и чаще ему стали приходить прежние мрачные мысли о тщете всего человеческого. В это же время замеченное им чувство между покровительствуемой им Наташей и князем Андреем, своей противуположностью между его положением и положением его друга, еще усиливало это мрачное настроение. Он одинаково старался избегать мыслей о своей жене и о Наташе и князе Андрее. Опять всё ему казалось ничтожно в сравнении с вечностью, опять представлялся вопрос: «к чему?». И он дни и ночи заставлял себя трудиться над масонскими работами, надеясь отогнать приближение злого духа. Пьер в 12 м часу, выйдя из покоев графини, сидел у себя наверху в накуренной, низкой комнате, в затасканном халате перед столом и переписывал подлинные шотландские акты, когда кто то вошел к нему в комнату. Это был князь Андрей.
– А, это вы, – сказал Пьер с рассеянным и недовольным видом. – А я вот работаю, – сказал он, указывая на тетрадь с тем видом спасения от невзгод жизни, с которым смотрят несчастливые люди на свою работу.
Князь Андрей с сияющим, восторженным и обновленным к жизни лицом остановился перед Пьером и, не замечая его печального лица, с эгоизмом счастия улыбнулся ему.
– Ну, душа моя, – сказал он, – я вчера хотел сказать тебе и нынче за этим приехал к тебе. Никогда не испытывал ничего подобного. Я влюблен, мой друг.
Пьер вдруг тяжело вздохнул и повалился своим тяжелым телом на диван, подле князя Андрея.
– В Наташу Ростову, да? – сказал он.
– Да, да, в кого же? Никогда не поверил бы, но это чувство сильнее меня. Вчера я мучился, страдал, но и мученья этого я не отдам ни за что в мире. Я не жил прежде. Теперь только я живу, но я не могу жить без нее. Но может ли она любить меня?… Я стар для нее… Что ты не говоришь?…
– Я? Я? Что я говорил вам, – вдруг сказал Пьер, вставая и начиная ходить по комнате. – Я всегда это думал… Эта девушка такое сокровище, такое… Это редкая девушка… Милый друг, я вас прошу, вы не умствуйте, не сомневайтесь, женитесь, женитесь и женитесь… И я уверен, что счастливее вас не будет человека.
– Но она!
– Она любит вас.
– Не говори вздору… – сказал князь Андрей, улыбаясь и глядя в глаза Пьеру.
– Любит, я знаю, – сердито закричал Пьер.
– Нет, слушай, – сказал князь Андрей, останавливая его за руку. – Ты знаешь ли, в каком я положении? Мне нужно сказать все кому нибудь.
– Ну, ну, говорите, я очень рад, – говорил Пьер, и действительно лицо его изменилось, морщина разгладилась, и он радостно слушал князя Андрея. Князь Андрей казался и был совсем другим, новым человеком. Где была его тоска, его презрение к жизни, его разочарованность? Пьер был единственный человек, перед которым он решался высказаться; но зато он ему высказывал всё, что у него было на душе. То он легко и смело делал планы на продолжительное будущее, говорил о том, как он не может пожертвовать своим счастьем для каприза своего отца, как он заставит отца согласиться на этот брак и полюбить ее или обойдется без его согласия, то он удивлялся, как на что то странное, чуждое, от него независящее, на то чувство, которое владело им.
– Я бы не поверил тому, кто бы мне сказал, что я могу так любить, – говорил князь Андрей. – Это совсем не то чувство, которое было у меня прежде. Весь мир разделен для меня на две половины: одна – она и там всё счастье надежды, свет; другая половина – всё, где ее нет, там всё уныние и темнота…
– Темнота и мрак, – повторил Пьер, – да, да, я понимаю это.
– Я не могу не любить света, я не виноват в этом. И я очень счастлив. Ты понимаешь меня? Я знаю, что ты рад за меня.
– Да, да, – подтверждал Пьер, умиленными и грустными глазами глядя на своего друга. Чем светлее представлялась ему судьба князя Андрея, тем мрачнее представлялась своя собственная.


Для женитьбы нужно было согласие отца, и для этого на другой день князь Андрей уехал к отцу.
Отец с наружным спокойствием, но внутренней злобой принял сообщение сына. Он не мог понять того, чтобы кто нибудь хотел изменять жизнь, вносить в нее что нибудь новое, когда жизнь для него уже кончалась. – «Дали бы только дожить так, как я хочу, а потом бы делали, что хотели», говорил себе старик. С сыном однако он употребил ту дипломацию, которую он употреблял в важных случаях. Приняв спокойный тон, он обсудил всё дело.
Во первых, женитьба была не блестящая в отношении родства, богатства и знатности. Во вторых, князь Андрей был не первой молодости и слаб здоровьем (старик особенно налегал на это), а она была очень молода. В третьих, был сын, которого жалко было отдать девчонке. В четвертых, наконец, – сказал отец, насмешливо глядя на сына, – я тебя прошу, отложи дело на год, съезди за границу, полечись, сыщи, как ты и хочешь, немца, для князя Николая, и потом, ежели уж любовь, страсть, упрямство, что хочешь, так велики, тогда женись.
– И это последнее мое слово, знай, последнее… – кончил князь таким тоном, которым показывал, что ничто не заставит его изменить свое решение.
Князь Андрей ясно видел, что старик надеялся, что чувство его или его будущей невесты не выдержит испытания года, или что он сам, старый князь, умрет к этому времени, и решил исполнить волю отца: сделать предложение и отложить свадьбу на год.
Через три недели после своего последнего вечера у Ростовых, князь Андрей вернулся в Петербург.

На другой день после своего объяснения с матерью, Наташа ждала целый день Болконского, но он не приехал. На другой, на третий день было то же самое. Пьер также не приезжал, и Наташа, не зная того, что князь Андрей уехал к отцу, не могла себе объяснить его отсутствия.
Так прошли три недели. Наташа никуда не хотела выезжать и как тень, праздная и унылая, ходила по комнатам, вечером тайно от всех плакала и не являлась по вечерам к матери. Она беспрестанно краснела и раздражалась. Ей казалось, что все знают о ее разочаровании, смеются и жалеют о ней. При всей силе внутреннего горя, это тщеславное горе усиливало ее несчастие.
Однажды она пришла к графине, хотела что то сказать ей, и вдруг заплакала. Слезы ее были слезы обиженного ребенка, который сам не знает, за что он наказан.
Графиня стала успокоивать Наташу. Наташа, вслушивавшаяся сначала в слова матери, вдруг прервала ее:
– Перестаньте, мама, я и не думаю, и не хочу думать! Так, поездил и перестал, и перестал…
Голос ее задрожал, она чуть не заплакала, но оправилась и спокойно продолжала: – И совсем я не хочу выходить замуж. И я его боюсь; я теперь совсем, совсем, успокоилась…
На другой день после этого разговора Наташа надела то старое платье, которое было ей особенно известно за доставляемую им по утрам веселость, и с утра начала тот свой прежний образ жизни, от которого она отстала после бала. Она, напившись чаю, пошла в залу, которую она особенно любила за сильный резонанс, и начала петь свои солфеджи (упражнения пения). Окончив первый урок, она остановилась на середине залы и повторила одну музыкальную фразу, особенно понравившуюся ей. Она прислушалась радостно к той (как будто неожиданной для нее) прелести, с которой эти звуки переливаясь наполнили всю пустоту залы и медленно замерли, и ей вдруг стало весело. «Что об этом думать много и так хорошо», сказала она себе и стала взад и вперед ходить по зале, ступая не простыми шагами по звонкому паркету, но на всяком шагу переступая с каблучка (на ней были новые, любимые башмаки) на носок, и так же радостно, как и к звукам своего голоса прислушиваясь к этому мерному топоту каблучка и поскрипыванью носка. Проходя мимо зеркала, она заглянула в него. – «Вот она я!» как будто говорило выражение ее лица при виде себя. – «Ну, и хорошо. И никого мне не нужно».
Лакей хотел войти, чтобы убрать что то в зале, но она не пустила его, опять затворив за ним дверь, и продолжала свою прогулку. Она возвратилась в это утро опять к своему любимому состоянию любви к себе и восхищения перед собою. – «Что за прелесть эта Наташа!» сказала она опять про себя словами какого то третьего, собирательного, мужского лица. – «Хороша, голос, молода, и никому она не мешает, оставьте только ее в покое». Но сколько бы ни оставляли ее в покое, она уже не могла быть покойна и тотчас же почувствовала это.
В передней отворилась дверь подъезда, кто то спросил: дома ли? и послышались чьи то шаги. Наташа смотрелась в зеркало, но она не видала себя. Она слушала звуки в передней. Когда она увидала себя, лицо ее было бледно. Это был он. Она это верно знала, хотя чуть слышала звук его голоса из затворенных дверей.
Наташа, бледная и испуганная, вбежала в гостиную.
– Мама, Болконский приехал! – сказала она. – Мама, это ужасно, это несносно! – Я не хочу… мучиться! Что же мне делать?…
Еще графиня не успела ответить ей, как князь Андрей с тревожным и серьезным лицом вошел в гостиную. Как только он увидал Наташу, лицо его просияло. Он поцеловал руку графини и Наташи и сел подле дивана.
– Давно уже мы не имели удовольствия… – начала было графиня, но князь Андрей перебил ее, отвечая на ее вопрос и очевидно торопясь сказать то, что ему было нужно.
– Я не был у вас всё это время, потому что был у отца: мне нужно было переговорить с ним о весьма важном деле. Я вчера ночью только вернулся, – сказал он, взглянув на Наташу. – Мне нужно переговорить с вами, графиня, – прибавил он после минутного молчания.
Графиня, тяжело вздохнув, опустила глаза.
– Я к вашим услугам, – проговорила она.
Наташа знала, что ей надо уйти, но она не могла этого сделать: что то сжимало ей горло, и она неучтиво, прямо, открытыми глазами смотрела на князя Андрея.
«Сейчас? Сию минуту!… Нет, это не может быть!» думала она.
Он опять взглянул на нее, и этот взгляд убедил ее в том, что она не ошиблась. – Да, сейчас, сию минуту решалась ее судьба.
– Поди, Наташа, я позову тебя, – сказала графиня шопотом.
Наташа испуганными, умоляющими глазами взглянула на князя Андрея и на мать, и вышла.
– Я приехал, графиня, просить руки вашей дочери, – сказал князь Андрей. Лицо графини вспыхнуло, но она ничего не сказала.
– Ваше предложение… – степенно начала графиня. – Он молчал, глядя ей в глаза. – Ваше предложение… (она сконфузилась) нам приятно, и… я принимаю ваше предложение, я рада. И муж мой… я надеюсь… но от нее самой будет зависеть…
– Я скажу ей тогда, когда буду иметь ваше согласие… даете ли вы мне его? – сказал князь Андрей.
– Да, – сказала графиня и протянула ему руку и с смешанным чувством отчужденности и нежности прижалась губами к его лбу, когда он наклонился над ее рукой. Она желала любить его, как сына; но чувствовала, что он был чужой и страшный для нее человек. – Я уверена, что мой муж будет согласен, – сказала графиня, – но ваш батюшка…
– Мой отец, которому я сообщил свои планы, непременным условием согласия положил то, чтобы свадьба была не раньше года. И это то я хотел сообщить вам, – сказал князь Андрей.
– Правда, что Наташа еще молода, но так долго.
– Это не могло быть иначе, – со вздохом сказал князь Андрей.
– Я пошлю вам ее, – сказала графиня и вышла из комнаты.