3 марта
Поделись знанием:
– Вы чего просите? – спросил Аракчеев.
– Я ничего не… прошу, ваше сиятельство, – тихо проговорил князь Андрей. Глаза Аракчеева обратились на него.
– Садитесь, – сказал Аракчеев, – князь Болконский?
– Я ничего не прошу, а государь император изволил переслать к вашему сиятельству поданную мною записку…
– Изволите видеть, мой любезнейший, записку я вашу читал, – перебил Аракчеев, только первые слова сказав ласково, опять не глядя ему в лицо и впадая всё более и более в ворчливо презрительный тон. – Новые законы военные предлагаете? Законов много, исполнять некому старых. Нынче все законы пишут, писать легче, чем делать.
– Я приехал по воле государя императора узнать у вашего сиятельства, какой ход вы полагаете дать поданной записке? – сказал учтиво князь Андрей.
– На записку вашу мной положена резолюция и переслана в комитет. Я не одобряю, – сказал Аракчеев, вставая и доставая с письменного стола бумагу. – Вот! – он подал князю Андрею.
На бумаге поперег ее, карандашом, без заглавных букв, без орфографии, без знаков препинания, было написано: «неосновательно составлено понеже как подражание списано с французского военного устава и от воинского артикула без нужды отступающего».
– В какой же комитет передана записка? – спросил князь Андрей.
– В комитет о воинском уставе, и мною представлено о зачислении вашего благородия в члены. Только без жалованья.
Князь Андрей улыбнулся.
– Я и не желаю.
– Без жалованья членом, – повторил Аракчеев. – Имею честь. Эй, зови! Кто еще? – крикнул он, кланяясь князю Андрею.
Ожидая уведомления о зачислении его в члены комитета, князь Андрей возобновил старые знакомства особенно с теми лицами, которые, он знал, были в силе и могли быть нужны ему. Он испытывал теперь в Петербурге чувство, подобное тому, какое он испытывал накануне сражения, когда его томило беспокойное любопытство и непреодолимо тянуло в высшие сферы, туда, где готовилось будущее, от которого зависели судьбы миллионов. Он чувствовал по озлоблению стариков, по любопытству непосвященных, по сдержанности посвященных, по торопливости, озабоченности всех, по бесчисленному количеству комитетов, комиссий, о существовании которых он вновь узнавал каждый день, что теперь, в 1809 м году, готовилось здесь, в Петербурге, какое то огромное гражданское сражение, которого главнокомандующим было неизвестное ему, таинственное и представлявшееся ему гениальным, лицо – Сперанский. И самое ему смутно известное дело преобразования, и Сперанский – главный деятель, начинали так страстно интересовать его, что дело воинского устава очень скоро стало переходить в сознании его на второстепенное место.
Князь Андрей находился в одном из самых выгодных положений для того, чтобы быть хорошо принятым во все самые разнообразные и высшие круги тогдашнего петербургского общества. Партия преобразователей радушно принимала и заманивала его, во первых потому, что он имел репутацию ума и большой начитанности, во вторых потому, что он своим отпущением крестьян на волю сделал уже себе репутацию либерала. Партия стариков недовольных, прямо как к сыну своего отца, обращалась к нему за сочувствием, осуждая преобразования. Женское общество, свет , радушно принимали его, потому что он был жених, богатый и знатный, и почти новое лицо с ореолом романической истории о его мнимой смерти и трагической кончине жены. Кроме того, общий голос о нем всех, которые знали его прежде, был тот, что он много переменился к лучшему в эти пять лет, смягчился и возмужал, что не было в нем прежнего притворства, гордости и насмешливости, и было то спокойствие, которое приобретается годами. О нем заговорили, им интересовались и все желали его видеть.
На другой день после посещения графа Аракчеева князь Андрей был вечером у графа Кочубея. Он рассказал графу свое свидание с Силой Андреичем (Кочубей так называл Аракчеева с той же неопределенной над чем то насмешкой, которую заметил князь Андрей в приемной военного министра).
– Mon cher, [Дорогой мой,] даже в этом деле вы не минуете Михаил Михайловича. C'est le grand faiseur. [Всё делается им.] Я скажу ему. Он обещался приехать вечером…
– Какое же дело Сперанскому до военных уставов? – спросил князь Андрей.
Кочубей, улыбнувшись, покачал головой, как бы удивляясь наивности Болконского.
– Мы с ним говорили про вас на днях, – продолжал Кочубей, – о ваших вольных хлебопашцах…
– Да, это вы, князь, отпустили своих мужиков? – сказал Екатерининский старик, презрительно обернувшись на Болконского.
– Маленькое именье ничего не приносило дохода, – отвечал Болконский, чтобы напрасно не раздражать старика, стараясь смягчить перед ним свой поступок.
– Vous craignez d'etre en retard, [Боитесь опоздать,] – сказал старик, глядя на Кочубея.
– Я одного не понимаю, – продолжал старик – кто будет землю пахать, коли им волю дать? Легко законы писать, а управлять трудно. Всё равно как теперь, я вас спрашиваю, граф, кто будет начальником палат, когда всем экзамены держать?
– Те, кто выдержат экзамены, я думаю, – отвечал Кочубей, закидывая ногу на ногу и оглядываясь.
– Вот у меня служит Пряничников, славный человек, золото человек, а ему 60 лет, разве он пойдет на экзамены?…
– Да, это затруднительно, понеже образование весьма мало распространено, но… – Граф Кочубей не договорил, он поднялся и, взяв за руку князя Андрея, пошел навстречу входящему высокому, лысому, белокурому человеку, лет сорока, с большим открытым лбом и необычайной, странной белизной продолговатого лица. На вошедшем был синий фрак, крест на шее и звезда на левой стороне груди. Это был Сперанский. Князь Андрей тотчас узнал его и в душе его что то дрогнуло, как это бывает в важные минуты жизни. Было ли это уважение, зависть, ожидание – он не знал. Вся фигура Сперанского имела особенный тип, по которому сейчас можно было узнать его. Ни у кого из того общества, в котором жил князь Андрей, он не видал этого спокойствия и самоуверенности неловких и тупых движений, ни у кого он не видал такого твердого и вместе мягкого взгляда полузакрытых и несколько влажных глаз, не видал такой твердости ничего незначащей улыбки, такого тонкого, ровного, тихого голоса, и, главное, такой нежной белизны лица и особенно рук, несколько широких, но необыкновенно пухлых, нежных и белых. Такую белизну и нежность лица князь Андрей видал только у солдат, долго пробывших в госпитале. Это был Сперанский, государственный секретарь, докладчик государя и спутник его в Эрфурте, где он не раз виделся и говорил с Наполеоном.
Сперанский не перебегал глазами с одного лица на другое, как это невольно делается при входе в большое общество, и не торопился говорить. Он говорил тихо, с уверенностью, что будут слушать его, и смотрел только на то лицо, с которым говорил.
Князь Андрей особенно внимательно следил за каждым словом и движением Сперанского. Как это бывает с людьми, особенно с теми, которые строго судят своих ближних, князь Андрей, встречаясь с новым лицом, особенно с таким, как Сперанский, которого он знал по репутации, всегда ждал найти в нем полное совершенство человеческих достоинств.
Сперанский сказал Кочубею, что жалеет о том, что не мог приехать раньше, потому что его задержали во дворце. Он не сказал, что его задержал государь. И эту аффектацию скромности заметил князь Андрей. Когда Кочубей назвал ему князя Андрея, Сперанский медленно перевел свои глаза на Болконского с той же улыбкой и молча стал смотреть на него.
– Я очень рад с вами познакомиться, я слышал о вас, как и все, – сказал он.
Кочубей сказал несколько слов о приеме, сделанном Болконскому Аракчеевым. Сперанский больше улыбнулся.
– Директором комиссии военных уставов мой хороший приятель – господин Магницкий, – сказал он, договаривая каждый слог и каждое слово, – и ежели вы того пожелаете, я могу свести вас с ним. (Он помолчал на точке.) Я надеюсь, что вы найдете в нем сочувствие и желание содействовать всему разумному.
Около Сперанского тотчас же составился кружок и тот старик, который говорил о своем чиновнике, Пряничникове, тоже с вопросом обратился к Сперанскому.
Князь Андрей, не вступая в разговор, наблюдал все движения Сперанского, этого человека, недавно ничтожного семинариста и теперь в руках своих, – этих белых, пухлых руках, имевшего судьбу России, как думал Болконский. Князя Андрея поразило необычайное, презрительное спокойствие, с которым Сперанский отвечал старику. Он, казалось, с неизмеримой высоты обращал к нему свое снисходительное слово. Когда старик стал говорить слишком громко, Сперанский улыбнулся и сказал, что он не может судить о выгоде или невыгоде того, что угодно было государю.
Поговорив несколько времени в общем кругу, Сперанский встал и, подойдя к князю Андрею, отозвал его с собой на другой конец комнаты. Видно было, что он считал нужным заняться Болконским.
– Я не успел поговорить с вами, князь, среди того одушевленного разговора, в который был вовлечен этим почтенным старцем, – сказал он, кротко презрительно улыбаясь и этой улыбкой как бы признавая, что он вместе с князем Андреем понимает ничтожность тех людей, с которыми он только что говорил. Это обращение польстило князю Андрею. – Я вас знаю давно: во первых, по делу вашему о ваших крестьянах, это наш первый пример, которому так желательно бы было больше последователей; а во вторых, потому что вы один из тех камергеров, которые не сочли себя обиженными новым указом о придворных чинах, вызывающим такие толки и пересуды.
– Да, – сказал князь Андрей, – отец не хотел, чтобы я пользовался этим правом; я начал службу с нижних чинов.
– Ваш батюшка, человек старого века, очевидно стоит выше наших современников, которые так осуждают эту меру, восстановляющую только естественную справедливость.
– Я думаю однако, что есть основание и в этих осуждениях… – сказал князь Андрей, стараясь бороться с влиянием Сперанского, которое он начинал чувствовать. Ему неприятно было во всем соглашаться с ним: он хотел противоречить. Князь Андрей, обыкновенно говоривший легко и хорошо, чувствовал теперь затруднение выражаться, говоря с Сперанским. Его слишком занимали наблюдения над личностью знаменитого человека.
– Основание для личного честолюбия может быть, – тихо вставил свое слово Сперанский.
– Отчасти и для государства, – сказал князь Андрей.
– Как вы разумеете?… – сказал Сперанский, тихо опустив глаза.
– Я почитатель Montesquieu, – сказал князь Андрей. – И его мысль о том, что le рrincipe des monarchies est l'honneur, me parait incontestable. Certains droits еt privileges de la noblesse me paraissent etre des moyens de soutenir ce sentiment. [основа монархий есть честь, мне кажется несомненной. Некоторые права и привилегии дворянства мне кажутся средствами для поддержания этого чувства.]
Улыбка исчезла на белом лице Сперанского и физиономия его много выиграла от этого. Вероятно мысль князя Андрея показалась ему занимательною.
– Si vous envisagez la question sous ce point de vue, [Если вы так смотрите на предмет,] – начал он, с очевидным затруднением выговаривая по французски и говоря еще медленнее, чем по русски, но совершенно спокойно. Он сказал, что честь, l'honneur, не может поддерживаться преимуществами вредными для хода службы, что честь, l'honneur, есть или: отрицательное понятие неделанья предосудительных поступков, или известный источник соревнования для получения одобрения и наград, выражающих его.
Доводы его были сжаты, просты и ясны.
Институт, поддерживающий эту честь, источник соревнования, есть институт, подобный Legion d'honneur [Ордену почетного легиона] великого императора Наполеона, не вредящий, а содействующий успеху службы, а не сословное или придворное преимущество.
– Я не спорю, но нельзя отрицать, что придворное преимущество достигло той же цели, – сказал князь Андрей: – всякий придворный считает себя обязанным достойно нести свое положение.
– Но вы им не хотели воспользоваться, князь, – сказал Сперанский, улыбкой показывая, что он, неловкий для своего собеседника спор, желает прекратить любезностью. – Ежели вы мне сделаете честь пожаловать ко мне в среду, – прибавил он, – то я, переговорив с Магницким, сообщу вам то, что может вас интересовать, и кроме того буду иметь удовольствие подробнее побеседовать с вами. – Он, закрыв глаза, поклонился, и a la francaise, [на французский манер,] не прощаясь, стараясь быть незамеченным, вышел из залы.
Первое время своего пребыванья в Петербурге, князь Андрей почувствовал весь свой склад мыслей, выработавшийся в его уединенной жизни, совершенно затемненным теми мелкими заботами, которые охватили его в Петербурге.
С вечера, возвращаясь домой, он в памятной книжке записывал 4 или 5 необходимых визитов или rendez vous [свиданий] в назначенные часы. Механизм жизни, распоряжение дня такое, чтобы везде поспеть во время, отнимали большую долю самой энергии жизни. Он ничего не делал, ни о чем даже не думал и не успевал думать, а только говорил и с успехом говорил то, что он успел прежде обдумать в деревне.
Он иногда замечал с неудовольствием, что ему случалось в один и тот же день, в разных обществах, повторять одно и то же. Но он был так занят целые дни, что не успевал подумать о том, что он ничего не думал.
Сперанский, как в первое свидание с ним у Кочубея, так и потом в середу дома, где Сперанский с глазу на глаз, приняв Болконского, долго и доверчиво говорил с ним, сделал сильное впечатление на князя Андрея.
Князь Андрей такое огромное количество людей считал презренными и ничтожными существами, так ему хотелось найти в другом живой идеал того совершенства, к которому он стремился, что он легко поверил, что в Сперанском он нашел этот идеал вполне разумного и добродетельного человека. Ежели бы Сперанский был из того же общества, из которого был князь Андрей, того же воспитания и нравственных привычек, то Болконский скоро бы нашел его слабые, человеческие, не геройские стороны, но теперь этот странный для него логический склад ума тем более внушал ему уважения, что он не вполне понимал его. Кроме того, Сперанский, потому ли что он оценил способности князя Андрея, или потому что нашел нужным приобресть его себе, Сперанский кокетничал перед князем Андреем своим беспристрастным, спокойным разумом и льстил князю Андрею той тонкой лестью, соединенной с самонадеянностью, которая состоит в молчаливом признавании своего собеседника с собою вместе единственным человеком, способным понимать всю глупость всех остальных, и разумность и глубину своих мыслей.
Во время длинного их разговора в середу вечером, Сперанский не раз говорил: «У нас смотрят на всё, что выходит из общего уровня закоренелой привычки…» или с улыбкой: «Но мы хотим, чтоб и волки были сыты и овцы целы…» или: «Они этого не могут понять…» и всё с таким выраженьем, которое говорило: «Мы: вы да я, мы понимаем, что они и кто мы ».
Этот первый, длинный разговор с Сперанским только усилил в князе Андрее то чувство, с которым он в первый раз увидал Сперанского. Он видел в нем разумного, строго мыслящего, огромного ума человека, энергией и упорством достигшего власти и употребляющего ее только для блага России. Сперанский в глазах князя Андрея был именно тот человек, разумно объясняющий все явления жизни, признающий действительным только то, что разумно, и ко всему умеющий прилагать мерило разумности, которым он сам так хотел быть. Всё представлялось так просто, ясно в изложении Сперанского, что князь Андрей невольно соглашался с ним во всем. Ежели он возражал и спорил, то только потому, что хотел нарочно быть самостоятельным и не совсем подчиняться мнениям Сперанского. Всё было так, всё было хорошо, но одно смущало князя Андрея: это был холодный, зеркальный, не пропускающий к себе в душу взгляд Сперанского, и его белая, нежная рука, на которую невольно смотрел князь Андрей, как смотрят обыкновенно на руки людей, имеющих власть. Зеркальный взгляд и нежная рука эта почему то раздражали князя Андрея. Неприятно поражало князя Андрея еще слишком большое презрение к людям, которое он замечал в Сперанском, и разнообразность приемов в доказательствах, которые он приводил в подтверждение своих мнений. Он употреблял все возможные орудия мысли, исключая сравнения, и слишком смело, как казалось князю Андрею, переходил от одного к другому. То он становился на почву практического деятеля и осуждал мечтателей, то на почву сатирика и иронически подсмеивался над противниками, то становился строго логичным, то вдруг поднимался в область метафизики. (Это последнее орудие доказательств он особенно часто употреблял.) Он переносил вопрос на метафизические высоты, переходил в определения пространства, времени, мысли и, вынося оттуда опровержения, опять спускался на почву спора.
Вообще главная черта ума Сперанского, поразившая князя Андрея, была несомненная, непоколебимая вера в силу и законность ума. Видно было, что никогда Сперанскому не могла притти в голову та обыкновенная для князя Андрея мысль, что нельзя всё таки выразить всего того, что думаешь, и никогда не приходило сомнение в том, что не вздор ли всё то, что я думаю и всё то, во что я верю? И этот то особенный склад ума Сперанского более всего привлекал к себе князя Андрея.
Первое время своего знакомства с Сперанским князь Андрей питал к нему страстное чувство восхищения, похожее на то, которое он когда то испытывал к Бонапарте. То обстоятельство, что Сперанский был сын священника, которого можно было глупым людям, как это и делали многие, пошло презирать в качестве кутейника и поповича, заставляло князя Андрея особенно бережно обходиться с своим чувством к Сперанскому, и бессознательно усиливать его в самом себе.
| ← март → | ||||||
| Пн | Вт | Ср | Чт | Пт | Сб | Вс |
| 1 | 2 | 3 | ||||
| 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 |
| 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 |
| 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 |
| 25 | 26 | 27 | 28 | 29 | 30 | 31 |
| 2019 г. | ||||||
3 марта — 62-й день года (63-й в високосные годы) в григорианском календаре. До конца года остаётся 303 дня.
Соответствует 18 февраля юлианского календаря в невисокосные годы, 19 февраля в високосные годы[Комм. 1].
Содержание
Праздники
См. также: Категория:Праздники 3 марта
-
Всемирный день писателя. -
Болгария — День подписания Сан-Стефанского мирного договора и освобождения от пятивековного османского ига. -
Грузия — День Матери. -
Киргизия — День Флага. -
Литва — День Казюкаса (Святого Казимира). -
Малави — День жертв. -
Марокко — День трона (с 1961). -
Судан — День национального единства. -
Япония — Хинамацури («Праздник кукол») — день девочек.
-
Религиозные: -
Католицизм - — память святой Кунигунды Люксембургской;
- — память святой Кэтрин Марии Дрексель.
Православие
- (указано для невисокосных лет; в високосные годы список иной[Комм. 1], см. 4 марта.)
- — память святителя Агапита исповедника, епископа Синадского (IV);
- — память святителя Флавиана исповедника, патриарха Цареградского (ок. 449—459);
- — память святителя святителя Льва I Великого, Папы Римского (461);
- — память преподобного Космы Яхромского (1492);
- — память преподобного Владимира (Терентьева), исповедника (1933).
Именины
- Католические: Екатерина, Кунигунда, Мария.
- Православные: Агапит, Агриппа, Анна, Василий, Виктор, Владимир, Дамас, Дорофей, Косма, Лев, Лукий, Павел, Паригорий, Пиулий, Феодул, Флавиан, Шио.[1]
События
См. также: Категория:События 3 марта
До XIX века
- 870 — В Болгарии утверждена православная церковь.
- 1067 — Минск впервые упоминается в летописях в связи с битвой на реке Немиге.
- 1575 — Император Моголов Акбар I Великий разгромил бенгальцев в Битве при Тукарое.
- 1613 — 16-летний Михаил Фёдорович был выбран Земским собором на царствование и стал родоначальником династии Романовых.
- 1639 — Колледж, основанный в Бостоне (США), получил имя Гарвард в честь мецената Джона Гарварда.
- 1776 — В ходе Войны за независимость США закончился Рейд в Нассау. От него ведёт свою историю Корпус морской пехоты США.
- 1799 — после многомесячной осады Черноморский флот, совместно с турецкими силами овладел крепостью Корфу.
XIX век
- 1802 — в венской газете объявлено об издании 12-й, 13-й и 14-й сонат Бетховена; последняя из них («quasi una Fantasia» op. 27) была потом названа Рельштабом «лунной».
- 1804 — Указ императора Александра I о запрещении в Российской империи продажи крестьян без земли, о разрешении им вступать в брак без согласия помещика и ограничении наказаний с его стороны.
- 1813 — Британия заплатила Швеции за отказ той от союза с Наполеоном.
- 1820 — В США принят Миссурийский компромисс, по которому в Штаты одновременно позволялось принять рабовладельческий штат Миссури и свободный от рабства штат Мэн.
- 1837 — США признали независимость республики Техас.
- 1842 — В США впервые в мире приняли закон, регламентирующий детский труд.
- 1845 — Флорида стала 27-м штатом США.
- 1861 — император Российской империи Александр II манифестом «О Всемилостивейшем даровании крепостным людям прав состояния свободных сельских обывателей» отменил в России крепостное право.
- 1863
- Конгресс США принял постановление о насильственном переселении всех индейцев из штата Канзас в резервации.
- Основана Национальная академия наук США.
- Конгресс Соединённых Штатов принял закон о всеобщей воинской повинности.
- 1864 — Русский император Александр II издал указ о наделении землёй польских крестьян, начало аграрной реформы в Польше.
- 1865 — На реке Колорадо, (США) создана резервация для индейцев.
- 1866 — В Киеве открыта публичная библиотека (теперь — Национальная парламентская библиотека Украины).
- 1875
- Премьера в Париже оперы «Кармен» Жоржа Бизе, завершившаяся провалом.
- В Монреале, на катке «Виктория» состоялся первый официальный матч по хоккею с шайбой.
- 1876 — Кокандское ханство присоединилось к России под названием Ферганская область.
- 1878 — Между Россией и Турцией подписан Сан-Стефанский мирный договор. В составе Османской империи образовано автономное княжество Великая Болгария, находящееся под прямым влиянием России.
XX век
- 1905 — Император Николай II пообещал провести церковную и другие реформу, а также созвать совещательную думу.
- 1913 — Накануне инаугурации президента США в Вашингтоне прошло шествие 5000 женщин, требующих предоставления всем гражданам страны равного права голоса.
- 1915 — в США состоялась премьера фильма «Рождение нации» по роману Томаса Диксона «Человек клана» (режиссёр Дэвид Гриффит).
- 1917 — 3—4 марта в Киеве организована Украинская Центральная Рада (УЦР).
- 1918
- Правительство Советской России заключило в Брест-Литовске сепаратный мир c Германией, Австро-Венгрией, Османской империей и Болгарией.
- В газете «Знамя труда» напечатана поэма Александра Блока «Двенадцать».
- 1919 — Из Ванкувера (Канада) в Сиэтл (США) отправлена первая в мире международная авиапочта.
- 1920 — В Москве открылся Дом печати (ныне Центральный дом журналиста).
- 1921
- Канадский физиолог Фредерик Грант Бантинг совместно с коллегами открыл гормон инсулин, за что получил в 1923 году Нобелевскую премию.
- Гонконгский пароход «Hong Moh» (зарегистрированный в Сингапуре) разломился пополам, напоровшись на подводные скалы[2] у Гвандонга[3], куда был направлен после того, как убившие капитана бандиты открыли кингстоны. Из 1100—1200 человек было спасено 294.
- 1923
- В продажу поступил первый в мире новостной еженедельник — «Time».
- Труппа будущего театра имени Моссовета официально получила статус театра.
- 1924
- 1931 — Стихи поэта Фрэнсиса Скотта Ки «Звёздно-полосатый флаг», написанные в 1812(4?) году, приняты Конгрессом США как текст гимна США.
- 1933 — В Потсдаме Гитлер провозгласил образование Третьего рейха.
- 1937 — На Пленуме ЦК партии Иосиф Сталин обосновал теоретический тезис: по мере укрепления основ социализма классовая борьба обостряется.
- 1944
- Указ Президиума Верховного Совета СССР об учреждении орденов Ушакова I и II степени и Нахимова I и II степени и медалей Ушакова и Нахимова.
- В Париже дебютировал на сцене певец Ив Монтан.
- Американский президент Ф. Рузвельт заявил, что итальянский флот будет поделён поровну между США, Англией и СССР.
- 1945 — Открылась Львовская областная картинная галерея.
- 1947 — Вступил в действие первый агрегат восстановленной Днепровской ГЭС.
- 1955 — Элвис Пресли впервые появился на телевидении.
- 1961 — В Троицком соборе Троице-Сергиевой лавры отец Алексий (будущий патриарх Алексий II) постригся в монашество.
- 1965 — Британской колонии Бечуаналенд (современная Ботсвана) предоставлено самоуправление. Серетсе Кхама занял пост премьер-министра.
- 1974 — катастрофа DC-10 под Парижем, взлетевшего с аэродрома Орли, погибли 346 человек.
- 1980 — подписана Международная конвенция о физической защите ядерного материала (вступила в силу 1 ноября 1987 года).
- 1987 — В Москве прошла презентация журнала «Бурда» на русском языке.
- 1991 — На референдуме 74 % населения Латвии проголосовало за независимость от СССР, в Эстонии — 83 %.
- 1992 — крушение пассажирского поезда в Подсосенке близ города Нелидово. В результате происшествия погибли 43 человека, 108 были ранены.
- 1994
- Курт Кобейн, лидер группы Nirvana, впал в кому после приёма препарата «Валиум» с шампанским.
- Украина и США подписали договор о дружбе и сотрудничестве.
- 1995 — создан Международный фонд спасения Аральского моря.
- 1997
- Введена в действие рейтинговая система Rambler’s Top100.
- Открыт журнал «Сетевая Словесность», в дальнейшем — один из крупнейших литературных ресурсов Рунета.
- 1998 — Глава компании «Майкрософт» Билл Гейтс допрошен в Конгрессе США по поводу обвинений в монополизации компьютерного рынка.
- 1999 — Моника Левински публично извинилась перед американцами за роль, которую она играла в деле по импичменту президента США Билла Клинтона.
XXI век
- 2001 — В Европе начался превентивный забой скота[почему?].
- 2005
- Британская группа Depeche Mode выступила в Санкт-Петербурге с концертом с поддержкой своего последнего альбома «Playing the Angel».
- Стив Фоссетт на самолёте «Scaled Composites Virgin Atlantic GlobalFlyer» совершает первый одиночный беспосадочный авиаперелёт вокруг Земли.
- 2011 — компания «Миракс Групп» заявила о прекращении существования своего бренда.
Родились
См. также: Категория:Родившиеся 3 марта
До XX века
- 1831 — Джордж Пулльман (ум. 1897), американский изобретатель, создатель знаменитых спальных вагонов.
- 1845 — Георг Кантор (ум. 1918), немецкий математик.
- 1847 — Александр Белл (ум. 1922), американский изобретатель.
- 1860 — Алексей Евграфович Фаворский (ум. 1945), химик-органик, академик.
- 1879 — Йо́нас Билю́нас (ум. 1907), литовский писатель.
- 1880 — Лев Владимирович Щерба (ум. 1944), филолог, педагог, академик.
- 1895 — Рагнар Фриш (ум. 1973), норвежский экономист, лауреат Нобелевской премии по экономике (1969).
- 1899 — Юрий Карлович Олеша (ум. 1960), писатель (автор повести-сказки Три толстяка).
XX век
- 1906 — Лев Израилевич Горлицкий (ум. 2003), советский конструктор бронетехники.
- 1907 — Владимир Иосифович Векслер (ум. 1966), изобретатель синхрофазотрона.
- 1914 — Татьяна Окуневская (ум. 2002), киноактриса, актриса театра Ленкома и др., заслуженная артистка РСФСР (1947).
- 1915 — Джуро Бакрач, Народный герой Югославии.
- 1925 — Римма Васильевна Маркова, народная артистка России (ум. 2015).
- 1929 — Джонрид Абдуллаханов, известный узбекский писатель
- 1930 — Ион Илиеску, румынский государственный и политический деятель, президент Румынии (1990—1996, 2000—2004 гг.).
- 1934 — Яцек Куронь (ум. 2004), польский политик и государственный деятель.
- 1935
- Желю Желев, государственный и политический деятель, президент Республики Болгарии (1990—1997 гг.).
- Грант Матевосян, армянский писатель, лауреат Государственной премии СССР (ум. 2002).
- 1939 — Ариана Мнушкина, французский театральный режиссёр.
- 1940 — Георгий Яковлевич Мартынюк, актёр театра и кино, народный артист России.
- 1958 — Миранда Ричардсон, британская киноактриса.
- 1961 — Вячеслав Иванович Иваненко, советский легкоатлет, чемпион Олимпийских игр 1988 года в ходьбе на 50 километров.
- 1964 — Лаура Хэрринг, мексикано-американская модель и актриса.
- 1970 — Джули Боуэн, американская актриса.
- 1982 — Джессика Бил, американская актриса, модель и певица.
- 1984 — Александр Сёмин, чемпион мира по хоккею 2008 года.
Скончались
См. также: Категория:Умершие 3 марта
До XX века
- 1703 — Роберт Гук (р. 1635), английский физик, химик, математик, астроном, биолог, изобретатель и архитектор.
- 1706 — Иоганн Пахельбель, немецкий композитор (р. 1653).
- 1792 — Роберт Адам, английский архитектор (р. 1728).
- 1824 — Джованни Виотти (р. 1755), итальянский скрипач-виртуоз, создатель французской скрипичной школы.
- 1855 — Роберт Миллз (Robert Mills) (р. 1781), американский архитектор, строитель Белого дома и монумента Вашингтона.
- 1879 — Уильям Хоувит (род. 1792) — английский писатель и историк; муж писательницы Марии (Ботам) Хоувит (англ. Mary Howitt (Botham); 1799—1888).
XX век
- 1927 — Михаил Петрович Арцыбашев (р. 1878), русский писатель и драматург.
- 1930 — Иван Константинович Григорович, (р. 1853), русский военно-морской и государственный деятель.
- 1932 — Огейн Дальберг (Eugene Francois Charles D’Albert) (р. 1864), немецкий пианист, композитор.
- 1950 — Константин Васильевич Базилевич (р. 1892), советский историк.
- 1951 — Евгений Васильевич Спекторский (р. 1875), русский правовед и социальный философ.
- 1960 — Иван Платонович Граве (р. 1874), учёный-артиллерист, доктор технических наук, изобретатель боевой ракеты на бездымном порохе.
- 1971 — Максим Дормидонтович Михайлов (р. 1893), певец (бас), народный артист СССР, солист Большого театра.
- 1973
- Вера Фёдоровна Панова (р. 1905), советская писательница, трижды лауреат Сталинской премии.
- Александр Птушко (р. 1900), кинорежиссёр («Золотой ключик», «Новый Гулливер», «Руслан и Людмила»).
- 1975 — Ласло Немет (László Németh) (р. 1901), венгерский писатель.
- 1981 — Олег Даль (р. 1941), советский актёр театра и кино.
- 1983 — Артур Кёстлер (р. 1905), английский писатель и философ венгерского происхождения.
- 1985 — Иосиф Самуилович Шкловский (р. 1916), советский астроном, астрофизик.
- 1991 — Уильям Пенни (William George Penney) (р. 1909), английский физик, руководитель британской программы по созданию атомной бомбы.
- 1993 — Альберт Брюс Сэбин (Albert Bruce Sabin) (р. 1906), американский врач, микробиолог и вирусолог, создатель живой вакцины против полиомиелита.
- 1994
- Игорь Аронович Гостев (р. 1925), кинорежиссёр, лауреат Госпремии РСФСР, Народный артист Российской Федерации.
- Карел Крыл (р. 1944), чехословацкий/чешский поэт, композитор, прозаик и автор-исполнитель.
- 1997 — Станислав Шаталин (р. 1934), русский экономист, руководитель программы реформ «500 дней».
XXI век
- 2003 — Джордж Эдвардс, английский авиаконструктор, один из главных разработчиков сверхзвукового пассажирского самолёта «Конкорд» (р. 1908).
- 2010
- Юрий Степанов (р. 1967), советский и российский актёр театра и кино.
- Андрей Ленский (р. 1972), российский журналист, автор и переводчик. Один из первых в России участников ролевого движения.
- 2016 — Наталья Крачковская (р. 1938), актриса театра и кино, заслуженная артистка России.
Народный календарь, приметы и фольклор Руси
- В этот день на Руси крестьянки пекли овсянички (пирожки из овсяной муки).
- Птичку-овсянку почитали, да приговаривали: «зобок у неё желтоватый, хребетик зеленоватый».
- Появление обыкновенной овсянки знаменовало приближение тёплых весенних дней[4].
- Считалось, что в этот день можно увидеть вылет бабочек-крапивниц[5].
См. также
|
3 марта в Викиновостях? |
|---|
Напишите отзыв о статье "3 марта"
Комментарии
- ↑ 1 2 В XX и XXI веках юлианский календарь отстаёт григорианского на 13 суток, поэтому григорианской дате 3 марта соответствует юлианская 18 февраля (в невисокосные годы) или 19 февраля (в високосные годы). Для других столетий соответствие григорианских и юлианских дат — иное; для правильного пересчёта можно воспользоваться специальным [www.direct-time.ru/index.php?id=12 конвертером дат.]
Примечания
- ↑ [www.pravmir.ru/pravoslavnyj-kalendar-imenin/ Православный календарь именин]. 15.08.2012
- ↑ [cdsun.library.cornell.edu/cgi-bin/newscornell?a=d&d=CDS19210507.2.6.8&e=--------20--1-----all Cornell Daily Sun: 800 CHINESE DROWNED IN WRECK OF HONG MOH] (англ.)
- ↑ [www.traveljournals.net/explore/china/map/m2650375/lamock_island.html Lamock Island, Guangdong, China on world map, coordinates and short facts] (англ.)
- ↑ [www.kharchenko.com/date/mar/03.php Времена: 3 марта.]
- ↑ [www.neptun8.ru/Literatura/Primeti03_03.htm Народные приметы 3 марта.]
Отрывок, характеризующий 3 марта
Князь Андрей вошел в небогатый опрятный кабинет и у стола увидал cорокалетнего человека с длинной талией, с длинной, коротко обстриженной головой и толстыми морщинами, с нахмуренными бровями над каре зелеными тупыми глазами и висячим красным носом. Аракчеев поворотил к нему голову, не глядя на него.– Вы чего просите? – спросил Аракчеев.
– Я ничего не… прошу, ваше сиятельство, – тихо проговорил князь Андрей. Глаза Аракчеева обратились на него.
– Садитесь, – сказал Аракчеев, – князь Болконский?
– Я ничего не прошу, а государь император изволил переслать к вашему сиятельству поданную мною записку…
– Изволите видеть, мой любезнейший, записку я вашу читал, – перебил Аракчеев, только первые слова сказав ласково, опять не глядя ему в лицо и впадая всё более и более в ворчливо презрительный тон. – Новые законы военные предлагаете? Законов много, исполнять некому старых. Нынче все законы пишут, писать легче, чем делать.
– Я приехал по воле государя императора узнать у вашего сиятельства, какой ход вы полагаете дать поданной записке? – сказал учтиво князь Андрей.
– На записку вашу мной положена резолюция и переслана в комитет. Я не одобряю, – сказал Аракчеев, вставая и доставая с письменного стола бумагу. – Вот! – он подал князю Андрею.
На бумаге поперег ее, карандашом, без заглавных букв, без орфографии, без знаков препинания, было написано: «неосновательно составлено понеже как подражание списано с французского военного устава и от воинского артикула без нужды отступающего».
– В какой же комитет передана записка? – спросил князь Андрей.
– В комитет о воинском уставе, и мною представлено о зачислении вашего благородия в члены. Только без жалованья.
Князь Андрей улыбнулся.
– Я и не желаю.
– Без жалованья членом, – повторил Аракчеев. – Имею честь. Эй, зови! Кто еще? – крикнул он, кланяясь князю Андрею.
Ожидая уведомления о зачислении его в члены комитета, князь Андрей возобновил старые знакомства особенно с теми лицами, которые, он знал, были в силе и могли быть нужны ему. Он испытывал теперь в Петербурге чувство, подобное тому, какое он испытывал накануне сражения, когда его томило беспокойное любопытство и непреодолимо тянуло в высшие сферы, туда, где готовилось будущее, от которого зависели судьбы миллионов. Он чувствовал по озлоблению стариков, по любопытству непосвященных, по сдержанности посвященных, по торопливости, озабоченности всех, по бесчисленному количеству комитетов, комиссий, о существовании которых он вновь узнавал каждый день, что теперь, в 1809 м году, готовилось здесь, в Петербурге, какое то огромное гражданское сражение, которого главнокомандующим было неизвестное ему, таинственное и представлявшееся ему гениальным, лицо – Сперанский. И самое ему смутно известное дело преобразования, и Сперанский – главный деятель, начинали так страстно интересовать его, что дело воинского устава очень скоро стало переходить в сознании его на второстепенное место.
Князь Андрей находился в одном из самых выгодных положений для того, чтобы быть хорошо принятым во все самые разнообразные и высшие круги тогдашнего петербургского общества. Партия преобразователей радушно принимала и заманивала его, во первых потому, что он имел репутацию ума и большой начитанности, во вторых потому, что он своим отпущением крестьян на волю сделал уже себе репутацию либерала. Партия стариков недовольных, прямо как к сыну своего отца, обращалась к нему за сочувствием, осуждая преобразования. Женское общество, свет , радушно принимали его, потому что он был жених, богатый и знатный, и почти новое лицо с ореолом романической истории о его мнимой смерти и трагической кончине жены. Кроме того, общий голос о нем всех, которые знали его прежде, был тот, что он много переменился к лучшему в эти пять лет, смягчился и возмужал, что не было в нем прежнего притворства, гордости и насмешливости, и было то спокойствие, которое приобретается годами. О нем заговорили, им интересовались и все желали его видеть.
На другой день после посещения графа Аракчеева князь Андрей был вечером у графа Кочубея. Он рассказал графу свое свидание с Силой Андреичем (Кочубей так называл Аракчеева с той же неопределенной над чем то насмешкой, которую заметил князь Андрей в приемной военного министра).
– Mon cher, [Дорогой мой,] даже в этом деле вы не минуете Михаил Михайловича. C'est le grand faiseur. [Всё делается им.] Я скажу ему. Он обещался приехать вечером…
– Какое же дело Сперанскому до военных уставов? – спросил князь Андрей.
Кочубей, улыбнувшись, покачал головой, как бы удивляясь наивности Болконского.
– Мы с ним говорили про вас на днях, – продолжал Кочубей, – о ваших вольных хлебопашцах…
– Да, это вы, князь, отпустили своих мужиков? – сказал Екатерининский старик, презрительно обернувшись на Болконского.
– Маленькое именье ничего не приносило дохода, – отвечал Болконский, чтобы напрасно не раздражать старика, стараясь смягчить перед ним свой поступок.
– Vous craignez d'etre en retard, [Боитесь опоздать,] – сказал старик, глядя на Кочубея.
– Я одного не понимаю, – продолжал старик – кто будет землю пахать, коли им волю дать? Легко законы писать, а управлять трудно. Всё равно как теперь, я вас спрашиваю, граф, кто будет начальником палат, когда всем экзамены держать?
– Те, кто выдержат экзамены, я думаю, – отвечал Кочубей, закидывая ногу на ногу и оглядываясь.
– Вот у меня служит Пряничников, славный человек, золото человек, а ему 60 лет, разве он пойдет на экзамены?…
– Да, это затруднительно, понеже образование весьма мало распространено, но… – Граф Кочубей не договорил, он поднялся и, взяв за руку князя Андрея, пошел навстречу входящему высокому, лысому, белокурому человеку, лет сорока, с большим открытым лбом и необычайной, странной белизной продолговатого лица. На вошедшем был синий фрак, крест на шее и звезда на левой стороне груди. Это был Сперанский. Князь Андрей тотчас узнал его и в душе его что то дрогнуло, как это бывает в важные минуты жизни. Было ли это уважение, зависть, ожидание – он не знал. Вся фигура Сперанского имела особенный тип, по которому сейчас можно было узнать его. Ни у кого из того общества, в котором жил князь Андрей, он не видал этого спокойствия и самоуверенности неловких и тупых движений, ни у кого он не видал такого твердого и вместе мягкого взгляда полузакрытых и несколько влажных глаз, не видал такой твердости ничего незначащей улыбки, такого тонкого, ровного, тихого голоса, и, главное, такой нежной белизны лица и особенно рук, несколько широких, но необыкновенно пухлых, нежных и белых. Такую белизну и нежность лица князь Андрей видал только у солдат, долго пробывших в госпитале. Это был Сперанский, государственный секретарь, докладчик государя и спутник его в Эрфурте, где он не раз виделся и говорил с Наполеоном.
Сперанский не перебегал глазами с одного лица на другое, как это невольно делается при входе в большое общество, и не торопился говорить. Он говорил тихо, с уверенностью, что будут слушать его, и смотрел только на то лицо, с которым говорил.
Князь Андрей особенно внимательно следил за каждым словом и движением Сперанского. Как это бывает с людьми, особенно с теми, которые строго судят своих ближних, князь Андрей, встречаясь с новым лицом, особенно с таким, как Сперанский, которого он знал по репутации, всегда ждал найти в нем полное совершенство человеческих достоинств.
Сперанский сказал Кочубею, что жалеет о том, что не мог приехать раньше, потому что его задержали во дворце. Он не сказал, что его задержал государь. И эту аффектацию скромности заметил князь Андрей. Когда Кочубей назвал ему князя Андрея, Сперанский медленно перевел свои глаза на Болконского с той же улыбкой и молча стал смотреть на него.
– Я очень рад с вами познакомиться, я слышал о вас, как и все, – сказал он.
Кочубей сказал несколько слов о приеме, сделанном Болконскому Аракчеевым. Сперанский больше улыбнулся.
– Директором комиссии военных уставов мой хороший приятель – господин Магницкий, – сказал он, договаривая каждый слог и каждое слово, – и ежели вы того пожелаете, я могу свести вас с ним. (Он помолчал на точке.) Я надеюсь, что вы найдете в нем сочувствие и желание содействовать всему разумному.
Около Сперанского тотчас же составился кружок и тот старик, который говорил о своем чиновнике, Пряничникове, тоже с вопросом обратился к Сперанскому.
Князь Андрей, не вступая в разговор, наблюдал все движения Сперанского, этого человека, недавно ничтожного семинариста и теперь в руках своих, – этих белых, пухлых руках, имевшего судьбу России, как думал Болконский. Князя Андрея поразило необычайное, презрительное спокойствие, с которым Сперанский отвечал старику. Он, казалось, с неизмеримой высоты обращал к нему свое снисходительное слово. Когда старик стал говорить слишком громко, Сперанский улыбнулся и сказал, что он не может судить о выгоде или невыгоде того, что угодно было государю.
Поговорив несколько времени в общем кругу, Сперанский встал и, подойдя к князю Андрею, отозвал его с собой на другой конец комнаты. Видно было, что он считал нужным заняться Болконским.
– Я не успел поговорить с вами, князь, среди того одушевленного разговора, в который был вовлечен этим почтенным старцем, – сказал он, кротко презрительно улыбаясь и этой улыбкой как бы признавая, что он вместе с князем Андреем понимает ничтожность тех людей, с которыми он только что говорил. Это обращение польстило князю Андрею. – Я вас знаю давно: во первых, по делу вашему о ваших крестьянах, это наш первый пример, которому так желательно бы было больше последователей; а во вторых, потому что вы один из тех камергеров, которые не сочли себя обиженными новым указом о придворных чинах, вызывающим такие толки и пересуды.
– Да, – сказал князь Андрей, – отец не хотел, чтобы я пользовался этим правом; я начал службу с нижних чинов.
– Ваш батюшка, человек старого века, очевидно стоит выше наших современников, которые так осуждают эту меру, восстановляющую только естественную справедливость.
– Я думаю однако, что есть основание и в этих осуждениях… – сказал князь Андрей, стараясь бороться с влиянием Сперанского, которое он начинал чувствовать. Ему неприятно было во всем соглашаться с ним: он хотел противоречить. Князь Андрей, обыкновенно говоривший легко и хорошо, чувствовал теперь затруднение выражаться, говоря с Сперанским. Его слишком занимали наблюдения над личностью знаменитого человека.
– Основание для личного честолюбия может быть, – тихо вставил свое слово Сперанский.
– Отчасти и для государства, – сказал князь Андрей.
– Как вы разумеете?… – сказал Сперанский, тихо опустив глаза.
– Я почитатель Montesquieu, – сказал князь Андрей. – И его мысль о том, что le рrincipe des monarchies est l'honneur, me parait incontestable. Certains droits еt privileges de la noblesse me paraissent etre des moyens de soutenir ce sentiment. [основа монархий есть честь, мне кажется несомненной. Некоторые права и привилегии дворянства мне кажутся средствами для поддержания этого чувства.]
Улыбка исчезла на белом лице Сперанского и физиономия его много выиграла от этого. Вероятно мысль князя Андрея показалась ему занимательною.
– Si vous envisagez la question sous ce point de vue, [Если вы так смотрите на предмет,] – начал он, с очевидным затруднением выговаривая по французски и говоря еще медленнее, чем по русски, но совершенно спокойно. Он сказал, что честь, l'honneur, не может поддерживаться преимуществами вредными для хода службы, что честь, l'honneur, есть или: отрицательное понятие неделанья предосудительных поступков, или известный источник соревнования для получения одобрения и наград, выражающих его.
Доводы его были сжаты, просты и ясны.
Институт, поддерживающий эту честь, источник соревнования, есть институт, подобный Legion d'honneur [Ордену почетного легиона] великого императора Наполеона, не вредящий, а содействующий успеху службы, а не сословное или придворное преимущество.
– Я не спорю, но нельзя отрицать, что придворное преимущество достигло той же цели, – сказал князь Андрей: – всякий придворный считает себя обязанным достойно нести свое положение.
– Но вы им не хотели воспользоваться, князь, – сказал Сперанский, улыбкой показывая, что он, неловкий для своего собеседника спор, желает прекратить любезностью. – Ежели вы мне сделаете честь пожаловать ко мне в среду, – прибавил он, – то я, переговорив с Магницким, сообщу вам то, что может вас интересовать, и кроме того буду иметь удовольствие подробнее побеседовать с вами. – Он, закрыв глаза, поклонился, и a la francaise, [на французский манер,] не прощаясь, стараясь быть незамеченным, вышел из залы.
Первое время своего пребыванья в Петербурге, князь Андрей почувствовал весь свой склад мыслей, выработавшийся в его уединенной жизни, совершенно затемненным теми мелкими заботами, которые охватили его в Петербурге.
С вечера, возвращаясь домой, он в памятной книжке записывал 4 или 5 необходимых визитов или rendez vous [свиданий] в назначенные часы. Механизм жизни, распоряжение дня такое, чтобы везде поспеть во время, отнимали большую долю самой энергии жизни. Он ничего не делал, ни о чем даже не думал и не успевал думать, а только говорил и с успехом говорил то, что он успел прежде обдумать в деревне.
Он иногда замечал с неудовольствием, что ему случалось в один и тот же день, в разных обществах, повторять одно и то же. Но он был так занят целые дни, что не успевал подумать о том, что он ничего не думал.
Сперанский, как в первое свидание с ним у Кочубея, так и потом в середу дома, где Сперанский с глазу на глаз, приняв Болконского, долго и доверчиво говорил с ним, сделал сильное впечатление на князя Андрея.
Князь Андрей такое огромное количество людей считал презренными и ничтожными существами, так ему хотелось найти в другом живой идеал того совершенства, к которому он стремился, что он легко поверил, что в Сперанском он нашел этот идеал вполне разумного и добродетельного человека. Ежели бы Сперанский был из того же общества, из которого был князь Андрей, того же воспитания и нравственных привычек, то Болконский скоро бы нашел его слабые, человеческие, не геройские стороны, но теперь этот странный для него логический склад ума тем более внушал ему уважения, что он не вполне понимал его. Кроме того, Сперанский, потому ли что он оценил способности князя Андрея, или потому что нашел нужным приобресть его себе, Сперанский кокетничал перед князем Андреем своим беспристрастным, спокойным разумом и льстил князю Андрею той тонкой лестью, соединенной с самонадеянностью, которая состоит в молчаливом признавании своего собеседника с собою вместе единственным человеком, способным понимать всю глупость всех остальных, и разумность и глубину своих мыслей.
Во время длинного их разговора в середу вечером, Сперанский не раз говорил: «У нас смотрят на всё, что выходит из общего уровня закоренелой привычки…» или с улыбкой: «Но мы хотим, чтоб и волки были сыты и овцы целы…» или: «Они этого не могут понять…» и всё с таким выраженьем, которое говорило: «Мы: вы да я, мы понимаем, что они и кто мы ».
Этот первый, длинный разговор с Сперанским только усилил в князе Андрее то чувство, с которым он в первый раз увидал Сперанского. Он видел в нем разумного, строго мыслящего, огромного ума человека, энергией и упорством достигшего власти и употребляющего ее только для блага России. Сперанский в глазах князя Андрея был именно тот человек, разумно объясняющий все явления жизни, признающий действительным только то, что разумно, и ко всему умеющий прилагать мерило разумности, которым он сам так хотел быть. Всё представлялось так просто, ясно в изложении Сперанского, что князь Андрей невольно соглашался с ним во всем. Ежели он возражал и спорил, то только потому, что хотел нарочно быть самостоятельным и не совсем подчиняться мнениям Сперанского. Всё было так, всё было хорошо, но одно смущало князя Андрея: это был холодный, зеркальный, не пропускающий к себе в душу взгляд Сперанского, и его белая, нежная рука, на которую невольно смотрел князь Андрей, как смотрят обыкновенно на руки людей, имеющих власть. Зеркальный взгляд и нежная рука эта почему то раздражали князя Андрея. Неприятно поражало князя Андрея еще слишком большое презрение к людям, которое он замечал в Сперанском, и разнообразность приемов в доказательствах, которые он приводил в подтверждение своих мнений. Он употреблял все возможные орудия мысли, исключая сравнения, и слишком смело, как казалось князю Андрею, переходил от одного к другому. То он становился на почву практического деятеля и осуждал мечтателей, то на почву сатирика и иронически подсмеивался над противниками, то становился строго логичным, то вдруг поднимался в область метафизики. (Это последнее орудие доказательств он особенно часто употреблял.) Он переносил вопрос на метафизические высоты, переходил в определения пространства, времени, мысли и, вынося оттуда опровержения, опять спускался на почву спора.
Вообще главная черта ума Сперанского, поразившая князя Андрея, была несомненная, непоколебимая вера в силу и законность ума. Видно было, что никогда Сперанскому не могла притти в голову та обыкновенная для князя Андрея мысль, что нельзя всё таки выразить всего того, что думаешь, и никогда не приходило сомнение в том, что не вздор ли всё то, что я думаю и всё то, во что я верю? И этот то особенный склад ума Сперанского более всего привлекал к себе князя Андрея.
Первое время своего знакомства с Сперанским князь Андрей питал к нему страстное чувство восхищения, похожее на то, которое он когда то испытывал к Бонапарте. То обстоятельство, что Сперанский был сын священника, которого можно было глупым людям, как это и делали многие, пошло презирать в качестве кутейника и поповича, заставляло князя Андрея особенно бережно обходиться с своим чувством к Сперанскому, и бессознательно усиливать его в самом себе.
