4-й её королевского величества гусарский полк

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
4th Queen's Own Hussars
4-й её королевского величества гусарский полк
Годы существования

с 1685 года

Страна

Великобритания Великобритания

Подчинение

Королевский бронетанковый корпус

Входит в

Сухопутные войска Великобритании

Тип

Бронетанковые войска

Функция

лёгкая кавалерия

Численность

550 человек

Прозвища

Paget’s Irregular Horse

Девиз

Mente et Manu

Участие в
Командиры
Известные командиры

Уинстон Черчилль

4-й её королевского величества гусарский полк (англ. 4th Queen’s Own Hussars) — кавалерийский полк британской армии, впервые сформированный в 1685 году. Он просуществовал почти три столетия и в 1958 году влился в состав Ирландских Гусар Её величества, прекратив самостоятельное существование.

Полк был впервые сформирован в 1685 году как Драгунский Полк принцессы Анны Датской. В него было сведено несколько отдельных независимых отрядов. В 1751 году он был официально назван «4-й драгунский полк», а в 1788 году назван «4-й её королевского величества драгунский полк» при королеве Шарлотте.

В 1818 году его переименовали в легкий драгунский, и он стал называться «4-й её королевского величества легкий драгунский полк», а в 1861 году переименован в 4-й гусарский. После Первой Мировой Войны, в 1921 году, полк переименовали в «4-й её королевского величества гусарский полк».

В 1936 году полк был механизирован и в 1939 году переведен в Королевский бронетанковый корпус.





История

4-й гусарский участвовал в Пиренейских войнах Веллингтона и принимал участие в сражении при Саламанке в составе 1-й бригады Ле Маршана, которая провела одну из самых знаменитых кавалерийских атак той эпохи. Полк получил шесть боевых отличий за ту кампанию.

Впоследствии участвовал в Первой англо-афганской войне и был награждён за сражение при Газни (1839).

Позже полк участвовал в Крымской войне. Он был направлен в Крым, где в сражении под Балаклавой участвовал в так называемой «атаке легкой бригады» вместе с 8-м гусарским полком. Во время этой атаки рядовой Самуэль Паркес спас горниста Хью Кроуфорда, за что получил крест Виктории.

В 1884—1884 годах 43 рядовых и 2 офицера этого полка участвовали в Нильской Экспедиции, где заслужили 45 медалей.

Во время Англо-бурской войны полк находился в Индии, но 44 человека служили в Африке в составе других полков.

В годы Первой Мировой войны полк служил во Франции, где получил 21 боевое отличие и почти 100 наград за храбрость. Полк находился в составе 2-й кавалерийской дивизии, которая действовала в районе Бельгии, около Монса и Льежа.

В 1936 году полк механизировали и перевели из линейной кавалерии в королевский бронетанковый корпус. В годы Второй Мировой Войны полк сражался в Греции, под Аль-Аламейном и в Италии. Во втором сражении при Аль-Аламейне полк был разделен на части: одна была включена в 1-ю бронетанковую бригаду генерала Тодда, вторая — снова вместе с 8-м гусарским была включена в 4-ю лёгкую бронетанковую бригаду генерала Роддика.

В годы войны полковником являлся Уинстон Черчилль (с 1941 по 1965 год)[1].

Черчилль

Напишите отзыв о статье "4-й её королевского величества гусарский полк"

Примечания

  1. [www.qrhregtassoc.org.uk/history.html Regimental Association]

Ссылки

  • [web.archive.org/web/20110719120900/www.ian.a.paterson.btinternet.co.uk/orgarmour.htm Regiments That Served With The 7th Armoured Division]
  • [www.northeastmedals.co.uk/british_cavalry_regiment/4th_queens_own_hussars.htm Награды 4-го гусарского полка]

Отрывок, характеризующий 4-й её королевского величества гусарский полк

– Пош… пошел скорее! – крикнул он на кучера дрожащим голосом.
Коляска помчалась во все ноги лошадей; но долго еще позади себя граф Растопчин слышал отдаляющийся безумный, отчаянный крик, а перед глазами видел одно удивленно испуганное, окровавленное лицо изменника в меховом тулупчике.
Как ни свежо было это воспоминание, Растопчин чувствовал теперь, что оно глубоко, до крови, врезалось в его сердце. Он ясно чувствовал теперь, что кровавый след этого воспоминания никогда не заживет, но что, напротив, чем дальше, тем злее, мучительнее будет жить до конца жизни это страшное воспоминание в его сердце. Он слышал, ему казалось теперь, звуки своих слов:
«Руби его, вы головой ответите мне!» – «Зачем я сказал эти слова! Как то нечаянно сказал… Я мог не сказать их (думал он): тогда ничего бы не было». Он видел испуганное и потом вдруг ожесточившееся лицо ударившего драгуна и взгляд молчаливого, робкого упрека, который бросил на него этот мальчик в лисьем тулупе… «Но я не для себя сделал это. Я должен был поступить так. La plebe, le traitre… le bien publique», [Чернь, злодей… общественное благо.] – думал он.
У Яузского моста все еще теснилось войско. Было жарко. Кутузов, нахмуренный, унылый, сидел на лавке около моста и плетью играл по песку, когда с шумом подскакала к нему коляска. Человек в генеральском мундире, в шляпе с плюмажем, с бегающими не то гневными, не то испуганными глазами подошел к Кутузову и стал по французски говорить ему что то. Это был граф Растопчин. Он говорил Кутузову, что явился сюда, потому что Москвы и столицы нет больше и есть одна армия.
– Было бы другое, ежели бы ваша светлость не сказали мне, что вы не сдадите Москвы, не давши еще сражения: всего этого не было бы! – сказал он.
Кутузов глядел на Растопчина и, как будто не понимая значения обращенных к нему слов, старательно усиливался прочесть что то особенное, написанное в эту минуту на лице говорившего с ним человека. Растопчин, смутившись, замолчал. Кутузов слегка покачал головой и, не спуская испытующего взгляда с лица Растопчина, тихо проговорил:
– Да, я не отдам Москвы, не дав сражения.
Думал ли Кутузов совершенно о другом, говоря эти слова, или нарочно, зная их бессмысленность, сказал их, но граф Растопчин ничего не ответил и поспешно отошел от Кутузова. И странное дело! Главнокомандующий Москвы, гордый граф Растопчин, взяв в руки нагайку, подошел к мосту и стал с криком разгонять столпившиеся повозки.


В четвертом часу пополудни войска Мюрата вступали в Москву. Впереди ехал отряд виртембергских гусар, позади верхом, с большой свитой, ехал сам неаполитанский король.
Около середины Арбата, близ Николы Явленного, Мюрат остановился, ожидая известия от передового отряда о том, в каком положении находилась городская крепость «le Kremlin».
Вокруг Мюрата собралась небольшая кучка людей из остававшихся в Москве жителей. Все с робким недоумением смотрели на странного, изукрашенного перьями и золотом длинноволосого начальника.
– Что ж, это сам, что ли, царь ихний? Ничево! – слышались тихие голоса.
Переводчик подъехал к кучке народа.
– Шапку то сними… шапку то, – заговорили в толпе, обращаясь друг к другу. Переводчик обратился к одному старому дворнику и спросил, далеко ли до Кремля? Дворник, прислушиваясь с недоумением к чуждому ему польскому акценту и не признавая звуков говора переводчика за русскую речь, не понимал, что ему говорили, и прятался за других.
Мюрат подвинулся к переводчику в велел спросить, где русские войска. Один из русских людей понял, чего у него спрашивали, и несколько голосов вдруг стали отвечать переводчику. Французский офицер из передового отряда подъехал к Мюрату и доложил, что ворота в крепость заделаны и что, вероятно, там засада.