Книга Царств

Кни́ги Ца́рств — четыре исторических книги Ветхого Завета в Септуагинте и в православном каноне.

Четыре книги Царств православного канона в еврейском кодексе священных книг (Танахе) составляют только две книги.

1. Одна из них, в состав которой входят первая и вторая книги Царств, называется «книга Самуила» (или «Шмуэль»), потому что здесь средоточием рассказа служит пророк Самуил, при посредстве которого совершилась перемена правления в народе Божием и который помазал на царство двух первых царей — Саула и Давида.
2. Другая книга, в состав которой входят третья и четвёртая книги, называется «книга Царей» (или «Мелахим» — Цари).

Деление на четыре книги явилось прежде всего у александрийских переводчиков; впрочем, православная церковь в каноническом счислении книг удержала древнее еврейское деление на две книги. В греческой Библии (Септуагинте) все четыре книги носят общее название «Βασιλέιωι», то есть «книги Царств», потому что в первой и второй книгах изображаются события непосредственно-божественного (теократического) царства, какое свойственно было народу Божиему, и царства человеческого, какого возжелал Израиль по примеру языческих народов, а в третьей и четвёртой изображается судьба царств Иудейского и Израильского.

Авторами книг Царств считаются пророки, которые преемственно записывали события своего времени. Так, например, по свидетельству иудейского предания и первой книги Паралипоменон, авторами 1 и 2 книги Царств были пророки Самуил (24 главы), Нафан и Гад, а третьей и четвёртой — Ахия Силомлянин (3Цар. 11:29), Адда и Исаия (2Пар. 30:11, 33:32 и др.). Вероятно, 3 и 4 книги Царств приведены в настоящий вид и состав писателем времён Вавилонского плена, как полагают — Ездрою, который пользовался «Историей Соломона» (3Цар. 11:41), «Летописью царей иудейских» и «Летописью царей Израильских» (см. 3Цар. 14:19, 29; 15:7; 16:5, 14; 4Цар. 1:18; 8:23; 10:34 и др.). Летописи эти не следует смешивать с государственными актами и официальными записями, которые велись придворными чиновниками в Иудейском царстве (см. 3Цар. 4:3; 4Цар. 18:18, 37), но едва ли существовали в Израильском.

Чиновники от правительства не могли так строго критически и грозно обличительно относиться к деятельности царей, как это делают составители «летописей», послуживших основанием 3 и 4 книг Царств. Есть мнение, основанное на иудейском предании, по которому 3 и 4 книги Царств составлены пророком Иеремией, но этого мнения принять нельзя: третья и четвёртая книги Царств составлены во второй период Вавилонского пленения (см. 4Цар. 25:27 и сл.) и в земле пленения, между тем как пророк Иеремия последние годы своей жизни провёл не в Вавилоне, а в Египте. Книги Царств охватывают около 600 лет жизни еврейского народа, от рождения пророка Самуила до освобождения Иехонии из темницы в 37-м году по переселении его в Вавилон (ок. 1170—567 до н. э.).

Книга первая, начиная историю еврейского народа от рождения Самуила, доводит её до смерти царя Саула — 110 лет; вторая описывает царствование Давида — 40 лет: третья излагает историю от Соломона до Иосафата — 120 лет, четвёртая — от смерти Ахава до плена вавилонского — около 335 лет.

Общей целью написания всех книг Царств можно предположить изображение политического состояния (благополучного или несчастного) еврейского народа в связи с религиозно-нравственной его жизнью или состояния веры при царях. В частности, авторы 1 и 2 книги Царств подробным изложением событий из жизни Самуила и Давида хотели отобразить возможно точный образ еврейского пророка — в лице Самуила, а царя — в лице Давида. Цель составителей 3 и 4 книги Царств заключается в том, чтобы представить картину постепенного упадка царств иудейского и израильского в связи с причинами этого явления — презрением к слову пророческому и в особенности идолопоклонством.

Литература

1. Епископ Михаил. Исторические книги Ветхого Завета. — Тула, 1899.
2. Афанасьев Д. Руководство по предмету Свящ. Писания. Книги исторические Св. Писания Ветхого Завета. 4-е изд. — Ставрополь, 1896.

Ссылки

• [www.agape-biblia.org/Agapbibl.htm Библия, Ветхий Завет]
• Царств книги // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Книга Царств

По арфе золотой бродя,
Своей гармониею страстной
Зовет к себе, зовет тебя!
Еще день, два, и рай настанет…
Но ах! твой друг не доживет!
И он не допел еще последних слов, когда в зале молодежь приготовилась к танцам и на хорах застучали ногами и закашляли музыканты.

Пьер сидел в гостиной, где Шиншин, как с приезжим из за границы, завел с ним скучный для Пьера политический разговор, к которому присоединились и другие. Когда заиграла музыка, Наташа вошла в гостиную и, подойдя прямо к Пьеру, смеясь и краснея, сказала:
– Мама велела вас просить танцовать.
– Я боюсь спутать фигуры, – сказал Пьер, – но ежели вы хотите быть моим учителем…
И он подал свою толстую руку, низко опуская ее, тоненькой девочке.
Пока расстанавливались пары и строили музыканты, Пьер сел с своей маленькой дамой. Наташа была совершенно счастлива; она танцовала с большим , с приехавшим из за границы . Она сидела на виду у всех и разговаривала с ним, как большая. У нее в руке был веер, который ей дала подержать одна барышня. И, приняв самую светскую позу (Бог знает, где и когда она этому научилась), она, обмахиваясь веером и улыбаясь через веер, говорила с своим кавалером.
– Какова, какова? Смотрите, смотрите, – сказала старая графиня, проходя через залу и указывая на Наташу.
Наташа покраснела и засмеялась.
– Ну, что вы, мама? Ну, что вам за охота? Что ж тут удивительного?

В середине третьего экосеза зашевелились стулья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитриевна, и большая часть почетных гостей и старички, потягиваясь после долгого сиденья и укладывая в карманы бумажники и кошельки, выходили в двери залы. Впереди шла Марья Дмитриевна с графом – оба с веселыми лицами. Граф с шутливою вежливостью, как то по балетному, подал округленную руку Марье Дмитриевне. Он выпрямился, и лицо его озарилось особенною молодецки хитрою улыбкой, и как только дотанцовали последнюю фигуру экосеза, он ударил в ладоши музыкантам и закричал на хоры, обращаясь к первой скрипке:
– Семен! Данилу Купора знаешь?
Это был любимый танец графа, танцованный им еще в молодости. (Данило Купор была собственно одна фигура англеза .)
– Смотрите на папа, – закричала на всю залу Наташа (совершенно забыв, что она танцует с большим), пригибая к коленам свою кудрявую головку и заливаясь своим звонким смехом по всей зале.
Действительно, всё, что только было в зале, с улыбкою радости смотрело на веселого старичка, который рядом с своею сановитою дамой, Марьей Дмитриевной, бывшей выше его ростом, округлял руки, в такт потряхивая ими, расправлял плечи, вывертывал ноги, слегка притопывая, и всё более и более распускавшеюся улыбкой на своем круглом лице приготовлял зрителей к тому, что будет. Как только заслышались веселые, вызывающие звуки Данилы Купора, похожие на развеселого трепачка, все двери залы вдруг заставились с одной стороны мужскими, с другой – женскими улыбающимися лицами дворовых, вышедших посмотреть на веселящегося барина.
– Батюшка то наш! Орел! – проговорила громко няня из одной двери.
Граф танцовал хорошо и знал это, но его дама вовсе не умела и не хотела хорошо танцовать. Ее огромное тело стояло прямо с опущенными вниз мощными руками (она передала ридикюль графине); только одно строгое, но красивое лицо ее танцовало. Что выражалось во всей круглой фигуре графа, у Марьи Дмитриевны выражалось лишь в более и более улыбающемся лице и вздергивающемся носе. Но зато, ежели граф, всё более и более расходясь, пленял зрителей неожиданностью ловких выверток и легких прыжков своих мягких ног, Марья Дмитриевна малейшим усердием при движении плеч или округлении рук в поворотах и притопываньях, производила не меньшее впечатление по заслуге, которую ценил всякий при ее тучности и всегдашней суровости. Пляска оживлялась всё более и более. Визави не могли ни на минуту обратить на себя внимания и даже не старались о том. Всё было занято графом и Марьею Дмитриевной. Наташа дергала за рукава и платье всех присутствовавших, которые и без того не спускали глаз с танцующих, и требовала, чтоб смотрели на папеньку. Граф в промежутках танца тяжело переводил дух, махал и кричал музыкантам, чтоб они играли скорее. Скорее, скорее и скорее, лише, лише и лише развертывался граф, то на цыпочках, то на каблуках, носясь вокруг Марьи Дмитриевны и, наконец, повернув свою даму к ее месту, сделал последнее па, подняв сзади кверху свою мягкую ногу, склонив вспотевшую голову с улыбающимся лицом и округло размахнув правою рукой среди грохота рукоплесканий и хохота, особенно Наташи. Оба танцующие остановились, тяжело переводя дыхание и утираясь батистовыми платками.